Пирамиды богов
Никита Андреев

© Никита Андреев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

02:38 – — —

02 февраля 1985г.

Гиза. Египет

Рауль Весге и Карл Смит стояли в Камере царицы, расположенной в самом центре Великой пирамиды. В руке Рауль держал единственный источник света – почерневшую от старости керосиновую лампу. От нагретого стекла исходило приятное тепло.

Карл подтянул свисавшую на боку сумку и принялся в ней яростно копошиться. Его клетчатые прямые штаны были высоко посажены на живот, отчего он больше походил на почтальона чем на археолога. Смахнув серым платком пот с лысеющей головы, Карл вытащил из сумки записную книжку. Рауль придвинул лампу ближе.

– Теперь я могу, наконец, узнать, что мы здесь делаем? – с нетерпением спросил Рауль.

Карл прошагал к стене и заглянул внутрь небольшой прямоугольной шахты на высоте одного метра от пола. Ее границы почернели от факелов многочисленных расхитителей гробниц, тысячелетиями пытавшихся отыскать сокровища фараонов. Шахта тянулась на несколько метров вглубь, а затем резко уходила высоко в неизвестность.

Карл вновь обратился к своим записям и с ухмылкой посмотрел на коллегу.

В тусклом свете лампы витала мелкая, как мука, пыль. От легких дуновений ветерка разлеталась по комнате, напоминая мошкару, и оседала на лице, а кожа начинала неприятно зудиться. Рауль облизнул обсохшие губы и поморщился, почувствовав вкус известняка.

– Что мы пытаемся здесь найти? Может прояснишь наконец.

Карл укусил нижнюю губу, продолжая вглядываться в свои записи.

– Хм.

– Бога ради, мы стоим здесь уже второй час, – взорвался Рауль. – А ты мне и слова не сказал!

Во взгляде Карла через призму округлых запотевших очков читался укор. Рауль поджал губы, признав свою вину. Порой он просто не замечал, как переходил на крик, однако в этот раз, находясь в камере из известняка под миллионами тонн гранита, он и сам ощутил на своих перепонках мощный гул эха.

Раулю часто в жизни приходилось видеть укорительный взгляд собеседников, реагировавших на его громкий тон. Они ошибочно принимали это за агрессивный выпад и диалог быстро сходил на нет. Эта слабость стала причиной многих неудач в его жизни, в том числе на профессиональном поприще археологов, где он стал известен как чудаковатый псих, от которого лучше держаться подальше.

– Это оно, – Карл от волнения зашагал из стороны в сторону, не спуская глаз с отверстия шахты.

– Шахта тупик и ты это знаешь, как и вторая, – Рауль указал пальцем на противоположную стену, где также имелось аналогичное отверстие, – Только шахты в камере царя над нами выходят на поверхность для вентиляции.

Карл проигнорировал его слова. Он запустил руку в сумку и вытащил пачку сигарет.

– Только не это, мы же договаривались. Я здесь и так задыхаюсь.

Карл подкурил сигарету и сделал глубокую затяжку. Затем выпустил клуб дыма в отверстие.

Понаблюдав за последствиями, он с облегчением заключил:

– Шахта глухая. Подумай, зачем тратить такие усилия, чтобы сделать проход в тупик? Только если… – Карл салютовал фирменной широкой улыбкой. Белые как на подбор зубы казались нарисованными художником мультипликатором.

– Что? – не выдержал Рауль.

– Так я и думал. Шахта изначально строилась как вентиляционная, но затем кто-то ее замуровал снаружи.

Рауль подошел ближе на расстояние нескольких сантиметров от лица Карла. Из-за разницы в росте его губы оказались на уровне запотевшего лба коллеги.

– Либо ты мне рассказываешь, либо я сам тебя замурую в эту проклятую шахту.

Карл подмигнул левым глазом, протянул другу записную книжку с открытой страницей и начал рассказ.

Используя свои дружеские связи с руководством многих музеев мира, Карл Смит часто получал доступ в задворки, где в плотных непроницаемых ящиках хранились экспонаты по разным причинам, не нашедшие свое место в основных залах. Руководство музея порой просто не решалось выставить для мирского обозрения особые на их взгляд артефакты, опасаясь скандалов со стороны прессы, либо научного сообщества, любящих обвинить кого ни попадя в подтасовке исторических фактов и банальных фальсификациях. Решившись на отчаянный шаг, музеи часто оставались без драгоценных экспонатов, став жертвами особо мастеровитых воров. В итоге в профессиональной среде даже появились слухи о существовании секретной организации, ведущей контроль за публикациями и выставками сомнительного содержания. Слухи побудили многие музеи создать особо охраняемые хранилища, назвав их – музей внутри музея.

В одном из таких мест несколько недель назад Карл наткнулся на египетские свитки времен четвертой династии древнего царства. В них упоминался фараон Снофру, получивший в дар от богов величайшее сокровище. Таким образом, они наградили царя всех египтян могуществом самого бога Ра за мудрое многолетнее правление, ознаменовав скорое начало его пути в загробное царство.

Сама по себе история не имела бы никакого особого интереса, учитывая, что стены многочисленных храмов пестрили подобными религиозными сказаниями, где фараоны обожествляли себя, дуря свой доверчивый народ. Но дальнейшие факты заставили Карла взволноваться не на шутку.

Текст гласил, что Снофру настолько перепугался силы, упавшего на него сокровища, что распорядился спрятать его так далеко, где «земной человек никогда не решиться искать».

Известно, что самым страшным преступлением для древних египтян было вторгнуться в мастабу. Так они называли гробницы фараонов времен раннего и древнего царства. Потревожить усыпальницу фараона означало навести на себя страшное проклятие, от которого не спрятаться даже в царстве мертвых.

Место указанное Снорфу для погребения сокровища, называлось в свитке «Домом Ра», а изображенные на гравюрах рисунки, прямо указывали, что считал Снофру домом главного египетского бога. Месторасположение тайника указывалось в крайней из трех и самой большой пирамиде на плато Гиза, именуемой ныне – Великая пирамида.

Услышав последнюю фразу, у Рауля задрожали руки. Блики желтого света заиграли на коричневых стенах.

– Ты уверен, что правильно перевел картуш?

Карл, улыбаясь, кивнул. Он указал на скопированный ручкой рисунок картуши, в которой вписалось имя фараона.

– Создающий красоту, – перевел Рауль. – Снофру. Но это значит что…

У Рауля задрожали губы. Карл взял друга за плечи. Рауль принялся жадно хватать ртом воздух.

