Глава третья. Кэролайн

Когда я обнимаю Рори, у меня возникает миллион мыслей, однако ни одной из них я не могу высказать.

– Боже мой, Рор. Я так безумно по тебе скучала, – вот что я решаю наконец сказать. По крайней мере, это правда. Я обнимаю ее крепче. Из нас двоих я более сентиментальная. Та, что настаивала на совместных ночевках в одной постели, когда нам было по десять. Обычно я выдерживала примерно до полуночи, потому что Рори спала очень беспокойно и колотила по моим ногам так, что в конце концов я перебиралась на раскладушку.

Она остается в моих объятиях дольше, чем я ожидала.

– Я не понимаю, что ты здесь делаешь, но – а-а-а! Это действительно безумно.

– Безумно хорошо? – уточняю я.

– Безумно хорошо! – восклицает она, затем шепчет: – По крайней мере, в отношении тебя.

Рори наконец размыкает свои долгие крепкие объятия и позволяет мне взглянуть на нее внимательнее. Она выглядит иначе – не такая серьезная, как обычно, ее обнаженные руки менее рельефные после нескольких недель отсутствия утренних занятий пилатесом, а кожа такая загорелая, какой я не видела у нее с тех пор, как мы были детьми.

– И все же, ребята, почему вы все здесь? Я серьезно не понимаю. – Ее голос становится глуше. – Почему Нейт здесь?

– Твоя писательница пригласила нас…

– Моя писательница? – Рори явно удивлена. Все эти приключения, свобода, размышления как-то повлияли на нее, словно сгладили когда-то острые углы ее натуры.

– Джиневра, – объясняю я. – Скольких Джиневр ты знаешь? Джиневра Экс.

– Я не понимаю, – Рори рассеянно потирает руки. – Я…

– Она хотела, чтобы мы сделали тебе сюрприз. Боже, было так трудно сохранить его в тайне! Хотя, прямо скажем, ты не рвалась отвечать на мои звонки. – Я улыбаюсь, но моя кажущаяся беспечность лишь подчеркивает неприкрытое обвинение. Рори меня игнорировала. А я столько всего хотела ей рассказать, но все так ужасно закрутилось, что теперь я вряд ли решусь рассказать хоть что-нибудь.

– Джиневра решила сделать мне сюрприз… – Рори смотрит на меня, затем на Макса, игнорируя мою пассивную агрессию. Затем переводит взгляд на Нейта, снова на меня и скрещивает руки на груди. – Я просто не… допустим, Джиневра хотела, чтобы вы сделали мне сюрприз. А вы-то сами этого хотели?

– Мы все хотели, – отвечаю я. – Очень сильно. – Я киваю, пытаясь подкрепить свои слова жестом, пытаясь донести до нее, что да, и Нейт действительно хотел быть здесь.

– Я… – Рори берет напиток из рук официантки и вяло опускается на стул. – Я не понимаю, она что, типа, заплатила за то, чтобы вы все проехались в «Восточном экспрессе»?

– Да, – говорит Нейт, наконец-то включаясь в беседу. Он встает, приближаясь к Рори, и я делаю шаг назад, чтобы уступить ему место. – Я пытался настоять на том, чтобы самому оплатить свой проезд, но она не позволила. И я подумывал отказаться, Рор, потому что все это показалось мне обманом, который может неприятно удивить тебя. В случае, если ты не захочешь… в случае, если ты… черт.

Он кладет руку на колено Рори, и я резко вдыхаю, гадая, оттолкнет его Рори или нет. У нее есть на это полное право. Но она ничего не делает. Просто смотрит на него.

– Я так много хочу тебе сказать, Рор. Я очень хочу кое-что объяснить… Все исправить. Сделать так, чтобы у нас все было хорошо.

Рори открывает рот и, не произнеся ни звука, снова закрывает его, в ее глазах недоумение.

Нейт хмурится. Он явно надеялся на более эмоциональную реакцию. Какой-нибудь знак, что его жест в конечном счете будет встречен взаимностью. Но Рори, должно быть, шокирована нашим появлением, заявлением Нейта. Едва ли не впервые за время нашей дружбы я не могу понять, о чем она думает. Они с Нейтом были вместе очень долго. Практически всю нашу взрослую жизнь. Но его настигли невероятно дерьмовые времена – и, если кратко, он напортачил.

Мы все совершали ошибки. Порой весьма серьезные.

Но он – любовь всей ее жизни. Теперь Рори примет Нейта обратно, не так ли?

Рори выпивает половину напитка залпом и складывает руки на коленях.

– Я правда не понимаю. Не понимаю, почему Джиневра… почему она хотела…

– Для нас это тоже загадка, – признаю я.

