CАУНДТРЕК КНИГИ

Red Violet. Темные миры

ЛИЛИЯ ТАЛИПОВА

ТЕНЕВОЙ КАГАНАТ

Москва
МИФ
2025

ИНФОРМАЦИЯ
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Талипова, Лилия

Теневой каганат / Лилия Талипова. — Москва : МИФ, 2025. — (Red Violet. Темные миры).

ISBN 978-5-00250-495-4

Под покровом ночи похищают дочь Великого хана, и годы спустя Кайту Изгелек по всей степи ищет следы своей сестры. А судьба неожиданно ведет к ответу через сердце чужой земли, к той, что способна открыть врата в Теневой каганат, мир духов и забвения.

Тем временем в Персти княгиня Аделаида растит дочь, гордую Анастасию, и воспитанницу, мечтательную Амелию. Анастасия видит сны, предрекающие беду, а Амелия встречает чужеземца, который рушит ее прежнюю жизнь.

И всем им предстоит встретиться — и пройти путь в Теневой каганат, где скрыта не только правда, но и тьма, готовая заявить свои права на мир людей и аджаха.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Книга не пропагандирует употребление алкоголя и табака. Употребление алкоголя и табака вредит вашему здоровью.

 

 

Посвящается моим ненейке и зуратейке, которые всегда напоминали о том, что важно, и моей маме, которая показала, какой бывает настоящая любовь

ПРОЛОГ

Испокон веков под покровом ночи, вверяя себя тьме — верной подруге всякого, кому не довелось действовать при свете великого солнца, — вершили люди и им подобные как самые страшные бесчинства, так и самые достойные дела. И не так просто с первого взгляда отличить одно от другого…

Первые сбо́ревые ночи в Персти всё еще теплы, хоть уже и настала пора собирать урожай. Вот и девочка, утомленная блужданиями по лесу и присевшая возле высокой ели, проспала до глубокого вечера, не разбуженная холодом и ветром. Она и думать забыла о том, что потерялась. Но вот она проснулась и огляделась; осознание подкрадывалось неспешно, словно хищник к своей добыче. Наконец ее обуял страх: не осталось в ней ни капли крови, что не застыла бы в ожидании приближающейся голодной смерти.

Позади ели послышалось шуршание. Нерешительно и опасливо девочка заглянула за дерево. Каково же было ее удивление, когда она увидела перед собой миловидного юношу! Он крепко спал, то и дело напряженно жмурясь: должно быть, снился кошмар. Оглядев его со всех сторон — от босых ступней до коротких русых, почти рыжих, слегка вьющихся волос, — она убедилась в том, что он совсем не похож на лесного духа, коими пугали сказки. Она медленно протянула трясущуюся ручку к его щеке. От прикосновения тот вмиг пробудился и, удивленно поморгав, уставился на нарушительницу его сна.

— Здравствуй, — первым сказал он. Малышка лишь молча сверлила его взглядом. — Как тебя зовут?

— Не скажу.

— Вот как? Почему?

— Лесные духи услышат и утащат в свой дом, — шепнула она с укором.

— И что же они там сделают?

— Не знаю…

— А вдруг я и есть лесной дух?

Глаза девочки округлились. Она отшатнулась, но быстро опомнилась и решительно ответила:

— Нет. Духи так не выглядят.

— А как они выглядят?

— Не знаю. Не так, как ты.

Юноша рассмеялся, отчего у нее потеплело внутри.

— Меня Мерь зовут. Ты заблудилась?

— Ага… — протянула она опечаленно, но уже без особого страха, словно не пропала неизвестно где, а потеряла чудную игрушку.

— Давай я помогу найти дорогу до дома.

Девочка кивнула, и они двинулись в сторону мест, где жили люди.

— Странное у тебя имя, — заявила она.

— Мм? Почему?

— Как у звезды. Зачем носить чужое имя?

— А твоего имени никто прежде не носил?

— Носил, наверное, — задумалась девочка. — Но оно людское. А твое не людское.

— А я и не человек, быть может?

— Лицо у тебя человеческое, и имя должно быть человеческое.

— Придется придумать, как зваться по-человечески. А ты вот уверена, что ты сама человек?

Девочка взглянула на Меря удивленно. Тем временем деревья будто расступились — и вот они уже вышли к древнему идолу, стоящему на краю Дивельгра́да. Яркая рыжая лисица словно приветственно махала хвостом, хотя было очевидно, что кусок дерева, изображающий божество, едва ли смог бы пошевелиться.

— Ты отсюда пришла?

— Да. Или нет. Не помню. Помню лишь Сосватанью Огни́му, а дальше… Не знаю, как я оказалась в лесу. Кажется, я слышала пение… А ты не… — Девочка обернулась да так и застыла с открытым ртом. Рядом никого не было. Малышка нахмурила бровки, но бурчание в животе напомнило ей о более важной беде. Она подобрала подол и со всех ног помчалась туда, где ласково сияли теплым светом окошки домов.

Едва ступая по земле, усыпанной опавшей и прогнившей листвой, две тени во мраке ночи бесшумно скользили к середине стойбища. Стоило им подобраться к ханской юрте настолько близко, что смогли бы дотянуться рукой, одна из теней внезапно остановилась.

