Оглавление

На фото обложки — Свято-Покровская церковь

в стиле козацкого барокко в селе Сулимовка под Киевом

Издательство «Ridero»

г. Екатеринбург

2021 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Давай, Господь, с тобой поговорим…

О том, что наболело на душе…

Галина Воленберг.

Предлагаемая ныне вниманию читателя книга называется «Казаки, Церковь и политика». Иерархи Русской Православной Церкви Московского патриархата (РПЦ МП) неизменно к месту и не к месту повторяют: «Казаки — воины Христовы». При этом, соревнуясь с государством, пытаются предъявлять претензии на руководство Казачим Народом. Для этого даже был создан «Синодальный комитет РПЦ МП по взаимодействию с казачеством» во главе с митрополитом. Насколько же в реальности Церковь оказывает влияние на мировоззрение и жизнь казаков и как всё это связано с политикой? Этот одновременно простой и сложный вопрос мы и хотим осветить в этой очередной книге из серии «Казаки. Осознание себя».

Три главы, являющиеся тремя частями, рассказывающими про жизнь и деяния казачьего по происхождению церковного деятеля выдающегося масштаба, едва не создавшего (восстановившего) Казачью Церковь — Гермогена — написал специально для этой книги Судья Всеказачьего Общественного Центра К. Э. Козубский, ставший моим соавтором, за что я ему очень признателен, а читателям очень советовал бы не пропустить эту часть книги. Владыка Гермоген, правда, не являлся старообрядцем, что непременно для Казачьей Церкви, если она будет восстановлена в историческом духе и организации, но он был настоящим казаком, преданным своему Народу и заслуживает благодарную память о нём казачьих потомков.

Важным вопросом, в особенности для современной России, является вопрос сращивания государства и Церкви (симфония властей). На примере всей прошлой истории мы можем понять, к чему в действительности такая связь ведёт. Церковь в руках централизованного государства превращается в инструмент манипуляции и давления. Это показал опыт целой череды скандалов времён патриаршества в РПЦ МП Кирилла (Гундяева). Прикормленные властью церковные иерархи и их проповедники играют позорную роль спекулянтов на вере, призывая к мнимому христианскому единству, которого нет и которого не может быть в той России, которая выстраивается в настоящее время.

С. В. Попов, проживающий на Кубани, в своей статье относительно Московского патриархата написал то, с чем трудно не согласиться: «Русская Православная Церковь не признаёт нас народом, а только служаками. Для РПЦ важна численность прихожан. И пока казачья семья шестнадцать лет растит одного мужчину, Церковь за один день «благословляет на казачество» сотни мужиков. Ну и кто для РПЦ более ценный ресурс — осколки Казачьего Народа или миллионы показаченных?

А если признать казаков полноценным Народом, то выяснится, что национальность от вероисповедания не зависит. Поэтому казакам говорят о защите православия, но забывают рассказать, что большинство казаков являлись беспоповцами, духоборами и староверами. Говорят, что казаки — рыцари Христовы, но не скажут, как Разин и Сагайдачный грабили церкви, а казачий Круг мог повязать неугодного священника, засунуть его в кожаный мешок и сплавить вниз по Дону. Говорят о верности и служении, но промолчат, как предавали анафеме Разина, и не упомянут, как сжигали на кострах казаков-духоборов, Алёну Темниковскую, казака-рудознатца Исаева и других. По их мнению, вам этого знать не надо, потому что так легче управлять».

А вот ещё один критический отклик. Теперь из Болгарии, от проживающей там Кристины Стефановны Поповой, правнучки знаменитого казачьего донского историка Е. П. Савельева, являющейся сегодня координатором Всеказачьего Общественного Центра в этой стране. И касается этот отклик корыстного интереса и соучастия Московского патриархата в уничтожении казачьей истории — в разграблении казачьих регалий и предметов материальной культуры, вывезенных после Гражданской войны казаками-эмигрантами в Европу. Поскольку они имеют ныне большую продажную стоимость на рынках Запада, Московский патриархат стал проявлять к ним интерес. Чисто шкурный. К. С. Попова пишет: «Русская Православная Церковь активно участвует в этом деле. Я поэтому считаю, что казачеству надо отделиться от клира в России, ибо он в своём управительном теле не имеет ничего общего с христианскими ценностями».

Сразу хочу предупредить читателя, что автор — человек в богословском плане совершенно неподготовленный. Но, даже не имея специальных познаний в теологии, каждый человек в той или иной мере сталкивается с присутствием Церкви в его жизни: крещения детей, отпевания, венчания, церковные праздники, посты, наличие среди близких или знакомых людей, истово верующих и так далее, и тому подобное. Потому, понимая важность для Казачьего Народа церковного вопроса, я собираюсь рассмотреть его чисто с исторической и общественно-политической позиции, оставляя духовные вопросы на совесть специалистов-богословов.

Отдельные позиции я изложу (или процитирую высказывания других людей) в отдельных главах настоящей книги. А то, что церковный вопрос — это всё-таки именно проблема, может свидетельствовать хотя бы то, что нынешние казаки, в массе своей являясь православными (хотя имеются и католики, и протестанты, и язычники-родноверы и даже убеждённые атеисты), часто состоят в различных православных юрисдикциях и порою, если заходит между ними вопрос вероисповедания, схватываются в спорах, которые обычно заканчиваются со счётом 0:0, поскольку каждая из сторон опирается на свою доказательную базу, которую не признаёт оппонент.

С искренним уважением к читателям, А. Дзиковицкий.

ЧАСТЬ 1
ЦЕРКОВЬ В РОССИИ

1. ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ КАЗАКОВ ПРИ РОССИЙСКИХ МОНАРХАХ

…неизменно придерживаться старой веры […]

священников, не выполняющих волю Круга,

считать еретиками и изгонять…

«Заветы» атамана Игната Некрасова.

С первых веков христианства казаки (точнее, те их предки, которые приняли христианство) в религиозном плане были напрямую связаны с Константинопольским патриархом, которого они признавали как своего духовного владыку. И так продолжалось во времена гуннов, хазаров, Киевской Руси, Золотой Орды и первых десятилетий Московского княжества.

Интересна связь знаменитого Азовского сидения с христианской идеологией казаков в XVII веке. Напомним: Азовское осадное сидение — это взятие и затем 5-летняя оборона крепости Азак казаками, начавшееся весной 1637 года, когда армия донских и запорожских казаков в 4.500 воинов захватила эту на то время сильную турецкую крепость. Действовали казаки самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны, зная, что это — их древняя столица.