Шесть недель назад я согласилась на несколько бесед по Zoom с эксцентричной писательницей – она сидела по ту сторону экрана со своими пышными пурпурными волосами и макияжем, как у Кардашьян, и задавала мне бессмысленные вопросы. Она хотела, чтобы я вспомнила все случаи, когда видела, как Рори плачет. (В общей сложности это было лишь однажды, когда нам было за двадцать. Врач диагностировал проблемы с памятью у Анселя как начало болезни Альцгеймера. Затем последовала серия плохих новостей: сначала сканирование мозга выявило наличие бляшек средней и тяжелой степени, а затем генетический тест показал, что ряд факторов влекут за собой стремительный прогресс заболевания. Потом Джиневра спросила меня, могу ли я, исходя из своего опыта работы модным стилистом, высказать мнение о том, какая цветовая палитра оптимальна для Рори – зимняя, весенняя, летняя или осенняя. Я ответила, что не придерживаюсь этой старомодной модели, но если бы придерживалась, то Рори явно подошла бы осенняя. Хотя, возможно, теперь, с новыми светлыми прядями, она больше похожа на весну.

Тем не менее несмотря на то, что я провела несколько относительно безболезненных бесед с Джиневрой, я была потрясена, когда она позвонила пару недель назад, предложила эту поездку и сообщила, что Нейт и Макс тоже будут в ней участвовать.

– Но мне показалась, что это будет веселое путешествие, Рор. – Я думаю, как бы поделикатнее сказать о другом. – Ты только что через многое прошла. А это означает, что мы снова вместе вчетвером. Даже если в нашей жизни что-то изменилось, мы по-прежнему любим друг друга. Это ведь само собой разумеющееся, верно?

Я смотрю на Рори, ожидая подтверждения, но она молчит.

– И как часто нам удается побыть вместе? Одни в Мичигане, другой в Лос-Анджелесе. А ты… кстати – сейчас ты в Италии. Ты ведь не останешься в Италии, не так ли?

Рори слегка пожимает плечами.

– Понятия не имею. Не то чтобы… Меня больше ничто не связывает с Лос-Анджелесом. – Она не смотрит на Нейта, но по тому, как подчеркнуто она это произносит, становится ясно, что намек для него. – Я знаю, что хочу проводить гораздо больше времени в Мичигане, по крайней мере из-за папы.

Я киваю, переваривая это. В Мичигане из-за Анселя, не из-за меня или Макса. Я знаю, Рори не хотела меня обидеть, но мне больно, возможно, еще больше из-за того, что я сейчас переживаю. Мне еще предстоит принять решения, которые будут иметь серьезные последствия не только для меня, но и для всех нас.

Но пока я выбрасываю все это из головы.

– Ну, помимо того, что я приехала сюда повидаться с тобой, это все еще бесплатная роскошная поездка. Как же нам было отказаться?

Рори, наконец, улыбается.

– Даже Максимиллион получил бесплатную поездку?

– Ты же меня знаешь. – Я чувствую улыбку Макса спиной, это вызывает неожиданный прилив ярости. – Не могу устоять перед халявой. Мы слышали, что ты в люксе «Рим», – продолжает Макс. – Я занимаю «Стамбул». Твоему автору, должно быть, нравятся брат и сестра Ароновы. Остальным предоставлены купе для простых смертных.

Рори кивает, ее губы чуть кривятся в усмешке. Интересно. Она сердится на Макса, это очевидно. Я тоже зла на ее брата, по своим причинам. Но мне любопытно, почему злится она.

Она снова качает головой.

– Я правда не могу поверить, что вы все здесь.

Я прыскаю. Громко. Потом начинаю хихикать. Остальные тоже, но с гораздо меньшим энтузиазмом. Трудно удержаться от смеха, когда кто-то рядом смеется, – я поняла это благодаря реакции людей на мою странную привычку смеяться, когда мне некомфортно, когда я напугана или зла. По сути, я смеюсь в самые неподходящие моменты и, как правило, не над тем, что обычно находят забавным.

– Я тоже с трудом могу поверить, что мы здесь, – наконец говорю я, когда снова могу произносить слова.

Целый год я никуда не ездила, кроме конференции в Дубае два месяца назад. Но на это я подписалась, как сотрудник отдела продаж одного из самых быстрорастущих биотехнологических стартапов. Он называется Hippoheal: сочетание имени Гиппократа и слова heal – «исцеление». Наша вакцина от болезни Альцгеймера – первая, которую FDA[10] одобрило в ускоренном порядке, – приближается к фазе IIb[11] клинических испытаний. Успех предыдущих испытаний привлек к нам международное внимание, как и запатентованное нами устройство для обнаружения признаков болезни Альцгеймера, проявляющихся через дыхание, которое тоже проходит клинические испытания. Hippoheal – компания Макса. Детище Макса. Максимиллиона. Моего близкого друга с детства. Моего босса. Почти брата.

