Ли Стеффи, Дуэль Аллен

На острие клинка

© Ли Стеффи, текст, 2025

© Аллен Дуэль, текст, 2025

© Mageonduty, иллюстрации, 2025

© Эндора Доберман, иллюстрации, 2025

© E.F., иллюстрации, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Для тех, кто верит в магию – ту, что в сердце, и ту, что вокруг нас.

Пролог

Сэм

Густой, непроглядный туман плотным саваном опустился на лагерь, скрывая его от внешнего мира. Воздух, тяжелый и влажный, был пропитан терпким ароматом прелой листвы и тлеющей древесины. Я стоял на коленях, острые камни и холодная сырая земля впивались в кожу. Руки и ноги, туго стянутые веревками, ныли. Вокруг толпились люди, темные силуэты мелькали в тумане, будто призраки. Меня толкали, пробегая мимо, не обращая внимания на мои стоны.

– Сэм! – сквозь гул прорвался знакомый голос, полный отчаяния.

Преодолевая слабость и головокружение, я с трудом поднял голову. В центре лагеря бушевал огромный костер. Вспышки пламени, подобно ненасытным чудовищам, жадно пожирали сухие ветви, разбрасывая во все стороны снопы оранжевых искр и клубы удушливого дыма. А в самом сердце этого огненного вихря, привязанная к столбу, стояла Скай. Ее лицо, бледное и измученное, было залито кровью – она явно подверглась жестоким пыткам. От этого ужасающего вида я испытал невыносимую душевную боль, затмившую все физические страдания.

Я изо всех сил стремился вырваться из пут и спасти Скай, охваченную адским огнем. Мускулы напряглись до предела, веревки врезались в кожу, но я оставался неподвижен, словно прикованный к земле невидимой силой. Несмотря на отчаянные усилия, я не мог сдвинуться ни на дюйм.

Пламя жадно охватило Скай. Ее кожа начала трескаться и чернеть от нестерпимого жара. Из горла вырвался душераздирающий вопль, пронзивший меня насквозь, до самого сердца. Смотреть на то, как она горит заживо, было выше моих сил. В носу защекотало от резкой, тошнотворной вони паленой плоти. К горлу подступила жгучая волна тошноты, грозя вырваться наружу. Мир вокруг померк, заполнился криком и треском голодного пламени.

Глава 1

Скай

• «С сегодняшнего дня я официально могу покупать алкоголь и просаживать зарплату в казино. Жизнь определен́но заиграла новыми красками:)»

Мой палец коснулся кнопки «опубликовать», и я отложила телефон в сторону, понимая, что большая часть моих подписчиков еще видит сны. Утро началось раньше обычного – лай соседской собаки был настолько громким, что, казалось, разбудил полрайона. Сегодня мне не нужно на работу: папа дал заслуженный отгул в честь праздника. Мой рабочий день в пабе редко начинался утром – только по выходным или когда нужно было подменить отца. Обычно я приходила туда после занятий в университете и работала до вечера.

Живот громко заурчал – вчера я уснула, так и не поужинав. В доме стояла тишина, родители еще спали, я решила не нарушать их покой и сходить в душ. Включив воду, я с наслаждением подставила лицо под прохладные струи.

Я любила этот день и всегда ждала. Мне нравилось погружаться в размышления, переосмысливать взгляды и цели, строить новые планы. Двадцатилетие стало для меня шагом в неизведанное. Поступление в университет, новые знакомства, преодоление боли после расставания с парнем – все это было частью моего пути. И, оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что неплохо справилась со всеми испытаниями и готова двигаться дальше.

Выйдя из душа, я заметила, что мой телефон разрывается от уведомлений. Комментарии под постом множились с каждой секундой.

• «Подожди меня годик, в казино пойдем вместе, хех»

• «С днем рождения, старушка!»

• «В твоем пабе для тебя алкоголь был всегда безлимитным:)»

Улыбка озарила мое лицо. У меня было не так много подписчиков – я знала почти каждого, – но их внимание всегда невероятно радовало. Блог, который я завела пару лет назад, стал моей отдушиной. Я часто публиковала посты в готической атмосфере, делилась интересными образами. Дополняла это все своей рефлексией на различные темы. Поначалу моей единственной подписчицей была подруга детства Вивьен, но спустя время фотографии начали набирать обороты и попадаться людям в рекомендациях. Так я и собрала свой уютный мир на семь тысяч человек. Мне этого хватало сполна, учитывая, что изначальной моей целью было просто вести своего рода личный дневник.

Плюс один новый комментарий:

• «Поздравляю, ты стала на год ближе к моему похоронному бюро!»

Это была Вивьен с ее неизменным поздравлением, которое она считала своим долгом писать каждый год. Теперь я по-настоящему ощутила праздничное настроение. Мой ответ не заставил себя долго ждать:

• «Спасибо ₍^. ^₎ Думаю, мы окажемся там примерно в одно время»

Своеобразный юмор стал неотъемлемой частью нашей дружбы, которая зародилась при довольно необычных обстоятельствах. Мы познакомились с Вивьен в возрасте шести лет. Мамина кузина скончалась, и мы пришли на церемонию прощания в похоронное бюро, принадлежавшее родителям Вивьен. Они, будучи патологоанатомами, давно мечтали открыть собственный бизнес в сфере ритуальных услуг, и им это удалось. Похоронное бюро семьи Де Хедекель имело отличную репутацию в нашем городе. Вивьен, с детства вращаясь в этой специфической атмосфере, была активно вовлечена в семейное дело. Дом Де Хедекель располагался на том же участке, что и бюро, – довольно нестандартное решение, но родители Вивьен считали его практичным. Благодаря размеру территории и удаленности от соседей им удалось реализовать эту идею без нарушения каких-либо санитарных норм и правил. В тот день, после церемонии прощания, ожидая родителей, я бродила по двору и увидела Вивьен, сидящую в компании какой-то страшной куклы. У нас завязался детский бессмысленный диалог, который, как ни странно, положил начало долгой дружбе.

Пока я занималась макияжем и прической, в коридоре послышались шаги родителей. Они проснулись, и это означало, что скоро раздастся привычный стук в дверь – трогательная семейная традиция, которую я, несмотря на свой уже вполне взрослый возраст, по-прежнему ждала с трепетом. С недавних пор я начала задумываться о переезде и самостоятельной жизни. Но пока мне хотелось отложить эти мысли и в полной мере насладиться драгоценными мгновениями и теплом родительского дома. Мне невероятно повезло с семьей. С самого раннего возраста я была окружена заботой, поддержкой, вниманием, и с годами нежные чувства только крепли.

Тихий стук в дверь вырвал меня из размышлений. Я отложила тушь и, повернувшись на стуле, с нетерпением посмотрела на вход.

– Да, заходите! – воскликнула я, не скрывая радости.

Дверь распахнулась, и на пороге появились родители. Мама держала в руках небольшой торт. Он был оформлен в темных тонах, а сверху горели несколько тонких черных свечей. Эта трогательная деталь, показывающая их внимание к моей любви ко всему мрачному, вызвала у меня умиление. Инстинктивно обхватив ноги руками, я почувствовала, как щеки заливает румянец.

– С днем рождения, дорогая! – хором произнесли родители, их голоса были наполнены теплотой.

Я вскочила со стула и, улыбаясь, подошла к ним. Вблизи торт оказался еще прекраснее. Он весь сиял блестками, точно ночное небо, усыпанное звездами. По краю торта располагались небольшие бордовые бантики, а в центре, между свечами, выделялась надпись «21», написанная будто кровью. Родители всегда отличались креативностью в выборе торта, но этот превзошел все мои ожидания.

– Это очень красиво! Спасибо вам огромное!

Сложив ладони, словно в молитве, я поднесла их к губам, готовясь загадать желание. На мгновение задумалась, осознав, что мне не много нужно. Я в полной мере получала любовь от семьи и друзей, занималась любимым делом и уверенно двигалась к своим мечтам. Собравшись с мыслями, я закрыла глаза и сказала про себя: «Пусть в моей жизни произойдут невероятные, головокружительные перемены, такие, о которых сейчас я даже не смею мечтать». Задув свечи, я услышала громкие поздравления родителей.

– Ну что, пора повышать тебе зарплату? Иначе на казино не хватит! – Папа хитро подмигнул мне.

– Так, кто-то с утра уже мой пост увидел? – рассмеялась я.

– Кстати о постах. – Мама поставила торт на прикроватную тумбочку и посмотрела на папу, который явно что-то прятал за спиной.

– Скай, мы долго не могли решить, что тебе подарить… – начал он. – В общем, это не слишком оригинально, но мы подумали, что ты много времени уделяешь фотографиям, блогу, поэтому тебе пора обновить кое-что. – Папа протянул мне небольшую коробку, завернутую в крафтовую бумагу.

Взяв ее в руки и ощутив вес, я начала догадываться, что внутри. Уже года три я ходила со своим стареньким телефоном. Работал он без нареканий, поэтому мысли о замене меня не посещали. Я начала медленно разрывать бумагу, и вскоре показалась белая коробка. Это был он – новый iPhone 15. Расплывшись в широкой улыбке, я взвизгнула от восторга, представляя, насколько улучшится качество моих снимков.

– Это же очень дорого! Зачем?

– Ну перестань, – ответила мама. – Мы давно не дарили тебе ничего подобного!

