Валерий Красовский

На острие времени

Избранные сюжеты из врачебной практики

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Валерий Красовский, 2019

В книге приведены реальные случаи из жизни врачей, оказывающих скорую медицинскую помощь. Временной период — с начала семидесятых годов прошлого века до настоящего времени.

16+

ISBN 978-5-4496-2085-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. На острие времени
2. Коварство аппендицита
3. Соперничество
4. Формула неблагодарности
5. Телохранители
6. Эндоскопическая хирургия
7. Редкий случай
8. Раечка
9. По чем больничный лист?
10. Отказ в госпитализации
11. Золотая гнида
12. Главный инструмент
13. В одном носке
14. Падения
15. Народный артист
16. Влюбленные

Коварство аппендицита

Аппендицит, или воспаление червеобразного отростка, это заболевание, на котором приобретают опыт начинающие хирурги, и на котором, порой, наживают неприятности опытные эскулапы. Иногда его называют хамелеоном брюшной полости по причине того, что воспаленный отросток может принимать клиническую «окраску» других острых заболеваний. Для него характерна мобильность, он даже может занимать инверсионное положение. Если он расположен в правом подреберье, то способен симулировать заболевания желчевыводящих путей, если в малом тазу, то заболевания тех органов, которые там расположены. Еще посещая студенческие кружки, я неплохо освоил технику удаления воспаленного отростка типичным и ретроградным способом. В монографиях прочел о других технических приемах.

Итак, я нахожусь на очередном дежурстве в качестве врача интерна и помощника дежурного хирурга. Мой старший коллега начал делать какую-то, уже не помню, экстренную операцию. Я занимался осмотром больных поступающих в приемное отделение и консультациями по больнице. Уже ближе к полуночи меня вызвала сестра и сказала, что инфекционист просит зайти дежурного хирурга в отделение и осмотреть поступившего два дня назад подростка. Я направился по вызову. Юноша семнадцати лет уже был осмотрен хирургом ранее. По подписи я определил своего опытного старшего коллегу. Больной жаловался на частый жидкий стул, тенезмы, тошноту и позывы на рвоту, схваткообразные боли в животе. Была повышена температура. Изменения в крови указывали на воспалительную патологию. Лечение энтероколита не давало эффекта. Я обратил внимание, что предыдущий консультант не исследовал прямую кишку. Я попросил перчатку и в смотровой установил, что имеется резкая болезненность передней стенки прямой кишки с правой стороны. Я выставил диагноз острого аппендицита, перевел больного в хирургическое отделение и с дежурной медсестрой удалил отросток, который был в стадии гангренозного воспаления и спаян со стенкой прямой кишки.

Утром после доклада о проделанной работе я вышел в коридор пообщаться с коллегами и перевести дух. В это время ко мне подошла плачущая женщина и в слезах начала благодарить за спасение ее единственного младшего сына. Мне стоило сил успокоить ее. Из ее рассказа я понял, что не так давно у нее умер старший сын, у которого не диагностировали аппендицит. Лечился он также в инфекционном отделении. Умер от перитонита.

Когда ее сынишка выписался, она разыскала меня и с выражением материнского счастья на лице решительно вручила округлый сверток. Я решил не омрачать настроение женщины и принял подарок. Это оказался добротный пятизвездочный коньяк, который с моими товарищами на одном из уик-эндов мы пустили в дело.

Соперничество

Раненного в живот подростка сразу же подали в операционную. На передней брюшной стенке возле пупка справа виднелась точечная рана, края ее были черного цвета. Со слов очевидцев он выстрелил себе в живот из малокалиберной винтовки. В приемном отделении осталась ждать плачущая девушка. Она сидела, немного наклонившись вперед, руки были согнуты, локти на коленях, лицо скрыто ладошками. С виду, сопровождавшая подростка, была в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Слез было много и ей приходилось периодически размазывать влагу по всей площади лица или использовать уже набухший от рыданий носовой платок. Я пытался с ней поговорить, чтобы выяснить все подробности, но ничего конкретного не добился. В историю болезни пришлось внести информацию, оставленную врачом скорой помощи. Затем я поспешил на помощь оперирующему хирургу.

Подростку повезло: пуля прошла в двух-трех миллиметрах от аорты, расплющилась, ударившись о позвонок, и хорошо прощупывалась. На своем пути она пробила петлю тонкой кишки в двух местах. Повреждения зашили, пулю извлекли. Подростка отвезли в послеоперационную палату.

Я возвратился в приемное отделение. Девушка уже не плакала.

Увидев меня, она вскочила и, подбежав, быстро затарахтела:

— Скажите, что с ним? Он будет жить? — Опять, завыв: — У-у-у… Он будет жить?

— Да успокойся ты! Все нормально с твоим другом!

— Правда? Вы не обманываете?

— Правда. А если ты все расскажешь, как было, я попрошу, чтобы тебя к нему пустили, примерно, через часик. Сейчас он спит после наркоза.

Брызнув последними слезами, и судорожно всхлипнув на вздохе, она, наконец, успокоилась.

Паспортные данные уже были записаны, поэтому я попросил рассказать ее об обстоятельствах случившегося ранения.

— Ты все видела, что произошло?

— Да.

— Где это было?

— Возле тира в парке.

— Он сам в себя выстрелил?

— Да.

— А где он взял мелкашку? — увидев, что она, то ли не поняла вопрос, то ли засомневалась — отвечать или нет, я спросил еще раз: — Где он взял мелкокалиберную винтовку?

— Ее Андрей, его друг принес. Отец Андрея физкультуру и военную подготовку в школе ведет. А зачем вы все это спрашиваете? Вы же не следователь.

— В историю болезни должно быть все записано.

— Понятно.

— Может он влюбился неудачно?

Тут девушка опять начала всхлипывать.

— Он мне проходу не дает. Такой приставучий! А я не хотела больше с ним встречаться. Он у меня пуговицу в пальто оторвал.

— И давно ты его знаешь.

— Мы вместе еще в детский сад ходили. Теперь он в училище пошел.

— Ну, и какие отношения собираешься строить с ним дальше?

— Он же меня так люби-и-и-и-т! — завыла она.

— В тире вы стреляли по мишеням?

— Да, мальчишки по очереди стреляли.

— А потом пришел Денис…

— Это кто?

— Мальчик с нашего двора. Я с ним тоже дружу. Он отличник и хорошо знает математику. Мне помогает.

— Ну, так это же замечательно.

— В тире Жорка сказал, что если я не перестану с ним встречаться, он убьет Дениса.

— Ты имеешь в виду Жлобина Георгия, которого мы прооперировали?

— Да. Я ему ответила, что пусть лучше убьет меня. И мы с Денисом убежали. А он выстрелил со злости, лежа в тире, сначала в дерево, а потом себе в живот

— Телефон его родителей знаешь?

Она не успела ответить. В дверь приемного отделения ворвались родители пострадавшего — крупная женщина с увесистым, как подкова подбородком и среднего роста жилистый мужчина. Но это уже другая история.

Формула неблагодарности

Неблагодарные, прежде всего те, кто требует больше необходимого, а вот ощущение неблагодарности иногда надуманное и необоснованное ощущение добродетельного человека. В морали все просто, когда жизненные сюжеты пишутся людьми со здравым рассудком. Болезни искажают человеческое мировосприятие, поэтому врачам приходится быть осторожными в общении со своими пациентами.

Об этой истории Залесский узнал во всех деталях от коллег во время специализации в областной больнице.

Сачин Олег Семенович, закончив обход своих больных, возвращался по коридору в ординаторскую. И тут он увидел, как в открытую нижнюю створку оконного проема на седьмом этаже пытается пролезть больной с перебинтованной головой. Сачин мгновенно среагировал и, подбежав к обезумевшему человеку, схватил его и оттащил в сторону. В то же мгновение Олег Семенович почувствовал резкую боль в области сердца. Он еще что-то пытался сказать больному, который уже побежал по коридору и вскоре скрылся за поворотом, ведущему к медицинскому посту. Оттуда послышался голос медицинской сестры: «Где тебя носит? Обыскались уже! Иди в палату!» Сачин, взглянул на место в области сердца, где у него появилась вначале острая, а теперь не отпускающая ноющая с покалыванием боль и с ужасом увидел, что в его груди торчит небольшой самодельный нож, какие обычно делают зэки в зоне. Нож колебался в такт биениям сердца. Подавив в себе на мгновение возникшее желание выдернуть его из груди, Олег Семенович начал молниеносно в уме перебирать варианты действий: «В ординаторской сейчас никого нет, идти на пост к медсестре — тоже не лучший вариант, звонить — только терять время… Самому надо попытаться дойти до операционной, — решил он. — А там, может быть, Бог поможет!» Начала кружиться голова. «Только бы лифт оказался не занят! — сверлила его мысль. Он медленно пошел по коридору, затем повернул налево к лифтовой площадке. Лифт, на котором подают больных в операционную, стоял на этом же этаже. Сачин нажал кнопку, створки лифтовой кабины открылись и он вошел. Следующее нажатие — и кабина пошла вниз. Как то очень медленно цифры этажей сменяли друг друга. Наконец вспыхнула двоечка. Олег Семенович вошел в операционный блок. В одной из операционных работали хирурги, во второй санитарки заканчивали уборку, в третьей все было подготовлено к экстренной работе. «Пока везет!» — мелькнула мысль. Но головокружение усиливалось.

— Эй, девчата! Здесь кто-нибудь есть? — слабеющим голосом позвал Сачин.

Ему навстречу, узнав голос, вышла операционная сестра Галина.

— Олег Семенович, почему вы такой бледный? — спросила она, но тут, увидев торчащий в его груди нож, все поняла.

— Галя, открой свободную операционную, я лягу на стол, а ты вызывай дежурную бригаду.

Собрав последние силы, он с помощью медсестры и подбежавших санитарок лег на операционный стол. Предметы становились нечеткими и расплывчатыми, сознание начало покидать его.

Далее в операционной были слышны только отрывистые реплики, но Сачин их уже не воспринимал.

— Давление?

— Девяносто на сорок.

— Хорошо.

— Пульс?

— Семьдесят четыре.

— Готовь подключичку!

— Давление?

— Семьдесят на ноль.

— Подключай систему!

— Что лить?

— Пока физраствор, потом реополиглюкин… Группу крови срочно!

— Вводный… Зрачки?

— Равномерно сужены.

— Ларингоскоп! Трубку! Нет, вот ту!

— Релаксант!

— Все. Подключаем аппарат.

— Хирурги готовы!

— Начали!

Дальше, как всегда, в экстренных случаях слышались команды оперирующих хирургов.

— Йодонат!

— Обложиться!

— Цапки!

— Скальпель.

— Зажим! Еще! Еще! Еще зажим.

— Коагуляция! Коагуляция включена?!

— Ранорасширитель!

— Осторожно, нож не трогай!

— Сейчас я выну нож, а ты быстро пальцем затыкай дырку в миокарде.

— Начали! Хорошо! Так и держи!

— Швы на миокард!

— Осторожно, чтоб я тебе палец не прихватил!

— Еще шов!

— Еще один!

— Последний! Все.

— Сердце остановилось!

— Делаем массаж! Твоя рука снизу. Так! Делаем! Делаем!

— Пошло! Сокращения хорошие!

— Давление?

— Сто на шестьдесят.

— Зашиваемся!

Сачин открыл глаза и, увидев в послеоперационной палате, знакомые ухмыляющиеся рожи своих коллег, понял, что он не на том свете, и внутренне тоже улыбнулся: «Молодцы ребята!»

Телохранители

Бизнесмена сопровождали два коренастых невысокого роста телохранителя, одетых в черные костюмы. По возрасту им можно было дать что-то между тридцатью и сорока годами. Это, скорее всего, были бывшие военные, покинувшие службу в то смутное время по какой-то причине досрочно. Один держал в руке мобильный телефон с торчащей антенной и громко с кем-то разговаривал, второй поддерживал за локоть охраняемое лицо. Это происходило в середине девяностых. Они явно чувствовали свою вину, так как у их шефа на лбу имелась рана размером примерно три в длину и полсантиметра в ширину. Рана не кровоточила. Они без стука резко открыли дверь кабинета и потребовали врача. Пострадавший был спокоен, даже как-то безучастен. На нем не было ни массивной цепи на шее, ни перстней на пальцах, ни золотых запонок, как у представителей всевозможных новых. Это с виду был интеллигентный человек, одетый в светло-серый дорогой костюм, белую рубашку с галстуком и коричневые ботинки «люкс». В городе в это время проходил традиционный фестиваль искусств.

