Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

https://www.glebarhangelsky.ru/prombook

• Дополнительные исторические материалы, по объему не вошедшие в книгу.
• Статьи автора по производственной эффективности и промышленной политике.
• Контакты для связи с автором.

В год 200-летия восшествия на престол императора Николая I, посвящаю эту книгу его памяти

I.

• Зачем нам сейчас изучать промышленную революцию XIX в.
• Выбор эпохи: «промышленная революция» vs «индустриализация»
• Русская промышленная революция как успешный «управленческий кейс»
• «Управленческий» взгляд на индустриализацию
• Цель исследования, источники, структура книги

Истоки русской индустриализации: что было до «Витте и Менделеева»

В России идет третья великая индустриализация страны. Первые две, имперская XIX в. и советская первой половины XX в., были чрезвычайно результативны.

Их достижениями мы пользуемся до сих пор. Многие из созданных в те годы предприятий и образовательных учреждений продолжают работать на наши процветание и независимость.

Вся мировая конфигурация политических сил и экономических отношений сейчас в перекройке и переустройстве. Перед Россией в этих обстоятельствах остро стоит задача достижения технологического суверенитета.

Это невозможно без «новой индустриализации», усиленного развития национального производства. В том числе самых сложных его переделов — станкостроения, двигателестроения, приборостроения и т.п.

Несколько десятилетий интеллектуалы всего мира учили нас «переходу к постиндустриальной экономике». Но вдруг оказалось, что за этим переходом как-то легко теряется индустриальная база.

Услуги, ИТ, экономика эмоций и прочий «фанки-бизнес» оказываются крайне уязвимы без собственных труб большого диаметра, тепловых сборок для атомных электростанций, горизонтально-расточных станков… Короче говоря, без высокоразвитого национального промышленного производства.

Наши шансы на «новую индустриализацию»

Каковы наши шансы успешно совершить «новую индустриализацию»? На мой взгляд, довольно велики.

До принятия в 2010 г. «Национальной доктрины продовольственной безопасности» мы были нетто-импортером продуктов питания. В сельской глубинке в магазинах лежали польские яблоки и египетская картошка. В дорогих московских супермаркетах — новозеландские и австралийские стейки.

За ничтожные по историческим меркам полтора десятка лет мы достигли практически полной продовольственной самообеспеченности страны, стали нетто-экспортером в этом сегменте.

Более того, вышли на первые позиции в мире по экспорту зерна и ряда других видов сельхозпродукции. Позорные времена советских закупок зерна в Канаде и «ножек Буша» в 1990-е вспоминаются как страшный сон.

Этот прорыв стал возможен благодаря совместным усилиям государства и бизнеса, как крупного, так и малого. В последние годы сельхозпроизводство стабильно росло более высокими темпами, чем валовой внутренний продукт (ВВП). При этом промышленность росла примерно с той же скоростью, что и ВВП, т.е. доля промышленности в экономике не увеличивалась [Архангельский Тайм-менеджмент как фактор роста, 321] [1].

За почти четыре года, прошедшие с момента начала специальной военной операции (СВО), темпы роста промышленности увеличились. Причем не только военной промышленности, но и гражданской.

И хотя «Национальная доктрина индустриализации», аналогичная «Национальной доктрине производственной безопасности», пока не разработана, деятельность государства и бизнеса в этом направлении очевидно активизируется.

Как бизнес-консультант я наблюдаю стабильный рост бизнеса у клиентов-производственников, причем темпами, значительно превышающими темпы роста ВВП.

Несколько клиентов, торговавших различным оборудованием, создали свои небольшие производства в той же сфере, в основном импортозамещающие.

Начинали с производства в России комплектующих и расходных материалов для тех же клиентов, кому поставляли импортное оборудование. Постепенно учатся производить все более сложные и высокотехнологичные продукты.

Например, торгует предприниматель много лет компрессорами — российскими, немецкими, китайскими. Крепкий средний бизнес на пару миллиардов рублей выручки.

В ковид, а потом во время СВО логистика все сложнее и дороже. Хочется свое производство, но какое? Компрессорный завод — это десятки миллиардов рублей инвестиций, финансовые и технологические компетенции совершенно другого уровня. Нереально.

Что реально? Выявить у своих клиентов какую-то необычную потребность, которую не успели удовлетворить неповоротливые крупные заводы. Например, компрессор для работы за полярным кругом при низких температурах.

Какие и где взять комплектующие после многих лет торговли — понятно. Нужно «собрать» из них новый продукт под задачу клиента, применив несколько небольших изобретательских решений. И вот — первый крохотный шаг к своему производству сделан.

Советский исследователь дореволюционной индустриализации А. М. Соловьева отмечает, что в 20–30-е гг. XIX в. многие крупные торговцы направляли свои капиталы на создание промышленных производств [Соловьева, 26]. Сходный процесс я наблюдаю с позиции бизнес-консультанта и в наши дни.

Великий русский предприниматель, крупнейший издатель начала XX в. Иван Дмитриевич Сытин писал:

Народное просвещение, народное здоровье, народное богатство, народное хозяйство, народное ремесло — все требовало помощи, все искало опоры в науке и знании.

Окидывая глазом эту страну неограниченных возможностей, я часто спрашивал себя:

— А что сделало наше огромное издательское предприятие для сельского хозяйства в России? Что сделано для кустаря, для ремесленника, для скотовода, для огородника? Как же можно в самом деле пройти мимо промышленного образования в России и ничего не сделать в этой области! [Сытин, 91]

Этот же вопрос я задал себе как эксперт по тайм-менеджменту, автор популярных бизнес-книг и бизнес-консультант, работающий с различными российскими предприятиями и госорганами.

Чем тайм-менеджмент может быть полезен нашей великой стране в решении одной из крупнейших задач, стоящих перед ней в XXI в.?

В попытке ответить на этот вопрос и родился замысел книги.

Русская промышленная революция: хронологические границы исследования

Тема индустриализации и тема тайм-менеджмента необъятны. Чтобы сфокусироваться и поставить решаемую в рамках одной книги задачу, наметим несколько границ.

Первые границы — хронологические. Наша страна проходила несколько «волн» активного развития промышленности. Начиная с первых литейных заводов царя Ивана III, через захватывающие истории экспансии Строгановых при Иване IV, Демидовых при Петре I и т.д.

Наконец, через промышленную революцию в XIX в. и форсированную советскую индустриализацию первой половины XX в.

Однако в строгом смысле «индустриализаций», результатом которых стали существенное увеличение доли промышленности в ВВП и выход страны в число мировых промышленных лидеров, у нас было две: предреволюционная имперская и послереволюционная советская.

Советской индустриализации посвящены тысячи добротных, качественных, с богатейшей фактологией советских книг; ей занимался целый отдел Института истории Академии наук СССР. Региональный разрез, отраслевой разрез, анализ конкретных предприятий и госорганов — углубляйтесь в любой аспект проблемы.

После краткого, но шумного охаивания в 1990-е, — Сталин-ГУЛАГ, американские заводы руками зеков, — стали появляться взвешенные работы как научного, так и популярного характера.

В современных работах раскрываются и обсуждаются плюсы и минусы, достижения и провалы сталинской индустриализации. Несомненным явлением стала великолепно иллюстрированная книга А. Галушки и соавторов «Кристалл роста» [Галушка].

В отношении русской предреволюционной индустриализации, к сожалению, такой «разработанности вопроса» нет и близко. Есть советские и современные исследования, но их гораздо меньше, чем по советскому периоду.