Мои родители были обеспеченными людьми. Они служили для меня ярким примером того, что упорным трудом можно достичь больших высот. У папы был собственный бизнес – тринадцать лет назад он открыл паб, ставший одним из самых посещаемых в городе. Мама, имея два высших образования, занимала должность канцлера в университете, где я училась. Мы ни в чем не нуждались, но наша жизнь не превратилась в бесконечную погоню за материальными благами. Родители предпочитали инвестировать в недвижимость или путешествия, следуя принципу: деньги должны либо работать на тебя, либо создавать воспоминания.

– Нет, если не нужен, мы не гордые, можем и забрать. – Папа скрестил руки на груди, прищурившись.

– Нужен, – ответила я. – Очень нужен. – Подойдя ближе, я крепко обняла их, стараясь вложить в эти объятия всю свою благодарность.

– Мы рады, что тебе понравилось. – Папа поцеловал меня в щеку и теперь уже сам посмотрел на маму, будто чего-то ожидая.

– Подарки на этом не закончились? – усмехнулась я, переводя взгляд с папы на маму.

– Есть еще кое-что.

Мама задумалась, а затем тихо вышла из комнаты. Я вопросительно взглянула на отца, надеясь, что он прояснит ситуацию, но весь его вид демонстрировал растерянность. Спустя пару минут мама вернулась, держа в руках конверт, пожелтевший от времени.

– Скай, – произнесла мама с дрожью в голосе, – это письмо… Его написала тебе бабушка. Она специально отдала его мне и попросила передать, когда тебе исполнится двадцать один. Я, честно говоря, не знаю, почему именно этот возраст и что там внутри, но… она была очень настойчива. – Мама протянула мне конверт с осторожностью, словно боялась его повредить.

Меня окатило волной мурашек. Бабушки не было с нами уже четыре долгих года. После ее ухода я берегла каждую вещь, которая имела для нее ценность, – пожелтевшие фотографии, письма дедушке, исписанные рецептами тетради, – будто в них жила частичка ее души, энергии и тепла. Первый год после смерти бабушки я постоянно перечитывала всевозможные записи, стараясь уловить ее голос, всматривалась в фотографии, пытаясь вновь ощутить на себе тот самый, полный нежности взгляд… Я и представить себе не могла, что смогу прочитать от нее хоть строчку, которую не видела раньше. Сердце заколотилось, предвкушение смешалось с тревогой.

– Не могу поверить…

Конверт оказался у меня, и странное, почти забытое чувство захлестнуло с головой. На глаза навернулись слезы. Я повертела его в руках. Плотная пожелтевшая бумага, а на обратной стороне – аккуратная черная печать из сургуча. Подняв взгляд на родителей, я сделала глубокий прерывистый вдох. В их глазах читались понимание и тихая грусть.

– Мы оставим тебя одну. – Мама поджала губы и, легко коснувшись моего плеча, вышла из комнаты. Папа, задержавшись на мгновение, многозначительно кивнул и последовал за ней, прикрыв за собой дверь.

Я села на кровать, оставшись наедине с весточкой из прошлого. Собравшись с духом, аккуратно вскрыла конверт. Внутри лежали письмо и небольшая фотография. Взяв снимок в руки, я больше не смогла сдерживать эмоции. Слезы хлынули из глаз, застилая мир вокруг. Этой фотографии у меня не было, но я отчетливо помнила тот день. Мне было около пяти лет, мы с бабушкой сидели во дворе ее дома. Устроившись у нее на коленях, я заливисто смеялась, глядя куда-то вдаль. Бабушка смотрела в том же направлении, и ее лицо освещала та самая любящая улыбка, которая навсегда осталась в моей памяти.

Завороженная, я рассматривала каждую деталь фотографии, каждую морщинку на лице бабушки, каждый блик солнца на седых волосах. Перевернув снимок, я увидела надпись, сделанную ее почерком:

«Скай рассмешил хохочущий филин. Лили поймала чудесный момент!

15 июня 2008».

Отложив фотографию, я развернула сложенное вдвое письмо. Возможно, это было лишь плодом моего воображения, но мне показалось, что я ощущаю знакомый бабушкин аромат, исходящий от бумаги. Словно она незримо была здесь, рядом, сидела в этой комнате и наблюдала за мной. Шмыгнув носом, я начала читать.

«Дорогая Скай, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет рядом. Представляю, какой красавицей ты стала. Мне безумно хотелось бы увидеть, как складывается твоя жизнь, узнать о новых увлечениях, о том, встретила ли ты настоящую любовь. Надеюсь, что тоска в твоей душе сменилась светлой памятью обо мне. Мы пережили вместе столько замечательных моментов – вспоминай их с улыбкой. С такой же лучезарной, как на фотографии, которую я вложила в конверт.

Сегодня твой день рождения. Мне даже не верится, что ты уже такая взрослая. Поздравляю тебя, внучка! Хочу сказать, что у тебя начинается новый этап. Возможно, поначалу тебе будет казаться, что жизнь превратилась в тлен, а ты стала заложницей обстоятельств, но это не так. Нужно оставаться непоколебимой, принять все, что с тобой будет происходить, и осознать: это новая ты, и прежней Скай больше не будет. Я была на твоем месте и знаю, о чем говорю.

Мне очень жаль, что у меня не хватило сил дожить до этого момента и стать твоей опорой в такой важный период. Но я спокойна, потому что знаю: у тебя появится кто-то, кто не оставит в беде и всегда будет рядом, несмотря ни на что. Впереди ждет много опасностей, но ты сильная и смелая, моя девочка. Однажды мы обязательно снова встретимся, и ты будешь долго-долго рассказывать мне обо всем. А сейчас… не забывай, что магия живет внутри тебя, Скай. И она сильнее, чем ты думаешь.

С любовью, твоя бабушка Грейс».

Глава 2

Скай

Я родилась в начале осени, и каждый год в мой день рождения стояла чудесная погода. Впрочем, для нашего города это неудивительно – зимы у нас нет, и температура днем никогда не опускается ниже десяти градусов. Раньше дни рождения были настоящим праздником, шумным и веселым. Мы отмечали их всей семьей и, конечно же, с Вивьен. Бабушка всегда приезжала накануне праздника и гостила у нас еще несколько дней. Мы веселились, ходили в парки аттракционов, устраивали пикники. После ее смерти все изменилось. Праздники потускнели, стали тихими и немного грустными. Но традиция собираться вместе осталась. Теперь это больше походило на уютный семейный ужин. Сегодня папа предложил собраться в пабе, и эта идея мне откликнулась. Но прежде я хотела навестить бабушку.

К ней на могилу я приходила редко, всего пару раз в год. Чаще просто не хватало сил. Видеть ее имя, выгравированное на мраморной плите, – каждый раз болезненное напоминание о том, что ее и правда больше нет. Спустя столько лет в это все еще сложно поверить. А после ее письма желание сходить на кладбище только усилилось. У меня было слишком много вопросов, на которые никто не мог ответить. Что она имела в виду? Какие изменения меня ждут? Я перечитала письмо несколько раз, пытаясь вдуматься в слова, но все было напрасно.

Я медленно шла по кладбищу, щурясь от яркого солнца. Ряды одинаковых надгробий тянулись вдаль, имена и даты сменяли друг друга, вызывая легкое чувство тревоги. Становилось не по себе от мысли, что все эти люди когда-то жили, дышали, испытывали эмоции, обнимали близких… Деревьев на кладбище почти не было, лишь несколько кипарисов росло по краям. Возле одного из них и было расположено надгробие. Бабушка никогда не любила палящее солнце и всегда старалась держаться в тени. Поэтому, думаю, это место ей бы понравилось. Дойдя до могилы, я дотронулась до прохладной плиты.

«Грейс-Лилиан Атертон,

1953–2020»

– Привет, бабушка, – прошептала я, опускаясь на газон. – Знаю, ты меня ждала. Я принесла письмо. – Я помахала конвертом перед могильной плитой, глубоко вздохнула и снова раскрыла его. – Не могу передать словами, какое счастье оно мне принесло. Будто ты не умирала вовсе, а написала его сейчас. Я почти ничего не поняла, – с моих губ сорвался тихий смешок, – но я рада. Это лучший подарок, какой только можно представить. Спасибо, что подумала обо мне. Это безумие, но, читая его, снова и снова чувствую, будто я рядом с тобой. – К глазам подступили слезы, и я подняла голову к небу, стараясь сдержаться. – Может быть, ты сейчас здесь и слышишь меня. Прости, что так редко прихожу, я бы хотела бывать чаще, но… – Запнувшись, я сглотнула подступивший к горлу ком. – Но не могу… Я так и не нашла в себе силы поехать в твой дом. Мама с папой ездили, привезли твои вещи. А я не смогла. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что увижу террасу, на которой меня больше никто не ждет. Не хочу ощущать эту гнетущую пустоту, заходя внутрь. Дом всегда был наполнен радостью, нашими бесконечными разговорами и сказками, которые ты сочиняла в моем детстве. Как бы я хотела хоть на минуту оказаться там снова, но только вместе с тобой.

