Оглавление

Светлой памяти моей дорогой мамочки, Иды Тарасовны Нерсесовой, скончавшейся во сне (!) за пять дней (!) до своего 95-летия…, очень достойно прошедшей столь долгий жизненный путь (коллективизация, индустриализация, ВОВ — труженица тыла (лесоповал, лесосплав), хрущевский волюнтаризм, брежневский «застой», горбачевская «перестройка» и… все остальное), свыше полувека работавшей руководителем самого большого отдела ГМИИ им. А. С. Пушкина до 87 лет (!), посвящаю…

Человек растет с детства.

(древнеперсидская поговорка)

Мы живем один раз, но если жить правильно,

то одного раза достаточно…

(древнеперсидская поговорка)

«Не дай нам бог жить в эпоху перемен»

(древневосточная мудрость)

Все дело в мгновении: оно определяет жизнь

(Кафка)

Мой долг передать все, что мне известно,

но, конечно, верить всему не обязательно…

(Геродот)

Свет показывает тень, а правда — загадку

(древнеперсидская поговорка)

«Мысль любит тишину»

(сугубо авторское «оценочное» суждение)

Так говорил [либо ему (им) это приписывают!?] Наполеон о «героях» этой книги или, они — о «нем», либо… о «себе любимых»:

«Сержант бель-жамб» (по-фран. — Sergent Belle-Jambe) или «сержант с… красивыми ногами» либо «сержант — красивая ножка» (сослуживцы по армии о Бернадотте)

«Передайте им, что я тот же, кто когда-то был маршалом Франции, а теперь всего лишь король Швеции…» (Бернадотт на известие о смерти Наполеона)

«… я могу обвинять его лишь в неблагодарности, но не в измене» (Наполеон о Бернадотте)

«… им владели личные соображения, глупое тщеславие, всевозможные низкие страсти» (Бонапарт о Бернадотте)

«Я не могу нахвалиться генералом Бернадоттом и Неем, которые ежедневно доставляют мне все новые доказательства своих талантов и отваги… Я счастлив, что предоставил им посты, которые они занимают» (генерал Клебер — генералу Журдану о Бернадотте)

«Я полагаю, что Бернадотт и Моро будут против меня. Но я не боюсь Моро. Он предпочитает военную, а не политическую власть. Он будет с нами, если мы пообещаем ему командование. Но вот Бернадотт… В его жилах течет южная кровь. Он дерзкий и предприимчивый. Он не любит меня. И я уверен, он будет против. С его амбициями он способен на все. Кроме того, его ничем не соблазнишь. Он хитер и коварен…» (Бонапарт о Бернадотте).

«Я не обещал ему любви, но я обещал ему лояльную поддержку и я сдержу свое слово» (Бернадотт м-м Рекамье о Бонапарте)

«Я все больше убеждаюсь, что самые лучшие люди — это те, которых я воспитал сам! Я доволен Мюратом, Ланном, Даву, Сультом и Мармоном, но не… Вами!» (На самом деле, ни Даву, ни Сульт никогда не были «воспитанниками» Бонапарта — авт. Я.Н.) (Бонапарт — Бернадотту)

«Вас нужно отдать под трибунал и расстрелять!» (Наполеон — Бернадотту)

«Если бы Бернадотт пришел в Эйлау, я бы выиграл битву!» (Наполеон после эйлаусского побоища)

«Я отстраняю вас от командования корпусом, которое вам не по силам! Уйдите с поля боя! Я даю вам сутки на то, чтобы навсегда покинуть ряды французской армии!» (Бонапарт после сражения при Ваграме — Бернадотту)

«Ну что же, идите, и пусть с нами случиться то, что случится» (Бонапарт при расставании с Бернадоттом)

«Прочь, изменник! Прочь, вероломный!» (парижане — Бернадотту весной 1814 г.)

«Это был самый великий полководец со времен Юлия Цезаря!» (Бернадотт о смерти Бонапарта)

«Жена императора» (фр. La Femme de l’Empereur) (cолдатское прозвище Бертье)

«… чем-то похожим на дружбу» (Наполеон о своих отношениях с Бертье)

«Никто другой, возможно, не смог бы заменить его» (Наполеона о Бертье)

«Милостивый государь, Бертье направил бы сто гонцов!» (Наполеон — Сульту, когда тот доложил, что послал одного гонца к Груши в ходе битвы при Ватерлоо с приказом немедленно спешить на помощь Бонапарту)

«Надо было делать прямо противоположное тому, что вы сделали» (Наполеон — Бертье в начале Австрийской кампании 1809 г.)

«Помните, что однажды окажется очень здорово быть вторым человеком после Бонапарта» (Бертье о Бонапарте)

«Служить под его началом было бы чудесно!» (Бертье сразу после знакомства с Бонапартом)

«А мы, кажется, собираемся делать историю!» (Бертье — Массена в самом начале блистательной Итальянской кампании Бонапарта 1796 г., после первых искрометных побед)

«Никогда я не видел такой страсти, как у Бертье к мадам Висконти» (Бонапарт о любви Бертье)

«Что толку от полутора миллионов моей ежегодной ренты, прекрасного особняка в Париже и огромного поместья, если я вынужден переносить танталовы муки? Я умираю здесь, и последний солдат в армии счастливее меня» (Бертье — после того как Бонапарт оставил его в Сморгони, а сам помчался в Париж)

«Бертье — одна из моих ошибок» (высказывание Бонапарта на о-ве Св. Елены)

«Что касается Бертье, с тех пор как вы со мной, вы видите, что он собой представляет — он болван, тупица» (Бонапарт — своему секретарю Бурьенну о работе Бертье в 1796 г.)

«Я знаю, что вы ничего не стоите, но, к вашему счастью, другие этого не знают». (Наполеон — Бертье в конце катастрофической Русской кампании 1812 г.)

«Вот прекрасная пуля, Бессьер! Она заставила плакать мою гвардию» (Bessieres, voila un beau boulet! Il a fait pleurer ma Garde) (Наполеон — Бессьеру после того как рикошетное ядро сбросило его с седла во время Ваграмского побоища)

«Вот ядро, которое заставило плакать мою гвардию» (Наполеон — Бессьеру после того как рикошетное ядро сбросило его с седла во время Ваграмского побоища)

«Вам повезло Жан, ядра — не бомбы: им не свойственно взрываться…» (Наполеон — Бессьеру после того как рикошетное ядро сбросило его с седла во время Ваграмского побоища)

«Бессьер жил как Байярд, а умер, как Тюренн!» (Наполеон о потере Бессьера)

«Бесьер погиб самой прекрасной смертью, избежав страданий» (Наполеон в прощальном письме вдове Бесьера)

«Это чтиво для обделенных мужской лаской дамочек!» (Бонапарт — Бессьеру, заметив что тот увлекается «дамским чтивом» в ходе морского путешествия в Египет)

«… Герой Плутарха» (супруга генерала Жюно, герцогиня д’Абрантес о Бессьере)

«Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии не хватит мужества…» (гасконец Бессьер — на гасконскую браваду «короля храбрецов» Мюрата о том, что он с гвардией отбросит русских от Малоярославца и откроет дорогу на юг России)

«Я вышел из их рядов, и никогда не должен об этом забывать» (Бессьер о гвардии)

«Смерть приближается к нам…» (Бонапарт о смерти Бессьера)

«Это наша судьба… Это красивая смерть…» («Храбрейший из храбрых №2» маршал Ней о смерти Бессьера)

«Спаситель Батавской Республики» (Le sauveur de la Rеpublique Batave) (прозвище Брюнна)

«Ах, Брюн! Если бы сражались перьями, то вы стали бы знаменитым генералом!» (одна из паржских прелестниц — Брюнну)

«Бой был упорный. С той и другой стороны чувствовалось понимание важности победы… Генерал Брюн, впоследствии маршал Франции, командовавший бригадой в дивизии Массена, вел себя здесь с величайшей доблестью» (Бонапарт о Брюнне после боя под Тальяменто с войсками эрцгерцога Карла)

«Брюн имел известные заслуги, но в общем был скорее генералом трибуны, нежели внушающим страх воином» (Наполеон о Брюнне, уже будучи на острове Св. Елены)

«Он провел кампанию умно» (Бонапарт о том, как Брюнн отстоял Батавскую республику осенью 1799 г.)

«Красное солнышко» (Le Beau Soleil) (солдатское прозвище маршала Виктора)

«Вы утомились! В 48 лет! Я отлично понимаю, что вы предпочитаете спать в своей мягкой кровати, а не на бивуаке! Вы нуждаетесь в отдыхе?! Хорошо, я вам его предоставлю!» (Бонапарт — Виктору после сражении при Монтеро [6 (18 февраля)] 1814 г.)

«Железный маршал» (прозвище Даву)

«Marshall Wuth» (по-нем. — «Свирепый маршал») и «Робеспьер Гамбурга» (прозвища Даву, данные ему жителями Гамбурга в 1813 г.)

«… один из самых славных и чистых героев Франции» (Наполеон о Даву)

«Он (Даву — Я.Н.) развеял по ветру 60 тысяч пруссаков» (Наполеон после победы Даву при Ауэрштадте)

«Битва при Ауэрштедте — один из прекраснейших дней в истории Франции. Я обязан этим днем храбрецам III-го корпуса и их командующему, и я рад, что это были вы!» (Наполеон — в своем письме Даву)

«Государь, мы — ваш десятый легион. Всегда и везде мы будем для вас тем, чем для Цезаря был 10-й легион» (Даву — Наполеону после победы при Ауэрштедте)

«Храбрецы умрут здесь, а трусы отправятся подыхать в Сибирь!» (Даву своим солдатам в битве при Эйлау)

«Вот увидите, Даву выиграет мне и эту битву!» (Наполеон — о Даву перед битвой при Ваграме)

«Король прусский, император австрийский — государи Божией милостью, а вы, если и король, то единственно по милости Наполеона и пролитой французской крови!» (Даву — Мюрату после того как Наполеон отбыл из Сморгони в Париж)

«Я убежден, что Даву меня любил, но не так, как Францию» («Je croyais que Davout m’aimait, mais il n’aimait que la France». ) (Наполеон о Даву на о-ве Св. Елены)

«Ваш Бонапарт не хочет немедленно уехать, но мы хотим избавиться от него. Его присутствие стесняет нас. Он нам надоел. Если он надеется, что мы снова позовем его, то он заблуждается. Нам он больше не нужен. Передайте ему от меня, чтобы он убирался. И если он не уедет немедленно, то я прикажу арестовать его!» (Даву — адъютанту Наполеона, Флао, после Ватерлоо)

«Отец-призывников» (Le pеre-conscrit) и «Победитель Флерюса» (Le vainqueur de Fleurus) (прозвища Журдана)

«Передайте мое неудовольствие маршалу Журдану, отстраните его от всех должностей и прикажите ему удалиться в свой деревенский дом, где он будет пребывать без выплаты жалованья, пока не отчитается передо мной за кампанию» (реакция Наполеона на проигрыш Журданом Веллингтону битвы при Виттории в 1812 г.)

«Это был, несомненно, один из тех, к кому я очень плохо относился; а потому было бы естественно предположить, что он будет в высшей степени настроен против меня; но я с удовольствием услышал о том, что он повел себя с величайшей сдержанностью с момента моего падения. Он продемонстрировал благородство ума, которое отличает человека, и это делает честь его характеру. Однако он был настоящим патриотом и это объясняет многое». (Бонапарт, будучи о-ве Св. Елены о Журдане)

«Да он и так обладает титулом, гораздо более значимым, чем мой. Ведь мне не пришлось выиграть сражение, которое спасло Францию!» (Наполеон о Журдане)

«Нестор армии» (Le Nestor des armеes) и «Герой Вальми» (Le hеros de Valmy) (прозвища Келлермана)

«Да здравствует нация!» (призыв Келлермана своим солдатам в битве при Вальми)

«Келлерман был доблестный солдат, чрезвычайно энергичный, имел много ценных качеств, но был совершенно лишен способностей, необходимых для главнокомандующего…» (Наполеон о Келлермане)

«Роланд Итальянской Армии» (Le Roland de l, Аrmеe d, Italie), «Французский Аякс» (фр. l’Ajax français) и «Ахиллес Великой армии» (фр. l’Achille de la Grande Armée) (прозвища Ланна)

«У Ланна мужество было сильнее разума; но разум просыпался каждый день, чтобы восстановить равновесие; я нашёл его пигмеем, а потерял гигантом» (Наполеон о Ланне)

«Это не та война, которую нам приходилось вести до сих пор» (Ланн — Наполеону о войне на Пиренейском п-ве)

«Это мое последнее сражение» (Ланн — своим адъютантам перед битвой при Асперне-Эсслинге, где его смертельно ранило)

«Ланн, друг мой, узнаешь ли ты меня? Это я… император… твой друг Бонапарт… Мы спасем тебя…» (Наполеон — смертельно раненному Ланну)

«После того как я была женой маршала Ланна, я не могу принадлежать никому другому» (Вдова Ланна о том, почему она больше не вышла замуж)

«Ланн был храбрости необычайной. Оставаясь совершенно спокойным в огне, он обладал замечательным глазомером, и ни одна случайность, которой можно было бы воспользоваться, он него не ускользала. Военные дарования его были необыкновенны, и как военачальник он был неизмеримо выше Моро или Сульта» (Бонапарт о Ланне)

«Трудно, даже невозможно быть более отважным, чем Мюрат и Ланн. Мюрат так до конца и остался только храбрецом. В то время как ум Ланна стремительно возвысился до его отваги, и он стал гигантом» (Наполеон о Ланне)

«На поле боя в глазах солдат их командиры должны выглядеть так, как если бы они собрались на свадьбу» (Ланн — о своей любви к парадной форме во время боя)

«Те, кто утверждал, что никогда не испытывал страха, лгуны или слабаки» (Ланн)

«Этот замухрышка не будет доволен, пока нас всех не перебьют! Всех до последнего!» (Лефевр о Наполеоне в ходе Французской кампании в 1814 г.)

