Роберт Лермонтов

К-19: сигнал SOS

Издание третье, дополненное

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Роберт Лермонтов, 2018

Автор книги, член экипажа АПЛ «К-19» КСФ, участник двух ЧП: аварии реактора и выхода из строя передатчика, произошедших одновременно 3-го июля 1961 г. в Северной Атлантике, назвал истинную дату аварии реактора, рассказал об успешной нестандартной передаче сигнала SOS с терпящей бедствие К-19 и последствиях в наши дни, дал негативную оценку действиям экипажа по анализу причины аварии реактора и выбору метода её локализации.

16+

ISBN 978-5-4485-1794-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. К-19: сигнал SOS
2. Предисловие
3. Глава 1. К-19: сигнал SOS
4. Глава 2. Прием сигнала SOS радистами С-270 и С-159
5. Глава 3. От аварии реактора к Заключению Правительственной комиссии
6. Глава 4. Сюрпризы издания воспоминаний
7. Примечания
8. Приложения
9. Литература

Предисловие

В книге — действительные события:

1. Июль 1961 г., учения СФ в Северной Атлантике, у АПЛ К-19 и кораблей СФ контр — задачи: К-19 — ракетоносец вероятного противника, корабли СФ осуществляют его поиск для «уничтожения», контакты и связь исключены, между ними — «барьер отчуждения». 3-го июля на К-19 произошла авария реактора с разрывом напорной трубы 1-го контура (оценка экипажа), с распространением и ростом радиации в отсеках, с потерей хода и выходом из строя передатчика в БЧ-4 — всё и «барьер отчуждения» превращали К-19 в «летучий голландец». Командир БЧ-4 Р. Лермонтов преодолел «барьер», приказав радистам нестандартно передать сигнала SOS. Передача — прием сигнала в главах: «К-19: сигнал SOS» и «Прием сигнала SOS радистами С-270 и С-159».

2. Правительственная комиссия, созданная по факту аварии, признала: «Личный состав ошибся в оценках состояния аварийного реактора,… В своих действиях руководствовался этой оценкой и предположением, что без охлаждения активной зоны может возникнуть неуправляемая реакция деления и произойдет ядерный взрыв», а о причине аварии — «в контуре первичного теплоносителя возникла течь по причине нарушения целостности металла одной из импульсных трубок расходомера», т.е. не было разрыва напорной трубы 1-го контура, а был разрыв импульсной трубки. При такой аварии для охлаждения активной зоны необходимо было включить подпиточный насос на подпитку — проливку реактора, решение командира К-19 Н.В.Затеева смонтировать нештатную систему проливки реактора — ошибка. Почему личный состав ошибся в оценках состояния аварийного реактора? Почему командир Н.В.Затеев и личный состав, зная выводы комиссии, распространили в СМИ свою ошибочную версию аварии реактора? Ответы в главе — «От аварии реактора к Заключению Правительственной комиссии».

3. Воспоминания «К-19: сигнал SOS» были изданы с нарушением авторских прав Р. Лермонтова: редакцией журнала «Наш современник» (№7, 2004 г.), членами экипажа Ю.Ф.Мухиным и Б.Ф.Кузьминым в книге «К-19: события, документы, архивы, воспоминания» (Москва, «Вся Россия», 2006г.), писателем Н.А.Черкашиным в книге «Чрезвычайные происшествия на советском флоте» (Москва, «Вече», 2007г.).

Не известив, поставив перед совершившимся фактом, они изъяли при издании из воспоминаний «К-19: сигнал SOS»: факт выхода из строя передатчика «Искра», наличие в передатчике пропадающего дефекта, применение нестандартного способа передачи сигнала SOS, обеспечившего успех передачи и подход Эс-ок к К-19. Цель изъятий? Ответ в главе — «Сюрпризы издания воспоминаний».

Глава 1. К-19: сигнал SOS

С большим волнением я шел на просмотр кинофильма «К-19» (производство США, режиссер Кетрин Бигелоу, в главных ролях — Харрисон Форд и Лиам Нисон).

В зале кинотеатра, глядя на экран, мне пришлось еще раз пережить чрезвычайные происшествия (ЧП), действительно имевшие место 3 июля 1961 года в Северной Атлантике близ норвежского острова Ян-Майен на советской атомной подводной лодке (АПЛ) «К-19» Северного флота (СФ) СССР: а). авария атомного реактора, б). выход из строя средств связи.

Зная традиции американского кинематографа изображать «нашего» человека в погонах постоянно пьяным, глуповатым, невежественным, со звериными наклонностями, приятно разочаровался. В фильме наши подводники имеют нормальный человеческий облик, трагические эпизоды фильма, связанные с аварией реактора и борьбой экипажа по предотвращению катастрофы — атомного взрыва, — правдивы.

Не обошлось без вымыслов, их много, в том числе — эпизоды: высокое Командование ВМФ и МО СССР приказывает найти «К-19», ее находит наша подводная лодка (ПЛ) и оказывает помощь. Такого приказа не было и не могло быть: командованию СФ, ВМФ и МО страны не было известно о терпящей бедствие «К-19» по причине выхода из строя средств связи на лодке.

Как удалось передать сигнал бедствия? Об этом я, как участник событий, хочу рассказать.

В 1961 году на «К-19» я исполнял обязанности командира БЧ-4 и начальника РТС (командира боевой части связи и начальника радиотехнической службы) и отвечал за «глаза» и «уши» корабля: гидроакустику, радиолокацию и связь, а также являлся вахтенным офицером корабля.

«К-19» — новейшая головная АПЛ (проект 658), 1-ая атомная подводная лодка стратегического назначения — носитель ракетного — 3 баллистические ракеты с обычным и атомным зарядом и торпедного оружия; 3 палубы, длина подводной лодки — 114 м; водоизмещение — 6000 тонн; скорость хода под водой до 26 узлов (50 км/час); автономность плавания — 2 месяца; 2 атомные энергетические установки (АЭУ), 2 электрогенератора и 2 турбины обеспечивают подводный ход и электроэнергетику. На АПЛ установлено новое штурманское, ракетное, торпедное, радиотехническое вооружение и вооружение связи.

В то время «К-19» являлась воплощением новейших достижений науки и техники, служба на ней для экипажа — престижна, вызывала гордость и огромную ответственность. «К-19» прошла госиспытания и не раз выходила в море.

Командир «К-19» — капитан 2 ранга Николай Владимирович Затеев.

В 1959 году сразу после спуска «К-19» на воду Генсек ЦК КПСС Н. Хрущев заявил о том, что СССР обладает подводными атомными ракетоносцами — носителями атомного оружия.

18 июня 1961 г. «К-19» вышла из губы Западная Лица (Кольский полуостров) на боевые учения «Полярный круг», в первый дальний поход. Перед командиром и экипажем стояла задача: в Северной Атлантике занять позицию южнее острова Исландия, форсировать Датский пролив и, описав петлю подо льдами Северного Ледовитого Океана, произвести учебный пуск ракеты по полигону на о. Новая Земля, при этом преодолеть линии противолодочной обороны НАТО, постоянно развернутые в Северной Атлантике, и «завесы» кораблей Северного Флота.

В учении задействованы дизельные подводные лодки, надводные корабли и вспомогательные суда СФ.

Настрой экипажа на поход высок: каждый понимает свою ответственность за качественное освоение и правильную эксплуатацию грозного оружия — атомного подводного ракетоносца — первенца страны.

Жизнь и служба в Западной Лице, вновь созданной базе первых АПЛ СФ, — не «люкс». Здесь — лишь сопки, покрытые скудной растительностью или снегом. Жизнь экипажа ограничена «пятачком»: плавбаза «М. Гаджиев» — пирс — «К-19». Жилой поселок — три дома «хрущевки» с магазином «колониальных» товаров, в котором — сухой закон. Гражданское население — жены и малые дети офицеров, получивших квартиры в Западной Лице. Большой дефицит в прекрасной половине, а моряки и офицеры — молоды, единственное развлечение для них — кино, понравившийся фильм засматривают до дыр в экране. У офицеров по ночам — преферанс с «шилом» (спиртом). Нет и простейшей танцплощадки, да и не с кем танцевать. Моряки не ходят в увольнение, многие из них и офицеров с завистью провожают рейсовое суденышко «Санта-Мария», уходящее в Североморск со счастливцами в иной мир, где вокзал, аэропорт, ресторан с прелестницами и прочие радости жизни.

Выход в море для экипажа — не только смена казарменно-корабельной жизни на плавбазе на жизнь корабельно-подводную на АПЛ, но и надежда заработать поощрения в виде внеочередных отпусков или дополнительных суток к отпускам и стать счастливцами на «Санта-Мария», для офицеров — после похода получить разрешение в счет отпуска навестить, как любовницу, жену, если таковая имеется вне Западной Лицы.

Настрой экипажа высок, но в памяти живы тяжелые воспоминания от апрельского (1961 г.) похода в район Острова Новая Земля, когда ЧП следовали чередой. Первая неприятность для меня и радистов, близкая к ЧП, произошла сразу после выхода из базы с получением приказа передать радиограмму в автоматическом (АВТ) режиме. Рядом берег и остров Кувшин, АПЛ ходит галсами вдоль берега, до Узла Связи СФ, как говорится, рукой подать, радисты работают на передачу, а квитанции (подтверждение приема) нет. В чем причина? Кто виноват? Мы и наша передающая аппаратура или радисты и приемозаписывающая аппаратура Узла? Лишь через 2 часа радисты АПЛ приняли короткую шифровку — «добро» на движение в заданный район.

Берег и остров Кувшин остались за кормой и скрылись за горизонтом, АПЛ, управляемая и обслуживаемая одной сменой, уже несколько часов шла под водой, когда гидроакустик доложил в ЦП (центральный пост, 3-й отсек), что обнаружил, вернее, услышал характерный звук гидроимпульса.

Неизвестный корабль одиночной посылкой, чтобы не обнаружить себя, определил дистанцию и курсовой угол на нашу АПЛ, он получил данные для 100%-й успешной торпедной атаки. ЧП!

Даже сейчас, спустя много лет, неприятно вспоминать — наша АПЛ уничтожена — «условно». На поиск были включены все акустические станции, но акустики ничего не обнаружили: корабль — носитель гидролокатора шумами себя не проявил.

Менялись сутки, смены вахт, акустики, АПЛ шла в глубинах Баренцева моря, изменяла курс, скорость хода, глубину погружения, всплывала под перископ для сеансов связи, а одиночные посылки появлялись вновь. Немедленно шел доклад в ЦП, но мы — уничтожены в очередной раз, благо — условно. ЧП!

От безуспешных поисков акустики и, особенно, старшина команды Валентин Саенко нервничали, их и меня уже подначивали друзья, что « слухачи» слышат что-то не то и дурят всем головы; они с тревогой обращались ко мне, я — к командованию АПЛ, но ясности не прибавилось; мне же не было известно об игре «кошки с мышкой».

Для выявления «бесшумного», (а он должен шуметь, так как имеет ход), носителя гидролокатора, чтобы избавиться от роли «мышки», (а «К-19» стала «мышкой»), нужен был нестандартный маневр «К-19», но об этом станет известно позже.

Сутки 12-го апреля 1961 г. для меня начались с вахты — в 00 час заступил вахтенным офицером АПЛ, в 04 час. вахту сдал, выпил чаю и в 04 час.20 мин. был уже на верхней койке в маленькой каюте 4-го отсека с 2-х ярусными койками, верхняя — моя, соседа нет, он принял у меня вахту. Рука потянулась к выключателю освещения, но… вытянутые ноги начали опускаться, у лодки явно появился дифферент на нос, который увеличивался, мелькнула мысль: «Авария! Надо прыгать, одеваться и бежать в ЦП!». Но матрас вместе со мною поехал в нос лодки, ноги уперлись в переборку, посыпались, «поехали» и покатились какие-то предметы, «поехал» сейф, стоящий в изголовье, я остался на койке, говоря себе: «Не торопись, сейф — опасен! Будешь с ногами, если всплывем!».

Рост дифферента прекратился, он стал быстро уменьшаться, дошел до нуля, но появился дифферент на корму, который рос, все упавшие предметы и сейф покатились и «поехали» обратно. Рост дифферента прекратился, он стал быстро падать, лодка выровнялась, появилась бортовая качка, а это значит — лодка всплыла!

Я был пассивным участником этой ситуации, «разборки полетов» не было, но со слов членов экипажа известно, что на глубине 50 м при скорости 15 узлов (28 км/час) вышел из строя привод кормовых горизонтальных рулей, их заклинило в крайнее положение «на погружение». У лодки мгновенно появился нарастающий дифферент на нос, она стала «пикировать» в глубину. ЧП!

Возникла и с каждой секундой нарастала опасность столкновения с дном моря (глубина моря в этом районе 300 м, но на дне может быть местная возвышенность или впадина; предельная глубина погружения «К-19» — 300 м, далее возможно разрушение прочного корпуса), нарушения герметичности прочного корпуса при ударе и попадания воды под давлением порядка 30 атм. вовнутрь, а это — гибель корабля!

Для остановки аварийного движения ко дну, для придания лодке положительной плавучести были продуты воздухом высокого давления (ВВД) балластные цистерны носовой, а затем и средней (центральной) групп. Но лодка, имеющая большую скорость и инерцию движения, продолжала идти в глубину. Только «реверс» (работа на полный обратный ход) турбин остановил лодку, и только тогда подъемная сила продутого балласта потащила ее наверх, но корма — тяжелая: ее балластные цистерны не продуты, и дифферент с носа перешел на корму и рос. Продули и кормовые балластные цистерны, чем остановили рост дифферента. С дифферентом на корму лодка выскочила на поверхность, всплыла аварийно, израсходовав весь запас ВВД. Команда, сформированная для осмотра приводов рулей, в закоулках носовой надстройки обнаружила ил (жидкий грунт), в который «К-19» успела зарыться носом на предельной глубине, до столкновения с твердым скалистым дном оставались секунды!

Несмотря на ЧП, корабельные жизнь и труд продолжались: работали компрессоры на зарядку баллонов ВВД, радисты передали радиограмму и без задержки приняли квитанцию, лодка в крейсерском положении минимальным ходом шла против волны, что исключало бортовую качку.

После 10 час.30 мин. мне, соблюдая секретность, доложил старшина команды радистов Николай Корнюшктн, что радисты подслушали (им запрещено отвлекаться на прием вне рабочей сети) передачу Центрального радио страны — Правительственное сообщение о полете 1-го космонавта СССР. Центральное радио было подано на корабельную трансляционную сеть, и весь экипаж услышал о полете Юрия Гагарина.

То — ли поздний завтрак, то — ли ранний обед в офицерской кают-компании 2-го отсека проходил под аккомпанемент судовой трансляции, которая была подключена на отсек для информации командира о происходящем на корабле.

Офицерам, сидящим за столом, были хорошо слышны знакомые команды и доклады о пуске и остановке механизмов. обыденность нарушил доклад вахтенного акустика Валентина Саенко:

— Мостик! Справа 153 градуса шум винта!

— Акустик! Классифицировать цель! (т.е. по шуму определить тип корабля) — команда вахтенного офицера с ходового мостика АПЛ.

— Мостик! На курсовом справа 153 градуса — шум винта пропал!

Обед продолжается, на лицах любителей подначки появились улыбки, адресованные мне: «слухачи» опять слышат что-то не то, но через некоторое время вновь доклад акустика:

— Мостик! Справа 55 градусов — шум винта!

— Акустик! Классифицировать цель!

— Мостик! Предполагаю шум винта подводной лодки!

— Акустик! Докладывать об изменении курсового угла!

— Мостик! На курсовом справа 57 градусов шум винта пропал!

В кают-компании обстановка — прежняя.

Очередной доклад акустика — как бомба!

— Мостик! Справа 20 градусов — шум винта подводной лодки! Лодка увеличивает ход! Слышу шум турбины!

Командир «К-19» Николай Затеев сорвался с места и побежал на мостик, так как в зоне хорошей акустической слышимости, рядом неизвестная ПЛ выполняет маневр, турбины установлены на АПЛ СССР и США, их — единицы и можно сосчитать на пальцах одной руки.

На мостике вахтенный офицер и сигнальщик в указанном направлении сквозь пелену тумана, среди волн увидели перископ ПЛ, определили курсовой угол на него.

— Центральный! Справа 17 градусов — перископ ПЛ! — вахтенный офицер.

— Мостик! Справа 17 градусов нарастает шум ПЛ! Лодка сближается! — акустик.

— Центральный! Справа 17 градусов вижу перископ и рубку неизвестной ПЛ! Лодка идет пересекающим курсом! — вахтенный офицер.

Рулевой горизонтальщик неизвестной ПЛ, вероятно, не удержал ее на перископной глубине, и она всплыла на поверхность, показав свою рубку, но могло быть и иное: всплытие предусмотрено ее командиром для тарана.

В кают-компании все замерли: две ПЛ, обе в надводном положении сближаются пересекающимися курсами при неизменном курсовом угле 17 градусов, столкновение — неизбежно! ЧП!

В носовых торпедных аппаратах «К-19» — боевые торпеды, при ударе носом по неизвестной ПЛ возможна их детонация! Не лучше — ситуация и при таране «К-19» неизвестной ПЛ!

С мостика раздалась команда — крик:

— Центральный!!! Полный назад!!! Турбинам — реверс!!!

ЦП моментально продублировал команду «Реверс» турбинными телеграфами и голосом по судовой трансляции турбинистам 7-го отсека. Лодки благополучно разминулись: «К-19», отработав задний ход, уступила курс — дорогу неизвестной ПЛ, а неизвестная ПЛ прошла перед носом «К-19», выполняя то ли неудавшийся таран, то ли неудачный маневр, ведущий к столкновению, и ушла под воду.

Акустик продолжал следить за шумом неизвестной ПЛ, который то возникал, то пропадал на различных курсовых углах слева, неизвестная ПЛ удалялась «змейкой». Наконец, шум пропал.

По признакам: одному винту, одной турбине, 6-ти или 8-мигранной трубе перископа и профилю рубки, увиденным с нашего мостика, а главное — скорости, неизвестную ПЛ можно было отнести к торпедной атомной подводной лодке США (АПЛ США). Ее командир «толчком», работая винтом, разгонял свою лодку, а затем, отключив винт, двигаясь по инерции, совершенно бесшумно сблизился с «К-19» и аналогично удалился, только так можно объяснить возникновение и пропадание шума винта его АПЛ.

Вероятно, неизвестным носителем гидролокатора являлась та же АПЛ США: она дежурила у выхода из губы Западная Лица, пристроилась к нам, скрываясь в нашем кильватерном хвосте, периодически одиночной посылкой гидролокатора уточняла местонахождение «К-19». Только АПЛ США была посильна многосуточная гонка преследования АПЛ «К-19», идущей со скоростью 10—15 узлов и выше.

АПЛ США, как сытая «кошка», играла с ничего не подозревающей «мышкой», кралась, повторяя путь «мышки», готовая к решающему броску. Лишь нестандартным маневром АПЛ «К-19» могла поменяться ролями и стать «кошкой». АПЛ США переиграла нас, нанесла нам моральную оплеуху.

Меня, как начальника РТС утешало лишь одно — гидроакустики оказались на высоте: неоднократно обнаруживали работу гидролокатора, по шумам винта и турбины опознали АПЛ США, определили ее сближение.

Пойти вдогонку и продолжить «игру» «К-19» не могла: работали компрессоры на зарядку баллонов ВВД, а без ВВД лодке не всплыть.

Позже мне, как вахтенному офицеру, незаслуженно «досталось» от офицера–турбиниста Геннадия Глушанкова, который не в силах сдержать себя и для разрядки, в сердцах высказался:

— Вы (вахтенные офицеры) обалдели! Два «реверса» — за 8 часов! Вы в ЦП обалдели от кислорода! У нас «полетят» лопатки турбин! Вам нечем будет командовать! Лодка останется без хода!

— Жизнь, Гена, вернее, обстановка заставляет!

Техника и люди выдержали, это они — турбинисты, в конечном итоге, остановили «пикирующую» АПЛ и не допустили столкновений, как с дном Баренцева моря, так и с АПЛ США, четко исполнив команды «реверс».

Всплыли и более ранние ЧП: у стенки завода — выход из строя АЭУ (реактора) и перезагрузка активной зоны, на госиспытаниях — частичное затопление одного из кормовых отсеков, аварийное всплытие с предельной глубины 300 м. Не много ли ЧП? Много! Но Судьба — благосклонна: из всех ЧП экипаж выходил без людских потерь, иногда — с «наградами» в виде «фитилей».

Что ожидает нас в этом походе? Какие испытания приготовила Судьба? Не отвернется ли Фортуна? Хороша английская поговорка: «Кому быть повешенным, тот не утонет»! А потому будем оптимистами!

Организация (схема) связи «К-19» на время учения — лодка должна поддерживать связь с Флагманским Командным Пунктом (ФКП) — Командованием СФ и ВМФ через Узел Связи СФ. Схема связи — обычная, привычная и не вызывает сомнений. Очень скоро у меня появятся сомнения в достаточности такой организации связи.

По сценарию учения АПЛ «К-19» — подводный ракетоносец сил «белых», надводные корабли и дизельные подводные лодки — силы «красных», связь и взаимодействие между временными «противниками» не предусмотрены, лишь — противодействие.

30 июня 1961 г. командир «К-19» получил приказание ФКП начать движение из занятой позиции для форсирования Датского пролива. Получение приказа АПЛ подтвердила передачей радиограммы в адрес Узла Связи (ФКП). Сеанс связи был проведен в перископном положении лодки передатчиком «Искра» в «Радиосети дальней связи» в АВТ — режиме на антенну «Ива». Позже выяснится, что это был последний сеанс связи АПЛ с Берегом.

На поверхности пролива — торосистый лед, на подводной лодке включены: эхолот, эхоледомер, гидролокатор. Обнаруженная «цель» (лед, препятствия), дистанция до нее, расстояние до нижней кромки льда, его толщина, глубина под килем, температура воды за бортом — все под контролем и своевременно докладывается в ЦП для принятия командиром АПЛ решений по изменению курса, скорости и глубины погружения. С обнаруженным айсбергом разминулись. Датский пролив благополучно пройден, впереди — чистый океан.

3 июля 1961 г., 04 час. 00 мин. Над Северной Атлантикой — белая ночь. В толще океана, на глубине 100 м., со скоростью 10 узлов (18,5 км/час.), курсом на Северо — Восток идет АПЛ «К-19», слева, в 75—100 милях (135—180 км) норвежский остров Ян-Майен, на нем — пост НАТО. В ЦП закончился прием докладов из отсеков и боевых постов, очередная смена заступила на вахту. Все спокойно, механизмы работают четко, в отсеке — неназойливый гул систем автоматики.

Быть может, в очередной раз не для наказания, а «для порядка», вахтенные офицер корабля, механик и штурман попытаются выяснить: «А в каком положении докладывал и сейчас находится радиометрист Анатолий Кошиль?». Дело в том, что по штату радиометристов — трое, но старшина команды А. Кошиль, когда лодка под водой и его радиолокационная аппаратура не используется, постоянно несет единоличную вахту в радиолокационном посту, часто на «лежанке», которую в виде полки ему оборудовали на судостроительном заводе. А. Кошиль всегда на посту: ему достаточно опустить ноги с «лежанки». Однако, в каком он положении?! Выяснение не состоялось.

Сейчас в ЦП прозвучит доклад и весь экипаж «К-19» запомнит день 3 июля 1961 г. на всю оставшуюся жизнь!

В 4 часа 15 минут с пульта управления реакторами поступил доклад офицера — управленца Юрия Ерастова: «Сработала аварийная защита (АЗ) правого реактора!», т. е. в нем внезапно прекратилась управляемая цепная реакция. Через 2 мин. — второй доклад: «Падает давление и уровень в первом контуре правого реактора», о чем вахтенный офицер немедленно доложил командиру АПЛ Николаю Затееву.

По сигналу «Боевая тревога» личный состав быстро, без суеты (не так, как в кинофильме) прибыл на боевые посты и приступил к исполнению своих обязанностей.

Давление в первом контуре упало с 200 атм. до 0: вытекла вода, охлаждающая реактор, в трюмное пространство 6-го реакторного отсека, она радиоактивна! Там образовалась воздушно-паровая подушка с избыточным давлением, радиация начала распространяться в 6-ой и соседние отсеки. Затем заклинило главный и вспомогательный циркуляционные насосы 1-го контура и через активную зону стало невозможно прокачать охлаждающую воду.

Правый реактор заглушен, но реактор начал разогреваться, как заглушенный самовар с вытекшей водой: угли уже не горят, но еще отдают свое тепло. Рост температуры реактора мог привести к тепловому взрыву, к расплавлению тепловыделяющих элементов с атомным топливом, на дне реактора могла образоваться критическая масса, а это — атомный взрыв!!!

Реактор — неуправляем, пошел в «разнос»! Такое не могло присниться экипажу даже в страшном сне. На подводной лодке началась борьба за жизнь корабля и экипажа.

Командир АПЛ, выслушав предложения специалистов БЧ — 5 (электромеханическая боевая часть), принял решение всплыть в крейсерское положение и смонтировать нештатную систему охлаждения реактора, предложенную офицером БЧ-5 лейтенантом Юрием Филиным. Для выполнения работ аварийной группе необходимо войти в выгородку над аварийным реактором, где — радиационный ад!!!

Радиационная обстановка (из воспоминаний командира электротехнического дивизиона БЧ-5 В. Е. Погорелова) :

«… 05—30… Доклад Вахромеева (начальника хим. службы) о постоянном росте активности: в 6-ом (реакторном отсеке) до 100 р/час, в 7-ом (турбинном) 50 р/час, в 8-ом (электромоторном) и на пульте (управления реакторами) порядка 25—30 р/час; из-за смен вахт появилась активность в смежных отсеках….

.. 06—50. Начало аварийных работ… активность на крышке аппарата (реактора) до 200—250 р/час… В конце работ… активность на крышке аппарата достигает 500 р/час…

…9—20 — 9—30… активность на пульте управления до 100 р/час… в первом отсеке сравнительно благоприятная обстановка — от 2-х до 5-и р/час, к концу суток — до 10…» (Книга «К-19»: события, документы, архивы,, воспоминания», изд. дом «Вся Россия» Москва, 2006 год).

«… Когда осушали первый этаж (реакторного отсека) главным осушительным насосом (ГОН) третьего отсека, протащили радиоактивную воду до центрального поста по системе осушения…» (из воспоминаний командира группы ДУ БЧ-5 М. В. Красичкова, та же книга).

