автордың кітабын онлайн тегін оқу На перепутье дорог
Павел Шахматов

Кітап туралы Қазір оқып жатыр3 Тегін фрагмент

Павел Васильевич Шахматов

На перепутье дорог

Повесть

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Трудная и интересная судьба русских на чужбине — в Китае, где начинали жизнь с нуля, переживали приходы японской и советской армий, трудились, создавали большие семьи, строили храмы, школы, культурные центры…

12+

Трагедия России — в разделенности русского народа. Раскидан он по странам и материкам, растерзан по идеологическим нишам и церковным приходам. Только одно нас и объединяет — память о родном доме, где бы он физически не находился, память о матери, отце, братьях, сестрах. За ними — вечный, архетипичный образ Руси, со всеми ее бедами, долью и величием.

Новая книга Павла Васильевича Шахматова рассказывает лишь об одном миге бытия русского народа, о жизни нескольких русских поселков когда-то существовавших на севере Китая, в Маньчжурии, куда забросила судьба их основателей и насельников после страшных лет Гражданской войны 1920-х годов и коллективизации 1930-х. Спасая свои жизни, свои семьи из Забайкалья за Аргунь в Китай бежали казаки, крестьяне, приисковые рабочие, промышленники, интеллигенция… Их было много тысячи, сотни тысяч.

«На перепутье дорог» — не первая книга Павла Васильевича о Трехречье, маленьком уголке «русской» земли в Китае. Первая вышла в свет в 2014 году, она так и называлась — «Трехречье», и в жанровом отношении представляет собой историко-документальное исследование. Автор в ней — летописец свей Малой Родины, пережившей и период свободного заселения, и японскую оккупацию, и приход частей Красной Армии, освободившей Китай в 1945 году. Информация, полученная от очевидцев событий, перемежается с материалами документов, сухими архивными данными, ссылками на различные работы историков. Новая книга имеет совсем иной характер. Перед нами — художественный текст, который создан прежде всего на основе собственных воспоминаний автора. Повесть, которая родилась из долгих разговоров о пережитом в семье Павла Васильевича, из его бесед с трехреченцами, уехавшими из Китая в Австралию.

Период, которому посвящена повесть, выбран не случайно. В 1950-х годах русские трехреченцы (и не только) оказались вновь на перепутье. Разделились семьи, рвались дружеские связи — кто-то собирался уезжать в Советский Союз, кто-то в Австралию или любую другую страну, которая принимала русскую эмиграцию, кто — то решался оставаться в Китае, надеясь, что их минуют грядущие события. Именно этим кризисным годам «Русского Трехречья», которые привели к исчезновению этого маленького уголка «Зарубежной России», посвящена повесть Павла Васильевича. И хотя ее герои носят вымышленные имена (такова природа художественного текста!), многие из еще живых трехреченцев обязательно узнают в ней себя, своих родных, друзей, знакомых.

Читая повесть, я вспомнил рассказы Павла Васильевича, услышанные в те несколько весенних вечеров 2015 и 2016 годов,

когда мне посчастливилось быть у него в гостях. В доме на Перл Бич. Читая вспомнил его лукавую улыбку, супругу Татьяну, которая незаметно для нас создавала неповторимо-уютную атмосферу обычных дачных посиделок то ли где-то недалеко от Москвы, то ли крымском берегу Черного моря. Помню, я как-то воскликнул — «Это Вам нужно записывать!» И услышал — «А я и записываю».

Живая речь повествований Павла Васильевича удивительным образом точно перенесена на бумагу. Для меня, как для фольклориста, это пример литературного текста, который опирается на стихию устной словесности, являясь по существу литературным переложением устных рассказов, притчевых историй, анекдотов, этико-философских народных суждений о жизни и истории горстки русского народа, когда — то проживавшей в Китае.