Карл расстегнул ему верхние пуговицы поношенной рубахи. Выхватив из его рук фонарь, усадил друга на пол, облокотив на стену.

– Эй, ты в порядке?

Рауль кивнул и сделал несколько глотков теплой воды из фляги.

– Не пугай меня так. Если помрешь, думаешь, я смогу дотащить такую тушу через узкий проход?

Рауль улыбнулся и плеснул водой из фляги Карлу в лицо. Тот успел отпрыгнуть от рассыпавшихся дождем брызг, заливаясь в хохоте.

Закончив рассматривать иероглифы и срисованные гравюры в записной книжке, Рауль поднял полный озадаченности взгляд на отверстие шахты.

– Ты кому-нибудь еще говорил об этом?

– Нет. Свитки в очень плохом состоянии, сомневаюсь, что их вообще изучали. В музее посчитали их подделкой.

– Потому что Хеопс – сын Снофру считается строителем первой пирамиды. А судя по гравюре, они существовали еще до его рождения.

– Дом Ра.

– Это не гробница, – Карл смотрел на свод крыши, нависающий над ними на высоте пятнадцати метров. – Мы были правы.

Рауль отложил в сторону записную книжку и прикоснулся ладонями к лицу.

– Я знал, я так и знал.

Карл поднес лампу к отверстию в стене и вгляделся в уходившую вверх шахту с черными от гари стенами.

– Если Снофру спрятал это в шахте, оно все еще здесь.

Собрав вещи, археологи выбрались наружу по длинному низкому коридору. Карл подшучивал над всем, что попадалось под руку, включая себя, назвавшись самым удобным археологом в мире, которому почти не приходиться нагибаться в низких коридорах пирамид.

Снаружи обоих пронзил насквозь холодный зимний ветер.

Жители Гизы погрузились в глубокий сон. В безоблачном небе в рядом с бесчисленными песчинками звезд соседствовала полная, даже чересчур, луна. От примкнувшей к земле треугольной тени пирамиды веяло загадочностью не меньше, чем от ее прародительницы.

Вход располагался с северной стороне пирамиды. Археологам пришлось в максимальной тишине, пригнувшись, перебраться на южную сторону. Несмотря на внушительную взятку, уплаченную за возможность оказаться в пирамиде и поработать, ожидать от охраны можно было все что угодно. Карл не случайно выбрал ночь, так как в дневное время на плато не протолкнуться от навязчивых туристов и торговцев.

Добравшись до южной стороны, они остановились у здания музея, построенного несколько лет назад для выставки солнечной ладьи Фараона Хеопса. На ней по легенде царь должен быль вознестись на небеса к богу Осирису. Видимо, это ему действительно удалось, так как тело в, якобы его, пирамиде так и не было найдено. Впрочем ни в одной другой пирамиде, также не нашли мумий, как и не единой надписи.

Рауль прикрылся шарфом от ветра, приносившим с собой обжигающий кожу песок.

В нескольких сотнях метрах на них глядела грань второй по размеру пирамиды Хафры. Огромный монумент по-царски располагался в самом центре на возвышенности. Казалось, в ночной темноте до него можно дотянуться рукой, чтобы смести песок с потертого временем камня.

Южная сторона Великой пирамиды выходила на площадку, тысячелетиями охраняемую холодным взглядом Сфинкса. Она освещалась прожекторами с обеих граней направленными к вершине.

Археологи переговаривались шепотом. Пока Рауль изучал записную книжку, Карл пробрался между зданием музея и каменным забором к заготовленному ранее тайнику. Внутри черного свертка, обмотанного накрепко веревкой, позванивали две кирки, лом и пара других полезных инструментов.

Рауль еще раз убедился в правильности перевода, так как хорошо знал, что Карл не был силен в чтении иероглифов.

Пришлось перепроверить и расположение вентиляционной шахты. Древние египтяне использовали ориентацию в пространстве по оси север – юг, связывая это с направлением течения священной реки Нил. В описании местоположения тайника, указывалась «лицевая часть» пирамиды, то есть наблюдатель должен смотреть по течению реки, а это означало направление на юг. Они на правильном пути.

Карл положил у ног инструменты и развязал сверток.

– Ты серьезно хочешь идти сейчас? – прошептал Рауль.

– Хм, нет давай лучше завтра, когда здесь будет куча народу.

– Нас могут увидеть. Может быть, стоит сообщить в каирский археологический центр? Они выделят нам команду и мы сможем провести раскопки официально.

Карл положил руку Раулю на плечо и подвинулся ближе к его уху.

– Ты всю жизнь об этом мечтал – сделать настоящее открытие. Неужели ты так просто отдашь это каким-то бездарям зазнайкам? Да они смешают тебя с дерьмом. И не в первый раз причем.

Рауль взглянул на срубленный наконечник Великой пирамиды, разрушенный во время древнего землетрясения. От монумента исходила неисчерпаемая веками энергия. Словно вся история мира, все секреты вселенной собрались в одном месте – здесь, под сводом самой величественной постройки на планете. Тысячи лет императоры и шейхи безуспешно пытались отыскать сокровища пирамид и вот, сегодня этот шанс есть у него. Нужно только сделать шаг, нужно только перестать бояться.

Заметив уверенность, промелькнувшую во взгляде коллеги, Карл постучал его по плечу.

– На ее фоне мы не более чем муравьи. Охрана ничего не заметит. Так что смелей, друг мой.

Вручив Раулю кирку, Карл заставил коллегу бросить его вездесущий чемодан у подножия. Рауль нехотя согласился. К тому времени, когда они преодолели десятый ряд кладки, он уже был уверен, что решение оказалось правильным.

Подъем стал настоящим испытанием для его тела, а в первую очередь рук и коленей, которые он ободрал в кровь уже после двадцатого ряда. Они поднимались чуть левее от центральной оси пирамиды в затемнении между лучами двух прожекторов. С каждым подъемом высота очередного ряда камней уменьшалась, что было очень кстати из-за коченеющих от перенапряжения мышц.

Рауль несколько раз останавливался, чтобы передохнуть и посмотреть на раскинувшийся вдалеке город, светящийся миллионами огоньков. Кто бы мог подумать еще несколько часов назад, что он будет карабкаться на Великую пирамиду в поисках сокровищ.

Добравшись до сто первого ряда, Рауль, обессилев, прилег на камни. Выпускаемый с дыханием пар медленно таял на фоне никогда не спящих звезд.

Карл уже несколько минут дожидался друга и выглядел на удивление свежо, несмотря на свое сбитое телосложение. Он щепетильно осматривал стыки каменных блоков один за другим.

