Глава 2

Как снег на голову

Кейт

В мире существовала огромная масса необъяснимых вещей. Люди жили с тайнами и легендами бок о бок, и зачастую их устраивало незнание. Взять хотя бы их академию. Название Винтерсбрук появилось благодаря небольшому ручью, который стекал с Альп и пересекал территорию замка. По легенде, этот ручей обладал мистическими свойствами: его вода никогда не замерзала и могла оживлять увядшие цветы. С годами из-за войн семья фон Рейхенбах потеряла замок, и им на смену пришел безумный алхимик-барон, который был преисполнен надежд найти ручей и создать из магической воды эликсир вечной молодости.

Но что в итоге? Барон умер, не оставив наследников, а Винтерсбрук купил богатый меценат, который сделал из этого места элитную академию. Ни знаменитого ручья, ни доказательств, что сумасшедший ученый в принципе существовал, теперь вовсе не было. И всех все устраивало.

Кейт любила копаться в тайнах, потому что ей нравилось определять для себя, в чем же все-таки заключается истина. Неважно, насколько субъективными порой были ее исследования и парадоксальными – мифы, она оказывалась довольна, когда в голове складывалась правдоподобная картинка. Сейчас же перед ней предстала, пожалуй, одна из самых противоречивых загадок в истории, и имя ей – Кайрос Блэквуд.

Богатый принц с платиновыми волосами и глазами, которые вблизи напоминали десяток темных деревьев с редкими ветвями, взмывающими в серое небо. И с неизменной демонстрацией власти в них. Несколько раз Кейт пыталась поспорить с Блэквудом и сохраняла за собой последнее слово, но он каждый раз выигрывал, даже если просто молчал. Так было всегда, за исключением вчерашнего дня, когда Кайрос вдруг проиграл, потому что сам этого захотел. Впервые за шесть лет их нескончаемой вражды он перед ней извинился.

Можно ли в принципе назвать это проигрышем? Или это была замысловатая заявка на победу? Кейт не знала, а она ненавидела что-то не знать.

– Ты в порядке? – Закрыв за собой дверь, Пэм бесшумно приблизилась к ее кровати. – Тебя не было на завтраке.

Уэльс делила с ней спальню, которая, по правде говоря, была неприлично просторной для двух человек. Каменная арка посередине визуально разделяла комнату на две части – у каждой было свое пространство с кроватью, столом и шкафом, а еще общая ванная и большое двухстворчатое окно. Ее комната в доме у родителей была в три раза меньше, а одним туалетом они пользовались всей семьей, что было особенно проблематично в утренние часы пик.

– Я в порядке, – ответила ей Кейт, даже не повернув головы.

– Ты лежишь одетая и пялишься в потолок, – фыркнула Пэм и тут же села на край ее постели.

Никакого такта и никакой гигиены. Благо она успела застелить кровать.

– Французский только через час, – напомнила подруге Кейт.

И в группе с ними учился Кайрос Блэквуд. Господи. Может, ей повезло и он взял другое время?

– Ты сама не своя после того, как присоединилась к нам вечером.

– Я же сказала. На меня напали Кайрос и компания.

Как еще она должна была объяснить ссадины на руках и коленях? Да и зачем врать? Ничего странного же не произошло.

Почти.

– Они нападают на тебя с первого курса, но ты именно сегодня лежишь здесь, словно мумия.

Это правда. В худшем случае Кейт тихо плакала, закрывшись в ванной, а в лучшем по ней нельзя было даже сказать, что что-то произошло.

– Я просто отвыкла от этого за каникулы.

– Оу, дорогая.

Пэм только волю дай кого-нибудь пожалеть, поэтому она с удовольствием приняла эту версию и заставила Кейт привстать, чтобы ее обнять. Объятия Рейнхарт, честно говоря, не любила, но Пэм все-таки сестра Патрика, и отказывать ей в близости – верх грубости.

Знала бы она, что Кейт теряет голову из-за ее драгоценного брата-двойняшки, то придушила бы ее с точно таким же энтузиазмом, ведь лучшие подруги должны делиться всем, а не хранить тайны, касающиеся их собственной семьи.

– Все хорошо. Просто пропал аппетит, и я решила остаться в комнате. Честно, я в норме.

– Ну раз ты так уверена.

Отпустив ее, Пэм со вздохом выпрямилась.

