А. Н. Чумаков

«Философский пароход»

100 лет без покаяния

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 1:94(470+571)”19”

ББК 87.3(2)6

Ч-90

Изображение на обложке Пароход «Обербургомистр Хакен» – «Философский пароход» / Wikimedia.org

Рецензенты:

Веллер М. И., писатель, философ (Таллин, Эстония);

Грякалов А. А., доктор философских наук, профессор (Санкт-Петербург);

Кувакин В. А., доктор философских наук, профессор (Москва);

Сергеев М. Ю., доктор философии, профессор (Филадельфия, США).

Автор:

Чумаков А. Н.

Книга посвящена одной из наиболее драматических страниц российской истории – высылке из страны «философского парохода» и актуальным до настоящего времени последствиям этой беспрецедентной акции, предпринятой на заре советской власти. Также значительное внимание уделено философской жизни в постсоветской России и попыткам возвращения на Родину «философского парохода». На богатом фактическом и во многом уникальном материале воссоздается картина развития русской философии советского периода и современной России.

Издание адресовано широкому кругу читателей, интересующихся проблемами русской философии, а также историей России и перспективами ее социально-политического и культурного развития.

УДК 1:94(470+571)”19”

ББК 87.3(2)6

© Чумаков А. Н., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ВВЕДЕНИЕ

Пока от вранья не отвыкнем
Традиции древней назло,
Покуда не всхлипнем, не вскрикнем:
Куда это нас занесло?! —
Пока покаянного слова
Не выдохнет впалая грудь,
Придется нам снова и снова
Холопскую лямку тянуть.
Булат Окуджава

В 2022 году исполняется 100 лет трагической странице российской истории, получившей название «Философский пароход». Именно осенью 1922 года (с отплытием печально известных пароходов) началась готовившаяся заранее целенаправленная правительственная кампания по подавлению инакомыслия и изгнанию из страны оппозиционно настроенных ученых, философов, интеллигенции…

И были потом еще большие и малые волны эмиграции, последовательно сменявшие друг друга… Но вот что примечательно — за все это время ряды эмигрантов только множились, ни разу не сменившись противоположной тенденцией, т.е. массовым возвращением на Родину! Не стали исключением и три последних десятилетия новейшей российской истории. И это при том, что в современном глобальном мире, в условиях свободного перемещения через границы интеллектуальных, информационных, финансовых и трудовых ресурсов в выигрыше оказывается то общество, которое создает для развития таких ресурсов наиболее благоприятные условия.

Так в чем же дело? Неужто случайность, роковое стечение обстоятельств или что-то еще тому причиной?! Казалось бы, повод задуматься обо всем этом более чем серьезный. Да и времени было достаточно. К тому же и современное положение дел с «утечкой мозгов» и «бегством капиталов» за рубеж настойчиво требует анализа фундаментальных причин перманентного исхода людских и материальных ресурсов из богатейшей земли русской, где для достойной и благополучной жизни есть абсолютно все, разве что кроме… Да, чего-то явно не хватает; чего-то точно недостает. И каждый найдет немало тому причин и объяснений.

А по-моему, недостает нам изначально и прежде всего цивилизованности. Да, именно так — не культурной развитости, а цивильной. И пока твердо не станем на путь цивилизационного развития1, где во главу угла будут поставлены в первую очередь определяющие суть действительно правового государства и степень развития гражданского общества: Человек с его неотъемлемыми правами и достоинством, реальное разделение властей и равенство всех перед законом, — так и будем пенять на необъективность всевозможных международных рейтингов, в которых позиции нашей страны выглядят зачастую просто неприлично.

Решение указанных задач как раз и есть та «печка, от которой надо плясать». Именно отсюда начинается путь формирования гражданского общества, степень развитости (зрелости) которого вкупе с неуклонным соблюдением отмеченных выше основополагающих принципов цивильных отношений определяет не только качество демократии, но и возможности преодоления (предотвращения) множества проблем общественной жизни. На этом пути криминал и коррупция, застой и вождизм, бегство из страны и прочие напасти, вытекающие не из культурной, а цивилизационной недоразвитости, в любом обществе как минимум перестают цвести пышным цветом.

Заметим, все это понимали еще в Античности. Так, Платон наилучшими формами государства считал монархию, аристократию и демократию, которые в реальной жизни нередко перерождаются в тиранию, олигархию или демагогию, если властители начинают выражать не народный, а свой личный интерес. Чтобы такого не происходило, Платон настаивал на правильной организации воспитания граждан, т.е. как бы мы сказали теперь, на необходимости сделать людей цивилизованными. По сути, о цивилизованности говорил и Аристо­тель, отмечавший, что назначение государства состоит в обеспечении счастья всем гражданам2.

Однако не только история, но и реальное положение дел в почти двух сотнях существующих ныне государств также дают богатый материал для сопоставлений, анализа и размышлений в этом направлении, где явно просматриваются два пути перехода от варварства (а то и дикости) к цивилизованности.

Один из них — постепенный, эволюционный (через воспитание, образование и просвещение), ассоциирующийся с Европой и Северной Америкой, мало вдохновляет тех, кто хотел бы быстро и сразу… Второй путь — относительно быстрый, но в принципе, как показывает реальная практика, тоже возможный, хотя и случается достаточно редко. Это когда в отсутствии гражданского общества верховенство закона, а затем и разделение властей с последующей защитой прав человека осуществляется целенаправленно и последовательно «сверху», «сильной рукой»… Но здесь уж как кому повезет. Так, например, Сингапуру, Южной Корее, Тайваню и некоторым другим странам с личностями во главе государства в такие переходные эпохи повезло. И даже обделенность этих стран природными ресурсами не стала непреодолимым препятствием на пути их цивилизационного развития, что лишь подтверждает предположение о роли Личности3… А вот с далеко не худшими природными ресурсами Ираку, Ливии, Сирии, Северной Корее или, скажем, Центральной Африканской Республике с ее завидными запасами алмазов, урана, золота, нефти, но во главе с (мягко говоря) авторитарными правителями, кажется, не очень повезло. Во всяком случае, о желающих эмигрировать в эти и подобные им страны говорить не приходится. Скорее наоборот.

Итак, понимание причинно-следственных связей, причем далеко не всегда очевидных, и устранение истинных причин негативных явлений много важнее, нежели бесконечная борьба со следствиями, которая к тому же нередко ведется с иными целями. Для нашей страны этот вывод более чем актуален. При этом никак нельзя оставить без внимания историю обсуждаемого вопроса, поскольку, начиная кампанию по введению в стране единомыслия, В. И. Ленин сказал тогда пророческие слова: «Очистим Россию надолго!» Что ж, удалось. Да так, что и сегодня результаты этой «чистки», что называется, налицо. А как еще понимать тот факт, что не только в СССР, но и в новейшей истории России даже юбилейные даты (70, 80 и 90-летия со дня высылки «Философского парохода»), не говоря уже о проблеме в целом, не привлекли должного внимания ни широких слоев населения, ни политических и общественных деятелей, ни творческой интеллигенции, ни даже (что особенно показательно!) российской философской общественности?! А те отдельные эпизоды обращения к данной теме, которые имели место, выявили настолько большой разброс мировоззренческих позиций и суждений их участников, что рассчитывать на какие-то взвешенные и конструктивные оценки и выводы из опыта нашего прошлого пока не приходится.

Но хотим мы того или нет, ситуация жесткой конкуренции на глобальном уровне ставит нас перед необходимостью решить задачу первостепенной важности — определить свое достойное место в современном мире с учетом позитивного и негативного, как своего, так и накопленного другими странами опыта. И вряд ли стоит рассчитывать, что история подарит нам еще одно столетие для проведения очередного социального эксперимента. Более того, теперь уже и за три постсоветских десятилетия, потраченных на малопродуктивные поиски «национальной идеи» и определения «самобытного пути развития», она (история) ставит перед нами все новые проблемы и выставляет все более серьезный счет.

* * *

Именно поэтому не была случайной или спонтанно возникшей предпринятая в августе 2003 года попытка вернуть «Философский пароход» в Россию. Конечно, то был не тот пароход, что осенью 1922 года увез на чужбину российскую интеллигенцию, да и не те философы, и даже не их потомки вернулись на Родину. Но связь событий, разделенных восьмьюдесятью годами, несомненна, и не только символична. Тогда, в первые годы Советской власти критически мыслящих ученых силой и навсегда изгоняли из страны. Теперь российские философы вполне осмысленно избрали теплоход для поездки на Всемирный философский конгресс и вернулись на этом корабле назад, символизируя акт возвращения в Россию изгнанной науки и культуры, ее творческого потенциала и возрождения доброго имени отечественной философии.

Таким образом, «Философский пароход» — это лишь емкая и меткая метафора, символизирующая начавшийся 100 лет тому назад перманентный исход российских граждан за пределы родины, а также напоминание о той непомерной цене, которую народы нашей страны заплатили за беспрецедентный социальный эксперимент, растянувшийся почти на весь ХХ век. Эхо того эксперимента еще далеко не утихло, да и утихнет ли когда-то и как скажется на судьбах будущих поколений — еще большой вопрос. Но одно очевидно — эту проблему не решить без переосмысления нашей истории, без того, чтобы внятно и ясно сказать: никогда более Россия не будет выпихивать на чужбину, как злая мачеха, своих сыновей.

Прежде всего, именно это и было в основе идеи возвращения на Родину «философского парохода». О том, как готовилась эта уникальная акция, как проходила и какое продолжение имела — обо всем этом говорится на страницах данной книги, где представлены соответствующие документы и факты, а также оценки, мнения и суждения непосредственных участников состоявшихся событий. Но в книге затрагивается лишь один аспект огромной темы, которая в преддверии и в связи со столетием высылки из России «философского парохода» не может не быть предметом особого внимания и всестороннего анализа. И материалы книги дают возможность посмотреть на эту проблему через призму нескольких (исполненных в разных вариациях) конкретных попыток хотя бы символически вернуть «философский пароход» обратно и, что не менее важно, на конкретных фактах увидеть, что из этого вышло.

