Диана Соул

Операция "Ух", или Невеста для Горыныча

Глава 1

Знаете, что общего у Медузы Горгоны и царя Гвидона?

Тут должна быть шутка про букву Г, но… ответ другой.

Общая у них я, дочь, Змеина Подколодная, первая своего имени и, скорее всего, последняя. Потому что замуж я не выйду! Никогда!

Как бы папенька ни старался, на какие бы ухищрения ни пошел, сколько бы планов скользких ни строил!

А впрочем…

— Змеина! — раздался истеричный то ли рев, то ли вопль.

Двери в опочивальню с треском распахнулись, впечатались в стену, так что весь терем пошел ходуном. И в покои влетела моя сестра — Василисушка свет ее краса Солнцеликая, Прекрасная и во всех степенях ладная, кроме ума и характера.

— Опять из-за тебя все сорвалось! А ну убери перо! Что ты опять там строчишь?

Она коршуном нависла сверху, так что ее пышные груди буквально придавили меня пудовыми гирями, прости господи. На одну лег, второй накрылся. Мечта всех богатырей округи!

Я беспокоиться не стала, прятать написанное тоже, выжидательно наблюдала, как сестрица пытается по слогам прочесть бересту.

— Ч-то-о-о-о об-ще…

Понимая, что это надолго, пришлось прервать:

— Не старайся. Это историческая летопись.

По лицу Василисы пробежало раздражение.

— Не про меня? — зачем-то уточнила она.

— Вот еще, летопись на тебя тратить, — фыркнула я, но бересту все же скрутила. — Зачем пришла?

Василиса, похоже, уже запамятовала о причинах своего гневного появления. Моя сестрица была насколько красива, настолько же наивна и однозадачна. Тут могла бы быть шутка про первый пентиум, но их еще не изобрели.

Ее прекрасное личико вспыхнуло гневом, и на меня вывалилась тирада:

— Батенька никогда меня замуж не выдаст! Вчера явились королевичи ко двору, все красавцы неписаные. Заморские! Один краше другого, а богатство ого-го. — Она растопырила руки в стороны. — А достоинства ВО! — Расправила руки в косую сажень. — А золота столько, ах… — От количества золота сестрица аж задохнулась. — Три килограмма — это много?

Я отошла к окну, отвернулась спиной к сестре, скрестила на груди руки. И пока длилась ее речь, сосредоточенно рассматривала в окно пейзаж Руси-матушки, уходящий вдаль. Просторы неописуемые, взглядом необъятные, дробями сложными поделенные на приданое между многочисленными дочерьми царя Гвидона. Снегом застеленные, вьюгой завеенные.

Не пройдешь, не проедешь без саней.

— И все мне понравились, — продолжала Василиса. — Я бы хоть завтра за любого, так опять ты вмешалась. Сегодня все королевичи в нужниках сидят!

— Королевский зад поднять не могут? — уточнила я, оборачиваясь и на мгновение потеряв контроль, мой язык из обычного превратился в узкий, раздвоенный.

— Змеища! — взвизгнула Василиса и принялась бить меня кулаками в спину. — Страшилище, уродина! Ты всегда мне завидовала, вот козни и строишь!

Я резко обернулась уже всем корпусом, трансформация была быстрой, хоть и не полной.

Два ядовитых клыка сверкнули, Василиса испуганно ойкнула и отпрянула.

— Полегче с-с-со с-словами, — прошипела я. — Один укус-с — и ты с-с-статуя, такая же красивая, тупая и холодная!

И без того огромные синие глаза сестрицы совсем округлились. Чернющие ресницы захлопали от обиды, а в уголках навернулись слезы.

Василису стало жалко.

Вот искренне, не со зла она, а от глупости.

Я вернула себе человеческое лицо, вздохнула и принялась объяснять этой дурынде.

— Хочу напомнить, что полцарства у нас с тобой на двоих общие, — начала я. — И замуж нас по приказу батюшки положено также отдавать обеих одновременно. Твои принцы по одному не ездят, то брата притащат, то свата, то дядьку, то лучшего друга… Берут тебя, а заодно и меня, но что-то все резко передумывают. Две дочери за полцарства! Это главное условие батюшки!

— Тебя не берут, потому что ты… — Она опять хотела сказать что-то про мою внешность, но предусмотрительно промолчала.

— Или тебя не берут, потому что неизвестно, кто из нас старшая дочь, — парировала, а заодно напомнила я.

Василиса задохнулась от возмущения:

— Зато я законная, от царевны Лебедь!

— А я точно родилась раньше на пару дней, — рыкнула я. — Нашему папеньке не нужно было накануне свадьбы комариком на острова Греции летать. Косточки у него, видите ли, от суровой зимушки промерзли. Загулял с Горгоной и бросил!

Василиса напыжилась, покраснела, но промолчала. Потому что дальше эту историю хоть и знало все царство-государство, но официально про нее говорить было не принято. Мать моя, Медуза Горгона, решила, что в одиночку воспитывать дочь не собирается. Да и повадились к ней на остров всякие богатыри греческие шастать с мечами. Вот от греха подальше и отправила она корзинку с фруктами и новорожденной дочерью папе Гвидону.

Тот же слыхом не слыхивал, что Горгона-то, оказывается, была беременна, и радовался в то время другому событию. Его законная супруга королева Лебедь разрешалась от бремени. Дочь Василиса была самым красивым младенцем на свете, ни в сказке сказать, ни пером описать. Все царство гуляло три дня и три ночи после того, как объявили о рождении столь славного ребенка.

