Оглавление

РЕЦЕНЗЕНТЫ

Фандо Роман Алексеевич — д-р истор. наук, директор ФГБУ «Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова Российской академии наук»

Глянцев Сергей Павлович — д-р мед. наук, профессор, заместитель председателя Российского общества историков медицины, главный научный сотрудник ФГБУ «НМИЦ хирургии им. А. В. Вишевского» Минздрава России

ВВЕДЕНИЕ

Как много хороших идей было загублено нежеланием горячих голов познакомиться со всем тем, что уже до них было создано наукой и практикой, неумением критически осмыслить наследие прошлого!

О. К. Антонов

В настоящее время цифровизация стала неотъемлемым компонентом социальной сферы, прежде всего — здравоохранения. В Российской Федерации (РФ) около 99,0% медицинских организаций постоянно используют в своей работе компьютерные и телекоммуникационные технологии. Благодаря мероприятиям тематических федеральных проектов создана современная информационная инфраструктура, развернуты государственные информационные системы в сфере здравоохранения субъектов РФ, а также медицинские информационные системы, позволяющие автоматизировать процессы и документооборот медицинских организаций[1]. В диагностике, в формате научных исследований, внедряется новое поколение технологий автоматизации — «искусственный интеллект»[2]. В последние годы происходит цифровая трансформация, направленная на принципиальное улучшение производственных процессов в отрасли, устранение дефицита ресурсов, обеспечение высокой доступности и качества медицинской помощи[3].

Одно из ключевых направлений цифровизации медицинской науки — это внедрение телемедицинских технологий. Суть телемедицины состоит в дистанционном взаимодействии медицинских работников между собой или с пациентами посредством телекоммуникаций для решения клинических, профилактических и организационных задач; причем такое взаимодействие совершается в тех случаях, когда географическое расстояние становится критическим фактором для оказания своевременной медицинской помощи в нужном объеме[4]. На основе телемедицинских технологий создаются новые модели организации медицинской помощи (например, централизация диагностики в виде референс-центров, устраняющая кадровый дефицит и обеспечивающая максимальную доступность диагностических исследований). Дистанционное взаимодействие с пациентами позволяет решить проблему постоянного диспансерного наблюдения за лицами с хроническими неинфекционными заболеваниями, получить положительные медико-социальные и экономические эффекты[5]. Особую роль телемедицина сыграла в период пандемии новой коронавирусной инфекции: в жестких условиях ограничений и нехватки ресурсов именно телекоммуникации и методологии их применения обеспечили стабильность работы системы здравоохранения[6].

Опыт исторического развития убедительно свидетельствует, что подобные принципиальные перемены не случаются одномоментно. Им предшествуют как минимум десятилетия разнообразных, но однонаправленных подготовительных процессов. В указанной ситуации качественный прорыв в виде цифровой трансформации медицинской науки основывается на десятилетиях научного развития в области информатики, социальной медицины и иных наук. Исследования по истории этих процессов, как в России, так и в мире в целом, достаточно обширны. Изучены аспекты научно-технического прогресса кибернетики, компьютерных наук и информатики, информационных технологий, прикладной математики, клинических дисциплин. Вместе с тем в меньшей мере освещены вопросы истории медицинской инженерии, биомедицинской информатики[7]. Из поля зрения историков науки и техники практически ускользнул крайне важный компонент: речь идет о научном развитии биотелеметрии — области научного знания, находящейся на стыке биомедицинских и инженерных наук.

Биотелеметрия изучает способы дистанционного исследования биологических явлений и показателей, оценки функционального состояния биологического объекта путем обмена биомедицинскими данными посредством телекоммуникационных технологий. Современная телемедицина как совокупность технических средств и особых методологий их применения — результат длительного научного развития биотелеметрии.

Возникновение биотелеметрии как отдельной области научных знаний связано с двумя запросами практики.

1. Запрос биомедицинской науки. В первой половине ХХ века физиология как наука и фундаментальная основа медицинской практики в своем развитии зашла в некоторый тупик. Многочисленные эксперименты in vitro и in vivo, блестящая деятельность множества выдающихся ученых-физиологов сформировали колоссальный багаж знаний. Однако все исследования in vivo проводились на биологических объектах, лишенных свободы передвижения. Экспериментальных животных фиксировали в специальных приспособлениях, электрофизиологические и иные исследования людей сопровождались наложением датчиков с тянущимися к приборам проводами. Ограничение возможностей передвижения создавало серьезный барьер, делая многие аспекты недоступными для изучения, а результаты исследований — зачастую субъективными, искусственными. Фактически к указанному периоду времени наука хорошо знала, что происходит с живым организмом до или после некой деятельности (физической нагрузки, труда, повседневной активности). Однако, что происходит с организмом во время такой деятельности, оставалось загадкой. Эта проблема требовала принципиально новых технических и методологических решений, постепенное развитие которых и привело к формированию биотелеметрии. Суть состояла в создании системы из прибора объекта (совокупности датчиков, усилителя, передатчика) и прибора исследователя, соединяемых по радио. Прибор объекта должен был фиксировать те или иные физиологические параметры (частоту пульса, электрокардиосигнал, частоту дыхания и т.д., и т.п.) и передавать их по радио, а прибор исследователя, соответственно, фиксировать данные и предоставлять наблюдателю (на экране, бумажной или магнитной ленте, передавать в компьютер). В такой ситуации исследуемый объект может свободно двигаться, а ученый сможет оценивать динамику показателей жизнедеятельности в режиме реального времени. В контексте научных биомедицинских исследований встречаются термины «биотелеметрия», «динамическая биорадиотелеметрия» и «радиотелеметрия» — все они синонимы.

2. Запрос практической медицины. Классическая проблема доступности медицинской помощи — это наличие географического расстояния между пациентом и врачом, которое невозможно преодолеть физически, по крайнее мере, в нужное время. В середине — второй половине XIX века появились первые надежные электрические средства связи. Возможность моментального обмена сообщениями сразу же привлекла внимание представителей медицинской науки. Впрочем, зачастую сама жизнь буквально вынуждала использовать электросвязь, обеспечивая консультации врачей в экстренных ситуациях, особенно на территориях с крайне низкой плотностью населения. Телеграф, радио, а позднее телефон видоизменили облик нашей цивилизации, сделав получение актуальной информации делом минут или часов, но не недель и месяцев, как было прежде. Такие возможности не могли не затронуть медицину. Отсутствие системного подхода к формированию здравоохранения в XIX в. обуславливало крайне низкую доступность медицинской помощи. Обычной ситуацией для развитых стран того времени была необходимость «послать за доктором» с дальнейшим его ожиданием в течение нескольких дней. Территории с низкой плотностью населения (Север и Дальний Восток России, пустыни Австралии, земли Африки и Южной Америки) вовсе были лишены медицинской помощи, как правило, медицинские работники там не присутствовали. В этой ситуации наличие даже телеграфной или радиосвязи уже было спасением. Использование телекоммуникаций меняло саму парадигму медицинской помощи — вместо личного осмотра и обследования врач должен был диагностировать болезнь и назначать лечение, руководствуясь только словесным описанием ситуации. Тем не менее во множестве ситуаций даже такой минимальный контакт обеспечивал требуемую медицинскую помощь (в том числе на фоне полного отсутствия возможности ее оказать иным способом — как было в Австралии или на северных территориях Российской империи). Ограниченность возможностей «дистанционного общения» побудила ученых (причем как врачей, так и инженеров) заняться на рубеже XIX и XX вв. проблематикой передачи средствами телекоммуникаций объективных биомедицинских данных — результатов пульсометрии, электрокардиографии и т. д. Эта научно-техническая проблема стала предметом многочисленных исследований в последующие десятилетия. В середине ХХ в. сформировались синонимичные понятия «стационарная биотелеметрия» и «телемедицина» — передача средствами телекоммуникаций физиологических, биомедицинских данных между наземными пунктами при неподвижных передающем и приемном устройствах и неизменном расстоянии между ними, применяемая для целей дистанционного консультирования и непрерывного квалифицированного наблюдения за больным.

Запросы науки и практики обусловили развитие научного познания проблемы дистанционного обмена биомедицинскими данными посредством телекоммуникаций — биотелеметрии.

Случай биотелеметрии как нельзя лучше соответствует рассуждениям Томаса Куна о сути научной революции. Физиология активно движущегося биологического объекта — как «проблема нормальной науки, проблема, которая должна быть решена с помощью известных правил и процедур» — не поддавалась «неоднократным натискам даже самых талантливых» ученых, прежде всего в силу того, что «инструмент, предназначенный и сконструированный для целей нормального исследования, оказывается неспособным функционировать так, как это предусматривалось». Существующие методологии биомедицинских и физиологических исследований оказались бесполезными. Поэтому, в строгом соответствии с теорией Т. Куна, и начались «нетрадиционные исследования, которые в конце концов приводят всю данную отрасль науки к новой системе предписаний, к новому базису для практики научных исследований»[8]. Именно формирование этого нового базиса и будет прослежено в монографии.

Задача современного научного сообщества — действенное участие в обеспечении цифровой трансформации и устойчивого развития науки и практики — должно основываться на историческом опыте и системном восприятии этапов формирования совокупности научных знаний о биотелеметрии. Анализ исторических целей и задач, сформулированных и решенных научным сообществом в разные периоды становления и развития концепции биотелеметрии в период второй половины XIX в. — XX в., дает возможность проследить эволюцию знаний, формирование принципиально новых направлений в науке, выявить специфику научных исследований во взаимосвязи с государственными и социально-экономическими задачами, установить особенности формирования научных коллективов. Осмысление исторического опыта — ключевой момент для решения современных проблем развития мультидисциплинарных научных исследований, направленных на сохранение и укрепление здоровья и долголетия.

Анализ историографии показал, что развитию биотелеметрии и телемедицины в России, как и в мире, уделено минимальное внимание, особенно со стороны профессиональных историков. Крайне малое число работ вводят в научный оборот архивные документы и фактический материал. Большинство исследований носят обзорный или биографический характер, либо фокусируются на прикладных медицинских и технических аспектах. Исторические труды сводятся к перечислению известных эпизодов, не сопровождающемуся анализом; при этом не используются архивные материалы. История деятельности российских научных объединений либо полностью игнорируется, либо сводится к короткому перечислению отдельных научных групп и некоторых учреждений, занимавшихся вопросами биотелеметрии в тот или иной исторический период. Не предпринималось попыток осмыслить процесс зарождения и развития системы научных знаний в области биотелеметрии, как в России/Союзе Советских Социалистических Республик (СССР) в период второй половины XIX‒ХХ вв. Не проводился сравнительный анализ соответствующих процессов. Неисследованными остаются аспекты становления, развития и результативности отечественных научных школ и направлений, роли их основоположников в развитии биотелеметрии. Не проводилось специального исследования, посвященного истории становления, развития, формального структурирования научных исследований в области биотелеметрии. Не выявлены качественные изменения и исторические переходы от одного состояния отдельных отраслей биомедицинских наук к другим в связи с развитием биотелеметрии. В целом, история научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины еще не стала предметом специального исследования. Фактически огромный пласт развития научной мысли, мультидисциплинарных исследований на стыке биомедицины и инженерии остается практически не изученным.