Дополнительным импульсом к тому, чтобы более детально поведать как о самом замысле, так и перипетиях его реализации, послужили также слова участника Всемирного философского конгресса в Стамбуле, председателя Московского философского общества, профессора МГУ Ю. М. Павлова, который еще в 2003 году, после возвращения на «философском пароходе» в Новороссийск, в частности, сказал: «Я не знаю подобного опыта, когда такое большое количество людей трудилось бы вместе. Общение всегда обогащает… Хотелось бы принести глубокую благодарность первому вице-президенту Российского философского общества, профессору А. Н. Чумакову за организацию поездки; об этом можно написать целую книгу, увлекательный детектив. Но наряду с дальнейшим осмыслением идей Философского конгресса, может быть, и сам Александр Николаевич напишет хотя бы интересную статью, как ему удалось осуществить эту чрезвычайно сложную задачу организации философского парохода. Ведь у России на Черном море осталось всего одно судно, которое годилось для этой цели»4.

И в самом деле, многие детали не только первой, но и последующих попыток привлечь внимание к необходимости серьезного осмысления одной из ключевых проблем нашей страны остались, что называется, «за кадром». Теперь тот самый случай, когда можно восполнить этот пробел. В итоге получилась не монография и не сборник отдельных работ, не справочник по русской философии и тем более не мемуары. Данное издание — особый литературный жанр, в котором на примере конкретных событий современной российской философской жизни через призму исторического контекста как в зеркале отражаются не только прошлое и настоящее русской философии, но и особенности духовной атмосферы современной России.

I. «ФИЛОСОФСКИЙ ПАРОХОД»: К ИСТОРИИ ВОПРОСА

Понятие «Философский пароход» появилось в 1990 году с подачи известного российского философа С. С. Хоружего. Его статья с таким названием была опубликована тогда в двух номерах «Литературной газеты» и впервые вывела на широкое обсуждение тему истоков массовых репрессий и выдворения из России в 1922—1923 годах не угодных Советской власти деятелей науки и культуры. Конкретным же поводом использования такого необычного словосочетания послужили два рейса немецких пассажирских судов «Oberbürgermeister Haken» и «Prussia», доставившие соответственно 29—30 сентября и 16—17 ноября 1922 года из Петрограда в Штеттин более 160 тех, о ком Л. Д. Троцкий сказал в интервью американскому журналисту так: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно»5.

Эмиграция из России была и до 1917 года, но тогда она носила естественный характер и была сопоставима с эмиграцией из европейских стран, в частности, в Америку. Однако после революции страну вынужденно покидают уже главным образом по политическим и идеологическим причинам, к тому же все более образованные слои населения и в массовом порядке. В СССР до конца 1980-х годов о такой проблеме не говорилось в принципе, и лишь с провозглашением М. С. Горбачевым политики гласности появилась возможность сказать об этом открыто6. С тех пор события, связанные с темой «философского парохода», стали предметом многочисленных публикаций, обсуждений и специальных исследований, которые дают более четкую картину культурных трансформаций в России после 1917 года7.

В этой связи обратим внимание на опубликованную в США в 2018 году уникальную (первую в своем роде) книгу «Русское зарубежье: Антология современной философской мысли». В ней с разных сторон и достаточно широко показано русское философское зарубежье, представители которого живут и работают в настоящее время в различных странах практически на всех континентах планеты8. Автор идеи этого издания и он же ее составитель — доктор философии, выпускник Московского государственного института международных отношений (МГИМО), а теперь профессор Университета искусств в Филадельфии (США) Михаил Сергеев, ссылаясь на специальную литературу, говорит о четырех волнах исхода из России творческой интеллигенции. Эта перманентная череда массовой эмиграции, в которой разные исследователи выделяют различные периоды, началась с установлением Советской власти и продолжается до настоящего времени9.

Вспоминая печально известную историю «Философского парохода», М. Сергеев, в частности, отмечает, что на двух немецких пароходах — «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия» — «в вынужденную эмиграцию были отправлены выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки, в их числе Николай Бердяев, Семен Франк, Иван Ильин, Лев Карсавин, Николай Лосский и многие другие»10.

Но это был апогей только первой волны эмиграции — «белой», которая началась после революции 1917 года и продолжалась до конца 1930-х годов. Так, летом 1922 года в Государственном политическом управлении были составлены три списка инакомыслящих, подлежащих высылке: московский, петроградский и украинский. В этих списках на выдворение наряду с профессорами и учеными были литераторы, юристы, врачи, инженеры, экономисты, агрономы, политические и религиозные деятели и даже студенты. Последовали обыски и аресты в Москве, Петрограде, Казани, на Украине.

Из страны изгонялись как пароходами, в том числе и из Одессы, Севастополя, так и поездами, в частности, из Москвы в Латвию, Германию. 3 декабря 1922 года из Грузии были депортированы в Берлин еще 60 человек. Высылаемые давали подписку о невозвращении в РСФСР под угрозой смертной казни. Массовый исход из России затронул представителей различных сфер общественной и культурной жизни страны. Помимо вышеупомянутых философов, Россию покинули и такие широко известные деятели культуры, науки, политики, как В. Кандинский, Ф. Шаляпин, М. Шагал, П. А. Сорокин, В. В. Набоков, И. И. Сикорский, В. К. Зворыкин, Л. Д. Троцкий и др. В итоге по разным оценкам в этот период из страны выехало от 2,4 до 4,5 млн человек11.

Указывая на эту трагическую страницу российской истории, М. Сергеев придерживается одной из наиболее распространенных в специальной литературе точек зрения относительно еще трех волн оттока российских граждан из страны.

Так, вторая волна была вызвана событиями Второй мировой войны и длилась с 1939 до середины 1950-х годов. Тогда эмигрантами стали в основном лица, проживавшие на территориях, вошедших в состав СССР перед войной, а также определенная часть узников немецких концлагерей, не пожелавших возвращаться на родину. Общие масштабы второй волны эмиграции оцениваются в пределах от 5,5 до 10 млн человек12.

Третья волна эмиграции пришлась на период 1970—1980-х годов, когда страну покинуло еще порядка 1,1—2 млн человек. Эта эмиграция была связана с тем, что в 1972 году граждане еврейской и немецкой этнической принадлежности получили формальное разрешение покидать СССР и уезжать на историческую родину. Другая категория уехавших — это под разными предлогами покинувшие Россию или официально поехавшие за рубеж и отказавшиеся вернуться на родину оппозиционно настроенные деятели науки, искусства, спортсмены, диссиденты. В этот период страну покинули: А. А. Зиновьев, А. И. Солженицын, И. Бродский, М. Шемякин, Э. Неизвестный, М. Барышников, С. Крамаров, Э. Лимонов, А. Могильный, В. Корчной, Л. Белоусова и О. Протопопов и другие выдающиеся представители российской культуры.

Наконец, четвертая волна исхода из страны берет начало в 1988 году, когда был разрешен свободный выезд из Советского Союза. «Этот процесс миграции продолжается и поныне», — отмечает М. Сергеев, подчеркивая при этом, что уехавшие в этот период россияне, «как правило, сохраняют российское гражданство, часто приезжают на родину навестить родных и близких и в любой момент могут вернуться. По существу, это сугубо географическая миграция населения, приводящая к созданию русскоязычных общин по всему миру — так называемого „Русского зарубежья“»13. Подчеркивается также, что в местах компактного проживания «русскоязычное население сохраняет связи с родной культурой, создает творческие объединения, проводит конкурсы и фестивали на русском языке». Этот творческий дух русских, проживающих за пределами своей родины, в полной мере относится и к философам, покинувшим родину с третьей и четвертой волнами эмиграции, говорит М. Сергеев и называет их пассажирами „Философского парохода — 2“ русской культуры зарубежья»14.

Четвертая волна покинувших страну имеет ту особенность, что многие россияне, получив свободу передвижения, устремились за рубеж в основном по экономическим и отчасти социально-политическим причинам. При этом значительная часть из них — это высокообразованные специалисты и работники интеллектуальной сферы. По масштабам же и динамике перемещения современная эмиграция не менее интенсивная, чем предыдущие. Так, по официальной статистике Росстата, всего с 1989 по 2014 год Россию покинули около 4,5 млн человек. В 2014 году из страны уехали 310,5 тыс. человек, в 2015 году — на 43 тыс. человек больше. В 2016 году эта цифра составила — 313 тыс., в 2017 году — 377 тыс., а в 2020 году — 380 тыс. человек. Однако специалисты предупреждают: чтобы получить представление о реальных масштабах эмиграции, эти цифры нужно увеличить в три-четыре раза, поскольку вышеприведенные официальные цифры Росстата намного меньше, чем данные, взятые из зарубежных источников, т.е. от принимающей стороны15.

* * *

Сегодня русских можно встретить во всех странах и на всех континентах планеты. А в целом русская диаспора не только одна из самых распространенных, но и самых больших в мире; по разным оценкам ее численность составляет около 25—40 млн человек16. Потеря такого количества сограждан, причем наиболее активных и образованных, весьма серьезный урон для страны. Фактически речь идет о культурном и нравственном разломе, если не сказать больше — о национальной трагедии нашего общества. Разумеется, эмиграция — явление не новое и вполне закономерное. Она сопровождает человечество на протяжении всей его истории, и в перспективе ей (как добровольной, так и вынужденной) не видно конца. Но особенностью и печальной страницей истории нашего государства является то, что в течение последних ста лет исход из России стал массовым, перманентным и происходит он по большей части «по необходимости», в качестве альтернативы незаконным притеснениям, репрессиям, лишению свободы, а то и жизни.

Тема эта еще далеко не исследована, но и того, что уже опубликовано, получило огласку, вполне достаточно, чтобы сделать вполне определенные выводы. Так, совершенно очевидно, что не только революция и гражданская война стала причиной массового исхода из России. И «Философский пароход» был вовсе не случайным, а закономерным результатом развития социально-политических событий того времени. Именно с них и начинается незатухающая вот уже в течение ста лет то усиливающаяся, то на какое-то время ослабевающая, обусловленная соответствующей государственной политикой эмиграция. В этой связи следует отметить, что уже с самого начала наряду с высылкой за рубеж все большие обороты набирала тенденция репрессий внутри страны.

