автордың кітабын онлайн тегін оқу Черный клинок
Айла Дэйвон
Черный клинок
Isla Davon
THE BLACKENED BLADE
© 2023 by Isla Davon
© Тулаев В. Н., перевод на русский язык, 2025
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025
* * *
Глава 1
Как я мечтала о том дне, когда моя дьявольская темница сгорит дотла, когда рухнут, обратившись в пепел, ее стены… Вот только не думала, что буду внутри, когда мечта сбудется.
Наблюдаю сквозь крошечное зарешеченное окошко двери, как дым медленно ползет по коридорам. Запах гари просачивается в мою маленькую камеру; справа и слева несутся отчаянные крики. Узники просят их выпустить, не оставлять в огне, молят о спасении.
Но помощь не придет. Во всяком случае, заключенным на выручку никто спешить не будет.
На моем подвальном этаже с толстыми бетонными стенами находятся только одиночные камеры, и единственный выход отсюда – через большую металлическую дверь в конце коридора. Здесь сыро и холодно, поговорить не с кем: все узники либо обезумевшие, либо морально сломлены, от них связного слова не дождешься.
Таково Учреждение – тюрьма для заключенных с паранормальными способностями, возведенная теми, кто презирает нашу породу. Здесь не делают различий между ведьмами, колдунами, оборотнями, ясновидцами, демонами, эльфами, фейри и просто людьми с каким-либо необычным даром. Ко всем относятся с ненавистью и презрением. Никто не знал ни имя предводителя, ни истоки возникновения отряда, лишь то, что они таились в тени.
Одни называют их охотниками, другие – героями, только они ни то, ни другое. Сами они зовут себя людьми, однако человеческого в них меньше, чем в нас.
Я приучила себя к мысли, что эти существа – из страшных сказок, которые родители рассказывают ребятишкам, чтобы те не баловались. Из сказок, вселяющих страх, заставляющих малышей быть покорными. Дети должны слушать взрослых, хорошо учиться и контролировать свои способности. Если нарушат запрет – их заберут, посадят под замок, и больше они никогда не увидят ни родителей, ни дневного света.
Я – ведьма из могущественного клана, однако силой не обладаю, из-за чего всю жизнь подвергалась травле и насмешкам от себе подобных, была одинокой и отверженной. Меня с презрением считали едва ли не обычной смертной.
Увы, ни боль, ни положение изгоя не предвещали такого исхода.
Больше шести лет в Учреждении… Меня избивали до полусмерти, морили голодом, отчего я едва не лишалась рассудка. Ломали кости. Я сражалась с разными тварями и созданиями – такие «испытания» мне устраивали тюремщики, а заодно развлекались. Мучили и физически, и морально – я и не представляла, что такое возможно. А чего хотели добиться, непонятно…
Дым быстро просачивается сквозь окно и щели между дверью и косяками. С каждым вдохом мои легкие наполняются смертоносными парами.
Нет, это не конец! Сколько раз я восставала из пепла в адской темнице, выдерживала все пытки и эксперименты… Не умру и теперь. Не здесь и не таким образом!
Проведя в Учреждении несколько первых месяцев, после особенно жестоких истязаний я решила: не дам себя сломать. Мой дух – самое надежное оружие. Уничтожить можно все что угодно, но дух – никогда. До сегодняшнего дня им не удалось его сокрушить, моя воля до последнего искала возможности обрести свободу.
Слишком большую часть жизни я провела, играя в прятки. Была робка, боялась сражаться за свое «я». Привыкла считать себя недостойной помощи: думала, в мучениях есть какой-то высший смысл. Не осознавала, что могу за себя постоять, пока не оказалась в этом месте.
Прищуриваюсь, разглядывая сквозь заполняющую камеру серую пелену толстые стальные прутья решетки и ржавые петли с облезшей краской.
Без боя не сдамся!
Бросаюсь всем весом на тяжелую холодную дверь. Раздается глухой удар, а за ним приходит боль, пронзающая левую руку от плеча до кончиков пальцев, однако металлическое полотно не поддается ни на дюйм. Задвигаю боль в самый дальний уголок мозга и пытаюсь снова. Ничего, бывало и хуже…
Продолжая биться о металл, я присоединяюсь к крикам товарищей по несчастью.
Не буду молить о пощаде, не стану звать на помощь, но пусть меня услышат хотя бы слабые, сломленные узники, оказавшиеся вместе со мной в ловушке.
Легкие начинают пылать огнем, в горле пересыхает, перед глазами слегка плывет. Наверное, из-за дыма. Или я уже надышалась ядовитых паров?
Упираюсь в дверь обеими руками, не желая сдаваться и уступать усталости, которая медленно, но верно охватывает все тело. Давлю и толкаю, вкладывая в движения последние силы, и наконец в отчаянии упираюсь лбом в холодную железную поверхность.
Всю жизнь я только и делала, что уступала и подчинялась другим. Пыталась угодить каждому, кто проявлял ко мне чуточку доброты. Надеялась: если буду покладистой, получу взамен хоть немного благосклонности. Сознательно принижала себя и свои достоинства – пусть меня считают слабачкой, пусть бьют, причиняют боль…
С моих губ срывается тихая безрадостная усмешка.
Те, кого я любила, меня бросали, отвергали, считали недостойной или недостаточно сильной, чтобы проявить ко мне расположение. И в какой-то момент я сломалась. Превратилась в пустую скорлупу, в девочку, постоянно подвергавшуюся травле. Ад моей юности… Меня предавали люди, которые были мне дороже всего на свете. Все их сладкие слова оказались гнусной ложью. А потом я попала сюда, чтобы молча зачахнуть и медленно сгнить заживо.
И все же я выжила.
Выдержала все испытания.
Как бы плохо мне ни было, я двигалась вперед. Поняла, находясь в дьявольском колодце, что никогда не сдамся.
После очередного удара кулаком у меня вдруг подкашиваются ноги, и я, не успев отлипнуть от двери, падаю коленями на бетонный пол, сдирая кожу со щеки. По лицу стекает теплая струйка, в глазах появляются черные мушки.
Отяжелевшие слабые руки безвольно повисают вдоль туловища, и я никак не могу поднять их снова.
Разглядываю свои шрамы и ссадины – старые и сегодняшние, – покрывающие каждый палец и тыльные стороны ладоней. На запястье висит толстый серебристо-черный браслет, размером напоминающий наручник. Это он и есть – его надели на меня здесь, в Учреждении.
Точно не знаю, каково предназначение браслета, но всегда чувствую кожей холод металла. А еще он делает меня слабой и медлительной. Тело от него становится вялым, неспособным на нормальные реакции, и после нагрузок быстро прийти в себя невозможно. Такое впечатление, будто ко мне привесили столь тяжелый груз, что мышцы не в состоянии работать как надо – наручник вытягивает из меня силы. Снимают его, только когда наступает время очередного «испытания».
Увы, до заключения я не представляла, что далеко не так слаба, как мне казалось, я не знала своих способностей, иначе жизнь сложилась бы совершенно по-другому. Меня здесь никогда не заперли бы, не смогли бы лишить свободы.
Трясу головой, собирая по капле остатки сил, неуверенно встаю и поворачиваюсь лицом к двери.
Хрипло всхлипывая от недостатка воздуха, царапаю толстое железо. Дым и угарный газ уже просочились в легкие, и всякий вдох дается тяжело, с болью.