В связи с вышеуказанным было выполнено исследование для получения и структурирования новых научных знаний по истории и институционализации научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины в различных социально-экономических и политических условиях. Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины XIX в. до конца ХХ в. Нижняя хронологическая граница определяется появлением относительно широко доступных электрических телекоммуникаций и началом научных экспериментов по передаче биомедицинской информации с их помощью. В качестве верхней хронологической границы выделен конец ХХ в., когда из-за распада СССР произошла принципиальная стагнация научных исследований в области биотелеметрии, возродившихся только в XXI в. Территориальные рамки исследования охватывают Российскую империю и СССР.

При формировании источниковой базы исследования руководствовались принципом, согласно которому историческим источником может быть «всякий памятник прошлого, свидетельствующий об истории человеческого общества»[9]. В источниковедении существуют различные классификации источников[10]. За основу были приняты типовые (И. Д. Ковальченко, 1987[11]) и видовые (Л. Н. Пушкарев, 1975[12]) классификации источников.

Источниковая база исследования представлена совокупностью опубликованных и неопубликованных документов, материалов, непосредственно отражающих исторический процесс; многие из архивных материалов, впервые вводятся в научный оборот.

В ходе исследования широко использованы документы из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), архива Российской академии наук (АРАН), Российского государственного архива научно-технической документации (РГАНТД), Российского государственного архива Военно-Морского Флота (РГА ВМФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ), Российского государственного исторического архива (РГИА), Российского государственного архива в г. Самара (РГАС), Центрального государственного архива г. Москвы (ЦГАМ), Центрального государственного архива научно-технической документации Санкт-Петербурга (ЦГАНТД СПб), Государственного архива Свердловской области (ГАСО), Центра документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО).

В целях систематизации определены следующие комплексы источников, использованных в монографии: научные труды; научно-технические документы; нормативно-правовая и делопроизводственная документация; периодическая печать; материалы личного происхождения. Каждый комплекс может быть образован: разными типами источников (письменными, изобразительными) — как опубликованными, так и неопубликованными материалами.

Научные труды. В комплекс входят: научные статьи (опубликованные в научных журналах в России/СССР, США, Австралии, Германии, Франции в период 1850–1990-х гг.), научные статьи в сборниках трудов конференций, авторефераты кандидатских и докторских диссертаций. В качестве источников использованы те научные труды, которые позволяли получить конкретные данные о проблематике, контексте, обеспечении, процессах планирования, организации и выполнения научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

Специфичной чертой советских ученых, проводивших исследования в области биотелеметрии в период 1960–1980-х гг., можно считать значительное количество публикаций в сборниках трудов научно-практических конференций и симпозиумов. С точки зрения тематики биотелеметрии, в указанный период времени данный вид научной продукции некоторым образом количественно преобладает над статьями в журналах. Выделение сборников как отдельной категории источников обусловлено таким принципиальным отличием опубликованных в них статей, как отсутствие (или минимальный уровень) рецензирования. В научных журналах рецензирование — неотъемлемый процесс. С одной стороны, он обеспечивает качество публикаций (что, впрочем, может быть оспорено), однако, с другой — значительно влияет на содержание, смысловую часть текста. По требованиям рецензента — причем не всегда достаточно компетентного — автор может значительно изменить и сократить текст, данные, выводы и проч. Ситуация со сборниками трудов конференций иная. Соответствующие рукописи или вовсе не подвергаются рецензированию, или минимально редактируются представителями организационного комитета. Публикации в сборниках, по-нашему мнению, наиболее полно отражают именно авторский взгляд, содержат исходную, полную информацию.

Научно-технические документы. В комплекс входят научно-технические документы[13] — отчеты о научно-исследовательских, опытно-конструкторских работах (НИР, НИОКР) и научных проектах с данными о ходе и результатах краткосрочных (1–3 года) исследований в области теории и практики биотелеметрии. Особое значение в этом комплексе играют отчеты о НИР и НИОКР, выполненных в Институте высшей нервной деятельности Коммунистической академии, Институте хирургии им. А. В. Вишневского АМН СССР, Всесоюзном НИИ медицинских инструментов и оборудования, Центральном НИИ экспертизы трудоспособности и организации труда инвалидов, Российском кардиологическом научно-производственном комплексе, Свердловском НИИ гигиены труда и профзаболеваний, Свердловском и Саратовском медицинских институтах). Неопубликованные источники данного комплекса (отчеты о НИР и НИОКР, выполненных в научных учреждениях СССР в 1950–1980-е гг.) выявлены в следующих архивохранилищах: ГАРФ — особо значимы Ф. Р8009 Министерство здравоохранения СССР, Ф. А482 Министерство здравоохранения РСФСР; РГАНТД — особо значимы Ф. 88 Институт хирургии им. А. В. Вишневского АМН СССР (г. Москва), Ф. 141 Центральный научно-исследовательский институт экспертизы трудоспособности и организации труда инвалидов Министерства социального обеспечения Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (Минсобеса РСФСР), Ф.369 ФГУП «Российский кардиологический научно-производственный комплекс», г. Москва; РГАС — особо значимы Ф. Р-179 Всесоюзный НИИ медицинских инструментов и оборудования и Ф. Р-675 Всесоюзный НИИ и испытательный институт медицинской техники.

Нормативно-правовая и делопроизводственная документация. В основном это материалы, связанные с организацией и обеспечением научных исследований профильных учреждений России и СССР в изучаемый период: приказы и распоряжения по учреждениям, штатные расписания, сметы, служебная переписка и прочее[14]. Неопубликованные источники данного комплекса выявлены в архивохранилищах: АРАН — особо значимы Ф. 350 Коммунистическая академия Центрального исполнительного комитета СССР (ЦИК СССР), Ф. 351 Ассоциация институтов естествознания Коммунистической академии ЦИК СССР, Ф. 411 Управление кадров Российской академии наук; ГАРФ — особо значимы Ф. А539 Комиссия по установлению персональных пенсий при Совете министров РСФСР, Ф. Р9506 Высшая аттестационная комиссия (ВАК) при Совете министров СССР, Ф. Р8009 Министерство здравоохранения СССР, Ф. Р4737 Комиссия содействия ученым (КСУ) при Совете народных комиссаров СССР; ГАСО — особо значимы Ф. Р-19 Свердловский НИИ гигиены труда и профзаболеваний Минздрава РСФСР.

Периодическая печать. На страницах газет и научно-популярных журналов 1920–1980-хх гг. встречаются многочисленные заметки и статьи, посвященные деятельности отдельных личностей и целых научных коллективов по развитию и применению биотелеметрии. Именно в газетной заметке впервые появляется слово «телемедицина». Данный комплекс источников вносит ценные дополнения в формирование целостной картины деятельности некоторых научных коллективов. Было обнаружено, что часть концептуальных выводов научных групп первоначально публиковалась в публицистическом жанре в средствах массовой информации, а не в рецензируемых научных журналах. Кроме того, публикации в средствах массовой информации позволили получить ценный иллюстративный материал.

Материалы личного происхождения. Данный комплекс включает:

A. Личную переписку А. Ф. Самойлова и В. Эйнтховена на тему биотелеметрии электрокардиосигнала (АРАН Ф. 652 Самойлов Александр Филиппович).

B. Мемуары (воспоминания) и эгодокументы:

— опубликованные мемуары Александра Александровича Вишневского[15];

— эгодокументы Юрия Григорьевича Солонина (ученика и сотрудника профессора В. В. Розенблата) — неопубликованные воспоминания (в виде писем автору), биографические материалы, фотографии, снабженные личными письменными комментариями;

— эгодокументы Юрия Викторовича Шубика (сотрудника научной группы профессора Л. В. Чирейкина) — неопубликованные воспоминания (в виде писем автору), фотографии Л. В. Чирейкина.

Разнообразие и содержание источников позволили исследовать все аспекты развития и формального структурирования научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины. Впервые введен в научный оборот ряд архивных и ранее неопубликованных материалов (делопроизводственных, научных, эгодокументов, материалов из средств массовой информации), в том числе позволивший подтвердить приоритет и вклад российских и советских ученых в создание концепции, технологий и методологий биотелеметрии; всесторонне изучить соответствующую деятельность научных объединений в составе целого ряда учреждений; изучить предпосылки, организацию и ход проведения, результативность всесоюзного научного эксперимента по биотелеметрии электрокардиосигнала. В целом, широкое использование документальных материалов позволило достичь объективного и комплексного освещения научной проблемы в широком историческом контексте.

Nota Bene!

Приступая далее к изложению основной части исследования, необходимо указать следующее его ограничение. В изучаемый период времени биотелеметрия интенсивно развивалась не только на Земле, но и в космосе. Именно телеметрические технологии внесли значительный вклад в становление авиационной и космической медицины. Масштаб научной деятельности, связанной с развитием, становлением и применением аэрокосмической биотелеметрии, столь колоссален и многогранен, что требует совершенно отдельного научного исследования. Заведомо рискуя столкнуться с неодобрением читателей, тем не менее, сообщаем о принятии методического решения не включать историю этой специфической отрасли в наше исследование. История аэрокосмической биотелеметрии еще ждёт своих авторов…

 Гусев А. В., Плисс М. А., Левин М. Б., Новицкий Р. Э. Тренды и прогнозы развития медицинских информационных систем в России // Врач и информационные технологии. 2019. №2. С. 38–49; Гусев А. В. Государственные закупки программного обеспечения и услуг по информатизации здравоохранения в 2013–2017 гг. // Врач и информационные технологии. 2018. № S1. С. 28–47; Лагутин М. Д., Чигрина В. П., Самофалов Д. А. [и др]. Анализ применения телемедицинских технологий в Российской Федерации в 2019–2022 гг. // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2023. Т. 31. №2. С. 264–269.

 См.: Компьютерное зрение в лучевой диагностике: первый этап Московского эксперимента: монография / под ред. Ю. А. Васильева, А. В. Владзимирского М.: Издательские решения, 2022. 388 с.

 Махова А. В., Нелипа А. В. Анализ информатизации здравоохранения по России, федеральным округам и ЮФО в 2016–2018 гг. // Тенденции развития науки и образования. 2020. №63—4. С. 59–64; Стародубов В. И., Сидоров К. В., Зарубина Т. В. Оценка уровня информатизации медицинских организаций на этапе создания единого цифрового контура в здравоохранении // Вестник Росздравнадзора. 2020. №3. С. 20–27.

 Клиническая телемедицина / под ред. А. И. Григорьева, О. И. Орлова, В. А. Логинова [и др.]. М.: «Слово», 2001. 111 с.

 Куприн С. А., Белова Е. А. Организационные подходы к борьбе с онкологическими заболеваниями в системе охраны здоровья граждан // Известия Российской военно-медицинской академии. 2020. Т. 39. № S4. С. 247–250; Сафонцев И. П., Зуков Р. А., Пермякова К. Д. [и др]. Опыт организации референс-центра по двойному прочтению маммографических снимков в Красноярском крае // Эффективная фармакотерапия. 2023. Т. 19. №33. С. 6–11.

 Гурцкой Л. Д. Цифровые технологии и развитие телемедицины в период и после пандемии COVID-19 // Бюллетень Национального научно-исследовательского института общественного здоровья имени Н. А. Семашко. 2022. №3. С. 44–47; Тяжельников А. А., Полунина Н. В., Костенко Е. В., Полунин В. С. Особенности амбулаторно-поликлинической помощи пациентам с COVID-19 с использованием телемедицинских технологий // Российский медицинский журнал. 2021. Т. 27. №2. С. 107–114.