А через пару дней информацию, идущую в народные массы, поправили, мол, оказывается, родилось два младенца: родила царица в ночь вторую — не то сына, не то дочь, не утенка, не лягушку, а противную змеюшку!

Правда же была чуточку иной.

Когда Гвидону принесли меня в корзинке, тот сразу все понял. У меня были глаза папочки и змеиный язык мамочки.

Королева Лебедь долго билась в истерике, что такому чудовищу, как я, нечего делать во дворце рядом с ее прелестной Василисой Прекрасной. Вдобавок еще обнаружилось, что Василиса умеет обращаться в премилого лягушонка, которого я то и дело пыталась сожрать в своей змеиной ипостаси. Но Гвидон был непреклонен: то ли чуял сразу, что одна наследница хорошо, а две лучше, а может, чувства отцовские взыграли.

В общем, меня оставили. И более того, официально объявили близняшкой Василисы.

Вопрос со старшинством только был до сих пор открыт.

— Я все равно выйду замуж! — насупилась Василиса. — Хочешь ты того или нет.

— Да пожалуйста. Кто ж против? — изумилась я и прищелкнула пальцами. — Ах да. Я и против. Потому что полцарства наши общие, и я не позволю их разбазаривать на непонятных женихов. А тем более заморских! Полцарства не резиновые, лишних у нас не валяется!

Василиса пыхтела, злилась, мяла подол платья. Было видно, как мозги ее шуршат и соображают, пытаясь найти выход из ситуации.

— И как, по-твоему, тогда нам замуж выходить? Если ты за эти полцарства удавиться готова? — наконец спросила она. — Может, у тебя есть кто на примете, чтобы достойный был и чтобы брат у него нашелся, чтобы нас двоих да в одни руки?

Я гневно сощурилась. Если бы в наше время уже были в моде сильные и независимые барышни, я бы так Василисе и сказала. Мол, извиняй, но я как-нибудь без замужа и тебе не советую. А то, знаешь, все эти лобызания в ночи, слюнообмен, фу — гадость.

И вообще, я наполовину рептилия. Вдруг у меня процесс размножения как-то иначе устроен? А роды? Что, если придется икру или яйца откладывать? Я же хотела подойти к делу ответственно. Вначале изучить теоретическую часть, а потом уже переходить к практической. Разумеется, с самым наидостойнейшим кандидатом.

Василису же ничего из этого не пугало, она хоть сейчас была готова приступать, поэтому объяснять пришлось по-простому.

— Жених местный должен быть и со своим полцарством, то бишь жилплощадью. И не в ипотеку! Чтобы не он к нам со своими родственниками, а мы к нему. На расширение государства надо работать! Муж должен быть хозяйственным, надежным и богатым. И три килограмма — это мало!

— А четыре? — тупо уточнила Василиса. — Иван-царевич говорил, что у него четыре. Или двадцать четыре?..

— Если в сантиметрах — можешь подумать, — хихикнула я.

— Двадцать четыре сантиметра золота — это нормально? — тотчас воодушевилась Вася и повернулась к дверям. — Пойду уточню, что он имел в виду вчера поздно вечером в беседке, когда про это говорил.

— Стоять! — тотчас опомнилась я. — В какой это беседке он тебе вечерком про свои золотые двадцать четыре сантиметра рассказывал?

Васенька зарумянилась.

— В северной, розами обсаженной. Там, правда, сейчас одни сосульки… Ты же не расскажешь батюшке?

Не скажу. Сама разберусь. Заодно узнаю, как это Иван-царевич всеобщего проклятия на притягательность нужника избежал…

— У нас все равно ничего дальше лобызаний в руки не было! — Вася надулась и обвинила: — Из-за тебя, между прочим!

А, то есть не избежал. И то хорошо! Но воспитательная беседа с царевичем точно требуется.

Шум со стороны внутреннего двора переключил мое внимание. Пришлось вновь выглянуть в окно, чтобы с ужасом узреть целую делегацию, въезжающую через главные ворота. На вороных конях, ржущих аки, собственно говоря, кони, топающих, как сороконожки-переростки, во двор въезжала словно рота гвардейцев в золотых доспехах. Закатное солнце освещало чешуйчатый узор на латах, шлемах и даже перчатках.

— Раз… два… три… — принялась считать, выглядывая из-за моей спины, Василиса. — Четыре… шесть… десять. Ой, сбилась!

— Тридцать три их, — мрачно заявила я, узрев во главе этого балагана Черномора.

Дядькой он нам не был, а вот правителем соседнего царства вполне. Минус был только один — царство было под водой.

Василиса радостно взвизгнула.

— Змеюка, — похлопала она меня по плечу. — Кажется, твои пожелания сбылись. Тридцать три брата, все равны, как на подбор, красавцы, ух! И с золотишком, ты представляешь, сколько Черномору регулярно с тонущих кораблей перепадает? И наши полцарства ему не сдались, у него свое! Огроменное!

Я даже не глядя ощутила, как глазки Василисы мечтательно закатились в предвкушении жемчуга морского да каменьев редких.

— Только царство это надо на тридцать три поделить, каждому сыночку по клочочку, — напомнила я. — И на берег выходить можно только один раз в год. Все остальное время там чахнуть!