Единственный запах – вонь гари и пепла, за пеленой дыма уже ничего не видно. С каждой секундой смерть все шире распахивает свои объятия. Продолжаю скрести дверь, хоть каждый палец пронзает жуткая боль, и на сером металле остаются кровавые отпечатки. Я все еще цепляюсь за надежду.
Я не отступлю!
Сделаю все, на что способна сейчас, все, что должна была сделать много лет назад.
Буду бороться, пока покрытое шрамами тело не испустит последний вздох.
Не стану звать на помощь, молить и хныкать – это ни к чему не приведет. Ко мне не прискачет рыцарь в серебряных доспехах, не придет нежданный спаситель, готовый меня вызволить. Если я и надеялась на помощь героя, надежда давно угасла.
В глазах начинает темнеть, цвета тускнеют, звуки доносятся словно издалека.
Руки снова бессильно падают, и уже нет сил их поднять.
Пытаюсь втянуть немного воздуха в пропитанные дымом легкие, впадаю в забытье и снова прихожу в себя, но продолжаю бороться с судьбой, приказываю себе продолжать действовать… продолжать жить.
Все мое тело содрогается, и я зеваю, словно выброшенная на берег рыба. Зрение почти отказывает, и я, сделав последнюю тщетную попытку пробиться сквозь запятнанную кровью дверь, вяло заваливаюсь на бетонный пол.
Больше всего жалею, что мне не выпало шанса насладиться свободой, хотя это далеко не единственное, о чем стоит сожалеть. Например, всегда считала: зачем себя защищать, если ты ни на что не годишься? Смиренно принимала холодные взгляды, побои, оскорбления – мол, разве я заслуживаю лучшего? Верила сладким словам и фальшивым улыбкам, не позволяла себе ни в чем сомневаться, цеплялась за надежду на дружеские отношения, а ведь их и близко не было…
Моя жизнь – сплошная боль. Двадцать семь лет прошло в непрерывных страданиях.
Нет, я достойна лучшей доли!
Была достойна в юные свои годы…
Почему я ни разу не ударила по угрожающей мне руке, хоть и не обладала тогда подлинной силой?
Сколько синяков я получила от мучителей во время учебы в академии, а следовало наносить удары самой!
Уже тогда я должна была набраться опыта и не дать запереть себя в клетке, а я все принимала за непреложную истину – и ласковые речи, и испепеляющие взгляды.
Почему я верила тем, кто сделал мою жизнь невыносимой, почему им все прощала?
Только борьба поможет мне освободиться. Во-первых, от оков, во-вторых – от навязанных врагами правил.
Я обязана обрести себя, несмотря ни на что.
Окончательно проваливаюсь в темноту, и с моих губ слетает последний вздох. Слышу звук – прощальный удар сердца, а затем растворяюсь в черной пустоте.
Глава 2
Мои руки касаются чего-то мягкого, теплого и упругого. Слегка шевелюсь. Похоже, я лежу на облаке…
В Учреждении заключенным выдавали одежду из грубой мешковины. Ни одеял, ни подушек грязным паранормам в тюрьме не полагалось.
Не пойму, что со мной…
Наверное, я умерла и попала на небеса? Видимо – в рай, ведь в аду не может быть настолько хорошо.
Во всем теле странная легкость.
Ни боли, ни тяжести в груди; не саднят ободранные пальцы. Запаха дыма я тоже не ощущаю. Чувствую небольшую слабость, но ей далеко до той, что я испытывала совсем недавно. Словно с плеч сняли тяжелый груз, а с ним исчезла боль, мучившая меня день за днем.
Делаю глубокий вдох. Как много воздуха, какой он легкий и вкусный!.. Никуда не тороплюсь – дышу, наслаждаясь покоем, какого не знала больше шести лет.
Куда бы я ни попала, в какой загробный мир ни угодила – здесь точно теплее и приятнее, чем в тех местах, где меня держали так долго.
Медленно открываю глаза – и тут же зажмуриваюсь от ослепительного света.
Наверняка я на той стороне.
Буду думать, что в раю. Почему нет? Я никогда не была плохой девочкой, никому не вредила. Невинным – точно нет. Тюремщики и твари, которых на меня натравливали, не в счет.
Опять же много страдала.
За шесть лет жизни в заведении, которое дало бы фору самой преисподней, да и до того, в личном маленьком аду под названием «академия “Уэнсридж”», я перенесла невероятное количество побоев.
Академия «Уэнсридж»… Частная школа для избранных детишек со сверхъестественными способностями, где учились исключительно злобные отпрыски помешанных на власти паранормов. Именно они пытались сломить мой дух задолго до того, как я угодила в Учреждении.
Снова осторожно приподнимаю веки и подношу руку к глазам, пытаясь защитить их от света.
Интересно, как выглядит рай? С некоторых пор я думаю, что там много горячей еды и мягких облаков, на которых можно хорошенько расслабиться.
Ах да, еще телевизор.
Шесть лет без Netflix и шоколада… Мне многое предстоит наверстать.
Наконец зрение приспосабливается, и я тщательно изучаю свое тело. Ни шрамов, ни следов от ожогов.
Провожу пальцем по предплечью. Кожа слегка светится, чего не было со времен далекой юности, да и пальцы у меня не такие тонкие, как до провала в неизвестность.
Разворачиваю кисть внутренней стороной кверху и вдруг замираю, заметив на коже большой фиолетовый синяк в окружении еще нескольких, поменьше, уже приобретших желтовато-коричневый оттенок.
Смотрю на другую руку, кручу ее и так и сяк. Хм, и здесь странные синяки.
В принципе, тело выглядит куда лучше, чем последнее время. Но откуда взялись синяки, если я на небесах?
Шевелюсь немного смелее, сообразив, что «облако», на котором лежу, – всего лишь кровать. Ноги мои прикрыты хлопковым одеялом кремового цвета, под головой – мягкая подушка. Глаза уже совсем привыкли к яркому свету, и я приподнимаюсь повыше. Оглядываюсь вокруг. Знакомая комната! Правда, я не была здесь семь долгих лет, прошедших после выпуска из академии.
Узкая кровать из каштана с видавшим виды изголовьем и исцарапанными ножками, напротив – старый деревянный стол, а слева – большой древний комод и платяной шкаф, оба из сосны. Вся мебель покрыта трещинками и потертостями – наверняка ее покупали уже подержанной, либо подобрали на свалке.
Стены комнаты выкрашены в тускло-бежевый цвет, на потолке кое-где сырые пятна, в углах – плесень. Над маленьким окошком – хрупкий карниз, на нем легкие занавески кремового оттенка, пыльные и потрепанные по краям.
Перевожу взгляд вправо. Ага, все та же белая дверь в ванную, скучный кафель на полу и крошечная грязная раковина.
Оборачиваюсь – ну да, давно не знавшая ремонта, скудно обставленная бесцветная спальня. Я прожила здесь последние годы учебы. Прошло семь лет, но комната ни капли не изменилась.
Стало быть, вместо рая я угодила прямиком в ад?
Наверное, наши мысли способны воздействовать на реальность: место, где я влачила существование изгоя, подвергаясь постоянной травле, ничем не напоминает рай.
Откинув одеяло, спускаюсь с кровати.
Все до ужаса натурально… Холодный пол под ногами, сквозняк, проникающий сквозь старую раму окна, гул голосов и звук шагов в коридоре.
Э-э-э… голоса?
Откуда здесь голоса?