— Врача срочно! — потребовал один из охранников тела.

— Да, я вас слушаю.

Из двери процедурного кабинета вышел нейрохирург Залесский Роман Трофимович, накладывавший перед этим повязку одному из пациентов, так как медицинская сестра ушла перекрывать стол в операционную.

— Я требую немедленно оказать помощь! — приказным тоном произнес вошедший первым телохранитель.

— Вначале нужно осмотреть больного. Усадите его, пожалуйста, вот на этот стул.

Залесский осмотрел рану, затем достал неврологический молоточек, чтобы проверить зрачковые реакции и рефлексы.

— Не надо ничего проверять. Я хорошо себя чувствую, — начал говорить бизнесмен.

— Ладно, но нужно записать ваши паспортные данные в журнал приема.

— А можно без этого? — бизнесмен взглянул в лицо врача, а затем на бейдж и повторил: — Роман Трофимович, а все-таки можно без всяких записей?

— Извините, но у нас не кабинет анонимного лечения.

— Хорошо, пишите: «Тихвинский Алексей Павлович».

Телохранители переглянулись, но ничего не сказали.

— Сейчас пять минут девятого, в это время у нас перекрывают операционный стол после ночной смены, вам придется подождать две-три минуты.

Залесский не стал раздражать и без того нервозных охранников информацией о том, что он уже завершил дежурство и сейчас подойдет его сменщик, находившийся в это время в рентгеновском кабинете на разборе какого-то спорного диагностического момента.

— Мы подождем в коридоре, — сказал бизнесмен и все трое вышли из кабинета.

Уже в коридоре охранник, который был повыше и с мобильником в руке, многозначительно произнес:

— Я засекаю время, — и тряхнул рукой с часами на запястье.

Залесский заглянул в операционную и сказал медсестре, что нужно приготовиться для зашивания раны у пациента. Общий операционный стол уже был в рабочем состоянии. У двери кабинета Залесского остановил телохранитель с телефоном и грубым тоном произнес:

— Ваше время вышло. Я иду к главному врачу. Что у вас за организация работы? — и скрылся на повороте лестничного пролета, ведущего на административный этаж.

Тут второй охранник подошел к невысокому Роману Трофимовичу вплотную и прямо в лицо, осклабившись, захрипел:

— Да я вас тут всех в порошок сотру

— Мы привыкли все делать так, как нужно, а не плохо и поспешно, — оправдывался Залесский. — Общий стерильный стол уже накрыт, сейчас накрывают индивидуальный столик с инструментарием для обработки раны.

— Меня ваши проблемы не интересуют! — и охранник попытался сграбастать халат доктора на груди.

— Я вам могу тоже устроить неприятности. Сейчас вызову милицию! — пригрозил Роман Трофимович.

В это время открылась дверь кабинета травматолога. Там заступил на дежурство врач из областной больницы, подрабатывавший на четверть ставки. Он был атлетически сложен при росте двести два сантиметра. Он вышел и быстро приблизился к раздраженному охраннику, нависая над ним:

— Кто тут грозился нас в порошок стереть?

Выражение лица травматолога было беспощадным. Охранник тут же замолчал и обмяк, увидев гиганта в белом халате. В это время раздался телефонный звонок, видимо из приемной главного врача, и одновременно вышла из операционной санитарка, приглашая пострадавшего лечь на операционный стол. На все про все ушло не более пяти минут. Когда рана была зашита, важная персона презрительно покинула медицинское учреждение, не сказав ни слова благодарности, не взяв справки-направления в поликлинику для дальнейшего лечения.

Эндоскопическая хирургия

Открытия в области физики и технические достижения неизбежно касаются медицины и приводят к существенному или даже прорывному улучшению методов диагностики и лечения. Это со всей уверенностью можно утверждать и по отношению к эндоскопической хирургии. После таких операций не остается обезображивающих рубцов, кровопотеря минимальна, болевые ощущения незначительны, легко проводится визуальный осмотр полостей тела человека и уточняется диагноз, эти полости не контактируют с руками хирурга, что уменьшает риск попадания внутрь талька или частиц марлевого материала, облегчается послеоперационное ведение больных, сокращаются сроки лечения.

Семен Давыдович Гартман вел амбулаторные приемы и дежурил на полставки в стационаре. Шло последнее десятилетие двадцатого века — период великих перемен и распадов. Даже с подработкой врачам в то время едва удавалось дотянуть до ста долларов, мечты многих работающих на бюджетных должностях. Все, у кого появлялась хотя бы малейшая возможность, старались уехать работать за границу. «Это же надо хохол Сергей Дудко в Кейптауне работает. Пять тысяч зеленых в месяц отгребает, — с болью в душе рассуждал Семен. — Гулина Рита в Америку уехала. Живет припеваючи. Женя Усов в Чехию подался. Семьсот в месяц тоже неплохо». Семен достал из кармана халата свой расчетный лист и начал внимательно его изучать: «Должностной оклад, ночные часы, дежурства в праздничные дни, доплата за экстренную помощь, за вредность, за совместительство, алименты… итого, разделить на курс, получается сто пять, не густо. Нет, так дальше жить нельзя. Надо что-то срочно предпринимать. Мне тридцать шесть лет. Еще не поздно. За бугор берут до сорока». Но ехать просто так, чтобы работать санитаром, хотя бы и на первых порах, на подхвате, на второстепенных ролях ему не хотелось. Гартман открыл выдвижной ящик стола. На глаза попался перспективный план работы отделения на следующий год, и он начал вяло его прочитывать. «Освоить и внедрить эндоскопическое удаление менисков», — попалось на глаза. И тут Семена Давыдовича осенило. Он чуть не закричал «Эврика!», но вовремя сдержался, так как в ординаторской были другие врачи, затем встал и направился в кабинет к заведующему отделением, где заявил, что готов начать внедрение эндоскопических операций на коленном суставе с завтрашнего дня. Но так, как своей аппаратуры в отделении не было, было предложено обратиться за помощью к профессору кафедры хирургии. Там нужная аппаратура имелась.

— Вот ты где, спрятался! Чуть нашел. Я за тебя уже троих больных в приемном отделении осмотрел. А что ты тут делаешь? — обратился к Гартману недавно перешедший из травматологического пункта в стационар Потанин Михаил Николаевич. — Сеня, ты же сегодня по направлениям смотришь.

— Михаил, я же знал, что ты не подведешь. Сестер я предупредил.

— А меня?

— Ну, извини.

Семен Давыдович сидел перед экраном монитора. В правой руке у него была дистанционная управляющая конструкция микрохирургического иглодержателя, на рабочую часть которой была направлена подсветка, объединенная с видеокамерой. По монитору он контролировал свои движения.

— Семен, заканчивай. Приходи, когда не дежуришь, и тренируйся, сколько захочешь. Мне надо в операционную, а ты иди в приемный покой, туда вызывают травматолога.

Семен Давыдович нехотя оторвался от эндоскопической аппаратуры и пошел осматривать доставленного больного.

— Что случилось? — спросил он поступившего.

— Упал с балкона! — ответил тот, выпустив в лицо Семена Давыдовича ядовитую струю из смеси паров алкоголя и воздуха.

— Расскажи подробней, — подавив рвотный спазм в горле, вновь обратился к нему травматолог.

— Ключи от квартиры где-то обронил. Решил попасть домой от соседа, через его балкон. Сорвался и полетел вниз.

— Ясно, что не вверх. На каком это было этаже?

— На четвертом.

— Что болит?

— Поясница и левая нога.

На снимках был виден перелом левого бедра и четвертого поясничного позвонка.

Подошел нейрохирург Залесский Роман Трофимович и тоже подключился к опросу и осмотру больного:

— Головой не ударялся?

— Не сильно, когда набок упал.

— Значит, сознание не терял и все помнишь?

— Все помню.

— Не тошнит.

— Когда перепью, всегда тошнит. Сейчас тоже мутит.

Больной наклонил голову на бок и начал срыгивать на пол, под себя и на носилочную клеенку выпитое, съеденное вместе с соляной кислотой выработанной желудком. Подбежала санитарка и подставила под пульсирующую изо рта зеленовато-бурую струю судно. Принесли ветошь и начали убирать рвотные массы. В это время нейрохирург посмотрел снимки черепа. Переломов не было.

Появилась жена пострадавшего и стала беспокойно спрашивать то у одного, то у второго врача:

— Что с ним? Что с ним? Операцию не надо будет делать? А он будет ходить? А можно алкогольное опьянение не писать? Вы его кладете к себе? А с головой у него все в порядке? Мне к нему можно будет зайти?

Она явно мешала работать, и ее попросили подождать в коридоре.

В это время в приемный покой спустился Потанин, подошел к Якову Давыдовичу и сказал:

— Я направил в стационар больного с разрывом мениска. Возьмешь его себе?

— Конечно!

— Все анализы назначены по cito!

— Тогда завтра эндоскопическим способом и удалим ему мениск.

— Нет проблем.

Дежурство шло в обычном ключе. По холлу прогуливался пьяный бомж, от которого несло зловонием по всему этажу. Воздуха, врывавшегося в открытую дверь и окна, не хватало для того, чтобы разбавить запах. Все одели маски. У бомжа обнаружили вшей, его волосы обработали медифоксом, ссадины на лбу украсили зеленкой. Вскоре, помеченный медициной, он ушел в неизвестном философском направлении. На дворе стояла теплая пора года.

Первую эндоскопическую операцию по удалению мениска помогал делать обученный специалист из полостной хирургии. Прошло все гладко. На коленном суставе вместо привычного рубца осталось только три почти точечных признака повреждения кожи в местах расположения трубок для жидкости, подсветки и введения инструментов.

После операции в ординаторскую зашел заведующий травматологическим отделением Дмитрий Владимирович:

— Поздравляю с началом! Но есть несколько проблем. Число операций будет ограничено, так как мы будем арендовать аппаратуру, пока больница не закупит свой комплект. А это не скальпель и пара пинцетов. Вместе с расходным материалом более тридцати тысяч долларов. Пойдем, посмотрим запись вашей операции.

Все с интересом просмотрели на мониторе видеозапись по удалению фрагмента мениска.

В течение полугода было сделано еще несколько таких операций, и техника их проведения была отработана.

Вскоре по больнице прошел слух, что Семен Давыдович увольняется и уезжает на другой континент. Ему пришел вызов от дальних родственников. В последующем на чужбине он организовал довольно успешную частную практику. В кредит купил необходимую аппаратуру, поместил рекламу в интернете и стал колесить по городам и весям нашей планетной обители.

Редкий случай

1.

Они работали на заводе технологических заготовок, на который пришли после школы, и были мастерами своего дела. Будучи по внешнему виду контрастно не похожими друг на друга, они все же нашли какую-то духовную нить единения, связавшую их на долгие годы вместе. Бодров Павел был высок и худощав, пониже его, но массивнее, с длинными руками, казавшимися механическими захватами Гусаков Георгий, третий плотно сложенный, ростом ниже среднего Чурин Петр. Им было всем чуть за пятьдесят. Семьи были сцементированы детьми, уже перешагнувшими даты совершеннолетия, и первыми внуками и внучками. Настроение у представителей рабочего класса было отличное по причине получения аванса, и премиальных. Ворота завода мастеровые преодолели, поддерживая друг друга. Весело пошатываясь, они дошли до улицы. Мимо них сновали автомобили, ехали троллейбусы и трамваи. Не обращая внимания на движущийся транспорт, друзья Бахуса двинулись вперед. Машины резко затормозили, кроме одной, которая заскользив по мокрой полосе на асфальте, оставшейся после дождя, ударила бампером Чурина Петра по правой ноге и, проехав еще около метра, встала. Петр, скользнув по капоту легковушки, очутился на дороге. Ничего не соображая, он тут же начал подниматься.

Гусаков подбежал к водителю светло-серого легкового автомобиля, вышедшего, чтобы оказать помощь пострадавшему, и грубо заорал:

— Козел! Ты что ослеп, не видишь, что тут люди идут! — и схватил водителя за обшлага куртки.

— Так вы же, как не нормальные, на красный свет лезете! — оправдывался водитель авто.

— А ты должен все предусматривать!

