Оглавление

Предисловие

Меня зовут Алиса и это — моя история.

Точнее, это одна из моих историй. История, которая сделала мне очень больно. И хотя история обыденная и незамысловатая, она разбила мне сердце.

И эта же история сделала меня сильнее, мудрее, а еще научила любить.

Я — танцовщица. Кроме выступлений я даю уроки танцев для женщин. Я встречаю женщин разных национальностей, социальных статусов и возрастов. Я танцую с маленькими девочками, юными девушками, беременными женщинами, с матерями и бездетными, с теми, кто хорошо двигается, и кто совсем не умеет танцевать, а также с теми, кто прикован к инвалидной коляске.

Я вижу много разных женщин.

Все они вдохновили меня написать эту историю. Как есть: откровенную, дерзкую, выстраданную. Потому что женщины испокон веков учились друг у друга — через истории, через прожитое и рассказанное в своей истории.

Я не могу сказать вам, как стать счастливой. Но хочу показать вам на личном опыте, как у меня однажды выбили почву из-под ног и заставили страдать, а мне казалось, что быть ранимой и уязвимой — это стыдно. Как будто душа не имеет права стонать…

И еще эта история для моей дочери. Для этой маленькой наивной и чудесной девочки, которая однажды станет взрослой… Она однажды прочтет эту книгу и захочет задать много вопросов, а возможно, и обидится на меня за всю мою откровенность…

И вот что я хочу сказать тебе, моя родная девочка: мама и папа очень любят тебя — ты самый желанный ребенок у своих родителей! Что бы тебе ни показалось — помни, это моя история, и я не только твоя мама, но и просто женщина. И ничто не изменит тот факт, что папа тебя тоже очень любит…

Даже если кто-то не показывает свою любовь к нам так, как мы того ожидаем, это не значит, что он не любит вовсе. Ты очень любима! Я люблю тебя. И папа тебя любит.

Это МОЯ история о том, что, даже когда тебе обрубают крылья — можно идти, и даже упав на дно, не стоит оставаться внизу даже на время, а сразу начинать двигаться вверх, даже если ты прочно прибит к земле и шевелятся только кончики твоих пальцев. И тогда постепенно, изо дня в день, от рассвета до заката, от события к событию ты заметишь, как ты растешь и становишься сильнее. Даже если на это уходят годы. Но жизнь того стоит!

Начало. До рождения Элль

6 октября 2014. 30 недель

Мне кажется, что моя сегодняшняя жизнь похожа на дешевый мексиканский сериал, который показывают в пять часов вечера без рейтинга. Сериал настолько примитивный, тоскливый и предсказуемый, что вокруг все плюются и ругают его банальный сюжет, но смотрят… Если и не в пять вечера (это вообще самое неудобное время суток для сериала, а уж тем более, если смотришь его тайно), то уж при повторе в девять утра непременно, как бы случайно включив телевизор на нужном канале…

Сюжет моего сериала прост: главная героиня Антуанетта приезжает в большой город, скажем, из Наукальпан-де-Хуарес, куда-нибудь в Экатепек-де-Морелос (правильнее, если б она переехала в Мехико, но Экатепек-де-Морелос звучит лучше).

Антуанетта — сексуальная и обаятельная, влюблена в мужественного и молодого Педро-Хуэля, а именно благодаря ему (или, может, из-за него?) они и переезжают из маленького Наукальпан-де-Хуарес (где познакомились незадолго до) в большой Экатепек-де-Морелос.

Экатепек-де-Морелос хорошо известен своими ветреными холмами. Именно поэтому здесь хочет жить и учиться Пэдро-Хуэль: ведь он всегда мечтал работать на ветряных мельницах! Антуанетта тоже не жалуется — в ее профессии (она шьет мешки для хранения муки) город не важен, а уж такой, где много мельниц и муки, ей и вовсе на руку. Живут они хорошо: трудно, но весело: все как полагается — из первой маленькой съемной квартиры переезжают в квартиру попросторнее, потом родители покупают им апартаменты, где они создают невероятный уют и свое личное гнездышко. Педро-Хуэль учится, Антуанетта во всем его поддерживает, иногда даже в ущерб своим интересам… Мы, как зрители, смотрим, и нам становится немного противно, что все у них складывается как-то слишком гладко. Ругаем Антуанетту, что ради мира в семье и карьеры мужа она бросает свое дело, не бог весть какое, но свое… Свое первое дело в большом городе, но мы прощаем ее: не ради себя же бросает — во имя семьи!