Система осушения и ГОН стали «светить», ухудшилась радиационная обстановка в 5-ом (дизельном), 4-ом (ракетном) и 3-ем (центральный пост) отсеках.

Монтаж нештатной системы охлаждения реактора ценой своей жизни выполнили подводники: Лейтенант Борис КОРЧИЛОВ, капитан-лейтенант Юрий ПОВСТЬЕВ, главный старшина Борис РЫЖИКОВ, старшина 1 статьи Юрий ОРДОЧКИН, старшина 2 статьи Евгений КАШЕНКОВ, Матросы: Семен ПЕНЬКОВ, Николай САВКИН, Валерий ХАРИТОНОВ. Все они получили смертельную дозу облучения, но не допустили ликвидацию корабля и своих друзей — членов экипажа, не позволили аварии выйти за пределы корабля и перерасти в катастрофу: тепловой или атомный взрыв. Большие дозы облучения получили командир БЧ-5 Анатолий Козырев, старший помощник командира АПЛ Владимир Енин и др.

Температура реактора начала падать, опасность ликвидации корабля и экипажа устранена, но нарастала другая угроза — РАДИАЦИЯ!!! Радиация, разносимая по кораблю системой судовой вентиляции и людьми, не имеющая ни вкуса, ни запаха, ни цвета, была всюду: в отсеках, на мостике, на носовой и кормовой надстройке, от ее смертоносного поражения укрытия не было, дозиметрические приборы «зашкаливали»!

Молодые подводники, здоровые и энергичные до выполнения работ на реакторе, на виду экипажа, как в сказке от чар злого колдуна, теряли силы, трудоспособность, превращались в тяжелых лежачих больных. Им пытался помочь начальник медицинской службы АПЛ — военврач майор Косач В. А.

Несмотря на радиацию, экипаж продолжал исполнять свои обязанности по обслуживанию механизмов и систем. В отсеках, где пребывание было несовместимо с жизнью, вахту несли новым методом — «набегами». Не по дням, а по часам росла суммарная доза облучения каждого члена экипажа, а при «набегах» в кормовые отсеки — по минутам и секундам. Родной корабль для экипажа превратился в радиационную западню, из которой без внешней помощи не выбраться: чем раньше — тем лучше!

«Ситуация на АПЛ в день аварии для рядового матроса была предельно ясна и определялась уровнем страданий тех, которые лежали на носовой надстройке и через которых приходилось переступать. Такая ситуация не изгладится из памяти сердца никогда!» (строки из письма радиометриста А. Кошиля от июня 2005 года).

«… 9—20 — 9—30 … Учитывая высокую активность на пульте управления реакторами (до 100 р/час) командир принимает решение перевести на минимально контролируемый уровень работу носового реактора, движение осуществлять на гребных электродвигателях в режиме ДГ (от дизель — генератора…)» (из воспоминаний В. Е. Погорелова, та же книга).

Движение под электродвигателями не могло быть длительным из-за угрозы переобучения подводников, обслуживающих механизмы в кормовых отсеках, где уровень радиации, как и всюду на лодке, возрастал. Ухудшающаяся радиационная обстановка вела к полной потере хода или к ходу в базу «до победного конца», в обоих случаях — переобучение экипажа.

Куда и как идти — вопрос не мой, а — командира АПЛ Н. В. Затеева, от его решений и действий экипажа зависит участь как экипажа, так и самого командира, да и корабля «К-19».

А что же со связью?

В 03 час. вахтенный радист получил от шифровальщика Алексея Троицкого радиограмму №1 (нумерация моя), но приказ из ЦП на передачу не поступил.

В 06 час. 07 мин. «К-19» всплыла в крейсерское положение, подняты все антенны, радисты открыли приемную вахту.

От шифровальщика поступила радиограмма №2: «Арфа, 0107, 4829,…», состоящая из 31-й цифровой группы, для передачи и адрес ФКП в «Радиосети дальней связи» в автоматическом режиме, — донесение командира АПЛ Флагманскому Командному Пункту (ФКП) о своем местонахождении и об аварии реактора.

Поступило и приказание на передачу. (Технологию передачи излагаю упрощенно для понимания читателем, не знакомым со связью).

Радисты привычно подготовили текст радиограммы к передаче, настроили мощный передатчик «Искра» на эквивалент антенны, подключили антенну «Ива», нажали кнопку «пуск», но, вместо привычного звука работы автоматики, услышали резкий щелчок. Произошло что-то непонятное. Осмотрели приборы, все — в норме, … «сбили» настройки, настроили вновь, … пуск! Резкий щелчок и вспышка внутри передатчика! В нем возник пробой высокого напряжения (ВН), оно отключилось, ВЧ-энергия не поступила в антенну и эфир, передача не состоялась.

Я доложил в ЦП: «Передатчик „Искра“ вышел из строя, БЧ-4 приступила к поиску и устранению неисправности».

Связь — дело тонкое, а где тонко, там и рвется. Худшие опасения мои и радистов, ожидания того, что передатчик «Искра» когда-нибудь «проявит» себя с худшей стороны, подтвердились.

В последний год во время «проворачивания механизмов» (ежедневная проверка работоспособности всех приборов и систем корабля) радисты неоднократно обнаруживали ненормальность в работе передатчика «Искра», неисправность появлялась и исчезала, не подчиняясь какой-либо закономерности, ее невозможно было повторить и устранить.

Много раз я, находясь в радиорубке, наблюдал за действиями радистов и работой передатчика, пытался понять причину сбоя, но дефект не проявлялся. Скрытый, он же — пропадающий, он же — самоустраняющийся дефект — худший из дефектов в радиоэлектронной аппаратуре. Аппаратура, имеющая такую неисправность, согласно действующим документам на поставку военной техники, недопустима к эксплуатации на кораблях ВМФ и подлежит замене.

После неоднократных докладов командованию «К-19» и Флагманскому связисту соединения были вызваны представители завода — изготовителя передатчика «Искра». Во время трехдневных проверок скрытый дефект не проявился. Представители уехали, а мы остались с тем, что имели: со скрытым дефектом и недоверием к передатчику, к тому же еще и виновными в вызове представителей.

И вот, в самый напряженный момент, когда на АПЛ — авария реактора, передатчик «Искра» вышел из строя! Мнения радистов — это тот же дефект, так же «опали» стрелки индикаторов передатчика, вместо еле слышимого, как шорох, звука — резкий щелчок, вспышка пробоя и отключение ВН. Стало обидно и горько, что не смог ранее выявить, доказать другим наличие пропадающего дефекта, но для переживания времени нет: АПЛ далеко от Берега, на ней — угрожающая аварийная обстановка, а тот или другой дефект — значения не имеет, необходимо срочно отремонтировать передатчик и установить связь с Берегом.

Для меня и радистов Николая Корнюшкина, Юрия Пителя, Виктора Шерпилова наступил момент испытания, который растянулся на долгие часы напряженной работы, часы надежд, ожиданий и разочарования.

До базы — 1500 миль (2800 км), чтобы преодолеть это расстояние при скорости в 10 узлов, необходимы 6 суток хода, а сможет ли такую скорость развить аварийная АПЛ? Кроме того, экипаж будет постоянно находиться в условиях воздействия радиации. Гибель экипажа — неминуема!

Командир АПЛ Н. Затеев принял решение идти обратным курсом на сближение с другими кораблями СФ, задействованными в учении.

Уточню: в БЧ-4 вышел из строя комплекс приборов, состоящий из передатчика и устройства АВТ — передачи текста. Прием на Узле Связи СФ — также автоматический, такой режим передачи-приема — новинка техники связи для лодок в 1961 году. Это — основной и единственный режим, обеспечивающий скрытую дальнюю связь «К-19» с Узлом связи СФ. В радиорубке имеется второй — маломощный передатчик «Тантал», который можно использовать в телеграфном и микрофонном режимах для ближней связи.

Под моим руководством радисты приступили к поиску неисправности. Осмотр, проверка режимов и техпараметров устройства АВТ-передачи текста и передатчика «Искра», настройка передатчика, осмотр и проверка сопротивления изоляции антенны «Ива» показали, что все исправно. Однако при их использовании в комплексе возникает пробой и отключение ВН. При настройке передатчика на антенну «Ива» обнаружили искрение с корпуса антенны на корпус лодки, появились сомнения в исправности антенны «Ива», дал указание перейти на антенну «ВАН».

Два часа работы на передачу в АВТ-режиме поочередно на две антенны полной и пониженной мощностью с перерывами для охлаждения передатчика и поиска неисправности не дали результата, несмотря на то, что иногда сеансы передачи проходили без сбоя.

Поясняю: радиограмма с ПЛ в адрес Узла Связи СФ передается до тех пор, пока он не подтвердит ее получение передачей в адрес ПЛ радиограммы-квитанции. Узел Связи СФ в наш адрес ничего не передавал, следовательно, наши передачи в АВТ-режиме не достигли Берега.

После 08 час. поступила радиограмма №3 из 115 цифровых групп и приказ на ее передачу. Сеанс передачи этой радиограммы в «Радиосети ближней связи» в ТЛГ-режиме, т.е. от руки радиста, на антенну «Ива», прервался на 90-й группе, возник сбой. Решил: передатчик выключить, включить и продолжить передачу с 90-й группы, что и сделали.

После перерыва для охлаждения передатчика «Искра» сеанс передачи на антенну «Ван» прервался на 100-й группе. Передачу закончили аналогично. Узел Связи СФ не услышал нас и в ТЛГ-режиме, квитанций нет.

Работа в названных радиосетях передатчиком «Искра» потеряла смысл. В радиорубке имеется второй КВ передатчик «Тантал», но его мощность мала и недостаточна, чтобы перекрыть расстояния до Берега в «Радиосети ближней связи» в ТЛГ режиме. Возникшая неисправность в передатчике «Искра» лишила «К-19» связи с Берегом (ФКП) в радиосетях «Дальней» и «Ближней» связи. В организации связи и техническом оснащении лодки резерва нет!

А время неумолимо, уже около 9 часов. В голове помимо сугубо технических вопросов по поиску неисправностей были и другие мысли: «Обстановка катастрофическая, реактор идет „в разнос“, кругом радиация… Если будет „укрощен“ реактор и экипаж не „испарится“, как было в г. Хиросима с жителями в центре атомного взрыва, то через 10 часов и далее лодка без связи превратится в „корабль-призрак“ с „загибающимся“ от радиации экипажем на борту. Связь становится решающим фактором!!! Надо искать другой способ связи с Берегом!».

И я сказал радистам: «Стоп! Прекращаем передачу и поиск неисправностей. Мы теряем время! Предлагайте, как использовать передатчик „Тантал“ для связи с Берегом». Первым высказался молодой радист Виктор Шерпилов: «Надо „влезать“ в чужую радиосеть, другого выхода нет, иначе всем…» Он не закончил фразу, но все поняли.

Обсудили и выяснили (участники: командир БЧ-4 Роберт Лермонтов, старшина команды радиотелеграфистов Николай Корнюшкин, командир отделения радиотелеграфистов Юрий Питель, радиотелеграфист Виктор Шерпилов, специалист СПС — шифровальщик Алексей Троицкий):

— Дальность действия передатчика «Тантал» — мала, нужен корабль (судно) — посредник как промежуточное звено для ретрансляции нашей радиограммы на Берег. В учении принимают участие надводные корабли, подводные лодки и вспомогательные суда СФ, однако, установить связь с ними не можем, так как не известны их позывные, частоты связи. — «Секретно!»

— Имеется частота и правила передачи открытым текстом сигнала «SOS» в «Международной сети терпящих бедствие кораблей и судов», но это приведет к нарушению секретности и скрытности АПЛ, сенсации. Первыми могут подойти корабли и суда США и НАТО, которые с «большим удовольствием» окажут нам помощь. — «Неприемлемо!» А сам думаю: «Аварийная сеть — крайний случай, в эту сеть, если ничего не получится, придется „влезать“ с разрешения или без разрешения командира АПЛ, иначе весь экипаж погибнет. Время для передачи сигнала „SOS“ уже наступило!»

— Имеется частота «Аварийно-спасательной службы» (АСС) СФ, но судов АСС в нашем районе нет, передатчик «Тантал» не охватит расстояние до них. — «Отпадает».

— Имеется частота «Радиосети взаимодействия подводных лодок», но на данный момент для «К-19» она не задействована. Действует ли она для других лодок? Неизвестно. — «Отпадает!»

— Мы часто слышим радистов рыболовных и транспортных судов страны, работающих в микрофонном режиме. Связь с ними возможна только открытым текстом. — «Неприемлемо!»

Наш выбор определили дизельные подводные лодки, находящиеся где-то рядом в «завесах», радисты которых, как и мы, несут приемную вахту в радиосети «Узел связи СФ — Подводные лодки» на частоте, которая нам известна. Имеется непреодолимое препятствие: нам не известны позывные (имена) дизельных подводных лодок — участниц учения, а им — наш позывной, а без позывных передача и двусторонняя связь невозможны.

Передача со своим позывным в адрес «Всем подводным лодкам» на частоте трансляции Узла — бесполезна, т.к. нашу работу радисты лодок воспримут как помеху, постороннюю радиостанцию, мешающую приему Узла. На частоте Узла господствует и имеет Голос лишь сам Узел. Бесполезна передача и открытым текстом: тексты узла, как все радио тексты в МО, — зашифрованы.

Вариант — стать Голосом и вещать с адресом «Всем подводным лодкам» решает проблему с позывными, но решиться на такую передачу — риск, но лучшего варианта нет. Риск — не в нарушении Правил связи, а — в предстоящей многочасовой, без видимого результата передачи. Передачи как бы в пустоту и впустую: ни одна подводная лодка, которая примет нашу радиограмму (а будет ли такая в радиусе действия «Тантала»?! ), не даст нам квитанцию, сохраняя свою скрытность. Кроме того, скрытность «К-19» будет нарушена многократной передачей текста в ТЛГ — режиме: нас могут запеленговать корабли и станция радиоразведки НАТО, но… придется рисковать!

Инициативные, самостоятельные действия на всех уровнях в ВМФ — наказуемы, «фитили» и «небо в решетку», если доберемся, — будут на Берегу, а сейчас главное — отвести от себя и радистов вину — гибель экипажа от радиации из-за отсутствия связи.

Передатчик «Искра» — моё хозяйство, потому, не желая делить ответственность, принял самостоятельное решение использовать передатчик «Тантал» в качестве 2-го Узла Связи и приказал радистам:

а) отказаться от позывного «К-19» и присвоить себе позывной Узла;

б) передачу на частоте трансляции Узла начинать сразу после окончания сеанса его работы (в этом случае лодки не успеют погрузиться и услышать нас), передачу вести непрерывно, многократно повторяя текст, но не допускать перегрева передатчика;

в) радиограмме присвоить адрес — «Всем подводным лодкам».

Мое решение — нарушение Корабельного Устава и Правил связи, однако оно не подрывает авторитет и единоначалие командира, а дополняет его действия по выходу из ЧП, по спасению экипажа. Иначе поступить я не могу: необходимы срочные и конкретные действия по установлению связи с любым кораблем или судном страны, с Берегом.

Поиск и обсуждение радиосети для передачи завершил словами:

— Нас «душат» объёмные радиограммы №2 и 3. Мы «загоним» «Тантал» этими радиограммами: он у нас «вскипит»! С чем мы останемся?! А затем обратился к шифровальщику А. Троицкому:

— Алексей, нам нужна короткая радиограмма.

— Как сигнал SOS, — подсказал Николай Корнюшкин и показал текст в рабочей тетради.

— Алексей, нам нужен текст: «Авария реактора…», — начал я.

— У меня нет в таблицах реактора, — прервал он.

— Что есть?

— АЭУ.

— Годится и АЭУ. Тогда текст: «Широта… Долгота… Авария АЭУ. Нуждаюсь в помощи. К-19».

Текст понравился всем: предложений и уточнений не было.

— Место возьми у штурмана. Дуй! Да, не забудь: текст должен поддаваться расшифровке на других кораблях!

А. Троицкий исчез из радиорубки, он, вероятно, взял координаты лодки у штурмана и получил «добро» на текст у командира АПЛ, а затем, зашифровав текст, вручил нам радиограмму №4, состоящую из 15 цифровых групп.

В эфире на одной частоте появились два Узла Связи: СФ и наш — «самозванный». Первый работает по своему расписанию, а мои радисты — в перерывах, передавая многократно короткую радиограмму №4, а фактически — сигнал «SOS».

Радисты Николай Корнюшкин и Юрий Питель ведут прием и передачу в ТЛГ-режиме, я и Виктор Шерпилов приступили к замене радиодеталей в передатчике «Искра», неисправность которых могла вызвать пробой ВН. После каждой замены — проверка «Искры» выходом в эфир в АВТ и ТЛГ — режимах в адрес Узла Связи СФ с радиограммой №4. Замена деталей ничего не дала.

Непрерывная работа передатчиком «Тантал» в качестве «самозванца» стала ОСНОВНОЙ, дополнительно в каждый час радисты выходят в эфир на передатчике «Искра» в адрес Узла Связи СФ в радиосетях «Дальней связи» и «Ближней связи» и на передатчике «Тантал» в адрес подводных лодок в радиосети «Взаимодействия подводных лодок», надеясь, что лодки несут вахту в этой сети.

Работа радистов стала центром внимания многих свободных от вахт подводников. Они стоят в дверях радиорубки и молча, с надеждой наблюдают. На смену одних приходят другие, работать под взглядами трудно.

Через 2 — 2,5 часа радисты стали жаловаться на головную боль, гул в ушах, усталость при работе на ключе и чаще просят подмену: очевидно, сказывается нервное напряжение и воздействие радиации.

Я понимаю: примененная схема передачи должна сработать лишь в том случае, если какая-нибудь наша подводная лодка при всплытии для сеанса связи примет наряду с радиограммами Узла Связи СФ и нашу радиограмму, а не посчитает ее провокацией со стороны НАТО. Мой расчет — на то, что командир этой подводной лодки, прочтя наш текст, прикажет продублировать его в адрес Узла Связи СФ (ФКП) и запросит: «Что делать?». А не встанет в позицию «моя хата с краю…».

После 14 час. 30 мин. возросла интенсивность передач Узла Связи СФ, радисты вынуждены чаще «молчать» в его радиосети, но продолжают выходить в эфир в других радиосетях. Активность Узла Связи не связана с аварией на «К-19», в наш адрес по-прежнему ничего нет!

Радисты работают на ключе уже 6-ой час, мне же хочется ругаться матом в адрес организаторов и руководителей учения, которые нас послали в поход, но не предусмотрели и не организовали взаимодействие и связь между кораблями — участниками на случай ЧП.

«Пусть корабли–участники — «Белые» и «Красные», но они все — свои! Не война же! Ежу понятно: они должны иметь при необходимости возможность двусторонней связи!

У меня — командира связи подводной лодки нет необходимых данных: частот связи надводных кораблей (они ближе к нам, чем Берег), их позывных, позывных подводных лодок — все секретно! У меня имеется допуск к секретным и совершенно секретным документам, но меня не ознакомили и не выдали на подводную лодку «Схему связи кораблей-участников учения «Полярный круг». Такой документ должен быть! Засекретили! От вероятного противника и от своих! Те многое знают о нас (ф.и.о. командиров, офицеров, даже членов семей), а частоты и позывные — тем более; не зря ведут радиоразведку, Все мы (экипаж) — заложники и жертвы системы секретности!

Есть же умные люди на флоте! «В море всякое бывает! Может оказаться не лишней!» — сказал и вручил мне флагманский связист армейскую переносную радиостанцию и запасные батареи к ней за 30 мин. до выхода ПЛ «Б-78» на позицию в Атлантику (Губа Оленья, 1 декабря 1958 г.). Он знал и понимал, а я убедился лишь сегодня, что типовая схема связи ПЛ не обеспечивает надежную связь с Берегом. Он допускал худший случай — выход из строя всех средств связи ПЛ или невозможность их использования, а потому лично принес автономную радиостанцию, которая при большой дистанции из-за малой мощности не могла обеспечить связь с Берегом, но позволяла установить связь… с кем?! В том походе вопрос не возник, а сейчас он главный!

Такой ситуации на учении не должно быть, на то оно и учение!!! Кто-то, он — не один, по скудоумию не предусмотрел запасной вариант связи и передачу сигнала оповещения об аварии передатчиком «Тантал», второй — не направил корабль связи в удаленный район, третий — судно АСС (здесь — в зоне НАТО постов связи АСС нет), четвертый, коли нет корабля связи и судна АСС, — не предусмотрел при ЧП использование «Радиосети взаимодействия ПЛ», а пятый, забыв, что «в море всякое бывает!» — утвердил и узаконил «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», превратил экипаж и «К-19» в расходный материал.

Любой корабль — участник учения, имеющий схему связи, аналогичную схеме «К-19», т.е. типовую для ПЛ в автономном походе, здесь — в удаленном районе полностью утратит связь при выходе из строя основного передатчика. Он, имея ход, и без связи дойдет до Базы. Дошли бы и мы на одном реакторе, не будь у нас радиации…».

Быть может, наш сигнал «SOS» уже принят какой-то дизельной подводной лодкой, но ее командир не имеет права передать в наш адрес квитанцию о приеме. Командир любого корабля в мирное время должен иметь такое право, приняв сигнал «SOS»!». А если дизельные подводные лодки не продублируют наш сигнал в адрес Узла Связи СФ (ФКП)? Тупик?! Нет — выход в эфир открытым текстом в радиосетях: «международная — аварийная», рыболовных или транспортных судов. Когда?! Как определить — оценить, что самозванная передача в радиосети «Узел Связи СФ — Подводные лодки» — бесполезна и пора «влезать» в другую радиосеть?!».

Кто-то (не называю) из радистов попросил подмену: у него начали дрожать руки, сменился и залез под стол на матрас отдыхать, чтобы быть рядом, под рукой, т.к. может понадобиться в любой момент. Он устал, очевидно, притупился инстинкт самосохранения: он не пошел отдыхать на носовую надстройку, где уровень радиации ниже и чистый воздух, а не воздух 3-го отсека, насыщенный радиоактивными аэрозолями.

«Мы уже много часов находимся под воздействием радиации, она делает свое черное дело. На сколько еще часов, суток мы сохраним работоспособность и голову? Дрожь рук — опасный симптом и недопустим при работе на ключе. Все попытки с 6—00 час. передать сигнал „SOS“ на Берег напрямую передатчиком „Искра“ и через дизельные лодки передатчиком „Тантал“ — безуспешны!!! Решил: В 20—00 — это крайний срок, выйти в эфир открытым текстом!».

Позже, в госпитале г. Полярный Мурманской обл. я спрошу офицера Узла Связи СФ: «Как реагировала на наши передачи приемозаписывающая аппаратура?» Он ответил, что пару раз аппаратура сработала, но запись расшифровке не поддалась.

И только через 30 лет мне станет известно, что изолятор антенны «Ива» был раздавлен давлением воды. (Могу лишь предположить, что в изоляторе возникла микротрещина, и проникшая влага вызывала рассогласование антенны с передатчиком во время сеанса передачи).

А что же с передатчиком «Искра»? Передатчик «подвел» нас: пропадающий дефект, став явным, сыграл свою роковую роль в тот памятный день.

Вспоминает радист Виктор Шерпилов:

«Я помню ту огромную тяжесть, которая на нас давила, когда не прошло радио на Узел Связи СФ, как мы, не выходя из рубки, час за часом искали неисправность. Я любил и до этого случая дойти до сути неисправности и устранить ее, но на этот раз не получилось. Я помню, что мы перебирали все новые и новые варианты связи, изымали блоки передатчика, все „прозванивали“ и искали причину неисправности, а потом, при передаче меняли и передатчики, и антенны. Когда мы решили перейти на ручную передачу, то по очереди „сидели“ на ключе, но и не оставляли попыток восстановить передатчик „Искра“. Я помню, что в нашу ручную передачу была включена радиосеть Узла Связи СФ, и работали мы по книге частот и времени передач Узла Связи СФ. Я не помню, сколько раз выходил на мостик подышать, мне кажется, я в то время и не ел, и не пил, и не потому, что боялся радиации, а потому, что от напряжения ничего не лезло. Потом уже узнал, что где-то раздавали спирт …. О радиации мы кое-что знали раньше, но в то время, когда на АПЛ выключили все дозиметры, мы о ней не думали, или, вернее, я не думал. Я знал, что надо найти неисправность передатчика и это отодвигало все другие мысли. Я начал думать об опасности, когда лежал в рубке под столом, отдыхая, а связь уже была налажена через „С“-ку, и мы были как бы не задействованы, но, по-моему, никакого страха не было — будь, что будет!…».

В 15 час. 30 мин. на ходовом мостике АПЛ вахтенный сигнальщик доложил вахтенному офицеру: «Вижу цель!» Цель увеличивалась и приближалась к лодке. «Свой» или «чужой»? вскоре распознали — это наша дизельная подводная лодка серии «С» (средняя). Радость экипажа была безгранична, закончилась неизвестность!!!

В рубку радистов с мостика поступил приказ командира АПЛ: «Установить связь с ПЛ „С“ на УКВ». Старшина команды Н. Корнюшкин вставил в радиостанцию «Акация» (дальность действия — прямая видимость, режим — микрофонный) действующий на текущее время кварц — частоту и включил станцию. На запросы радиста лодка не отзывалась, о чем он доложил на мостик.

Связь двух командиров лодок была установлена при помощи электромегафонов, когда ПЛ «С» застопорила ход в 20 — 30 м от левого борта АПЛ. Командиры представились друг другу, а затем выяснили, что на лодках в УКВ-радиостанциях установлены разные номера кварцев, т. е. прием и передача велись на разных частотах, что не позволило установить связь.

Я проверил расписание действия кварцев, доведенное нам, и не поверил своим глазам: на данное время номер кварца в моем расписании не совпадает с номером кварца, названным командиром ПЛ «С». При такой организации связи на УКВ, мы могли установить связь лишь с лодками нашего соединения, но они в 2800 км от нас в губе Западная Лица, и не могли — с другими кораблями СФ. Я сказал радистам перейти на номер кварца ПЛ «С» и связь была установлена.

Радиостанция «Акация» осталась включенной в режиме приема. Связь с ПЛ «С» и другими лодками, которые подошли позже, поддерживалась командиром АПЛ и вахтенным офицером с командирского пульта «Акации», находящегося на мостике.

Далее приведу строки из статьи командира ПЛ «С-270» Жана Свербилова «ЧП, которого не было…» (журнал «Звезда» №3, 1991 г.). Это его корабль первым подошел к терпящей бедствие «К-19».

«Это было в июле 1961 года. Подводная лодка «С-270», которой я в то время командовал, участвуя в ученьях под кодовым названием «Полярный круг», находилась в северной части Атлантического океана.

