Оглавление

Ужас на пороге

Старенький внедорожник Ford взбивал пыль на позабытой богом дороге, петляющей между селами и деревнями.

Сергей сжимал руль до белых костяшек. Он был зол… и растерян одновременно. Старик Иванкин — один из его комбайнеров — вторую неделю не выходил на работу. Исчезни тот в любое другое время, никто и не заметил бы его отсутствия. Но в период жатвы, когда на счету каждая пара рук (в особенности, если эти руки управляют спецтехникой), подобное недопустимо. Заменить старика попросту некем.

А владельцы фабрики уже требовали отчеты по срокам поставки пшеницы. Словно прознали о возникших неурядицах.

Сергей делал все от него зависящее, чтобы не потерять заказчика и не оказаться в долгах. На прошлой неделе он послал к Иванкину своего человека — Витю-Хромого, но и тот как сквозь землю провалился.

Настало время лично разобраться в этом деле.

— А если он сдох? — нарушил молчание Гена, компаньон.

— Что? — переспросил Сергей. Бросил беглый взгляд на приятеля. И снова уставился на разбитое полотно дороги.

— Если сдох, говорю? Он же старик. А старики иногда умирают. Не знал?

Водитель трижды плюнул через левое плечо, постучал по деревянной накладке на «торпеде».

— Не каркай. Возможно, просто забухал.

Но в глубине души он понимал — скорее всего Генка прав.

А куда в таком случае подевался Хромой?

Большую часть пути они ехали по окраине леса, на солнцепеке, лишь изредка погружаясь в его зеленую гущу. Сергей торопился. Он гнал внедорожник, как скаковую кобылу на последнем круге марафона. Страх неудачи подгонял его. Гена пристегнулся, держался за поручень. Несколько раз они входили в крутые повороты, и сердце мужчины замирало, потому что Сергей и не думал притормаживать. Он походил на фанатика, опаздывающего на ритуальный костер. Даже не позволил приятелю включить радио, чтобы не терять концентрацию и не снижать скорость.

Они свернули на подъездную дорогу, миновали почтовый ящик с указанием номера дома и фамилией владельца. Дверца ящика скулила на ветру, болтаясь, указывала на то, что им давно не пользовались.

— Может, вернемся и вызовем ментов? — предложил Гена. — Что-то тут неладное. У меня прям сердце не на месте.

— Не мороси. Вон машина Хромого, — мужчина указал на стоящий у дома самосвал.

Сергей обогнул по дуге сарай, припарковался у крыльца, выбив из земли последние клубы пыли. Выключил зажигание. Мотор послушно стих.

— Пошли.

Гена нехотя отстегнулся, вылез из машины. Отряхнул брюки от песка. Закурил. Недоверчивым взглядом обвел небольшой домишко с просевшим фундаментом и мутными стеклами на окнах. Вокруг царило запустение. Стояла тишина. Гене стало не по себе, он чувствовал, что надо забираться обратно в автомобиль и валить куда подальше. Но как донести это до Сереги, не знал. Когда на кону стояли деньги, тот становился глухим и слепым относительно всего, что к ним не относится.

— В дом, — скомандовал Сергей, направляясь к крыльцу. Гена послушно двинулся следом. Выбросил окурок.

Крыльцо встретило мужчин противным скрипом.

Сергей потянул за дверную ручку. Не заперто. Черная щель — ключ к тайне исчезновения Иванкина — становилась шире. Из помещения дохнуло затхлостью и чем-то еще, менее приятным.

Мужчина переступил порог. Гена не отставал.

В доме царила разруха. Постель взбита: грязная простынь на полу, подушка в темных разводах. У боковой стены старый стол и разбитый вдребезги стул. И все это покрывал густой слой пыли.

Дом казался брошенным, но не являлся таковым при ближайшем рассмотрении. Были и следы. Гена ушел на кухню. Сергей в другую комнату.

Через пару минут они вновь встретились в гостиной.

— Никого.

Сергей кивнул, соглашаясь.

Гена открыл рот, чтобы высказаться, но не успел. Со стороны комнаты донесся до того жуткий звук, что оба приятеля вздрогнули. Звук походил на блеянье — глухое, загробное. Нечто подобное могла бы издавать мертвая коза из своей козьей могилы. Кто или что угодно, но только не здоровое животное.

— Что там? — Гена моргал так часто, точно у него случился нервный тик.

Сергей пожал плечами. Двинулся на звук. На его лице отразилось недоумение, он же только вернулся оттуда, и никого не видел.

— Не ходи.

— Мы должны узнать, что тут творится. На кону деньги и наше здоровье, если понимаешь, о чем я.

Гене не оставалось ничего иного, как последовать за приятелем.

Звук повторился. Он исходил снизу, из-под пола.

— Погреб, — смекнул Сергей. Указал место, где на досках виднелся врезанный квадрат метр на метр — люк.

Мужчина потянул за кольцо. И здесь удача сопутствовала им — дверца легко поддалась, без скрипа. Сергей откинул люк и…

В глазах у него зарябило. Желудок скрутило спазмами. Неимоверный смрад, запертый в погребе, вырвался наружу ядовитым облаком миазмов.

Гена закашлялся. Закрыл нос рукавом.

Затем достал мобильник и посветил вниз, в черноту. Луч светодиодного фонаря выхватил земляные стены, сломанную лестницу, пол.

— Там кто-то сдох, — процедил он, — теперь все ясно. Валим?

— Ты же слышал, кто там, — огрызнулся Сергей, выхватив телефон, — какое-то животное. Не знаю, что оно там делает, но собираюсь это выяснить.

— Животные так не пахнут… пока не сдохнут.

— И в чем проблема? Значит, там есть второе животное, дохлое. Мы здесь для того, чтобы найти старика. Наверху его нет… может он вообще там, внизу. Вон, видишь, лестница сломана!.. Так, надо придумать, как спуститься.

— Может, в сарае есть какая-нибудь стремянка, — предположил Гена.

— Иди посмотри, — а сам принялся звать Иванкина, склонившись над ямой.

Через несколько минут Гена вернулся с деревянной лестницей. Она была большая, не иначе как Иванкин пользовался ею взбираясь на чердак. Вдвоем мужчины опустили ее в погреб. Лестница торчала из него на добрый метр, как мачта над палубой корабля.

