МОСКВА
2025

ПРОЛОГ

ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК, СТУПИВШИЙ В МОРСКИЕ ГЛУБИНЫ

Глубоким называется море, имеющее глубину более двухсот метров. Невольно задумываешься: как же глубоко могут спуститься люди?

На солнце поверхность моря переливается, словно покрытая россыпью алмазов, и ослепляет своей яркостью, когда к полудню золотистые лучи ложатся на водную гладь. Там, где глубина по пояс, они позволяют различать цвета. Вода может казаться зеленоватой или синеватой, прозрачной или мутной от осадка. Однако до глубоководья еще далеко. Ближе к поверхности, в царстве яркого света и какофонии самых разных звуков, обитают теплокровные существа.

Если опуститься немного глубже, то голубая вода станет зеленой и помутнеет. Человек может погрузиться на эту глубину, если сделает глубокий вдох, и всплыть на поверхность, полагаясь исключительно на силу рук и ног.

Здесь царит тишина, однако стоит лишь немного подняться — и тебя встречают свет и шум. На пути к поверхности нет никаких преград, и возвращение не влечет за собой никаких последствий. Море безгранично милостиво к своим обитателям, но для наземных существ его милость ограничивается этой глубиной. Даже крокодилы и бегемоты не погружаются глубже. За этой гранью море отбрасывает свое радушие и обнажает клыки.

Если опуститься еще ниже, то окажешься на глубине, подходящей для дайвинга. Там царят тишина и сумрак, вода приобретает темно-синий или темно-зеленый, почти черный цвет. Однако еще можно различить очертания того, что тебя окружает.

Люди могут находиться на такой глубине только с помощью кислородных баллонов. Здесь — царство морских обитателей, включая тех, кого люди потребляют в пищу. Здесь одновременно и шумно, и тихо — и очень холодно, ведь эти толщи воды лишены солнечного света.

Ниже начинается царство тайн — обитель существ, отвергших солнечный свет. На такую глубину не проникает свет, поэтому они научились обходиться без него, приспособившись к жизни в вечном мраке.

Безмятежная, но кромешная темнота скрывает затонувшие корабли, сокровища, мертвецов и тайны. Некоторые считают, что отсюда нет возврата: опустившись однажды, подняться на поверхность уже не получится. Такое можно сказать лишь о самых недрах бездны. Это самая нижняя точка бездны, дно дна. Если бы кто-то сюда спустился, то рассказал бы, что побывал у истоков океанских вод, почти у центра Земли. Здесь никто не услышит ваших криков. Это самая глубокая из глубин.

А под ней — черное золото. Нефть.

Прежде моя жизнь, как мне казалось, не была связана с нефтью, и ее потреблению я уделял больше внимания, чем ее добыче. Конечно, в XXI веке меня окружало множество предметов, изготовленных из нефтепродуктов, однако я никогда по-настоящему не задумывался о том, что такое пластиковая смола и синтетическое волокно. В этом и не было необходимости. Благодаря своей работе я знал о том, что нефтепродукты используются для создания одноразовых вещей или лекарств, таких как аспирин. Большего мне знать было не нужно.

Используя горячую воду, я никогда не задумывался о том, что служит топливом для бойлера, а заправляя машину — о том, откуда берется бензин.

К своему стыду, я ничего не знал и о море тоже. Я думал о нем только тогда, когда ел креветок или путешествовал. Помню, как восхищался им, когда видел на экране телевизора красивые пляжи и подводные пейзажи. Для меня море было просто местом отдыха и средой обитания морских существ.

Поэтому, оказавшись в глубине океана, где добывается нефть, я не до конца осознавал масштаб происходящего.

Если бы меня спросили, что я почувствовал после погружения в бездну, куда не проникает солнечный свет, я бы ответил одним словом — «потрясение». Не то чтобы я оказался здесь случайно, однако к тому времени, как я полностью осознал ужас своего положения, я уже находился в глубоком море. Это было похоже на падение в бездну без парашюта. Только тем, кого затянуло в пучину, ведомо ощущение ужаса, которое испытываешь в морских глубинах.

Наземные существа мечтают о море, но, погрузившись однажды под воду, они уже никогда не вернутся на сушу.

ГЛАВА 1

ПО ВОЗДУХУ, ПО ВОДЕ

Если сесть на самолет из Сеула и прилететь на остров Чеджудо, то окажешься на военно-морской базе. Там нужно предъявить пропуск на Подводную станцию, пройти многочисленные проверки и дождаться одобрения. Потом можно сесть на корабль. К тому времени, как мне приказали сойти с корабля и пересесть в вертолет, я умирал от морской болезни и не хотел больше жить.

Так как я никогда раньше не летал на вертолете, то заключил, что это похоже на поездку на мотоцикле. Пока вертолет кренился то в одну, то в другую сторону, я думал: «Не упадет ли он в море?» и «Какого черта я не застраховал свою жизнь?!». В конце концов после всех мучений мы благополучно приземлились.

На то, чтобы добраться до искусственного острова, ушло более трех дней. Два из них я непрерывно страдал от морской болезни и потому настолько ослаб, что с трудом выбрался из вертолета. Кто-то подхватил меня под руку, не давая упасть.

— Добро пожаловать на Подводную станцию! Должно быть, добраться сюда было непросто.

Меня придерживала женщина. Казалось, ростом она была около двух метров. Удивленно подняв глаза, я увидел коротко стриженную брюнетку.

— Кан Сучжон, — улыбнулась она. — Приятно познакомиться.

— Взаимно. Меня зовут Пак Мухён.

Мы обменялись рукопожатиями, и Кан Сучжон непринужденно выхватила у меня чемодан:

— Вы новый стоматолог, да? Я вас заждалась!

— У вас проблемы с зубами, Сучжон?

Кан Сучжон покачала головой, рассматривая мое позеленевшее лицо. Казалось, одно лишнее движение, и меня вырвет.

— Ваш вестибулярный аппарат оставляет желать лучшего. Похоже, вас сильно укачало. Может, вам нужны какие-
нибудь таблетки?

— Я больше не в вертолете, мне должно полегчать.

— Все медицинские учреждения на острове бесплатные. Если вам понадобится помощь, то вы в любое время можете обратиться в больницу.

Я попросил вернуть мне багаж, сославшись на то, что он тяжелый, однако Кан Сучжон подняла мой тридцатикилограммовый чемодан с такой легкостью, словно это была дамская сумочка. От вертолетной площадки мы пошли пешком, и, передвигаясь на своих двоих, я почувствовал, как немного оживаю.

— У Сухёка немного резкий стиль вождения.

Похоже, она говорила о пилоте. Я не знал его имени, но теперь этот Сухёк стал моим злейшим врагом. Я подавил подступающую к горлу тошноту и сумел выдавить:

— Вертолет совершил вращение на триста шестьдесят градусов.