В этом районе было свыше тридцати подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, мои радисты приняли радио: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 северная, долгота 4 градуса. Командир «К-19»

Собрав офицеров и старшин во второй отсек, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение — наш долг идти на помощь морякам — подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали.

Сомнение вызывало только место нахождения аварийной подводной лодки: долгота в радиограмме была не обозначена. То ли восточная, то ли западная. Наша «С-270» в это время была на Гринвиче, то есть на нулевом меридиане.

И тут старпом Иван Свищ вспомнил, что суток семь тому назад мы перехватили радио, в котором командир «К-1…» (ныне погибшей) доносил для командира этой лодки состояние льда в Датском проливе. Так мы догадались, что долгота, на которой находится аварийная лодка, западная.

Мы всплыли в надводное положение и полным ходом пошли к предполагаемому месту встречи. Погода была хорошей. Светило солнце. Океан был спокоен. Шла только крупная зыбь.

Часа через четыре обнаружили точку на горизонте. Приближаясь, опознали в ней подводную лодку в крейсерском положении. На наш опознавательный запрос зеленой сигнальной ракетой получили ответ беспорядочный залп разноцветных ракет. Это была она.

До этого нам, то есть мне и моим офицерам, матросам не доводилось видеть первую советскую ракетную атомную лодку. Вся ее команда собралась на носовой надстройке. Люди махали руками, кричали: «Жан, подходи!!!», узнав от командира мое имя.

По мере приближения к лодке уровень радиации стал увеличиваться. Если на расстоянии 1 кабельтова он был 0,4 — 0,5 рентген/час, то у борта поднялся до 4—7 рентген/час.

Ошвартовались мы к борту в 14 часов. Командир лодки Николай Затеев был на мостике. Я спросил, в какой он нуждается помощи. Он попросил меня принять на борт одиннадцать человек тяжелобольных и обеспечить его радиосвязью с флагманским командным пунктом, то есть с берегом, так как его радиостанции уже скисли и не работали…».

Командованию СФ и ВМФ страны еще не было известно о терпящей бедствие «К-19», а командир ПЛ «С-270» Ж. Сербилов в 10—00 час. по собственной инициативе начал операцию по спасению корабля и экипажа «К-19».

В 16 час. подводная лодка «С-270» (командир Жан Свербилов) ошвартовалась к борту аварийной «К-19» (время взято из краткой записки, написанной мною В. Енину, о чем строки ниже). Наконец-то командир АПЛ Николай Затеев получил возможность установить связь с ФКП, используя передатчик Ж. Свербилова.

Мой радист, побывавший на подводной лодке «С-270» (отнес шифрограмму для передачи), сообщил, что наш сигнал «SOS» был принят радистами подводной лодки «С-270» еще утром. Нам повезло! Примененный способ связи сработал!!! Встреча двух лодок в океане не была случайной!!!. Весть была долгожданной как квитанция, которую мы слушали и ждали среди помех и морзянки эфира с 6 часов утра. Мои парни — радисты Николай, Юрий и Виктор были настолько измотаны и уставшие, что не могли радоваться, да и я был не в лучшем состоянии.

Обстановка на АПЛ оставалась тяжелой, но один вопрос с обеспечением связи был решен. Главное дело мое и радистов было сделано, пусть сигнал «SOS» не достиг Берега, он достиг Ж. Свербилова! — это был успех и везение коллектива БЧ-4. Информацию о приеме сигнала «SOS» следовало подтвердить, обратившись к Жану Свербилову, а затем доложить командованию АПЛ, но усталость была такова, что я не сделал ни то, ни другое. К тому же время было не для победных реляций, у командования АПЛ хватало забот без меня и моего доклада: на АПЛ расхолаживали аварийный и соседний реакторы, выводили из действия механизмы и системы корабля. АПЛ, стоившая стране огромную сумму, умирала, превращалась в безжизненную груду металла и источник радиации на плаву, а экипаж, свободный от вахт, «укрывался» от радиации на мостике и носовой надстройке.

Впервые корабль терпел бедствие не от внешнего или внутреннего взрыва, не от пожара, не от поступления воды в прочный корпус и потери плавучести или остойчивости, а — по причине аварии атомного реактора, радиации и, как следствие, радиационного поражения экипажа.

Наш зов о помощи услышали (время приема мне не известно) радисты ПЛ «С-159» Григория Вассера, который подошел к «К-19» в 19—00 часов. Командиры Ж. Свербилов и Г. Вассер, каждый самостоятельно, не поставив в известность командование СФ, приняли рискованное решение покинуть свои позиции в «завесах» и оказать помощь терпящим бедствие товарищам по оружию.

С подходом ПЛ «С-159» появилась возможность и командир Н. Затеев принял решение — эвакуировать 50% экипажа, на «К-19» среди радиации остались: офицеры, моряки — коммунисты и радисты.

Помощь экипажу — две ПЛ «ЭС» -ки рядом, у борта аварийной лодки. Связь с ФКП установлена. Это — большая удача для экипажа!

Почувствовав жажду, попросил, и мне принесли бутылку сухого вина и плитку шоколада. Всюду радиация, а вино и шоколад защищены от радиоактивной пыли. Из «горла» выпил несколько глотков вина и закусил за найденный выход из тупиковой ситуации, начало спадать нервное напряжение, появились упадок сил, головная боль, полное безразличие ко всему, окружающее начал воспринимать как в тумане или полусне, начал погружаться в странное состояние, из которого вышел спустя месяцы. Однако остался на ногах и продолжал исполнять свои обязанности.

Радисты продолжали приемную вахту, а я пошел курить на мостик. По пути зашел в 4-й — ракетный отсек, где было мое спальное место. Тишина, отсек освещен, но пуст, ни единой живой души! Очевидно, радиация здесь выше, а в 6-ом — реактором — ад! Забрал папиросы и двинулся на мостик.

В памяти остались отдельные моменты из жизни экипажа, увиденные вне рубки радистов на терпящем бедствие корабле.

— Утро, много солнца, голубое небо, ни облачка. Океан спокоен, как озеро, волнение — 0 баллов, в полдень — 1 балл, а вечером — уже 2 — 2,5 балла. Отличная видимость, с надеждой осматриваю горизонт, но глазу не за что зацепиться: на горизонте ни одной черной точки, ни — «своих», ни «чужих».

На носовой надстройке — офицеры, старшины и матросы, кругом люди, но мне среди них одиноко и, несмотря на теплое утро, зябко. Пытаюсь обдумать сложившуюся ситуацию. «На мне — ответственность за связь. Передатчик вышел из строя, и на меня свалилась задача по спасению экипажа! Никто из сослуживцев не может помочь, все надо решать самому: жизни многих людей, в том числе и своя, зависят от моих решений и действий радистов. Холодно! Положение — хуже не придумать!» Мысли оборвали вопросом: «Роберт, как у тебя?» Отвечаю, что очень плохо, сбой в передатчике, неисправность не выявлена. Спрашиваю: «А как у вас?» Слышу ответ: «Температура реактора растет, кругом — радиация». Все настолько плохо, что говорить не хочется, лишь курим папиросы одну за другой. Процесс, происходящий в 6-м — реакторном отсеке, грозивший перерасти в атомный гриб, который мы не увидим, несовместим с чудесным утром!

— На мостике дозиметрист производит замеры. На мой вопрос: «Сколько?» он ответил: «5 рентген». У него испуганно-ошарашенные глаза, он не верит показаниям своего прибора. «Если на мостике — 5 рентген, то сколько же в отсеках подводной лодки?!»

— На мостике стоит незнакомый, прикомандированный на время похода офицер, под ним… лужа. Вероятно, он давно здесь, все слышал, все понимает, но остался не востребован, предоставлен самому себе; последнее — самое страшное. Я не осудил его, не осуждаю и сейчас.

В той ситуации, в которой оказались мы, т.е. на бочке с порохом — атомной бомбе — реакторе, среди радиации, не имеющей ни вкуса, ни запаха, ни цвета, без связи, что лишало надежды на спасение, нормальному человеку без дела было трудно. Хорошо, если он верил в Бога и молитвой мог занять себя. А если он не верил ни в Бога, ни в Чёрта? Оставалось — напиться, но и это он не позволил себе.

Выше я написал, что день — 3 июля члены экипажа запомнят на всю оставшуюся жизнь. Да, запомнили, но по — разному. «В те трагические события нашего похода и всех последующих неизвестных по своей угрозе событий я был в подавленном состоянии. Неизвестность не прибавляла никаких надежд. В моём заведовании всё было в норме, но это абсолютно ничего не решало. Как развивались события, у меня — смутные воспоминания…» — написал мне один из подводников — участников похода.

— В коридоре 2-го отсека идет командир АПЛ Н. Затеев в сопровождении двух офицеров. Я встал в положение «смирно» и уступил дорогу. У всех троих поверх одежды — широкий ремень и сбоку кобура с личным оружием, снаряжены, как в базе на дежурство, на корабле, в море — чрезвычайный случай, увиденный наяву впервые, ранее — на экране в кино.

«С кем воевать? От кого обороняться? Горизонт чист, у акустиков — то же, в океане — мы одни. Вооружены на случай бунта экипажа! Первым, кому экипаж выкажет свое недовольство за связь, кого выбросит за борт, буду я! Следом могут „полететь“ радисты. Мне не выдали оружие: сомневаются — могу застрелиться из-за чертовой связи! Оно мне не нужно: не знаю, кто, но все же кто-то примет наш сигнал „SOS“! А пока надо идти к радистам, которые работают на грани срыва, не слыша и не видя результата. Они, как и я, знают, что ведут передачу как бы в пустоту и впустую: ни одна подводная лодка, принявшая наш сигнал (а есть ли такая?!), не даст нам квитанцию. Наша надежда — ретрансляция сигнала „SOS“ на берег. Только Узел Связи СФ может передать нам квитанцию или цифровой текст, а он для нас молчит».

— Возвращаясь с перекура, в ЦП — знакомый запах и емкость с прозрачной жидкостью. «Что это?» — спрашиваю у стоящего рядом моряка. «Спирт» — отвечает и объясняет, что всем членам экипажа рекомендовано выпить спирта для выведения из организма радиации. Рекомендация — не для меня: мне нужна ясная голова для восстановления связи.

— И последнее. Прохожу через 2-й отсек, а в кают-компании демонстрируется кинофильм «Золотая симфония» — балет на льду, с чудесной музыкой. Моряки смотрят кинофильм, а… кругом радиация! Чудеса! Я остолбенел. По трансляции раздалась команда, несколько моряков встали и пошли заступать на вахту. Замполит командира АПЛ Александр Шипов, организовавший показ и отвлекший моряков от тяжких дум, — молодец! Мне снились события аварии в первые годы, а потому я сомневаюсь, а было ли кино на самом деле?

Из дневника командира «К-19» Н. В. Затеева:

«… В 23.00 через рацию Вассера передаю в штаб шифровку с полной информацией о радиационной обстановке на корабле и о своем намерении эвакуировать экипаж на подошедшие подводные лодки……. 3 часа ночи 5 июля. Штаб молчит. На свой страх и риск приказываю своим морякам оставить корабль и перейти на борт «С-159»… Проходит ещё один томительный час. Ответа на мой вопрос нет. Мы с Погореловым останавливаем дизель-генератор и последними покидаем борт «К-19». Черная туша подводного крейсера покачивается на волнах как пустая железная бочка…» (Книга «К-19»: события, документы, архивы, воспоминания». Москва, изд. дом «Вся Россия» 2006 год.)

После 05 час. радист ПЛ «С-159»принял радиограмму: «Командиру ПЛ «С-159». К месту аварии следует подводная лодка «С-268» под командованием капитан-лейтенанта Г. Нефедова, сдать ему под охрану «К-19». Самому максимальным ходом следовать в базу…» (из дневника Н. В. Затеева, та же книга).

Спасательное судно «Алдан», подошедшее в последующие дни, привело мертвый корабль «К-19», получивший прозвище «Хиросима», в губу Западная Лица.

6—7 суточный переход на подводной лодке «С-270» и эсминце «3О-БИС» остался в памяти в те дни и спустя много лет как события одних суток с эпизодами:

— Эвакуация. Белая ночь, низкое солнце, волнение моря 2 — 2,5 балла. На нашу подводную лодку, имеющую большую массу, волны не влияют, а подводную лодку «С-270» подбрасывают у нашего борта. Выбираю момент для прыжка…, прыгаю, и меня подхватывают под руки на палубе. Раздеваюсь полностью, все снятое летит за борт, оставляю лишь часы и документы. На «пятачке» у торпедных аппаратов в первом отсеке мне на голову из чайника льют теплую воду — это первичная дезактивация. Говорю, что с меня стекает в трюм радиоактивная вода, в отсеке будет радиация. Мне отвечают: «А мы ее откачаем».

— 21—22 часа. Офицеры «К-19» плотно сидят вокруг столика кают-компании. Одеты кто во что — матросская роба, белая или цветная рубаха и т. д. На столе что-то из еды, но никто не ест. «Быть может, вам налить спирта?» — спрашивают хозяева. Соглашаемся на компот. «Кто из вас старший? Вашему экипажу — радиограмма» — говорит кто-то из офицеров — хозяев. Старший среди нас — старпом В. Енин. Он знакомится с радиограммой, а затем сообщает нам, что Командование СФ приказывает всем командирам боевых частей и служб «К-19» подготовить вахтенные журналы для дачи показаний следственным органам. Мы еще не добрались до Берега, а Органы уже начали свою работу.

— 22—23 часа. После выхода на мостик для перекура ищу себе место для отдыха. В кают-компании на диванах и столике лежат люди, во 2-ом отсеке мест нет. Иду в 1-й отсек, здесь также всюду лежат люди. На 3-х ярусных койках — наши моряки из аварийной группы. Среди них Юрий Повстьев. Вахтенный моряк откуда-то достал и дал мне матрас. Огляделся, единственное свободное место — между торпедными аппаратами. Прошел между ними в нос, бросил матрас на настил, там и лег. Чувствуется качка, слышны удары волн о нос подводной лодки.

— Утро. Завтрак. Кто-то из офицеров-хозяев говорит В. Енину, что моряки «К-19» не встают и не завтракают. В. Енин приказал своим офицерам поднимать людей, пошел и я. Действительно, все наши люди лежат, но мы их растормошили, они поднялись и даже завтракали.

— 10—00 часов. «Пожарная тревога!» — не учебная: горит электрощит в корме. Только этого не хватало! Щит отключен, пожар ликвидирован.

— 11 — 12—00 часов. Попытка перейти с подводной лодки на эсминец. На мостике 3 человека из аварийной группы, их не узнать: лицо и шея распухли, шея сравнялась с плечами (кто-то сказал, что это следствие поражения щитовидной железы). Их поддерживают под руки. Из-за большой волны переход на эсминец не состоялся.

— 15—00 часов. На эсминце (как оказался — не помню) получил истинное удовольствие от мытья в душевой — 2-я дезактивация. Нам выдали новую матросскую робу.

— 15—30 — 17—00 часов. На палубе эсминца, яркое солнце, тепло, голубое безоблачное небо, легкий ветерок приятно обдувает лицо, сушит волосы. Эсминец идет полным ходом. Справа — близко берег, который смещается на корму. Прошу закурить у моряка с эсминца. Он отвечает, что нет, затем исчезает и возвращается с пачками папирос «Беломор», раздает их морякам в новой робе. Очевидно, купил на свои матросские в судовой лавке. Мы благодарим его и курим. Хорошо!!!

— 21 — 22—00 часа. Госпиталь в г. Полярный, Мурманской области. Зеленые армейские палатки, в них — душевые — 3-я дезактивация.

Здесь в коридоре госпиталя утром меня «перехватил» старпом В. Енин, схватил меня за руку, повел по коридору, заглядывая в каждую дверь и говоря: «Где ты пропадаешь? Я ищу тебя давно. Ты подведешь меня под монастырь!» Он завел меня в помещение, где были стол и стул, сказал: «Вот тебе бумага и ручка! У тебя 5 минут! Садись и пиши все о связи в день аварии». И ушел. Через 5 минут он появился и забрал наспех написанный мною текст. Он спешил то ли на доклад командованию, то ли на допрос, об этом я мог лишь догадываться. Так появилась краткая записка — мой письменный доклад командованию АПЛ о действиях БЧ-4 в день аварии, ксерокопия с которой попала мне в руки через 42 года и помогла многое восстановить в памяти.

В госпитале были допросы Органов с моей подписью каждой страницы протоколов и объяснительные записки флагманским специалистам по связи. Допросы носили обвинительный характер — как я дошел до такой жизни, что допустил выход из строя АПЛ «К-19» в целом и средств связи — в частности.

«Собак не злил», говорил и писал лишь минимум о своих действиях, чтобы мои слова не были истолкованы и направлены против меня, членов экипажа и, конечно, не упоминал о пропадающем дефекте передатчика «Искра», о недостатках в организации связи на случай ЧП между участниками учения, понимая, что я — маленькая фигура в Большой Аварии, где столкнулись интересы Военно-промышленного комплекса и МО страны..Не знаю, кто защитил экипаж «К-19», но допросы прекратились.

Здесь на комсомольском собрании экипажа «по итогам аварии» был мой доклад о действиях личного состава БЧ-4 и РТС в период аварии реактора и выхода из строя средств связи. Протоколы и объяснительные записки, очевидно, подшили в дела, а мой доклад забылся членами экипажа — все мы были в то время в шоковом состоянии.

Ну, а в 1-ом госпитале ВМФ г. Ленинграда, куда нас привезли, была 4-я дезактивация, о которой вспоминаю с улыбкой. Здесь медики организовали нашу обработку более продуманно: помимо внешней помывки, была и «внутренняя» промывка, да еще сразу многим. Тут уж было не до смеха. Штатных «очков» не хватало и гальюн с надписью «М» был «залит» так, что радиация в нем повысилась до 1 рентгена. Наконец, все чистки — промывки закончились, можно было обратить внимание на «виновниц» — сестричек–медичек. Последние были поражены не только мужским обаянием северян, но и радиацией, исходящей от них.

Усилиями медицинских работников госпиталя ВМФ г. Полярный, 1-го госпиталя ВМФ г. Ленинграда и Военно-Медицинской Академии им. Кирова г. Ленинграда экипаж «К-19» (за исключением 8 подводников, их имена перечислены выше в строках о борьбе с реактором) в течение года был поставлен на ноги.

3 июля 1961 года я считал, что в Северной Атлантике были развернуты 5—6 подводных лодок СФ, оказалось (из статьи Ж. Свербилова) — более 30 единиц! Приведу несколько строк Жана Свербилова:

«… я думал о том, что мы, т. е. наш экипаж и я как его командир, сделали святое дело. Все подводные лодки, участвовавшие в учении, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошел. Если бы не наша „С-270 “, они бы все погибли, а их было более 100 человек. Самой высокой наградой для меня и для всех нас было видеть глаза людей, уже почти отчаявшихся и вдруг обретших надежду на спасение…».

Лишь два командира подводных лодок: Жан Свербилов и Григорий Вассер отреагировали на наш призыв о помощи.

Сердечное спасибо и низкий земной поклон Жану СВЕРБИЛОВУ и Григорию ВАССЕРУ и их экипажам!!!

Оглядываясь на трагические события, с горечью вынужден сказать:

1. 3-е июля 1961 года. Северная Атлантика, как бочка сельдью, напичкана вдоль курса «К-19» подводными лодками СФ. «К-19» терпит бедствие среди них и не имеет легального канала связи с ними.

2. Лишь создав фиктивный Узел Связи, маскируясь под истинный, «К-19» создает свой канал связи и получает возможность для передачи шифрограммы, после приема и расшифровки которой видно, что это — сигнал бедствия — «SOS», переданный с «К-19».

Примененный способ передачи и шифрованный текст обеспечили успех передачи, секретность и скрытность АПЛ (над АПЛ не было самолетов и вертолетов НАТО).

Эпизоды кинофильма «К-19»: корабль и вертолет США, и всё, связанное с предлагаемой помощью, — вымысел создателей фильма. Читатель, видевший фильм, вправе спросить: «Что же было?» Была жестокая действительность: авария реактора, радиация, отсутствие связи, одиночество среди безбрежного океана под огромным небом, борьба экипажа за выживание.

3. Спасение экипажа «К-19» из атомной и радиационной западни, в которую превратился терпящий бедствие корабль, произошло благодаря инициативным и мужественным, вплоть до самопожертвования, действиям самого экипажа — матросов, старшин, офицеров и командира «К-19» Николая Затеева и благодаря самостоятельным и мужественным действиям командиров ПЛ «С-270» Ж. Свербилова и ПЛ «С-159» Г. Вассера и их экипажей.

Помощь подошла к нам в 16—00 часов 3-го июля. Шел лишь 12-й час, а не 24-й и далее час воздействия на экипаж смертоносной, поражающей радиации. Но и этих 12-ти часов, плюс время до эвакуации, «хватило»! Все члены экипажа, а нас было 139 человек, получили лучевое поражение и перенесли острую лучевую болезнь 1, П. Ш степени, что значительно повлияло на здоровье и продолжительность жизни каждого.

В августе 1962 года я расставался, уезжая к новому месту службы, с экипажем, со ставшими близкими людьми — специалистами БЧ-4 и РТС: радистами, радиометристами и гидроакустиками. Один из них — старшина команды радиометристов Анатолий Кошиль (у него был близок конец службы), сказал: «Такой жизни, как на „К-19“, на „гражданке“ не будет! Здесь жизнь и труд были наполнены глубоким смыслом! Мне нравилось всё: наша „К-19“, выходы в море, моя техника, наш коллектив РТС и экипаж в целом. На лодку я ходил как на Праздник! Такое удовлетворение от своей работы, как было на „К-19“, а её у нас больше нет, вряд ли повторится». Эти слова он произнес, несмотря на пережитые экстремальные ситуации и последнее ЧП с лучевым поражением: мы (экипаж) были молоды, своими действиями защищали Родину.

В настоящее время Судьба разбросала нас по разным странам, но встречи членов 1-го экипажа АПЛ «К-19», как показано в кинофильме, действительно проводятся в г. Москве, где на Кузьминском кладбище, на добровольные пожертвования установлен Мемориал (скульптор А. Постол, архитектор М. Панкратов), посвященный морякам-подводникам АПЛ «К-19», ценой своей жизни укротившим вышедший из-под контроля атомный реактор, не допустившим ликвидацию корабля и своих друзей — членов экипажа, не позволившим аварии выйти за пределы корабля и перерасти в катастрофу — атомный взрыв.

В центре Мемориала надпись на церковно — cлавянском из Евангелия от Иоанна, глава 15, стих 13, которая гласит:

«НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ, КАК ЕСЛИ КТО ПОЛОЖИТ ДУШУ СВОЮ ЗА ДРУЗЕЙ СВОИХ».

Глава 2. Прием сигнала SOS радистами С-270 и С-159

На сборе экипажа 2007 года впервые присутствовал житель г. Кирова (обл.), что на реке Вятка, Селиванов Виктор Михайлович, приехавший с дочерью Татьяной и внуком Мишей, познакомиться со здравствующими и поклониться погибшим и умершим подводникам К-19.

Виктор Селиванов — член экипажа 1961 года дизель-электрической подводной лодки «С-270» СФ, он — человек, причастный к истории аварии «К-19».

Я не был на встрече 2007 года, потому позже заочно познакомился с Виктором Селивановым.

Ниже излагаю воспоминания из его писем.

«Если посмотреть на мои жизненные повороты в юношеские годы, то можно заметить как я постепенно приближаюсь с помощью господа Бога к пока еще неизвестной мне цели, к памятному Дню — встрече с «К-19» и ее экипажем.

Свой первый шаг я сделал в 1956 году, когда после окончания 8-го класса, решив помогать родителям, устроился на работу, а затем после 9-го класса — на курсы радистов в ДОСААФ. Имея длинные уши, а потому — хороший слух (шучу над собою!) успешно закончил курсы.

Пришло время и в ноябре 1957 года я с отличным здоровьем после всех комиссий попал в Краснознаменный отряд подводного плавания (КУОПП) им. Кирова в г. Ленинграде.

Мичман, который назначал новичкам специальность для обучения, почему-то не поверив тому, что у меня за спиною есть курсы радистов, решил определить меня по другому профилю. Я же, будучи молодым, задиристым, защищая себя, отстучал ему пару хулиганских фраз и спросил: «Быть может, еще?» Со словами: «Хватит! Хватит!» он записал меня в радисты, оставив без наказания мое хулиганство.

После окончания училища подплава (октябрь 1958 г.) я попал на дизель-электрическую подводную лодку «С-340» СФ с базой в поселке Гремиха (Кольский полуостров). На вопрос командира лодки капитана 3 ранга К.: «Ну, как будем служить?» Я не удержался от хвастовства и показал грамоту, выданную в подплаве.

Моя служба в дружном и спаянном коллективе «С-340» сложилась нормально: в сентябре 1959 года я был назначен командиром отделения радистов. Служебное положение, быт с отдыхом душой и телом на плавучей базе «Аксай», выходы в море, когда к пайку подводника полагаются вино и шоколад — все меня устраивало. Я начал даже думать, что так и закончу свою службу на «С-340», но человек предполагает, а Бог располагает.

Вот и моя «С-340» зимою 1959—1960 г.г. отправилась в дальний поход. Плавание шло благополучно, без происшествий.

Однажды в штормовую погоду, командир К., решив всплывать одной сменой, осмотрел в перископ горизонт и дал команду «продуть балласт», а затем и команду «открыть верхний рубочный люк».

Вахтенные офицер и сигнальщик, уже одетые по — штормовому, открыв люк, поднялись на ходовой мостик и приступили к осмотру горизонта, а К. у трапа начал одеваться для выхода на мостик.

Лодка шла против волн с большой килевой качкой, поднимаясь на гребни волн и проваливаясь во впадины между ними. Вахтенные на мостике «проворонили» огромную волну, которая катилась на лодку, они увидели ее в последний момент и успели лишь пригнуться и крепче ухватиться за поручни, чтобы их не смыло.

Волна-убийца, известная как «9-й вал» по картине Айвазовского, накрыла нос, а затем и рубку с людьми. Лодка с открытым верхним рубочным люком на несколько секунд погрузилась в волну. Разбиваясь о настил палубы 3-го отсека и растекаясь в разные стороны, а затем — в трюм, водяной столб диаметром 80—100 см вдруг обрушился в отсек, тяжелая и холодная вода окатила меня и К., оказавшихся случайно рядом (я шел во 2-ой отсек, К., одевался), но мы устояли на ногах.