Сначала я хотел охватить всю имперскую индустриализацию до 1917 г. Однако работа над источниками начала XIX в. показала, что самое интересное, основополагающее, фундаментальное для дальнейшего промышленного роста было сделано в эпоху императоров Александра I и Николая I.

Этот же период оказался самым недоисследованным, недоописанным, недовоспетым. И заслуживающим отдельной книги полноценного объема и глубины.

Именно два упомянутых императора и их сподвижники сделали самую неблагодарную и незаметную работу. Они заложили организационные, регуляторные и образовательные основы для промышленной революции.

Эпохе «Витте и Менделеева» досталось гораздо больше славы благодаря наблюдаемому стремительному росту отечественной промышленности. Однако этот рост был бы невозможен без усилий, приложенных в первой половине XIX в.

Крупнейший советский историк российской промышленности Станислав Густавович Струмилин выделяет период с 1800-х до 1850-х гг. как время российской промышленной революции, т.е. перехода от мануфактуры к фабрике.

Напомню, мануфактура, в марксистской концепции производственных укладов, это предприятие, в основе которого лежит ручной ремесленный труд. Это несколько десятков или сотен ремесленников, собранных под одной крышей, но работающих вручную на примитивном оборудовании, мало отличающемся от средневекового [2].

Фабрика — это революционный переход от мануфактурного к машинному производству, с использованием сложных станков, паровых двигателей и т.п. [Ленин, 353] [3].

Именно на фабрике возникает возможность стандартизации деталей и высокого уровня разделения труда. Следствием является резкое повышение производительности труда.

После [изобретения паровой машины,] [4] венчающей эпоху великих изобретений XVIII в., революции в самой системе механических двигателей, вполне законченной фабрикой стала лишь система машин, обслуживаемая такой универсальной паровой машиной.

И если спорадического появления машин на той или иной мануфактуре еще недостаточно для перерастания ее в фабрику, то появление на ней парового двигателя в качестве завершающего звена системы машин может быть принято за вполне осязательный признак такого перерастания.

Промышленный переворот означал собой победу фабричного строя над мануфактурным. Конечно, эта победа потребовала немало времени и отнюдь не означала полного вытеснения мануфактурного ручного труда машинным во всех отраслях индустрии [Струмилин, 362].

Основываясь на этой периодизации, я с чистым сердцем переименовал книгу из «Русская индустриализация» в «Русская промышленная революция». И сосредоточился на столь же интересном, сколь и малоисследованном периоде нашего индустриального развития [5].

Достижения русской промышленной революции

Академик Станислав Густавович Струмилин — убежденный большевик, прошедший все традиционные дореволюционные тюремные испытания «борца с режимом». Один из создателей Госплана СССР и крупный деятель советской индустриализации.

Его трудно заподозрить в симпатиях к царизму и желании приукрасить достижения крепостников и феодалов.

Тем ценнее именно его анализ результатов, достигнутых страной в ходе русской промышленной революции, т.е. именно в рассматриваемую эпоху 1801–1855 гг.

Начиная с 30-х гг. [XIX в.] механическое бумагопрядение [т.е. производство хлопчатобумажных тканей] в России сделало огромный скачок вперед, не только не отставая, но даже опережая соответствующие темпы промышленной революции в Англии.

Хотя промышленный переворот в крепостной России запоздал в бумагопрядении лет на 50–60 по сравнению с Англией, зато взлет темпов роста здесь был круче, чем в Англии.

Вот почему тот малоизвестный факт, что путь, который Англия прошла лет за 30, в России был пройден за одно 20-летие, заслуживает особого внимания.

Если в Англии за весь период промышленной революции во все отрасли производства было внедрено всего 4543 лошадиных силы паровой мощности, то в России в 1860 г., т.е. еще до падения крепостной системы, насчитывалось уже до 60 000 л. с. паровой мощности в стационарных установках, до 100 000 л. с. — на железных дорогах и до 40 000 л. с. — на паровых судах, а в сумме — до 200 000 л. с.

Это немного, конечно, на наш современный масштаб, но все же в 44 раза больше того, что имела Англия в результате промышленного переворота.

В первую треть XIX в. фабрики возникают еще спорадически и мануфактура продолжает господствовать почти безраздельно; во вторую треть, начиная с 30-х гг., фабрика вступает в решительную борьбу с мануфактурой.

С 1815 до 1830 г. одних лишь паровых машин внутреннего производства внедрялось ежегодно не меньше десятка, а в сумме за 15 лет — до 150 паровых двигателей, около 650 разных механических станков, до 975 прядильных машин и свыше 3000 разных других машин — подъемных кранов, прессов, насосов, вальцов и тому подобных механизмов.

А с 1830-х гг. механизация приняла уже гораздо более широкие масштабы — на многие миллионы рублей. И вот, если с 1815 по 1830 г. число учтенных в нашей таблице рабочих возросло всего на 47%, то за следующие 15 лет, с 1830 по 1845 г., оно уже удвоилось. Таким образом, уже первые, еще очень скромные успехи механизации удваивают темпы промышленного развития крепостной России [Струмилин, 375–379, таблица на с. 379].

Переведу абсолютный рост промышленности за эти четыре десятилетия в годовые темпы роста: 4,29%. С учетом гораздо меньшего, чем в наши времена, уровня инфляции, это очень хороший показатель. Успешный «управленческий кейс», заслуживающий тщательного анализа.

Тематический фокус и цель исследования

«История русской индустриализации XIX в.» — это многотомная энциклопедия. Но я сфокусируюсь на одном ее аспекте: управленческих механизмах, — с особым интересом к тайм-менеджерской составляющей.

Большинство исследователей рассматривало индустриализацию «с высоты птичьего полета». Их интересовали вопросы макроэкономики, отраслевого развития, масштабных экономических и социальных процессов, общественных дискуссий, успешных или неуспешных экономических итогов.

Свой угол зрения на успешность индустриальной трансформации страны может дать институциональный подход, как у Д. Асемоглу в «Почему одни страны богатые, а другие бедные», или анализ больших макроэкономических и макрополитических циклов, как у Р. Дэлио в «Принципах изменения мирового порядка».

Оригинальный взгляд на три российских индустриализации, через призму вопросов общественного разделения труда, вычленения предпринимательской и инноваторской функции, выдвигает П. Г. Щедровицкий [Щедровицкий].

Меня же как консультанта по управлению и эксперта по тайм-менеджменту интересует в этих глобальных процессах управленческий, и в частности тайм-менеджерский, аспект.

Кто были люди, управлявшие индустриализацией? Как они организовывали свое и чужое время и планировали свою деятельность? Как ставили цели развития промышленности и с помощью каких коллегиальных органов принимали решения?

С помощью каких организационных структур — департаментов мануфактур, мануфактурных советов, губернских и горнозаводских администраций, — претворяли эти решения в жизнь?

Изучая управленческие механизмы промышленной революции, я везде, где возможно, буду акцентироваться на тайм-менеджерском аспекте управления. Но под тайм-менеджментом я понимаю не просто искусство планировать день и вести ежедневник.

Тайм-менеджмент — это технология, помогающая человеку использовать невосполнимое время жизни в соответствии с его целями и ценностями [Архангельский Тайм-драйв, 183].