— Похоже, вам понравилось, доктор.

Что? Я никогда не видел, чтобы вертолет совершал вращение на триста шестьдесят градусов с последующим вертикальным спуском. Даже на американских горках такого не бывает! Я кричал во все горло с того момента, как пилот, улыбаясь от уха до уха, велел пристегнуть ремни и пообещал «устроить нам представление». Другой пассажир подумал, что я кричу от радости, вскинул руки и принялся кричать вместе со мной.

— Время от времени сюда прилетают вертолеты с военно-
морской базы. Можете приурочить свое возвращение в Корею к одному из таких прилетов. На Третьей подводной базе есть пекарня, и пилоты очень обрадуются, если вы купите им свежую выпечку.

Вот оно что. Кан Сучжон обменялась с пилотом пакетами, в одном из которых, судя по всему, была выпечка.

— Что там? — спросил я, указывая на огромный пакет, который ей передали.

Кан Сучжон усмехнулась.

— Гостинцы для корейцев, которые находятся на Подводной станции. Вертолет всякий раз привозит посылки с материка. Вы не представляете, как долго я ждала вашего прибытия!

— Значит, вы приехали сюда только ради посылок.

— Что? Нет, не только!

Однако, глядя на огромную хозяйственную сумку, полную коробок, Кан Сучжон не могла скрыть довольную улыбку.

— Можно поинтересоваться, что там?

Чего может не хватать на этой Подводной станции? Я не брал с собой ничего лишнего, поскольку слышал, что здесь можно достать почти все.

— Я заказала кое-что из косметики и комиксы. Кто-то заказал корейские закуски и рамён. Эён — сережки и что-то из одежды. Чжихёк тоже сказал, что купил одежду. Чжэхи упоминал, что заказал упаковку стерилизованного бананового молока, но, похоже, она еще не прибыла.

Кан Сучжон принялась рыться в огромной сумке, пытаясь найти свои покупки, но вскоре сдалась.

— Сюда можно заказывать еду?

— Лучше не надо. Никогда не знаешь, когда ее доставят. Гонять вертолет туда-сюда — удовольствие не из дешевых. Если что-то понадобилось срочно, то мы просим американцев, и они заказывают. К ним вертолеты летают почти каждый день.

— Вы скучаете по корейской еде?

— Постоянно! По ночам я тайком готовлю ттокпокки. Если станет невмоготу терпеть, то приходите ко мне в комнату. Я угощу вас чашкой рамёна.

— Эм... Спасибо.

Стоило немного отойти от вертолетной площадки, как я увидел три больших здания. Два из них были похожи на больничные. Кан Сучжон указала на самое дальнее, однако все мое внимание было приковано к ее мускулистым рукам. Несмотря на пронизывающий ветер, она была в футболке. Неужели ей совсем не холодно?

Кан Сучжон подтолкнула меня, и только после этого я посмотрел туда, куда она указывала.

— Это госпиталь, а рядом — административное здание. Господин Мухён, вы здесь впервые, поэтому вам нужно заполнить кое-какие документы. Как закончите, отправляйтесь в номер тридцать восемь в жилом блоке квартала Пэкходон. Я оставлю там ваш чемодан. А сейчас идите вон в то одноэтажное здание. Вам нужна госпожа Прия Кумари. Она наверняка уже ждет вас.

Заполнить документы, квартал Пэкходон, номер 38, Прия Кумари. Похоже, Кан Сучжон не собирается меня сопровождать. Я постарался запомнить поток информации, чтобы не переспрашивать, и поинтересовался:

— А вы чем занимаетесь на Подводной станции, госпожа Кан Сучжон?

— Я инженер. Здесь в основном работают инженеры, специалисты по добыче природного газа и нефти, а также ученые. Я вхожу в команду инженеров. Идите прямо. В той стороне, куда я направляюсь, находится центральный лифт. Воспользуйтесь им, когда закончите оформляться. Увидимся!

— Спасибо и до встречи!

Попрощавшись, Кан Сучжон с невероятной скоростью направилась к больнице. Мой чемодан и огромная сумка с покупками стремительно исчезли из виду. Я остался один рядом со зданием, выкрашенным в зеленый цвет. На морском бризе было холодно, поэтому я поспешил внутрь и быстро нашел кабинет Прии Кумари.

ГЛАВА 2

ПОДПИСЫВАЯ КОНТРАКТ, ВНИМАТЕЛЬНО ЧИТАЙТЕ КАЖДОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Предыстория создания Международной подводной станции, сокращенно — IUS (International Undersea Station), довольно проста.

Во-первых, ситуация на планете стала настолько плачевной, что мы больше не можем игнорировать загрязнение морской среды. Раньше капиталисты были готовы жертвовать морской экосистемой и морскими обитателями во имя развития рыболовства, однако сейчас почти все морские организмы признаны охраняемыми видами. Иными словами, даже анчоусы теперь находятся под защитой, поэтому их нельзя ловить, перерабатывать, распространять или хранить.

Если посмотреть на Южную Корею, которая с трех сторон окружена морем и имеет береговую линию, богатую приливными отмелями, то становится ясно: ситуация критическая. Из четырнадцати тысяч морских видов, которые изначально населяли эти воды, четыре тысячи вымерли и осталось всего около десяти тысяч видов. Из-за застройки прибрежных районов, загрязнения океана, чрезмерного вылова рыбы, радиации и других факторов морская экосистема оказалась опустошена. Дальнейшее загрязнение океана поставит под угрозу выживание человечества, поэтому развитые страны наконец-то объединились, чтобы решить эту проблему, пусть даже и с запозданием.

Во-вторых, человечеству требовалась новая среда обитания. Только достигнув точки, когда уже нельзя потреблять морепродукты, мы поняли, что освоение космоса, приносящее лишь трупы и мусор, — это финансовая черная дыра. Отозвав трех последних астронавтов, страны официально отказались от космических разработок — в том числе от грандиозной, но претенциозной идеи освоения Марса и последующего переезда туда горстки избранных. Вместо этого все средства, выжатые из граждан, были направлены на развитие подводных станций.

Компании по бурению нефтяных скважин и добыче морских ресурсов охотно вложили деньги в разработку Международной подводной станции. Люди всегда охотнее эксплуатируют, нежели сохраняют окружающую среду. В итоге восемь передовых стран умудрились построить Подводную станцию посреди Тихого океана, несмотря на то что это привело к новому загрязнению. С выбором места для Подводной станции возникли серьезные проблемы, но я плохо помнил подробности, поскольку в то время учился в начальной школе.

