В. М. Артемов

Нравственность и право для настоящего и будущего

Учебное пособие

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.12(075.8)

ББК 67.0я73

А86

Автор:

Артемов В. М., доктор философских наук, профессор кафедры философии и социологии, научный руководитель философско-правового клуба «Нравственное измерение права».

Рецензенты:

Разин А. В., доктор философских наук;

Малюкова О. В., доктор философских наук.

В предлагаемом учебном пособии ставится и своеобразно решается вечная и весьма актуальная проблема соотношения нравственности и права. Показывается, что она, по существу, пронизывает любую отрасль права, требуя к себе постоянного и целенаправленного внимания прежде всего с целью развития и совершенствования самого права и общества в целом. Прицельно рассматриваются различные этические идеи и концепции, их особенности и влияние на поиски адекватного решения этой проблемы. Автор позиционирует точку зрения, согласно которой в современных условиях спасительным и перспективным является неуклонное движение от классической концепции «право есть минимум нравственности» к последовательной, дифференцированно взвешенной максимизации нравственности в праве. Особое внимание уделяется мировоззренческим, аксиологическим, этическим и иным философским основаниям юридической науки и практики.

Настоящая работа предназначена для всех, кто изучает философию и этику, особенно профессиональную, а также будет полезна тем преподавателям, кто хочет повысить квалификацию по этим и другим гуманитарным дисциплинам. Определяющая роль самой нравственности, в том числе применительно к праву, не может не привлекать пристальное внимание юристов, управленцев и других специалистов, работающих с людьми.

УДК 340.12(075.8)

ББК 67.0я73

© Артемов В. М., 2024

© ООО «Проспект», 2024

Издание подготовлено
к 70-летию доктора
философских наук,
профессора,
научного руководителя
философско-правового клуба
«Нравственное измерение права»
В.М. Артемова

Чем соедините вы людей для достижения ваших гражданских целей, если нет у вас основы в первоначальной великой идее нравственной?

Ф.М. Достоевский

Сущность права состоит в равновесии двух нравственных интересов: личной свободы и общего блага.

В.С. Соловьев

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Право на перепутье: поиски стратегии развития в парадигме нравственности1

Тема настоящей работы относится к числу вечных. По существу, ни одна правовая проблема не может быть успешно поставлена, а тем более решена без учета собственно нравственного ее измерения. Хотелось бы в самом начале подчеркнуть, что, ставя проблемы соотношения и перспектив взаимодействия нравственности и права, автор исходит не из противопоставления последних в каком-либо аспекте, а из необходимости поисков исторической и теоретической истины, установления ценностной определенности. В любом случае требуются новые целенаправленные усилия в данном направлении. В них нуждается само современное общество, нормальная жизнь которого немыслима ни без моральных императивов, ни без правовых ограничений, ни без их оптимального взаимодействия.

Кроме философских размышлений в данном ключе требуются практические шаги в аспекте дальнейшего сближения нравственности и права. Это просто необходимо для существенного оздоровления ситуации в условиях продолжающегося кризиса современной цивилизации в целом и его российского сегмента в частности. Решение данной задачи не может быть каким-то простым механическим предприятием, а по определению предполагает комплексный подход и некую общую синтетическую направленность. По крайней мере, сразу же следует отбросить как узкий государственнический позитивистско-правовой подход, так и поверхностное, пустое морализаторство. Указанные крайности, по сути, сходны в их бесперспективности.

При этом важно сразу же подчеркнуть, что жизненно важным представляется именно усиление нравственности в праве, а не наоборот. Попытки вытеснить или заменить нравственные критерии и поступки на социокультурном поле какими-либо исключительно законодательными принципами и решениями в связи с некоей экономической необходимостью (например, бесцеремонное вмешательство государственных институтов и конкретных чиновников в тонкие гражданские, в том числе семейные, отношения, изъятие детей из семей по ничтожным поводам и т. п.), как правило, приводят к нежелательным и даже обратным по отношению к желаемым результатам. Подобные новшества не только практически подрывают и даже разрушают сложившиеся социальные структуры и отношения между индивидами, но и подрывают доверие к праву как институту. По существу, право призвано играть важную защитную и стабилизирующую роль в государстве и обществе в целом, имея в виду наличие различных проявлений зла, которые по разным причинам не поддаются только моральному регулированию или требуют немедленной, как правило пресекающей, реакции со стороны власти.

Если указанная роль исполняется должным образом и цель (поддержание порядка) подкрепляется адекватными средствами (преимущественно ненасильственными), то право может благотворно сказываться и на самой нравственности, создавая предпосылки для ее культивирования и наиболее полного осуществления в самых разных, так сказать, уголках проблемного социума. Оно, таким образом, способно помочь укреплению нравственности, но ни в коем случае не в состоянии ее заменить. Более того, как только право сводится к жесткому, насаждаемому сверху закону и начинает замыкаться, что называется, в себе, оно теряет духовно-нравственную поддержку и перестает быть гарантом искомого порядка, провоцируя (сразу или со временем) обострение различных проблем на социальном и индивидуальном уровнях. Соответствующие исторические примеры (абсурдный суд над философом-моралистом Сократом, средневековая инквизиция, бесправность основной части населения в период крепостничества, излишние элементы принуждения в процессе коллективизации, юридическое прикрытие разного рода грабительских по отношению к населению акций, например фактическое обнуление вкладов граждан в «лихие девяностые» и т. д.) можно приводить долго.

По существу, именно человеческое в человеке как раз и составляет своеобразный стержень нравственности, эпицентр общечеловеческих ценностей. Данная констатация при всей ее очевидности тем не менее нуждается в серьезном обосновании и всестороннем позиционировании не только, условно говоря, в общественном мнении и массовом сознании, но и в профессиональном юридическом сообществе, особенно применительно к студенческой молодежи. При этом одних классических текстов и образцов поведения и деятельности (А.Ф. Кони и др.), конечно, недостаточно, хотя они и необходимы2. Нужны новые теоретические аргументы, соответствующие исторические экскурсы, дальнейшее осуществление целенаправленной и последовательной нравственно-философской экспертизы актуальных и насущных проблем современного общества и права.

Важно подчеркнуть, что проблема соотношения нравственности и права выступает в качестве своеобразной красной нити в ткани любой отрасли права. В известном смысле перед нами основной вопрос правоведения, за которым в конечном счете просматривается основной вопрос философии, по существу сводящийся к проблеме противоречивого единства духовного и материального. Соответственно, продолжая данную аналогию, представляющую глубокую жизненную правду, можно говорить о не менее противоречивом, даже драматическом переплетении нравственного и правового. Если в традиционном общефилософском разделении выделяются идеалисты и материалисты, то в рассматриваемом аспекте в целом вырисовываются, условно говоря, оптимистически-этическая и позитивно-правовая позиции.

На первый взгляд видимая событийная сторона современного общества, особенно его государственной составляющей, казалось бы, демонстрирует доминирование последней. Даже складывается впечатление всесильности собственно юридической линии решения проблем человека и общества. Вместе с тем, учитывая реалии, зачастую приходится говорить о скороспелых законодательных инициативах и запретах, бесконечно меняющихся правилах игры на политико-правовом поле и т. п. За этим в конечном счете просматривается дефицит культуры в целом и, главное, нравственно-философских, ценностных оснований.

Такое весьма удручающее положение требует активных теоретических поисков корней обострившихся проблем. Некоторые из них уходят в далекое историческое прошлое и, соответственно, требуют регулярных и целенаправленных действий в аспекте нового осмысления и последовательных целенаправленных решений. Новые же причины и факторы негативных процессов зачастую представляют оборотную сторону видимого цивилизационного успеха. Мнимые победы, что называется, оборачиваются поражениями. Так, ускоренная формализация отношений между людьми как потребителями и субъектами разнообразных политических и иных подобных технологий привела к выхолащиванию собственно человеческого в человеке. Это, в свою очередь, ведет к потере значимых метафизических смыслов и уходу от спасительных общечеловеческих, прежде всего нравственных, ценностей. Остаются, что называется, голые технологические «идеи», неоправданные иллюзии и претензии, лишь разжигающие все новые конфликты, а то и войны, увы, приближающиеся к нашим границам. У многих возникает ощущение жизни в парадигме только сегодняшнего дня. Теряется перспектива долгосрочного совместного бытия (как это было, к примеру, в конструктивные периоды советской эпохи3), минимизируется ответственность за день завтрашний.

По существу, подобное положение свидетельствует о незрелости свободы личностного уровня и некоем исчерпании потенциала развития социума в целом. Столь желанная свобода в глазах многих превратилась в некий инструмент для достижения чего-то, в то время как она является результатом усилий самого человека и призвана быть его важнейшим качеством. Сказывается здесь и явное выпячивание собственно внешней, условно говоря, технологической, стороны жизни современного общества, когда видимость претендует на место сущности, а формальная исполнительная функция отрывается от содержания и вообще от какого-либо смысла. Имеет место своеобразная имитация деятельности и жизни в целом.

Одно дело, когда указанное выше положение характеризует, к примеру, какой-то замкнутый в себе коллектив или некое разрозненное образование; совсем другое — когда речь идет о мощных цивилизационных институтах, в данном случае о праве в целом. Опасностей и возможных негативных последствий здесь значительно больше. В связи с этим нельзя не обратить внимание на так называемый правовой тоталитаризм, о котором писал А. А. Зиновьев применительно к Западу: «Западное общество превратилось в общество правового тоталитаризма. Тут сложилась такая густая и запутанная сеть правовых норм и отношений, что рядовой гражданин самостоятельно не способен поступать без ущерба для себя…»4 Но, думается, подобная ситуация начинает складываться и в нашей стране. Человек как гражданин и другие коллективные субъекты права все чаще и чаще оказываются в сетях новых запретов или формальных разрешений, не имея реальных возможностей добиваться того, что является действительно справедливым. Перефразируя и продолжая известную диалектическую мысль Г. В.Ф. Гегеля, скажем, что такое право граничит с бесправием.

При этом важно иметь в виду качественные особенности рассматриваемых феноменов. Если, к примеру, нравственности (человеческого в человеке) «много быть не может», то право (формальные внешние разрешения и ограничения со стороны государства, подкрепленные угрозой и осуществлением принуждения) может быть чрезмерным. Особенно это относится к собственно законодательной его части и практике бездумно-формального исполнения, к примеру, устаревших и чрезмерно жестких — тем более жестоких — законов. В конечном счете господствовать в обществе должно не право само по себе, а разум, органично включающий в себя нравственное измерение и ориентирующий на порядок во всем.

Возвращаясь к аналогии между основным вопросом философии и соотношением нравственности и права, важно подчеркнуть, что в действительности основная проблема заключается не в том, что, строго говоря, первично, а в том, как сделать так, чтобы нравственность никогда не ослабевала, постоянно присутствовала в социуме, воспроизводилась в качестве его неотъемлемой составляющей. В свою очередь, именно такое должное состояние по определению исключало бы разного рода собственно юридические крайности, ведущие, как правило, к новым и новым проблемам, причем далеко не только юридическим. Так, ужесточение так называемой ювенальной юстиции, когда, к примеру, детей практически подталкивают к доносительству на родителей, не только не улучшает ситуацию, условно говоря, избытка насилия, а, напротив, существенным образом усугубляет ее, ибо подспудно ожесточает нравы, открывает, что называется, ящик Пандоры.

