Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия — отрицательной кличкой «непонятного» искусства. О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль «барокко» и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей. Евгений Викторович Жаринов — известный российский писатель, литературовед, публицист, переводчик. Профессор кафедры всемирной литературы филологического факультета МПГУ.
Человек рассуждает о музыке барокко и о Бахе ни словом не упомянув о полифонии, натыкав каких-то сведений из википедии и разбавив их своими домыслами. Полное убожество. Смотрите и читайте Казинника по этому вопросу.
Барочное остроумие – умение сводить несхожее. Барочное искусство уделяет особое внимание воображению, замыслу, который должен быть остроумным, поражать новизной. Барокко допускает в свою сферу безобразное, гротескное, фантастическое. Принцип сведения противоположностей заменяет в искусстве барокко принцип меры (так у Бернини тяжелый камень превращается в тончайшую драпировку ткани; скульптура дает живописный эффект; архитектура становится подобной застывшей музыке; слово сливается с музыкой; фантастическое подается как реальное; веселое оборачивается трагичным).
Именно как безумие, неожиданно завладевшее умами христиан, и воспринимает Тридцатилетнюю войну Векерлин. Тема безумия, помрачение светлого разума станет своеобразным лейтмотивом творчества многих поэтов этой поры. А известно, что кого хочет наказать Бог, того лишает Разума. Безумие – это и есть наказание, посланное сверху. Вспомним, что эстетика барокко любит всякого рода проявления безумия, как высшего воплощения свободы гения. И события Тридцатилетней войны давали для такого творческого безумного порыва немало поводов. Это была по-настоящему неистовая лирика, лирика аффекта, передающая сознание людей, на которых сверху обрушились Небеса, и Армагеддон стал происходить непосредственно у них на глазах.