— Ерунда, — отмахнулась Василиса, подбирая юбки. — Побегу встречать! Папенька, наверное, уже приготовил пир горой для таких гостей! Надо успеть привести себя в порядок!

Я даже не успела ничего ответить, как легкомысленной бабочкой сестрица упорхнула и даже двери за собой не прикрыла. Тридцать три богатыря во главе с Черномором тем временем сползали со своих коней, выстраивались в шеренгу, чтобы пройти в царский терем.

— Беда… Чтоб вас ежки пожрали, — задумчиво выдохнула я.

Что-то подсказывало: трюк с нужником второй раз не пройдет. Батенька после вчерашнего конфуза всю еду проверит, прежде чем ею гостей потчевать. Да и праздник скоро… он непременно захочет сэкономить государев бюджет и справить сразу и Новый год, и две свадьбы…

В общем, плохой для меня знак. Очень плохой! Придется самой спускаться к банкету. Пугать женихов прямым контактом, так сказать.

В отличие от Василисы, я прихорашиваться не собиралась. Подошла к зеркалу, оглядела себя с ног до головы. Тощенькая, будто не кормили. Бледненькая, словно на солнце не выхожу. Нос длинный, а вот губы алые, словно только что крови напилась. Еще были мышиного цвета волосы… кто-то назвал бы их серебряными, но я не питала иллюзий. Мои три волосины — не чета царской косе Василисы: у той коса была с руку толщиной, а мои патлы непослушно таращились во все стороны, а иногда и двигались сами по себе хаотично, словно вот-вот готовились ожить и превратиться в змей. Таких конфузов благо не случалось, но кто знает… кто знает.

Я еще раз глянула на себя в зеркало, сфокусировалась и вырастила на коже крохотные чешуйки, нарочно уродуя себя. Чешуйки хаотично проступали одна там, другая сям — словно болезненная сыпь. От удовольствия от проделанной работы я довольно высунула раздвоенный язык наружу.

Никакого замужа, мне и тут неплохо! Тем более ни один из тридцати трех богатырей не был моего поля ягодой.

В таком виде я и вышла из собственных покоев. Двинулась на банкет! Себя показать, народ попугать!

Глава 2

Долго ли, коротко ли, но путь к банкетному залу я решила проложить через кухню. Это только говорят, что молния в одно место дважды не бьет, а на практике…

Я уже шуршала в кармашке платья суконным мешочком с «клизменной травой», мечтательно прикидывая, хватит ли нужников в царстве сразу на тридцать три богатыря и всех сопутствующих жертв…

Но планам было не суждено сбыться: едва я завернула к кухне, как путь мне преградил Финист Ясный Сокол. Я уткнулась в его серебряные латы носом и отскочила, как Колобок от стенки. Задрала голову, посмотрела в очи черные, оглядела кудри белые да морду смазливую. Альфонсовую — а вы как думали. Финист тот еще паскудник!

— Ты что тут делаешь? — выпалила я.

— Приказ вашего батюшки не впущать царевну Змеину на кухню.

Я гневно сощурилась.

— И он поставил сюда тебя? Одного? — уточнила я. — Совсем ему тебя не жалко, что ли? Или у нас лишний Финист в царстве завелся?

Ясный Сокол тяжело вздохнул, похоже, ему было жалко самого себя больше, чем кому-либо. Ведь он все понимал… либо слушается приказов батюшки, либо…

— Если не отойдешь, — пригрозила я, — я сегодня же напишу письмо Марье Моревне, подскажу, где тебя искать…

Испуг промелькнул в глазах Сокола, и даже несколько мгновений он колебался. А я ждала, что же перевесит: страх между отцом или Марьюшкой… Я ставила на второе.

— Ни с места не сойду! — внезапно поразил меня ответом пройдоха. — Хоть два письма Марьюшке пиши!

Я невольно отступила. Странно. Очень странно.

— Ну как знаешь, — туманно ответила я и развернулась, мгновенно переигрывая планы.

Пройдоха Финист всегда знал, с каким огнем можно играть, а с каким нет. И со мной он (с тех пор, как получил у батюшки политическое убежище) предпочитал не связываться. И то, что Финист так себя повел, значило только одно: он явно был в курсе того, о чем еще не знала я… И нужно было узнать, чего именно.

Я двинулась к приемному залу, оттуда уже лились звуки гуслей-самогудов, гомон человеческих речей и заливистый смех царевны Василисы. Она умудрялась ржать так нарочито и громко, что даже на другом конце царского терема эти «колокольчики девичьего смеха» были слышны.

Вдоль стен стояли столы, ломившиеся от яств. В дальнем конце зала, за главным столом, восседал мой батюшка Гвидон, по правую руку от него находилась Василиса, а по левую Черномор с одним из сыновей — здоровым детиной, наворачивающим сразу целую баранью ногу.

Уже издалека было понятно, что дядька травит какие-то байки, а Василиса ухахатывается… так же как и с десяток других богатырей, сидящих за соседним столом. До них, видимо, доносились отголоски шуток.

— М-да… — пробормотала я, оглядывая этот праздник жизни, и шум в зале неожиданно затих.

Меня, похоже, заметили.

Даже гусли и те грустно взвизгнули на особо высокой ноте, которая повисла под сводами зала.

— Змеинушка! — радостно воскликнул отец, прерывая это тягостное молчание. — Только тебя и ждали! Проходи быстрее к нам, познакомлю тебя с женихами!

Я скрипнула зубами. Но делать нечего, подчинилась.