Так, уже в декабре 1917 года В. И. Ленин предельно ясно сформулировал позицию правительства по этому вопросу: «Война не на жизнь, а на смерть богатым и прихлебателям, буржуазным интеллигентам… с ними надо расправляться, при малейшем нарушении… В одном месте посадят в тюрьму… В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами… В четвертом — расстреляют на месте… Чем разнообразнее, тем лучше, тем богаче будет общий опыт…»17. Он же в телеграмме Пензенскому Губисполкому 9 августа 1918 года писал: «…провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города…»18. И там же: «Насчет иностранцев советую не спешить с высылкой. Не лучше ли в концентрлагерь…»19. В дальнейшем высылка за рубеж все больше стала замещаться арестом и тюрьмой не только иностранцам, но и своим. В частности, в мае 1922 года, оправдывая насилие и ратуя за его ужесточение, Ленин писал: «…Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас»20.

* * *

Таким образом, курс на «философские пароходы» был предопределен. Согласиться с такой государственной политикой, тем более поддерживать ее, думающая, социально ответственная и наиболее образованная часть населения, конечно, не могла. И философы среди них явно выделялись, оказываясь на переднем плане мировоззренческого, идеологического и нравственного противостояния. Позицию же такую занимали по определению, поскольку истинная философия, теряя свободомыслие, перестает быть таковой. Она по природе своей противится любому насилию, как интеллектуальному, так и физическому. К тому же истинный философ не может абстрагироваться от моральных проблем и не давать нравственных оценок происходящему. В противном случае он становится идеологом, к тому же безнравственным.

Поэтому в то время, когда «философские пароходы» увезли за границу определенную часть в основном уже известных и наиболее авторитетных философов, оставшиеся в Советской России и причастные к философии должны были принять для себя непростое решение. С одной стороны, профессиональный долг требовал от них как минимум критического отношения к нетерпимой к инакомыслию и репрессивной политике Советской власти. А с другой стороны, новые теоретико-идеологические установки не оставляли выбора между марксизмом и какой бы то ни было другой мировоззренческой и философской позицией. В то же время, как когда-то христианская теология нуждалась в философском обосновании своих догматов, породив тем самым христианскую философию Средневековья, так и новая власть, пытаясь реализовать марксистскую теорию на практике, нуждалась в философском обосновании такой теории и вытекающей из нее практики. Да и в целом, с учетом новых реалий и решаемых задач, развитие самой марксистской философии стало актуальным. Спрос рождает предложение, и долго ждать не пришлось. Очень скоро на российской почве материалистическая марксистско-ленинская философия вытеснила иные философские взгляды и, отстаивая право быть «истинной», «научной», «единственно верной» философией, сама стала полем острейшей борьбы с инакомыслием, «ревизионизмом» «левизной», «уклонистами» и т.п.

Идеи марксизма стали проникать в Россию с конца XIX в. усилиями Г. В. Плеханова и его соратников, объединившихся за рубежом (в Женеве) в группу «Освобождение труда». Они первые перевели на русский язык и издали ряд сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса и стали выпускать марксистский журнал «Новое слово». Дальнейшее развитие марксизма в России было тесно связано с В. И. Лениным, который рассматривал философию, прежде всего, как инструмент для достижения политических целей. Его наследием в этой области являются: «Философские тетради», «Государство и революция», «Материализм и эмпириокритицизм». В целом же его позиция отличалась партийной непримиримостью и радикализмом суждений, что сказалось и на последующем развитии марксизма в нашей стране. Теоретическую основу новой идеологии составила марксистко-ленинская философия, ставшая официальным советским учением и средством идеологической борьбы, сопровождаемой подавлением инакомыслия и репрессиями, в ходе которых целые научные направления объявлялись «буржуазными» и «идеалистическими», а их «приверженцы подвергались гонениям и репрессиям, вплоть до физического уничтожения»21.

После революции некоторое время (до начала 20-х годов) еще сохранялись разнообразные философские направления, представленные Н. А. Бердяевым, Н. О. Лосским, Г. Г. Шпетом и др. Существовали различные философские сообщества и кружки. Так, в 1918 г. Н. А. Бердяев создает Вольную академию духовной культуры, с философско-гуманитарным факультетом при ней. В 1919 г. по инициативе А. Белого, Р. В. Иванова-Разум­ника и др. была учреждена Вольная философ­ская ассоциация (Вольфила). В 1921 г. возобновило работу Петербургское фи­лософское общество. В этот период еще издавались не ангажированные новой властью журналы; работали многочисленные издательства22; выходили сочинения Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского, Л. П. Карсавина, Н. О. Лосского, П. А. Сорокина, Е. Н. Трубецкого, С. Л. Франка и др.

Однако к 1922 году, когда основные боевые действия Гражданской войны закончились, и борьба за политическое доминирование, начатая большевиками после прихода к власти в 1917 году, по существу завершилась, на смену ей пришли новые баталии — теперь уже за установле­ние идеологической монополии и интеллектуального господства. В этих условиях сторонники марксистской диалектико-материалистической философии выступили с резкой критикой религиозно-идеалистических взглядов своих идеологических оппонентов, квалифицируя их как реакционные и контрреволюционные. В самой же диалектико-материалистической философии начинается канонизация высказываний Ленина, что предопределило не только формирование догматического стиля советского философского мышления, но и резкое падение препода­вания гуманитарных наук в вузах. Характерным в этом отношении является утверждение тогдашнего заместителя наркома просвещения М. Н. Покровского о недопустимости при­влечения «буржуазных спецов» к преподаванию обществоведческих дис­циплин. «Нам нужно завоевать высшую школу, вы­теснив белого профессора и заменив его красным», — заявил он. А для восполнения кадрового дефицита чиновник предложил «привлекать членов партии, даже не окончивших университет или без образования, но обладающих достаточным партийным опытом, а также специалистов-марк­систов, не состоящих в партии»23.

Укрепление марксистских позиций с нарастающей активностью ведется и по другим направлениям. Так, в 1922 г. создается первый философский журнал «Под знаменем марксизма», главным редактором которого становится А. М. Деборин. В редколлегию журнала вошли члены По­литбюро: Л. Д. Троцкий, Н. И. Бухарин, Л. Б. Каменев. В середине 20-х годов создается Общество воинствующих материалистов, ставившее основной задачей разработку основ диалектического материализма, борьбу с идеализмом и «извращениями» материализма. К этому же времени относится и начало борьбы «диалектиков» и «механистов». В группу диалектиков, состоящую из философов во главе с А. М. Дебориным, входили И. К. Луппол, Я. Э. Стен, А. Я. Троицкий, Н. А. Карев, А. А. Максимов, К. К. Милонов и др., которые отождествляли марксистскую философию с диалектикой. Против них выступали механисты (в основном представители естествознания) И. И. Скворцов-Степанов, В. Н. Сарабьянов, И. А. Боричевский, А. К. Тимирязев и др., обосновывавшие тезис о том, что марксистская философия совпадает с теоретическими выводами современной науки, а фундаментальные законы науки имеют общефилософское значение.

Здесь опять напрашивается аналогия со средневековой схоластикой. Как и тогда в изнурительных и в общем-то пустопорожних спорах «ломали копья» номиналисты и реалисты, так и на заре Советской власти марксисты «скрестили шпаги» вокруг двух основных вопросов: о предмете марксистской философии и о соотношении количественных, и качественных методов анализа. Однако и эти дискуссии к началу 30-х годов, с партийной точки зрения, оказались недостаточно идеологически выдержанными, не отвечавшими требованиям «марксистской партийности».

Новую, догматическую и предельно идеологизированную марксистско-ленинскую философию, разрывавшую преемственную связь с предшествовавшей отечественной религиозной философией, а также с любой иной немарксистской философией, пытались идейно оформить и всеми способами продвигать М. Б. Митин и его сторонники. Особый резонанс имела опубликованная 7 июня 1930 г. в «Правде» «статья трех» (М. Б. Митина, В. Н. Ральцевича и П. Ф. Юдина) «О новых задачах марксистско-ленинской философии», в которой выдвигались политические обвинения в адрес деборинцев, в частности, в том, что они проявили пассивность в разоблачении троцкистов. В том же году вышла еще одна коллективная статья «О задачах борьбы на два фронта», подписанная Митиным, Пичугиным, Тащилиным, Тимоско и Юдиным24, где они выступили как против деборницев, так и против механистов. Главное обвинение состояло в том, что в своем противостоянии и те, и другие забыли актуальные вопросы социалистического строительства. Тем самым от разработки теоретических вопросов, в чем видели свою основную задачу деборинцы, философская тематика все больше смещалась к требованиям развития и укрепления непосредственной связи философии и политики. «Механистам» присвоили ярлык «уклонисты», деборинцам — «меньшевистсвующие идеалисты».

Так окончательно завершился период борьбы мнений и относительно свободных дискуссий. К концу 30-х годов о Ленине уже почти не вспоминали, а марксизм практически перекроили под Сталина, которому приписывались особые заслуги в создании новой марксистской диалектики. Опубликованный им в 1938 году «Краткий курс истории ВКП (б)» и, в частности, глава «О диалектическом и историческом материализме» были объявлены вершиной философской мысли и «энциклопедией философских знаний в области марксизма-ленинизма». Тех, кто не разделял таких взглядов или не проявлял к ним хотя бы лояльности, причисляли к отступникам, объявляли «врагами народа», и их ждала незавидная участь.

* * *

15 ноября 2003 года, спустя 81 год после высылки из России «Философского парохода», на набережной Лейтенанта Шмидта в Санкт-Петербурге был установлен памятный знак с надписью «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки / Памятный знак установлен попечением Санкт-Петербургского философского общества / 15.11.2003».

II. РЕПРЕССИИ И ПЕРМАНЕНТНАЯ ЭМИГРАЦИЯ

С установлением единомыслия в стране наступило время всеобщего страха и подозрительности. Усилились гонения и репрессии. Вот только несколько «крупнейших ученых СССР — академиков, профессоров, докторов наук — которые погибли в ходе репрессий в сталинский период от казней и невыносимых условий жизни, созданных властью»25: П. А. Флоренский, Г. Г. Шпет, Л. П. Карсавин, И. К. Луппол, Я. Э. Стэн и другие философы, в силу определенных причин не попавшие на «философский пароход» или по доброй воле оставшиеся в России. Также и среди видных деятелей науки и образования только расстрелянных членов Академии наук СССР насчитывается не один десяток. Это такие имена как Н. И. Вавилов, Н. П. Горбунов, В. Г. Дружинин, Г. А. Левитский, С. Ф. Платонов, А. Н. Самойлович, Н. М. Тулайков и многие другие.