Согласно записям, Снофру приказал спрятать сокровище в южную вентиляционную шахту и замуровать проход на высоте сто первого пояса. Крестом, обозначавшим место клада, должен был стать двести восемнадцатый блок. Учитывая, что египтяне записывали цифры справа налево, Рауль предложил начать отсчет справа. Чтобы не терять времени Карл отправился на другую сторону.

Отсчитав нужный камень, Рауль осмотрел стыки. Засунул кирку между вышестоящим блоком и потянул на себя. Камень стоял намертво. Сделав еще несколько попыток, Рауль вынужденно признал, что блок никогда не вынимался отсюда после строительства.

Он бросил кирку и присел на засыпанный песком камень. Еще раз перечитал всю историю, изложенную Снофру. Зачем прятать, величайшее сокровище, чтобы его никто не нашел и открыто описать к нему путь?

– Эй! – Карл вернулся. – Ну что нашел?

– Не поддается.

Карл положил руки на бока и перемялся с ноги на ногу.

– Мой тоже. Может быть, не правильный перевод?

– Я проверил.

– Черт возьми! Я уже понадеялся.

Карл бросил кирку и лом на камни. Те громко прозвенели друг об друга и скатились на несколько рядов вниз.

– Зачем ты это? Нас услышат!

– Да и черт с ними. Мы все равно не сможем отыскать иголку в стоге сена.

– Хм.

Рауль резко привстал и почесал большим и указательным пальцем усы. Затем победно вскинул руки вверх и еще несколько секунд открыв рот смотрел на Карла.

– Мы с тобой считали не те камни.

Карл покрутил головой вокруг.

– Не та сторона?

– Сторона правильная. Те камни, которые отсчитывал Снофру, не существуют уже сотни лет.

Карл несколько секунд молчал, а затем воскликнул:

– Облицовка!

– Верхний слой заполняли полированные блоки из известняка. Местные растащили их для постройки домов еще в шестнадцатом веке.

Сияющая улыбка Карла быстро сошла на нет.

– Длина облицовочных блоков могла не совпадать с блоками внутренней кладки. Тайник может быть где угодно.

Они разделились и обошли окрестности. Внимательно осматривали каждый блок в ближайшем радиусе.

– Сюда! – Рауль стоял в десяти метрах, поднявшись на два ряда вверх. – смотри, этот блок явно перемещали, а стыки заделаны раствором.

Карл подобрал инструменты и уже через несколько секунд врезал кирку в цементированный стык. Глинистый раствор легко поддался. Вставив лом в отверстие, археологи вместе навалились на противоположную сторону. Блок сдвинулся на несколько сантиметров. Победно взвизгнув, они повторили усилия еще несколько раз, пока отверстие не стало достаточным, чтобы туда пролез человек.

Внутри был узкий лаз, замурованный мелким необработанным камнем на растворе. С помощью кирки они старательно разобрали стену, уходящую вглубь на десяток метров. В конце концов, проход сузился до ширины вентиляционной шахты, тянувшейся из камеры царицы.

– Матерь божья! – воскликнул Рауль. – Гляди.

Проход оказался закрыт миниатюрной дверцей из известняка с двумя медными ручками. За тысячи лет металл почернел и казалось, при малейшем воздействии рассыплется в прах.

Археологи смотрели друг другу в глаза, и в уме у обоих витал единственный вопрос. Карл улыбнулся и одобрительно стукнул друга по плечу. Рауль с благодарностью принял честь стать первооткрывателем и, вооружившись спичками, влез внутрь. Карл увязал ему ноги веревкой, чтобы вытянуть обратно.

Пробравшись как змея по узкому лазу, Рауль остановился у дверцы.

– Настоящий сейф, – с трудом проговорил Рауль. Узкий лаз не позволял ему вздохнуть глубоко. – Кажется, здесь что-то написано.

– Черт возьми. Я оставил сумку с кистями внизу, – посетовал Карл.

– У меня есть с собой. Самая счастливая.

Рауль достал из кармана куртки кисть. Почти половина ворсинок отсутствовала, а оставшиеся торчали в разные стороны подобно волосам посидевшей старухи. На мгновение он остановил взгляд на деревянной ручке, на которой когда-то выжег дорогое сердцу имя жены.

Очистив поверхность дверцы от пыли, он зажег очередную спичку.

– Надписи красной хной. Не разобрать. Надеюсь, меня не постигнет участь первооткрывателей гробницы Тутанхамона.

Рауль потянул за ручки на себя и дверца со скрипом поддалась. Противоположная сторона тайника представляла собой аналогичную дверь с ручками в форме петель.

Между дверцами лежал сверток. Рауль попытался его сдвинуть, но тот был словно приклеен.

– Ну что там?

– Еще секунду.

Поддев киркой сверток, Рауль силой рванул на себя. Кирка соскочила и отколола нижний уголок противоположной дверцы. Сверток поддался. Рауль салютовал коллеге и тот аккуратно вытянул его из лаза.

Оказавшись снаружи, Рауль с облегчение вдохнул свежего воздуха.

Крепко прижимая сверток к себе, он искоса поглядел на Карла. Отвернулся и трепетно уложил находку на камень. Достав нож, разрезал веревки, крепко связывающие льняную тряпку. Внутри лежала каменная статуэтка человека по пояс с глубокой впадиной вместо глаз, длинными ушами и мощным носом. Худые руки прижимались к телу, длинные костлявые пальцы лежали на боках.

– Святая богородица, – Рауль поднял статуэтку над собой и повернулся к Карлу.

– Это Моаи – истукан острова Пасхи, – Рауль поперхнулся. Крепко сжав пальцами статуэтку, он твёрдо прижал ее к груди, словно мать, прячущая ребенка от опасности. Его глаза налились слезами, моментально покрывшись сеткой красных капилляров.

Карл не решался подойти ближе, наблюдая за странным поведением коллеги.

– Поразительно, отсюда до острова пятнадцать тысяч километров, – Он провел по поверхности идола пальцем. – Она из гранита, а не вулканического туфа. Это просто невозможно. Ее не должно быть здесь. Это какой то сон.

По его щекам потекли слезы. Он смеялся и плакал навзрыд.

Рауль развернулся и пошагал вниз.

– Эй, мы еще должны закрыть проход обратно, – воскликнул Карл.

Рауль не отреагировал. Он шел медленно и аккуратно, будто нес в руках чашку горячего чая.

– Черт бы тебя побрал, Весге! – выругался Карл.

Он поднял выпавшую у Рауля из кармана кисточку и принялся закладывать проход в одиночку.