– Если тебе не нужна моя помощь, я схожу найду Патрика. Его тоже не было на завтраке.

– Он плохо себя чувствует?

Вопрос вырвался автоматически и прозвучал слишком эмоционально для кого-то, кто просто интересовался состоянием брата подруги.

– Нормально он себя чувствует, – закатила глаза Пэм, к счастью проигнорировав ее оплошность. – Нейт сказал, что он не ночевал в комнате. Вероятно, Сильвия по нему соскучилась.

Сильвия была настоящим ночным кошмаром. Рыжеволосая бестия без принципов и нравов. Она вешалась на Патрика при любой возможности, а когда шептала ему что-то на ухо, не забывала профессионально вылизывать ему ушную раковину. Кейт буквально от нее тошнило, но, кажется, восемнадцатилетние парни были в восторге от таких девушек.

– Мы сходим вечером к озеру?

Это была маленькая традиция их группы – собираться у костра, гулять и делиться историями, накопившимися за каникулы. У Кейт их было немного, но зато у Пэм и Патрика – предостаточно.

– Сходим, конечно. Только сначала нам с тобой надо пережить французский.

Кейт улыбнулась, предвкушая почти романтический вечер с Патриком (и плевать, что не только с ним). Возможно, ее пассивность высмеяла бы любая более опытная студентка, но Рейнхарт работала с тем, что было.

Пэм ускользнула из спальни, а Кейт решила немного прогуляться по замку перед занятием. Будет неплохо, если она найдет Нейта в теплице, где он любил читать в одиночестве. Эшер был единственным, кто ее понимал, и единственным, кому она разрешала себя критиковать.

Надо сказать, что даже вдали от элитной академии у Кейт не наблюдалось единомышленников. Район, где она росла, за глаза называли неблагополучным, и дети там предпочитали прислушиваться к знакомым карманникам, а не к учителям: перспектива заработать на знаниях выглядела куда менее привлекательно, чем возможность поживиться здесь и сейчас на ловком воровстве. Родители опекали ее от всевозможных плохих компаний как могли, но в итоге Кейт оказалась чужой для обоих миров. В Винтерсбруке ее считали недостаточно богатой и благородной, а в южном Лондоне она выглядела слишком сытой для серой массы голодных подростков, которые так и жаждали на нее наброситься.

Жизнь была бы куда проще, если бы она смогла прибиться к одному из этих берегов и по-настоящему там обосноваться. Ее тетя Мэри, например, не могла похвастаться тактичностью ее матери и открыто намекала на необходимость охмурить какого-нибудь богатого студента. Кейт же хотела податься на стажировку в независимую газету и стать известным международным журналистом. Возможно, она могла бы прославиться как первая выпускница Винтерсбрука, которой не понадобились влиятельные покровители, чтобы стать полноценным членом общества. Как говорится, мечтать ей никто не запрещал.

Теплица находилась недалеко от главного холла, так что Кейт спустилась к ней в два счета. Под общежития в замке была выделена башня, а в основном корпусе располагались кабинеты, торжественный зал, библиотека, места отдыха и лабиринты из коридоров. Последние на первом этаже вели к внутреннему дворику, где и находилась заветная стеклянная дверь. Та, как обычно, открылась лишь с третьего толчка, но, стоило Кейт попасть внутрь, она сразу же увидела вдалеке кудрявую макушку друга.

– Ни дня без меня прожить не можешь, Кейти? – пошутил Нейт, услышав ее шаги.

– Откуда ты знаешь, что это я?

Эшер закрыл книгу, загнув уголок нужной страницы, и обернулся, сверкая теплыми зелеными радужками.

– Кому еще могла пригодиться теплица утром в первый учебный день?

Закатив глаза, Кейт села к нему на деревянную скамейку. Любимое место Нейта располагалось в самом сердце просторной теплицы, укрытой под высокими арочными стеклянными сводами, опирающимися на резные колонны из светлого камня. Стены внутреннего дворика академии были выложены старинным кирпичом, а внутри теплицы они давно заросли мхом и вьюнками. По периметру тянулись цветущие кусты жасмина и лаванды, наполняя воздух сладковатым ароматом.