А вообще, на будущее, это совсем унизительно, все же я царская дочь — а меня без всякого пиетета, представления, музыки и оркестра, гусляров просто так взяли и позвали к столу. Будто чернавку какую!

Я шла мимо десятков гостей и от вредности все же вымучила из себя самую опасную из улыбок; волосы на голове опасно гуляли ходуном и, кажется, немного шипели. Краем взгляда зацепила Ивана-царевича, он как раз допивал вино из кубка, но тут же поперхнулся. Стоящий рядом царевич Елисей заботливо похлопал друга по спинке.

— Двадцать четыре сантиметра… — прошептала я одними губами, так, чтобы Иванушка понял, что я в курсе его вчерашних поползновений в сторону Василисы.

Царевич тут же побледнел…

— Страшная, как на портрете, — вдруг донесся до меня шепоток с другой стороны, я резко обернулась, чтобы понять, кто это сказал, но толпа из пятнадцати богатырей, явно младшеньких Черноморовских, была мало того что на одно лицо, так еще и на один голос.

Понять, кто из них «самоубийца», так и не получилось. Но меня больше интересовало другое… О каком портрете речь? Про портрет я слышала впервые. Не припомню, чтобы вообще позировала.

К папеньке сразу появилось много вопросов, и я поспешила к царскому столу еще быстрее, но, не доходя, увидела, как у одного из гостей в руках сверкнула позолоченная рамка. Ни секунды не сомневаясь, я подошла ближе и, не особо размениваясь на вежливость, вырвала ее из рук.

— Кажется, тут не вы нарисованы, — буркнула я немного шокированному брюнету, про которого тут же забыла.

Вопросов к папеньке стало еще больше. Сжимая в руках рамку так сильно, что могла сломать, я двигалась дальше.

— Змеина, все вопросы потом! — предчувствуя скандал, тут же осадил папенька Гвидон.

Вдобавок на мне тут же повисла Василиса.

— А вот и моя любимая сестричка, — защебетала она, утягивая меня на положенное кресло. — Мы с ней не разлей вода! Куда я, туда и она! Правда, Змеюша? Солнышко ты наше бледноглядное! Елочка ты наша новогодняя. Вечно зелененькая! Только губки красненькие, как шарики крашеные из стекляруса.

От такой наглости я даже растерялась. Всего на мгновение!

— А ты что, бессмертной стала? — прошипела я, глядя на то, как Василиса светится чересчур ярко, и дело даже не в знаменитой заколке с луной, которую она стащила из шкатулки с драгоценностями маменьки. Уже второй раз за день меня не покидало ощущение, будто что-то идет не так.

— Ой, скажешь тоже, — отмахнулась Василиса. — Бессмертный у нас только Кощей! Да и того уже триста лет никто не видел. У нас, Змеина, скоро праздник!

— Новый год? — мрачно спросила я.

— Свадебка, — усмехнулся уже наш батюшка, и Черномор согласно закивал в такт ему, оглаживая свою длинную седую бороду.

— Одна? — с надеждой спросила я.

— Ну почему ж одна, — улыбнулся Гвидон. — Две, разумеется, Василискина и твоя. Я ж слова царского не меняю. Полцарства у вас на двоих одно, делить на четвертушки — занятие гиблое. Дело за малым, женихов вам подобрать!

— Значит, женихов еще нет? — вкрадчиво и с надеждой уточнила я.

— Ну почему ж нет. Вот они! — Гвидон радостно обвел рукой зал. — Все бравы, величавы и достигли мирного соглашения по вашим с Василисой рукам.

При упоминании своего имени Василиса радостно захлопала в ладоши и нетерпеливо толкнула меня локтем в бок.

— Все! Завтра объявят нам женихов. И ты ничего с этим сделать не сможешь! — прошептала она, и в ее голосе послышалась неприкрытая вредность, перемешанная с небывалой радостью.

У меня же внутри все рухнуло.

— А как же государево слово, что нас двоих разлучать нельзя? — спросила я. — А, батенька? Али кто на портрет этот так клюнул, что аж засвербело?

Я бережно положила перед отцом рамку с портретом, которую недавно выхватила у кого-то в зале.

— Батюшка, что это?! — вкрадчиво прошелестела я.

На лицевой стороне рамки был изображен портрет Василисы. Самой выгодной ее стороной — в анфас! Вопреки традициям, не по грудь, а чуть ниже. И можно было бы завистливо сказать, что художник польстил, но нет. «Перси, подобные рассветным пикам», как превозносил их шамаханский посол, действительно имелись в Василисином изображении. Как и толстая пшеничная коса, огромные голубые глаза в окружении длиннющих ресниц и пухлые розовые губки. Всем была хороша дочь царя Гвидона!

Вот только шел к ней, как и положено, ма-а-а-аленький такой довесок. Изображенный на другой стороне рамки. И надо сказать, что мне художник льстить явно не собирался. Талант, да и только, нарисовал как есть! Худа, бледна, злобна.

— Как «что»? — Батюшка хорошо держал лицо, все же не зря столько лет во главе государства, да и Черномор внимательно прислушивался к нашей перепалке. — Брачное послание, которое мы разослали всем королевствам в округе, и даже дальше. В котором мы подробно расписали все сильные стороны этого брака.

— Разумность в науках? — ехидно уточнила я. — Знание пяти языков? Ученую степень знаменитого Научного Болота? И вышивание!