Добравшись до двери, распахиваю ее настежь, и в меня впиваются сразу три пары глаз. Одна девушка смотрит пристально, серьезно, а две ее подружки хихикают.
– Собралась на прогулку в пижаме? – ухмыляется блондинка, и они идут дальше.
Та, что в середине, обернувшись, встречается со мной тяжелым взглядом и роняет:
– Фу, жалкая личность…
Еще секунда – и троица ступает на лестницу спального корпуса.
Наблюдаю, как они спускаются на первый этаж. Что происходит? Почему я все это вижу, почему испытываю все те же чувства?
Я уже говорила, что годы учебы в академии были моим личным маленьким адом; значит, теперь «Уэнсридж» превратился в ад настоящий?
Кошмарный сон, видение?
На самом деле в моей жизни было кое-что похуже академии. Учреждении прочно удерживает первое место – а значит, оно и должно было стать для меня преисподней, если уж я обречена на страдания.
Недоуменно трясу головой.
Нет, правда, что происходит?
Почему я здесь?
Потираю только что обнаруженный на руке синяк и слегка морщусь от боли.
Если это «испытание», то не самое удачное.
Перевожу взгляд с синяка на пальцы. Ни шрамов, ни ссадин. Ничего. Сжимаю кулак – боли нет, перелом и старые раны никак не дают о себе знать. Кожа на руках мягкая, как у юной девочки.
Все-таки сон?
Но… я ведь точно умерла.
Много раз оказывалась на волосок от смерти, особенно после некоторых специфических экспериментов, поэтому знаю наверняка: я испустила дух в тюремной камере.
От этой мысли чувствую в груди легкий укол боли.
Столько лет отчаянной борьбы, и все закончилось в огненной ловушке, в которую превратилась моя гнусная камера…
Впрочем, Учреждение, скорее всего, сгорело дотла – это греет душу. Надеюсь, от него не осталось камня на камне.
Медленно возвращаюсь в комнату и, закрыв дверь, подхожу к зеркалу в ванной. Вижу в отражении юную девчонку, какой я была до Учреждения, и невольно перестаю дышать.
На меня смотрят до боли знакомые синие глаза. Длинные золотисто-розовые волосы легкими волнами ниспадают на худенькие плечи. Кожа у девушки в зеркале светлая, чистая, безупречная, губы – полные, розовые. Если отражение не врет – и впрямь ни шрамов, ни порезов, ни ожогов, только парочка выцветающих синяков. Ничего похожего на заключенную.
Зачем показывать мне этот образ? Зачем демонстрировать в зеркале молоденькую свежую девочку?
Девочку, познавшую мучения и издевательства от ровесников, однако еще не испытавшую настоящие боль и ужас.
Опираюсь обеими руками о раковину, крепко сжимаю ее край и смотрю в прищуренные глаза своего юного «я».
Однако почему все кажется настолько реальным? Словно и не сон вовсе, не морок, наведенный специально, чтобы заставить меня страдать. Чем больше здесь стою, тем больше проникаюсь чувством, будто все происходит на самом деле.
Мой взгляд цепляется за отколотый уголок зеркала. Подношу к нему руку и медленно провожу пальцем по острому краю. Порез, легкая боль, капелька крови. Рассмотрев ранку, снова поднимаю глаза на свое отражение.
Разве сон и морок могут быть настолько похожими на явь? А если это ни то ни другое… значит, все взаправду?
То есть я не попала в ад, не подверглась наказанию. Вероятно, меня спасли из лап смерти или выдернули с того света, а потом перенесли в прошлое, но…
Путешествия во времени невозможны!
Никаких таких историй, типа показанных в «Назад в будущее», не существует. Ни у одного паранорма подобных способностей нет. А чудеса… если на свете случаются чудеса, я была бы спасена еще много лет назад, причем от всех напастей.
Закрыв за собой дверь ванной, подхожу к окну и отдергиваю занавески. Знакомый двор перед женским общежитием. А вот и трио встреченных в коридоре девушек.
Вокруг них крутятся по меньшей мере семь или восемь мальчиков. Все разговаривают, смеются, а мимо их группы проходят другие студенты, направляясь в разные корпуса, расположенные вокруг общежития.
Несколько дальше начинается лес – я даже вижу порхающих по веткам белочек и кружащих над верхушками деревьев птиц.
Стало быть, второй шанс? Неужели это возможно?
Выходит, Господь сжалился, взирая сверху на мою жалкую жизнь? Или пытается исправить допущенную в свое время ошибку?
Я мрачно усмехаюсь, и у меня вдруг перехватывает дыхание. Сердце в груди пускается вскачь – она пересекает внутренний двор общежития. Идет к главному корпусу в окружении обычной своей свиты. Не могу оторвать взгляд от ее длинных белокурых волос, словно пропитанных солнечным светом, от маленького носика и нежных розовых губ, уголки которых приподнимает улыбка.
Серия.
Моя сводная сестра.
Та, что предала меня, сделав самым несчастным существом еще до того, как я попала в Учреждение.
Сколько лет я слушала, развесив уши, ее сладким речам и «ободряющим» словам… Все оказалось ложью, искусно срежиссированным обманом!
Именно Серия – причина моих страданий и несчастий в академии. Она разожгла медленно пожирающее меня изнутри пламя. Заставила поверить в собственную слабость, держала на невидимом поводке, чтобы спокойно править в окружении лакеев и прихвостней.
Ее смех затихает вдали, растворяясь в звонке на первый урок, и я отвлекаюсь от одолевающих меня мыслей.
Ладно, допустим.
Морок, сон, чудо или проклятие – я все готова принять.
Если мне дали возможность возобновить жизнь с того момента, как из нее вырвали, – буду жить в прошлом. Обрету свободу и отомщу.
Вспоминаю ситуацию, когда я видела Серию последний раз.
Я стою на коленях, роняя на землю слезы, а Серия нависает надо мной. Наклонившись, обхватывает мягкой ладонью мой подбородок. Вытирает мне слезы и, придвинувшись ближе, нежно окликает по имени, а затем тихонько шепчет в ухо слова, которых я никогда не ждала от нее услышать:
– Микай, бедная… Какая же ты жалкая, никчемная… Интересно, на что ты рассчитывала?
У меня перехватывает горло, а она продолжает рассказывать такие вещи, в которые я просто не могу поверить. Говорит, что всегда презирала меня и пыталась воспользоваться любой возможностью, лишь бы сделать мою жизнь невыносимой. Все самые болезненные события за прошедшие годы были ею подстроены – она плела эти заговоры ради собственного развлечения и в попытке посильнее уязвить сводную сестру. Видите ли, такие слабые, примитивные, не обладающие магией особи не имеют права на существование. Оказывается, я – позорное пятно на репутации славной семьи Бэйн, я должна была исчезнуть в тот момент, когда при родах погубила собственную мать.
Последние ее слова уничтожают меня окончательно, и тихий внутренний голосок шепчет: Серия права… Да, я не имею права жить. Умри я при рождении, – возможно, единственный человек, который мог бы меня полюбить, остался бы в этом мире. Отец не потерял бы свою вторую половинку.
Я – мерзкое чудовище.
Человек, родившийся в могущественном клане магов, но не имеющий ни капли силы, бесполезен. Об этом знает мой отец, семья, все студенты академии и, конечно, Серия.