— Те, кто без мозгов непредсказуемы…

— Но, ты осторожней в выражениях! А то сейчас придушу! — и Георгий еще сильнее потянул за ткань куртки.

В это время Чурин с помощью одного из прохожих и Павла, прихрамывая, дошел до тротуара и сел на скамейку. Почти одновременно остановились милицейская машина и автомобиль скорой помощи. Друзья помогли Петру зайти в машину, и сами уселись ря-дом. Через минуту пострадавший уже был в приемном отделении. Больница находилась в трехстах метрах от места происшествия.

2.

Через три недели после ампутации правой ноги на уровне верхней трети голени, как было написано в справке, Чурина Петра выписали на амбулаторное лечение домой. Ему предстояло еще оформлять инвалидность. Он, привыкший к бурной и насыщенной событиями жизни, в домашней обстановке чувствовал себя арестованным. У него были костыли, передвигаться на которых оказалось не сложно. В это время раздался звонок диктофона. «Жена и дети имеют свои ключи, значит кто-то чужой», — мелькнуло у него в голове. Доковыляв до двери и сняв трубку, Петр спросил:

— Кто?

— Открывай, Петя! Свои! Это я с Павлом.

Чурин узнал голос Гусакова и нажал кнопку на диктофонной трубке, впуская гостей в подъезд. Вскоре они шумно ввалились в его квартиру.

— А ты даже ходишь! — воскликнул, улыбаясь, Павел.

Прошли в комнату. Георгий извлек из сумки бутылку водки, кулек с закуской и, рассредоточив все на столе, сказал:

— Надо отметить твою выписку.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Павел.

— Нормально. Только иногда нога болит, та, которой уже нет. Как будто в пальцы колет, иногда хочется даже пятку почесать.

— Ух, ты! — удивился Георгий. — А может она отрастает? Ха-ха-ха…

— Не издевайся над несчастным человеком! — остановил его Павел.

После прихода старых товарищей на душе у Петра стало светлее. Друзья его усадили в кресло, сами расположились на стульях. Павел принес с кухни рюмашки. Выпили.

Лицо у Чурина неожиданно стало мрачным.

— Инвалид я теперь, — произнес он и прослезился. Потом, сверкнув глазами, жестко добавил: — Буду жалобу на медицину писать!

— На всю медицину, или на кого-то конкретно? — уточнил Георгий.

— И на всю, и конкретно.

— Так тебе ж доктора вроде бы все сделали, чтоб спасти ногу, — возразил ему Павел.

— А я думаю, что не все.

— Давайте-ка вместе вспомним, как все было. Если что, Петруша, и мы подпишемся, — заверил его Георгий и начал вслух анализировать недавние события. — Скорая помощь приехала быстро, тебя погрузили и через пару минут доставили в городскую больницу. Мы были с тобой. Милиция с водителем осталась на дороге измерения делать. Правильно?

— Правильно! — кивнул Павел.

Чурин погрузился в раздумья и молчал, поглядывая на рассуждавших товарищей.

— Тебя завели в кабинет, — продолжал Георгий. — Там каждый за своим столом сидели два врача, медсестра писала справки и санитарка мыла пол. Врач, который головы смотрит… невр… невр…

— Нейрохирург, — подсказал Павел.

— Да, неврохирург, — все же по-своему повторил Георгий и продолжал. — Этот неврухирург подошел к тебе и начал молоточком перед глазами у тебя крутить, потом голову руками прощупал всю, затем взял какую-то болванку и начал к вискам прикладывать и сказал, что у тебя там одно эхо. Когда мозгов мало, тогда много эха. Ха-ха-ха…

— А у тебя давно уже и эха нет! — Разозлился на подколки Георгия Петр.

Не обращая внимания на выпад Петра, Георгий продолжал:

— Потом доктор поднял тебе штанины, постучал по голеням, бедрам и обратился к травматологу. Тот что-то сказал про ушибы.

— У тебя на носу и лбу была рана и ссадины, — начал вспоминать Павел. — Тебя повели в операционную через коридор.

— Я это помню, — хмуро произнес Чурин. — Меня положили на хирургический стол, но мне, почему-то стало страшно, я вскочил и убежал.

— Да, да! Все так и было, — подтвердил Павел. — Мы тебя пытались уговорить, но ты был неузнаваем. Когда к тебе обратился травматолог и предложил пройти рентген, ты послал его на три буквы. Потом дорожная милиция приехала. Ты протокол подписывал.

— Помнится, но смутно, — отозвался Петр.

— Ты все порывался уйти домой, продолжал Павел. — Тебя еще раз осмотрел нейрохирург и опять пригласил травматолога, но ты еще раз обложил его. Тогда нейрохирург сказал тебе, что если утром окажешься здесь повторно из-за ухудшения самочувствия, чтобы пенял только на себя. Было такое?

— Было! — подтвердил Георгий.

Чурин молчал нахмурившись. Только теперь его воспоминания стали выстраиваться в логическую цепочку.

— Мы, поддерживая тебя под руки, повели домой. Ты прихрамывал, но шел сам. Твоя жена была дома, и мы, в вкратце объяснив суть дела, оставили тебя. К тому времени мы уже были вполне трезвые.

Георгий налил всем по стопке.

— Теперь, давай ты просвети нас, что было дальше? — попросил Павел.

— Зашел домой, разделся и лег спать. Ночью, когда пошел в туалет, в ноге появилась сильная боль. Даже кричать хотелось. Вызвали скорую. Ну, и я попал опять к тем же врачам. Первый подошел нейрохирург, отругал меня. Я молчал. Что еще оставалось делать. Он опять осмотрел голову, потом ногу и сказал, что у меня лопнул сосуд. Надо срочно ложиться в другую больницу, где имеется хирургия по сосудам. Потом пришел травматолог и направил в свое отделение. Там мне ввели в пах лекарство, сделали рентген и сказали, что поврежден сосуд. На машине перевезли я в другую больницу. Я дал согласие на операцию. Когда пришел в себя после наркоза, то стал чувствовать ногу. Но через пару часов, как сказали врачи, сосуд закупорился. Либо жизнь, либо нога. Пришлось отдать ногу.

— Ну, и на кого ж ты будешь писать жалобу?

На вопрос Георгия Петр не ответил.

— Петя, возвращайся на завод! За станком ты сможешь стоять. Руки и голова у тебя на месте. На первых порах поможем, — предложил ему Павел.

— Я подумаю.

На этом друзья-товарищи расстались.

3.

Главный врач больницы Антипов Эдуард Дмитриевич вызвал исполняющего обязанности заведующего травматологическим отделением Базукина Степана Васильевича.

— Степан Васильевич, на нас поступила жалоба от Чурина Петра Остаповича, который был прооперирован в отделении сосудистой хирургии областной больницы по поводу разрыва подколенной артерии. Помните такого.

— Да, помню! Мы ему ангиографическое обследование проводили, а потом вместе с рентгенограммами перевели в сосудистую хирургию. А в чем крамола, Эдуард Дмитриевич?

— Вот тебе жалоба, прочитай ее. О результатах расследования и наказании виновных, если таковые обнаружатся, надо доложить в городской отдел здравоохранения.

Прошло уже более месяца, поэтому на поиски записей врачей ушло некоторое время. Результаты осмотра больного нейрохирургом вскоре были найдены, а вот записей травматолога в момент поступления пострадавшего после дорожно-транспортного происшествия не оказалось. Дежурным травматологом был Никонов Эдуард Семенович. На следующий день, когда Никонов заступил на очередное дежурство, заведующий отделением пригласил его для беседы.

— Эдуард Семенович, вот текст жалобы. Прочитайте.

Никонов быстро прочел написанное и тут же вернул его заведующему.

— Был такой около месяца назад, утром часов в шесть. Я его осмотрел и направил в травматологию для проведения ангиографии.

— А на вечернем приеме.

— Не помню такого.

— Говорят, он вел себя агрессивно, отказался у нейрохирурга от сшивания раны на голове.

— Не помню. Уже столько больных прошло после этого. За день случается до сотни обращений.

— Но случай-то редкий. Не мог ты его забыть! — Степан Васильевич, когда разговор затягивался, переходил на «ты». — Почему запись в журнале не оставил? После дорожных происшествий согласно приказу больных должен осматривать не только нейрохирург, но и травматолог.

— Значит, ко мне он не обратился. Поэтому не помню, поэтому и не записал.

— На нет и суда нет. Ладно, будем с нейрохирургом разбираться.

4.

Через несколько дней к Петру Чурину опять заглянули его товарищи.

— Ну, как твои дела? Выкладывай! — сказал Георгий и хлопнул Чурина по плечу.

— Нормально. Культя, зараза, чешется.

— А пальцы все еще чувствуешь?

— Только во сне бывает. Сны снятся, что бегаю, прыгаю и даже в футбол играю.

— Значит, выздоровел, — констатировал Павел.

— Анна, жена, протез заказала. Через три недели обещали сделать.

— Вот и замечательно. А там, смотри, и на рыбалку с нами выберешься.

— Когда один дома, чем занимаешься? — спросил Георгий.

— Телевизор смотрю. Газеты, журналы просматриваю, но все равно скучно.

— Антипа Сидорчука знаешь? Он на пенсию недавно вышел, но еще подрабатывает чуток в нашем цеху. Закурить можно? — поинтересовался Георгий.

— Кури!

— А ты будешь?

— Ты же знаешь, что я дымлю только, когда выпью.

Георгий подошел к открытой форточке и раскурил сигарету:

— Так вот, этот Антип тридцать лет после окончания школы только расписывался в ведомости на получение зарплаты и аванса, а когда надо было оформлять пенсию и писать всяческие бумажки, то оказалось, что он начисто забыл, как это делается. С неделю мучился, пока вспомнил. Ты еще писать не забыл?

— Мужики, а знаете, я все-таки жалобу написал.

— Вот, это доказывает, что грамоте ты не разучился. И на кого же? — Павел изобразил живое любопытство.

— Да ни на кого конкретно. Обидно, что без ноги остался.

— Понятно. Ни на кого, но написал. Вот первого встречного поперечного и накажут для галочки, — подытожил Павел.

— Еду сам себе стряпаешь.

— Что женка, что сам.

— Какие ближайшие планы? — поинтересовался Георгий.

— Получу протез, переберусь на дачу.

— Ну, а сейчас мы тебя покинем, — Георгий пожал ему руку и начал одевать ветровку.

Следом за ним попрощался Павел. Чурин слышал, как открылись двери лифта, потом закрылись. Уже в окно он наблюдал, как две знакомых фигуры подошли к остановке, сели в троллейбус и уехали.

5.

Когда Залесский Роман Трофимович, прибыл на смену, его пригласил для беседы Степан Васильевич.

— Про жалобу в курсе?

— Да, сообщили уже. Только всех подробностей не знаю.

— Короче, пострадавший Чурин Петр Остапович хочет найти крайнего в той ситуации, которую создал сам. Мы его не поили, под машину не толкали, пытались максимально помочь, но в итоге получили жалобу. Вот можешь прочитать. В ней ничего конкретного. Просит разобраться, могли ли ему спасти ногу, а если могли, то кто виноват в том, что это не удалось. Ты помнишь об этом случае.

— Да, он мне хорошо запомнился. Тем более, что пришлось все наблюдать в динамике.

— Давай по порядку.