— Что, если мы совершаем ошибку? — прошептала она.

— Что? — растерялась вторая.

— Гьокче́, вдруг все же под его покровительством малышке безопаснее?

— Я не знаю… Но им точно известно, где находится стойбище и в какой юрте искать девочку. Мы можем унести ее туда, где никто не найдет.

— Ты думаешь, он не солгал? Это не ловушка? — Втянув больше воздуха, сомневающаяся тень вскинула голову к небу. — О Ижа́т, как быть? Где верный путь?

Словно вняв молитвам страждущей, над их головами пронеслась птица, размерами и очертаниями напоминающая сову. Она резко снизилась, схватила маленькую тень, заверещавшую в когтистой лапе, и столь же резво взмыла ввысь.

— Как это понимать?

— Я не знаю. Но долго нам тут находиться нельзя. Кто-нибудь заметит, поднимет тревогу. Идем, Айгуль.

Гьокче мягко проскользнула в ханскую юрту, разрезав плотное войлочное покрывало в единственном уязвимом месте: совсем недавно любимый скакун Алау́ла раскрошил тут часть решеток копытом. Будь то воля случая или повеление самого Ижата, иной возможности забрать маленькую дочь хана могло и не представиться.

Оставаясь снаружи и озираясь, Айгуль пребывала в крайнем нервном возбуждении и постоянно теребила то волосы, то одежду. Когда послышался тихий шорох ткани, она уже находилась в высшей степени исступления. Из разреза показался сверток, и стоило женщине взглянуть на него, как ее сердце разогналось быстрее лихого коня. Робко подняв ребенка на руки, Айгуль всмотрелась в полускрытое одеяльцем личико и едва не разрыдалась, рискуя привлечь ненужное внимание.

— Гьокче? — в юрте послышался хриплый голос Алаула, который, очевидно, лишь мгновение назад пробудился ото сна. — Ты что тут делаешь?

Сердце Айгуль пропустило удар, а от лица отхлынула кровь. Ее бросило в холод, не имеющий ничего общего с зябким ветром и надвигающимся дождем. Она молилась всем: богине Ойлихе́, богу Ижату, их сыну, великому Йыл-Йанашу, и даже первым человеческим порождениям Аухатши, чтобы Великий хан не заметил пропажу.

— Прости, Великий хан! — Последовал тихий шорох, судя по которому девица в юрте припала к ногам властителя.

— Что ты тут делаешь? Отвечай, Гьокче! — Алаул явно терял терпение.

— Я заметила разрез на ткани и испугалась, что в юрту мог кто-то пробраться. К счастью, никого здесь нет, ничего не пропало и маленькая ха́нкызы мирно спит. Пусть все злодеи знают, что им следует пуститься в бегство, если они причинят вред нашей Йолды́з! — Последнее было сказано нарочито громко и предназначалось Айгуль. — Спи спокойно, Великий. Я уже ухожу.

Гьокче оставалось лишь уповать на то, что послание дойдет до получателя. Дальше продолжать путь вместе будет опасно, ведь она привлекла внимание хана и едва ли сумеет уйти в лес незамеченной.

К счастью, Айгуль все поняла и, крепче прижав девочку к себе, пустилась бежать не разбирая дороги. Ей стоило большого труда глядеть под ноги и не спотыкаться о торчащие из земли колья и корни, не шуршать листьями. Добравшись до леса, Айгуль слегка расслабилась: опершись о ствол ближайшего дерева, она перевела дыхание. Затем подняла глаза и ладонь к небу и, сжав кулак, приложила его ко лбу, а после прикоснулась рукой к груди и опустила голову.

— Великое небо… Не много ли ему чести? — до боли знакомый голос мечом пронзил тишину спящего леса. — Рад тебя видеть, любимая, — улыбнулся мужчина, выходя на тускнеющий лунный свет. — Наконец-то ты здесь.

Его золотистые волосы были единственным светлым пятном в непроглядной тьме, но Айгуль смотрела в его прекрасное лицо — и видела вовсе не его красоту…

— Нет… — вырвалось одно-единственное слово, дрожащее от переходящего все границы отчаяния.

— Я не причиню вам вреда, — любовно пропел мужчина, в чьем голосе обожание мешалось с нескрываемым безумием. — Только отдай мне девочку.

— Ты предал меня, — произнесла Айгуль одними губами и попятилась, надеясь вернуться в стойбище и возвратить ребенка Алаулу.

Ей было уже все равно, что ее поймают, плевать, каким пыткам подвергнут; она прекрасно знала, что даже Досточтимый хан Кайту́ окажется не в силах ей помочь… Почувствовав прилив сил, Айгуль бросилась наутек, не жалея собственных ног и жадно глотая холодный воздух, пропитанный вездесущей гнилью.

— Этот ребенок обременяет тебя! — крикнул мужчина ей вслед. — Я освобожу тебя, — добавил он чуть тише.