 Agrawal J. P., Erickson B. J., Kahn C. E. Jr. Imaging Informatics: 25 Years of Progress // Yearb. Med. Inform. 2016. Suppl 1. P. 23–31; Cesnik B., Kidd M. R. History of health informatics: a global perspective // Stud. Health. Technol. Inform. 2010. №151. Р. 3–8; Kulikowski C. A., Mihalas G., Greenes R., et al. 50th Anniversary International Medical Informatics Association (IMIA) History Working Group and Its Projects // Stud. Health. Technol. Inform. 2017. №245. Р. 758–762; Гаспарян С. А., Пашкина Е. С. Страницы истории информатизации здравоохранения России. М., 2002. 304 с.; Гулиев Я. И. Исследования в области медицинских информационных технологий ИПС РАН // История науки и техники. 2009. №5. С. 89–98; Стрелков Н. С., Гасников В. К., Савельев В. Н. История становления и развития преподавания медицинской информатики в Ижевской государственной медицинской академии // Здоровье, демография, экология финно-угорских народов. 2016. №3. С. 57–61.

 Кун Т. Структура научных революций. М.: Изд-во «АСТ», 2022. С. 21.

 Тихомиров М. Н. Источниковедение истории СССР. С древнейшего времени до конца XVIII века. М.: Соцэкгиз, 1962. Т. 1. 495 с.

 Данилевский И. Н., Кабанов В. В., Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: учеб. пособие для гуманит. спец. М.: РГГУ, 1998. 701 с.; Сиренов А. В., Твердюкова Е. Д., Филюшкин А. И. Источниковедение. М.: Изд-во «Юрайт», 2015. 396 с.

 Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М.: Наука, 1987. 438 с.

 Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М.: Наука, 1975. 281 с.

 Государственность России: словарь-справочник: виды и разновидности документов советского периода 1917–1991 годы / Федеральное архивное агентство, Всероссийский науч.-исслед. ин-т документоведения и архивного дела /сост. И. В. Сабенникова, Н. И. Химина. М: Наука, 2016. 588 с.

 Там же.

 Вишневский А. А. Дневник хирурга. Великая Отечественная война 1941–1945 гг. М.: Изд-во «Медицина», 1970. 423 с.

ГЛАВА 1. МЕТОДОЛОГИЯ

Венец всякой науки есть раскрытие закономерностей. Там, где чистый эмпирик видит разрозненные факты, эмпирик-философ усматривает отражение закона.

В. Я. Пропп

1.1. Терминология

Безусловным первым шагом в изучении любого явления служит унификация терминологии, как минимум — основных понятий в предметной области.

Биотелеметрия — отрасль научного знания, изучающая способы дистанционного исследования биологических явлений и показателей, оценки функционального состояния биологического объекта путем обмена биомедицинскими данными посредством телекоммуникационных технологий.

В контексте практического применения существуют синонимичные понятия «стационарная биотелеметрия» и «телемедицина» — передача средствами телекоммуникаций физиологических, биомедицинских данных между наземными пунктами при неподвижных передающем и приемном устройствах и неизменном расстоянии между ними, применяемая для целей дистанционного консультирования и непрерывного квалифицированного наблюдения за больным. Первый термин имеет сугубо историческое значение, а второй — стал общеупотребительным и применяется по сей день.

В силу огромного массива научной литературы четко выявить какие-либо приоритеты в создании термина «биотелеметрия» не представляется возможным. Предтечей этого понятия является термин «радиометодика», предложенный Александром Александровичем Ющенко и Леонидом Алексеевичем Чернавкиным в 1930-е гг.[1] Впервые общетеоретические, методологические и технологические (включая классификацию биотелеметрических систем) аспекты биотелеметрии систематизированы в монографии под редакцией академика Василия Васильевича Парина в 1971 г.[2]. Однако еще в 1965 г. Владимир Викторович Розенблат разделил понятия «динамическая биорадиотелеметрия» и «стационарная биотелеметрия».

Под первой он понимал передачу физиологической информации, регистрируемой в динамике у свободно передвигающегося человека или животного (осуществляется по радио путем размещения передающей аппаратуры на объекте исследования). Под второй — передачу (по радио или кабельной связи) физиологических данных между наземными пунктами при неподвижных передающем и приемном устройствах и неизменном расстоянии между ними. «Динамическая биорадиотелеметрия» рассматривалась как инструмент научных исследований, а «стационарная биотелеметрия» как инструмент практического здравоохранения[3]. Концептуально это был очень верный и перспективный подход. Однако термин «стационарная биотелеметрия» не стал общеупотребительным. Вместо него, в 1960‒1980-е гг. в отечественной научной литературе фигурируют аналогичные по смыслу термины «теледиагностика», «дистанционные консультации», «дистанционная диагностика». В 1990-е гг. в русскоязычную научную литературу входит термин «телемедицина», который следует рассматривать как синоним выражения «стационарная биотелеметрия»[4].

Слово «телемедицина» заимствовано из английского языка (англ. «telemedicine»). Как ни парадоксально, но впервые это слово появилось в публицистической литературе в 1927 г. Данный факт был выявлен и введен в научный оборот нами в 2016 г.[5] 16 ноября 1970 г. в газете «Greeley Daily Tribune» (г. Грили, штат Колорадо, США) на странице 47 размещена рубрика ретроспективных статей и писем в редакцию, в которой приводится заметка некоего Гео В. Гейла (Geo W. Gale) «Wants Plane To Change Weather Here». Данный материал представляет собой довольно сомнительные рассуждения по поводу метеорологических изменений, которые могут быть вызваны полетами самолетов. Однако особый интерес представляет собой предпоследний абзац, в котором Г. В. Гейл неожиданно сообщает следующее: «Если у нас есть телефотография, то почему у нас не может быть телемедицины, то есть вы можете подойти к радиоприбору, опустить в него доллар, взять специальный микрофон и поместить его на ту анатомическую область, которая болит? (врачи будут смеяться)»; заметка датирована 29 декабря 1927 г.[6]

Следующий эпизод употребления слова «телемедицина» нами обнаружен в 1969 г. — в публицистическом отчете о всемирной конференции, посвященной головному мозгу, приведено такое определение: «„телемедицина“ — дистанционное обследование, при котором врач в одном городе может точно выполнить тесты и даже сложные хирургические пробы на пациенте в другом городе»[7]. В публицистическом описании проекта по биотелеметрии ЭЭГ доктора Дональда Р. Беннетта (Donald R.Bennett) и биофизика Рида М. Гарднера (Reed M.Gardner), опубликованном в 1970 г., содержится термин «телемедицина» в значении дистанционного компьютерного анализа биомедицинских данных[8]. Вместе с тем в оригинальных именно научных статьях указанных ученых термин отсутствует.

Подчеркнем, что в ключевых научных публикациях об истории телемедицины появление этого слова связывают исключительно с деятельностью научной группы К. Т. Берда в 1970-е гг.[9] Это является неправильным: выше нами представлена информация о более раннем употреблении данного термина в научном контексте. Вклад группы Берда состоял в научном обосновании концепции телемедицины и широкой ее популяризации в профессиональном сообществе (этому вопросу посвящен отдельный параграф монографии). Также некоторые источники приписывают «изобретение» термина доктору Р. Г. Марку (R. G. Mark), однако его публикации вышли в одно время с целым рядом других научных работ, в которых используется термин «телемедицина».

Итак, в научной литературе мы зафиксировали первое использование термина «телемедицинская технология» («telemedical technique») в статье научной группы К. Т. Берда, опубликованной в журнале «American Review Respiratory Diseases» в ноябре 1970 г.[10]. В декабре 1972 г. термин «телемедицина» (в написании «TeleMedicine») появляется в описании телемедицинского проекта Аризонского медицинского университета[11], затем — фигурирует в работах вышеупомянтуого Р. Г. Марка и Дж. С. Гравенштейна с соавт. (J. S. Gravenstein), соответственно в феврале и июле 1974 г., а также — в монографии Б. Парк того же года[12] Позднее используется в многочисленных публикациях о космической медицине, телемедицинской системе в Пуэрто-Рико (1975 г.), отчетах НАСА (1977 г.) и т. д. В настоящее время термин стал общеупотребительным во всем мире. С точки зрения терминогенеза следует обратить внимание на еще один аспект. Достаточно часто для обозначения «биотелеметрического» характера процесса/события/дисциплины в научной терминологии используется латинская приставка «tele-». Впервые в таком контексте ее ввел Виллем Эйнтховен в 1906 г., предложив термин «телекардиограмма» («telecardiogramme»)[13].

В 1930‒1960-е гг. встречались термины польск. «teleelektrokardjografija», англ. «telefluoroscopy», «teleroentgen diagnosis», «teleradiology», «teleprocessing of the EEG». Также в 1960-х гг. и в русско-, и в англоязычной научной литературе достаточно широко использовался термин «теледиагностика» (англ. «telediagnosis»)[14]. Во второй половине 1970-х — 1980-х гг. в англоязычной научной литературе утверждается целая группа терминов, обозначающих применение биотелеметрии/телемедицины в отдельных научно-клинических дисциплинах («телекардиология», «телепсихиатрия», «теледерматология», «телепатология» и т.д.), при этом четко выделить приоритет того или иного автора практически невозможно. В 1990-е гг. эти термины заимствуются и русскоязычной научной литературой.

Отметим, что термин «телеконсультация» (а также «телеконсультативный центр») впервые встречается именно в русскоязычной литературе: в 1961 г. — в отчете о научно-исследовательской работе по изучению средств связи в медицинских организациях, выполненной в Институте хирургии им. А. В. Вишневского АМН СССР[15]; затем в 1966 г. в публикации Зигмаса Ипполитовича Янушкевичуса «Телепередача фонокардиограмм»[16]. Только в 1974 г. английский вариант термина использован в статье Э. Куинн (E. Quinn)[17] и других публикациях.

В настоящее время термин «телемедицина» преобладает в русскоязычной научной литературе. В законодательстве Российской Федерации установлено понятие «телемедицинские технологии» — информационные технологии, обеспечивающие дистанционное взаимодействие медицинских работников между собой, с пациентами и (или) их законными представителями, идентификацию и аутентификацию указанных лиц, документирование совершаемых ими действий при проведении консилиумов, консультаций, дистанционного медицинского наблюдения за состоянием здоровья пациента[18].

В монографии используется термин «биотелеметрия» как верхнеуровневое понятие в исторической перспективе. Термины «стационарная биотелеметрия» и «телемедицина» применяются как синонимы; за основу взято толкование, предложенное В. В. Розенблатом.

1.2. Изучение научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины

Фундаментально-методологическую основу исследования составляют системный подход и базовые принципы исторического исследования: научная объективность и историзм. Были использованы общеисторические методы: проблемно-хронологический, историко-сравнительный, синхронический, историко-генетический методы, а также аналитические методы научного познания (анализ, синтез). Вместе с тем многолетнее изучение истории биотелеметрии и телемедицины позволило обратить внимание на целый ряд особенностей научных исследований. Анализ указанных особенностей привел к созданию специальных методологических подходов к изучению и оценке процессов институционализации научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины.