В низовых донских станицах в присягах обществу существует и поныне и, конечно, была во времена возрождённого в начале ХХ века Донского государства клятва: «Обещаюсь помнить престол Ивана Предтечи». Церковь с таким названием когда-то находилась в Азаке (Азове). Во время Азовского сидения это был храм в ведении Вселенского (Константинопольского) патриарха. Собственно, то, что храм находился во владении мусульман, и было идеологической основой изгнания турок казаками из бывших христианских городов.

Церкви Ивана Предтечи давно нет. Иконы из неё, которые долго хранилась в монастыре в Воронеже, пропали во время Гражданской войны начала ХХ века. Но память о религиозном обосновании взятия Азака осталась, со временем даже став чуть ли не основным мотивом Азовского сидения…

Чуть позже, в 1654 году, на Казацкой Раде в Переяславле был заключён союзный договор между козацким гетманом Войска Запорожского Богданом Хмельницким и царём московским Алексеем Михайловичем. Из года в год затем самостоятельность казаков урезывалась, а власть царей возрастала. И уже во второй половине XVII века союз с Москвой не ставился генеральной старшиной под сомнение. Но, в то же время, в религиозной жизни автономия запорожцев от церковных властей в Москве оставалась незыблемой. Более того, она была чуть ли не специально демонстрируемой. Наглядным свидетельство таких независимых отношений может служить изображение козаков на самой почитаемой ими иконе «Покрова Пресвятыя Богородицы», написанной во второй половине XVII века. На ней, вопреки официальному церковному преданию, как его принимали в Москве, в нижней части картины изображены представители козацкой старшины, кошевых атаманов, гетманов. Но такая же вольность в иконописи имела место быть не только в Запорожье, но и на Дону, и даже в более позднее время.

Пришедший к власти в Московии царь Пётр I с чрезвычайным напором и жестокостью «ломал через колено» страну и общество, стремясь уничтожить все старые обычаи и правила жизни, насадив вместо них всё чужеземное, европейское и, прежде всего, немецкое. Не осталась без его внимания не только бытовая и общественная жизнь подданных, но и духовно-религиозная. Но не столько на уровне сознания, сколько в организационном плане, подражая при этом, видимо, в какой-то мере протестантским монархиям Европы. В этом ключе Пётр I взялся также за переделку церковного управления казаков. Войско Донское было лишено особого церковного статуса. Уничтожив Московскую патриархию, Пётр лично решал церковные дела (подобно английским монархам), и именным указом 2 июня 1718 года передал донские храмы и монастыри из ведения Крутицкого митрополита в Воронежскую епархию.

Получив о том грамоту из коллегии, Войско в который уже раз пришло в смущение. До того времени, по старому войсковому праву, всеми церковными делами на Дону ведал войсковой Круг и никаких епископов, как начальствующих лиц, не признавал. Однако, уступая царскому повелению, Круг согласился по церковным делам быть в непосредственном ведении Священного Синода, о чём возбудил соответствующее ходатайство.

Царь эту просьбу отклонил. Он думал, что достаточно одного его повеления, чтобы разрушить вековой уклад духовной жизни целого народа, правда, уклад своеобразный, отличный от византийско-московского, но освящённый веками. Он ошибся. Донские казаки, как и в старое время, продолжали в Кругу своём, по станицам и в самом городке Черкасске, избирать из среды своей достойных лиц и поставлять их в духовное звание, предварительно посылая их для рукоположения в другие, но не в Воронежскую, епархии.

Как особый самобытный народ, посылавший своих епископов на 1-й и 2-й Вселенские Соборы, донские казаки в течение веков усвоили и древние взгляды на церковные обряды и таинства, не отказавшись и при Петре от них, считая уже эти обряды и таинства своими самобытными. Вот почему они всегда так чуждались всего московского и позднейших наслоений в Греческой Церкви, называемой казаками «еллинской», а не истинной, апостольской. Поэтому не только Донское Войско, но даже станицы, иногда недовольные присланными им священниками, лишали их места.

Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми Вселенскими Соборами, казаки, будучи долгое время оторванными от всего христианского мира и притом считавшие себя выше и сильнее других наций, во всей остальной духовной жизни остались верными своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казаков на некоторые церковные обрядности и, в частности, на «таинство брака».

Брак на Дону даже в первой половине XVIII века считался не таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным Сбором. Венчание в церкви или часовне было не обязательным, хотя многие из этих союзов, после одобрения общины скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял Сбору, что «жена ему не люба» и только. Женились 4, 5 и более раз и даже от живых жён. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «противнаго» явления, донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым обычаям, как это раньше делали и их сородичи, готские казаки новгородских областей.

* * *

В 1722 году Пётр I предпринял Персидский поход. Во время похода царь познакомился с гребенскими казаками. Но, общаясь с гребенцами, Пётр обнаружил, что они старообрядцы. Причём, не стали таковыми под действием расколо-учителей, а выяснилось, что церковные реформы сюда просто не дошли. Законы Софьи против старообрядцев Пётр отменил, но и сам их не жаловал, взимал с них двойной налог, приказывал нашивать на одежду позорные «тузы».

Хотя на Дон и послана была строгая грамота императрицы Елизаветы 20 сентября 1745 года о воспрещении вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казаков этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жён и четвёртыми браками, она не помогла делу. Казаки продолжали твёрдо держаться за свои старые устои, следуя древнему обычаю жениться и разводиться с ведения и согласия станичного Круга. Освящение этого гражданского акта церковным благословением было предоставлено совести верующих и юридического значения на Дону не имело. Брак, одобренный станичным Сбором, считался законным.

В 1762 году воронежский епископ Иоаким доносил Священному Синоду, что «казаки, под страхом наказания, запрещают своим священникам слушаться распоряжений архиерея и судят их по своему обычаю в Кругу»; а атаман Иловайский прямо писал, чтобы архиерей не смел вмешиваться в духовные дела казачьих приходов, так как причты их определяются по утверждению «казачьяго Круга и старшин».

Церковная жизнь донских казаков сохраняла известное отличие от общепринятой в Российской империи. Так, в 1765 году воронежский епископ Тихон I доносил (уже не в первый раз) Священному Синоду, что в трёх черкасских благочиниях 58 лиц самовольно определены Кругом без его, архиерейского, благословения и что беспорядки казачьих церквей (то есть не подходящих под порядки московские) исправить нет никакой возможности.

Кроме того, Тихон доносил, что «Войско Донское и ныне, самовольно властвуя, в духовныя дела вступает, в церквах в дьячки и пономари определяет и грамоты даёт. Посвящённых в стихари собою отрешает, в казаки записывает и священников (из других епархий) к себе собирает».

В 1767 году Воронежская Духовная консистория требует от Войска Донского, чтобы Войсковая Канцелярия давала команды по требованию духовных правлений к осмотру и изъятию в казачьих куренях икон, писанных не по утверждённому Священным Синодом канону, а также, чтобы «в городе Черкасске и во всех станицах разных чинов людей обязать подписками, чтобы иконописцы к писанию таких образов допускаемы не были».