«Настоящий гренадер. Дитя природы. Он всем был обязан своему природному уму, выдающейся храбрости, простодушию и веселому характеру. Он умел внушать к себе любовь солдат и смело водил их прямо на вражеские позиции — вот его главное достоинство» (Наполеон о Лефевре)

«В его корреспонденции видно такое слабоумие, что я ничего не могу из нее понять»… (Наполеон о Лефевре)

«Человек изо льда» (прозвище Макдональда)

«Какой храбрец!» (Наполеон о Макдональде во время Ваграма)

«Битва проиграна по вине одного человека — меня!» (реакция Макдональда на проигрыш им сражения при Кацбахе Блюхеру)

«Я столько сделал для других, которые бросили и предали меня, а вы, ничем мне не обязанный, остались мне верны. Я слишком поздно оценил вашу преданность и искренне сожалею, что могу выразить вам признательность лишь на словах» (прощальные слова Наполеона Макдональду)

«Я помню все, что вы сделали для меня, но не могу отблагодарить вас так, как мне хотелось бы. Думаю, эта награда будет вам приятна. Сохраните ее в память обо мне и моих дружеских чувствах к вам». (слова Бонапарта — Макдональду во время прощания с ним и памятного презента старинной турецкой сабли, доставшейся ему в Египте от Мурад-бея)

«Сир, я буду хранить эту саблю до конца моих дней. И если когда-нибудь у меня родится сын, то это будет самая прекрасная вещь, которую он унаследует от меня» (слова Макдональда во время его последней встречи с Бонапартом)

«Очень умно говорит о войне», но «оказывается хуже, чем посредственностью, когда надо действовать» (Наполеон о Мармоне)

«Пока Наполеон говорил „все для Франции“ — я служил ему с энтузиазмом. Пока он говорил: „Франция и я“ — я служил ему с рвением. Пока он говорил „я и Франция“ — я служил ему с преданностью. Только тогда, когда он стал говорить „я“ без Франции — наши пути разошлись» (Мармон — в своих мемуарах об его отношении к Бонапарту)

«Мы были побеждены из-за двух человек: Ожеро и Мармона. Оба они перешли на сторону врага, предав наши лавры, свою страну, своего сюзерена и благодетеля» (Наполеон о Мармоне)

«Было несколько человек, которых я чересчур возвысил, подняв их выше уровня, соответствующего их уму» (Наполеон о Мармоне)

«Меня предал человек, с которым я делился куском хлеба, которого я был вправе называть своим сыном, своим ребенком, своим созданием…» (Наполеон о Мармоне)

Он кончит, как Иуда» (Наполеон о Мармоне)

Предисловие

Не секрет, что главное наследие Наполеона Бонапарта это его военные кампании и сражения — выигранные и проигранные. О них написанные тысячи тысяч книг. А вот доступной и интересной литературы о его маршалах, все же, меньше.

…Между прочим, 8 мая 1804 г. Первый консул генерал Бонапарт стал императором и учредил титул «маршал империи». Именовать маршалов наполеоновской эпохи маршалами Франции неправомочно (как делают это, к сожалению, отечественные энциклопедические издания). Кроме того, маршал империи — не высшее воинское звание, а высший титул, ибо Наполеон не хотел создавать в государстве закрытую касту военных. Вместе с тем, все наполеоновские маршалы, условно пользуясь классической со времен римской армии терминологией, были ближайшими помощниками полководца — легатами, т.е. командирами легионов (во времена Наполеона — армейских корпусов). В случае необходимости в римской армии легаты, (как и маршалы Бонапарта) должны были брать на себя руководство боем не только отдельного фланга (крыла), всей конницы, но и, в крайнем случае, всей армией. Недаром, Наполеон считал что «у хорошего генерала ум и военный талант должны соответствовать силе характера и отваге, причем вкупе эти четыре качества должны составлять как бы квадрат, все стороны которого, естественно, одинаковы»…

Вас ждет «плавание» по «бурным волнам» перипетий ярких и не всегда однозначных судеб Вечной Славы французского оружия — абсолютно всех 26 наполеоновских маршалов: 13 — в первой книге и столько же — во второй. Более того, Вы познакомитесь и с теми из французских генералов, кто не успел им стать при Бонапарте или с теми, кто мог, но так и не стал (погиб или по др. причинам) либо с теми, кому все же посчастливилость стать обладателем заветного маршальского жезла, но уже после Реставрации Бурбонов!

Кроме того, поскольку в их судьбах было немало «шероховатостей», то имеет смысл предложить широкой публике все оказавшиеся автору доступными варианты и версии их биографий с вполне естественными «недосказанностями и неточностями» и прочими «белыми пятнами и черными дырами»…

Итак, Вы открыли еще одну книгу о маршалах времен эпопеи генерала Бонапарта (Тулон, 1793 — Ватерлоо, 1815), вернее, ее первую часть — от Бернадотта до Мармона, двух крайне неоднозначно оцененных историей военачальников той богатейшей на полководческие таланты поры.

И… не только!

Присовокупим к ним еще и французских адмиралов (речь о них пойдет во второй книге) той очень бурной на события эпохи, когда почти вся Европа и прилегающие к ней (порой, и дальние) морские акватории, представляли собой одно громадное поле боя, окутанное густым пороховым дымом и обильно политое кровью сотен тысяч бойцов всех народов и народностей…

Начнем — «издалека»…

Принято считать, что маршалы королевской Франции (или Старого Режима) особой роли в ходе революционных и наполеоновских войн не сыграли, кроме, пожалуй, Люкнера, чья судьба оказалась трагична.

Впрочем, судите сами!?

Вот очень краткое изложение их биографий.

Маршал Франции (13 июня 1783 г.), принц де Бово (1754 г.), принц де Краон (1783 г.) Шарль-Жюст Бово-Краон, (10 сентября 1720 г., Люневилль — 21 мая 1793 г. Сен-Жермен-ан-Лэ, в возрасте 72 лет) происходил из семьи принца Марка де Бово-Краон (1679—1754) и его супруги графини Анны-Маргариты де Линьвиль (1686—1772), в возрасте 18 лет поступил волонтёром на военную службу, участник Войны за Австрийское наследство 1740—48 гг., в 1742 г. отличился при осаде Праги.

Маршал Франции (16 декабря 1759 г.), фельдмаршал российской службы (1797 г.), герцог де Брольи Виктор-Франсуа де Брольи (19 октября 1718 г., Париж — 30 марта 1804 г., Мюнстер, в возрасте 85 лет) родился в семье маршала Франции Франсуа-Мари де Брольи (1671—1745), в возрасте 15 лет поступил на военную службу, сражался под знаменами маршала Мориса Саксонского, участник Семилетней войны (1756—63) под командой маршала д`Эстре и принца де Субиза, участвовал в битве при Россбахе и под Гессеном, за победу в сражении при Бергене 9 мая 1759 г. стал князем, за сражение при Миндене 16 декабря 1759 г. получил чин маршала Франции, после революции служил в корпусе принца Конде, затем оказался на британской и русской службе, где в 1797 г. стал фельдмаршалом.

Маршал Франции (1816 г.), барон де Виомениль, маркиз де Виомениль (1817 г.), Шарль-Жозеф-Гиацинт Виомениль (22 августа 1734 г. Рюппе — 5 марта 1827 г. Париж, в возрасте 92 лет) происходил из семьи барона де Бельпюра и его супруги Марии-Анны де ла Валле де Разекур, в возрасте 13 лет поступил на военную службу, участник войны за Австрийское наследство (1741—48 гг.) сражался при Лауфельде и при взятии Бергена, Семилетней войны 1756—63 гг., в 1768 г. командовал пехотной бригадой при захвате родины «генерала Бонапарта» острова Корсика, участвовал в Войне за Независимость Североамериканских колоний (США) вплоть до заключения Версальского договора в 1783 г, затем в рядах армии принца Конде принимал участие в кампаниях 1792—93 гг. против Революционной Франции, в 1798 г. был принят на российскую службу с чином генерал-лейтенанта и назначением командующим российской армии на территории Литвы, занимался подготовкой русского экспедиционного корпуса (1.7 тыс. чел.), предназначенного для высадки во Франции с британских островов Джерси и Гернси, возвысился после падения Наполеона, а после Второй Реставрации в 1816 г. и вовсе стал маршалом Франции.

Маршал Франции (1783 г.), маркиз де Кастри, барон де Лангедок, граф де Шарлю, барон де Кастельно и Монжюве, сеньор де Пюилоран и Лезиньян Шарль-Эжен-Габриэль де ла Круа Кастри (27 февраля 1727 г. Париж — 11 января 1801 г. в Брауншвейге в возрасте 73 лет) происходил из семьи Жозефа-Франсуа де ла Круа де Кастри и его супруги Марии-Франсуазы де Леви де Шарлю, участник Семилетней войны (1756—63) — 5 ноября 1757 г. отличился в печально известном для французов сражении при Россбахе, где получил две раны, а 16 октября 1760 г. в сражении при Клостеркампе, где благодаря его хладнокровию не случилось поражения.

Маршал Франции (28 декабря 1791 г.) немецкого происхождения, барон (1778 г.), граф Дании (1784 г.), Николя́ (Никола́ус фон) Лю́кнер (12 января 1722 г., Кам, Бавария — 4 января 1794 г., Париж, Франция), родился в восточной части Баварии, то ли в семье трактирщика, то ли в аристократической семье (данные разнятся). Начальное образование получил у иезуитов в Пассау. Перед тем, как поступить на французскую службу, служил в баварской, голландской и ганноверской армиях, принимал участие в Семилетней войне (1756—63), сражаясь под знамёнами Фридриха II Великого против французов, отличился храбростью и военным талантом в сражениях при Варбурге и Крефельде, его выдающееся поведение в сражении 5 ноября 1757 г. при Россбахе обратило на себя внимание Версальского двора, по приглашению которого 20 июня 1763 г. перешёл на французскую службу с тем же чином генерал-лейтенанта. Люкнер сочувствовал идеям Французской Революции. 28 декабря 1791 г., по представлению Законодательного собрания, он получил от Людовика XVI высшее воинское звание маршала Франции, с 14 декабря 1791 г. по 7 мая 1792 г. занимал пост командующего Рейнской Армии, 26 февраля 1792 г. военный министр Нарбонн, отзываясь о маршале перед Ассамблеей, заявил, что «его сердце более французское, чем акцент» (Luckner a le coeur plus francais que l`accent). 19 мая 1792 г. — командующий Северной Армии, 19 июня 1792 г. захватил Менен, 20 июня — Куртрэ и Ипр, очистил Нидерланды от внешних врагов республики, но, не получив поддержки, вынужден был отступить на Валансьен. 12 июля 1792 г. заменил генерала маркиза Лафайета на посту командующего Армией Центра и вместе с последним посетил Париж, где выразил своё сочувствие королю Людовику XVI. После падения монархии 10 августа 1792 г. оказался внесён в списки «подозрительных», 17 августа 1792 г. был атакован 22-тысячным австрийским корпусом, но сумел опрокинуть их своей артиллерией. Несмотря на относительные успехи Люкнера, Национальный конвент настаивал на его замене Пьером Шодерло де Лакло — в первую очередь, знаменитым своими легендарными «Опасными связями», не единожды столь эффектно экранизированными (Стивеном Фрирзом и Милошом Форманом) в Голливуде в конце ХХ в. Его отстраняют от командования и 1 сентября 1792 г. переводят командующим Резервной Армии в Шалоне, 26 сентября 1792 г. отстранён от должности и вызван в Париж для отчёта в своём поведении. Не обладая полнотой власти над всеми вооружёнными силами страны, Люкнер — плохо говоривший по-французски «немецкий наёмник» — был заподозрен в измене. И хотя он сумел-таки оправдаться, но по приказу Конвента обязан был не покидать столицу. Во время якобинского террора был 26 октября 1793 г. его снова арестовали. Кавалер различных европейских наград, в том числе, российского орд. Св. Анны (1763 г.) предстал перед Революционным Трибуналом, был обвинён в соучастии в заговоре и приговорен к смертной казни. 4 января 1794 г. его гильотинировали в Париже. Ему был 71 год и 29 из них он отдал армиям разных европейских стран, дослужившись до маршала Франции за 28 лет службы в ее армии. Его имя выбито на Триумфальной арке площади Звезды в Париже. Более того, именно ему Руже де Лиль посвятил свою знаменитую песню Рейнской Армии (Chant de guerre pour l`armee du Rhin), известную как «Марсельеза» (La Marseillaise).

Маршал Франции (28 декабря 1791 г.), граф де Рошамбо Жан-Батист-Донатьен Рошамбо (1 июля 1725 г. Вандом — 10 мая 1807 г. Торе-ла-Рошетт в возрасте 81 г.) родился в семье маркиза Жозефа-Шарля де Рошамбо и его супруги Мари-Клер-Терезы Бегон, принимал участие в войне за Австрийское наследство (1740—48), в 1748 г. отличился при осаде Маастрихта, участвовал в Семилетней войне (1756—63), во главе Овернского пехотного полка отличился в экспедиции на Минорку и при осаде Магона, 16 октября 1760 г. ранен в сражении при Клостеркампе. В 1780 г. возглавил 6-тысячный экспедиционный корпус, направленный в Северную Америку для поддержки борьбы колониальной армии генерала Вашингтона против британских войск, 10 июля 1780 г. прибыл в Ньюпорт, где оставался в течение года, не рискуя отдаляться от французского флота, заблокированного англичанами в Наррагансетте. В июле 1781 г. двинулся в направлении графства Вестчестер навстречу войскам генерала Вашингтона и соединился с ним в Хартсдейле, где объединённые силы оставались с 4 июля по 19 августа 1781 г., разведывая возможности нападения на Манхэттен. Вместе с тем, понимая что Манхэттен слишком хорошо защищён, убедил генерала Вашингтона атаковать лагерь генерала Корнуоллиса в Йорктауне (Вирджиния). В сентябре 1791 г. объединённые силы генералов Вашингтона, Рошамбо и Лафайета блокировали Йорктаун, вынудив генерала Корнуоллиса капитулировать 19 октября. После возвращения во Францию в 1789 г. принял принципы Французской Революции, но придерживался умеренных позиций, 4 сентября 1790 г. возглавил Северную Армию, 28 декабря 1791 г. — маршал Франции, 15 июля 1792 г. вышел в отставку, не согласившись с планами военного министра генерала Дюмурье. Во время якобинского террора был арестован, но чудом избежал гильотины и получил свободу после падения Робеспьера. Примечательно, что его сын Донатьен-Мари-Жозеф Рошамбо (1755—1813) стал дивизионным генералом наполеоновской армии.

