автордың кітабын онлайн тегін оқу Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником
Петр Ингвин
Зимопись
Книга шестая. Как я был стрелочником
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Петр Ингвин, 2018
Заключительная книга саги о любви и выборе с провокациями на темы семьи, политики и религии. «…Слово — оно живое, оно часть меня. Не исполню слова один раз, и никто не убедит, что нельзя не исполнить второй. Один раз — не водолаз, говорит народная присказка. Пусть для начала — словесный. Нарушенное слово — худший из наркотиков…»
16+
ISBN 978-5-4493-0520-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Зимопись
- Эпиграф
- Часть первая Спасатель
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Часть вторая Посол
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Часть третья Продюсер
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Часть четвертая Почти император
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Часть пятая Стрелочник
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Постскриптум
Эпиграф
«И вот подходит наша книга к желанному концу. Осталась у нас с вами одна последняя часть. И вот она перед вами. Она заключает в себе то, чего бы крайне не хватало, если б наша жизнь была только такой, какой мы вам сейчас преподнесли».
М. Зощенко «Удивительные события».
Часть первая
Спасатель
Глава 1
Небо без проводов. В который раз восхищаюсь. Небывалое зрелище в моем мире. Чтоб увидеть, нужно выбраться за пределы города и главных трасс или попасть на свалку. Здесь же никому в голову не придет, что можно жить под стальной паутиной и не чувствовать себя пойманной мухой.
Конь шел резво, не замечая двойной ноши. Поздне-весеннее солнце ничем не отличалось от летнего, которое равнялось для меня далекому южному.
— И как удачно куда-то подевалась Томина подружка с твоим лицом и именем, не правда ли?
Ася умолкла. Мне, болтавшемуся за спиной цариссы, на это ответить нечего. Оправдываться, искать варианты вывернуть все наизнанку и выпутаться? Судя по настрою цариссы — бесполезно. Если она собрала столько народу и лично отправилась к Верховной царице за приказом изъять меня из сестыря, одними словами не отделаться Нужны доказательства, и весьма убедительные. А их нет. Любой, включив логику, мог сложить убийственную для меня цепочку, просто Ася додумалась первой.
А Тома?! Укрыватель черта, нарушительница чуть ли не главного закона этого мира. Теперь погибнут все — я, сестренка со своими амбициями, Юлиан с грезами о любви, которого тоже примут либо за скрывавшегося черта, либо за сообщника, и Зарина — со всеми нашими едва проклюнувшимися мечтами. Папринций не дождется сына, Шурик — помощи, Малик не сможет ее оказать, не зная, где и как. Все пошло прахом по причине, которая постоянно лежала на виду: ничто, построенное на лжи, не ведет к счастью. Не приводило, не приводит и никогда не приведет.
— Придумываешь, как выкрутиться? Не трать силы. В моем подземелье сидит некий Дорофей, пособник врагов равновесия. Прежде, чем ему вырвали язык и выкололи глаза, парнишка сообщил много любопытного, однако фантазии не хватило свести факты воедино. До сих пор не пойму: как мальчика не отличили от девочки? Поздравляю, ты хороший актер.
Ася обернулась, словно желая убедиться в могуществе моего лицедейства. В глазах стоял мрак. Не черный, а какой-то серый. Мокрый и злой.
Если б сказанное говорилось для принятия немедленных мер, их приняли бы заблаговременно. Об этом стоит подумать. Получается, от меня что-то нужно? Поэтому серый мрак внушает не ужас, а нечто странное, похожее на жалость. Во мраке пряталась боль.
У меня даже оружие не отобрали. Нож цариссы тоже почти под рукой: одно движение, и она труп, а я всадник, готовый ускакать, куда заблагорассудится.
Это если забыть об отряде, направившем на меня не только разнообразные по степени ненависти взгляды, но и множество металлических изделий разной степени остроты. Неужели Ася им рассказала? Нет. Она ненавидит чертей, но я зачем-то нужен. Просто подожду, и все само разъяснится. А может и рассосется.
На душе посветлело.
Долгое время ехали молча. Меня ни о чем не спрашивали, я тоже не горел желанием вести дискуссии с людьми, не признающими во мне человека. Их закон гласит: «Если я встречу падшего, я убью его» и «я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества — общество обязано ответить тем же». Еще недавно я восторгался последней догмой, она казалась панацеей. Забылось одно: на непрочном фундаменте дворцы не строят.
Отряд переночевал в цекаде, на следующий день опять ехали без остановок. Места ночлега здесь расположены в расчете на две скорости передвижения: степенно-солидную и быструю. Люди, которые желают получить от пути удовольствие, и грузы, что боятся тряски, путешествуют от одной стоянки до следующей. Если же выехать на рассвете и поторопиться, за световой день можно миновать два перегона. Мы желали быстрее достигнуть некой цели, потому спешили.
Когда развилка на Асину вотчину Льна и Тканей осталась по правую руку, обозначилась цель поездки: мы едем к Томе.
Скорее — за Томой. Чем ей это грозит, я понимал прекрасно. Кроме как убить цариссу и броситься навстречу с криком «Все пропало!» других планов в голову не приходило. Все-пропальчество из нас с корнями выдирали в невестории, доказывая, что это не выход, а вход в еще большие последующие неприятности. Также не надо забывать про взгляд с прятавшейся внутри болью и про все еще живого меня за спиной цариссы, которая вовсе не склонна к сентиментальности. Значит, подождем без резких движений.
Вокруг тянулись уже знакомые поля и леса. Вотчина Западной границы. Имение Томы и ее стартовая площадка на верхушку власти — как она думает. Теперь честолюбивым планам пришел конец.
А если мы едем торговаться? К примеру: дочка Аси тоже решила пробоваться на царицу. Вполне достойный вариант, я бы за Марианну проголосовал… имейся у мужчин право хоть что-то решать в этом мире. Как понял, Ася входит в управляющий страной «клуб по интересам», и если она решит пристроить доченьку на теплое место, ей мало кто возразит. У Томы, которая на сегодня лидирует, появится еще одна конкурентка. Сейчас у Аси в кармане… ну, за спиной, прекрасный козырь. Томе бить нечем. Возможен обмен: моя жизнь на сход Томы с дистанции.
Вопрос: согласится ли Тома? Один раз уже выбирала. Собственная армия в обмен на мое личное счастье. Итог удручающий.
Если меня не станет, Томе останутся Юлиан, титул, вотчина, полностью развязанные руки и великое будущее. А проблемы исчезнут.
Не исчезнут. Она укрыватель. Если мы действительно едем торговаться, а моя жизнь — разменная монета, то у Томы положение безвыходное. Ей придется согласиться.
Еще непростой вопрос: простит ли она мне эту сделку?
Меня трясло позади всадницы, руки держались за украшенный бронзовыми пластинами пояс. Ничего хорошего впереди я не видел. Быстрей бы домой — который с большой буквы. Только Зарину разыскать, и гори здесь все синим пламенем. Пусть слышу со всех сторон, что через портал обратного пути нет, но это утверждают те, кто хорошо устроился в новом мире. Им назад не нужно. Им так спокойнее — думать, что возврата нет.
Кто ищет, тот найдет.
— Марианна сбежала, — упало с губ полуобернувшейся цариссы. Кожа вокруг ее глаз пошла морщинами, похожими на трещины. Словно вмиг постарела. — Связала в мешок одежду с оружием, скрепила пару бревен и отправилась по течению на ту сторону. Я узнала об этом поздно, из записки.
Я чуть не поперхнулся. Всего ожидал, но такого…
Мало ей приключений?! А ведь сам научил на воде держаться. Еще радовался успехам царевны.
