Франкфуртский выстрел вечерний

Олег Юрьев

В кустах что-то щелкает: значит, пришли чинить

Чтоб не слышна была тишина...»
Чтоб не слышна была тишина
от половины восьмого и до десьти,
швейные машинки придумал Бог,
к винограду пристрачивающие лозу.
Но если сломается хотя бы одна,
других без механика не завести —
на иголку накручивается клубок,
гроздь на грозди громоздится внизу.
Раз на пятнадцать лет рвется, бывает, нить
(что-нибудь в августе или в первые дни сентября,
пропахшие виноградным дымом и дождевым серебром).
Свеча не шевeлится, свет затекает за обшлага.
Тучнеют и распускаются облака.
Это Его тишина. А за нею негромкий гром.
Это Он говорит, собственно говоря

На глубоко-синем небе треугольные круги...»
На глубо́ко-синем небе треугольные круги.
Из-за лиственного блеска не по-русский говоръят.
Тишина и нега мира – вот вам главные враги,
Отрядившие дозором голубят и воробьят.
Сколько будет еще длиться этот вечер-до-войны,
Сколько еще будут литься щебетанья и щелчки,
Сколько виться еще будут ангелочки сатаны —
Наконечники без копий и воздушные волчки?
Я – веревка в вашем доме, я – шкилет у вас в шкафу,
Я – неношенная шуба в шкапе запертом у вас,
Тишину и негу мира вам не кинуть на фуфу,
Тишина и нега мира дотлевает, как фугас