С тех пор, как я познакомилась с Рори, а затем и с Максом, я знала, что он втайне влюблен в меня. Однажды пьяной ночью в колледже он признался в этом, и мы завалились в постель, как это показывают во взрослых фильмах. Откровенно говоря, это было чудесно. Наше взаимное влечение, нежность его объятий. Но это был Макс. После случившегося я не могла уснуть, мое сердце бешено колотилось от осознания, что все это значило. Утром я сказала ему, что слишком сильно люблю его, чтобы рисковать и начать встречаться с ним, что он мне слишком нужен, что я не смогу пережить, если мы в итоге расстанемся. Мы были слишком молоды, чтобы попытать счастья. В конце концов, Макс, Рори и Ансель – единственная семья, которая у меня в действительности есть.

Однако иногда – по правде говоря, часто – я пересматривала свою позицию, каждый раз, когда огонек надежды оборачивался пеплом после очередного прохладного свидания. Скажем все как есть – после того, как меня отвергал очередной мужчина. Хотя я знаю, что на самом деле это из-за моих внутренних установок. Как однажды сказал мне мой психотерапевт, когда я привлекаю эмоционально недоступных мужчин, я должна обратить внимание на те части себя, которые спрятаны глубоко внутри. И если проанализировать то, как я росла, все становится ясно. То, что я видела в любви, не было чем-то привлекательным. Это были крики, обман и азартные игры. Я запирала дверь, залезала под одеяло с затычками для ушей и поедала глазурь, купленную в супермаркете на деньги, которые мама иногда давала мне на продукты. (Давайте проясним – она не пекла мне торты на день рождения.)

Я никогда не была девушкой, мечтающей стать матерью. Мои яичники не начали «вопить» в тридцать лет. Полагаю, моя настоящая неблагополучная семья сыграла в этом немалую роль. Но я всегда обожала Макса и думала о нем в романтической перспективе, возможно, в последние годы больше, чем когда-либо. Он мягкий, успешный, невероятно надежный. И теперь он преисполнен уверенности, которой у него не было, когда мы были детьми. Возможно, это часть взросления, которая приходит с годами, и, конечно, важную роль в этом сыграл его стремительный успех в бизнесе. Его карьера идет в гору. В последнее время у Макса была череда супермоделей. Подружки – тупые двадцатилетние выпендрежницы, если хотите знать мое мнение. Неудивительно, что они не вызвали у него интереса. До недавнего времени я была уверена, что могла бы заполучить Макса, если бы захотела, это была своего рода власть. Облегчение. Мой план «Б», который я всегда держала про запас.

Думаю, я надеялась, что однажды почувствую себя в достаточной безопасности, чтобы воспользоваться им.

На самом деле, чуть больше года назад Макс снова сделал шаг. Сказал, что ему нужна только я, что мы двое должны быть вместе и мне нужно с этим смириться. Впервые я задумалась об этом всерьез. Даже представила, каково это – иметь партнера, на которого можно по-настоящему положиться. Макс, замечательный Макс. Тот, кому я доверяла, тот кто действительно старался сделать меня счастливой, даже когда мир преподносил мне одни ужасы. Тогда Макс, не моргнув глазом, вызволил меня из небольшой финансовой передряги и даже великодушно предложил мне работу в своей растущей компании. Однажды я рассеянно нацарапала «Каролина Аронова» в своем блокноте и тут же решила поговорить с ним. Я помню, как была взволнована в тот день, представляя, как разворачивается наше будущее. Думая, что, возможно, мы действительно предназначены друг другу судьбой. Что нас, возможно, ждет счастливая жизнь. Представила, что это значило бы для Рори и Анселя. Но потом…

Потом произошло нечто неожиданное и ужасное.

Я чувствую, как мне сильнее сдавливает грудь.

План «Б» полетел ко всем чертям. Он оказался невыполним.

Мне больно, что Макс будет рядом со мной в этой поездке. Я чуть было не отказалась от нее. Но есть причины, по которым я этого не сделала, помимо веселья, игр, старых друзей и Тирренского моря.

– Ничего, что я здесь? – наконец спрашивает Нейт у Рори. Его голос срывается, в нем не чувствуется его типичной уверенности.

– Я не знаю, зачем ты здесь, – говорит Рори, делая большой глоток водки, а затем с такой силой ставит стакан обратно на стол, что напиток выплескивается через край. Румяный пожилой мужчина в отглаженном темно-синем блейзере и довольно нелепом берете с помпоном бросает на нас кислый, неодобрительный взгляд. Очаровательная итальянская пара лет сорока с небольшим, сидящая напротив – жена в колье от Bulgari в виде змеи, о котором я мечтаю, – похоже, просто забавляется этим зрелищем. Но Рори, кажется, никого из них не замечает, или ей все равно, что они обращают на нас внимание. – Серьезно, я действительно не понимаю, зачем вы все здесь.

Нейт вздрагивает. Рори отводит взгляд и сжимает мою руку.

– Я рада, что ты здесь, Каро, – шепчет она.

Мое тело расслабляется от ее прикосновения.