В ответ войсковой наказной атаман Сидор Кирсанов 5 сентября 1767 года отписал в Военную коллегию, что «казаки Войска Донского со всеми семьями заражены расколом (так называли тогда старообрядцев. — Примечание А. Дзиковицкого) и имеют в своих домах образа не по преданиям церковным […], а по церковным преданиям образами писанными явно гнушаются. […] если привести в исполнение распоряжение преосвященнейшего Тихона по указу Священного Синода об отобрании икон чрез команды, произойдёт замешательство».

Военная коллегия, получив это донесение, рапортовала Синоду, что, «во избежание замешательств и ожесточения со стороны раскольников Войска Донского, необходимо при отобрании икон употребить приличные средства, не прибегать к помощи воинских команд, в которых находится много раскольников, и не разглашать о том народу».

Священный Синод, приняв в соображение сказанное, разъяснил, что в синодальном указе не говорится об осмотре икон в домах и о привлечении команд, да и вообще речь идёт не о раскольниках. Приказали: послать преосвященнейшему Тихону указ, чтобы «команд не требовать, икон ни в церквах, ни в домах городков и станиц не осматривать, отобрания икон не чинить и подписок не требовать».

Около того же времени священник Терновской архангельской церкви за донос о старообрядцах был станичным атаманом и казаками забит в большую колоду и отослан в Войсковую Канцелярию. Войско настаивало, чтобы воронежский епископ до детей донского духовенства не касался, «потому что духовные причётники, — как говорится в представлении, — производятся из казачьих детей». Для обучения их, а также детей священников, дьяконов «и прочих церковных детей» на Дону имелись уже школы с самого начала XVIII века. В казачьей иконописи так же, как и среди казаков на Днепре, сохранялось своеобразие. В частности, на одной иконе, написанной в начале 1770-х годов, личник изобразил стоящую на облаке (которое прогнулось) Богородицу, по сторонам от которой стоят Святитель Николай и Архистратиг Михаил. Под ними — две группы казаков, вместо положенных групп апостолов и Андрея Юродивого с Епифанием. С логической точки зрения «иконника» (иконописца) чубатые казаки вполне вписываются в образ, и тем самым событие VIII века оказывается максимально приближенным к реальной действительности.

В Донском Войске даже после присоединения его к Российской империи право казаков самим избирать себе тех священнослужителей, которые были им любы, отстаивалось неукоснительно. Так, в 1768 году «по приговору» аксайских казаков некий казак В. П. Власов, уроженец Черкасска, был представлен к посвящению в сан священника в новой Троицкой церкви. 25 октября Власов был уволен с казачьей службы и в тот же день наказной атаман Войска Донского С. Кирсанов написал преосвященнейшему Тихону прошение о назначении ктитора церкви Донской Богоматери Власова на одобренную казаками должность. 26 октября в храме Донской Богоматери отец Василий преосвященнейшим Тихоном был рукоположен в диакона, а 28-го — в иерея.

На Дону отношения казаков с Церковью были весьма своеобразны. В частности, вдовые священники на Дону служили с незапамятных времён. У днепровских казаков всегда священники в Сечи и её паланках были из монахов, и в Черкасске с запорожцами были тоже священники-монахи, а на Дону это было совсем необязательно. На Николин день на Дону освящали водку вместо воды, и разносили молящимся в храме. Подобных донским церковных обрядов и обычаев не было на всём остальном пространстве Российской империи. Общемосковских церковных порядков не было также и в епархии Сугдейско-Азовской, ведению которой принадлежали древние готаланы.

* * *

За поимку вождя восстания Емельяна Пугачёва донской полковник А. И. Иловайский грамотой Екатерины II был назначен наказным атаманом Войска Донского и награждён чином армейского полковника, а через год пожалован войсковым атаманом. Иловайский, несмотря на участие в подавлении казачьего восстания за свои права и вольности, оставался в душе истым казаком. Поэтому он старался поддерживать старые казачьи устои и оградить самобытность Войска от каких-либо нововведений и поползновений фаворитов царицы.

Подтверждением этому в делах Синода имеются донесения епископа Воронежского, что атаман Иловайский запрещает ему вмешиваться в духовные дела казачьих приходов, так как причты их определяются с утверждения «Казачьяго Круга и старшин», и даже набил колодки на протопопа Черкасского собора за то, что тот осмелился власть своего архиерея поставить выше «веча», то есть Круга Старшин. Епископ доносил также, что казачьи церкви не ведут венечных записей и метрик.

Этими донесениями объясняется многое. Атаман Иловайский не был ни изувером, ни крамольником, напротив, считался человеком просвещённым и заботился о насаждении образования на Дону и поднятии его экономического развития. Иловайский действовал так в отношении «московской Церкви» под нравственным влиянием Войскового Круга, состоявшего в то время ещё из наследников вольных казаков.

Запорожское Войско являлось идеологической, организационной и военной базой в борьбе днепровских казаков за свою самостоятельность. В какой-то мере свидетельством этого может служить написанная в XVIII веке казачья икона «Покрова» с изображением на ней совсем не вписывающегося в строгие каноны московской Церкви символа казацкой независимости — гетмана Богдана Хмельницкого.

Казаки крепко держались своего быта и по мере сил берегли свою автономию. Возможно, благодаря этому глухому сопротивлению была 5 апреля 1829 года учреждена самостоятельная Новочеркасская и Георгиевская епархия, которую специально для казаков выделили из состава Воронежской епархии, давно погрязшей в спорах и склоках с казаками в связи с особенностями церковной жизни и обрядности последних. Правительство пошло по пути, некогда намеченному в Золотой Орде, и включило в новообразованную казачью епархию Область Войска Донского, Черноморское Казачье Войско и Кавказскую Область, то есть территории проживания донских, запорожских и терских казаков.

В 1832 году в пределах Рогожской слободы в Москве прошёл знаменитый Рогожский собор, куда съехались старообрядцы со всей России, в том числе казаки. На Соборе обсуждался замысел утвердить епископство за границей, поскольку иметь своего епископа старообрядцам не разрешали власти. Дальнейшие поиски архиерея по всему миру увенчались успехом и новоизбранный митрополит Амвросий начал служить в Белокриницком епископстве на территории Австрийской империи (ныне это территория Украины), стал рукополагать в сан епископов и священников для старообрядцев.

Продолжая линию на раздробление казачества, решением правительства от 17 июля 1842 года казачья Новочеркасская и Георгиевская епархия, просуществовав всего 13 лет, была расчленена. Из её состава была выделена Кавказская епархия (на землях Черноморского Казачьего Войска и Северного Кавказа). А остальная часть Новочеркасской и Георгиевской епархии была переименована в Донскую и Новочеркасскую.