Комок ей в кашу и пенку в молоко, она же к конязю отправилась! Вспомнился разговор купавшихся мальчишек: «Говорят, он теперь бой-бабу хочет: чтоб и на коне, и мечом, и при том — баба». И более конкретное девчоночье: «Конязь ищет не просто наложницу, а боевую подругу. Если незамужняя от пятнадцати и старше, чиста телом, быстра умом, без разной обузы и еще девица, любая может показать себя».
Марианна отправилась показывать. Увидела, какими глазами правитель на ее мамашу глядит, да какие перстни носит…
— Нужен проводник. — Голос цариссы стал глуше, а тон чуть добрее — он уже не выдергивал конечности с корнем, а только ломал и выкручивал. — Ты бывал за рекой. Тебе легче найти ее… и забрать.
— Если она захочет возвращаться.
— Именно. Уговорить сможешь только ты. Она же из-за тебя.
Так становятся виноватыми в том, чего не совершали. В поиске и назначении ответственных за то, что с ними случилось, женская логика безупречна. Лучше не спорить, иначе окажешься виновным еще в чем-нибудь. Отрицание женской правоты — уже преступление, и я спросил:
— Как мы переправимся?
— Не мы. Царица дала позволение тебе одному.
— Вы ей рассказали?! — Одежда вмиг пропиталась холодным потом.
— Усеченную версию. Лгать царице — себе дороже. Никогда никому не лги. Можешь недоговаривать…
Правило, что составляло немалый перечень, из ее уст уже звучало, и я на миг отвлекся. Тома и остальные снова в опасности. Если Тому допросят с пристрастием…
Я вновь сосредоточился на Асиной речи.
— Сказала, что дочка по уши втюрилась в невестора цариссы-молокососки и сбежала через Большую воду. Верховная в курсе, что там творится. Экспедицию посылать нельзя, это как объявление войны, мгновенный конец равновесию. А Марианна не вернется, если ее не привезешь лично ты. Мне дали полномочия вытащить тебя из сестыря и переправить за реку. Понимаешь, что жизнь Томы теперь зависит от тебя?
А было ли иначе в последнее время?
— Понимаю. — Я нахмурился.
Каждый человек по своей природе — двуличный. Вторая личность появляется, если окружающие злоупотребляют первой. Сейчас мое лицо изображало задумчивое смирение, а мозг работал на пределе: как вырулить из ситуации с минимальными потерями? Этого второго, который сидел внутри, я показывать не собирался. Если выход существует, второй «я» найдет его и спасет всех. Если нет… Тогда крышка обоим.
Попахивает шизофренией.
И вообще — попахивает.
Царисса горько усмехнулась:
— Теперь, Сусанин, все зависит от тебя. Много жизней, включая твою собственную. Оценил масштаб трагедии?
— Если я Сусанин, то подозреваю, что вам известно, куда заведу.
— Ну, веди как Афанасий Никитин, — отмахнулась царисса. — Хотя, ты прав, Сусанинский вариант не устраивает. Все свидетели, свои и чужие, сгинули, и даже неясно, кто обо всем рассказал. Если тоже надумаешь сгинуть, напомню про остающихся близких. Против Афанасия Никитина ничего не имеешь? Везде побывал, выжил и вернулся. Самое то.
Я покачал головой.
— Тоже архиподозрительнейшая личность, не так давно читал про него. — Теперь скрываться смысла нет, можно смело блеснуть знаниями. — Когда этот знаменитейший путешественник плыл в Персию, под Астраханью он попал в руки татарам. Жизнь со здоровьем остались при нем — в отличие от материальных средств. Возвращаться на родину без денег несподручно, и Афанасию стукнуло в голову совершить заграничное турне. В Индию. Чего мелочиться. В дороге он по нескольку месяцев жил в разных городах и селениях, купил породистого жеребца, чтоб подороже перепродать в Индии… Напомню: речь про обчищенного до нитки человека.
Ася удивленно косилась и, кажется, зауважала описываемую личность.
— Жеребец, видимо, был родственником курочки Рябы и тоже нес золотые яички, иначе не представляю, как, побродив по Индии, перед отправкой домой можно прикупить мешочек бриллиантов. За других не скажу, а у Афанасия получилось. Под Смоленском сей деятель умирает, а его записи оказываются в Москве и заканчиваются изумительной фразой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Иисуса Духа Божия. Аллах Велик». Нормально?
Ася скривилась:
— Предупреждаю: еще одна история из прежней жизни — и мой меч обретет собственную волю.
Вдали замаячил каменный силуэт в форме пальца, и мы вдруг съехали с дороги.
— Сразу на границу? — догадался я.
— Нельзя терять время.
— Мне нужно переговорить с Томой.
— Я вызвала ее, встречаемся за тем холмом. — Ася махнула куда-то вперед. — Не нужно, чтоб все видели, кто и куда едет.
— Мой переход реки должен остаться тайной?
— Томе сказать можно. Для того и встретитесь — вдруг в последний раз? Все же надеюсь на твой успех. Не представляешь, какую бучу я затею, если не вернешься.
— Дело может затянуться, — предупредил я.
Царисса кивнула:
— Торопить тебя никто не может — кроме внутреннего голоса. А он должен напоминать, что с каждым прошедшим часом ситуация для твоей подружки меняется в худшую сторону.
За холмом нас уже ждали.
Думал, придушу на месте за предательство, но нет. Увидевшая меня Тома бросилась на шею:
— Чапа!
Мои руки механически ответили, а через миг уже обнимали по-братски. На обиженных воду возят. Тома такова, какова есть, и больше ни какова — вот данность, бороться с которой бессмысленно. Тем более обижаться.
Тому сопровождала Грозна с «мужьями». Сейчас все выглядели как заправские войники — хорошо подобранные доспехи блестели, шлемы сияли, бело-синие с красным цвета сразу лезли в глаза.
Папринция и зверей не было. Может, и к лучшему.
Тома по-настоящему соскучилась. А также ее разрывало от новостей.
— Объезд башен только намечается, а предложения уже идут! Знаешь, кто выразил желание стать моими войницами?
— Ты как ребенок.
Тома продолжала пузыриться радостью:
— Слишком эмоциональна? Есть повод!
— Не про это. Ты как ребенок спрашиваешь: «Знаешь, кто? А знаешь, что?» Если б знал, зачем слушать? Давай к делу, без вопросов.
— Зануда.
Наши мысли витали в разных мирах. Мои готовились к переходу реки, Тома тешила честолюбие.
— Только из известных тебе особ ко мне хотят Кристина Есенина, Майя Береславина, Феофания Ульянина, Софья Сусаннина, Александра Пелагеина и даже Амалия Фаинина. У всех имеются старшие сестры, активные матери и минимум шансов на корону.
— Веселая компашка подбирается.
Если с моей экспедицией за реку все каким-то образом уладится — как потом жить внутри этого гарема? С каждой из перечисленных связывает кусок жизни. Микроскопический по времени, но не по накалу эмоций. Непростая жизнь будет по возвращении. Нужно или домой быстрее смываться, или, если информация об отсутствии обратного пути подтвердится, с Томой в крепость переезжать.
Кольнуло: а Зарина? Если у Томы все сложится хорошо, и крепость станет принадлежать ей, то зачем я там, и смогу ли выбираться при необходимости? По окончании послушничества Зарина обещала ждать меня в темном доме. Где он находится? Даже не спросил.
— Не слыхала, темный дом — в чьей вотчине?
Тома затрясла локонами:
— Какая разница?! Вообще, слышишь, что говорю? Еще несколько человек пока думают, а кроме них ко мне собрались целых восемь сестер царисс — взрослых тетушек-царевен, которые тоже разочаровались в вечной роли второго плана!