Как оказалось, изначально первую Подводную станцию планировалось построить в Атлантике, однако из-за необходимости выбора места с минимальным риском землетрясений, доступом к залежам редких металлов, месторождению нефти и природного газа, а также из-за лоббистских усилий и невидимых политических баталий первая Подводная станция была построена в Тихом океане. Сейчас предпринимаются усилия по строительству второй Подводной станции в Атлантике.

В-третьих, это добыча полезных ископаемых.

Кто бы что ни говорил, а это всегда было главной целью. Океан по-прежнему остается неизведанной территорией, богатой рыбой и минеральными ресурсами. Нефть, природный газ, редкоземельные элементы, марганцевые конкреции, чистые глубокие воды... Продолжают появляться новые сведения о морских глубинах, в том числе об открытии съедобной глубоководной рыбы. Человечество еще не отказалось от идеи выживания за счет потребления ресурсов Земли.

Возможно, это прозвучит иронично, с учетом того, что я устроился работать на Подводную станцию, но создание этих станций кажется мне невероятно противоречивым. Мы годами сбрасывали мусор в океан, а теперь несем чушь о «возвращении в объятия моря» и строим дома на морском дне. Просто смешно. Земные ресурсы почти исчерпаны. Мы уничтожили ледники, озоновый слой, переловили рыбу и утилизировали ядерные отходы, а также уничтожили климатическую систему планеты, своими руками создав температурные перепады от минус сорока до плюс сорока пяти градусов. И теперь мы ищем убежище в океане, потому что не можем жить на земле, которую сами и разрушили.

Есть те, кто выступает против освоения космоса, утверждая, что вымирание людей как вида — естественный порядок для обитателей Земли. Я с ними не согласен, однако часто испытываю чувство сожаления о том, что мы достигли дна в нашей борьбе за выживание.

Мне не повезло родиться после двухтысячного года. Хотелось бы мне родиться чуточку раньше, во времена, когда ресурсов было в избытке, люди могли не интересоваться экологическими проблемами, а солнцезащитный крем не был обязательным условием для выживания. Многие из нас, рожденных в XXI веке, вооружены скептицизмом и депрессивным отношением к жизни, однако наши инстинкты выживания гораздо сильнее, чем у предыдущих поколений. Это и заставило нас потратить безграничное количество сил и денег, чтобы построить Подводную станцию в северной части Тихого океана.

Северо-Тихоокеанская подводная станция (NPIUS) состоит из четырех основных баз. Сначала идут искусственный остров Тэхандо на мелководном континентальном шельфе, известный как Нулевой уровень, и расположенная непосредственно под ним Первая подводная база. Дальше — Вторая подводная база, которая находится в эпипелагической зоне (на глубине двести метров), Третья, которая находится в мезопелагической зоне (на глубине тысяча метров), и Четвертая — она находится в батипелагической зоне (на глубине три тысячи метров). Пятая база, располагающаяся в абисопелагической зоне (три — шесть тысяч метров), еще строится.

Итак, станция состояла из четырех баз, и меня назначили на последнюю из них — Четвертую, расположенную на глубине три тысячи метров. Здесь собирались открыть стоматологическую клинику, куда меня пригласили работать.

Прия проверила мой паспорт и принялась доставать какие-
то документы. На столе у нее лежали разные виды кораллов.

— В освоении северной части Тихого океана участвовали восемь имеющих к нему выход стран: Корея, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Россия, Япония и Китай.

— А Филиппины? Филиппины ведь тоже имеют выход к северной части Тихого океана? — спросил я. — Я не силен в географии, но Мексика тоже имеет. И Тайвань с Гонконгом. Значит, участвовали не все?

— Только те страны, которые могли инвестировать в развитие станции не менее триллиона вон1 в год.

— Дорогой взнос за участие.

У нашей страны имелись такие деньги? Триллион вон — это сколько вообще? Я смутно припомнил, что некоторое время назад читал статью о том, что на развитие Подводной станции выделяется больше средств, чем на исследование космоса. Автор статьи высказывал опасение, что наши космические исследования будут отставать от исследований других передовых стран.

Прия с оттенком цинизма сказала:

— Восемь стран согласились вложить сюда деньги и поделить ресурсы, полученные в результате добычи полезных ископаемых. Быть может, за кулисами и шла борьба, но это не наша с вами забота, Мухён.

Похоже, что Прии, которая родом из Индии, доставляло удовольствие наблюдать за этими баталиями за ресурсы.

Она с гордостью показала какие-то документы.

— Что это?

— Информация о мерах безопасности, а также формуляр, необходимый для официального присоединения к организации.

— Ответственность за мою безопасность несет... NEP? Что это?

Я слышал такое впервые. Хотелось бы верить, что однажды люди перестанут создавать организации, состоящие из английских аббревиатур.

— Название происходит от латинского слова Neptūnus, что переводится как «Нептун», или «Посейдон». Во время строительства станции произошел один инцидент. Японская строительная компания задержала зарплату своим рабочим на два месяца. Японские рабочие хранили молчание, но их китайские коллеги в той же ситуации устроили забастовку. Они угрожали прекратить строительство и даже обрушили лифт на Вторую подводную базу. Российская строительная компания тоже столкнулась с попытками взорвать центральный лифт из-за задержек зарплаты. Позже из-за низких зарплат и отсутствия надбавок за работу в опасных условиях корейская строительная компания столкнулась с трехмесячной забастовкой. Американские субподрядчики брали на работу малайцев, филиппинцев и бирманцев. Произошло несколько несчастных случаев со смертельным исходом. Никакой компенсации не было. После этого член семьи погибшего индонезийца совершил теракт, в результате которого был разрушен глубоководный аквариум. Во время строительства Подводной станции произошло множество инцидентов. Угостите меня чашечкой кофе, и я расскажу вам о более неприятных ситуациях. Как бы то ни было, руководство осознало, что если люди будут и дальше умирать ради нескольких долларов, то завершение строительства Подводной станции, которое обошлось в сотни триллионов, будет вечно откладываться. Пришлось задуматься о мерах.

— Так вот почему был создан NEP.

— Только сумасшедшие верят в то, что можно добиться успеха без какой-либо компенсации, за счет силы воли и духа. Необходимо соответствующее вознаграждение. Все, кто остается на Подводной станции, автоматически становятся участниками страховой программы. Если вы заполните регистрационную форму и подпишете контракт, то в случае вашей смерти ваши родственники получат компенсацию в размере двести миллионов вон. Кроме того, ваша зарплата будет выплачиваться первого числа каждого месяца из заранее выделенного бюджета, даже если компания обанкротится или страна развалится.

После этих слов я принялся подписывать одну страницу договора за другой. Теперь я понимал, почему компания названа в честь Посейдона, — похоже, она отвечала за тех, кто живет в море. Пока мне платили вовремя, я был готов работать под начальством хоть Посейдона, хоть акул.