Стоило моргнуть, как тот вырос прямо перед ней. Весь его вид свидетельствовал о крайнем душевном разладе — безумный взгляд, босые ноги, растрепанная рубаха и разорванная штанина — и навевал ужас. Айгуль захотелось кричать, из глаз полились самые горячие и горькие слезы.

— Я освобожу тебя, любовь моя.

Он опасливо потянулся забрать ребенка из ослабевших рук, но Айгуль в последний миг крепче обняла сверток и, пошатнувшись от толчка в грудь, повалилась на землю.

— Ты будешь свободна…

— Сихо́т лишила тебя рассудка! — перебила она.

— Мы сможем быть вместе.

— Ты сам не понимаешь, о чем говоришь. Опомнись! — взмолилась она. — Прошу. Дай нам уйти.

Состроив жалобное выражение лица, он присел на корточки, чтобы взглянуть возлюбленной в лицо.

— Мы уйдем. Вместе.

— От аджаха́ нет спасения, верно? — всхлипнув, улыбнулась она.

— Идем, мой свет. Тебе позволят с ней попрощаться. — Сжимая одной рукой ребенка, он протянул другую Айгуль. — Мы лишь хотим спасения, — шептал он, пытаясь успокоить любимую. — Я спасаю тебя.

— Ты заставил меня выкрасть ее у отца!

— Я ни к чему тебя не принуждал.

— Ты обманул меня!

— Ты приняла решение. Верное решение. Осталось принять еще одно, самое простое.

— Будь ты проклят…

Он так и ждал, протянув руку. Ждал слишком долго, но Айгуль даже не двигалась, пустыми глазами она смотрела перед собой, словно ее дух покинул тело.

— Жаль, — прошептал аджаха и медленно направился в лесную чащу, туда, где ели стояли друг к другу близко и было их особенно много.

Он знал, что Айгуль не бросит девочку, и оказался прав. Стоило ему отойти на несколько аршин¹, как за спиной послышался шорох шагов. Аджаха оглянулся, на его лице промелькнула теплая, сочувственная улыбка.

Дождавшись плетущуюся следом возлюбленную, он отпечатал поцелуй на ее лбу. От сладкого, терпкого запаха, исходящего от аджаха, живот Айгуль болезненно скрутило.

Так пахла смерть.

ГЛАВА 1

ВСЕГДА ВМЕСТЕ

Вечер уже перетек в ночь, а от огня в камине остались лишь тлеющие угольки. Тепло шло только от каменной трубы печи, разогретой на первом ярусе. Молодой месяц стыдливо заглядывал в окно сквозь белые кружевные занавеси. Морозец лез в дом сквозь щели в деревянных рамах, крался по полу. А двум девицам, лежавшим поверх одеяла на большой кровати под тяжелым навесом и так и не переодевшимся в ночные сорочки, вставать совершенно не хотелось. Они тихо обсуждали прошедший вечер.

— Что было дальше? — спросила Амелия тоном ребенка, которому до ужаса любопытно, что происходит между мужчиной и женщиной, и при этом стыдно от собственного любопытства.

— А потом он подошел так близко, что перехватило дыхание, — шепнула Анастасия, и они смущенно захихикали, но тут же обе поморщились от отвращения. — Он такой некрасивый, — так же негромко продолжила она, теребя прядь шоколадных волос. — А еще я видела, что у него в бороде застряли кусочки хлеба.

— Фу-у, — протянула подруга.

— Ага. А когда он сам их заметил, то вытащил и съел.

Они скривились и разразились тихим смехом, а потом внезапно умолкли.

— Ана, так вы поженитесь? — спросила Амелия. В ее голосе отчетливо читались грусть и тоска.

Анастасию же безумно страшило осознание того, что скоро в ее маленьком прекрасном мире что-то поменяется. Они дружили с раннего детства, всегда были вместе и, как полагается подругам, иногда ссорились, дрались из-за того, о чем уже не помнят, но каждый раз мирились. Что немудрено, ведь и жили они под одной крышей.

— Не знаю, — озадаченно ответила Анастасия, внимательно разглядывая рукав льняной рубахи, надетой под изумрудный сарафан, в поисках пятен жира от запеченного тетерева. Не обнаружив их, она тихо выдохнула и глубоко зевнула. — Надеюсь, нет, от него дурно пахло по́том и чем-то еще… таким неприятным.

— Гадость, — отозвалась Амелия и тоже глубоко зевнула. — А еще… Ты знаешь… Я… я видела… — начала она, но так и не договорила: скоро раздалось тихое сопение.

— Добрых снов, — пожелала Ана, хотя понимала, что ее уже не слышат.

Она никогда не умела засыпать так быстро, поэтому немного поворочалась, устраиваясь поудобнее, накрыв себя и подругу толстым одеялом. Странное ощущение не покидало ее, но все же вскоре и она отправилась в Сонна́го — мир снов.

 

Поутру, вновь возвратившись неизвестно откуда, Амелия прокралась в покои Анастасии, взгромоздилась на высокую кровать, улегшись на княжьей перине поудобнее спиной к окну, и бросила на подругу задорный, с малой долей ехидства взгляд исподлобья.

— Я встретилась с тем самым юношей, — улыбаясь от уха до уха, заявила она.