Ясно, слухи о Томиных подвигах разнеслись и разрослись, превратились в легенды, и за возможность прикмазаться к ним люди готовы рискнуть устроенными жизнями. Авантюра в обмен на покой — предсказуемый выбор скучающих организмов, которые требуют всего и сразу. Узнаю себя в молодости. То ли дело сейчас, когда я большой и взрослый, как командир Красной Армии Гайдар, в моем возрасте командовавший дивизией.
Тома оглянулась и потянула меня в каменные торосы:
— Пойдем, прогуляемся.
Близость гор ощущалась во всем: разбросанные по округе скалистые нагромождения торчали из земли, как сорняки в засеянном поле, ветерок овевал более прохладный, чем даже в соседней вотчине, дремучие леса исчезли — деревья превратились в хилых карликов-монстров, напоминавших раздавленных пауков.
Мы направились за ближайшие большие камни. Ася подозрительно посмотрела вслед, но ничего не сказала. Отвернувшись, она подозвала кого-то.
Тома на ходу распорядилась:
— Грозна, оставайся с войниками здесь.
— Но… — Грозна указала глазами по сторонам.
Косившееся на нас воинство Аси не пылало дружелюбием. Тома отмахнулась:
— Перестань опекать меня как ребенка! Чапа со мной, мне ничего не угрожает. Если что, сама за себя постою.
Грозна собиралась еще что-то сказать, но пожала плечами и отвернулась. Зря Тома так с бывшей командиршей. Зачем эта отповедь? Если не приказывать, а просить, жизнь будет проще и, возможно, длиннее. В плане выживания Грозна знает и умеет намного больше всех, вместе взятых. Нужно было хотя бы дослушать.
Когда вокруг из живого осталась только куцая растительность, Тома вскинула на меня странный глубокий взгляд. Такой я ее еще не видел.
— Я только что вернулась. — Голос снизился до шепота. — Со мной разговаривали представители настоящей власти страны.
Позади хрустнул камешек под чьим-то сапогом — войница Инна, кося изуродованным глазом на располосованном лице, вместе с еще двумя бойцами следовала в некотором отдалении.
— Мы хотим остаться наедине, — сурово бросила Тома.
— Это невозможно. Мне велено отвечать за вашу безопасность.
Тома вспылила:
— У меня есть своя охрана! Приказываю оставить нас!
— Простите, царисса, но я подчиняюсь только своей хозяйке.
Томино лицо пошло пятнами. Ярость в последний момент уступила место рассудку:
— Вы со своей хозяйкой обе находитесь на моей земле. Приказываю вам удалиться.
Круто. И совершенно без толку. Страшное лицо войницы растянулось в оскале:
— Вынуждена напомнить, что вотчину во временное пользование дает Верховная царица, она же может забрать в любую минуту. На даже этот довод сейчас ни при чем, поскольку царисса Ася в данный момент выполняет высочайшее поручение. Выходит, что я выполняю распоряжение самой царицы, а это выше мнения переполненной самомнением соплячки.
— Что себе позволяешь?! — Тома схватилась за меч.
Хорошо, что не вытащила. Инна только посмеялась:
— Давай. Знаешь, сколько я пережила таких выскочек?
— Они умерли со страху, когда увидели твою рожу. Или со смеху. — Позади Инны раздался ритмичный стук.
Войница резко обернулась. Сзади к нам неслышно подошла Грозна и теперь спокойно стояла, постукивая по голени обнаженным мечом.
— Царисса Тома, мне показалось, что здесь я принесу больше пользы. Пришлось нарушить приказ. Готова понести наказание.
— За ослушание объявляю выговор, а за правильное реагирование на ситуацию будешь вознаграждена. — Тома ехидно поглядела на Инну и распорядилась: — Грозна, обеспечь нам, пожалуйста, возможность нормально поговорить.
«Пожалуйста». Другое дело.
Инна не стычку не решилась. Она и ее люди отступили — не намного, но для нашей цели достаточно. Оружие осталось в ножнах.
— В этом мире правит не Верховная царица! — зашептала Тома.
— Знаю.
Удивил. Эти глаза напротив превратились в тарелки ударной установки — столь же огромные и звенящие недоумением:
— Откуда?!
Скрывать смысла нет, меня там опознали, причем именно Ася.
— В сестыре случайно оказался в нужном месте в нужное время. Ася среди них, ты в курсе?
Тома кратко кивнула:
— Она должна быть там, она же ангел.
— Кто еще?
— Пока не могу сказать. Со мной встречались две цариссы. Меня пригласили в клуб. Объяснили основы поведения. Если ничего не случится, следующей царицей выберут меня!
«Клубом по интересам» навскидку назвал это собрание Каур. Он попал в точку. Именно клуб. И интересы общие. И еще какие.
Вспомнились сомнения, которые звучали у них при обсуждении. В такой ситуации я бы не оптимистил, но разве Тома примет догадки в качестве довода? Сейчас ее фактами не вразумишь.
— Метишь в царицы — выходит, домой больше не собираешься? — задал я главный вопрос.
— Домой? Чапа, включи мозги. Мой дом — здесь. У меня феод, а впереди светит царство. У меня любимый человек и могу взять еще двух. Что можешь предложить взамен?
— Нам поможешь?
Взгляд Томы смягчился.
— Всеми силами.
— Лишь бы не оказалось поздно. Ася знает, что исчезнувший ангел Чапа — это я. Могут узнать и другие.
Словно гигантский ластик стер с Томиного лица лучики счастья, оно разгладилось, стало злым.
— Это худшее, что могло произойти.
— Это еще не худшее.
Ох, бедна фантазия у сестренки.
Тома сощурилась.
— Говоришь, только Ася знает?
Клинок взгляда полоснул по сопровождавшему меня воинству. Много. Царисса подготовилась ко всему.
Тома обратила лицо к башне, откуда можно привести подмогу.
— И думать не смей, — тихо выговорил я. — Ася умнее нас обоих, она не могла не подстраховаться.
Тома гневно выдохнула:
— Жаль. Это было бы лучшее решение.
— Лучшее для несдержанной девчонки и неприемлемое для будущей правительницы.
— Глупости. — Самое обидное, что Тома действительно так думала. Ее лицо обратилось в сталь. — Если узел нельзя распутать, его разрубают.
— Пока меня не будет, постарайся не рассуждать подобным образом. Знаешь, куда меня отправляют?
Тома кивнула:
— Передали, что Марианна исчезла, и ты снова отправишься спасать. Точнее, в очередной раз возвращать блудную дочку в лоно семьи. Смотри, не загуляй там с ней. Мне еще разборок с опозоренной мамашей не хватало.
Делиться радостью, что нашел Зарину, расхотелось.
— Ну, тогда до встречи.
Мы крепко, но холодно обнялись. О Шурике Тома даже не спросила.
Глава 2
Долго ждали тумана, без него я отказывался переправляться. Глядельцы на той стороне не дремлют ни днем, ни ночью. Даже если не смотрят специально, могут заметить меня случайно. Или увидят непредвиденные свидетели вроде купающейся малышни, или купцы-гости. А после недавних событий я бы на месте конязя на повороте реки, куда выносит течение, установил постоянный пост наблюдения. Скоро узнаю, мыслит ли он так же.
Разбитый на ночь лагерь этим же вечером увеличился — к цариссе прибыло подкрепление. Предусмотрительная. Я еще не переговорил с Томой, мы не обменялись мнениями и новостями, а дополнительный отряд уже двигался следом.
В лагере я чувствовал себя чужим. С меня не спускали глаз, по надобности отпускали только в ближние кусты. Зато кормили на убой: вода ледяная, и моему организму требовался запас жира. Хотя бы в виде топлива.
Мешок с вещами, оружием, доспехом и небольшим запасом продуктов стоял собранным, рядом на берегу ждало бревно. Царисса предлагала два, чтоб я лежал между ними на поперечных веревках. План хороший, но опасный. Я отказался. Два параллельно плывущих бревна привлекут внимание. Я хотел доплыть и вернуться живым. Бревно оставили одно, но большое, к нему прикрепили веревку-страховку — вспомнились судороги Марианны. Нелепо и обидно, если на середине реки подобное произойдет со мной.