Казаки-некрасовцы, находясь столетиями в эмиграции в Турции, продолжали пользоваться «Заветами Игната». Писанный свод своих законов некрасовцы утеряли, но ещё и в ХХ веке пользовались «Заветами» по памяти. В духовной жизни «Заветы» требовали неизменно придерживаться старой веры, никонианское и греческое духовенство у себя к службе не допускать, старообрядческих священников, не выполняющих волю Круга, считать еретиками и изгонять, за богохульство убивать. Но двуперстие, старая вера только вдохновляли некрасовцев в боях, а не служили основной целью их движения. И в начале XVIII века на Дону и Кубани, и позднее на турецком Майносе религия оставалась лишь частью национальной идеологии некрасовских казаков, а не самоцелью.

Несколько иной облик приобрела община, оставшаяся в Добрудже, — «дунаки» или «хохлы», как их называли майносцы. Эти постепенно потеряли казачьи национальные черты и обратились в эмиграцию религиозную. Некрасовцы дунайской ветви принимали к себе всех уходивших с родины старообрядцев — и русских, и украинских. Поэтому впоследствии они ассимилировались с позднейшими выходцами из России, утратили язык своих предков, обычаи, фольклор, предания и песни об Игнате, его «Заветы». Не потеряли только желания называться казаками.

Со временем кубанцы-майносцы стали различаться с дунаками и по религиозному обряду. В то время как первые отказались от всякого духовенства и остались при своих начётчиках (их называют «беспоповцами»), вторые стали принимать к себе духовных пастырей белокриницкой или австрийской иерархии. В начале XX столетия среди дунаков стало распространяться «единоверие», причём их причётники рукополагались в священники московскими епископами.

2. СПАСИ БОГЪ?

Кровь казачья вовсе не водица.

Нет, ничто её не заменяет!

Опустели старые криницы.

Новые Господь не наполняет…

А. М. Долгопятов, казачий поэт ВОЦ.

«Хутора безмолвные».

Мой хороший знакомый казак А. Н. Азаренков, любитель покопаться в архивах, написал статью «Спаси Богъ?», отрывок из которой, напрямую касающийся именно казаков, я привожу ниже.

В 1881 году население по вероисповеданиям, живущее на войсковых казачьих территориях (коренные и пришлые иногородние и собственно казачье народонаселение) записано так.

Христиан обоего пола. Православных 2.756.717 человек, единоверцев 52.566, раскольников 197.737. Христиан других вероисповеданий 11.341. На тот период казачьих земель, казачьих территорий имелось 10 — по числу казачьих Войск. По переписи 1897 года войсковых казаков оказалось 2.928.842.

По статистическим отчётам за 1880 год в 10 казачьих Войсках раскольников, то есть поповцев, безпоповцев (молокан, духоборцев…), исключая, конечно, старообрядцев-единоверцев, вышло так. Приемлющих священство 155.203 человека и неприемлющих священство 36.968 человек. Тут берётся как войскового сословия (казачьего), так и других лиц, живущих на войсковых территориях.

На самый-самый конец XIX века в казачьих Войсках и Областях староверов, приемлющих священство, записано 192.51 человек. Неприемлющих священство — 92.435 человек. Статистика 1908 года даёт более точное число казаков-старообрядцев (лиц войскового сословия). В 10 казачьих Войсках дворян-староверов 672 человека войскового сословия. Казаков — 270.136 человек. Причём, в Донском Казачьем Войске казаков-недворян — 131.318 человек старой веры, так называемых «раскольников». В Уральском — 66.209 казаков, в Терском — 12.542 казака.

При этом донских казаков в процентном отношении, «раскольников» войскового сословия к войсковому населению 10,2%, а уральцев 45,9% — «раскольников» войскового сословия к войсковому населению Уральского Казачьего Войска. Заметим себе, что на 1881 год, по статистическим данным, в Уральском Казачьем Войске православных было 9.017 человек, единоверцев (православных старообрядцев) — 42.149 человек, «раскольников» (староверов) — 49.727 человек. Христиан других вероисповеданий отмечено лишь 14 человек.

В дореволюционной литературе, как правило, «староверы» именуются «раскольниками», но ещё при Екатерине II слово «раскольник» официально было рекомендовано не употреблять. Бытовало самоназвание «староверы» с прибавлением указания на принадлежность к определённой Старообрядческой Церкви. «Староверы» или «старообрядцы» подчёркивали в самоназвании древность своей веры и отличие её от веры новой. А само их название «старообрядцы», «староверы» — общее, так как течений, направлений, выделившихся в результате церковных реформ патриарха Никона, с годами стало соответственно умножаться. От Церкви новой, государственной, они на первой стадии получили имя «раскольники». Но с годами «время залечивает раны». Старые обряды признаны pавночестными с принятыми в Русской Православной Церкви.

Поместный Собор РПЦ, подтверждая постановления Временного Священного Синода от 23 апреля 1929 года, после доклада митрополита «Об отмене клятв на старые обряды», признал клятвенные запреты, наложенные Соборами 1656 (Московский Собор 1656 года) и 1666—1667 годов (Большой Московский Собор 1667 года) на древние русские богослужебные обряды и на придерживающихся их, «яко не бывшие», засвидетельствовал спасительность старорусских обрядов, отверг порицательные о них выражения и подтвердил православие русских богослужебных книг, употреблявшихся до патриарха Никона (так называемая «книжная справа», которая по факту началась ещё после Смутного времени).

Сказать иначе: в 1971 году на Поместном Соборе РПЦ утвердили постановление о равнозначности обрядов старой и никонианской традиции. Действительная реабилитация дониконовского богослужебного уклада была подтверждена на Поместном Соборе 1988 года. Так, в России и патриарх до конца лета 1917 года был запрещён! Восстановление института патриаршества произошло перед самым большевистским переворотом инда во время его.

От себя дополняю ещё или напомню читателю, что единоверие (другие самоназвания — «православное старообрядчество», «новоблагословенное согласие», «церковное старообрядчество», «духовская вера», «старообрядные приходы Русской Православной Церкви») — это приходы, где служили по старым обрядам и книгам, для которых по старым книгам ставили клириков. Движение было регламентировано ещё в 1800 году и стало официально называться «Единоверием» («Вестник „Казачий архив“» №22, сентябрь 2014 г.).

Тут особо отметим и приметим казачество. Возьмём Уральское Казачье Войско, имевшее когда-то название Яицкое, где процент староверов или, как их называли в старые времена, «раскольников» был очень и очень высок.

Внимание! После 1905 года определение «раскольники» к старообрядцам было уже вовсе не приемлемо. Но по обыкновению ещё употреблялось.