В комоде Сергей нашел старую рубаху. Повязал ее вокруг головы, чтобы не задохнуться от вони, и стал спускаться, светя под ноги телефоном:

— Ты идешь?

Гена не хотел. Его пробирал озноб от одной мысли, что именно может находиться внизу. Но и бросить Серегу он не мог.

В погребе воняло куда сильнее, словно сама Смерть устроила там логово. Мужчины стояли плечом к плечу, не отходя от лестницы. В любой момент готовые рвануть наверх. Спасительный квадрат света зиял над их головами, манил сильнее, чем пачка новеньких банкнот.

— Ты что-нибудь видишь? — прошептал Гена.

Сергей перевел луч фонарика вглубь погреба. И оба одновременно вскрикнули от представшего перед ними зрелища, всю чудовищность которого невозможно описать человеческой речью. Гена отпрянул — ударился позвоночником о лестничную перекладину. Почувствовал, как теряет сознание.

***

Федор Петрович Иванкин пятый день подряд пьянствовал с утра до ночи. Будь рядом врач, он непременно бы поставил диагноз — запой. Но в деревне Ключи не было ни то что врача — вообще никого. В ней жил всего один человек, среди заброшенных перекосившихся домов. И это был Федор Иванкин, известный среди соседних поселений как старик.

В свои шестьдесят пять Иванкин помнил, как когда-то, еще лет сорок назад, жизнь в Ключах кипела на всех парах. Подъем в 5:00, работа до 17:00, потом гулянки, встречи, местные интрижки…

«Хорошие были времена, романтичные», всякий раз рассказывал старик коллегам по работе, словно в первый раз, «а потом, с появлением технологий, молодежь постепенно перебралась в город, а те, кто постарше, моего возраста — спивались. Спивались, запускали свое хозяйство, затем дома, а потом просто умирали».

Прошло совсем немного времени, какой-то миг, как показалось, и Федор остался один. Круг его общения в зимний период ограничивался старым приятелем Витей–Хромым, получившим такое прозвище из-за того, что давным-давно он попал под комбайн, и ему повредило ногу. Обошлось без ампутации, Витя отделался хромотой. Но до того сильной, что дети всякий раз при его появлении пугались и плакали.

Однако и Хромой жил поодаль, за несколько километров. Хоть у него и был личный автомобиль, старый самосвал марки ЗИЛ, но в гости на нем не поездишь. «Жрет, как черт», жаловался Хромой, «только поспевай соляру заливать».

Выпив бутылку вишневой настойки, Иванкин пошел в кровать. Каждый раз после такой лошадиной дозы он ложился прямо в одежде и крепко спал.

Однако в эту ночь старик не мог найти покоя. Сон его был поверхностным и перебойным, алкогольный дурман вперемешку с бессонницей вызывали мучения. Он проваливался в сон, но регулярно просыпался от уличных звуков, которых обычно не замечал: шелеста деревьев, звона насекомых, воя волков… Этот вой, к которому он привык еще с детства, нынче действовал как сирена, разрывая его голову на части.

Иванкин накрыл голову подушкой, звуки притупились. На несколько минут он погрузился в тишину. Расслабился. И уже в который раз начал отрываться от реальности, как снова сирена-вой пронзила его голову насквозь.

Федор вскочил. Достал из шкафа свое дежурное ружье, одно из трех, за которыми всегда очень тщательно ухаживал. Зарядил. Открыл входную дверь и вышел на улицу. Ватные ноги отказывались выполнять приказы мозга. Обычно он не пьянел настолько, чтобы не стоять на ногах, хоть и выпивал по бутылке убойного напитка почти ежедневно. «Старею что ли?», произнес старик про себя и помотал головой, пытаясь взбодриться.

Вой волков стал громче. Не от того, что они подошли ближе, просто теперь между ними и стариком не было стен.

— Заткнитесь! — яростно закричал Иванкин. Волки не отреагировали на призыв человека и продолжали голосить.

Иванкин поднял ружье вверх и спустил курок. После оглушительного грохота наступила тишина, только насекомые стрекотали, не обращая внимание на происходящее.

— Вот так-то, — довольно произнес Федор. Постояв еще несколько секунд и убедившись, что «все всё поняли», вернулся в дом.

Старик поспал пару часов, но его снова разбудили. На этот раз не волчий вой и не гул ветра в трубе. Федор услышал блеянье. Словно у него под дверью стояла коза и жалобно блеяла, прося пустить ее в дом.

Несмотря на то что Федор проснулся, он не сразу встал с кровати. Некоторое время пытался понять, откуда могла взяться коза? Разве только из Степного, но этот поселок в 8-ми километрах (как раз там и живет Хромой). Коза не могла пройти такой путь ночью через лес, где орудуют волки.

Блеянье продолжалось: такое жалобное и молящее, но в то же время странное, пробирающее до костей. Федор поднялся, подошел к двери. Прислонил ухо. «Бе-ее-ее, бее-ее-ее». «Да, это коза. 04:00 и под дверью коза».

Федор отодвинул защелку, вышел на порог и…

Застывши, он смотрел вниз, не отводя взгляда. Его словно парализовало. Все что он мог, так это нервно сглатывать, не понимая, что происходит, и что он сейчас видит.

На крыльце его дома распласталось нечто непонятное. Это была сплошь изуродованная масса с атрофированными задними конечностями, заканчивающимися копытами. Условные ноги (сцепленные между собой) переходили в перекрученное человеческое тело, которое покрывал тонкий слой кожи. Сквозь нее виднелись бугристые переливы мышц и сухожилия. У существа не было кистей, тощие руки оканчивались лапками, как у насекомых. Голова по форме напоминала кузнечика; глаза с темными зрачками; козлиная пасть. Тварь медленно двигалась в сторону Иванкина, с трудом поднимаясь по ступеням. Переставляла руки, упираясь лапками в доски крыльца. Продолжала жалобно блеять.

Федор почувствовал, как сердце его бешено заколотилось. Ни разу в жизни он не видел ничего подобного. Лишь слышал, что у людей, злоупотребляющих алкоголем, бывает делирий, в простонародье «белая горячка», которая может выдавать подобные образы. Но с ним такого никогда не случалось. Сколько бы не пил, он никогда не терял рассудок.

Иванкин пошатнулся и закрыл дверь. Сел на кровать. Ухватился за дужку, нуждаясь в точке опоры.

Просидев в таком положении несколько минут, успокоился.