Таким образом, раскрывая тему «управленческий инструментарий и тайм-менеджмент русской промышленной революции», я буду акцентироваться на:

1. Людях, двигателях, акторах индустриализации, их ценностях и целях, которые они реализовывали в процессе индустриализации страны; распределении их времени, внимания и приоритетов.
2. Организационных, управленческих механизмах, которые создавали и использовали эти люди, — программных и целевых документах, учреждаемых институциях, поддерживаемых механизмах принятия решений и т.д.

Понятно, что непросто провести идеально точную границу между тайм-менеджментом и «общим менеджментом» или другими разделами менеджмента.

Личное участие императора в промышленной выставке или комитете о построении первой железной дороги, как часть его рабочего графика, — это, несомненно, тайм-менеджмент.

Личное вручение императором бриллиантового перстня отличившемуся промышленнику — это вопрос на стыке тайм-менеджмента и раздела «мотивация» общего менеджмента.

Устройство, цели и механизмы работы Департамента мануфактур — общий менеджмент.

Относя в книге тот или иной управленческий инструмент к тайм-менеджменту или общему менеджменту, я буду опираться на эти соображения.

Итак, цель исследования — раскрыть управленческие, в частности тайм-менеджерские, механизмы индустриализации России в период промышленной революции первой половины XIX в., а также вынести из этого раскрытия полезные управленческие уроки для нас сегодняшних.

Подробный обзор различных научных подходов к анализу российской индустриализации сделала в своей докторской диссертации В. А. [Погребинская]. Я не нашел в ее обзоре того взгляда со стороны управленческих механизмов индустриализации, который здесь описал. Видится, что в таком подходе есть научная новизна.

Границы глубины исследования

Еще одно ограничение — уровни экономических систем, которые я рассмотрю в книге. Выделю три уровня:

Макроуровень: деятели и институции «федерального» масштаба. Первые лица страны, высшие коллегиальные органы — Комитет министров, Госсовет, Правительствующий сенат, — министры и министерства, департаменты, имеющие отношение к управлению промышленностью.

Мезоуровень: отраслевые и региональные структуры — Мануфактурный и Коммерческий советы, губернаторские администрации, горнозаводские округа и т.п.; образовательные и технологические институции.

Микроуровень: менеджмент конкретных фабрик и заводов, персоналии конкретных промышленников. Это исключительно интересный материал, но колоссальный по объему — даже если только задействовать уже вышедшие исследования по отдельным предприятиям и персоналиям, не говоря уже об архивных материалах.

Примеры отдельных предприятий и промышленников я буду приводить при обсуждении «федеральных» мер воздействия на промышленность. Здесь было не избежать субъективизма и личных симпатий в выборе примеров.

Отмечу здесь традиционный вопрос «о роли личности в истории». На одной из первых публичных встреч-презентаций будущей книги участник воскликнул: «Как вы можете все привязывать к царствованиям Александра I и Николая I, к личностям? Это же противоречит историческому материализму!»

Исторический материализм и марксистская модель экономического развития достаточно удобны для описания процессов индустриализации. Историки-марксисты обработали и систематизировали огромный фактический материал.

В марксистском представлении «<…> история развития общества есть, прежде всего, история развития производства, история способов производства, сменяющих друг друга на протяжении веков, история развития производительных сил и производственных отношений людей» [Хромов, 3].

Этот подход неплохо бы вспомнить и в какой-то мере реанимировать. Для сравнения, в лучшей известной мне современной книге по истории императора Николая I, авторства Л. В. Выскочкова [Выскочков], вовлекшей огромное количество нового архивного материала, нет не то что главы или раздела, но даже странички, посвященной промышленной политике императора. А главному двигателю индустриализации, министру Е. Ф. Канкрину, посвящена едва ли пара страниц.

Однако принимать марксистские научные гипотезы за догму было бы странно. Ведь, обладая неплохой объяснительной силой при рассмотрении процессов индустриализации, они очевидным образом показали свою несостоятельность в предсказании дальнейшего развития человечества.

Пролетарская революция произошла совершенно не в тех странах, где «должна была» произойти, и привела совсем не к тем результатам, к которым «должна была» привести.

Поэтому во взгляде на роль личностей я буду придерживаться здравого смысла. Очевидно, что личные управленческие стили императора Николая Павловича, министра финансов Егора Францевича Канкрина, руководителя Департамента мануфактур Якова Александровича Дружинина и других крупных деятелей промышленной революции оказали огромное влияние на ее успехи и неудачи.

Сквозной фабричный пример

Если невозможно в одной книге охватить все фабрики и заводы страны, но можно делать небольшие «пункции» на микроуровень для примера, то почему бы не воспользоваться авторской привилегией и не давать примеры из симпатичного лично автору региона?

В качестве такого региона я взял мою малую родину, Верхневолжье, где с 1720-х гг. жили девять поколений моих предков.

Я родился и вырос в Ленинграде, но лучшие летние моменты моего детства — бабушка-дедушка, лес, речка, огород… — прошли в поселке Селижарово Тверской области. В XIX в. это Осташковский уезд Тверской губернии.

Регион этот вполне «среднестатистически-показательный». Не столица, не горнозаводские округа, не отдаленные малозаселенные окраины. Обычная среднерусская Тверская губерния, обычный уезд, не самый развитый и не самый захолустный.

Эта территория находится практически на полпути между Петербургом и Москвой. Но в невыгодной точке «полпути», в стороне от Петербурго-Московского шоссе и железной дороги, таким образом проигрывая Вышнему Волочку или Валдаю в удобстве доступа к петербургскому рынку сбыта и порту.

И вот в этом среднестатистическом Осташковском уезде располагается предприятие, с которым мне очень повезло как модельным примером для использования в книге.

В Осташкове с 1730 г. (или, по другим источникам, с 1799 г. [6]) непрерывно работает одно промышленное предприятие — Верхневолжский кожевенный завод, основанный купцами Савиными.

Кожевенная отрасль принадлежит к очень давним и традиционным для русского народа. Наш среднерусский климат дает отличную кормовую базу для скота и обилие природных материалов, нужных именно для выделки кожи.

В 1806 г. Кондратий Савин помогал снаряжать одну из дивизий для первой войны с Наполеоном. В 1818 г. учредил второй по счету в стране городской общественный банк. В 1820 г. принимал в Осташкове с визитом императора Александра I.

С 1819 г. у Савиных кроме кожевенного есть еще и сахарный завод, первый в Тверской губернии. В 1828 г. на нем работало 40 человек и было переработано 23 000 пудов гаванского сахарного песка.

В этом же году на кожевенном заводе работало 82 человека, кож было выделано 40 000 штук, около 10 000 пудов. «Почти все сие количество отпущено в Радзивилов [таможенный пункт], для заграничного отпуска в Италию».

Нужно пояснить, что фабрика Савиных производила красную и белую юфть, т.е. кожу особого способа выделки. Красная юфть высоко ценилась на мировом рынке и часто так и называлась «русской кожей» [ЖМ 1831-8, с. 4, 36].

Современник отмечает, что Савины — одни из немногих кожевенных промышленников, торгующих на мировых рынках напрямую, без посредников.

Завод Савиных заслужил такое доверие, что означенный клеймом Савиных товар покупается предпочтительно пред всяким другим. Такое со стороны чужестранных покупателей доверие основано на постоянной отличной доброте и справедливом сортировании товара Савиных, равно как на отменной честности в коммерческих оборотах [Обозрение, 371–373].