— Я обобщил ваши с Васей достижения. А что было делать… — сказал в свою защиту Гвидон.

— И все согласились на такое «обобщение»? — уточнила я. — Дядюшка Черномор, скажите, а как вы отнесетесь, если один из ваших сыновей станет камнем в первую брачную ночь?

От слов я перешла к неприкрытым угрозам и тут же получила каблуком в ногу от Василисы.

— Ну что ты говоришь такое, — хихикнула она. — Камень в постели в первую брачную ночь… ах, я краснею!

— Это не бревно! — гоготнул кто-то из сыновей Черномора, и зал тут же взорвался от смеха. Смеялись все, кроме меня, нервно смотрящего на меня батюшки и самого Черномора.

— Кажется, я поняла задумку, — произнесла я, когда смех немного утих. — У вас же тридцать три сына, возможно, вы будете только счастливы, если избавитесь от лишних. А мне пойдет траурное…

На этом я с шумом отодвинула стул, на котором меня все еще пыталась удержать Василиса, и под взглядом десятков женихов покинула зал, но в свою опочивальню не пошла. Двинулась к батюшкиным тайным покоям, там, частично обернувшись змейкой, юркнула в узкую нишу за стеллажом и притихла. Уверена, пройдет час-другой — и Гвидон с Черномором придут сюда обсуждать детали брака.

Я даже задремать умудрилась от скуки, так долго ждать пришлось, когда наконец цари сухопутный и морской вошли в покои.

От их былого расшаркивания в зале и следа не осталось. Если там Черномор был милым дядюшкой, улыбчивым и травящим байки, то сейчас…

— Это оскорбление! Если ты думал, что я соглашусь на этот брак по таким условиям, то этому не бывать! — гремел морской царь.

— Не горячись так, — пытался успокоить его отец. — Змеина иногда перегибает палку. Ее мать была так же вспыльчива, но ничего… отходчивая! Со временем!

— Смеешься? Это Медуза-то отходчивая? Гвидон, не гневи богов. Тебе просто повезло, что она не знала, что у тебя была невеста! А когда узнала, знаешь, что было? Нет? А я скажу: все те статуи мужчин, которых она превратила в камень, до сих пор не расколдованы. У многих уже отвалились части тела! Да-да, те самые! От самого дорогого до не очень!

— Змеина не такая… — оправдал меня отец, и в голосе его появилось тепло. — Она девочка добрая и всегда такой была. Ты знал, что к ее окну часто прилетают птицы и она кормит их с ладошки?

— А потом ест? Прямо с перьями? Я слышал, у змей очень широкая челюсть, — уточнил Черномор. — Нет уж. Я все решил. Этому чудовищу в Морском царстве не бывать. Да даже если я соглашусь, ты представь, кого она родить может. Мне внук Кракен не нужен.

— Без Змеины Василису не отдам, — упрямился отец. — Хотите берег морской на полцарстве? Тогда берите обеих или не берите никого.

— Никого, — четко припечатал Черномор. — Ивану-дураку навязывай свою Змеину. Может, и купится!

На этом разговор был окончен.

Черномор ушел, а батенька с горя присел на край царского стула… Вздохнул тяжко так, стянул с головы корону, обнажая седую макушку, и уставился куда-то в стену. Долго о чем-то в тишине думал, а после стукнул по столу и решительно встал. Вернул корону на темечко и вышел, я же наконец получила возможность выползти из своего укрытия.

И радости моей не было границ!

Свадьба сорвана! Василиса перебьется как-нибудь без жениха, либо батюшке все же придется придумать другой выход, чтобы все стороны были довольны.

Со спокойной душой я вернулась в свою опочивальню, рухнула в кровать, где свернулась под одеялом и сладко уснула.

А утром проснулась от тревожных колоколов, которые били тревогу, словно на нас напали! И отовсюду раздавались взволнованные крики:

— Царевну похитили! Змей Горыныч унес Василису!

Глава 3

В зале царила давящая тишина, нарушаемая только громким звуком тридцати трех жующих ртов. Это богатыри Черномора без особого погружения в ситуацию предпочли обед разборкам. Мол, война войной, похитили али сама сбежала — а пожрать по расписанию.

Сам же Черномор выжидательно смотрел на моего батюшку, который читал то ли письмо, то ли записку, найденную в покоях Василисы. Чем дольше читал, тем больше гнева проступало на его лице.

— Ну что там? — нетерпеливо выпалила я, потому что мне даже за спину батюшки заглянуть не получалось.

— Беда, Змеинушка… беда, — выдохнул отец, комкая в гневе письмо и резко вставая. — Беда!

Его возглас подхватило эхо и разнесло под сводами зала. Богатыри перестали жевать, заморские да окольные принцы нервно осушили залпом халявное вино из батюшкиных запасов.

— Похитил Змей Горыныч дочь мою Василису свет ее Прекрасную! Украл, ирод двухголовый, змей проклятый, солнышко наше ненаглядное! Вызволять ее надобно! Поход собирать!

Какой-то нерешительный шепоток прошелся по рядам собравшихся, немного вяло забряцало железо в ножнах.

— Батюшка, а батюшка? — тихо поинтересовалась я. — А зачем Горынычу Василиса? Я все понимаю, но он же старый как… хм…… Кощей. Его тоже триста лет никто не видел.