Прия, похоже, нашла мое поведение весьма забавным и улыбнулась. Договор превышал сорок страниц. Я сосредоточился на пунктах о зарплате и отпуске. Все медицинские услуги на искусственном острове были бесплатными. Кроме того, больница имела прямое сообщение с Подводной станцией. Также я увидел соглашение о конфиденциальности, касающееся защиты персональных данных.

У меня был переводчик старой модели, поэтому я не мог перевести документы, составленные исключительно на английском языке. Я углубился в текст, и Прия, взяв в руки телефон, сказала, что я могу потратить столько времени, сколько мне нужно. Я мысленно поблагодарил ее. Наверное, таких, как я, было много. Молча проклиная свое ужасное знание английского, я медленно прочитал договор. Потом, расписавшись столько раз, сколько никогда не расписывался, вернул документы Прии.

— Здесь более подробная информация. Взгляните.

Она протянула мне брошюру. Я немного удивился, что она не электронная. Пролистав несколько страниц, понял, что вся она на английском. С ума сойти. Не то чтобы я не мог прочитать, просто это требовало времени. Много времени.

— Разве в наши дни люди не перешли на электронные подписи?

Прия рассмеялась:

— У некоторых до сих пор нет компьютеров, и они предпочитают вести записи на бумаге.

Понятно. В конце концов, в проекте участвуют восемь стран.

Прия показала подписанную компанией копию договора, оцифровала ее и отправила на мою электронную почту. Мой телефон незамедлительно оповестил о том, что письмо успешно получено.

— Спасибо за помощь.

— Вам спасибо. Добро пожаловать на Подводную станцию.

Я глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. По крайней мере, с самым неотложным делом я разобрался. Прия порылась в ящике и передала мне синий электронный планшет размером с ладонь. Я заметил, что у нее на столе лежит такой же планшет, украшенный миленькими наклейками с дельфинами.

После того как я убрал брошюру и планшет, Прия протянула мне руководство для начинающих по Подводной станции. Оно тоже было в бумажном виде. Развернув руководство, я увидел, что оно полностью на английском, но бесстрастно кивнул и положил его в рюкзак.

Вот получу зарплату и первым же делом куплю новейший переводчик. Иначе сойду тут с ума.

ГЛАВА 3

В ЦЕНТРАЛЬНОМ ЛИФТЕ

— Я только приехал и не знаю, с чего начать. Не могли бы вы порекомендовать какие-нибудь места?

— В пекарне на Третьей подводной базе очень вкусные пирожные макароны, — сказала Прия. — Если вы любите сладкое, то вам понравится.

Я равнодушно кивнул. По правде говоря, я почти полностью исключил сладости из своего рациона. Никакого кариеса — но и потери веса тоже. Удивительно, но отказ от сладостей не делает жизнь невыносимой. Просто со временем начинаешь предпочитать более горькую еду и напитки. В моем случае это кофе.

— Где можно найти хороший кофе?

— На Четвертой базе есть две кофейни, в них готовят кофе из разных зерен. Лично я предпочитаю «Красный коралл». Там используют арабику.

Должно быть, «Красный коралл» — это название кофейни. Или, возможно, здесь перемалывают кораллы и добавляют их в напиток. В любом случае лишь бы на вкус был кофе как кофе.

— Спасибо. Как-нибудь угощу вас чашечкой.

— Кроме того, обязательно посетите пляж, посмотрите аквариум на Второй базе и прокатитесь на канатной дороге. Пляж был создан во время строительства острова, он довольно благоустроен. Ночью он еще красивее, чем днем. В начале следующего года Первая и Вторая базы будут открыты для туристов, поэтому поторопитесь.

— Хорошо. Не подскажете, где найти центральный лифт?

 

В кабине лифта я увидел надпись: «Ecce extendit circum se lumen suum et fundamenta maris texit».

Это не английский. Что здесь написано? Может, инструкция по эксплуатации? Сообщение, что спуск займет более двадцати минут? И что это за язык? Испанский? Латынь? Скорее всего, латынь.

Новейшие переводчики переводили с тридцати шести языков, причем как речь, так и текст. Они состояли из устройства, надеваемого на зубы, наушников, которые накладывались возле барабанных перепонок, и линз для глаз.

Старый переводчик моей матери, которому более десяти лет, нужно было вставлять в уши, как серьги. Он не распознавал текст и мог переводить только с десяти языков в ограниченном объеме. Кроме того, он бросался в глаза из-за своего ярко-красного цвета. Но у меня не было денег на покупку нового. Переводчик, способный переводить на все языки мира, стоил столько же, сколько новая машина, пусть даже самая дешевая.

После оплаты обучения младшего брата у меня не было особого выбора.

Старые переводчики тоже нужно было прикреплять к зубам — или губам. Второй вариант мне не нравился, поэтому я попросил друга закрепить переводчик размером с четверть мизинца у меня на нижних зубах. Наушник был слишком велик, чтобы установить в барабанную перепонку, поэтому приходилось носить его как серьгу.

Я возился с устройством, болтавшимся у меня в ухе, когда услышал голос, и резко повернул голову.

— «Он распространяет над ним свет Свой и покрывает дно моря», — произнес мужчина европейского вида.

К счастью, он говорил на одном из десяти языков, которые поддерживает мой переводчик. Мама просила не волноваться и уверяла, что переводчик будет работать. Тот факт, что разговор с Прией Кумари был прекрасно переведен, обнадеживал, но столкновение с таким количеством иностранных языков заставляло меня нервничать.

Должно быть, фраза была написана на латыни.

— Это из Библии? — предположил я.

Я помнил только несколько фраз, которые выучил, когда ходил с другом в церковь, чтобы перекусить. Возлюби ближнего своего. Брось камень. Что-то в этом роде.

Неужто речь о том, что свет Божий распространяется даже до морских глубин? Разве это не убьет их обитателей?

— Из Книги Иова. Его любовь освещает даже самые темные глубины океана.

Вот бы хоть частичка этой великой любви была дарована мне... Нет, если следовать толкованию, эта любовь излилась и на меня, поэтому я здесь.

Подавив скепсис и отвращение к религии, я первым протянул руку незнакомцу:

— Меня зовут Пак Мухён. Я дантист.

Тот крепко пожал мне руку:

— Майкл Лоакер, главный инженер по глубоководным операциям. Вы направляетесь в стоматологическую клинику?

— Да. Хочу посмотреть место, где буду работать.

В следующую секунду я потерял дар речи, потому что лифт, в котором мы находились, погрузился прямо в море. Меня заворожил вид, открывшийся из прозрачной кабины. Взяв себя в руки, я оглянулся на Майкла. Тот, видимо, понял мою реакцию:

— Удивительно, не правда ли? Большинство людей, которые оказываются здесь впервые, реагируют так же.