Блеянье никуда не пропало.

Федор взял ружье. В этот раз он подошел к двери, затаив дыхание, словно полицейский, пришедший брать опасного преступника. Аккуратно отодвинул задвижку.

Дверь открывалась наружу, поэтому старик не боялся, что тварь тут же ворвется в дом. Он приготовился и толчком ноги распахнул ее. Существо по-прежнему было на крыльце, только придвинулось ближе. «Бее-ее-е, бее-е-ее», продолжало оно, все больше распаляясь при виде Федора.

Старик выстрелил дважды. Прямо в центр этого странного тела. Пули разворошили ткань, но крови или какой-либо другой жидкости не было, словно выстрел пришелся в мороженную тушу, а не в живое существо.

Блеянье прекратилось. Осталось лишь беззвучное подрагивание.

Федор перезарядил ружье, прицелился и стал ждать. Прежде всего он хотел убедиться, что существо мертво.

Через несколько минут конвульсии прекратились. Не сразу, постепенно — частота и амплитуда мышечных сокращений слабели, пока не сошли на нет. Наступила тишина. Старик стоял, вцепившись в ружье. Пот катился по его шее, спине, несколько капелек застыли над верхней губой. Немая сцена, как с полотна художника, в чьей голове творится нечто невообразимое.

Иванкин слышал, как шумит кровь в его голове; как раскаленный воздух вырывается из легких с тяжелым хрипом. В остальном мир казался недвижимым. Песок и солома не спешили проникнуть в дом через открытую дверь, стихли деревья, а волчий вой и вовсе казался чем-то нереальным, из другой жизни.

— Что это за хрень? — прохрипел старик, не узнав собственный голос.

Когда прошел шок, накатила волна дрожи. Сильной, безудержной. Чтобы совладать с эмоциями, Иванкин стал выписывать круги по комнате, размышляя, что ему, собственно, с этим делать. Мысли сбивались. От каждого шороха он вздрагивал, целился в существо из ружья. Но тварь оставалась мертвой.

Поняв это, он вышел на кухню, выпил сто грамм настойки, и рассуждения его приобрели совсем иной характер. От твари надо как-то избавиться, не оставлять же ее на пороге.

Оттащить существо от дома он был не в состоянии, да и закопать не мог. После всего пережитого его бедный «мотор» не выдержит физической нагрузки.

Решение пришло само после второго стакана. Он скинет существо в погреб, пока не придумает что-то более толковое. На работе пообщается с Хромым, и вместе они решат, что делать дальше. Однако, когда Федор Петрович волоком тащил тело в дальнюю комнату (предусмотрительно надев резиновые перчатки, так как не желал прикасаться к существу голыми руками), в его голове созрел меркантильный план. Он понял, как окупить все свои несчастья с лихвой. А натолкнул его на мысль «Кыштымский уродец¹», о котором в свое время судачили все, кому не лень.

Иванкин откинул дверцу погреба, с трудом спихнул тело вниз. С глухим ударом оно достигло земляного пола.

— Всё, — старик захлопнул люк, уселся на пол, тяжело дыша, — продам тебя ученым… или еще… кому-нибудь.

Немного передохнув, Федор отправился спать. Закрыл входную дверь на задвижку, рухнул в кровать и заснул в обнимку с ружьем. Ему снилась тварь, блеющая, словно внебрачный сын Сатаны, под его дверью. Скреблась, пытаясь прорваться внутрь. Но зачем? Что ей нужно от старика-затворника? И откуда она взялась? Из леса?

Каждый раз, отворяя дверь, Федор сталкивался с этой богомерзкой тварью; каждый раз стрелял в нее, но безрезультатно. Она продолжала блеять, точно смеялась над бедным стариком и его бесплодными действиями.

Но старик не сдавался, палил и палил, пока обзор не закрывало облако порохового дыма, и существо не скрывалось из виду. Затем он просыпался, крепче сжимал холодный ствол ружья и, чуть успокоившись, вновь погружался в кошмар.

Кошмар, которому не было конца.

На пятый или шестой раз своей схватки с неведомым монстром Иванкин так вошел в раж, что стрелял без остановки. Во сне у него были бесконечные патроны, что не могло не радовать. Страх сменился злостью, адреналин в крови зашкалил, палец твердо, не по-старчески, ходил взад-вперед, нажимая на спусковой крючок. От этого действа Иванкин возбуждался, впервые за долгие годы.

Даже проснувшись, Федор слышал отголоски выстрелов и блеянье, которые быстро стихали, оставаясь лишь плодом воображения переутомленного сознания.

Сначала выстрелы, а затем…

Так, стоп!

Федор приподнялся в кровати, потряс головой. Ничего не изменилось. До его ушей доносилось приглушенное блеянье, то самое, которое должно было прекратиться в момент, когда существо сдохло на его пороге или, хотя бы, когда он проснулся, если это происходило во сне. Но вопреки здравому смыслу тварь продолжала голосить в реальности, после своей смерти!

Иванкин сел, прислушиваясь. Взял осанку, направил дуло ружья в потолок. И так просидел практически до полудня, не смея пошевелиться. Ни о какой работе в этот день он не помышлял. Все его мысли замыкались на одном простом факте — существо живо, и оно находится у него в погребе. Дабы обезопасить себя, Федор передвинул старый родительский комод на крышку люка, выпил настойки и, стоя на крыльце, взглядом проводил солнце за горизонт.

— Петрович, ты тут, нет? — знакомый грубый голос вытащил старика из раздумий, в которых он пребывал последние несколько дней. Это был Витя–Хромой, приехавший по распоряжению Сергея. Никогда Иванкин не был так рад приятелю, как сегодня. Обычно перекидывался с ним парой сухих фраз и забирался в кабину своего комбайна. И даже зимой, когда Хромой приезжал на посиделки за фирменной иванкиновской настойкой, разговоры у них, мягко говоря, не клеились. Так, за жили-были.

В этот раз Федор так воодушевился, что едва не бросился приятелю на шею.

— Входи! — сказал старик уже входящему в дом Виктору. — Слава Богу!

Хромой закрыл за собой дверь и на секунду замер.

— Ты че, козу что ли там запер? — с ухмылкой поинтересовался он, кивнув в сторону дальней комнаты.

Иванкин рассказал приятелю о случившемся. Он понимал, что его история звучит как нечто фантастическое и безумное. И никто не поверил бы ему, не предложи он самолично взглянуть на это.