Маршал Франции (1783 г.), маркиз де Сегюр Филипп-Анри Сегюр — (20 января 1724 г. — 3 октября 1801 г. в возрасте 77 лет), родился в семье графа Анри-Франсуа де Сегюра (1689—1751) и его супруги Анжелики де Фруасси (1702—1785), в 15 лет поступил на военную службу, служил под командой своего отца в Италии и Богемии, в октябре 1746 г. был ранен в сражении при Руку во Фландрии, в 1747 г. потерял руку в сражении при Лауффельде. Во время Семилетней войны (1756—63) отличился в сражениях при Хастенбеке (1757 г.), Крефельде (1758 г. и Миндене (1759 г.), 25 декабря 1780 г. — военный министр, активно занимался организацией казарм и госпиталей, 22 мая 1781 г. издал ордонанс, запрещающий лицам недворянского происхождения занимать офицерские должности, в 1783 г. создал постоянный Генеральный штаб. В 1783 г. — маршал Франции, в сентябре 1787 г. вышел в отставку. Во время революционного Террора был арестован и помещён в тюрьму Ла Форс, а после освобождения проживал в крайней нищете, пока в 1800 г. Первый консул Бонапарт не пожаловал старому маршалу пенсион. Примечательно, что оба его сына оставили свой след в истории наполеоновской Франции: Луи-Филипп, граф де Сегюр (1753—1830), как дипломат и историк, а Жозеф-Александр-Пьер де Сегюр (1756—1805), литератор.

Маршал Франции (3 июля 1816 г.) 1-й герцог де Куаньи, маркиз дю Бордаж и де Ла Муссэ Мари-Франсуа-Анри Франкето де Куаньи (28 марта 1837 г., Париже — 18 мая 1821 г., там же, в возрасте 84 лет, похоронен на кладбище Пер-Лашез), родился в семье генерал-лейтенанта маркиза Жана-Антуана-Франсуа де Куаньи (1702—1748) и его супруги Марии-Терезы де Неве (1717—1778), в возрасте 15 лет вступил в роту Королевских мушкетёров, принял участие в Семилетней войне (1756—63), отличился при завоевании Ганновера и в сражении при Миндене, затем участвовал в сражении при Крефельде, молва приписывала ему любовную связь с королевой Марией-Антуанеттой, в 1791 г. эмигрировал из Франции, и участвовал в первых кампаниях монархической Европы против Республики. При Первой Реставрации возвратился во Францию, был награждён достоинством пэра Франции, а после Второй Реставрации 3 июля 1816 г. стал маршалом Франции.

Дальновидный сын стряпчего из Беарна, дослужившийся до наполеоновского маршала, избранный королем Швеции Карлом XIV Юханом (Бернадотт)

Сугубо фактологическая версия биографии одного из наиболее своеобразных военачальников Франции конца XVIII — начала XIX вв., маршала Империи (19 мая 1804 г.), князя Понтекорво (5 июня 1805 г.), принца-регента Швеции (1810—1818), короля Швеции и Норвегии (5 февраля 1818 г.) под именем Карла XIV Юхана, основателя шведской королевской династии Бернадоттов, царствующей в Швеции и поныне, Жана-Батиста-Жюля Бернадотта (26 января 1763 г, По, департ. Нижн. Пиренеи, обл. Наварра и Беарн — 8 марта 1844 г. Стокгольм, Швеция, в возрасте 81 года, похоронен в церкви Риддархольмен), прозванного «Сержантом красивые ноги» (Sergent belle jambe) и «Гасконцем» (Le Gascon), дважды кавалера Ордена Почётного Легиона (Высший Офицер — 12 июля 1804 г. и Большой Орёл — 2 февраля 1805 г.) и множества европейских наград, в том числе, российских орденов Святого Андрея Первозванного (30 августа 1812 г.) и Святого Георгия 1-го класса (25 августа 1813 г.), может выглядеть примерно так!?

…Этот выходец из семьи прокурора сенешальства По Анри Бернадотта (1711—1780) и его супруги Жанны де Сент-Жан (1728—1809), 3 сентября 1780 г. поступил на военную службу солдатом пехотного полка Брассак, 16 июня 1785 г. — капрал, 21 июня 1786 г. — фурьер, 11 мая 1788 г. — старшина Королевского Морского полка. Как убеждённый республиканец сделал блестящую карьеру во время Революционных войн — 7 февраля 1790 г. — аджюдан, 6 ноября 1791 г. — лейтенант 36-го пехотного полка, c 1792 г. служил в Рейнской Армии, в 1794 г. — в Северной Армии, 13 февраля 1794 г. — шеф батальона, 4 апреля 1794 г. — шеф бригады, командир 71-й линейной полубригады, 29 июня 1794 г. — бригадный генерал, 22 октября 1794 г. произведён в дивизионные генералы с переводом в Самбро-Маасскую Армию. Успешно сражался в Бельгии и Германии, отличился в сражениях при Флерюсе, Маастрихте и Альтдорфе, 21 августа 1796 г. ранен пикой в голову при Дейнинге. 4 января 1797 г. — командир 4-й пехотной дивизии в составе Итальянской Армии, 14 июня 1797 г. — командир 3-й пехотной дивизии, отличился в сражениях при Таглиаменто и Градиске.

…Между прочим, с 17 августа 1798 г. он был женат на Дезире Клари (1777—1860), от которой имел сына Оскара (1799—1859), короля Швеции и Норвегии с 1844 г. под именем Оскара I-го…

С февраля по апрель 1798 г. — посланник Директории в Вене, 13 мая 1798 г. — командующий 5-го военного округа, 20 октября 1798 г. — командир 2-й пехотной дивизии Майнцской Армии, 9 января 1799 г. — командир 4-й пехотной дивизии, 5 февраля 1799 г. — командир Наблюдательной армии Нижнего Рейна, с 3 июля 1799 г. по 14 сентября 1799 г. — военный министр, 16 сентября 1799 г. вышел в отставку.

В день государственного переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) отказался присоединиться к генералу Бонапарту, 24 января 1800 г. — член Государственного совета, 18 апреля 1800 г. — главнокомандующий Западной Армии, с 23 сентября 1802 г. оставался без служебного назначения. 14 мая 1804 г. — губернатор Ганновера, 19 мая 1804 г. — маршал Империи, 12 июля 1804 г. — шеф 8-й когорты Почётного Легиона, 2 декабря 1804 г. во время коронации императора в соборе Нотр-Дам нёс украшенный драгоценностями воротник Императорского облачения.

С 30 августа 1805 г. — командир I-го корпуса Великой Aрмии, участвовал в кампании против Австрии, отличился в сражении при Аустерлице. С 14 февраля по 26 сентября 1806 г. возглавлял I-й и V-й армейские корпуса, принимал участие в Прусской и Польской кампаниях 1806—07 гг., 17 октября 1806 г. разбил фельдмаршала Блюхера при Галле, преследовал его и вынудил 7 ноября капитулировать в Любеке и Раткау. В том же году захватил в плен ок. тысячи шведов из отряда полковника графа Густава Мернера, принял их крайне любезно и завоевал их симпатии. 4 марта 1807 г. ранен пулей в голову при переправе через Пассаргу, 5 июня 1807 г. ранен пулей в горло при Спаудене и 10 июня вынужден был оставить армию для излечения.

После Тильзитского мира назначен командующим оккупационной армии и наместником северной Германии, 14 июля 1807 г. — губернатор Ганзейских городов. 7 марта 1809 г. — командующий саксонского контингента, ставшего 8 апреля 1809 г. IX корпусом Армии Германии, 17 мая отбил демонстрацию эрцгерцога Карла у Линца, 9 июля 1809 г. вследствие недовольства Наполеона его действиями в сражении при Ваграме оставил армию и возвратился в Париж.

21 августа 1810 г. риксдаг в городе Эребро избрал Бернадотта наследным принцем Швеции, при условии принятия им лютеранства, 5 ноября 1810 г. маршал был усыновлён тяжело больным шведским королём Карлом XIII-м и фактически стал правителем королевства.

Обострение отношений между Францией и Швецией из-за континентальной блокады привело к оккупации французами шведской Померании в январе 1812 г. В апреле 1812 г. было подписано тайное русско-шведское соглашение, а в августе в Або — русско-шведский договор, по которому Швеция получала Норвегию в обмен на присоединение к антифранцузской коалиции. В марте 1813 г. подписал союзный договор с Австрией, в апреле — с Пруссией и в июле 1813 г. вступил в Шестую антифранцузскую коалицию. Сформировал корпус (28 тыс. чел. и 64 орудия) и после соединения с союзниками назначен в августе 1813 г. командующим Северной Aрмией (ок. 100 тыс. чел.). 23 августа нанёс поражение маршалу Удино при Гросс-Беерене, а 6 сентября маршалу Нею при Денневице, принимал участие в битве под Лейпцигом, затем сражался против датчан и захватил Любек. 14 января 1814 г. заключил мир с Данией в Киле и получил Норвегию в обмен на Померанию. После того как в Норвегии, не признавшей Кильского договора, вспыхнуло восстание, Бернадотт двинул туда войска, но, не желая продолжения кровопролития согласился на личную унию Норвегии и Швеции с сохранением норвежской конституции.

В 1815 г. отказался войти в состав новой коалиции против Франции.

Спустя три года — 5 февраля 1818 г. — вступил на престол Швеции под именем Карла XIV Юхана.

Интересно, что основатель новой шведской королевской династии, бывший республиканский сержант носил на груди татуировку «Смерть королям» (Mort aux rois) (вопрос спорный — Я.Н.) и до конца жизни не знал шведского языка…

В тоже время в его биографии возможны и некоторые нюансы!

…Начнем с того, что в юности он готовился к профессии юриста, но ранняя смерть отца оставила семью без средств к существованию, и Бернадотт был вынужден в 1780 г. поступить в королевскую армию, начав службу рядовым солдатом в Брассакском пехотном полку. Участвовал в колониальных экспедициях, в одной из которых (в Индии) был тяжело ранен и попал в плен к англичанам (1783).

После освобождения из плена продолжал службу, и на пятом году ее был произведен в капралы. В 1788 г. перешел в морскую пехоту.

К началу Французской революции (1789 г.) дослужился до чина старшего сержанта. Революцию Бернадотт принял восторженно, т. к. она открывала честолюбивому гасконцу возможности для военной карьеры. Во время первых народных волнений в Марселе Бернадотт спас своего командира полка от самосуда разъяренной толпы, за что был произведен в офицеры (1791 г.).

С началом Революционных войн Бернадотт — в рядах Северной армии (1792 г.). Выдающаяся личная храбрость, находчивость и решительность молодого офицера были замечены командованием уже в первых боях и способствовали его быстрому продвижению по службе.

В начале 1794 г. он был назначен командиром батальона, через 2 месяца произведен в полковники и выдвинут на должность командира полубригады. В этот период Бернадотт сражался под командованием генерала Клебера, являясь одним из его ближайших сподвижников. За отличие в сражении при Флерюсе (26 июня 1794 г.) произведен в бригадные генералы, а в октябре того же года — в дивизионные генералы (в ту пору высшее воинское звание в армии Французской республики).

Командуя дивизией в Самбро-Мааской армии (генерал Журдан), отличился при взятии Маастрихта. Успешно действовал и в кампаниях 1795 и 1796 гг. на Рейне. Проявил себя как один из выдающихся дивизионных командиров. В начале 1797 г. во главе 20-тысячного корпуса направлен с Рейна на подкрепление в Итальянскую армию генерала Бонапарта. Командуя дивизией, с отличием действовал в сражении на р. Тальяменто (16 марта 1797 г.), при штурме Градиска (19 марта 1797 г.), занял Триест.

Но уже в это время между своенравным гасконцем и амбициозным корсиканцем главнокомандующим Бонапартом возникают серьезные разногласия, вскоре переросшие во взаимную неприязнь, сохранившуюся на все последующие годы, особенно со стороны Бернадотта. После заключения перемирия с австрийцами (апрель 1797 г.) Бонапарт под благовидным предлогом (доставка в Париж трофейных знамен, что считалось почетным поручением) удалил Бернадотта из армии.

Во время пребывания Бернадотта в Париже на юге Франции, главным образом в Марселе, вспыхнули спровоцированные роялистами волнения. Усмирить их Директория поручила Бернадоту. Это поручение он выполнил успешно, не прибегая к вооруженной силе.

Затем Бернадотт вернулся в Итальянскую армию и снова вступил в командование своей дивизией. После заключения Кампоформийского мира (17 октября 1797 г.), завершившего войну республиканской Франции с Австрией, Бернадотт был переведен в армию, формировавшуюся на западном побережье Франции. Когда ее командующим был назначен Наполеон Бонапарт, то Бернадотт демонстративно отказался служить под его командованием и просил для себя другого назначения. Директория просьбу Бернадота удовлетворила: он был возвращен обратно в Итальянскую армию, а затем назначен послом в Австрию (1798 г.).

Дипломатическая деятельность Бернадотта была короткой. Уже через несколько месяцев за бестактность в проявлении своих республиканских убеждений в монархической Вене он был отозван во Францию и назначен командующим Обсервационной армией на Верхнем Рейне (1798 г.).

В ходе кампании 1799 г. Бернадотту удалось не только сдержать натиск превосходящих сил противника, но и нанести ему ряд поражений, в том числе овладеть крепостью Мангейм.

С июля по сентябрь 1799 г. Бернадотт занимал пост военного министра Французской республики, проявив незаурядные административные способности. Однако его тесные связи с якобинцами, отстраненными от власти летом 1794 г., отдельные группы которых он вместе с генералом Журданом пытался объединить в партию и возглавить ее, вызвали подозрение Директории. В результате Бернадотт был снят с должности и уволен в отставку.