Так они и живут: Педро-Хуэль медленно, но верно движется вверх по карьерной лестнице, Антуанетта, как преданный пес, всегда с ним, всегда за него, всегда рядом.

И вот наступает в жизни Педро-Хуэля такой долгожданный момент, когда у него появляется своя собственная ассистентка. Впервые! Ого! — думают зрители. — Статус, зарплата, ассистентка! А тут и Антуанетта радует — они ждут своего первого ребеночка! И все резко вдруг становится не интересно, даже можно заканчивать первый сезон… Но продюсеры и режиссеры оставляют сюжеты открытыми, даже с плохим концом — чтобы потом можно доснять продолжение…

Поэтому в ассистентки Педро-Хуэлю попадается коварная женщина, Урсула-Жопордина. Урсула-Жопордина врывается в устаканившуюся семейную жизнь и привораживает Педро-Хуэля, еще вчера строившего планы на светлое будущее с Антуанеттой… Он стремительно влюбляется, забивает на жену, их любовь и дружбу, своего ребенка, совместно прожитые годы и бежит савраской за Урсулой-Жопординой.

Мы все убиты горем. Но не сильно переживаем, потому что банальность ситуации зашкаливает: молодая пара, первая беременность, успехи на работе, личная ассистентка…

Драма, драма, драма. Антуанетта в печали, Педро-Хуэль растерян, ведь вроде и Антуанетта ему не чужая, и дочка у него на подходе… А тут Урсула-Жопордина хвостом виляет, ужины ему готовит, с работы ждет…

…Моя учительница йоги, Нина, смеется:

— Хороший сериал у тебя получается. Но, может, это только середина первого сезона и еще не все кончено?

— Может, — соглашаюсь я. — Нам же интересно, как Антуанетта разрулит ситуацию. И мы верим и хотим, хотя еще не знаем, правильно ли это, простить это предательство, чтобы Педро-Хуэль вернулся домой, а Урсула-Жопордина была разоблачена в своих намерениях и зло наказано…

— А знаешь, — говорит Нина, — в таких банальных, как ты говоришь, сериалах, обычно очень банальные концовки — именно поэтому мы их и смотрим! Ведь мы же знаем, что на самом деле Антуанетту ждет любовь, новый принц… Она из всего выкарабкается и родит здорового ребенка. И еще будет идти по улице, ветер будет развевать ее волосы, проезжающие машины будут сигналить, прохожие сворачивать шеи… А она идет такая красивая, уверенная в себе, сильная и счастливая!.. Такие сериалы только так и заканчиваются!

Да, думаю я, сериалы именно так и заканчиваются, но моя жизнь — не сериал, что идет по местному телеканалу в пять вечера. МОЯ жизнь — прайм-тайм, самое дорогое время эфира…

6 мая 2020

Элль пять с половиной лет. Израиль

Вчера мне предложили провести занятие по йоге в женском убежище — это такое место, куда приходят женщины, пострадавшие от насилия в семье. Даже еще страшнее: которые сейчас страдают от насилия, а это убежище — секретное место, куда они ходят получить помощь, совет, поддержку, плечо, на котором можно поплакать…

И вот я сижу перед ними на коврике для йоги. Передо мной сидят восемь женщин: четыре арабки, с трудом говорящие на иврите, одна филиппинка и еще три израильтянки. Женщины не особо улыбчивые, сидят настороже, недоверчивые… Оно и понятно: кто я такая, откуда пришла, почему тут? Адрес этого убежища нигде нельзя найти, мне его продиктовали и просили никому не говорить. Я никому и не скажу, но они-то в этом не уверены — откуда они меня знают, чтобы верить…

Я провожу занятие на иврите и английском, чтобы арабки тоже могли что-то понять, но этого недостаточно — и меня переводят на арабский. Мы дышим, становимся в разные асаны. Я выбрала для них самые жизнеутверждающие — мы делаем стойки Воинов, и я напоминаю им, сколько в них есть женской силы. Асана Дерева: у дерева есть чему поучиться — стойкости, силе, спокойствию. Сезоны сменяются: дожди и зной, даже ураганы и снегопады, а дерево стоит. Потом растяжки и упражнения на гибкость — все для того, чтобы забрать практику отсюда, с коврика для йоги и перенести в свою жизнь.