— Правда?! — воскликнула Анастасия. Лицо ее не отличалась особой живостью, часто выглядело угрюмым или не по годам серьезным, и незнающему могло показаться, что это насмешка. Амелия же понимала, что сейчас подругу разрывает от восторга. — И каков он? Расскажи мне все!

— Ну… Он высокий, у него много веснушек и волосы такого дивного цвета… Как же правильнее сказать? — Она приподнялась на локтях. Падающие из окна лучи утреннего солнца обрамляли растрепанные темно-каштановые волосы золотистым сиянием, придавая ее виду что-то колдовское. Амелия положила руку на подбородок и нахмурила брови — как в ее представлении обычно делают мудрецы, решая сложную задачу, будто это должно помочь в поиске нужных слов. — Как хлебные колосья на лугу в разгар сборева. Вот!

Анастасия задумалась, пытаясь составить образ по туманному описанию. Колосья в пору сбора урожая, когда теплое время года сменяется холодным, золотистые, переливающиеся на ветру.

— Он красивый, — заметила она, с трудом припоминая внешность загадочного незнакомца. Он стоял в углу зала на приеме Дмитровых и с ласковой — не такой, как у иных, зачастую хмурых перстийцев, — улыбкой глядел на происходящее.

— О-о-очень, — протянула Амелия и откинулась на подушки.

Анастасия же разволновалась: то ли оттого, что в ее жизни грядут изменения, то ли от ревности к какому-то проходимцу, то ли от зависти, что первым его увидела не она. Однако постаралась накинуть маску холодного безразличия, которую так часто видела на лице матери; юной княжне казалось, что она излишне порывиста и что нужно вести себя сдержаннее.

— А как это произошло? Ну… знакомство, — спросила Ана и тут же отчего-то раскраснелась. Ее рука метнулась к горящим щекам, а на лице заиграла смущенная улыбка.

Амелия же мечтательно вздохнула:

— Просто волшебно. Как в том лицедействе: «Она бродила по лесу и внезапно провалилась в сугроб, но тут явился доблестный воин и спас ее из белого плена».

— Ты снова блуждала по лесу?! — изумилась Анастасия, притом испытывая легкое раздражение.

Амелию вечно носило по всему Дивельграду, и счастье еще, если она бродила по городу. И откуда в ней это неутомимое, граничащее с одержимостью влечение к природе? Все ее естество тянулось туда, где под сизой дымкой тумана самые обычные вещи превращались в нечто загадочное и непостижимое обитателям городских домов-ящиков. Однако сколько стоял Дивельград, столько существовали истории о древних духах, живущих на опушках. В праздник Светлости они любили выходить из леса и обманом заманивать непослушных детишек в свои дома, где творили с ними ужасные вещи. Какие именно — детские сказки, конечно, не уточняли.

Сейчас была та самая опасная пора. Празднование Светлости, длившееся ровно месяц, начиналось с предпоследней луны года и завершалось последней. В столице праздник заканчивался пиром в царском дворце, в остальные дни полагалось почтить присутствием дома́ ближайших родных.

По преданию, именно в это время великий Отец выковал горячее солнце взамен старого — холодного, тем самым избежав конца всего сущего и победив тьму. Мудрецы же говорят, что именно на вторую луну самого холодного времени года — проспери́рина — приходится самая длинная ночь в году, а затем солнце держится на небосклоне все дольше и дольше с каждым днем. Эти дни всегда были особенными, и самые верующие наедались до полусмерти, убежденные, что так они помогают Отцу каждый год возвращать миру солнце. Считалось, что если в Светлость съесть животное, которое целый год растили в ласке, заботе, тепле и сытости, то чистота зверя очистит и их души.

— Ну нет… Ну почти. Я была в Прудьей роще вообще-то, — замялась Амелия. — На самом деле я увидела его на улице и шла разинув рот, не заметила корни дуба, торчащие из-под снега, споткнулась о них… И упала прямо на него! Получилось совсем некрасиво, не как в лицедействе. Мы развалились, как две свиные тушки на прилавке, и барахтались, мешая друг другу подняться, — от волнения, переполнявшего Амелию, ее речь стала быстрой, а окончания то и дело проглатывались. Она покраснела и перевела взгляд на окно.

Анастасия тихо рассмеялась, прикрыв лицо рукой, сделала глубокий вдох и спросила:

— А дальше что было? — Она едва сдерживала улыбку, отчего лицо приняло забавное выражение.

— Он встал первым и почтительно помог подняться мне, — вздохнула Амелия.

— И это все?

— Да, — разочарованно ответила та.

— А ты пригласила его на наш вечер или просто отобедать? — не унималась Ана.

— Шутишь, что ли? — возмутилась Амелия, надув губы. — Я удрала от него, как от прокаженного, так неловко мне было. — Она снова нахмурилась, о чем-то задумавшись, но вдруг, резко переменившись в лице, спросила с сияющей улыбкой: — Пойдем на ярмарку?

— Я не хочу.

— Ну пойде-ем, — протянула Амелия. — Ну пожа-алуйста!