Еще хуже дела обстоят с международным правом. Думается, к примеру, что соблюдать внешние правила игры в отношениях с той стороной, которая практически полностью отказалась от общепринятых и приемлемых в нравственном отношении ценностей и демонстративно позиционирует антигероев в качестве «героев», — значит прямо поощрять ее на новые моральные и иные преступления. К последним, к примеру, нельзя не отнести обстрелы мирных жителей Донбасса или присвоение одному из проспектов в Киеве имени С. Бандеры. Если никак не реагировать на это и подобное, то крайние националисты могут пойти еще дальше в своем политико-идеологическом безумстве. Теперь вот и НАТО, подыгрывая крайним националистам в Прибалтике и используя возможности средств массовой информации, прославляет так называемых лесных братьев, которые в действительности были наследниками фашистской идеологии и практики. На духовно-нравственном поле должна быть полная ясность, ведь нельзя заигрывать со злом в принципе (очевидно, что в приведенном случае налицо крайнее проявление национализма).

Важно исходить из бесспорности, а точнее, из абсолютности именно морального фактора. Вместе с тем, оставаясь на почве науки и учитывая объективные реалии, нельзя смешивать разные сферы и аспекты социального целого — экономический, социальный, политический (организационно-управленческий) и духовный. Нравственность присутствует в каждом из них, но сама она должна быть свободной от экономических, социально-политических и иных корыстных и односторонних интересов. Смешение всего, подмена нравственности порочными нравами и тому подобное ведут к непредсказуемым последствиям, а главное — выхолащивают человеческое в человеке. Не должно вводить в заблуждение внешнее превосходство разного рода политико-правовых рычагов управления, которые применяются теми или иными группами и конкретными людьми в отношении общества. В действительности указанные рычаги обретают вес только в переплетении с тонкими духовно-нравственными нитями. Отрываясь от последних, они в конечном счете могут способствовать распространению зла, а не добра.

Чтобы активно бороться со злом, важно по крайней мере преодолеть инерцию сугубо эгоистических интересов, дурных привычек на уровне обыденных нравов и прочих далеких от подлинной культуры феноменов. В противостоянии добра и зла не может быть некоего нейтралитета, тем более того, что со времен Аристотеля называют золотой серединой. Конечно, что называется, скидки на человеческие слабости могут быть, но абсолютно нетерпимыми являются какие-либо сделки со злом. Борьба на этом поле предполагает достаточно высокий уровень ответственности, а значит, и свободы. В противном случае происходят «расчеловечивание» человека и нравственный регресс5.

Так же как нельзя заставить быть добрым, невозможно ждать от внутренне несвободного человека сколько-нибудь последовательных усилий в борьбе со злом. Оно не сдается само по себе, постоянно, так сказать, подпитывается ложью, корыстолюбием, да и просто неразборчивостью обывателей. Именно поэтому важны сплоченность тех, кто ратует за правду, справедливость, взаимопомощь и ответственное социальное поведение. Последние, в свою очередь, нуждаются в защите от неуверенности, растерянности, тем более паники (ситуация с террористической опасностью в современном мире существенно актуализирует ее).

Таким образом, не только событийный ряд последнего времени, но и некое метафизическое ощущение необходимости существенных перемен в современном обществе уже в обозримом будущем требует своеобразного теоретического и духовно-нравственного прорыва, в целом способного переломить ситуацию в плане целенаправленного и последовательного спасения современного общества, обновления практически всех основных социальных институтов. Особенно это касается государственно-политической сферы, которая претендует, прежде всего в правовом плане, на активное вмешательство во все иные области общественной жизни. В серьезной нравственно-философской экспертизе нуждаются и привычные представления о факторах развития и совершенствования всей системы управления жизнью общества, включая такой охранительно-стабилизирующий институт, как право. Исторически последнее призвано быть одним из важнейших элементов цивилизационной системы в целом. Но соответствует ли оно тем требованиям, которые предъявляет к нему постоянно меняющаяся жизнь общества и государства?

В попытках ответа на этот и другие подобные вопросы важно опереться на достаточно прочные теоретико-методологические и ценностные основания. Размышления автора на этот счет еще впереди, а пока, так сказать, для интриги или, точнее, постановки проблемы замечу, что при всей авторитетности, к примеру, классических позиций И. Канта и Г. В.Ф. Гегеля ни одна из них не может быть признана в качестве искомого исчерпывающего основания применительно к современной ситуации. Если первый, как известно, выводит право из весьма спорной гипотетической необходимости, условно говоря, примирения «чистого» и собственно природного (эмпирического, «злого») начал человеческого бытия, то второй, подчиняя право «объективному духу», максимально сближает, даже растворяет нравственность в наличном порядке вещей (семья, гражданское право и государство) исходя из абсолютного господства «хитрого мирового разума».

В действительности в обществе зачастую господствуют наличные нравы, как правило далекие от должного (человеческого и одновременно социально приемлемого) порядка. Последний как раз и составляет фундамент самой нравственности, являющейся в конечном счете своего рода эталоном для нравов. Отсутствие или размытость такого эталона ведет к еще большей деградации нравов, разрастанию зла во всех его проявлениях, включая проявления и в так называемом легальном пространстве (в законах и праве). В такой ситуации интересной, но вместе с тем нуждающейся в развитии представляется концепция, условно говоря, взаимной дополнительности нравственности и права (А.А. Гусейнов6). Ведь право по определению вторично по отношению к нравственности и дополняет ее, а не наоборот. Именно нравственность всеохватна — даже тогда, когда, условно говоря, она бессильна по отношению к бесправию. И если право основывается на морали и подкрепляется нравственностью, то нравственность зачастую не только не укрепляется правовыми решениями, но и подвергается разрушительному воздействию со стороны абсурда формальностей, бесчеловечности и жестокости таких законов, которые применяются, условно говоря, без оглядки на социальные обстоятельства и детали человеческих взаимоотношений.

Учитывая опасность пустого морализаторства, важно подчеркнуть относительную самостоятельность и определенную независимость права от чисто нравственных аргументов и действий. Нужен своего рода хороший «глазомер», чтобы различать эти два измерения. В противном случае могут возникать неоправданные претензии и ожидания как с той, так и с другой стороны. В конечном же счете с учетом указанной первичности должно быть четкое понимание того, что нравственности «не может быть много», а вот излишняя юридизация явно вредна для общества и человека. Известные попытки решить все проблемы только при помощи права ведут в тупик. Нравственная же парадигма была по определению значима во все времена, а сегодня она буквально спасительна.

При этом, увы, не следует обольщаться, так как зачастую, условно говоря, делают погоду не высокие человеческие качества, а дурные привычки и такие традиции, которые скорее тянут назад, чем способствуют движению вперед. Именно последние, по существу, создают благоприятную среду для преступности. В том же преступном мире они также воспроизводятся и множатся. Налицо, что называется, замкнутый круг, выйти из которого нельзя без правильно ориентирующих ценностей и соответствующих действий. Большое значение в этом аспекте имеют реальные примеры подлинной нравственности как на личностном, так и на социально-групповом уровне. Важна и адекватная, внятная и принципиальная оценка нарушений известных социокультурных образцов, в целом мировоззренческая, ценностная работа в социуме, особенно среди молодежи.

Проявляя данную активность, не следует забывать меру, различать стратегию и тактику в борьбе за утверждение нравственности в социуме. Следует по крайней мере: а) самому быть человеком везде и всегда, специально не пытаясь выглядеть неким абсолютным образцом по отношению к другим; б) стараться быть на высоте понимания сложившейся ситуации; в) не идти на поводу последней, не поддаваясь сильным эмоциям, в том числе так называемым благородным, ибо зачастую такая позиция выглядит как поза. К примеру, отстаивание справедливости не может осуществляться при посредстве сомнительных с точки зрения той же справедливости средств.

В целом многие недостатки связаны с явным дефицитом подлинной культуры и прежде всего нравственности. Именно последняя, будучи первичной по отношению к цивилизации, призвана всегда оставаться ее прочным стержнем и целью в аспекте перспективных изменений в сторону идеала. По-видимому, количество разного рода нерешенных проблем во всех сферах жизни современного общества достигло того предела, когда тупик становится очевидным и начинают вырисовываться контуры новой парадигмы развития. В целом, думается, сбывается следующее пророческое суждение Н. Ф. Федорова: «Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшую сумму наслаждений»7.

В целом нынешний этап современной истории в целом можно уподобить знаменитому «осевому времени». Но если во времена возникновения философии как самосознания культуры человечество только складывалось во что-то единое, то в настоящее время оно находится под угрозой разрушительного распада. Требуется мощный духовно-нравственный прорыв в некое новое достаточно устойчивое состояние, которое позволило бы не просто выжить, но и продолжать двигаться, что называется, вперед и выше. При этом приходится признать, что искомое состояние не может быть достигнуто без должного управленческого и правового обеспечения.

Вышеприведенный текст был написан несколько лет назад, но он, что называется, выдержал испытание временем и сохраняет свой вводный характер не только применительно к проблеме соотношения нравственности и права, но и к другим актуальным проблемам развития и совершенствования социокультурного целого.

Содержательная состоятельность настоящего труда зависит, прежде всего, от научно-теоретического фундамента и соответствующего методологического обеспечения. Для полноты картины предстоит остановиться на следующих моментах. Во-первых, важно определиться относительно предметного поля настоящего исследования, фундаментальных теоретических оснований, достаточно эффективного методологического инструментария, способного помочь в дальнейшем анализе, а также самого опыта его применения и оттачивания в виде ряда авторских текстов, вышедших в свет в разное время (см. главу 1). Во-вторых, остановиться на ключевой проблеме человека преимущественно в русле философской антропологии, включая вариант соответствующих лекций по программе онлайн-образования и некоторые размышления автора о человеческом потенциале современного общества (см. главу 2). В-третьих, специального внимания по-прежнему заслуживает собственно проблема соотношения нравственности и права. В этом плане не обойтись без хотя бы краткого анализа и общего сравнения наиболее значимых концепций. Речь пойдет прежде всего об идеях И. Канта, Г. В.Ф. Гегеля и В. С. Соловьева. Целенаправленный исторический экскурс затронет также позицию П. А. Кропоткина как видного конструктивного критика государства и права с позиций взаимопомощи и нравственности в целом. Из современных мыслителей будут рассмотрены, к примеру, идеи Ю. Хабермаса, А. А. Гусейнова и др. Представляется оправданным и включение некоторых ранее опубликованных материалов в русле осмысления и учета классического наследия. Выявив рациональные моменты, представляющие ценность с точки зрения осуществления нравственно-философской экспертизы сегодняшнего положения дел, важно будет сформулировать основные моменты авторской позиции относительно решения проблемы соотношения нравственности и права (см. главу 3). Далее, в-четвертых, потребуется рассмотреть проблему происхождения и сущности нравственности в контексте современных реалий, нуждающихся в своеобразном возрождения морали и нравственности в современных условиях (см. главу 4). В связи с этим, в-пятых, будет затронут вопрос о такой неотъемлемой части государства, как право. В самом общем плане речь пойдет о его происхождении и сущности с опорой на элементы той же классики (см. главу 5). Далее, в-шестых, будет сделана попытка обосновать абсолютный приоритет нравственности по отношению к праву, что предполагает соответствующие ценностные ориентиры. Здесь мы используем ранее апробированные теоретико-методологические авторские разработки (см. главу 6). В плане их продолжения и углубления предлагается новая 7-я глава, посвященная роли и значению нравственной рефлексии применительно к философии, этике и праву. Все это позволит в целом обозначить возможные пути своеобразной максимизации нравственности не только в современном праве, но и в обществе в целом (см. «Вместо заключения», развернутое приложение, включающее ряд авторских текстов, хрестоматию и глоссарий).