Глава 1

***

Наши дни.

Москва. Россия

Лису потребовалось время чтобы осознать, что он наконец проснулся. Сердце выпрыгивало из груди, стуча по хрупким ребрам.

Он перевернулся на бок, чтобы боль утихла.

Прохладный ветерок из форточки, приносил с собой гул автострады.

Сон оказался на редкость отвратным. Он уже не мог точно вспомнить, что же все-таки там происходило. Сцены успели провалиться в его глубокую помойку под названием – память. Все же кое-что он запомнил отчетливо, да и разве это можно вообще забыть? Чертовы крысы. Сотни или тысячи штук. Они преследовали его по темным катакомбам. Вокруг царил гнилой смрад. Потом был тупик, он прижался к стене и кричал перед лицом стаи надвигающегося ужаса.

Сон вполне мог оказаться скрытым сигналом организма. Мозг как главный контролер его крохотного мирка, неприкрыто сообщал ему об опасности. Как будто он сам не знал, что в дерьме, и уже очень давно.

На часах всего четыре утра, а сна уже нет ни в одном глазу.

Лис прошел до кухни и открыл дверцу пузатого холодильника «ЗИЛ». Верхняя полка напоминала аптечную витрину. Он закинул в рот горсть заранее заготовленных таблеток и запил глотком ледяной воды. Присев за столик у окна, вдавил кнопку на чайнике и подпер рукой подбородок. С высоты десятого этажа можно было наблюдать за тысячами кишащих муравьев на автостраде. Они соревновались друг с другом за право быть первыми в этой цепочки жестокой жизни.

После смерти жены, когда сон все чаще покидал его, Лис сидел у этого окна погруженный в свои мысли, размышляя о прожитых годах. А о чем еще может думать шестидесятилетний одинокий старик в своей однокомнатной хрущевке? Поздно строить планы на будущее. Да и откуда этому будущему взяться? Когда твою многотомную медицинскую карту украшает смертельный диагноз, только и остается что вспоминать былые времена.

А вспомнить действительно было что. Мало кому в жизни удается пожить в десятках странах; стать участником громких исторических событий; принимать решения, от которых зависит судьба целой страны. Только имени его не отыскать в учебниках истории, отцы никогда не расскажут своим детям о его геройских подвигах. Настоящая личность Лиса засекречена, а биография скрыта в пыльных архивах под грифом звездной печати.

Жаль, что он давно уже не представляет ни малейшего интереса иностранным спецслужбам. Хоть что-нибудь интересное было бы в жизни.

Стрелки часов незаметно подобрались к шести.

Отворив пожелтевшую дверь с потертой хрустальной ручкой, Лис прошел в ванную комнату умыть лицо. Он старался лишний раз не смотреть в зеркало, откуда выглядывал лысый, обтянутый вытянувшейся кожей скелет с выпученными наружу суставами.

Лис взглянул на градусник и открыл шкаф. Достав брюки и пиджак, он мельком глянул на китель с наградами не существующей страны, который так и не решился ни разу надеть после увольнения на пенсию. Проведя пальцами по запыленным плечам, в очередной раз пообещал себе выбросить этот хлам, наконец, на балкон подальше от глаз.

К восьми утра Лис добрался на метро до улицы с трудно произносимым названием. Затем по знакомой дороге до пятиэтажного серого здания на самой окраине. Местные жители называли это место не иначе как склеп. И не мудрено, от него буквально разило смертью. Это был живой организмом высасывающий жизненную энергию из любого кто попадет внутрь, а останки он выплевывал на задний двор, прямиком в катафалку.

Внутри как всегда сновали потенциальные мертвецы с поникшим лицом и черными синяками вокруг глаз. Тяжелая деревянная дверь с мощной пружиной забивала гвозди в крышку их гробов.

Воздух насквозь пропитался фенолом и хлоркой.

Новички сразу бросались в глаза: испуганный взгляд, энергичная походка, оптимистичный настрой. Всего год назад Лис был таким же, а сейчас чувствовал себя практически дембелем. Постепенно он уверовал, что человек действительно привыкает ко всему. Если бы не эта особенность – человечество давно бы вымерло от первой серьезной напасти, задохнувшись от депрессии и слез.

Лиса абсолютно не смущало постоянное соседство со старухой с косой. Он каждую секунду ощущал ее присутствие. Она бродила за спиной, пряталась за каждым углом, глядела из окон мимо проезжающих автомобилей. А когда было совсем хреново, старуха легонько постукивала лезвием по плечу.

Там хорошо и не будет больше боли, шептала она на ушко.

Лис знал, что это уловка. Стоило поддаться на мгновение, и человек моментально угасал. Смерть врала, чтобы затолкнуть его поглубже, вбить последний гвоздь и насытиться очередным трофеем.

Лис стоял в очереди, которая как всегда двигалась неимоверно медленно. Государство подавало четкий сигнал: Лучше тебе сидеть дома и тихонько подыхать от рака, чем стоять в душной очереди и тратить денежки фонда здравоохранения.

Большинство здесь практически коллеги. Эдакое братство бледных скинхедов. Но есть и те, кому только предстоит узнать свою стадию. Кто-то выслушает врачебные байки про статистику и будет отчаянно биться, и быть может, выиграет себе пару годков бессмысленной и мучительной жизни. Большинство, конечно же, вспомнит о куче незавершенных дел, и загнется в собственной депрессии. В последние годы появилась новая группа. Лис называл их – святые мученики. Они верили, что господь решил испытать их. Отказавшись от лечения, они сутками стучали лбом об пол в церквях и мечетях, тоннами скупая свечки и волшебные атрибуты святых угодников. Такие помирали первыми, но за то попадали прямиком в рай.

Молодой парень, сопровождавший худого старичка, проскользнул мимо очереди к окну.

– Извините! – сказал он, нацеливаясь в круглое отверстие. – Мы стоим в очереди уже сорок минут. Деду срочно рецепт нужен! Боли со вчерашнего вечера не утихают.

– Я сегодня одна и у меня не семь рук, – ответила девушка.

Она громко щелкнула жвачкой. Ее ярко – красные губы были выкрашены домиком. В глазах неестественно синие зрачки спрятались под нависшими черными тенями.

– Но ему очень плохо. Мы с трудом добрались…

– Здесь всем плохо, – возмутилась бабка из середины очереди. – Я на ногах еле стою.

– А я вообще на 8.30 записывалась, – отозвалась вторая.

– Нужно раньше приходить. Нашлись тут умники, – пробормотала себе под нос третья.

