Оглавление

Отказ от ответственности
Все события, описанные в этом рассказе, являются художественным вымыслом. Любые совпадения с реальными людьми, местами, событиями или организациями случайны и не несут умысла. Рассказ не претендует на научную, религиозную или философскую истину, а представляет собой авторское осмысление темы жизни, смерти и сознания. Читатель сам волен интерпретировать идеи, изложенные в тексте.

1

Луи вошёл в бар в конце бесконечно тянущегося бульвара, застроенного старыми домами, выцветшими вывесками и редкими фонарями, издававшими слабый жёлтый свет. На улице заметно усиливался вечерний ветер, который, казалось, шуршал опавшими листьями так, словно те были бумажными фантиками от давно забытых праздников. Дверь бара поддалась с лёгким скрипом, пропуская Луи внутрь: в тёплый полумрак, пропитанный запахами пролитого вина, старой древесины и дешёвых сигар. Он ощутил на языке привкус душного воздуха — смесь пыли, нотки табака и каких-то сладковатых духов, которые, видимо, оставались здесь воспоминанием о прошлых посетителях.

Этот бар, именуемый на вывеске просто «Le Vieux Siècle[1]», возможно, когда-то был оживлённым местом, где художники и поэты спорили о вечном, где молодёжь, полная сил, собиралась, чтобы отметить свои маленькие победы, и где старики приходили, дабы поговорить о том, как мир меняется не в лучшую или худшую сторону, а просто неотвратимо движется куда-то вдаль. Сейчас же внутри было почти пусто: лишь несколько полутёмных столиков под жёлтыми лампами, стойка, на которой тусклым бликом отражались бокалы, да бармен, который лениво отёр губку о деревянную поверхность.

Луи несколько секунд стоял на пороге, прислушиваясь к собственным шагам. Казалось, что каждый его шаг отдаётся не только эхом, но и тихим скрипом половиц, словно бар приветствовал его с небольшой опаской: «Кто ты такой и зачем сюда пришёл?» Он снял с шеи тёплый шарф, огляделся и вдруг увидел знакомую фигуру. Антуан сидел за угловым столиком, почти спрятавшись в полутьме. Фигуру освещал одинокий жёлтый светильник на стене рядом: свет падал на его плечо, отчего оно слегка поблёскивало в полумраке. Это был друг, с которым Луи не виделся, казалось, целую вечность. Когда-то они проводили массу времени вместе — философствовали, спорили о книгах, спорили о природе мироздания и даже чуть не ссорились на почве, казалось бы, абсурдных жизненных мелочей. Но годы разлучили их, и Луи не мог сейчас сходу даже вспомнить, когда в последний раз они виделись вживую. Может, год назад, а может, десятилетие?

— Антуан! — воскликнул Луи, хотя голос его выдал лёгкое волнение. Ведь порой самое сложное — это вернуться к людям из своего прошлого, особенно когда не уверен, что они всё ещё такие же, какими были раньше.

Антуан медленно поднял голову, и в его тёмных глазах отразилось любопытство, смешанное с лёгким удивлением. Он выглядел немного уставшим, но всё таким же, каким Луи его помнил: аккуратная борода, удлинённые волосы, тонкая улыбка, в которой угадывалась прежняя ироничность. На нём был старомодный пиджак, немного потрёпанный по краям, и белая рубашка, ворот которой отгибался не совсем ровно, как бывает у людей, привыкших не слишком обращать внимание на строгие детали.

— Луи? — проговорил Антуан и откинулся на спинку стула, словно не веря глазам. — Старина, когда же мы виделись в последний раз? Подсядь, если хочешь.

Луи не заставил себя долго просить: словно притягиваемый магическим импульсом, он подошёл, опустился на скрипучий стул и понял, что внутри у него странно тепло. Это было чувство одновременно ностальгии и чего-то ещё не до конца понятного, словно тяжёлое предчувствие, что они оба находятся на пороге какого-то важного открытия. Но пока всё казалось удивительно нормальным: старый друг, старый бар, вечер и лёгкое вино, ведь на столике перед Антуаном стоял бокал с красной жидкостью, успевшей несколько нагреться от комнатной температуры.

— Я думал, мы больше не увидимся, — честно признался Луи, глядя на знакомые черты лица напротив — Ну, жизнь оказывается куда непредсказуемее, чем любая философия, — усмехнулся Антуан и, чуть пригубив вина, продолжил: — Хотя мы когда-то думали, что если постараться, то сможем рационально объяснить все странности бытия. Помнишь те наши разговоры? Ты был заядлым поклонником Платона, а я всё упрямился, разводя руками и говоря, что у Аристотеля более ясный подход к жизни…

Луи улыбнулся, вспомнив, как в студенческие времена они часами сидели за столами в маленьких бистро, споря о природе идей, об истинном бытии и о том, существует ли, в конце концов, какая-то абсолютная истина. Впрочем, с годами пыл тех споров угас, а может, наоборот, перешёл во что-то более глубокое, ведь теперь они обсуждали, скорее, вопросы жизни и смерти, начала и конца, смысла и его отсутствия.