Глава 1. ПРЕДМЕТ И ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ АНАЛИЗА ПРОБЛЕМЫ СООТНОШЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ И ПРАВА

Исходя из бесспорной актуальности нравственно-философской экспертизы происходящего в обществе и праве, совершаемой в русле философских поисков истины, справедливости, смысла жизни, социального идеала и т. п., важно определиться относительно проблемы соотношения нравственности и права. Речь пойдет об особой предметной области и круге тех теоретико-методологических и ценностных оснований, в сфере притяжения которых можно будет последовательно и результативно не только исследовать ее, но и осуществлять необходимые практические действия в направлении комплексного решения этой проблемы, что называется, на земле. Иначе сказать, следует высветить хотя бы общие контуры соответствующего предмета исследования, а значит, и своего рода «точку координат» представляемой здесь позиции.

Это в конечном счете может позволить сформулировать некие новые положения и идеи. Например, о том, что созрели условия для выхода права на некий новый уровень развития. Последний связан с парадигмой культивирования своего рода социумного человека, далекого как от искусственного навязывания личности каких-либо однозначных требований со стороны государства, лишь в принципе призванного представлять интересы социального целого, так и от индивидуалистически-эгоистической линии поведения. Методологически8 важно определиться относительно своего рода угла зрения, под которым все это будет рассматриваться; той предметной, точнее, межпредметной области, в которой планируется развернуть анализ проблемы. Чтобы не ограничиваться историей и теорией конкретных позиций и концепций в сравнительном плане, важно найти своего рода ориентиры и выделить должные приоритеты.

Сразу же хочется дистанцироваться от порочного софистического подхода, когда науку пытаются использовать для обслуживания некоего «публичного интереса, понятого как порядок существования». О подобной «науке», «…готовой в качестве компетентной инстанции предоставить в распоряжение аппарата вынесенное ею суждение, которое в самых трудных случаях должно быть признано окончательным», отрицательно отзывается К. Ясперс (1883–1969). «Если компетентное лицо фактически не обладает и не может обладать нужным знанием, — пишет он, критикуя современную софистику, — оно вынуждено обратиться к формулам, создающим видимость знания, например, при оправдании политических актов посредством их интерпретации в терминах государственного права…»9 С такими «формулами», увы, приходится сталкиваться постоянно, особенно когда имеются узко политические или идеологические интересы. Зачастую исчезает или минимизируется личностно-ответственное измерение в исследованиях, тем более в публичных выступлениях. Эффектные предвыборные и иные подобные речи — яркое тому подтверждение. В современных условиях, когда возможности моментального и навязчивого тиражирования последних практически безграничны, возникают все новые опасности с точки зрения постоянного отчуждения общественного и индивидуального сознания от самой действительности, подмены реальной жизни виртуально-цифровыми ее искажениями.

В нашем же случае речь пойдет о том, что действительно является чрезвычайно важным для современного общества и требует пристального исследовательского внимания с позиций насущной потребности в своеобразном очищении и совершенствования цивилизационного механизма, особенно его правовой составляющей. Хочется отметить, что предлагаемая авторская позиция, так сказать, рождалась в долгих поисках и явилась результатом первичного обобщения опыта создания и практического осуществления в учебном процессе дисциплины по выбору для магистрантов «Нравственность и право». Признаюсь, что в самом начале меня приятно удивило весьма значительное количество заинтересовавшихся этим предметом. В аудитории, можно сказать, яблоку негде было упасть, и, главное, внимание было неподдельно искренним. Частично данное обстоятельство, наверное, объяснялось тем, что в качестве слушателей тогда преобладали не юристы (по образованию), а те, кто хотели (по разным социальным и личностным причинам) ими стать.

Такое положение дел повторялось достаточно долго, примерно до тех пор, пока в магистратуру не пришли собственно юристы-бакалавры, да и в самом институте магистратуры, как говорится, сверху стали внедряться некие правила, направленные на усиление узкой специализации и сокращение так называемых общих социально-гуманитарных курсов. Думается, это вряд ли пойдет на пользу качеству подготовки современных юристов, призванных быть на высоте требований справедливости и гуманности в самом широком смысле слова. Хочется надеяться, что разум (его следует отличать от некоего сиюминутного расчета, возможно, приносящего временную выгоду), органично включающий в себя подлинную мудрость и нравственное измерение, в конечном счете восторжествует и в данном случае. Примерно то же самое можно сказать и применительно к вопросу о преподавании профессиональной этики студентам-бакалаврам, а теперь специалистам в Институте публичного права и управления (полное название дисциплины — «Профессиональная этика и служебный этикет»). Ключевым в названной дисциплине выступает именно слово «этика». А за последним, в свою очередь, стоит философская, а не юридическая наука. Это, кстати, понимал такой великий юрист, как А. Ф. Кони (1844–1927)10 и др.

Новизна предлагаемой предметной области заключается в том, что ее содержание находится на стыке ряда важнейших научных дисциплин. Вообще, исторически на стыке наук многое было сделано. Все науки внутренне тесно связаны между собой, что особенно характерно для современности, далеко продвинувшейся в деле всестороннего познания мира, общества и человека. Известный пример — это учение о ноосфере В. И. Вернадского (1863–1945). Русский ученый и философ работал в разных научных направлениях (биогеохимия и т. п.), но пришел к глубокой философской идее о прорывной роли сферы разума в целом. Последняя, по его мнению, качественно отличается от биосферы и нравственна по своей сути. Примерно в этом же широком и одновременно синтетическом русле во второй половине ХХ века зародилась и развивалась синергетика, включая ее антропологический и социальный разделы.

Следует подчеркнуть, что основное русло исследовательских размышлений составляет философия. Ее предельная абстрактность и широта не только не исключают, но даже предполагают своеобразную теоретическую конкретику, которая не может быть заменима каким-либо иным предметом или способом. Сколько-нибудь глубокое осмысление соотношения нравственности и права возможно именно в контексте всеобщего в системе «мир — человек» с учетом соотношения духа и природы и в связи с проблемой человека. Разумеется, в самих философских поисках и размышлениях на первом плане всегда находилось и находится мировоззрение, рассматривающее мир в целом. Философские рациональность и рефлексивность, родившись из мифологического и религиозного пластов духовной культуры, внутренним образом снимают их, переосмысливают, всегда в известном смысле имеют их в виду, но неизменно возвышаются над ними, в определенном смысле преодолевая их чувственно-эмоциональную непосредственность и веру в абсолютную силу сверхъестественного. Не случайно, к примеру, философски мыслящий гуманист современности А. Швейцер (1875–1965)11 утверждал, что «…возрождение нашей эпохи должно начаться с возрождения мировоззрения»12.

При этом нами задействуются практически все основные разделы самой философии, но особенно философская антропология, социальная философия, аксиология, этика и философия права. Наиболее актуальной все больше становится аксиология, ибо именно по линии ценностных приоритетов в настоящее время проходит, что называется, фронт отчаянных споров, а то и прямых столкновений между отдельными людьми, социальными группами и даже государствами. Видный представитель упомянутой выше синергетики И. Пригожин справедливо рассматривает «человеческие системы не в понятиях равновесия или как “механизмы”, а как креативный мир с неполной информацией и изменяющимися ценностями, мир, в котором будущее может быть представлено во многих вариантах»13. Думается, что именно от философски мыслящих людей (как те же А. Ф. Кони, А. Швейцер, В. В. Налимов и др.) в духе подлинных гуманистических ценностей как раз и зависит воплощение в жизнь должного социального идеала, включая и справедливость в качестве его важнейшей характеристики.

Своеобразной вершиной философии выступает этика, которую часто называют практической философией14. Исходя из истории вопроса, следует указать, что еще со времен Сократа и Аристотеля практическая, или моральная философия, не только включает в себя множество знаний и ценностей, необходимых человеку как человеку, но и культивирует некое, условно говоря, доброе чувство, без которого указанное множество попросту теряет всякий смысл. В известном смысле этика является не только наукой, она существенно выходит за ее пределы, касаясь самой жизни человека как человека. Более того, будучи теоретическим итогом, наиболее ярким выражением и своеобразным идеальным образцом для самой нравственности, этика может способствовать исправлению или ориентированию наличных нравов в должном направлении. Следует подчеркнуть, что, являясь вершиной философского знания, этика в действительности значительно больше, чем наука. С точки зрения потребностей и вечных запросов общества она призвана выступать и своеобразным стержнем всех воспитательно-образовательных процессов. Если на ее место пытаются встать экономика, цифровая оперативность или простое управленческое удобство, то может быть минимизировано главное в обществе и праве — человеческое измерение. Отсюда проистекает и профессиональный кретинизм с его однобокостью, отсутствием чувства и понимания социокультурной миссии самого профессионала.

Разумеется, это обстоятельство в полной мере относится и к собственно профессиональному разделу данной дисциплины. Представляется правильной и достаточно убедительной точка зрения А. Швейцера: этика «не разрешает ученому жить только своей наукой, даже если он в ней и приносит большую пользу. Художнику она не разрешает жить только своим искусством, даже если оно творит добро людям. Занятому человеку она не разрешает считать, что он на своей работе уже сделал все, что должен был сделать. Она требует от всех, чтобы они частичку своей жизни отдали другим людям»15. Поэтому, когда кто-либо, оправдываясь в связи с той или иной ошибкой, им совершенной, говорит, что он всего лишь специалист в определенной области (инженер, врач, преподаватель, полицейский, военный и т. п.), хочется возразить: «Вы прежде всего человек!» Такое напоминание весьма актуально, особенно если учесть напряженные события последнего времени, когда различные соображения политического, идеологического, религиозного, идеологического или националистического типа зачастую напрочь перечеркивают элементарные нравственные человеческие чувства и проявления. Налицо острый дефицит последних, что губительно не только для будущего, но также настоящего и даже прошлого. К примеру, переписывание истории дезориентирует людей в настоящем и является миной замедленного действия для будущего.