Парень осмотрел нападавших и, набравшись смелости, тихим голосом заговорил:

– Пожалуйста, дайте направление.

– Сначала мне выпишут. Я тоже стою здесь почти час, – гаркнула женщина, чья очередь должна была подойти. Она попыталась оттолкнуть юношу, но тот прикинулся каменой скульптурой.

– И мне.

– За мной пройдете.

– Вообще-то я за вами, мне еще ребенка в садик везти.

Толпа загудела. Щуплый старикашка оперся локтем на стойку. Второй рукой из последних сил сжимал клюку. Лицо было бледнее бумаги. Старуха с косой стучала ему по плечу и закатывала рукава в томительном ожидании.

– Молодой человек, не мешайте мне. Я сейчас ошибусь в программе. Потом придётся ее перезапускать, а она еще виснет постоянно. Я сегодня еле включила. Ну, вот опять зависла. Лена! Позови Пашу, программа зависла опять. Как же она достала! Долбанный компьютер!

Лис подошел к стойке, приобнял парня за плечо.

– Антон, тебе мать не сказала, что дед без очереди должен проходить? Смотри сюда.

Лис указал на объявление, приклеенное скотчем на стекло. Подчеркнутый, жирно выделенный текст гласил, что ветераны ВОВ и блокадники обслуживаются вне очереди.

Парень посмотрел удивленными глазами на внезапного гостя.

– А он…

– Блокадник конечно, – вставил Лис и постучал ладонью по его пустым карманам. – Ты что удостоверение не взял?

– Видимо, нет.

Лис засмеялся и потряс парня за плечи.

– Это понятно. Вон плечи, какие накачал. Одни девки да компьютеры, небось, на уме. Жаловалась мне мамка на тебя.

– Пусть покажет удостоверение! – возмутилась женщина из очереди.

Лис обратился к регистратору:

– Милочка, я Николай Иваныча знаю с детства. Моя мать с ним за одним станком стояла. Пока немцы бомбы по Ленинграду швыряли, он снаряды для пушек своими ручонками вытачивал. Вот такой мужик был, десять лет назад за сотню вешал. Ты понимаешь, что здесь будет, если блокадник в очереди помрет, а? Думаешь, кто вспомнит про бумажки? Тебе это надо?

Регистраторша сжала губы. Казалось, она готова проглотить не только жвачку, но и язык.

– Давайте его паспорт.

Толпа показательно цокнула и проводила Лиса осуждающим взглядом. На краю смерти у людей жалость окончательно атрофируется.

Парень быстро получил заветное направление и увел старика наверх. Лис провожал их взглядом и не мог разобраться со своими чувствами. На миг показалось, что он завидует. Только чему? Может быть, тому, что старик уже почти отмучился и доживает последние мгновения? Или тому, что у него есть те, с кем эти мгновения можно разделить? Старик прожил свою жизнь правильно и теперь имеет за собой твердый тыл, который если надо возьмет талончик или подотрет задницу. Лису же придется загибаться в собственном дерьме, без надежды сказать кому-либо прощальные слова. Неужели он в таком случае прожил неправильную жизнь? Он честно служил своей стране, защищал таких же, как этот старик, пока они спокойно строили свою жизнь, растили детей. И что он получил в награду? Нищенскую пенсию, несколько медалей из дешевой бронзы с гербом страны, которой давно нет и вечный почёт. Только этому почёту не скажешь слова любви и напутствия. Почёт не пойдет за тебя просить у регистратора талончик.

Девушка продолжала щелкать жвачкой и колотить острыми как у попугая ногтями по клавиатуре. Конечно, она не обратила внимания на тот факт, что Николай Иванович родился уже после Великой отечественной войны и никак не мог быть блокадником. Возможно, она даже понятия не имела когда была та война и против кого. Ныне у молодежи совсем другие интересы. Кому какое дело до погибших предков задолго до их рождения, когда в мире столько страстей и соблазнов.

Лис сумел попасть к врачу через два часа. Рак желудка ожидаемо прогрессирует. Предыдущие курсы химиотерапии показали положительную динамику. Врач настоял на продолжении. В противном случае быстрое распространение метастаз съест его тело изнутри за пару месяцев, а то и меньше. Отказ от химиотерапии давал один существенный плюс: к похоронам успеют отрасти волосы.

Если еще год назад, он бы не раздумывая согласился, то сегодня, утвердительно кивнув врачу, он вышел из кабинета в сомнениях.

За прошедший год он перестал всерьез воспринимать страшилки врачей о своей неминуемой участи. Это не значит, что он не верил, даже не смотря на свое относительно не плохое самочувствие. Как раз наоборот. Когда точно знаешь, что смерть неминуема и, причем в самое ближайшее время, ее перестаешь бояться. Она воспринимается как последняя дверь в конце коридора, в которую вынужден войти. Ты как будто перестаешь обманывать себя, что все будет хорошо и ты проживешь долгую жизнь. Какой смысл рыдать над приговором? Нужно приспосабливаться жить, даже если теперь каждый вздох может стать последним. Психологи назовут это отчаянием. Точного ответа он не знал. Терминология – рудимент для умирающего. Неужели в тот момент, когда свет погаснет навсегда, будет важна причина? Если у души есть память, главным сокровищем станут воспоминания. А их у него хватит на несколько жизней.

Лис стоял напротив пошатнувшейся немецкой стенки с толстыми стеклянными дверцами. Внутри лежали книги аккуратно сложенные женой в ровные стопки. Каждая из них вместе с увлекательной историей внутри несла с собой удивительные воспоминания, подвластные только ему. Пять языков, больше тридцати известнейших авторов, о многих из которых в СССР никогда не слыхали. Жемчужины мировой художественной литературы; произведения по истории и философии. Все это – история его собственной жизни в твердом переплете.

Вечером он прилег на диван и перечитывал Рабов Парижа – знаменитого французского классика Эмиля Габорио и с удовольствием сравнивал Париж девятнадцатого века, так реалистично описанный в книге с тем, что видел сам в начале восьмидесятых.

Чтобы совсем не сойти с ума от тишины, он фоном включил телевизор. Диктор за кадром на одном из познавательных каналов рассказывала об истории имен.

«… Многие имена, которые мы считаем разными, на самом деле имеют одинаковые корни. Например: самое распространённое имя в США Джон является производным от древнееврейского имени Иоанн. От него же произошло русское имя Иван. В английском языке принято произносить Айван…»

«Не Айван, а Иван!»

«Ииииван»

Лис вздрогнул. Он не слышал дальнейших слов диктора, но это имя эхом звучало в голове.