Видимо, происходящее К. не понравилось и он рванулся во 2-ой отсек. Я же задержал его и, чтобы успокоить, похлопал его по спине и сказал: «Все нормально! Все — нормально!» Он сразу же взял себя в руки, но факт секундной слабости был налицо.

Волна прокатилась над лодкой, лодка всплыла, падающий поток иссяк. Все произошло за несколько секунд, а последствия были плачевные с короткими замыканиями и выходом из строя электромеханизмов, залитых водою, с последующим ремонтом лодки на ремзаводе в пос. Роста Мурманской области.

Я же как нежелательный свидетель секундной слабости К., других причин я не видел, оказался в ноябре в Резервном экипаже. Из Резервного экипажа я привлекался на «ЭС» — ки, выходящие в море, для подмены заболевшего или находящегося в отпуске радиста.

В июне 1961 года перед учениями «Полярный круг» СФ меня, имеющего звание старшины 1-ой статьи, из Резервного экипажа взял на должность старшины команды радистов на подводную лодку «С-270» ее командир капитан-лейтенант Свербилов Жан Михайлович.

Начало учений, переход «С-270» в заданный район Атлантики и дежурство на позиции не были чем-то примечательны: в отсеках шла обычная походная жизнь: у радистов в рубке 2-го отсека — своя особая жизнь:

— под водой, когда прием и передача невозможны, у радистов — «аристократический» отдых;

— в надводном и перископном положении, когда лодка всплывает полностью или под перископ для зарядки аккумуляторных батарей и сеансов связи, у радистов — приемная вахта на КВ и ДВ и редкие радиопередачи в адрес берега.

Утром 4 июля ¹ 1961 г. в 8—00 часов закончилась очередная смена и я заступил на вахту.

Вскоре «С-270» всплыла под перископ для сеанса связи. Я включил и настроил КВ и ДВ приемники. После подъема антенн начал приемную вахту. Для удобства работы выход ДВ приемника «Мельник» мною постоянно подключен на динамик, выход КВ приемника «Русалка» на наушники вахтенного радиста, которые на моей голове, но надеты на одно ухо: одновременно я прослушиваю радиосети ДВ и КВ.

Идут учения, в наушниках слышна работа радиста узла связи СФ, он передает множество текстов, но все — не в мой адрес, т.е. — не в адрес «С-270». Если бы я их все принимал, мне не хватило бы вахтенного журнала и отрывных блокнотов.

Ближе к середине вахты, где-то в 9—00 — 10—00 часов в наушниках раздался очередной сигнал, но иной — сигнал слабый, еле слышимый, с иной тональностью звучания и почерком радиста. Неизвестный радист работал медленно, чтобы облегчить прием, мы же — радисты лодок и узла обычно ведем скоростную передачу, что ухудшает условия приема, но сокращает время сеанса связи и нахождения лодки в надводном и перископном положении.

Слабый сигнал, медленная работа радиста, которой он как бы желал быть услышанным и принятым, вызвали у меня тревогу и восхищение. Молодец — радист!

Вначале я не думал принимать его радиограмму, т.к. она не была адресована конкретно мне, но пока радист повторял адрес (кому) три раза, а затем — свой адрес (от кого) два раза, что-то или кто-то побудил меня изменить свое решение, я даже успел подстроить «Русалку» для лучшей слышимости в наушниках.

На бланк отрывного блокнота я записал короткий шифрованный текст, состоящий из четырехзначных цифровых групп.

Радист начал повторную передачу. Я прослушал, сверяя цифры текста (принято без ошибок!), а затем передал его шифровальщику.

В наушниках, а вернее в радиосети «берег — подводные лодки» произошло что-то необычное, чрезвычайное! Что скрыто за цифрами текста?!! Спросить у шифровальщика? Он, оберегая секреты, вряд ли проболтается, придется ждать возвращения в базу: только там станет известно из «беспроволочного флотского телеграфа».

Минут через 10—15 ко мне в рубку ворвался, иначе не скажешь, со словами: «Виктор, когда принял?!» — командир ПЛ Жан Свербилов. Я назвал время и спросил: «Товарищ командир, что случилось?». Выходя из рубки, он ответил: «Наша атомная подводная лодка „К-19“ терпит бедствие!»

Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба: не каждый день и не каждый радист слышит радио с зовом о помощи — сигнал «SOS»!

Сам Господь Бог и Никола Морской надоумили и помогли мне услышать и записать слабые сигналы неизвестного радист! Как ему там, на терпящем бедствие корабле? Помоги ему и всем им, Никола!

В тот день я отстоял более 2-х вахт.

После подхода нашей лодки к «К-19» на 5 минут поднялся на мостик и увидел нашу — атомную. Огромная черная лодка с длинной и высокой, с 2-х этажный дом рубкой стояла рядом. Наша «ЭС» — ка — малютка перед «К-19»! С рубки и бортов свисали куски черной резины, местами резина сорвана полностью. Носовые горизонтальные рули у обоих лодок были выдвинуты, по ним на нашу лодку переправлялись моряки «К-19». В корме друг перед другом стояли две группы и о чем-то переговаривались, очевидно, встретились ребята, знакомые по учебному отряду.

Вскоре ко мне в радиорубку зашел радист с «К-19» и подарил фляжку со спиртом, зашел он и к шифровальщику. К сожалению, я не помню его фамилию и имя и о чем мы говорили. А за фляжку спасибо, позже мы её «приговорили».

В город Полярный Мурманской области мы пришли в 2 часа ночи, нас встречало штабное начальство. Построив экипаж на пирсе и замерив радиацию, всех направили в баню, где мы долго отмывались. «Банщики с дозиметрами» поняв, что это не та грязь, которая легко смывается, выпустили нас из бани.

Наступил рабочий день, ко мне в рубку спустился, не дав мне выспаться, радист одной из лодок-участниц учения. Расспросив меня, он выписал из моего вахтенного журнала то, что ему было нужно, и ушел. Затем появился второй и проделал то же самое. А когда появился третий, я сказал ему: Списывай и размножай для других радистов». Ходоки прекратились.

(Мое примечание. В статье командира «С-270» Ж. Свербилова «ЧП, которого не было…» (журнал «Звезда», №3, 1991 г.) имеются строки: «…В этом районе были свыше тридцати подводных лодок… Все подводные лодки, участвовавшие в учении приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас к нему не пошел…» Очевидно, радисты лодок не приняли, а списали, потому их командиры были пассивны. А, если они — приняли, почему командиры были пассивны? Ответа нет.)

Затем пришел флагманский связист, он ознакомился с моим вахтенным журналом и спросил, как я принял сигнал «К-19». Я ответил: «Случайно». Не желая подводить радистов — визитеров, я не обмолвился о их визитах.»

На этом воспоминания Виктора Селиванова заканчиваются. Мне известно лишь, что закончил он службу в ноябре 1961 г., жил и работал в городе Кирове (обл.), с женою Августиной прожил 40 лет, имеет сына и дочь, в настоящее время вдов и живет с дочерью Татьяной в г. Кирове.

Его дети и внуки с детских лет из уст Виктора Михайловича знают об аварии АПЛ «К-19» и его роли в спасении корабля и экипажа. Все прошедшие годы он хотел встретиться со спасенным экипажем. Лишь после того, как старший внук привез ему из Москвы редкую книгу — «К-19: События, документы, архивы, воспоминания» (Москва, изд. Дом “ Вся Россия» 2006г.), он решился на поездку в Москву на сбор экипажа К-19 в 2007 году.

В августе 2007 года мне стала известна фамилия радиста ПЛ «С-159» А. Я. Бударина, принявшего наш сигнал «SOS» (статья Анатолия Дудина «Это были годы морского товарищества», газета «Белорусская военная газета», 28.07.2007 г.) :

«…В начале июля 1961 года наша лодка выполняла боевые задачи, участвуя в учениях Северного флота… Однажды после всплытия радист А. Я. Бударин услышал очень слабые радиосигналы и записав их, передал командиру. Это были сигналы с терпящей бедствие АПЛ „К-19“…»

А. Я. Бударин — еще один человек, причастный к истории «К-19».

Радисты В. Селиванов и А. Бударин приняли наш сигнал «SOS», их действия — звено, но без этого звена не могла образоваться единая цепь в последовательной цепи действий по локализации аварии реактора, передачи и приему сигнала «SOS», выведению экипажа из зоны радиации — спасению экипажа и корабля «К-19».

Глава 3. От аварии реактора к Заключению Правительственной комиссии

Из аварии реактора АПЛ К-19, произошедшей 3-го июля 1961 года, я вышел со скудным и схематичным знанием её сути, сформированной из представлений аварии офицерами БЧ-5 корабля.

Знания состояли из фраз: произошел разрыв трубы 1-го контура реактора; из контура вытекла — испарилась радиоактивная вода — теплоноситель, имеющая температуру свыше +200 гр. при давлении 200 атм.; реактор, оставшийся без съема тепла, начал разогреваться; при температуре свыше +1000 гр. начнется плавление урановых стержней, на поддоне реактора может образоваться: а) жидкий уран, который способен прожечь поддон, б) критическая масса, которая воплотится в атомный или тепловой взрыв; командир принял единственно возможное и правильное решение подать охлаждающую воду в верхнюю точку реактора и ликвидировать угрозы прожога и взрыва реактора; монтаж нештатной трубы выполнили моряки — спецтрюмные, обслуживающие 6-ой (реакторный) отсек и офицеры БЧ-5, которые получили значительные дозы облучения, из них — 8 человек погибли, остальные заболели тяжелой формой лучевой болезни; радиация из реакторного отсека распространилась по лодке; решение на эвакуацию экипажа, пораженного радиацией, принял командир К-19 Н.В.Затеев, за что весь экипаж благодарен ему.

Кроме того, я знал — вины БЧ-4 в гибели людей нет. Выход из строя средств связи (передатчика «Искра» и антенны «Ива») заставил меня применить нестандартный способ передачи сигнала SOS. При первом сеансе передачи сигнал SOS был принят радистом дизельной подводные лодки С-270, а позже — и С-159. Командиры С-270 и С-159 решили оказать помощь терпящему бедствие экипажу, на их лодки был эвакуирован экипаж К-19.

В схему аварии не вписывались два ЧП:

Первое ЧП. Среди погибших, четверо — зеленая молодежь: мальчишки — матросы Н. Савкин, С. Пеньков, В. Харитонов, осеннего 1960 года призыва, прибывшие в экипаж перед уходом К-19 в Западную Лицу, и офицер Б. Корчилов, прибывший из училища в декабре 1960 года на должность управленца, исполнявший нештатную должность командира 1-го (торпедного) отсека, — все не имели специальной подготовки Учебного центра г. Обнинска. Потому их использование при аварийных работах — преступление, офицеры БЧ-5, прошедшие специальную подготовку Учебного центра, имеющие навыки и знающие меры предосторожности при работах на реакторе, должны были подменить и сохранить их Родителям. Однако, «доблестные офицеры» не проявили милосердия…

Второе ЧП. В память врезался чрезвычайный эпизод, увиденный на терпящем бедствие корабле. Эпизод имеется в моих воспоминаниях «К-19: сигнал SOS», я же повторю: «В коридоре 2-го отсека идет командир Н. В. Затеев в сопровождении двух офицеров. Я встал в положение «смирно» и уступил дорогу. У всех троих поверх одежды — широкий ремень и сбоку кобура с личным оружием, снаряжены, как в базе на дежурство, на корабле, в море — чрезвычайный случай, увиденный наяву впервые, ранее — на экране в кино.

С кем воевать? От кого обороняться? Горизонт чист, у акустиков — то же, в океане мы одни. Вооружены на случай бунта экипажа! Первым, кому экипаж выскажет свое недовольство за связь, кого выбросит за борт, буду я! Следом могут «полететь» радисты. Мне не выдали оружие: сомневаются — могу застрелиться из-за чертовой связи! Оно мне не нужно: не знаю, кто, но все же кто-то примет наш сигнал «SOS»! А пока надо идти к радистам, которые работают на грани срыва, не слыша и не видя результата. Они, как и я, знают, что ведут передачу как бы в пустоту и впустую: ни одна подводная лодка, принявшая наш сигнал (а есть ли такая?!), не даст нам квитанцию. Наша надежда — ретрансляция сигнала «SOS» на берег. Только Узел Связи СФ может передать нам квитанцию или цифровой текст, а он для нас молчит».

В аварийной обстановке, когда экипаж и корабль терпели бедствие (авария реактора с угрозами прожога поддона реактора, атомного или теплового взрыва; рост радиации в отсеках; потеря хода и утрата связи), командир Н.В.Затеев, вооружив себя и штабных офицеров, начертил разделительную линию между собою и экипажем, выразил полное недоверие всему экипажу, в том числе — мне. Кульбит! Необходим пересмотр ценностей! Мой путь познания сути аварии АЭУ и мой пересмотр ценностей длились не день — два, а — много лет.

Далее попытаюсь, опираясь на воспоминания непосредственных участников ЧП и привлеченных специалистов, воссоздать развитие аварии и её локализацию, ознакомить с выводами Правительственной комиссии, созданной по факту аварии.

Итак, время: 04 часа 00 минут, 3 июля 1961 года. К-19 находится в районе норвежского острова Ян — Майен под перископом. Всплытие на сеанс связи в 03 час. 30 мин. было выполнено, для отработки смены, без объявления «Боевой тревоги». Управленец (командир группы дистанционного управления — КГДУ) Ю.В.Ерастов принял вахту на Пульте правого реактора. Завершилась смена вахт.

«Прием — передача вахты прошла в обычном порядке. Главная энергетическая установка (ГЭУ) правого борта в режиме „ГТЗА на винт“. Все параметры в норме. Доложил в ЦП о принятии вахты. Через несколько минут корабль начал маневр погружения на глубину 200 метров. По окончании маневра и докладов об осмотре отсеков получил команду — принять нагрузку на ТГ правого борта. Приняв нагрузку, доложил об этом в Центральный пост (ЦП), доложил величину основных параметров ГЭУ. Но надо произвести записи параметров в „Вахтенный журнал пульта“ …еще раз взглянул на самописец давления в первом контуре правого борта. И не поверил своим глазам: прибор показывал „0“. Защита реактора после маневра всплытия — погружения еще была заблокирована, и сброс её автоматически не произошел. Несколько секунд лихорадочно соображал, потом дрожащим пальцем сбросил защиту нажатием на кнопку сброса Аварийной Защиты. Запросил 6-ой отсек о показаниях прибора в отсеке. По отсечному прибору давление в контуре еще сохранилось на уровне 93 кг/см2. Дал команду — отсечь рессиверные баллоны с ГВД правого борта, доложил о сбросе защиты ГЭУ правого борта в ЦП.». (Из воспоминаний командира КГДУ БЧ-5 Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события, документы, архивы, воспоминания», Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006, стр. 72).

«Момент аварии помню хорошо, в 04 часа 15 минут 4 июля ¹ в ЦП поступил доклад Ерастова: «Правый реактор, кажется … (не литературно), давление ноль, уровень ноль!» …мы находились от острова ЯН — Майен в 70 милях на юго — восток. Место определил я перед аварией, около 04 00. Командир объявил боевую тревогу…». (Из воспоминаний командира БЧ-1 В.А.Шабанова, книга «К-19: события,…», стр. 63).

«Первая мысль — это разрыв первого контура! Самое страшное, что могло случиться — случилось! …Приказываю объявить радиоактивную опасность, а шестой — реакторный отсек — аварийным. Сам же отправляюсь на пульт управления реактора, чтобы своими глазами убедиться в неотвратимом». (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга «К-19: события…», стр.57).

«Согласно инструкции произвел все манипуляции по переводу установки в режим расхолаживания. После моего доклада в ЦП о сбросе защиты по кораблю была объявлена «Аварийная тревога». На Пульт прибыли командир БЧ-5 А.С.Козырев, командир первого дивизиона БЧ-5 Ю.Н.Повстьев и все офицеры — управленцы и киповцы, включая прикомандированных». (Из воспоминаний командира КГДУ БЧ-5 Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события,…», стр. 72).

«Только расположился на койке, как прозвучал сигнал „Радиационная опасность“. Механик Козырев Анатолий Степанович объявил по трансляции аварийный отсек и зону строго режима. Подумал — наверное, течь парогенератора. В то время это было самое слабое место…. По дороге в свой реакторный отсек заскочил на пульт ГЭУ и понял, что это не течь в ПГ. А где же? Притом, большая — разрыв трубопровода. Приборы на пульте ГЭУ показали мгновенное падение давления, уровня и расхода 1-го контура до „О“. Аварийна защита реактора сработала сразу. Пустили подпиточные насосы №1 и 2. В работе оставались насосы 1-го контура. Остановили их, когда заклинили. Приняли меры по охлаждению реактора — предотвращение перегрева и расплавления активной зоны реактора. В то время в эксплуатационных документах было жесткое требование любыми путями не допустить перегрева активной зоны реактора. В противном случае не исключается тепловой взрыв». (Из письма врио командира 6-го (реакторного) отсека — командира КГДУ М.В.Красичкова, книга В.И.Боднарчук «К-19.Рождающая мифы», Севастополь: СНУЯЭиП, 2013, стр. 347, http://yadi.sk/d/zPwnCRiRHpTnE).

«Как и преполагал командир, внешний осмотр реакторной выгородки и механизмов отсека сразу ничего не дал. Оставался загерметизированный трюм. Но стоило поднять его крышку, как из — под неё повалил густой пар, резко поднялась радиоактивность. Причем она стала расти и в других отсеках… Что касается 6-го реакторного отсека, то стрелки на дозиметрах, рассчитанных на 25 рентген, там зашкалило». (О. Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.).

Оценив аварийную обстановку, офицеры 1-го дивизиона БЧ-5 пришли к выводу, «что перед нами самая тяжелая авария 1-го контура — разрыв трубопровода на не отключаемом участке. Вода, подаваемая подпиточными насосами, до реактора просто не доходит. Стали думать, как подать охлаждающую воду непосредственно в реактор». (Из письма М.В.Красичкова, книга В. И. Боднарчук «К-19. Рождающая мифы», стр. 347).

«А я вскоре, покинув совет, отправился в свой реакторый отсек. В отсеке была спокойная обстановка, никакой паники. Не было паники в отсеке и в последующие моменты пребывания там личного состава.

Надо сказать, что опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис да старшина 1 статьи Ордочкин Юрий. Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли из учебного отряда перед выходом в море. Рыжиков и Ордочкин готовили себе замену — после похода они должны были демобилизоваться…

В отсеке мы проверили состояние систем, обеспечивающих работу 1-го контура, проверили отключение рессиверных баллонов от компенсаторов объема с местного поста. Манометры показывали 60 — 70 кгс/см² в ресиверных баллонах. Объяснил ребятам обстановку, характер аварии и наши следующие действия. Радиационная обстановка в отсеке была нормальная. (Из письма М.В.Красичкова, книга В. И. Боднарчук «К-19.Рождающая мифы», стр. 348).

«Авария произошла на вахте Юрия Ерастова. По его рассказу, показаниям приборов и докладам с мест, инженеры реакторной установки довольно быстро и правильно оценили ситуацию: произошла разгерметизация первого контура на его не отсекаемой арматурной части, вследствие чего давление в контуре упало с 200 атмосфер до нуля, циркуляционные насосы вышли из строя, авария тяжелая. Подпитка 1-го контура по штатной схеме от подпиточных насосов Т4А результатов не давала, подаваемая вода либо утекала в образовавшуюся дыру, либо поступала не в реактор. (Из воспоминаний командира группы КИПиА БЧ-5 Ю.П.Филина, книга «К-19: события,…», стр. 77).

«Выяснилось — разрыв первого контура произошел вне отключаемой части трубопровода на напорном участке, но где именно пока неизвестно. Приборы показывали нарастание радиоактивности в шестом отсеке. Но самое страшное — в рабочих каналах реактора резко повышалась температура. При перегреве инструкция обещала нам неминуемый тепловой взрыв. Кто мог гарантировать, что он не окажется инициатором цепной реакции и последующего ядерного апокалипсиса?…

Прямо на пульте управления реактором собираю «совет в Филях». …Нас девять человек, девять инженеров, девять голов…. Должны же что — ни будь придумать ….Оптимальный вариант нашел лейтенант — инженер Юрий Филин. … Филин предложил подсоединить напорный трубопровод подпиточного насоса к трубопроводу системы воздухоудаления из реактора. Это позволяло подавать охлаждающую воду прямо в активную зону. Блестящая идея!“ (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга „К-19: события…», стр.57).

Офицеры на «совет в Филях» прибыли, имея твердое мнение причины аварии реактора — разрыв напорной трубы 1-го контура, других вариантов аварии не было. Мне же хочется подсказать управленцам и киповцам: «Показания самописцев „Давления“ и „Уровня и расхода“ одновременно упали на „0“! Почему? Не виноваты ли датчики самописцев, которые находятся… Кстати, где они установлены? На напорной трубе 1-го контура или на трубках — ответвлениях? Почему одновременно „сдохли“ два самописца?». Однако, подсказать не могу: время — 06 час. 00 мин., я нахожусь в рубке радистов, через несколько минут лодка всплывет, начнется сеанс радиопередачи, в БЧ-4 возникнут свои проблемы со связью.

На основании «совета в Филях», будучи уверенным — произошел разрыв первого контура, командир Н.В.Затеев принял решение: БЧ-5 выполнить монтаж нештатной системы проливки аварийного реактора.

В 6 час. 07 мин. «К-19» всплыла в крейсерское положение, в реакторном и соседних отсеках начались подготовительные работы для монтажа нештатной системы.

«Ухватив суть идеи, я вернулся в отсек. Собрал свой личный состав в отсеке, и стали думать, как решить эту задачу. Выяснилось, что матрос Савкин имеет небольшой опыт сварщика, на уровне ПТУ. Это оказалось очень кстати. Володя Погорелов и Володя Макаров (Макаров В. Н. в этом походе не участвовал, находился в отпуске. — В.Б.) — как электрики, начали готовить дизель-генератор на сварку….. Определив объем работы, решили работать в две смены. Одну смену возглавил я, а другую Борис Рыжиков.

Температура в рабочих каналах продолжала расти — осуществлять теплоотвод нечем. Показания прибора АСИТ-5 на пульте ГЭУ зашкалили, то есть, температура в рабочих каналах превысила 400 градусов. В отсеке начали работать уже в ИП-46, которые нам готовил, включал и раздышивал начхим Коля Вахромеев. Предполагая, что 1-й этаж насосной выгородки залит водой 1-го контура, то для улучшения радиационной обстановки в отсеке решили откачать ее за борт помпой 2П-2. Однако помпа «не забрала». Решили, что засорился приемный клапан.

В отсек зашли командир ПЛ и механик. Я их быстро выпроводил из отсека — уже было опасно находиться без средств защиты. Тем временем моряки подготовили материал. Трубопровод слива протечек от подпиточного насоса был такого же диаметра и с такой же накидной гайкой, как и напорный трубопровод. Его и решили использовать». (Из письма М. Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).

«P.S. Поясняю, какую трубку мы использовали при монтаже аварийной системы. Мы ее сняли с подпиточного насоса. Дело в том, что подпиточные насосы находятся у носовой переборки по правому борту отсека. А у подпиточного насоса имеется трубопровод диаметром 10 мм из нержавейки слива протечек. Этот трубопровод тянется через весь отсек к шпигату, расположенному у кормовой переборки на правом же борту. А крепилась эта трубка к насосу с помощью накидной гайки, которая точно подходила и к напорному штуцеру подпиточного насоса. Именно поэтому эта трубка нам подходила и по длине, и обеспечивала нам соединение с напором подпиточного насоса. Любая другая трубка нам не подходила….Сварку „встык“ трубку малого диаметра без подкладного кольца при всем нашем желании мы не могли сделать». (Из письма М. Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 357).

Отрезали трубопровод от воздушника реактора. Пока готовили дизель-генератор на сварку, решили соединить трубопроводы при помощи резинового шланга. Надели резиновый шланг на оба конца трубок, затянули хомутами из проволоки. Но, как только запускали подпиточный насос, шланг сразу же срывало. А время идет, температура в рабочих каналах растет. В одну из смен Ордочкин спросил меня, что будет с реактором, будет ли взрыв? Спросил, смущаясь, как бы стыдясь своего беспокойства. Как мог я успокоил его. В душе тревога, а в отсек идет не колеблясь. Надо, так надо. Также спокойно вели себя остальные. Как только приготовили дизель-генератор на сварку, смена Рыжикова начала варить стык. На концы трубок надели короткую трубку большего диаметра — как соединительную муфту, концы которой обварили. Сварку произвел матрос Савкин. Время пребывания в отсеке ограничивалось 10—12 минутами. (Из письма М. Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).

«Несколько слов о сварке…. Сварка была произведена не качественно. Да и откуда этому качеству быть. Ведь варил матрос, имея за плечами жалкий опыт «учебки». Поэтому, когда пустили подпиточный насос первый раз, то по сварке обнаружились свищи, через которые вода и разбрызгивалась. Я еще был в отсеке и, глядя на эти брызги, решил, что основная вода все-таки идет в реактор, и не стал вновь произодить сварку. И тут насос остановился. Проработал он всего несколько десятков секунд…». (Из письма М. Красичкова, книгаВ. И. Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 359).

Решили 1-й этаж насосной выгородки осушить главным осушительным насосом. К концу сварочных работ в отсек заскочил трюмный Ваня Кулаков, открыл клапан на системе осушения и сразу же вышел. Смена Рыжикова закончила сварку и пошла отдыхать. Заступила моя смена в составе: Ордочкин, Харитонов, Пеньков. Осмотрев сварочные швы, я дал команду готовить к пуску подпиточный насос. По готовности запросил пульт ГЭУ. Однако с пуском подпиточного насоса вышла заминка, вызванная переключением цистерн.

Во время моего разговора по «Нерпе» с пультом ГЭУ в отсеке появился Борис Корчилов. Он сказал мне, что командир разрешил подменить меня. Он планировался на командира реакторного отсека и добровольно напросился в отсек. Я объяснил ему, что сварка закончена, насос к пуску готов, а вот пульт что-то замешкался. Сейчас побегу к ним разбираться. И побежал на пульт ГЭУ.

В истории аварии на К-19 этот момент для меня самый драматичный. Пустили бы насос сразу по моей команде, не появись Борис в отсеке — я не побежал бы на пульт и получил бы то, что получил Борис. Получилось, что он заслонил меня, спас мою жизнь ценою своей.