Ане вспомнился прошлый год, когда на той же ярмарке на нее все глядели как на тень, внезапно обретшую тело. Иноземные торговцы вечно принимали ее за простолюдинку, укравшую господские одежды, — до того худая она была; местные кидали жалостливые взгляды; дети обходили стороной, делая вид, что не замечают ее. Однако Анастасия взглянула в полное мольбы лицо Амелии и не смогла отказать:

— Ладно. Только ненадолго.

Издав ликующий возглас, та понеслась собираться. Неторопливо, со всей присущей ей утонченностью урожденной княжны Ана последовала примеру подруги. Натянув верхние одежды, представлявшие собой помесь мужского кафтана и женской душегрейки, укутавшись в толстые платки, прихватив шерстяные варежки и дождавшись сопровождающего, они двинулись в самое сердце Дивельграда.

Солнце, скрывшееся от посторонних глаз за щедро набитыми снегом тучами, посылало скудные лучики света и тепла успевшим истосковаться по нему горожанам. Крупные хлопья снега застилали округу, создавали непроглядную стену в самом воздухе и заметали крыши торговых лавок столичной ярмарки.

Круглогодичные торги особенно оживлялись в период празднования Светлости, ведь именно тогда отовсюду прибывало множество торговцев. Ближайшим соседям было сподручнее по холоду привозить быстро портящиеся кушанья. Едущие же издалека начинали путь еще в посе́вце, до разгула жары, но прибывали в Дивельград в разгар просперирина и были полностью убеждены в том, что Персть есть не что иное, как одно из северных царств, где властвует вечная — как они зовут это время года — зима.

Местные жители, пребывая под особым впечатлением от вездесущего духа торжества, спешили раскошелиться и выложить половину накоплений за привозные травы, диковинные фрукты, странные, но весьма удобные одежды, самые невообразимые ткани, обычные и расшитые золотом и серебром ковры и бесчисленное множество иных товаров.

Ярмарка становилась настоящим сердцем увеселений, ведь сюда прибывали и прорицатели, и скоморохи, и даже Блуждающие со своими поразительными представлениями.

— Ты погляди! — Амелия указала на прилавок, ломящийся от сладостей.

Обведя глазами сласти, с которых торговец тщетно пытался смести снег, Анастасия взяла приглянувшиеся сахарные тростинки, а вот подруга набрала почти целую сумку; не стоило сомневаться, что уже к вечеру она опустеет.

— Мне надо отлучиться, — загадочно пробормотала Амелия, кидая выразительный взгляд на спутницу и посасывая сахарную тростинку.

— Куда? — с толикой опасения уточнила Анастасия.

— Ну… Мне надо… Я потом расскажу. — И подруга тут же исчезла в оживленной толпе.

Сопровожающий — извозчик Ладимир — устало поглядел ей вслед и покачал головой:

— Порой думается: славно было бы, срази ее хворь, а позже сам себя за такие мысли по плеши стучу…

В растерянности Анастасия осмотрелась вокруг и побрела куда глаза глядят, Ладимир отправился следом. Она проходила мимо бесконечных шатров и более скромных лавок, взгляд ее скользил по странного вида мясным заготовкам, колбасам, сменяемым золотыми украшениями да роскошными подушками и перинами — набитыми отборным гусиным пухом, как кричал торговец. Дольше всего она стояла подле грубо сколоченной сцены — сложно было оторваться от представления: ей понравились и бард, и пара девочек-хове́жа, поющих частушки, и седовласый сказитель с приятным голосом.

Наконец замерзшая Ана решила, что на сегодня хватит с нее развлечений, и, дав знак Ладимиру, поспешила к трапезной — привычному месту встречи подруг, если те вдруг потеряют друг друга в городе.

ГЛАВА 2

СУДЬБОНОСНОЕ ЗНАКОМСТВО

Пробираясь по некогда протоптанным тропинкам, от которых осталась лишь заметенная снегом гладь с намеком на человеческое присутствие, Амелия перебегала из лавки в лавку, оставляя там почти все выделенные деньги и набирая подарки домочадцам.

Она уже расплачивалась за изумительные ленты, расшитые бисером, когда раздавшийся позади голос вынудил ее вздрогнуть и едва не выронить из рук сумку. Амелия оглянулась — и глаза ее изумленно округлились.

— Добрый день! — улыбнулся светловолосый молодой человек. — Смею предположить, что мы уже встречались, однако я по-прежнему не знаю имени очаровательной девы, от которой прямо-таки невозможно устоять на ногах. — Говор у него был немного забавный: он четко расставлял ударения, но слегка смягчал согласные.

Лицо Амелии заиграло всеми оттенками розового, а взгляд виновато метался из стороны в сторону, не рискуя устремиться на юношу.

— Как я могу вас называть? — предпринял вторую попытку знакомый незнакомец.

— Амелия, — севшим голосом пробормотала она.

— Что ж, очень рад, Амелия. Александр, — вновь поприветствовал он Амелию, склонив голову и не сводя с нее завороженного взгляда. И после пары мгновений неловкого молчания добавил: — Тут очень оживленно. Не думал, что попаду на какой-то праздник.

— Вы не местный? — стараясь скрыть волнение, буднично полюбопытствовала Амелия, но тут же побранила себя за бестактность.