Среди ночи лагерь навестили погранцарберы, Ася объяснила им свое присутствие на границе приказом Верховной царицы. Все претензии исчезли, нам пожелали удачи и больше не беспокоили.
Наступил следующий день, затем еще один, и еще не один. Время шло, ничего не происходило — идеальная погода с яркими звездными ночами будто издевалась над нами. Тумана мы так и не дождались. На десятый день, когда нервы у всех просто искрили, хлынул ливень.
— Сейчас, — объявил я.
Под жутким вертикальным потоком мне помогли столкнуть бревно с привязанным мешком, я резко окунулся в воду и поплыл.
Не вода, а лед, только жидкий. Руки вцепились в бревно, ноги истошно колотили, чтоб хоть как-то греться. Повторное форсирование русла оказалось не столь продолжительным. Дрожащий и синий, в конце концов я отвязал мешок и некоторое время шагал в воде в обратную сторону в поисках места покочевряжистей, чтоб не просматривалось. Затем долго сидел под развесистым деревом, скукожившись в позе эмбриона. Огонь разжигать нельзя, одежда мокрая, согреться можно исключительно движением и растиранием, чем я последующее время и занимался.
Конкретного плана действий так и не созрело. Все эти дни в голову лезла сплошная дребедень, разбиваемая первым же мыслительным усилием. Понятно, что двигаться нужно вглубь леса. Затем, когда дежурные глядельцы окажутся позади, повернуть в сторону единственной хорошо известной мне деревни Зырянки, а там сориентируюсь. Варианта два: выдать себя за гостя, как здесь именуют купцов, или найти кого-то из Немирова семейства. Если кузнец вернулся, может, оценит, что это произошло благодаря моему вмешательству. Любу жалко, и с ней встречаться не хотелось. Постник тоже ко мне дружеских чувств не питал, просто терпел. Мелкий Урюпка уже тогда строил из себя взрослого, значит, будет стоять за родных. То есть — против меня. Фенька поддержит всех, лишь бы не ссорились, это хоть какой-то голос в мою пользу, пусть не полноценный (если разделить на всех, мне достанется только часть голоса), но уже что-то. Елка… Кто ее знает. Девчонка себе на уме. Взбалмошная и непредсказуемая. Может встать за меня горой, а может ножиком пырнуть, в обоих случаях будет чувствовать себя правой. Даже если эти два события произойдут одновременно. Еще есть вариант с мастером Драком. Или мастером драк, до сих пор не знаю, как правильно. Кто-то из них должен слышать хоть краем уха о втором пришествии Марианны.
Теперь посмотрим с другой стороны. Куда могла направиться царевна, когда оказалась по эту сторону? Конязь живет в Еконограде, до него незамеченной не дойдешь. Лицам женского пола без мужчин ходить запрещено. Если она сумеет куда-то пробраться, только в Зырянку. Рассмотрим ту же компанию, кто как отнесется к появлению сбежавшей невесты отца.
Немир, если жив и здоров, доведет дело до конца, и с мечтой о «боевой подруге» правителя царевне можно распрощаться. Возможно, успею попасть на свадьбу.
Если с Немиром расправились раньше, чем за его поиски взялся конязь, главой семьи стал Постник. У парня два варианта: помочь девушке или сдать папам. Если он законопослушен и не хочет проблем, то сдаст обязательно. Если обижен за отца и деятелен — поможет. Зависит от убеждений. Плюс дело случая и настроения. Прогнозированию не поддается.
Люба. Она считала Марианну соперницей. Узнав, что царевна едет к конязю, может помочь. У нее сестра-близнец в Еконограде, туда и отправит. Но если Люба обижена на сбежавшего муженька…
Н-да. Царевне может достаться из-за меня.
Урюпка, Фенька и Елка ничем не помогут, у них ни права голоса нет, ни возможностей. Больше никого Марианна не знает, кроме нескольких солдат, а также повара с поваренком из пограничной крепости.
На ее месте я удостоверился бы в отсутствии Немира и обратился к Постнику — днем он в кузнице один. Или к Любе — она днем дома одна.
Это я бы на ее месте, а что взбредет в голову царевне? Что, если просто пойдет к папам и объяснит цель, с которой прибыла?
Лучше бы ей податься к солдатам. Еще лучше — к дружинникам конязя. Это оптимальный вариант. Но их где-то нужно подловить. Для этого — долго сидеть в засаде, никому другому не попасться на глаз и успеть все объяснить до того, как накажут за нарушение устоев в виде гуляния в одиночку.
Дождь закончился далеко за полночь. Тучу унесло, влажное умытое небо расцветилось звездами. Ночью здесь бояться нечего — нет ни волков (про них местным известно, значит, где-то водятся, но не вблизи, иначе принимались бы меры), ни змей, ни прочего из той же серии. Если только в яму свалиться, но для этого достаточно идти аккуратней. Главное — идти. Что я и делал. Но не получалось. Тело дрожало, ноги передвигаться отказывались, в голове шумело.
В какой-то момент я понял, что без огня погибну. Одежда прилипла, мешок стал неподъемным. Еще немного, и встать не получится.
Нос уловил дымок. Была не была. Кто бы это ни был. Иначе…
Волочившийся мешок дребезжал, под ногами трещало, но мне стало все равно. Цель — дойти до костра. И упасть. И будь, что будет.
Я упал раньше.
— У него озноб, — раздалось над головой. Чья-то ладонь коснулась лба. — Горячий.
Больше ничего не помню.
Глава 3
Мир ходил ходуном. Глаза по возможности сосредоточились, перед ними обнаружились склизкие доски, сверху из квадратного отверстия бил свет. Я лежал в дурно пахнущем деревянном помещении, заваленном всякой всячиной. Выгнутость стен и покачивание объяснили, что я на корабле.
— Очнулся? — Надо мной склонилась темная фигура.
— Где я?
— Встречный вопрос: кто ты? — Голос с хрипотцой принадлежал немолодому мужчине.
— Чапа.
— Это имя такое?
В голову ударило: дурень! Даже намека не должно быть на ту сторону реки, здесь меня звали по-другому.
— Ваня, — поправился я. — Чапа — прозвище.
Рука, что попыталась подняться, сделать этого не смогла — оказалась связанной. Не перетянутой до остановки крови, но чтоб не рыпался.
Меня расположили в трюме на подстилке между нагромождениями сундуков, непонятной рухляди и полных мешков, и укрыли. Липкое тело сообщило, что много потел. Сил пока хватало исключительно на движения конечностями и на легкие повороты, голова кружилась. Сколько я пролежал в отключке?
— Откуда мешок с оружием и доспехами? — продолжился допрос.
— Это мои вещи.
— Не морочь голову, Ваня. Рассказывай, чей ты и откуда.
— Из семьи Немира, кузнеца.
— Это где же такой обитает? В городе?
— Деревенские мы. Зырянковские.
Судя по вопросу, человек, который со мной разговаривал, не имел понятия о внутренних делах княжества. Это подняло дух. Легенда могла пройти.
Но не прошла.
— Хочешь сказать, что у подмастерья деревенского кузнеца могут быть Терентьевский нож и щит Афонинской работы? Или скажешь, сам выковал?
— Щит мне Селиверст Афонин подарил! — выдал я.
И прикусил язык. Если спросят, как именно подарил, версия о Немировском подмастерье пойдет прахом. Или придется рассказывать все.
— Хорошо сваливать на человека, о котором все знают, что погиб. — Силуэт надо мной хмуро покачал головой.
— Как?!