Мы проводим медитацию на то, чтобы зажили раны. Еще на новые силы.

И снова дышим, наполняем каждую клеточку тела кислородом, выдыхаем все, что больше не потребуется нашему организму.

Закрываем глаза и слушаем тело: как оно себя сейчас чувствует?

Одна арабка плачет. Я смотрю на нее и говорю:

— Тебе можно плакать. Ты в безопасности.

И вдруг я вспоминаю, как сама была на четвертом месяце беременности и узнала, что мой муж любит другую. Я ходила на уроки йоги и плакала почти все занятия напролет. Смотрю вот на эту женщину передо мной — и тоже хочу плакать.

Я хочу рассказать им свою историю, сказать, что бывает очень страшно, очень больно, но все это как-то проходит. Что есть жизнь после развода. Что есть жизнь после разбитого сердца. Что это не стыдно — быть сейчас уязвимой, в слезах и соплях, такой растрепанной и несобранной… И не надо оправдываться перед другими!

Принято считать, что разбитое сердце — это чепуха, это пройдет. Вот болезнь — да: из-за болезни можно расстраиваться, плакать, искать и просить помощь. А когда болит душа — надо собраться, взять себя в руки и думать о хорошем…

Вечером я достаю свой старый дневник — буду перечитывать. Я в нем жалкая. Разбитая. И даже — глупая. А еще — беременная. Еще — наивная. Но это — Я!

В мой двадцатый день рождения мы впервые поцеловались.

За десять дней до него мы познакомились. Он утверждал, что я свалилась на него с небес, как ангел. Я просто неожиданно приземлилась рядом с ним в театре. Я старалась пройти незамеченной потому, что опоздала на спектакль, в котором играла моя мама. Еще минуту назад в зале была темнота, и рядом с ним никого не было. И тут внезапно я очутилась в соседнем кресле.

Потом он часто говорил, что, когда увидел меня — сразу подумал: «Как странно… Возле меня только что села моя будущая жена».

Целовались мы на море. Была середина дня, солнце припекало, но нам было хорошо. Только потом, через пару лет, я узнала, как сильно он не любил жару…

Мы спустились к пирсу и сели на острые камни. Мы сидели очень близко друг к другу и болтали о какой-то чепухе.

Я смотрела на него. Капельки пота выступали на лбу и над губой, я щурила глаза, потому что сзади него ярко светило солнце, в тот момент он казался мне таким красивым и родным, что я разрешила себя поцеловать.

Он мягко и нежно целовал мои губы, и едва уловимый вкус его соленого пота делали этот момент еще более волшебным. Мы целовались на этих камнях целую вечность. Море билось под нашими ногами, иногда нас обрызгивало. Мы смеялись и продолжали целоваться…

Мне нравилось в нем все!

Илан был первый, кто пригласил меня обедать и ужинать в рестораны по поводу и без… Я всегда думала, что рестораны — это по праздникам, но с Иланом мы ходили в рестораны каждый день: одна кухня, другая, разная… Когда мы только познакомились, мы могли позавтракать в ресторане одного города, а поужинать уже в другом месте! Я восхищалась его спонтанностью, умением наслаждаться едой и так легко тратить деньги…

Мне нравилось наблюдать, как красиво и уверенно Илан ведет машину, как легко переключает скорости, не боится гонять по набережной… Мне вообще нравилось, что он такой мужественный, сильный, смелый. Умеет водить машину и мопед, а еще водный мотоцикл! И всегда говорит мне:

— Мужчина должен уметь подчинить себе любой транспорт.

Я смотрела на него с таким обожанием: вот он МОЙ мужчина, такой всемогущий — ему подвластно все!

В день первого поцелуя мы проезжали какой-то тоннель, в котором я больше ни разу не была ни до, ни после. Тоннель был низкий, темный, заброшенный… На улице все еще было жарко, но внутри было словно в загадочной пещере — темно, сыро, прохладно… Илан внезапно остановил машину, мы отстегнули ремни безопасности и, без предисловий или объяснений, просто упали друг другу в объятия. Мы целовались там целую вечность… И даже чуть-чуть дольше, чем вечность! Это были такие минуты, про которые помнят всю жизнь. Это были одни из самых приятных мгновений нашей жизни вместе.