Перевороту 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) Бернадотт не сочувствовал, но и не осмелился открыто выступить против него, да и возможности такой он не имел, находясь не у дел. Тем не менее сторонники Наполеона Бонапарта, пришедшего в результате переворота к власти во Франции, учитывая нелояльность Бернадотта, включили его в список лиц, подлежащих изгнанию. Но Бонапарт, несмотря на свое негативное отношение к Бернадоту, все же вычеркнул его из этого списка. Такая странная, на первый взгляд, снисходительность первого консула к своему явному противнику объяснялась, видимо, прежде всего его уважением к корсиканским нравам и обычаям с их патриархально-родовым менталитетом. Поэтому немаловажную роль в судьбе Бернадота сыграла, по всей вероятности, его косвенная принадлежность к клану Бонапартов, заступничество свояка Жозефа Бонапарта и его жены (сестры жены Бернадотта), не угасшее чувство Наполеона к когда-то любимой им женщине, ставшей женой Бернадотта, а также тайный расчет Наполеона привлечь на свою сторону, хотя и строптивого, но талантливого генерала.

Таким образом, фортуна в очередной раз улыбнулась Бернадотту. Отставной генерал благодаря счастливому для него стечению обстоятельств сумел не только избежать жалкого удела изгнанника, но и вернуться на военную службу, продолжить свою так блистательно начатую военную карьеру.

Первый консул Наполеон Бонапарт назначил Бернадота командующим Западной армией и членом Государственного совета.

В 1800—01 гг. Бернадотт подавил последние очаги восстания в Вандее и восстановил мир и спокойствие в этой мятежной провинции, до предела опустошенной за несколько лет ожесточенной гражданской войны.

Заглушив свою былую неприязнь к Бернадотту, Наполеон предпринимает активные усилия для привлечения этого человека в число своих ближайших сподвижников. В 1804 г. он назначает Бернадота генерал-губернатором Ганновера, награждает Командорским крестом ордена Почетного легиона и производит в маршалы Империи.

В 1805 г. Бернадотт получает Большой крест ордена Почетного легиона (высшая награда в наполеоновской Франции). В 1806 г. Наполеон делает его владетельным князем Понтекорво.

Однако все эти почести и награды не изменили отношения Бернадотта к Наполеону. В начале 1805 г. до императора доходят слухи о враждебных высказываниях Бернадотта в его адрес. Он рассматривает возможность удаления неблагодарного родственника из Франции путем назначения его послом в США. Но начавшаяся вскоре война с Австрией заставила Наполеона отложить реализацию этого замысла. Бернадотт назначается командиром I-го корпуса Великой армии.

В кампанию 1805 г. Бернадот ничем особенным себя не проявил. Даже в решающем сражении под Аустерлицем он не участвовал в боевых действиях (? — знак вопроса — мой, Я.Н. — так ли это?), возглавляя армейский резерв, который так и не был полностью введен в сражение (? — знак вопроса — мой, Я.Н. — так ли это?).

В войне 1806—07 гг. Бернадотт снова командовал I-м корпусом. 14 октября 1806 г., в день, когда французская армия сражалась с пруссаками при Йене и Ауэрштедте, Бернадотт умудрился уклониться от участия в обоих этих сражениях (при Йене он никак не мог быть, так как шел на совсем другом фланге наполеоновского наступления — Я.Н.), за что подвергся гневу Наполеона, угрожавшего ему даже военным судом. Правда, затем Бернадотт приложил немало усилий, чтобы как-то реабилитировать себя. Он организовал стремительное преследование остатков разгромленной прусской армии, в ходе которого взял штурмом город Галле, захватил много пленных и большие трофеи, а под Любеком принудил к капитуляции крупный отряд прусского генерала Блюхера — удалого гусара, просто так в плен не сдававшегося.

В кампанию 1807 г. в Восточной Пруссии действия Бернадотта также отличались противоречивостью. Он храбро сражался при Морунгене [13 (25) января 1807 г.], но снова уклонился от участия в генеральном сражении с русскими войсками при Прейсиш-Эйлау [27 января (8 февраля) 1807 г.] (что не совсем так — Я.Н.). Во время этой кампании Бернадотт дважды был ранен (оба ранения пулевые — в голову и шею) и оставил армию еще до завершения боевых действий (в начале июня).

В 1807—09 гг. — генерал-губернатор Ганзейских городов в Германии. В войне с Австрией 1809 г. командовал IX-м (саксонским) корпусом Великой армии и снова проявил себя не лучшим образом, а в решающем сражении этой кампании — при Ваграме (5—6 июля 1809 г.) — вообще действовал крайне неудачно. Тем не менее это не помешало Бернадотту в целях саморекламы в приказе по корпусу объявить своих саксонцев, которые на одном из этапов сражения позорно бежали с поля боя, а заодно и себя, чуть ли не героями битвы. Узнав об этом, Наполеон пришел в ярость и публично отчитал Бернадотта за нескромность и очковтирательство, а его корпус приказал расформировать. Лишенный командования маршал покинул армию и уехал в Париж.

В конце лета 1809 г. Бернадотту было поручено сформировать и возглавить 30-тысячную Северную армию, предназначавшуюся для разгрома высаженного англичанами в Голландию крупного десанта. Однако Бернадотту (вступил в командование 15 августа 1809 г.) не довелось проявить себя и здесь: англичане начали эвакуацию еще до подхода возглавляемой им армии. Как только опасность миновала, Наполеон в сентябре 1809 года сместил Бернадотта с поста командующего армией и послал его генерал-губернатором в Рим (1810 г.).

Пробыв в Риме несколько месяцев, маршал подал в отставку, которая Наполеоном была сразу же принята. Этому событию предшествовали следующие обстоятельства. В 1806 г. войска Бернадота захватили в плен до 1,5 тыс. шведов. Рыцарское отношение к пленникам и их последующее быстрое освобождение Бернадоттом очаровали шведов и принесли последнему большую популярность в Швеции. Это сыграло решающую роль в решении шведского парламента об избрании Бернадота наследником шведского престола при бездетном и безнадежно больном шведском короле Карле XIII. Наполеон, хотя и не был доволен таким выбором шведов, тем не менее не стал препятствовать отъезду своего маршала в Швецию, но сначала он приказал ему оставить французскую службу.

Вообще-то это было довольно странное соглашение для обеих сторон. Оно было инициировано шведами, стремившимися таким образом угодить всемогущему Наполеону (истинные отношения между французским императором и его маршалом оказались вне поля зрения шведов) и в благодарность за это рассчитывавших избежать нависшей над Швецией угрозы присоединения к континентальной блокаде, грозившей ей разорением. Наполеон же надеялся, что, отпуская своего маршала в Швецию, он приобретет очередного послушного вассала. Ни одна из этих надежд не оправдалась. Хотя вызванный к императору перед отъездом в Швецию Бернадот и отказался дать ему обязательство никогда не поднимать оружия против Франции, но вынужден был подчиниться категоричному требованию Наполеона сразу же присоединиться к континентальной блокаде и объявить войну Англии, что шло вразрез с национальными интересами его нового отечества.

По прибытии в Стокгольм бывший якобинец перешел в лютеранство, был усыновлен шведским королем под именем Карла Юхана, назначен регентом королевства и фактически с этого времени (1810 г.) стал управлять страной.

В 1812 г. Наполеон, обвинив Швецию в нарушении условий континентальной блокады, захватил шведскую Померанию. В ответ на это Бернадотт 24 марта (5 апреля) 1812 г. заключил союз с Россией, направленный против Наполеона.

После оставления французами Москвы он разорвал с Наполеоном дипломатические отношения (октябрь 1812 г.), а весной 1813 г. присоединился к Шестой антифранцузской коалиции, образовавшейся после поражения Наполеона в России.

В мае 1813 г. 30-тысячная шведская армия в главе с Бернадоттом высадилась в Померании. После Плесвицкого перемирия Бернадотт возглавил Северную армию союзников численностью свыше 100 тыс. человек (июль 1813 г.).

Однако действия Бернадотта в кампании 1813 г. носили недостаточно решительный характер, он явно уклонялся от решительных столкновений с французами. Сражения при Гросс-Беерене [11 (23) августа 1813 г.] и Денневице [25 августа (6 сентября) 1813 г.], в которых войска Северной армии последовательно разгромили армии маршалов Удино и Нея, были выиграны не благодаря усилиям Бернадотта, а скорее вопреки. Главную роль в этом сыграли прусские войска, а также бегство с поля сражения саксонцев, не пожелавших сражаться против своего бывшего начальника, пользовавшегося среди них большой популярностью. То же самое произошло и в «битве народов» под Лейпцигом [4—7 (16—19) октября 1813 г.], когда саксонские войска в самый разгар сражения неожиданно изменили Наполеону и повернули оружие против французов.

После разгрома наполеоновской армии в Германии Бернадотт двинул свои войска против союзницы Франции — Дании и принудил ее к капитуляции (январь 1814 г.).

Основные силы Северной армии, действуя затем в Нидерландах, так и не перешли границы Франции. После взятия союзными войсками Парижа Бернадотт прибыл в поверженную французскую столицу, имея тайную надежду сменить Наполеона, когда тот отречется от престола (в 1812 г. на такую возможность ему намекал русский император Александр I). Но холодный прием, оказанный соотечественниками, считавшими его предателем, а также решительный отказ большинства европейских монархов поддержать претензии бывшего якобинца на французский трон, быстро рассеяли все иллюзии Бернадотта о французской короне. Будучи от природы человеком неглупым, он быстро уяснил сложившуюся ситуацию и покинул Францию.

В том же 1814 г. Бернадот присоединил к Швеции Норвегию, но на следующий год был вынужден уступить Пруссии последнее шведское владение в Германии — так называемую шведскую Померанию.

В 1818 г. Бернадотт вступил на шведский престол, который занимал 26 лет. За 3 года до его кончины Бернадотту сообщили из Франции, что 2 декабря 1840 г. в Париже состоится торжественная церемония перезахоронения доставленных с острова Св. Елены останков Наполеона I, и немногие дожившие до этого дня ветераны наполеоновских походов надеются увидеть на церемонии прощания с великим императором и его, бывшего маршала Империи Бернадотта. Но Бернадотт остался верен себе. Отклонив это приглашение, он заявил: «Передайте им, что я тот же, кто когда-то был маршалом Франции, а теперь всего лишь король Швеции…»

Франция не простила своего отступника. Уже в XX столетии на месте крепостных укреплений, когда-то защищавших Париж, французы проложили бесконечно бегущее кольцо бульваров. Их назвали в память героев великой эпопеи Первой империи — девятнадцати наполеоновских маршалов. Этот мемориал в честь ближайших сподвижников Наполеона на полях сражений уникален и не имеет аналогов нигде в мире. Имена еще четырех маршалов Империи и самого императора увековечены в названиях улиц и площадей французской столицы. В этом славном перечне не нашлось места только трем наполеоновским маршалам, запятнавших себя предательством перед императором, Францией и ее народом. Среди этих троих есть и Бернадотт.

Как и большинство наполеоновских маршалов, Бернадотт крупным полководческим талантом не обладал и за всю свою долгую боевую карьеру ни одной победы, имеющей стратегическое значение, самостоятельно не одержал. Но вместе с тем это был храбрый солдат, отважный офицер и способный генерал. Как военачальник Бернадотт не был лишен ярких военных дарований, хотя Наполеон, надо сказать, и невысоко оценивал военные способности своего маршала, считая, что тот в ходе сражений часто допускал чрезмерную осторожность и непозволительную медлительность. Однако столь суровая и категоричная оценка императора не совсем объективна, на ней в немалой степени лежит печать субъективизма, обусловленная целым рядом причин личностного порядка.

Выдающаяся личная храбрость и точный глазомер на поле боя, умение в решающую минуту вдохновить и увлечь за собой войска, завидное упорство в достижении поставленной цели и целеустремленность в действиях являлись отличительными чертами Бернадотта как военачальника.

Он пользовался большой популярностью среди своих подчиненных, проявлял о них неустанную заботу, старался по мере возможности не рисковать понапрасну их жизнями.

Бывший сержант, немало лет усердно тянувший солдатскую лямку, «дитя революции», как тогда называли ему подобных, разделял со своими солдатами все тяготы и лишения походно-боевой жизни, не чурался есть с ними пищу из одного котла.

Типичный гасконец, пылкий, отважный, неуживчивый, красноречивый, не упускавший случая лишний раз прихвастнуть и пустить пыль в глаза, Бернадот тем временем умел бывать скрытным и немногословным, и в целом как личность он обладал особым даром обаяния.

Бернадотт сделал блистательную военную карьеру еще в годы Революции, к которой примкнул с огромным воодушевлением и под знаменам которой долгие годы отважно сражался с ее многочисленными врагами.

В многочисленных боях и сражениях Революционных, а затем наполеоновских войн, Бернадот был неоднократно ранен. Первыми наставниками Бернадотта на боевом поприще или, как принято говорить теперь, его «крестными отцами» были знаменитые вожди революционной армии генералы Клебер и Журдан.

Когда шведский король Карл XIV умер, то его придворные, к своему величайшему изумлению увидели на груди своего усопшего монарха татуировку «Смерть королям!» (вопрос спорный — Я.Н.)

К вышеизложенному необходимо добавить еще один штрих, характеризующий личность Бернадота. Этот пылкий революционер, ярый якобинец, а затем строптивый сподвижник императора Наполеона I, нередко в своих действиях и поступках руководствовался узким, своекорыстным расчетом, преследовавшим прежде всего достижение собственной выгоды.

Кроме французских наград Бернадот был кавалером высших орденов Швеции, Австрии, Пруссии, Италии, Испании, Дании, Саксонии, а также высшей боевой награды Российской империи — ордена Св. Георгия 1-го класса, которым он был награжден осенью 1813 г. за победу в сражении при Денневице…

И наконец, «развернуто-оценочная» версия биографии одного из самых неоднозначных маршалов наполеоновской империи выглядит примерно так!

…Маршал Империи (с 19 мая 1804 г. по 21 августа 1810 г.), князь Понтекорво (с 1806 г. по 1810 г.), кавалер множества европейских военных орденов (в том числе, двух престижнейших орденов российской империи — Ор. Св. Андрея Первозванного от 30.08.1812 и Ор. Святого Георгия 1-го класса от 25.08.1813), но лишь двух степеней французского ор. Почётного легиона, король Швеции и Норвегии (с 1818 г.), основатель шведской королевской династии Бернадоттов Жан-Поль-Батист/Баптист (Жан-Батист-Жюль) Бернадотт (25/26.01.1763/64?, По, Беарн — 8.03.1844, Стокгольм), безусловно, один из наиболее колоритных военных как во времена революционных, так и в эпоху наполеоновских войн.