Двенадцать лет назад

Вечерами мы с бабушкой часто бродили по лесу, окружавшему ее дом. Его извилистые тропинки я знала как свои пять пальцев. Лес был большой и местами довольно дикий. Мы собирали там ягоды и грибы, а иногда отправлялись на поиски сброшенных оленьих рогов. Пару раз нам даже посчастливилось издали наблюдать за стайкой косуль – видеть этих животных в их естественной среде обитания всегда было захватывающе. В тот вечер я, как обычно, бежала впереди, пытаясь угнаться за шустрой белкой, которая ловко перепрыгивала с ветки на ветку.

– Скай, постой! – донесся до меня тихий усталый голос бабушки. – Мне нужно немного отдышаться.

Кивнув, я запрокинула голову и сквозь кроны деревьев заметила первую звездочку, которая загорелась на еще светлом небе. Лес переливался красивейшими оттенками: зеленым – от листвы, коричневым – от стволов деревьев, красным – от ягод рябины, фиолетовым…

«Фиолетовый?» – удивилась я, вглядываясь в сумеречную густоту леса. Мое внимание остановилось на поляне, раскинувшейся за деревьями. Вся она была усеяна фиолетовыми цветами удивительной красоты. Таких растений я не видела даже в книгах с любимыми сказками. Эта местность была исследована мной от и до, но цветы я вспомнить не могла, как ни старалась.

– А что это за цветы? – Я ринулась к своей находке.

– Скай! Вернись! – звала меня бабушка встревоженным голосом.

Я ловко перепрыгнула через поваленное дерево и замерла. Передо мной открывалось огромное пространство, усеянное цветами. Они напоминали кувшинки, каждая размером с мою ладонь. Несмотря на то, что солнце уже скрылось, растения словно светились и мерцали. Я коснулась лепестков, на которых проступал рисунок тонких прожилок.

– Посмотри, какие красивые! – произнесла я, обращаясь к запыхавшейся бабушке.

– Да, красивые, – вздохнула она, явно не разделяя моего восторга, – но ядовитые.

– Правда? А почему я их раньше не видела?

– Они цветут раз в четыре года. Ты была совсем маленькой во время последнего цветения. К тому же днем они не так заметны. Эти цветы распускаются только к вечеру, – объяснила бабушка, беря меня за руку. – Хочешь, расскажу интересную историю о том, как одна девушка чуть не погибла от их яда?

– Конечно, хочу!

– Тогда пойдем домой, уже холодает. Испечем лимонный пирог и будем пить чай!

В камине потрескивали дрова. Чайник вовсю кипел, заполняя кухню паром. Я в нетерпении болтала ногами, сидя за столом. Трудно было сказать, чего я ждала с большим предвкушением: кусочка любимого лимонного пирога или новой захватывающей истории. Бабушка, точно волшебница, колдовала у стола. Запах цитруса разливался по кухне, смешиваясь с дымком от камина. В большой миске уже ждала масса из взбитого с сахаром масла. Бабушка просеяла муку, добавила нужные ингредиенты и замесила тесто.

– Помнишь, я рассказывала тебе очень интересную сказку о девушке, которой судьбой было уготовано стать ведьмой? – начала она.

Я радостно закивала, так как очень любила эту историю. Она была самой увлекательной из всех, что рассказывала бабушка.

– Ее красота и несокрушимая сила поражали. Одни восхищались ей, другие тайно ненавидели. Она была уверена, что ничто в мире не способно ее сломить. Но однажды эта уверенность пошатнулась…

Я подперла обеими ладонями подбородок и, затаив дыхание, продолжала слушать и наблюдать за действиями бабушки. Она замешивала начинку.

– Тот самый цветок, что так тебе приглянулся сегодня, способен затуманить разум красотой, а после – убить ядом. Молодой ведьме Эларии была присуща любовь ко всевозможным растениям и цветам. Ведьмы черпали от них энергию, создавали волшебные отвары, которые помогали лечить болезни.

Бабушка глубоко вздохнула, посмотрела на меня и отправила пирог в духовку. Оставалось только ждать, когда кухня наполнится ароматом свежей выпечки.

– Когда сестра Эларии заболела, девушка отправилась на поиски бузины, известной своим целебным действием при гриппе. Однако вместо бузины она наткнулась на нечто совершенно иное. Ее любопытство не позволило бы пройти мимо такой невиданной красоты. Лес был усыпан загадочными цветами, названия которых девушка не знала. Долго блуждая среди незнакомых растений, она размышляла, стоит ли сорвать несколько бутонов, чтобы изучить их.

– И что же сделала Элария? Сорвала?

– Конечно! Несколько цветков оказались в ее корзине. Весь вечер она посвятила их изучению: брала пробы, тщательно наблюдала за изменениями, делая записи в гримуаре.

– И что же было дальше? – нетерпеливо спросила я.

– На следующий день Элария почувствовала недомогание. Это очень насторожило ведьму, поскольку болела она крайне редко. С каждым часом появлялось все больше различных симптомов: по шее расползлись красные пятна, руки зудели, ее бросало то в холод, то в жар. Все сложнее было подниматься с кровати – одолевало сильное головокружение. Девушка ни о чем не догадывалась, пока в какой-то момент не взглянула на остатки цветов в корзине. И тут-то в ее голове сложилась полная картина.

– Она могла умереть?

– Да, милая. В ту же секунду, как Элария все осознала, она выбросила цветы из дома. Спустя несколько часов ей стало намного легче. Она поспешила рассказать об этом ведьмам из своего ковена.

– И что же было после этого?

– Отныне ядовитое растение стало большим страхом ведьм. Оно могло пошатнуть их всемогущество. И имя ему – эсендес.

– Цветок опасен только для ведьм, так ведь? А мы с тобой не ведьмы, чего нам бояться!

– Но если он способен причинить вред могущественным ведьмам, то представь, что его яд может сделать с обычным человеком. – Бабушка присела рядом, обняв меня за плечи. – К тому же я всегда говорю: магия живет внутри тебя, Скай. А там, где есть магия, нет места эсендесу.

Вырвавшись из теплых воспоминаний, я снова обратила внимание на письмо. Вероятно, должно было пройти время, прежде чем я пойму смысл написанного. Бабушка часто говорила о моем будущем. Я была ее единственной внучкой, и, сколько помню, она всегда тревожилась обо мне.

Просидев у могилы около часа, я поняла, что рассказала все, что могла. Это был монолог, в котором я излила все свои переживания, чувства и события прошедшего года. Верила, что она слышит меня и радуется тому, что, несмотря на ее уход, я продолжаю делиться историями из своей жизни, как и прежде. Время близилось к вечеру, родители ждали меня в пабе. Я поднялась, не отрывая взгляда от могильной плиты, готовясь уйти. Этот момент всегда давался мне особенно тяжело. Меня вновь охватывало подавляющее чувство вины за то, что я оставляю ее здесь одну. Оно впервые накрыло меня на похоронах.

Сам день помню смутно, словно сквозь туман, но один момент врезался в память с пугающей четкостью: медленно опускающийся под землю гроб. И чем глубже он погружался, тем сильнее становилось во мне желание закричать, остановить это. Мы по очереди бросали в яму землю, а затем могилу начали закапывать. Мне стало не хватать воздуха, как будто я вот-вот задохнусь. В голове билась единственная мысль: она там, одна, под толщей холодной земли, в кромешной тьме и полном одиночестве. Разум отказывался принимать, что это теперь всего лишь безжизненная оболочка, которой безразлично, где покоиться. Переживания были настолько гнетущими, что заглушали здравые мысли, оставляя лишь страх и безнадежное чувство вины.

– Я люблю тебя, бабушка… – прошептала я сквозь слезы и пошла прочь, борясь со своими тревожными мыслями.

Мои шаги ускорялись, я почти бежала, пытаясь как можно скорее покинуть это место. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Поднялся резкий ветер, и его прохладные порывы помогли мне взять себя в руки. Выйдя за ворота кладбища, я глубоко вдохнула, наполняя легкие свежим воздухом. Улица была опустевшей, но вдали показалась красная машина, и она быстро приближалась ко мне. Облегчение мгновенно сменилось паникой. Я замерла, напряженно вглядываясь в автомобиль. Практически любая машина такого цвета вызывала у меня инстинктивное желание бежать, ведь у моего бывшего парня, Джейсона, был красный Nissan. Машина пронеслась мимо, оставив после себя лишь запах выхлопных газов. Я закрыла глаза, приглаживая растрепанные ветром волосы. Вспомнить о Джейсоне сейчас было особенно символично, ведь наше знакомство произошло на следующий день после похорон бабушки.

Четыре года назад

Прошли сутки с самого ужасного момента в моей жизни. Все слезы выплаканы, нервы были на пределе, голова болела так, что хотелось отключиться, – однако и спать не получалось. Накинув худи поверх пижамы, я вышла из комнаты в коридор. В доме царила тишина. Мама, как и я, весь день была сама не своя. Мы не обмолвились ни словом. К вечеру она, вероятно, уснула, не дождавшись папы с работы.

Выйдя на улицу, я неспешно пошла к парку, расположенному в десяти минутах ходьбы от дома. Я любила это место. Днем здесь обычно было многолюдно, но поздним вечером, когда становилось прохладно, мало кто решался покинуть теплые дома. Именно это меня и привлекало – одиночество. Когда нужно было привести мысли в порядок, оно становилось необходимостью.