— Мне кажется, я никогда не был счастливее, — тихо сказал он. — Я не знал, что можно испытывать сразу так много чувств к другому человеку. Пускай это никогда не заканчивается…

А потом по дороге домой на каждом светофоре, что горел красным светом, мы целовались, а машины сзади сигналили нам. Глупцы! — думали мы и смеялись. Никогда еще светофоры нашего города не горели красным так мало времени.

— Что бы ни было в нашей жизни, давай всегда вот так целоваться на светофорах, когда они горят красным, — сказал он.

— Давай! — я была абсолютно счастлива в тот момент.

Часть 1.
Начало. До рождения Элль

Сезон первый

2006

За восемь лет до рождения Элль

Декорации. Заставка. Свет

Вначале был танец. И танец был у меня. И я была танцем.

А потом был Илан. Но чтобы рассказать об Илане, я должна начать с танца.

Танец был в моем теле, в моих бедрах, под моими костюмами. Я укутывалась в шаль и позволяла музыке уносить меня на восток, то медленно раскачиваясь под платками, то широко распахнув руки. Каждый раз танец рождался во мне заново — другой, новый, мой. Тысяча и одна история. Танцами. Бедрами. Шалями.

Мне было семнадцать лет, когда я решила выступать и преподавать восточный танец живота.

Откуда во мне такая дерзость — непонятно. На самом деле я очень стесняюсь: мне всего семнадцать, а я уже выступаю в ресторанах, мне неловко. Я прошу маму сшить мне костюмы, но не слишком открытые. Я хочу, что бы у меня были покрыты плечи и закрыта грудь — это странно для восточных танцев, но по-другому мне некомфортно. На выступления в рестораны я езжу с мамой. Там темно, накурено, разные люди подшофе. Зритель хочет шоу, а я стою посреди зала со своими закрытыми плечами и тихонько танцую, именно тихонько. Я не уверена в себе, в своем костюме, в выборе музыки, в танце, где так важны раскрепощенность и игра со зрителем. Но, тем не менее, я танцую.

А днем я преподаю в огромном спортивном зале городской школы — занимать зал для занятий целых два раза в неделю разрешили мне мамины друзья, спортивные тренеры. В зале пахнет резиновыми матрасами и хлоркой. Музыкальный центр я достала через друга: там иногда заедают диски, а его мощности едва хватает, чтобы озвучить даже не половину помещения, но я не унываю. Я буду вести танцы! Вот оно — безумие молодости…

Мой самый первый урок: в зал входят женщины старше тридцати, а некоторым даже больше пятидесяти, каждая из них пришла сюда после рабочего дня.

В будущем я узнáю, зачем женщины идут на мои уроки: чтобы отключиться от внешнего мира, окунуться в мир женственности, где танцевальной шалью можно укутать плечи, а в звоне монет на бедрах увидеть и принять свое тело. Женщины приходят, чтобы видеть себя в зеркале, детально узнать свое отражение и научиться нравиться себе, в первую очередь! Приходят, чтобы получить от меня — осанку, знания и опыт, энергетику. Вот зачем они приходят ко мне!

А здесь нет зеркал, музыка приглушена плохой акустикой, учительнице всего семнадцать лет. С этим сложно погрузиться в мир чарующего Востока, как было обещано на моих дешевеньких флаерах, которые я сама рисовала и раздавала повсюду.

— Где учитель? — спрашивают меня женщины, рассматривая зал.

Я хочу обернуться и позвать кого-то из старших: пусть придет и разберется вместо меня с этими тетками. Мне становится немножко не по себе, но мой голос произносит:

— Я здесь учитель, — и тело начинает командовать танцевать. Женщины танцуют за мной. Урок начинается и проходит вполне сносно.

Ученики меня вдохновляют. Я так боюсь их разочаровать, что очень тщательно готовлюсь к каждой встрече.

За первый месяц работы учителем танцев я узнаю больше, чем за годы своих тренировок! Чтобы увлечь своих учениц, я постоянно выдумываю новые фишки — новые движения в танце, придумываю костюмы на весь коллектив, постановку совместного выступления, женские вечеринки.

За два года преподавания я организовала два больших концерта для тридцати танцовщиц на большой сцене с завораживающей программой — зрители и исполнители были в ударе!

…Мне двадцать лет. Февраль 2009 года. Мы вместе с Иланом переезжаем в Лос-Анджелес. Это большой и новый для меня город, город артистов, танцоров, людей искусства — плюнешь случайно и попадаешь в актера или танцовщицу. И я — все та же неуверенная в себе девочка. Конечно, за плечами почти три года опыта преподавания и выступлений в Израиле, но здесь необходимо все начинать с нуля. Самой. И без мамы.