Отступив на шаг, она до боли сжимает пальчиками мой подбородок, и мы смотрим друг на друга. Господи, никогда не видела у нее такого мрачного взгляда. Не узнаю сестру…
Ее губы кривятся в насмешливой улыбке, а в синих глазах светится неподдельное ликование.
– Теперь все, что причиталось тебе, будет моим. Так и должно было случиться с самого начала!
Серия отпихивает меня, и я со всей силой прикладываюсь лицом о землю. Голова кружится, тело пронзает боль, и я проваливаюсь в темноту, прислушиваясь к удаляющемуся стуку каблучков сестры.
С трудом разжимаю судорожно вцепившиеся в подоконник пальцы – даже костяшки побелели от напряжения. Снова окидываю взглядом главный корпус и слабо улыбаюсь. Давай, наслаждайся, сколько сможешь, тварь! На этот раз я заставлю тебя ощутить, что такое настоящее страдание…
Глава 3
Я надеваю обычную черно-синюю форму, провожу ладонью по вышитому золотом гербу академии на приталенном пиджачке и оглаживаю плиссированную юбку. Поправив воротничок белой блузки, достаю из верхнего ящика комода красный галстук. Его цвет как минимум означает, на каком курсе студент. Может, что-то еще, не знаю.
Курсов в академии шесть. Учатся здесь с пятнадцати или шестнадцати, а диплом, соответственно, получают в двадцать один или в двадцать два. Основная задача – научить паранормов контролировать свои способности и силу, дать им обширные знания об окружающем мире и его истории.
Однако еще больше академия настроена на создание подчиненной иерархическим правилам среды, помогающей студентам завязывать нужные знакомства, которые в будущем, после выпуска, принесут выгоду.
Престиж и власть везде стоят во главе угла, даже в паранормальном сообществе.
Твое положение определяется тем, кто ты есть и из какой семьи происходишь. Лишь от крови и степени сверхспособностей зависит, будут ли тобой восхищаться, относиться к тебе с опаской или сделают изгоем.
Хотя я происхожу из могущественной семьи, одного из самых старых кланов нашего мира, к сожалению, отсутствие силы делает меня изгоем даже среди собственной родни.
Именно поэтому я – легкая мишень для недоброжелателей.
Повязываю галстук, хорошенько затягивая алый узел.
Так вот, о цветах: желтоватая слоновая кость – для первого курса, изумруд – для второго. Третьему курсу положен багрянец, четвертому – сапфир, пятому – вороново крыло. На шестом носят белый снег.
Стало быть, я на третьем курсе. Значит, мне сейчас семнадцать или восемнадцать – смотря в какой месяц я угодила.
Разглаживая галстук, вдруг замираю: перенеслась на десять лет назад…
Помотав головой, еще раз поправляю воротник блузки и провожу рукой по длинным розоватым волосам. Какие они мягкие и гладкие – совсем не похожи на жесткий ежик, который я много лет носила в Учреждение.
Нащупываю в одной из прядей спутанный узелок. М-да, отвыкла ухаживать за длинными волосами. Конечно, такая стрижка красива, однако расчесываться с ума сойдешь. Ладно, позже что-нибудь придумаю.
Я бросаю последний взгляд в маленькое зеркало на комоде, провожу пальцем по своему отражению и с легкой улыбкой направляюсь к двери.
Неважно, что будет дальше. Главное – я свободна! Свободна, как никогда раньше. Выберу собственную дорогу в жизни, что бы она ни значила и куда бы меня ни привела.
Раз уж получила еще один шанс, приложу все силы, чтобы его не загубить.
Спускаясь по лестнице общежития, слышу повторный звонок. Ага, учебный корпус открылся. Насколько помню, урок начнется через десять минут после второго звонка.
Открыв входную дверь, выхожу из спального корпуса. На улице яркое солнышко, со стороны леса доносятся ароматы сосен и полевых цветов. Ударивший в лицо порыв легкого ветерка ерошит мои волосы.
Свобода…
Воля…
Когда я последний раз видела солнце, когда втягивала в себя свежий воздух? Сколько лет не могла пойти куда вздумается, хотя бы просто выбраться из здания?
Горло перехватывает спазмом, и я цепляюсь за промелькнувшую в голове мысль:
Никто и никогда не отнимет снова у меня свободу!
Не будет больше сырой и темной камеры, я не дам запереть себя в клетке. Никогда! Мне дарован второй шанс, вторая жизнь, и никто ее у меня не отберет.
Медленно иду на урок, наслаждаясь по пути запахами и открывающимися видами.
Трехэтажный учебный корпус, где проводятся занятия, сложен из серого кирпича. Его стены заплетают побеги плюща, скрывая часть арок и витражных окон в готическом стиле. Главный вход – сам по себе достопримечательность: по обеим его сторонам стоят два огромных грифона из серого мрамора, а восьмифутовая дверь из черного дерева украшена изысканной мелкой резьбой.
Дернув ее за ручку, я вступаю в главный холл.
Пару минут трачу, шаря по карманам в поисках якобы потерянного расписания, и, удостоившись укоризненного взгляда и раздраженного вздоха от секретаря, получаю копию.
Смотрю на дату: ага, выходит, я вернулась в начало октября. Значит, мне еще семнадцать – день рождения у меня в ноябре.
Поглядев в расписание, я пересекаю холл. Сейчас будет история мироздания – это на втором этаже. Поднимаюсь по лестнице, вхожу в класс вслед за группой ребят и окидываю взглядом занятые студентами парты. Есть одно свободное местечко в середине.
Присесть я не успеваю – из-за спины раздается гнусавый голос:
– Мисс Бэйн… Мисс Микай Бэйн!
Разворачиваюсь и тут же попадаю под прицел двух прищуренных серых глазок. Мужчина с пепельно-седыми волосами, приподняв бровь, нетерпеливо постукивает ручкой по столу. Класс затихает, переводя взгляды с меня на учителя. Понятно, хоть какое-то развлечение…
– Вы опоздали, мисс Бэйн. По-моему, я предельно ясно объяснил, как отношусь к опоздавшим.
Я смотрю на мальчиков, вместе с которыми вошла в аудиторию. Парочка равнодушно отворачивается, остальные снисходительно ухмыляются. Один даже подмигивает.
Их почему-то не остановили, не окликнули.
Почему же учитель прицепился ко мне?
Ах да, это ведь мистер Финч!
Тот самый Финч, которого я до смерти боялась в предыдущей жизни. Вот кто пользовался любой возможностью унизить недостойных, по его мнению, студентов. Недостойных образования в академии – жаль на таких тратить драгоценное время.
Десять лет назад этот урод не раз смешивал меня с грязью. Я и так не считала себя полноценной, а после его замечаний и вовсе уверилась в собственной ничтожности.
– Вы меня вообще слышите, мисс Бэйн? – вздыхает он, проводя рукой по оливково-зеленому шелковому галстуку, и раздраженно сдвигает брови. – Поскольку вам не хватает не только элементарных знаний, но и сосредоточенности, вы проведете занятие стоя – глядишь, вспомните, что к чему.
Учитель указывает на стену у ступеней при входе, и по классу проносится смешок.
– Встаньте там и не вздумайте причинять беспокойство остальным студентам, мисс Бэйн.
Отвернувшись от меня, он начинает раскладывать на столе свои конспекты.
Почему я его так боялась, интересно? Росточек у этого типа пять футов восемь дюймов, а самомнения на все десять. Я сталкивалась с тюремщиками вдвое выше Финча – вот уж у кого по-настоящему грозные, леденящие душу взгляды, от которых бросает в дрожь.