Все они в послесталинскую эпоху были посмертно реабилитированы и восстановлены в Академии наук и в гражданских правах. Но их истинные судьбы, их место, роль и значение в истории Российской науки, образования и культуры еще ждут своих исследователей. Здесь же приведем только краткую информацию о некоторых из них, чтобы на конкретных примерах лучше понимать трагизм ситуации и жуткую атмосферу того времени.

Флоренский Павел Александрович (1882—1937) — русский религиозный философ, ученый, священник, последователь В. С. Соловьева. Написал ряд религиозно-философских работ, включая «Столп и утверждение истины», «Очерки философии культа» (1918), «Иконостас» (1922) и др. Принимал участие в ГОЭЛРО — занимался вопросами электрических полей и диэлектриков. Подготовил монографию «Диэлектрики и их техническое применение. Ч. 1: Общие свойства диэлектриков»; опубликовал статьи «Экспериментальное исследование электрических полей» и «О формулировке законов электромагнетизма». Получил 12 авторских свидетельств на изобретения в области химии.

Летом 1928 года его арестовали и выслали в Нижний Новгород, где он работал в Нижегородской радиолаборатории. Вскоре вернули из ссылки и предоставили возможность эмигрировать в Прагу. Однако он посчитал своим нравственным долгом остаться в России. В начале 1933 года после доносов и публикации против него статей разгромного характера был снова арестован и осужден на 10 лет заключения. Был выслан по этапу в восточносибирский лагерь «Свободный», затем в БАМЛАГ, где занимался изучением возможностей строительства объектов в условиях мерзлоты. В 1934 году спецконвоем Флоренского отправили в Соловецкий лагерь особого назначения, где он занимался решением проблемы добычи йода из морских водорослей и сделал более десяти научных открытий. В 1937 году особой тройкой НКВД по Ленинградской области он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Точное место захоронения не установлено до настоящего времени.

Шпет Густав Густавович (1879—1937) — профессор и руководитель Института научной философии Московского университета, философ, психолог, теоретик искусства. Полиглот, знавший 17 языков, автор широко известных работ: «Герменевтика и ее проблемы», «Внутренняя форма слова», «Эстетические фрагменты», «Введение в этническую психологию» и др. Проректор Академии высшего актерского мастерства, действительный член и вице-президент Российской академии художественных наук. В 1929 г. была создана комиссия, чтобы проверить работу этой академии. Работы Шпета подверглись острой критике, а сама академия была признана «цитаделью идеализма». После этого философ не мог больше заниматься научной работой, а его труды не публиковались. В 1935 был арестован и осужден по статьям 58—10 и 58—11 УК РСФСР. Приговорен к 5 годам ссылки и отправлен в Енисейск, затем переведен в Томск. Уже в ссылке в октябре 1937 года арестован вторично по обвинению в принадлежности к офицерской кадетско-монархической повстанческой организации и был приговорен к 10 годам без права переписки. Затем приговор заменили расстрелом, который был приведен в исполнение 16 ноября 1937 года. Реабилитирован в 1956, однако труды начали печататься только с середины 1980-х.

Карсавин Лев Платонович (1882—1952). В 1922 был избран ректором Петроградского университета. Но уже в ноябре того же года вместе с другими деятелями культуры, на «Философском пароходе» выслан из страны. Жил в Германии, во Франции, был членом редколлегии газеты «Евразия», возглавлял Евразийский семинар в Париже и левое крыло евразийского движения. В конце 1927 г. получил приглашение в Литву, где стал профессором Каунасского, затем Вильнюсского университетов, редактировал академические издания, издал на русском и литовском языках ряд книг и несколько десятков статей по средневековой философии и теологии. В 1946 году советскими властями отстранен от преподавания, а в 1949 г. обвинен в том, что «преподавал реакционно-идеалистическое учение, чуждое марксизму-ленинизму, вел среди своих знакомых антисоветскую агитацию, хранил в своей квартире контрреволюционную литературу». Приговорен к десяти годам заключения и отправлен в воркутинские лагеря, где написал еще около 10 небольших религиозно-философских сочинений. Умер от туберкулеза в заключении 20 июля 1952 г.

Луппол Иван Капитонович (1896—1943) — философ, профессор, академик АН СССР, автор трудов по истории философии. Организатор и первый директор Института мировой литературы им. М. Горького. Свободно владел несколькими языками, в подлиннике изучал и исследовал философские взгляды ряда философов европейских стран. По ложному обвинению в шпионаже арестован в 1940 году и приговорен к расстрелу. Содержался в камере смертников Саратовской тюрьмы вместе с академиком Н. И. Вавиловым. «Вавилов и Луппол пробыли в камере смертников около года. За это время их из тюремного подвала ни разу не вывели на прогулку. Им было запрещено переписываться с родными, получать передачи, книги. Их не только не выпускали в баню, но даже мыло для умывания в камере было им „не положено“»26. В 1942 г. смертную казнь заменили на 20 лет лагерей. Умер он на следующий год (26 мая 1943 г.) в одном из мордовских лагерей.

Стэн Ян Эрнестович (1899—1937) — политический деятель, философ, специалист по диалектике, гносеологии, социальной философии. Преподавал в МГУ, был членом редколлегии журналов «Революция и культура», «Под знаменем марксизма», членом редакции «Философской энциклопедии». Член Центральной контрольной комиссии ВКП(б), заместитель директора Института К. Маркса и Ф. Энгельса. «По просьбе Сталина Стэн читал ему персональный курс лекций по философии Гегеля. Когда Сталин что-то не понимал и путал, этот на редкость темпераментный для прибалта философ хватал его за лацканы пиджака и тряс, не лучшим из педагогических приемов вдалбливая в своего ученика положения Гегеля. До последнего доходили нелестные суждения его учителя философии»27. В начале 1930-х годов был исключен из партии как «троцкистский контрабандист», а в октябре 1932 года исключен из партии и арестован. Коллегией ОГПУ во внесудебном порядке был приговорен к ссылке и отправлен в Акмолинск. В августе 1936 года арестован второй раз по обвинению в «участии в контрреволюционной право-левацкой организации и в создании боевой группы для подготовки терактов против руководителей ВКП(б) и советского правительства». Приговорен к смертной казни и расстрелян в июне 1937 года.

Вавилов Николай Иванович (1887—1943) — выдающийся ученый-генетик, химик, селекционер, географ, государственный деятель. Академик АН СССР, президент ВАСХНИЛ и Всесоюзного географического общества, основатель и директор Всесоюзного института растениеводства, директор Института генетики АН СССР, член Лондонского Королевского общества и ряда зарубежных академий. Он автор закона гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов. Внес существенный вклад в разработку учения о биологических видах, основах селекции, иммунитете растений и центрах происхождения культурных растений. Под его руководством была создана крупнейшая в мире коллекция семян культурных растений. По ложному доносу Н. И. Вавилов был арестован в 1940 году и незаконно обвинен во вредительстве и связях с оппозиционными политическими группами. За 11 месяцев следствия он выдержал около 400 допросов общей продолжительностью около 1700 часов. В июле 1941 г. приговорен к расстрелу, а через год в порядке помилования расстрел заменили на 20 лет заключения. Еще через полгода на поздней стадии дистрофии Вавилов поступил в тюремную больницу, где через два дня скончался
(26 января 1943 г.). Парадоксально, но факт — ученый, который понимал, что спасти человечество от голода можно, только сохранив лучшие образцы культурных растений, собранных в разных уголках планеты, и который так много сделал для реализации этой идеи, сам умер голодной смертью в сталинских застенках28.

Горбунов Николай Петрович (1892—1938) — ученый-химик, действительный член и секретарь АН СССР. Государственный и общественный деятель. Секретарь Совнаркома РСФСР и личный секретарь Ленина, ректор Московского высшего технического училища им. Н. Э. Баумана. Заместитель президента Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина. Арестован 19 февраля 1938 года в рамках дела «контрреволюционной террористической организации туристов и альпинистов». Осужден и расстрелян 7 сентября 1938 года.

Глушков Виктор Григорьевич (1883—1937) — специалист в области гидротехники и гидродинамики, член-корреспондент АН СССР, академик ВАСХНИЛ. Участвовал в проектировании и строительстве Волго-Донского канала и других крупных гидротехнических сооружений. Директор Государственного гидрологического института, руководитель работ по водному кадастру СССР. Арестован в декабре 1936 г. и осужден «тройкой» по обвинению в контрреволюционной вредительской деятельности. Расстрелян 23 мая 1937 года.

Дружинин Василий Григорьевич (1859—1937) — крупнейший российский историк, археограф, палеограф. Член-корреспондент АН СССР. Четверть века являлся ученым секретарем, затем вице-президентом Археографической комиссии, занимавшейся собиранием, описанием и изданием документальных источников русской истории. Собрал богатейшую коллекцию древних рукописей и обладал ценной исторической библиотекой. В ноябре 1929 был арестован, ненадолго выпущен, затем повторно арестован в июне 1930 и сослан. Точные дата и обстоятельства смерти неизвестны.

Дурново Николай Николаевич (1876—1937) — филолог-славист, член-корреспондент РАН, академик Белорусской АН. Автор множества работ по истории русского и славянских языков, русской морфологии, теории грамматики, а также по древнерусской литературе. Создал классификацию русских диалектов, используемую и современной наукой. Арестован в декабре 1933 г., по обвинению в организации подпольного «филологического правительства». Был осужден на 10 лет и выслан на Соловки. Повторно арестован и расстрелян в октябре 1937 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности. В 1938 г. расстреляны также оба его сына.

Ильинский Григорий Андреевич (1876—1937) — филолог-славист, историк, археограф, член-корреспондент РАН, действительный член Болгарской и Польской АН. Многие его работы, уже готовые к публикации были утрачены. Арестован по «делу славистов» («Русской национальной партии») в январе 1934 г. Осужден на 10 лет лагерей и отправлен на Соловки. В августе 1934 г. лагерь заменили на 5 лет ссылки в Западную Сибирь. В 1936 г. был освобожден от отбывания ссылки и поселился в Томске. В ноябре 1937 г. был повторно арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и расстрелян в том же году.

Левитский Григорий Андреевич (1878—1942) — генетик, автор фундаментальных трудов по цитогенетике, член-корреспондент АН СССР, профессор сельскохозяйственного института. Наряду с Вавиловым является основопложником цитологических и эмбриологических исследований во Всесоюзном институте растениеводства. Арестован в конце января 1933 г., затем отпущен. Вновь арестован в 1937 г. и снова отпущен. В 3-й раз был арестован в июне 1941 г. по обвинению во «вредительской деятельности по замедлению темпов социалистического земледелия». Умер в заключении.