Россия является одним из крупнейших производителей кожи в мире. По состоянию на февраль 2025 г. РБК оценивает годовой объем производства российской кожи в 23 млрд долл. и ставит Россию по этому показателю на третье место в мире после США и Китая. В публикации отмечаются проблемы отрасли, связанные с резким сокращением экспорта кожи в Европу после начала СВО и санкций, и усилия отрасли и регуляторов по борьбе с «серым» китайским импортом [7].

В 1847 г. Савины завели первый пароход на озере Селигер с паровой машиной собственной постройки.

В 1850 г. завод Савиных производил кожаных изделий на 148 000 руб., что составляло около 40% всего кожевенного производства Тверской губернии, или 6% от производства всей губернской фабричной промышленности (2,4 млн руб.).

На заводе в эти годы действует паровая машина в 60 л. с., построенная в собственных мастерских — не импортированная и не купленная на крупном машиностроительном заводе [ЖМ 1851-3, с. 46–47, 96, Обзор промышленности Тверской губернии].

В 1898 г. капитал товарищества завода Савина составлял 1,5 млн руб. Последний директор из рода Савиных управлял заводом до 1928 г.

В 1930-е завод производил кожу для сидений первых вагонов московского метрополитена. Со многими приключениями выжил в 1990-е.

Это идеальная летопись роста и развития российского регионального промышленного предприятия. Можно снимать захватывающий сериал: открытие второго в стране общественного банка и бесплатной школы при фабрике; оскорбление владельцем завода городничего и подделка иностранных клейм на изделиях; личный визит императора Александра I и обиженное ходатайство министру внутренних дел о ненаграждении медалью за помощь СВО…

Такое долгожительство, через все войны и революции, для небольшого регионального предприятия уже везение. Но нам повезло вдвойне. По Савиным, их кожевенной фабрике и банку сохранилось немалое количество дел в ГАТО, Государственном архиве Тверской области, и РГИА, Российском государственном историческом архиве.

Уверен, что вы получите от чтения этих документов почти такое же удовольствие, как и я. Почти — потому что через книгу не передать кинестетику бумаги 200-летней давности, ее фактуру, цвет, запах…

За прошедшие 10–20 лет бухгалтерские данные в открытых источниках показывают колебания выручки завода в пределах 3–8 млрд руб., с характерной для эпохи сменой юрлиц и творческим подходом к оставлению в прошлых юрлицах долгов и убытков.

27 декабря 2024 г. вышел пресс-релиз тверского правительства о визите на Осташковский кожевенный завод представительной делегации из председателя ВЭБ И. И. Шувалова, тверского губернатора И. М. Рудени, заместителя губернатора по экономике И. И. Егорова и других руководителей.

«Сегодня вместе с губернатором Игорем Руденей мы встречались с работниками кожевенного завода в Осташкове, познакомились с технологиями на производстве, состоянием оборудования — все исправно.

Предприятие загружено, коллектив стабилен, есть объективный запрос на расширение числа работников на производстве. Мы взяли на себя обязательство, что предоставим предприятию оборотный капитал.

Завод точно не сбавит темпа, и мы будем прорабатывать привлечение новых инвестиций. Продукция завода — первоклассная, продается во многие страны мира. И у завода есть и будет все для того, чтобы продукция была шире представлена в России и за рубежом, а число работников росло. Уверен, у предприятия хорошие перспективы», — сказал председатель ВЭБ.РФ Игорь Шувалов.

Верхневолжский кожевенный завод — градообразующее предприятие Осташкова, коллектив — порядка 700 человек. Основной вид деятельности предприятия — дубление и выделка кожи, а также производство пищевого коллагена.

В настоящее время АО проходит процедуру банкротства, при этом ведет активную производственную деятельность — предприятие поставляет продукцию как на внутренний рынок, так и за рубеж. Крупнейший залоговый кредитор предприятия — ВЭБ.РФ — заинтересован в его развитии [8].

Видится, что это не банкротство в стиле 1990-х, когда на месте завода появляются офисы или элитное жилье. Это банкротство с государством в качестве основного кредитора, заинтересованным в сохранении и развитии предприятия.

Надеюсь, восстановление управления пройдет успешно, с последующим включением завода в какой-нибудь государев холдинг или продажей ответственному частному владельцу.

Рассматривая этот сквозной фабричный пример, я реализую еще одну совершенно не промышленную задачу — привлеку внимание читателей к туристическому потенциалу моей малой родины.

К моему большому сожалению, из 20–30 обычных участников моих бизнес-семинаров в Москве на вопрос: «Кто бывал на озерах Селигер и Волго?» положительно отвечают два–три человека, и еще трое–четверо обычно «что-то слышали».

В четырех часах езды от Москвы по прекрасным дорогам М9 и М11, на пару часов ближе Суздаля, находится совершенно не распробованная московским туристом локация, с великолепными природными и историческими достопримечательностями.

Надеюсь, многочисленные «селигерские» примеры, связанные с предприятиями купцов Савиных, побудят кого-то из читателей этой книги открыть для себя озера Селигер и Волго.

Остановиться можно в мини-глемпинге агротуристического проекта «Усадьба Глеба Архангельского» [9]. Глемпинг, кстати, построен с привлечением льготного кредита тверского Фонда поддержки предпринимательства.

Источники, оговорка про ИИ, стиль изложения

Заявленная выше цель исследования требует вовлечения двух больших массивов источников: по истории русской индустриализации и по истории механизмов управления в XIX в.

В части источников по истории индустриализации я опираюсь на сравнительно немногочисленные труды современников, которые перечисляю в главе VII, рассказывая о промышленных публикациях эпохи.

Также использую более поздние, но затрагивающие нужный нам период дореволюционные публикации, такие как «Русская фабрика» М. И. Туган-Барановского, «Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности» В. И. Ленина и др.

Задействую также ряд советских и российских исследований, которые будут упомянуты в книге в своих местах. По интересующей нас эпохе наиболее системны и глубоки, на мой взгляд, работы С. Г. Струмилина и А. М. Соловьевой.

Чрезвычайно полезны как источник издававшиеся с 1825 г. «Журнал мануфактур и торговли» и «Горный журнал». Просто кладовые драгоценных фактов и подробностей о промышленности и менеджменте того времени. При этом статьи написаны совершенно пушкинским языком. Я буду обильно их цитировать не только ради фактов, но и как образцы стиля.

Наконец, максимально заземленную конкретику индустриализации отражают архивные дела Департамента мануфактур, Горного департамента и других госорганов. Перечень архивных дел, которые я проработал для целей исследования, приведен в библиографии.

Второй массив источников — по истории механизмов управления в Российской империи.

Сам по себе вопрос «как, с помощью каких управленческих инструментов наши великие предки управляли собой, подчиненными структурами и страной в XIX в.?» тянет на столь же многотомное исследование, как и история русской промышленной революции.

Есть отличные дореволюционные ведомственные сборники, раскрывающие тогдашние механизмы управления. Часто в жанре «к 100-летнему юбилею», например, истории Государственной канцелярии и Кабинета министров, на которые я буду ссылаться в книге.

Много интересных управленческих подробностей всплывает и в упоминавшихся промышленных журналах и архивных делах, а также в мемуарах и дневниках современников.

Ценнейший источник — дневники барона Модеста Корфа, одноклассника Пушкина по Лицею. Он служил управляющим делами Комитета министров, затем госсекретарем, т.е. управляющим делами Государственного совета. Находился в самом центре управления империей и с большой наблюдательностью описал множество конкретных управленческих ситуаций и механизмов.