Сходные позиции и в теории, и в самой жизненной практике занимал известный представитель гуманистической, ненасильственной линии в современной культуре М. Ганди (1869–1948)16. Хотя он исходил из религиозных объяснений происхождения и существа морали17, в обществе позиционировал себя в целом в сугубо светском ключе. В связи с этим следует подчеркнуть, что принципиально важным моментом в плане изложения этики вообще и профессиональной этики в частности является адекватное, то есть действительно современное научное понимание соотношения светского и религиозного подходов к проблемам корней и содержанию морально-нравственных норм и требований. Важно подчеркнуть, что нет никаких оснований для поглощения нравственности религией. Последняя имеет нравственное измерение, как правило, способствует формированию и осуществлению нравственности, но во многих аспектах дистанцируется от нее, диктует свои условия с позиций сверхъестественного. Это ее право, но и нравственность имеет свои права, условно говоря, защищаемые этикой как наукой. Здесь не должно быть противопоставления одного другому, важны поиски точек соприкосновения в плане утверждения добра и борьбы со злом.

В связи с этим здесь уместно привести суждение П. И. Новгородцева (1866–1924), которое, правда, касается несколько другой проблемы. «Задача состоит, — пишет он, — не в примирении всех отдельных элементов доктрины, а в их объяснении с помощью их совокупного изучения. Необходимо понять доктрину в целом, чтобы сделать заключение о ее отдельных частях. В этом именно и заключается правильное отношение к чужой мысли: отдельные положения ее следует брать в общем контексте»18. Вообще, философский взгляд на мир, его отдельные составляющие и результаты тех или иных исследований имеют свою специфику. В частности, речь идет о предельных основаниях бытия, о соотношении духа и природы, о ключевой роли феномена человека в целом.

Показательно, что именно указанные моменты явно или скрыто присутствуют в знаменитом опыте исследования права русским философом В. С. Соловьевым (1853–1900) — автором работы «Право и нравственность» (в его же «Оправдании добра» подобная концепция излагается в разделе «Нравственность и право»). Размышляя над предметной областью настоящей книги, хочу прямо обратить внимание на очень точную, в чем-то самокритичную мысль великого мыслителя: «Философия права, в которую входит предмет моего трактата, есть одна из философских дисциплин, примыкающая к этике или нравственной философии (в прикладной ее части). Вот формальное основание, по которому я, не будучи юристом, считаю себя вправе говорить о праве»19. Позволим себе в целом разделить этот пафос и присоединиться именно к такой линии поисков нравственного философа применительно к правовой области. Не претендуя на сходные весомые результаты, тем не менее смеем надеяться, что авторские усилия принесут хоть какую-нибудь пользу не только в плане дальнейшего изучения проблемы соотношения нравственности и права, но и в русле максимального практического усиления нравственности в праве. А это прежде всего означает своеобразное очеловечивание последнего. При этом человеческое в человеке мыслится не в узко индивидуалистическом, тем более эгоистическом, отношении, а только в контексте потребностей сохранения, развития и совершенствования общества в целом.

Вообще, актуализируя проблему, следует подчеркнуть, что на сегодняшний день стоит насущная задача своеобразного возрождения человеческого в человеке. Иначе сказать, всем нам опять нужно учиться быть людьми как людьми. Разумеется, в данном отношении есть на что опереться: та же эпоха Возрождения, золотой век русской культуры, беспрецедентное доверие человеческим возможностям в советскую эпоху и т. п. Имея в виду последовательное осуществление указанного намерения, специально остановимся именно на проблеме человека как ключевой проблеме всего философского знания. По существу, она пронизывает и все правовое поле, понимаемое, правда, в современной гуманистической парадигме, вытекающей, в свою очередь, из идеи так называемого естественного права, исторически укорененного в саму ткань цивилизации как определенной ступени культуры в целом. В связи с этим примечательно, что тема одного из недавних Всемирных философских конгрессов, который состоялся в столице Китая в августе 2018 года, была сформулирована так: «Учиться быть человеком». Но, к сожалению, симптоматично и то обстоятельство, что название подобного конгресса в Риме 2024 года — «Философия без границ» — существенным образом расходится с самой действительностью. На самом деле фактически возведены «новые» идеологические границы, не позволяющие, к примеру, многим отечественным философам-профессионалам участвовать в нем по причине явной русофобии — нынешней и далеко не детской болезни официального Запада.

Итак, пытаясь определить предметную область настоящего исследования, подчеркнем, что в качестве доминирующих здесь дисциплин вырисовываются этика и философия права. При всей относительной самостоятельности, они тесно связаны между собой, ибо являются разделами философии в целом. В свою очередь, определяя статус каждой из них, нельзя еще раз не отметить, что этику совершенно справедливо тесно связывают с практикой, называют практической философией, относят к зрелым плодам философского знания в целом.

Размышляя о предмете собственных поисков, проведем следующую параллель. У А. Пятигорского есть книга «Что такое политическая философия». Точнее, это цикл лекций, в которых осмысливается ситуация человека во власти. В нашем случае речь идет скорее о ситуации человека в профессии, прежде всего юридической. Так вот, он пишет: «Объектом политической философии является не политика… для меня политика существует только как политическое мышление разных людей…» Философ смотрит «как наблюдатель… он должен каждый вульгарный термин любого уровня политической рефлексии вторично отрефлексировать как понятие и проанализировать…»20 В целом то же можно сказать и об этике как особой составной части философии.

Профессиональная, в том числе этика для юриста, как раз и призвана осуществлять нравственно-философскую экспертизу собственно правовых феноменов и соответствующих понятий. Она — и только она, обладая фундаментальным теоретико-методологическим инструментарием и должными ценностными ориентирами, может быть достаточно объективна и точна в этой экспертизе. Юрист как юрист, как правило, имеет свой, сугубо профессиональный взгляд на проблемы; поэтому, чтобы осуществлять указанный анализ, он все равно должен освоить весь собственно этический пласт знаний и не только. Важен еще и своеобразный настрой на утверждение добра в самом широком смысле слова (тонкое нравственное чувство, ориентация на должное как таковое и т. п.). В связи с этим можно провести аналогию с эстетическим: «И наука, и искусство делают одно и то же дело: упорядочивают для человеческого сознания бесконечный (то есть беспорядочный) мир действительности. Только наука при этом обращается к разуму человека, а искусство — к тому неопределимому чувству, которое называется “эстетическим” (в нашем случае — чувство добра, соответствующая внутренняя мотивация. — В. А.)»21.

Указанная выше экспертиза предполагает своеобразные ориентиры применительно и к отдельному человеку, и к обществу в целом. В данном качестве выступают ценности, среди которых в определенное время выделяются приоритетные. Сама способность к их отбору, тем более напряженные процессы их осмысления, переоценки и реализации, по существу, свидетельствуют о достаточно зрелой свободе субъектов социальной жизнедеятельности. Но в конечном счете все это обеспечивается устойчивой и целенаправленной нравственно-философской рефлексией, выступающей надежным индикатором духовного здоровья социума, или хотя бы его части. Своего рода авангардом в данном отношении призвано выступать научно-образовательное сообщество, включая и тех юристов, которые органично соединяют в себе высокие нравственные и профессиональные качества.

Хочется опять сослаться на самих юристов, мыслящих в этическом ключе, специально подчеркивающих значимость нравственных факторов для развития и укрепления права. Так, в случае с выдающимся прогрессивным юристом и видным деятелем культуры России второй половины XIX и начала XX века А. Ф. Кони достаточно было бы назвать его труд «Нравственные основы уголовного законодательства». Как было уже отмечено выше, именно благодаря последнему его справедливо называют основателем российской судебной этики. «Справедливость должна находить в себе выражение в законодательстве, — писал А. Ф. Кони, — которое тем выше, чем глубже всматривается в жизненную правду людских потребностей и возможностей и в правосудии, осуществляемом судом, который тем выше, чем больше в нем живого, а не формального отношения к личности человека»22. При этом важно подчеркнуть, что он в данном случае выступает, строго говоря, не столько как юрист, сколько в качестве мыслящего в этическом ключе мудрого человека. Далеко не каждому профессионалу дано умение абстрагироваться от самой профессии, чтобы ясно почувствовать и понять приоритет человеческого в человеке, а значит, и первичность, что называется, социальных интересов в аспекте духовно-нравственного развития и совершенствования. Интересы эти могут расходиться с интересами той или иной профессиональной корпорации, особенно если иметь в виду какие-то конкретные время и место.

Показательным является и следующее высказывание П. И. Новгородцева в речи, произнесенной еще в 1901 году в память В. С. Соловьева: «Теперь времена изменились. Усердная работа специалистов продолжает быть полезной для практики, но высокий нравственный авторитет юриспруденции утрачен… В ней как бы иссякло самое доверие к нравственной силе права. Вместо прежнего одушевления его возвышенной сущностью и идеальным предназначением, мы слышим, что право есть продукт силы и расчета, что оно создается борьбой слепых страстей, для которых чужды какие бы то ни были нравственные начала»23. Сам он в целом склонялся к позиции, согласно которой вечные основы морального сознания всегда питали и будут питать прогрессирующее правосознание. Другое дело, что само понимание морального сознания у него подчас несколько односторонне, находится в русле открытого позднее феномена юридизации. Весьма примечательно и своеобразное видение проблемы соотношения права и нравственности в контексте видения перспектив Л. И. Петражицким (1867–1931): в будущем право изживет себя и уступит место нормам нравственного поведения. Заметим также, что он был близок к сторонникам так называемого этического социализма (рубеж XIX—XX вв.). Интересна в этой связи и мысль И. А. Ильина (1883–1954) о том, что «соотношение между правом и моралью может быть правильное и неправильное»24. Думается, та же юридизация характерна и для последнего, что сказалось на излишней идеологизации серьезных социально-политических проблем, в том числе абсолютно неприемлемом, пусть и временном, оправдании фашизма, который полностью ушел с поля нравственности в сторону очевидного зла.

Определенный интерес в русле усиления нравственности в праве представляют некоторые разработки последних десятилетий, включая советский период. Так, в работе «Уголовное право и этика» (1985) И. И. Карпец на многочисленных примерах и весьма аргументированно доказывает приоритет нравственных смыслов по отношению к праву вообще и уголовному праву в частности. Ссылаясь на исторические документы, автор связывает уменьшение числа преступлений с повышением нравственного уровня общества. «Аморализм и преступность, — справедливо отмечает И. И. Карпец, — две стороны одной медали. Чем глубже поражено общество аморализмом, тем выше в нем преступность, и наоборот…»25

Примечательна также сходная позиция профессора Д. А. Керимова. Он ратует за «…создание совместными усилиями этиков и юристов комплексной морально-государственной концепции и на ее основе — программы или правового положения, которое включало бы в себя… нравственное обоснование правотворчества и правоприменительной практики; критерии эффективности и результативности действия законодательства с моральной точки зрения и т. д.»26.

