Роман «Маньяк Гуревич» не зря имеет подзаголовок «жизнеописание в картинках» — в нем автор впервые соединил две литературные формы: протяженный во времени роман с целой гирляндой «картинок» о докторе Гуревиче начиная с раннего его детства и по сегодняшний день: забавных, нелепых, трогательных, пронзительных, грустных или гомерически смешных. Благодаря этой подвижной конструкции книга «легко дышит». Действие мчится, не проседая тяжеловесным задом высокой морали, не вымучивая «философские идеи», не высиживая героев на котурнах, чем грешит сейчас так называемая «серьезная премиальная литература». При этом в романе Дины Рубиной есть и глубина переживаний, и острота ощущений человеческого бытия.
По структуре это серия баек, в основном около медицинских. Если вы читали Соломатину, Паровозова, Цепова и т.п. (и вам понравилось), то попробуйте и эту книгу. Что до пресловутой антисоветчины, то она вызывает усмешку. Да уж, бедный маленький Гуревич. Жил в огромной комнате, размером с вокзал, имел двух родителей, уважаемых специалистов, постоянно выбирался на отдых на природу и за культурными впечатлениями в лучшие музеи, получил образование, работу по своему профилю, содержал семью - и все это время очень страдал. От дефицита чего? Эта книга в очередной раз напомнила мне мысль о том, что нет таких внешних условий и обстоятельств, которые дали бы беспокойному человеку мир и равновесие. Что, уехав в Израиль, Гуревич успокоился? Куда там, лил слезы, вспоминая советскую парикмахерскую и бородинский хлеб. Он маньяк, потому что он всегда и во всем живет по принципу "хорошо там, где нас нет". Если он на даче, то хорошо, наверное, было бы в Ленинграде. Если работает на скорой, то стремится в психиатрическую больницу - наверное, там хорошо. И т.д. и т.п. Нет в нем стабильности, внутри своей головы. А тут уж никакие внешние условия не решат проблему.
Хорошо так, местами смешно. Местами - смешно сквозь слезы. Умеет Дина Рубина задеть нужные струны души, поиграть словами, добавить ностальгии и чуть чтоб болело. Но все с иронией, по-доброму. Вполне, чтоб отвлечься!
Гуревич с Ноамом чинно вошли в прохладу парикмахерской. Переждали укладку пожилой огненноволосой дамы, которая в зеркале пыталась кокетничать с притихшим мальчиком, а когда наконец Лида пригласила их в кресло, Ноам не то что испугался, но заупрямился и захныкал.
– Возьми его на колени, – распорядилась Лида. – Он сразу успокоится.
– А тебе разве так удобно работать?
– А ты о моём удобстве не думай, – сказала она. – Как будем стричь молодого человека?
Гуревич глянул в зеркало, где так близко одна над другой отразились две головы, его и внука, как две матрёшки… Смутное воспоминание вдруг сжало сердце.
– «Под канадку», – сказал он. – Знаешь такой фасон?
Лида подняла голову, улыбнулась Гуревичу в зеркале грустной такой, тающей в морщинах улыбкой.
…И постригла обоих в точности так, как пятьдесят лет назад мастер Гера стриг в парикмахерской аэропорта Пулково Сеню Гуревича и деда его Саню. Сеня был очень похож на деда. А внук Ноам был просто маленькой копией Гуревича…
Они вышли из парикмахерской и пошли торжественно угощаться мороженым. («Ну что, Сенечка-сынуля, захаваем мороженку? Или ну его на хер?»)
И в кафе вокруг тоже были зеркала, зеркала, в которых Гуревич видел новеньких-модельных деда и внука. Молодцеватые такие парни с опрятной экономной стрижкой. Это была до боли в сердце знакомая пара.
Ему показалось, что время сдвинулось, прокрутив где-то там, во вселенной, некий положенный круг, и вернулось, миновав никчёмные этапы червячков-тараканов-птичек и рыбок, чтобы совершить именно с этими вот людьми – пусть и в другой местности, и на другом языке – ещё одну прогулку по давней, обжитой и пока ещё совсем не надоевшей человеческой орбите. Значит, всё правильно, – думал Гуревич, – всё идёт нормально и правильно. И мы никогда ни за что не умрём.
– Психиатрия – область, в которой никто ничего не понимает. Каста людей, которые только болтают. Что такое мозг, почему ты поступаешь так, а не иначе, до сих пор не знает никто. Зато психиатр получает надбавку к зарплате и имеет двухмесячный отпуск. Вперёд, мой сын! Ты там успешно затеряешься. Там вообще врачу с пациентом легко поменяться местами.
Тут мы опустим занавес над сценой, ибо у каждого из читающих эти строки подобное в жизни случалось. А если не случалось, то покиньте помещение, с вами не о чем говорить