Приближаясь к длинной аллее, я размышляла о том, каково это – научиться жить заново. Бабушка всегда учила стойко держать удары судьбы, и я не смела ее ослушаться.

Тусклый свет фонаря прокладывал мне дорогу. Здесь было тихо и спокойно – то, что нужно. Неожиданно из-за кустов выскочил большой лабрадор, весело играющий с палкой. Он подбежал ко мне, радостно виляя хвостом.

– Салли, не приставай к людям. – Вслед за собакой показался высокий юноша. – Извини, надеюсь, она тебя не напугала. – Он подошел к лабрадору и пристегнул поводок.

– Нет, все хорошо, не беспокойся.

– Когда дело касается палок, она теряет голову. – Улыбка заиграла на его губах. – Поэтому я выгуливаю ее, когда в парке пусто, чтобы никого не тревожить.

– У тебя замечательный пес. – Любезничать с незнакомцами было не в моем стиле, но эта собака мгновенно покорила мое сердце.

– Спасибо! Что ж, не смею больше задерживать. – Незнакомец бросил на меня прощальный взгляд и направился обратно.

Я смотрела вслед удаляющейся фигуре, думая, что вижу его в последний раз. Кто бы мог подумать, что этот человек успеет стать для меня спасательным кругом, а после – потянет на дно.

Зайдя в паб, я застыла на пороге, решив, что ошиблась заведением. Это было совершенно не похоже на привычную лесную атмосферу. Основное помещение погрузилось в таинственный полумрак, лишь свет красных прожекторов помогал мне разглядеть детали. Длинные черные свечи выстроились вдоль стола, накрытого бордовой скатертью. Кажется, родители решили не ограничиваться готическим тортом и оформили в этом стиле все пространство. Бокалы были наполнены чем-то кроваво-красным, напоминающим мой авторский вишневый коктейль. Стол ломился от закусок, подобранных с особым вниманием к цветовой гамме: канапе с лососем, маслины, брускетты с вялеными томатами, миниатюрные пирожные, украшенные кремом и кусочками клубники… Перечислять можно было долго.

Пройдя несколько шагов, я увидела, как из-за угла торжественно вышли мама с папой. Папа – в черном смокинге, точно тот самый хозяин особняка из фильма ужасов, а мама – в элегантном, облегающем фигуру бордовом платье. И, конечно же, Вивьен. Ее стиль не изменился – она всегда так выглядела: черный классический костюм, дополненный массивными цепями. Но вот волосы… они стали светлее и заметно короче, едва доходили до плеч – видимо, вчера она все же выбралась к стилисту, как и планировала. Невозможно было сдержать смех. Они напоминали семейку Аддамс. Это было настолько неожиданно и трогательно, что к смеху добавилось умиление.

– Господи, как же вы заморочились… – сказала я, прикрывая рот рукой, все еще не веря своим глазам. – Вам так идет!

– Это все Вивьен, – ответил папа, подталкивая подругу ко мне. – Мы бы сами до такого точно не додумались.

– Ага, мы с ним смокинг часа три выбирали. Собирался как на собственную свадьбу! – Мама с усмешкой закатила глаза и скрестила руки на груди.

Вивьен гордо выступила вперед с большой коробкой в руках. Я бросилась к ней и крепко обняла.

– Спасибо, Ви, – прошептала я. – Это просто невероятно!

– Чем ближе к смерти, тем ярче нужно отмечать дни рождения, – торжественно произнесла Вивьен, вручая мне коробку. – Иначе что потом вспоминать? Откроешь позже, но я уверена, что тебе это пригодится.

– В этом я даже не сомневаюсь!

Я вновь поблагодарила подругу, отставила подарок в сторону и обняла родителей. Их улыбки, полные любви и нежности, делали меня счастливой. Оглядываясь назад, я понимаю, что этот день рождения стал одним из лучших за последние годы. Меня переполняло ощущение собственной силы и уверенность в том, что все дальнейшие перемены, какими бы они ни были, пойдут мне только на пользу.

Кухня тонула в полумраке, темноту разгоняли лишь свет ночника и лампочка в работающей микроволновке. Я стояла, обхватив себя руками, и терпеливо ждала теплого молока. У меня была привычка выпивать его перед сном, добавляя ложечку меда. Это помогало лучше заснуть.

Праздник прошел просто потрясающе. До полуночи мы болтали, смеялись, увлеченно играли в настольные игры. Хоть компания у нас была небольшая, но это совсем не помешало весело провести время. После окончания вечеринки мы с родителями отвезли Вивьен домой. Вернувшись, они почти сразу отправились спать.

Наконец раздался долгожданный сигнал. Я достала стакан, сделала глоток, наслаждаясь сладковатым вкусом. Пустая пачка из-под молока полетела бы в мусорное ведро, если бы не пакет, который оказался набит до краев. От него уже исходил неприятный запах, и утром ощущать это совсем не хотелось. Вздохнув, я решила вынести мусор. Бак находился прямо напротив нашего дома, но, прежде чем выйти, я выглянула в окно, убеждаясь, что на улице ни души. После преследований бывшего у меня выработалась привычка всегда быть начеку. Даже в таких, казалось бы, незначительных моментах.

Выскользнув на улицу в пижамных шортах и майке, я поежилась от ночной прохлады и поспешила к мусорным бакам. Вечерний дождь оставил после себя мокрый асфальт, от которого поднимался знакомый приятный аромат. В такой поздний час наш район словно вымирал. Семейные пары, составлявшие большую часть соседей, наверняка уже видели десятый сон, о чем свидетельствовали погасшие окна. Выбросив мусор, я уже собиралась повернуть назад, когда заметила его. Прямо посреди дороги сидел пес. Свет фонаря не доставал до него, оставляя фигуру окутанной мраком. Я разглядела лишь крупный черный силуэт.

Зрелище, несмотря на отсутствие боязни собак, внушало тревогу. Что-то в его неподвижности было пугающим. Он будто следил за мной. Ускорив шаг, я бросила взгляд через плечо. Пес исчез. Сердце екнуло. В следующее мгновение я услышала цокот когтей по асфальту. Он бежал за мной. Теперь, в свете ночных огней, я смогла разглядеть его – нечто среднее между доберманом и… волком?

Пронзительный визг вырвался из моего горла, и я бросилась бежать со всех ног. Паника захлестнула. Мысль о том, что этот зверь – бешеный, что он разорвет меня на куски прямо здесь, на пустынной улице, приводила в ужас. Дом был уже близко, когда нога соскользнула с мокрой ступеньки крыльца. Я упала, ударившись коленями. Несмотря на боль, я вновь обернулась. Он стоял прямо передо мной. От страха меня точно парализовало. В его взгляде не было животной ярости, лишь какая-то пугающая… осмысленность. Он смотрел на меня, как будто знал. Я хотела закричать, позвать на помощь, но интуиция подсказывала, что любой громкий звук, любое резкое движение только разозлят его.

Как завороженная, я смотрела на пса, ожидая, что он вот-вот отступит. Но вместо этого увидела то, от чего кровь застыла в жилах. Прямо на моих глазах собака начала расплываться, превращаясь в клубящийся темный дым. А затем на том же самом месте надо мной нависла высокая фигура молодого человека. Даже в полумраке я узнала этот пронзительный взгляд, которым меня только что окидывал пес. Мне казалось, что я вижу кошмар, настолько нереальным было все происходящее. Новый, еще более сильный приступ ужаса сковал меня. Я зажмурилась, заслоняясь руками, словно пытаясь отгородиться от нечистой силы, и издала истошный вопль. Сквозь пелену ужаса до меня донесся звук открывающейся двери и голос отца:

– Скай!

Открыв глаза, я увидела, что передо мной никого нет. Папа подбежал ко мне и помог подняться. Следом выбежала мама, в ее глазах читалась паника.

– Боже мой, дорогая, что случилось?! Ты цела? – ее голос дрожал от волнения. Она придержала для нас дверь, и мы с папой прошли в гостиную, усаживаясь на диван.

– Здесь… – пробормотала я, запинаясь. – Была собака… огромная. Она чуть на меня не напала…

– Какой ужас! – ахнул папа. – Ты ее спугнула?

Обычно я многое рассказывала родителям, но это… Увиденное даже мне казалось бредом. Они бы точно решили, что я не в себе, расскажи я им о собаке, превратившейся в человека.

– Да, спугнула.

– Слава богу, все обошлось. – Мама присела рядом, взяв мои руки в свои. – Мы так за тебя перепугались! Может, успокаивающего чаю?

– Нет, спасибо, – ответила я, поднимаясь с дивана. – Вы простите, что разбудила… Я просто мусор пошла выкидывать, а там собака не пойми откуда. Все хорошо, пойду спать.

– Надо бы выяснить, что это за пес, позвонить в службу отлова животных, – сказал папа. – Вдруг потерялся, бедняга, бродит один, сам напуганный.

– Да, конечно… – Я медленно попятилась к двери, не отрывая взгляда от родителей. – Доброй ночи.

Зайдя в комнату, я окунулась в кромешную темноту, которая пугала как никогда. Подойдя к окну, я осторожно, миллиметр за миллиметром, раздвинула шторы и выглянула наружу. Взгляд метался по темным закоулкам улицы, выхватывая из мрака кусты, деревья, припаркованные машины. Мне не могло это померещиться. Я до сих пор чувствовала его дыхание на своей коже. Меня практически трясло от осознания, что это не была случайность. Медленно спустившись по стене, я села на пол, обхватив колени руками. Глубокий вдох позволил мне сконцентрироваться и отогнать подступающую панику. Он ждал меня. А значит, просто так не отступит и вернется снова.