Институционализация науки как процесс организации (эволюции) научных исследований в устойчивую социальную структуру представляет собой комплексное явление, изучаемое с различных точек зрения. Историческим, социологическим, политико-экономическим, философским аспектам институционализации науки посвящено огромное количество трудов, систематизация которых не входит в задачи нашего исследования[19]. Вместе с тем с методологической точки зрения необходимо определить основные положения и принципы, которыми мы будем руководствоваться в процессе достижения цели исследования.

На базовом уровне мы рассматриваем институционализацию научных исследований как сочетание социальной и когнитивной составляющих, развивающихся в виде последовательности: научный поиск — программа исследований — научное направление — научная дисциплина (специальность) — специализированное сообщество — государственная поддержка.

На начальном этапе работы, в процессе предварительного изучения процессов научного развития биотелеметрии нами был выявлен ряд характерных особенностей и явлений. Этот материал позволил разработать специальные методологические подходы к изучению институционализации научных исследований в предметной области. В этом процессе мы применяли аналитические методы научного познания (анализ, синтез). Разработанные методологические подходы состоят в выделении и характеристике типов объединений ученых; систематизации взаимодействий внутри объединений и с окружающей средой; оценке качественных изменений в научной деятельности на основе систематизированных особенностей научных исследований в области биотелеметрии; условной оценке уровня институционализации таких исследований.

Нами выявлена особенность процессов институционализации научных исследований в области биотелеметрии. Во многих случаях различными авторами явление объединения научных коллективов на междисциплинарной основе относится к заключительному этапу институционализации, происходящему в условиях хорошо оснащенных научных центров, в рамках формального структурирования с государственной поддержкой. Однако сама по себе биотелеметрия — как отдельная область научных знаний — изначально существует «на стыке» как минимум двух сфер: биомедицины и инженерии. Все этапы и фазы развития научных исследований в этой области (от энтузиастов конца XIX в. до государственных научных программ второй половины ХХ в.) всегда проводились на основе мультидисциплинарного подхода; в «минимальном» варианте — микрообъединением двух ученых (врач/физиолог и инженер). Поэтому выделять мультидисциплинарность как отдельный признак зрелости процессов институционализации в случае биотелеметрии невозможно. Скорее она является ее постоянно присутствующим свойством.

Биотелеметрия — яркий пример «органической солидарности» ученых по Дж. Лоу (J. Law), то есть «формы разделения труда, при которой ученые вступают в отношения друг с другом, потому что один из них выполняет функции, которые другой не может выполнить без существенных затруднений»[20]. Причем для случая биотелеметрии в приведенной цитате вполне можно поставить точку после словосочетания «не может выполнить».

На наш взгляд, для исследований в области биотелеметрии характерен интегративный тип междисциплинарного взаимодействия (по Э. М. Мирскому), так как в противовес типу дифференциации образование новых областей знаний происходило за счет «интеграции заимствованных из разных дисциплин представлений и способов исследований»[21].

Характеристики и определения различных форм объединений ученых, научных коллективов служат объектом многочисленных исследований и дискуссий. В своей работе мы вновь придерживаемся принципа разумного минимализма, прекрасно понимая всю многогранность соответствующих понятий (прежде всего — «научная школа»)[22].

Мы предлагаем и вводим новое понятие «микрообъединение ученых». Инициативное формирование научной группы из 2–5 человек, включающее специалистов с биомедицинским и инженерно-техническим образованием, — типичный признак начального периода институционализации научных исследований в области биотелеметрии. Утверждаем, что при изучении проблематики дистанционной трансляции биомедицинских данных именно микрообъединение имеет преимущество перед учеными-одиночками. Микрообъединения всегда отличаются инициативностью, они могут появляться, в том числе в условиях уже структурированных научных учреждений, и при благоприятном стечении обстоятельств формировать принципиально новое направление в их деятельности путем своей партикуляризации. В формировании микрообъединений видится процесс, когда «группа, интересовавшаяся ранее изучением природы из простого любопытства, становится профессиональной, а предмет ее интереса превращается в научную дисциплину»[23].

Руководствуясь разумным минимализмом, мы используем следующие понятия:

1. Микрообъединение — творческая группа из 2–5 ученых-энтузиастов, обязательно включающая специалиста с биомедицинским и специалиста с инженерно-техническим образованием, преимущественно ведущая научный поиск.

2. Макрообъединения — в рамках своего исследования мы определяем две разновидности макрообъединений:

A. Научная группа — творческое объединение ученых, возникающее для решения конкретной научной задачи (разработки отдельной гипотезы) и отличающееся наличием достаточных кадровых, материально-технических, интеллектуальных ресурсов и компетенций.

B. Научная школа — неповторимое творческое объединение ученых, функционирующее в определенном историческом, социально-политическом и культурном контексте и отличающееся характерными признаками — наличием:

— харизматичного, авторитетного лидера, сочетающего таланты ученого и руководителя (организатора);

— достаточного количества участников объединения с нужными компетенциями;

— единой, оригинальной парадигмы научной деятельности и преемственности в разработке задач и методов научно-исследовательской работы;

— генерации новых ученых (минимум 1–2 поколений учеников);

— самоидентификации и признания со стороны научного сообщества.

В рамках исследования в качестве основных различий «научной группы» и «научной школы» установлены следующие параметры:

1. Наличие генерации новых ученых (главный формальный критерий — защищенные диссертационные работы) — признак «научной школы».

2. Характер лидерства. В «научную группу» могут объединяться несколько самодостаточных ученых-лидеров, имеющих собственные научные коллективы. В таком случае каждый решает специализированные задачи для достижения общей цели. Временный характер объединения практически не оставляет возможности для конфликтов между лидерами. Для «научной школы» характерно наличие одного, яркого и авторитетного лидера.

3. Характер завершения деятельности. «Научная группа» обычно распадается по факту завершения конкретной научно-исследовательской работы, решения базовой научной задачи; «научная школа» распадается со временем, в силу концептуальных (потеря новизны базовой идее, смена научных парадигм), внешних (появление новых школ, основанных учениками, влияние среды), внутренних (уход лидера, разногласия, конфликты) причин.

Как методологически рассматривать объединения (прежде всего микрообъединения) ученых в контексте исследований в области биотелеметрии?

Во главу угла необходимо поставить междисциплинарный характер такого взаимодействия ученых.

Говоря о междисциплинарном взаимодействии, мы придерживаемся определения
Ю. М. Батурина «Естественная междисциплинарность может возникать и развиваться как динамическая система, способная к самоорганизации и стремящаяся к экономному решению проблемы, для понимания которой она возникла»[24].

Научные исследования в биотелеметрии — это именно та самая конкретная эмпирическая ситуация (как указывал Мирский, 1980[25]), к которой вполне применимы дефиниции междисциплинарного взаимодействия Дж. Бергер (G. Berger). При становлении микрообъединений происходит обмен идеями, сменяющийся взаимной интеграцией концепций, методологий, процедур и т. д. Поэтому, микрообъединие — это вариант междисциплинарной группы (по Дж. Бергеру): лиц, имеющих подготовку в разных отраслях знания (дисциплинах), с характерными для каждой понятиями, концепциями, методами, материалом и терминологией, объединенных для решения общей проблемы в условиях постоянных коммуникаций между участниками[26].

Мы определили, что отличительными характеристиками микрообъединения в контексте научных исследований в области биотелеметрии являются: инициативность и, отчасти, спонтанность формирования; сочетание исключительно биомедицинских и инженерно-технических дисциплин.

На этапе микрообъединия можно говорить о междисциплинарном взаимодействии. На этапе макрообъединения может произойти переход к трансдисциплинарному характеру исследований, что проявляется возникновением «общей системы аксиом» для включенных во взаимодействие дисциплин.

Э. М. Мирский считал значимость объединений ученых («научных фабрик») в аспекте научного творчества несколько переоцененной, указывал на ведущую роль конкретной личности. На конкретном примере он сообщал: «анализ характера наиболее крупных достижений в физике (отрасли науки, максимально зависящей от сложного исследовательского оборудования) показывает, что подавляющее большинство этих открытий <…> является результатом индивидуальных творческих усилий и уж во всяком случае не может рассматриваться как продукт „научной фабрики“»[27].

Ни в коем случае не умаляя и не оспаривая фундаментальность работы Э. М. Мирского, тем не менее, в контексте темы нашего исследования, необходимо внести определенные методологические замечания.

В своей работе Э. М. Мирский как бы «выносит за скобки» техническую составляющую научных исследований. В частности, он пишет: «огромная техническая вооруженность современного естествознания, его зависимость от качества инженерных решений». Утверждает, что в физике лидируют «индивидуальные творческие усилия» при этом сама физика масксимально зависит от «сложного исследовательского оборудования». Но где же сам процесс научного создания требуемого оборудования и технических средств для раскрытия научного творческого потенциала выдающейся личности? Анализ характера научных исследований в области биотелеметрии вынуждает отказаться от такого искусственного ограничения роли междисциплинарного взаимодействия. В случае с биотелеметрией «индивидуальные творческие усилия» требовались как минимум от двух достаточно квалифицированных, талантливых и весьма последовательных специалистов двух разных дисциплин. Как показывает анализ истории исследований в сфере биотелеметрии — одиночки (как врачи, так и инженеры) не могли преодолеть «глухоту специализации»[28], поэтому их труды были провальны.

Прямолинейной иллюстрацией этой тенденции может служить известное высказывание И. В. Гете: «Двух вещей очень трудно избежать: тупоумия — если замкнуться в своей специальности, и неосновательности — если выйти из нее».

Эффективность решения актуальных задач биологии, физиологии, клинических научных дисциплин (как компонентов естествознания) собственно и оказалась зависимой не только «от качества инженерных решений», но и от их новизны. Требуемый же уровень «технической вооруженности» не появился сам по себе. Более того, его невозможно было создать изолированными усилиями ученых-инженеров. Только междисициплинарное микрообъединение стало тем фундаментом, на котором успешно реализовалось научное творчество в области биотелеметрии.

Основываясь на изложнном выше, для более детального изучения микро- и макрообъединений в области биотелеметрии мы решили применить методологию П. Галисона (P. Galison)[29], впервые выделив применительно к биотелеметрии «зоны обмена» двух уровней. Необходимо отметить, что ранее соответствующий подход вполне успешно использовался при изучении истории биомедицинских наук. В частности, при исследовании взаимодействия инженерного и медицинского персонала в процессе усовершенствования и клинико-экономического обоснования магнитно-резонансной томографии[30].

Мы утверждаем, что микрообъединение в контексте научного развития биотелеметрии — это случай галисоновской «зоны обмена» как социального и интеллектуального пространства, в котором связываются воедино дотоле разобщенные традиции экспериментирования, теоретизирования и изготовления научных инструментов[31].

В микрообъединении взаимодействуют врачи (физиологи) и инженеры, действительно представляющие собой отдельные субкультуры и по-разному относящиеся к проблематике получения и анализа биомедицинских данных. Однако научный поиск в области биотелеметрии создает общий контекст, внутри которого достигается соглашение, формируется особый набор убеждений и действий. В такой «зоне обмена» различные научные традиции и методологии биомедицины и инженерии пересекаются и даже преобразуют друг друга, не теряя своей самостоятельности. Типичность наличия «зоны обмена» между биомедицинским и инженерно-техническим знанием обусловлена тем, что биотелеметрия, как предмет исследования, социально значима и, по меткому выражению А. М. Дрожкина «не вмещается ни в одну конкретно-научную дисциплину»[32].