И главное — книга Павла Васильевича придет к российскому читателю. Она — одна из тех ниточек, которая сегодня связывает наш разделенный народ и дает возможность, оглядываясь на прошлое, думать — как нам строить наше общее будущее…

Владимир Кляус, доктор филологических наук, фольклорист.

На перепутье дорог

Сквозь морозную пелену льется бледный свет луны на спящую, снегом окутанную деревню. Тишина. Кругом ни звука. Словно по взмаху волшебной палочки зажигается свет сначала в одном доме, затем в другом и вот засверкала огнями уже вся деревня. Из труб столбом повалил дым, устремляясь в ночную небесную даль и растворившись там, исчезает. Шумом, криком, скрипом саней, лаем собак наполнился воздух.

От легкого прикосновения руки матери, Степан проснулся.

— Пора вставать, завтрак уже готов, — тихим голосом проговорила мать.

В комнате был полумрак, на кухне небольшая керосиновая лампа с убавленным фитилём давала слабый свет. В избе было прохладно, недавно затопленная печь, где ярким пламенем горели лиственничные дрова, громко постреливая искрами, еще не нагрела помещение. У деда были заготовлены много лет тому назад бревна, он собирался сделать к дому пристройку, но все не доходили руки, да и последующие события окончательно загубили его мечту. Лиственничные бревна пустили на дрова.

Внутри небольшого дома было тесно, но уютно. В правом углу стояла большая кровать, рядом широкий комод, у дверей слева кровать поменьше, большой кованный сундук находился у самой стены, под окном расположен стол и стулья, тут же небольшой письменный столик, в итоге оставалось совсем немного свободного пространства. Маленькая кухонька и русская печь занимали место вправо от двери. Под потолком в переднем углу кивот с иконами, посередине большой образ Спасителя в серебренной ризе перед которой в праздничные дни всегда ярко горела лампада.

Отбросив теплое одеяло, Степан сел на край кровати, потянулся рукой к стулу, где лежала с вечера приготовлена верхняя одежда, одел на себя, помимо рубахи, еще теплую фуфайку, связанную бабушкой Еленой, которой уже нет в живых. Нет и деда Захара, арестованного органами НКВД в 1945 году и вывезенного на территорию СССР.

Катанки, подшитые кожей были поставлены на просушку около обогревателя. Присев на стул, Степан стал умело навертывать портянки, чему его учил еще дед, который считал это самым главным, чтобы ноге в обуви было удобно, ни туго и не слабо. Младше его братья и сестра продолжали спать спокойным сном. Холодная вода из умывальника освежила лицо, шею и тут же согнала дремоту. Степан негромким голосом поздоровался с Галиной Тихоновной, хлопотавшей на кухне:

— Доброе утро, мама

— И тебя с добрым утром, сынок, садись за стол.

На столе стоял уже незамысловатый деревенский завтрак: еще шипящая на сковороде поджаренная на сале картошка, соленые огурцы, лук и толстыми кусками нарезанный хлеб из пшеничной муки. Быстро покончив с едой, Степан напоследок выпил стакан теплого молока. Обвернул вокруг шеи вязанный шарф, надел уже не новый дубленый полушубок, натянул на голову шапку — ушанку и вышел из дома. Резким холодом ударило в лицо, по телу пробежала дрожь. С высоты небес луна лила свой слабый свет на заснеженную землю, вся деревня окутана легкой туманной пеленой, повсюду слышатся звуки людских голосов, скрип полозьев саней, фырканье и топот лошадей. Жители проснулись, каждый спешил осуществлять свои планы, намеченные на этот день.

Сдернув с крючка узды, Степан направился в конский двор, поймал лошадей и подвел их к стоящей у самой стены сарая длинной деревянной колоде с обледенелыми краями, зачерпнув ведрами из бочки воду, что стояла около дверей в сенях, наполнил ее. Лошади пили мало, пришлось остаток воды выплескать на снег. Надел на лошадей сбрую, по очереди запряг, в приготовленные с вечера сани, загрузил охапки две сена для лошадей, привязав маниловской веревкой.