Глава 3

Сэм

Пять месяцев назад

Внезапный хруст ветки под ботинком разорвал утреннюю тишину леса, эхом прокатившись между стволами деревьев. Я замер, напряженно вглядываясь в сумрачную чащу, где тусклые лучи рассвета едва пробивались сквозь густую листву. Их бледный свет был напоминанием о неизбежно приближающемся утре и о том, что мне скоро пора идти обратно в лагерь, времени оставалось мало.

Пальцы еще крепче сжали рукоять лука. Возвращаться с несколькими зайцами, которых я уже поймал, было немыслимо. Отец вместе с уловом спустит с меня шкуру. Сглотнув вязкий ком в горле, я продолжил бесшумно следовать по знакомому пути. Каждый куст, каждый камень, каждая извилистая тропа были выучены наизусть за годы тренировок в этих местах.

Наш лагерь скрывался в самой чаще леса, на территории, которую всякий зверь обходил стороной, будто чуя исходящую от поселения угрозу. И, признаться, я их не винил. Вечно голодные, агрессивные и готовые на все ради выживания охотники – зрелище не из приятных, и наш лагерь точно не самое гостеприимное место на планете.

Все мои мысли были поглощены поиском малейших признаков присутствия добычи: следов на влажной земле, едва заметных кучек помета, сломанных веток. Искусству охоты я обучился еще в тринадцать лет. То, что в детстве казалось жестоким убийством, теперь стало для меня своеобразной медитацией, способом сконцентрироваться, отвлечься от гнетущих мыслей и заглушить внутренний голос, вечно нашептывающий бесполезные размышления. Отец неустанно твердил, что голова охотника должна быть холодной как лед, а действия – стремительными и решительными. В сердце настоящего мужчины нет места для жалости. В нашем суровом мире любое проявление нерешительности может стать роковым и стоить жизни.

Расправив плечи, я ощутил пробежавший по коже холодок от порыва ветра. Внезапно справа, метрах в тридцати, мелькнуло что-то серое. Я замер, превратившись в изваяние, и старался дышать как можно тише. Заяц, притаившись в высокой траве, озирался по сторонам, тщетно надеясь, что преследователь потерял его след. Медленно, бесшумно я натянул тетиву, прицеливаясь. Мышцы напряглись, готовые к решающему действию. Но в последний момент, уже держа дичь на прицеле, я замялся. В голове эхом прозвучал голос отца, напоминая о непоколебимости. В следующее мгновение выпущенная стрела устремилась вперед. Короткий свист прорезал лесную тишину. Заяц дернулся, сделал отчаянный прыжок, но было поздно. Стрела нашла свою цель. Глубоко вздохнув, я ослабил тетиву и, убедившись в точности попадания, направился к добыче.

Смерть меня пугала, заставляя замешкаться на эти чертовы несколько секунд. С семи лет, с тех пор, как мы с отцом и братом оказались в лагере охотников, я боялся даже ловить рыбу. Одна мысль о том, что я могу лишить жизни любое существо, вызывала у меня панику. Но под суровым руководством отца, его безжалостными тренировками и… своеобразными методами воспитания этот страх удалось загнать глубоко внутрь, спрятать под маской хладнокровного охотника.

Отец учил меня чувствовать то, чего не замечают обычные люди. Он развил мои обоняние и слух до такой степени, что я мог охотиться вслепую. В детстве отец оставлял меня одного в лесу с завязанными глазами – мне предстояло самому найти дорогу обратно в лагерь. Я долго блуждал. Если не появлялся в течение суток, он отправлял за мной своих товарищей. По возвращении меня ждало наказание за оплошность. Но однажды я все же смог вернуться сам. Шел на ощупь, чувствуя под пальцами мох на стволах деревьев, улавливая громкий смех охотников, запах дыма и жареного мяса.

Отец не похвалил меня тогда. Лишь многозначительно ухмыльнулся и кивком позволил сесть к костру. Я набросился на еду – живот громко урчал от голода. Это молчаливое одобрение стало важнее любых слов.

Стоя над еще теплой тушкой зайца, испустившего свой последний вздох, я горько усмехнулся. Казалось, я попал во временную петлю, обреченный вечно скитаться по этому мрачному лесу. Жизнь, которую я смутно помнил до лагеря, отзывалась во мне лишь слабыми отголосками, но даже эти обрывки воспоминаний казались драгоценными.

Возможно, когда-нибудь, когда жажда мести, что таится в наших сердцах, наконец поутихнет, мы сможем вернуться к прежней жизни. Всей семьей уедем на другой край земли. Туда, где сможем начать все сначала, где не будет смерти, где воздух не пропитан смрадом обугленной плоти, въедающимся в каждую пору и ноздри; туда, где жизнь наполнена чем-то иным, а не горьким привкусом необходимости убивать.

– Сэм, скудноват улов сегодня. – Дозорный у ворот лагеря лениво выпустил клуб сигаретного дыма.

– Шустрые попались, – коротко бросил я.

– Отцу расскажешь. – Усмехнувшись, он раздавил окурок о подошву тяжелого ботинка.

Связанные тушки зайцев безжизненно болтались у меня за плечом, пока я пересекал границу лагеря. Под ногами чавкала грязь, пачкая обувь и штанины. После дождливой зимы все вокруг превратилось в болото, обреченное оставаться таковым до самого лета.

Лагерь пробудился с рассветом. Люди сновали, каждый погруженный в свои заботы. Из столовой доносились дразнящие ароматы масла и жареного мяса, смешивающиеся с запахом хвои и дыма. Охотники убирали обгоревшие бревна с кострища, на котором несколько дней назад сожгли ведьму. Ее предсмертные крики до сих пор звенели в ушах.

Один из охотников вытащил из пепла обгоревший череп, на нем еще висел лоскут почерневшей кожи. Кинжалом он соскреб останки, оголяя посеревшую от огня кость.

– Сэм, хочешь сувенир? – спросил он, покосившись на меня.

– Руки заняты. – Я отвернулся и побрел дальше по деревянным мосткам, проложенным поверх главной дороги.

Зачастую ведьм убивали за пределами лагеря. Охотники отправлялись на задания и месяцами выслеживали чудовищ, расправляясь с ними вдалеке. Самой легкой добычей становились юные ведьмы – те, что только обрели свои силы и не успели научиться защищаться и скрываться. Но встречались и другие. Древние, темные чародейки, охота на которых превращалась в настоящее испытание. Схватки с ними редко обходились без жертв.

Иногда ведьм привозили в лагерь. Их подвергали допросам и пыткам – они могли знать, где скрываются другие из их рода. А после… после, когда информация была получена, их ждала казнь на костре. Для охотников это было больше, чем просто убийство. Это был ритуал очищения. И для многих форма… развлечения.

Наш лагерь не был единообразным: деревянные жилые дома соседствовали с амбарами и кузницей, а неподалеку располагалось подобие школы. Территория была огорожена высоким деревянным забором, скрывавшим ужасы, творившиеся по ту сторону. Между домами были натянуты веревки, на которых сушились шкуры животных и пучки целебных трав. В самом центре лагеря возвышался большой шатер – место сбора совета охотников. Мой отец, предводитель клана, был тем, кому мы обязаны этим процветанием.

Он часто рассказывал о своей молодости в лагере и о том, как все изменилось после его ухода и смерти деда, предыдущего предводителя. Клан утратил былое могущество, но с возвращением отца началось возрождение. Мы торговали мясом домашнего скота – благодаря полученной лицензии, а также шкурами диких зверей, ни в чем не нуждаясь. Охотники все чаще выслеживали ведьм, очищая мир от этих тварей, таящихся во тьме.

Участок принадлежал нашей семье и передавался из поколения в поколение. Мы исправно платили налоги и поддерживали теплые отношения с полицией – в основном благодаря связям моего отца. Для местных мы по-прежнему оставались кучкой деревенщин, выбравших уединение вдали от городского шума. К лагерю вела всего одна лесная тропа, которую патрулировали наши дозорные, оберегая его от незваных гостей. Жизнь текла своим чередом – размеренно, без потрясений.

Из амбара вышла Энни, взвалив на плечо связку лисьих шкур. Солнце играло бликами в черных распущенных волосах. Облегающие штаны подчеркивали изгибы ее бедер, а заправленная рубашка с глубоким вырезом открывала соблазнительное декольте, от которого я не мог отвести взгляд.

– Будь хорошим мальчиком и не пялься на мои сиськи! – Энни подошла ко мне, игриво проведя пальцем по вырезу рубашки.

Она была моей ровесницей и в свои двадцать три уже зарекомендовала себя ловкой охотницей, не раз сражавшейся с ведьмами, чем я похвастаться не мог. Мое первое задание в девятнадцать лет закончилось полным провалом. С тех пор, вот уже четыре года, меня ежедневно тренировали, готовя к следующему шансу, который я не имел права упустить.

– Глаза сами туда смотрят, ничего не могу с собой поделать, – усмехнулся я, беззаботно пожав плечами.