— То есть, ты хочешь сказать, что эта… твоя хренотень прямо сейчас там? — Хромой указал на погреб. Иванкин кивнул.

— Хочешь посмотреть? — спросил старик. Приятель колебался. Он не понимал, разыгрывает его Иванкин или нет. Однако, они никогда не шутили между собой, Виктор даже не помнил, как выглядит улыбающийся Петрович. Он всегда оставался хмурым. С чего бы ему шутить сейчас?

— Короче, Петрович, — прервал молчание Виктор, — считай, ты меня разыграл. Если ты шутишь, тебе удалось. А если нет, то… я даже не знаю. Она пыталась напасть на тебя? — Иванкин покачал головой.

— Она только блеет, как будто что-то хочет. Может быть, есть?!

— То есть она не нападала на тебя, точно?

— Точно, — подтвердил старик. Он мог отличить агрессивное животное от неагрессивного. За свои годы многое повидал: и нападение волков, и буйных быков, и тех же козлов, пытающихся забодать человека.

— Тогда давай откроем, — предложил Виктор и они оба замолчали. Старик сходил за ружьем и только после дал ответ.

— Давай.

Конечно же он хотел доказать Хромому, что не шутит насчет чудовища, а заодно и себе, что не выжил из ума. Пусть и пьянствовал вторую неделю.

Вместе они отодвинули комод. Затем Виктор взялся за кольцо и резко откинул крышку люка. Отошел к двери, где стоял Федор с нацеленным на черный зев ружьем.

Блеянье стало громче и интенсивнее. Хромой, находясь чуть позади Иванкина, надеялся, что сейчас покажется голова козы, а затем его приятель рассмеется и на этом все закончится. Но не тут-то было.

Никто не пытался выбраться наружу — ни коза, ни, уж тем более, неведомая тварь. Секунды тянулись. Взвинченные до предела нервы готовы были лопнуть. Федор чувствовал, как немеет палец на спусковом крючке, и опасался, что вот-вот выстрелит.

— Почему оно не вылезает? — поинтересовался Виктор, не сводя взгляда с раскрытого люка.

— Я почем знаю?! Не может, наверно. Там ступеньки крутые.

— И что прикажешь делать — стоять тут и ждать? — Виктор осмелел, сделал несколько шагов вперед. — Петрович, подстрахуй, ежели чего.

Хромой попытался заглянуть в погреб с центра комнаты. Естественно, ничего не вышло. Тогда он вынул из кармана ржавую гайку и бросил ее вниз. Никакой ответной реакции, кроме уже привычного блеянья, интервалы между которым становились больше. Видимо, даже существо осознало, что «ловить тут нечего».

Ситуация казалась настолько комичной и странной, что Хромой почувствовал себя круглым идиотом. Сплюнув, захромал прямиком к люку. Встал на самом его краю, но кроме темноты ничего не увидел.

— Э-эй, тварь, — рявкнул он своим хриплым басом. Вслушался в вернувшееся эхо.

На минуту наступила тишина.

— Ну, что там? — поинтересовался Иванкин. — Видно что-нибудь?

— Да ни хрена. Тащи фонарь.

Петрович словно ждал этих слов. Кивнув, быстро вышел из комнаты, чем удивил Виктора еще сильнее.

— И захвати какую-нибудь морковь, что ли, или картошку, — крикнул вдогонку Хромой, — попробуем наладить контакт.

— Хорошо, — буркнул в ответ старик. Приставил ружье к стене и занялся поиском фонаря.

— Кажется, я что-то вижу, — воскликнул Хромой, — там, внизу… давай скорее, пока оно рядом с лестницей.

— Да иду-иду.

— Ага, вижу. Вижу! Вот она, твоя тварь! — затем тише, себе под нос. — Сейчас попробую поближе рассмотреть, — до ушей старика донеслась возня, кряхтение, должно быть, приятель боролся со своей хромой ногой, пытаясь склониться над ямой и разглядеть существо.

Иванкин уже возвращался назад, как раздался вскрик Виктора, а следом грохот и хруст. Фонарь выпал из руки. Иванкин замер на пороге пустой комнаты, где минуту назад оставил приятеля. Сомнений, куда тот подевался, не было. Но как это произошло? Хромой оступился и упал или в погреб его утащило чудовище? Блеянье стихло, да и иных звуков вроде бы не слышалось.

— Хромой? — вполголоса позвал приятеля Федор. — Ты цел? — но сам понимал нелепость сказанных слов. В голове до сих пор стоял хруст и, как ни пытался старик убедить себя, что сломалась одна из лестничных ступеней, а не шея приятеля, ничего не получалось.

— Сука, — выругался Федор, не зная, что предпринять, — сука!

Сжимая ружье, он направился к погребу. На ходу продолжал звать Хромого. Каждый шаг давался с трудом, и чем ближе он подходил к люку, тем сильнее дрожал. Ноги то и дело норовили развернуться и унести своего хозяина прочь.

В один миг перед стариком явились образы той проклятой ночи, когда он впервые повстречался с тварью. Каким же он был дураком — самолично принес это в дом. Лучше бы сдох, роя существу могилу.

Лучше бы сдох…

— Витя, — пролепетал Иванкин, добравшись до погреба. Направил ствол в темноту. Напрягся. Задержал дыхание. «Это мы уже проходили», вспомнил старик. Только в прошлый раз тварь находилась в зоне видимости.

Из темноты раздалось хлюпанье… или послышалось? Душа Иванкина ушла в пятки. Трусливая его часть хотела немедленно захлопнуть люк и придвинуть комод, но вторая — человечная — сопротивлялась подобным позывам.

— Да черт бы тебя побрал, — психанул на себя Федор и кинулся к порогу… за фонарем.

Старик погрузился в погреб по пояс, светя вниз тусклым кружочком света. Существа не видать, как и Хромого. Видимо тварь оттащила его вглубь. Но для чего? Съесть? Почему не набросилось на него, тогда, на крыльце? Вопросы один за другим возникали в голове Иванкина, пока он проделывал свой нелегкий путь в девять ступеней.

Тяжесть ружья придавала мужества, но, в то же время, тянула вниз.

— Хромой?! — в очередной раз позвал старик приятеля. Скрылся в погребе с головой. А через две ступени достиг земли. — Где же ты?