— Доставила Чурина бригада скорой помощи. С ним было еще два человека. Он самостоятельно вошел в кабинет. Его усадили на стул. Никонов Эдуард Семенович, с которым мы работали в одном кабинете, в это время оформлял документы на предыдущего пациента. Я был свободен и начал осмотр. На лбу была небольшая рана, требовавшая наложения одного, двух швов. Я проверил неврологический статус, сделал ультразвуковое обследование, ощупал голову. Затем помог больному закатать брюки на ногах и начал поиск повреждений на голенях. Эдуард Семенович уже освободился, и я предложил ему принять участие в осмотре. Внешне голени были не изменены, явных болезненностей не было. Никонов сказал: «Ушиб. На рентген!» Так, как у больного незначительно кровоточила рана, его сначала повели в операционную, чтобы наложить швы и сделать гемостаз. Его уложили на операционный стол, но неожиданно пострадавший вскочил и выбежал в коридор, со вкусом выражаясь. Двое сопровождавших мужчин и медперсонал пытались его уговорить вернуться, но все было безрезультатно. Ограничились наложением повязки, которую он вскоре сорвал. Но рана уже не кровоточила. В это время подъехала милиция, и началось составление протоколов. Когда они все закончили, я вновь подошел к больному и пригласил Никонова. Больной, оскорбляя врачей, отказался обследоваться и потребовал, чтобы его отвезли домой. Эдуард Семенович ушел в кабинет, а я все же пытался еще поговорить с Чуриным и предупредил его, что если его под утро вновь привезут в больницу, то чтобы к нам уже не было претензий. Он ничего не ответил. Прихрамывая, он ушел вместе со своими двумя товарищами. Примерно в шесть часов утра его вновь привезли на машине скорой помощи. Я начал его осматривать. Рана на лбу слиплась. Чурин сказал, что у него сильно болит правая нога. Острую боль почувствовал дома, когда пошел в туалет. Кожа голени была синюшна, пульсации на артериях стопы не было. Я напомнил больному о вчерашнем своем разговоре с ним и о моем предупреждении. Он хмуро молчал. «Плохи твои дела, — сказал я ему, — у тебя повреждена артерия. Чтобы спасти ногу может потребоваться операция». Я пригласил Эдуарда Семеновича, высказал ему свою точку зрения и предложил отправить больного в отделение сосудистой хирургии. Никонов сказал, что, это может быть обычная гематома, и, если предварительно сделать ангиографическое обследование, то время потеряно не будет. Он направил Чурина в травматологический стационар. Все больше мне добавить нечего.

— Роман Трофимович, я здесь не вижу никакого криминала, или неправильного действия со стороны врачей. Но дело в том, что Эдуард Семенович говорит, что вообще не видел больного до шести утра следующего дня. И, что именно тогда состоялся его первый осмотр пострадавшего. И выходит, что ты где-то все это время прятал больного. Смешно конечно.

— Да имеется десяток свидетелей, что это не так.

— Вот, что я тебе скажу — некоторые боятся за свою задницу. Дежурные сестры, кроме одной, тоже отмалчиваются. А нашей администрации, ты же знаешь, не корми, дай выговор настрочить да премии лишить.

— Я сейчас пришлю к тебе Эдуарда Семоновича, а вы обсудите сложившуюся ситуацию.

Заведующий вышел и через пару минут появился Эдуард Семенович.

— Привет, Эдуард!

— Привет, Роман! Так о чем ты хочешь со мной поговорить?

— А что, Степан Васильевич не объяснил тебе о чем?

— Нет.

— Любопытно. Но про жалобу, я надеюсь, ты знаешь.

— Знаю.

— Так вот, я предлагаю изложить в объяснительных записках все, как было. О поведении больного написать. Иначе я окажусь крайним. Больного, видишь ли, тебе не показал. Да это же на юмор похоже.

— Скоро нам будет не до юмора.

— Ты намекаешь, что мне?

— А что тебе? Ты же нейрохирург, своего ничего не пропустил, а нашу патологию тебе спишут.

— То есть хотите на мне выехать. Значит, как было, излагать не будешь?

— А было так, что я больного не видел и не помню.

— Ну, ты, однако… — Максим едва сдержал себя, чтобы не нагрубить.

Эдуард Семенович тут же вышел, но вместо него появился Степан Васильевич.

— Договорились.

— Нет, он не хочет даже слушать.

— Мне он тоже говорит, что не видел, не смотрел. Придется тебе и за того парня отдуваться. Адвокат у него есть какой-то знакомый. Советчик чертов!

— Первый раз, что ли выговор получать?!

— Премию тоже снимут.

— Да не в деньгах счастье…

— А в их отсутствии полагаешь? Шутка. После незаслуженных выговоров появляется чувство морального превосходства. А это тоже немаловажно в жизни.

— Ну, что пойдем работать, а то больные очередную жалобу напишут.

— Пошли! — Степан Васильевич сгреб все объяснительные и ушел к главному врачу.

6.

— Смотри, я могу ходить! — демонстрировал Анне свои способности Петр Чурин. — Только кожа поскрипывает. Притрется.

Он с удовольствием ходил по комнате. Ненавистные костыли стояли в углу.

— Вот до чего выпивка доводит! — укоряла его жена.

— Ну, не пили! Я же сказал, что завязал.

— А ты где была так долго.

— К сыну ходила. Внук твой Вовочка, скоро ходить будет!

— Дед тоже скоро пойдет! — и Петр рассмеялся собственной шутке.

— Тебе письмо я взяла в почтовом ящике.

— А ну-тка, дай сюда!

Анна подала ему конверт со штампом городского отдела здравоохранения. Чурин от возбуждения, вскрывая, чуть не разорвал его. Достал сложенный вдвое листок и начал читать. Чем больше он углублялся в текст, тем сумрачней становился. «Дежурному нейрохирургу Залесскому Роману Трофимовичу объявлен строгий выговор, и он лишен премии», — прочитал последнюю фразу Чурин. «Чтоб к нам не было претензий…» — вдруг выплыли в памяти слова. Оказывается, доктора звали Роман Трофимович.

— Ты чего пригорюнился? — спросила его жена.

— Да так, вспомнилось кое-что.

— Вставай, пошли чай пить.

Поскрипывая протезом, Чурин направился в кухню.

Ночью он долго не мог уснуть. Несколько раз вставал и перечитывал полученное письмо. Только под утро он заснул. Когда проснулся, жены и дочери дома уже не было. Затем взял авторучку, несколько листов бумаги и стал писать письмо в областной отдел здравоохранения, выражая свое неудовлетворение результатами расследования по его несчастному случаю. Написав, прочитывал, затем сминал лист и начинал заново. Незаметно прошел день, а у него явно не шла творческая работа. Тогда он придвинул к себе телефон, поднял трубку и набрал номер Гусакова. Тот сразу же ответил:

— Да, слушаю!

— Это я звоню тебе, Георгий.

— А… Привет, Петр! Я только с работы. У тебя дело ко мне, или так звонишь по-дружески.

— Дело.

— Ну, тогда выкладывай.

— По телефону мы это не сможем решить. Ты не смог бы зайти к Павлу, а потом вместе с ним ко мне.

— Ладно, только борща хлебну.

— Договорились.

Примерно через час Георгий и Павел приехали к Петру.

— Ну, что у тебя случилось? — еще с порога спросил Павел.

— Рассаживайтесь. Ничего не случилось. Нужна ваша помощь. Письмо у меня не получается.

— Какое письмо? Кому? — удивился Георгий.

— Я получил ответ на мою жалобу.

— Ну и каков результат? — Павел с любопытством уставился в лицо Чурина. — Наказали кого-нибудь?

— Наказали.

— И кого ж?

— Этого врача, который мне голову смотрел…

— Нейрохирурга?

— Да.

Георгий, не выдержав, расхохотался, затем попросил:

— Дай ответ прочитать.

Чурин протянул ему листок со штамповым оттиском вверху, в который была вписана дата отправки и регистрационный номер. Следом за Георгием ответ прочел и Павел и, вопрошающе глядя на Чурина, сказал:

— Ну, и что ты собираешься теперь делать? Удовлетворен?

— Нет, не удовлетворен. Напишу письмо в областное управление. Я хочу, чтобы вы мне помогли.

Все замолчали, обдумывая непростую ситуацию.

— В больнице назначили крайнего и наказали, — нарушил молчание Георгий.

— Как раз того, к кому у меня нет претензий! — возбужденно произнес Чурин.

— А ты так и напиши! — предложил Павел.

Примерно через полчаса текст был готов. В конце письма каллиграфически большими буквами было написано: «К нейрохирургу претензий не имею». Все по очереди прочитали, дали добро, запечатали в конверт. Чурин написал адреса: кому и от кого.

— Я вброшу по дороге в почтовый ящик, — сказал Павел и забрал послание.

7.

С утра и до обеда поток больных не прекращался. Роман Трофимович, оказав помощь одному из пациентов, пригласил следующего. В это время медицинская сестра подняла трубку зазвонившего телефона, и ответила кому-то:

— Да, есть. Сейчас передам.

— Вы Залесский Роман Трофимович? — послышался голос в трубке.

— Да.

— Я профессор Поливанов Михаил Александрович, мне поручили разобраться с жалобой, поступившей в областной отдел здравоохранения от Чурина Петра Остаповича.

— Врачебная комиссия расследовала этот случай. Я получил взыскание. Что этот Чурин еще хочет?

— Руководство больницы дало мне ваши координаты. Вы — травматолог, как я понимаю. Нет, я нейрохирург.

В телефонной трубке наступило молчание. Были слышны отдаленные голоса. Роман Трофимович терпеливо ждал.

— Так вы нейрохирург? — повторил свой вопрос профессор.

— Да!

— Это в корне меняет дело. В письме Чурина в конце написано «К нейрохирургу претензий не имею». Но, тем не менее, предстоит повторный разбор этого случая, и вы мне тоже понадобитесь.

— До свидания!

Залесский, в глубине души приготовившийся к новым неприятностям, вдруг ощутил какую-то невесомость. В лицо ударила теплая волна, даже немного голова закружилась. Он в руке держал трубку, забыв ее положить, и лишь, заметив улыбающуюся медсестру, опустил ее на телефонный аппарат. Он вышел в коридор, чтобы не заметили, его внутреннее смятение. «Ну, Чурин! — подумал он: — Правдоискатель нашелся! Мало ему!»

По результатам повторного расследования были наказаны травматолог Никонов Эдуард Семенович и временно исполнявший обязанности заведующего травматологическим отделением Базукин Степан Васильевич. Больше жалоб от Чурина Петра Остаповича не поступало.

Раечка

Когда она была еще совсем юной медсестрой, ее называли только Раечка, но с течением времени она неумолимо менялась внешне и постепенно превратилась в Раису Павловну. Однако ее обходительность и уникальная способность располагать к себе остались неизменными. Есть такая фраза: «Ничто не стоит нам так дешево, как вежливость», но зато продать эту вежливость можно уже дороже себестоимости и получить выгоду. Раечка это поняла с первых дней своей практической работы. Она не любила выполнять обязанности медсестры, выписывающей справки и больничные листы, так как приходилось все время находиться на одном месте. Но работа в гипсовой, процедурной или операционной была ее коньком.

— Присаживайтесь, пожалуйста, вот на этот стул, — исполненным участия голосом сказала Раиса Павловна, пациентке с переломом луча в типичном месте на правой руке.

Та, поддерживая здоровой рукой поврежденную конечность, пересела на указанное место.

— Так, а сейчас ручку вот сюда на подставочку положите. Аккуратненько. Давайте я вам помогу! Как же это вы?

— Скользко на улице. Гололед. Упала возле своего дома.

— Песочком дорожки присыпать то надо.

— Да, присыпают дворники, но мне захотелось сократить путь, и пошла напрямик.

— А где вы живете?

— На улице Привокзальной.

— У меня там знакомые проживают. Теперь мерочку снимем, — Раиса Павловна кусочком бинта измерила руку пострадавшей и отрезала кусок гипсового бинта по мерке. Ну вот, как раз. Самый лучший бинтик для вас выбрала! Жать и давить не будет

Опустив гипсовый бинт в воду, и, дав ему несколько секунд намокнуть, Раиса Павловна извлекла его и приложила к руке, зафиксировала обычным бинтом.

— Сейчас пусть подсыхает! Вы, знаете, у больницы средств не хватает, на всем приходится экономить. Даже за свой счет всякие мелочи покупаем, — сокрушалась Раиса Павловна.

— Спасибо! Вы все такие добрые. Есть же еще хорошие люди!

«Неужели ничего не даст?» — мелькнуло в голове у медсестры.

— Все, гипс высох. Вы посидите, а я вам сейчас справочку принесу и больничный.

Вскоре Раиса Павловна вернулась и вручила документы.

— Вас кто-нибудь сопровождает, или такси вызвать?

— Муж на коридоре ждет, позовите его, пожалуйста.

Когда муж пострадавшей подошел к ней и начал помогать надеть пальто, она что-то шепнула ему. Мужчина достал из портмоне небольшую денежную купюру и подал Раисе Павловне. Та медленно кончиками пальцев взяла ее и равнодушно опустила в свой карман. Вежливость и внимание сработали.