— Ушкурники, если почему-то не слышал. И не мог такой скаредный жучара кому-то просто так что-то дарить. Я его знал. Мы с Афонинскими и Терентьевскими дела ведем много лет.
— А вы откуда? — посмел спросить я.
— Еще с тобой не разобрались, — отрезал мужчина. — Вижу, ты парень ушлый, может и был подмастерьем, но спёр дорогих вещичек и сбёг, да болезнь подкосила. Так?
— Нет.
— Вижу, правды не добьемся. Отдать тебя папам?
В ответ на мою заминку человек улыбнулся:
— Так и думал. Предлагаю сделку.
Тон, которым это произносилось, приятным не был, и сделка, судя по всему, хорошего не сулила. Но от меня ждали ответа.
— Какую?
— Про мешок забываем, будто не было, на таможнях выдаем за своего, а ты молчишь. Лечение и еду отрабатываешь, и через шесть лун свободен, как ветер в поле. Если честно, я давно скормил бы тебя рыбам, да команда поредела, помощники нужны.
— У меня есть выбор?
— Конечно. Рыбы ждут.
— Ваше общество мне симпатичней.
Голос капитана подобрел:
— Договорились. Сегодня полежишь, с утра начнешь работу на палубе. Не бойся, пока не оклемаешься, перенапрягать не буду. Мне нужна здоровая команда.
Капитана сменил молодой парень, который, как оказалось, ухаживал за мной все это время.
— Оська, — назвался он.
Доспехи на Оське висели как на пугале. Даже не доспехи в полном смысле, а пара необходимейших элементов, которые прикрывали плечи и грудь. Остальное напоминало кожаную амуницию рыкцарей. На длинном худом теле защита смотрелась чужеродным элементом, парня могли пристроить в юнги без особого его желания, как меня. Выбор между службой и жизнью в таких случаях очевиден.
У челна было имя. «Везучий». По рассказу Оськи, оно себя оправдывало. Опыт капитана этому способствовал или размеры, но уже несколько лет «Везучему» сопутствовала удача — судно приносило прибыль и не попало ни в одну передрягу. Не раз за ними гонялись ушкурники, но без толку — спасали спаянная боевая команда и неописуемые для здешних мест размеры. Существовал даже трюм, куда меня и расположили. Под низком потолком приходилось сгибаться в три погибели, Оське это особенно досаждало.
Он рассказал про команду — около тридцати человек, которых, по его словам, для челна таких размеров было мало. Капитана звали Венцемир, за ним тянулся шлейф слухов о лихом прошлом. Команда боготворила капитана, вместе с его успехами росло общее благосостояние, каждый надеялся однажды скопить на собственный челн. Оську, как выяснилось, Венцемир купил у погибавших с голоду родителей, через несколько лет он отработает и сможет вернуться домой, если там еще кто-то жив.
В открытый люк я видел некоторых членов команды. При себе у каждого имелся короткий меч — оружие для абордажа или боя-свалки, за спиной или в пределах досягаемости — лук. Бывалые морячки. Небольшим суденышкам речных пиратов взять таких можно только ценой больших жертв, а жертвенность в среде разбойников не в ходу. Дело Венцемира процветало, и меня на «Везучем» ждала завидная судьба обеспеченного в будущем моряка. Или речника — еще не выяснил, как правильно называть. Оська сообщил о перспективах сразу, словно уговаривал остаться, если капитану Венцемиру почему-то предпочту рыб. Это напрягло. Если юнга допускает, что такой выбор имеет право на существование…
Почему везде мерещится подвох? Просто рад парень, что появился кто-то младше, и шишки теперь будут сыпаться на другого.
Подвешенные на бортах щиты, частично видимые снизу, имели овальную форму. У Селиверстовой команды они были каплевидные, а в подарок мне, как чужеземцу, преподнесли круглый. Видимо, каждая местность имела свои оружейные традиции.
— Вы откуда, из какой страны… или местности? — Будь у меня немножко больше знаний, не пришлось бы выглядеть невеждой. — Имею в виду как всех вместе, так и по отдельности. Сам откуда родом?
— Неважно. — Оська насупился. — Тебе тоже советую забыть. Даже имя сменить, чтоб слухи не дошли.
— Какие слухи?
— Всякие. — Парень поднялся, для чего ему пришлось г-образно согнуться, и направился к лестнице.
— Развяжи, — попросил я, пошевелив связанными руками.
Оська испуганно замотал головой:
— Приказа не было!
— Но я теперь член команды.
— Все так говорят. А потом… — Он осекся и умолк.
— Что? — тихо спросил я.
— Ничего.
— Оська! — позвали сверху. — А ну тащи сюда свою тощую задницу!
Парень унесся, гулко топая по сыроватым холодным доскам.
Через некоторое время я не выдержал.
— Развяжите меня! — унесся мой крик в небеса.
В люке показалась чья-то голова, из-за резкого контраста черты не просматривались.
— Зачем?
— Я теперь один из вас!
— Вот и докажи — молчанием и послушанием.
Я узнал этот голос — он принадлежал капитану.
— Ты абсолютно свободен в пределах, которые необходимы, — объявил Венцемир. — Слишком много свободы — опасно.
— Слишком мало — тоже опасно, — буркнул я.
— Именно. Полная свобода нужна лишь тем, кто умеет пользоваться. Поэтому ты связан. Подумай над этим.
В освободившемся проеме мелькнул сворачиваемый парус — ветер переменился, а косых парусов с умением ходить галсами еще не придумали. Судя по тому, что челн не тащили вдоль берега, а движение продолжалось, мы шли вниз по течению. К большим городам, как говорил Селиверст. Вру, он не упомянул направления, большие города могли быть в другой стороне. Тогда кому же Селиверст вез товары? Без сомнений, там, ниже, что-то есть. «Везучий» тоже идет туда, и я скоро узнаю, зачем.
Снова память подводит. Селиверст не упомянул количества, когда ответил на вопрос о городах. Город может оказаться единственным, как крепость в стране башен. Пусть моя миссия по спасению царевны Асиной откладывается, но открывается сказочная перспектива узнать что-то об окружающем мире. Неплохая альтернатива казни как черта или житью в качестве живой мебели за спиной царствующей Томы.
Насчет количества городов надо расспросить Оську. Еконоград — город. Москва, откуда бежала Ясна — тоже. Нужно узнать, что в местных понятиях означает «большой город» — это любая столица или зависит от количества населения?
Час шел за часом, снаружи кипела моряцкая жизнь (или как это сказать о речниках?), а в трюме ничего не происходило. Меня сморил сон. Болезнь давала о себе знать, голова гудела и трещала, посторонние звуки едва проникали в сознание. Кажется, плакал Оська, кто-то ругался, кто-то громко топал по доскам над головой, отчего на лицо сыпались грязь и щепки.
Разбудил Оська.
— Настой на травах. — Он поставил на пол глиняную кружку.– Чтоб быстрей поднялся на ноги.
— Развяжи, — снова попросил я.
— Нельзя. — Одна его рука приподняла меня под лопатки, вторая поднесла к губам кружку.
Горьковатая жидкость обожгла горло. Отлично, именно горячего мне не хватало. Я выхлебал до дна, Оська собрался уйти. Только сейчас я сообразил, что в люке темно, а команды не слышно.
— Подожди, — окликнул я парня, едва видного в темноте. — Ночная стоянка?
Он кивнул. Обязанности звали на берег, но уходить не хотелось, и Оська радовался любой причине оттянуть этот момент.
— Все у костра, — подтвердил он. — Мне надо идти.
— Один вопрос, — снова остановил я благодарно остановившегося парня. — Куда мы плывем?
— Плавает знаешь что?
Ясно, у местных мореманов те же заморочки, что и у наших. Несмотря на то, что моря нет. Или есть?
— Куда мы идем? — поправился я.
— В Еконоград. Завтра будем на месте.