В солнечном свете, часто пробивающемся сквозь стекло весной и летом, тени листьев ложились узорчатыми пятнами на гладкий мраморный пол. Здесь было тепло в любое время года, но только в эти периоды Кейт могла достать зеркало из сумки и дразнить Нейта солнечными зайчиками, мешая ему готовиться к занятиям.

В задней части теплицы располагался круглый пруд, окруженный низкой каменной оградой. Вода в нем была прозрачной, а на поверхности покачивались белоснежные кувшинки. Над серединой пруда возвышалась статуя девушки с кувшином, из которого тонкой струйкой лилась вода, создавая тихое журчание. Если бы Кейт устраивала свидание своей мечты, оно бы обязательно проходило здесь, среди цепочек орхидей и купола тишины. Но по иронии судьбы это место принадлежало им с Нейтом – и никому больше.

– Пэм волновалась, что меня не было на завтраке.

– Волноваться – ее перманентное состояние.

– Она сказала, что Патрик тоже не пришел.

Эшер прекрасно знал, что Кейт затеяла этот разговор неслучайно, но Патрик не был его любимой темой. Хоть Нейт и поддерживал ее как мог, он был скорее пессимистом. Большой каньон показался бы скромной расщелиной по сравнению с пропастью, которая отделяла ее от Уэльса, но Кейт наивно верила, что однажды проложит между ними мост.

– Патрик и Сильвия. Старая как мир история, не так ли?

Он был прав. Конечно, Нейт был прав, но облегчения она не испытала. До выпуска оставались считаные месяцы, после которых Кейт, возможно, больше никогда не увидит Патрика вновь. Да, Пэм обещала, что они не потеряют связь, но самому Уэльсу их контакт был ни к чему; она всего лишь помогала Патрику делать домашние задания и готовиться к контрольным. Полезный инструмент, который он с натяжкой мог назвать подругой, вот кем Кейт была для него на самом деле. У Сильвии была большая грудь и женское обаяние, а что останется у нее, если выкинуть из уравнения хорошие оценки и знания?

Еще немного – и она опять разревется перед Нейтом. Просто потрясающе.

– Кайрос извинился передо мной вчера, – сменила тему Кейт, пока комок в горле не перекрыл дыхание.

– Что?

Нейт в неверии уставился на нее.

– Помнишь, я говорила, что меня толкнули?

Эшер медленно кивнул.

– Он прогнал своих дружков и извинился.

– У Кайроса умер отец, – тихо произнес Нейт следом.

Что-что, но этого Кейт никак не ожидала услышать. О таких, как Алан Блэквуд, говорят, что они будут жить вечно. Он являлся одним из главных спонсоров Винтерсбрука, занимал высокие посты в международных организациях, которые сотрудничали с правительствами европейских стран. Она не верила в существование иллюминатов, но, если что-то подобное все-таки существовало, Алан Блэквуд точно был к ним причастен. Сам Аид заревновал бы к его жестокости, и Кайрос, несомненно, унаследовал у отца весь спектр эгоизма, который прилагался в подарок к холодной рассудительности и неизменному прагматизму.

Забудьте о «Звездных войнах» и Дарте Вейдере. Блэквуды создали свою «Звезду Смерти» задолго до Джорджа Лукаса – и хранили они ее не в космосе, а в груди, вместо сердца.

– Откуда ты знаешь?

– Джерри рассказал. Он пришел к нам с Патриком в комнату и попросил составить им с Кайросом компанию. Кажется, наш принц был сам не свой.

Тимми, Джим и Питер прославились как главные прихвостни Кайроса, но Джерри Шарп был похож скорее на кота, который жил сам по себе, и, в отличие от других своих знакомых, Кайрос действительно общался с Джерри на равных. Неудивительно, что тот так переживал за друга и в момент сильнейшего кризиса пытался вытащить его со дна.

– Ты думаешь, это связано с его отцом?

Алан, безусловно, ненавидел студентов, не имевших аристократического происхождения. Для него получатели грантов вроде Кейт были не больше чем кляксами на кристально-белой репутации Винтерсбрука. В совете академии заседали и более либеральные родители, которые не дали бы Блэквуду-старшему закопать благотворительную инициативу, но Кейт была уверена, что без сопротивления Алан выдворил бы отсюда ее и других умников одним щелчком пальцев.

Мог ли Кайрос презирать ее только из-за своего отца? В этом не было никакого смысла. Зачем именитому наследнику Блэквудов тратить свою энергию на вражду с серой мышью из обычной семьи дантистов? Но как иначе объяснить перемену в его настроении и непонятные извинения?