— Верно! — явно обрадовавшись продолжению беседы, спешно ответил Александр. — А вы?

— Что?

— Откуда вы?

Амелия замешкалась, обескураженная вопросом.

— Я родилась и выросла в Дивельграде…

— Простите, если оскорбил. Просто… У вас очень необычный вид. Я бы сказал, сказочный. — Он широко улыбнулся.

Под пристальным, завораживающим взглядом голубых глаз Амелия краснела все пуще.

— Не оскорбили, — пробормотала она себе под нос и потянулась за тряпичными сумками, набитыми всевозможными покупками. Кряхтя, поправила одну и едва не упала, потеряв равновесие.

— Позвольте помочь.

— Не стоит. Я сама могу. — Избегая глядеть Александру в глаза, Амелия вновь поправила сумку, бессовестно резавшую ее нежную руку.

— И все же, — тем же спокойным тоном и с обворожительной улыбкой наседал тот, — я настаиваю.

— Наверняка нам даже не по пути. Не стоит утруждаться!

— Амелия, я пытаюсь завести друзей. Прошу, не препятствуйте мне. Если я могу помочь вам хоть такой малостью, я бы действительно хотел это сделать.

Из всей речи она услышала лишь собственное имя, в устах Александра звучавшее особенно сладко. Он потянулся и забрал сумки. Амелия, словно лишившись сил и здравого смысла, совсем не сопротивлялась.

— Куда дальше? — спросил он.

— В трапезную.

— Чудно! С утра во рту ни крошки! Умираю с голода.

Но стоило выйти из теплой уютной лавки, где приветливый торговец радостно встречал каждого гостя, как они угодили во власть суровой вьюги, норовившей замести слоем плотного снега тех, кому не повезло оказаться снаружи. Ярмарочная улица опустела: все разбежались по домам или по трапезным и лавкам, где можно было переждать непогоду, попивая травяные отвары.

— А у вас всегда погода так переменчива? — перекрикивая ветер и ежась от него, спросил Александр, сильнее кутаясь в платок, укрывавший шею.

— Вообще-то нет. Я впервые вижу, чтобы спокойный день так резко сменила буря! — с трудом проговорила Амелия. Ветер был таким сильным, что она едва могла дышать.

Вдруг из пелены снегопада прямо на них с гулким ржанием вылетела изящная тройка.

— Осторожно! — закричал Александр и, грубо потянув Амелию и крепко прижав ее к себе, оттащил к лавке, откуда они только что вышли. Тройка пронеслась мимо, даже не заметив их.

Под защитой стены лавки молодые люди пытались отдышаться и прийти в себя. Александр все еще ежился, провожая повозку гневным взглядом, и не спешил отпускать Амелию, чей слух от пережитого ужаса обострился: даже несмотря на плотные одежды и завывания ветра, она слышала биение его сердца, которое, словно теплое солнце, согревало и манило ее.

Почувствовав ее дрожь, Александр шепнул Амелии почти в самое ухо:

— Вы замерзли. — Это звучало скорее как утверждение, чем вопрос.

В груди девы что-то глухо ударилось о ребра, а после на мгновение замерло, прежде чем кровь хлынула к лицу, обдавая жаром стыда.

— Далеко идти? — спросил Александр, наконец отстранившись.

— Нет, — заверила Амелия, мотнув головой, отчего платок слегка съехал.

Поправив его рукой в теплой варежке, девица собиралась пойти дальше, когда Александр удержал ее:

— Вот.

Он снял свой платок и заботливо обернул вокруг шеи Амелии, да так сильно, что та сдавленно кашлянула, но смущение не позволило сообщить о том, что новый друг что-то сделал не так.

— Простите. Клянусь, душить вас я не собирался. — Он слабо улыбнулся.

— Вы ведь замерзнете, — клацая зубами, выдавила Амелия.

— Не замерзну. Как вы говорите? Я засоленный.

— Закаленный?

— Именно! — просиял Александр. — Пойдемте, в такую погоду нечего блуждать по улице. — И взяв Амелию за руку, двинулся вперед.

Когда они, вдосталь навоевавшись с сугробами, появились в трапезной, то привлекли всеобщее внимание: выглядели они словно две снежные бабы и так же таяли на глазах под натиском жара растопленного камина.

В отблесках десятков свечей под вой ветра за окном трапезная казалась как никогда уютной. За круглым столом в углу восседала выделяющаяся из толпы девица. Ее белые, сияющие волосы отчасти были заплетены в затейливые косички, собранные на затылке, отчасти оставались распущенными. Алый бархатный сарафан, подпоясанный под грудью, с горем пополам скрывал неестественную худобу. Княжна Анастасия походила бы на сказочную царевну, не имей она болезненного вида простолюдинки.

В помещении пахло дымом сосновых и березовых поленьев, мясным жарки́м и травяными отварами. Под тихие разговоры заполнивших трапезную людей, желавших переждать непогоду в тепле, весело потрескивали дрова. В глубине зала расположился музыкант, он ласкал полукруглый струнный инструмент, расписанный завитушками, — ябуде́йку — и извлекал из него ритмичные мелодии.