— Так это прежнего триста лет никто не видел, — раздраженно ответил мне Черномор. — А новому лет сто пятьдесят. Молод по меркам змеевым. Похитить решил красавицу, замуж насильно взять и полцарства оттяпать.

Я мысленно прикидывала варианты. Не сходилось. С географией у меня все отлично было — как-никак высшее болотное образование.

— Царство Горынычево — это то, которое за лесами непроходимыми, реками непроплываемыми и горами непролазными, где копи золотые да брильянтовые? Так у него земель и богатств больше нашего раз в десять. Зачем ему наши полцарства?

— А что, лишние, что ли? — уже сам батюшка огрызнулся на меня. — Ты, Змеина, не лезь в дела мужские, тут тебе делать нечего, когда богатырская помощь нужна.

Я примолкла: и в самом деле. Может, промолчать? Прикинула расклады — для меня ведь этот вариант развития событий был не так уж и плох, если Василису похитил Горыныч. Замуж ее возьмет, царство у него свое, на мое претендовать не будет…

— Черномор, сыновья твои нужны! Дочь мою вызволять! — провозгласил Гвидон, оглядывая переставших вкушать еду богатырей. Кажется, им перестал кусок в горло лезть. — Кто жаждет прославить себя в веках? Дочь мою спасти! Голову чудищу срубить!

— Головы, — поправил кто-то из зала. — У него их две…

— Головы, — охотно согласился отец. — Кто чудовище погубит, тому Василису в жены! Полцарства…

— А чем это отличается от прежнего предложения? — опять возник голос из зала.

Зыркнув по рядам, я неожиданно увидела Финиста Ясного Сокола, который ни с того ни с сего принялся выказывать интерес к ситуации. Это еще что за новости?

Батюшка мой сделал вид, что ничего не услышал. Он выжидательно смотрел на Черномора. Мол, поднимай сыновей — иди руби головы Горынычу.

— Кхе… кхе… Извини, конечно, — откашлявшись, начал Черномор, — но мы никак твоей беде не поможем. Аль забыл ты, что мы только раз в год можем на берег сухой выходить всего на один денечек? Так вот, он прошел. Через часик-другой нам бы на берегу морском быть, сейчас откушаем, и в путь!

У кого-то в зале началась нервная икота после такого поворота событий. Кажется, у Иванушки-царевича, он еще активнее принялся запивать икоту вином.

— А с чего вдруг вообще решили, что это Горыныч? — неожиданно раздался голос из дальнего, плохо освещенного свечами угла зала. Пришлось даже присмотреться.

Говорившего я не знала: высокий, темноволосый, ладно сложенный, но и не огромный, как богатыри. Одежда на нем была не то чтобы простецкая, но и не царская. Ни вышивки золотом, ни каменьев вместо пуговиц. Незнакомец стоял, оперевшись плечом о стену и скрестив руки на груди, казалось, он вообще случайно оказался в зале — так сильно отличался от могучих богатырей, с их косой саженью в плечах, да и от принцев заморских холеных.

— Так видели его! — ответил Гвидон. — Полцарства крестьян видели, как он Василису через лес уносил.

— И записку оставил? — опять спросил незнакомец. — Что там? Требование выкупа?

— Никакого выкупа, — заскрежетал Гвидон. — Был бы выкуп, мы бы выкупили, а так просто глумится. На свадьбу зазывает! Через неделю — в новогоднюю ночь! Теперь понимаете, что спешить надо? Вызволять кровиночку мою!

В зале прошелся возмущенный шепоток. Заморские принцы в сомнениях перетаптывались с ноги на ногу.

— Батюшка, а батюшка, — робко начала я. — Надо ли так суетиться? Украли — и хорошо! Горыныч при своем царстве, брак выгодный, Василиса, поди, и не против даже. Ей-то уж замуж невтерпеж было! Ну подумаешь, двухголовый… Одна голова хорошо, а две лучше… — ляпнула я, и тут по лицу моего батюшки пробежала какая-то слишком заметная волна радости. Я аж осеклась.

— Она — да, замуж! А ты — нет! Нам такого нельзя. Но ты права, это же идеальный вариант. Две головы. Да еще он и змей…

— Что-о? — медленно протянула я, начиная подниматься с места.

— Да ты только послушай, — неожиданно принялся уговаривать меня отец. — Вы оба змеи, язык общий найдете. Приданое я отдам большое…

Я слушала и не верила. Прислушивался и зал.

— Нет, — отрезала я. — Только через мой труп! Или его! Горыныча, или кто он там!

— Тогда другой договор! — тут же согласился батюшка. — Отправляйся и вызволяй Василису. Ну сама подумай. Ты его точно одним взглядом приложишь и статуей сделаешь. В саду поставим! И даже голову рубить не придется!

— И какой мне резон? — с сомнением произнесла я.

— Отменю уговор насчет двойной свадьбы, — громко, так, чтобы весь зал слышал. — Высвободишь сестру, убьешь Горыныча, царство у него отнимешь — оно твое. И тогда сестрице твоей, Василисе, собственные полцарства останутся.

Я призадумалась. Гвидон с козырей зашел. Предложение было выгодным. Забрать сестрицу, сделать статуей Горыныча, расширить государство. Я уже почти размечталась, но здравый смысл заставил потрясти головой, вытряхивая оттуда мечтательное наваждение.

— Стоп! А если Василисе Горыныч реально понравился? Может, у них там любовь? Как я могу его в камень после такого?