Кейт получила один ответ, но вместе с ним на ее голову посыпалось еще с десяток новых вопросов. Потрясающе.

– Не знаю. Не уверен, что ваша вражда как-то связана с Аланом Блэквудом. В смысле… – Нейт зарылся пятерней в кудряшки, – дело в воспитании и манерах, но Кайрос вряд ли стал бы гнобить тебя по наводке отца. Слишком мелочно для них.

Учитывая, что Алан отвечал за урегулирование реальных мировых кризисов, какая-то нищая одногруппница сына вряд ли заслуживала его личного внимания. И это в ней говорила не низкая самооценка, а вполне здравая логика.

– Мне стоит спросить его?

– Кайроса? Не смей, – тут же запретил ей Эшер. – Если он был к тебе добр вчера, не значит, что сегодня милость не сменится гневом.

– Хотелось бы просто учиться, а не выживать.

Все называли академию оплотом возможностей. Но для таких, как Кейт, это место скорее полоса с испытаниями. Здесь никто не сомневался в завтрашнем дне, кроме нее.

Нейт по-доброму усмехнулся:

– Это Винтерсбрук, детка.

Однажды у Эшера точно появится девушка, которой не понравится их тесная дружба, но пока Кейт наслаждалась его обществом и внимала его здравым советам. Нейту удалось немного расслабить ее перед французским, так что, когда Рейнхарт зашла в кабинет к Люсьену Бове, она почти забыла, с кем должна здесь столкнуться.

В академии языки преподавали исключительно носители, но Кейт не сказала бы, что это сильно помогало студентам. Тем, кто учился из-под палки, было абсолютно безразлично, кто эту палку держал, и весь год они топтались на уровне новичков. Она не жаловалась, но в душе винила нескольких одногруппников, которые очевидно тормозили прогресс всей группы.

– Ты где была? – тут же спросила ее Пэм, отодвигая тетрадь в сторону.

Они сидели за первой партой прямо перед учителем, но кабинет был маленьким, всего десять парт, так что допрос Уэльс могли услышать все. Будто это когда-то волновало Пэм.

– В теплице с Нейтом, – поспешила отчитаться Кейт, пока подруга не подняла лишний шум.

Вот бы французский учил Патрик. Пэм отвлеклась бы на брата, а Кейт смогла бы любоваться его карими глазами под язык любви.

– Тебе нужно найти нормального парня, – буркнула она, вырывая Рейнхарт из фантазий.

– Нейт мне не парень.

– Вот именно, – подчеркнула Пэм. – О выпускном стоит задуматься заранее. С кем ты будешь танцевать? С кем проведешь морозную ночь?

Морозная ночь – довольно издевательское название для того, чем на самом деле занимались новоиспеченные выпускники Винтерсбрука. Как вы, должно быть, догадались, холодного в ней было мало: десятки самых обеспеченных восемнадцатилетних студентов отрывались по полной после официального вечера с родителями и учителями. В основном развлечения проходили в общежитии, но некоторые предавались утехам даже у озера в лесу.

Вот в чем было дело… Вот почему ночь называлась «морозная».

– Bonjour, les élèves![1] – Бове вошел в кабинет практически бесшумно, но тут же хлопнул в ладоши, привлекая внимание. – Ну что, есть выжившие после каникул?

В классе раздался смех и несколько невнятных ответов, а Кейт заметила у учителя новый шелковый шарф. С зализанными темными волосами и исполинским ростом, Люсьен был, пожалуй, самым импозантным преподавателем Винтерсбрука.

Бове поднял руку:

– Тишина. Silence, s’il vous plaît[2]. Смотрю, кто-то уже успел забыть, что мы говорим здесь на французском? Или, может, вы все каникулы провели в Париже и теперь будете поражать меня свободной речью?

Двое студентов слева стыдливо опустили глаза на парту.

– Так и знал, – продолжил Люсьен с улыбкой. – Ладно, начнем мягко, с непринужденного общения. Dialogue sur la façon dont vous avez passé vos vacances[3].

– Какой диалог? – шепотом переспросила Пэм, наклонившись к уху Кейт.

– Про каникулы.

– Проклятье, – с выдохом выпрямилась Уэльс.