В Уральском Казачьем Войске раскольники (пишу их, как писали в конце XIX столетия) большею частью поповских согласий, «поповцы». «Поповцы — общее название старообрядцев, приемлющих священство или принимающих духовенство главенствующей Церкви. В числе же безпоповцев, если взять их общее число с «направлениями», находились раскольники, бывшие неодинаковых толков старообрядцы, а в особенности Старопоморского и Федосеевского. Разных же течений безпоповцев (беспоповцев по советскому правописанию) имелось более двух десятков.

По статистике, на конец XIX столетия в казачьих Войсках различных старообрядцев обоего пола было так. В Донском Казачьем Войске раскольников-дворян — 286 душ или человек, кому как удобно прочитать. Простых казаков — 98.341, других сословий — 2.049. Всего — 100.676. Процентное содержание войскового сословия раскольников к войсковому населению — 11,6 и раскольников ко всему православному населению 8,0. Причём, православные соединены с единоверцами. А «единоверцы», «православные старообрядцы», как мы помним, это… «правильные» староверы.

В Терском Казачьем Войске раскольников (читай «старообрядцев») дворян — 492 человека. Простых казаков — 21.830, раскольников других сословий в Войске набралось 179 человек. Всего — 22.501. Процентное содержание войскового сословия раскольников ко всему войсковому населению — 17,4 и раскольников к православному населению 18,9 (православные соединены с единоверцами).

В Уральском Казачьем Войске дворян-раскольников — 93 человека. Простых уральских казаков — 48.937, других сословий 697 человек. Всего — 49.727. Процентное содержание раскольников войскового сословия ко всему войсковому населению — 52,7 и раскольников к православному населению 97,5 (православные соединены с единоверцами). А единоверцы, напомню читателю, — это были лояльные староверы (См. об этом: «Всеподданнейший отчёт о действиях военного министерства за 1881 год», представлен Государю Императору 1 января 1883 года, СПб., тип.: Гогенфельден и Кº, 1883 г., стр. 22—25).

Следовательно. К концу XIX столетия наиболее развит «раскол» был в Войсках: Уральском (52,7% всего населения), Терском (17,4%) и Донском (11,6%). На четвёртом месте Оренбургское Казачье Войско. В остальных казачьих Войсках цифра раскольников ничтожна, причём в Семиреченском, Забайкальском и Амурском Войсках раскольников, то есть староверов, почти нет, а в Сибирском они составляли тогда лишь 0,4%. Необходимо всегда помнить, что старообрядцы — те, что единоверцы, — не относились к определению «раскольники» ещё с 1800 года.

«Спаси Христосъ» или «Спасётъ Христосъ» — обычное выражение благодарности у казаков и казачек Уральского Казачьего Войска («Сборник слов и выражений, употребляемых Уральскими казаками», издание Войскового Хозяйственного Правления Уральского Казачьего Войска, Уральск, Войсковая типография, 1913 г., стр. 69). «Спаси Христос» говорят и казаки-некрасовцы («Словарь говора казаков-некрасовцев», Ростов-на-Дону, изд-во Ростовского ун-та, 2005 г., стр. 272).

Донские казаки говорили доброжелательно так: «Спасёть Христос» — читай: заменяя спасибо. «Спаси Христос». Спаси тя Христос, родный батенька, что ты приупотчил мою пир-беседушку. А «спасибо»? — благодарить словом «спасибо» у казаков было не принято. Чаще всего отвечали и отвечают: «положи за пазуху своё спасибо».

3. СЫН ТИХОГО ДОНА — ПРАВОСЛАВНЫЙ ПАТРИАРХ ХОРВАТИИ. Часть I

Не на год — на тысячи вперёд

Флаги и знамёна развернутся.

И любой на знамени прочтёт:

«Казаки от казаков ведутся».

Сергей Горбунов.

«Казаки от казаков ведутся», 1999 год.

В одной из прежних книг из серии «Казаки. Осознание себя» уже была приведена одна глава, написанная Судьёй Всеказачьего Общественного Центра Кириллом Эдуардовичем Козубским. Теперь — его новая работа из трёх частей, посвящённая донскому казаку, священнику, затем епископу, казачьему архипастырю Всевеликого Войска Донского, митрополиту Хорватской Православной Церкви, а под конец своего земного бытия Хорватскому патриарху Гермогену, который с казачьим чувством долга и ответственности пронёс через всю свою жизнь тяжкий крест великомученичества.

Донской казак Григорий Иванович Максимов родился 22 января (н.с.) 1861 года, в станице Нагавской, 2-го Донского округа Области Всевеликого Войска Донского. Григорий был рождён в православной семье нового обряда, его отец был псаломщиком, и Григорий также избрал для себя церковную стезю. Планируя сделаться (и сделавшись) женатым священником, Григорий Максимов совершенно не мог предположить предстоявшие ему необычайную духовную карьеру и широкое международное поприще.

Будучи коренным донцом и патриотом Тихого Дона, он надеялся стать именно казачьим пастырем. Сбылось, однако, и то, и другое: и казачье пастырство, и международное поприще.

Окончив церковноприходскую школу в родной станице, Максимов в 1872 году поступил в Усть-Медведицкое духовное училище, которое закончил в 1876 году по I разряду. В 1876—1882 годах обучался в Донской духовной семинарии в Новочеркасске, которую также окончил по I разряду и был назначен к поступлению в Киевскую духовную академию. В 1886 году окончил академию со степенью кандидата богословия. Тема диссертации: «Славяно-греко-латинская академия (в Москве) и отношение её к академии Киевской и представителям нового направления русской литературы».

15 июня 1887 года Григорий Максимов был назначен псаломщиком Петропавловской церкви в Старочеркасске — прежней столице Всевеликого Войска Донского. Кратковременная служба псаломщиком являлась для образованного выпускника своего рода стажировкой. 4 декабря того же 1887 года он был рукоположен во иерея. Сначала служил в Троицкой церкви, а 5 июля 1888 года переведён в Вознесенский кафедральный собор Новочеркасска.

Следует особо подчеркнуть, что церковные службы совершались тогда во временном деревянном соборе (а каменное здание кафедрального собора возводили, со всеми приостановками и двумя обрушениями, ровно 100 лет). В 1889 году Максимов был назначен законоучителем и инспектором классов Донского епархиального женского училища и членом Новочеркасского отделения Донского епархиального училищного совета. В 1892 году — наблюдателем церковноприходских школ города Новочеркасска. А 19 марта 1894 года назначен смотрителем своего родного Усть-Медведицкого духовного училища.