Наконец, есть советские и современные исследования управленческого аппарата царской России. Отмечу работу Л. Е. Шепелева «Аппарат власти в России: эпоха Александра I и Николая I» [Шепелев Аппарат] и изданный Президентской Академией прекрасный труд «История государственной службы России (X — начало XXI вв.)» [История государственной службы]. XIX веку в нем посвящен отдельный увесистый том.

В наше время в работе, претендующей на научную строгость, нужно делать «оговорку об использовании искусственного интеллекта».

Я несколько раз пробовал использовать большие модели (ChatGPT, DeepSeek, GigaChat) как поисковые машины для уточнения каких-то специфических подробностей. Например, «каким нормативным актом был учрежден институт губернских механиков и из каких бюджетов они финансировались».

Мой вывод из этих экспериментов: к сожалению, на данный момент большие ИИ-модели не просто непригодны, но и крайне вредны для такой работы.

Сначала ИИ выдает некое среднее арифметическое популярных интернет-публикаций, в которых факты, «фактоиды» и откровенные фантазии бездумно перепощиваются друг у друга авторами и копирайтерами.

Усложнение «промта», т.е. запроса к модели, и различные уточняющие вопросы влекут за собой бессовестное вранье, или, как выражаются ИИ-специалисты, «галлюцинации» модели.

Модель начинает придумывать с нуля несуществующие нормативные акты, давать цитаты из источников, в которых при ручной проверке таких цитат не обнаруживается, и т.д.

При этом ИИ-выдача выглядит структурированно и логично, ссылки на источники оформлены красиво и убедительно. У исследователя может возникать большое искушение принять эту выдачу за правду и опубликовать в научной работе. Потенциальный вред очевиден.

В отношении стиля книги я поставил себе довольно непростую задачу: соединить живость, простоту и увлекательность изложения, характерные для популярной бизнес-литературы, с определенной строгостью подхода, характерной для научной монографии.

Читая Туган-Барановского, Ленина, Струмилина, нетрудно убедиться, что научная монография не обязана быть написана нечитабельным, заумным языком с деепричастными оборотами длиной в абзац.

Кроме максимальной простоты языка, я буду позволять себе и эмоции, и личные мнения. Естественно, отделяя их от попытки выделить объективные закономерности из массива проверяемых фактов.

Кстати, местоимение «я» вместо традиционных для научных монографий «мы» или «автор» я тоже отнесу к допустимому уровню легкости стиля.

Однако, говоря о научной строгости, везде, где возможно, я старался пользоваться не пересказами и трактовками, а первоисточниками — архивными делами, публикациями эпохи, мемуарами современников и т.п.

Я оговариваю ситуации, когда что-то не удалось найти и какую-то сюжетную линию не удалось «доисследовать», учитывая ограничения объема книги и сроков ее подготовки.

В этой книге удалось впервые ввести в научный оборот немалое количество интересных архивных первоисточников, которые могут быть полезны другим исследователям экономической истории России.

Большинство архивных дел, которые я лишь кратко цитирую в тексте, сохранены у меня полностью в сфотографированном или отсканированном виде. Буду рад поделиться этими материалами с другими исследователями, чтобы сэкономить им время на пешие походы в архивы.

Также буду признателен читателям за научную дискуссию, фактологические поправки и указание первоисточников, которые не попали в поле моего зрения. Мои контакты и ссылки на профили в соцсетях есть на персональном сайте https://glebarhangelsky.ru/.

Структура и задачи книги

Итак, определены цель исследования, его хронологические границы, тематическая фокусировка с «управленческим» углом зрения на индустриализацию, границы «глубины погружения в материал», источники.

Логика расположения материала в книге такова. Сначала в трех главах «сверху вниз» управляющая система, от первых лиц и институций макроуровня до институций мезоуровня.

Затем в трех главах три ключевых для развития промышленности элемента инфраструктурной среды, которые формировала управляющая система.

Уверен, что управленческий опыт наших предшественников будет интересен руководителям госструктур, имеющих отношение к промышленности, владельцам и менеджерам производственных предприятий. А также и всем управленцам, понимающим ценность исторических уроков. И всем образованным людям, интересующимся историей нашей великой страны.

Модные теории менеджмента постоянно сменяют друг друга. Причем в них как в диетологии: яйца то смертельно вредны, то жизненно необходимы. Жиров надо избегать, но мы получаем недостаточно жиров.

Попытки следовать этому калейдоскопу теорий — путь к управленческому провалу. Недаром в интернете ходит множество иронических разборов, сколько обанкротилось и сколько существенно просело на рынке компаний из бестселлера Коллинза «Построенные навечно».

В отличие от свежих бизнес-теорий, не проверенных временем, исторические управленческие уроки крайне ценны завершенностью кейса на длинном горизонте времени.

Мы можем спорить о личности, намерениях, управленческом стиле императора Николая Павловича. Но мы точно знаем, с каким количеством фабрик он принял страну и с каким оставил; какие по ходу дела издавал законы, каких назначал управленцев и как ставил им задачи.

Это хорошо документированный завершенный управленческий кейс, и из него можно делать полезные выводы для сегодняшнего дня.

По ходу изложения я намерен держать в поле зрения три задачи, непосредственно вытекающих из поставленной выше цели исследования.

1. Выявить управленческие механизмы индустриализации, в том числе по возможности в связке с «бизнес-результатами» применения этих механизмов.

Например, в эпоху Николая I горнозаводская промышленность существенно просела в сравнении с конкурирующими державами, несмотря на все попытки правительства ее усилить.

Тем временем легкая промышленность, в частности крайне важная для тех времен текстильная, росла стремительными темпами, формируя новый облик целых губерний.

Горный департамент, отвечавший за первую область промышленности, и Департамент мануфактур, отвечавший за вторую, организационно были устроены очень похоже.

Подчинялись департаменты одному и тому же человеку, министру финансов Е. Ф. Канкрину. Действовали в одном и том же правовом и экономическом поле.

Почему такие драматически отличающиеся результаты? Только ли из-за мировой конъюнктуры на соответствующих рынках? Или было что-то, что тогдашние управленцы могли сделать по-другому? И из чего сегодняшние управленцы могут сделать полезные для себя выводы?

2. В рассматриваемых управленческих механизмах заметить культурно, национально, исторически обусловленные особенности «русской модели управления».

Удивительно, но страна с тысячелетней историей, занимающая больше 10% земной поверхности, не потрудилась выработать сколько-нибудь системную национальную теорию и модель менеджмента. Модель, по-настоящему учитывающую особенности национального характера, культуры, истории, географии.

Из современного с ходу вспоминаются только «Русская модель управления» А. П. Прохорова и некоторые блестящие наблюдения Л. В. Милова в «Великорусском пахаре».

Из дореволюционного — отдельные мысли В. О. Ключевского в «Боярской думе в Древней Руси» и А. Н. Энгельгардта в «Письмах из деревни» [Прохоров, Милов, Ключевский, Энгельгардт].

О советских взглядах на Российскую империю, с их феодально-крепостническим «великорусским народом-шовинистом — держимордой», в этом контексте даже вспоминать не хочется.

Мы имеем тысячелетний уникальный опыт управления сложнейше устроенным экономическим, географическим, социокультурным объектом под названием «Россия».

Однако в области менеджмента мы даже не пытались по-настоящему приступить к «импортозамещению».

Мы продолжаем натягивать русскую сову на импортированный менеджерский глобус, то голландский, то немецкий, то американский. Глобус квадратный, сове больно.