– Боже мой, детка. Я тоже. Нам столько всего нужно…

– Рор, я просто должен сказать тебе, чтобы внести ясность, потому что чувствую, словно хожу вокруг да около… – Нейт сцепляет руки на коленях и крутит свои большие часы с серебряным циферблатом на черном кожаном ремешке. – Я действительно сожалею, что расстался с тобой. Для меня это было безумное время. – Он закатывает глаза, вспоминая. – Я чувствовал себя идиотом, таким… я не знаю. Ты знаешь, каково мне было, когда…

– Тебе тоже известно, каково было мне, – парирует Рори, не обращая внимания на еще один хмурый взгляд мужчины в берете и его невнятное замечание, которое я не разобрала. Тем временем другие наши соотечественники в поезде бросают в нашу сторону любопытные взгляды; ситуация начинает привлекать всеобщее внимание. Группа скандинавов шепотом выражает удивление, глядя поверх бокалов с шампанским, а эффектная индианка в шелковом платье ярко-оранжевого цвета с идеально прямой, как у манекенщицы, спиной, недовольно цокает языком.

– Рор. – Я киваю в сторону наших зрителей, и Рори, кажется, приходит в себя и замечает, что все взгляды устремлены на нас.

– Ой. – Ее лицо все еще покрыто пятнами и пылает, и она тихо шипит. – Знаешь что, Нейт? Не то чтобы для меня все было солнечно и радужно. Я потеряла работу. Потом я потеряла тебя. И это еще не все. Я потеряла… – Она смотрит на свои руки и замолкает.

Что потеряла? Это так непривычно – не слышать, как фразы эхом отдаются в моей голове, прежде чем слететь с губ моей лучшей подруги.

– Может, поговоришь со мной? Хотя бы дашь шанс все объяснить? – спрашивает Нейт.

– Я… я не…

– Ciao[12]! – Внезапно перед нами появляется мужчина, думаю, примерно нашего с Рори возраста. Или чуть старше, как Макс и Нейт. Лет тридцати с небольшим, наверное. Он высокий и загорелый, с теплыми карими глазами, темными вьющимися волосами и легкой небритостью. В нем ощущается уверенность и очевидное обаяние, и еще особая мягкость. В этом человеке есть нечто, напоминающее мне Анселя Аронова. Я чувствую в нем сострадание и доброту. Словно он из тех людей, кто готовит малиновые блинчики, когда вам грустно, а потом рассказывает замечательные сказки на ночь, чтобы поднять вам настроение.

– Ciao, – медленно произношу я, но мужчина пристально смотрит на Рори, и я замечаю, что она точно так же смотрит на него в ответ. Смотрит так, словно знает его.

– Габриэль, – бормочет Рори, и в ее тоне, по неясным мне причинам, слышится нечто грубое. – Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Глава четвертая. Рори

Я нахожусь в чужой стране, где – пуф-ф! – внезапно появляются люди из моего прошлого.

Четко спланированные выступления, в которых я не принимаю никакого участия.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я снова, чувствуя в груди неконтролируемый приступ гнева.

– Меня прислала Джиневра. – Он разглаживает лацкан своего великолепного бежевого льняного костюма, сочетающегося с мокасинами цвета коньяка, и, несмотря ни на что, меня охватывает волна влечения.

Тем не менее я сохраняю невозмутимый вид.

– Я так и подумала.

Габриэль – адвокат Джиневры, разумеется, она послала его сюда, но почему?

– Ну… – Габриэль неловко переминается с ноги на ногу. – Scialla[13]. Все в порядке, Рори. Успокойся.

Мой гнев усиливается. Призывы успокоиться приводят к тому, что я готова взорваться. Однако я сдерживаюсь. В отличие от двух других Ароновых, я довольно хорошо умею контролировать себя.

– Вы, должно быть, Макс, Нейт и Кэролайн? – приветливо обращается Габриэль к моим спутникам.

– Так точно, сэр! – Если бы глаза Нейта могли метать молнии, они бы так и сделали.

– Да уж, вся команда в сборе, – усмехаюсь я, и мой сарказм звучит явственнее, чем мне хотелось бы. – Но я понятия не имею, зачем нас здесь собрали. Может быть, ты сможешь это прояснить?

Габриэль кивает.

– Прежде всего знайте: Джиневра хочет, чтобы эти три дня стали лучшими в вашей жизни. Она отправила меня сюда по двум причинам. Во-первых, потому что она составила маршрут для вашей поездки. Ей важно, чтобы это было идеальное времяпрепровождение. Чтобы вы увидели захватывающие достопримечательности и отведали самые вкусные блюда, которые только могут предложить Чинкве-Терре, Рим и Позитано. Цена не имеет значения. Важно, чтобы вы были довольны обслуживанием в поезде. Чтобы купе вам понравились. Чтобы…

– И она не могла просто отослать фотокопии этого волшебного маршрута одному из здешних сотрудников? – перебивает Нейт. Это справедливый вопрос, но его ревность очевидна, как и явная настороженность по отношению к этому человеку – мужчине, которого он не знает, но которого, как он понимает, знаю я. Что ж, так ему и надо. Возможно, я стала более одухотворенной и спокойной, но, честно говоря, в ревности Нейта есть нечто, приносящее удовлетворение. Хотя его присутствие здесь – его потенциальное желание вернуть меня – поражает.