Но Раиса Павловна разнообразила свои тактические приемы, чтобы невинно что-нибудь выудить у пациента. Иногда, увидев сидящую в очереди молодую девушку с небольшим повреждением на лице косметического масштаба, она подходила к ней и говорила:

— Ну, у вас совсем маленькая ранка, ее зашивать не надо. Я умею хорошо их стягивать пластырем. Когда вас доктор запишет, вы скажите ему, что швы накладывать не будете. После того, как врач записывал в журнал фразу «от наложения швов больная отказалась», подтверждая это автографом больной и своим, он доверял пациентку искусству Раисы Павловны. Надо сказать, что она эту манипуляцию исполняла виртуозно. Медленно и точно, как рукодельница на пяльцах, она наклеивала две или три параллельных тоненьких полоски пластыря через ранку. Для мелких повреждений, где нет мимических движений, этот метод применим.

Бывало и так. Видя, что повреждение на лице все же требуется стянуть швами, она начинала беседу с пациентом в таком ключе:

— Да, ранка у вас большая, края расходятся. Врач, конечно, скажет, что надо зашивать. Но это надо делать специальной тонкой не травмирующей иголкой с ниткой. Не знаю, остались ли такие нитки в наборе.

— Но вы поищите, пожалуйста! — умоляюще просили ее молодые люди, весьма ревностно относящиеся к своему внешнему виду.

— Это дефицит, сама рассасывается. Швы снимать не надо. Мне их приходится за деньги доставать.

— Сколько? Я заплачу.

Сделка обычно ограничивалась какой-нибудь мелочевкой и «высокие» договаривающиеся стороны были довольны. Павловна думала, что все проделывает втайне от других медработников, но те просто закрывали глаза на ее фокусы, памятуя, что женщины не исправимы, а в ее возрасте, тем более.

Кода же у Раисы Павловны, по каким либо причинам, было плохое настроение, она действовала иначе. Перед обработкой антисептиками ссадин и прочих мелких повреждений у больного, она проводила пробу на алкоголь. Затем уже при малейшей возможности, старалась доказать факт опьянения. После реплики условно пьяного, выпивавшего накануне, пациента: «За мной не станет», она смягчалась.

Уговаривать докторов выдавать фиктивные больничные листы своим многочисленным знакомым она не решалась, так как уже имела неприятный опыт еще с периода своей молодости. Раиса Павловна уважала и ценила врачей, так как сама непосредственно участвовала в их нелегкой во всех отношениях работе, на которой, кроме немалых физических нагрузок, присутствует еще психологический фактор.

Надо сказать, что отказ врача взять у пациента принесенную им поллитровку или еще какую-нибудь мелочь в виде коробки конфет или шоколадки в связи со сложной юридической ситуацией, воспринимается иногда больным, как личное оскорбление. «Значит врач, до того добрый и внимательный, теперь не хочет общаться, значит он что-то сделал неправильно, может быть он обижен», — начинают вертеться в голове у бывших больных предположения. Маленькое, иногда чисто символическое, подношение медработникам со стороны больного, которого они вернули к жизни, воспринимается им, как ритуал, формирующий ауру выздоровления. Это еще один из моментов, относящихся к сфере деонтологии.

Раиса Павловна уже числилась в ветеранах, но, как и прежде, словно опытная цыганка-гадалка, она на своих дежурствах прохаживалась по коридору и выискивала среди сидящих пациентов отзывчивые души.

По чем больничный лист?

Случай первый

Пыжиков Семен Абрамович работал врачом травматологом в поликлинике. Иногда он замещал хирурга, когда тот отсутствовал по какой либо причине. Это был подвижный и шустрый человек, старавшийся быть в курсе всего, что происходило вокруг. Семен Абрамович являлся членом бильярдного клуба и азартно, но без везения играл в карты.

В тот день он припозднился и начал вести прием на несколько минут позже. Медсестра успокаивала нетерпеливых больных:

— Семена Абрамовича вызвала администрация, сейчас он подойдет.

Застегивая на ходу пуговицы халата, Пыжиков торопливо шагал по коридору в кабинет с табличкой «травматолог». Чуть не сбив санитарку дверью, которую спасла от синяка, подошва выставленной ноги, он быстро вошел, сел за свой стул и скомандовал:

— Запускайте больных!

Информация о достоинствах, слабостях и недостатках людей, занимающих должности, как аура всегда витает над ними. Врачи здесь не исключение. Если требовалось раздобыть фиктивный больничный лист, то эрудированные пациенты знали — идти надо к Семену Абрамовичу.

Пациенты сменяли один другого. Настроение у травматолога было скверное. Вчера не везло при игре в бильярд, вечером долго не мог уснуть. Когда уснул, чертовщина всякая снилась.

— Ну, что у вас болит, молодой человек? — начал принимать очередного пациента Рыжиков.

— Коленку побил, упал неудачно.

— Показывай!

Больной обнажил ногу. Внешне изменений не было.

— Ты здоров, я патологии не вижу!

— Доктор, понимаете, я с вами хотел бы поговорить один на один.

— Иди в смотровую комнату.

За ширмой в смотровой больной сунул в руки Семена Абрамовича увесистый пакет. Пациент получил больничный, травматолог повеселел.

Примерно через час работы один из обратившихся расплатился десяткой. Это происходило во времена хождения советских денег.

Пыжиков начал шутить.

Наблюдательные, как агенты спецслужб, медицинские сестры тонко чувствовали настроение Семена Абрамовича. Если он сосредоточенно, с серьезным выражением лица вел амбулаторный прием, значит, невод его был пуст. Но после появления блеска в глазах и уверенного разговорного тона можно было предполагать, что в его приобретениях числится уже минимум ноль пять литра. Переход же на шутливые интонации, означал, что мечта о денежном хрусте под его пальцами обрела черты реальности. Ну, а если он сыпал остротами, — то это говорило о несомненной удаче, размеры которой были подвержены колебаниям.

Опять шли больные. Делались рентгенограммы, накладывались гипсовые повязки.

— Семен Абрамович, вас там хотят видеть! — подойдя вплотную, зашептала на ухо Раечка, не так давно принятая на работу медицинская сестра.

Пыжиков вышел на коридор, где стояли двое мужчин и одна женщина.

— Доктор, надо помочь! — сказал один из них, который с виду был старше.

— Конкретно, что нужно?

— Больничный лист, денька на три.

Видя, что травматолог о чем-то задумался и застыл в нерешительности, второй, который был моложе, тихо, но резко спросил: — Сколько?

— Тридцать! — переборов неожиданно налетевшие сомнения ответил Семен Абрамович.

Он быстрым движением руки незаметно взял деньги и сунул их в карман, затем пригласил того, кому требовался больничный лист. Вскоре тот вышел с нужной ему бумажкой. Затем его напарник и женщина направились прямо к главному врачу поликлиники. Через несколько минут туда пригласили Пыжикова, где ему предъявили обвинение во взяточничестве и попросили достать из кармана помеченные купюры с записанными номерами. Отпираться было бесполезно. Ему разрешили окончить прием больных. Лицо Пыжикова напоминало посмертную маску, и было неузнаваемо, медицинские сестры недоумевали: «Куда так неожиданно подевался боевой настрой Семена Абрамовича?»

Он получил что-то около года, но вышел досрочно и устроился на работу не связанную с экспертными решениями, кажется в кабинет лечебной физкультуры.

Случай второй

О произошедшем казусе с Пыжиковым Семеном Абрамовичем помнят в медицинских учреждениях города до сих пор и пугают им молодых врачей. На долгие годы в больницах и поликлиниках воцарилась правовая тишина. Но однажды, уже в период самостоятельного существования нашего государства, из самого верха, то есть из правительственных учреждений была спущена директива об усилении борьбы с правонарушениями среди медицинских работников. Оперативники с рвением погрузились в работу.

— Ну, как обстоят дела у медиков? — спросил представитель прокуратуры на одном из докладов в своем кабинете Сапина.

Из личного дела: Сапин Меркул Наумович, такого-то года рождения, звание, на оперативной работе с такого-то, характер спокойный, уравновешенный, примерный семьянин, в порочащих его связях замечен не был. В общем, все, как положено.

— Мы проработали все поликлиники и больницы, но ничего добыть не удалось.

Но об одном случае Меркул Наумович промолчал. А дело было так. Он обратился к одному уже не молодому врачу, ведущему прием, с просьбой купить больничный. К удивлению Сапина врач согласился. «Эх! — подумал оперативник. — Седина на голове, а так примитивно попался».

— Сколько? — тихо спросил врача перевоплощенный представитель силовиков.

— Сто тысяч долларов на мой счет в швейцарском банке! — еще тише ответил ему доктор. — Как только деньги поступят, сразу же выпишу больничный лист. Оставьте свои паспортные данные.

Меркул Наумович опешил:

— Вы это серьезно?

— Куда уж серьезней.

— Но у меня нет таких денег.

— Это ваши проблемы! — врач смотрел прямо в глаза своего просителя с такой невинной непосредственностью, что усомниться в его правдивости было просто невозможно. Тем не менее, это был не просто подвох, а тонкая шутка над провалившимся оперативником.

Молоденькая медицинская сестричка хихикнула в беленький накрахмаленный халатик и тут же приняла серьезное выражение лица.

Сапину оставалось одно — извиниться и уйти, что он и сделал.

— Поезжайте по районам. Потом напишите общий отчет, — нарушив минутные воспоминания Меркула Наумовича, приказал прокурор.

В одном из районных центров Сапину повезло, он уговорил молодого начинающего доктора помочь ему, как опоздавшему на работу по одной веской причине. Доктор выдал ему освобождение, а оперативник тут же в кабинете надел на него наручники и отвез в следственный изолятор. На следующий день после возвращение в центр Меркула Наумовича вызвал к себе прокурор.

— Проходи, Меркул Наумович, присаживайся. А сейчас вот тебе листок бумаги и подробно опиши, как все было.

— Что-то случилось?

— Ты пиши! Пиши! Кого задержал? Как задержал? Куда поместил?

Прочитав написанный отчет Сапина, прокурор, уничтожающе глядя на него, мрачно произнес:

— Настоящий бунт устроил твой задержанный.

— Да я же его просто припугнуть хотел! Через день выпустили бы!

— Но это еще не все. Он оказался родственником одного известного тебе министра. Теперь придется доказывать, что ты не превысил полномочия.

Отказ в госпитализации

На утреннем отчете дежурной смены у главного врача разбирали жалобу на терапевта Бориса Аркадьевича Измайлова, который, оказав помощь больной с артериальной гипертензией, отправил ее домой, а не госпитализировал, как хотела пациентка. Главный был раздосадован: придраться не к чему. Были сделаны необходимые инъекции, электрокардиограмма, артериальное давление снижено до нормы. Все записано.

— Так почему вы не госпитализировали больную? — задал он вопрос Измайлову.

— А на каком основании? Потому что она так хотела!? Я оказал ей помощь и направил на амбулаторное лечение в поликлинику, где она состоит на учете. У нас оставались места только в палате интенсивной терапии для тяжелых больных.

— Приставную койку надо было поставить.

— На коридоре?

— Да, на коридоре.

— Так она бы сама наутро запросилась домой.

— Это были бы уже ее проблемы.

— И наши тоже.

Независимое поведение практикующих врачей всегда раздражало главного. Ему не нравилось, что Измайлов без трепета перед ним отчитывался за истекшие сутки работы.

— А сейчас передо мной лежит жалоба на вас.

— Это не обоснованная жалоба.

— Не обоснованных жалоб нет. Значит, плохо объяснили больной свое решение.

— Все ей объяснили хорошо. Она живет дома одна, стало скучно, решила пообщаться. Вызвала скорую, настояла на том, чтобы ее привезли к нам.

— Иван Аркадьевич, жалоба это результат если не лечебной, то деонтологической ошибки.

— Это результат того, что я ей просто что-то не понравилось. Разве что не лебезили перед ней. Не до этого было. Мы и так уже стелемся перед каждым пьяным, не дай бог жалобу напишет.

— Если больная настаивает на госпитализации, то госпитализируйте.

— Не можем же мы всех подряд госпитализировать!

— Вы слишком много говорите.

— Я отвечаю на ваши вопросы. Я же не могу это делать молча.

— Если вам здесь трудно работать, можете подыскать себе другое место, — Евгений Савельевич, так звали главного врача, начал выходить из себя и перешел в наступление по отработанной схеме. — Жалоб быть не должно!

Что можно было противопоставить этой точке зрение уполномоченного человека. Только молчание, как знак внешнего согласия.