Платонов Сергей Федорович (1860—1933) — историк, академик, академик-секретарь Отделения гуманитарных наук АН СССР, председатель Археографической комиссии АН, директор Пушкинского дома. Арестовывался в 1919 и 1930 годах. В августе 1931 г. Коллегией ОГПУ приговорен к высылке на 5 лет по «делу Академии наук». Отправлен в Самару, где и скончался в январе 1933.

Самойлович Александр Николаевич (1880—1938) — востоковед, академик АН СССР, один из крупнейших российских тюркологов первой половины XX в. Директор Института востоковедения АН. Проводил исследования языка, фольклора, быта тюркоязычных народов Крыма, Поволжья, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, Казахстана, Алтая. Участвовал в создании письменностей для языков народов СССР. Автор трудов по языку, литературе, фольклору и этнографии тюрков, по общим вопросам тюркологии и генетической классификации тюркских языков. Арестован в октябре 1937 по обвинениям в шпионаже в пользу Японии, создании террористической организации, распространении идей пантюркизма. Расстрелян в 1938 г.

Саткевич Александр Александрович (1869—1938) — крупный ученый в области гидро-, аэро- и термодинамики, профессор, член-корреспондент АН СССР. Бывший генерал-лейтенант царской армии, в течение ряда лет начальник Военно-инженерной академии РККА. Арестован в феврале 1938 г. и как «участник контрреволюционной офицерской монархической организации, проводившей шпионскую и диверсионно-повстанческую деятельность». Расстрелян в июле 1938 г.

Тулайков Николай Максимович (1875—1938) — видный ученый в области почвоведения и агрономии, академик АН СССР. Профессор, зав. кафедрой Саратовского сельскохозяйственного института. Директор ВНИИ зернового хозяйства, один из организаторов и вице-президент ВАСХНИЛ. Автор многочисленных трудов по земледелию, физиологии растений, агрохимии, почвоведению и растениеводству. Арестован в 1937 г. по обвинению в контрреволюционной вредительской деятельности. Умер в заключении.

Церетели Григорий Филимонович (1870—1938) — филолог-эллинист и палеограф, специалист по греческим папирусам, член-корреспондент АН СССР, профессор, зав. библиотекой Тбилисского государственного университета. Подвергался арестам в 1918, в 1919 и 1931 годах. Снова был арестован в 1938 г. по обвинению в шпионаже. Умер, находясь под следствием.

Шпильрейн Ян Николаевич (1887—1938) — известный математик, специалист в области теоретической механики и электротехники, член-корреспондент АН СССР. Образование получил во Франции и Германии. В 1918 г вернулся в Россию, преподавал в Краснодарском политехническом институте, затем был профессором МВТУ, членом квалификационной комиссии наркомата тяжелой промышленности и ВАК. Является одним из основателей Московского энергетического института. Автор первого в СССР справочника по специальным функциям в инженерных расчетах. Арестован в 1937 г. и расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности. Расстреляны также оба его брата.

Всего по 58-й статье УК РСФСР (вредительство, помощь буржуазным организациям, подготовка или недонесение о готовящихся преступлениях) «и стандартным обвинениям в контрреволюционной, антисоветской, террористической деятельности были физически уничтожены десятки крупных ученых и сотни ученых менее значимых. На 94 из 140 докторов наук и профессоров, уничтоженных в Москве в 1937—38 годах, были получены расстрельные санкции Сталина, Молотова и др. членов Политбюро. Многие ученые арестовывались по несколько раз. Например, В. Н. Бенешевич (археограф, историк), член РАН, член Академий в Страсбурге, Мюнхене и Берлине, арестовывался в 1922, 1928, 1930 и в последний раз в 1937. Расстрелян 27 января 1938 г., в этом же году расстреляны его сыновья и брат. Физиолог Е. М. Крепс (член-корреспондент АН СССР с 1946), арестовывался в 1919, 1933, 1937, отбывал срок на Колыме, несколько раз был на грани смерти»29.

* * *

Вторая мировая война и события послевоенного периода, в частности, преодоление последствий беспрецедентных разрушений и людских потерь, вхождение в СССР новых территорий, формирование социалистического лагеря, переход в стадию «холодной войны» с Западом внесли определенные коррективы в направленность внутренней и внешней политики страны. Определенную реакцию властей вызвала и новая волна эмиграции, прежде всего, за счет тех, кто получил такую возможность в силу сложившихся обстоятельств и оказался уже или еще неподконтрольным Советской власти, например, пленные, освобожденные союзническими войсками, жители присоединенных территорий и др.

В итоге только с 1946 по 1948 год было принято четыре постановления ЦК КПСС по идеологическим вопросам, где акцент делался на принципиальном различии мировоззренческих позиций и противоборстве двух антагонистических общественно-политических систем — социалистической и капиталистической. В частности, ставилась задача усиления борьбы с буржуазной идеологией. В этой связи развернулась компания против «космополитов», усилились несколько ослабленные в период войны преследования по идеологическим основаниям и, прежде всего, деятелей науки, искусства, других представителей творческой интеллигенции. Гонения коснулись генетики, социологии, музыки, статистики и др. Так, в 1948 году состоялась сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина (ВАСХНИЛ), где Т. Д. Лысенко, поддержанный Сталиным, сделал свой знаменитый доклад «О положении в биологической науке». В нем говорилось о противопоставлении «реакционной (идеалистической) и прогрессивной (материалистической, советской) науки». Сессия завершилась полным разгромом генетики в СССР. Над ней установили идеологический контроль. Ученые, работавшие в этом направлении, были уволены из научных учреждений или переведены на другие направления, а биологическая наука в стране оказалась в застое почти на 20 лет30.

Аналогичному остракизму подверглась и кибернетика, которую объявили буржуазной реакционной лженаукой. Так, в «Философском словаре» 1954 года издания кибернетику с идеологических позиций клеймят за то, что она «по существу своему… направлена против материалистической диалектики, «ярко выражает одну из основных черт буржуазного мировоззрения — его бесчеловечность, стремление превратить трудящихся в придаток машины, в орудие производства и орудие войны». Утверждалось также, что «поджигатели новой мировой войны используют кибернетику в своих грязных практических делах»31. По устоявшемуся мнению, такое отношение к кибернетике стало одной из причин «компьютерной отсталости» СССР.

Под неусыпным идеологическим надзором и прессингом были также и другие сферы творческой деятельности. Так, например, всемирно известного композитора Д. Д. Шостаковича обвиняли в формализме и «идеологической ереси». Постоянное давление испытывали и яркие, нестандартно мыслящие философы, которые в рамках дозволенного прокладывали свой путь и по мере возможностей дистанцировались от официальной идеологии. Среди них выделяются такие оригинальные мыслители как В. Ф. Асмус (1894—1975), автор серьезных работ по диалектике, который был причислен к «меньшинствующим идеалистам» и на длительное время отстраненный от преподавательской работы; М. М. Бахтин (1895—1975), развивавший своеобразную «философию диалогизма», переживший, арест, заключение, ссылку и на многие годы лишенный возможности публиковаться; Э. В. Ильенков (1924—1979), который разрабатывал диалектическую логику, проблемы идеального и творческой деятельности. На его судьбу и безвременную кончину также наложили отпечаток обвинения в уходе от насущных практических задач в область «чистой науки», «чистого мышления», оторванного от практики и от политики партии.

В 1960—70-е годы ситуация постепенно меняется. Официальную идеологию все больше начинает подрывать растущий скепсис индивидуального сознания. Ширятся оппозиционные настроения против идеологического контроля, а стремление к идейному плюрализму пополняет ряды недовольных повсеместным засильем марксизма. Этому способствует и то, что под видом марксистской критики буржуазной философии переводятся зарубежные книги и статьи, а идеи западных философов становятся доступными расширяющемуся числу отечественных специалистов. Тем самым философская мысль все больше выходит за ее привычные рамки и обращается к новым темам, в частности, к проблемам взаимодействия природы и общества, которые в числе других глобальных проблем современности настоятельно требуют философского осмысления. А такие явления, как студенческие волнения 1968 года во Франции, породившие острейший социальный кризис, или прерванная в том же 1968 году «Пражская весна», направленная на децентрализацию власти и расширение прав и свобод граждан, выдвигали на повестку дня переосмысление и новое прочтение социальной проблематики.

В этой атмосфере оживляется политическая и культурная жизнь в стране, нарастает такая форма протеста творческой интеллигенции как диссидентское движение, которое своей открытостью принципиально отличалось от предыдущих не проявляемых явно форм политического протеста. Такого рода активизация стимулировала творческую деятельность философских и других гуманитарных кафедр, что вкупе с возросшими зарубежными философскими контактами оказало определенное влияние на принятое в 1971 году решение создать Философское общество СССР (ФО СССР). Тем самым формировалось единое философское информационное поле, что вело к расширению творческих контактов, более глубокому и содержательному обмену идеями, открывавшими дорогу философскому плюрализму и свободному сосуществованию различных, в том числе и противоположных систем. Все это, но уже на более высоком уровне проявилось в период «перестройки» и после распада СССР. Марксистская философия утратила свое господствующее положение и заняла «рядовое место» в системе множества других школ, течений и направлений философской мысли. Но и после этого должные оценки марксистской философии советского периода не были даны, равно как и не были осмыслены должным образом всевозможные последствия ее влияния на духовную жизнь страны. Тема эта еще ждет своих непредвзятых исследователей. При этом обостряющиеся в условиях многоаспектной глобализации международные отношения оставляют все меньше времени на анализ столь чувствительной проблематики и болевых вопросов, которые кардинально влияют как на внутриполитическую жизнь, так и на конкурентоспособность России на мировой арене.

Но рано или поздно сделать это придется, поскольку негативные последствия бесчеловечных и губительных для России преступных деяний трудно оценить, измерить, определить в разумных категориях. Пожалуй, приведенные ниже слова Иосифа Бродского и Людмилы Улицкой достаточно точно, но и то лишь в какой-то мере передают ту боль и невосполнимую утрату, которую понесла наша страна, после высылки «философского парохода» и последовавших затем волн перманентной эмиграции, буддируемой гонениями на инакомыслие, репрессиями и террором.