П. Галисоном предложена модель многослойной периодизации, разделяющая ученых/исследования на 3 категории (субкультуры): теоретиков, экспериментаторов и создателей инструментария. Категории взаимодействуют, хотя период их деятельности («периоды локальной непрерывности») сдвинуты друг относительно друга. Успешность исследований в области биотелеметрии связана с ситуацией, когда подобный сдвиг минимален или вовсе отсутствует. Создание инструментария взаимосвязано с выполнением экспериментов.

Микрообъединение представляет собой сосуществование представителей субкультур создателей инструментария и экспериментаторов в конкретный временной период. В макрообъединении к этому дискретному взаимодействию добавляются и представители субкультуры теоретиков. В отличие от физики (на примере которой П. Галисон проводил описание своей модели) в области биотелеметрии нет «перебежчиков» из одной субкультуры в другую. Скорее отличительной чертой можно считать развитие компетенций, понятий и подходов теоретизирования у представителей субкультур экспериментаторов и создателей инструментария по мере прогресса собственных научных исследований. На этом фоне существует и полностью автономная субкультура теоретиков, реальный вклад которых в развитие биотелеметрии все же зачастую сомнителен (что также можно считать специфичной чертой изучаемого направления).

Вместе с тем проблематику биотелеметрии можно рассмотреть и с другой точки зрения. К субкультуре экспериментаторов относится принципиально большее число исследователей, фактически — пользователей биотелеметрических приборов и методик. Здесь уже четко наблюдается сдвиг, являющийся ключевым для модели Галисона. Результаты деятельности микро- или макрообъединения применяются иными представителями субкультуры экспериментаторов в качестве инструментов собственных научных исследований. В этой ситуации вряд ли можно говорить о развитии биотелеметрии, скорее речь идет о прогрессе конкретной научной дисциплины (чаще всего — физиологии, патологической физиологии, кардиологии и т.д.) благодаря наличию биотелеметрических методик и инструментов.

На протяжении десятилетий задачи и вызовы биотелеметрии создавали достаточно масштабный интерес со стороны значительного числа ученых. Вместе с тем отсутствие «зоны обмена» гарантировано приводило к неудачам, тупиковым разработкам и неполноценным исследованиям. Таковыми в контексте развития биотелеметрии можно считать сугубо теоретические рассуждения и технологические разработки, выполненные без учета специфики биологии и физиологии, а также не апробированные специалистами в области биомедицины. Это и есть неудачи одиночек, о которых мы говорили ранее.

Микро-, макрообъединение ученых в области биотелеметрии мы рискнем назвать «зоной обмена» первого уровня. Мультидисциплинарность (переходящая в трансдисциплинарность[33]), ультрасовременность и даже радикальность научных взглядов исследователей биотелеметрии вызывает сложный характер взаимодействия микро- и даже макрообъединения с внешней средой — профессиональным, прежде всего врачебным сообществом. Необходимость принятия совершенно новых парадигм (например, отсутствие принятого очного контакта врача и пациента; пересмотр классической концепции рефлекторной деятельности И. П. Павлова) вызывает неприятие, социальные конфликты.

И здесь можно говорить о появлении «зоны обмена» второго уровня — зоны взаимодействия микро- или макрообъединения и профессионального сообщества; в ее рамках знания и методики в области биотелеметрии воспринимаются и внедряются в практическую научную и клиническую деятельность иных коллективов, учреждений.

Утверждаем, что в каждом конкретном случае «зона обмена» второго уровня может оказаться условно «положительной» или «отрицательной» («гумбольдтовской» или «негумбольдтовской»[34]). В первом случае имеет место положительный вариант развития, научные знания и методологии данного объединения воспринимаются, объективно оцениваются, масштабируются и внедряются.

Во втором случае, когда профессиональное сообщество проявляет свою пассивность (иногда даже агрессивную), развивается указанный выше социальный конфликт. Примечательно, что качество научных результатов конкретного объединения не всегда взаимосвязано с развивающимся типом «зоны обмена» второго уровня.

В некоторой мере преобладание отрицательного характера «зон обмена» второго уровня достаточно типично для междисицплинарных исследований. Достаточно исчерпывающе это объяснено в фундаментальной монографии Э. М. Мирского[35]: «исследовательская деятельность на переднем крае науки <…> в значительной своей части базируется на сотрудничестве представителей различных дисциплин, т.е. носит вынужденно междицсиплинарный характер. Поскольку каждый из участников подобных исследований обладает дисциплинарной ориентацией, а сами дисциплины располагают мощными механизмами фильтровки и ассимиляции новых результатов, междисциплинарность исследовательской деятельности в подавляющем большинстве случаев не находит отражения в информационном массиве дисциплины, а тем более в структуре дисциплинарного знания. „Внутри“ каждой дисциплины оказываются в каждый момент только те результаты, релевантность котороых предмету дисциплины хотя бы подозревается».

Однако для исследований в области биотелеметрии дополнительным весомым фактором, увеличивающим частоту отрицательной реакции, была необходимость принятия совершенно новых парадигм, о которой было сказано выше.

Таким образом, научные исследования в области биотелеметрии изначально имеют мультидисциплинарный или даже трансдисциплинарный характер (как уровень научного сотрудничества, занятый универсализацией картины «научной реальности на основе теорий и методов, утративших свою дисциплинарную определенность»[36]). Ученые организуются в микро-, а со временем — в макрообъединения; это галисоновские «зоны обмена» — модели развивающего взаимодействия между биомедицинским и инженерно-техническим знанием, где «возникает локальная координация убеждений и действий»[37]. Мы относим их к первому уровню. При трансляции научных результатов профессиональному сообществу формируется «зона обмена» второго уровня одного из двух типов (с положительным или отрицательным сценарием развития). К характеристикам процессов институционализации научных исследований в области биотелеметрии можно добавить тип и особенности «зон обмена» второго уровня.

Научная интуиция, идея, инициатива, гипотеза обуславливают научный поиск в данной конкретной области, реализуемый учеными-одиночками или микрообъединениями энтузиастов. По мере накопления знаний по проблеме, исследования структурируются в программу. Результаты исследований становятся публичными, обсуждаются в профессиональном сообществе и, при определенном (объективно неизмеримом) уровне значимости и актуальности, вызывают интерес иных ученых и научно-исследовательских объединений. Последние начинают действовать самостоятельно либо в сотрудничестве с инициативными микрообъединениями. Следующий этап характеризуется масштабным накоплением знаний, их систематизацией, стандартизацией, выведением неких правил и закономерностей; фактически — формированием фундаментальных основ новой научной дисциплины (единой дисциплинарной матрицы). Теперь уже макрообъединения ученых последовательно ведут исследования по данной проблематике. Происходит специализация отдельных макрообъединений, которая признается большей частью всего научного сообщества и проявляется, в том числе проведением научных мероприятий, выпуском тематических журналов, монографий, популяризацией новой области знаний. На этом этапе макрообъединения представлены отдельными научными коллективами и/или временными группами ученых. На последнем этапе происходит признание новой научной дисциплины (проблематики) со стороны государства, то есть — административные решения и действия по организации, управлению, финансированию, контролю и развитию научно-исследовательской деятельности. На этом финальном этапе макрообъединения ученых уже могут быть представлены научными школами.

Формальное структурирование научных исследований происходит как на этапах формирования научного направления/дисциплины (на уровне отдельных учреждений создание специальных отделов, лабораторий, кафедр; оформление и финансирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ), так и на этапе государственной поддержки (включение проблематики в государственные программы; создание специализированных учреждений — институтов, центров и т.д.; целевое финансирование).

Исходя из сказанного, в работе мы разработали метод условной оценки уровня институционализации научных исследований в области биотелеметрии:

1. Начальный уровень — этапы научного поиска и программы исследований; исследования ведут ученые-одиночки, научные микрообъединения (неформальное структурирование).

2. Средний уровень — переход от неформального к формальному структурированию, этапы формирования научного направления и соответствующего дисциплинарного сообщества; организационные мероприятия, в том числе представлены официальным оформлением научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ; преимущественно исследования ведут научные объединения и группы.

3. Высокий уровень — формальное структурирование, государственный и административный ресурс обеспечивает системное проведение исследований по данной дисциплине; есть условия и возможности для появления научных школ.

Предложенный подход может быть повергнут определенному критицизму и детализации. Однако мы следуем принципу минимальной, разумной достаточности; указываем базовые, фундаментальные этапы, достаточно явно прослеживаемые в подавляющем большинстве ситуаций.

В заключении необходимо отметить еще одну особенность изучаемых научных исследований.

При благоприятном стечении обстоятельств, как было показано в литературе, междисциплинарность в работе ученых не исчерпывается «некоторым эпизодом исследовательской деятельности, как бы велико ни было его научное значение, а приобретает систематический хаарктер, причем сама междисицплинарность получает в подобного рода исследованиях новое, так сказать, порождающее исследовательскую деятельность качество». Полученные результаты «в виде некоторой целостности выступают базой для создания новой структурной единицы науки»[38]. Сказанное полностью типично для области биотелеметрии.

Задача реализации дистанционной трансляции биомедицинских данных возникла как ответ на запрос практики (параллельно от ученых-физиологов и от врачей). Для решения этой задачи прежде всего требовалось создание новых технических устройств и методов их применения; на этом этапе ученым, образно выражаясь, надо было ответить на вопрос «каким прибором и каким способом фиксировать и передавать данные». В этот момент биотелеметрия является объектом научных исследований. По мере успешного решения указанной задачи, появления биотелеметрической аппаратуры и методологий, происходит качественный переход. Биотелеметрия начинает применяться для решения запросов, ранее поступавших от практики; то есть используется в физиологических экспериментах, биомедицинских научных исследованиях, а также в практической медицине. Суть перехода состоит в том, что теперь биотелеметрия становится методом научных исследований. Только благодаря ее возможностям начинается накопление принципиально новых знаний, обеспечивающих исторические переходы от одного состояния отдельных отраслей науки к другому, а также — становление новых отраслей науки.

Нами выявлены характерные особенности институционализации научных исследований в области биотелеметрии:

1. Формирование в качестве исходной точки научного исследования микрообъединения — галисоновской «зоны обмена» первого уровня между биомедицинским и инженерно-техническим знанием. Более того, отсутствие микрообъединения ведет к провалу.

2. Наличие мультидисциплинарности как постоянного и неотторжимого свойства научных исследований.

3. Формирование галисоновской «зоны обмена» второго уровня (положительного или отрицательного типа) между объединением ученых и профессиональным сообществом при трансляции результатов исследований.

4. Наличие качественного перехода от объекта к методу. Вначале биотелеметрия — это объект научных исследований, позднее — она становится методом научных исследований. Качественный переход возможен в рамках одного макрообъединения ученых.

Предложенная систематизация особенностей позволяет проанализировать процессы формального структурирования научных исследований в предметной области, выявить и оценить качественные изменения, обуславливающие различную результативность таковых.

Актуальность и применимость разработанных методологических подходов к изучению институционализации научных исследований в области биотелеметрии будет доказана в ходе изложения нашего исследования.