При закладке училищного храма Максимов произнёс торжественную речь, опубликованную в «Донских епархиальных ведомостях». С 1896 года он был председателем Усть-Медведицкого отдела Донского епархиального училищного совета. В 1902 году, по приглашению архиепископа Владимира Сеньковского, Григорий Максимов уехал на Кавказ, где 1 ноября 1902 года стал настоятелем кафедрального собора во Владикавказе — столице Терского Казачьего Войска. 14 ноября 1902 г. он был возведён в сан протоиерея; с 4 декабря того же года — штатный член Владикавказской духовной консистории. В 1904 году назначен председателем совета Владикавказского епархиального женского училища.

В 1905 году Григорий Максимов произнёс проповедь против охвативших почти всю империю революционных выступлений (в которых активно участвовали большевики). В том же году скончалась его супруга, оставив мужу шестерых детей — от одного года до шестнадцати. Григорий Максимов в одиночку вырастил детей, все они получили образование.

В 1906 году Григорий Максимов был определён смотрителем Владикавказского Духовного училища, но в том же году назначен ректором Саратовской духовной семинарии. 21 августа 1909 года Григорий Максимов постригается в монахи под именем Гермоген, 23 августа того же года был возведен в сан архимандрита. А 9 мая 1910 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры Гермоген был хиротонисан в сан епископа Аксайского, викария Донской епархии. И вернулся в родные края.

Вообще же, бо́льшая часть домонашеской духовной карьеры Максимова прошла на исторических казачьих землях, будь то Области Всевеликого Войска Донского, Терского и Волжского Войск (Владикавказ и Саратов, соответственно), а также Казацкой Гетманщины (которой принадлежал Киевский округ при Богдане Хмельницком). Здесь приобрёл он драгоценные знания и опыт, очень пригодившиеся в дальнейшем, здесь Гермоген многократно мог удостовериться в существовании особого казачьего менталитета. Притом, что в конце XIX — начале ХХ века многие русские политики и чиновники (как широко известные, так и анонимные) экстраполировали полную ассимиляцию казачьего народа: ставя при своём антинаучном посыле подлую цель, с гибельными последствиями. К примеру, в 1906 году вышел циркуляр Военного министерства, по которому духовенство казачьего происхождения в ряде станиц лишалось земли на том основании, что «принявший священный сан выбывает из казачьего сословия». Это была циничная подножка, обездоливавшая (в числе прочих) и детей епископа Гермогена (в скобках отмечу, что данный циркуляр едва ли исходил непосредственно от тогдашнего военного министра А. Ф. Редигера, в целом благожелательного к казакам).

В Новочеркасске взорам епископа Гермогена предстал каменный Вознесенский собор, 5 лет тому назад достроенный и освящённый. Который стал третьим по величине православным храмом России. Все купола его были покрыты червонным золотом, а изготовленный в Чехии главный крест инкрустирован горным хрусталем. Отныне в свете яркого солнца кресты и купола собора были видны на много километров. И кафедральный собор уже получил прозвание: Второе Солнце Дона! Здесь Гермогена встретил его старый и новый начальник — архиепископ Владимир Синьковский; прежде окормлявший Северо-Восточный Кавказ, а с 16 сентября 1908 года — Область Всевеликого Войска Донского.

4 (17) октября 1911 года здесь произошло событие общедонского значения: епископ Гермоген возглавил церемонию перезахоронения в Нижнем Покровском храме Вознесенского собора останков четырёх донских героев и архиепископа Донского и Новочеркасского Иоанна Доброзракова.

«День 4 октября 1911 года в летописях Дона останется навсегда. В этот день Войско Донское торжественно чествовало память своих героев: Войскового Атамана графа М. И. Платова, генерал-адъютанта графа В. В. Орлова-Денисова и генерал-лейтенантов И. Е. Ефремова и Я. П. Бакланова.» — сообщали «Донские областные ведомости».

Ровно в 8 часов утра на вокзал прибыл траурный поезд. Как только гробы вынесли из вагона, в соборе и в монастырской церкви начался погребальный перезвон колоколов. Процессия медленно двинулась по Крещенскому спуску к Вознесенскому собору. За гробницами следовало духовенство, Войсковой Наказной Атаман Павел Иванович Мищенко (днепровский казак, герой Хивинской, Русско-турецкой, Китайской и Японской войн), донские офицеры и чиновники. На соборной площади стояли войска в пешем и конном строю, учащиеся учебных заведений. Пять гробов внесли в собор. Когда епископ Гермоген отслужил литургию, их перенесли в церковь Покрова Пресвятой Богородицы и опустили в саркофаги. Одномоментно раздались орудийные и ружейные залпы!

«Пусть память этих славных сынов Дона передается и свято хранится в отдалённом потомстве донского казачества, пусть у могил их молодые поколения учатся так же, как эти герои, горячо и беспредельно любить родной край свой, пусть у прахов этих героев донцы черпают вдохновение на верную службу Царю и Отчизне» — написал в своей книге «Герои Дона» будущий Походный и Войсковой Атаман Петр Харитонович Попов.

На другой день с южной стороны собора, вновь при огромном стечении народа, открыли памятник легендарному герою Кавказской войны Походному Атаману Бакланову, перевезённый из Санкт-Петербурга вместе с его останками. Теперь Вознесенский кафедральный собор с трёх сторон окружён был памятниками знаменитым казачьим героям: Ермаку Тимофеевичу (1904 год), Матвею Ивановичу Платову (1853 год) и Якову Петровичу Бакланову (1878 год). Наперекор подленьким интригам ассимиляторов — донские казаки утверждали себя!

В мае 1914 года епископ Гермоген был приглашён в Москву и принял участие в торжественном переложении мощей Святого Патриарха Гермогена в новую раку в Успенском соборе Московского Кремля. Так символически встретились два Гермогена. Два донских казака. Два Патриарха!

11 июля 1914 года архиепископ Владимир Синьковский был, согласно его прошению, уволен на покой, с правом управления Московским Заиконоспасским монастырём. А в Новочеркасск взамен был прислан его тёзка: архиепископ Владимир Путята, давно уже успевший прославиться своими любовными похождениями.

С самого начала 1-ой Мировой войны епископ Гермоген неделями ездит по хуторам и станицам, укрепляет дух мобилизованных казаков, помогает их семьям, успокаивает, проповедует, собирает пожертвования. В силу частой смены Донских архиепископов, сама судьба выдвигала викарного епископа Гермогена в Главные пастыри Тихого Дона.

5 декабря 1914 г. в Новочеркасск приехал Николай II. Первым делом он, согласно его дневнику, посетил «новый громадный собор». При большом стечении народа на соборной площади, Государя, подъехавшего к паперти на автомобиле, встретило всё новочеркасское духовенство. Гермоген и Владимир вручили ему 20 тысяч рублей, собранные в донских приходах на нужды действующей армии. После торжественной службы Николай II посетил несколько лазаретов и госпиталей, где лично наградил раненных казаков, а затем побывал в Донском кадетском корпусе. Возможно, что 5 декабря произошла первая и единственная встреча епископа Гермогена с Николаем II. Оба они стяжали венец святости. Но, похоже, что в разные периоды своей жизни Владыка по-разному относился к Государю.