Как отмечает в этой связи И. Бродский: «В России произошла совершенно фантастическая история, никто этого не может понять. Произошел колоссальный антропологический сдвиг. Когда мы говорим о преступлениях режима, мы не говорим всего, не говорим всей правды. В сущности, произошел огромный антропологический регресс. Дело не только в том, что кого-то убивали, дело в том, что жизнь миллионов людей в течение многих поколений шла не так, как должна была идти. Как говорила Ахматова (не знаю почему, постоянно ее цитирую): «Меня, как реку, / Суровая эпоха повернула. / Мне подменили жизнь. В другое русло, / Мимо другого потекла она, / И я своих не знаю берегов». Это означает, что человеческая жизнь поплыла по другому руслу. Люди рождались и умирали, проживая не свою жизнь. А это не проходит бесследно. Зародились совершенно новые инстинкты. Россия — это абсолютно новый антропологический зоопарк. Разговор с русским может быть интересен, если ты и вправду антрополог. Но не тогда, когда ты занимаешься политикой или философией. Целые поколения выросли в эпоху абсолютной беззаконности. Мысли о собственной инициативе искоренялись в зародыше, исчез инстинкт действий. Его кастрировали. Так же, как и волю русского народа»32.

По существу о том же говорит и Л. Улицкая, продолжая разговор на эту тему четверть века спустя, и более детально всматриваясь в корни произошедшего: «Из России в двадцатом году ушла Белая армия, около трехсот тысяч молодых здоровых мужчин репродуктивного возраста. Дворянская, отборная часть общества: наиболее образованные, наиболее честные, не желающие идти на компромисс с большевистской властью… Двадцать второй год — высылка профессуры. Не так много, человек шестьсот, кажется. Но опять — отборные! Лучшие из лучших! И с семьями! Интеллектуальный потенциал. Дальше: раскулачивание уносит миллионы крестьян — тоже лучших, самых работящих. И их детей. И их неродившихся детей тоже. Люди уходят и уносят с собой гены. Изымают из генофонда. Репрессии партийные выбивают кого? Имеющих смелость высказать собственное мнение, возражать, отстаивать свою точку зрения! То есть — честных! Наиболее честных! Священники — истреблялись планомерно на протяжении всего периода… Носители нравственных ценностей, учителя и просветители… Вторая мировая. Броня, то есть освобождение от армейской службы предоставляется людям старшего возраста и больным. Именно они получают дополнительный шанс на выживание. Тюрьмы и лагеря принимают большую часть мужской популяции, лишают их шанса оставить потомство. И к этому добавим знаменитый русский алкоголизм. Но это еще не все. Есть еще один чрезвычайно важный момент. Вот мы постоянно обсуждаем: является ли эволюция направленным процессом? Имеет ли она цели в самой себе? В данном отрезке, и очень коротком, с точки зрения эволюции, мы можем наблюдать действие исключительно эффективно направленной эволюции. Какие качества давали индивиду большие шансы на выживание? Ум? Талант? Честь? Чувство собственного достоинства? Моральная твердость? Нет! Все эти качества выживанию препятствовали. Носители этих качеств либо покинули страну, либо планомерно уничтожались. А какие качества выживанию способствовали? Осторожность. Скрытность. Способность к лицемерию. Моральная гибкость. Отсутствие чувства собственного достоинства. Вообще, любое яркое качество делало человека заметным и сразу ставило его под удар. Серый, средний, троечник, так сказать, оказывался в преимущественном положении… А теперь, учитывая все эти факторы, можно строить карту генофонда имеющего место быть советского народа»33.

Наследие советского времени, которое не могло не оставить свой след, в том числе и на генетическом уровне, — явление для России предельно актуальное и, к сожалению, не новое. Оно имеет глубокие корни, на что обращает внимание, в частности, и М. И. Веллер, когда говорит: «Не знаю, кто, кроме русского, может сказать о собственной родине — отчужденно, с безнадежным сарказмом: «эта страна». Ну ничего не сделаешь. Не зависит от нас. Не мы управляем. Не по уму организована, не для людей существует. Вроде мать, а вроде и мачеха. Не вольны мы над ней, не властны, будь она неладна.

СМИРЕНИЕ
ПОКОРНОСТЬ
БЕЗНАДЕЖНОСТЬ
ОТЧУЖДЕНИЕ
НЕНАВИСТЬ

Вот такую подсознательно-ассоциативную цепь веками воспитывала структура власти у русского народа.

И сегодня, по прошествии тысячедвухсотлетнего цикла существования державы и этноса, мы переживаем период критический, рубежный, крайний: то ли выживем, то ли удержимся…»34.

III. ОВЕРКИЛИ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

История развития русской философской мысли в ХХ в. — явление уникальное, требующее глубокого анализа и серьезного осмысления уже хотя бы потому, что несет на себе яркую печать глубоких духовных трансформаций, социально-экономических и политических потрясений, выпавших на долю нашего народа в этом самом трагичном для России столетии. Помимо сугубо круглых дат, очерчивающих начало и конец прошедшего века, которые уже сами по себе завораживают и располагают к размышлениям, следует указать на два обстоятельства, которые имеют с ними далеко не только чисто символические совпадения.

Так, в 1900 г. умер В. С. Соловьев — первый в истории России самобытный, оригинальный философ, с именем которого нередко и не без основания связывают окончательное становление отечественной философии как исторической формы мировоззрения и особой сферы духовной жизни и общественного сознания российского общества.

Ровно сто лет спустя, к 2000 году, бесповоротно закатилась звезда марксистской «научной философии», призванной «не только объяснить, но и изменить мир»; «философии», которая в советский период трансформировалась в марксистско-ленинскую идеологию, рядившуюся в философские одежды. Вопреки природе и духу истинной философии она подавляла личную свободу и инакомыслие, без чего любое философствование обречено на деградацию и вырождение.

Знаковым событием в закате марксизма на русской почве, точкой отсчета полной утраты его былой мощи можно считать отречение от власти 31 декабря 1999 г. первого российского президента Б. Н. Ельцина — последнего руководителя страны, прошедшего все ступени партийной лестницы, которая вела к вершинам Советской власти. Долгие годы он был Первым секретарем Свердловского обкома и Московского горкома КПСС, кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, и эта печать партийного, советского прошлого неизменно и в различных вариантах проявлялась до самого конца его пребывания в должности Президента России. Вступление в должность в апреле 2000 г. второго российского президента, не связанного с прошлым партийным руководством, представляющего другое, новое поколение, означало в то же время окончательную утрату марксизмом возможности вернуть себе лидирующую роль в духовной жизни российского общества.

В определенной мере символической (для утраты былой роли марксистской философии) является и смерть двух академиков от философии — И. Т. Фролова и Г. Л. Смирнова. Они были последними марксистами советского образца, которые управляли философией из высоких партийных кабинетов и умерли почти одновременно в конце 1999 г., за считаные дни до наступления 2000 года. После них не осталось уже ни одного «начальника от философии», который бы словом и делом служил марксизму, имея реальную возможность влиять на состояние философской жизни в России.

Итак, для описания трагической судьбы русской философии ХХ века я предложил бы образ тонущего корабля, который, на мой взгляд, наилучшим образом передает ее погибель в начале и возрождение в конце этого столетия. Именно такая аналогия с терпящим бедствие кораблем, если включить воображение, поставив в центр внимания не слова, а мысли, поможет нам лучше понять суть исторических разломов и духовной деформации, через которые прошла русская философия с момента ее становления до настоящего времени. Иными словами, философия в России за последнее столетие претерпела такие поворотные (переворотные) моменты в своей истории, которые, образно говоря, аналогичны оверкилю корабля. «Оверкиль» — это морской, далекий от гуманитарной сферы термин удивительно точно передает то, что произошло с философией, духовностью, да и в целом с русской культурой в начале ХХ в., а затем повторилось, но уже как бы в обратном направлении в самом его конце35.

Итак, если корабль получает, пусть даже незначительную пробоину, то такой инцидент, как правило, сопровождается соответствующим толчком, ударом или встряской, быть может, скрежетом, специфическим звуком и т.п. И хотя такие последствия обычно не остаются незамеченными, им вначале могут не придать должного внимания и, следовательно, не предпринять необходимых, своевременных и адекватных действий. Тогда даже небольшая течь, не говоря уже о более серьезной пробоине, оказывается смертельно опасной и может стать причиной гибели корабля. Вначале он незаметно оседает и медленно наклоняется, что вполне может восприниматься как результат немного усилившегося бокового ветра в паруса и, следовательно, не вызвать беспокойства. Затем, когда крен усилится и станет вполне очевидным, может статься, что к пробоине подобраться уже нет никакой возможности, а помпы либо затопило, либо они неисправны, или их работа, даже на полную мощность уже не может изменить безнадежную ситуацию и предотвратить беду. Тогда, порой еще долгое время оставаясь на плаву, корабль все сильнее кренится на бок и в определенный момент достигает критического положения, когда центр тяжести его надводной части смещается в сторону наклона на максимально допустимую величину, после чего корабль окончательно теряет равновесие и уже в считанные минуты переворачивается на 180 градусов — килем вверх. Такой переворот именуется оверкилем.

Однако и после этого переворота корабль все еще остается на плаву. Но он уже полностью обречен и, по мере заполнения водой оставшихся пустот, все быстрее погружается в морскую пучину. Пройдет еще какое-то время, пока последний, все уменьшающийся надводный фрагмент днища перевернутого корабля навсегда скроется под волнами, после чего лишь отдельные предметы, обломки кораблекрушения будут плавать на поверхности, пока стихия окончательно не разметает их по просторам океана. Так происходит окончательная гибель корабля. После чего нужно строить новый корабль, буквально с нуля.

Но возможна и другая ситуация, когда перевернувшись на 180 градусов, корабль остается на плаву, если он, например, деревянный, да к тому же внутри осталась «воздушная подушка». И тогда его еще можно вернуть к жизни — перевернуть обратно и отремонтировать…

Философию, если проводить аналогию с кораблем, следует уподобить именно такому, в принципе непотопляемому деревянному кораблю. Она не возникает случайно, но появившись, уже не исчезает бесследно даже тогда, когда ее «штормит», бросает из стороны в сторону, а то и вовсе на «скалы»… Являясь результатом длительной эволюции и совершенствования духовной жизни того или иного народа, философия придает его культуре новое качество и уникальные особенности, поднимая ее на более высокий пьедестал. Иными словами, будучи определенной ступенью в развитии культуры, философия вбирает в себя наиболее характерные черты и особенности материальной и духовной жизни народа и, таким образом, всегда оказывается национально окрашенной. Единожды возникнув, философия, наряду с мифологией и религией становится постоянным спутником определенного народа, переживая в силу конкретных исторических и политических перемен соответствующего общества, то взлеты, то времена застоя, а то и вовсе периоды упадка и падения.