Скинув с себя уличные одежды, Амелия в сопровождении нового друга прошествовала к столу и уселась напротив княжны.

— Доброго вечера! Александр, — поклонившись, представился он Ане.

— Анастасия, — откликнулась та.

— Рад знакомству!

— Взаимно.

Ана замолчала, ожидая, что гость удалится за свободный стол. Однако Александр не торопился, лишь выжидающе стоял подле них, не решаясь переступить через воспитание и присесть без приглашения.

Амелия не могла выдавить из себя ни звука, только залилась краской до самых ушей и сделала вид, что сосредоточена на изучении узора на скатерти. Впрочем, румянец остался незамеченным: щеки ее и без того были алыми от холода.

— Должно быть, я вторгся, — неловко проговорил Александр, особенно тщательно подбирая слова и останавливаясь на совсем уж неуместных и оттого забавных. — Прошу простить мне мою беспечность. Пожалуй, поищу, где присесть. — Александр натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть смущение.

Испуганная Амелия подняла на подругу умоляющие глаза.

— Нет, это вы простите, — вздохнула Ана, однозначно истолковав этот взгляд, и постаралась спрятать раздражение и стыд за улыбкой, борясь с дурацким желанием прикрыть рукой лицо. — Прошу, присядьте с нами.

Амелия едва слышно выдохнула. На ее счастье, в это время хозяйка подала жарко́е, а потому девица, спешно вытащив свою изящную ложку, принялась есть, упорно стараясь делать вид, что не замечает ничего необычного в происходящем.

— Не знала, что нас будет больше. Я просила лишь два блюда, — пододвигая к себе тарелку, бросила Ана.

— Чего подать? — У стола выросла тучная хозяйка.

— Не беспокойтесь. Я все равно не смог бы это съесть, — сообщил Александр. — Имеется ли у вас что-то овощное?

— Так это, все есть. Мясное жаркое, холодное, горячее, на огне, в тазу, травы…

— А без мяса найдется?

— Найдется. Овощную похлебку будете? Только, кроме репы и моркови, ничегой-то там нет. Обычно к мясу такое берут…

— Одну тарелку. Спасибо!

Одарив его озабоченным взглядом, хозяйка удалилась, а Александр, почувствовав необходимость объясниться, пробормотал:

— Видите ли, мне нельзя… Я от него… задыхаюсь.

— Ясно. — Ана задумчиво поводила ложкой по блюду.

В остальном ужин прошел тихо. Струнник завел какую-то печальную балладу, и княжна явно больше наслаждалась музыкой, чем жаждала светских бесед. Молчание нарушалось лишь редкими вопросами Александра о местных обычаях и ответами Анастасии как бывалого знатока. Хотя Амелия вовсе не подавала признаков жизни, Александр то и дело посматривал в ее сторону, иной раз не находя в себе сил отвести взгляд.

Ветер за окном утих, оставив за собой кромешную тьму и заметенные дороги. Стук деревянных лопат свидетельствовал о том, что метельщики уже принялись за расчистку сугробов: им предстояло отрыть дороги до постоялого двора и господских домов, а остальное местные уберут утром.

— Час уже поздний. Позволите проводить вас до дома? Я не могу бросить юных девиц на произвол ночи.

— Волноваться не о чем. — Вытерев рот льняной салфеткой, которую в трапезной подавали только знатным господам, Ана вновь одернула себя, чтобы не трогать лицо, и лишь незаметно потерла запястье — все это, как хорошо знала Амелия, подруга делала всегда, когда крепко о чем-то задумывалась. — Нас ожидает упряжка. Если позволите, извозчик не откажет довезти вас.

— Почту за честь.

 

Упряжка двигалась медленно. Крытые сани плавно скользили по заметенной земле, снег скрипел под полозьями. Троица села плотнее друг к другу, чтобы было теплее. После сытного горячего ужина мороз был не страшен, но было бы глупо забывать о его коварстве.

Вскоре к приглушенному скрипу снега под санями добавилось более явственное сопение, изредка переходящее в храп: сидевший по левую руку от Амелии Александр мирно задремал и, не сумев удержаться прямо, прислонился к ее макушке.

Переглянувшись с Аной, Амелия широко улыбнулась и прошептала:

— Он так вкусно пахнет. — На это подруга лишь закатила глаза.

Короткий стук сообщил о прибытии. Амелии пришлось разбудить нового друга, который, встрепенувшись, отстранился с виноватым выражением лица. Рассыпаясь в благодарностях и извинениях, Александр не без труда выбрался из саней и двинулся к постоялому двору. Упряжка дернулась, не дав Амелии проводить его взглядом.

 

Даже по прошествии ночи, хоть и почти бессонной, образ светловолосого юноши никак не шел из головы Амелии. Ей еще не доводилось встречать столь любезных и самоотверженных молодых людей, как Александр. Его дурманящий запах, будто хвои и какой-то сладости, до сих пор сохранился на бережно сложенных с вечера одеждах. Или же Амелии очень хотелось так думать, а нос сам улавливал те самые ноты. Воспоминания о дивном чужеземном говоре и чистом голосе, похожем на морозный зимний воздух, покрывали кожу мурашками и вызывали странное влечение.