Странно. Из района Зырянки, откуда отплыли несколько дней назад, Еконоград находился перпендикулярно вглубь и тоже недалеко. А из крепости-заставы на порогах, где казнили Никодима с командой, столица еще ближе, конязь за день добрался.
— Разве Еконоград стоит на этой реке? — спросил я.
— Где же ему еще быть?
— Как называется река?
— Главная.
— Она разве не вправо заворачивает?
Место, куда из вотчины Западной границы выносит течение, находится на изгибе. До сих пор все утверждало, что вниз по течению мы уходим от Еконограда, а не приближаемся к нему.
— Главная река петляет, — объяснил Оська. — Затем раздваивается. Еконоград стоит на мелеющем старом русле, а основное новое действительно уходит вправо.
— До самых гор?
Главная река, она же Большая вода, огибает страну башен и запирает ее, прижав к горам.
Сальные вихры Оськи помотались из стороны в сторону.
— Так далеко не ходил, но вроде бы да.
— Почему русло называется новым? Что произошло, почему река потекла еще в одну сторону?
— В стародавние времена, до или во время первой всеобщей бойни, Каиново племя прорыло перешеек и пустило воду в обход Еконограда. Им не препятствовали, даже радовались, что те земли превратились в недосягаемые. Одним врагом стало меньше, бойня сошла на нет, с тех пор живем спокойно. Жили. — Парень печально вздохнул.
Первая всеобщая бойня в моем понимании соответствовала заречному Акопалипсу и звучала как Мировая Война. Начальная цифра в названии намекала, что должны быть другие. Оськин вздох навел на нехорошую догадку:
— Вторая бойня — то, что происходит сейчас?
— Так многие говорят, — подтвердил парень. — Дикая империя рушит порядок и меняет границы. Сообща можно было бы остановить, но кому это нужно, если каждый за себя?
— Дикая империя настолько опасна?
— Опасны законы, по которым она живет.
— Например? — Неужели даже местная молодежь понимает важность идеологии, что не люди, а идеи меняют мир? Меня этим пичкал зомбоящик, и вдалбливали учителя.
Законы оказались набором фраз, но со временем они вполне могут составить новое святое писание от императора. Их запишут на скрижалях, вокруг встанут храмы. Я запомнил несколько:
«Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться».
«Мы добрые люди, но не каждый заслуживает видеть нас такими».
«Если все хвалят — ты мертв».
«Общественное мнение — мнение тех, кого не спрашивали».
«Никогда не спорь, но доходчиво объясняй, что прав именно ты».
«Не оправдывай слабого телом или духом. Если в зад воткнуть букет, он не станет вазой».
«Брат не всегда прав, но всегда брат».
«Рожденный умереть смерти не боится».
Просто идеально для настольного цитатника или для монастыря в стиле Шао Линя, где духовные практики сливаются с мирскими. Одно не понятно.
— Чем эти правила отличаются от других разбойничьих или, к примеру, ушкурничьих?
Оськин палец покрутился у виска:
— Совсем не понимаешь? Ушкурники умирают и убивают ради добычи, а империя сделала это смыслом жизни!
Не вижу разницы. На всякий случай я сменил тему:
— Конязь уже выбрал наложницу?
— Ему не до того. Убегайцы бунтуют, империя у дверей, и папы свою игру ведут. Не уверен, что конязь вообще жив. Честно говоря, я давно не интересовался Еконоградской жизнью.
Веселенькие новости. Тогда перейдем к главному.
— Случайно не слыхал про девушку, которая мечом владеет, драться умеет и вообще многим парням своего возраста в боевом искусстве фору даст?
— Такие бывают?!
— Ясно, не слыхал. Имя Селиверст что-нибудь говорит?
— Еще бы. — Оська присвистнул. — Богатый оружейный купчик, один из самых успешных в последние годы. О нем легенды ходили. Говорят, даже с Каиновым племенем якшался, с оборотнями дружил. Чего ты о нем вспомнил? Покойник уж сколько месяцев. Свой же в засаду завел, потом конязь об этом узнал, подлеца на кол посадили. Говорят, до последней минуты клял оборотней, которых Селиверст привечал.
Оськины ноги то делали шаг по направлению к лестнице, то замирали, перетаптываясь на месте. К костру он не хотел.
— Еконоград — большой город? — поспособствовал я его подспудному желанию остаться.
— Большой.
— Насколько?
Оська замялся.
— Просто большой. Настоящий город.
— С крепостной стеной? — Заметив непонимание, я переформулировал точнее. — Он окружен каменной или деревянной стеной? Или земляным валом?
— Зачем?
— Для защиты.
Оська удивился:
— Для защиты у конязя дружина и служивые папы.
Понятно. Город здесь не в старорусском значении, как нечто огороженное, а в современном мне понятии населенного пункта.
— Какие еще города поблизости?
— Откуда им тут взяться?
— Прости, неправильно спросил. Какие еще можешь назвать города?
Оська помедлил с ответом.
— Странно, что ничего не знаешь про конязя и город, — проговорил он. — Разве не местный? — Его голос понизился до шепота. — Ты не был учеником кузнеца, да? Ты из братвы?
Он бросил боязливый взгляд вверх — не услышат ли?
— Из какой братвы?
— А то сам не знаешь.
— В деревне, где я жил, не было никакой братвы.
— Да ладно, я никому, могила! — продолжил шептать Оська.
— Повторяю: я ученик деревенского кузнеца, и слово братва кроме как о родственных отношениях мне ничего не говорит.
Собеседник обиделся:
— Мог бы сказать. Не хочешь как хочешь, твое дело.
Снова меня принимают за другого. Ничем хорошим такое не заканчивается.
— Расскажи, что за братва.
— Сам все знаешь. — Он сделал пару шагов, руки взялись за лестницу.
— Стой! — крикнул я. — Мне нужно по нужде.
Сработало.
— Повернись на бок, — распорядился вернувшийся Оська.
Он стянул с меня покрывало и приставил горшок.
— Развязывать меня, как вижу, совсем не собираются? — спросил я в разгар процесса.
Ассистирующий Оська мотнул головой куда-то вглубь трюма.
— Только после этого.
— Оська! — заорали снаружи, с берега. — Заснул, что ли?
— Бегу!
Глава 4
Утро встретило размеренными ударами волн о деревянный борт. Снова на плаву. Ветер дул попутный, в люке виднелся развернутый парус, который выгнуло красивой дугой. Окружающие меня мешки наполняло что-то округло-твердое, вроде картошки. Один порвался, из дыры высыпалось несколько плодов. Их здесь называют орехами. Значит, везем местный урожай на продажу. Но орехи продают за пределы княжества, получается, что Еконоград — только первый пункт плавания.
В голове всплыл вчерашний разговор, и я вгляделся в глубину трюма. Несколько досок, прежде казавшиеся хаотичным нагромождением, бросили в дрожь. Такая конструкция имелась в школе царевен, затем я видел ее в сестыре. Устройство для наказаний: три дырки на уровне пояса, большая для головы, меньшие по бокам для рук. Оська намекал на нее? Бред какой-то. Я ни в чем не провинился, чтоб быть закованным и получить плетей. Или здесь такой ритуал, вроде прописки?
— Ушкурники! — разнеслось по палубе.
Поднялась беготня. А я связан. Если придется драться… как?!
Многочисленные голоса донесли подробности: ушкурники напали не на нас. Они брали на абордаж кого-то другого, менее большого и зубастого, чем «Везучий». Звон клинков над рекой без слов обрисовал происходящее.
Прямо над люком остановились двое — капитан и, видимо, помощник.
— Их мало, — с неким намеком проговорил помощник.
Его это почему-то радовало. Но кого мало: пиратов или их противников?
— Поможем. — Глаза Венцемира были само спокойствие.