Этот амбициозный приятель и ровесник знаменитого революционного генерала Моро, обладал импозантной внешностью: высокий, стройный, с длинными локонами иссиня-черных волос, крупным орлиным носом, сверкающими глазами и очень красивыми… ногами. Недаром еще на заре его военной карьеры сослуживцы ехидно прозвали его «Сержант-красивая ножка»!

Вот уже два века о нем принято писать или саркастически, либо уважительно, поскольку его главный оппонент-«узник» о-ва Св. Елены генерал Бонапарт признавал, что «… я могу обвинять его лишь в неблагодарности, но не в измене». И это при том, что в ту пору бывший французский император уже предпочитал со всеми своими недругами (и тем более, «коллегами по ремеслу»! ) сводить счеты, выставляя их в самом неприглядном виде!

Так, кто же он на самом деле — Жан-Поль-Батист Бернадотт, единственный из всех своих французских «собратьев по оружию» той поры, ухитрившийся ухватить «жар-птицу» за хвост и стать королем Швеции и Норвегии Карлом XIV Юханом?

Так случилось, что один из самых знаменитых полководцев Франции появился на свет, когда его родина, «не солоно хлебавши», выходила из самого грандиозного военного «мероприятия» XVIII века — Семилетней войны (1757—1763). Несмотря на то, что первые упоминания о Бернадоттах относятся к XVI в. и семейство Бернадоттов было зажиточным и почтенным, но о дворянстве говорить не приходится. Хотя его мать, и была урожденной де Сен-Жан, но всего лишь дочерью фермера, впрочем, достаточно состоятельного и влиятельного в своем округе.

…Между прочим, современные историки полагают, что все предки Жана-Поля-Батиста по отцовской линии принадлежали к простому слою ремесленников, а приставка «де» у его матери, как впрочем, и у всех женщин, вступавших в брак с Бернадоттами (это всего лишь название дома, из которого они происходили), вряд ли говорила о ее дворянском происхождении, скорее, нося чисто декоративный характер. По сути дела, отец будущего маршала Франции был первым в роду, кто сумел если не «выбиться в люди», то, по крайней мере, стать уважаемым человеком в своем провинциальном городке…

Родившийся в г. По (Беарн, провинция Наварра, что на границе Франции и Испании) Жан-Поль-Батист — последний (пятый) ребенок в семье почтенного стряпчего или делопроизводителя (порой, в разноплановой литературе идет речь об адвокате) Анри Бернадотта (1711—1780), не имевшего дворянского звания и Жанны де Сен-Жан (Венсан) (1728—1809). К моменту его появления на свет двое из четырех появившихся ранее в этой семье детей уже умерли. Ребенок родился настолько хилым, что по настоянию родителей младенца крестили уже на следующее утро. Таким образом, супруги надеялись уберечь малыша от ранней смерти, что было не таким уж и редким явлением в то время, в том числе, и в их весьма обеспеченной семье.

У Жана-Поля-Батиста были еще старший брат Жан-Евангелист (1756 — 1813) и старшая сестра Мари (1759—1796?). Они не только не пережили своего знаменитого младшего братца, но и ничем особенным в историю не вошли. Зато его благосклонностью оба пользовались весьма активно. Брат в 1810 г. стал бароном Империи, «хранителем вод и лесов» (что-то типа лесничего?), получал приличную пенсию и оставил после себя пару дочерей и сына (Франсуа?), который в ходе ретирады из России Великой армии в 1812 г. вроде бы сгинул в плену на территории Лебедянского уезда Тамбовской губернии. Сегодня эта ветвь Бернадоттов вымерла.

Семья маленького и тщедушного в детстве Жана-Поля-Батиста (по прозвищу «Тит`у») жила на улице рю Тран. Нам очень мало известно о его детстве. Но вроде бы уже тогда благодаря буйному темпераменту и непокорному нраву Бернадотт-младший обзавелся парочкой заметных шрамов, украсивших его лоб. Не исключается, что он вместе с братом мог учиться в одном из лучших учебных заведений г. По — школе бенедектинских монахов. Мы не знаем, как будущей легенде французского оружия и «заодно» шведскому королю давались начальные «науки», зато рассказывали, что его любимым занятием в детстве и отрочестве было помогать кучерам (почтальонам) на почтовой станции распрягать и запрягать лошадей. В них он сызмальства знал толк и всю жизнь вплоть до старости сидел в седле, как влитой, мало уступая в этом таким признанным вольтижерам той поры, как его соплеменники-современники Мюрат, Монбренн, Лассаль, д`Опуль, Пажоль, Экзельманс и прочие «лихие клинки».

Известно, что его отец, будучи уважаемым (как судейский чиновник) в городе человеком, стремился направить сыновей, как и многие другие отцы, по своей профессии. Когда младшему исполнилось 15 лет он отправил того на обучение юристом практикантом к своему старому знакомому мэтру Жан-Пьеру Батсаллю (де Бассалю) в прокуратуру при Наваррском парламенте (т.е. высшем судебном органе). Но 31.3.1780 г. (либо 30.3.1781 г.) отец скоропостижно скончался. Семья очутилась в сложной ситуации. Любивший пожить «на широкую ногу» Анри Бернадотт вместо денег оставил после себя долги. Его вдове ничего другого не оставалось, как, продав большой и нарядный дом на улице Тран, перебраться в жилище поскромнее, правда, на той же самой улице. Старший сын вдовы и ее любимец Жан Евангелист, как мог, помогал матери и сестре. А младшенький Жан-Поль-Батист не стал сидеть на шее у матери и брата: из-за тяжёлого материального положения в семье он забросил учебу и выбрал себе профессию по душе. Неожиданно для всех он ушел в… солдаты, причем, вместе со своими закадычными друзьями детства Жаном-Пьером Гре и Луи-Мари де Каном (1765—1844), которые будут следовать за Жаном-Полем-Батистом почти везде.

…Между прочим, если Гре после 1814 г. останется во Франции и не поедет за Бернадоттом в Швецию, то де Кан, известный под прозвищем «двойняшка», которого многие из-за его невероятного внешнего сходства считали братом Жана-Поля-Батиста, отправится за другом в Стокгольм и поселится в королевском дворце. С ним наследник шведского престола будет обсуждать дела во Франции на беарнском диалекте. Де Кан будет вести в Швеции все денежные дела Бернадотта и прочие весьма щекотливые финансовые махинации. Впрочем, его пагубная привычка заниматься с многочисленными подружками любовью прямо на рабочем столем в кабинете во дворце будет раздражать Бернадотта, когда он станет королем Швеции. К тому же, «двойняшка» любил открыто критиковать своего благодетеля за кое-какие необдуманные и неудачные шаги и поступки, что тоже не будет вызывать у Его Королевского Величества особого признания. Со временем надобность в друге детства, как помощнике в разного рода «спецделах» отпадет. Его место займет более толковый и понятливый швед Магнус Брахе. Но Жан-Поль-Батист не забудет дружка на совсем: произведет его во дворянство, даст высокий военный чин, наградит всевозможными шведскими орденами, в том числе, самым престижным — ор. Меча, будет оплачивать все его долги. Кан уйдет в Мир Мрака и Теней всего лишь на несколько недель позже своего знаменитого патрона. Надо сказать, что став королем, Бернадотт никогда не забывал своих старых друзей и бывших подчиненных, часто приглашал их на свою новую родину, старался помочь им материально. Так, он окажет поддержку сыновьям расстрелянного Бурбонами маршала Нея, с которым он издавна приятельствовал, демонстративно пригласит их в Стокгольм, где они какое-то время проживут под его защитой. Весьма резко выскажется он и о расстреле маршала Мюрата, с которым он не дружил, но уважал за былинную отвагу. Будет он поддерживать и находившегося в эмиграции в Италии после реставрации Бурбонов, бывшего министра полиции Наполеона Жозефа Фуше, сыновья которого тоже некоторое время жили в Швеции. Правда, отношение шведов к французам будет настороженным, многие из них будут считать, что король злоупотребляет своим положением. Тот будет прекрасно это понимать и стараться сдерживать своей «души прекрасные порывы»…

В ту пору это было весьма распространенным поветрием среди юнцов, особенно наваррско-гасконского «разлива», в чьих жилах текла горячая смесь баско-кельтско-готско-арабской (мавританской) крови. (Все эти народы в разное время оставили свой «след» в генофонде пограничья Франции и Испании). Человек с оружием во все времена котировался как добившийся признания среди окружающих, в том числе, у сметливо-слабого пола с удовольствием становящегося «утехой воина», хотя бы… на часок-другой. А поскольку у бравых вояк всех времен и народов «звонкие монеты» водились, то зачастую, «не — за так».

Осенью (в августе?) 1780 г. наш юный герой обращается к капитану полка Рояль-ля-Марин (Королевский морской полк), де Лассю, тоже беарнцу, с просьбой записать его в полк и уже 3 сентября он стал рядовым с контрактом на целых 8 лет. (По другим данным свою военную карьеру он все же начал в Брассакском пехотном полку, но со временем перешел в вышеуказанную военную часть.) Полковое депо находилось в Коллиуре — древнем средиземноморском порту вблизи Пиренеев — поскольку сам полк предназначался для службы на островах, в морских портах, за океаном (отсюда и название — «морской»), т. е. был прообразом будущей морской пехоты — престижной армейской элиты.

Так началась военная карьера будущей гордости французского оружия.

Бернадотту повезло: его командиром был еще один беарнец и уроженец По маркиз де Лонс, знакомый с его отцом и по-отечески опекавший новобранца от… «дедовщины» и прочих «радостей» армейской службы. Жан-Поль-Батист попал в роту капитана Шалабри, потом к другому офицеру Брассю и за сметливость, опрятность и подтянутый вид получил прозвище «месьё».

После «учебки» он служит в Тулоне, Бастии и на Корсике — родине своего главного «визави» по жизни. 21 мая 1782 г. его переводят в элитное подразделение полка — роту грендеров капитана Бонневиля. На Корсике наш герой пробыл полтора года, прослужив несколько недель в родном городе Наполеона — Аяччо. Каких-либо замечательных происшествий с Жаном-Полем-Батистом в ту пору не случилось. Но гарнизонная служба не прошла для него даром. Здесь он очень быстро приобрел славу заправского фехтовальщика, и драться на дуэли с этим задирой желающих было мало. Впрочем, для продвижения по службе «это» не играло никакой роли, поскольку только дворяне в нескольких поколениях могли претендовать на офицерское звание.

Но именно на Корсике в июне 1782 г. он заболевает малярией и отголоски этого заболевания (кровохарканье) будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, особо досаждая ему в холодной Швеции, где его свитские адъютанты будут вынуждены постоянно носить свежий носовой (для горлового откашливания) платок для своего короля. Ему дают отпуск по болезни на полгода. Наш герой отправился к родным в По, но вместо положенных шести месяцев «задержался» там… на полтора года, порой, задумываясь о необходимости прекратить службу в армии из-за проблем со здоровьем. Во время отпуска «морпех» Бернадотт занимается самообразованием, читает всю доступную ему литературу по военной тематике, в основном, биографического толка. Он с увлечением «проглотил» книгу о знаменитом испанском конкистадоре Эрнане Кортесе, а также жизнеописания известных французских полководцев XVII в. Фабера и Катина.

Заодно он шлифует своего ратное мастерство, в частности, в фехтовании: дерется на дуэли на шпагах в лесу с жандармским офицером Кастэном, серьезно ранит его. Молва гласила, что причиной дуэли могла стать ссора из-за «прелестей» некой любвеобильной дамочки — «утехи воинов». После той наглядной победы Жан-Поль-Батист стал котироваться среди земляков еще выше, чем прежде.

После «окончания отпуска» и возвращения в полк, начиная с 1784 г., Бернадот нес гарнизонную службу в Безансоне, потом в Гренобле (столице провинции Дофине). Здесь, как и до этого на Корсике, всегда энергичный и подтянутый беарнец был на хорошем счету у начальства. Но у него уже другой командир — Луи де Мерль, маркиз д’Амбер, который, несмотря на кличку «тиран», после отменных рекомендаций о Жане-Поле-Батисте от своего предшественника де Лонса благоволит к уроженцу По. Он дает ему ряд ответственных поручений: тренировать рекрутов, инструктировать новичков по фехтованию, организовывать рейды вдогонку за дезертирами. Более того, довольный его отменной службой, он начинает продвигать его по служебной лестнице: капрал, сержант (11 мая 1788 г.), фурьер, сержант-майор, полковой адъютант — и все это за четыре с небольшим года! Интересно и другое: статный и аккуратный честолюбец с хорошими манерами Бернадотт, обожавший красиво одеваться, получает от сослуживцев новое и весьма «пикантное» для мужчины-военного прозвище — «сержант бель-жамб» (по-фран. — Sergent Belle-Jambe) или «сержант с… красивыми ногами» либо «сержант — красивая ножка».

Осенью 1785 г. Жан-Батист снова серьезно заболевает — воспалением легких — дело дошло до того, что когда к нему, бледному и неподвижно лежавшему пришел на осмотр светило медицины Элизе, то его вердикт был однозначен: перед ним труп, который надлежит переправить в морг. Оказавшись там, труп «ожил» когда скальпель ассистента-«паталогоанатома» прикоснулся к нему для вскрытия. Оказалось что у «сержанта–красивая ножка» всего-навсего «приступ апатической усталости»!

В результате «сержант с… красивыми ногами» снова отправился на излечение домой в По. Но тут уже мать явно не пришла в восторг от появления своего младшенького-«больнушки», вновь покинувшего свои «флотские нары» ради домашних харчей. В общем, наш больной герой не задержался у маменьки и навсегда покинул По, вернувшись в в свою часть. Рассказывали, что больше они никогда не виделись, хотя «госпожа-матушка» Бернадотт скончается очень не скоро — почти через четверть века, в 1809 г. Очевидно, так бывает, даже между ближайшими родственниками.