Финч начинает урок, а я разглядываю его фигуру в плохо сидящем коричневом пиджаке с заплатами на локтях. Слабый, никчемный человечишка. Получает кайф, унижая детей втрое младше него.
Делаю шаг к стене и небрежно к ней прислоняюсь под взглядом учителя.
– Не припомню, чтобы предлагал вам расположиться поудобнее, мисс Бэйн. Не забывайте, вам назначено наказание. – Суровея на глазах, он тычет в мою сторону пальцем. – Пожалуйста, выпрямьтесь, встаньте как следует.
Неужели он думает, что я рассыплюсь в извинениях и подчинюсь его глупым прихотям, как та девчонка десять лет назад? К сожалению для Финча, ее больше нет, зато он попал на меня сегодняшнюю. Не только Финч – все они попали.
– Кажется, вы сказали мне встать у стены, если я не ослышалась, – говорю я, уставившись в пол, а затем резко поднимаю взгляд. – Вот я и стою.
Учитель изумленно пучит глаза, а класс затихает. Иголка упадет – услышишь. Все наблюдают за нами, кто в шоке, кто в восторге от моего нахального ответа. Одни сидят, удивленно приоткрыв рот, другие язвительно усмехаются, но пялятся на меня и те, и другие. Какой-то парень опрокидывает пинком стул, к которому я направлялась минуту назад, и мерзко хихикает вместе со своей компашкой, однако в глаза мне не смотрит.
Финч откашливается, привлекая мое внимание, стирает с лица удивление и строит гневную гримасу. Как же, не подчинилась…
– Мисс Бэйн, вы навлечете на себя большие неприятности.
– Интересно, за что?
Насмешливо улыбаясь, я удивленно склоняю голову к плечу.
Он раздувает ноздри и прищуривается.
– За нарушение порядка.
– Что я нарушила и каким образом?
– Своим поведением. Вы препятствуете проведению занятия.
– Я сделала все как вы сказали. Это вы мешаете студентам, прервав урок.
Финч бросает на меня свирепый взгляд, поджимает губы и принимает угрожающую позу.
Господи, как я могла опасаться такого слабака?
Я не отвожу от него глаз – смотрю зло, как на тюремщиков в Учреждении во время «испытаний».
Финч вздрагивает, и его лицо вытягивается. Похоже, что-то такое увидел в моем взгляде.
Набрав воздуха, он разевает пасть, и тут дверь распахивается. В класс входит высоченный парень в растрепанной форме и свободной кожаной куртке вместо пиджака. В ушах у него множество металлических шариков и сережек, а взгляд – только попробуй до меня докопаться!
Похоже, все мигом улавливают намек – часть студентов потихоньку перемещается с задних парт в середину, а остальные даже боятся посмотреть в его сторону.
Хм, кто же это такой? Почему я его не помню?
Парень направляется к задним рядам и, проходя мимо меня, широко зевает.
Я гляжу на Финча. Тот провожает опоздавшего бегающими глазками.
– Почему бы вам не приказать ему встать у стены, мистер Финч? – с легкой улыбкой осведомляюсь я.
Парень разворачивается, выдвигая себе стул, и, прищурившись, в свою очередь смотрит на учителя.
– Разве вы не намерены придерживаться своих правил? – иронически продолжаю я.
Парень переводит взгляд с меня на Финча, и тот начинает ощутимо потеть.
– Н-нет. В этом нет необходимости. Я уже высказал свою точку зрения. Можете сесть за парту, мисс Бэйн.
Парень падает на стул и, явно потеряв интерес к происходящему, кладет голову на сложенные руки.
– Напомните, пожалуйста, в чем конкретно заключается ваша точка зрения? – выпрямившись во весь рост, говорю я.
Наверное, думал, что на этом все? Что можно меня унизить, а потом спустить все на тормозах, когда заблагорассудится? Да пошел он!
– Мисс Бэйн…
– Я имею в виду – какой смысл было выделять именно меня? Из-за опоздания на две минуты? – Бросаю на него многозначительный взгляд. – Я ведь не одна опоздала, так почему же.
Финч снова с безразличным видом разглаживает галстук.
– Мисс Бэйн, я уже… – начинает он, однако я сразу его перебиваю:
– Понимаю, человеку с такими тараканами, как у вас, просто не нужна реальная причина.
Мило улыбаюсь, видя, как он багровеет. Его глаза сужаются до щелочек, а в углах рта появляются мелкие морщинки.
– Послушайте-ка, мисс Бэйн…
– Я вас внимательно слушала. И услышала.
Взгляд Финча встречается с моим, и продолжение фразы застревает у него в глотке. Он долго на меня смотрит, и грозная складка на лбу постепенно углубляется.
Неторопливо повернувшись к нему спиной, я направляюсь к освободившимся партам на галерке – студенты, занявшие их в начале урока, переползли ближе к середине. Мое шествие сопровождается шепотом и удивленными взглядами, и я наконец выбираю себе место рядом с Высоким, Смуглым, Задумчивым1. Рядом с ним никого нет, опять же, он дрыхнет – так какая разница?
Очевидно, для него разница есть.
Заметив меня, сосед по парте выпрямляется и, встретившись со мной взглядом, приподнимает бровь. Слегка склоняет голову к плечу, и длинная каштановая челка при этом движении падает на щеку. На шее у него черная татуировка. Пронзительные синие глаза ощупывают мою фигуру и снова поднимаются к лицу. Меж его темных бровей залегает вертикальная морщинка.
Он вынимает из кармана маленький предмет и некоторое время им поигрывает, а затем наклоняется ко мне.
– Это мое место.
Голос у него грубый, хрипловатый, интонации самые мрачные.
Очевидно, моя компания его не вдохновила, ну и что же? С одним засранцем я сегодня уже разделалась.
Спокойно встречаю холодный взгляд.
– Похоже, на своем месте ты сейчас и сидишь.
Парень, слегка выпучив глаза, снова вздергивает брови, и его идеальной формы полные губы растягивает зловещая улыбка. Предмет у него в руках – острый пружинный ножик.
– Здесь вся парта моя, дорогуша. Видишь ли, мне нравится, когда много пространства, и я им ни с кем не делюсь.
Сосед одаряет меня ухмылкой, от которой мистер Финч точно обделался бы.
– Люблю расположиться посвободнее, – продолжает он, поднося нож к моему лицу. – Не хотел бы случайно поранить тебя одним из моих любимых клинков.
Впрочем, выражение его лица говорит о прямо противоположном желании.
Я осматриваюсь в классе и указываю на свободное место рядом с учительским столом.
– Расположиться можно там, места хватит.
Он смотрит в ту сторону, и с его губ срывается угрюмая усмешка. Финч вздрагивает за своим столом, а студенты на всякий случай пригибаются над партами.
Парень ухмыляется во весь рот, сверкая зубами. Господи, какой у него безумный взгляд…
Он вдруг поворачивается и вытягивает руку так быстро, что я не успеваю среагировать. Моей щеки касается острый кончик ножа. Парень придвигается ближе, открывает рот, и его дыхание щекочет мне лицо. Холодный металл между тем все сильнее вдавливается в кожу.
– Похоже, ты не в курсе, с кем связалась?