Луч света скакал по полу, от поддонов с картофелем до стеллажей с давнишними солениями. Старик замер. Его ладони вспотели.

В глубине погреба послышался шорох. Страшный звук, учитывая обстоятельства. А на что, собственно, он надеялся — что существо чудесным образом испарится?

— Хромой?

Тусклый луч выхватил ногу, вторую, прополз выше, до пояса…

А дальше начиналось нечто невообразимое. Развороченная грудь Виктора была вся в крови, обломки ребер торчали из кожи, образуя своеобразную воронку. Безвольные руки раскинуты в стороны. Головы не видно, на том месте возвышалось существо, закрывая ее своей массой. Мерзкой, чудовищной, но такой реальной.

Морда твари погружалась в месиво на груди мертвеца, и время от времени Иванкин слышал хлюпанье и хруст мелких косточек. В голове у него помутнело… но лишь на пару мгновений. А затем он дико завопил и выстрелил. В небольшом помещении грохот показался неимоверным, в ушах у Иванкина зазвенело.

Пуля прошла мимо существа, но на второй выстрел ни сил, ни времени у старика не хватило. Он не мог более находиться внизу, ни единой секунды. Земляной погреб представился могилой, да так явственно, что Федор выронил ружье и кинулся к лестнице. Пока он взбирался по ступеням, спиной ощущал пристальный взгляд твари. Второе покушение прошло неудачно. Эх, была бы у него граната или динамит…

Люк с грохотом опустился, подняв с пола клубы пыли. Иванкин подтащил комод на место, затем отправился на кухню — выпить.

— Тварь… тварь… — бубнил он себе под нос, — сожрала Хромого.

Федор залпом осушил полбутылки. Закашлялся. Долго, мучительно. А когда приступ прекратился, он рухнул на стул и захрапел. Ничто не нарушало его покой, даже существо не блеяло, должно быть, наелось до отвала.

Зато вопросы никуда не делись. Во сне старинная резная шарманка проигрывала их раз за разом под аккомпанемент незатейливой мелодии.

«Почему оно не сожрало тебя на крыльце?», доносилось из динамика.

«И почему сожрало Хромого?».

Иванкин тупо стоял и пожимал плечами. Он не знал, как на это ответить.

А проснулся старик с кривой ухмылкой на перекошенном от алкоголя лице. Он понял, что делать дальше и как разобраться с тварью. Где-то в сарае у него был капкан: большой, с мощной пружиной, как раз такой, какой надо…

Настроение у Иванкина чуть приподнялось.

Опохмелившись, он направился в гостиную, насвистывая мелодию из своей далекой молодости.

Доставая и после проверяя капкан, который не использовал уже несколько лет, старик представлял себе речь, которую будет вести с покупателями.

«Нет, ну если бы оно было живое», обязательно скажет покупатель. Покупатели дорогих товаров всегда торгуются и ищут «но», не желая платить больше.

«А я им отвечу», представлял Иванкин.

— Если бы оно было живое, оно бы сожрало и меня, и вас! Хотите посмотреть, что осталось от Хромого, спуститесь в погреб!

«Да, именно так я и скажу», заключил Федор Петрович. В конце концов живое существо или мертвое, какая разница? Это нечто уникальное. Стоимость его все равно будет огромная.

Федор закончил проверку капкана, смазал его и протестировал, кинув в сердцевину камень. Капкан клацнул с громким страшным звуком, зубастая пасть его плотно сомкнулась.

Иванкин оттащил комод и совершенно не беспокоясь откинул крышку. Он уже знал, что существо опасно только вблизи. Никаких резких движений оно не совершает, а потому опасаться его в данном положении не стоит.

— Хромой? — вместо желанного ответа, «Петрович, наконец-то, я уж думал ты меня тут оставишь», старик услышал блеянье, — сволочь, — произнес он и стал медленно спускать тяжелый капкан вниз, держа его за длинную цепь.

Иванкин хорошо помнил, как когда-то в этот капкан попался волк. Зрелище было жуткое. Мало того, что перед смертью животное страшно мучалось, так уже после его извлечения пришлось несколько часов подряд отдирать кусочки ткани от зубцов.

Через минуту железная конструкция лежала на земле. Иванкин обмотал цепью основание лестницы, чтобы не бросать ее вниз и не провоцировать железную пасть на захлопывание, и аккуратно закрыл погреб.

— Спокойной ночи, приятных снов, — саркастически произнес старик и отправился спать.

Грохот разбудил Иванкина посреди ночи. Послышалось прежнее жалобное блеянье. Старик подскочил, словно и не засыпал вовсе, и сразу побежал к погребу. Прислонившись ухом к деревянному люку, он ясно расслышал железный грохот.

«Пытается скинуть капкан», подумал он и улыбнулся, наверное, впервые за несколько лет.

— Попалась! — выкрикнул он и с ажиотажем откинул люк. Направив фонарь вниз, убедился, что план сработал. Существо, громко блея, металось по погребу в каком-то перекрученном виде, лязгая капканом.

«Что дальше?», пронеслась мысль, поставив старика в тупик.

— Хромой, что дальше? — спросил он, вспоминая, что Виктор обладал хорошей смекалкой и часто находил выход в сложной ситуации: когда во время погрузки ломался грузовик или возникали еще какие-нибудь проблемы.

«Дальше надо подождать, пока оно истечет кровью и умрет». Раздался голос Хромого, словно тот стоял за спиной.

— Но у него нет крови, Хромой, там только твоя кровь повсюду, а из существа ничего не течет.

«Ну хорошо, все равно же оно чувствует боль, раз так мечется. А значит, оно смертное. Стало быть, рано или поздно умрет. И вообще, оно же меня сожрало, значит у него есть органы. А органы должны работать. Раз работают, значит оно живет. А раз живет, значит может умереть».

— Логично, — заключил старик, и не отрываясь продолжал смотреть вниз.

Пока он наблюдал за происходящим, лестница начала расшатываться. Существо не было резким, но килограмм сто на вид в нем было. Этого достаточно, чтобы оторвать давно сбитую, частично трухлявую лестницу.

«Надо отвязать цепь, мне же еще вниз спускаться, к тому же вместе с покупателем», подумал старик и стал ждать, когда существо хотя бы ненадолго остановится. Тогда он и исполнит задуманное.