* * *

Возвращаясь к судьбам русской философии, следует отметить, что именно такого рода перипетии сопровождали ее последнее столетие. И в самом деле, российская философская мысль (обобщая, можно говорить и о духовности в целом) в начале и в конце ХХ века совершила два оверкиля, т.е. дважды перевернулась на 180 градусов.

Первый из них имеет своим апогеем «Философский пароход», высланный из России в 1922 году, что положило начало разделению русской философии на советскую (марксистскую) философию и философию русского зарубежья.

Второй — это фиаско реализации коммунистической утопии, ярким проявлением чего стал развал Советского союза в 1991 году. Это хотя и не привело к буквальному воссоединению двух форматов развития русской философии (внутрироссийского и зарубежного), но в содержательном плане устранило идеологические основания и политически ангажированные препоны, лежавшие в основе их противостояния и противоборства.

При этом первый переворот, имевший полувековую предысторию и прошедший в начале века в два этапа за полтора десятилетия, с поразительной точностью (только наоборот, как бы в зеркальном отражении) был воспроизведен в событиях послед­них пятнадцати лет, завершившись аккурат к 2000 году. И есть серьезные основания полагать, что теперь философия марксизма, возведенная коммунистами в ранг науки и господствовавшая в период Советской власти, хотя и останется в России в качестве одного из множества других философских течений и направлений, тем не менее, подобно хвосту кометы будет медленно угасать, теряя былую мощь и силу по мере удаления от этого уже свершившегося второго оверкиля. Для русской же философии в целом это только благо, как стало благом для средневековой философии освобождение ее в свое время от оков теологии и церковного тотального контроля и опеки.

* * *

Сказанное выше обретает особый смысл, если окинуть общим взором русскую философию ХХ века так, как она представлена своими лучшими представителями. Интересную информацию на этот счет дает единственный в прошедшем столетии социологический опрос, проведенный Российским философским обществом в 1999 году. В этом опросе участвовали философы России, а также представители русской философии, проживавшие на Украине и США. На вопрос: «Назовите 20 российских философов ХХ столетия» было названо 332 человека, среди которых 71 набрали от 10 до 286 голосов (эти цифры указаны после фамилий в нижеприведенном списке)36.

Результаты обработки 345 анкет, поступивших в Президиум РФО к концу 1999 г. из 21 региона России, а также Украины и США

1. Н. А. Бердяев 286 2. А. Ф. Лосев 245 3. П. А. Флоренский 198 4. В. И. Вернадский 189 5. С. Н. Булгаков 180 6. М. К. Мамардашвили 180 7. И. А. Ильин 174 8. Э. В. Ильенков 173 9. С. Л. Франк 161 10. В. Ф. Асмус 154 11. М. М. Бахтин 142 12. В. И. Ленин 141 13. Н. О. Лосский 138 14. Л. Шестов 136 15. В. В. Розанов 126 16. П. А. Сорокин 122 17. Л. Н. Гумилев 117 18. Г. В. Плеханов 108 19. Г. Г. Шпет 98 20. А. А. Богданов 88 21. Е. Н. Трубецкой 50 22. П. В. Копнин 49 23. Л. П. Карсавин 47 24. Б. М. Кедров 43 25. И. Т. Фролов 42 26. Н. Ф. Федоров 41 27. А. А. Зиновьев 38 28. Г. П. Федотов 35 29. Г. Ф. Флоровский 33 30. П. Б. Струве 32 31. Д. Л. Андреев 31 32. К. Э. Циолковский 30 33. Б. П. Вышеславцев 28 34. В. В. Зеньковский 27 35. С. Н. Трубецкой 25 36. Ю. М. Лотман 24

37. П. А. Кропоткин 23 38. В. С. Степин 23 39. В. Ф. Эрн 23 40. В. С. Библер 22 41. В. С. Швырев 22 42. П. П. Гайденко 20 43. А. Н. Чанышев 20 44. П. В. Алексеев 19 45. Ф. А. Степун 19 46. И. С. Нарский 19 47. С. С. Аверинцев 19 48. Д. С. Мережковский 18 49. П. Н. Савицкий 18 50. Л. Н. Толстой 18 51. Н. В. Мотрошилова 17 52. Н. И. Бухарин 16 53. П. И. Новгородцев 16 54. В. С. Готт 15 55. Т. И. Ойзерман 15 56. Н. К. Рерих 15 57. В. С. Барулин 14 58. А. С. Богомолов 13 59. А. И. Введенский 13 60. А. В. Луначарский 13 61. Н. Н. Моисеев 13 62. В. А. Лекторский 12 63. В. В. Налимов 12 64. В. А. Смирнов 12 65. А. Т. Спиркин 12 66. А. В. Гулыга 10 67. А. А. Гусейнов 10 68. К. Н. Любутин 10 69. В. М. Межуев 10 70. М. К. Петров 10 71. А. И. Солженицын 10

На момент публикации результатов опроса, т.е. на 1 января 2000 г., среди 71 представителя русской философии, которые в результате опроса набрали наибольшее количество голосов, живых на тот момент времени было только 16 человек. При этом в первой, лучшей двадцатке, их совсем не оказалось. Лишь только двое из живших тогда — А. А. Зиновьев, вошедший в третью десятку, и В. С. Степин, вошедший в четвертый десяток, оказались впереди остальных, занявших места в пятом десятке и ниже.

Следует также принять во внимание, что в анкетировании участвовали лица, различных возрастов и мировоззренческих ориентаций, большинство из которых получило философское образование в советские времена, что не могло не сказаться на распределении голосов, отданных тому или иному философу. В этой связи вполне понятно, почему Ленин или Плеханов занимают такие высокие позиции в приведенном списке, в то время, как, например, Трубецкой, Карсавин, Федотов, Флоровский, Струве, Андреев, Вышеславцев, Зеньковский, Степун, Мережковский, Савицкий, Новгородцев и другие, внесшие в философию, несомненно, больший вклад, остались позади, и в лучшую двадцатку не вошли. Их произведения, ставшие доступными в России только с конца 1980-х годов, и к началу XXI века оставались непрочитанными многими из тех, кто, воспитывался на работах классиков марксизма-ленинизма и кто в то время все еще составлял значительную часть профессорско-преподавательского состава философских кафедр в вузах страны. Так, по данным Министерства образования РФ (по состоянию на начало 2000 г.), среди гуманитарных кафедр российских вузов философские были самыми возрастными. 18% профессорско-преподавательского состава этих кафедр были старше 60 лет и только 6% — моложе 30 лет.

Среди лучших двадцати философов России ХХ столетия только трое родились в этом веке: Мамардашвили, Ильенков и Гумилев. То есть 85% из этих двадцати родились в ХIХ в. и в первых десятилетиях ХХ века представляли собою цвет русской философии. Однако в полной мере развиться на русской почве этой философии было не суждено. Образно говоря, поднимавший в начале века паруса корабль русской философии получил «пробоину» в 1907 г. от марксизма, так и не успев по-настоящему поймать крепкий ветер в уже практически поднятые паруса. Однако серьезная опасность для свободной философской мысли в России тогда еще не была очевидной, так как до опасной черты «корабль» русской философии медленно, но неизменно кренился затем еще целых 10 лет.

Зародившись в середине XIX века в Европе, а позже распространившись и на Россию, марксизм стал в нашей стране по-настоящему объективным фактором и теоретической мысли, и общественной жизни лишь полвека спустя, а именно с революции 1905—1907 годов. Именно тогда марксистская партия впервые выступила как самостоятельная политическая сила со своей программой, разработанной стратегией и тактикой действий. Затем она долго и упорно сражалась за свое господство, опираясь на теоретическое наследие Маркса-Энгельса, где философским основаниям этого учения придавалось особое значение. В сочетании со стратегией и тактикой политической борьбы марксизм укреплял свои позиции, стремясь вывести из равновесия, а, в конечном счете, перевернуть российскую духовность и выражающую ее суть русскую философию, тем самым все больше наклоняя и без того сильно раскачивавшийся корабль российской империи.

Итак, после Первой Русской революции понадобилось 10 лет скатывания к опасной черте, чтобы в 1917 г. произошел политический оверкиль, запустивший процесс последующего оверкиля уже всего государственного корабля, вместе с его духовной надстройкой, в том числе и философией. К тому времени в русской философии уже сложилась замечательная плеяда интересных и далеко еще не в полной мере раскрывшихся мыслителей, таких как Бердяев, Шестов, Флоренский, Булгаков, Розанов, Франк, Шпет, Лосский, Эрн, Мережковский, Трубецкой, Новгородцев, Вышеславцев и др. Практически все они стали заложниками марксистов-ленинцев, действовавших по принципу «кто не с нами, тот против нас».

После свершившегося государственного переворота, т.е. социально-политического и идеологического «оверкиля», та русская философия, которая до этого развивалась на основе «любомудрия», еще 5 лет (до отправки в 1922 г. за границу «философского парохода») находилась «на плаву», пока окончательно не «затонула» на русской почве под ударами все более жестких «марксистских накатов». А удары были такими, что ни одна философская школа, философская система, а тем более, философия целого народа, пожалуй, никогда не испытывали такой ломки и трансформации, за столь короткое по историческим меркам время.

Расправа с творческой интеллигенцией, среди которых философы оказались в первых рядах, не была случайным явлением. Напротив, все было продумано и вытекало из общей логики реализации марксистских идей на российской почве. Чтобы лучше понять эту логику, нужно обратиться к творческому наследию В. И. Ленина — того, кто в первую очередь и в наибольшей степени несет персональную ответственность за интеллектуальный геноцид и духовную селекцию российского народа. То, что это именно так, хорошо было видно уже его современникам. В частности, лидер эссеров В. Чернов говорил о нем, что он способен пролить «сколько угодно крови и чьей угодно крови с черствостью и деревянностью, которой позавидовал бы любой выродок из уголовного мира»37. «Вы — человек аморальный до последних глубин своего существа… — писал он Ленину. — Ваш коммунистический режим есть ложь — он давно выродился в бюрократизм наверху, в новую барщину, в подневольные, каторжные работы внизу. Ваша “советская власть” есть сплошь ложь — плохо прикрытый произвол одной партии, издевающейся над всякими выборами и обращающей их в недостойную комедию. Ваша пресса развращена до мозга костей возможностью лгать и клеветать, потому что всем остальным зажат рот и можно не бояться никаких опровержений. Ваши комиссары развращены до мозга костей своим всевластием и бесконтрольностью»38.