А еще наутро пришла записка. Довольная няня Ярослава размахивала ею у носа Амелии, желая выведать все подробности о загадочном иноземце. Но та, заверив, что расскажет все позднее, выхватила берестянку и умчалась прочь от лишних глаз в свои покои, где негнущимися пальцами под бешеный стук сердца развернула послание.

Доброму другу Амелии

 

Рад приветствовать и желать доброго утра! Выражаю искреннюю признательность за ваше общество прошедшим вечером. Вы скрасили мое всеобъемлющее одиночество. Как представлю, что мог не повстречать вас, бросает в дрожь.

Надеюсь, я не доставил очень много беспокойства. Мне показалось, что благородная княжна была не слишком счастлива принимать за своим столом чужака. Прошу выразить ей мою искреннюю благодарность и принести глубочайшие извинения.

Если позволите, для меня было бы честью сопроводить лично вас, Амелия, на прогулку в любой из желаемых вами дней. Прошу дать любой ответ на это письмо. Признаюсь, жду его с нетерпением.

Искренне ваш,

Александр

Слабо пискнув, Амелия перечитала письмо. И еще раз, а затем еще после заключительного третьего прочтения. Когда дверь покоев отворилась, она лежала на кровати, мечтательно изучая полог. В воображении уже крутились сцены предстоящих встреч, в уме она проговаривала еще не случившиеся беседы и гадала, куда поведет ее Александр.

— Ты чего убежала? Ярослава вынудила меня съесть больше пирожков с капустой. Почему-то она подумала, что этим возместит твое отсутствие. Либо опять пыталась помочь мне поправиться…

— Ана… Он такой… — со вздохом пролепетала Амелия.

— Какой? Вы встречались три раза, а словами перемолвились, позволь Огнима, всего раз. Ты же не могла так скоро влюбиться?

— Конечно нет… Но, может быть… Было бы здорово…

— А может быть, и нет. Он ведь иноземец. О нем и не узнаешь ничего.

Но Амелия не слушала: она любила саму мысль о любви, а возможность обрести собственную семью и оберегать ее, найти дом, где все будет принадлежать лишь ей и ее славному мужу, кружила голову. Ей не верилось, что все это так близко, стоит только протянуть руку. Втайне девица мечтала, чтобы мать Аны Аделаида получила власть и над ее жизнью и определила будущего мужа, но перстийские законы предоставляли такое право лишь тем, кто связан кровью. Справедливости ради, рано овдовевшая княгиня не спешила выдавать замуж и собственную дочь.

— Надо ответить, — заявила Амелия, так резко сев на кровати, что перед глазами заплясали звезды.

— Как он вообще узнал, где мы живем? — не унималась Анастасия, присаживаясь на край кровати.

— Спросил в трапезной. Тебя сложно не узнать.

Ана покосилась недовольно, но отвечать не стала.

— Что ему написать? Дорогой Александр… Дорогой… Уважаемый? Нет, не то… Хм-м… Достопочтенный? Это уже слишком…

— Без прилагательных тоже неплохо, но, по мне, впору назвать его чудаковатым, — сухо заметила Ана.

Взбудораженная Амелия не смогла сохранить самообладание и взорвалась негодованием:

— Почему ты так прицепилась к этому? Неужели так странно, что кому-то я пришлась по нраву?

— Вовсе нет! — Анастасия так возмутилась, что тут же подскочила.

— Тогда почему ты так подозрительна к незнакомому человеку?

— Да потому и подозрительна, что он незнакомый. А почему ты так доверчива?

— Я не понимаю, чего ты так остерегаешься… Это все из-за него, да? Из-за Дамира?

Ана вспыхнула, словно получив унизительную пощечину, а в глазах ее блеснули злобные огоньки обиды.

— Ну знаешь, — прошипела она. — Я лишь хочу, чтобы ты сохраняла благоразумие! Я не стану больше вытаскивать тебя из передряг, в которые тебя загоняет твоя жажда приключений. — Она помолчала, изучая лицо Амелии, а потом выбежала вон, буркнув: — И щелкни себя по носу.

Амелия послушно щелкнула себя по носу и тут же чихнула.

— Сама себя щелкни, — пробубнила она. — Можно подумать, хитрое зло только на меня присесть может.

В остальном утро прошло тихо. Настроения для писем не было, как и желания покидать покои. Амелия просидела у себя до самого обеда, но не выйти к столу было равносильно подписанию смертного приговора самой себе, потому что Ярослава очень ревностно относилась к распорядку дня.

Однако и за столом они не перемолвились ни словом. Домочадцев это не особо удивило: девицы нередко ссорились, но к вечеру, как всегда, помирятся!

Сама Амелия относилась к таким склокам с благодарностью, ведь они вновь и вновь доказывали, что княжна Анастасия видит в ней человека равного — а именно это Амелия ценила больше всего на свете. Так что она уже этим вечером без особых терзаний, не стучась вошла в богатые покои подруги. Послышались взволнованные голоса, шаги, какой-то звон… А скоро из-за двери доносился только заливистый девичий смех.