Налицо достаточно устойчивая тенденция все большего признания определяющей роли нравственности применительно к праву и его субъектам. Подтверждает это, к примеру, и давно инициированное нами и не только решение о введении в основную учебную программу МГЮА имени О. Е. Кутафина профессиональной этики. На определенном этапе в магистерскую программу был включен и курс «Нравственность и право». Одно время в Университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА) читался курс «Профессиональная этика для юристов» для бакалавриата, сейчас — «Профессиональная этика и служебный этикет» для специалитета (в частности, для нового образовательного направления «Правовые основы национальной безопасности»).

Хочется обратить внимание на то, что студенты и магистранты с пониманием всегда относились и относятся к следующей авторской метафоре применительно к понятию «хороший юрист». Условно можно представить круг, символизирующий полноту, совершенство, даже красоту. Мысленно разделив данный круг ровно пополам, мы имеем в виду, с одной стороны, собственно профессиональные знания и навыки, а с другой — нравственные качества личности профессионала, которые формируются раньше других и оказываются самыми устойчивыми. Думается, без этих качеств не может быть целого круга, то есть нужного обществу, действительно хорошего юриста. Принципиально значимым является понимание необходимости внутренней взаимосвязи этих половинок как частей целого.

Таким образом, искомая «точка координат» находится на стыке философии права и этики, особенно прикладной и профессиональной ее разновидностей. В качестве сквозной проблемы здесь выступает проблема соотношения нравственности и права. Она же, по существу, пронизывает не только профессиональную этику для юристов, но и любую правовую дисциплину. По значимости ее в известном смысле можно сравнить с основным вопросом философии, но только применительно к праву.

Что касается авторского опыта оттачивания и применения соответствующего методологического инструментария в ходе самой нравственно-философской рефлексии или экспертизы актуальных проблем, ситуаций и публикаций, то читателю предлагаются, к примеру, следующие недавно опубликованные статьи автора.

1.1. Нравственная философия как основа профессиональной этики и фактор защиты прав человека в условиях новых технологических угроз27

Аннотация. Обосновывается историческая и логическая необходимость нравственно-философского измерения права в форме этической экспертизы разного рода прикладных проблем и ситуаций (особенно применительно к праву), возникающих в условиях новых технологических вызовов и угроз. Речь идет о парадигме восходящего развития общества и защиты прав человека не в аспекте индивидуалистической доминанты западного типа, а в русле приоритета сохранения, развития и совершенствования общества в целом в направлении высокого идеала, предполагающего восстановление справедливости на основе истинных знаний реального положения дел. Утверждается, что необходимым условием этого выступает добрая воля тех, кто выполняет значимую для общества работу. Дается конкретизация ее методологии, понимаемой в широком смысле слова, то есть не только в онтологически-гносеологическом, но и этико-аксиологическом смыслах.

Ключевые слова: нравственно-философское осмысление права, этическая экспертиза, восходящее развитие общества, права человека, восстановление справедливости, истина, добрая воля, методология в широком смысле слова.

Начну с главного в этике, как я это вижу, — с чувства сопричастности к целому, внутри которого только и можно стать и быть человеком, а затем и профессионалом в какой-либо области. Целое же мыслится как что-то мощное и вместе с тем защищающее, доброе. Это общество во всем его многообразии. В нашем случае речь идет о России. Это наша страна, выступающая в настоящее время своего рода центром мира. Разумеется, речь идет о нас с вами не в чисто географическом смысле, а в аспекте духовно-нравственной, спасительной миссии для всего мира, да и нас самих.

В лице своих лучших представителей Россия всегда стремилась к некоему высокому идеалу. Вся история нашей страны, включая и советский период, в целом свидетельствует о приоритете именно практически-нравственной парадигмы как в смысле нормального социокультурного существования, так и в плане ориентира восходящего развития во всех сферах общественной жизни, в том числе в политико-правовой. Право в отечественной культуре и философии всегда виделось преимущественно в нравственно-гуманистическом измерении. При этом, думается, не в аспекте индивидуалистической доминанты западного типа, а в русле приоритета сохранения, развития и совершенствования общества в целом. Не случайно правда здесь мыслится как синтез истины и справедливости. Ощущение и понимание этого в известном смысле цементируют сам фундамент нашей нравственной позиции.

Разумеется, было всякое в истории, но важно видеть эволюцию, подчас приводящую к событиям революционного масштаба. По-своему примечательна такая мысль П. А. Кропоткина: «Нужно, чтобы какие-нибудь величественные события внезапно прервали нить истории, выбросили человечество из колеи, в которой оно завязло, и толкнули его на новые пути — в область неизвестного, в поиски за новыми идеалами»28. В целом, думается, здесь вырисовывается, условно говоря, образцовый путь показывающего вверх Платона, а не нисходящее движение обращенного только вниз к земле Аристотеля. Да и моралист А. Швейцер ближе к нам, что называется, по духу, чем, например, прагматик Ч. Пирс и ему подобные.

Исходя из идеи о стержневом характере этической проблематики в философии в целом, хочу подчеркнуть особую созидательную роль именно нравственной философии применительно к культуре и обществу в целом. Она так или иначе присутствует в качестве своего рода красной линии, пронизывающей как материализм, так и материализм; в известной мере соединяет их, создавая особое нейтральное поле доброй воли на теоретическом уровне. При этом, разумеется, речь не идет о каком-либо принижении или тем более игнорировании всех других разделов философии — онтологии, гносеологии, философской антропологии, социальной философии, аксиологии и т. п.

Философия права, к примеру, тоже имеет свою относительную самостоятельность и все больше актуализируется, но она сама, по существу, согласно русскому классику, «есть одна из философских дисциплин, примыкающая к этике или нравственной философии (в прикладной ее части)»29.

Данная констатация продолжает иметь принципиальное значение, так как не прекращаются попытки, так сказать, юридизировать этот нравственно заточенный раздел философии. Один из типичных вариантов подобной его интерпретации — это попытка расширительного понимания аксиологии как якобы имеющей сугубо нормативно обязывающую природу. Тогда получается, к примеру, что справедливость не потому столь привлекательна, что делает человека и общество лучше, а потому, что должна быть обеспечена законом и силой. Получается, что на место прочного фундамента социокультурного дома, в качестве которого исторически и логически всегда выступала нравственность, ставится некая искусственная конструкция, устойчивость которой весьма сомнительна и всегда зависит от некоей политической и событийной конъюнктуры.

Так, если взять нынешнюю ситуацию, то, на мой взгляд, наблюдающийся технологический, особенно цифровой скачок во многих сферах индивидуальной, да и социальной жизни в целом свидетельствует не столько о каком-то серьезном прогрессивном прорыве, сколько о простой юридически оформленной стандартизации, а то и примитивизации устройства социокультурного дома. Жизнь в нем, увы, не становится более защищенной, а сами люди не ощущают себя уверенными в завтрашнем дне, тем более не заглядывают в дальнюю временную перспективу. Показательна, к примеру, следующая достаточно объективная констатация: «Если в 2020 году россиян в первую очередь беспокоил риск заражения “короной”, то в ушедшем году на первое место безоговорочно вышел страх перед введением системы QR-кодов для допуска в общественные места. Эта фобия занимает лидирующую позицию сразу в 70 регионах…»30.

Конечно, имеются бесспорные и многообещающие технологические достижения, которые находятся, что называется, в тренде времени и серьезным образом влияют на повышение потенциала экономического развития. Но есть и оборотная сторона технологического прогресса, проявляющаяся, в частности, как в абсолютизации самих по себе технологий, так и в так называемом человеческим факторе негативного типа, когда возможные преимущества технической вооруженности используются не во благо, а в ущерб (разного рода мошеннические схемы, безразличие и равнодушие к человеческим и социальным проблемам, грубость и бестактность тех, кто обязан помогать технически и т. п.).

В целом, соглашаясь, к примеру, с достаточно утешительным заключением некоторых авторов о том, что «хотя в ближайшие десятилетия в процессе киборгизации возможны радикальные прорывы, все же он не зайдет чрезмерно далеко»31, важно, что называется, не расслабляться. Общество могут поджидать опасности не только от самих по себе технологических новшеств, но и от непродуманных действий тех, кто, испытывая «головокружение от успехов» технологического типа и не обладая должным уровнем нравственности и ответственности, будет слишком торопить события, ставя на место интересов человека и общества какие-либо корыстные соображения или идя на поводу отдельных корпораций и групп меньшинства.

К сожалению, это прямо влияет и на составление разного рода «новых этик» технологического типа. Симптоматично, что никому или мало кому известны те, кто составляет те или иные «этические кодексы» по заказу, так сказать, заинтересованных лиц. Здесь-то как раз и востребованы квалифицированные специалисты, то есть в данном случае философы, особенно этики. В их ведении по определению должны находиться именно коренные интересы общества в целом. Такая ситуация определяется самой спецификой их предметных полей.

В связи с этим складываются стойкие ощущение и понимание неоправданности указанного выше опасного положения дел. Соответственно, вырисовывается социальная востребованность позиционирования и функционирования некоего позитивно-утверждающего противовеса. На мой взгляд, в воздухе, что называется, витает идея создания Этического сообщества философов России. Есть, к примеру, замечательная Ассоциация юристов России или Ассоциации этики бизнеса и КСО, экспертов по деловой этике, этикету и протоколу НАДЭП и тому подобное, а вот профессиональное этическое сообщество России на основе фундаментальных философских знаний до сих пор не оформилось в нечто цельное, организованное и действенное.

По существу, таким образом, речь идет о должном современном продолжении той «красной линии», за которой стоит подлинная нравственная философия. По определению она нацелена на жизнеутверждающую практику. Очевидно, что актуализируются задачи неуклонного воспроизводства и усиления нравственности во всех сферах общественной жизни и деятельности. В частности, во весь рост встает задача осуществления целенаправленной, последовательной и в известном смысле бескомпромиссной этико-философской экспертизы конкретных решений и действий в тех сферах профессиональной деятельности, которые имеют прямой выход на потребности, интересы и ценности человека и общества. Одной из ее целей должно стать культивирование того, что выступает в качестве своего рода духовных скреп общества, а значит, способствует его сохранению, развитию и совершенствованию.

В этой связи примечательно, что в целом в самой этической среде данная идея находит понимание и поддержку. Так, это проявилась совсем недавно — на конференции «Философия языка новой телесности: проявление сознания через тело», состоявшейся 6 сентября 2022 года в ИФ РАН. Правда, звучат и нотки сомнения в готовности всех философов-этиков к данной работе на бескорыстной основе. Есть еще и сугубо, скажем так, организационно-методическое препятствие для последней: экспертизу принято, особенно на Западе, однозначно связывать с чьим-либо заказом. Об этом, кстати, там же 13 октября 2022 года говорил главный редактор журнала «Вопросы философии» доктор философских наук, профессор Б. И. Пружинин в лекции «Кто в науке Шерлок Холмс? О роли экспертизы в научном познании». Трудно возражать против сложившейся практики корпоративных интересов и их пошагового удовлетворения, но выход в нашем случае видится в более широком понимании как задач экспертизы, так и ее методологического обеспечения. Важно только каждый раз научно и убедительно обосновывать социальную значимость решения той или иной проблемы, внося в саму методологию ценностно-мировоззренческую составляющую.