Энни откинула прядь волос с лица, выпятив грудь. Я скользнул свободной рукой по ее талии, притягивая к себе. Она рассмеялась, поднесла мою руку к своим губам и поцеловала подушечку большого пальца.

– Советник ждет, – бросила Энни, оглядев меня с ног до головы. – Шкуры в город повезут. Можем продолжить вечером.

Обогнув меня, она последовала к гаражам, где стояли наши внедорожники, нарочно покачивая бедрами, зная, что я слежу за ней взглядом.

– Кстати, – Энни вдруг обернулась, – Роджер наведался в ваш с братом домик. – На ее лице появилась улыбка. – Крик был слышен на весь лагерь.

Отец наедине со Стивом – это не к добру. Мой брат был самым щуплым в лагере, из-за чего многие охотники, включая даже родного отца, относились к нему с пренебрежением. Отец часто упрекал меня в том, что я ограждаю Стива от тяжелой работы и тренировок, взваливая двойную нагрузку на себя. Но я просто хотел уберечь брата от той участи, которая выпала мне.

Перекинув добычу поудобнее, я поспешил к дому, чтобы спасти Стива от отцовских нотаций.

Энни не обманула – крик я услышал еще с улицы. В доме висел тяжелый запах отцовских сигар, смешанный с полынью и древесиной. Тусклый свет из грязного окна выхватывал следы его ботинок, тянувшиеся из прихожей в нашу со Стивом комнату. Я осторожно положил добычу у двери и, глубоко вздохнув, пошел на звук отцовского голоса.

– Отвечай, щенок! – Отец держал Стива за шкирку и тряс перед его носом чем-то блестящим. – У кого украл?!

Я вытянулся в струнку и отчеканил:

– Доброе утро, сэр.

В нашем лагере царила жесткая иерархия, не позволявшая мне обращаться к отцу иначе. Я никогда не называл его «папой», язык не поворачивался. Он стал для меня командиром, начальником, чьи приказы я выполнял беспрекословно.

– Сэмюэл. – Отец повернулся ко мне, отпустив брата, который виновато сверлил взглядом пол. – Надеюсь, охота прошла удачно.

– Пять зайцев, сэр, могло быть и больше, просто…

– Что за мужчина, который оправдывается за свои промахи? – перебил он меня грозно. – У вас с братом один мозг на двоих? Один ворует, а второй нормально поохотиться не может!

– Что украл Стив? – Я взглянул на отца, стараясь выдержать его тяжелый взгляд.

– Вот что на шее у него висело.

Отец протянул руку, и я увидел, из-за чего моему брату достается с самого утра. Это была серебряная цепь, украшение на шею, которое я сделал из обрезков серебра.

Шестнадцатилетний Стив обладал удивительной творческой натурой, которая была не свойственна охотникам. Он писал песни, играл на гитаре, рисовал, читал книги, которые я изредка привозил из города. Казалось, брат попал в этот лагерь по ошибке, словно был здесь проездом. Кумиром Стива был Эминем. Он подражал ему во всем. Стив давно просил меня сделать ему такую же цепь, как у любимого исполнителя. Уверял, что будет носить ее под одеждой, чтобы никто не заметил. Видимо, не вышло. Я любил работать с металлом и камнями. Мне нравилось украшать оружие, делать не только наконечники для стрел и кинжалы, но и разные обереги и украшения, которые мы продавали в городе. Поэтому смастерить для Стива цепь не составило труда.

– Сэр… – Я откашлялся. – Стив ничего не крал. Это я ему сделал.

Отец смерил меня злым взглядом. Опустив руку, он сделал несколько шагов в мою сторону. Лицо, заросшее бородой, густые черные брови, нависшие над глазами, – все в нем выражало ярость.

– Вот куда ты тратишь драгоценный материал, который нужен для охоты на ведьм?! Безделушки для братца клепаешь?!

– Сэр, я…

Отец не дал мне договорить. Его рука с цепью взметнулись вверх.

Скулу обожгло. Я стоял не шелохнувшись. Для тела, привыкшего к боли, этот удар был не более чем комариным укусом, что пройдет к вечеру.

– Мне не нужны оправдания, Сэмюэл! – рявкнул он. – У тебя времени свободного много? Так бы сразу и сказал! Я найду тебе работу!

– Прошу прощения. – Я посмотрел на отца. – Такого больше не повторится.

– Разумеется! А чтобы ты усвоил урок, до завтра никакой еды. Поголодаешь.

– Справедливо, сэр. – Я стиснул зубы, отчего пульсация от удара в скуле усилилась.

– Перед основными обязанностями дров наруби. – Отец сунул цепь в карман и вытащил портсигар. – Чтобы к обеду дровница до крыши была наполнена! А ты, – он повернулся к Стиву, – ступай в столовую, посуду чтобы до блеска отдраил.

Отец подкурил сигару и вышел, оставив после себя лишь шлейф дыма. Я облегченно выдохнул, понимая, что мы легко отделались. Изобретательность отца в наказаниях была безгранична, и сутки голодовки казались мне раем.

Стив не спеша подошел ко мне, шаркая ногами.

– Брат… прости, – виновато пробормотал он. – Я всего лишь примерил, а тут отец… Я не успел снять, а потом он начал кричать… я не знал, что сказать, – затараторил брат.

– Расслабься, Стив, – устало ответил я. – Почему сразу не сказал, что я сделал цепь?

– Не хотел тебя сдавать, знал же, что он накажет, так и вышло.

Я взглянул на брата. Его виноватое лицо заставило уголки моих губ дрогнуть. Стив с самого рождения дарил мне улыбку, служил тем самым якорем, который возвращал меня в детство, когда мне было семь, когда я не тренировался ежедневно, а жил обычной жизнью. Пожалуй, если бы не он, мои воспоминания ушли бы в небытие.

– Пошли выполнять приказ. – Я похлопал Стива по плечу.

Брат схватил кепку с кровати и натянул ее козырьком назад, подражая мне.

– А давай, когда отец уснет, мы стащим цепь! – воскликнул он. – Назовем эту миссию «Возвращение Эминема»!

Я громко рассмеялся от такой безрассудной мысли. Казалось, все наставления пролетали мимо Стива. Он оставался наивным и добрым парнем, которого, в отличие от меня, отец никак не мог исправить.

Скинув футболку, я бросил ее на торчащий из земли пень – стало легче дышать. Солнце припекало, отчего я натянул кепку, пряча под ней волосы. Топор удобно лег в руку. Я занес его над головой, чувствуя, как напрягаются плечи и каждая мышца натягивается под кожей. От удара лезвие с хрустом вонзилось в сухое полено, расколов его пополам. Капли пота скатывались по груди и животу, оставляя прохладные дорожки.

Я выпрямился, провел рукой по лицу и оглянулся на амбар – там, в тени, стояла фигура, внимательно наблюдавшая за мной. Одним движением я воткнул топор в пень рядом с футболкой и направился к амбару утолить жажду.

– Ты должен брать деньги за такой вид! – лукаво произнесла Изабелла, когда я подошел ближе.

Ее мятая белая рубаха была измазана кровью, а в волосах запутался кусок чьей-то плоти. Я сразу понял – жертвой стала свинья. Несмотря на этот кровожадный вид, лицо Изабеллы светилось счастливой беззаботной улыбкой.

Отец с детства твердил, что однажды мы с Изабеллой поженимся. Он говорил, что мне нужна сильная и твердая женщина – та, что будет поддерживать во мне стержень настоящего мужчины и не даст превратиться в «сопляка», как мой младший брат. Эти разговоры постепенно сблизили нас, и уже с шестнадцати лет мы познали друг с другом близость.

Изабелла действительно была стойкой, решительной, порой даже жестокой. Она родилась и выросла в лагере охотников, с трех лет привыкла к убийствам и кровопролитию, которым подвергали ведьм. Когда я приехал, Изабелла показалась мне милой девочкой. Это впечатление сохранялось до того дня, пока я не увидел, как она замучила до смерти пойманного щенка. Я был в ужасе, но Изабелла лишь убеждала меня, что настоящий охотник должен быть безжалостным и беспощадным.

Ее внешность – длинные белоснежные волосы, голубые глаза и ямочки на щеках – обманчиво придавала ей миловидность, не имевшую ничего общего с истинной натурой.

Что же притягивало меня к ней? Возможно, эта пленительная красота. А может, дело было в другом – в том, что наша близость напоминала яростную схватку гладиаторов, где я каждый раз находил желанное забвение.

– Тогда где твои деньги? – ответил я, делая глоток воды. – Вернее, мои деньги.

Изабелла подошла ко мне вплотную, обдав ароматом крови. Кусок свиной плоти выпал из ее волос, когда она поправила их. Коснувшись моего лица, ее ногти впились в кожу.

– Я могу по-другому расплатиться. Энни сказала, ты истосковался по женскому телу так, что аж слюни пускаешь на эту потаскуху.

Окинув взглядом точеную фигуру Изабеллы, я едва сдержал нахлынувшее желание прижать ее к стене амбара и овладеть прямо здесь, не давая ни секунды на раздумья. Мне хотелось слышать ее стоны у самого уха, чувствовать, как ногти оставляют обжигающие царапины на моей спине.

– Мне нужно работать, – прокашлявшись, чтобы прогнать сдавившее горло чувство, выдавил я.