Примечательно в этой связи мнение о Ленине его современников, в частности, П. Струве, который пишет: «…Его главной установкой … была ненависть. Ленин увлекся чтением Маркса прежде всего потому, что нашел в нем отклик на эту основную установку своего ума. Учение о классовой борьбе, беспощадной и радикальной, стремящейся к конечному уничтожению и истреблению врага, оказалось конгениально его эмоциональному отношению к окружающей действительности… В этой ненависти было что-то отталкивающее и страшное; ибо, коренясь в конкретных, я бы сказал даже, животных, эмоциях и отталкиваниях, она была в то же время отвлеченной и холодной, как самое существо Ленина»39.

Столь резкие высказывания о Ленине со стороны его оппонентов-современников вполне объяснимы, поскольку то было время острейшей политической борьбы и бескомпромиссного идеологического противостояния. Поэтому не менее важным является и то, что сам В. И. Ленин говорил касательно высылки из страны неугодных советской власти. В этой связи воспользуемся подборкой высказываний В. И. Ленина, которую сделал Д. Тихонов в газете «Аргументы и факты» № 44 за 1998 г., предпослав этим высказываниям соответствующие вопросы40.

Итак, на вопрос — а зачем понадобилось высылать из страны в конце 1922 года крупнейших философов, писателей, ученых, инженеров? — находим у В. И. Ленина ясный, сформулированный с большевистской прямотой ответ: «Они не дадут нам совершить никакие экономические перемены, — говорит он, — поэтому их надо вышибать отсюда. Сам я не вижу, как мы можем испугать их так, чтобы они убрались из России без массовых расстрелов»41.

Но ведь это лучшие люди, генофонд страны. Без них надо забыть об интеллектуальном развитии народа, можно было бы возразить В. И. Ленину. Однако и на этот счет его суждения не оставляют сомнения в том, как же на самом деле думал этот «самый человечный человек». «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян, — говорит он, — растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На самом деле это не мозг, а говно. В общем и целом профессора-экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии — ученые приказчики теологов. Таких людей надо прижимать к стене и, если не подчиняются, втаптывать в грязь»42. Но власть народа, к чему вы так призываете, — можно было бы возразить В. И. Ленину, — это же и есть демократия, которая невозможна без свободы слова, свободных выборов, свободы собраний и т.п. На что он, заранее снимая подобный вопрос, вполне определенно высказал свою позицию: «Многие защищают как раз идеи, помогающие буржуазии, прикрывающие их грязное и кровавое капиталистическое дело. Это идеи: народовластие, всеобщее, равное, прямое избирательное право, Учредительное собрание, свобода печати.

Какой нелепостью, каким тупоумием является ходячее, мелкобуржуазное представление о переходе к социализму «через демократию». Мы над «чистой демократией» смеемся… Революционная целесообразность выше формального демократизма»43.

Чтобы осознать весь трагизм катастрофы российской философии, попавшей в жернова выстроенной таким образом политики Советской власти, достаточно обратиться к судьбе хотя бы только 20 наиболее ярких философов, составивших цвет российской философии ХХ века (по приведенным выше итогам соцопроса). Все они, за исключением Ленина и Плеханова, умершего в мае 1918 г., в той или иной степени пострадали от Советской власти, которая если не уничтожила, не отправила в лагеря, не выслала их из страны, так потребовала духовной и нравственной трансформации, лишила свободы слова, возможности раскрыть свой творческий потенциал и в полной мере самореализоваться. Это, конечно, не могло не отразиться не только на их творчестве, но и на самом обществе, на общественном сознании, наконец, на культурном развитии страны в целом и состоянии философии, в частности.

Следует также отметить, что не менее половины из 71 упомянутого в вышеприведенном списке испытали на себе, по меньшей мере, остракизм или серьезные репрессии. И хотя среди них есть два человека, которые как бы и не подверглись жестким репрессиям — В. И. Вернадский и В. Ф. Асмус, их, тем не менее, никак нельзя причислить к сторонникам марксистской философии. Что касается тех, кто в силу тех или иных причин смирился с Советской властью или нашел с ней общий язык, а то и вовсе был убежденным ее сторонником, то чем больше они поддерживали такую власть и ее идеологию, тем дальше отстояли от собственно философии. Если же взять первую тройку философов России из этого списка: Бердяева, Лосева, Флоренского — то это только самая верхняя точка огромного айсберга, если можно так выразиться, состоящего из лучших отечественных философских умов, превращенных Советской властью в изгоев, каторжан, мучеников, смертников.

Так, Н. А. Бердяев, уже в 1902 г., осознав (будучи в ссылке в Вологде) что нельзя примирить материалистическое понимание истории и философский идеализм, порвал с «легальным марксизмом» и стал активным оппонентом этой философии. После его поездки в Париж в 1907—1908 годах он обращается к православию и окончательно становится противником учения К. Маркса. В результате 18 февраля 1920 г. его, профессора Московского университета, организатора Вольной академии духовной культуры, арестовывают по делу Тактического центра. На Лубянке его допрашивал сам Ф. Э. Дзержинский и, получив вместо допроса изложение мировоззренческой позиции философа, вынужден был освободить его из-под стражи. Однако в августе 1922 г. его снова арестовывают и насильственно высылают за границу, где он и прожил до самой смерти в 1948 г. Навсегда оторванный от своих исторических корней, так никогда больше и не увидевший Родины, он помыслами и делами своими неизменно оставался с ней.

Второй по списку — А. Ф. Лосев, будучи профессором Московской консерватории и действительным членом Государственной академии художественных наук, был обвинен в воинствующем идеализме, причислен к классовым врагам и в 1930 г. арестован. Осужденный на 10 лет каторжных работ, он был отправлен на строительство Беломорканала, затем на лесоповалы, где получил тяжелую инвалидность, потерял зрение. В 1933 году строительство Беломорканала завершилось, и Лосев смог вернуться в Москву, что вовсе не означало возвращение гражданских прав и возврат к прежней жизни. Ему запретили работать по прямой специальности, и он стал зарабатывать на жизнь чтением лекций по истории античной литературы в институтах Куйбышева, Чебоксар, Полтавы. В 1944 года он стал профессором Московского государственного педагогического института, где работал до конца своей карьеры, но все это время был лишен возможности публиковаться, работая «в стол». Реабилитирован был только в 1994 году посмертно.

У П. А. Флоренского, названного третьим в числе лучших, судьба еще более незавидная. Он, как уже отмечалось в предыдущем разделе, был осужден на 10 лет лагерей и расстрелян в 1937 году.

Уже только этих трех судеб вполне достаточно, чтобы, если не понять, то хотя бы почувствовать ужас трагедии, постигшей русскую философию, от которой она не может оправиться до сих пор. Судьба каждого конкретного человека, тем более, если она печальна, воспринимается конкретно, не только через разум, но и через эмоции. В этом личностном восприятии есть сочувствие, сопереживание, боль утраты и желание восстановить справедливость. Когда же счет человеческим жизням начинает идти на десятки и более, в дело вступает статистика, и конкретные судьбы живых людей превращаются в сухие цифры и факты, которые воспринимаются уже совсем иначе, как нечто абстрактное, не связанное с болью, страданием, душевными и физическими муками загубленных и искалеченных душ. Здесь принимаются во внимание обобщенные данные, выявляются закономерности, где одним больше, одним меньше — уже не имеет значения, а лица конкретных людей теряют свою индивидуальность, растворяются, блекнут, в общей массе таких же пострадавших, создавая обобщенную картину печального прошлого.

И все-таки, если не все из приведенного выше списка, то абсолютное большинство из них являются теми, личные судьбы которых приближают нас к пониманию того, чего лишился российский народ уже в первой четверти ХХ столетия, что мы потеряли, что было растоптано, изничтожено, чему не дали развиться на своей исконной почве, в своей духовной атмосфере и своей неповторимой культурной среде.

Итак, четвертым по списку назван В. И. Вернадский. Судьба этого замечательного русского ученого и мыслителя на фоне трагических судеб профессиональных философов может показаться на первый взгляд относительно благополучной. Однако это впечатление обманчиво и не соответствует действительности. Огромный научный авторитет и мировая известность, пришедшие к нему задолго до революции 1917 г., а также его научная деятельность, непосредственно не связанная с идеологией и политикой (здесь была, пожалуй, и определенная доля компромисса с новой властью, на что в силу обстоятельств он должен был пойти), если и не уберегли его от произвола и морально-психологического давления со стороны установившегося режима, то хотя бы спасли от неприкрытой и полной расправы. Так, в ноябре 1920 г. Советская власть по причине неблагонадежности отстраняет его от обязанностей ректора Таврического университета (в Симферополе). 14 июля 1921 г. у него, профессора Московского университета и Сорбонны, члена многочисленных российских и зарубежных научных обществ, ординарного академика Российской Академии наук, проводят обыск и арестовывают. Вот как сам В. И. Вернадский потом описывал обстоятельства этого ареста в своих дневниках, которые он вел практически всю свою жизнь.

В дверь стали стучать, поднялся шум, переполох. «Мы поняли, — пишет он, — что это обыск. Быстро оделись — вооруженные солдаты и два отвратительных типа — один коммунист, на вид, «по форме», другой полуинтеллигент. Первый, несомненно, не полуинтеллигент, должно быть, бывший студент или гимназист, идейный работник. Какое нравственное падение! Оба в шапках, довольно грубоваты. В глаза не смотрят. Пошли в кабинет. Подал главный бумагу: произвести обыск и арестовать — фамилии нет. На мой вопрос они грубо с окриком заявляют, что так полагается. Курда (швейцар), как представитель домового комитета заявляет, что это всегда, когда действует «летучка» (на бумаге есть надпись «летучий»). Летучка, мол, может произвести ряд обысков. В этом элементарном уме такое действие каж

...