Конкретизируя содержание искомой экспертизы, подчеркну, что одной из важнейших социокультурных скреп в обществе всегда выступала и выступает идея справедливости. Ее разработка и реализация имеют прямое отношение, прежде всего, к праву, основная миссия которого и заключается в восстановлении справедливости в самом широком смысле слова. Разумеется, в разнообразных частных случаях речь должна идти о разных уровнях и формах выполнения этой миссии. Последняя призвана выступать в качестве своего рода путеводной звезды или идеала.

Если говорить о возможных вариантах, то можно выделить такие уровни, как, во-первых, индивидуальный, когда невиновный человек оправдывается, а виновный несет соответствующее наказание, определяемое как многоаспектными и тонкими моральными соображениями, так и формальными пунктами законов и правовых норм; во-вторых, групповой, предполагающий своевременное разрешение конфликтов, в основном экономического типа (например, некачественные товары и услуги, несвоевременная выплата заработной платы и т. п.); в-третьих, социальный, выходящий на условия жизни и деятельности общества в целом не только применительно к настоящему, но и к будущему (так, нельзя не сослаться на недавнее всенародное обсуждение и принятие поправок к Конституции РФ или соответствующие политико-правовые усилия на вновь освобожденных территориях Донбасса и не только).

С позиций комплексного учета всех реальных и перспективных социокультурных потребностей и интересов важно осуществлять постоянную, а не только фрагментарную или выборочную нравственно-философскую экспертизу соответствующих теории и практики, законов и их правоприменения. Иначе сказать, по существу, речь идет о многоаспектном, преимущественно нравственном анализе права, что называется, заточенном как на теоретико-методологическое, так и на ценностно-мировоззренческое осмысление его проблем и противоречий.

Налицо ситуация развертывания, условно говоря, теории в методологию, настоящего — в будущее. В связи с этим стоит задача постоянного оттачивания методологического инструментария, понимаемого в широком смысле слова. Речь, таким образом, идет не только об онтологически-гносеологическом, но и об антропологическом, социально-философском и этико-аксиологическом аспектах рассмотрения права и не только.

Следует особо подчеркнуть в известном смысле необходимое условие успешности требуемой экспертизы. Это добрая воля тех, кто ее осуществляет, руководствуясь ощущением и пониманием социокультурной значимости объективного анализа и правдивых оценок тех или иных ситуации, проблем, в том числе и качества выполненных кем-то функций в ходе некоей работы.

Далее видятся различные, но органично связанные между собой теоретико-методологические требования, выполнение которых призвано обеспечить должный уровень фундаментальности столь важной для социального целого нравственно-философской экспертизы:

1. Максимальная объективность подхода к наличному положению дел применительно к локальным и масштабным ситуациям.

2. Всесторонность и системность их рассмотрения на предмет выявления ситуации отсутствия каких-либо необходимых звеньев в общей цепи решения тех или иных взаимосвязанных проблем.

3. Выявление, что называется, лишних слов и действий, не только не способствующих благоприятному течению дел, но и явно мешающих этому, уводящих в сторону от восстановления справедливости, помощи конкретным людям, тем или иным группам и обществу в целом.

4. Учет мотивации тех, от кого зависит качественное исполнение тех или иных функций в русле именно профессиональной миссии, а не просто формального исполнения обязанностей.

5. Анализ реальных результатов активности как конкретных специалистов, что называется, на местах, так и всей профессиональной корпорации в какой-то период времени и долгосрочной перспективе.

Важно подчеркнуть, что своеобразным стержнем любой экспертной оценки чего-либо выступают выход на собственно человеческое присутствие или, напротив, констатация отсутствия должной человечности в той или иной ситуации. Именно поэтому речь идет в конечном счете о реальной мотивации, которой в действительности руководствуется тот или иной работник. Учет и исследование именно этого являются одним из важнейших показателей профессиональной этики фундаментального уровня. Для его формирования и поддержания требуются соответствующее этическое образование, особенно применительно к профессиям, где речь идет о судьбах людей, и устойчивое развитие общества в целом. Юридическая деятельность, всегда осуществляемая в конкретных условиях страны как государства32, безусловно, многое здесь определяет.

Литература

1. Артемов В. М. «Нравственное измерение права» как значимый элемент харизмы юридического университета и фактор повышения качества подготовки профессионалов // Актуальные проблемы российского права. 2021. Т. 16. № 8 (129). С. 32–41.

2. Артемов В. М. Приоритет нравственно-философского измерения свободы в трудах П. А. Кропоткина: опыт теоретической реконструкции в контексте стратегии этизации современного права // Этика П. А. Кропоткина и проблема соотношения нравственности и права: сб. науч. трудов по материалам Межрегиональной науч. конф. (25—26, 30 сентября 2015 г.) / отв. ред. В. М. Артемов. М.: Издат. центр Ун-та им. О. Е. Кутафина (МГЮА), 2016. С. 18–26.

3. Артемов В. М. Свобода и нравственность в русском классическом анархизме: дис. … д-ра филос. наук. М., 1999.

4. Бауман З., Донскис Л. Текучее зло: жизнь в мире, где нет альтернатив. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2019.

5. Гринин Л. Е., Гринин А. Л. От рубил до нанороботов. Мир на пути к эпохе самоуправляемых систем (история технологий и описание их будущего). М.: Учитель, 2015.

6. Гусейнов А. А. Великие моралисты. М.: Республика, 1995.

7. Длугач Т. Б. Об общественном договоре // Этика: энциклопедический словарь / под ред. Р. Г. Апресяна, А. А. Гусейнова. М.: Гардарики, 2001.

8. Ершова Н. А., Сергеев Н. В. Профессиональная этика государственного и муниципального служащего: конспект лекций. М.: РГУП, 2021.

9. Клепицкий И. А. Существует ли хозяйственное уголовное право? // Предпринимательское право. 2022. № 1.

10. Кропоткин П. А. Взаимная помощь как фактор эволюции. М.: Самообразование, 2007.

11. Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. М.: Политиздат, 1991.

12. Маркс К., Энгельс Ф. Экономические рукописи 1857–1859 годов. (Первоначальный вариант «Капитала»). Ч. 2. Т. 46 // Сочинения. Киев: Политиздат Украины, 1982.

13. Толстой Л. Н. Закон насилия и закон любви // Не могу молчать: статьи о войне, насилии, безверии и непротивлении злу / предисл. П. Басинского. М.: Альпина Паблишер, 2022.

14. Философский энциклопедический словарь / редкол. С. С. Аверинцев, Э. А. Араб-Оглы [и др.]. 2-е изд. М.: Советская энциклопедия, 1989.

15. Права человека и политика права в XXI в.: перспективы и вызовы: сб. науч. трудов по итогам Всерос. науч.-практич. конф. с международным участием. Саратов, 2022. 650 с.

1.2. Профессиональная этика фундаментального уровня и «новые этики» технологического типа: реальность и должные перспективы33

Аннотация. Одним из парадоксов нынешнего времени выступает катастрофический разрыв между необыкновенной сложностью свалившихся на всех нас новых проблем и вызовов, с одной стороны, и бросающимся в глаза примитивизмом и откровенным непрофессионализмом многих из тех, кто так или иначе обязан реагировать на происходящее. При этом явная неадекватность такой ситуации на профессиональном уровне зачастую попросту не только не получает должной критической оценки со стороны общества и государства, но даже принимается в качестве допустимого. В связи с этим в известном смысле опять спасительными могут стать классические образцы критического слова и действительно созидательного дела: нравственно-философское подвижничество Сократа, Л. Н. Толстого, А. Швейцера, А. А. Зиновьева и др.

В статье обосновывается социокультурная задача по обеспечению действительно фундаментального уровня профессиональной этики. Речь идет о сложных видах деятельности, применительно к которым «новые этики» зачастую лишь украшают фасад всякого рода сомнительных технологий, используемых сиюминутно, без должной экспертизы возможных последствий и культивирования нравственности (добра). Для большинства людей, вынужденных играть по новым правилам на социально-экономическом поле, цифровой прорыв в определенном смысле означает ловушку. Анализируется феномен имитации профессионализма, когда ограничиваются внешними эффектами, забывая (или не желая знать) о социально заданной миссии. Последнему призвана противостоять нравственная философия как основа этической экспертизы. Позиционируется не только методологический инструментарий, но и мотивация самих экспертов, включая юристов, которые должны иметь соответствующее этико-философское образование, последовательно проводить аналитическую и оценочную работу с позиций движения к идеалу.

Ключевые слова: профессиональная этика фундаментального уровня, «новые этики» технологического типа, философия, методологический инструментарий, образование, мотивация экспертов, идеал.

Professional ethics of the fundamental level and “new ethics” of the technological type: reality and proper prospects

Annotation. One of the paradoxes of the present time is the catastrophic gap between the extraordinary complexity of the new problems and challenges that have befallen us all, on the one hand; and the conspicuous primitivism and outright professionalism of many of those who are one way or another obliged to react to what is happening. At the same time, the obvious inadequacy of such a situation at the professional level often simply not only does not receive proper critical assessment from society and the state, but is even accepted as acceptable. In this regard, in a certain sense, classical examples of critical speech and truly creative work can again become salutary: the moral and philosophical asceticism of Socrates, L. N. Tolstoy, A. Schweitzer, A. A. Zinoviev. The sociocultural task of ensuring a truly fundamental level of professional ethics is substantiated. We are talking about complex types of activities, in relation to which “new ethics” often only decorate the façade of all sorts of dubious technologies used momentarily, without proper examination of the possible consequences and the cultivation of morality (goodness). For most people, forced to play by new rules on the socio-economic field, digital disruption in a certain sense means a trap. The phenomenon of imitation of professionalism is analyzed when one is limited to external effects, forgetting (or not wanting to know) about the socially assigned mission. The latter is called upon to be countered by moral philosophy as the basis of ethical expertise.

The article positions not only the methodological tools, but also the motivation of the experts themselves, including lawyers, who must have the appropriate ethical and philosophical education, to consistently carry out analytical and evaluative work from the standpoint of moving towards the ideal.

Keywords: “new ethics” of a technological type, professional ethics of a fundamental level, moral philosophy, methodological tools, education, motivation of experts, ideal.

Начну с примитивнейшего вопроса, однажды прозвучавшего во время субботней медицинской передачи, которую ведет известный врач М.: «Может ли ИИ заменить врача?». Видимо, для «прикола» он «общается» с неким предметом, похожим на робота. Последний хриплым голосом выдает некие ответы на элементарные вопросы и по ходу действия разукрашивается медиком так, чтобы быть похожим на человека. В результате вырисовывается предполагаемый ответ на указанный выше вопрос: «Категорически нет!». Но, как это ни странно, сам путь к нему сопровождался такими, условно говоря, вычурными отступлениями ведущего, что в целом правильный ответ потонул в мутной воде совершенно посторонних по отношению к теме сюжетов. Проблема лишь усугубилась, когда зачем-то вдруг было разбито скульптурное изображение человеческой головы, стоящее на его рабочем столе. Так что если предположить некую нейронную обучаемость машины, то поведение ее хозяина плохому учит. И разве такое «кино» может кому-то помочь, тем более вылечить?

