«Все, что написано — объяснения, толкования работ — совершенно излишне. Тайну, загадку изображения как такового вообще невозможно изложить словами», — говорил Иван Чуйков. Тем не менее он пытался — и у него получалось. Далеко не все художники владеют словом — их материал иной. Но художники-концептуалисты, как правило, им владели — поскольку смысл их деятельности, собственно, отчасти и состоял в исследовании границ между словом и изображением: зачастую концептуалистские произведения сводятся в комментарию или к документации реально отсутствующего картинного образа. Иван Чуйков (1935–2020), классик российского неподцензурного искусства, в отличие от многих своих коллег, занимался подобного рода исследованиями, не выходя из изобразительного поля, — его словесный и аналитический дар реализовался в интервью и письмах. Из них он сам составил эту книгу, но, к сожалению, не успел увидеть ее изданной. При этом книга представляет не только автора. Она позволяет рассмотреть изнутри то художественное движение, которому автор принадлежал и в котором был одной из главных фигур, — но рассмотреть в очень индивидуальной оптике, оптике прирожденного живописца, человека «зрительного таланта». «У меня всё начинается не с какой-то идеи, которую нужно представить в картине, объекте или инсталляции, а всегда с некоей визуальной идеи, визуального образа — просто хочется, требуется сделать вот такую картину, вот такую инсталляцию. А все объяснения — a posteriori — попытки рационально объяснить, понять самому, в чем дело».
Использование фрагментов, в том числе фрагментов чужих, иногда классических работ — тема отдельная и большая. Тут нужно целую статью писать. Но вот вкратце: эти кусочки разных картин являются фрагментами разных языков, буквами, слогами. Их объединение в рамках одной работы или серии есть указание на относительность и неадекватность каждого, на то, что за ними скрыта тайна. И с другой стороны, каждый язык идеологичен, и использование их вместе, на равных есть метапозиция — т. е. выход из идеологии.
Борис Гройс в своем эссе написал, что особое внимание Вы уделяете операциям фрагментирования. Что Вы используете фрагменты, взятые из классического живописного репертуара. Можно ли сравнить операции фрагментирования, которые проделывает художник, с работой хирурга, пытающегося реанимировать мертвого человека? Является ли, на Ваш взгляд, классический живописный репертуар мертвым?
В данном случае для меня важно было то, что знаки на стекле, на прозрачной поверхности были не закреплены, а плавали в пространстве. На это же работала и их фрагментарность.