— Ладно, Залесский и Потанин свободны, а вы, Борис Аркадьевич напишите объяснительную записку и передайте секретарю.

Удовлетворение от завершения нелегкой суточной работы у дежурного терапевта было перечеркнуто. Он отдал спешно написанное объяснение женщине за компьютером и ушел в отделение, где ему предстояло трудиться до полудня. Выговор подчиненным — естественная защитная реакция начальника низшего звена перед более высокоорганизованной материей.

Золотая гнида

Пострадавшую доставила фельдшерская бригада скорой помощи с повязкой на голове. Отдав сопроводительные документы, фельдшер тут же уехал на следующий вызов. Пациентку усадили на стул.

— Назовите свою фамилию, имя, отчество! — попросил ее врач.

— Колесниченко Лариса Мансуровна, — ответила она и, заметив, что доктор засомневался в правильности написания отчества, четко продиктовала: — Мансуровна! Через букву «А», — и пояснила свою родословную: — Отец казах, а мать белоруска.

— Возраст.

— Двадцать два года.

— Работаете?

— Да.

— Где и кем?

— Медицинской сестрой в амбулатории кирпичного завода.

Лицо у нее было, как у многих метисок, привлекательно сочетанием восточных и славянских черт, но волосы, окрашенные в яркий оранжево-рыжий цвет, не гармонировали с карими, почти черными глазами.

— А, что с вами случилось?

— Муж ударил. Когда напивается, он теряет рассудок. Ревнует, скандалы устраивает, может избить. — Она расплакалась.

— Ну, успокойся! Успокойся! — начала утешать ее Марина Савельевна, дежурная медсестра, работавшая в кабинете. Она взяла салфетку и стала промокать слезы на щеках и возле глаз.

— Замужем давно?

— Четыре года. О, рано вышла!

— Дети есть? — продолжала расспрашивать ее Марина Савельевна.

— Сын. Три годика.

— Муж работает.

— Уже четыре места сменил. За прогулы увольняли.

— Чего ж ты за такого замуж вышла?

— Сначала он был нормальный, а потом когда сын родился и началось. Водится только с собутыльниками. То ночью является, то под утро. А сыночек прелесть, на него похож, как вылитый. Муж им совсем не занимается: то на работе, то спит после выпивки, то телевизор смотрит.

Плечи ее опять затряслись от рыданий.

— Так зачем живешь с ним? — спросил врач.

— Квартира то его. Я, было, вернулась к родителям с сыном, но он через неделю пришел и на коленях умолял вернуться. Опять стали жить вместе. Обещал бросить пить, говорил, что заработает денег, машину купит. С месяц продержался, но вчера куда-то пропал, не ночевал дома, пришел сегодня, когда рассвело. Ни слова ему нельзя сказать.

— А как получила травму?

— Муж ударил салатницей.

— Понятно. Заявление в милицию будешь писать? — продолжал опрос дежурный врач.

— Я пока повременю.

— Значит, оформляем, как бытовую травму, да?

— Да.

— Снимайте повязку! — распорядился доктор. — Осмотрите на педикулез.

— Вот посмотрите здесь утолщение на волосе! — Марина Савельевна подозвала врача. Но подозрительное утолщение уже рассыпалось под ее пальцами.

— Да, что вы! Я же сама медсестра, только позавчера красилась, — обиженно констатировала пациентка. — Это волосы посеклись.

— Рану надо зашить! Сама будет заживать долго. Согласны.

— Да, согласна! Только много не выстригайте!

— Новокаин переносите? Аллергии нет?

— Переношу. Аллергии нет.

Когда рану зашили и больную посадили в коридоре, она заявила:

— Что-то голова стала кружиться и на тошноту потянуло.

Пострадавшую женщину доктор отправил в специализированное отделение, заподозрив у нее сотрясение головного мозга. Но там от госпитализации она отказалась в связи с необходимостью ухода за маленьким ребенком. Казалось бы, на этом надо ставить точку. Но не тут-то было. В приемном отделении областного учреждения бдительная сестра-хозяйка обнаружила в крашеных волосах Колесниченко нечто похожее на гниду. Тамошний дежурный врач, недолго думая, дописал это в диагноз. В итоге данные о якобы пропуске педикулеза на предшествующем этапе попали в санитарно-эпидемиологическую станцию. Оттуда пришло строгое письмо к главному врачу городской больницы. Врачу, оказавшему помощь пациентке, а это оказался вездесущий Залесский Роман Трофимович, объявили выговор и оштрафовали на половину должностного оклада, медсестру и санитарку лишили премиальных.

Главный инструмент

Попытки освободить врача от рутинной работы не прекращались и не прекращаются до сих пор. В семидесятых- восьмидесятых годах прошлого века изобретались всевозможные формализованные документы, в одних надо было только проставлять плюсики или галочки, в других подчеркивать или обводить кружочком необходимое. Потом стали экспериментировать с диктофонными центрами. Безграмотность машинисток и особенности произношения у врачей вскоре доказали бесперспективность этой новаторской идеи. С появлением компьютера обозначилась надежда прорыва в этой области. Создание текстовых заготовок и трафаретов, быстрое копирование, распечатка на всевозможных принтерах сулили врачам благодать и свободное мышление. Но не тут-то было. Оказалось, что быстро работать с клавиатурой могут не все, когорта старых эскулапов вообще не общается с компьютерами, видя в них одну забаву для молодежи. Однако власть ноликов и единичек усиливается, цифровые фотоаппараты буквально смели старое пленочное фотоискусство, интернет внедряется во все грани нашей жизни, обеспечивая невероятные масштабы свободного общения и обмена информацией. Права человека стали ставиться превыше всего. Вот в этом то и закавыка для тех, кто обеспечивает эти права, в частности право на своевременное и полноценное оказание медицинской помощи. Жалобы больных и последующие безапелляционные разборки у генералов от врачей довели не одного Парацельса, если не до инсульта или инфаркта, то до нарушения душевного равновесия, как минимум. В некоторых случаях разбор полетов сводится к объяснительной записке, незамедлительному выговору и лишению премии. Что-то похожее происходило в не очень отдаленном историческом прошлом с той лишь разницей, что степень наказания сейчас все-таки смехотворно мала, в сравнении с прежней суровостью вождей к своему родному и любимому народу. Врачам по этой причине приходится вооружаться. И чем вы думаете? Видеомониторами? Да, сейчас ставят видеомониторы, как одно из средств защиты медработников от воинственных жалобщиков и хулиганов. Но не это оружие главного калибра доктора. Таковым является авторучка! Только с ее помощью врач может вести подробную летопись своих взаимоотношений с Больным, брать у него согласие на операцию, всевозможные обследования и процедуры, на прививки против столбняка и бешенства, фиксировать результаты обследований и прочее, обеспечивая свою неприкосновенность. Однако, если пациент ударит врача, оцарапает его, порвет халат или разобьет очки, ему это все сойдет с рук, потому что он Его величество Больной. Сфера взаимоотношений больного и врача до сих пор полностью не отработана с юридической стороны. По этой причине палочка-выручалочка должна всегда быть в кармане, а запись четкой и недвусмысленной. Отсутствие записи о выполненных процедурах, обследованиях и вмешательствах при оказании помощи в случае возникших споров не выручает врача, потому что всегда найдутся свидетели, говорящие надвое. Грамотно сделанная запись всегда ставит крест на любых претензиях. Виват Авторучке!

Любимая работа — единственно достойный путь к источнику удовлетворенности и блаженства.

В одном носке

Его доставили в приемное отделение дежурной больницы около девяти вечера совершенно голым, если не считать за одежду оставшийся не снятым носок на левой ноге. Он матерился громко, четко, с выражением в адрес своих обидчиков, угрожая им личной расправой. Первое время он путал медперсонал со своими неприятелями и выплескивал свою злобу и раздражение, то на врача, пытавшегося его обследовать, то на медсестру и санитарок, отмывавших грязь с его лица и туловища и обрабатывавших антисептиком его ссадины на лице и туловище. Это происходило до открытия токсикологических коек в реанимационном отделении, поэтому для таких больных была выделена небольшая палата, называемая в народе «греческим залом». Там была ванна, унитаз и умывальник с надежным армейским казарменным краном старого образца, который нельзя было сломать одним движением руки, как некоторые современные сантехнические изделия. Попав в античность, больной успокоился, осмотрелся, а затем вздремнул, улегшись на носилки. К нему несколько раз подходил дежурный врач, пытаясь узнать домашний адрес или телефон, но безрезультатно. Когда в очередной раз к нему вошли медработники, их удивлению не было предела. Больной сходил в ванну по естественным надобностям, и оттуда несло зловонием далеко за пределы замкнутого пространства комнаты. А сам пострадавший, сидя перед унитазом, черпал в нем ладошкой воду и умывал лицо. К радости сотрудников он назвал телефон сына, до которого вскоре удалось дозвониться. Минут через двадцать подъехало такси, из которого вышел молодой человек лет тридцати, державший в руке полиэтиленовый пакет, наполненный одеждой. Его провели к отцу. У пострадавшего из левого слухового прохода появилось кровотечение, когда оттуда убрали сгустки крови. Как только пострадавший переоделся, он тут же исчез вместе с сыном в неизвестном направлении. По имевшемуся телефонному номеру дозвониться не удалось. Дежурный врач передал по смене о возникших сложностях.

Придя домой, Харитон Пудов, чтобы стало легче, принял еще грамм двести и уснул. Сын ушел на работу. Телефонных звонков по причине глубокого сна и травмированного уха Пудов уже не слышал. После обеда вернулась с работы жена, и, увидев спящего мужа, а также испачканную кровью подушку, пришла в ужас.

— Кто тебя так изуродовал? — плаксиво закричала она, пытаясь, хоть что-то выяснить у мужа.

— Упал.

— Как упал? Где?

— Побили и упал.

— Кто тебя избил.

— Не помню.

— А где твои документы?

— Не знаю. В кармане, наверное.

Его жена проверила всю одежду. В карманах документов не оказалось.

— Ты что переоделся?

— Не помню.

— Аванс на работе получал.

— Получал.

— Эх, ты, пьяница. Шею когда-нибудь себе сломаешь.

— Как ты домой добрался?

— Сын привез.

— Откуда.

— С больницы.

— Как он узнал, что ты там.

— Я врачам его телефон дал.

— Почему мне не позвонил. Побоялся, что я тебе добавлю?! — криво и с выражением сожаления на лице ухмыльнулась его любимая. — Хватит с тебя того, что получил.

В это время к ним прорвался звонок из приемного отделения. Врач интересовался самочувствием Харитона Пудова. Едва уловив суть дела, женщина набросилась с претензиями в адрес дежурной смены, якобы отпустившей ее мужа домой, пригрозив жалобами до министерства. Окончив метать громы и молнии, она все же последовала совету доктора и набрала ноль три. Вскоре приехала машина скорой помощи и отвезла больного в нейрохирургическое отделение. После ангиографического обследования была произведена операция по удалению внутричерепной гематомы. Больной выжил благодаря тому, что гематома частично опорожнялась через поврежденную височную кость и разорванную барабанную перепонку.

В случае невозможности точной локализации повреждения опытные нейрохирурги первое трепанационное отверстие накладывают со стороны противоположной кровотечению из уха, чтобы не усилить дислокацию. В настоящее время компьютерные и магнитно-резонансные томографы упростили и ускорили экстренную диагностику, но в жизни иногда приходится пользоваться и старыми проверенными методами, как добыча огня трением при отсутствии других средств.

Жена Пудова, узнав у сына все подробности о своем муже, раздумала писать жалобу, чем продлила творческую жизнь на ниве медицины дежурному врачу Залесскому Роману Трофимовичу и его помощницам. Да, здравствуют умные и рассудительные женщины!

Падения

Как гравитационные силы атомов объединяются в единое поле тяготения достоверно ученым неизвестно до сих пор. Но то, что этот вселенский механизм действует безотказно, убеждался каждый человек на личном опыте. Левитацию и множество повествований о полетах ведьм, колдунов, святых и не очень, о стройках древних людей с применением способов управления силой тяжести без обычных механизмов я лично отношу к мировоззренческой системе верований. А верить можно во что угодно. Но верование, например, в то, что впереди нет стены, быстро и бесследно исчезает, если в нее ударишься лбом.