Говорит он холодно, угрожающе поблескивая глазами, и в их темной глубине скрывается обещание боли. Взгляд – как у дикого животного, которое не раз вырывалось из смертельных ловушек. Так же мрачно смотрит загнанный в угол жестокий зверь, стараясь напугать охотника.
– Не в курсе, просвети.
Глядя прямо ему в лицо, я наклоняюсь в его сторону, не дрогнув, когда лезвие оставляет царапину на коже. Может, он и причинит мне боль, только она не идет ни в какое сравнение с тем, через что я прошла.
По щеке сползает тонкая теплая струйка, и парень наблюдает за ней, выпучив глаза. На пол между нами падает алая капля.
Мы сидим так близко друг к другу, что наши носы едва не соприкасаются.
– Или привыкай делиться, – спокойно заканчиваю я и медленно отстраняюсь.
Финч что-то пишет на доске.
Мой сосед громко, хрипло смеется, и класс вновь затихает, а учитель, выронив маркер, неловко подбирает его с пола.
Сосед продолжает на меня пялиться, хоть уже и не так пронзительно – скорее с любопытством. Отводит ножик, слизывает с него кровь и, убрав в карман, протирает глаза.
– Давненько не было возможности так забавно провести время, – ехидно улыбается он. – Удачно, я как раз немного заскучал.
Снова изучает меня с головы до ног, не спеша ложится на стол, кладет голову на руки и еще некоторое время смотрит в глаза. Ухмыльнувшись напоследок, сонно опускает веки.
Если не считать нескольких любопытных взглядов украдкой и прошелестевшего по классу тихого шепота, дальше урок идет как по маслу. Правда, Финч немного больше нервничает, чем в начале занятия. Будем считать, что я получила удовольствие от полутора часов непревзойденной в своей скуке истории мироздания. Черт, как же я ненавидела в прошлой жизни эти лекции…
Я зеваю, потягиваюсь и, услышав звонок, с расписанием в руках направляюсь к двери. На секунду замираю, прочитав, что ждет меня дальше: музыка в искусстве.
Нет, предмет как предмет, никаких проблем у меня с ним не было. Все дело в приписке: «Совместное занятие: второй, третий, четвертый курсы».
Сводная сестра учится на курс младше, поэтому, слава богу, у нас не так много шансов пересечься на уроках. Кроме музыки…
Каждый понедельник, вторым часом. Целый год мне придется встречаться на музыке с Серией. А ведь теперь я знаю: ее ласковые слова и улыбки – сплошная ложь. Шоу притворства, цель которого – показаться добренькой и невинной, а под маской-то черная злоба!
Класс музыки находится немного дальше по коридору, и я, не дойдя пары шагов, останавливаюсь перед дверью, из-за которой доносится звонкий смех.
Ее голосок всегда напоминал мне о феях, русалках или сиренах. Такой сладкий, ангельский…
Я искренне любила Серию. В нашу семью она вошла довольно поздно, когда мне уже исполнилось четырнадцать. В этом возрасте я особенно остро нуждалась в отношениях, проникнутых душевным теплом, и надеялась: мы сблизимся, как две настоящие сестренки.
Никогда не могла понять, отчего друзья и подруги от меня отвернулись после того, как появилась Серия, почему при встрече стали посматривать с холодком. Теперь-то все ясно.
Те несчастья, что я пережила, слезы, которые пришлось пролить, – все это манипуляции сводной сестры, все умело подстроено. Она сама с удовольствием призналась в своих кознях прямо перед тем, как я попала в Учреждение.
Внутри начинает клокотать ярость, и я делаю шаг к кабинету, сверля взглядом дверь, когда сильный толчок в плечо заставляет меня покачнуться. Мимо проходит группа парней, и их смех эхом раздается в коридоре.
Осознав, где нахожусь, я подавляю гнев. Белокурая девочка за дверью еще понятия не имеет, что я знаю, какая она лживая, злобная сука. Серия заслуживает, чтобы каждая капля страданий, испытанных мною по ее милости, вернулась к ней бумерангом. И не только – она должна получить сверх того.
Делаю медленный вдох, усмиряя разбушевавшиеся чувства.
Еще не время.
У меня пока недостаточно сил, чтобы справиться с ней и ее подхалимами. Я даже не способна постоять за себя – вот, растерялась, когда меня бесцеремонно толкнули проходящие мимо мальчишки. Выступать против Серии сейчас опасно: я слишком слаба и не сумею дать отпор.
Сперва надо заняться физической подготовкой. Время есть, времени на самом деле хоть отбавляй.
Конечно, я и сейчас могу сделать ей больно, но разве это краткое мгновение искупит страдания, которые она мне причинила, которые я в последующем испытала по ее милости?
Самый опасный хищник наносит удар, когда его не ждешь.
Как сладка будет моя месть, когда я приду по душу Серии и ее свиты!
Успокоившись, я снова делаю шаг к кабинету, как вдруг меня изо всех сил пихают в бок и я впечатываюсь лбом в стену. Правое плечо и спину пронзает боль, голова гудит от удара, однако я забываю о неприятных ощущениях, когда надо мной нависает высокий блондин.
– Какого черта, интересно, ты торчишь тут у всех на пути?
Он хмуро смотрит на меня сверху вниз, а с обеих сторон от него стоят два мускулистых амбала. Один, с серыми волосами, ухмыляется мне в лицо.
– Видать, забыла, где ее место. В помойной канаве, вот где! – мрачно кривит губы он.
Только сейчас вспоминаю: блондина зовут Джереми Колтон, а сероволосого – Джейк Эндрюс. Оба оборотни, перекидываются в волков. Сколько я училась в академии, столько они меня травили.
Джереми хохочет над шуткой приятеля, а третий, самый знакомый парень, молча меня разглядывает.
Кейн, друг детства. Оборотень и хороший спортсмен, член школьной команды по футболу, как и два других говнюка.
Да, мы дружили с Кейном до того, как в нашу семью вошла Серия, но его ледяной взгляд подтверждает: все в прошлом. Когда-то на лице этого парня при виде меня появлялась теплая улыбка, а теперь он стоит, надев маску холодного равнодушия. Смотрит, как приятели надо мной издеваются.
Наконец Кейн отворачивается и уходит в класс, где присоединяется к Серии и еще троим мальчикам – тоже бывшим моим друзьям.
Я провожаю его глазами. Неужели воспоминания о тех счастливых годах – лишь химера?
Кейн подходит к Ксандеру, и в голове у меня всплывают сценки из детства. Мы впятером играем в прятки в лесу за нашим домом; строим маленькие крепости из песка, веселимся у озера; улыбаемся, плачем, даем обещания в вечной любви и дружбе…
Память об тех эпизодах помогала мне выживать в пору ужасной юности, иногда погружая в детские годы, напоминая о родном доме и семье, подпитывая надежду на лучший мир. Увы, все действительно в прошлом.
Счастлива я была до Серии, до академии, до Учреждения…
В стену рядом с моим лицом упирается ладонь, едва не задев ухо.
– Куда пялишься, лохушка недоделанная?
Я поворачиваюсь к Джереми и Джейку. Оба возвышаются надо мной, и их взгляды ползают по моим голым ногам.
Чего бы я только не отдала, чтобы сбить с них эту поганую спесь!
Сжимаю кулаки и тут же осознаю: я недостаточно сильна. Тело у меня физически слабое, нетренированное, куда мне против двух здоровых жлобов, тем более оборотней… Конечно, я теперь на десять лет моложе – ни шрамов, ни переломанных костей, но силенок-то кот наплакал.