Сердитым появился я на пульте, а меня управленцы успокаивают — насос работает. Бросаю взгляд на прибор АСИТ-5 и вижу, как на глазах начинает падать температура. И в этот момент доклад из отсека: наблюдается голубое пламя в районе ионизационных камер. Это, конечно, было не пламя, а ионизация воздуха под воздействием очень сильного радиоактивного излучения. Все, кто был в это время в отсеке, получили очень большие дозы.

Меня до сих пор мучает вопрос: выходит, пуск насоса усугубил радиационную обстановку? Произошло это около 12 часов 4 июля ¹, реактор простоял без охлаждения около 8 часов, активная зона к этому времени уже разрушилась. Подача холодной воды в раскаленную активную зону реактора ускорила разрушение оболочек ТВЭЛов, что привело к скачкообразному повышению активности. Ну, а что нам нужно было делать? Действовали, как требовали документы, и подсказывала логика. Грустно и обидно сознавать, что идея по сооружению системы проливки реактора оказалась смертоносной. Это хорошо рассуждать сейчас, в спокойной обстановке, да и литература нужная под рукой.

Вскоре пламя исчезло, хоть его и пытались тушить. Доложили в ЦП. Личный состав вывели из отсека. Отсек загерметезировали, связь корма-нос по верхней палубе. Я задержался на пульте. Вскоре появилась тошнота, слабость. Прихватил приступ рвоты. Подумал — с утра ничего ни ел, только курил, видимо от этого. Но Коля Михайловский сказал, увидев, как меня выворачивает, что это от облучения. Стало как-то тревожно. Рвота не проходила. Ребята с пульта помогли добраться до 1-го отсека. Там уже все мои товарищи по несчастью лежали в койках и каждый «травил» в свое персональное ведро. Уложили меня в койку, дали ведро. В реакторный отсек я больше не заходил.

Ухудшилась радиационная обстановка практически по всей лодке. И виной тому стала откачка воды через главную осушительную магистраль, в результате чего радиоактивные материалы разнесли по всей лодке. (Из письма М. Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).

«О том, как проводилась аварийная работа в отсеке, подробнее сказано в воспоминаниях Красичкова М. В. … Я же получил приказание оставаться на Пульте, осуществлять посредническую связь между реакторным отсеком и ЦП, обеспечивать работу аварийной партии, действовать по её указанию, следить за работой оставшихся в строю механизмов и систем ГЭУ правого борта.

Этим и был занят две вахты подряд вплоть до окончания монтажа и пуска аварийной системы расхолаживания. В конце второй вахты «задышал» на верхнем пределе измерения температурный прибор активной зоны реактора правого борта.

Стало ясно, героический труд личного состава трюмных реакторного отсека, Повстьева Ю. Н., Корчилова Б. А., Красичкова М. В. не был напрасным, что никакой взрыв уже не грозит, и что самая страшная угроза жизни корабля и экипажа миновала…». (Из воспоминаний Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события,…», стр. 73).

В статье В. Изгаршева «За четверть века до Чернобыля», написанной со слов командира Н.В.Затеева, названо время, затраченное личным составом К-19 на монтаж нештатной системы. «На совете командиров и инженеров было решено смонтировать нештатную систему охлаждения, использовать для этого бортовой запас пресной воды. Началась борьба за жизнь корабля и экипажа. В течение двух часов система охлаждения вошла в строй, угроза разрушения реактора была ликвидирована». (В. Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.).

Зная, из воспоминаний Н.В.Затеева, Р.А.Лермонтова, В.Е.Погорелова, время начала работ — 6 час с минутами, можно сказать, что монтаж был окончен и нештатная система запущена в период времени: 8 час. — 8 час.30 мин. Руководитель монтажных работ М.В.Красичков назвал иное время — около 12 часов.

Я считаю верным время: 8 час. — 8 час. 30 мин., т.к. в это время лично видел на средней палубе ЦП спецтрюмных реакторного отсека, пораженных радиацией. Они, закончив монтажные работы, шли в сопровождении в 1-й отсек, где был развернут лазарет, но сильные рвотные позывы заставили их спуститься на среднюю палубу к гальюну.

В 8 час. — 8 час. 30 мин. была подана вода на охлаждение аварийного реактора, угроза атомного взрыва стала спадать, экипаж должен был бы вздохнуть облегченно, но катастрофически нарастала радиация, которая, как и взрыв, угрожала жизни экипажа.

Далее — анализ аварии реактора К-19 сторонним специалистом.

«Когда заходит речь о ядерной аварии на К-19, раздаются гневные обвинения конструкторов в их непредусмотрительности по обеспечению аварийного охлаждения активной зоны реактора в случае невозможности организовать расхолаживание реактора штатными средствами…

Когда невозможно организовать циркуляцию теплоносителя в первом контуре, проблему расхолаживания реактора можно решить при помощи проливки активной зоны водой от постороннего источника. Смысл такой проливки — вода подается в реактор, проходит через активную зону реактора, охлаждает ее и выливается в трюм через разрыв в трубопроводе, в случае течи 1-го контура.

Возможно, для некоторых подводников, клеймящих конструкторов реактора, будет откровением, но такая штатная система существовала и на К-19 во время аварии в 1961 году. Только называлась она системой подпитки. Система эта многофункциональная. Оборудована она двумя подпиточными насосами Т-4А плунжерного типа производительностью 1 т/ч. Насосы могут работать и на свой борт, и на другой, и оба вместе. При помощи этой системы производится подпитка 1-го контура теплоносителем, ввод растворов для нормализации водного режима в реакторе или для аварийного прекращения цепной ядерной реакции деления в случае выхода из строя компенсирующих органов реактивности, проведение гидравлических испытаний 1-го контура, манипуляций по перекачке газа в системе ГВД.

Подача воды в реактор при герметичном 1-м контуре будет подпиткой, при негерметичном — проливкой. В этом случае вода подается в реактор подпиточным насосом, а выливается из него через течь в трубопроводе. Система подпитки на К-19 была в строю. Почему же на К-19 решили монтировать нештатную линию подачи воды в реактор? Как выразился симпатичный житель деревни Простоквашино кот Матроскин: «Средства у нас есть. Ума у нас нет».

Вот что по поводу штатной системы заявляет автор идеи нештатной схемы проливки Ю. Филин: «Подпитка 1-го контура по штатной схеме от подпиточных насосов Т-4А результатов не давала, подаваемая вода либо утекала в образовавшуюся дыру, либо поступала не в реактор». В этом эпизоде и проявилась вся несостоятельность инженеров-механиков К-19 как инженеров-эксплуатационников…

Из слов Филина можно сделать вывод, что инженеры-механики не смогли проконтролировать работу подпиточного насоса. Управленцы работу подпиточного насоса привыкли контролировать по электронному прибору на пульте управления ГЭУ, показывающему давление в 1-м контуре. Но ведь этот прибор в действительности был неисправен. Ориентируясь на его нулевое показание, управленцы уже совершили одну ошибку, оценив аварию как разрыв 1-го контура. Пустив насос на подпитку контура и ориентируясь опять же на нулевое показание неисправного пультового прибора, совершили вторую ошибку — определили, что вода не попадает в реактор, куда-то выливается, конечно, через разрыв в трубопроводе. Убедиться в работоспособности системы подпитки у них не хватило инженерной смекалки. А сделать это довольно просто.

Каждый насос оснащен манометром, показывающим давление в напорном трубопроводе. При открытии клапана на напоре насоса манометр покажет давление в конце напорного трубопровода. Напорный трубопровод присоединен к «холодной» нитке системы 1-го контура. Открыв клапан на напорном трубопроводе насоса и тем самым соединив насос с трубопроводом 1-го контура, по манометру насоса можно было убедиться в том, что в реакторе еще есть давление, и напорный трубопровод 1-го контура не оторван от реактора, а значит, реактор можно подпитывать через штатную систему подпитки. При работе насоса по росту показаний его манометра можно убедиться, поступает вода в реактор или нет. Кроме того, работу подпиточного насоса можно оценить по электрической нагрузке на его электродвигатель. Произвести такой анализ доступно инженерам-механикам, выпускникам высшего военно-морского инженерного училища. Но на механиков напало оцепенение от панического доклада и первоначального вывода из него — разрыв 1-го контура. Мысли у всех парализовало, и в такой экстремальной ситуации родилась простая идея: подать воду в реактор подпиточным насосом через систему воздухоудаления. Такое решение сродни тому, как если бы, не удостоверившись, что дверь не заперта, сразу полезли разбирать крышу, чтобы попасть в дом». (В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013,стр.100—102).

Из вышеизложенного напрашиваются два вывода:

а). Первичные действия вахтенного управленца Ю. Ерастова, который согласно инструкции выполнил все манипуляции по переводу аварийного реактора в режим расхолаживания и включил насос Т-4А на подпитку — проливку реактора — правильны! На этом БЧ-5 следовало остановиться! Если бы БЧ-5 и командир далее ничего не делали, то не было бы тяжелых последствий с облучением экипажа и гибелью 8-ми подводников.

б). Управленцы, киповцы и их командиры, не сомневаясь в нулевых показаниях двух самописцев на Пульте и не обращая внимания на показания манометра, находящегося в реакторном отсеке, сделали ошибочный вывод: произошел разрыв трубопровода первого контура реактора вне отключаемой части на напорном участке.

Находясь под прессом угрозы атомного взрыва реактора, созданной их технической безграмотностью, они не смогли преодолеть страх: нашли не лучший способ локализации аварии реактора и не лучший способ снижения радиации в реакторном отсеке, что лишь ухудшило радиационную обстановку на корабле. Добро бы — только им! Они и командир, принявший решение на монтаж нештатной системы проливки реактора, создали кошмарные радиационные условия на корабле, угрожающие жизни экипажа.

Однако, за годы после аварии ни у командира и ни у киповцев и управленцев и мысли не было покаяться и попросить прощения за содеянное.

Авария АЭУ была чрезвычайным и трагическим событием в жизни корабля и экипажа К-19: не прослужив и месяца в составе СФ, корабль по причине аварии атомного реактора, потери хода, радиационного поражения экипажа и невозвратных потерь личного состава в количестве 8-ми человек, утратил боеспособность и выбыл из действующего состава ВМФ.

По факту аварии реактора на К-19 была создана Правительственная комиссия. Состав комиссии, её действия по установлению истинной причины аварии и Заключение комиссии — все было «секретно» и «совершенно секретно», потому скрыто на длительное время от вероятного противника и граждан страны, в том числе — и 1-го экипажа К-19. Лишь спустя 52 года я ознакомился с Заключением Правительственной комиссии.

Впервые, после 29-ти лет замалчивания, в 1990 году завесу секретности вокруг аварии реактора К-19 прорвал корреспондент газеты «Правда» В. Изгаршев (статья «За четверть века до Чернобыля», газета от 01.07.1990 г.), взявший интервью у командира Н.В.Затеева.

Основные моменты аварии в статье:

а) Дата аварии реактора: 4 июля ¹ 1961года.

б) Причина аварии: Н.В.Затеев не назвал причину аварии. Он назвал лишь первичные признаки аварии: сработала аварийная защита реактора левого борта ^2, падение давления первого контура до нуля, остановились главный и вспомогательный насосы, обеспечивающие циркуляцию теплоносителя контура.

в) Угрозы аварии: при отсутствии циркуляции теплоносителя возникла угроза расплавления тепловыделяющих элементов (твелов), разрушения реактора и катастрофического распространения радиации.

г) Меры по локализации аварии: На совете командиров и инженеров было решено смонтировать нештатную систему охлаждения….В течение двух часов система охлаждения вошла в строй, угроза разрушения реактора была ликвидирована ценой очень больших доз облучения всех, кто вызвался работать на реакторе. Первым вызвался лейтенант Борис Корчилов, он был руководителем монтажа нештатной системы охлаждения реактора.

д) Причина потери связи К-19 с берегом: выход из строя изолятора антенны главного передатчика т.е. — изолятора антенны «Ива», антенна «Ива» вышла из строя ³. Н.В.Затеев не сказал В. Изгаршеву о выходе из строя передатчика «Искра». Почему? Прошло 29 лет и он забыл?! Такая забывчивость — не для командирского чина!

Кроме того, Н.В.Затеев сообщил корреспонденту В. Изгаршеву: «Специальной правительственной комиссией действия личного состава по ликвидации аварийной ситуации на корабле били признаны правильными. Несколько позже, в октябре 1961г., на ответственном совещании, где решался вопрос о продолжении строительства атомного подводного флота, еще раз были отмечены умелые действия моряков. Было сказано, что жертвы, принесенные экипажем, не пропали даром.» (В. Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.).

«А теперь рассуждения относительно Затеева Н.В…. Впервые об аварии написал в газете «Правда» В. Изгаршев 1 июля 1990 г. В этой статье Н. В. Затеев рассказывает об аварии, которая произошла 29 лет назад, полагаясь только на свою память. А память, как известно, инструмент не надежный. Вот она его и подвела. Возникает вопрос, а почему полагался только на память? Конечно, по старой русской традиции, из-за элементарного разгильдяйства. Ну, некогда ему было копаться в документах, искать участников аварии и очевидцев. Он торопился отметить аварию в самом общем виде, пока у него появилась возможность. Ведь был 1990 год. Могли и не напечатать. (Моё замечание. Для М. Красичкова статья — разгильдяйство, а для командира и экипажа — тезисы трактовки аварии реактора).

Отмечу и такой момент. У нас в поход вышли и молодые лейтенанты-стажеры. Среди них был КИПовец Зеленцов Игорь, который всю аварию находился на пульте ГЭУ. Казалось бы, как специалист и очевидец, должен знать несколько больше, чем командир ПЛ. Но, прочитав статью в «Правде», он решил, что все так и было. Он страшно удивился, когда я ему при личной встрече все подробно изложил…

А командирскую доблесть Н. В. Затеев все-таки проявил, и не однажды.

Во-первых, на свой страх и риск дал «СОС» почти открытым текстом, который приняли дизельные лодки. (Моё замечание. От командира Н.В.Затеева в БЧ-4 приказ на передачу сигнала SOS почти открытым текстом не поступал, потому высказывание М. Красичкова — ошибка).

Во-вторых, перевел на дизельную ПЛ переоблученных, а потом и весь л/с АПЛ. И все это сделал без разрешения начальства. (Из письма М. Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 352).

В 1992 году, прорыв в завесе секретности аварии реактора К-19 совершил и корреспондент газеты «Красная звезда» О. Фаличев (статья «Драма в океане», газета от 26.12.1992 г.). Статья была написана со слов командира.

Основные моменты аварии в статье:

а) Дата аварии реактора — Н.В.Затеев не назвал дату.

б) Причина аварии — «разорвало трубопровод первого контура реактора».

в) Угрозы аварии: «Дальше следовало ожидать стремительного нарастания температуры твелов (тепловыделяющих элементов) до 800 — 900 градусов, расплавления ядерного горючего „Урана — 235“ и… теплового взрыва реактора. А это — гибель экипажа и лодки, экологическая катастрофа…».

г) Меры по локализации аварии — «решили смонтировать нештатную систему расхолаживания активной зоны», т.е. «провести новый трубопровод и с помощью подпиточного насоса закачать из резервной цистерны бидистиллат в контур реактора». Монтаж нештатной системы выполнили добровольцы офицеры и матросы. «Первую группу добровольцев возглавил командир отсека лейтенант Борис Корчилов. Вторую — капитан — лейтенант Юрий Повстьев. Третью — главный старшина Борис Рыжиков. Знающие сварочное дело и 6-й отсек люди».

д) Причина потери связи К-19 с берегом — «на большой глубине раздавило изолятор антенны передатчика», т.е. раздавило изолятор антенны «Ива», антенна «Ива» вышла из строя ³. Н.В.Затеев не сказал О. Фаличеву о выходе из строя передатчика «Искра». Почему? Минуло много лет и он забыл?! Такая забывчивость — не для командирского чина!

Кроме того, Н.В.Затеев сообщил корреспонденту О. Фаличеву: «Правительственная комиссия под председательством академика А.П.Александрова признала действия личного состава подводной лодки „К-19“ по ликвидации аварии реактора правильными». (О. Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.).

Я не стал писать командиру по вопросам даты аварии и изолятора антенны «Ива». Мой довод о дате — «я помню» не имел какого — либо подтверждения, а подобный командирский довод — верен без доказательств. Писать об изоляторе так же не стоило: командир не направит опровержение в газету «Правда» — орган ЦК КПСС, т.к. возникнет спрос с него — коммуниста за кривду.

Статьи В. Изгаршева и О. Фаличева, написанные со слов командира Н.В.Затеева, экипаж принял восторженно, они для экипажа стали руководством, тезисами. Отныне каждый член экипажа знал: что, как и в каком объеме можно вспомнить и рассказать об аварии реактора.

Экипаж вспоминал, рассказывал и создавал мифы, повторяя тезисы командира: дату аварии, разрыв трубопровода 1-го контура, угрозы теплового и, по старой памяти, атомного взрывов, единственно правильное решение командира на монтаж нештатной системы проливки реактора, выполнение монтажных работ добровольцами во главе с командиром 6-го (реакторного) отсека Б. Корчиловым, не забывал и изолятор антенны «Ива», лишивший К-19 связи с берегом.

Н.В.Затеев, для популяризации и утверждения в СМИ личной трактовки аварии реактора и утраты связи, передал воспоминания писателю Н.А.Черкашину, который издал — «Хиросима» всплывает в полдень» (Москва, Андреевский флаг, 1993), «Молитва командира», «Чрезвычайные происшествия на советском флоте» (Москва, Вече, 2007), и гражданину США, разведчику, капитану 1 ранга ВМС США Питеру А. Хухтхаузену, который издал — «К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки» (Издана 1 июля 2002 Национальным географическим обществом).

Воспоминания Н. В. Затеева, после его смерти 28.08.1998 г., родственники передали, и они вошли в книгу «Памяти» — «К-19: события, документы, архивы, воспоминания» (Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006) и в книгу А. Никишина «Как это было… Из записок командира АПЛ К-19 Н.В.Затеева», (Москва, 2011).

Кроме того, тезисы Н.В.Затеева «успешно» воплотил и обогатил командир электротехнического дивизиона БЧ-5 В.Е.Погорелов в эскизных зарисовках «Перекрёстки судьбы» (Судостроение, 2009 г.).

В 2000 году мои знания аварии пополнил кап. 2 ранга Анатолий Калужников, офицер — турбинист, служивший ранее на АПЛ ТОФ на Камчатке. Он рассказал, что, исполняя обязанности флагманского механика бригады, в архивном деле с закрытой служебной перепиской ознакомился с письмом ГК ВМФ, к которому был приложен анализ аварии реактора на АПЛ К-19.

В документе было сказано, что безграмотные действия экипажа привели к аварии реактора: экипаж не разобрался в показаниях 2-х приборов, работающих на различных принципах измерения давления в 1-ом контуре реактора, и создал аварию.

В письме было указание ознакомить с анализом аварии под личную подпись командный состав и офицерский состав БЧ-5 всех АПЛ. В листе ознакомления Толя не нашел себя, командный и офицерский состав своей АПЛ и других лодок: штабисты решили не нервировать корабелов.

Информация не удивила: всегда — виновен «стрелочник»! Однако, — насторожила: что — то, вероятно, — не так у наших офицеров БЧ-5 в анализе причины аварии и в выборе метода её локализации!!!

Далее было 5-е октября 2002 года, Петербург, Мариинский театр, премьера кинофильма США «К-19: Оставляющая вдов». «На показ фильма собрался полный зал. Реальные участники катастрофы на „К-19“, их жены, жены умерших членов экипажа, флотское начальство, врачи, участвующие в спасении облученных моряков, журналисты и просто зрители, купившие билеты на кинопремьеру. Всех объединяло одно чувство — страх увидеть развесистую клюкву…. Никакой клюквы не было… Получилась настоящая ода русскому героизму. Горло перехватывало от кадров, когда подводники шли на верную смерть — в аварийный отсек, чтобы заварить прорванную трубу. А потом выходили обратно — обгоревшие, получившие смертельную дозу радиации…» (Т. Максимова, статья «Голливуд научил нас Родину любить», газета «Комсомольская правда», от 8 октября 2002 г.).

Успешная женщина — кинорежиссер Кетрин Бигелоу, кинозвезды США Харрисон Форд и Лиам Нисон, бюджет фильма в 100 миллионов долларов, организация рекламы и проката в США, показ на Кинофестивале в Каннах, премьера в Санкт-Петербурге, прокат фильма в РФ и странах СНГ — все было направлено на популяризацию фильма и мировое признание за лучшую режиссуру, фильм, игру актеров и др. Создатели фильма не получили призы, а виновник фильма — экипаж К-19 стал знаменит и почитаем не только в столицах РФ, но и в провинции.

В 2006 году произошли два события.

Первое событие. «16 февраля в Москве прошел «круглый стол», посвященный 45-ти летию аварии на первой советской атомной подлодке К-19. Как уже знают наши читатели, её экипаж выдвинут Михаилом Горбачевым (с подачи «Собеседника») на соискание Нобелевской премии мира за 2006 год….а через несколько дней подобное обращение отсылает в Осло Федерация мира и согласия…. В ходе состоявшегося «круглого стола» капитан 1 ранга, последний командир К-19 Олег Адамов сказал: «Возможно, это первый прецедент выдвижения военных на получение такой награды. Обычно Премии мира дают политикам и государственным деятелям — тем, кто зачастую одним росчерком пера начинают войну. В то же время не все задумываются над тем, что мы, люди в погонах, призванных воевать, постоянно делаем все возможное для сохранения мира. Взрыв на К-19, который удалось предотвратить ценой жизни восьми подводников и огромного напряжения сил всего экипажа, мог стать не только началом колоссальной экологической катастрофы. Скорее всего в той политической обстановке на планете, в нараставшем противостоянии СССР и США он стал бы началом третьей мировой войны…» (Р. Болотская, статья «Они не думали, что совершают подвиг», еженедельник «Собеседник», 07 2006).

Так экипаж К-19 стал миротворцем и соискателем Нобелевской премии Мира за 2006 год, причем списочный состав участников злополучного похода увеличился за счет «зайцев», желающих похрумкать $. Статут кандидата — претендента на премию Мира придал экипажу еще большую известность. Появились, как на коммунистическом субботнике — «несуны бревна Ильича», «несуны трубы» для монтажа системы проливки реактора. Появились «дети лейтенанта Шмидта», «варяги — сыны» избегали встреч с действительными членами экипажа, но был и свой, экипажный «сын», который в злополучном походе якобы был «зайцем», а по прибытии в базу якобы — «спасателем» корабля от затопления, за проявленные деяния награжден как участник похода.

Нобелевский комитет, в отличии от «актива экипажа», еженедельника «Собеседник», «Федерации мира и согласия» и экс — президента СССР М.С.Горбачева, вероятно, знал, что конструкция и физические процессы в атомном реакторе и атомной бомбе настолько различны, что никогда и ни при каких обстоятельствах атомный реактор не может стать атомной бомбой и не могло быть колоссальной экологической катастрофы у острова Ян — Майен, потому экипажу К-19 премию на халяву не дал, спас экипаж от испытания делёжкой халявных $.

Второе событие. Издана книга «Памяти» — «К-19: события, документы, архивы, воспоминания», Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006.

Члены экипажа — командир БЧ-2 Ю.Ф.Мухин и электрик Б.Ф.Кузьмин в обращении «От составителей» написали (стр. 5):

«Мысль о создании этой книги родилась после появления ряда публикаций об аварии 1961 года на советском атомном подводном крейсере «К-19». Некоторые из них имеют мало общего с реальными фактами. То же можно сказать и о многих эпизодах американского фильма на эту тему. Естественно, у нас, участников тех событий, возник вопрос: «Почему о нас судят другие люди? Почему, когда ушло время секретности, мы сами не расскажем о случившемся?» На встрече ветеранов первого экипажа «К-19» создание такой «Книги памяти» было поддержано единогласно.

К сожалению, свои воспоминания мы писали по прошествии более сорока лет со дня аварии. Поэтому в наших свидетельствах какие — то детали могут частично не совпадать. Жаль, что утерян «Вахтенный журнал», который смог бы уточнить подробности хода событий. Тем не менее, перед вами — правда «из первых рук» о драматическом походе 1961 года, когда, проявив беспримерное мужество, командир «К-19» Николай Затеев и его экипаж спасли мир от ядерной катастрофы, спасли корабль.

Моряки — подводники Юрий Повстьев, Борис Корчилов, Борис Рыжиков, Юрий Ордочкин, Евгений Кашенков, Николай Савкин, Семён Пеньков, Валерий Харитонов ценой собственных жизней предотвратили атомный взрыв. Все члены первого экипажа, получив различные дозы облучения, достойно выдержали страшное испытание…». (Ю.Ф.Мухин, Б.Ф.Кузьмин, книга «К-19: события,», стр. 5).

Воспоминания членов экипажа, иногда противоречивые, отражали различные эпизоды из жизни и службы экипажа и корабля, потому были интересны, многое узнал впервые.

Особый интерес был к воспоминаниям командира Н.В.Затеева, который, я верил, располагал в полном объеме информацией об аварии, и к воспоминаниям врио командира реакторного отсека М.В.Красичкова, который впервые рассказал о монтаже нештатной системы проливки аварийного реактора.

Было и огорчение: в воспоминаниях Н.В.Затеева, как и в его интервью корреспондентам газет, отсутствовала информация о ходе выполнения работ при монтаже нештатной системы. При монтаже погибли 8-мь человек! Однако, командир не вспомнил конкретные действия, погибших офицеров, старшин и матросов. Почему? Он послал подчиненных на смерть, но не мог рассказать что и как они делали: он… не знал, потому ничего не мог вспомнить.

Знал тот, кто был руководителем и участником монтажа нештатной системы проливки реактора. Им был — Михаил Красичков, он и рассказал в книге «Памяти», а позже — и в письмах В.И.Боднарчуку (воспоминания из писем изложены выше).

Читая книгу, обратил внимание на строки М.В.Красичкова: «Надо сказать, что в отсеке опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис и старшина 1 статьи Юрий Ордочкин. Старшие матросы Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли к нам из учебного отряда незадолго до выхода в море. Однако их хорошо подготовили по специальности Борис Рыжиков и Юрий Ордочкин, которые после этого похода должны были демобилизоваться» (Из воспоминаний М.В.Красичкова, книга «К-19: события,…», стр. 74).

А в 2013 году прочел те же, но подлинные строки М. В. Красичкова: «Надо сказать, что опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис да старшина 1 статьи Ордочкин Юрий. Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли из учебного отряда перед выходом в море. Рыжиков и Ордочкин готовили себе замену — после похода они должны были демобилизоваться» (Из письма М.В.Красичкова, В. Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).