Нейт не осознает этого, но его ревность к этому мужчине, на самом деле, не имеет под собой оснований.

Я познакомилась с Габриэлем через Джиневру, когда, начиная с ней работать, подписывала целый ряд контрактов. Затем наши пути пересеклись, когда я поселилась в Трастевере,[14] в квартире, снятой для меня в доме, где он жил и был управляющим. Однажды мы оказались рядом внизу в баре во время ланча, где я сидела, склонившись над путеводителем. Мы решили вместе поесть пиццу и разговорились. Габриэль рассказал, что женился в тридцать лет – редкость для итальянцев, которые обычно остепеняются гораздо позже. Он объяснил, что не был типичным mammone – маменькиным сынком, который продолжает жить в родительском доме, будучи взрослым мужчиной. Конечно, он любил свою мать, старался раз в две недели приезжать к родителям за город на il pranzo della domenica – священный семейный воскресный обед. Но ему не нужна была помощь матери в быту. Чтобы она стирала, – он поморщился, – или готовила, он прекрасно справлялся сам. А после развода, когда его бывшая жена сбежала в Австралию со своим новым другом, он в одиночку воспитывал дочь Кьяру. В тот момент я поняла, как много всего свалилось на Габриэля и как сильно он старался быть на высоте. И у него получалось. А еще я тогда подумала, что он очень сексуальный. Он мне сразу понравился, судя по трепету у меня в животе. Было странно и непривычно думать, что симпатичным может быть не только Нейт, и даже смотреть на мужчину, который не был Нейтом, казалось странным.

После того ланча Габриэль предложил показать мне не слишком популярные среди туристов уголки Рима. Я согласилась. Он познакомил меня с Mercato Testaccio[15], где я попробовала горячий сэндвич с рубцом (невероятно вкусный), отвел на Авентинский холм, где мы заглянули в знаменитую замочную скважину, откуда открывается невероятно живописный вид на город. Габриэль знал, что я переживаю из-за расторгнутой помолвки и просто ищу легкости и веселья. И все было легко и весело, пока Габриэль не признался, что у него появились чувства ко мне и он настроен на большее. Я, конечно, понимала. Мы расстались друзьями, хотя полагаю, вы никогда по-настоящему не узнаете, что человек думает о вас после того, как вы вроде бы встречались.

– Что ж, считай меня своим консьержем, – Габриэль улыбается, и я вспоминаю, какая искренняя у него улыбка. Как ни странно, я ему доверяю.

– Кто присматривает за Канноли? – интересуюсь я.

Если вы хотите узнать, что из себя представляет Габриэль, вам достаточно истории о его собаке Канноли – ужасающе уродливой дворняжки. Канноли нервный и требовательный, он повсюду писает и не перестает лаять. Его четыре раза брали в разные семьи, и каждый раз отказывались. Они не могли с ним справиться, хотели собаку поласковее. Собаку попроще. И только Габриэль увидел нечто привлекательное в обиженном и капризном Канноли. Он говорил мне, что никогда не откажется от этого пса, даже несмотря на то, что тот порой сводит его с ума, потому что Канноли нужна семья, которая останется с ним навсегда.

Габриэль улыбается.

– Признаюсь, это была самая сложная часть поездки. По крайней мере, с точки зрения логистики. Он с Нино.

Ах, Нино – этот наш сварливый сосед сверху. Но он любит Габриэля, потому что тот всегда приносит ему рибболиту или стейк, утверждая, что случайно приготовил лишнего. Я знаю, это не так, он делает это намеренно.

Габриэль – юрист, управляющий недвижимостью, суперпапа, совершающий добрые дела. И красавчик. Не могу не упомянуть его внешность. – Полагаю, это означает дополнительную рибболиту для Нино, – говорю я, и мое сердце начинает колотиться заметно быстрее.

– Скорее, рибболиту на веки вечные. – Габриэль вздыхает, затем выражение его лица снова становится деловым. – Но послушайте, я собирался сообщить, что Джиневра не хочет, чтобы кто-то из вас за что-либо платил или беспокоился о выборе лучшего ресторана, идеальной панорамы. Она все спланировала по высшему разряду. Она хочет, чтобы это стало вашим самым прекрасным путешествием в жизни.

Я киваю, но все еще не понимаю. Даже близко не понимаю.

– А это – вторая причина. Она хотела, чтобы я передал это. – Габриэль открывает коричневый кожаный портфель и достает книги.

Мое сердце замирает. Это не просто книги, это та самая книга. Та, что обо мне.

Я вижу, что это не типографский экземпляр – нет замысловатой обложки и твердого переплета. На лицевой стороне просто напечатано – «Рукопись в переплете» и название – «Домик на озере».