Буря воспоминаний нахлынула на него невиданной силой. Адреналин разогнал уставшее сердце. Внезапный эмоциональный толчок позволил ему прочувствовать те события, будто они произошли вчера.

Черт возьми, как же он скучал по былым временам. Он готов без малейшего раздумья променять остаток своей никчемной жизни, в задворках больницы с исколотыми от игл руками, на шанс ощутить себя снова живым.

«Не Айван, а Иван!»

Почему ему раньше это не пришло в голову? Они давно не враги. Если он еще жив, они могут встретиться. Лис не сказал ему нужных слов тогда. Еще не поздно сделать это сейчас.

Лис не спал до утра. Отсчитывая каждую минуту, он проклинал стрелки часов за медлительность.

Когда солнце, наконец, вовсю завоевало небосвод, он держал в руке телефон и набирал номер.

– Алло, – ответил запыхавшийся мужской голос.

– Серебряков Михаил?

– Да.

– Это Серебряный Лис.

Собеседник на несколько секунд замолчал. Было слышно, как он сглотнул и продолжил разговор уже с настороженностью:

– Игорь Саныч?

– Рад, что помнишь меня Мишь. Как поживаешь?

– Эм, хорошо. Признаюсь, очень неожиданно. Откуда у вас мой номер?

– Обижаешь. Я всего-навсего на пенсии, а не в доме престарелых.

– Да, конечно. Простите.

– Мишь, я звоню попросить об услуге.

– Я слушаю.

– Давай не по телефону. Встретимся на главной сегодня в четырнадцать. Сможешь?

– У меня сегодня встреча. Может быть на неделе?

Лис закашлялся.

– Для меня это вопрос жизни и смерти. Я не займу много времени.

– Хорошо, я подъеду.

– Спасибо. Буду ждать.

Лис приехал на место встречи заранее. Ресторан «Ночная Москва» был хорошо известен не только старожилам ночной жизни, но и бывшим представителям Первого главного управления КГБ. Личности разведчиков-нелегалов были известны только очень узкому кругу руководства страны. Передача засекреченных сведений между нелегалами и связными, как правило, проходила в обычных ресторанах Москвы по соседству с ничего не подозревающими гражданами. Сами разведчики также ничем не выделялись. При отборе в первую очередь ценился интеллект, коммуникативные способности и умение принимать быстрые взвешенные решения. Физическая сила и умение обращаться с оружием никогда не ставилась в приоритет. Накаченным молодчикам, готовых торсом проламывать вражеские стены путь в нелегалы был заказан. Разведчик-нелегал – это, прежде всего профессиональный переговорщик, интеллектуал, актер и манипулятор.

Лис зашел внутрь и снял плащ в гардеробе. Официантка предложила расположиться у окна, но он настоял на конкретном столике в самом дальнем углу. Девушка не возражала, упорхнув к другим посетителям.

Лис обратил внимание на дубовые столы. Их отреставрировали и выставили на своих местах, как и тридцать лет назад. Приятно осознавать, что ресторан чтил многолетние традиции. С улыбкой на лице Лис наслаждался нотками ностальгии.

***

04 февраля 1985 года – день, когда он последний раз сидел за этим столом. Совсем юный парень, полон энергии и сил. Чересчур самоуверенный. Тогда он уже осознавал себя зрелым мужчиной, способным свернуть горы. На голове вилась длинная темно-русая шевелюра, зачесанная на правый бок.

Утром того дня он впервые за три года вернулся в Москву. Под видом частного предпринимателя – директора филиала немецкой обувной фабрики Рихарда Вальца он проживал в городе Сараево, республики Югославия.

За годы работы ему удалось наладить тесные контакты со многими представителями руководящих кругов. В стране бушевала настоящая война разведок. Несмотря на то, что Югославия входила в социалистический круг, и считалась союзником СССР, в стране уже вовсю зарождался экономический кризис, приведший в будущем к распаду страны. У Центра имелись серьезные подозрения в участии иностранных разведок в саботаже экономических реформ. Задачей Лиса было собрать максимум информации из-за кулис и разоблачить агентов иностранных спецслужб.

Ранним февральским утром случилось непредвиденное: он получил срочное послание из Центра. В телеграмме отправленной Маргарет Вальц (бабушки) содержалось, помимо добрых слов любви, приглашение приехать в Германию на празднование ее дня рождения.

Лис знал, что означало это шифрованное послание. Он должен немедленно вернуться в Москву.

Через два дня Лис сидел в ресторане в ожидании связного. Чуть поодаль шумная компания праздновала день рождения. Именинник с расстёгнутой настежь клетчатой рубахой угощал всех попавшихся на пути спиртным. На потолке мигали красно-желтые фонари. Изрядно выпившие гости пускались в пляс под песни Тото Кутуньо. Особо отдохнувшие в дружеских объятиях засыпали между тарелок.

Лис закурил. Впервые за последние годы сигареты советского производства. В горле появилось знакомое, раздирающее глотку першение.

Перед отъездом он тщательно замял все следы. В аэропорту Берлина его тайно переправили через границу в ГДР и оттуда прямым рейсом на родную землю. Всю дорогу он перебирал в голове возможные причины вызова. Должно было случиться нечто экстраординарное, иначе бы Центр не рискнул срывом всей его операции, тем более сейчас, когда он так близок к разоблачению нескольких чиновников в аппарате правительства.

У гардероба он заметил подозрительного человека. Тот осмотрел помещение, задержав взгляд на его столике. Это связной. Мужчина элегантно снял шляпу и длинное пальто, шепнул пару ласковых миловидной девушке у гардероба и только потом направился к нему. В его походке мелькали нотки пантеры.

Лис сразу узнал его. Они обнялись.

– Вот уж не думал, что придешь именно ты, – воскликнул Лис. – Сто лет, сто зим.

– Ну, ты даешь Игореха. Я-то думаю, куда пропал студент прохиндей. Ни звонков, ни писем. А ты оказывается Серебряный Лис. – Виктор оглянулся на неразборчивый крик одного из гостей дня рождения. – Одна гопота здесь собирается. Дурка по ним плачет.

Виктор позвал официанта. Заказал двести грамм водки и нарезку. Лис кивнул одобрительно. После тяжелой дороги не мешало немного расслабиться и успокоить взбудораженные внезапным вызовом нервы.

– Ну как там, расскажи?

Лис пожал плечами.

– Нормально.

– Ага, понимаю. Устав. Я тоже хотел в нелегалы. Не взяли.