– Нужно будет записать несколько фактов из рассказа соседа, но les garçons travaillent avec les filles[4].

Кейт тут же затопил ужас. Она не очень уверенно чувствовала себя на французском, а единственный парень, с которым ей было бы комфортно, читал в теплице параграф перед парой по химии.

Дела плохи.

И как только Кейт подумала об этом, дверь кабинета открылась – и она увидела его. Кайроса Блэквуда в черных брюках, белой рубашке и фирменной темно-синей жилетке академии. Он совсем не выглядел как человек, недавно похоронивший отца, скорее как тот, кто лично убил кого-то от скуки.

– Мистер Блэквуд! Какое счастье, что вы порадовали нас своим присутствием!

– Bonjour, professeur. Veuillez m’excuser pour mon retard[5], – мягко произнес он.

Французский Блэквуда был таким же безупречным, как и его внешний вид. Кейт услышала несколько мечтательных женских вздохов с задних парт, перед тем как Кайрос отправился в объятия к этим звукам.

Люсьен был недоволен, и это еще мягко сказано. Он терпеть не мог, когда студенты опаздывали, а потому Кайросу точно не стоило рассчитывать на поблажки.

– Разделитесь на пары, – приказал он всем, а затем вдруг посмотрел прямо на Кейт: – Мисс Рейнхарт, составьте компанию мистеру Блэквуду.

– Я не… – инстинктивно попыталась защититься Кейт, но Люсьен отвернулся, даже не став вслушиваться в ее заикания.

– Держись, милая. – Пэм положила руку ей на плечо, слезно провожая Рейнхарт в конец кабинета, будто тот был ее новой личной преисподней.

Ей не хотелось проверять, в каком состоянии сейчас находился Блэквуд, но под ропот студентов и скрипы парт Кейт шла именно к нему. В панике она даже забыла тетрадь, но Кайрос заметил это раньше нее. Как только Кейт села к нему за последнюю парту, он вырвал листок из своей тетради и протянул его ей.

Может, он хотел, чтобы она его съела и подавилась?

– Ручка нужна? – спросил он.

Кейт буквально потеряла дар речи, и все, что она смогла, так это отрицательно покачать головой и достать из переднего кармана пиджака свою ручку.

– Какое у нас задание?

В ту секунду ей казалось, что она плавает в открытом океане и держится за жалкий спасательный круг, поэтому от вопроса Кайроса ее качнуло.

Кейт судорожно подняла на него взгляд и сделала короткий вздох:

– Нам надо рассказать, как мы провели каникулы.

У него были такие острые скулы. Раньше она никогда не смотрела на Блэквуда так долго и так близко. Надо сказать, что на таком расстоянии он выглядел чуть более человечно, хотя по-прежнему до сюрреализма идеально.

– Tu peux commencer[6].

Начинать, точно. Да. Неплохо было бы перестать пялиться.

Какой позор, господи.

– J’étais chez mes parents[7], – неуверенно приступила к рассказу Кейт.

Все ее каникулы – это, по сути, семейные вечера, попытки насытиться друг другом за короткий период. Так что Кайрос узнал не так уж много интересного. Рейнхарт упомянула, как она с родителями каждое утро выгуливала их лабрадора Чарли, мама готовила ее любимый пирог, а перед сном они с отцом смотрели глупые комедии. В их буднях не было ничего уникального, но Кейт не стала ничего приукрашивать.

– Мило, – оценил ее историю Кайрос, и ей даже показалось, что он сделал это без издевки. – Тебе нужно поработать над произношением, но в целом хорошо.

– Ты давно учишь французский?

Вот и все. Прямо сейчас Блэквуд рассмеется, ткнет ее носом во что-то смрадное, и она почувствует себя полной дурой.

– Французский, немецкий, итальянский и японский, – перечислил он. – Примерно с семи лет.

Боже. Ладно. Это впечатляло ее куда больше его тяжеленного кошелька и статуса принца.

Теперь ей нужно спросить, как прошли его каникулы? У него же умер отец. Как она вообще могла сгладить ситуацию? Пока все люди радостно отмечали Рождество, он поминал своего отца. Или это случилось раньше?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – вдруг нарушил поток ее мыслей Кайрос. – Просто удивительно, – усмехнулся он. – Все всегда написано у тебя на лице.

Видимо, на том самом лице, которое только что побледнело до цвета снежных хлопьев за окном.