Составители книги Ю.Ф.Мухин и Б.Ф.Кузьмин солгали читателю в обращении: они оповестили, но не выполнили свой лозунг — «перед вами — правда «из первых рук». Они посмертно повысили спецподготовку молодым матросам — «Однако их хорошо подготовили по специальности» и присвоили им звания — «старший матрос» — все для того, чтобы, не подумали и не сказали читатели: «На К-19 при аварии реактора использовали необученных мальчишек, которые погибли».

Кроме того, составители изъяли из воспоминаний командира БЧ-4 строки о выходе из строя передатчика «Искра» и строки о наличии в нем пропадающего дефекта (подробно об этом в главе 4).

Выше написал: всё, связанное с аварией реактора, было закрытым, потому на длительное время скрыто от граждан страны, в том числе и — от первого экипажа К-19. Я ошибался: из книги «Памяти» — «К-19: события,…» узнал, что командир Н.В.Затеев с осени 1961 года знаком с Заключением Государственной Комиссии.

Так, в октябре 1961 года в Москве на совещании по атомному кораблестроению академик А.П.Александров показал Н.В.Затееву «фотографии места разрыва злополучной импульсной трубки. Он же дал почитать заключение Государственной Комиссии по расследованию аварии на К-19». (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга «К-19: события,…», стр. 128).

Из строк Н.В.Затеева в книге «Памяти» я узнал истинную причину аварии реактора К-19 — разрыв импульсной трубки, а версия аварии экипажа — разрыв первого контура, следовательно, — ошибка. К сожалению, Н.В.Затеев не изложил в дневнике оценку Госкомиссии действий экипажа.

С 2006 года строки о разрыве импульсной трубки доступны, но они не замечены экипажем и СМИ, потому и в настоящее время экипаж и СМИ считают разрыв первого контура — причина аварии реактора на К-19.

С октября 1961 года и «на всю оставшуюся жизнь» (слова из песни) Н.В.Затеев знал (ушел он из жизни 28 августа 1998 года) истинную причину аварии реактора, однако, в декабре 1992 года в интервью корреспонденту О. Фаличеву сказал: «разорвало трубопровод первого контура реактора» (О. Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.), а в июле 1990 года в интервью корреспонденту В. Изгаршеву не назвал истинную причину аварии реактора (В. Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г).

И… что тут скажешь!?

«Самый главный враг человека — он сам» (автор неизвестен).

«Единожды солгавши, кто тебе поверит» (Кузьма Прутков «Плоды раздумий — мысли и афоризмы»).

Скрыв истинную причину аварии реактора, Н.В.Затеев возродил версию аварии экипажа, запустил этот тезис в СМИ и создал миф о разрыве трубопровода первого контура реактора.

«Прошло тридцать лет, спала завеса секретности, и миф о разрыве трубопровода первого контура вновь получил хождение не только в устном фольклоре членов экипажа К-19, но и в печатном виде. Не все же уловили момент перемены в трактовке причины аварии. Да и отказываться от такого мифа нет резона. Разрыв трубопровода первого контура — это безысходность в ликвидации аварии, вынудившая пойти на жертвы. А разрыв импульсной трубки — это полная несостоятельность инженеров-механиков, не сумевших разобраться в показаниях трех приборов. Как говорится, заблудились в трех соснах. И при этом закопали в землю 8 своих товарищей. Очень велика цена ошибки. Поэтому и авария окутана таким героическим пафосом, чтобы скрыть эту ошибку. (В. Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 96).

Читая книгу, обратил внимание на строки дневника Н.В.Затеева — «Необходимо всплывать. Я доложил экипажу обстановку. Затем ввел в аварийный сигнал наши координаты и приказал радиотелеграфистам передать его в Москву. Еще один Удар! Наше радио не проходит. Залит соленой морской водой изолятор главной антенны «Ива». Мы — без связи с берегом. Никто не узнает что у нас стряслось, никто не поможет….», и — на фразу — «Я молил Бога, чтобы наш резервный маломощный передатчик хоть кто — ни будь услышал». («Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева», книга «К-19: события,…», стр. 57. 59).

Из текста я понял, что «Залит соленой морской водой изолятор главной антенны «Ива», т.е антенна «Ива» вышла из строя ³. Понял и то, что для передачи сигнала об аварии Н.В.Затеев задействовал резервный маломощный передатчик. У меня возник вопрос: зачем использовать резервный маломощный передатчик «Тантал», когда, по Затееву, в строю — передатчик «Искра» и антенна «Ван»?! Зачем молиться Богу? Передатчик «Искра» и антенна «Ван», без Бога (и чёрта!), у острова Ян — Майен обеспечат связь с берегом! Тому — пример: надежная связь с берегом лодок С-270 и С-159, подошедших к К-19.

Н.В.Затеев забыл (а, быть может, скрыл) взаимозаменяемость антенн «Ива» и «Ван» (лишь на предельных дистанциях связи необходим отказ от использования антенны «Ван»), забыл (а, быть может, скрыл) и выход из строя передатчика «Искра», потому у него в дневнике ошибочный вывод: затекание изолятора антенны «Ивы» — причина утраты связи К-19 с берегом.

Затекание изолятора антенны «Ивы» из дневника Н.В.Затеева перекочевало в его интервью корреспондентам газет «Правда» и «Красная Звезда», в его воспоминания, которые вошли в издания Н.А.Черкашина, Питера А. Хухтхаузена, А. Никишина, книгу «Памяти». Так Н. В. Затеев создал миф: затекание антенны «Ива» — причина утраты связи К-19 с берегом.

В 2009 году мне стало известно, что в США одновременно с премьерой кинофильма — «K-19 THE WIDOWMAKER — К-19 Оставляющая вдов» была опубликована книга — «K-19 THE WIDOWMAKER: The Secret Story of The Soviet Nuclear Submarine by Peter A. Huchthausen — К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки» Питер А. Хухтхаузен (Published July 1st 2002 by National Geographic — Издана 1 июля 2002 Национальным географическим обществом).

В аннотация книги Том Кленси (писатель США) сказал: «Возможно, Питер А. Хухтхаузен знает секретную историю бывшего ВМФ СССР лучше, чем большинство американцев — и даже русских. Капитан 1 ранга Николай Владимирович Затеев (1926 — 1998), командир советской подводной лодки К-19, которая находилась в 1500 милях от базы на глубине 150 футов, когда он и его экипаж столкнулись с ядерным кошмаром. Эта полная драматизма книга, сопровождающая фильм „К-19: Оставляющая вдов“, главные роли в котором сыграли Гаррисон Форд и Лиам Нисон, рассказывает историю катастрофы, произошедшей в годы Холодной войны, историю мужества и сокрытия правды, которая 30 лет хранилась в тайне и которая разоблачает ВМФ СССР, для которого самым страшным врагом был он сам. Основываясь на беспристрастном дневнике самого Затеева, Питер А. Хухтхаузен, бывший эксперт по противолодочной обороне ВМС США рассказывает историю К-19, а также краткую историю отчаянной гонки СССР за американскими технологиями подводного кораблестроения, и делает беглый взгляд на ужасающее положение с ядерными отходами и оружием, находящемся на дне океана. В книгу включены редкие архивные фотографии и кадры из фильма, а также, в качестве эпилога, воспоминания Кэтрин Бигелоу, режиссера фильма „К-19: Оставляющая вдов“. Эта книга является потрясающим рассказом о невезучей подводной лодке… и бесстрашном, но плохо подготовленном к войне флоте, символом которого она была».

При создании кинофильма и книги режиссёр Кетрин Бигелоу и автор Питер А. Хухтхаузен использовали воспоминания Н.В.Затеева, написанные им собственноручно (фраза из Питера А. Х.).

Я знаком с электронной версией русского перевода книги Питера А. Х., воспоминания Н.В.Затеева вошли в книгу выделенным текстом.

Переводчик просил не распространять книгу: она им не издана, потому могу лишь сказать, что основные моменты аварии реактора, изложенные Н.В.Затеевым для читателей США, имеются в книге Александра Никишина «Как это было …Из записок командира АПЛ К-19 Н.В.Затеева», (Москва, 2011).

Основные моменты аварии в книге А. Никишина.

а). Дата аварии. Н.В.Затеев назвал дату 4 июля, но связал её с другими событиями:

«30 июня — мой день рождения. … Получил в свой адрес РДО. …Погрузились на глубину 150 метров… В 03.30 4 июля я решил всплыть на перископную глубину на сеанс связи — ровно через 72 часа после нашего последнего всплытия. … В 04.15 прозвучал доклад по «Нерпе»… об аварии реактора» (А. Никишин «Как это было…», стр. 10, 12).

У меня — вопрос: когда было последнее всплытие на сеанс связи? Ответ в задачке на вычитание для школьников младших классов: 03.30 4 июля — 72 часа (3 суток) = 03.30 1 июля, но 1 июля всплытия не было, а было — 30 июня и было получено РДО.

Где ошибка? В дате — 4 июля ¹. Дату — 3 июля проверим тем же вычитанием: 03.30 3 июля — 72 часа (3 суток) = 03.30 30 июня, которое расставило события по местам: 30 июня — день рождения Н.В.Затеева, в 03.30 было последнее всплытие на сеанс связи и был прием РДО, а 3-го июля в 03.30 было очередное всплытие и в 04.15 произошла авария реактора. Фразой о 72 часах Н.В.Затеев опроверг дату — 4 июля, эта фраза имеется лишь в книге А. Никишина.

б). Причина аварии. Н.В.Затеев назвал две причины:

1-ая причина — «разрыв первого контура произошёл вне отключаемой части трубопровода на напорном участке». (А. Никишин «Как это было…», стр. 14).

2-ая причина — из Заключения Государственной комиссии. Так, в октябре 1961 года в Москве на совещании, руководимом 1-м Зам. ГК ВМФ адмиралом Касатоновым, академики А. Александров и Н. Доллежаль показали Н.В.Затееву и адмиралу Чабаненко «фотографии разрыва импульсной трубки на К-19, дав прочитать секретное заключение комиссии о причине этого разрыва… На снимках, показанных нам, под всеми ракурсами был зафиксирован разрыв трубки. Внутренний диаметр её был 10 мм, толщина стенки 2,5 мм. Разрыв был ровный». (А. Никишин «Как это было…», стр. 44).

Н.В.Затеев, назвав истинную причину аварии реактора — разрыв импульсной трубки, не сказал, что диагноз экипажа — разрыв трубы первого контура является ошибкой. Он представил разрыв импульсной трубки как равнозначное уточнение разрыва трубы первого контура, но разрывы трубы первого контура и импульсной трубки — не равнозначны.

При разрыве трубы первого контура с внутренним диаметром 85 мм в первом контуре образовалось бы отверстие размером 5650 мм кв = 56,5 см кв.

При разрыве импульсной трубки с внутренним диаметром 10 мм в первом контуре реактора образовалось отверстие размером 78,54 мм кв = 0,7854 см кв.

Площадь разрыва импульсной трубки в 72 раза меньше площади предполагаемого разрыва трубы первого контура, следовательно и последствия — угрозы значительно ниже.

Впервые Н. В. Затеев написал: «…было запрещено вообще знакомить подводников с причиной аварии на К-19, и почему она привела к гибели людей. Началось все в той же Западной Лице. Кто же начинал эту кампанию? Их было немало. Например, некто С….Офицерам штаба бригады, а позже — штаба 31-й дивизии он приказал материалы правительственной комиссии по аварии К-19 (председатель А. П. Александров), для ознакомления никому не выдавать, ссылаясь на якобы указания начальств, что эти документы оглашению не подлежат.

Впоследствии он оправдывался тем, что объективная оценка аварии может отпугнуть личный состав от службы на атомном флоте. С другой стороны, он считал, что надо поддержать авторитет промышленности и доказать, что такая авария — случайность, что виной человеческий фактор, а не конструктивные оплошности.

Действия личного состава К-19 оценивались не как предусмотренные инструкцией по эксплуатации реактора.. (А. Никишин «Как это было…», стр. 46,48).

Командир бригады С. запретил изучать Заключение Госкомиссии?! Случай запрета был не нов, ранее — был на ТОФ: Толя Калужников рассказал о случае на Камчатке. В обоих случаях к Заключению Госкомиссии по аварии на К-19 не допустили тех, кто непосредственно занимался эксплуатацией реакторов на АПЛ.

От Т. Калужникова впервые услышал: «безграмотные действия экипажа привели к аварии реактора К-19». Вот, и у Н.В.Затеева в книге А. Никишина фраза: «Действия личного состава К-19 оценивались не как предусмотренные инструкцией по эксплуатации реактора.». Следовательно, наши офицеры БЧ-5, действительно, сотворили что — то неладное с реактором!

Кроме того, Н.В.Затеев написал: «С. подпевал главный клеветник и фальсификатор капитан 1 ранга А.. Это он фальсифицировал причину аварии и стал распространять слух, что личному составу не надо было ничего предпринимать, так как в первом контуре оставалось давление 16 атмосфер. С его слов, когда подводная лодка К-19 была прибуксована и поставлена в бухте Андреева, он спустился в трюм шестого отсека и на каком — то манометре увидел эту цифру. И что, якобы, насосы работали и забирали! Как может более или менее грамотный человек, тем более инженер, утверждать, что при отверстии площадью 78,54 мм кв может держаться давление в 16 атмосфер? Чушь какая — то! Но ведь кому — то надо было поддерживать и этот миф? Невозможно представить, что это мог заявить инженер — механик, да еще бывший командир БЧ-5 атомной подводной лодки! Но этого было достаточно, чтобы не менее безграмотные люди подхватили этот блеф (грамотные отмалчивались). И пошла гулять по атомному флоту эта гнусность (А. Никишин «Как это было…», стр. 48).

Вероятно, Н.В.Затеев прав: А. не мог спуститься в трюм шестого отсека (не ранее 3-х недель после аварии по причине высокого уровня радиации и необходимости дезактивации) и увидеть остаточное давление 16 атмосфер, т.к. процесс охлаждения реактора завершился, насосы встали по причине разрядки аккумуляторных батарей.

Однако, вопрос остаточного давления был основным для члена Правительственной комиссии В.А.Рудакова (о чем сказ ниже).

в). Угрозы аварии. Разрыв первого контура исключил снятие остаточного тепловыделения реактора, создал угрозу плавления активной зоны, не исключался тепловой взрыв (А. Никишин «Как это было…», стр. 44).

г). Меры по локализации аварии. «Оптимальный вариант ликвидации аварии предложил лейтенант Юрий Филин… Козырев доложил мне суть идеи. Она заключалась в следующем. Если напорный трубопровод подпиточного насоса Т-4А присоединить к трубопроводу воздушника реактора, обрезав этот трубопровод от смстемы воздухоудаления, тогда можно будет подать воду непосредственно в активную зону реактора (А. Никишин «Как это было…», стр. 44).

Вспоминая монтаж нештатной системы, Н.В.Затеев использовал воспоминаниям М. Красичкова, полученные им во второй половине 1990 года: «Я написал письмо командиру сразу после прочтения его статьи (газета „Правда“, 01.07.90г., В. Изгаршев „За четверть века до Чернобыля“), где изложил суть аварии и какие были приняты меры по ее ликвидации. Отметил так же его ошибки и неточности. Ответа я не получил, но в дальнейшем он придерживался моей версии» (из письма М.В.Красичкова, В.И.Боднарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр.353).

Потому рассказ Н.В.Затеева впервые правдив. «В шестом отсеке, под руководством старшего лейтенанта Михаила Красичкова начаты работы по ликвидации аварии. К ним привлечены штатные спецтрюмные реакторного отсека. Они оперативно обрезали трубку воздушника реактора и подвели трубопровод к месту соединения с воздушным клапаном реактора… Сварить трубопроводы встык не получилось. Тогда подобрали кусок другой трубки, покороче, чем у тех трубопроводов, которые надо было соединить. Она послужила своеобразной соединительной муфтой, в которую вставили оба конца трубопровода — от воздушника и от насоса Т-4А. После этого концы муфты обварили (А. Никишин «Как это было…», стр. 18,20).

М. Красичков, рассказывая Н.В.Затееву в письме о монтаже нового трубопровода, забыл рассказать о соединении этой трубы с насосом Т4А, забыл — и Н.В.Затеев. Позже Михаил дополнил свои воспоминания (P.S. Из письма М. Красичкова), а у Н.В.Затеева — пусто.

На сей раз в рассказе командира добровольцем является лишь Борис Корчилов: «Ко мне подошел лейтенант Борис Корчилов и попросил разрешения поработать в шестом отсеке. Я только спросил его: «Борис, а ты знаешь, на что идешь?» Он ответил твердо: «Знаю, товарищ командир» (А. Никишин «Как это было…», стр. 18).

Наконец — то, Н.В.Затеев назвал Михаила Красичкова руководителем монтажных работ, Бориса Корчилова — добровольцем, который прибыл поработать в шестом отсеке (мое уточнение: Борис прибыл для подмены М. Красичкова).

Настрой спецтрюмных машинистов реакторного отсека Н.В.Затеев выразил словами их руководителя — М. Красичкова:

«В одну из смен Юрий Ордочкин спросил меня о температуре в реакторе и о возможности взрыва. Причем, говорил он это смущаясь, как бы стыдясь своего беспокойства, но никак не с испугом. Как мог, я успокоил его, ссылаясь на конкретные показания приборов. Вот ведь какой человек! В душе тревога, а в отсек идет не колеблясь, готовый к тяжелой работе Так же спокойно и собранно работают Рыжиков, Кашенков, Пеньков, Харитонов, Савкин и Старков». (А. Никишин «Как это было…», стр. 18).

О связи Н.В.Затеев сообщил:

«В 06.05 всплыли в позиционное положение и я приказал передать аварийный сигнал. Но случилось непредвиденное — сигнал не прошел, т.к. морской водой был залит изолятор коротковолновой антенны дальнего действия «Ива». Ещё одна неприятность, да ещё какая — корабль остался без связи с берегом!…

Больше всего тревожило отсутствие связи с внешним миром. Командир БЧ-IV, старший лейтенант Лермонтов делает всё возможное, но ситуация пока не меняется….

Мучительно и долго размышлял я, как быть. Повернуть на юг, где был малый шанс встречи с дизельными подводными лодками и тем самым спасти экипаж, или идти в базу и привести домой корабль с мертвой командой? Поднялся на мостик и осмотрел горизонт. Океан был безнадежно пуст до самого горизонта. Даю команду на руль: «Право на борт, курс 180 градусов!». Мое намерение искать своих было твердым. Риск был громадный, но выбора у меня не осталось.

Я вызвал на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и приказал ему готовить малый передатчик (резервный маломощный комплекс). Проинструктировал шифровальщика главного старшину Алексея Троицкого: каждый час менять нашу широту и долготу, радио передавать через каждые десять минут….

Около десяти часов мы шли на юг в надводном положении. Ни радиосвязи с берегом, ни встречных кораблей. Даже рыболовных судов нет. По моим расчетам, мы были уже в районе действия дизельных подводных лодок. На наши сигналы никто не отзывался. Неужели я ошибся, и риск не оправдался? Я молил Бога, чтобы наш резервный маломощный передатчик хоть кто — нибудь услышал. С тяжелым сердцем я отдал приказ лечь на прежний курс и ушел в свою каюту.

Я перебирал в уме невеселые наши варианты: тепловой взрыв (Мое уточнение. В день аварии экипаж от кока до командира считал возможными: атомный взрыв реактора, тепловой взрыв реактора, прожог поддона реактора), бунт, переоблучение. Чего греха таить, даже возникла предательская мысль достать пистолет и покончить со всеми проблемами разом. Я гнал эти мысли, думая о том, встретим мы наши лодки или нет. Только успел прикрыть глаза, в дверь забарабанили: «Товарищ командир! По пеленгу 270 градусов обнаружен силуэт подводной лодки!»…

Не буду описывать чувств, которые я испытал, когда увидел, что к нам подходила подводная лодка С-270 613 проекта под командованием капитана 3 ранга Жана Свербилова“. (А. Никишин „Как это было…», стр. 16, 22,24,26).

Свои действия по передаче радиосообщения на дизельные лодки Н.В.Затеев изложил в абзаце:

«Я вызвал на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и приказал ему готовить малый передатчик (резервный маломощный комплекс). Проинструктировал шифровальщика главного старшину Алексея Троицкого: каждый час менять нашу широту и долготу, радио передавать через каждые десять минут»

(Моя справка: Подготовка передатчика «Тантал», который — не комплекс, а — единичный малогабаритный прибор, начинается и заканчивается выполнением одной операции на его передней панели: тумблер «Сеть», поставить в положение «Вкл». Через 1,5—2 минуты передатчик готов к работе: его радиолампы прогрелись).

В действительности вызова на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и инструктажа главного старшины Алексея Троицкого не было, а были два — аналогичных эпизода.

Первый. Время: авария реактора, объявлена «Боевая тревога», в 04 час. 20—30 мин. командир приказал: «БЧ-4 подготовить к работе передатчик „Искра“». Радисты в соответствии с «Инструкцией по эксплуатации» включили передатчик «Искра», прогрели, настроили на действующей частоте на эквивалент антенны и выключили. До 06 час. 07 мин. процедуры включения — выключения повторялись: лодка находилась под водой, радиограмма от шифровальщика и приказ из ЦП радистам на передачу не поступали.

Второй. Командир БЧ-1 В.А.Шабанов рассказал: «Из — за отсутствия квитанции командир на всякий случай положил мне на стол бланк сигнала бедствия (международного), где я периодически проставлял наши координаты. Международный сигнал предполагалось передать при резком ухудшении обстановки». (Из воспоминании командира БЧ-1 В.А.Шабанова, книга «К-19: события…», стр. 64).

Оба эпизода закончились ничем.

В воспоминаниях Р.А.Лермонтова, А.Н.Троицкого и В.А.Шабанова нет рассказа о том, что А.Н.Троицкий каждый час брал данные у В.А.Шабанова, обновлял широту и долготу и вручал старшине команды радистов новую радиограмму. Учитывая, что «Около десяти часов мы шли на юг в надводном положении», таких радиограмм должно быть 10-ть, они бы запомнились мне и радистам, но я не помню.

Не было эпизода — «Я вызвал на мостик…». В тексте Н.В.Затеева — лишь имитация активных действий.

Предположим, что эпизод был.

Что приказал Н.В.Затеев командиру БЧ-4? «готовить малый передатчик», который всегда готов через 2 минуты. Что приказал Н.В.Затеев шифровальщику? «: каждый час менять нашу широту и долготу, радио передавать через каждые десять минут»

Шифровальщик не может передать радиосообщение, потому Н.В.Затеев должен был командиру БЧ-4 приказать: «радио передавать через каждые десять минут».

Для передачи любого радиосообщения, кроме радиста, передатчика, антенны и текста, необходимо то, что командир Н.В.Затеев обязан был назвать, но не назвал.

Использование средств связи — компетенция и прерогатива командира корабля!

Командир БЧ-4 Р. Лермонтов, на которого командир возложил невыполнимый приказ, не уйдёт с мостика, не выяснив: «Товарищ командир, в какой радиосети и в чей адрес передать радиосообщение?» Вероятный ответ — приказ Н.В.Затеева: «В «Радиосети взаимодействия подводных лодок». Р. Лермонтов: «Докладываю: «Радиосеть взаимодействия» сегодня не действует. Быть может, она действует, но не для нас: мы — вероятный противник, потому нам не сообщили новую частоту радиосети. Другой радиосети для связи с подводными лодками нет. Кроме того, БЧ-4 неизвестны позывные (радио имена) дизельных лодок, а им — наш позывной, потому передача и двусторонняя связь в «Радиосети взаимодействия» невозможны, Прошу Вас, назвать другую радиосеть и адресатов». В несостоявшемся диалоге Н.В.Затеев не назовет командиру БЧ-4 радиосеть для передачи: он не знает выхода из тупиковой ситуации.

Нам же не мешает вспомнить, что шли учения «Полярный круг» СФ. В них К-19 — подводный ракетоносец вероятного противника, который в Северной Атлантике шел под водой через «завесы» дизельных ПЛ и надводных кораблей СФ к берегам СССР для нанесения атомного удара.

И вдруг — встреча лодок — «противников» в надводном положении!

То, что командир К-19 в надводном положение ищет встречу — понятно: на его лодке — авария реактора, заглушен второй реактор из — за угрозы облучения обслуживающего персонала, по той же причине прекращен ход от дизель — генераторов на электродвигатели. К-19 осталась без хода, поиск в дрейфе дизельных лодок ограничен видимым горизонтом, радиоконтакта с лодками нет и он невозможен.

Что заставило командира С-270 всплыть и идти к К-19?

Командир С-270 Жан Свербилов рассказал: «Мои радисты приняли радио: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучён. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 гр. северная, долгота 4 гр. «К-19». Собрав офицеров и старшин во второй отсек, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение — наш долг идти на на помощь морякам — подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали… Мы всплыли в надводное положение и полным ходом пошли к предполагаемому месту встречи….Часа через четыре обнаружили точку на горизонте….Ошвартовались мы к борту в 14 часов». (Ж. Свербилов «ЧП, которого не было…», журнал «Звезда», №3, 1991 год, http://deepstorm.ru/DeepStorm.files/45-92/articl/chp.htm).

В беседе с флагманским связистом соединения подводных лодок Кимом Батмановым, который спросил Ж. Свербилова: «Почему вышел без приказа из завесы?» Ж. Свербилова ответил: «Мы вышли из завесы, так как я решил, что это радио с ФКП…».

Радио, якобы переданное, с ФКП — «Имею аварию реактора…» радист ПЛ С-270 мог принять только в «Радиосети трансляции Узла связи СФ» (Узел связи СФ — ПЛ), но ФКП не известно об аварии на К-19, потому радио об аварии не могло исходить от ФКП.

Радио — сигнал SOS — «Имею аварию реактора…» в виде шифровки был передан радистом К-19 нестандартным способом в «Радиосети трансляции Узла связи СФ». Решение нашел и приказал радистам передавать командир БЧ-4.

Фразы Ж. Свербилова — «Ошвартовались мы к борту в 14 часов» и Н. Затеева — «Около десяти часов мы шли на юг» позволили мне вычислить время, когда Н.В.Затеев принял решение — «Право на борт, курс 180 градусов» и начал поиск дизельных ПЛ: 14 час. — 10 час = 4 часа. «Чу — до»!!!

Командир Н. В. Затеев 10-ть часов вёл К-19 на Юг, а пришел, как в фантастической сказке с «машиной времени», в чудесное время — 04 часа 00 мин.! Ещё нет аварии реактора, монтажа системы проливки реактора, кошмара радиации и первых пораженных, а командир Н.В.Затеев в 04 часа приказал:

«Право на борт, курс 180 градусов»

Почему и откуда возникло «Чудо»?