Взмах руки послужил сигналом. Судно взяло левее, команда достала оружие, понеслись крики с угрозами.
— Капитан! — позвал знаковый голос.
— Оська, почему без оружия?
— У них ни у кого крови нет!
— Что? — не понял Венцемир, но тут же чертыхнулся и выпалил: — Засада! Право руля!
В тот же миг далекий звон мечей прекратился. Судя по разговорам, которыми команда «Везучего» комментировала события, из глубин второго, «атакуемого», челна выскочило еще несколько десятков пиратов. Поворот руля ничего не дал, «Везучий» по инерции продолжил двигаться к сцепке судов, где оправдавший себя спектакль прервался на антракт. Второй акт не потребовался, придирчивый зритель крикнул «Не верю», и реальность вытеснила искусство на обочину. Команда Венцемира принялась вполголоса молиться на разные лады, а неудавшиеся лицедеи славили Великого волка и готовились к посещению Священного леса изобилия, где их поймут, простят и примут.
— Эй, любитель волосатого филе! — донеслось с реки. — Не зря назвали «Везучим», долго тебя ловили. Знали про жадность и правильно рассчитали, что на маленького полезешь.
— Ты попробуй возьми.
В голосе Венцемира лязгала сталь, но команда дрогнула. Боевого духа как ни бывало. Кто-то спросил про зажигательные стрелы, но теперь, когда столкновение неизбежно, это будет гибелью всем. В рукопашной шанс оставался, на него и рассчитывали.
А я лежал связанный в трюме.
Бойню было не видно, но впечатлений хватило. Ушкурники прогадали с ловушкой. Если б команда «Везучего» высадилась на пиратский корабль, «дравшиеся» развернули бы оружие и порубили пришельцев на куски. Теперь пришлось брать высоченный корабль на абордаж. Разносились смертельные вопли, кто-то с криком падал за борт. Лязг, звон и стук не смолкали, жертв хватало с обеих сторон.
В какой-то момент установилась тишина. Тяжелые шаги по-хозяйски протопали к люку, в него опустилась длинноволосая мужская голова.
— Это у нас кто?
— Чапа, — механически представился я.
В груди похолодело. Растрепанная грива человека свисала вниз, отчего открылись некоторые подробности.
— Почему связан? — спросили меня.
— Пленник.
— Вижу, не слепой.
Так и срывалось с языка: «Вижу, иначе был бы Безглазый». Из люка на меня глядела голова небезызвестного Урвана Безухого — пустота и рваные раны за висками не оставляли сомнений.
— Живые остались? — бросил он наверх.
— Еще да.
— Одного сюда. Желательно, чтоб поразговорчивей.
К нему подтащили раненого Оську.
— За что его? — Подбородок пирата указал на меня.
— Тать с берега, чужие доспехи украл, Кажись из братвы. Венцемир его перехватил.
— Ты давно у Вецемира?
— Полгода.
Урван поморщился и отвернулся, его большой палец чиркнул ногтем по шее.
Сигнал поняли. Одно движение — и Оськина голова рассталась с туловищем. На кровавый фонтан, вызвавший у меня рвотный спазм, капитан просто не обратил внимания.
— Значит, к нам бежал?
Вопрос лишь на миг поставил меня в тупик. Внутри все протестовало, но я кивнул.
— Развязать. Будет младшим, вместо Козявы.
Моя персона Урвана больше не интересовала. Он внимательно оглядел трюм, удовлетворенно выругался и исчез на палубе.
Ко мне спустился бородатый мужик в кожаных доспехах. Другие ушкурники, мелькавшие сверху, были одеты так же и походили на заречных рыкцарей. Странно, что для боя пираты не облачились во что-то более существенное. Неужели верткость и маневренность важнее защитной брони? Тьфу, о чем я, это же бой на воде, и если в металлическом доспехе упасть в реку… Даже стеганый поддоспешник, когда намокнет, с гарантией утащит на дно — что же говорить о тяжеленных латах!
— Я — Свирид.
— Чапа.
— Отлично. Настоящих имен здесь не любят, меньше знаешь, дольше спишь. Свое прошлое забудь — кем был, где был, с кем был. Отныне твоя родина — челн, а мы — родня. — Он хмыкнул. — Не бойся, не такая, как Венцемирова. Надеюсь, он не успел?
Взмах головы указал на конструкцию для наказаний. Я не понял:
— Чего не успел?
— Повезло тебе, что к нам попал. — Свирид уже сменил тему. — И что очень вовремя попал. С Урваном не пропадешь, он мужик суровый, но справедливый. Всем по заслугам воздает. Венцемира хоть и порубили в хлам, но чтоб другим не повадно было, сейчас в лодке на колу по реке отправляют.
Свирид оказался невысоким, но коренастым, особо сгибаться в трюме, как Оське, ему не приходилось. Перерезая путы, он стянул покрывало и с удивлением обнаружил отсутствие на мне одежды.
— Что за новости? Где твои вещи?
— Здесь мешок должен быть. — Я быстро пробежался взглядом по окружающей свалке. — Вон он!
— Оружие есть?
Я кивнул. Свирид покачал головой:
— Оставь внизу, пока к тебе не привыкнут.
В этот момент я как раз вытянул и развязал мешок. Кустистыми бровями Свирида выстрелило вверх:
— Твое? Врешь! Венцемирово барахлишко присвоить хочешь? — Бородатое лицо вскинулось к люку. — Урван, глянь, чего у пацана припрятано!
Когда главарь ушкурников спрыгнул в трюм, в люке нарисовалось еще с пяток любопытных лиц.
— Свет! — приказал Урван, и головы, перегородившие проем, исчезли.
— Гляди. — Свирид указал на щит и нож.
Безухий силуэт склонился над вещами.
— Такие щит и нож заслужить надо. Пока заберу себе, чтоб другие не завидовали.
— А доспехи? — уныло проговорил я.
Хороший был нож. И щит скорее всего отличный, даже применить не пришлось. С другой стороны… легко пришло — легко ушло. А ушло навсегда, это к бабке не ходи. Не может младший иметь материальные блага лучшего качества, чем старший.
— Хочешь сказать, что все это — твое?
— Мое, — подтвердил я с упорством, достойным лучшего применения.
Жалко расставаться с хорошими вещами, особенно безвозмездно. Любой подтвердит.
— У кого упер?
— Какая разница? Сейчас это мое.
— Ошибаешься. Сейчас это наше. Общее. Из твоего здесь только жизнь, да и та, если честно, является общественным достоянием. Будь поаккуратней со словами, малец.
— Вы тоже.
— А ты мне нравишься. Тьфу. — Урван с силой пнул устройство для наказаний. — Не то хотел сказать. Ну ладно, меня поняли. Как тебя, говоришь… Чапа?
— Да.
Руки Урвана переворошили доспехи, и голос устало разрешил:
— Надевай, все равно такой размер никому не налезет. Но не забывай, что отныне они не только твои, относись бережно, поцарапаешь или помнешь — заставлю оплатить или отработать.
— Я работал в кузнице. Если что испорчу, сам же поправлю.
— Можно и так, если на каком челне горячий горн с наковальней найдешь.
На этом разговор закончился.
Меня перевели на другое судно, которое в спектакле-ловушке изображало жертву. Никаких особых свойств оно не имело, именовалось «Тазиком». Я не удосужился узнать, это имя собственное или тип судна. На вид — обычная грузовая ладья среднего размера. Боевой ушкуй у пиратов имелся один, самый быстрый из сложившейся троицы, но самый мелкий по размеру. Его называли «Шнурок». Урван перешел на главный трофей, и «Везучий» стал флагманом. Не столь скоростной, он был несокрушим, высокие борта давали возможность расстреливать команды прочих судов, а столкновение с любым другим вызывало в памяти притчу про камень и кувшин, что кто бы на кого ни упал, все равно горе кувшину.