Дрожь пробегает по моей спине. Я слышу вздох. Это Макс, его лицо становится поразительно бледным. Затем я перевожу взгляд на Каро, костяшки ее пальцев, сжимающих бокал, побелели. Даже плечи Нейта напряглись и приподнялись почти до ушей. Странно – все они, похоже, так же озабочены этой рукописью, как и я.

«Домик на озере». До настоящего момента я не знала, как она назовет роман. Название явно отсылает к нашему детству. Наш хлипкий домик на Орчард-Лейк – озеро, которое папа обожал, в районе которого он едва ли мог купить недвижимость, и все-таки сделал это. Первое, что я вспомнила, увидев это название, как у меня от ужаса подкашивались коленки, когда папа уговаривал меня прыгнуть в воду с нашего причала. Он сказал, чтобы я представила, что я дерево. Тук-тук. Он постучал по моим икрам. А теперь, Рори, одеревеней. После того, как дерево срублено, оно падает.

Папа хотел, чтобы я упала, и я упала, просто рухнула в воду. Я до сих пор помню, как мое тело ударилось о поверхность. Затем папины руки, обнимающие меня.

То, что, велев мне прыгать, он не держал меня, было характерно для папы. Он прожил тяжелую жизнь, полную трагедии. Эмигрировал из Советского Союза в США в поисках свободы, с большим риском и исключительно силой своего упорства и воли. Так что да, он всегда, всегда был рядом с нами, и был действительно лучшим отцом, какого только можно себе представить. Но нас с Максом воспитывали в понимании, что каждый из нас отвечает за себя сам.

Другими словами: тук-тук, одеревеней. Я должна была упасть, выплыть и спастись. А потом папа ждал меня с распростертыми объятиями. И я в избытке получала поцелуи, любовь и поддержку.

Вот только теперь он порой даже не понимает, кто я такая.

Могла ли Джиневра написать эту книгу о Мичигане?

Наш родной город на юго-востоке Мичигана, в пригороде Детройта, находится на расстоянии целого мира от родного для Джиневры Рима. Что вообще Джиневре известно о Мичигане? На самом деле я не так уж много рассказывала ей о своем родном штате. Насколько я знаю, она никогда раньше там не была. Джиневра попросила разрешения приехать лично, чтобы взять интервью у Макса, Кэролайн и папы. Но мне не понравилась идея навязывать близким людям многодневные собеседования. Они, конечно, могли бы согласиться на Zoom – это было разумно. В любом случае, предлагать папе общение с незнакомым человеком, учитывая его нынешнее состояние, было бы неправильным. Поэтому я вежливо отклонила просьбу Джиневры взять интервью у папы и сказала, что она может поговорить с остальными удаленно. Писательница приняла мое предложение без боя.

Сейчас я нервничаю, беспокоясь о том, что Джиневра, возможно, перенесла действие этой книги в мой родной город, тем самым осквернив его, эксплуатируя мои воспоминания. Я не предполагала такое развитие событий. Я была уверена, что она отправит меня на сафари в Зимбабве или в экспедицию в Арктику.

Нет. Этого не может быть. Джиневра не станет писать книгу о Мичигане. Она всегда предпочитала экзотические локации: Стамбул, Исландия. Даже Сибирь. Убийство в месте, изобиловавшим интригами, атмосферными и природными катаклизмами, чем более жестокими, тем лучше. Экстремальная жара, экстремальный холод. Крутые ущелья, чтобы прятать трупы. Такие уголки света, которые курирует ЮНЕСКО, привлекающие внимание путешественников по всему миру. Это особенность Джиневры.

Назвать ее писательский метод необычным будет сильным преуменьшением. В каждой новой книге в качестве главного героя она всякий раз использует реального человека. Добывает о нем информацию за солидное вознаграждение, копаясь в мельчайших подробностях прошлого, используя его подлинные переживания и травмы, чтобы создать вымышленную историю. Когда моя карьера рухнула, а Нейт разорвал нашу помолвку, она предложила мне поработать с ней. Сто тысяч долларов за несколько месяцев ответов на вопросы о моей жизни, частные детективы, изучающие мое окружение, психологические экспертизы и тому подобное. Плюс проживание и питание в Риме по полной программе. И, неожиданно, эта поездка на поезде, как дополнительный бонус.

Как только книга выйдет, мне также придется выступать с ней перед прессой. Это довольно просто. Я знаю, как вести себя перед камерой, несмотря на то, что меня все еще не покидает чувство стыда за мою сорвавшуюся карьеру ведущей новостей. Между тем, работая в новостях, я и познакомилась с Джиневрой. Я несколько раз брала у нее интервью о творческом процессе, о ее последнем бестселлере. Это было моим самым крупным достижением. Мы нашли общий язык, и чуть позже она предложила мне роль главной героини. Я никогда не думала, что способна на нечто подобное, но почему бы и нет?

Подписываясь на эту авантюру, я была уверена, что у меня нет никаких секретов, мне нечего скрывать. В моей жизни случались трудности, не обошлось без сожалений, но как и у всех, кто населяет нашу планету.