Через пару минут Иванкин улучил удобный момент. Существо замерло, прекратилось лязганье металла. Старик понимал, что оно не сдохло, наверняка переводит дух или собирается с силами. А значит действовать нужно быстро.

Он встал на колени и потянулся к цепи, окунувшись в сырую прохладу погреба. Кровь моментально прилила к голове, и старик почувствовал, как мир вокруг него начал кружиться. Пальцы шарили по воздуху, не дотягиваясь самую малость. Нет, так ему ни за что не справиться.

— Вот тварь, — выругался Иванкин, поднимаясь на ноги. Когда он крепил цепь, то опускался на несколько ступеней вниз, и теперь, похоже, предстояло сделать то же самое.

Федор не хотел вставать на лестницу, но иного выхода не видел. Он прислушался. Тварь бездействовала, вообще не подавала признаков жизни.

«Если сделать все быстро, ничего не случится», убеждал себя Иванкин. Собрался с духом и опустил одну ногу на лестницу. Затем вторую. Старая конструкция отозвалась противным скрипом.

— Черт… — пот заливал глаза, не позволяя сосредоточиться как следует.

Иванкин прикинул, сможет ли дотянуться до цепи. Пришел к выводу, что вряд ли. Необходимо спуститься ниже.

Лестница, потревоженная тварью, шаталась под весом старика. Но он и не думал отступать. Это не про него.

Он встал на следующую ступень, почти по пояс погрузился в погреб. Вот, теперь в самый раз. Потянулся к цепи. И тут случилось непредвиденное. Грохот металла разорвал тишину, словно гром среди ясного неба. Послышалось блеянье, тварь рванула капкан, и старик почувствовал, как опора уходит у него из-под ног. Он вскрикнул, взмахнув руками. Ухватился за крышку люка, но не помогло. Иванкин обрушился вниз, на вырванную с корнями лестницу. Глухой треск возвестил о переломе ребер. Дыхание сбилось, а в следующую секунду Федор Петрович отключился, не узнав, что потревоженный им при падении люк с шумом захлопнулся.

***

— Ты что-нибудь видишь? — прошептал Гена.

Сергей перевел луч фонарика вглубь погреба. И оба одновременно вскрикнули от представшего перед ними зрелища, всю чудовищность которого невозможно описать человеческой речью. Гена отпрянул — ударился позвоночником о лестничную перекладину. Почувствовал, как теряет сознание.

Сергей остолбенел. Он не знал, как реагировать на происходящее; не понимал — является ли это горячечным бредом или все происходит взаправду. В центе погреба лежал труп, опознать который Сергей был не в состоянии. Да и вряд ли кто-то другой сумеет это сделать. Человека съели практически полностью, плоть оставалась лишь на голове, левом плече и руке.

У дальней стены ползало нечто омерзительное, скрученное, словно раздувшийся канат, напоминающее сразу и человека, и животное, и насекомое. Его покрывала кровь, вот только мертвеца или его собственная, неизвестно. Оно блеяло, жалобно, словно издыхало. И Сергей увидел на руке (или лапе) чудовища огромный капкан, которым оно лязгало при каждом движении.

Затем луч фонаря выхватил третьего участника событий — полулежащего грязного человека, что опирался спиной на стеллаж с солениями. Рядом с ним стояли вскрытые банки, на дне которых Сергей разглядел остатки рассола и пряностей. Здесь же надкусанные сырые овощи.

— Кто здесь? — прохрипел человек, щурясь на свет.

Сергей от неожиданности чуть не выронил телефон. Человек выглядел не лучше, чем обглоданный…

И тут до него дошло. Это же Иванкин, а второй, получается…

Тошнота подкатила к горлу Сергея. Он сорвал с лица рубаху, и его вырвало. Гена застонал, лежа на сломанной лестнице, приходил в себя.

— Старик, это ты? — позвал Сергей Федора, когда спазмы отпустили и он снова обрел дар речи.

— Да. Помо… помогите мне…

— Что тут случилось? Что это за тварь?

— Я упал… сломал ребра, похоже… дышать… тяжело.

Гена сел на лестницу, бездумным взглядом уставился в одну точку.

— Лестница сломалась… не мог выбраться… такой… грудь ломит, — продолжал старик, жуя каждое слово.

— Старик, что это за тварь? — повторил вопрос Сергей.

— Не знаю. Приползла… пару недель… назад. Сводила с ума… днями и ночами. Вызовите скорую…

— Сколько ты тут сидишь?

— Не знаю. Долго. Скорую, пожалуйста…

— Да-да, — Сергей не мог остановиться. Ему хотелось задать сотню вопросов. Как зачарованный он смотрел на ползающее чудовище, — почему оно… не жрет тебя?

— Что?.. — старик закашлялся, и в этот момент существо поползло прямиком на Сергея. Мужчина до смерти перепугался, схватил за шиворот Гену и чуть ли не силой потащил его вверх по лестнице.

Он кричал на напарника, бил его кулаками, выпихивая наверх. Они узнали все что хотели, и даже больше. Пшеница, деньги и возможные проблемы с заказчиками мгновенно позабылись. Единственное, о чем Сергей мечтал — остаться в живых; выбраться из погреба до тех пор, пока неведомая тварь, что сидит внизу, не схватила его. По лицу Сергея катились слезы, уши заложило от собственного крика, перемежаемого матами в адрес Гены, чтобы тот пошевеливался. И за всем этим безумием он не расслышал голос уставшего бороться за жизнь старика, который, прокашлявшись, все же ответил на его последний вопрос.

— Не сожрало, потому что… питается… мертвецами… Я больше не… могу… Оно ждет, когда я… сдохну!..

¹Кыштымский уродец — Кыштымский карлик, или Алешенька — антропоморфный артефакт, представляющий собой не идентифицированные мумифицированные останки биологического происхождения, найденные в 1996 году у южной окраины Кыштыма в поселке Каолиновый Челябинской области России. Впоследствии останки были утрачены. В настоящее время достоверно существуют только фотографии и видеозаписи мумифицированного трупа неизвестного существа, чья биологическая видовая принадлежность так и не была установлена с полной достоверностью.