Человек на протяжении своей истории старается подняться все выше и выше, и со все большей высоты ему приходиться падать в прямом, а не переносном смысле. Строители домов иногда срываются с лесов, альпинисты со скал, люди с возбужденной психикой и подвыпившие с любых уровней архитектурных сооружений и возвышений местности. Падения — одна из основных причин получения травм и увечий.

1.

Он буянил, поэтому руки к кровати привязывали особенно тщательно. После операции по причине прободной язвы желудка и больного в результате интоксикации развился психоз. Это был долговязый жилистый мужчина сорока трех лет. Лицо его было покрыто густой щетиной, напоминавшей проволоку торчащую из специальных щеток скребков для очистки ржавчины и краски от металла. Взгляд был безумен, приобретавший оттенки то ярости, то страха. Его старались удержать сразу четверо. Врач реаниматолог прижимал ноги буйного больного к матрацу, две медсестры держали правую руку, одна левую, которую фиксировала к металлической рейке кровати пятая.

— Оксанка, еще подержи намного. Ну, вот все! — говорила она. — Сейчас вторую…

— На две петли фиксируйте, мужик то здоровый! — слышался голос реаниматолога. — Дина, а ты мне помоги ноги привязать!

После получения дозы седативных препаратов больной успокоился и заснул. Сестра, работавшая в этой палате, выполняя назначения реаниматолога, поставила капельницу. В середине ночи больной открыл глаза и уставился на капельницу, потом перевел взгляд на локтевой сгиб, где была зафиксирована игла. «Пытаются отравить!» — завладела его едва проснувшимся сознанием ужасная мысль. Рядом стоял аппарат для искусственной вентиляции легких, увешанный всевозможными трубками, шлангами и проводами. И вдруг все они начали извиваться, как змеи, показалось больному, потянулись к нему, чтобы обвиться вокруг шеи и задушить. Он судорожно начал дергать руками и от неимоверных усилий освободил одну, а затем вторую руку. С грохотом упала капельница. Медсестра бросилась к больному, но тот стоял уже на подоконнике. Она успела схватить его за ногу. Больной был тяжелый и начал тянуть за собой легковесную медицинскую сестричку. На шум подбежала еще одна и схватила ускользавшую в открытое окно коллегу сразу за две ноги. Падение больного с вцепившейся в него медсестрой прекратилось, он повис. Голова его находилась на уровне середины второго этажа. Под ним было жестяное сооружение, в виде навеса от дождя. Он начал дрыгать ногами и свободной ногой ударил по рукам державшую его сестричку, которую в свою очередь зафиксировала на подоконнике ее напарница. Руки у девушки помимо воли разжались, и больной рухнул на жестянку, а затем скатился на землю. Свободный от работы медперсонал побежал с носилками к месту падения. Рана на животе разошлась, и кишечник вывалился наружу, на лбу была рана длиной около четырех сантиметров. Пострадавшего тут же доставили в операционную. Дали наркоз. Хирурги промыли и заправили в брюшную полость кишечник, зашили рану на лбу. По ходу работы была сделана рентгенограмма черепа. Переломов не было выявлено. Ультразвуковое обследование не указывало на наличие внутричерепной гематомы. Утром больной проснулся, и с полной ясностью ума стал отпускать шутки. Признаков психоза, как не бывало. Вскоре его перевели в обычное отделение и затем выписали домой.

2.

Стоял теплая обласканная солнцем летняя пора. Час любви еще не дорос до полудня. Люди поглощали красоту природы большими дозами, и больных на приеме не было. Наблюдался очень редкий момент медицинского бытия.

Ее заметили, как только она пересекла входные ворота больницы. Женщина, из-за своей миниатюрности и молодости казавшаяся школьницей, несла на руках ребенка, голова которого была запрокинута, а руки безжизненно свисали вниз. Дежурный врач-нейрохирург вышел ей навстречу и уже на пороге приемного отделения взял дитя на свои руки. Это был светловолосый мальчик, примерно, трех лет. Из носа и рта у него вытекала кровь, дыхание было редким, на последнем жизненном пределе. Раздумывать было некогда. Врач, не задерживаясь для проведения осмотра, рванул, аккуратно поддерживая ребенка, вначале по коридору, а потом по лестничным пролетам на третий этаж в реанимацию. Там он сразу же столкнулся с реаниматологом Ольгой Дмитриевной:

— Срочно нужна твоя помощь! Едва дышит! Тяжелая черепно-мозговая травма.

— Вот сюда! — реаниматолог указала на свободную кровать. Затем позвала медсестру и с помощью принадлежностей из реанимационного набора для детей произвела интубацию и перевела пострадавшего на искусственную вентиляцию легких.

Рентгенограмма показала наличие множественных переломов костей свода черепа с переходом на основание.

Женщина, принесшая ребенка, оказалась его матерью. Мальчик, когда она была на кухне, выбежал на балкон и начал там играть. Затем он пролез между металлической обрешеткой, и упал головой вниз на заасфальтированную площадку. Юная мама выбежала на улицу, подхватила своего сынишку и на руках донесла до больницы.

Реаниматологи делали все, что могли. Вскоре прибыл вызванный специалист из центральной больницы. На консилиуме было решено оперировать. В височных областях пострадавшего ребенка хирурги наложили два отверстия (слово «трепанационных» здесь мало уместно из-за того, что кости черепа у детей такого возраста очень тонкие и легко режутся хирургическими ножницами). Обнаружилась двусторонняя гематома пластинчатого характера, из ран вытекал мозговой детрит. На последующих перевязках детрит выделялся, как паста из тюбика. Ребенок прожил около двух недель.

3.

Подружки учились в одиннадцатом классе, они еще не достигли совершеннолетия, но интерес к объектам противоположного пола у них был уже достаточно осмыслен. Инстинкт продления рода вступал в свои права. Одну из них, кареглазую, среднего роста, стройную и худенькую с черными косами до пояса звали Юля. Вторую, голубоглазую, с русыми волосами, завитыми в модную прическу, с ростом, годящимся для конкурсов красоты, родители нарекли Диной. По календарю была пятница середины января. Стоял легкий морозец. Занятия в школе окончились. Впереди два выходных. Подружки сияли восторгом свободы и готовы были кружиться вместе с падающим снегом.

— Ну, что? На дискотеку идем?! — спрашивала Дина.

— Мне надо с мамой посоветоваться, — отвечала Юля. — В городской клуб я еще ни разу не ходила. Как одеться не представляю.

— А так же, как на праздничные вечера в школе.

— В платьице с передничком что ли?!

— Еще рюкзачок и книжки не забудь с собой прихватить!

Девочки рассмеялись, представив себя в школьных нарядах на дискотеке популярного городского клуба. Навстречу им двигались люди, то озабоченные своими делами, то просто гуляющие. Некоторые попутные пешеходы торопливо их обгоняли. У дверей магазинов дежурили бездомные дворняжки. По проезжей части двигались вереницы машин с включенными фарами. Подойдя к подъезду Юлии, школьницы расстались.

— Юля, я тебе через час позвоню! — пообещала Дина.

Дома Юля застала маму, уже пришедшую с работы. Отца и старшего брата студента не было.

— Ну, как дела, доченька?

— Да, все в порядке.

— Раздевайся и проходи на кухню. Я драники готовлю. Со сметаной — пальчики оближешь!

Юля начала с аппетитом уплетать приготовленное кушанье.

— Мама, я на дискотеку с Диной хочу сходить!

— В школе дискотека то?

— Нет, в клубе.

— В каком?

— В «Звездочете».

— Это тот, который открылся недавно в соседнем квартале.

— Да.

— Хорошо, сходи! Но чтобы в двенадцать уже была дома! Не то — искать пойдем. Да, и мобильный телефон с собой возьми.

Юлия начала примерять наряды, но все ей почему-то не нравилось. Видя замешательство дочери, мать предложила нарядиться ей в светло-розовое платье и такого же цвета туфельки.

— В гардеробе переобуешься, — посоветовала ей мама.

Дина тоже не теряла времени. Наскоро перекусив, она начала вертеться перед зеркалом в своей комнате. Родители и младшая сестра ей не мешали, так как смотрели по телевизору какой-то один из многочисленных сериалов.

В конце концов, Дина остановила свой выбор на джинсовом костюме. И вот она уже звонит своей подружке:

— Юля, ты уже готова?

— Да, готова.

— Тогда встречаемся на перекрестке у газетного киоска через пятнадцать минут.

И вот девочки уже идут в сторону клуба. Их распирает от легкого волнения, интереса и желания потанцевать. Двери «Звездочета» впускали и выпускали посетителей. Подружки зашли в холл. Запахло кофе, пивом, ароматами духов… В гардеробе они сняли верхнюю одежду и переобулись.

— Ой, какое на тебе платье красивое! — сказала Дина, восторженно рассматривая Юлию. — И туфельки под цвет.

— А я тебя в таком джинсовом костюмчике ни разу не видела.

Девушек в тот вечер запускали в клуб бесплатно.

Музыка звучала непрерывно. Одна мелодия сменяла другую. Казалось, танцевало само пространство круглого зала. Танцевали все со всеми. Но скоро начали просматриваться приоритеты. Возле них начали увиваться два парня примерно двадцати пяти или чуть более лет. Они были на легком подпитии, но это их не портило. Танцевали оба хорошо, но особенно выделялся Александр, выделывая каскад трюков в брейк-дансе. Владиславу удавался анимационный или кукольный стиль. Девушки узнали их имена по репликам между ними и их знакомыми.

— Девочки, коктейль хотите? — обратился к Дине и Юлии Александр, решив сделать творческий перерыв.

— Да, хотим! — за двоих ответила Дина.

Все вместе они подошли к стойке бара, заказали коктейли, затем уселись на высокие стулья и стали цедить напиток через соломинки. У Юлии от примеси алкоголя в коктейле сразу закружилась голова, и она стала стараться преодолеть головокружение. Дина, наоборот приобрела какую-то легкость и стала неестественно веселой. В это время раздался телефонный звонок на мобильный телефон Юлии:

— Да, мама, я слушаю.

— У тебя все в порядке?

— Да, все нормально. Здесь интересно и весело.

— Не засиживайся. Уже двенадцатый час. Пока.

— Что, родные беспокоятся? — спросил Владислав.

— Мама звонила. Сейчас допью коктейль и пойду переодеваться.

— Да, куда ты так торопишься!? — запротестовала Дина. — Еще детское время!

— Вы, ребята, так здорово танцуете! — искренне похвалила своих новых товарищей Юля.

— Это Александр танцует, а я подтанцовываю, — самокритично отозвался на комплемент Юлии Владислав. — Он вам может разные стили показать.

— Владислав, давай продемонстрируй! — загорелась Дина.

Владислав встал, а затем произнес:

— Стиль Филмор!

И начал под музыку маршировать, одной рукой, якобы, поддерживая оружие, а второй, делая махи, в такт движениям ног. Было довольно смешно. Рассмеялись не только Юля с Диной, но и кое-кто из других участников дискотеки.

Но тут Юля спохватилась:

— Все. Мне пора!

Она соскочила с высокого сиденья стула и направилась к выходу. За ней нехотя двинулась Дина. В гардеробе к ним подошли их новые знакомые.

— Девочки, мы вас проводим! — сказал Александр.

Так как возражений не поступило, ребята тоже начали одеваться. На улицу вышли вместе. Снегопад усилился, но ветер стал тише. Падающий снег создавал картины для любви и вдохновения.

— Как красиво! — со вздохом сказала Юля. — Наконец-то зима разыгралась. А то все дождь да слякоть.

— Может быть, ко мне зайдем? Я тут недалеко живу, — предложил Владислав.

— Зайдем, Юля! — и Дина вопросительно взглянула на подругу.

Но та была неумолима:

— Нет! Я иду домой. Уже начало первого. И так опоздала. Дома волнуются! — и Юля решительно направилась к своему дому, до которого оставалось около сотни метров.

— Ну, а мы Дину проводим, — уже сзади ей послышался голос Александра.

Мама сразу открыла ей дверь и, приложив палец к губам, повела на кухню, чтобы расспросить о вечере.

— А может, все-таки заглянем ко мне на полчасика?! Саша покажет еще пару стилей брейка, — обращаясь к Дине без особой надежды в голосе, сказал Владислав.

Дина засомневалась, затем остановилась, посмотрела пытливо в лица парней и, не уловив ничего подозрительного, согласилась:

— Хорошо! На полчасика!

— Ура! — завопили парни. — Вечер продолжается!