— Прошу прощения, — сказал я дрожащим от благоговения голосом.

Я почти никогда не бывал в аквариуме, и это зрелище для меня в новинку.

По мере того как прозрачный лифт опускался вниз, у меня перед глазами расстилалось бесконечное полотно сапфирово-синих вод, оживленное мерцанием рыб.

Неужели это акула?

Несколько человек, ехавших со мной в лифте, усмехнулись, видя, как я зачарованно уставился на море.

— Вы устанете от этого уже через три месяца, — с улыбкой сказал Майкл. — Увидимся позже в стоматологической клинике.

Не успел я опомниться, как мы приехали на Вторую подводную базу и дверь лифта открылась. Майкл вышел. Большинство людей последовало за ним, и я остался в лифте один. Серебряная наклейка на стене лифта у базы указывала глубину, на которой она находится: минус двести метров.

По пути ко Второй подводной базе я был настолько очарован множеством рыб и лазурным морем, что потерял счет времени. Однако когда мы спустились ниже, смотреть стало не на что. Поначалу я наслаждался созерцанием подводного мира, но по мере снижения мой энтузиазм угасал.

За стеклом стало совершенно темно. Ничего не видно. Только густая чернота. Чтобы пассажиры не пугались внезапной темноты, на стенах лифта были размещены светящиеся голографические наклейки. На наклейках было написано, что на этой глубине обитают такие существа, как гигантские кальмары, поэтому я старательно не смотрел наружу. Я не боялся морских обитателей, но из-за темноты и одиночества чувствовал, что у меня вот-вот появится страх перед морскими глубинами.

Поначалу бескрайняя темнота меня обескуражила, однако она не проникала в кабину лифта — здесь было светло, как днем, поэтому вскоре я взял себя в руки. И все равно поездка казалась бесконечной. В лифте время всегда как будто замедляется, но когда я в одиночестве, в огромном лифте, который мог бы легко вместить сотню человек, опускался в черное как смоль море, мне казалось, что оно и вовсе остановилось.

Всю дорогу от Второй базы я думал: «Когда я уже доберусь до Третьей?» Наконец сигнал оповестил меня о том, что мы на месте.

Двери раздвинулись, и в лифт вошла женщина. Она внесла с собой ослепительный свет и всепоглощающий запах свежего хлеба. Каштановые волосы, рост около метра семидесяти, в руках — пакет с выпечкой.

— О, мы раньше не встречались! Привет!

Я быстро поздоровался в ответ:

— Здравствуйте. Я Пак Мухён, новый дантист.

— Приятно познакомиться. Меня зовут Ю Гыми. Я работаю в Исследовательском комплексе. Говорят, стоматологическая клиника откроется уже завтра?

— Я ничего об этом не слышал.

Я недоверчиво покачал головой. Почему стоматолог, который там работает (причем единственный!), ничего не знает?!

Заметив мою реакцию, Ю Гыми рассмеялась:

— Тогда вам, возможно, придется отменить записи или обновить уведомление. Для этого нужно будет зайти в программу Подводной станции и внести изменения. Вы прибыли сегодня?

— Да. К сожалению, я пока даже не знаю, где находится стоматологическая клиника.

— Правда? Какая досада.

Ю Гыми невозмутимо вытащила из бумажного пакета пирожок и откусила от него. Потом вытащила булочку размером с ладонь и протянула мне. Бумажный пакет был полон выпечки — казалось, моя новая знакомая ограбила пекарню. Поколебавшись, я взял булочку. Какая теплая! По словам Ю Гыми, она была с красной фасолью. Разломив булочку, я увидел, что начинки не пожалели.

— Третья подводная база находится в среднем слое воды, куда не проникает свет. Должно быть, вы были удивлены.

— Да.

— Двести метров уже считаются глубоководьем. Все, что ниже Второй базы, находится в глубоком море. Здесь ничего не видно.

Даже с полным ртом Ю Гыми говорила ясно и разборчиво. Некоторое время я смотрел на ее светло-каштановые волосы, а потом вгрызся в булочку и принялся жевать. Лифт наполнился ароматом хлеба.

— Ешьте, пока теплая. Оно буквально из духовки.

— Спасибо.

Давненько я не ел булочек с фасолью. Исходящая паром, она была сладкой, мягкой и вкусной. Я сто лет не прикасался к выпечке, и теперь мой мозг кричал, что именно это ему и нужно. Я был настолько поглощен поеданием булочки, что не успел опомниться, как мы прибыли на Четвертую подводную базу.

— Мне сюда? — спросил я, прикрывая ладонью набитый рот.

— Да. Это Четвертая база. Мы в центральном лифте, он перемещается по всей станции, поэтому большинство людей пользуются им.

Как только двери лифта открылись и я вышел, внутрь повалила толпа людей, которые, казалось, ждали его целую вечность. Это заставило меня задать еще один вопрос:

— Наверное, лифт приходится долго ждать?

— Мы находимся на глубине три тысячи метров. Лифту нужно около десяти минут, чтобы подняться или опуститься. За время ожидания можно встретить самых разных людей.

Главный лифт привез нас в Центральный квартал, где было сосредоточено большинство объектов, не связанных с добычей полезных ископаемых, например кафе и кинотеатры. Ю Гыми сказала, что направляется в Исследовательский комплекс и что я найду стоматологическую клинику, если поверну направо.

— До свидания.

— Увидимся. — Она помахала на прощание и была такова.

Слова о том, что стоматологическая клиника открывается уже завтра, встревожили меня. Мало того что я не знаю, где находится сама клиника, так еще понятия не имею, есть ли там хотя бы основные инструменты. Вдруг завтра выяснится, что мне придется лечить зубы отверткой?..

ГЛАВА 4

DEEP BLUE

Побродив минут десять, я наткнулся на место, которое показалось мне наиболее похожим на стоматологическую клинику.

Deep Blue. Глубокая синева.

Рядом с вывеской на английском языке красовался череп, который, судя по подписи, принадлежал большой белой акуле. Голова и зубы были около трех метров в длину, а один из зубов — размером с большой палец. Войдя в клинику, я увидел на стенах фотографии больших белых акул.

Несколько секунд я смотрел в глаза акулы, которая смотрела в ответ совершенно белыми глазными яблоками, после чего отвернулся. Казалось бы, подобный дизайн должен эффективно отталкивать людей от стоматологии, куда и так никто не рвется. Я не знал, кто повесил эти фотографии, но собирался осторожно снять некоторые из них, и тут мой взгляд упал на стоматологическую установку.

Ничего себе! Самая последняя модель. Может делать рентгеновские снимки прямо в кресле. Все совершенно новое...

Я начал лихорадочно проверять наличие основных инструментов. Скалер, зонд, щипцы, отсос, ложечка, высокоскоростной наконечник, низкоскоростной наконечник. Потом проверил, работает ли кресло.