Я всего боюсь: я боюсь даже просто гулять по улицам сама — я кажусь себе очень маленькой в таком огромном городе.

Начинаю просматривать местные форумы восточных танцев — ищу единомышленников, пытаюсь понять, как работать в Лос-Анджелесе.

С чего вообще начинать?

Илан мне во всем помогает. Он понимает, что без танцев я не могу жить, а значит, вероятно, могу бросить его и уеду домой. Поэтому он всячески способствует моим поискам: сам возит меня — ведь у меня нет прав, и регистрирует на конкурсах — ведь я сама стесняюсь, буквально держит меня за руку, когда я сильно переживаю.

Покорять Лос-Анджелес я начала с открытых площадок, сцен фестивалей и тематических вечеров, где мог выступить любой желающий. Я только регистрировалась — заполняла формы участия, а Илан возил меня на другой конец города и стоял в пробках, пока я подолгу ждала за кулисами, чтобы потом выступить пять минут там, где не всегда набиралось даже пять зрителей.

Это было не очень веселое зрелище: отчаявшиеся в своем успехе танцовщицы выступали за негромкие аплодисменты. Помост или сцена были не всегда — мы часто танцевали просто между столами в ресторанах на грязном и липком полу.

Я танцевала для людей, которые быстро доедали свой ужин и отводили от меня взгляд, ведь посмотреть на танцовщицу — значит пообещать ей чаевые, поэтому лучше смотреть в свою тарелку. Но я продолжала свой танец потому, что хотела выступать в Лос-Анджелесе. Как и тысячи таких же, как я.

В одной такой кальянной, где от дыма выедало глаза, я наконец получила свои первые чаевые. девять долларов однодолларовыми купюрами! Мои первые деньги, заработанные в США. Ура! Это же почти целая десятка!

Илан тогда учился и ничего не зарабатывал, мы жили в Лос-Анджелесе уже четыре месяца, и это был наш первый общий самостоятельный заработок. Но главное, я заработала свои первые деньги танцем! Я очень радовалась за себя. Даже больше — я гордилась собой! Теперь я точно могу покорить Америку — я буду выступать в Лос-Анджелесе! $9…

6 июня 2010

За четыре года до рождения Элль

Лос-Анджелес. Акт первый. Начало

Мы с Иланом живем в Лос-Анджелесе уже полгода. Он учится в Школе Кино (Los Angeles Film School), а я ищу любые возможности влиться в танцевальную тусовку LA. Вот и сегодня мы возвращаемся из ресторана Byblos в Санта-Монике — там каждые выходные проходит восточное шоу. Для меня такие рестораны — это разведка, учеба, такая библиотека, куда я прихожу изучать все вокруг: саму танцовщицу, ее технику и стиль общения со зрителем, моду на костюмы. Я изучаю зрителя, его поведение в целом и реакцию на танцовщиц живота в частности. Я внимательно рассматриваю работников ресторана — от официантов до диджея и менеджера. Я представляю себя частью этого мира.

Дорогой домой Илан произносит:

— Пора задуматься о финальном проекте — нужно сдать его в декабре.

— Но на дворе июнь, — парирую я.

— Так работают в кино, — улыбается Илан в ответ, — подготовка к фильму начинается заранее. Я хочу, чтобы это была уникальная работа, которая поможет мне распахнуть дверь в этот бизнес. Это должна быть моя визитная карточка!

— О чем ты хочешь снимать? — спрашиваю я.

— Я еще не уверен, но хотел бы снять что-то на тему арабо-израильского конфликта.

Я сразу загораюсь этой идей. Тема конфликта волнует каждого израильтянина, особенно пока он молод, наивен и готов изменить мир — я не была исключением, ведь с пятнадцати лет я сама занималась этим: представляла молодежь Израиля в Бостоне (США) и Русте (Германия), одно время даже хотела быть политиком и послом Израиля… Но танец взял верх!

Мы начали писать сценарий: придумали непростые образы наших героев, разработали замысловатую сюжетную линию. Я писала диалоги, и даже шутила, что скоро к нам в квартиру постучат из ФБР, ведь такое количество запросов в гугле слов «джихад», «террорист» и «конфликт», может напугать «старшего брата».