 Ющенко А. А., Чернавкин Л. А. Новая радиометодика в психофизиологии труда // Соц. реконструкция и наука. 1932. №1. С. 217–220.

 Биологическая телеметрия / под общ. ред. В. В. Парина. М.: Медицина, 1971. 264 с.

 Розенблат В. В. Радиотелеметрическая аппаратура для изучения физиологических процессов у свободно передвигающегося человека // Достижения современной техники в медицине: сб. ст. / под ред. акад. Е. Б. Бабского, В. В. Парина. М.: Медицина, 1965. С. 5–37.

 Волынский Ю. Д. Телемедицина как медицинская и общественная проблема // Медицинская визуализация. 1998. №4. С. 36–42; см.: Лях Ю. Е., Владзимирский А. В. Введение в телемедицину / Сер.: Очерки биологической и медицинской информатики. Донецк: Лебедь, 1999. 102 с.; Юсупов Р. М., Полонников Р. И. Телемедицина. Новые информационные технологии на пороге XXI века. СПб: Анатолия, 1998. 488 с.

 См.: Владзимирский А. В. Телемедицина: Curatio Sine Tempora et Distantia. М.: Aegitas, 2016. 663 с.

 Wants Plane To Change Weather Here // Greeley Daily Tribune (Greeley, Colorado). 1970. Nov. 16. P. 47.

 Bengelsdorf I. S. World Meeting of Brain Specialists Set // The Los-Angeles Times. 1969. Sept. 9. Part II. P. 5.

 Shearer L.«Telemedicine» dial a diagnosis // Clarion Ledger Sun. 1970. Apr. 12. P. 17–18.

 Bashshur R. L., Shannon G. W. History of Telemedicine. Mary Ann Libert Inc., 2009. 415 p.; Клиническая телемедицина / под ред. А. И. Григорьева, О. И. Орлова, В. А. Логинова [и др.]. М.: Слово, 2001. 111 с.

 Murphy R. L., Barber D., Broadhurst A., Bird K.T. Microwave transmission of chest roentgenograms // Am. Rev. Respir. Dis. 1970. №102 (5). Р. 771–777.

 Arizona TeleMedicine Network: Engineering Master Plan. Tucson, AZ: Arizona University, College of Medicine, 1972. Report № OEO -B2C-5379. 331 p.

 Park B. An Introduction to Telemedicine; Interactive Television for Delivery of Health Services. New York Univ., N.Y. Alternate Media Center, 1974. 265 p.; Gravenstein J. S., Berzina-Moettus L., Regan A., Pao Y. H. Laser mediated telemedicine in anesthesia // Anesth. Analg. 1974. №53 (4). Р. 605–609; Mark R.G. Telemedicine system: the missing link between homes and hospitals? // Mod. Nurs. Home. 1974. №32 (2). Р. 39–42.

 Einthoven W. Le telecardiogramme // Archives Internationales Physiologie. 1906. Vol. IV. P. 132–164.

 Fabris U. F., Ravara A. M. Telediagnosis application to submarine medicine with rheographic findings in submerged human subjects // Boll. Soc. Ital. Biol. Sper. 1968. №44 (5). Р. 452–455; McLaughlin L. Nursing in telediagnosis // Am. J. Nurs. 1969. №69 (5). Р. 1006–1008; Murphy R. L. Jr., Bird K. T. Telediagnosis: a new community health resource. Observations on the feasibility of telediagnosis based on 1000 patient transactions // Am. J. Public Health.1974. №64 (2). Р. 113–119; Гаспарян С. А., Пашкина Е. С. Страницы истории информатизации здравоохранения России. М., 2002. 304 с.

 РГАС Ф. Р-179. Оп. 2—1. Д. 766. Л. 13.

 Янушкевичус З., Витенштейнас Г., Валужис К. Телепередача фонокардиограмм // Экспериментальная хирургия и анестезиология. 1966. №4. С. 11–12.

 Quinn E. E. Teleconsultation: exciting new dimension for nurses // RN. 1974. №37 (2). Р. 36–42.

 Федеральный закон №323-ФЗ от 21.11.2011 «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»; Федеральный закон №242-ФЗ от 29.07.2017 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам применения информационных технологий в сфере охраны здоровья».

 Вуттон Д. Изобретение науки: Новая история научной революции М.: КоЛибри; Азбука-Аттикус, 2018. 656 c.; Илизаров С. С., Валькова О. А., Мокрова М. В. История науки и техники в Москве. М.: Янус-К, 2003. 280 с.; Касавин И. Т., Порус В. Н. Философия науки в России: от интеллектуальной истории к современной институционализации // Эпистемология и философия науки. 2016. Т. 48, №2. С. 6–17; Куликова О. Б. Проблемы институционализации науки в России: история и современность // Вестник Ивановского государственного энергетического университета. 2006. №1. С. 103–107; Овчинников Н. Ф. Методологические принципы в истории научной мысли. М.: Эдиториал УРСС, 1997. 296 с.; Суханова Н. П. Институционализация науки в России: золотой XIX век // Вестник Омского университета. 2019. Т. 24, №4. С. 90–95; Рассолова Е. Н. Опыт локальной институционализации науки в монопромышленном городе // Казанский социально-гуманитарный вестник. 2021. №1 (48). С. 71–77; Симоненко О. Д. История техники и технических наук: философско-методологический анализ эволюции дисциплины. М.: ИИЕТ РАН, 2005. 220 с.; Усатенко И. А. Взгляд И. Валлерстайна на генезис социальных наук и инститиуционализацию истории // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2013. №7–1. С. 129–134; Фандо Р. А., Созинов И. В. В поисках лекарства от старости: советские медико-биологические проекты 20-х–50-х годов. М.: Янус-К, 2022. 228 с.; Brown R. H. Modern Science: Institutionalization of Knowledge and Rationalization of Power // The Sociological Quarterly. 1993. Vol. 34,№1. P. 153–168; Bodin M. Philosophical basis of the institutionalization of knowledge management // Teme. 2021. Vol. XLV, №2. P. 757–775; Grantham G. The Institutionalization of Science in Europe, 1650–1850. In: Economic Evolution and Revolution in Historical Time. Stanford University Press, 2011. P. 51–85; Redner H. The institutionalization of science: A critical synthesis // Social Epistemology. 1987. Vol. 1, №1. P. 37–59; Rollo M. F., Brandão T., Queiroz I. Revising the institutionalization of science policies: Historical contexts and competing models // Portuguese Journal of Social Science. 2018. №17 (1). Р. 37–61.

 Law J. The Development of Specialties in Science: the Case of X-ray Protein Crystallography // Science Studies. 1973. №3 (3). Р. 275–303.

 Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. М.: Наука, 1980. С. 205.

 Аронов Д. В., Садков В. Г. «Научная (научно-педагогическая, творческая) школа» и развитие академического сообщества высшей школы России // Вестник МГУУ. 2013. №4. С. 5–10; Володарская Е. А. Научная школа как объект идентификации ученых. М.: ИИЕТ РАН, 1996. 152 c.; Гузевич Д. Ю. Научная школа как форма деятельности // Вопросы истории естествознания и техники. 2003. T. 24, №1. C. 64–93; Грезнева О. Ю. Научные школы (педагогический аспект). М., 2003. 69 с.; Попова Г. С. Роль личности в формировании научной школы (на примере Якутской культурологической школы) // Сборник трудов Всероссийской научной конференции с международным участием «Проблемы просвещения, истории и культуры сквозь призму этнического многообразия России (к 170-летию чувашского просветителя И. Я. Яковлева)». 2018. С. 194–200.; Устюжанина Е. В., Евсюков С. Г., Петров А. Г. [и др.]. Научная школа как структурная единица научной деятельности / Препринт #WP/2011/288. М.: ЦЭМИ РАН, 2011. 73 с.; Фандо Р. А. Формирование научных школ в отечественной генетике в 1930–1940-е гг. М.: Издательский дом И. И. Шумиловой, 2005. 148 с.; Ярошевский М. Г. Логика развития науки
и научная школа // Школы в науке: сб. ст. Сер.: Науковедение: проблемы и исследования. М., 1977. С. 7–97; Wogu I. A., Akoloeowo V. Scientific Schools of Thought In Philosophy of Science / In: Advances in The History And Philosophy of Science. Lulu Enterprise, 2011. P. 148–205.

 Кун Т. Структура научных революций. М.: Изд-во «АСТ», 2022. С. 41.

 Батурин Ю. М. Междисциплинарность как Чеширский кот / В сб.: Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова: матер. науч. конф. 2018. С. 368–371.

 Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 206–207.

 Berger G. Opinions and facts / In: Interdisciplinarity. Problems of Teaching and Research in Universities. Paris: OCED, 1972. P. 23–75.

 Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 27.

 Boulding K. E. General systems theory — the skeleton of science // Management Science. 1956. №2 (3) Р. 197–208.

 Galison P. Image and Logic. A Material Culture of Microphysics. Chicago: The University of Chicago Press, 1997. 982 p.

 Baird D., Cohen M. S. Why Trade? // Perspectives on Science. 1999. №7 (2). Р. 231–254.

 Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий // Вопросы истории естествознания и техники. 2004. №1. С. 64–91; Касавин И. Т. Зоны обмена как предмет социальной философии науки // Эпистемология и философия науки. 2017. Т. 51, №1. С. 8–17; Порус В. Н. «Зоны обмена» П. Галисона как модель развивающейся науки // Особенности интеграции гуманитарных и технических знаний: сб. докл. Всероссийской научной конференции с международным участием ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Московский государственный университет» (НИУ МГСУ); Институт фундаментального образования. 2018. С. 13–18.

 Дорожкин А. М. Проблемы построения и типологии зон обмена // Эпистемология и философия науки. 2017. Т. 54,№4. С. 20–29.

 Корнев Г. П. Зона обмена: понимание и конструирование наукой и философией // Эпистемология и философия науки. 2018. Т. 54, №4. С. 34–38; Касавин И. Т. Зоны обмена как предмет социальной философии науки. С. 8–17; Батурин Ю. М. Трансдисциплинарные блуждания научной мысли (на примере истории теоретических моделей рационального выбора) // Годичная научная конференция Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова: сб. тр. 2020. С. 466–469; Sell K., Hommes F., Fischer F., Arnold L. Multi-, Inter-, and Transdisciplinarity within the Public Health Workforce: A Scoping Review to Assess Definitions and Applications of Concepts // Int. J. Environ. Res. Public Health. 2022. №19 (17). Р. 10902.

 Дорожкин А. М. Проблемы построения и типологии зон обмена. С. 20–29.

 Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 202.

 Корнев Г. П. Зона обмена: понимание и конструирование наукой и философией. С. 34–38.

 Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий // Вопросы истории естествознания и техники. 2004. №1. С. 64–91.

 Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 205–206.

ГЛАВА 2. ИСТОРИЯ НАУЧНОГО ПОИСКА В ОБЛАСТИ БИОТЕЛЕМЕТРИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХХ ВЕКА

…Если не сейчас, то потомки наши поймут всю сущность и значение для человечества нового средства связи.