Хочу кока-колу

Дмитрий ступил на крышу своей пятиэтажки. Набрал полную грудь морозного воздуха, осмотрелся. В безмолвной тишине его окружали давно никому не нужные антенны, присыпанные снегом, так и оставшиеся здесь доживать свои дни под властью природы. Точно поклоняясь неким безликим богам, они тянулись к небу стальными плечами. Мачты наклонены вразнобой от ветра и плохой фиксации. Это зрелище красноречиво указывало на ушедшую эпоху, на нынешний век беспроводного телевидения. Дима еще застал время, когда из телевизионного перечня можно было выудить не более десятка каналов, половина из которых вещали с горем пополам. Зато сейчас, сжимая в руке чудо инженерной мысли — современный смартфон — парень мог настроиться на любую передачу, не сходя с места. И даже больше — он мог сам создавать передачи, чем и занимался последние пару лет.

Это было его хобби, по вечерам после работы или в выходные дни. Жить на заработанные в интернете деньги он не мог, их едва хватало на ужин в дешевой забегаловке или на оплату счета за электричество, но Дима намеревался в скором времени это изменить. Он станет известным — обязательно — уж не тупее он тех напыщенных «павлинов», на которых подписывались миллионы людей по всему миру. И тем более — не хуже их.

Он целеустремленный, дисциплинированный…

Да чего рассказывать, мир скоро сам все увидит. Талант пробьет себе дорогу.

Парень подошел к краю, взглянул вниз. Не так уж и высоко. Он ожидал более страшного зрелища, прожив всю свою жизнь на втором этаже. Но высота его не напугала. Наоборот, было в ней что-то маняще-притягательное, и он посмотрел на пролетающих мимо птиц. Понимали ли они свое превосходство перед остальными; любовались ли раскинувшимися пейзажами? Или воспринимали все как данность? Ну, типа, есть и есть…

С крыши открывался фантастический вид на весь поселок. Центр занимали пятиэтажки, точно великаны они возвышались над частным сектором и магазинами. Вдалеке, на краю видимости, раскинулся на несколько сотен метров мясоперерабатывающий завод, где и работал Дима с понедельника по пятницу вот уже третий год. А вот и школа, где он учился до десятого класса — отсюда она казалась такая маленькая, словно собрана из спичечных коробков.

Но хватит лирики, необходимо приступать к делу. Руки уже начинали замерзать, да и нос стал красным и потерял былую чувствительность.

— Пора, — вслух произнес Дима, немного погрел ладони в кармане и достал смартфон.

Сеть была превосходной. Парень еще раз поглядел вдаль в поисках вышки сотовой связи, мысленно козырнул ей за отличный сигнал и приступил к стриму.

— Привет, друзья, — начал он.

Дмитрий считал, что на камеру необходимо улыбаться. И чем шире улыбка, тем лучше. Не зря же голливудские актеры получали баснословные гонорары. Вот с кого нужно брать пример. Они всегда улыбались, попав в объектив. Ведь улыбка располагает людей, делает их беззащитными перед чарами умелого мастера.

Дмитрий придерживался этого мнения и всегда улыбался, когда включал запись. Или трансляцию.

Всегда!

Но не сейчас…

Нынешний выход к зрителю необычен, и улыбка тут была неуместна. Парень собрал свою немногочисленную аудиторию, дабы сообщить им о своем решении уйти из жизни. Исповедаться напоследок и прыгнуть с этой самой крыши, на которой он сейчас и стоял. Смерть в прямом эфире. Что может быть волнительней? Он не мог показать своим подписчикам, как родился, зато мог показать, как умрет.

На самом деле Дмитрий не планировал кончать жизнь самоубийством, просто ему нужен хайп. Что-то сильное, возможно, даже на грани. И вчера вечером ему в голову пришла замечательная идея, которую он и решил воплотить в жизнь. Парень надеялся, что таким способом наберет пару тысяч новых подписчиков, а если повезет, его стрим увидит кто-нибудь из знаменитостей. Вот тогда жизнь попрет в гору…

— Я хочу вам кое-что рассказать, — продолжил Дмитрий, выдавливая из себя слезу.

Не прошло и десяти минут, как в трансляции находилось около 500-сот человек. Сообщения появлялись и моментально вытеснялись следующими, непрерывный поток ликования, вопросов, реплик и бесноватости зрителей вызывал небывалую эйфорию. Дима прекрасно понимал, что никому нет дела до его выдавленных слез и попытки рассказать душещипательную историю. Никто из зрителей уже об этом не помнил и не говорил — однако он того и добивался от подписчиков и случайно зашедших в трансляцию людей. Он давно понял простую истину: важно не то, что ты говоришь и что делаешь, важен момент, и только. Момент же — это совокупность самых нелепых, критических и неординарных обстоятельств.

Бывали в его практике попытки создавать сложный, замысловатый контент с претензиями на креативность и оригинальность — не пошло. А однажды, сильно напившись, буквально до поросячьего визга, он вышел на публику через онлайн-трансляцию и моментально собрал пару десятков человек, которые оставались с ним даже тогда, когда Дмитрий вырубился на кресле. Проснувшись, он обнаружил подписчиков в эфире.

«О, проснулся!».

«Ну что, выспался? Продолжение будет?».

«Залуди пару рюмочек, поможет, серьёзно!», писали люди.

Первые несколько дней после этого он чувствовал себя подавленным. Как если бы его застали в голом виде, сняли на камеру и выложили в сеть. Ему было стыдно, совестно. Внутренний голос то и дело укорял, сгущая краски:

«Еще вчера ты был обычным парнем, у которого, как и у всех, были скелеты в шкафу. Но это были твои скелеты. А теперь ты для каждого желающего открыт со своими пороками, человеческими слабостями и не идеальным поведением».

«Но в таком виде меня видело лишь пару десятков человек», — возражал он сам себе, «они забудут обо мне уже сегодня. Я для них лишь очередной мимолетный чудик».

«Они-то может и забудут. Но стоит лишь одному из этих двадцати выложить видео в сеть, тебя увидят сотни и тысячи. Да и потом, откуда тебе знать, что видело тебя всего пара десятков? Может быть пара сотен? Откуда тебе, Дима, это знать, когда ты пол эфира валялся на кресле, облеванный и грязный?».

Несколько дней внутренний голос мучал Диму, не давая покоя, однако в какой-то момент он вдруг исчез. Быстро. По щелчку пальца.