Ум у меня для девчонки развит не по годам – двадцать семь лет как-никак, есть опыт выживания и борьбы против всяких гадов, а тело семнадцатилетнее, немощное даже по меркам обычных людей.
Нужно время, чтобы стать крепче.
Разумеется, я способна и сейчас причинить кое-кому боль, однако для оборотня это ерунда – он быстро исцелится, а вот я точно легко не отделаюсь. На залечивание ран и переломов потребуется слишком много времени.
Джереми склоняется к моему уху.
– Может, поучить тебя, чтобы ты лучше запомнила свое место?
Я невольно сжимаю кулаки. Раны, переломы? Подумаешь! Сейчас я устрою Джереми то, чего он давно заслуживает. Как бы я ни была слаба, мало ему не покажется.
Он ухмыляется во весь рот и наклоняется еще ближе, поблескивая глазками – видно, его посетила особенно отвратительная идея. Правда, заглянув мне в лицо, скалиться он почему-то перестает.
– Давай, попробуй, – цежу я сквозь зубы, – и ты пожалеешь, что вообще об этом подумал.
Джереми удивленно выпучивает глаза, а затем закатывает их под лоб. Издевательски смеется, и к его гоготу подобострастно присоединяются двое дружков.
– Серьезно? Кем ты себя вдруг возомнила? – хмыкает Джейк.
– Откуда это у нас такие мысли? – выпрямляется во весь рост Джереми и смотрит на меня с насмешкой. – Ты жалкая, слабая дурочка. Кто тебе напел, что ты способна за себя постоять?
Он тычет мясистым пальцем мне в плечо, и меня снова пронзает боль – этой части тела сегодня досталось.
– Черт побери, Микай, в тебе ведь нет ни капли магии. – Джереми одновременно качает головой и пожимает плечами. – Ты ничего не можешь мне сделать. С тобой запросто разберется обычный смертный.
Теперь ко мне подступает Джейк.
– Не забывай, что ты – полное ничтожество. Мы тебя просто терпим. Только попробуй переступить черту… – Он перестает лыбиться и прожигает меня взглядом. – Не хочу тратить время на разборки с тобой, но если придется…
Хм, какие страшные угрозы от детишек. Я сражалась с такими тварями, от одного вида которых они свернулись бы в клубочек, как ежик, и обмочили штанишки.
Собираюсь с силами, стараясь не обращать внимания на боль в плече и в спине. Гордо выпрямляюсь, не сводя глаз с двух подонков.
Джейк трогает приятеля за руку:
– Дай я ее проучу, иначе…
Договорить он не успевает – мне на голову обрушивается поток холодной жидкости с коричневыми комками.
Мерзкая жижа стекает по волосам, струится по лицу и заливает форму. На одежде остаются дурно пахнущие разводы, на полу у моих ног образуется лужа, и парни невольно отступают в сторону, чтобы не запачкаться коричневой дрянью.
Рядом раздается взрыв смеха, и мне на голову падает небольшая коробка. Вокруг хихикают и хохочут – к Джейку и Джереми присоединилась еще группа ребят. Смех прокатывается эхом по коридору, а сзади звучит насмешливый голосок:
– Приберегала этот сюрприз специально для тебя, Микай! Надеюсь, ты благодарна? – ехидно улыбается маленькая рыжеволосая девчонка, стоящая в кругу мальчиков. – Шоколадное молоко, тебе ведь нравится? – смеется она, а у меня с головы капает, по волосам скатываются скользкие коричневые комочки.
Мальчишки вокруг гогочут и издеваются надо мной.
Рыжую зовут Айви Харрис, она одноклассница Серии, ее послушная шестерка. Эта маленькая зеленоглазая ведьма всегда упивалась вниманием мальчишек и накладывала слишком много макияжа, безуспешно пытаясь скрыть ненавистные веснушки. Маленьким росточком и неоправданной жестокостью Айви со своими темными тенями и подводкой напоминает мне крыс, шныряющих по мусорным бакам. Ага, а мальчики, окружающие ее, как раз и есть тот самый мусор.
Провожу рукой по мокрым вонючим волосам и, откинув их назад, улыбаюсь пришедшему в голову сравнению.
– И чего ты, интересно, скалишься? – презрительно усмехается Айви, и ее маленькое личико перекашивает от злости. – Совсем, наверное, сорвало крышу от жалкой жизни в полном одиночестве?
Она нерешительно хихикает.
– Возможно, – роняю я.
Может, и сорвало. Слишком через многое пришлось пройти, и сыгранная со мной злая шутка кажется не более чем ребяческой проделкой. Пожалуй, даже милой. Хотя это не означает, что я буду мириться с такими шалостями.
– Возможно, тебе теперь стоит быть осторожнее, Айви.
Я смотрю ей прямо в глаза, и смех вокруг нас понемногу стихает.
Личико Айви искажает недоверчивая гримаса. Она морщит лоб и со свистом выпускает воздух сквозь зубы.
– Какого черта ты тут…
Ее прерывает звонок, возвещая о начале урока.
Рыжеволосая ведьма бросает быстрый взгляд в сторону двери и вновь, прищурившись, переводит его на меня.
– Имей в виду, это еще не все, – бормочет она и, специально зацепив за больное плечо, входит в класс.
Мальчики устремляются за ней, а я остаюсь на месте, пытаясь размять место ушиба. Слегка кривлюсь от боли. Ладно, бывало и хуже, а эта ерунда быстро пройдет. Вероятно, Айви так просто не отстанет. Насколько я помню, никто из этой компашки ни за что не откажется от удовольствия унизить Микай Бэйн.
Надо развивать свое тело, причем без промедления.
За спиной кто-то откашливается, отвлекая от размышлений.
Рядом стоит блондинка в платье с цветочным принтом, прижимая к боку стопку бумаг. Поглядывая на меня, она пытается поправить очки. Наконец совладав с ними, сочувственно изучает мои грязные волосы и форму, слегка морщит нос и качает головой.
– Микай, можете пропустить оставшиеся занятия. Вам надо привести себя в порядок. Я попрошу кого-нибудь из студентов передать вам конспект занятия.
Блондинка кивает, мягко касается моего здорового плеча и исчезает в классе.
Она либо наивна, либо просто ничего не хочет знать. Можно подумать, кто-то и впрямь поделится со мной конспектом… Впрочем, я все равно благодарна за разрешение уйти раньше. Не желаю доставлять этим уродам удовольствие созерцать меня в таком виде.
Миссис Флер – преподаватель музыки в искусстве. Если правильно помню, она неряшлива и неорганизована, хотя и более доброжелательна, чем остальные учителя. Ко мне, во всяком случае, всегда относилась неплохо.
Спустившись по лестнице, выхожу во двор и направляюсь к женскому общежитию. Нужно немедленно принять горячий душ, смыть прилипшую к коже вонючую дрянь.
Сегодняшний денек – просто цветочки по сравнению с тем, что происходило на втором курсе, как мне сейчас вспоминается. Даже немного скучно. Впрочем, перенесенные здесь издевательства в подметки не годятся пыткам, которые я пережила в Учреждении.
Одно не подлежит сомнению: в прошлой жизни я была недостаточно сильна, чтобы противостоять злобе и направленным на меня нападкам. Мне следует стать сильнее, чтобы не только отразить удар, но и сломать наносящую его руку. Любой из студентов академии должен знать: на каждый подлый выпад я отвечу без промедления.