Получается, что одновременно и смешно, и грустно выглядят не только те, кто пытается заменить естественное сознание и элементарный здравый смысл чем-то искусственным, хотя и экстравагантным, но и те, кто на словах против подобных попыток, а на деле сами не прочь минимизировать разум и максимизировать любые средства для извлечения (можно предположить) большей пользы для себя. Здесь-то и кроется суть проблемы: минимизация этики у людей, позиционирующих себя в качестве профессионалов, как раз и может привести к вытеснению, но не их самих (любой ценой они свою выгоду не упустят)¹, а человеческого в человеке в принципе. Последнее значительно важнее с точки зрения сохранения, развития и совершенствования общества как такового. Именно поэтому актуализируется задача по обеспечению действительно фундаментального уровня профессиональной этики прежде всего применительно к сложным видам деятельности, таким, к примеру, как образовательная, медицинская, правовая.

Вспоминаются мысли, высказанные по этому поводу более полувека назад философом Э. В. Ильенковым в статье-памфлете «Почему мне это не нравится»². Автор уже тогда понимал, что искусственный интеллект (ИИ) является всего лишь инструментом в руках человека. Заявления так называемых физиков, традиционно выступающих против лириков, о том, что можно ждать создания каких-то супермашин, будто бы намного превосходящих самого человека в интеллектуальном отношении, конечно, не сбылись, но тем не менее продолжают играть своего рода провокационную функцию в условиях явного дефицита духовно-мировоззренческой ясности и нравственно-философского оптимистического настроя в современном обществе. В чем-то это сродни накату некоей мистической волны, что случается в переломные моменты истории.

Удивительно, но неоправданные ожидания многие пытаются каким-то образом связать с развитием науки, которая по своей сути исключает чудеса в принципе, хотя и предполагает успехи, переворачивающие, так сказать, привычные представления о возможностях человека и человечества. Они случались (открытие колеса, изобретение ракеты и т. п.) и, конечно, могут иметь место в будущем, но все это возможно лишь на основе интеллекта естественного.

В целом можно предположить, что цифровой прорыв, по существу, оказался цивилизационной ловушкой для большинства людей, вынужденных приспосабливаться к новым правилам преимущественно экономической игры. Получается, к примеру, что, так называемые голосовые помощники на деле выступают в качестве предохранительных прокладок между потребителями услуг и товаров, с одной стороны, и теми, кто «заказывает музыку» — с другой. Последние настраивают их так, чтобы с минимальными потерями для себя либо делать бизнес, либо просто необременительно плыть по течению повседневности. В таких условиях постепенно может исчезнуть сам феномен миссии не только в профессии, но и в жизни в целом. Типичным становится стремление вписаться в те или иные социальные ниши с наименьшим напряжением сил, шаблонно, а не креативно и мобилизационно. В итоге просматривается регрессивная, то есть тупиковая ветвь развития социума.

Налицо серьезные изъяны именно на профессиональном поле. Не случайно, что упомянутый выше философ критикует именно непрофессионалов, уверовавших в сверхчеловеческую чудо-машину. Всяческие неоправданные иллюзии относительно техники были названы «односторонностью узкопрофессионального развития, доходящей до профессионального кретинизма» и даже «нищетой человека» [Ильенков 2017, 109—110].

Им и сегодня должна быть противопоставлена философия подлинная, пронизываемая, прежде всего, красной нитью нравственности и фундаментальной этики. На поверку же вырисовываются некие эрзацы, по-видимому, устраивающие тех, кому не добро и истина нужны, а некие варианты оправдания собственного интереса. В данном ключе как раз и следует рассматривать многие так называемые новые этики. Их сочинители, по существу, зачастую пытаются украсить фасад всякого рода сомнительных технологий, используемых сиюминутно, без должной экспертизы возможных последствий. К примеру, за прагматизмом разговоров о пресловутых вагонетках, направляемых ИИ туда, где ущерб будет будто бы меньше, стоит банальное желание снять ответственность с их владельцев.

Опасны и неоправданные ожидания потребителей услуг, предполагающих применение ИИ. Последний якобы надежней в смысле отсутствия чувств, и «руки у него не трясутся». Но такой аргумент ничтожен, ибо подобные, а то и грязные руки могут оказаться у создателя или хозяина, условно говоря, робота или настраиваемого определенным образом алгоритма.

По существу, разум отличается от ИИ не скоростью или тем более пронырливостью, а мудростью и органичной связью с нравственностью (такой видел ноосферу В. И. Вернадский). Главное в нем — это чувство и понимание сопричастности к чему-то целому. И только внутри него можно стать и быть человеком, обладать высокими личностными качествами. Последние как раз и позволяют достичь должного профессионального уровня в какой-либо области. Но указанные выше качества могут проявляться только в том случае, когда сам в действительности являешься (и в чувстве, и в мысли, и в действии) органичной частью этого целого, а не просто находишься в нем по факту элементарного соседского проживания.

По аналогии можно соотнести понятия «народ» и «народонаселение»: к первому феномену относятся настоящие создатели материальных и духовных ценностей; ко второму — все проживающие на некоей территории. Среди последних есть и те, кто так или иначе сторонится общеполезной созидательной деятельности, пользуясь интегративными возможностями и благами, практически ничего не отдавая взамен. Налицо феномен социального паразитизма, представители которого, как правило, выявляются в сложные, кризисные периоды истории. Эти персонажи, как правило, по определению лишь имитируют профессионализм, ограничиваясь внешними эффектами, забывая (или не желая знать) о самой миссии того или иного вида деятельности. Если, к примеру, юрист не ощущает и не понимает необходимости восстановления справедливости, то он, по существу, не выполняет важнейшую правовую функцию, а попросту использует, условно говоря, юридический «мундир» для получения чего-то полезного для себя.

Примерно то же самое можно сказать и об экономистах. Когда смотришь на бизнес-«созвездие» профессионального форума в городе на Неве, то видишь все что угодно, но только не свет истины и заботу о решении реальных проблем общества в целом в аспекте сколько-нибудь долговременной стратегии. На первом плане — тактика выживания здесь и сейчас. Видя это, напрашивается предположение о присутствии в данной ситуации в той или иной форме именно машинного, запрограммированного интеллекта, не имеющего, так сказать, ни стыда ни совести. Ведь при наличии последних нельзя не почувствовать и не понять того, что без должного общественного контроля частник (в широком смысле слова) ни перед чем не останавливается со всеми вытекающими отсюда последствиями. При этом на так называемом деловом завтраке 2023 года от известного банка выяснилось, что владельцы ИИ имеют вполне естественное желание хорошо поесть. Сама жизнь заставляет предположить, что кто-то из вкушающих делает это за счет обманутых (в том числе при помощи во все лезущей цифровизации) вкладчиков того или иного банка. При этом никто ничем некачественным не отравился, что, увы, регулярно происходит в результате безответственного предпринимательства. Именно поэтому «в любом случае экономика должна находиться под контролем самого общества, а не только отдельных заинтересованных в прибылях корпораций» [Артемов 2022, 182].

Такие и подобные им обобщения, разумеется, не являются случайными или односторонне субъективными. По существу, они вытекают из мотивации осуществления нравственно-философской экспертизы происходящего в проблемном ключе и с позиций движения к идеалу. Речь не о возвращении к чему-то хорошему в прошлом, а об устранении плохого сегодня ради приемлемого с точки зрения социокультурного идеала будущего на основе жизнеспособных и перспективных элементов старого. В этом социально значимом деле недостаточно каких-то отдельных психологических советов, таких, к примеру, как «думай медленно… решай быстро»³. В нынешних условиях требуется более глубокий и вместе с тем масштабный взгляд на происходящее. Торопиться в любом случае не надо.

Именно с этих позиций в целом и пытается действовать философско-правовой клуб «Нравственное измерение права», который появился на кафедре философии МГЮА еще 21 год назад⁴. Мы исходим из констатации того, что в настоящее время сложилась ситуация, когда явный научно-технический и технологический прогресс, в чем-то способствующий развитию экономики, сопровождается серьезными проблемами и даже потерями в социальной и духовной сферах общественной жизни. В связи с этим явно актуализируется потребность в целенаправленной и последовательной нравственно-философской экспертизе происходящего, в том числе в праве. Последнее в лице своих конкретных представителей стоит перед выбором: либо идти по линии безоговорочного обслуживания всех запросов (в основном экономических), связанных с безудержным внедрением разного рода технологий, включая цифровизацию; либо, исходя из социально-нравственных соображений и принципов, проявить разумную осторожность, последовательно утверждать и восстанавливать спасительную для общества справедливость. Классическим примером именно такой линии мыслей и действий является А. Ф. Кони. В одной из своих знаменитых речей, где он обвиняет иностранных распространителей фальшивых ассигнаций, сравниваемых со змейками, которые ползут повсюду, он утверждает: «Надо дать место и справедливости, которая выражается в правосудии» [Кони 2022, 116]. Интересно, что, будто бы следуя пророческому суждению другого отечественного классика («Нужно, чтобы какие-нибудь величественные события внезапно прервали нить истории, выбросили человечество из колеи, в которой оно завязло, и толкнули его на новые пути — в область неизвестного, в поиски за новыми идеалами» [Кропоткин 1991, 387]), этот авторитетный человек и принципиальный юрист продолжил свою миссию восстановления справедливости в условиях советской власти, критически оценивая власть предыдущую и читая лекции в разных аудиториях.

Практически на всех ежемесячных заседаниях Клуба, ежеквартальных локальных теоретических конференциях, а также ежегодных межрегиональных, всероссийских и международных научно-практических конференциях мы так или иначе ставим и активно обсуждаем вечные и насущные социально-нравственные проблемы в их взаимосвязи. Так, 1—2 марта 2019 года в Университете им. О.Е. Кутафина (МГЮА) состоялась Международная научно-практическая конференция «Научно-технологические трансформации в современном обществе: нравственно-философское осмысление и особенности правового регулирования». По ее результатам в том же году вышел сборник научных трудов⁵. Свидетельством последовательности и настойчивости клубных усилий в рассматриваемом отношении является и недавняя юбилейная Всероссийская научно-практическая конференция «Профессиональная этика фундаментального уровня и “новые этики” технологического типа: что важнее для человека, общества и права?», состоявшаяся там же 11—12 ноября 2022 года в связи, как отмечено в ее программе, с 20-летним юбилеем кафедрального философско-правового клуба «Нравственное измерение права» под руководством доктора философских наук, профессора В. М. Артемова.