При этом читаешь работы некоторых современных русских ученых в области менеджмента, и кажется, что менеджмент для них начался с Тейлора, если не с Адизеса.

Хотя наши предки реализовывали крупнейшие и сложнейшие в управлении проекты в неблагоприятных географических, экономических и внешнеполитических условиях. Грех игнорировать опыт того, как именно они это делали.

Не претендую на решение в одиночку этой сложнейшей теоретической и методической задачи — создания работоспособной теории русского менеджмента.

Но надеюсь моей книгой добавить некоторые дополнительные факты, наблюдения, мысли по теме в общую копилку.

Еще на протяжении всей книги я буду «пробрасывать мостики» к ситуациям, управленческим коллизиям, бизнес-решениям и бизнес-конфликтам сегодняшнего дня.

Потрясающе, насколько во многих современных острых и значимых бизнес-ситуациях просматриваются те же паттерны, что у наших предков. Еще один аргумент присмотреться к их управленческому опыту. Отложить на время самовлюбленность «технического прогресса», «постиндустриальной эпохи» и счесть незазорным поучиться у старших.

В конце каждой главы я буду давать небольшое сравнение русской, советской и современной российской индустриализаций в форме кратких комментариев и сравнительных таблиц. Это будет еще один «мостик к современности».

Наконец, третья задача книги.

3. Дать полезный материал для общественных и государственных дискуссий о промышленной политике, протекционизме, национальной доктрине индустриализации.

На вебинаре, на котором я впервые представил эту книгу, на вопрос: «Должно ли государство поддерживать промышленность?» ответили утвердительно 72 человека из 73 участников.

А вот на вопрос: «Готовы ли вы поддержать промышленность своими деньгами, т.е. купить отечественный продукт "при прочих равных" дороже, чем импортный?» согласились лично поддержать индустриализацию всего 42 человека. С немедленной репликой в чате: «Я заплатил налоги, пусть государство поддерживает как знает».

Два века назад наши предки точно так же разрывались между величием державы и собственным удобством. Острейшие дискуссии о «фритредерстве» (свободной торговле) и протекционизме не стихали на страницах журналов, в залах заседаний и в аудиториях университетов на протяжении всего XIX в., прямо отражаясь в государственной промышленной и таможенной политике.

«Промышленная политика» и «поддержка отечественного производителя» звучат хорошо до тех пор, пока вам лично не приходится покупать русское сукно дороже аналогичного или даже более качественного английского. Или русский ноутбук дороже аналогичного китайского.

При этом у английского сукна и китайского ноутбука огромный всемирный рынок сбыта и соответствующая «экономия на масштабе» (economy of scale) при производстве. Русское сукно и русский ноутбук поначалу не могут быть ни дешевле, ни качественнее.

Дорогое и некачественное не берут — объемы сбыта не растут — повысить качество и снизить цену невозможно. Проблема курицы и яйца.

«Проблема курицы и яйца» здесь решается только совместными усилиями государства, промышленников и всех граждан. «Пусть государство за уплаченные мной налоги поддерживает промышленность как умеет» — так не работает.

История великих индустриализаций Англии, Северо-Американских Соединенных Штатов, Российской империи, раннего СССР, Японии, Южной Кореи, Китая показывает, что задачу такого масштаба можно решить только общим усилием.

Надеюсь, примеры деяний великих предков из нашей книги дадут соотечественникам не только факты и управленческие уроки, но и вдохновение для работы над сложнейшей задачей, которую мы прямо сейчас решаем всей страной. Будет что рассказать внукам.

II.

• Император Николай I, его образование и подготовка, оценки личности
• Стиль его управления: пунктуальность, централизация, гиперконтроль
• Как императоры проявляли личное внимание к промышленности и промышленникам
• Император Александр I, его забытая роль в промышленной революции
• Получение первыми лицами страны сигналов «снизу»

Первые лица: внимание к промышленности

Исследователь пишет: «В 1829 году по поручению правительства механические ткацкие станки были закуплены в Англии в качестве образцов для петербургской промышленной выставки» [Соловьева, 54].

Минуточку. Что значит «по поручению правительства»? Кем подписано поручение? Кто предложил и пролоббировал это решение? Какие межведомственные согласования оно проходило? Каким документом в итоге было утверждено? Кто назначен ответственным исполнителем?

При этом если в Российской Федерации XXI в. есть такой орган власти, как «Правительство», и у него есть строго пронумерованные, датированные и распечатанные на специальной защищенной бумаге «распоряжения» с подписью конкретного лица, то в Российской империи первой половины XIX в. «правительства» именно как отдельного государственного органа не было.

Был Государь Император, при нем Собственная Его Императорского Величества Канцелярия, в сегодняшних терминах — Администрация Президента.

Существовали три высших государственных органа — Комитет министров, Правительствующий сенат и Государственный совет. О сложной системе взаимоотношений между этими высшими госорганами поговорим в следующей главе.

Наконец, работали отдельные министерства и департаменты министерств. И где-то в недрах этих министерств и департаментов действовали живые люди, и их действия привели к закупке промышленного оборудования в Англии.

Крайне интересно найти, высветить, описать этих живых людей, управленцев, и те управленческие механизмы, с помощью которых они реализовывали свои интересы и ценности.

Большинство работ по истории индустриализации описывают обезличенные экономические, социальные, технологические процессы. Есть также множество биографий промышленников и предпринимателей, не дающих общей картины.

Моя задача — рассмотреть людей, двигавших индустриализацию, в первую очередь как управленцев. Причем в тесной связи с применяемыми ими управленческими и организационными механизмами.

Начать логично с главных управленцев — первых лиц государства.

Генерал-инженер, не готовившийся стать императором

Великий князь Николай Павлович, младший брат императора Александра I, не был наследником престола. Специально к управлению государством его не готовили, но дали весьма качественное образование.

Советские историки любят называть императора Николая Павловича плохо образованным. Однако простой перечень преподавателей и предметов показывает, что к образованию великих князей были привлечены лучшие имевшиеся в стране профессора [Выскочков, 148].

Любимыми предметами юного великого князя были физика и рисование. Некоторые средства выделялись на физические опыты, которые ему очень нравились. В наказание за проступки этих средств иногда лишали [Материалы и черты, 51].

Любовь к инженерному искусству, личное погружение в чертежи и проекты будут сопровождать Николая Павловича на протяжении всего царствования.

Лекции по политэкономии великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам читал академик Андрей Карлович Шторх. На основе лекций он издал в 1815 г. в Париже курс политэкономии, вызвавший резонанс в ученых и общественных кругах Европы. На Шторха как крупного европейского экономиста эпохи обильно ссылается в своих работах Карл Маркс [Блюмин, 174, 194].

Андрей Карлович был сторонником протекционистской промышленной политики. Юные годы великого князя пришлись на период острых общественных дискуссий о «фритредерстве», т.е. свободной торговле, и протекционизме. Об этих дискуссиях подробнее в главе VII.

В 1811 г. 15-летний Николай Павлович пишет сестре:

В настоящее время я занят подробным изучением истории Франции и дошел до царствования Людовика XIV, которое мне бесконечно интересно. Немецкий язык идет достаточно хорошо, чтобы позволить мне не умереть с голоду, если я окажусь один в Германии [Латынь идет потруднее, позже современники отмечали, что Н. П. ее не любил].

Добавьте к этому Логику, Этику, Физику, Математику, Механику, Гидростатику, Гидрологию, Фортификацию и Артиллерию.