Тот, кто меня тронет, столкнется с последствиями. Рано или поздно все они уплатят по счетам.
Намек на книгу Аманды Фэй с одноименным названием, где фигурирует главный герой с похожей внешностью (прим. пер.).
Глава 4
Становлюсь под горячий душ, и вода, стекая по лицу, избавляет меня от вонючего запаха, смывая протухшие комки, в которых я действительно признаю испорченное шоколадное молоко.
Промокшую грязную форму я содрала с себя сразу, как только перешагнула порог комнаты, и обнаружила, что липкая жидкость просочилась сквозь одежду.
Долго стою под струями душа, и легкое покалывание там, где вода попадает в порез на щеке, напоминает о парне, с которым я села за одну парту.
Кто он такой? Почему я не видела его раньше? Ведь личность он явно известная – все его боятся.
Неужели в прошлой жизни я настолько погрузилась в собственные переживания, что никого вокруг не замечала?
Провожу руками по волосам, по лицу, пытаясь смыть остатки липкой гадости вместе с утренним раздражением, и больное плечо дает о себе знать. Осторожно провожу по нему рукой, спускаюсь ниже, к предплечью, поглаживая мягкую молодую кожу, и во мне зарождается странное чувство.
Точно, ни одного шрама… Ни единого признака истязаний, которым я подвергалась больше пяти лет, а ведь это был настоящий ад. Теперь на мне нет наручника, и я могу полностью исцелиться. Когда я носила его, раны и переломы заживали долго, и вряд ли кости срастались правильно.
Вот почему я была так сильно изуродована, вот почему все тело, от шеи до пальцев ног, пересекали шрамы. Выглядела я ужасно и безуспешно пыталась прятать уродство под тюремной одеждой.
Каждая отметина напоминала о том, что сотворило со мной Учреждение, что оно у меня отняло. Думала, что, если каким-то чудом выберусь из застенков, тело не даст забыть о пережитых мучениях и я никогда не избавлюсь от жутких воспоминаний.
Стоя под стекающими в сток струями, обвожу глазами руки, грудь, ноги.
Все исчезло без следа.
Нежная, молодая, безупречная кожа… Ни единого напоминания о годах мучения и боли.
Я судорожно вздыхаю.
Свободна, действительно свободна. Тело не будет вызывать в памяти прошлое, о котором лучше забыть.
Беру мыло и неторопливо начинаю счищать с себя тяжелый осадок сегодняшнего дня и прошедших лет. Наконец я могу спокойно побыть наедине с собой.
Через несколько минут выхожу из душа, насухо вытираюсь и случайно замечаю в зеркале странной формы синяк на бедре и точно такой же, только меньше, – на другом. Провожу пальцем по небольшому темному пятну на правой ноге, и оно вдруг чернеет, становясь похожим на татуировку. Второе, на левом бедре, окрашивается в тот же оттенок.
Оба синяка медленно приобретают отчетливую форму, сперва вытягиваясь в прямую линию, затем скручиваясь сверху наподобие буквы S. На одном конце она толще, а потом постепенно истончается, формируя нижний изгиб.
Наконец знак на обеих ногах принимает окончательный вид, и я поглаживаю эти места.
Точно не синяки. В них что-то есть, но что? Смотрю на отметины, и меня охватывает чувство дежавю, хотя вроде бы ничего такого я ни в этой, ни в предыдущей жизни не помню. Почему же они появились именно сейчас?
Знаки как-то связаны с тем, что я все еще жива? Или с моим внезапным переносом на десять лет назад?
Что значит их форма, почему на бедрах, а не на руках, к примеру?
Я хмурюсь: слишком много вопросов вызывают неожиданные украшения на теле. Как выяснить их смысл, с чего начать исследование? Не пойду ведь я светить голыми ляжками в коридорах, расспрашивая студентов или учителей – не знаете ли, мол, что означают эти штуки?
Конечно, нет. Внутренний голос говорит: таких попыток предпринимать точно не надо.
Я отчего-то чувствую, будто мои татуировки, знаки или черт знает, что они такое, имеют очень глубокий смысл. Возможно, они – ниточка, указывающая на причину, по которой я оказалась именно здесь и именно сейчас.
А магию, способную нарушить законы природы и мирового равновесия, не следует обсуждать в месте, где тебя окружают враги и незнакомцы.
Ладно… Как бы там ни было, ничего зловещего в знаках на ногах я не чувствую. Честно говоря, выглядят они довольно круто, хотя, конечно, лучше их никому не показывать.
От главного корпуса, нарушая ход моих мыслей, доносится звонок. Я выхожу из ванной и, достав белую футболку с серыми спортивными штанишками, одеваюсь. Ищу в комоде щетку – пальцами длинные пряди волос не распутаешь.
Вытягиваю ее из ящика, и вслед за ней выпадает маленький браслет.
Наклонившись, я поднимаю с пола серебристо-черную вещицу, и по спине пробегает знакомый холодок.
Прищуриваюсь, разглядывая цепочку со свисающей с нее металлической буковкой «М». Подарок Серии… Она вручила мне браслет чуть ли не на следующий день после знакомства и сказала, что у нее такой же, только с буквой «С» – дескать, мы ведь сестры, пусть у нас будет что-то общее.
Браслетик я носила не снимая, однако теперь понимаю: он таит в себе нечто большее, чем напоминание о юности.
В голове словно щелкает какое-то реле. В холодном металле есть нечто зловещее и до боли знакомое, вызывающее дрожь во всем теле. Внутренний голос шепчет: выброси браслет…
Кручу цепочку в руках. Откуда взялась столь сильная неприязнь к невинному украшению? Таскала его с удовольствием, пока не угодила в Учреждение.
И тут до меня вдруг доходит.
Содрогнувшись, я роняю браслет на пол.
Как же я сразу не поняла? Испытала ведь холодок, стоило лишь коснуться подарка Серии. Точно такая же серебристо-черная штука висела на моем запястье в адской тюрьме.
Наручник, Учреждение…
Я робко поднимаю браслет с пола и тщательно его осматриваю. Никаких сомнений. Разные размеры – подарочек Серии гораздо тоньше – и немного разный дизайн, но ошибки быть не может.
Никогда не забуду проникающий до костей холод от тюремного наручника. Сейчас я чувствую то же самое, хотя эффект не настолько сильный.
Я судорожно выдыхаю и обвожу комнату испуганным взглядом, словно в любую минуту ожидая нападения одной из тех тварей, с которыми сражалась в Учреждении.
Качаю головой.
Господи, разумеется, никого здесь нет. В конце концов, я в академии «Уэнсридж», одном из старейших и наиболее престижных учебных заведений для паранормов.
Но как здесь оказался браслет?
Я сжимаю его в руке, и буковка «М», впиваясь в ладонь, напоминает мне: это подарок от Серии.
Откуда он у нее взялся? Знает ли она, что это такое? Зачем на самом Серия мне его подарила? Совпадение?
Нет, исключено. Если я чему-то и научилась от сводной сестры, так только уверенности: ей ни в чем доверять нельзя. За ангельской внешностью скрывается мстительная, злобная натура.
О, она не волк, она – змея в овечьей шкуре.
Серия из тех, кто травит тебя медленно, день за днем, наблюдая за твоими страданиями с невинной улыбкой.
Не в браслете ли причина моей физической слабости?
В детстве у меня не было ни особой силы, ни магически