Между тем, под давлением донского общественного мнения, Синод 10 января 1915 года произвёл ротацию. Переведя Владимира Путяту на Пензенскую кафедру, что было явным понижением. Архиепископом же Донским и Новочеркасским стал Митрофан Симашкевич… прежний епископ Пензенский и Саранский. Он был уроженцем и краеведом Подольской губернии (древней страны казаков-болоховцев). В домонашеской период своей жизни, в 1884 — 1905 годах, Симашкевич служил в Новочеркасске, в ту пору могло состояться и его знакомство с Григорием Максимовым.

Гермоген ввёл своего очередного начальника в курс огромной благотворительной работы, которую вела Донская епархия. В 1915 году архиепископ Митрофан утвердил устав Богородично-Введенского братства вспомоществования нуждающимся воспитанницам епархиального женского училища, председателем братства стал епископ Гермоген. 25 августа 1915 года, в связи с наплывом беженцев на Дон, был учреждён епархиальный комитет «по устройству быта беженцев и для попечения о военнопленных православного и греко-униатского исповедания», под председательством Митрофана Симашкевича. А епископ Гермоген в 1916 году отправился на фронт, где посетил несколько Донских казачьих полков и благословил их доблестную боевую работу. 1-ая Мировая казалась тогда необычайно суровым испытанием. Но судьба готовила нечто более страшное.

В ноябре 1916 года Гермоген участвовал в торжественном открытии Высших женских богословско-педагогических курсов в Москве. А потом… события закрутились. Трудно с абсолютной достоверностью сказать, как воспринял епископ Гермоген начало Февральской революции. Но в телеграмме обер-прокурору Синода Митрофан Симашкевич и Гермоген Максимов выразили «совершенную готовность своим горячим пастырским словом разъяснять народу, что смена власти произошла для его блага». В эти же дни на заседании градского пастырского собрания духовенства и мирян Новочеркасска была озвучена идея созыва Чрезвычайного епархиального съезда — «первого в летописях Дона свободного собрания духовенства и мирян».

Донской чрезвычайный епархиальный съезд начал свою работу 26 апреля 1917 года в Новочеркасске, в здании Донского епархиального женского училища. Участвовало более трёхсот делегатов. Съезд был санкционирован священноначалием, однако первые лица — архиепископ Митрофан Симашкевич и викарный епископ Аксайский Гермоген Максимов на его заседаниях не присутствовали. Исполняющий должность Войскового атамана полковник Евгений Волошинов поставил на съезде вопрос о необходимости оказать помощь жителям Донской области, пострадавшим от наводнения в апреле 1917-го и о сборе пожертвований на сооружение памятника свободы в городе

Новочеркасске. В обоих случаях съезд постановил «произвести сборы». На аналогичных съездах во многих епархиях были переизбраны епархиальные архиереи, так было в Петрограде и в Москве. Однако, на съезде в Новочеркасске полномочия Митрофана Симашкевича и Гермогена Максимова были подтверждены. Съезд приветствовал свержение монархии, призвал паству Донской епархии к продолжению войны до победного конца и к послушанию Временному правительству.

18 апреля 1917 года на главной площади Новочеркасска, у памятника Атаману Ермаку, прошёл первомайский митинг (так как это было 1 мая по н. ст.). Присутствовали Митрофан Симашкевич и Гермоген Максимов. В новочеркасской газете «Вольный Дон» (№12, 1917) была процитирована праздничная речь епископа Аксайского Гермогена: «За народ пострадал и Исус Христос, и с воцарением свободы начинается истинно Христово воскресение. Засияло солнце радости и наступит благоденствие мира!».

Однако, епископ Гермоген был решительным противником немедленного мира, за который теперь уже в открытую агитировали большевики. Он неизменно призывал свою паству к мужеству, к продолжению войны до Победы, и вплоть до 31 августа 1917 года был лоялен Временному правительству.

18 июня (1 июля) 1917 года Войсковой Круг, собравшийся в Новочеркасске, избрал генерала-от-кавалерии Алексея Максимовича Каледина Войсковым Атаманом Всего Великого Войска Донского. Избрал — «по праву древней обыкновенности», прерванной более двухсот лет тому назад. Гермоген Максимов и Митрофан Симашкевич сочувствовали выбору донцов. Они отслужили молебен в Вознесенском войсковом соборе и благословили Войскового Атамана Каледина на труды во благо казачества. Характерно, что в тот же день в Петрограде большевики организовали пораженческую демонстрацию, под лозунгом: «Смерть врагам народа корниловцам и калединцам!!! Да здравствует советская власть!!!». А епископ Гермоген вскоре же совершил объезд донских приходов и монастырей. В своих проповедях он призывал казаков к возрождению и защите отчизны, к деятельной поддержке суверенитета Донского войска и Атамана Каледина.

8 августа 1917 года Гермоген председательствовал на епархиальном избирательном собрании, посвящённом созыву Всероссийского Поместного собора в Москве. Делегатом собора был избран Митрофан Симашкевич.

25 октября 1917 года Атаман Каледин выступил с обращением, в котором объявил захват большевиками власти в Петрограде преступным, и заявил, что впредь, до восстановления законной власти в России, Войсковое правительство принимает на себя всю полноту власти в Донской области. А 27 октября объявил в Области Всевеликого Войска Донского военное положение. Епископ Гермоген призвал казаков к защите Атамана и Круга, к эффективной обороне Новочеркасска. И к усиленным молитвам!

26 ноября 1917 года епископ Гермоген произнёс горячую речь над гробами двадцати донских партизан, павших в боях с большевиками. Вечером того же дня, в Вознесенском войсковом соборе, Гермоген объявил анафему большевикам и их прихвостням — «как слугам дьявола»! Да, не Митрофан Симашкевич, не номинальный глава Донской епархии (который, кажется, ещё не вернулся из Москвы) — но викарий Гермоген Максимов, местный казак, истинный казачий пастырь, анафематствовал безбожных большевиков. И это почти за 2 месяца до анафемы Патриарха Тихона Белавина (который, кстати, в своём знаменитом тексте упомянул большевиков лишь в неявной форме). Однако ж, голос епископа Аксайского не был услышан ни иногородними донскими крестьянами, ни даже такими изменниками из казачьей среды, как Голубов, Миронов, Подтёлков и Кривошлыков. Хотя все они, вроде, были крещёными людьми…

3 декабря 1917 года епископ Гермоген собрал градское духовенство и приходские советы на пастырское собрание, где предложил духовенству и мирянам обсудить меры и способы, «какие можно предпринять к умирению страстей и прекращению междоусобной брани». В итоге, было принято решение совершить крестный ход вокруг Новочеркасска, с произнесением проповедей на перекрестках и площадях. Крестный ход должен был продолжаться 5 дней — с 4 по 8 декабря 1917 года. Обращаясь к духовенству и прихожанам перед началом крестного хода, епископ Гермоген указал на недавние страшные события в Ростове и Нахичевани, где «произошло грандиозное сражение между большевиками — и казаками, кадетами, юнкерами, восставшими против большевиков». Здесь кто-нибудь захочет подправить Гермогена, что это ведь большевики восстали против законной Донской власти. Однозначно — так. Но можно предположить ход мысли святителя: История повторяется. Атаман Каледин — юридический наследник Атамана Булавина. И тому, и другому пришлось восстать против безбожной тирании, тянущей жадные щупальца к Вольному Дону!