На пороге появился светловолосый мужчина. Он дважды постучал по стене, та автоматически открылась, и я увидел место для хранения лотков, инъекторов, зажимов и других принадлежностей.

Поблагодарив незнакомца, я постучал по всем стенам и в одной обнаружил роторасширитель, зубные пинцеты и скальпели, а в другой — ортодонтические обручи, штифтовые кусачки, костные напильники, захваты для коронок, иглы и многое другое. Явно новые, но небрежно засунутые сюда без всякой мысли о рабочем процессе или просто оставленные в коробках. В отчаянии я открывал одну коробку за другой.

— Лидокаин нужно забрать из больницы на первом этаже, — сказал светловолосый мужчина, возвращая меня в реальность.

Только тут я осознал, что он наблюдал за мной, пока я лихорадочно рылся в коробках и искал ножницы. Похоже, я все же поддался волнению из-за завтрашнего открытия.

— Здравствуйте. Я Пак Мухён, новый стоматолог.

— Эллиот Браун. Пожалуйста, зовите меня просто Эллиот. Вы выглядите озабоченным.

— Говорят, завтра мы открываемся, — ответил я, представляя, как совсем скоро придут мои первые пациенты.

Эллиот протянул мне кофе. Я отложил щипцы, которыми вскрывал коробки, поскольку так и не нашел ножниц, и взял чашку. Аромат кофе словно заново возродил меня.

— Спасибо.

— Не переживайте вы так, — успокаивающе сказал Эллиот, увидев, как я дрожащими руками сжимаю стаканчик с горячим кофе. — На завтрашний день у вас записан всего один пациент.

— Один? У меня сложилось впечатление, что на базе работает тысяча человек. Это наше торжественное открытие, мы обслуживаем бесплатно, и придет всего один человек?

Я-то представлял, как сотрудники Подводной станции врываются в стоматологическую клинику, словно разъяренные кабаны, сражаясь за право получить лечение первыми и отказываясь выстраиваться в очереди.

— Не знаю подробностей, но пациент наверняка не срочный. Это первый прием с момента открытия стоматологической клиники. Этот пациент, должно быть, самый смелый на Подводной станции. Хм... На Четвертой базе около пятисот человек, на Третьей — около ста, на Второй столько же, и на Первой — чуть побольше. Учитывая, что около ста пятидесяти находится на искусственном острове, то да, получается около тысячи человек.

— Я ожидал, что каждый день будет приходить не менее двадцати-тридцати человек.

— Ну, сегодня воскресенье, так что на следующую неделю к вам записалось всего двадцать человек. Не волнуйтесь слишком сильно.

После этих слов я рухнул на пол, чувствуя, как из моего тела уходит вся энергия. По простым подсчетам, получалось около четырех человек в день. Напряжение немного спало, и я сделал несколько глотков из чашки, которую дал мне Эллиот.

— Все на Подводной станции знают, что стоматологическая клиника еще не готова. Поэтому пациенты начнут записываться на прием уже после того, как удостоверятся, что никто здесь не умер. Сейчас они, наверное, думают, что вы выдергиваете зубы направо и налево, причем без анестезии.

— Какое облегчение! Эти ожидания я оправдать могу.

Впервые с начала беседы Эллиот рассмеялся. Смех ему очень шел. Зубы у него были белые и ровные.

— Я провожу психологические консультации. Каждый новый сотрудник Подводной станции должен пройти психологическую оценку. Но вам, кажется, сейчас не до того. — Эллиот запнулся, глядя на нераспечатанные коробки и разбросанное медицинское оборудование.

Я испугался, что он захочет начать оценку прямо сейчас, и поспешно предложил:

— Давайте я свяжусь с вами в среду? Я наверняка освобожусь к тому времени.

Надеюсь, оно у меня и правда появится.

— Берегите себя.

С этими словами Эллиот исчез.

Я нашел и разложил основные предметы, необходимые для лечения. В коробках оказались маленькие акульи черепа, которые можно было поставить на стол. Вот бы познакомиться с человеком, который занимался дизайном этого места! От висевших на стене фотографий акул — ох уж эти белые глаза! — у меня испортилось настроение, и я снял их. Подводная станция и без того выглядела мрачно и уныло, а такие фотографии только добавляли тоски.

Наконец кофе, который дал мне Эллиот, был выпит, а клиника подготовлена к открытию. Повсюду летала пыль. Любой профессор стоматологической школы упал бы в обморок, увидев эту картину. Но на глубине трех тысяч метров невозможно было открыть окно, поэтому я молился, чтобы система вентиляции работала безупречно.

 

Несмотря на то что сделано было очень мало, с моего приезда прошло уже пять часов. Я не ел ничего, кроме булочки, и, чувствуя голод, покинул клинику и направился в центральную столовую.

Кафе в Центральном квартале работало по принципу шведского стола. Там были рис, кимчи и, к моему удивлению, даже вегетарианские блюда, такие как пулькоги2 на соевой основе, пельмени с луком-пореем, вегетарианские суши и сэндвичи. Еще я обнаружил несколько различных супов на выбор. Я слышал, что здесь собрались сотрудники из восьми стран, но и подумать не мог, что на Подводной станции еда будет такой вкусной.

Я торопливо наполнил свою тарелку и принялся есть, представляясь всем вокруг как новый стоматолог. Я встретил столько людей, что почти никого не запомнил. Потом, спросив несколько раз дорогу, добрался до своего номера, где меня поджидал мой чемодан.

Я подумал, что нужно будет в качестве благодарности угостить чем-нибудь Кан Сучжон. Ах да, и Ю Гыми предложить булочку, а Эллиоту — кофе.

Захватив банные принадлежности и зубную щетку, я направился в душевую, которую приметил еще по дороге в свою комнату. В душевой было довольно много кабинок, каждая представляла собой отдельную комнатку, где можно было запереться изнутри. Двери были матовые, поэтому не составляло труда определить, занята кабинка или нет. Я осторожно попробовал воду на вкус; она была со странным привкусом, но не морской. Интересно, сколько тонн опресненной воды производилось на Подводной станции ежедневно? Я не мог вспомнить, поскольку только пробежался глазами по описанию станции.

Умывшись и высушив волосы, я вернулся к себе и открыл планшет, полученный от Прии, вошел в программу Подводной станции и узнал, что стоматологическая клиника действительно называется Deep Blue. Нажав на ссылку, я обнаружил неизвестную даже мне, работающему там стоматологом, информацию. Оказалось, что находящаяся на Четвертой подводной базе стоматологическая клиника названа в честь знаменитой гигантской белой акулы.

Насколько мне известно, большинство нападений на людей совершали именно белые акулы. Неужто такое название должно было привлечь пациентов?..