Так с чего бы мне возражать, чтобы Джиневра копалась в моей жизни? Беседовала с моей семьей и друзьями? Создала вымысел из моей правды?

Но столько всего произошло с тех пор, как я ответила согласием. Теперь я с тревогой смотрю на эту книгу, в которой рассказано… О чем? Как я в ней изображена? И еще более мучительное беспокойство: какие секреты скрыты на этих страницах? Какие послания таятся между строк или глубоко запрятаны в них? Раскрыла ли Джиневра…

– Джиневра хотела, чтобы у каждого из вас был экземпляр книги, – беззаботно произносит Габриэль, прерывая блуждание моих мыслей. – Она сказала, что больше всего на свете гордится именно этой историей.

Он раздает всем нам по толстому изданию. Никто не произносит ни слова. Нейт сжимает книгу в руках, на его лице отражается замешательство.

– Конечно, вы все внесли свой вклад. Согласились на интервью, согласились не подавать в суд, если Джиневра будет использовать в персонажах некоторые ваши черты. Это черновой вариант. Пока мы разговариваем, она все еще вносит окончательные правки. Она подумала, что это будет весело – для всех вас это станет опытом сближения. Тем не менее, она заранее приносит свои извинения. Один из вас должен умереть. – Он подмигивает. – В конце концов, она пишет детективы с убийствами.

Мое сердце теперь бьется в груди как барабан.

– Так ты приехал, чтобы рассказать нам о маршрутах и книгах?

– Ну и… – улыбка Габриэля кажется немного натянутой. – У Джиневры есть еще одно задание для Рори.

– Хорошо. – Я приподнимаю бровь, глядя на него. Боже, это странно! Притворяюсь, что мы не были вместе на Испанской лестнице пару месяцев назад, когда я ела джелато[16], положив голову ему на плечо, а солнце клонилось к горизонту, освещая терракотовые фасады площади Испании.

Габриэль хмурится и почти с извиняющимся видом протягивает мне конверт.

– Это письмо от Джиневры. Ты можешь прочитать его в своем купе, если хочешь. А потом я буду рад обсудить любые вопросы, которые у тебя возникнут.

Конверт обжигает мне кожу. Он пухлый, как будто в нем несколько листов бумаги. Что еще она может сказать мне, учитывая, что мы провели три месяца в обществе друг друга? Она, наконец, расскажет мне о… я имею в виду, она, наконец, откроет правду?

– У нее добрые намерения. – Габриэль пристально смотрит на меня. – Я правда так думаю, Рори.

Я киваю, внезапно ощущая, что силы покидают меня.

– Я прочитаю это позже.

– Ты присоединишься к нашей поездке, Габриэль? – спрашивает Нейт. – Будешь тусоваться с нами, пока мы катаемся по Италии? Ты же здесь не просто, чтобы привезти эти вещи?

– Да, я останусь с вами, – любезно говорит Габриэль. – Кстати, я со своей дочерью. Он жестом указывает на девятилетнюю девочку в круглых очках в розовой оправе, чопорно скрестившую ноги, потягивающую фанту из стеклянной бутылки.

Кьяра. Я, конечно, никогда с ней не встречалась, видела только мельком. Габриэль не стал нас знакомить, поскольку наши отношения не переросли в нечто серьезное. Но я много слышала о ней – какая она великолепная, развитая не по годам. Будущий гений. Из-за того, что она такая умная и ведет себя почти как взрослая, ей тяжело заводить друзей.

– Джиневра подумала, что мне будет приятно, если моя дочь будет со мной на время поездки. Она такая щедрая! Но, уверяю вас, вы нас даже не заметите. Я буду на заднем плане, просто чтобы быть уверенным, что все идет гладко.

– Она действительно кукловод, не так ли? – Нейт качает головой. – Джиневра Экс. Что это вообще за имя? Она родилась с такой фамилией? Экс. Так странно. Собрать нас всех здесь…

Габриэль хмурится.

– Я бы не назвал ее кукловодом.

– Правда? – Нейт оглядывается на нас, чтобы заручиться поддержкой. – Разве я не прав? Она зачем-то дарит нам эти непонятные книги! – Он взмахивает рукописью, и в его глазах вспыхивает что-то, чего я не могу разобрать. – Что мы должны сделать – расшифровать их? Разобраться, что правда, а что вымысел? Это все часть дьявольского плана – написать о нас, а затем бросить в этот безумный водоворот? – Нейт говорит с сарказмом, но его слова задевают за живое. Каков план Джиневры? Есть ли на самом деле вероятность, что она припасла нечто дьявольское?

– Ты ошибаешься. – Габриэль качает головой. – Ты очень оши…

– А что, если нет? – спрашиваю я, и меня внезапно осеняет. – Предыдущую книгу Джиневры разгромили. Я слышала, как она говорила об этом со своим пресс-агентом и с издателем. Последний главный герой, по мнению читателей, получился недалеким и никчемным. Она обеспокоена. Они обеспокоены, вся ее команда. Очень многое зависит от этого нового романа. Не является ли наше присутствие здесь, да еще с этими книгами, своего рода рекламным ходом?