Крестный ход, организованный епископом Гермогеном, привлёк большое количество жителей Новочеркасска. Как вспоминал протоиерей Захария Лобов (будущий священномученик) — «в последний день погода была плохая, дул ветер и шёл густой снег, но, несмотря на дурную погоду, народ густыми толпами сопровождал крестный ход!»

Между тем, положение становилось всё более тяжёлым. Со всей очевидностью выявилась геополитическая незащищённость Области Всевеликого Войска Донского, даже в рамках созданного по инициативе Каледина Юго-Восточного Союза. К 1917 году Донская держава не имела ни укреплённых границ, ни рокадных дорог. Ни даже абсолютного казачьего большинства. Отсюда-то и проистекала отмеченная многими мемуаристами растерянность казачьей массы перед нежданной угрозой от враждебной массы иногородних…

Основные вооружённые силы большевиков дислоцировались в Центральной России, и буфером между ними и Доном какое-то время была Украина, владевшая Харьковским железнодорожным узлом. «Центральной Рада разрешала Каледину переброску казачьих частей с фронта на Дон и отказываясь пропустить советские войска против Каледина, благодаря чему Совет Народных Комиссаров ультиматумом от 3 декабря 1917 года объявил войну Раде. В начале января 1918 года Киев был взят советскими войсками. «Рада бежала и вернулась только под защитой немецких штыков, оккупировавших Украину» — писал Л. Д. Троцкий.

26 января (8 февраля) 1918 года Атаман Каледин созвал расширенное совещание Донского правительства. Участники констатировали невозможность, при столь неравных силах, отстоять Новочеркасск — и предлагали эвакуировать правительство и Войсковой Круг в станицу Семикаракорскую или Константиновскую:

— Новочеркасск расположен слишком на отлёте; а непосредственное общение Атамана с центральными станицами может исправить дело.

Но Каледин решил твёрдо:

— Я считаю недопустимым для Атамана бежать из столицы Донского края и скитаться по станицам. Если ничего не выйдет, то я погибну здесь, в Новочеркасске!..

И через три дня Донской Атаман Алексей Максимович Каледин (как принято считать) покончил с собой. Однако, епископ Гермоген считал факт его самоубийства недоказанным, и позднее в своём Афонском послании он писал: «Преждевременною насильственною смертью погиб лучший сын Дона, его народный герой Атаман А. М. Каледин и грязной волной большевизм захлестнул всю Донскую землю!»

При захвате Новочеркасска большевиками, 12 февраля 1918 года, епископ Гермоген был схвачен и заключён под стражу вместе с Атаманами Назаровым и Волошиновым и архиепископом Митрофаном Симашкевичем. Но вскоре он был переведён под домашний арест с усиленной охраной. После казни Донских Атаманов, большевики собирались на следующий день казнить епископа Гермогена.

Однако, 27 февраля, в ночь перед расстрелом верные казаки выкрали Гермогена из дома, а затем укрывали его в ближайших станицах, перевозя с места на место. Большевики же в бессильной злобе объявили, что «накрошат мяса из архиерея».

В конце марта 1918 года епископ Гермоген присоединился к Кривянскому белоповстанческому отряду войскового старшины Михаила Алексеевича Фетисова. На рассвете 1 (14) апреля 1918 года его отряд вступил в Новочеркасск и атаковал красных оккупантов, которые бежали в Ростов. Вместе с храбрыми фетисовцами вернулся в казачью столицу епископ Гермоген! Правда, уже 17 апреля 1918 года Фетисов был вынужден покинуть Новочеркасск под напором численно превосходящих краногвардейцев. Но ненадолго! Отступив на ближние острова у Заплавской станицы, Фетисов провёл перегруппировку повстанческих сил и закрепился на островах. 22 апреля 1918 года казаки-фетисовцы нарекли делившего с ними все тяготы Гермогена казачьим архипастырем Всевеликого Войска Донского. 23 апреля 1918 года к фетисовцам присоединился вернувшийся из Сальских степей отряд Походного Атамана генерала П. Х. Попова, завершившего свой легендарный Степной поход 24—26 апреля 1918-го упорными боями за Новочеркасск. А пришедший из Румынии отряд полковника М. Г. Дроздовского помог очистить Донскую столицу от большевиков! И 26 апреля епископ Гермоген отслужил праздничную литургию в Войсковом соборе.

28 апреля (ст. ст.) общее собрание членов президиума Временного Донского правительства и делегатов от станиц и войсковых частей объявило себя Кругом спасения Дона. Владыка Гермоген открыл молитвою заседание Круга.

3 мая 1918 года Круг Спасения Дона избрал Донским атаманом генерала Петра Николаевича Краснова и принял его программу создания суверенной Донской республики, которая получила официальное имя «Всевеликое Войско Донское». Владыка Гермоген благословил Петра Краснова на атаманский пернач. Круг спасения Дона провозгласил Гермогена Максимова епископом Донской армии и флота. В тех чрезвычайных обстоятельствах постановление Круга было абсолютно легитимным. Оно не было опротестовано архиепископом Митрофаном Симашкевичем, а пленённый большевиками Патриарх Тихон Белавин не имел технической возможности санкционировать или не санкционировать назначение.

В Российской империи главным священником армии и флота был протопресвитер всего лишь в сане протоиерея — однако ж, 3 мая 1918 года Дон официально отделился от Российской империи. То есть: ни одна инстанция (ни церковная, ни гражданская) не опротестовала и не могла бы опротестовать провозглашение Гермогена епископом Донской армии и флота!

В новом качестве Гермоген продолжил свою прежнюю практику посещения фронтов. Он обращался к казакам и казачкам с проповедями и воззваниями, помогал церковными доходами организации Молодой армии ВВД и без устали призывал донцов держаться старых заветов и защищать своё возрождённое государство.