Закончив сценарий, мы стали вместе искать финансирование для съемок: целыми днями вдвоем обивали пороги студий и кабинетов продюсеров, вдвоем проводили кастинг актеров, вдоль и поперек исколесили окрестности Лос-Анджелеса в поисках подходящих локаций, вместе репетировали и утверждали весь проект.

Сценарий настолько хорош, что компания Fujifilm соглашается нам помочь — подарить пленку. Снимать на настоящую пленку было задумкой Илана: он не хочет снимать на цифру, хоть пленка 36 мм гораздо более дорогостоящая затея.

Денег на проект у нас ничтожно мало, поэтому мы на всем экономим и максимально делаем сами. Мои танцы уходят на второй план, я с головой окунаюсь в фильм. Наш фильм!

Во время съемочных дней, которых всего четыре, мы работаем по шестнадцать часов в сутки. На съемочной площадке я исполняю роль сразу нескольких киношных департаментов.

— Алиса, мой production designer бросил меня, ушел в середине дня! Ты должна срочно придумать, где мне взять скатерть для следующего кадра, — психует Илан.

И я, как волшебница, нахожу скатерть.

— Алиса, мне нужно, чтобы у актеров был пот на лбу! Как сделать им этот чертов пот?!

— Давай побрызжем на их лоб детское масло? — выкручиваюсь я.

Идея с детским маслом, кстати, была не самая удачная: масло попало в глаза, и мы потеряли много времени, возвращая актеров в строй.

Снимать фильм сложно, но увлекательно. Это настоящее чудо, когда из ничего (идея пришла к нам в голову, когда мы ехали по бульвару Санта-Моники) рождается история героев — сначала на бумаге, а потом на экранах, и вдруг появляется короткометражное кино! Настоящее кино! Кино, к которому я имею самое прямое отношение — я его создала! Я что-то создала! Теперь это кино увидят все!

5 октября 2011

За три года до рождения Элль

И вот настал тот день, когда наш фильм выходит к зрителям — премьера! И это не просто зрители: мы стали отправлять наш проект на различные кинофестивали, одиннадцать (!) кинофестивалей в мире (включая Австралию) отобрали наш фильм для показа. Каждое письмо из такой кинокомиссии радовало нас больше предыдущего.

Сейчас мы с Иланом в Израиле. Наш фильм будут показывать на фестивале в нашем родном городе. Так волнительно!

На днях Илан дал интервью двум ведущим телеканалам. Конечно, мне очень хотелось, чтобы во время интервью я была рядом с ним, но это его работа… Да и какая на самом деле разница, кто дает интервью на телевидении, ведь главное, что наш фильм заметили!

И вот мы стоим у кинозала возле огромной красочной афиши. На мне платье длиной чуть выше колена с тюлевым подъюбником, наподобие балетной пачки, в стиле пин-ап, белое в черную крапинку. Я нашла это платье на распродаже в Лос-Анджелесе и влюбилась в него сразу.

Я с распущенными волосами, которые сама уложила утром утюжком. На улице жарко — было бы логичнее собрать волосы в хвост, но красота требует жертв (или пота?). На мне золотые сережки в форме спирали с маленькими камушками, слишком нарядные на каждый день, но на сегодня — в самый раз!

Илан сегодня беспримерно хорош, у меня замирает сердце, когда я смотрю на него: такого элегантного, сияющего, даже капельку неприступного, как сейчас, ведь обычно он носит шорты и футболки, а сегодня — на нем белая рубашка. И не просто рубашка, а с запонками!

На прошлый день рождения Илана я отыскала в недрах Ebay эти винтажные застежки в форме кинокамер. Илану подарок понравился, хоть выгулять эти запонки ему было негде. Теперь момент настал: кинокамеры идеально смотрятся на белых манжетах!

Застегивая эти чертовы запонки, я немного испортила маникюр: откуда мне было знать, как правильно их использовать?! Но мои жертвы были не напрасны — эта маленькая деталь, аксессуар, была как бы символом воплощения нашей принадлежности к киномиру.

Два года назад мы уезжали из Израиля в город ангелов на берегу Тихого океана, где никого и ничего не знали… А сегодня мы стоим возле афиши нашего фильма, который сняли в самом настоящем Голливуде, на пленку 36 мм, и этот фильм показывают в разных странах на кинофестивалях!