Впервые за много дней я оказался на свежем воздухе. Болезнь прошла, осталась лишь общая слабость. Глаза пожирали окрестности, где никогда не был, лицо овевал ветер. Какое счастье — после затхлого вонючего трюма!
— Еконоград?!
— А на что рассчитывал? — подозрительно покосились на меня.
— Хоть на что-то.
— Тогда мечта сбылась.
По меркам нового мира передо мной расстилался мегаполис. Суетились грузчики на причалах, ржали лошади в конюшнях и на многочисленных коновязях, десятки телег подвозили товары по нескольким дорогам. Строения — в основном деревянные, но виднелись и каменные. Бросилась в глаза каменная пагода со звездой, в несколько раз превосходившая размером деревянную Зырянковскую. Красивая раскидистая верхушка нависала над прочими зданиями как Останкинская башня над родной столицей утраченного мира.
Ушкуй остался где-то позади, «Везучий» с «Тазиком», изображая добропорядочных гостей, подошли к Еконоградским причалам.
Теперь нужно сбежать. Как? А никак. Ко мне, как новичку, приставили наблюдателей, глаза у них добротой не лучились, а руки всегда держали в досягаемости метательное оружие.
Очень хотелось узнать новости о конязе, папах и так далее. Но меня игнорировали, а я старался не путаться под ногами. Понадобилось грузить — грузил, понадобилось укладывать — укладывал. На сданное ненужное барахло ушкурники накупили еще орехов. Похоже, повезем их дальше, приключения продолжаются. Они не сходились с моими планами, но что делать. Жив, и на том спасибо.
Еконоград остался позади. За несколько дней маленькая эскадра вышла со старого русла на основное, а оно вновь привело к горам, но с другого конца. Я с удивлением наблюдал обратную сторону страны башен. Восточная граница Каинового племени ничем не отличалась от западной, та же пустынность, в которой где-то прятались дозорные и погранцарберы. Никаких построек в пределах видимости. Дальше вниз — неприступные горы, мимо которых вода неслась с ревом, и не хотелось оказаться в таком потоке. На середине реки течение не чувствовалось, но имело скорость не меньшую, береговые пейзажи быстро сменялись. Вплавь такую реку не пересечь, унесет к камням и разобьет. Понимаю, почему страна башен практически неприступна. Но долго ли ждать, пока кто-то соберет достаточно войск и переправится на кораблях? Если все, что говорят о Дикой империи — правда, то…
Не о том думаю.
А о чем «том» надо думать? Сбежать с корабля невозможно, остальное вторично.
В прошлом Урван имел два ушкуя, но один, видимо, пал в боях. Как всегда, кто-то оказался сильней или проворней. Сейчас наша эскадра могла достать любого: плоскодонный скоростной «Шнурок» легко и быстро передвигался по мелям и протокам, «Везучий» выступал в роли плавучей крепости, а третье судно служило складом награбленного добра.
Однажды, проходя вдоль занятой другими стоянки, корабли миновали посудину-развалюшку, что неизвестно как держалась на плаву. А людей она перевозила уйму — на берегу горело несколько костров, их окружали жавшиеся друг к другу фигуры, на воинов ни капли не походившие. Издали стоянка напоминала цыганский табор. Только вместо громких голосов и веселья — упадок и сгорбленная беспросветность. Ушкурники с профессиональным интересом проводили взглядами потенциальных жертв.
Как только огни скрылись за поворотом реки, корабли сблизились, и окованные якоря полетели за борт.
— Все видели? — раздался голос Урвана.
В ответ — ликующие вопли.
— Прощупаем на отходе? — поинтересовались со «Шнурка».
— Лучше дождаться, когда выйдут и сами подставятся, — предложил кто-то более опасливый.
— А если вверх по течению уйдут?
— Там убегайцы со своим скарбом, им обратно не нужно.
Я тихо спросил ближайшего пирата:
— Куда бегут убегайцы? Их кто-то принимает?
— Они просто бегут. Думают, что где-то лучше, чем дома, — отмахнулся он. — Не мешай.
Дискуссия над водой продолжалась.
— Если там одни спасизады — зачем рисковать? Что нам перепадет?
— Они и перепадут.
Урван поднял руку, и на кораблях все умолкли.
— Нас больше, чем их защитников, — объявил он. — Намного больше. Предлагаю высадиться. Их бойцы сами разбегутся.
С ушкуя возразили:
— Спасизады тоже разбегутся. Не все, но многие. Правда, добро и челн оставят… Но главное не это. Берег — не наша территория.
Урван усмехнулся:
— Старые договоренности не действуют. Прежней власти конязя папы не получили, да и недолго им осталось. — В голосе зазвенели командирские нотки: — «Везучий» подойти не сможет, там мелко, и грузовой «Тазик» для наскока не создан, поэтому сделаем так: окружаем стоянку с берега, в это время «Шнурок» изобразит нападение с воды. В нужный момент мы основной массой ударим с тыла.
Рев с трех кораблей возвестил, что план понравился.
Начали с ритуала. Слухи о грибах оказались выдумкой, вместо них ушкурники накачивались перед боем варевом из перетертых орехов. Чаша дошла до меня, губы ощутили горчайший вкус, а подбадривавшие крики заставили совершить маленький, но глоток.
Кофе! Крепчайший, несладкий, который мгновенно бил по мозгам. Или не кофе, а какао. Индейцы считали шоколад священным напитком и пили его горьким, подсластить додумались европейцы. Что-то наподобие этого текло сейчас по пищеводу, выжигало его и подстрекало на подвиги. Наверное, похожим образом действует алкоголь. Его я еще не пробовал, зато сколько раз видел со стороны результат! Меня будто искупали в ванне с электричеством. Хотелось петь, танцевать и драться. Это оценили, мне разрешили взять оружие. Не свое, которое реквизировал капитан, а любое из огромного выбора, оказавшегося на корабле. Я обошелся мечом и кинжалом, внешне не лучшими, но работоспособными. Впрочем, «на дело» меня не взяли. Вместе с тремя другими гребцами и оставшимся за главного Свиридом я должен был помогать удерживать «Тазик» на месте, а в случае нападения — защищать. Корабли с товаром, с которых ушла основная часть команд, становились завидной добычей для других любителей наживы.
— Мужчин в расход, по остальным сами решайте, — давал Урван последние указания. — Балласт нам не нужен. Берите самое ценное.
В последний момент выяснилось, что сам он с группой захвата не пойдет. Вместе с несколькими сподвижниками капитан отправился вверх по течению на «Шнурке», и через некоторое время над рекой разнеслось:
— Говорит Урван Безухий! Скорее всего, вы меня знаете, а если нет, спросите, и вам расскажут. Во имя Великого волка и Священного леса изобилия, где мы все еще встретимся, требую от водных людей не строить героев и поделиться имуществом. Сейчас мы пристанем к берегу, заберем понравившийся товар и никого не тронем. Если же нет…
— Ушкурник есть ушкурник, своя шкура дороже слова. Не было такого, чтоб никого не тронули. Проваливайте, если хоть немного жизнью дорожите.
Я внимательно вслушивался, поскольку события происходили за излучиной, их скрывал прибрежный лес. Оставшиеся со мной тоже слушали, при этом не спускали с меня глаз. В голове пронеслось: покажись сейчас другой корабль, кому бы я помог? В каком случае у меня больше шансов найти в этом море безумия сумасбродную девчонку и вернуться живым?
Вдали начался бой, о чем возвестили женские вопли, звон металла и крепкая ругань, которая перемежалась криками смерти.
То, о чем я мечтал и чего боялся, произошло. Миновав сражавшихся, сверху по течению к нам несся такой же плоскодонник, как «Шнурок», откуда потрясали