– Нет! – восклицает Габриэль. – Уверяю, ты не права. У Джиневры действительно чистые намерения. Она…

– Она кукловод, – повторяет Нейт. – Чистые у нее намерения или нет. И я понимаю, почему ты, возможно, не разделяешь моего мнения, Габриэль. Потому что, если она кукловод, то это делает ее марионеткой и тебя.

– Нейт! – Теперь хмурюсь я. – Не груби. Он не пытается…

– Нет, – перебивает Макс. – Габриэль не марионетка автора, Нейт. Он не настолько важная персона.

Типичная деликатность Макса.

Макс машет рукой Габриэлю.

– Без обид, чувак. Я просто пытаюсь сказать, что это мы марионетки Джиневры.

Я думаю об этом. Мы марионетки Джиневры? Неужели, в конце концов, именно в этой роли я была последние несколько месяцев? Я принимаю участие в этом странном, очень странном путешествии. Моя жизнь разбилась вдребезги и теперь необъяснимым образом снова предстает передо мной, вся в осколках. Возможно, бутылочка клея, вложенная мне в руки, поможет мне склеить ее части обратно, если я захочу.

Хочу ли я этого? Я не имею ни малейшего понятия. В любом случае, я пока не могу даже думать об этом, по крайней мере до тех пор, пока не уединюсь в своем купе и не прочитаю письмо и книгу. Мои мысли путаются в голове, не давая мне добраться до правды.

Макс откидывается на спинку дивана, и его губы изгибаются в улыбке.

– Знаете что, ребята? Давайте оставим Габриэля в покое. Итак, писательница хочет заплатить за то, чтобы мы насладились Италией? Что ж, давайте просто насладимся Италией. Прошла целая вечность с тех пор, как у меня был отпуск. Мне пришлось изрядно повозиться, чтобы добраться сюда в такой короткий срок, и Каро и Нейту тоже. К тому же, когда у нас еще будет отпуск, не говоря уже о том, чтобы мы собрались все вместе? Так что я, например, не жалуюсь на спектакль, который устроил твой автор, Рор. – Макс поднимает бокал. – Если мы собираемся быть марионетками, ребята, то давайте выпьем за то, чтобы наслаждаться вдоволь!

Глава пятая. Макс

Рори сидит напротив в вагоне-ресторане, поглощенная своим блинчиком с начинкой из артишоков с сельдереем. Ее взгляд едва касается моего. Она явно злится на меня, и я понятия не имею почему.

Незнание, мучительное незнание…

Она понимает, что для меня это мучительно, и все же неторопливо и аккуратно разрезает блинчик, намеренно не объясняя мне, что я сделал не так. Медленно подносит вилку ко рту. Жует, черт возьми, жует…

Я сминаю пальцами льняную салфетку, лежащую у меня на коленях, стараясь сдержать свой гнев, пытаюсь, пытаюсь.

– Почему ты злишься на меня? – наконец спрашиваю я.

Ладно, может, я и выкрикиваю это.

Звон столовых приборов, шум разговоров, неторопливые движения официантов, подача блюд – все это немедленно прекращается.

– Макс. – Каро прижимает пальцы к вискам, явно смущенная моей короткой вспышкой. Она такая, наша Каро – идеальная. Строгая. Одна из многих вещей, которые мне в ней нравятся, это то, что Каро, мисс Хорошие Манеры, иллюстрация главного жизненного правила Аронова: лучше беспорядок, чем совершенство.

– Извините, извините! Scusi! – Я улыбаюсь посетителям справа от меня, пожилой паре, которая прикладывает салфетки ко рту, а их глаза излучают осуждение. – Рор, ты знаешь, что сводишь меня с ума?

– Я вовсе не собиралась сводить тебя с ума. – Ее спокойный, уверенный тон выводит меня из себя еще больше. – Мы поговорим позже. Когда я буду готова. Наедине. Хорошо? Пожалуйста, успокойся.

– Значит, ты все же злишься на меня. Почему? Что я такого сделал? Что я, по-твоему, сделал?!

Она ничего не говорит. Продолжает все так же молча жевать.

Я пробую снова.

– Почему ты меня игнорировала? Папе бы не понравилось, что ты объявила мне бойкот.

Рори хмурится.

– Не втягивай в это папу. Он и так уже замешан.

Она злится и на папу? Какого черта?

– Я не понимаю, что это значит.

Она кивает, не вдаваясь в подробности.

– В любом случае, в этом поезде именно ты меня удивил.

– Твой автор должен был бы удивить тебя больше.

– Моего автора, – многозначительно говорит она, – нигде не видно.

На этом мы замолкаем.

– Ты другая, Рор. – Я качаю головой. – В тебе появилось что-то необычное.

К моему удивлению, она не обижается, не возражает, чт