Свою сестру я знала слишком хорошо. Она на долгом безрыбье могла и брачной ночи не дождаться. Из опасений, что ей брак сорвут, Василиса могла Горыныча в оборот взять. Велик шанс, что, пока я до этой принцессы-лягушки через непролазные леса доберусь, она уже икру наметает и головастиков выведет.

— Тогда сундук с приданым бери! — от отчаяния махнул рукой отец. — Если что, от нашей семьи подарком будет тому, за кого Василиса замуж пойдет! — Судя по тому, как засияло лицо батюшки, ему такой вариант очень нравился. — А может, и сама найдешь кого. В походе этом.

Я заломила бровь.

— Кого это?

— А ты думала, я тебя одну отпущу, что ли? В леса, болота и горы?

— Да что с ней станет, — хохотнул едва слышно Черномор. — Таких земля не берет!

Волосы на моей голове гневно зашевелились.

— Не нужен мне никто! — воспротивилась я. — Скакуна мне получше…

— Да ты и костра сама не разведешь, — оборвал отец. — За честь твою я не боюсь…

— Вот сейчас обидно стало, — буркнула я, понимая, что он все же прав. С костром я не совладаю.

— За отсутствие жениха для Василисы боязно, когда ты Горыныча это самое… — Батенька провел пальцем по шее и зычно крикнул в зал: — Кто согласен пойти со Змеиной вызволять Василису?!

Тишина.

— Убивать Горыныча не придется, — уточнил царь.

— А зачем тогда топн-топн в холодн лесн?.. — уточнил немецкий принц Гельмут.

— Затем, что, если свадьбы с Горынычем не будет, я разрешу Василисе выбрать мужа из числа тех, кто поможет в пути Змеине! И полцарства! — ответил мой батюшка и уже гораздо тише, что даже я едва расслышала, добавил: — А там, может, и со Змеиной в пути слюбится. Любовь зла, полюбишь и…

Батюшка, видимо, имел в виду «полюбишь и меня», но не договорил.

Один за другим в центр зала принялись выступать королевичи да царевичи — жаждущие подвигов по освобождению принцессы. Вперед даже дернулось несколько Черноморовских богатырей, но на них тут же цыкнул дядька, и те вернулись за стол. Оглядывая эту разномастную компанию мужчин, человек из двадцати (и даже Финист там затесался), я энергично замотала головой.

— Я никуда с этой толпой не пойду. Батюшка, ты серьезно? Ты взгляни на них, они же тяжелее золотой ложки ничего в руках не держали. Ну ладно, может, еще мечом махать умеют. — Ради доказательства своей гипотезы я ехидно поинтересовалась: — Кто умеет разводить зимой костер?

На лицах половины царевичей отразилось недоумение.

— Я умею, — неожиданно вызвался Иванушка. — И друг мой Елисей тоже!

Я хмыкнула. Эти двое были из условно соседних государств, местную фауну наверняка знали, может, даже охоте обучены. Одна беда — Иван-царевич уж как-то сильно подозрительно налегал на вино, а Елисей… На Елисея смотреть жалко было: худой, щуплый, какой-то полуобморочный. По слухам, в детстве он частенько болел, хотя с возрастом здоровье и стало лучше. Не помер бы в походе.

— А Елисей еще и травы знахарские знает, — добавил Иван, явно видя сомнения на моем и батюшкином лицах.

— Ладно, этих берем, — согласилась я.

— И Финиста — он неплохой воин, — добавил батюшка и, погрозив в воздухе пальчиком, громко объявил, зная удалецкую натуру Сокола: — Но без права на руку Василисы! Только как телохранитель!

На лице Финиста тут же мелькнуло разочарование, он явно на что-то надеялся. Но кивнул, соглашаясь, а куда иначе деваться. Либо слушаться Гвидона, либо за тридевять земель его ждала Марьюшка… А выбирая из двух зол, он всегда выбирал не самое страшное.

— И нас! — Неожиданно из толпы выступили трое и хором выдали: — Трое из ларца одинаковых с лица! Мы телохранители! Будем делать за вас все!

Я с ужасом взглянула на троих дуболомов, о которых в царстве ходили легенды. Однажды еще царевна Лебедь призвала их из ларца, чтобы они помогали ей в бытовых делах.

По ее задумке, все должно было пройти гладко. Мол, одним рукавом махнула — стол накрыли молодцы из ларца. Другим рукавом махнула — терем после пиршества прибрала. На деле все вышло наоборот: она махала рукавами, и эти трое тоже! Пока рукава не порвались! Вдобавок в ларец обратно они тоже не вернулись. Так и остались при дворе бродить неприкаянными.

— Нет. — Я замотала головой. — Только не они!

Батюшка согласно кивнул.

— Еще троих максимум, — громко провозгласил он, фокусируя взгляд на самых ладных из толпы. — Вот этих еще, наверное, возьми! Вроде здоровые! Принц прусский Гельмут. Англичанина можно. Француза брать не стоит — говорят, они лягушек едят. Не уживется он с Василисой…

— Я пойду! — раздался неожиданно уже знакомый голос.

Из тени зала вышел тот самый темноволосый парень в обычной одежде. Мой отец поморщился в сомнениях, словно пытался вспомнить, кто это вообще.

— А напомните, кто вы…

— Егерь, — по-простому ответил парень. — Следопыт. Внук Бабы Яги.

По лицу отца прошла тень сомнения. Я тоже растерялась, как он тут вообще оказался. В царских палатах да среди принцев.

