Драматическое повествование о восемнадцати годах тюрем, лагерей и ссылок потрясает своей беспощадной правдивостью, вызывает глубочайшее уважение к силе человеческого духа, который не сломили эти страшные испытания. «Крутой маршрут» – документ эпохи, ужасам которой больше не должно быть места в истории человечества. Книга иллюстрирована фотографиями и подлинными документами. О последних годах жизни автора «Крутого маршрута» рассказывают известные правозащитники Раиса Орлова и Лев Копелев. Издание предназначено для широкого круга читателей.
Сначала я увидела спектакль в 1994 году, который запал в душу. Не запомнила названия, но 20 лет помнила об этом спектакле. Потом по телевизору показали спектакль в телеверсии. И тут я поняла, что я смотрела. Еще пару лет спустя попалась книга, которая доделала свое дело. Книга потрясла и перемолола, несмотря на то, что книг по данной теме читано-перечитано. В одном ряду с Архипелагом ГУЛАГом. Обязательно к прочтению, если интересуетесь не просто темой советских концлагерей, а именно психологией людей, которые попали в жернова системы. Трагедия Е. Гинзбург вторгалась в мою жизнь несколько раз и каждый раз, как в первый. Страшно думать о том, через что прошли эти люди, как их ломали, сгибали, издевались, морили голодом и холодом, убивали на стройках века... и все равно не сломили... не всех. Такие вещи нужно читать, знать, проживать и отпускать, чтобы с ними знакомились следующие и тоже отпускали. Важно прощать, хотя кажется, что это невозможно...
"Тридцать четыре года ей исполнилось в тюрьме. Освободилась она после пятидесяти." Долго не решалась прочесть эту книгу, готовилась к "черноте", но это немыслимое дело - книга очень светлая, с большой надеждой в Человека. Светлая-светлая книга.
Наивная доверчивость их по отношению к официальной пропаганде была так сильна, что они попросту не верили глазам своим, наблюдая колымские явления жизни. Напечатанное в газете было для них убедительнее увиденного на улице.
Евгенья-голубчик… Ты резко-то не шуми. Я ведь не чужая. Кому правоту-то свою доказывать станешь? До бога высоко, до Сталина — далеко… — Нет, что ты, что ты… Умру, а докажу! В Москву поеду. Бороться буду… — Эх, Евгенья-голубчик! Ума в табе — палата, а глупости — саратовская степь!