Они подхватили Дину под руки каждый со своей стороны и дружно двинулись вперед по снежному месиву. Вскоре они были у Владислава.

— Родители на дачу уехали, — сказал он.

Нашлась бутылка шампанского и конфеты. Александр стрельнул пробкой в потолок и наполнил шипучим напитком бокалы. Выпили. Владислав принес с кухни еще ломтики сыра. Александр вскочил и проскандировал:

— Бугало! Танец кобры! — и он начал покачиваться из стороны в сторону, вперед и назад, стоя ногами на одном месте.

Дине было интересно и весело. Вскоре допили шампанское, и Владислав еще что-то принес. Дина тоже выпила, потом заявила, что уходит.

— Хорошо, согласился Владислав! Только на дорогу по кусочку колбаски съесть надо.

Дина сидела, откинувшись на диване. Голова у нее кружилась, все плыло. Она, незаметно для себя заснула. Но мгновенно проснулась, почувствовав, что ее кто-то раздевает. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Александра.

«Изнасиловать хочет!» — прострелила ее голову мысль. Она резким движением ноги ударила его в пах. Александр застонал и присел от боли. Дина вскочила и бросилась в коридор, схватила свою куртку с вешалки, туфли в пакете, дернула входную ручку. Дверь оказалась запертой. В это время на шум из кухни вышел Владислав с ножом в руке.

«Сейчас зарежет!» — подумала Дина и, не раздумывая, скрылась в соседней комнате. От образовавшегося сквозняка вспорхнула легкая тюлевая ткань.

«Вход на балкон!» — догадалась Дина и бросилась в сквозящий проем. Остановившись на мгновение у балконного ограждения, она сбросила вниз туфли в полиэтиленовом пакете. Послышался наждачный звук падения пакета в снег. Квартира располагалась на пятом этаже. Раздумывать было некогда, к ней через комнату уже спешили Александр с Владиславом. Она перелезла через перила, затем, держась за металлические прутья, спустилась вниз и нащупала балкон на четвертом этаже, где были бельевые растяжки. Затем немножко присела и спрыгнула внутрь балконного проема, но правая нога ее зацепилась за намотанный кусок проволоки, и она спиной опрокинулась на растянутые веревки. Послышался треск ломающихся деревянных брусьев, и скалолазка полетела дальше вниз, успев рукой схватить несколько веревочных петель. Следующая бельевая растяжка ее затормозила между третьим и вторым этажами. Перед ее глазами белели, застывшие в немой позе ветви клена, припорошенные снегом, внизу виднелись кусты живой изгороди, покрытые большими снежными подушками.

«Будет мягко приземляться!» — решила Дина и, качнувшись, схватила кленовую ветку, направив траекторию своего падения на декоративный кустарник.

«Как с вышки в бассейне!» — последнее, о чем она подумала, прежде чем довольно мягко продавила правым боком сплетенные ветки. Затем она, с трудом высвободившись из обхвативших ее тело ветвистостей, поднялась и трусцой побежала к своему дому.

4.

Семейная жизнь Терентия и Глории дала трещину. Как она образовалось? Чтобы точно ответить на этот вопрос, необходимо владеть информацией об их взаимоотношениях. Но почти во всех случаях такого рода правда находится за семью печатями. Очень многое зависит от того, как супруги относятся к своему семейному очагу. Бывает, что от длительной да интенсивной эксплуатации очаг то там, то здесь пускает трещинку. Что делает большинство людей? Берут универсальный строительный материал под названием глина, из которого, как известно, много чего сделано, заделывают дефект и живут себе дальше припеваючи. Но, если женская или мужская половинка начинает злонамеренно разрушать семейную кладку, то с восстановительными работами можно и не справиться. Видимо, в данном случае превалировал второй вариант. Он — врач, кандидат медицинских наук после развода стал жить один, снимая где-то комнату. Она — педагог с их общим ребенком, сыном семи лет, осталась проживать в двухкомнатной квартире. Ему было очень плохо одному, несмотря на загруженность по врачебной практике, преподавательской деятельности, научной работе. Он скучал по ребенку, поэтому иногда навещал свою бывшую супругу. Все же часы одиночества по вечерам терзали душу, и Терентий стал разбавлять плохое настроение сорокаградусной настойкой под названием «Беловежская». Вскоре стал обходиться обычной водкой. Как это бывает в таких случаях, его научная тема без подпитки свежими идеями стала увядать. Ее передали в другие руки. Врачебную практику забросил. Стал существовать на преподавательские деньги. Однажды на юбилейном вечере у коллеги выпил чуток лишнего и, когда мероприятие закончилось, ушел в учебный класс, где и заснул. Утром его обнаружил доцент кафедры лежащим у порога, старательно накрывающимся половичком. Простили на первый раз.

Как люди преодолевают разрывы отношений с любимыми? Опыт на этот счет очень богат! Терентий, как ни прискорбно, показал образец бесхарактерности. Семья для него была жизненным катализатором, и вдруг он ее «лишился». От общения с сыном его все же никто не ограждал. А то, что его благоверная может найти для себя более подходящего по ее мнению мужчину, он психологически осмыслить смог. Возможно, он находился на стадии поиска новых жизненных ориентиров. Надо сказать, Терентий был честным человеком и варианта «Б» на такой случай у него не было. В тот вечер он принял маленькую стопку и пошел гулять по заснеженным улицам города. Падающий снег создавал иллюзию полета и вращения. Неосознанно Терентий подошел к своей прежней квартире. Немного постоял у подъезда, затем присел на скамейку, выкурил сигарету. Мимо него входили и выходили жильцы дома. Некоторые здоровались с ним, но с расспросами не приставали. На нем была теплая толстая куртка из синтетической ткани с капюшоном. Он сидел довольно долго, пока не замерз. Наконец, преодолев внутренние колебания, Терентий вошел в открывшуюся дверь подъезда. Номер своей квартиры на кнопках диктофона он так и не решился набрать, ожидая отказа от бывшей супруги. Его пропустил первым какой-то мальчишка. Терентий решил не ехать на лифте. Ну, вот и пятый этаж. Он нажал кнопку звонка и стал чуть в стороне от смотровой вставки.

— Кто там! — послышался знакомый голос Глории, и дверь приоткрылась.

— Мне по делу. Кое-что из своих вещей забрать.

— Мы же договаривались, что ты будешь приходить по воскресеньям! — раздраженно проговорила его бывшая спутница жизни. Но, зная, что у нее хранится немало личных вещей Терентия, она нехотя впустила его. — Ну, проходи. И когда ты, наконец, все заберешь?

— Но мы ведь с тобой договаривались, что я уступаю тебе жилье, но, пока я не устроюсь, мои вещи полежат у тебя.

— Что тебе надо взять? Я принесу.

— Сам возьму.

— А на счет жилья все справедливо. Дача, хоть старая, а за тобой осталась, и «Москвич», и сбережения твои я не трогала.

— Да, но все наши сбережения были большей частью у тебя.

— Ладно, забирай, что ты там хочешь.

Что взять, Терентий еще не придумал. Он лихорадочно соображал, как потянуть время.

— А где сын.

— С друзьями ушел на санках кататься.

— Ты, я слышал, уже сошлась с кем то.

— Слухами земля полнится. Я теперь женщина одинокая, с кем хочу, с тем и встречаюсь. А тебе- то какой резон интересоваться? И давай пошевеливайся!

— Что должен скоро твой спортсмен прийти?

— Не спортсмен, а тренер.

— А не один ли ляд? Главное, чтобы был массажистом хорошим!?

— Да не то, что некоторые интеллигенты сопливые. Кстати, разве у тебя не было смазливых студенток, на которых бы ты засматривался?

— Это две разных вещи засматриваться и сожительствовать.

— Не от хорошей жизни женщины любовников заводят.

— А от какой? От пресыщенной? При плохой жизни надо выживать. Хотя, возможно, переменчивая женская натура во втором случае это делает еще быстрее.

— Так, что считай — тебе повезло.

— Самая прочная — семейная геометрическая фигура, а не любовные треугольники.

— Я в геометрии не разбираюсь. Хватит с меня истории.

— Да, истории ты делать умеешь.

— Ты не в меньшей степени.

Обстановка накалялась. Вскоре они, как это случалось раньше, должны перейти на прямые оскорбления и брань. Так заканчивать день Терентию не хотелось.

— Пойду на балкон, заберу свои лыжи, — наконец сообразил он. — Мне разуться?

— Да проходи ты так и в темпе.

В это время входная дверь открылась, и вошел пан спортсмен. Он был ростом гораздо ниже Терентия, но плотнее и мускулистей.

— А, это твой избранник?

Глория ничего не ответила, повернулась и ушла в другую комнату, оставив мужчин один на один.

— Ничего! Я сейчас уйду. Вот только лыжи заберу. Я вы, случайно, тренер не по лыжам? Как вас… звать?

— Савелий.

— Не по лыжам, Савелий?

— Нет, по борьбе.

— В таком случая у нас разные спортивные специализации.

Продолжать разговор Терентию не было резона, и он вышел на балкон. Шел густой снег. Деревья, освещенные фонарями, приобрели причудливые очертания. Он любил прежде стоять здесь и любоваться движением улицы и города. Закурил. Но тут через балконную дверь вышел Савелий и приблизился к Терентию. Неожиданно Терентий схватил его за рубашку на груди и прокричал:

— Да не хочу я с тобой разговаривать!

Ноги его при этом заскользили и он, будучи высоким, опрокинулся за ограду балкона…

— Как долго я падаю! — подумал Терентий, пока не понял, что повис, зацепившись за балкон второго этажа.

P.S.Терентию повезло: обошелся легкими ушибами. Этот стрессовый случай вывел его из жизненного транса. Он бросил пить, вернулся к научной теме, параллельно стал заниматься йогой.

Народный артист

— Екатерину Карташову в приемное отделение! Срочно! — передали по местной телефонной связи в ординаторскую реанимационного отделения.

Для коллег она была Катя, медицинские сестры обращались к ней Екатерина Алексеевна. Вызвав сестру, работавшую с ней по графику, Екатерина направилась на первый этаж. В смотровой палате больного обследовали травматолог Потанин с нейрохирургом Залесским. Диагноз внутричерепной гематомы, не вызывал сомнений. Вскоре он был подтвержден на компьютерном томографе. Едва закончилась операция, и Екатерина успела сделать необходимые назначения, как ее вновь вызвали. На этот раз поступил больной с желудочно-кишечным кровотечением, которое случилось во время управления им своим легковым автомобилем. К счастью никого из пешеходов водитель не травмировал. Теряя сознание, он успел направить машину в придорожный бетонный столб. Пострадавшего определили в реанимацию. Было начато переливание крови. Потом были доставлены два молодых человека с алкогольным отравлением. Они были без сознания. Их приняло уже перегруженное токсикологическое отделение на дополнительно развернутые койки.

В общем, дежурство шло своим чередом. Наконец воцарилось краткое затишье, и Екатерина Алексеевна блаженно уселась на диван в ординаторской. Но в это время вошел главный врач и поинтересовался обстановкой. Прошлось встать и доложить обстановку. Одновременно нетерпеливо зазвонил телефон. На проводе был дежурный врач травматологического пункта.

— Да! — произнесла, вздохнув Катя. — Слушаю.

— Катя, это ты? Выручай! — Послышался голос Романа Трофимовича дежурного нейрохирурга. — Я знаю, что ты занята, и наша травматология тебя уже достала. Но тут, понимаешь, сам народный артист со своего юбилея поступил. На голове огромная лоскутная рана. Одним новокаином не обойдешься. Поет, анекдоты рассказывает. Возбужден.

— Ладно, сейчас приду!

В предоперационной комнате травматологического пункта, увидев вошедшую красивую голубоглазую стройную женщину в белом халате, пострадавший мгновенно встрепенулся, вскочил и с пафосом начал декламировать:

— Я помню чудное мгновенье…

Повязка, которую удерживала на его голове санитарка, теперь, когда артист вытянулся во весь свой рост, оказалась свободно лежащей.

— Разрешите представиться! Народный артист Великанов Арнольд Степанович!

Он дернул головой, повязка слетела, по лбу потекла струйка крови. Вокруг все безуспешно пытались его усадить. Екатерина мило улыбнулась, глядя на артиста, и тихо попросила:

— Арнольд Степанович, присядьте, пожалуйста! Мне нужн