Зубы белой акулы имеют длину от трех до шести сантиметров, а нападает она, подплывая вертикально снизу и кусая свою добычу. По описанию создается впечатление, будто она вылетает из воды, чтобы наброситься на свою цель. Кроме того, белая акула очень умна и может одним махом раскусить человека пополам.

Если все эти описания были верны, то встреча с ней выглядела смертным приговором. Стараясь не представлять, как буду сражаться с большой белой акулой, я продолжил чтение.

У большой белой акулы около трех тысяч зубов. Зазубренные зубы треугольной формы расположены в три ряда. Если они выпадают или ломаются во время охоты, на их месте вырастают новые. Клиника Подводной станции, где первоочередное внимание уделялось гигиене зубов ее обитателей, была метко названа в честь Deep Blue — большой белой акулы, известной своими колоссальными размерами и грозными челюстями, благодаря которым она могла охотиться на китов.

Я поймал себя на том, что перечитал этот отрывок несколько раз.

Запомнив почти всю фразу, я понял, что смогу, по крайней мере, ответить, когда пациенты спросят: «Почему клиника называется Deep Blue?» или «Что это за череп акулы перед клиникой?». Я бы, наверное, назвал клинику просто «Белая акула» или «Акула».

Возможно, все дело в том, что ее назвали иностранцы.

Deep Blue означает... Эти слова вызывали в памяти темно-
синие глубины океана и навевали уныние. Будь моя воля, я бы переименовал клинику в Light Blue — «Легкую синеву», чтобы сделать ее более приветливой для посетителей. Но, с другой стороны, может, местные любили больших белых акул.

Зайдя на страницу записи на прием, я обнаружил, что, как и сказал Эллиот, завтра придет только один пациент. Ю Гыми. Причина визита: кариес на молярах. Теперь стало ясно, почему Ю Гыми вела себя так непринужденно. Какое снисхождение к новому стоматологу, который даже не знает, где находится его кабинет!

Я с облегчением вздохнул.

Программа оказалась простой. Можно было перенести прием или подтвердить запись, нажав на кнопку подтверждения рядом с именем пациента. Я отправил Ю Гыми уведомление, подтверждающее завтрашнюю запись. Интересно, как уведомление отображается на планшетах пациентов?

На другие дни было по две-три записи в день, но я только мельком взглянул на имена пациентов, после чего выключил планшет. У меня хватит времени, чтобы ознакомиться с этой информацией позже.

Я вынул из чемодана одежду, аккуратно разложил ее и достал спрятанную семейную фотографию. В наше время все хранят фотографии в цифровом виде, но, когда они в галерее, на них почти никогда не смотришь. Распечатав снимок и положив его где-нибудь рядом, я смогу видеть родных один-два раза в день. Раньше я никогда не понимал, зачем взрослые распечатывают семейные фотографии и ставят их на столы или на тумбочку возле кровати, вешают на стены и кладут в кошелек. Хотелось бы мне и сейчас этого не понимать.

Подводная станция слегка покачивалась. Я лег на новую кровать и мгновенно заснул.

ГЛАВА 5

В ХОДЕ РАБОТЫ

Часть 1

Время от времени в Deep Blue раздавался низкий гул, доносившийся из бездонных морских глубин. Рыбы не разговаривают, однако Подводную станцию наполнял нескончаемый шум, а повторяющиеся толчки усиливали психическое напряжение, превращая даже дыхание в источник стресса. И все же самое большое беспокойство вызывало ощущение, что ты в ловушке.

Возможность передвигаться только в пределах Подводной станции и знание того, что выход за ее пределы означает мгновенную смерть, давили на психику. Жизнь здесь была сродни существованию в космическом корабле: снаружи нет воздуха, которым можно было бы дышать, и, оказавшись там, ты либо замерзнешь насмерть, либо взорвешься под давлением.

На глубине три тысячи метров давление составляет триста одну атмосферу, что примерно в триста раз больше, чем на суше. Это как положить на себя триста килограммов железа. Давление и воздух на станции автоматически поддерживались пригодными для жизни, однако с самого приезда я не мог отделаться от ощущения, будто нахожусь в самолете.

В этой искусственно созданной среде, рассчитанной не на жизнь, а на выживание, я остро чувствовал, что окружен стальными стенами. Как рыба, запертая в огромном аквариуме. Подводная станция содрогалась от малейшего воздействия течения, словно морские водоросли в этом же аквариуме, чем напоминала попавший в турбулентность самолет. Каждый раз, когда это происходило, я испытывал слабое головокружение.

— Какой фильм смотрели?

Негромкий голос пациентки вернул меня к реальности.

На Подводной станции находилось десять корейцев, включая меня, и Ю Гыми — одна из них. Эта девушка — морской биолог. После окончания бакалавриата она отправилась на Подводную станцию, чтобы провести исследования для получения магистерской и докторской степеней. Она и подумать не могла, что это повредит состоянию ее зубов.

Что ж, выпечка здесь и правда была вкусная.

— «Форсаж», — ответил я, проверяя ее зубы и десны.

— И как? Фильм понравился?

— Всегда весело смотреть на то, как разбиваются машины.

Заметив, что руки Ю Гыми дрожат от волнения, я поспешил успокоить ее, что только сниму камень.

Стоматологическая помощь на станции была совершенно бесплатная, поэтому каждый, у кого проблемы с зубами, мог прийти к дантисту, не беспокоясь о деньгах. Это было одним из основных преимуществ жизни под водой, но для меня как для дантиста значения не имело.

— Как ваши исследования?

— Мучаюсь с диссертацией.

На мой взгляд, Ю Гыми была самым общительным человеком на Подводной станции. В отличие от меня, интроверта, она знала почти всех обитателей Четвертой базы по именам. Она же стала моим первым пациентом и выудила из меня краткую самопрезентацию, во время которой я упомянул, что люблю боевики.

Удивительно, но в Центральном квартале имелся кинотеатр. Кроме того, всем сотрудникам выдавали планшеты, на которых можно было посмотреть большинство современных фильмов и дорам. Приятное времяпрепровождение перед сном. Я с удовольствием посмотрел несколько фильмов, которые раньше не видел, однако Подводная станция по-прежнему казалась мне увлекательнее всего остального.

— Какие-нибудь интересные истории?

— В этой дыре не происходит ничего интересного.

«Может быть, это потому, что ты сейчас поглощена своей диссертацией», — хотел было сказать я, но сдержался. Человеку, не пробывшему здесь и трех дней, казалось странным, что можно называть «дырой» Четвертую подводную базу, на которой проживало более четырехсот человек. На мой взгляд, она была большой — настолько большой, что я даже не успел заглянуть за пределы Пэкходона и Центрального квартала.