Эти уроки распределяются таким образом, что утром я занимаюсь четыре часа и два часа после обеда. После окончания уроков мы занимаемся повторением всего, чем мы занимались в течение дня [и отчетом Матушке о всех занятиях дня] [Переписка из трех углов, 387].

Гидростатика — это раздел механики жидкости и газа, изучающий равновесие жидкостей и воздействие сил со стороны покоящихся жидкостей на погруженные в них тела. Гидрология — наука, изучающая природные воды, их взаимодействие с атмосферой и литосферой. Это в 15 лет, в современных понятиях 9 класс средней школы.

Что-то не кажется мне это слабым и плохим образованием. А вот отсутствие в программе нашего школьного образования курса логики, которую изучал будущий император, явно ставит нас на значительно низшую степень цивилизованности по сравнению с нашими великими предками.

Летом 1816 г. двадцатилетний великий князь для завершения своего образования был направлен в трехмесячную поездку по губерниям с ведением двух журналов — «Общий журнал по гражданской и промышленной части» и «Журнал по военной части».

Программу поездки сформировала его матушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна — крупнейший управленец своего времени в сфере благотворительности. Она централизовала управление благотворительными, сиротскими, больничными и т.п. учреждениями в так и названное «Ведомство учреждений Императрицы Марии Федоровны».

После ее смерти это ведомство было присоединено к Его Императорского Величества собственной канцелярии в качестве IV отделения и продолжало курировать различные благотворительные и образовательные учреждения империи вплоть до 1917 г.

Современник отмечает, что вдовствующая императрица:

Ежедневно по многу часов с величайшей тщательностью занималась делами попечительства, воспитанием тысяч детей, порученных ее заботам, уделяла внимание больницам и вообще христианскому милосердию.

Она никогда не ложилась, не закончив все свои дела, не ответив на все, даже самые незначительные письма. Она была невольницей того, что называла своим долгом. Она любила чтение и не гнушалась ручной работы.

Одним из ее талантов было то, что она умела находить время для всего, что было следствием величайшего порядка в распределении ее занятий [Бенкендорф, 400–401, курсив Г. А.].

Какого-то особенного интереса к промышленности, судя по дневникам поездки, великий князь не проявляет. Больше обращает внимание на общее благосостояние народа. Отдельное внимание он уделяет дорогам, развитие сети которых станет одним из лейтмотивов его правления [Материалы и черты, 90–92].

После знакомства с провинциальной Россией последовало путешествие в Европу и Англию для установления личных контактов с ведущими европейскими царствующими домами и выбора невесты.

Сохранились упоминания о посещении великим князем в Англии промышленных предприятий «Лондона, Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля, Плимута. Николай Павлович, в частности, побывал на образцовом предприятии социалиста-утописта Роберта Оуэна в Нью-Лэнарке» [Переписка цесаревича, 523]. Подробностей об этой части поездки, к сожалению, найти не удалось [10].

В 1817 г. великий князь Николай Павлович был назначен генерал-инспектором по инженерной части. В современных терминах — командующим инженерными войсками.

Деятельность Николая Павловича как генерал-инспектора [по инженерной части] была во всех отношениях блестящая и благотворная; она принесла великую пользу государству, вызвав к жизни русский инженерный корпус.

Для достижения этой цели великий князь признал необходимым безотлагательно учредить специальное инженерное училище.

Это важное государственное дело осуществилось 24-го ноября 1819 года, когда император Александр утвердил доклад генерал-инспектора об учреждении Главного инженерного училища с кондукторскими и офицерскими классами [Шильдер, 50].

Шильдер здесь не совсем точен. Училище было основано в 1810 г. на базе существовавшей до этого школы инженерных унтер-офицеров. Великий князь Николай Павлович существенно преобразовал его в 1819 г. и на протяжении всего царствования уделял училищу особое внимание.

Великий князь занимался также методической работой. Сохранились его «Общее наставление для обучения и занятий саперных и пионерных батальонов» и служебная записка о реформировании армии с целью сокращения расходов на ее содержание.

В этой записке, кажется, впервые в истории российской военной мысли предлагалось создание кадрированных воинских частей. Это части, в мирное время укомплектованные не полностью. Они связаны с находящимся в запасе резервом, позволяющим быстро доукомплектовать часть в момент мобилизации. Эта идея в полной мере была развита уже в XX в.

Дореволюционный историк саперного дела при этом отмечает, что «юный, но полный знаний, горячо преданный военному делу и инженерной специальности, требовательный и строгий, но вместе с тем замечательно заботливый и любящий русского солдата, выше всего ставящий звание воина и умеющий передать подчиненным свою горячую любовь к военному делу и истинными царскими милостями поощрить рвение достойных, великий князь Николай Павлович явился замечательным начальником и главою Инженерных войск» [Выскочков, 172–173, 176, курсив Г. А.].

Сохранились записные книжки великого князя за 1822–1825 гг., написанные очень коротким, пунктирным, телеграфным слогом. В них мы видим крайне энергичного и педантичного военного, при этом очень нежного и заботливого семьянина.

В заметках часто встречается посещение Инженерного училища.

Отмечен визит на «Завод с паровой машиной». Комментатор издания записных книжек считает, что это был первый лесопильный завод с паровым машинным оборудованием, построенный в 1816 г. Августом Бетанкуром по инициативе графа Аракчеева.

«В округе новгородских военных поселений, согласно проекту эффективного использования солдатского труда, были устроены разнообразные заводы: лесопильные и кирпичные, гончарный и каменнообрабатывающие и др.» [Николай I. Записные книжки, 698, 73, курсив Г. А.].

Дальше случилась более чем подробно описанная драматическая история неожиданной смерти царствующего императора Александра I, присяги Константину Павловичу, его отречения от престола, восстания декабристов и решительного подавления этого восстания.

Достаточно заметить, что 29-летний великий князь принял все эти испытания с очевидной стойкостью и решительностью. Проявил в них железную волю и лидерские качества и твердой рукой взялся за управление империей.

Тайм-менеджмент императора Николая Павловича

Современники и биографы единодушно отмечают чрезвычайную работоспособность и пунктуальность императора:

Государь вёл образ жизни самый трудолюбивый. В 8 часов утра он принимал министров военного или иностранных дел, что продолжалось полтора часа.

С половины десятого он занимался бумагами, а в 12 принимал военного губернатора с комендантом, бывал потом на разводе, а после посещал какое-либо заведение, не предупреждая никого, что в оное будет, отчего во всех сих заведениях, где ежедневно ожидали государя, царствует отличнейший порядок.

В три часа Император обедал; раза два в неделю бывают званые обеды особ на двенадцать.

После стола Император некоторое время проводит с семейством своим, а потом он ходит в кабинет, где работает до ночи.

Трудолюбие его так велико, что каждый получает непременно в тот же самый день решение на свой доклад, в который он его представляет [Олейников, 123].

Государь чрезвычайно любил поездки по стране, причем крайне скорые и с очень малолюдным сопровождением.

Частым спутником в этих поездках был генерал-адьютант Александр Христофорович Бенкендорф, создатель и глава III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. В советской историографии III отделение представляется всемогущей тайной службой вроде Комитета государственной безопасности.

В реальности это было что-то более похожее на позднейший «Секретариат тов. Сталина» — весьма компактная, со штатом в Петербурге первично всего в 16 (!) человек, спецслужба. В ее обязанности входили не только координация действий Корпуса жандармов, разведка, контрразведка и политический сыск, но также борьба с контрабандой и фальшивомонетчиками, рассмотрение различных жалоб, облегчение участи по наказаниям и т.д.