Илан улыбается, и в этот миг кажется мне таким родным, несмотря на свою неприступную красоту. Я искренне восхищаюсь им. И нами!

Мы просто мини-американская мечта — голливудская пара. Нас фотографируют наши родственники и друзья. Ощущение, словно вокруг нас столпились папарацци, а мы — настоящие звезды.

Это первый фестиваль, где мы будем сами представлять наш фильм.

С нами много родственников, все нас поздравляют. Ну, то есть, поздравляют в основном Илана, я больше просто рядом стою… Иногда мне хочется закричать им всем:

— Эй, это и мой фильм тоже! Вы титры-то читали?!

Но очень не хочется портить Илану настроение в этот миг его славы. Все-таки кино — это не мое, мое же — танец. Я здесь для того, чтобы поддержать любимого, не за похвалой…

Мы заходим в кинозал — там, в основном, наши друзья с семьями, но есть гости, которые пришли посмотреть именно наш фильм.

Хорошо, что кино длится всего одиннадцать минут, потому что сидеть в жестком тюлевом подъюбнике ужасно. К тому же боковая молния платья больно врезается в подмышку: сегодня с утра я как-то неудачно застегнула ее. Черные лаковые туфли с открытым носком немного натирают. Сейчас я хотя бы могу незаметно разуться, чтобы мои ступни расслабились в темноте кинозала.

Я смотрю наш фильм на огромном экране и испытываю безмерное чувство гордости. Вот здесь — мой диалог, моя идея показать героя именно так, это мой пот на лбах актеров! Тот самый несчастный пот. В прямом и переносном смысле.

Фильм длится одиннадцать минут. Всего одиннадцать. Но сколько времени и сил вложено в эти минуты!

Титры.

Вспыхивает свет, мы слышим аплодисменты. Люди встают, аплодируют, улыбаются.

Ведущий выходит на сцену, зовет Илана присоединиться. От волнения у меня вспотели ладошки, я постоянно вытираю их о голые коленки. Какой он красивый, мой Илан!.. Я поворачиваю голову и вижу его отца, который вот-вот заплачет от гордости. Вижу свою маму. Все взгляды устремлены на Илана, когда он встает со своего места и двигается на сцену.

Илан выходит и начинает рассказывать про наш фильм. Я сижу, изо всех сил стараясь держать спину ровно, «сохранять спокойствие», разглаживаю складки на платье, поправляю бретельки, облизываю зубы, чтобы не дай бог там не оказалось помады: ведь сейчас и меня позовут. Жду момента, когда Илан начнет говорить про меня. Он рассказывает смешные истории со съемок, зал реагирует улыбками.

Я жду.

Напряжение достигает предела. Я продумываю слова, повторяю, чтобы ничего не забыть.

Начинаются благодарности.

— Я хочу сказать спасибо моему отцу, — говорит Илан. Я отряхиваю подол платья в нетерпении, еще шире расправляю плечи. Капелька пота стекает у меня между лопаток. Очень медленно.

— Благодаря моему папе мы смогли снять этот фильм! — вдохновенно несется со сцены. — Если бы не ты, папа, ничего бы этого не было. Спасибо тебе, — Илан выдерживает актерскую паузу. Зрители хлопают. — И спасибо всем вам, — обращается он к публике, — что пришли сегодня поддержать меня!

Снова аплодисменты. Зрители встают и идут к сцене поздравлять Илана.

Это все? Как все? Да, больше он ничего не говорит. Илан пожимает руки поздравляющим, кого-то даже обнимает и похлопывает его по спине. Все закончилось? Не может быть, а я?..

Я сижу в своем кресле как приклеенная. Все с такой же ровной спиной. Не могу расслабить плечи. В горле будто ком застрял. Чувство несправедливости накрывает меня с головой.

Это нечестно!!!

Хочется кричать, но я молчу и не могу пошевелиться. Хочется плакать. От обиды. Натыкаюсь взглядом на разочарованное лицо моей мамы. Она-то знает, сколько дней и сил я отдала этому проекту. Мама ведь тоже ожидала увидеть меня на сцене. Чтобы не расстраивать ее еще больше, я всеми силами пытаюсь скрыть разочарование и выжимаю из себя улыбку.

— Здорово, мам, да? — спрашиваю я. — У Илана большое будущее! Вот когда он будет получать Оскара, я уж точно буду стоять рядом с ним!

6 июня 2009