— Я здесь совсем недавно. Наверное, поэтому мне все здесь кажется невероятно интересным.

— А что интереснее всего?

Меня завораживало одно то, что под водой был построен такой огромный объект. И что люди из разных стран работали здесь посменно. Удивляли и многочисленные ограничения. И название искусственного острова.

— Искусственный остров на нулевом этаже называется Тэхандо3, верно?

— Да. Дело в том, что его назвал кореец, — с ноткой гордости ответила Ю Гыми.

Она рассказала, что было много споров о том, какое название дать искусственному острову. Каждая страна стремилась назвать его в честь себя, что вызвало много шума. Некоторые рассматривали этот вопрос как бой за право собственности, сродни присвоению прав на международные территории, такие как Луна или Арктика. Было предложено множество названий: Левиафан, Наутилус, Великий Старец, Неверленд, Атлантида, Земля Обетованная, Гренландская акула... В конце концов жителям Подводной станции пришлось принять решение путем голосования.

— В инженерной команде «Ка»4 есть один уникальный человек — руководитель этой команды Син Хэрян. Говорят, это он дал острову такое название.

— Значит, в те времена на Подводной станции было много корейцев? Ну, раз за этот вариант проголосовало больше всего человек.

Ю Гыми усмехнулась.

— Только команда «Ка». Тогда, как и сейчас, в ней было менее десяти человек. Говорят, Син Хэрян получил голоса как инженерных, так и горнодобывающих команд.

— Ух ты, впечатляет!

Ю Гыми, похоже, была рада встретить человека, с которым можно поговорить по-корейски. В команде «Ка» находилось больше всего корейцев — семь человек. Кан Сучжон, с которой я познакомился в первый день, была одной из них. Я также узнал еще об одном научном сотруднике по имени Ким Гаён.

Больше всего на станции было американцев, китайцев и австралийцев. Несколько корейцев работали в больнице на искусственном острове Тэхандо.

— Вы бывали на искусственном пляже Тэхандо?

— Здесь есть искусственный пляж? — спросил я, вспомнив о совете Прии Кумари посетить его наряду с другими местами.

— Там очень красиво. Многие люди ходят туда, чтобы позагорать. Я тоже часто там бываю.

— Понятно, — кивнул я.

За два дня я так и не привык к мрачному виду из окна. Вода черная, как чернила. Взгляд в окно каждый раз заставлял усомниться в том, что я нахожусь именно на подводной, а не на космической станции. Только вглядевшись в бездну, лишенную звезд, я понимал, что нахожусь на глубине в несколько километров под водой.

Ю Гыми говорила, что на Второй и Третьей подводных базах много больших окон, но на Четвертой их почти не было: построить окна, способные выдержать давление воды, — задача непростая. Раньше здесь было установлено много ламп искусственного солнечного света, но со временем все убрали. Человек, страдающий клаустрофобией, за три дня сошел бы здесь с ума.

Даже такой интроверт, как я, уже ощутил на себе последствия изоляции. Можно было только представить, насколько тяжело переживал ее такой общительный человек, как Ю Гыми.

Она протянула мне несколько шоколадных конфет и без особого энтузиазма выслушала мою лекцию об использовании зубной нити, после чего отправилась в Исследовательский комплекс, оставив меня наедине со своими мыслями.

Живя под водой, легко впасть в депрессию. Глубокое море — это кромешная тьма, в которой нет света, а рыбы — не самые лучшие собеседники. Именно поэтому центр экстренной медицинской помощи находился на искусственном острове Тэхандо, а центр психологической терапии — в морских глубинах. Единственное, что облегчало постоянную депрессию, — это еда, одна из базовых потребностей человека. Сладости можно было получить почти бесплатно. Лучше уж снять стресс несколькими шоколадками и конфетами, чем устроить пожар или напасть на коллег.

Психотерапевты не зря рекомендуют пить лимонад и есть шоколад. Сладкое делает людей счастливыми. А после того как сахар прогонит грусть, в игру вступает стоматолог. Как бы хорошо вы ни чистили зубы, лучше вообще не есть сладкое. Что касается Эллиота, то его совет получать достаточно солнечного света и заниматься спортом звучал как заезженная пластинка. Под предлогом психологической терапии у него была возможность запросить дополнительные личные вещи, и он любезно предложил помочь со всем, что мне может понадобиться.

Я чуть не спросил, нельзя ли вообще запретить сладости, но не хотел терять работу, а люди склонны отчаянно желать того, что запрещено. Поэтому я сказал, что мне нужен плюшевый мишка размером со взрослого человека.

— Обязательно мишка?

— Подойдет любая игрушка, которую можно обнять.

Эллиот принес мне плюшевую акулу и плюшевого кита, которые лежали в углу у него в кабинете, и сообщил, что сам не понял, зачем купил их в сувенирном магазине морского музея. Теперь игрушки пылились и занимали место. Игрушки были около полуметра в длину и приятные на ощупь. У акулы были белые глаза и синее тело с торчащими плавниками, кит же был ярко-оранжевого цвета — то ли из-за мутации, то ли из-за загрязнения морской среды.

Оранжевый кит понравился мне больше, поскольку китов такого цвета не найти в реальности. Эллиот с улыбкой смотрел, как я обнимаюсь с игрушечным китом, проверяя, достаточно ли он большой. Должно быть, это казалось забавным — взрослый мужчина, а попросил мягкую игрушку. Увидев легкую улыбку на лице уставшего терапевта, я тоже почувствовал себя лучше.

— У него есть имя?

Небрежно пометив что-то в планшете, Эллиот сказал:

— Почему бы вам не назвать его?

— Как насчет Синевы?

— Разве он не оранжевый?

— Ну, это точно.

Я никогда не умел подбирать имена, поэтому на мгновение задумался.

— Как насчет Заката? По-корейски это произносится как «ноыль».

Выслушав переводчика, Эллиот посмотрел на оранжевого кита, а потом перевел взгляд обратно на планшет:

— Ноль. Как мило.

Я решил не исправлять его произношение.

— Я одолжу его вам, если вы вдруг соскучитесь по солнечному свету.

Эллиот слабо улыбнулся и кивнул.

Прозвонил будильник, напомнивший мне о времени.

Поднявшись, я спросил:

— Доктор, мы закончили?

Мы с Эллиотом в основном просто болтали, поэтому я не знал, можно ли это назвать полноценной консультацией.

— Вы — самый здоровый человек на этой Подводной станции, — улыбнулся Эллиот. — Я свяжусь с вами для обязательного профилактического осмотра через три месяца.

Практикующие психотерапевты всегда выглядят уставшими и осунувшимися. Это утомительно — иметь дело с людьми. Я быстро вышел из кабинета, и тяжелая автоматическая дверь плавно закрылась за мной.