Напомню, Первое отделение Е. И. В. канцелярии было традиционным секретариатом. Второе — секретариатом по кодификации законодательства, координировавшим огромную работу по подготовке Свода законов Российской империи. Таким образом, Третье отделение стало секретариатом не только по тайным делам, но и по делам, требующим оперативной реакции первого лица, но почему-либо не пробившимся стандартным путем.

Вот как описывает граф Александр Христофорович рабочие привычки императора в поездках:

Часто он не ложился до двух часов ночи, пока по всем бумагам не было принято решение и они не были отосланы. Таким образом дела задерживались не более, чем если бы император спокойно пребывал в Петербурге и мог полностью располагать своим временем.

Сверх этого каждый день он находил возможность писать императрице подробные письма, читать отчеты о состоянии здоровья и об успехах в учебе своих детей, пролистывать газеты и, часто, даже читать новые произведения русских и французских авторов.

Пока он был в дороге, ни одно дело не приостанавливалось, присланные бумаги никогда не ожидали своей обратной отправки с собственноручными резолюциями и приказами императора более 3 часов.

Несмотря на дорожную усталость, он частенько работал по ночам и никогда не ложился спать, не закончив все дела. Часто курьеры отправлялись назад уже через 12 часов после своего приезда.

Император никогда не ложился спать, не закончив со всеми бумагами, и его рабочий стол во время поездок был так же чист, как это обычно бывало, когда он находился в Петербурге [Бенкендорф, 417–418, 576, 624, курсив Г. А.].

Герой Отечественной Войны и любимец женщин, граф Александр Христофорович в своих чрезвычайно интересных записках больше обращает внимание на политические и военные вопросы. В посещаемых императором городах он примечает в основном военные, благотворительные и образовательные учреждения. Но иногда упоминает и «знакомство с произведениями местной промышленности».

Стиль управления: жесткость и гиперконтроль

У советской исторической науки император Николай Павлович был, пожалуй, самым нелюбимым правителем России за всю ее тысячелетнюю историю. Красок не жалели для создания максимально мрачного образа «Николая Палкина» и «душителя Пушкина». Масштаб передергиваний при этом превосходит всякие разумные пределы.

Петру I и Екатерине II многолетний бытовой разврат не мешает быть «Великими». А вот скромная фрейлина Нелидова при императоре Николае Павловиче — несмываемое пятно на биографии. Хотя, в отличие от фаворитов Екатерины, Нелидова не пыталась влиять на политику императора и припадать к дойной корове госбюджета. Впрочем, и не в характере государя было бы такое позволить.

Одна проигранная Крымская война — это позорное и провальное правление. Хотя Крымская война уязвила в основном нашу гордыню. Территорий мы не потеряли, приобрели некоторые неудобства с использованием черноморского флота, которые вскоре исправили.

А вот выигранные русско-турецкая и русско-персидская войны, присоединившие к империи очень важные и ценные территории, — это не упоминается, не считается и не акцентируется.

Мне кажется, критик императора Николая Павловича, если хочет быть честным человеком, не должен отдыхать в Сочи и Минводах. Император ведь не только присоединил к державе эти территории, но и вложил многолетние управленческие усилия в их замирение, интеграцию в общеимперскую жизнь.

Блестяще осуществленная за восемь лет кодификация законодательства, к которой безуспешно подступались несколько раз в предыдущие сотню лет, — это все талант Сперанского, государь ни при чем.

Мощный промышленный рост, в том числе на протяжении всей Крымской войны, создание и поддержка нужных для этого институтов — это безличные производительные силы и производственные отношения постарались.

Отложив в сторону очевидную пропаганду, в контексте управленческого разговора нужно рассмотреть две реальных претензии к стилю управления императора Николая Павловича: жесткость, в советской версии — патологическая жестокость, и сверхцентрализация управления, гипертрофированный, по мнению многих современников, личный контроль.

О степени жесткости или жестокости правителя нужно судить не по представлениям эпохи историка, а по представлениям эпохи правителя.

Иван Грозный казнил, по разным оценкам, от 3000–4000 до 10 000–15 000 человек. Генрих VIII в это же время казнил, по разным оценкам, около 40 000–50 000 человек.

Иван Грозный поддерживал монастыри и учредил в России первую типографию. Генрих VIII разорял монастыри и уничтожал их библиотеки. Погубил гигантское по тем временам количество книг, несколько тысяч.

Иван Грозный разводился с надоевшими женами, а Генрих VIII их казнил.

Но почему-то Генриха VIII англичане не называют «Henry the Terrible», или хотя бы «Henry the Fearsome», более корректно переводя прозвище «Грозный». Нет, всего лишь «Old Cupper Nose», Старый Медный Нос, за порчу монеты.

Петр I лично рвал ноздри и рубил головы, а Карл XII не рвал ноздри и лично не рубил головы. Но зато Карл XII отметился приказами об истреблении безоружных русских военнопленных и сожжении домов мирного населения в Польше. Кто из них был более «Terrible»?

Степень жесткости императора Николая Павловича как руководителя нужно оценивать в соответствии с его исторической эпохой.

Давайте разберем омерзительное прозвище «Палкин», присвоенное императору Львом Толстым «на основании рассказов старых солдат».

В российской армии наказывали шпицрутенами, т.е. прутами. А вот в английской армии наказывали «девятихвостой кошкой», которая, в отличие от шпицрутена, разрывает кожу.

В Англии после порки в спину провинившегося втирали соль. Русские жестокие варвары в своем медвежьем углу до такого изуверства не додумались.

В российской армии случались приговоры к количеству ударов шпицрутенами, эквивалентные смертной казни. В английской армии существовали юридически закрепленные приговоры к 300 и даже 500 ударам «девятихвостой кошкой», притом что мучительная смерть наступала примерно после 200 ударов.

Почему великий романист Чарлз Диккенс не присвоил императору Георгу IV прозвище «Кошкин»? Может быть потому, что английские романисты XIX в. в среднем любили свою Англию больше, чем российские романисты — Россию?

При этом наши историки и романисты почему-то не вспоминают, что ввел шпицрутены в русской армии обожаемый и царской, и советской историографией Петр I. И что именно император Николай Павлович сначала сократил предельное число шпицрутенов до 6000, а потом, в 1834 г., и до 3000 [Выскочков, 583].

Герцены, Добролюбовы и их советские последователи измарали тонны бумаги, описывая жуткую чудовищность казни декабристов.

Серьезно? Пятеро повешенных и несколько десятков отправленных на каторгу по результатам вооруженного восстания против правительства? Петр Великий счел бы это непростительным либерализмом и полной профнепригодностью. Вспомним, сколько сотен человек он своими руками подверг нечеловеческим пыткам и казнил после стрелецких бунтов. Не говоря уже о казни собственного сына.

Если вернуться в гражданское управление, в стиле императора Николая Павловича нигде близко не видно ни жестокости, ни какой-то чрезмерной жесткости. Строгость, требовательность, решительность видны во всех резолюциях, переписке, распоряжениях. Но это вообще-то неотъемлемое качество эффективного руководителя.

На одной из наших тайм-менеджерских программ профессиональной переподготовки учился действующий офицер СВО. В его зону ответственности входили выплаты, в том числе в связи со смертью военнослужащих. И вот, обладая этой статистикой, он поделился очень важным наблюдением: у «вредных» командиров люди гибнут реже.

Никто не любит коман