В армии он по-прежнему муштрует новобранцев и… отлавливает дезертиров. Рассказывали, что после того как он умудрился вернуть в часть дезертира, успевшего удрать из нее за… 250 км, его крепко зауважали в офицерской среде за… рвение по службе при любых заданиях. К тому же, незадолго до революции, когда в стране стали все чаще и чаще вспыхивать народные выступления, Бернадотт отличился в своем «первом сражении»: 7 июня 1788 г. он принимал участие в утихомиривании вспышки народного гнева в Гренобле.

Рассказывали, что именно он приказал открыть, в ответ на публичную увесистую пощечину, полученную от подбежавшей к нему разъяренной властями женщины, огонь по безоружной толпе, обрушившей на солдат в ответ град камней. Тем самым, Жан-Поль-Батист показал всем, что, как человек военный, готов действовать быстро, решительно и… без сантиментов. Впрочем, не все согласны с этим фактом, поскольку у Жана-Батиста в ту пору еще не было поломочий на соответствующий (офицерский по своей категоричности!) приказ? Так или иначе, но Бернадотт по-прежнему остается на хорошем счету у полкового начальства. На всех смотрах именно он в первую очередь привлекает внимание высоких комиссий своей запоминающейся внешностью, отменной выправкой и превосходной выучкой.

В общем, почти за 10 лет (!) военной службы Ж. П. Б. Бернадотт, обойдя очень многих своих более старших товарищей по полку, оказался в «трех шагах» от офицерской карьеры. Но всерьез об этом думать, конечно, не приходилось: офицерские чины во французской королевской армии, как, впрочем, и во всех европейских королевских армиях, были зарезервированы в ту пору лишь для дворян.

…Между прочим, обходительный и галантный, отменно сложенный, темпераментный и неутомимый как павиан, Бернадотт очень рано стал пользоваться особым успехом у слабого (но весьма и весьма сметливого!) пола и не отказывал ему, когда та или иная «бедняжка» («молодуха» и не только) «слезно» намекала (просила!) «облагодетельствовать» ее в свободное от службы время. Так, известно, что в Гренобле у него дело дошло до очень «глубокого» романа с документальной фиксаций его у местного нотариуса с некой «девицей» по имени Катрин с говорящей фамилией «Лямур». Закрывая эту тему, скажем лишь, что лихой повеса и ловелас Бернадотт по молодости лет разбил ни одно женское сердце, а в случае со «старой девой» Катрин Лямур по слухам даже был отцом незаконнорожденного ребенка, но бедный малыш умер через несколько дней после рождения…

А потом в самом сердце Франции — в ее гламурно-галантной столице — случилась буржуазная революция, в чье громкое эхо стали напряженно вслушиваться все французы!

Не обошел своим вниманием текущие события и наш герой.

Высокий, красивый, с большим орлиным носом, эгоистичный до мозга костей выходец из Наварры не только выглядел очень импозантно, но и обладал весьма высоким интеллектом. Парадоксально, но историки долгое время предпочитали обходить стороной всестороннюю оценку личности Бернадота, тем более что о его причудливом характере встречаются совершенно противоречивые мнения. Большинство равных ему по званию ненавидело его, считая честолюбцем, приспособленцем сомнительных дарований, человеком, который ожидает исхода событий невдалеке так, чтобы в случае выгоды мгновенно оказаться «при делах», а если обстановка неблагоприятная: «выйти из воды сухим». Он никогда не бросался с головой в водоворот событий. Он вычислял и взвешивал для себя выгоды, которые несет то или иное событие. Вот и теперь Бернадотт по началу присматривался к революции, взвешивал шансы обеих сторон, чем он очень часто занимался на протяжении всей своей жизни, по крайней мере, сознательной.

Законченный карьерист, очень умный и столь же волевой Жан-Поль-Батист полагает, что именно революция даст ему возможность добиться того, о чем он мечтал со времен туманной юности. Очень хитрый, крайне изворотливый и невероятно оборотистый беарнец приложил все свои незаурядные дарования, чтобы вознестись как можно выше на гребнях мутных революционных волн. Своей невероятной работоспособностью, чрезвычайным красноречием (граничащим с краснобайством), природным умением увлекать за собой толпу Бернадотт очень напоминал знаменитого Дюмурье — такого же авантюриста, как и он, правда, не столь удачливого.

Тем более, что именно тогда (в начале 1790 г.) Жан-Поль-Батист совершил отчаянно смелый в эпоху революционной «мути» (когда беспощадное быдло бессмысленно и безнаказанно буйствует!) поступок: действуя решительно и стремительно, спас с несколькими солдатами полка Рояль-ля-Марин от повешения на фонарном столбе в Марселе из-за инцидента с национальными гвардейцами своего… полковника маркиза д`Амбера! Дело в том, что взбунтовавшаяся чернь, облюбовала в качестве виселиц для аристократии именно фонари. Дикие вопли «à la lanterne!!!» («На фонарь!!!») стали неотъемлемой частью французской революции. Правда, защищая своего офицера, Бернадотт чуть не пустил при этом кровь революционным собратьям.

…Впрочем, пройдут годы и над этим полковником вновь «зависнет топор палача» (вернее, нож гильотины): его обвинят в нелегальном возвращении из эмиграции! Бернадотт — в ту пору уже популярный в армии генерал — лично обратился к всесильному тогда «директору» Баррасу, но тот «умоет руки», заявив, что это не его прерогатива. Маркиза д`Амбера, который из-за своей аристократической гордости не захочет бежать по пути из тюрьмы в трибунал, как ему это предлагал Бернадотт, расстреляют в июне 1798 г…

Прибыв в Париж, спасенный тогда полковник сообщил военному министру и королю, как в Марселе его выручил полковой адъютант Бернадотт. Прибывший в Марсель с инспекцией маркиз де Бутилье потребовал, чтобы ему представили героя и высказался в том смысле, что таких служак надо повышать.

После Марселя полк Бернадотта перебрасывают в Ламбаз. Там произошел бунт и все офицеры оказались изгнаны, но Жан-Поль-Батист в этом демарше не участвовал. Затем был Рошфор, о-в Ре, где Бернадотт заработал еще одну серьезную болезнь — ревматизм, от которой он опять-таки будет страдать до конца жизни, особенно, когда поселится в холодной и морозной Швеции. Потом на фоне революционных событий в армии начались серьезные «внутренние маневры» и Бернадотта дважды «прокатили» на выборах в офицеры полка, переименованного весной 1791 г. из Рояль-ля-Марин в 60-й пехотный.

И все же, 7 февраля 1790 г. (?) Жан Бернадот получил свой первый офицерский чин младшего лейтенанта, а марте 1792 г. он уже — лейтенант и его тут же (в апреле) переводят в 36-й пехотный полк, расквартированный в Сен-Серване в Бретани (северо-запад Франции), а затем в Анжуйский пехполк. Ему 29 лет и он снова уходит в отпуск по болезни. Когда Жан-Поль-Батист возвращается в армию, то французы уже вовсю воюют по всему периметру своих восточных границ против монархических Пруссии и Австрии, жаждавших задушить мятежный Париж — колыбель смуты на Европейском континенте. Вот и лейтенанта Бернадотта с его полком, Отечество, оказавшееся в Опасности, направляет на северо-восток — в Страсбург, в Рейнскую армию генерала Адама де Кюстина — «кузницу» многих будущих легенд французского оружия эпохи Наполеона Бонапарта. Там он вскоре принимает присягу на верность революции и знакомится со многими революционными генералами.

…Между прочим, именно во время революции Жан-Поль-Батист Бернадот добавил себе ещё одно имя — Жюль (в честь Юлия Цезаря); такие «античные» переименования были тогда популярны…

Хотя тогда среди королевских офицеров-дворян началось повальное дезертирство, но сколь амбициозный, столь и осторожный лейтенант Бернадотт не спешит с этим «ретирадным маневром». Он дальновидно остается в войсках: благо появляется много свободных офицерских вакансий, способный и энергичный Жан-Поль-Батист готовится к рывку вверх по служебной лестнице на «мутной волне» революционных перемен. Он знает свое место среди солдат, умеет с ними ладить и держать их в повиновении. В пору революционных перемен многие сколь даровитые, столь и решительные военные, в том числе, и из низов, быстро пошли в гору. Для этого у Бернадотта было все необходимое — он был крепким профессионалом и смелым человеком.

Именно в составе Рейнской армии под сразу ставшую патриотически востребованной «Военную песню» (более известную широкой публике, как «Марсельеза» Клода Руже де Лиля) Ж. П. Б. Бернадотт принимает первое боевое крещение под Рюльцхеймом. Тогда он очень во время выводит свою пехоту из-под удара и командование отмечает его умелые действия, беря на заметку статного, способного воздействовать на других, хладнокровного и расторопного в воинской науке лейтенанта, с орлиным взором и смоляными локонами до плеч.

Дело в том, что если по началу массовый энтузиазм и патриотизм граждан позволял добиваться успеха против хорошо вооруженных и вымуштрованных австро-прусских войск, то вскоре стало ясно, что для ведения затяжных кампаний нужна жесткая дисциплина и субординация. Именно для этого в армии появились комиссары Конвента с неограниченными полномочиями, например, правая рука Максимилиана Робеспьера «великий и ужасный» Антуан Сен-Жюст, прозванный современниками «ангелом смерти». Критериями оценки военных стали только успех и победа. Поражение грозило военачальникам самым гуманным из всех способов казни — обезглавливание с помощью гильотины, как, например, это случилось с бывшим командующим Рейнской армией генералом Кюстином. (Рассказывали, что ее изобретатель Жозеф-Игнас Гильотен убеждал власти, что за всю историю человечества это самый совершенный инструмент для мгновенного и безболезненного отрубания головы!?) Дело дошло до того, что если тот или иной генерал к назначенному часу (!) не делал того, что ему предписывалось, то его ждал эшафот. Наиболее шустрые и прозорливые из генералов не дожидались когда за ними придут для ареста и стремительно «делали ноги» (на современном молодежном сленге — «ударяли по тапкам»), перебегая к врагам.

Несмотря на все усердие, которые проявляет Бернадотт в боях, находясь в рядах Рейнской армии, оно не приносят тех лавров, которых он так жаждал: череда неудач и поражений обрушиваются на «рейнцев». И если некоторые особо одаренные военные смогли даже в такой ситуации стяжать себе лавры, то Бернадотт, в котором все сильнее проглядывает неуемное честолюбие и тщеславие, считает, что он ничего не добьется, находясь в Рейнской армии. Вот он и пишет рапорт о своем переводе поближе к родным местам — в Пиренейскую армию, где положение на театре военных действий выглядело получше, нежели в Германии. Там, как он предполагал, ему удастся, наконец, возвыситься во весь рост. Пока идет бюрократическая волокита, его по волеизъявлении солдат в течение нескольких недель судьбоносного для революционной Франции лета 1793 г. избирают сначала капитаном, потом — подполковником, а затем и полковником. А потом просьбу Бернадотта отклоняют, и ему ничего не остается делать, как продолжать служить в Рейнской армии и в ее рядах ждать своего «звездного» часа.

Тем временем де Кюстина во главе «рейнцев» сменяет генерал Александр де Богарнэ, муж той самой Жозефины, что вскоре «очень быстро и правильно расстелет на кровати генерала Бонапарта» и спустя годы после этого сколь эффектного, столь и эффективного «секс-маневра» войдет в историю Франции, как ее императрица. Богарнэ был не чужд симпатии революции, относился к солдатам по человечески и быстро нашел в обожаемом солдатами Бернадотте того офицера, с которым можно было успешно сражаться с монархической Европой. Но вскоре Бернадотта переводят в… Северную армию, а муж Жозефины, как водилось в ту пору «искрометных решений», быстренько «чихнул в мешок», так тогда шутливо говорили о… гильотинированных.

На передний план выходит Комитет Общественного Спасения и его влиятельный представитель Лазарь Николас Маргерит Карно (1753—1823), который сумел в кратчайший срок выдвинуть на руководящие должности способных генералов, в частности, неполного тезку нашего героя, генерала Жана-Батиста Журдана (1762—1833). Под его началом Бернадотт руководит под Премоном авангардом в качестве бригадного командира, попадает под удар численно превосходящих сил, 7 часов держит круговую оборону и только ночью отходит к своим. Потом Сен-Жюст меняет Журдана на Шарля Пишегрю (1761—1804), на вояку не столь агрессивного и подготовленного, при котором бригадир Бернадотт командует уже целым армейским крылом. В жарком деле с австро-английскими войсками принца Кобурга (того самого, что ведомый «русским Марсом» — Суворовым, бивал турок под Фокшанами и Рымником, но самостоятельно «оконфузился» под Журжей во 2-й екатерининской войне русских с турками, 1787—91 гг.) под Ландреси именно он после убийства французскими солдатами своего генерала Гогэ, выравнивает ситуацию на поле боя. Он останавливает беспорядочно отступавших солдат весьма оригинальным способом: по его команде они вскрывают попавшиеся им по дороге бочки с бренди, «уничтожают» их путем распития и «разгоряченные» разворачивают брошенные пушки против наступающего врага. («Штыковые» 250—350 грамм водки либо иного крепчайшего зелья для поднятия солдат в контратаку применяли во все времена и у всех народов!) Пока ошарашенный неприятель решал, как ему быть при таком неожиданном повороте событий, Бернадотт не только перестроил свою разбитую бригаду, но и, по-львиному «громко огрызаясь» (бросая солдат в штыковые контратаки, из которых уже возвращались, конечно, не все!), отошел к своим, что под силу лишь военным от Бога.

По сути дела тогда своим недюжинным хладнокровием и воинской смекалкой он не только спас своих солдат, но и самого себя, поскольку за потерю бригады ему однозначно по революционным законам того времени грозила гильотина.

И, тем не менее, именно тогда с Жаном-Полем-Батистом Бернадоттом случился некий «казус»!

Рассказывали, что в начале мая 1794 г. в жарком деле близ Гиза расторопного и энергичного полковника Бернадотта заметил только что прибывший из Парижа Сен-Жюст, жесткий и непреклонный комиссар Конвента. Облаченный Комитетом Спасения огромной властью карать и миловать, возвышать и опускать, он высказал пожелание (в его устах равносильное приказу!) немедленно произвести Бернадотта в генералы, причем, минуя чин бригадного генерала, сразу в дивизионные генералы! Жан–Поль-Батист скромно отказывается от повышения через ступень: дескать, ему «недостает талантов для того, чтобы занимать столь высокий пост»!