– Не смущайся. – Блэквуд подвинул к себе вырванный лист, который дал ей ранее. – Искренность – это сила, мышка. – Он начал быстро писать предложения на нем и, когда закончил, объяснил, что имеет в виду: – Лгать можно научиться, а вот начать говорить правду бывает в разы сложнее. Никто не будет ждать подвоха от человека, который не умеет врать. Пользуйся.

Отдав ей лист обратно, Кайрос облокотился о спинку стула и посмотрел вперед, на учителя. Кейт оставалось лишь растерянным взглядом скользить по строчкам, выведенным идеальным каллиграфическим почерком.

Он написал о том, как ездил на охоту, читал книги и смотрел сериалы. Блэквуд даже успел слетать во Францию в поисках стажировки, а потом вернулся в Австрию на горнолыжный курорт. Ни слова о смерти отца и семейном горе.

– Если тебе нужен французский, нужно заниматься внеклассно и сдать языковой экзамен перед выпуском, – вновь заговорил с ней он.

– У меня нет денег на репетитора, – шепотом призналась Кейт, потому что после их странного разговора совсем не доверяла своему голосу.

– Я мог бы тебе помочь.

Кайрос по-прежнему не повернулся к ней, сидя боком, и Рейнхарт так и не заметила улыбку, затаившуюся в уголках его губ.

– Зачем тебе это?

Для работы журналисткой ей необходимы иностранные языки, но такими темпами к концу года Бове максимум научит их считать до тысячи.

– Язык умирает без нормальной практики, к тому же я хочу хоть как-то загладить перед тобой вину за вчерашнее.

Кайрос нашел крайне любопытный способ извиниться перед ней за буллинг[8], но… Что она теряла? У нее были сданы почти все дисциплины, а значит, имелась уйма свободного времени для того, чтобы улучшить свой французский.

Мог ли Кайрос заманивать ее в ловушку? Легко. Мог ли он издеваться над ней как-то иначе? Вы еще спрашиваете.

Но она ничего не теряла, играя с пламенем, потому что давно сидела в костре.

– Я согласна.

Только ради эксперимента.

– D’accord, souris[9].

* * *

После пары Кейт еще долго пыталась убедить себя, что поступила правильно. В теории это было сделать совсем не сложно. Где-то в глубине души она всегда завидовала своим друзьям: Нейту, ради которого бабушка готова была устроить званый ужин с любым из ныне живущих ученым или королем; Пэм и Патрику, которые на деньги родителей могли нанять себе целый штат личных учителей. Что самое важное, перед ними открывались все двери автоматически, а Кейт была вынуждена скрупулезно подбирать к каждой ключ. Грех было отказываться от предложения Кайроса, когда он любезно придерживал для нее одну из неприступных дверей. И как иначе она сможет разгадать его скрытые мотивы, если будет держаться в стороне?

– Тебе холодно?

Нейт принял ее дрожь от волнения за реакцию на легкий вечерний мороз.

Как и планировали, они отправились на озеро на границе леса и замка, чтобы провести немного времени вместе за всякими байками. Правда, мысленно Кейт все еще сидела на паре по французскому, и это несмотря на Патрика, который присоединился к ним пару минут назад.

– Все хорошо. Просто непривычно.

– В Лондоне намного теплее, да? – спросила ее Пэм и бросила несколько тонких веток в пока еще совсем слабый костер.

– Да, обычно температура не опускается ниже нуля.

– А я вот считаю, что зима без снега невозможна, – вставил Патрик и играючи приобнял сестру.

– Если бы в Винтерсбруке выдавали аттестат за лыжи, ты бы окончил экстерном, – фыркнула Пэм.

А вот Кейт напротив, скорее всего, не окончила бы никогда.

Патрик и еще половина парней выбрали лыжи вместо плавания, потому что могли. Она же оказалась заложницей системы, своего пола и совершенно не знала, как сдать спортивную дисциплину и не сломать в процессе шею и другие ценные части тела.

– Виноват, я отлично катаюсь, – поднял руки в перчатках Патрик.

– Хвастун, – буркнул Нейт.

– Если бы у тебя была своя Сильвия, ты бы не ходил такой угрюмый, – подколол друга Уэльс.