Изабелла искушающе улыбнулась, не отпуская моего лица, и рванулась ко мне, жадно накрыв мои губы своими. Язык стремительно ворвался в мой рот, смело и настойчиво, заставляя меня потерять всякий контроль. Я вцепился руками в ее талию, скользнул ниже и крепко сжал округлые ягодицы, приподнимая Изабеллу и прижимая к себе так сильно, что между нами не осталось ни миллиметра.

Она без колебаний скользнула рукой мне в штаны, пальцами обхватив уже затвердевший член. От прикосновения по телу прошла волна дрожи, заставляя дыхание сбиться. Я сжал ее еще крепче, не в силах больше сдерживать нарастающее напряжение.

Внезапно Изабелла со всей страстью впилась в мою нижнюю губу, укусив так сильно, что я почувствовал, как рот наполнился металлическим привкусом крови. Это только сильнее разжигало огонь между нами, превращая каждое прикосновение в безумие.

– Если бы я знал, что Изабелла сегодня бесплатно ублажает охотников, то первый бы встал в очередь! – позади нас раздался мужской голос.

Изабелла резко остановилась, ее грудь вздымалась в бешеном ритме. Медленно вытащив руку из моих штанов, она скользнула вниз, к своему сапогу, и извлекла оттуда тонкий кинжал. Лезвие сверкнуло в пальцах. Повернувшись, она шагнула к Райану, который стоял неподалеку, скрестив руки на груди, с хищной, почти насмешливой улыбкой на лице. В его взгляде не было ни страха, ни удивления – только нетерпеливое ожидание.

– А ты подойди, – с вызовом бросила Изабелла, играя кинжалом в руке. – Я с радостью отрежу твой член и повешу его себе на шею как украшение.

– Тогда у тебя будет самое крупное украшение в лагере, – усмехнулся Райан, не сходя с места.

– Не льсти себе!

Их перепалку прервали донесшиеся голоса.

– Новая ведьма!

– У Аргуса было видение!

Я нахмурился и бросил быстрый взгляд на Райана, его глаза загорелись безумием. Не теряя времени, мы выбрались из-за амбара, стремясь узнать, что произошло.

На улице царила суета: охотники возбужденно переговаривались, лица их светились довольными улыбками, словно случилось нечто долгожданное. Около главного шатра советников, корчась на земле в судорогах, лежал Аргус, наш информатор. Его закатившиеся глаза свидетельствовали о начавшемся видении.

Аргус появился в лагере задолго до моего рождения и с тех пор значительно облегчил охотникам поиск ведьм. Он был колдуном с редким даром – чувствовать зарождение магии в молодых ведьмах, за которыми мы охотились. Про Аргуса в лагере ходила история. Его мать была ведьмой: попав сюда беременной, она успела родить сына незадолго до собственной казни на костре. Мальчика сперва хотели отправить вслед за ней в огонь, но в последний момент пощадили, надеясь, что магия в нем не пробудится. Его воспитали охотники, с детства внушая ненависть к ведьмам. Чтобы укрепить эту злобу, ему рассказали лживую легенду: будто мать забеременела лишь для того, чтобы однажды съесть собственного ребенка, ради какого-то темного ритуала и лишь великодушие охотников спасло ему жизнь. Я с трудом переносил это откровенное вранье и старался держаться подальше от Аргуса – боялся, что однажды не смогу сдержать язык за зубами. Когда ему исполнился двадцать один год, магия все же пробудилась. Аргуса хотели убить, но тогда случился первый приступ – первое видение, которое принесло клану неоценимую пользу. Ведьмак-охотник оказался редким и ценным козырем: хоть он и не мог назвать имен, лишь указывал приблизительное местонахождение новообращенных, даже эта неполная информация позволила поймать и сжечь сотни ведьм.

– Надеюсь, на этот раз настанет мой черед! – воскликнула Изабелла, складывая ладони и закрывая глаза.

Она подняла лицо к небу и прошептала:

– Услышь, Господь, мои молитвы.

– Сиди дома, вари похлебку и ублажай Сэма, – фыркнул Райан. – А на задание поеду я!

Изабелла резко открыла глаза, нахмурилась и впилась в него испепеляющим взглядом.

– Молись, Райан, – процедила она, – потому что сегодня ты слишком часто застреваешь у меня в глотке. Молись, чтобы я тебя не прикончила.

Я молча смотрел, как советники отца уводят Аргуса в главный шатер. Тошнота подкатила к горлу, когда я представил, что вскоре сюда вновь могут привести ведьму – связанную, избитую, обреченную на сожжение. В глубине души я отчаянно надеялся, что она умрет где-нибудь вдалеке от лагеря – быстро, без мук, чтобы мои глаза не видели ее обгоревшего тела и до слуха не донесся истошный крик.

– Сэмюэл! – голос отца нарушил раздумья.

Он стоял у входа в шатер и жестом подзывал меня к себе. Я помедлил всего пару секунд, прежде чем двинуться в его сторону. С каждым шагом по оголенной спине пробегала дрожь. Охотники, мимо которых я проходил, косились на меня, перешептываясь.

– Думаешь, справится? – донесся до меня чей-то голос.

– Роджер убьет его, если нет, – последовал ответ другого.

Я подошел к шатру и на мгновение замер, коснувшись натянутой ткани. Внутри царили прохлада и полумрак. Тусклый свет единственной лампы вылавливал из тьмы длинный стол, заваленный картами, бумагами и старыми книгами. Тени дрожали на стенах, создавая ощущение, будто сам шатер дышит в унисон с моим учащенно бившимся сердцем.

– Аргус, этот город совсем рядом! – выпалил один из охотников.

– Я свяжусь с приятелем, он пристроит его в университет, – обдуманно произнес отец. – С этого начнет, а дальше – по разработанному плану. Нужно будет подделать документы.

– Я займусь этим, – тут же отозвался другой советник.

– И не забудьте подготовить засушенный эсендес, он ему понадобится, – добавил отец, глядя поверх стола. – Сейчас високосный год, священный год для нас!

Я медленно вышел из тени, позволяя присутствующим увидеть меня. Подсознание уже подсказывало: вот он – дарованный мне второй шанс. Но сердце предательски ускоряло ритм, словно готово было вырваться из груди.

– Сэмюэл, – начал отец, – Господь смиловался над тобой. Третьего шанса может и не быть.

Я сглотнул, но изо всех сил старался не выдать волнения ни перед советниками, ни – что важнее – перед отцом.

– Ты отправляешься на задание. Аргус нашел новую ведьму, – заключил он твердым тоном.

Я стоял неподвижно, будто прирос к земле. Второй шанс. Шанс осуществить свою месть. Шанс попытаться все исправить и наконец исполнить долг. Но вместе с тем по ногам пробежала дрожь.

Голова раскалывалась от нахлынувших мыслей; внезапно мне снова захотелось, чтобы существование превратилось во временную петлю, где нужно было отнимать жизнь только у дичи в лесу.

Глава 4

Скай

Сегодня воскресенье, но я уже вовсю собиралась, чтобы успеть к началу смены. Всю ночь меня преследовали кошмары: я снова и снова оказывалась на улице под пристальным взглядом той собаки. Раньше мне никогда не было страшно в темноте, но сегодня я спала с включенным светом – иначе воображение рисовало жуткие картины. Проснувшись, я первым делом обшарила весь Интернет в поисках объяснений, но нашла лишь описания нескольких психических расстройств, симптомом которых были галлюцинации. Я уже почти поверила в собственное безумие и хотела записаться к психиатру, но меня останавливало четкое понимание: до этого случая у меня никогда не было настолько явных проблем с психикой.

Выйдя из комнаты, я направилась на кухню, чтобы приготовить себе сэндвич. Мама проскользнула мимо меня с вазой в руках. С самого утра она носилась по дому как вихрь, пытаясь отдраить до блеска каждый уголок. Я достала хлеб, начала нарезать овощи, краем глаза наблюдая за мамиными манипуляциями с искусственными растениями на обеденном столе. Она переставляла их с места на место, пытаясь найти идеальное расположение. Я прекрасно понимала причину этой вакханалии – завтра должен был приехать гость, и мама, очевидно, очень хотела произвести на него впечатление. Поэтому я старалась не вмешиваться, боясь ненароком сболтнуть лишнего.

– Скай, как тебе? – Мама отошла от стола, осматривая созданную композицию.

– Красиво, – ответила я. – Но ты уверена, что ему будет дело до цветов?

– До цветов, может, и не будет! – в ее голосе проскользнула легкая нервозность. – Тут дело совсем не в них, а в том, чтобы человек почувствовал себя как дома. Мальчику и так, наверное, непросто. Новое место, чужие люди… Хочется создать для него комфортную атмосферу.

Я вздохнула, откусывая кусок сэндвича. Еще летом родители сообщили, что у нас какое-то время будет жить сын Роджера, нашего поставщика мяса. Роджер – давний приятель отца, они много лет сотрудничали, и, более того, отец в буквальном смысле был обязан ему жизнью. Поэтому, когда он сообщил, что его сыну нужна помощь, родители, разумеется, не смогли отказать. Благодаря маминым связям парня удалось устроить в университет. Места в общежитии не нашлось, а с деньгами у них, насколько я поняла, было туго, поэтому Роджер очень просил приютить сына хотя бы на первое время. Внешне я восприняла эту новость спокойно, но в душе молилась, чтобы этот день не наступил. Дом был для меня местом, где я находила покой и уединение. Я не интроверт, но за день, проведенный в университете и пабе, приходилось общаться с таким количеством людей, что к вечеру чувствовала себя совершенно опустошенной. Именно поэтому, возвращаясь домой, я так ценила возможность окунуться в привычную спокойную атмосферу, побыть рядом с близкими. Возможно, мы с этим парнем найдем общий язык, но пока сама мысль о том, что по дому будет ходить незнакомец, вызывала тревогу.