А. С. Попов

Во второй половине ХIХ — первой трети ХХ вв. в распоряжении человечества появились три телекоммуникационные технологии, основанные на электричестве: телеграф (в том числе фототелеграф), телефон и радиосвязь. Телеграфная связь позволяла осуществлять обмен буквенно-цифровыми (текстовыми) сообщениями, электрическими сигналами (в том числе для звукового оповещения (звонка)), неподвижными изображениями (фототелеграф, в последствие — факсимильная связь). Телефонная связь обеспечивала обмен звуками и речью, а также однонаправленную передачу электрических сигналов. Возможности радиосвязи были ограничены сугубо голосовым общением. История изобретения и конструирования соответствующих технологий связана с именами обширной плеяды ученых и инженеров из многих стран мира, широко описана в иных источниках и не будет затрагиваться в данной работе.

С первых лет своего появления электрические телекоммуникации сразу привлекли внимание ученых и практиков биомедицины. Возможность трансляции информации о состоянии здоровья, физиологических параметров на десятки и сотни километров казалась манящей перспективой; научно-практический смысл ее зачастую еще оставался не вполне осознанным, тем не менее человеческое любопытство и жажда знаний толкала исследователей на новые эксперименты.

Примером предчувствия уникальных возможностей телекоммуникаций в биомедицине служит высказывание выдающегося ученого в области физиологии труда профессора
К. Х. Кекчеева (1893–1948): «Много еще чудес придумал человек себе на пользу. Разве не чудо разговор по воздуху без всяких проволок (радиотелефон) через всю Советскую Россию?
В Москве перед трубкой стоит, например, доктор и рассказывает о болезнях, которые бывают у людей, и о том, как от них уберечься. Около него никого нет, но зато во многих городах, селах и деревнях за много верст от Москвы сидят у себя по домам люди и, прижав особые трубки к уху, слушают этого доктора. Таких чудес много придумали люди для облегчения и улучшения своей жизни»[1].

В раннем периоде развития биотелеметрии сразу обозначились два параллельных направления[2]:

1. Эмпирическое практическое использование.

2. Научный эксперимент.

В этой главе мы проследим, охарактеризуем и систематизируем значение основных событий научной деятельности, связанной с экспериментальным изучением возможностей телекоммуникаций в медицинской науке в период второй половины ХIХ — первой трети ХХ вв.

2.1. «Ранняя телемедицина»: эмпирический опыт

В изучаемый период времени практическое использование телекоммуникаций в медицине представляло собой простой диалог, то есть общение врача и пациента посредством телеграфа, телефона, реже — радио.

Подобное применение телекоммуникаций сразу начало носить глобальный характер. Например, с 1920-х гг. в США, Норвегии, Италии, Германии и иных странах мира начали формироваться службы для медицинских консультаций по радио экипажей морских судов.
В Австралии на основе радиосвязи была развернута «Воздушная медицинская служба» для оказания медицинской помощи на территориях с низкой и крайне низкой плотностью населения. Основными инстурментами службы были дистанционные врачебные консультации по радио и санитарная авиация. Известен целый ряд эпизодов дистанционных медицинских консультаций по телеграфу в разных уголках мира[3]. Даже Генрих Шлиман (Heinrich Schliemann) во время археологических раскопок в Греции в 1870–1880-х гг. обращался за дистанционными консультациями к своему хорошему знакомому, выдающемуся ученому и врачу — Рудольфу Вирхову (Rudolf Virchow): «В отчетах вы писали и о Николаосе и о многих других рабочих. Если кто-нибудь из них серьезно заболевал, вы бомбардировали меня телеграммами, пока моя заочная терапия не помогала и больному не становилось лучше»[4]).

С позиции истории науки и техники развитие эмпирического аспекта интересно и важно тем, что со временем здесь наметился переход к научно обоснованному поиску оптимальных технических и методических решений для дистанционного взаимодействия врача и пациента. Сугубо практический опыт буквально «потребовал» научного осознания, систематизации, формирования общих теоретических положений, в свою очередь ставших основой для развития новых методов и способов оказания медицинской помощи на расстоянии. В конечном итоге, прикладное эмпирическое направление, дополнив методологический и технологический аппарат биотелеметрии, эволюционировало в концепцию «телемедицины». Однако эти процессы произошли позднее, в середине ХХ в., а в изучаемый период времени шло лишь накопление практического опыта. В контексте развития научных исследований в области биотелеметрии этот этап представляет лишь общий интерес; поэтому останавливаться на деталях мы не будем, лишь лаконично перечислим основные эпизоды и тенденции.

Во второй половине ХIХ — первой трети ХХ вв. нами выявлен ряд эпизодов эмпирического практического использования электрических телекоммуникаций в биомедицинских целях (которые могут рассматриваться как некий период «осознания» возможностей):

1. Применение телеграфа в медико-организационных целях, для управления логистикой медицинского обеспечения, раненых во время вооруженных конфликтов (Россия: Русско-Японская война, 1905 г.[5], Германская война, 1914‒1918 гг.[6]).

2. Обмен эпидемиологической информацией (в России телеграф использовался для оповещений во время эпидемии холеры в Хабаровске и Приамурье в 1902 г.[7]).

3. Морская медицина. В первой трети ХХ в. системное практическое применение телекоммуникаций для решения медико-организационных задач происходило в области морской медицины, обеспечивающей экстренную и неотложную помощь членам экипажей военно-морских, торговых и пассажирских кораблей. В России средства электросвязи достаточно активно применялись для взаимодействия по медицинским вопросам в военно-морском флоте. В 1910 г. во время «санитарных маневров» Черноморского флота радиотелеграф и телефон использовались для связи военно-морских судов, Севастопольского порта и госпиталя — для оповещений о количестве поступающих больных и раненых[8]. Во время балкано-турецкой войны 1912–1913 гг. по радио осуществлялась координация действий по эвакуации и приему раненых больниц на суше и пароходов-госпиталей[9]. Систематизировался опыт использования радиотелеграфа для организации спасательных операций на море[10].
В 1915 г. госпитальное судно Красного Креста «Portugal» на Черном море использует радиотелеграф для координации и сообщений о прибытии в порты, о необходимости принять раненых, благодаря чему «передача раненых на берег была совершенна без особых задержек»; по радио осуществлялся вызов этого судна для приема раненых[11]. По телефону осуществляется вызов и координация действий санитарного персонала после взрыва в Морской лаборатории Кронштадтского порта 17 ноября 1915 г., сопровождавшегося большим количеством убитых и раненых[12].

2. Освоение арктических территорий.

В начале ХХ столетия арктическое побережье Российской империи, особенно его восточная часть, оставалась плохо изученной и крайне малонаселенной землей. Изолированные, крошечные поселки старателей, охотников и рыбаков, коренных народов, разбросанные по огромным территориям, не имели ни надежных средств связи, ни медицинского обеспечения.

Об ужасающих условиях жизни, с точки зрения медицинской помощи, ярко свидетельствуют воспоминания судового врача Эдуарда Егоровича Арнгольда (1873–1920[13]), относящиеся к 1913 году[14]: «Считаю долгом упомянуть о том безвыходном положении в смысле медицинской помощи, в котором находится местное население. Единственный врач на весь Анадырский уезд, по площади превосходящий чуть-ли не Францию живет в селе Марково, 500 верст вверх по реке. Из медицинского персонала в Ново-Мариинске имеется лишь бывший морской фельдшер Задвинский, но служащий уже не фельдшером, а секретарем полицейского управления в течение нескольких лет: за неимением никого другого, конечно, все медицинские обязанности приходится исполнять ему. По рассказам местной интеллигенции у двух женщин зимою предстояли тяжелые роды. Консилиум из уездного начальника, его помощника, судьи, не помню участвовал-ли в нем бывший фельдшер Задвинский, решил сделать лапаротомию. Производство самой операции по большинству голосов было возложено на уездного начальника, как старшего в чине, не помню уж кто давал наркоз и были-ли таковой вообще дан. Насколько я себе мог представить дело из рассказов производивших операцию, приступили к ней уже тогда, когда больная, как они выражались, была совсем синяя и еле дышала, кожный разрез был сделан специально отточенной и прокипяченой для этой цели бритвой. К счастью как для больной, так и для оперирующих, операцию не нужно было доводить до конца, так как тотчас же после кожного разреза больная скончалась. К сожалению, в таком безвыходном положении находится не один пост Ново-Мариинский, а их очень много, не только в Анадырском уезде, но даже на Камчатке, не говоря уже про Чукотский уезд, где нет даже никаких бывших фельдшеров».

Ему вторит его коллега, также судовой врач Леонид Михайлович Старокадомский (1875‒1962)[15], рассказывая об «ужасах», услышанных от местных жителей: «…как делались „операции“ — ампутировались ноги, извлекались ржавым ножом пуля из спины подстреленного американскими торговцами стражника, наконец, как была произведена операция кесарского сечения на беременной, конечно, после этого умершей, — все без врача… В тяжелых условиях живут здесь люди».

С целью исследования и освоения восточного побережья Северного Ледовитого океана с 1910 по 1915 гг. в Арктике работала гидрографическая экспедиция. Именно она положила начало практическому освоению Северного морского пути. Несколько походов ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» (собственно, на которых и были судовыми врачами
Л. М. Старокадомский и Э. Е. Арнгольд соответственно) позволили собрать многочисленные уникальные материалы в области гидрологии, метеорологии, зоологии, ботаники, геологии; в 1912 г. на основе ее данных изданы мореходные карты, первая лоция восточной части Северного Ледовитого океана[16].

Примечательно, что экспедиция занималась не только исследованиями, но и участвовала в создании сети радиотелеграфных станций вдоль побережья. В 1911‒1912 гг. были построены соответствующие станции в Архангельске, Югорском Шаре, на острове Вайгач и у устья реки Маре-Сале, в Гижиге, Ново-Мариинске и Охотске[17]. «В Ледовитом океане и на Белом море имеется радиостанция в Архангельске с дальностью действия 1200 верст, на Карском море — 3 станции: в Югорском Шаре с дальностью действия в 1200 верст и две малых на о. Вайгач и полуострове Ялмань — с дальностью действия по 250 верст каждая. Эти пять станций обеспечат связь судам, совершающим рейсы по Белому морю и Ледовитому океану через Карское море к берегам Западной Сибири»[18]. Детально история указанных событий и процессов изложена в фундаментальной работе А. А. Глущенко — диссертации и монографии на ее основе, в которых введены в оборот многие материалы из Российского государственного исторического архива, РГА ВМФ[19].

Вместе с тем указанный источник фокусируется на вопросах истории именно радиотелеграфной связи, соответствующих учреждений, экспедиций; социальные аспекты, вопросы медицинского сопровождения рассмотрены поверхностно.