Словно читая в наших глазах немой вопрос, мужчина напомнил:

— Доставил вепря к царскому пиру, мне дозволили остаться. На руку Василисы не претендую, мне этот мезальянс ни к чему.

Гвидон подозрительно сощурился. Я тоже напряглась. А что, так бывает? Вот так просто от царской дочери — да в отказ, когда еще и предлагают.

— А зачем тогда пойдешь?

Мужчина с каким-то равнодушием пожал плечами, совсем по-простецки.

— Серебра, злата да каменьев. А еще надел если мне выделят, возле гор дальних, что к избушке бабкиной примыкают, — было б неплохо.

— Там же хтонь одна бродит, — всплеснул руками Гвидон.

— Вам хтонь, а мне грибы да травы. Земледелием займусь, рожь посею. Так что? Берете с собой? А то без меня точно не дойдете!

От такого поворота Иван-царевич принялся бить себя кулаком в грудь.

— Да мы с моим отцом на охоте по триста верст ходили, да по болотам, да по горам. Да мы еще и дальше царства Горыныча дойдем, и без всяких егерей.

Внук Яги же принялся загибать пальцы:

— Поляна говорящих грибов. Навьи топи. Они, конечно, сейчас льдом закованы, но он слишком тонок. Непролазные горы, где нежить завелась. Лес поющих новогодних елок…

— Нашел чем пугать! — расхохотался уже Елисей. — Елками! Срубить их под самый корешок да к царскому пиру нарядными подать!

— Обожди, — остановил его смех мой батюшка. — Срубить всегда успеем! Пусть егерь идет! Злата и серебра у нас много, полцарства ему не нужны — только клочочек дальний да гиблый. Так пущай, чего б не пойти! Что скажешь, Змеина?

Я внимательно, но настороженно осматривала парня с ног до головы. Он так же с нескрываемым интересом смотрел на меня. Без брезгливости, к которой я уже привыкать стала. Без страха. Просто с любопытством.

— Как тебя зовут? — спросила я. — Имя же у тебя есть, егерь?

— По-разному величают, я на многое откликаюсь, — улыбнулся темноволосый, и глаза его сверкнули зеленью в отблесках свечей. — Но вы можете назвать меня Вихрь.

«Странное имя», — подумала я. Впрочем, как еще могут звать внука Яги — как-никак, вход в Навь охраняла. Так что Вихрь — вполне подходящее имечко.

— Тогда в путь! — громко провозгласил царь. — Нельзя терять ни минуты. Змеина, собирайся. И прикажу приготовить ларец с золотом, коня и клубок путеводный!

Я с сомнением посмотрела на батюшку.

— Уверен? У него же координаты сбиты с тех самых пор, как Русь под санкции попала, и связь со звездами да другими светилами навигационными потеряна!

Батюшка только отмахнулся.

— Клали мы на те санкции. Наши умельцы давно уже клубочек обновили. Душу Колобка вселили — русскую, теперь по долам да по лесам проведет, путь укажет, главное, чтобы к лисице на зубок не попался!

— За этим уж как-нибудь прослежу, — пробурчала я, поднимаясь от стола.

Но, вернувшись в свои покои, я все же решила не доверять прокладывание пути отечественным разработкам и на всякий случай отыскала в сундуке карту столетней давности. На ней было изображено царство батюшки еще времен его дедушки.

С тех пор, конечно, многое поменялось.

Полуостров Буян прибавился с южных земель — собственно говоря, за него санкциями нас и наградили.

Ледник с севера наполз — но пока не мешал. С запада картофельное царство процветало — это батька Ивана-царевича между охотой на зубров и воспитанием детей решил сельское хозяйство с колен поднять.

А с востока горы виднелись. И то, что за теми горами царство Горыныча расположено, еще сто лет назад было известно, вот только не ходил туда никто толком — только одна тропка на карте нашлась.

Что-то подсказывало, в лучшем случае она мхом поросла. А в худшем — буреломом непролазным.

— Горынычу-то легко, — пробурчала я. — Он на своих крыльях за пару часов до нас долетел…

На лошадях же, по моим скромным подсчетам, дней пять пути, а то и все десять. Но успеть надо было за неделю! А то выйдет замуж Василиса… а нам этого не надо!

Я вновь призадумалась, стоило ли вообще лезть на рожон в этом путешествии и так ли соблазнительны для меня земли за горами, — ответа пока не было. Но делать нечего. Решение принято.

Я выбрала самую теплую шубку — красную с белым подбоем, — шапку с мехом да перчатки. Змеиная кровь была холодна от природы, и замерзнуть в пути и впасть в спячку мне бы не хотелось.

Подумать стоило и о припасах. Батюшка наверняка снарядит по полной: хлеба да колбас с сырами. Но я была бы не я, если бы не перестраховалась. Двинулась в сад к белке.

Белка жила в золотом теремке высотой с мой рост, грызла грецкие орехи, которые ей поставляли в обход санкций прямыми кораблями с острова Крит. Иногда через белку, контрабандой, от родной мамочки приезжали редкие весточки и гостинцы. Но и это случалось нечасто — раз в три весны. Так что сегодня я ни на что не надеялась.

В саду было особенно заснеженно, пришлось пробираться по высоким сугробам, через промерзшие кусты. По неосторожности спугнула стайку снегирей, прилетевших лакомиться красной рябиной. Те с шумом вспорхнули, поднимая за собой м