Командир Н. В. Затеев в книге А. Никишина попытался из точки аварии реактора (место аварии — «от острова Ян — Майен в 70 милях на юго — восток», из воспоминаний штурмана В.А.Шабанова, книга «К-19: события…», стр. 63), изменив курс — на Юг, преодолеть за 10 часов при скорости 10 узлов 100 миль = 185 км. и обеспечить встречу К-19 с дизельными лодками на Фареро — Исландском рубеже. Вероятно, Н.В.Затеев надеялся, что там дизельные лодки, как подсадные утки на охоте, находятся на поверхности океана и ожидают подхода К-19.

Однако, у командиров дизельных подводных лодок — иная задача: таясь и скрываясь под водой, обнаружить и потопить условно подводный ракетоносец вероятного противника и любой корабль НАТО. Между К-19 — вероятным противником и дизельными лодками — барьер отчуждения, потому на контакт они не пойдут. Для контакта необходимо что — то, чего они не смогут отвергнуть.

Барьер отчуждения преодолел командир БЧ-4: его сигнал SOS в виде шифровки с адресом «Всем ПЛ» подлежал обязательному приему радистами лодок.

Поход на Юг с длительностью 10-ть часов и «Чудом» состоялся лишь на бумаге в воспоминаниях Н.В.Затеева.

В первом интервью Н.В.Затеева корреспонденту В. Изгаршеву (статья «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.) имеется фраза — «Затеев принимает решение — идти обратным курсом», т.е. — на Юг без указания длительности похода.

В последующих интервью и воспоминаниях Н.В.Затеев, чтобы убедить читателя, что К-19 дошла до Фареро — Исландского рубежа, (где дизельные лодки, как подсадные утки!), ввел фразу — «Около десяти часов лодка шла на юг в надводном положении», и попал в ловушку с «Чудом», которую ему создал коллега Ж. Свербилов своим фактическим подходом к К-19 в 14 часов.

Решение идти на Юг Н. В. Затеев принял по причинам утраты связи и роста радиации на корабле.

В 08 час. — 08 час. 30 мин., выполняя приказ Н.В.Затеева, управленцы Пульта — Ю.В.Ерастов и 6-го отсека — М.В.Красичков и спецтрюмные машинисты реакторного отсека закончили монтаж нештатной системы проливки реактора и подали холодную воду в раскаленный реактор, что вызвало выброс из реактора радиации, которая обрекла на лучевую болезнь и смерть всех, находящихся в отсеке, вызвало рост радиации в смежных отсеках.

В это же время, выполняя приказ ЦП, был осушен ГОН-ом 3-го отсека трюм под аварийным реактором, что ухудшило радиационную обстановку в 3, 4 и 5 отсеках.

Выход из строя передатчика «Искра» в — 6 час. 30 мин. и катастрофический рост радиации на корабле в — 9 час. заставили Н.В.Затеева принять решение — курс на Юг.

Никто не хотел умирать, но уже были — обреченные, потому поход на Юг был недолог и недалек. Вначале ход — 10 узлов обеспечивала АЭУ левого борта на ГТЗА и винты левого и правого бортов, но, из-за угрозы облучения обслуживающего персонала, Н.В.Затеев был вынужден приказать заглушить реактор левого борта. Затем ход — не более 4—5 узлов обеспечивали дизель — генераторы на электродвигатели и винты, но, по той же причине, Н.В.Затеев приказал прекратить ход.

Поход на Юг мог бы длится: 14 час. — 9 час. = 5 час., но фактически был короче, т. к. К-19 оказалась без хода в дрейфе. Следовательно, поход на Юг длительностью 10 часов — миф, созданный Н.В.Затеевым: желание — было, возможности — не было.

В 2013 году произошло событие, которое, наконец — то, внесло ясность в оценку аварии реактора К-19: издана книга Владимира Ильича Боднарчука «К-19. Рождающая мифы», (Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, http://yadi.sk/d/zPwnCRiRHpTnE), заведующего музеем Севастопольского Национального Университета Ядерной Энергетики и Промышленности, ранее служившего на Камчатке в 343-м экипаже 45 дивизии АПЛ в должности КГДУ, в 1968 году в составе 343 экипажа участника ядерной аварии на К-14.

В аннотации книги сказано. «Ни об одной из аварий, произошедших на советских подводных лодках, столько не сказано, не написано и не показано, как об аварии на К-19. И все для того, чтобы скрыть от общественности правду о том, что же произошло 4 июля ¹ 1961 года на первом советском атомном подводном ракетоносце К-19. Большинству читателей об аварии на К-19 стало известно из американского фильма, в котором американские актеры по своим американским меркам показали советских подводников в борьбе с аварией реактора. Насколько все показанное соответствует истине? Во имя чего погибли подводники? Какую угрозу мировой общественности представлял аварийный реактор? Как сложилась судьба членов экипажа, перенесших аварию? На эти и другие вопросы, касающиеся ядерных аварий, сделана попытка дать ответы в этой книге».

В.И.Боднарчук впервые рассказал правду о трагедии на К-19, дал технический, доступный читателю анализ ошибок экипажа при поиске причины аварии и выборе метода её локализации, развенчал мифы «Хиросимы», созданные командиром и экипажем, ознакомил с «Заключением Правительственной комиссии».

Книга В. И.Боднарчука изменила мой взгляд на аварию, изменила мою оценку действий командования корабля и офицеров БЧ-5 в аварии с — положительные и геройские в главе 1, на — негативные и некомпетентные в главах 3 и 4 книги.

«Правительственную комиссию возглавил заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению и вооружению инженер-адмирал Н. Исаченков. Его заместители — академик А. П. Александров и министр судостроительной промышленности Б. Е. Бутома. В комиссию были привлечены многие руководители и специалисты ведомств, участвующих в строительстве атомных подводных лодок….

На эсминце Правительственная комиссия направилась в район нахождения аварийной лодки. Требовалось на месте решить кардинальный вопрос: что делать с лодкой — спасать или утопить?

Спасательные работы возглавил первый заместитель Командующего СФ вице-адмирал Васильев. Спасательные силы были представлены экипажем атомной ПЛ К-33 — второй корпус лодок проекта 658.

От штаба 206-й отдельной бригады подводных лодок был начальник штаба бригады капитан 2 ранга В. С. Шаповалов, от электромеханической службы бригады — заместитель начальника службы В. А. Рудаков…

6 июля подошли к назначенному району.

Несмотря на участие в Правительственной комиссии высоких должностных лиц, главным специалистом, способным объективно оценить состояние лодки и энергетической установки, был В. А. Рудаков. Для чего необходимо было посетить лодку.

Вместе с командиром БЧ-5 лодки К-33 М. В. Переоридорогой составили план первоочередных работ и осмотров. Подобрали группу, в которую включили всех нужных специалистов: моториста, электрика, трюмного, двух управленцев, двух турбинистов, спецтрюмного реакторного отсека, двух дозиметристов. План работ доложили Александрову.

Вариант был такой: 7 человек, Рудаков — старший, идут через кормовой люк, 5 человек, старший Переоридорога, идут через рубочный люк центрального отсека…

К подводной лодке подошли на баркасе. Сначала высадили носовую группу. Гамма-активность у дверей в ограждении рубки была 5 рентген, у вентиляционных патрубков — 10 рентген. В корме, после открытия люка, активность была около 20 рентген. Спустились вниз в прочный корпус.

На переборке между девятым и восьмым отсеками активность составляла около 40 рентген, между восьмым и седьмым, турбинным — около 50 рентген. В седьмом отсеке в корме на настиле была вода высокой активности. Заход в седьмой отсек, во избежание радиационных ожогов, отменили.

Работающих механизмов, звуков поступающей воды, истечения воздуха или пара не отмечено. Носовая группа проверила отсеки с первого по четвертый. Вентиляция аккумуляторной батареи была собрана на естественное вентилирование, сама батарея была полностью разряжена. Освещение на лодке отсутствовало. Попасть в пятый отсек к дизель-генераторам не удалось — кремальера дверей со стороны пятого отсека была заклинена.

Активность в носовых отсеках составляла 10…15 рентген. И в носовых и в кормовых отсеках была большая аэрозольная активность. Проводить какие-либо работы на лодке было невозможно. Вместе с тем разведчики пришли к выводу, что процесс стабилизировался. Каких-либо выбросов с реактора не произошло, а в процессе буксировки лодки первый контур и реактор будут охлаждаться.

О возможности буксировки лодки в базу было доложено Правительственной комиссии. Предстояло пройти почти 1000 миль. Погода благоприятствовала буксировке лодки со скоростью 13 узлов. Буксировка прошла без аварий, поломок, затоплений и пожаров и 10 июля 1961 года лодку поставили к пирсу СРБ в Западной Лице.

Во время посещения аварийной лодки Владимир Андреевич Рудаков, конечно же, не мог получить ответ на главный вопрос — что случилось с реактором? Но и в разрыв трубопровода 1-го контура он не поверил. При возвращении в Западную Лицу помчался в Полярный в госпиталь, чтобы встретиться со старшиной реакторного отсека Рыжиковым. От него он узнал, что давление в 1-м контуре по прибору, расположенному в реакторном отсеке, в момент отключения ресиверных баллонов было 87 кгс/см². Это был обычный манометр давления. А электронный прибор на пульте управления ГЭУ показывал «ноль». Стало ясно, что дело не в большой течи первого контура, а в его «сотой сборке» с датчиками давления и расходомера по 1-му контуру.

Когда лодку прибуксировали в базу, ее уже ожидали члены Правительственной комиссии — нужно было определить причину аварии. Первое посещение лодки дало понять, что это не так просто сделать. Освещения на лодке нет, радиационная обстановка сложная — 30…40 рентген в час, высокая аэрозольная активность, на палубе в реакторном отсеке вода высокой активности.

Понятно, что в таких условиях работать комиссии на борту лодки невозможно. Приняли решение — в течение двух недель произвести полную очистку корабля, дать на лодку электроэнергию и произвести вентиляцию отсеков, организовать санпропускник — поставить рядом с лодкой баржу, на которую свалить все предметы и вещи, загрязненные радиоактивными веществами….

Постепенно очистили третий этаж реакторного отсека. Затем второй. Но причину аварии выявить не удалось. Определили, что в первом контуре достаточно воды, но она очень медленно убывает. Получается, что произошел незначительный разрыв трубопровода в необитаемом помещении реакторного отсека. Приняли решение вскрыть П-образную необитаемую выгородку. Кому-то нужно было спуститься в нее, чтобы в хитросплетении труб и трубочек найти ту, которая течет.

Выбор пал на Карцева Алексея Николаевича, сотрудника Института биофизики, члена Правительственной комиссии от 3-го Главного управления Минздрава СССР. Выбор пал на него потому, что у него был портативный радиометр РК-О1, измеряющий гамма- и рентгеновское излучение.

Вот что он рассказывает об увиденном: «Осторожно встал на трубу, затем пополз по ее скользкой поверхности и стал искать место разрыва трубы, а труб там более десятка. Чем дальше я полз по трубе, тем сильнее ухудшалась радиационная обстановка — десятки рентген в час. Тихо, шума вытекающей воды не слышно. Лезу дальше и вдруг вижу, что одна из трубок, идущая от большой трубы вверх, разорвана и ее концы просто болтаются в воздухе. Из нижнего конца вытекает тонкая струйка воды. Эта разорвавшаяся трубка (внешний диаметр 2…3 см) шла к манометру на пульт управления реактора. Это была большая удача, что я так быстро обнаружил причину резкого падения давления в первом контуре. Вода вытекала из трубки очень медленно. Очевидно, вскрывать реактор и монтировать нештатную систему подпитки было ненужным делом. А далее было так. Мастеровому выдали три литра спирта, и он спокойно ножовкой отпилил концы разорвавшейся трубки. В мастерской был отлит свинцовый контейнер, куда концы трубки и были помещены, т.к. они сильно „светили“. Составив и подписав все нужные бумаги и тем самым выполнив Правительственное задание, комиссия со свинцовым контейнером возвратилась в Москву». Этим рассказом о работе в Правительственной комиссии А. Н. Карцев поделился в альманахе «Подводник России» №6 за 2005 год.

На этом эпизоде, собственно, и завершилась версия о разрыве трубопровода первого контура и во всей своей неприглядности оголилась жестокая правда, как из-за невежества инженеров, управляющих ядерным реактором, погибло 8 человек. Поэтому члены экипажа так цепко держатся за разрыв трубопровода, который якобы создал безвыходное положение. Конечно же, члены экипажа К-19 не знали о выводе Правительственной комиссии и не знали, что же в действительности произошло с реактором». (В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», стр. 89 — 93).

В. Боднарчук сообщил и основные выводы Заключения Правительственной комиссии:

«В 1985 году появился закрытый документ «Сборник аварий на атомных подводных лодках». В нем описана и авария на К-19. Весь смысл трагизма этой аварии укладывается во фразу:

«Личный состав ошибся в оценках состояния аварийного реактора, приняв за истину показания электронных приборов давления и расхода воды на пульте управления атомной энергетической установки.

В своих действиях руководствовался этой оценкой и предположением, что без охлаждения активной зоны может возникнуть неуправляемая реакция деления и произойдет ядерный взрыв. Чтобы предотвратить плавление активной зоны, с нее решили снять остаточное тепловыделение путем обеспечения постоянной протечки воды через реактор»

.Ну, а о причине аварии сказано, что «в контуре первичного теплоносителя возникла течь по причине нарушения целостности металла одной из импульсных трубок расходомера. От этой трубки брался импульс и для электронного манометра, установленного на пульте управления ГЭУ. При течи импульсной трубки вышли из строя и показывающие приборы давления и расхода» (В. Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», стр.7).

«Наконец огласили выводы комиссии (конечно, совершенно секретные). Оказывается, лопнула всего лишь тонкая (с внутренним диаметром 10 мм) трубка, ответвляющаяся от напорных трубопроводов насосов первого контура к датчикам давления и расхода первого контура. Вот почему давление и расход первого контура по приборам пульта ГЭУ мгновенно показали нулевые значения. Это был ещё один конструктивный недостаток ППУ: отвод к двум датчикам одной трубки. <…>

После оперативного анализа учёными-ядерщиками аварии на К-19, прозванной на флоте «Хиросимой», пришли листы-вставки в Технологические инструкции ГЭУ, в которых жирным шрифтом с восклицательными знаками были вписаны следующие фразы:

«При разрыве первого контура:

1. Ядерного взрыва быть не может!

2. Проплавления днища корпуса быть не может!

3. Теплового взрыва быть не может!»

Во всех ГЭУ атомных лодок в оперативном порядке были вмонтированы штатные системы аварийной проливки реакторов. На-ко-нец!

При замене Технологических инструкций жирный шрифт и восклицательные знаки убрали и оставили только два вывода:

«1. Ядерного взрыва быть не может.

2. Проплавления днища корпуса реактора быть не может».

Фразу «Теплового взрыва быть не может» ликвидировали. (Как показал трагический опыт при перегрузках активных зон реакторов в феврале 1965 г. на К-11 (СМП г. Северодвинска) и в августе 1985 г. на К-431 (СРЗ в бухте Чажма), тепловой взрыв быть может, если нарушать инструкции и руководящие документы)». (Из статьи ветерана подразделений особого риска, ветерана-энергетика, капитана 1 ранга в отставке В.А.Шумакова «Одна судьба в истории атомного флота России», журнал «Атомная стратегия», №11, 2014 г.)

Тепловой взрыв при перезагрузке активной зоны реактора АПЛ — другая авария и другая история.

Глава 4. Сюрпризы издания воспоминаний

За годы, прошедшие после аварии АЭУ на атомной подводной лодке К-19, в СМИ неоднократно публиковались интервью, статьи и воспоминания, посвященные аварии и экипажу К-19. Из них известно: одновременно с аварией реактора вышли из строя средства связи. Рост радиации в отсеках, выход из строя средств связи и утрата хода превратили корабль в радиационную западню, из которой без внешней помощи спасения не было.

Начальный этап спасения экипажа — передачу сигнала SOS с К-19 многие авторы представили читателю в далеком от истины виде: у каждого автора — своя радиосеть и свой способ передачи сигнала SOS, однако, все передачи — «успешны»!

1. Ярким примером вымысла с элементами фантастики является «документальная повесть» известного писателя — мариниста Н.А.Черкашина «Хиросима» всплывает в полдень» (Москва, «Андреевский флаг», 1993 г.).

Н.А.Черкашин со слов командира К-19 Н.В.Затеева написал (стр. 8,9,12, 13):

«Одна беда не приходит. Радисты не могут связаться с Москвой. Подо льдами раскололи изолятор и залили антенну….Связи нет и теперь уже не будет. Антенна залита соленой морской водой…. Велел врубить аварийный передатчик, и тот посылал сигнал SOS на международной частоте. … Обе услышали наш SOS и покинули завесу на Фареро — Исландском рубеже без приказа. Командиры этих „эсок“ Гриша Вассер и Жан Свербилов пришли сюда на свой страх и риск».

Фразы далеки от истины:

а). «Радисты не могут связаться с Москвой» по причине — «Подо льдами раскололи изолятор и залили антенну» соленой морской водой, т.е. вышла из строя одна из антенн: «Ива» или «Ван». Они — взаимозаменяемы, выход из строя одной антенны не влечет потерю связи корабля ³. Н.В.Затеев в интервью не назвал автору повести истинную причину утраты дальней связи К-19 — выход из строя передатчика «Искра».

б). Н.В.Затеев и Н.А.Черкашина для «документальной повести», а именно так она названа, выдумали фантастическую передачу: «Велел врубить аварийный передатчик, и тот посылал сигнал SOS на международной частоте». Они создали и всучили читателю ложь: в составе вооружения связи корабля К-19 никогда не было аварийного передатчика, имеющего автоматический режим трансляции сигнала SOS открытым текстом на волне (частоте) «Международной аварийной радиосети», т.е. такой передачи не было и не могло быть.

Однако, в тексте повести имеется фраза — «Обе услышали наш SOS и покинули завесу», т.е. передача была успешной.

Радисты дизельных подводных лодок «С-270» и «С-159», командиры которых — Ж. Свербилов и Г. Вассер, действительно приняли сигнал бедствия, переданный радистами К-19, но в другой, реально существующей и действующей радиосети.

2. Старпом К-19 В.Н.Енин в брошюре «Из истории первого экипажа подводной лодки К-19» на стр. 18 написал:

«Беда не приходит одна. Помимо аварии реактора мы остались без дальней связи. Датский пролив мы проходили на больших глубинах и изолятор антенны дальней связи не выдержал длительного большого забортного давления. Мы не могли связаться и доложить обстановку на командные пункты ВМФ и Северного флота.… Ещё перед походом, когда командование знакомило его (командира) с оперативной обстановкой предстоящего флотского учения, командир отметил район развертывания дизельных подводных лодок. И теперь этот район был относительно недалеко от нас.

Решение заключалось в следующем. Подойти к этому району и во время сеанса радиосвязи связаться с лодками с помощью передатчика ближней связи и через их радиостанции доложить командованию сложившуюся ситуацию.

Легли на курс сближения с районом предполагаемого развертывания дизельных подводных лодок…. Пришли в расчетную точку и в момент сеанса радиосвязи дали шифровку на волне ближней радиосвязи. Получили квитанцию (короткий радиосигнал, подтверждающий, что радио принято), а через некоторое время на горизонте появились две точки. В бинокль опознали советские дизельные лодки».

Из текста старпома В.Н.Енина:

а). «Мы остались без дальней связи» по причине — «изолятор антенны дальней связи не выдержал длительного большого забортного давления», т.е. вышла из строя антенна «Ива».

Однако, на К-19 имеется 2-я антенна — «Ван», её использование восстанавливает и обеспечивает связь ³. Следовательно, «Мы остались без дальней связи» по иной причине. В.Н.Енин не назвал истинную причину утраты дальней связи К-19 — выход из строя передатчика «Искра».

б). По словам В.Н.Енина было принято решение: «во время сеанса радиосвязи связаться с лодками с помощью передатчика ближней связи», т.е. — установить связь с лодками с помощью передатчика «Тантал», и «дали шифровку на волне ближней радиосвязи», т.е. передали шифровку на частоте (волне) «Радиосети ближней связи» ⁴ в адрес Узла связи СФ, а не в адрес лодок.

Замысел был хороший, а исполнеие — никуда не годное: передатчик «Тантал» не мог перекрыть расстояние до Узла в «Радиосети ближней связи», а радисты дизельных и атомных подводных лодок не несут приёмную вахту в этой радиосети (они её не прослушивают), потому ни Узел связи СФ и ни «советские дизельные лодки» не могли принять радиограмму от К-19 в этой радиосети и дать квитанцию.

Радисты дизельных лодок «С-270» и «С-159», командиры которых — Ж. Свербилов и Г. Вассер, действительно приняли сигнал бедствия, переданный радистами К-19, но в другой радиосети.

3.Корреспондент О. Фаличев в статье «Драма в океане», написанной со слов командира Н.В.Затеева (газета «Красная Звезда» от 26.12.92 г.) написал:

«Капитан 2 ранга Затеев попытался доложить о ЧП командующему флотом адмиралу А. Чабаненко, однако не смог: на большой глубине раздавило изолятор антенны передатчика, и они практически остались без связи. … После долгого, мучительного раздумья приказал держать курс в квадрат, где, по его данным, должны были действовать другие корабли ВМФ… Около 10 часов лодка уже шла на юг в надводном положении: ни радиосвязи, ни встречи с судами. Когда терпение заканчивалосьи командир готов был дать команду на смену курса для движения на базу, сигнальщик доложил: «По такому — то пеленгу — силуэт… Их встретила наша дизельная подводная лодка под командованием капитана 2 ранга Ж. Свербилова».

В статье у О. Фаличева:

а). Командир и экипаж «практически остались без связи» по причине — «на большой глубине раздавило изолятор антенны передатчика», т.е. вышла из строя антенна «Ива» или «Ван». Они — взаимозаменяемы, выход из строя одной антенны не влечет потерю связи ³. Следовательно командир и экипаж «остались без связи» по иной причине. Н.В.Затеев не назвал О. Фаличеву истинную причину утраты дальней связи К-19 — выход из строя передатчика «Искра».

.б). Командир Н. В. Затеев «приказал держать курс в квадрат где, по его данным, должны были действовать другие корабли ВМФ» и «Их встретила наша дизельная подводная лодка под командованием капитана 2 ранга Ж. Свербилова», т.е. командир Н.В.Затеев удачным маневром, без использования средств связи обеспечил встречу в Северной Атлантике кораблей К-19 и С-270.

Вынужден опровергнуть:

Встреча кораблей К-19 и С-270 действительно произошла, но по инициативе командира С-270 Ж. Свербилова.

Решение — «идти на помощь» принял командир Ж. Свербилов, ознакомившись с радиограммой — зовом о помощи.

Ж. Свербилов рассказал: «Мои радисты приняли радио: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучён. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 гр. северная, долгота 4 гр. «К-19». Собрав офицеров и старшин во второй отсек, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение — наш долг идти на на помощь морякам — подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали… Мы всплыли в надводное положение и полным ходом пошли к предполагаемому месту встречи….Часа через четыре обнаружили точку на горизонте….Ошвартовались мы к борту (К-19) в 14 часов». (Ж. Свербилов «ЧП, которого не было…», журнал «Звезда», №3, 1991 год, http://deepstorm.ru/DeepStorm.files/45-92/articl/chp.htm).

Кроме того, О. Фаличев и Н.В.Затеев не предполагали, что командир БЧ-4 (связи) К-19 Р. Лермонтов напишет воспоминания (http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/archive/126/126850.htm) и расскажет о передаче сигнала SOS нестандартным способом в «Радиосети трансляции Узла связи СФ», благодаря чему сигнал был передан с К-19 и принят радистами С-270 и С-159.

Командир Н. В. Затеев действительно «приказал держать курс в квадрат где, по его данным, должны были действовать другие корабли ВМФ», но поход К-19 в 14 часов прервала С-270.

Фразы Ж. Свербилова — «Ошвартовались мы к борту в 14 часов» и Н. Затеева — «Около 10 часов лодка уже шла на юг» позволяют вычислить время, когда Н.В.Затеев — «приказал держать курс в квадрат, где, по его данным, должны были действовать другие корабли ВМФ»: 14 час. — 10 час = 4 часа. «Чу — до»!!!

Командир Н. В. Затеев около 10-ти часов вёл К-19 на Юг в квадрат, где — корабли ВМФ а пришел, как в фантастической сказке с «машиной времени», в чудесное время — 04 часа 00 мин.! Ещё нет аварии реактора, монтажа системы проливки реактора, кошмара радиации и первых пораженных, а командир Н.В.Затеев в 04 часа 00 мин. «приказал держать курс в квадрат, где — корабли ВМФ».

Следовательно, время похода К-19 на Юг было не около 10 часов, а значительно меньше, и встреча К-19 и С-270 произошла по инициативе командира С-270 Ж. Свербилова.

4. Корреспондент В. Изгаршев со слов командира К-19 Н. В. Затеева в статье «За четверть века до Чернобыля» (газета «Правда», от 01.07.90 г.) написал:

«Но не зря говорится: одна беда не ходит. Длительное плавание лодки на больших глубинах при форсировании ледяных полей сказалось на конструкции изолятора антенны главного передатчика: корабль остался без связи с берегом….

Затеев принимает решение — идти обратным курсом на сближение в районе учений с другими нашими кораблями. Расчет один: с помощью аварийного маломощного передатчика связаться с ними, попросить передать на берег доклад о происшествии….

Встреча состоялась. На аварийный сигнал отозвались командиры двух дизельных подводных лодок капитаны 3-го ранга Лев Вассер и Жан Свербилов….».

Не всем читателям, вероятно, известна сила Слова газеты «Правда» — центрального печатного органа ЦК КПСС, самой массовой и популярной советcкой газеты, которая выполняла роль коллективного агитатора, пропагандиста и организатора, была общенародной и авторитетнейшей газетой CCCР. На страницах газеты «Правда» корреспонденты без ошибок, описок и опровержений печатали Правду и только Правду. Лица, названные на страницах «Правды» становились героями страны и носителями Правды или врагами и носителями чуждой идеологии.

Статья в газете «Правда», как индульгенция на безгрешность, гарантировала Н.В.Затееву истинность не только напечатанной статьи, но и всех последующих интервью и воспоминаний.

Статью экипаж принял восторженно, на — Ура! Статья В. Изгаршева, а затем и О. Фаличева стали для экипажа руководством, тезисами, москвичи копировали и рассылали их иногородним сослуживцам. Отныне каждый член экипажа знал: что, как и в каком объеме можно вспомнить и рассказать об аварии реактора.