Вопросы медицинского обеспечения персонала радиотелеграфных станций должны были решаться Главным управлением почт и телеграфов (ГУПиТ) в г. Архангельске, так как станции являлись подведомственными структурами этого учреждения. С целью развития арктических телекоммуникаций в изучаемый период времени осуществлялись специальные мероприятия по постройке и обеспечению содержания радиостанций и их персонала. Отдельным вопросом было медицинское обеспечение, осложнявшееся жесткой изоляцией и экстремальными природными условиями. Известна история о якобы вспышке цинги, вызывавшей значительный социальный резонанс. ГУПиТ был командирован в Архангельск 
В. А. Тарасов (причем не врач, а «инженер специалист по радиотелеграфу») для тщательной проверки, чтобы «выяснить, путем сношений по радиотелеграфу, все нужды чинов, находящихся на Карских станциях, а также все недостатки жилых помещений». В результате «газетная шумиха по поводу бедственного положения наших чинов, прибывших зимним путем на Карские радиостанции» была ложной. «В действительности оказалось, что все чины и сторожа <…> здоровы и в достаточной мере обеспечены жизненными продуктами и медикаментами, за исключением одного сторожа на Маре-Салэ, заболевшего цингой»[20]. Причиной болезни стала собственная лень — крайне малоподвижный образ жизни и отсутствие горячего питания, не смотря на наличие нужных продуктов. Вместе с тем только лишь достаточное снабжение не решало всех проблем. А. А. Глущенко опубликована переписка с главным врачом больницы Санкт-Петербургского почтамта в которой ГУПиТ сообщал, что «не только скорой, но и вообще какой-либо врачебной помощи служащим оказывать не представляется возможным» и просил сообщить соображения «относительно возможной организации врачебной помощи на указанных станциях»[21]. Усилия ГУПиТ выразились снабжением персонала радиостанций «популярным лечебником» доктора Алмазова «Полная народная школа здоровья», а позднее — специальными аптечками. Вопрос комплектования которыми решался на заседании особой комиссии с привлечением врачей и представителей от радиостанций[22].

При работе с источниками нами выявлен материал, который значительно расширяет и отчасти изменяет наше представление об организации врачебной помощи на указанных станциях.

В 1915 г. в издании «Почтово-телеграфный журнал» была опубликована статья столоначальника Главного управления почт и телеграфов (ГУПит) Архангельского округа
В. А. Тарасова под названием «Радиотелеграфная экспедиция на Карском море». Она посвящена описанию хода работ по проверке и ремонту существующих, а также постройке и оснащению новых радиостанций, в том числе на острове Вайгач и Югорском полуострове
(с участием указанной выше гидрографической экспедиции). В статье содержится следующий фрагмент: «Для оказания медицинской помощи на Югорской станции оставлен фельдшер, с тем, чтобы, в случае надобности, он посещал и Вайгачскую радиостанцию. Кроме того, для всех станций заготовлены аптечки с достаточным количеством медикаментов и популярные медицинские руководства, а в серьезных случаях всем предоставлено право бесплатного сношения по радиотелеграфу с врачами из Архангельска»[23].

Указанная статья была переведена на английский язык и в 1916 г. опубликована в США в журнале The Wireless World. Приведенный фрагмент текста содержится и в англоязычной версии без каких-либо дополнений или сокращений[24].

Это документальное свидетельство первого системного применения телекоммуникаций (электросвязи) в медицинских целях на территории России. Процитированный фрагмент свидетельствует о том, что персоналу радиостанций, помимо медицинских руководств по самопомощи и аптечек с основными медикаментами, была предоставлена возможность дистанционных консультаций с врачами средствами радиосвязи. Был решен финансовый вопрос: для запрашивающей стороны консультативная услуга врача была бесплатна.

Нам не удалось обнаружить материалов о дистанционных консультациях персонала станций, однако одно подтверждение применения радиотелеграфной сети в особой медицинской ситуации все же есть. Летом 1913 г. «Вайгач» и «Таймыр» вышли в море для выполнения задач экспедиции, руководил которой генерал-майор И. С. Сергеев[25]. 11 июля (по старому стилю), когда суда находились в Анадырском заливе Берингова моря, у Сергеева случился инсульт головного мозга: «удар… парализовал левую сторону тела, и грозил, при повторении, непоправимым несчастьем»[26]. Старокадомский и Арнгольд совместно осмотрели командира и убедились, что больной не может больше, без вреда для себя, оставаться в плавании на судах экспедиции. Суда направились к устью реки Анадырь и через 2 дня пришвартовались в поселке Ново-Мариинский, где начала работать станция беспроволочного телеграфа: «самая северная в этой части России», которая могла «сносится с телеграфом возле Гижиги, а оттуда с Петропавловском на Камчатке»[27]. Из Ново-Мариинска были отправлены в Петроград телеграммы с донесением о случившемся. 20 июля получено по телеграфу приказание Морского Министра о передаче начальствования над экспедицией командиру транспорта «Таймыр», капитану второго ранга Б. А. Вилькицкому и о возвращении генерал-майора И. С. Сергеева на транспорте «Аргун» в г. Петропавловск, для следования затем в г. Владивосток. Что и было исполнено, после чего экспедиция продолжилась.

Итак, нами введен в оборот новый источник, представляющий собой значительный интерес для воссоздания целостной картины становления и развития эмпирического практического использования телекоммуникаций в медицинских целях (как разновидности биотелеметрии) в России в начале ХХ века. В процессе освоения арктических территорий были предприняты шаги по системному применению радиотелеграфной связи в качестве инструмента медицинского обслуживания.

Таким образом, во второй половине ХIХ — первой трети ХХ вв. отмечается преимущественно эмпирическое практическое использование электрических телекоммуникации в биомедицинских целях. Это можно рассматривать как этап накопления первичных знаний, осознание потенциальных возможностей. Дистанционное взаимодействие обеспечивалось только за счет обмена голосовыми или текстовыми сообщениями. Принципиально иную значимость имеет научно-техническое развитие применения телекоммуникаций в аспекте дистанционной трансляции биомедицинских данных — физиологических параметров, результатов диагностических исследований. Такая трансляция, игравшая важную роль для развития биомедицинской науки в целом, была сложной, нетривиальной научно-практической задачей. Она требовала создания способов фиксации и преобразования в электрический сигнал исходной информации, обеспечения ее качества и целостности при передаче, наконец — средств воспроизведения полученных данных. Нужны были как опытно-конструкторские работы, так и научная оценка результативности. Такая деятельность осуществлялась в виде научных экспериментов, в том числе по апробации оригинальных изобретений. Этим вопросам посвящен следующий параграф.

2.2. От практики к науке

На фоне преимущественного практического использования телекоммуникаций, тем не менее, во второй половине ХIХ — первой трети ХХ вв. отмечается появление научного интереса. Электросвязь осознается как инструмент не просто общения, но обмена биомедицинскими данными. Целый ряд исследователей независимо друг от друга пришел к мысли о возможности дистанционной передачи тех или иных видов биомедицинской информации телекоммуникационными средствами: по телеграфу, фототелеграфу, телефону, радио.

Эмпирические умозаключения требовали практического подтверждения, что и стало побудительной причиной нескольких ярких научных экспериментов, проведенных в изучаемый период. Характер, результативность и значимость этих экспериментов очень разнились. В мире можно выделить несколько направлений научного поиска по изучению возможности дистанционной трансляции:

1. Колебательных движений стенок крупных сосудов (пульсовой волны).

2. Звуковых феноменов сердечной деятельности и дыхания.

3. Результатов рентгенографии.

4. Результатов регистрации электрических полей, образующихся при работе сердца (электрокардиографии).

Можно отметить масштабность исследований — экспериментами (пусть и одиночными) были охвачены все основные виде биомедицинской информации, доступные в изучаемый период.

Впрочем, характер и результативность исследований значительно различались…

В России первый научный эксперимент по применению радиосвязи для обмена биомедицинскими данными состоялся в 1912 г. Это событие выявлено, изучено и опубликовано впервые нами.

В 1858 г. благодаря усилиям директора Медицинского департамента Морского Ведомства К. О. Розенбергера было основано «Общество морских врачей в Санкт-Петербурге», целью которого было «посредством взаимного обмена мыслей и приобретенной на практике опытности доставить врачами Морского ведомства средства к усовершенствованию и дальнейшему образованию в теоретической и практической медицине»[28]. Основной формой деятельности общества стали регулярные заседания с докладами и отчетами об актуальных организационных и медицинских проблемах, работе судовых врачей, экспедициях, военных операциях и т. д.[29]

На очередном заседании Общества, проходившем 15 октября 1912 г., присутствовал в качестве гостя капитан первого ранга Александр Адольфович Реммерт (1861–1931) — моряк и инженер, один из основоположников системного применения радиосвязи в России, инициатор создания Радиотелеграфного депо Морского ведомства[30]. В первом докладе доктор Макшеев обстоятельно рассказал о новом на тот момент методе диагностики — рентгеновских лучах и аппаратуре для выполнения соответствующих исследований. А. А. Реммерт выступил в дискуссии, покритиковал некоторые технические аспекты, но и внес определенные предложения. «Кроме того Капитан 1 ранга Реммерт предложил познакомить Общество с изобретенным работающим в технической лаборатории Министерства г-ном Никифоровым телефонным усилителем, который может оказаться весьма пригодным для целей аускультации больных»[31].

На заседании Общества 30 октября 1912 г. председатель А. Ю. Зуев «предложил Доктору Макарову познакомить Общество с результатами его поездки к г-ну Никифорову в радиотелеграфное бюро». Из протокола заседания узнаем следующее: «Д-р Макаров сообщил, что во время его посещения Г-н Никифоров показал ему изобретенный им аппарата для усовершенствованной передачи звуков. Суть аппарата заключается в особом устройстве микрофонной пластинки, значительно усиливающей звук. При применении аппарата для выслушивания сердца на расстоянии передача звука происходила, но неотчетливая вследствие примешивания посторонних шумов от вибрации резины. Г-н Никифоров имеет в виду несколько улучшить этот аппарат и затем 20 ноября продемонстрировать его в Обществе для того, чтобы выслушать мнение врачей о его практической пригодности. Им вместе с тем изобретено приспособление, дающее возможность выслушивать тоны сердца сразу многим лицам и притом на значительном расстоянии»[32].

Прежде всего, необходимо представить информацию о непосредственных участниках данного научного эксперимента.

Надворный советник А. К. Никифоров[33] (рис. 2.1) — инженер, изобретатель; с сентября 1910 г. по апрель 1914 г. служил начальником радиотелеграфной мастерской Радиотелеграфного депо Морского Ведомства[34]. В 1914 г. понижен до инженера-конструктора, а его должность занял П. П. Браилко[35]. В период руководства мастерской А. К. Никифоровым велись опытно-конструкторские работы по усовершенствованию средств телефонной и радиотелефонной связи, в том числе путем создания усилителей для передающего и приемного устройств, а также совершенствования микрофонов[36].

Гавриил Андреевич Макаров (р.1871) — врач, приват-доцент Императорской Военно-медицинской академии, старший врач 2-го Балтийского флотского экипажа; участник Цусимского сражения, награжден орденом св. Анны второй степени[38]. В изучаемый период времени руководил туберкулезным отделением Санкт-Петербургского морского госпиталя[39].

Как следует из опубликованного нами материала, в 1912 г. в мастерской Радиотелеграфного депо инженером и руководителем мастерской А. К. Никифоровым был сконструирован некий прибор, позволявший транслировать звуковую картину сердцебиений посредством телекоммуникационной связи[40].

С учетом направленности основной трудовой деятельности Никифорова (совершенствование приемно-передающих устройств, разработка усилителей, микрофонов) можно предположить, что за основу прибора было взята одна из конструкций радиоаппаратуры, разработанная для нужд флота. Вместе с тем явным отличием было «приспособление, дающее возможность выслушивать тоны сердца сразу многим лицам»; вероятно здесь был задействован специальный громкоговоритель, также разработанный Никифоровым