Разумеется, он явно лукавил! Причина, скорее всего, была иная!

Дальновидный (это была чуть ли не основополагающая черта его извилистого характера!) Бернадотт предпочел быть повышенным в генеральское звание не штатским «в погонах», а вышестоящим «собратом по оружию»! Время показало, что Бернадотт не прогадал!

Во-первых, 9 термидора 1794 г. власть якобинцев была свергнута, а сам Робеспьер, Сен-Жюст и другие его ближайшие сподвижники были казнены и все, кого они стремительно возвысили, оказались под подозрением, за которым поблескивало… лезвие остро заточенной гильотины. Во-вторых, его недюжинная прозорливость не позволила потом никому из его завистливых коллег (среди военных она приобретает гипертрофированные формы поскольку за полководческую славу они платят морем солдатской крови!) упрекнуть Бернадотта за то, что он «паркетный шаркун», а не боевой генерал, заслуживший повышения по представлению людей, «знающих, почем фунт лиха-„пороха“» на поле боя.

Действительно, Бернадотт всегда оказывался в самых горячих точках боя, заслужив авторитет настоящего бойца Революции. Уже тогда подчиненные шутливо, а кое-кто и подобострастно прозвали его… «Богом Войны»! Жан-Поль-Батист умел быстро и жестко навести дисциплину и порядок среди подчиненных. По правде говоря, он не обладал ярко выраженными талантами тактика и стратега, как революционные генералы «первой шеренги» — Гош, Моро, Марсо, Клебер и Массена, а потом и такие наполеоновские маршалы как Ланн, Даву, Сульт, Сюше и Сен-Сир или с десяток генералов, так и не дослужившихся по ряду субъективных причин до маршальства, но вполне достойных этого. Он брал личным магнетизмом, побуждающим подчиненных следовать за ним, пренебрегая опасностью. Во многих случаях его спасал горячий наваррский темперамент.

Но в тоже время Жан-Поль-Батист не был «мясником», т. е. никогда понапрасну не жертвовал жизнями своих подчиненных, что очень ценилось в армейской среде (среди «пушечного мяса»: сержантов и младших офицеров, обязанных поднимать солдат в штыковую атаку или заставлять всех ложиться костьми, дабы не пропустить врага) всех времен и народов. Не исключено, что именно эта его черта — не кидать солдат в бой без всякого смысла, а беречь их — в гораздо большей мере, чем все иные грани военного дарования снискали ему неподдельную любовь и искреннее уважение со стороны тех, кто когда-либо сражался под его началом. Он и сам вовсе не спешит бросаться в осуществление операций, если не уверен в успехе задуманного дела. Возможно, именно эта черта в сочетании с сохранением солдатских жизней способствует особому отношению к нему со стороны простых солдат. Он учится хладнокровию и расчетливости. И вот уже явственно проявляется его главная полководческая черта: никогда не ввязываться в чересчур рискованное предприятие. В тоже время его никто не упрекнул бы в отсутствии мужества. В пылу сражения, он — всегда на виду, всегда — в самой гуще боя.

Война идет своим чередом.

Под началом Клебера (1753—1800) Бернадотт умело и бесстрашно сражается со своей 71-й полубригадой, в том числе, в судьбоносной для революционной Франции битве 29 июня 1794 г. с войсками австрийского принца Кобурга при Флёрюсе, когда тот пытался деблокировать своего соотечественника князя Каунитца в Шарлеруа. Действия Бернадотта настолько восхищают Клебера, что прибыв к нему с поздравлением с победой, он публично объявляет: «Полковник, я назначаю вас бригадным генералом здесь, на поле боя!» Естественно, что на этот раз отважный беарнец соглашается на повышение до генерала.

А к концу года (2 октября 1794 г.), после тяжелых затяжных боев под началом все того же Клебера (в составе Самбро-Маасской армии Журдана) с англо-голландцами герцога Йоркского и принца Оранского и взятия стратегически важного Маастрихта Клебер, рапортовал Журдану: «Я не могу нахвалиться генералом Бернадоттом и Неем, которые ежедневно доставляют мне все новые доказательства своих талантов и отваги… Я счастлив, что предоставил им посты, которые они занимают». В тот же день Журдан присваивает Бернадотту высший чин во французской революционной армии — дивизионного генерала.

Тогда за 15 месяцев Бернадотт пять раз повышался по службе. (Столь же быстро в ту пору двигался по служебной лестнице и его сослуживец по армии — еще одна будущая наполеоновская знаменитость — Мишель Ней, с которым у нашего героя были приятельско-уважительные отношения).

…Между прочим, чин дивизионного генерала Ж.-П.-Б. Бернадотт получил раньше, чем его будущий антагонист Наполеон Бонапарт, правда, тот был дипломированным военным, в отличие от нашего героя-самородка-самоучки. Символично, что это «неравенство» не мешало нашему герою смотреть на поле боя совершенно по-новому — под другим ракурсом! 11.10.1795 г. при сильном ветре он не побоялся совершить необычную разведывательную операцию: пролететь над местностью, где шли бои на… воздушном шаре! Правда, длился полет всего лишь 20 минут из-за опасений командования, что порывы сильного ветра могут привести к обрыву страховочного троса, но «воздушный почин» генералом Бернадоттом был положен…

Обессиленные противники разошлись в стороны: передохнуть, собраться с силами, перегруппироваться. Возникло то, что принято называть неофициальным перемирием, когда ни те, ни другие не готовы продолжать «неистово наматывать друг другу кишки на штыки». Всю зиму и весну французы и австрийцы простоят по разным сторонам Рейна в ожидании «гениальных» планов из своих столиц.

…Кстати сказать, с той самой поры Бернадотт тесно сближается с восходящими звездами французского военного небосклона Клебером и Марсо. Он многому учится у этих больших талантов, обладавших огромным личным обаянием (оба рано погибнут: первый в 1800 г. в Египте, а второй — еще раньше, в 1796 г., причем, принято считать, что ни один из революционных генералов не обещал так много, как погибший в 27 лет Марсо) и до конца своих дней будет с ностальгией вспоминать «грозные для его отчизны 1794—1796 гг.», что свели его тогда с этими подлинными «львами французской армии», так рано ушедшими в Бессмертие. Портрет Клебера будет висеть у него в королевском кабинете Стокгольмского дворца на самом видном месте. Истинных «братьев по оружию» Бернадотт потерял, когда все они еще были всего лишь республиканскими генералами. Среди наполеоновских маршалов у него таких уже не было. В маршалате не было принято дружить: там, в основном все были друг другу «коллегами по кровавому ремеслу». Особо у него не складывались отношения с такими выдающимися фигурами, как стратег Даву и незаменимый кавалерийский командир Мюрат (по началу они сойдутся, но затем разойдутся), а также Бертье, от которого немало зависело в использовании того или иного маршала в военных операциях из-за его близости к императору в вопросах военного планирования…

Именно в боях под Маастрихтом судьба свела Бернадотта с еще одной будущей легендой французского оружия редкостным смельчаком Мишелем Неем. Нельзя сказать, что они стали «братьями по оружию», но Бернадотт уважал былинную храбрость рыжего и «красномордого» гусара-эльзасца, а тот признавал заслуги заносчивого беарнца перед революционной Францией и вне поля боя у них не было конфронтаций. (Напомним, что спустя годы именно Бернадотт приютит сыновей расстрелянного Бурбонами Нея у себя в Стокгольме.) Тогда же в окружении Бернадотта появляются такие колоритные военные, как Морис-Этьенн Жерар, Мезон и Морен (не путать с генералом Шарлем-Антуаном-Луи-Алексисом Мораном из знаменитой троицы дивизионных генералов III-го корпуса маршала Даву — Фриан, Гюденн, Моран!) — все трое потом станут генералами, причем, первому предстоит сыграть совершенно особую роль в корпусе маршала Груши, когда спустя 20 лет будет решаться судьба «генерала Бонапарта» и Франции под Ватерлоо.

В Париже тем временем, как уже говорилось выше, случился термидорианский переворот и гильотина обезглавила самого непреклонного из якобинцев Максимилиана Робеспьера, а страной начинает «рулить» Директория, где на первых ролях волею случая оказался Жан-Поль-Франсуа-Николя де Баррас (1755—1829) и начался «наибодрейший распил» госбюджета по всем направлениям. Вскорости, он вынужден был прибегнуть к услугам «героя Тулона» бригадного генерала Бонапарта, который после свержения Робеспьера сам чуть не угодил на гильотину. Но вот теперь тот — по специальности артиллерист — оказался снова востребован и без лишних сантиментов ловко со знанием дела расстреливает пушками роялистскую толпу, уже пошедшую было вешать на фонарях «директоров». Бонапарт за свою решительность и стремительность получает прозвище «генерал Вандемьер», становится дивизионным генералом (как и Бернадотт), стремительно женится на влиятельной вдове генерала де Богарнэ — сексуальнораскрепощенной «баррасовской подстилке», креолке Жозефине и отправляется навстречу своей судьбе — командовать французскими войсками в Италии.

А в это время другой революционный дивизионный (получивший это звание за удаль на поле боя, а не за расстрел толпы картечью на городской площади Парижа!) генерал Бернадотт получает назначение комендантом в Маастрихт.

Вскоре во враждующих столицах решили возобновить военные действия.

Инициативный Лазарь Карно задумал «глобальную» операцию с привлечением сил всех трех республиканских армий. Если удачливый «генерал Вандемьер» (напомним, так в армейской среде ехидно окрестили Бонапарта его недоброжелатели) должен был со своими «итальянцами» наносить отвлекающий удар по австрийским владениям на севере Италии, а Рейнско-Мозельская армия Пишегрю — форсировав Рейн в районе Страсбурга — устремлялась бы через Швабию и Баварию вглубь австрийской империи, то Самбро-Мааская армия, где снова верховодил Журдан, в которой служил наш герой, также переправившись через Рейн в его нижнем течении, вытесняла бы врага в Богемию. После чего обе «германские» армии революционной Франции встречались бы в районе Регенсбурга, и с юго-запада их поддерживали бы войска Наполеона Бонапарта. Все три французские армии с разных сторон начали бы угрожать столице Габсбургов — Вене.

…Кстати, интересно, что с поставленной парижскими «стратегами» задачей смог справиться со своей хуже всего снабжаемой армией лишь… «генерал Вандемьер»! Причем так, что с той поры о нем заговорили как о самом блестящем даровании в «декарии» (по римской военной терминологии — «десяткой» или отделением бойцов) превосходных военачальников республиканской Франции, тем более что два других несомненных (по масштабам дарований) претендента на вершину полководческого Олимпа Западной Европы той поры — Марсо и Гош — уже вышли из борьбы: оба нелепо погибли — один чуть раньше, другой чуть позже. Так бывает или, каждому — свое…

Перемирие завершилось 1 июня 1796 г. И к этому моменту Пишегрю оказался сменен на одного из самых больших талантов Франции той поры — генерала Ж.-В. Моро (1763—1813). Военные действия для обеих сторон сразу приняли затяжной позиционный характер. Нашему герою Жану-Полю-Батисту с его дивизией сначала отчаянно смело вырвавшемуся вперед, пришлось потом в очередной раз демонстрировать свое недюжинное мастерство в арьергардных боях. А ведь они никогда не бывают легкими, поскольку одни получают приказ давить и рваться вперед, а другие — «всем лечь, но врага не пропустить»! Не раз и не два его любимая 71-я полубригада, бесстрашно становилась в последний заслон, спасать честь французского оружия, с каждым разом все сильнее редея. Впрочем, такова участь всех лучших из лучших — они всегда либо на острие главного удара или «стоят и умирают» пока соратники уходят в отрыв от наседавшего врага. А под Бендорфом он и вовсе смог «прыгнуть выше головы»: с восьмьюстами достойно противостоял 10 тыс. врагов. (Что это — то ли быль, то ли, все же, небыль!?) Тогда, в результате 4-х часового боя враг отступил.

Потом были жаркие дела под Лимбургом, Бург-Эрбахом, Нюрнбергом, Дейнингом, Ноймарктом, Бергом, где ему достойно противостоял лучший австрийский полководец эрцгерцог Карл. Верный своему принципу — быть всегда на виду, всегда в самой гуще боя Бернадотт проявляет храбрость, всегда находясь в самых опасных местах, не думая о своей собственной жизни. Так, 21 августа 1796 г., во время отступления Самбро-Маасской армии, в стычке под Дейнингом, Бернадотт оказывается на грани смерти: получает удар пикой в голову, но остается в строю. «Не будь у меня шляпы, — пишет он брату, — я бы погиб». Под Ноймарктом его снова ранят в голову — на этот раз саблей! (Или, это — одно и тоже ранение, но по-разному описываемое в источниках?) И хотя он по-прежнему в строю, но уже в неудачном для французов сражении под Вюрцбургом (в сентябре 1796 г.) из-за последствий этого ранения (или, все же, этих ранений?) он покинул свою дивизию, правда, лишь на время.

…Между прочим, Бернадотт умел указывать вышестоящим начальникам на их ошибки в прогнозировании военных операций. Так, он на пару с Клебером настойчиво убеждал своего командующего Самбро-Мааской армии генерала Журдана не ввязываться в бой с австрийцами под Вюрцбургом, предвидя всю невыгодность складывавшихся не в пользу французов обстоятельств. Журдан не послушался своих генералов, крупно проиграл австрийцам и вынужден был начать отход, что существенно обострило положение на фронте. Любопытно и то, что в отличие от Клебера, оставшегося с солдатами и участвовавшего в этом сражении, пусть и проигранном французами, как полагают некоторые исследователи, Жан-Поль-Батист счел за благо сослаться на последствия предыдущих болезненных ранений (?) и отсутствовать на поле боя, дабы не запятнать свою репутацию отменного дивизионного генерала! Примечательно и то, что солдаты с пониманием восприняли такой «ход конем», тогда как офицеры сочли этот лукавый демарш предательством! Если это — так, то здесь сказались отрицательные черты Бернадотта — личные амбиции, самомнение, честолюбие и тщеславие. Если какое-либо предприятие не несло реальной выгоды лично для Бернадотта, он — либо уклонялся под разными предлогами от участия в этом деле, либо командовал «спустя рукава». Это не только отталкивало от него многих сослуживцев, но и вызывало у них раздражение и даже ненависть. Правда, Бернадот был достаточно толстокожим, чтобы такие проявления чувств могли вызвать у него сожаления по поводу своих поступков…

Тем временем армии Журдана никак не удавалась закрепиться и она все откатывалась и откатывалась на запад.