Рейнхарт приложила руки к лицу и выпустила в них теплый воздух. Ей должно быть все равно на Патрика и его пассию. Все знали, что Сильвию и ее окружение не интересовали свадьба и дети – только деньги и развлечения. В конце концов ему надоест, и он захочет отношений с кем-то посерьезнее. Единственная проблема заключалась в том, что на это судьбоносное решение у Патрика оставалось не так много времени. В противном случае Кейт навсегда окажется в пролете.

– Я предпочитаю выбирать девушку с умом.

– И сердцем? – поддразнил Нейта Патрик. – Брось, чувак. Я понимаю, что с нами девочки, но будем честны. Нам восемнадцать. Не притворяйся евнухом.

– Не у всех кровь застряла ниже пояса, братец, – попыталась усмирить Уэльса Пэм.

– То есть ты визжала в комнате Говарда в канун Нового года, потому что он читал тебе энциклопедию на ночь?

Пэм поджала губы, схватила снег и швырнула его прямо Патрику в лицо.

Ну все. Сегодня они точно останутся без историй.

Уэльс немедленно ответил ей тем же, после чего Пэм повалила брата с бревна на снег, и они оба покатились к огромному сугробу, которым стали кусты можжевельника.

Подскочив на ноги, Кейт начала смеяться и уже хотела сказать Нейту, что эти два идиота пойдут в замок мокрые, но вдруг наткнулась на огорченное лицо Эшера.

Что его так расстроило?

Глава 3

Наследник

Кайрос

– Как вы себя чувствуете?

– Как ничтожество?

Ну а что? Это было ближе всего к истине. Его отец погиб, а вместе с ним исчез смысл всего, что Кайрос делал когда-либо в жизни. Он даже не мог назвать себя марионеткой, он больше походил на добровольного раба: сначала Кайрос слушался отца во всем из-за страха неизведанного и банальной неопытности, а потом понял, что по-другому просто не умел и вряд ли бы научился.

– Вы слишком строги к себе, – любезничал с ним психолог, будто Кайрос действительно нуждался в его помощи.

За деньги, которые Эдвард ван дер Берг получал от академии, он готов был целовать пятки каждому попавшему к нему ученику, а заполучив самого Блэквуда, уважаемый психолог, должно быть, уже мысленно прикупил небольшой участок земли на Марсе. Когда дети довольны, родители тоже счастливы. Самая простая аксиома, в которой мог разобраться даже школьный специалист, только вот незадача: у Кайроса больше не было семьи. Не осталось тех, кто по долгу родства должен был брать за него ответственность, кто мог прикрыть его своим влиянием, кто щедро озолотил бы психолога за его псевдостарания. Кайрос остался один в целом мире, и если вы думаете, что за этим высказыванием кроется какая-то романтика, то вы глубоко ошибаетесь. В одиночестве нет ничего красивого; посмотрите на картину Ван Гога, которую он писал за неделю до своей смерти, – и вам самим захочется умереть.

– Мы можем закончить этот фарс прямо сейчас, – вздохнул Блэквуд и положил ногу на ногу. – Я не скажу директору. Для него наши встречи будут продолжаться.

Эти сеансы – обязаловка. Ни ему, ни тем более ван дер Бергу они были ни к чему. Кайрос сильно сомневался, что незнакомый мужчина заменит ему отца или вдруг укажет путь к новому смыслу жизни.

– Это не фарс. Это помощь, мистер Блэквуд.

Кайрос усмехнулся и уронил голову на спинку кресла.

– Мой отец был настоящим мистером Блэквудом, – поведал психологу он. – А я так, его жалкая копия.

Вы наверняка слышали тысячи легенд о могущественных богах, войнах или королях, тех самых, чьи мечи столетиями никто не мог достать из камня. Так вот Алан Блэквуд легко пополнил бы их ряды, если бы не действовал из тени, за спинами тех, чьи имена знали даже дети. Он не был советником Робин Гуда, ничего настолько же благородного, но его слова и действия влияли на политику небезызвестных стран, а значит, он так или иначе отнимал и спасал жизни.

– Вы не чья-то копия. Вы – это вы.

«Сильно, док. Надеюсь, не за эту ерунду вас наняли сюда психологом».

Кайрос поправил отцовские часы на запястье и снова посмотрел на ван дер Берга, внимательно его оценивая.

Бледная фарфоровая кожа, редкого песочного цвета глаза: один в один как