Экипаж вспоминал и рассказывал тезисы командира, превращая их в мифы: дату аварии, разрыв трубопровода 1-го контура, угрозы теплового и, по старой памяти, атомного взрывов, единственно — правильное решение командира на монтаж нештатной системы, выполнение работ добровольцами во главе с командиром реакторного отсека Б. Корчиловым, не забывали и изолятор антенны «Ива», лишивший К-19 связи с берегом.

Закончилась пора замалчивания аварии на К-19! Пришла пора превратить дату тризны «в дату своего праздника, отмечаемого экипажем без малого 25 лет» (слова командира электротехнического дивизиона БЧ-5 В.Е.Погорелова).

С октября 1961 года и «на всю оставшуюся жизнь» (слова из песни) Н.В.Затеев знал истинную причину аварии реактора, выявленную Правительственной комиссией, — разрыв импульсной трубки. Однако, корреспондентам В. Изгаршеву и О. Фаличеву он не назвал истинную причину аварии. Они же поверили его словам о единственном и правильном способе локализации аварии реактора путем монтажа нештатной системы проливки реактора.

В 1990 году Н.В.Затеев не мог знать и предвидеть, что в 2013 году будет издана книга В.И.Боднарчука «К-19. Рождающая мифы» (СНУЯЭиП, г. Севастополь, 2013, https://yadi.sk/d/zPwnCRiRHpTnE), в которой автор опроверг мифы аварии.

Однако, я отвлекся, не зная французского, скажу по — русски: «Вернемся к нашим баранам!»

В статье В. Изгаршева:

а). «Корабль остался без связи с берегом», т. к. «длительное плавание лодки на больших глубинах при форсировании ледяных полей сказалось на конструкции изолятора антенны главного передатчика», т.е. вышел из строя изолятор «антенны главного передатчика» — «Ивы», но использование 2-ой антенны «Ван» восстанавливает связь ³. Следовательно, «корабль остался без связи с берегом» по иной причине.

О причине можно лишь догадываться, т.к., неспроста, у Н.В.Затеева возникла мысль: «с помощью аварийного маломощного передатчика связаться с ними, попросить передать на берег доклад о происшествии». Такие мысли могли возникнуть у Н.В.Затеева в удаленном районе океана лишь при выходе из строя основного передатчика «Искра».

б). «Расчет один: с помощью аварийного маломощного передатчика связаться с…» «нашими кораблями» и «Встреча состоялась. На аварийный сигнал отозвались командиры двух дизельных подводных лодок капитаны 3-го ранга Лев Вассер и Жан Свербилов….».

«Расчет» был правилен, но невыполним: Н. В. Затеев не назвал радиосеть и адресата для связи, потому «Встреча» по замыслу Затеева — Изгаршева не могла состояться.

Связь между К-19 и дизельными лодками была возможна только в «Радиосети взаимодействия подводных лодок», но в день аварии эта радиосеть не действовала (быть может, она действовала, но не для корабля К-19, который на учение был ракетоносцем вероятного противника), другой радиосети для связи между подводными лодками нет. Об этом командир Н.В.Затеев должен был знать: использование средств связи — компетенция и прерогатива командира корабля.

Личный состав БЧ-4 обязан лишь поддерживать средства связи в постоянной готовности к использованию и обслуживать их: по приказанию командира открывать и закрывать вахты, вести прием и передачу в указанных радиосетях, режимах, с указанными адресатами и т. д.

Кроме того, радистам К-19 для двусторонней связи были необходимы позывные дизельных лодок, им — наш позывной, а позывные ни нам, ни им не были известны. Н. В. Затеев обязан был знать и это.

Встреча всё же состоялась: к терпящей бедствие К-19 подошли С-270 и С-159, радисты которых в «Радиосети трансляции Узла связи СФ» приняли сигнал SOS, переданный радистами К-19 нестандартным способом.

Сущность этого способа:

а) использовать маломощный передатчик «Тантал» в качестве 2-го Узла связи СФ:

б) отказаться от позывного «К-19» и присвоить себе позывной Узла;

в) текст сигнала SOS передавать в зашифрованном виде;

г) радиограмму — шифровку передавать в адрес — «Всем подводным лодкам».

Задачу передачи сигнала об аварии БЧ-4 выполнила, изменив вектор передачи на 180 градусов, т.е.вместо передачи на ФКП (Берег) передали на Эс-ки в море.

В нашей ситуации, когда Берег был далеко, Эс-ки были где — то рядом, а «Тантал» имел небольшой радиус передачи, изменение вектора — адреса передачи — лучший вариант!

Командир Н. В. Затеев и старпом В.Н.Енин в чрезвычайной обстановке — аварии реактора и выхода из строя средств связи не вмешивались в мои действия, фактически предоставили мне полную свободу и самостоятельность действий, за что я благодарен им.

5.Таким образом, командир Н.В.Затеев, старпом В.Н.Енин, писатель Н. Черкашин и корреспондент В. Изгаршев в воспоминаниях, повести и статье применили разные радиосети для передачи сигнала об аварии. Их передачи не могли быть успешными, но читатель, не знающий организацию (схему) связи К-19 и использование средств связи, воспринял их повествования, как успешные. А О. Фаличев и Н.В.Затеев удачным маневром, без использования средств связи, обеспечили встречу в океане К-19 и С-270.

Путаница радиосетей в воспоминаниях Н.В.Затеева и В.Н.Енина говорит о том, что по истечении 30-ти лет они совершенно забыли схему связи корабля К-19.

Забыли они и о том, что у них в личном архиве хранится краткая записка — доклад, написанная мною старпому в июле 1961 года в госпитале г. Полярный.

В названной записке, как итог доклада, имеются две фразы:

Первая фраза — «Причину неисправности передатчика „Искра“ устранить не удалось».

Однако, командир и старпомом в вопросе утраты дальней связи К-19 не приняли эту фразу. У них виновник — изолятор антенны «Ива», но антенны «Ива» и «ВАН» — взаимозаменяемы ³. В воспоминаниях и интервью они умышленно замалчивали выход из строя передатчика «Искра». Почему? Три ЧП (авария реактора, выход из строя антенны «Ива», выход из строя передатчика «Искра») в один день — не многовато — ли для одного корабля?!

Вторая фраза — «Подводные лодки Эс-ки приняли от нас РДО… которое быдо передано на «Тантале» в сети «Берег — ПЛ», т. е. РДО было передано на Эс-ки передатчиком «Тантал» в «Радиосети трансляции Узла связи СФ» (Берег подводным лодкам, т.е. «Берег — ПЛ»).

Эту фразу они отвергли из-за невероятности и абсурдности написанного — «передано на «Тантале» в сети «Берег — ПЛ»: невозможно, находясь на борту К-19 и соблюдая Правила связи, что то передать в этой сети.

При желании знать истину они могли спросить у меня, но их подвела излишняя самоуверенность в собственных знаниях и воспоминаниях.

Вымыслы, названных должностных лиц, подтолкнули меня в 2003 году к собственным воспоминаниям, в которых рассказал подлинные события в БЧ-4, передачу сигнала SOS нестандартным способом, и, тем самым, опроверг сочинения Н.В.Затеева, В.Н.Енина, О. Фаличева, В. Изгаршева и Н. Черкашина, не называя Ф,И.О. сочинителей.

Воспоминания «К-19: сигнал SOS» пытался издать, высылая в редакции журналов Москвы и Санкт-Петербурга.

6. Июль 2004 года. Впервые мои воспоминания «К-19: сигнал SOS» изданы в журнале «Наш современник» (Москва, №7, 2004 г. http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?id=4&n=7&y=2004). Издание вызвало не только восторг, но и огорчение: оно — с сюрпризом!

На стр. 186 журнала, из моих воспоминаний, после фразы — «Я принял самостоятельное решение и дал указание радистам:» исключены мои строки: «использовать передатчик «Тантал» и антенну «Штырь» (правильно: антенна «Ван») как 2-й Узел Связи СФ, присвоить себе его позывной, работать в адрес «Подводных лодок в море» в радиосети «Узел Связи СФ — ПЛПЛ», не допускать перегрев передатчика «Тантал».

Мое решение — нарушение Корабельного Устава и Правил связи, однако оно не подрывает авторитет и единоначалие командира, а дополняет его действия по выходу из ЧП, по спасению экипажа. Иначе поступить я не могу: необходимы срочные и конкретные действия по установлению связи с любым кораблем или судном страны, Берегом».

Кроме того, из моих воспоминаний исключены строки о том, что в передатчике «Искра» возникал самоустраняющийся дефект.

Мои воспоминания, опровергающие в вопросе передачи сигнала SOS сочинения Н.В.Затеева, В.Н.Енина, Н.А.Черкашина, В. Изгаршева, О. Фаличева и им подобных, подверглись в журнале «Наш современник» не литературной обработке, а — «цензурным изъятиям» c целью скрыть от читателя сущность моего нестандартного способа передачи сигнала SOS и не допустить опроверждения их сочинений.

Воспоминания кастрированы, из них изъято главное, как из кастрата — мужская суть, изъято то, что обеспечило успех передачи, подход к К-19 лодок С-270 и С-159 и эвакуацию экипажа. Кому выгодны изъятия? Кому нежелательны мои воспоминания? Ответ ясен: для Н.В.Затеева, В.Н.Енина и Н.А.Черкашина. Для них мои воспоминания — что кость в горле, у них на зубах застряла одна общая жвачка в виде изолятора антенны.

Однако, В.Н.Енин и Н.В.Затеев ушли из жизни в 1997 и 1998 годах. Жив и успешно творит Н.А.Черкашин, его, как специалиста — знатока темы К-19 (ранее им издана «Хиросима»), редакция журнала «Наш современник» могла привлечь к оценке моих воспоминаний. Вероятно, он …и… «оценил»!!! Редакция могла не знать, что пустила козла в огород!

7. Ноябрь 2005 года. Благодаря штурману экипажа Валентину Шабанову, мои воспоминания — «К-19: сигнал SOS» напечатаны в уникальном периодическом издании — «Морская газета» (Еженедельник, орган Лен. ВМБ и ВМУЗ в Санкт-Петербурге, №63—64, №67—68, ноябрь 2005 г.).

Газетный формат еженедельника вызвал сокращение текста воспоминаний. Редакция, не увидела в воспоминаниях «крамолу», изъяла лишь незначительные эпизоды, сохранила главное в тексте: выход из строя передатчика «Искра», поиск радиосети для передачи сигнала бедствия, применение нестандартного способа передачи сигнала SOS.

Валентин Шабанов сообщил в письме: «Общий отзыв о ней (статье) — более чем положительный». Для меня такая оценка — высший балл: оценку дали подводники С-Петербурга.

8. 2006 год. Воспоминания вошли в книгу Памяти — «К-19: События, документы, архивы, воспоминания» (г. Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006 г.).

Составители книги — члены экипажа командир БЧ-2 Ю.Ф.Мухин и электрик Б.Ф.Кузьмин из моих воспоминаний на стр. 66, после слов «…передача не состоялась» исключили нижеследующий текст:

«Как командир БЧ-4 я доложил в ЦП: «Передатчик «Искра» вышел из строя, БЧ-4 приступила к поиску и устранению неисправности».

Связь — дело тонкое, а где тонко, там и рвется. Худшие опасения мои и радистов, ожидания того, что передатчик «Искра» когда-нибудь «проявит» себя с худшей стороны, подтвердились.

В последний год во время «проворачивания механизмов» (ежедневная проверка работоспособности всех приборов и систем корабля) радисты неоднократно обнаруживали ненормальность в работе передатчика «Искра», неисправность появлялась и исчезала, не подчиняясь какой-либо закономерности, ее невозможно было повторить и устранить.

Много раз я, находясь в радиорубке, наблюдал за действиями радистов и работой передатчика, пытался понять причину сбоя, но дефект не проявлялся. Скрытый, он же — пропадающий, он же — самоустраняющийся дефект — худший из дефектов в радиоэлектронной аппаратуре. Аппаратура, имеющая такую неисправность, согласно действующим документам на поставку военной техники, недопустима к эксплуатации на кораблях ВМФ и подлежит замене.

После неоднократных докладов командованию «К-19» и Флагманскому связисту соединения были вызваны представители завода — изготовителя передатчика «Искра». Во время трехдневных проверок скрытый дефект не проявился. Представители уехали, а мы остались с тем, что имели: со скрытым дефектом и недоверием к передатчику, к тому же еще и виновными в вызове представителей.

И вот, в самый напряженный момент, когда на АПЛ — авария реактора, передатчик «Искра» вышел из строя! Мнения радистов — это тот же дефект, так же «опали» стрелки индикаторов передатчика, вместо еле слышимого, как шорох, звука — резкий щелчок, вспышка пробоя и отключение ВН.

Стало обидно и горько, что не смог ранее выявить, доказать другим наличие пропадающего дефекта, но для переживания времени нет: АПЛ далеко от Берега, на ней — угрожающая аварийная обстановка, а тот или другой дефект — значения не имеет, необходимо срочно отремонтировать передатчик и установить связь с Берегом.»

Исключенный текст составители заменили одной фразой: «Необходимо было срочно отремонтировать передатчик и установить связь с Берегом.»

Далее составители дали три абзаца моего текста:

«Для меня и радистов Николая Корнюшкина, Юрия Пителя, Виктора Шерпилова наступил момент испытания, который растянулся на долгие часы напряженной работы, часы надежд, ожиданий и разочарования.

До базы — 1500 миль (2800 км), чтобы преодолеть это расстояние при скорости в 10 узлов, необходимы 6 суток хода, а сможет ли такую скорость развить аварийная АПЛ? Кроме того, экипаж будет постоянно находиться в условиях воздействия радиации. Гибель экипажа — неминуема!

Командир АПЛ Н. Затеев принял решение идти обратным курсом на сближение с другими кораблями СФ, задействованными в учении.»

Затем, составители исключили нижеследующий текст:

«Уточню: в БЧ-4 вышел из строя комплекс приборов, состоящий из передатчика и устройства АВТ — передачи текста.

Прием на Узле Связи СФ — также автоматический, такой режим передачи-приема — новинка связной техники для лодок в 1961 году. Это — основной и единственный режим, обеспечивающий скрытую связь «К-19» с Узлом связи СФ.

В радиорубке имеется второй маломощный передатчик «Тантал», который можно использовать в телеграфном и микрофонном режимах для ближней связи. Однако схема связи его использование не предусматривает.

Под моим руководством радисты приступили к поиску неисправности. Осмотр, проверка режимов и техпараметров устройства АВТ-передачи текста и передатчика «Искра», настройка передатчика, осмотр и проверка сопротивления изоляции антенны «Ива» показали, что все исправно. Однако при их использовании в комплексе возникает пробой и отключение ВН. При настройке передатчика на антенну «Ива» обнаружили искрение с корпуса антенны на корпус лодки, появились сомнения в исправности антенны «Ива», дал указание перейти на антенну «Штырь» (правильно: антенна «Ван»).

Два часа работы на передачу в АВТ-режиме поочередно на две антенны полной и пониженной мощностью с перерывами для охлаждения передатчика и поиска неисправности не дали результата, несмотря на то, что иногда сеансы передачи проходили без сбоя.

Поясняю: радиограмма с ПЛ в адрес Узла Связи СФ передается до тех пор, пока он не подтвердит ее получение передачей в адрес ПЛ радиограммы-квитанции.

Узел Связи СФ в наш адрес ничего не передавал, следовательно, наши передачи в АВТ-режиме не достигли Берега.

После 8—00 час. поступила радиограмма №3 из 115 цифровых групп и приказ на ее передачу. Сеанс передачи этой радиограммы в ТЛГ-режиме, т.е. от руки радиста, на антенну «Ива» прервался на 90-й группе, возник сбой. Решил: передатчик выключить, включить и продолжить передачу с 90-й группы, что и сделали.

После перерыва для охлаждения передатчика «Искра» сеанс передачи на антенну «Штырь» (правильно: антенна «Ван») прервался на 100-й группе. Передачу закончили аналогично. Узел Связи СФ не услышал нас и в ТЛГ-режиме, квитанций нет.

Возникшие неисправности в передатчике «Искра» и антенне «Ива» лишили «К-19» основного канала передачи. В организации связи и техническом оснащении лодки резерва нет!»

Далее, на стр. 67 напечатан мой текст: " А время течет неумолимо…»

Ю.Ф.Мухин и Б.Ф.Кузьмин в обращении «От составителей» сказали читателям: «перед вами — правда «из первых рук». Моя Правда им не понравилась. Почему? Объяснение простое: в воспоминаниях Н.В.Затеева и В.Н.Енина нет доклада командира БЧ-4 в ЦП о выходе из строя передатчика «Искра», нет и строк о скрытом дефекте в передатчике, а есть жвачка изолятора антенны и замалчивание истинной причины потери дальней связи К-19 — выход из строя передатчика «Искра».

Вот и постарались составители книги Памяти Ю. Ф. Мухин с Б.Ф.Кузьминым причесать мои воспоминания под воспоминания командиров и скрыть выход из строя передатчика «Искра».

9. 2007 год. Воспоминания под названием «Как удалось передать сигнал бедствия. История, рассказанная капитаном 2-го ранга в отставке Робертом Лермонтовым» вошли в главу — «Хиросима» Северного Флота» книги Н.А.Черкашина «Чрезвычайные происшествия на советском флоте» (Москва, «Вече», 2007).

А ранее было мое письмо Н.А.Черкашину:

Уважаемый Николай Андреевич!

К Вам обращается Лермонтов Роберт Алексеевич, кап. 2 ранга в отставке, член 1-го экипажа АПЛ К-19, на которой 4 июля ¹ 1961 года в Северной Атлантике во время учения «Полярный Круг» одновременно произошли два ЧП: авария атомного реактора и выход из строя средств связи.

Рост температуры реактора с угрозой теплового и атомного взрыва, радиация и отсутствие связи поставили экипаж в крайне тяжелое положение — в атомную и радиационную западню, из которой экипаж вышел собственными усилиями и с помощью подошедших ПЛ.

Вам — автору повести «Хиросима» всплывает в полдень» известна аварийная обстановка на терпящей бедствие К-19, героические действия аварийных групп, предотвративших взрыв реактора.

В 1961 г. на К-19 я исполнял обязанности командира БЧ-4 и РТС и отвечал за связь. АПЛ К-19 в походе имела типовую для одиночного плавания организацию (схему) связи — связь лишь с Узлом связи СФ (ФКП).

Мощный передатчик «Искра» и антенна «Ива» вышли из строя, а маломощный передатчик «Тантал» не мог перекрыть расстояние до Узла, и связь К-19 распалась, как карточный домик. По той же причине стала невозможна передача сигнала оповещения об аварии в радиосети АСС СФ, а судов АСС в удаленном районе не было.

Кто — то по скудоумию не предусмотрел запасной вариант связи передатчиком «Тантал»: достаточно было предусмотреть (направить) в удаленном районе корабль-связи или передать его функции на корабль — участник учения по совместительству.

Считаю: организация связи, маневры надводных кораблей и подводных лодок, перемещения судов АСС и вспомогательных судов должны обеспечивать выполнение не только главной задачи учения, но и исключить потерю связи, гибель людей и кораблей. На то оно — Учение!

К 4 июля 1961 г. К-19 прошла Датский пролив, её одиночное плавание закончилось: она — активный участник «игры», как ракетоносец сил «Белых», а дизельные ПЛ и надводные корабли — силы «Красных», связь между «противниками» не предусмотрена даже в случае ЧП, потому К-19, находясь в океане среди дизельных ПЛ, терпит бедствие и не может установить связь с ними.

Мне и радистам пришлось немало поломать головы, чтобы «влезть» в чужую радиосеть для передачи сигнала SOS.

Дизельные ПЛ, находящиеся рядом — в «завесах», определили наш выбор. Связь с ними могла бы обеспечить радиосеть «Тактического взаимодействия ПЛ», но она не действовала 04.07.61 г. Кроме того, нам не были известны позывные дизельных лодок, а им — наш позывной.

Решение было найдено: использовать передатчик «Тантал» в качестве 2-го Узла связи СФ, присвоить себе позывной Узла, сигнал SOS передавать в зашифрованном виде, шифрограмме присвоить адрес — «Всем ПЛ».

Примененный способ обеспечил успех передачи, наш сигнал на ПЛ С-270 Ж. Свербтлова был принят в первые минуты нашей передачи, на ПЛ С-159 Г. Вассера — время не известно. Подход 2-х ЭС-ок спас экипаж К-19 из радиационной западни.

О событиях в рубке радистов я написал статью — «К-19: сигнал SOS», где впервые рассказал о нестандартном способе передачи сигнала SOS.

Первый вариант статьи напечатан в журнале «Наш современник» №7 за 2004 г. с большими сокращениями, при этом редакция сократила главное — способ передачи сигнала SOS, первая попытка издания статьи оказалась неудачной.

Второй вариант статьи, дополненный ЧП, которые произошли с К-19 в Баренцевом море в апреле 1961 г., напечатан в ноябре 2005 г. в еженедельнике «Морская газета» (С-Петербург №63—64, 67—68) с сокращениями.

Валентин Шабанов — штурман 1-го экипажа сообщил в письме: «Общий отзыв о ней (статье) — более чем положительный». Для меня такая оценка — высший балл: оценку дали подводники С-Петербурга.

Вся история К-19, на которой ЧП следовали одно за другим, а экипажи мужественно преодолевали их, теряя друзей — сослуживцев в крупных авариях, — уникальна.

История К-19 заслуживает внимания не только кинематографистов США, создавших кинофильм «К-19. Оставляющая вдов», но и СМИ России.

4 июля ¹ с.г. исполняется 45 лет со дня трагических событий на К-19, в Москве, вероятно, состоится «Большой сбор» оставшихся членов экипажа на тризну по погибшим и рано ушедшим сослуживцам. Быть может, сбору уделят внимание: ТВ — минутным сюжетом, новостные издания — парой строк.

Было б неплохо, если б в печати появилась подборка материалов, которая даст читателю целостную картину событий на терпящей бедствие К-19, в составе: а).Ваша повесть «Хиросима» всплывает в полдень». Вы с потрясающими подробностями описали аварии 1961 и 1972 годов, героизм и мужество экипажей. Повесть после длительных поисков прочел лишь в 2004 году, все знакомые, кому давал почитать повесть, сняли для себя ксерокопии, тираж в 20000 экз. — мал.

б). Моя статья «К-19: сигнал SOS. в). Статья Ж. Свербилова «ЧП, которого не было…».

Если Вы одобряете мою идею, я вышлю в Ваш адрес свою статью и статью Ж. Свербилова.

Желаю здоровья и творческих успехов. С уважением.

29.01.2006. Р. Лермонтов.

Зная недостатки повести «Хиросима», я похвалил её ради издания воспоминаний моих и Ж. Свербилова. Кроме того, меня интересовал вопрос: как поведет себя Н.А.Черкашин? Мои воспоминания в вопросе передачи сигнала SOS опровергают не только его сочинения, но и всё ранее изданное в СМИ с подачи Н.В.Затеева. Реакция Черкашина — в, изданной им, книге «ЧП на советском флоте», (о чем ниже).

В ответ получил бандероль с письмом и книгой.

Дорогой Роберт Алексеевич!

Получил Ваши замечательные, очень интересные и содержательные воспоминания.

Если не возражаете, я опубликую их в ближайшем сборнике «Совершенно секретно». Вам большой привет от экипажа К-19, с которым я только что общался на вечере, посвященном 100-летию подводного флота.

Есть ли у Вас электронная почта и есть ли у Вас электронная копия Вашей статьи? Мы бы наладили более оперативный обмен нашими «РДО». Обнимаю Вас.

Москва, 16.03.2006. Ваш. Н. Черкашин.

Книга Николая Черкашина «Взрыв корабля» (Москва, 2005) — с дарственной надписью автора.

Доброжелательное письмо и подарок вселили уверенность: статья будет издана в сборнике «Совершенно секретно» в ближайшее время. Оставалось лишь — ждать. И… дождался сюрприза!

Передо мною на столе книга Н.В.Черкашина «ЧП на советском флоте» (Москва, «Вече», 2007).

Текст главки «Торпедировать К-19 буду сам…», входящий в главу «Хиросима» северного флота», повторяет текст первой части повести «Хиросима» всплывает в полдень», изданной Н.В.Черкашиным в 1993 году, потому на стр. 10, 14 и 15 книги знакомые строки:

«Одна беда не приходит. Радисты не могут связаться с Москвой. Подо льдами раскололи изолятор и залили антенну… Велел врубить аварийный передатчик, и тот посылал сигнал SOS на международной частоте …Но никто не откликался…. Не буду говорить, что я испытал, когда сигнальщик доложил, что видит цель и цель эта — наша дизельная подводная лодка,… Вскоре подошла и вторая. Обе услышали наш SOS и покинули завесу на Фареро — Исландском рубеже без приказа. Командиры этих „эсок“ Гриша Вассер и Жан Свербилов пришли сюда на свой страх и риск…»

Несмотря на то, что я выслал Н.В.Черкашину свои воспоминания и сообщил в письме радиосеть и нестандартный способ передачи сигнала SOS, он перенес в главку «Торпедировать К-19 буду сам…» фразу: «Велел врубить аварийный передатчик, и тот посылал сигнал SOS на международной частоте…», т.е. повторил ошибку, ранее напечатанную им в «Хиросиме» 1993 года.

Такой передачи не было и не могло быть, а была — нестандартная передача сигнала SOS, её и приняли радисты лодок «С-270» и «С-159».

Фраза — «Велел врубить аварийный передатчик, и тот посылал сигнал SOS на международной частоте…» является ложью, об этом свидетельствую я — командир БЧ-4 К-19, непосредственный руководитель и участник передачи сигнала SOS. Н.А.Черкашин не только повторил эту фразу в главке «Торпедировать К-19 буду сам…», но и утвердил её путем изъятия и подтасовки текста в моих воспоминаниях (о чем ниже).

10. Мои воспоминания в книге «ЧП на советском флоте» Н.А.Черкашин назвал — «Как удалось передать сигнал бедствия. История, рассказанная капитаном 2-го ранга в отставке Робертом Лермонтовым» и поместил на стр. 34—57.

Мне бы читать и радоваться: мои воспоминания, пусть под другим названием, попали в книгу известного писателя — мариниста! Радость была краткой, оборвалась на стр. 44 книги. Мой текст изменён! Заменён мешаниной из моих фраз и фраз отсебятины автора — издателя. О таком издании моих воспоминаний мы не договаривались!