Вернувшийся в строй Бернадотт со своей дивизией, сократившейся уже до 6 тыс. человек, прикрывал ретираду армии под Оффенхаймом до последней возможности. То же самое ему пришлось проделать под Нойвидом, причем, тогда Бернадотт, уже будучи генералом, бесстрашно ввязался в рукопашную схватку и едва не угодил в плен к венгерским гусарам.

И хотя этот год для Бернадотта закончился еще и печальным для него сообщением о смерти сестры Мари, но его невероятное умение «вырезать из любого свинства хороший кусок ветчины», т.е. «выгрызать» из любой позиции максимум, позволило ему войти в «обойму» генералов республиканской армии, на которых можно полагаться в самой безвыходной ситуации. Уже тогда стало понятно, что командование дивизией для него не предел.

Годы, проведенные Бернадоттом в рядах Самбро-Маасской армии (1794—1796), когда он участвует практически во всех мало-мальски серьезных военных операциях, делают его известной личностью в глазах начальства и еще больше способствуют его популярности в солдатской массе. Во многих случаях Жана-Батиста выручает его беарнский темперамент. Он как никто другой умеет заставить себя слушать и подчиняться своим приказам. Поток пламенного красноречия, который он обрушивает на головы своих солдат, когда того требуют обстоятельства, заставляет даже самых отъявленных смутьянов идти на попятную.

…Впрочем, некоторые историки склонны считать, что со временем неуемное честолюбие, амбициозность и тщеславие будут преобладать у Бернадотта над разумом, взаимовыручкой. Понятие чести и долга будут ставиться им в зависимость от чинов, титулов и денежных пожалований. Его упрямый, независимый характер приведет к тому, что он будет чисто формально выполнять приказы, а иногда и уклоняться от них, если они, повторимся, не несут какой-либо выгоды лично для него. Любопытно, но это почувствуют не только во французской армии, но и в армиях союзников, когда Бернадотт будет воевать на их стороне против Наполеона…

Конец года Бернадотт проводит в Кобленце в балах, приемах и… романах. И еще не известно, чем бы тогда закончились любовные похождения этого «сержанта с красивыми ногами», если бы «труба снова не позвала его в поход», к тому же, в совсем другом регионе. Директория перебрасывает его в Италию — под начало не менее амбициозного, чем он генерала Наполеона Бонапарта. С ним у Жан-Поля-Батиста отношения не сложатся: слишком они были похожи по… устремлениям! Причем, они будут все ухудшаться и ухудшаться. Дело в том, что на вершине Олимпа, как известно, нет места для двоих — примерно, так высказался спустя годы «нечаянно пригретый славой» победителя самого Наполеона Бонапарта — британский полководец сэр Артур Уэлсли, герцог Веллингтон.

Итак, один из самых видных генералов Самбро-Мааской армии — Бернадотт — повел подкрепление командующему Итальянской армией: 20-тысячный (?) корпус из двух дивизий — своей и генерала Дельма. А ведь сам Жан-Поль-Батист просился куда-нибудь в колонии с теплым климатом (в частности, в Индию?) для поправки уже весьма расшатанного здоровья.

…Кстати сказать, символично, что с генералом Дельма судьба еще сведет Бернадотта при очень драматических обстоятельствах! Смертельно раненный в трехдневной кровопролитной битве под Лейпцигом, Дельма публично пошлет к «Екатерине Матвевне», т.е. «той самой матери», пришедшего к нему в лазарет Бернадотта — уже ставшего тогда шведским крон-принцем и сражавшегося за союзников…

22 февраля 1797 г. войска Бернадотта прибыли в Милан, столицу Ломбардии, причем, беарнец сразу же не сошелся характером по какой-то пустяковой причине с начштаба Бонапарта — Бертье. С самого начала отношения генералов не задались и никогда уже не наладились.

При личной встрече 3 марта в местечке Ла Фаворита, близ Мантуи, Бонапарт и Бернадотт не понравились друг другу, по крайней мере, так принято считать. Действительно, слишком разные, это были люди, и (повторимся!) слишком… похожи, преследовали одни и те же цели: прославиться и подняться как можно выше, благо после революции это стало возможным независимо от происхождения. Известно, что после знакомства Наполеон глубокомысленно изрек: «у него французская голова с римским сердцем». Бернадотт оказался столь же немногословен, но более конкретен: «…Я видел небольшую фигуру, грубую и злую в поведении и манере держаться…» Скорее всего, Жан-Поль-Батист уже тогда разгадал «всю далеко идущую суть» своего нового начальника. У очевидцев создалось впечатление, что оба генерала восприняли друг друга с очень и очень большой предосторожностью: оба «хитроумца» почувствовали друг в друге соперника, причем, непримиримого. Это первое впечатление не обмануло ни извилисто-многогранного «корсиканского выскочку», ни изворотливого выжидалу беарнца.

Намечалось интереснейшее противостояние-противоборство: гений против крепкого характера или, наоборот!?

…Между прочим, тогда началось и наглядное противостояние между двумя французскими… армиями: за спиной у Бонапарта стояла его «итальянская» армия со всей ее «южной» спецификой местоприбывания (теплый климат, благодатная природа, богатые города, много красивых податливых женщин и т.п.), а Бернадотт и его войска — с рейнского театра военных действий — были представителями иной формации. Если первые были порывисты и экспансивны, то вторые — конкретны и подтянуты. «Рейнцы» считали себя выше всех, способнее всех других. Военные Рейнской армии полагали, что именно они выносят наибольшие тяготы войны и делают для победы больше других. «Рейнцы» были намного лучше укомплектованы, снаряжены и экипированы, что впрочем, не мешало «итальянцам» под началом Бонапарта бить врага гораздо эффективнее, чем их «северные» «братья по оружию»! Ко всему прочему, офицеры-«рейнцы» считали Бонапарта «паркетным» генералом, выскочкой, который получил генеральские «погоны», расстреливая сограждан на улицах Парижа (подавление бунта 13 вандемьера), а на выгодное назначение и вовсе через… дивные «врата рая» своей «видавшей виды» супруги-экс-«подстилки» Барраса и прочих парижских деляг. Недаром Бонапарта прозвали генерал Вандемьер! Солдаты же Итальянской армии считали Бонапарта своим кумиром и чуть ли не богом, к тому же относились к солдатам Рейнской армии с плохо скрываемым недовольством. И те и другие насмехались друг над другом: «наполеоновцы» обзывали «бернадоттовцев» — «роялистами», получая в ответ — прозвище «якобинцы». Дело доходило до драк и дуэлей. Жертвами не прекращавшихся дуэлей по слухам стали без мало 350 солдат и офицеров! (Посмотрите замечательный фильм о многолетней вражде двух гусар из той богатейшей на различные события эпохи «Дуэлянты» Ридли Скотта (1977 г.) — автора полуфантастического «Гладиатора» и средневековой притчи «Последняя дуэль», возможно, кое-что станет вам наглядно понятно. Впрочем, о вкусах не спорят.) По вполне понятной причине одним из наиболее рьяных дуэлянтов оказался и наш наваррский петух Бернадотт. Для начала он вызвал на дуэль правую руку Бонапарта Бертье! Потом по рассказам (уже тогда или несколько позже?) на очереди у него стоял сам классик фехтования той поры несравненный бретёр Ожеро! И еще неизвестно, как сложилась бы судьба нашего горбоносого бахвала и наглеца, если бы не Наполеон. Ему удалось развести бретеров по углам. Но с той поры никто из «итальянцев» терпеть не мог «рейнского выскочку» из Беарна. Ко всему прочему, Бернадотт добавляет масло в огонь, еще больше ожесточая непростые взаимоотношения, сложившиеся как между ним и Бонапартом, так и между солдатами. Так, накануне битвы при Тальяменто, Бернадотт обращается к солдатам своей 4-й дивизии со следующими словами: «Солдаты! Всегда помните о том, что вы пришли из Самбро-Маасской армии и что на вас взирает Итальянская армия». И, тем не менее, скупой на похвалу Бонапарт после осмотра частей Бернадотта отдал должное выучке и дисциплине приведенных к нему бернадоттовских солдат: «…они были превосходны, в отличном состоянии и безупречно вымуштрованы». Столь же объективен был и его старый приятель генерал О. Ф. Мармон (1774—1852): «… они, бесспорно, превосходили их (имеются в виду итальянские части Бонапарта — Я.Н.) в поведении, дисциплине и военной подготовке»…

В Италии Бернадотт встретит Мюрата и, как уже отмечалось, даже подружится с ним. Правда, потом судьба и военные «пути-дороги» разведут их, но отважный беарнец надолго сохранит теплые воспоминания о самом лихом командире всей наполеоновской кавалерии — наследнике славы принца Руперта английского короля Карла I Стюарта и прусского короля Фридриха II Великого — Зейдлица! А вот с Бертье, как уже говорилось, отношения не сложилось: слишком разными они были людьми. Один — незаменимая «тень» «генерала Бонапарта», другой — в некотором роде его «отражение» в «кривом зеркале».

Очень скоро (16 марта 1797 г.) война представляет Жану-Полю-Батисту («сержанту — красивая ножка») и его «рейнцам» прекрасный шанс показать заносчивому «коротышке-корсиканцу» (на самом деле Наполеон не был низкорослым: просто на фоне своего рослого и видного генералитета, а потом и маршалата он таковым казался!) каковы его люди в бою с самим эрцгерцогом Карлом — безусловно, лучшим австрийским полководцем той поры — под Тальяменто. Именно его стремительная атака под ураганным огнем австрийской артиллерии решила исход дела.

Бернадот продолжает выполнять поставленные перед ним задачи. 19 марта он атакует крепость Градиска и после упорного боя, потеряв 500 человек, захватил ее. Правда, Бонапарт в своем очерке об Итальянской кампании несколько по-другому описывает эти события. «Дивизия Бернадотта, — пишет он, — появилась перед Градиской для переправы через Изонцо. Она нашла городские ворота запертыми, была встречена пушечными выстрелами и попыталась вступить в переговоры с комендантом, но он от этого отказался. Тогда командующий (Наполеон в своем очерке пишет о себе в третьем лице) двинулся с Серюрье на левый берег Изонцо… Для сооружения моста пришлось бы потерять драгоценное время. Полковник Андреосси, начальник понтонных парков, первым бросился в Изонцо, чтобы измерить его глубину. Колонны последовали его примеру, солдаты переправлялись по пояс в воде под ружейным огнем двух хорватских батальонов, обращенных потом в бегство… Во время этого перехода на правом берегу велась оживленная ружейная перестрелка: там дрался Бернадотт. Этот генерал имел неосторожность штурмовать крепость, был оттеснен и потерял 400—500 человек. Эта чрезмерная храбрость оправдывалась желанием самбро-маасских войск проявить себя в бою и, благородно соревнуясь, прибыть к Градиску прежде старых частей Итальянской армии».

Поэтому нет ничего удивительного, что вместо похвалы Бернадотт получает выговор, смысл которого заключался в следующем: не стоило штурмовать небольшую крепость и терять при этом столько людей; вместо этого, достаточно было просто осадить ее, а поскольку гарнизон не имел достаточного количества продовольствия, то сдался бы очень быстро.

…Между прочим, не исключено, что именно с той поры Бонапарт стал «притормаживать» Бернадотта, явно почувствовав в нем скрытые до поры до времени неограниченные амбиции. В своих характеристиках он называет его «одним из выдающихся защитников Республики», но на деле старается не дать Бернадотту развернуться, а то и отправить с глаз долой! И такая «оказия» скоро подвернется. Се ля ви: человек — человеку волк! Убей его или он убьет тебя! Среди военных — это аксиома: они убивают или… их убивают — кто проворнее, тот и… молодец-удалец! Не так ли!? Впрочем, это всего лишь «оценочное суждение»…

Затем дела пошли столь хорошо для французов, что Массена двинулся на Леобен, Жубер — на Линц, сам Бонапарт — на Вену. В конце концов, австрийский император наглядно задумался о (Леобенском) перемирие, за которым на горизонте «замаячил» (Кампо-Формийский) мир.

Тем временем прозорливый Бернадотт все чаще приходит к мысли, что независимо от того, насколько хорошо или неудачно он будет действовать — все равно это вызовет неудовольствие Наполеона. Его отношение к Бонапарту становится еще более недоброжелательным.

Бернадотт размышляет о продолжении военной карьеры в каком-нибудь для него более приятном месте и не под началом «тормозящего» его Бонапарта. Он подает рапорт в Париж об отпуске и последующем переводе в Индию. Наполеон был совсем не против убрать слишком самостоятельного беарнца из своей армии куда-нибудь подальше. Он даже снабдил его «в дорогу» 50 тыс. франков из суммы в 5 млн. франков от продажи захваченного им «Ртутного рудника». (Себе он оставил 800 тыс. франков.) Но из Парижа пришло сообщение, что вакансий в Индию нет, и Бернадотту следует перейти на административную работу в одной из завоеванных провинций Италии. Жан-Поль-Батист всегда был «парень-непромах» и согласился на время сменить амплуа, приняв руководство над Фриаулем. Как показало время, это был бесценный опыт (для будущего короля Швеции) по администрированию, потом будут Ганновер, Ансбах и Гамбург (очень организованные в структурном плане богатые немецкие города, где всегда было чем «поправить» свой бюджет любому ухватистому «наместнику»).

Спустя какое-то время он, все же, энергично запросился в Париж, в котором никогда не был и был милостиво туда отпущен Наполеоном. Тем более, что «нарисовалась» оказия: должен же был кто-то из высоких офицерских чинов отвезти в Париж пять… захваченных у австрийцев знамен. Правда, в письме