Лис прижал ладони друг к другу. Скрестив пальцы, выгнул тыльную сторону на себя. Суставы в такт хрустнули.

Виктор поморщился, сжав зубы.

– Ох, я и забыл о твоей дурацкой привычке.

– Я смотрю, ты здесь тоже неплохо устроился. Такое пальтишко и в Европе сложно достать.

– А то. Не совпаршив какой-нибудь. Один фарцовщик подкинул. Две сотни отдал. Давай еще по одной. Между первой и второй – перерыва нет совсем. Еще помнишь русский обычай?

Лис кивнул и выпил рюмку. Обжигающий водопад скатился по пищеводу. Он закашлялся, второпях прожевывая колбасу.

– Оооо, так я и думал. Совсем слабаком стал. Еще и хэир вон какой на голове отрастил. У нас, кстати, так уже не модно.

– Да ладно тебе, – Лис отмахнулся рукой. Затушив сигарету, он пристально посмотрел другу в глаза – Вить, зачем я здесь?

Виктор сложил бутерброд из сыра, колбасы и кильки и разом проглотил вслед за рюмкой.

– Рихард Вальц сегодня попал в автокатастрофу по пути к дому любимой бабушки. Открытая черепно-мозговая не совместимая с жизнью. Скончался в реанимации. Завтра кремация. Его родной брат вступит в наследство и поедет в Югославию заниматься его делами.

Лис раскрыл рот от удивления.

– Ничего не понимаю.

– Я не принимаю решения, ты же знаешь. Вот держи.

Виктор достал из-за пазухи сверток. Положил на стол. Лис не глядя убрал в карман.

– Новое имя и легенда. Завтра летишь в Вену, оттуда в Рим. В свертке ключ. На Белорусском двадцать третья ячейка. Твой связной помощник посла. Встреча завтра в шесть в кафе Пунто адатто. Газета «Мессенджеро», на развороте Битлз.

Лис кивнул.

– Я не знаю в чем дело, но скажу, что у нас там шухер по этому делу. Говорят, Черненко на личном контроле держит.

Лис налил Виктору и себе по самый край. Чокнувшись, он выпил не закусывая.

– Эй, – Виктор слегка стукнул его по плечу. – Чувак не переживай ты так. Тебе же все по зубам, не так ли?

Лис натянул улыбку.

– Слушай, а помнишь, как на втором курсе нас в Варшаву возили?

– Конечно.

– Подрались с гопотой местной в ресторане, а потом полиция приехала нас винтить. Помнишь, как бежали? До сих пор удивляюсь себе, как я умудрился одним махом перепрыгнуть двухметровый забор?

– Все равно же догнали.

– Ага, а ты тут же выдал на чистом польском, что мы с Сахрыни приехали, документы оставили в залог квартиры. Бедные студенты, которые мечтают стать профессиональными игроками. Как это игра называлась?

– Ринго. Поляки ее обожают.

– Точно. Не понимаю, как ты догадался, что полицейские были такими фанатами этой игры?

– Никак, – Лис пожал плечами. – Просто говорил первое, что придет в голову.

– Мы бы не сидели здесь, если бы они не отпустили нас тогда. Так что я за тебя совсем не переживаю. Ты в любой ситуации справишься.

Приободрившись, Лис улыбнулся.

Они попрощались. Лис еще несколько минут сидел за столиком в тишине, обдумывая произошедшее. Он сжал до боли ключ в кулак и направился к выходу.

Приказы не обсуждают.

***

Спустя тридцать лет он вновь сидит за тем самым столом. Воспоминания витают в воздухе подобно мыльным пузырям. Атмосфера целой эпохи сохранилась почти нетронутой. Лис слышит музыку эстрадных певцов восьмидесятых; видит танцующих красавиц в воздушных платьях с немыслимыми начёсами на голове; чувствует запахи духов Визави и Нефертити. Это так завораживающе.

Администратор сопроводила гостя к его столу.

Взглянув на Лиса, тот оторопел. Затем с осторожностью пожал руку, словно боясь заразиться.

– Я не знал что вы… Ну, понимаете.

– Ничего Мишь, все нормально. Садись, спасибо, что пришел.

Михаил заказал кофе.

– Слышал у тебя семья. Дочка?

– Да, ей уже семь. Первый класс заканчивает.

Глаза Михаила бегали из стороны в сторону, словно он боялся своим направленным взглядом добить умирающего.

– Это очень здорово. Витька о дочке мечтал, жаль внучку не успел застать.

– Да, верно, – неохотно согласился Михаил. – Эм, у меня действительно совсем нет времени. Так что лучше сразу к делу.

– Да, конечно. Мне нужна информация о местонахождении одного человека. Бывший агент МИ-6. Был известен под именем Джеймс Фридрих Гаррисон. Участвовал в операции в Риме в восемьдесят пятом.

Михаил напрягся.

– В той самой?

Лис кивнул.

– Я могу пробить его в базе.

– Он там не числиться, – перебил Лис. – Уже пробовал.

– Тогда чем еще я могу помочь?

– У тебя есть доступ в архивы. Оттуда можно почерпнуть важные сведения.

Михаил чуть не опрокинул чашку.

– Я без основания не имею права лезть в старые архивы. Это исключено.

Лис положил на стол лист бумаги. Прочитав текст, Михаил оторопел.

– Игорь Саныч, вы, что с ума сошли? Вы серьезно?

Лис глотнул чая. Горячий напиток пробился сквозь стареющий пищевод в избитый метастазами желудок.

– Это твое основание. Они все равно начнут рыть архивы.

Михаил отбросил бумагу в сторону, будто она пылала огнем.

– Зачем вам это?

– Скажем так: нам есть что вспомнить. В конце жизни невольно начинаешь ворошить прошлое. Поймешь, когда тебе будет столько же сколько мне.

– Вы понимаете, чем вам это грозит? Вы не сможете никуда уехать. Вас арестуют прямо в аэропорту. Лишат всех званий и наград. При вашей-то болезни, любой приговор – смертельный.

– Мой приговор уже оглашен. Звания и награды там мне уже не понадобятся.

– Они достанут вас в любой точке мира. А потом и меня. Простите, я не могу на это пойти.

Михаил взмахнул руками перед собой, выставив их крестом, словно защищался от вампира. Отодвинувшись от стола, приготовился встать.

– Мишь, я гарантирую, что наш разговор останется конфиденциальным.

– Моя дочь может остаться без отца из-за вашей глупой авантюры. И вообще мне следовало было бы доложить об этом. Вдруг вы не блефуете.

– Мишь, послушай меня…

– Нет, Игорь Александрович. Простите, но я не хочу дальше это выслушивать. Я не могу вам помочь.