«А что есть честь, стыд, совесть?», внезапно для самого себя задался вопросом Дима, «мне нужна известность, я ее получил. Какая разница каким путем? Да и мир у меня не рухнул. Да, выпил, напился, черт с ним — набухался. И что? Дальше то что? Выглядел как свинья? Плевал, рыгал, матерился, нес ахинею пьяным голосом, забывая в процессе слова, ну и что? Главное — вот это», он поднялся, включил ноутбук, открыл канал и посмотрел на количество подписчиков. 458. За несколько дней, а, по сути, за один, за тот самый.

С этого момента он и начал свою карьеру стримера. И никакой внутренний голос, голос разума, голос культуры и этики его не посещал.

Однако не все оказалось так гладко, как виделось на первый взгляд. Он познал лишь первое правило, прошел первую ступень — отсутствие стыда, совести и самокритики. Тем не менее, Дмитрий не был первопроходцем, а потому конкуренция на тот момент была уже достаточно жесткая. Снять процесс своего испражнения или выблевывание только что съеденных диких улиток было недостаточно, это могло принести разве что 100—200 новых подписчиков. Аппетиты росли не только у него, но и у зрителей: ему нужны были новые подписчики, а им нужен контент.

«Что может быть интереснее смерти, увечий, издевательств?», думал Дмитрий и перебирал варианты. Он всерьез обдумывал разного рода трюки с людьми, однако останавливался перед лицом закона. Что-что, а нести уголовную ответственность он не желал ни при каких раскладах.

— А что, если, — обсуждал он за выпивкой с друзьями, — найти какого-нибудь нищего-бедолагу, и засунуть ему петарду в рот, чтобы взорвалась прям там?

— Нее, — отвечал один из друзей, — это же причинение тяжких… этих… телесных. Короче, срок.

— А если я уговорю его сделать это за деньги, добровольно?!

— Да нее, — все так же возражал друг, — потом не докажешь. Он скажет, ты запугал и заставил.

— Ну, а если, выйти на какую-нибудь центральную площадь и закричать что-нибудь, — не унимался он, — что-нибудь против чего-нибудь.

— Ба-а-н-а-ально, — критиковал товарищ, словно являлся экспертом в таких делах, — ничего хорошего не выйдет.

Друг был прав. В этом не оставалось сомнений. Провоцировать государственные или следственные органы не хотелось. Причинять себе вред тоже не возникало никакого желания.

«Но ведь можно инсценировать», посетила его мысль. «Это же очень просто!». И он принялся воплощать идею.

Стоя на крыше, Дима был по-настоящему счастлив. То и дело его глаза фиксировали надпись «зрители» на открытом им стриме. Число росло с каждой минутой. Количество перевалило за 7000 человек, о чем он мог только мечтать. Конечно, в тех условиях, в которых он находился, невозможно было отвечать на вопросы и комментировать реплики. Он едва успевал читать сообщения, которые улетали вниз через секунду после появления: «прыгай уже», «че за придурок?», «я такое уже ви….», «очередной невменяшка?», «че происходит?», «куда донатить?»…

Дима улыбался. Улыбался, наслаждался моментом и говорил обо всем, о чем ему хотелось поговорить, не соблюдая последовательности. Тем более, это было вторым уроком, который он успел уяснить: «надо говорить, не важно о чем, не важно как, не важно что — главное, чтобы рот не закрывался. Хоть бы даже перечислять все, что видишь, „крыша, небо, земля, голова, деревья, кошка“, главное говорить, не закрывая рта». И он говорил. А количество зрителей и подписчиков увеличивалось на глазах.

— Парень, стой! — раздался голос откуда-то справа, вырвав Диму из своего идеального момента, впервые возникшего в его жизни. Он не сразу понял, показалось ли ему, или некто помимо него находился на крыше.

Не показалось. Справа от него, около чердачной двери стоял человек… человек в форме. Полицейский. Он спокойно смотрел на потенциального самоубийцу, пытаясь всем своим видом показать дружелюбие и сочувствие.

— Стой, не прыгай. Иди сюда, — повторил человек в форме, протягивая руку.

Дмитрий оцепенел. Он застыл, глядя на полицейского. В его голове возник ступор, перестали генерироваться мысли, мозг прекратил работать.

— Иди, иди, — настаивал полицейский мягким голосом.

Дмитрий посмотрел на количество зрителей — больше 10 000.

— Да я…, — выдавил Дмитрий, побоявшись продолжить, «да я и не собираюсь прыгать, я же все ради просмотров». Тогда, возможно, количество людей неуклонно начнет падать, и через полчаса не останется никого.

«Я не подумал», произнес он уже про себя, «не подумал, потому что не ожидал такой популярности эфира. Естественно, из нескольких тысяч найдется адекватный человек, который не захочет смотреть финал, хоть и лживый, а вызовет полицию. Или кто-то из окон дома напротив увидел».

— Идешь? — не унимался полицейский.

«Кажется, на сегодня игра окончена», пронеслась мысль в голове Димы. Он снова взглянул на количество зрителей, затем на экран чата, где летело много однотипных сообщений, «давай, наклони их», «не верь им, ментам нет веры, тебя заломают», «пусть теперь попляшут, проси, что хочешь», «ну что, сразу такие дружелюбные стали, а как дубинками мес…».

«Нет, кажется игра только начинается», пронеслась новая мысль. И он ответил.

— Не пойду! Я спрыгну!

— Тише, тише, тише, — заволновался блюститель порядка и сделал демонстративный шаг назад.

Зрители эфира ликовали, а количество подписчиков росло на глазах.

«Это мой шанс!», как лозунг по кругу витала в голове одна и та же мысль.

— Тогда скажи, что ты хочешь? Я постараюсь тебе помочь, — спокойно спросил переговорщик.

— Не поможете! — растерянно произнес Дима, понимая при этом, что вышло неестественно. Однако голос его действительно дрожал. Он в самом деле переживал, но только не из-за того, что боялся облажаться, а напротив, хотел получить максимальный улов из случайно сложившейся ситуации.

— Давай попробуем, — продолжал полицейский, — расскажи, что для тебя сделать?

— Я хочу…, — Дмитрий запнулся, потому что сам не знал, что ему потребовать.

— Что?

— Я хочу…, — он вновь уставился в экран, ища подсказки.

«Проси лям баксов», советовали зрители, «пусть станцует стриптиз», «пусть сам спрыгнет».

— Я хочу… кока-колу! — выпалил Дима, сам удивившись своей просьбе. «Правило номер два — говори все что придет голову, главное не молчи».

— Что? — переспросил полицейский, уставившись на суицидника.

—