Подготовлен и соответствующий одноименный сборник научных трудов, в котором, в частности, обращено внимание на известный парадокс, заключающийся в том, что бесспорные технико-технологические достижения, вскружив головы многих сторонников безостановочного и неуклонного экономического прогресса, ощущаемого подчас как чудо, породили множество не только иллюзий и фантазий относительно возможностей их дальнейшего развертывания и применения, но и сиюминутных прикладных решений, в том числе и так называемые новые этики технологического типа. Но последние зачастую этичны лишь по названию, а по существу, серьезно расходятся, а то и прямо противоречат подлинной этике фундаментального уровня. Их возможные негативные проявления на уровне профессиональной деятельности особенно опасны применительно к сложным областям межчеловеческих и социальных взаимоотношений и взаимодействий. К таковым, безусловно, относится право, которое неизменно находится в поле нашего зрения⁶.

Ситуация усугубляется еще и тем, что в теории и практике зачастую правит бал небезызвестный и внешне удобный в употреблении метафизический подход. Если в европейское Новое время доминировал механицизм, то сейчас вырисовывается своего рода цифровицизм. Цифру пытаются вставить во всякую, условно говоря, бочку даже в том случае, если она при этом может совсем прохудиться и стать никуда не годной. Так, в медицине она выражается, кроме всего прочего, в регистрации желающих куда-то записаться. Но робот ведь абсолютно глух к нюансам и талдычит что-нибудь официальное, отнимая время и, возможно, последние силы у нуждающегося в помощи человека. Или врач, который, что называется, нарасхват и не может принять достаточное количество пациентов, вынужден затрачивать уйму времени на заполнение электронных карт. Получается, что, не дав практически ничего людям, цифровая медицина в основном удобна тем, кто заинтересован в получении разного рода корпоративных выгод. Они же, забывая о своей собственной ответственности, все беды сваливают либо на компьютеры, либо на самих людей, слабо разбирающихся в последних.

Видя это и многое другое на упомянутой выше юбилейной конференции, был, в частности, сделан вывод о том, что в современном обществе налицо не столько какой-то серьезный прогрессивный прорыв, сколько во многом простое юридическое оформление стандартизации, а то и примитивизации устройства социокультурного дома. Жизнь в нем, увы, не становится более защищенной, а сами люди, как правило, не ощущают себя уверенными в завтрашнем дне, тем более не заглядывают в дальнюю временную перспективу. И это в ситуации изобилия информационных возможностей и новых обещаний. Налицо тупик, из которого следует искать выход нам самим, а не просто плыть по течению.

Думается, что необходимой составной частью указанного поиска призвана выступить нравственно-философская экспертиза решений и действий, касающихся, прежде всего, таких видов профессиональной деятельности, представители которых призваны удовлетворять коренные потребности и интересы людей. Отсюда вытекает ее решительный и бескомпромиссный характер. Будучи достаточно содержательной, она может выполнять не только критическую функцию, но и играть незаменимую созидательную роль в плане последовательного культивирования добра в самом широком смысле слова. Последнее же, в свою очередь, будет способствовать сохранению, развитию и совершенствованию общества.

Так как подобный жизнеутверждающий подход имеет достаточно глубокие исторические корни в этике, да и культуре в целом, он в основном встречает поддержку в том числе среди специалистов в области этики. Правда, сами реальные социальные ситуации зачастую вносят коррективы в поступки конкретных людей. Имеют место случаи неготовности предметно заниматься данной работой, тем более на бескорыстной основе.

Разумеется, есть и разного рода прагматико-организационные препятствия для тех, кто в общем решается осуществлять указанную выше экспертизу. Ведь за экспертизой как таковой, особенно на Западе, прямо стоит чей-то заказ. В связи с этим хочу повторить сказанное на упомянутой выше ноябрьской конференции 2022 года: «Трудно возражать против сложившейся практики корпоративных интересов и их пошагового удовлетворения, но выход в нашем случае видится в более широком понимании как задач экспертизы, так и ее методологического обеспечения» [Артемов 2023, 31]. Чтобы последовательно придерживаться этой позиции, важно всякий раз на должном теоретическом уровне и достаточно убедительно обосновывать значимость решения той или иной проблемы не только для отдельных социальных групп, но и для общества в целом, органично сочетать научную методологию с этико-философскими, ценностными составляющими их предметного рассмотрения.

Например, содержание искомой экспертизы применительно к юридической профессии, по существу, пронизано идеей справедливости. Она всегда мыслилась не только в качестве основы миссии юриста, но и как важнейшая духовно-нравственная опора всей жизни нашего общества. Не рассматривая здесь индивидуальный и групповой уровни восстановления справедливости, важно особо подчеркнуть значимость действий в плане обеспечения должных условий жизни общества в целом (в связи с этим понятны соответствующие политико-правовые и даже военные усилия в деле защиты и освобождения людей от исторически и ценностно неприемлемого для них засилья крайних форм национализма).

Несправедливость, проявленная по отношению к одному или многим, в конечном счете, словно по цепочке, распространяется на всех других. Именно поэтому если комплексный учет интересов и даже случайных ошибок живого человека не предполагается и тем более просто отсекается в алгоритмах какой-то технико-технологической системы, то она по определению не может считаться приемлемой. Когда же указанные моменты фиксируются и учитываются — в целом все в порядке. Но порядок этот имеет, прежде всего, нравственную природу и не может быть заложен куда-то как элементарный алгоритм. Во всех случаях требуется именно человеческое участие, причем на должном профессиональном уровне.

Социально востребованная нравственно-философская экспертиза требует комплексного учета реальных потребностей и интересов человека и общества в их взаимосвязи. В настоящее время стоит задача постоянного оттачивания методологического инструментария, понимаемого в широком смысле слова. Таким образом, речь идет не только об онтологически-гносеологическом, но и об антропологическом, социально-философском и этико-аксиологическом аспектах рассмотрения проблем.

На основе ранее проделанной работы в данном ключе [Там же, 32—33] можно выделить несколько органично связанных между собой теоретико-методологических и этико-аксиологических требований. Их выполнение в целом позволит обеспечить должный уровень фундаментальности рассматриваемой экспертизы.

1. Максимальная объективность подхода к интересующему наличному положению дел.

2. Всесторонность и их рассмотрения на предмет выявления каких-либо отсутствующих или лишних звеньев в общей цепи решения специалистами тех или иных взаимосвязанных задач.

3. Фиксация таких слов и действий, которые не только не способствуют благоприятному течению дел, но и явно мешают этому, уводят в сторону от помощи конкретным людям, тем или иным группам и обществу в целом.

4. Прицельный учет мотивации реальных субъектов деятельности, то есть тех, от кого зависит качественное исполнение профессиональных функций в аспекте соответствующей миссии, а не только простого формального исполнения тех или иных трудовых обязанностей. Вообще говоря, сами по себе новые технологии не бывают, условно говоря, ни добрыми, ни злыми. Но вот мотивы и действия конкретных людей, стоящих за ними, такими как раз и бывают.

5. Выявление степени, что называется, человеческого присутствия или, напротив, отсутствия должной человечности в той или иной ситуации решения профессиональных задач. По существу, речь идет о своеобразном стержне любой экспертной оценки.

6. Анализ реальных результатов активности как конкретных специалистов на местах, так и всей профессиональной корпорации в какой-то период времени и долгосрочной перспективе планируемого развития.

7. Многоаспектное осмысление и синтез полученных данных и результатов для подготовки компетентного заключения с целью исправления ситуации к лучшему.

Эти и подобные методологические требования и ориентиры в принципе могут и должны приводить к определенным желаемым и значимым результатам только в том случае, если применяются во взаимосвязи и некоем синтетическом комплексе. Последний является одним из важнейших показателей профессиональной этики фундаментального уровня. В свою очередь, для его поддержания требуется хорошее общее этическое образование, включающее знания истории этических учений, содержания соответствующих категорий и ценностей, особенностей прикладной и профессиональной этики.

Подобно тому, как философия, особенно ее этическая часть, больше, чем наука, нравственно-философскую экспертизу не следует сводить к простому применению набора тех или иных заранее сформированных и отточенных методологических инструментов, что называется, здесь и сейчас по чьему-либо заказу. Здесь важен некий отправной момент, который определяется не извне, а изнутри. Речь идет об ощущении, а затем и достаточно глубоком понимании разного рода проблем применительно к самому эксперту. Именно он, придя к пониманию значимости проблемы, целенаправленно, последовательно и настойчиво осуществляет анализ и оценку соответствующих фактов, событий и действий. Примечательно, что в определенной степени подобный подход получил практическое воплощение в соответствующих официальных документах правового порядка. Так, в Этическом кодексе государственных экспертов судебно-экспертных учреждений Минюста России (26 марта 2011 г.) говорится, что «…при выполнении своих должностных обязанностей эксперт обязан придерживаться безупречных норм профессионального и личного поведения, выполнять свою работу квалифицированно, добросовестно, соблюдая принцип независимости в своих выводах и решениях. Основанием для его выводов и заключений может быть только законная и объективная информация, но не предвзятость или оказанное на него давление» [Этический кодекс… 2011, статья 5].

По существу, таким образом, речь идет взваливании на собственные плечи груза ответственности. Тем самым подтверждается зрелость и личной, и профессиональной свободы. Важно подчеркнуть, что только в таком случае общество нравственно оправдывает такую активность, идущую от бескорыстной доброй воли⁷. Именно добрая воля осуществляющих рассматриваемую экспертизу в конечном счете и выступает в качестве необходимого условия ее успешности. Только руководствуясь ощущением и пониманием социокультурной значимости объективного анализа и правдивых оценок тех или иных ситуаций, проблем, качества выполненных кем-то функций в ходе некоей работы, можно практически справиться с любым социальным запросом.

Таким образом, запрос на высокий профессионализм растет по мере усложнения жизни современного человека, всего социума, а также отдельных его сфер, включая политико-правовую. В полной мере решить соответствующие проблемы могут только специально подготовленные люди, которые при этом ощущают и понимают всю социокультурную значимость своей профессиональной миссии. По существу, речь идет о внутреннем единстве личностных, прежде всего нравственных и профессиональных, качеств человека на рабочем месте. Дефицит первых может обесценить последние. Мировоззренчески-ценностные маяки и должные нравственные убеждения людей как людей ничем не заменить. Это одна из закономерностей профессиональной этики фундаментального уровня, призванной быть теоретико-методологической направляющей для прикладных исследований и практик, а также целенаправленно противостоять утилитарной однобокости разного рода «этик» технологического типа. Требуется постоянная целенаправленная нравственно-философская экспертиза последних ради обеспечения приемлемого будущего для человека и общества. Право призвано не только обеспечить реальную возможность ее проведения, но и в лице самих юристов, получивших должное этико-философское образование, осуществлять соответствующую аналитическую и оценочную работу.

Примечания

¹ Так, Й. Шумпетер писал, что предприниматель посредством нововведений нарушает существующее положение равновесия. В его глазах это выглядит как «созидательное разрушение», но в действительности зачастую происходят понижение уровня организации и откат назад. Цит. по: Порох

...