Михаил встал из-за стола. Лис ухватил его за руку. Тот испуганно взглянул на сморщенную кожу ладони.

– Я не сдал твоего отца, не сдам и тебя. Вдумайся, кем бы ты сейчас был, а? Ты должен помнить, чем обязана мне твоя семья. В честь памяти Витьки, сдержи его слово.

Лис убрал захват. Михаил отправился прочь, не промолвив ни слова.

Глава 2

***

05 февраля 1985г.

Рим. Италия

Лис прилетел в Рим вечерним рейсом, и пока самолет кружился над античными постройками, готовясь к посадке, успел насладиться ярко-красным закатом. Это был его первый опыт посещения итальянской столицы. Несмотря на свои цели, каждый раз по прибытии в новый город он уделял время для посещения местных достопримечательностей. С собой у него всегда имелся немецкий фотоаппарат «Минокс 35», купленный в Мюнхене за баснословные для советского человека деньги. Конечно, он как истинный патриот мог использовать его более простую и дешевую копию «Киев 35». Но тогда это могло бы вызвать лишние подозрения. Действительно, где вы видели француза, путешествующего по Европе с советским фотоаппаратом?

– Синьор Клеман, – обратился к нему подтянутый офицер за стойкой. – Цель вашего приезда в Италию?

– Туристическая, если можно так выразиться, – сказал Лис на плохом английском и взглядом указал на висевший, на груди фотоаппарат. – Колизей, Пантеон, Ватикан, ммм.

Офицер никак не отреагировал на его восклицание, но Лис заметил его жест губами, прямо говорящий: «Как же меня достали такие идиоты, как ты!»

– Проходите, – холодно отозвался он.

Лис вышел на улицу и направился к стоянке такси. Дул приятный прохладный ветерок. Над головой громыхал очередной лайнер с новыми группами туристов со всего мира.

Аэропорт имени Леонардо да Винчи – самого прославленного итальянца в мире, находился в тридцати километрах от центра Рима.

Накануне Лис вскрыл двадцать третью ячейку на Белорусском вокзале и получил основные инструкции. По легенде его зовут Жан Жак Клеман – преподаватель исторического факультета Страсбургского университета. Французский гражданин, прибывший в Италию из соседней Австрии. Последние недели он путешествовал по Европе в целях сбора материала для своей докторской диссертации на тему: «Особенности древней архитектуры первого тысячелетия до нашей эры и их влияние на развитие общества». Никаких данных о задании, кроме адреса места встречи со связным он так и не получил, что заставило его провести долгие часы в раздумьях по пути в Италию.

Его не покидало ощущение досады и обиды. Он потратил несколько лет, чтобы наладить отношения и заработать себе авторитет в Югославии. Еще не много и он смог бы вплотную приблизиться к людям, принимающим самые главные решения в стране. Что могло быть важнее этого? Он не понимал, почему кто-то так легко пожертвовал надвигающимися прорывом в его работе. И к чему весь этот маскарад? Лису, конечно, польстило, что в КГБ осведомлены о его хороших познаниях в истории, иначе ему бы не придумали профессию, в которой он не разбирается. Но где тут логика? Преподаватель истории не может найти подход к чиновникам высшего ранга; он не имеет доступа в секретные архивы государственных учреждений. Неужто ему требовалось украсть камень с развалин римских форумов в Капитолии или отколоть кусок фрески Боттичели в Сикстинской капелле?

Лис приехал к небольшому кафе на окраине улицы, названной в честь итальянского художника Умберто Боччони в северной части Рима за десять минут до намеченного времени.

Внутри оказалось немноголюдно. Он быстро отыскал человека с газетой «Мессаджеро». На внешнем развороте располагалась биографическая статья с фотографией знаменитой ливерпульской четверки. Все совпадало.

Мужчина сидел забросив одну ногу на колено. По внешнему виду подошвы Лис определил, что туфли куплены буквально накануне. Это могло означать, что либо к его приходу специально готовились, либо связной сам прибыл в город накануне.

Лис прошел между столиками в самый угол и уселся напротив. Мужчина опустил газету. На нем был дорогой серый костюм с голубым галстуком в крапинку; вместо взъерошенных кудрявых волос короткая прическа с явно искусственным блеском; на переносицу давили громоздкие очки.

Виктор улыбнулся краем губы и заговорил по-французски:

– Добрый вечер мсье Клеман. Как прошел перелет?

Ах ты, чертов плут, прокричал Лис про себя.

– Утомительно. А у вас мсье?

Виктор отложил газету и отпил глоток красного, как рубин, вина.

– Виеру. Карнелиу Виеру.

– Вам бы с акцентом поработать мсье Виеру.

– Я до десяти лет прожил с родителями в Румынии. Отсюда и акцент. Родной Париж мне нравится гораздо больше, чем грязный Бухарест – Он вытащил из кармана сигару и обрезал край гильотиной с ярким нержавеющим отблеском. – Цивилизация, – протянул он, выпуская густой клок дыма.

– Не привлекай лишнего внимания Корнелиу. Что я здесь делаю?

Виктор стряхнул пепел и снова выдохнул дым, на этот раз, сопроводив колечками.

– Несколько дней назад в Египте был обнаружен артефакт. Каменная статуэтка идола. Его откопали два археолога и завтра вечером они намерены показать идола общественности здесь в Риме в Палаццо Консерваторе на международном форуме историков и археологов. Твоя задача этого не допустить, завладеть идолом и срочно доставить в Москву.

Лис растерялся. Он положил большой палец руки на указательный и с силой надавил. Сустав звонко хрустнул. Затем он поочередно прохрустел остальными пальцами. Ощутив приятное покалывание в сухожилиях, он спросил:

– В чем ценность этого, как ты сказал идола?

Виктор поднял палец вверх с зажатой в зубах сигарой.

– Хороший вопрос. Я задавал его несколько раз. Никто не знает подробностей. Приказ с самого верха.

Виктор вытащил из кармана сверток и положил на стол.

– Здесь твой пропуск на конференцию, адрес и телефон для экстренной связи.

– А зачем ты здесь?

– На случай твоей неудачи, – он двумя глотками осушил бокал. – И еще, ты должен кое-что знать. Я не мог дать тебе полной информации в Москве. Нелегал, добывший сведения не выходит на связь. Возможно, нейтрализован. Что бы это ни было, тут замешены серьезные игроки. Если не справимся, головы полетят. – Он провел большим пальцем по горлу.

Лис заметил, мелькнувший страх на его ли

...