– Напомни-ка, сколько мальчику лет?

– Двадцать три, он старше тебя. – Мама протерла стол и с тряпкой в руке побрела в коридор.

– Надеюсь, он быстро найдет работу и съедет… – пробубнила я себе под нос.

– Что-что ты говоришь? – донесся мамин голос.

– Говорю, надеюсь, ему у нас понравится!

– Ой, дорогая, я тоже на это надеюсь. Роджер производит впечатление очень воспитанного и обходительного человека, думаю, и дети у него такие же.

– Хотелось бы верить…

Я достала телефон и открыла приложение Uber. До паба было совсем недалеко – в хорошую погоду я обычно добиралась туда на велосипеде или пешком. Но после вчерашнего ко мне внезапно вернулась мания преследования. Возможно, это просто паранойя, однако сейчас мне было жизненно необходимо чувствовать себя в безопасности, и мысль о поездке в машине казалась гораздо более привлекательной, чем прогулка по улице в одиночестве.

Сегодня я могла наконец полностью посвятить себя любимому делу – работе за барной стойкой. Обычно в отсутствие отца мне приходилось буквально разрываться на части: руководить персоналом, принимать поставки, разрешать мелкие конфликты с посетителями. Мне, безусловно, нравилась вся эта суматоха, но приготовление напитков всегда занимало особое место в моем сердце.

Наш паб, «Оазис Джо», папа открыл, когда мне исполнилось восемь. Это была его давняя мечта – создать место, которое покорит сердца жителей Боквуда. И ему это удалось. Мы не раз слышали от посетителей, что здесь время словно замирает. Интерьер продумывали всей семьей, даже бабушка приложила свою руку. Ее идеей было сделать обстановку такой, как будто место вырвали из сердца леса: теплые оттенки дерева, лампочки, свисающие с потолка, мягкий свет которых струится сквозь декоративную листву, мерцающие на столах свечи с ароматом лесных трав – все это создает образ уединенного уголка природы посреди шумного города. Когда я подросла, тоже начала вносить свою лепту в семейное дело – придумывать рецепты уникальных авторских напитков, которые было не встретить ни в одном подобном заведении. Папа считал это нашей фишкой и очень гордился мной.

– Ты сегодня до обеда? – спросил папа, проходя мимо меня с коробкой фруктов.

– Как всегда, – ответила я, наливая бокал пива.

По воскресеньям у меня тоже был сокращенный рабочий день, чтобы я могла уделить время выполнению университетских заданий. Несколько лет назад, выбирая будущую профессию, я долго пребывала в растерянности, не до конца понимая свои желания. Будучи разносторонней личностью с тягой к творчеству, я осознавала, что это скорее хобби, а профессию хотела выбрать в другой сфере. Учитывая мою безграничную любовь к работе в пабе, я решила поступать на факультет бизнес-администрирования. Мне казалось, что знания основ предпринимательской деятельности, маркетинга и других дисциплин помогут стать настоящим профессионалом. Как наследница паба я мечтала преумножить успех отца, создав сеть заведений в разных городах. Поэтому учебе в университете уделяла особое внимание, стараясь впитывать все полезные знания, которые могли бы пригодиться мне в будущем.

Обернувшись, чтобы передать бокал официанту, я застыла. В зал вошел парень, и какое-то безумное чувство подсказало, что это именно он вчера напугал меня до полусмерти. Я словно окаменела, не в силах отвести взгляд, наблюдая за каждым его движением. Высокий, статный, одет во все черное: объемная куртка, облегающие джинсы и ботинки на толстой подошве. Цвет одежды контрастировал с его светлой кожей – он был азиатом с выразительными чертами лица. Темные растрепанные волосы спадали на лоб, придавая ему немного небрежный вид. Парень окинул зал взглядом, а затем посмотрел прямо на меня.

– Скай, все в порядке? – спросил Эндрю, наш бармен.

– Да, просто задумалась, – ответила я, поставив пиво.

Таинственный незнакомец подошел ко мне и, облокотившись на барную стойку, уселся на высокий стул. Он смотрел без агрессии, скорее, в его взгляде читалось волнение. Собравшись с духом, я подошла ближе, все еще питая надежду, что ошиблась и передо мной всего лишь очередной посетитель.

– Добрый день, – произнесла я с дежурной улыбкой. – Готовы сделать заказ?

– Здравствуй, – ответил он спокойным, ровным голосом. – Я бы хотел поговорить с тобой.

Ноги стали ватными, а в голове зашумело. Я не ошиблась. Нервно оглядевшись по сторонам, я отметила, что Эндрю сосредоточенно готовит коктейль, а папа занят пересчетом бутылок. Мысль о том, что я не одна, немного успокоила – вряд ли он решится что-то мне сделать.

– Пожалуйста, не бойся, – произнес незнакомец, не дожидаясь моего ответа. – Мне следовало быть предусмотрительней вчера.

– Послушай, – мой голос, несмотря на попытки говорить тихо, прозвучал резко, – я не знаю, кто ты и что тебе нужно, но тебе лучше уйти.

– Так я и думал. – Он закатил глаза и начал рыться во внутреннем кармане куртки. – Давай так: я кое-что тебе дам, а ты прочитаешь. – Парень достал книгу, обложку которой я не смогла разглядеть. – Сейчас нет смысла что-либо объяснять, ты просто сочтешь меня сумасшедшим. Поэтому, когда будешь готова и убедишься, что рядом никого нет, назови мое имя.

Незнакомец поднялся со стула, не отрывая от меня пронзительного взгляда. Он положил книгу на стойку, на мгновение задержав на ней свою крупную ладонь.

– Меня зовут Аксель, – его низкий голос прозвучал твердо, затем он убрал руку, открывая вид на обложку, и, резко развернувшись, поспешно вышел из паба.

Я проводила его взглядом, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Затем мой взгляд упал на книгу. Новая волна паники захлестнула меня, перекрывая дыхание. По центру красовался дом, окруженный темными пихтами. Я видела этот рисунок, это место… много раз… в жизни, во снах… Это был дом моей бабушки, изображенный не на каком-то блокноте или книге, а на обложке ее дневника.

Из записей Грейс-Лилиан Колловей, 1975

Прошел ровно год с того дня, как моя жизнь изменилась навсегда. За это время я полностью приняла свою новую реальность. И я безмерно рада, что на этом пути я не одинока. Кто бы мог подумать, что мой дедушка окажется… таким же, как я. В моменты слабости и сомнений он всегда рядом, помогает мне справиться с этой феноменальной силой, что теперь течет в моих жилах. А Майнор! Мой верный Майнор ни на шаг меня не покидает, словно ангел-хранитель оберегает от всех бед. Мама, конечно, не раз косилась на филина, что постоянно кружит над нашим домом. Пришлось сказать, что я его прикормила, вот он и привязался. О том, что я ведьма, ей пока рассказывать не стоит. Дедушка говорит, чем меньше людей знают, тем лучше. А то вдруг объявятся охотники… Будут пытать, выведывать, где меня искать. Даже думать об этом страшно. По ночам костры снятся… Упаси Господь от такой участи. Пока что, к счастью, удается скрываться.

Это была первая страница дневника. От прочитанного бросило в жар. Я сидела в полумраке подсобки паба, взгляд застыл на одной точке, мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга. Почерк… несомненно, бабушкин. Я бы не спутала его ни с чьим другим. За всю свою жизнь я не встречала человека, который бы так красиво выводил буквы. К тому же я и правда видела этот дневник неоднократно, а после ее смерти он пропал. В голове царил хаос. Бабушка писала, что она… ведьма. Мурашки пробежали по рукам, заставляя меня едва заметно вздрогнуть. Если верить дате, ей тогда было двадцать два года. Значит, те перемены, о которых она писала, произошли…

Подняв взгляд, я будто услышала ее голос, ее слова, повторяющиеся бесчисленное количество раз: «Магия внутри тебя, Скай». Вчера мне исполнился двадцать один год, и то письмо предвещало невероятные перемены, которые разделят мою жизнь на «до» и «после». Прикрыв рот ладонью, я отгоняла подступающее осознание, сопротивляясь ему изо всех сил. Каждый раз, когда бабушка произносила эту фразу, я и представить себе не могла, что она говорит… практически прямым текстом. Мне казалось, это всего лишь метафора, красивый оборот речи, обозначающий, что бабушка видит во мне нечто особенное, какой-то внутренний свет, способный изменить мир к лучшему. Она всегда была начитанной, знала десятки стихотворений и отрывков из книг наизусть, ее речь пестрила цитатами, поэтому эти слова не казались мне чем-то, на что стоило обратить особое внимание.

Из записей Грейс-Лилиан Колловей, 1977

Сегодняшний день – словно сон, воплотившаяся мечта! День моего бракосочет