— Кстати, о философии, — задумчиво начал Луи, обводя взглядом зал. Бар казался ему чуть больше, чем раньше, хотя, возможно, это из-за пустоты: кроме них и бармена, прятавшегося за стойкой, других посетителей в зале не наблюдалось. — Скажи, ты не находишь странным, как быстро меняются взгляды людей на такие фундаментальные вопросы? Стоит лишь смениться паре поколений, как новые концепции вытесняют старые, а потом эти новые концепции объявляют устаревшими…

— И при этом, — подхватил Антуан, наклоняясь ближе, словно опасался, что кто-то может подслушать, — фундаментальных ответов никто найти так и не может. Люди продолжают повторять, что боятся смерти, что ищут смысл жизни, а что в итоге? Проходят века, а мы топчемся на том же месте, только в другой обуви. Одни изучают тексты Платона и восхваляют его «мир идей», другие апеллируют к Аристотелю с его логикой и причинно-следственными связями, а третьи сейчас жадно хватают идеи новых философов, которые пытаются нивелировать границы между человеком и цифровыми технологиями.

— Да, — согласился Луи и провёл рукой по краю стола, ощущая под пальцами шероховатую поверхность. — Интересно, почему так происходит? Неужели ответ на самый главный вопрос — зачем мы живём? — настолько глубоко спрятан?

Антуан усмехнулся и указал ему на бокал:

— Смотри, у меня вино, у тебя пока ничего. Может, закажем себе по бокалу? Мы не виделись столько времени, вполне можем позволить себе старую добрую традицию — философствовать за вином. А вдруг мы всё же нащупаем ту самую недоступную грань истины, о которой мудрецы спорят уже тысячелетиями?

Луи кивнул, и к нему вдруг вернулась куча воспоминаний: как они с Антуаном юными студентами пили вино поздно вечером, когда за окнами сгущался городской шум, как вели долгие разговоры о природе реальности, о том, почему люди выбирают верить во что-то большее, чем физический мир, и как часто эти рассуждения заканчивались тем, что они всматривались в звёздное небо, с трудом различимое сквозь вечерние огни. Те времена казались такими далёкими, словно принадлежащими не просто прошлому, а другой жизни. Вот сейчас они здесь, за столиком в полупустом баре, по странному стечению обстоятельств встретились вновь, словно какая-то шутливая рука судьбы решила пересечь их пути именно тогда, когда никто этого не ждал.

— Бармен, — негромко позвал Луи, поднимая руку. — Можно ещё бокал красного? И, возможно, у вас есть что-нибудь вроде лёгкой закуски?

Бармен, казалось, услышал его не сразу — словно отдалённый персонаж из театральной постановки, который ждал своей очереди появиться на сцене. Затем он кивнул, покорно улыбнулся и перевёл взгляд на пустые полки, где стояли несколько бутылок. Спустя минуту он скрылся в закутке, вероятно, за очередной бутылкой вина. Это дало Антуану и Луи время погрузиться в очередную волну разговора.

— Вот как ты жил все эти годы? — спросил Антуан, прислонившись к спинке стула и слегка наклонив голову набок. — Я ведь помню, ты говорил, что планируешь уехать из города, сменить обстановку. Но потом ни слуху ни духу. Было время, я думал, может, ты вообще в другую страну перебрался.

— Честно говоря, и сам не знаю, как ответить, — признался Луи. — Будто всё смешалось. Я вроде бы уезжал, хотел начать новую жизнь, пробовал себя в разных проектах, но… — Он замолк на мгновение, пытаясь сформулировать внутренние ощущения. — Знаешь, такое чувство, что все эти годы прошли как в тумане. Утро — вечер, разговоры — забывчивость, встречи — расставания… И всё как-то быстро исчезает из памяти.

— Могу понять, — отозвался Антуан, с лёгкой задумчивостью скользя взглядом по стенам бара, где висели некогда яркие афиши старых театральных постановок. Шрифт на них выцвел, и было трудно прочесть даже названия спектаклей. — Я тоже чувствую эту… расплывчатость. Как будто мы существуем в каком-то промежутке, где время ведёт себя совсем не так, как должно. Знаешь, люди обычно говорят, что чем старше становишься, тем быстрее летят дни. Но тут речь не о возрасте. Скорее, кажется, что сама жизнь стала какой-то странной, лишённой опоры, будто бы скользкой под ногами.

— Да, — подтвердил Луи, чувствуя, как внутри него поднимается лёгкое волнение. — И вот мы снова сидим вместе, говорим о философии… словно и не проходило этих лет. Вспоминаю наши былые беседы. Мы тогда часто цитировали Платона, ведь он утверждал, что существует мир идей, первообразов, а наш мир — всего лишь их отражение. Так вот, иногда я думаю: а что, если мы и есть те самые тени на стене пещеры, а реальность, которая настоящая, находится где-то за пределами наших ощущений?

— Вспомни Аристотеля, — парировал Антуан. — Он бы сказал, что мы вполне реальны, что мы часть цепочки причин и следствий. Он смотрел на вещи более приземлённо: ему нужно было всё систематизировать, раскладывать по полочкам, находить логику во всём сущем. Может, и нам стоит сейчас отринуть метафизику и попытаться понять, что именно нас сюда привело.

— Как бы там ни было, — Луи слегка пожал плечами, — факт в том, что мы оказались здесь, в этом баре. И, надо признать, атмосфера у этого места… несколько необычная. Я раньше о нём не слышал, хотя вроде много гулял по городу. Удивительно, что такой бар, к тому же с таким говорящим названием — «Le Vieux Siècle», — оказался незнаком мне.

— У меня похожие мысли, — вздохнул Антуан, посмотрев на полуосвещённого барм