Степан еще раз проверил завертки у саней, на месте ли пила и топор, убедившись, что все в порядке, вернулся в дом. Мать уже приготовила ему продукты, чтобы взять с собой в дорогу, так как предстояла поездка с расчетом на двое суток. Когда-то съездить в лес было дело одного дня, но шли годы, росло население, ближайшие участки уже были вырублены, а поэтому с каждым годом приходилось ездить за дровами все дальше и дальше.

Мать заранее попросил соседа Дмитрия Георгиевича (Митяя) Чикирева присмотреть за сыном и помочь ему советом, где и какие спиливать лесины на дрова, так как это была первая самостоятельная поездка в лес четырнадцатилетнего Степана. Он ездил мальчишкой и раньше с отцом в ближайший лес за тальником, но совершенно в иной роли. Ему было приятно быть рядом и наблюдать как сильными руками ловко и проворно орудует отец, Степан ощущал чувство радостного удовлетворения, когда отец просил его, шестилетнего мальчишку в чем то ему помочь. А сколько было радости, когда отец дозволял ему управлять лошадью и он, сидя сверху на возу, был переполнен чувством полного удовлетворения.

Сказав несколько напутственных слов, мать благословила сына: «Поезжай с Богом, да будь осторожен, лошадей не перегружай». Сосед уже поджидал, Степан присоединился к нему и они тронулись в путь. Выехав за деревню, лошадей пустили на легкую рысь. По всем признакам приближался рассвет, впереди расстилалась холодная, пушисто-белая пустыня, укутанная морозной мглой. Прямо в лицо подул ветерок, мороз стал проникать сквозь швы полушубка, Степану пришлось сверху еще надеть доху, сразу почувствовалось теплее. Медленно начал белеть восток, на чистом сером небе уже начинают бледнеть звезды, скоро они совсем исчезнут, кругом тишина, только слегка поскрипывают полозья саней, плавно скользящие по накатанной дороге.

Дорога долгое время шла вдоль речной долины, то удаляясь, то вновь приближаясь к замерзшей реке. Густой кустарник в белоснежном узоре беспрерывно тянулся по обе стороны реки, да кое-где одиноко стояли молодые стройные тополя, изредка, вдоль берега попадались, склонившиеся над рекой припудренные инеем ивы. Кругом сплошной белый ковер, только вдали чуть виднелась гряда гор с крутыми голыми черными скалами. Казалось, что все замерло и дремлет под белым пушистым покровом, вокруг ни шороха, ни звука, только с небес лила свой слабый матовый свет на землю бледная луна.

Степан старался не отставать от соседа и ему приходилось постоянно подгонять своих лошадей. Дорога все еще шла долиной, но вот она пересекает замерзшую речку и вскоре сворачивает в широкую падь, далее она идет вдоль горы, начинается длинный пологий подъем. По склону горы растает молодняк, весь старый лес давно хищнически вырублен, только кое-где из-под снега торчат изгнившие пни. Вдали начал розоветь восток и, вскоре из-за далеких заснеженных сопок, появляется огненный диск солнца, пробиваясь своими лучами сквозь зимнюю мглу. Сильнее подул утренний ветерок (хиуз), Степан сбросил доху и решил немного пройтись, чтобы размяться.

После длительного спуска с горы, дорога долгое время еще будет пересекать небольшие перевалы и узкие пади, прежде чем она приведет прямо к избушке под горой. Около барака уже было несколько груженых дровами подвод, готовых отправиться в обратный путь. После обмена приветствиями с сельчанами, Степан и сосед Митяй, не распрягая лошадей, задали им корм и вошли во внутрь деревянного домика. Эта было небольшое помещение, скорее всего когда-то оно служила убежищем для охотников, сейчас же имела жалкий, запущенный вид, потолка не было, сквозь щели в крыше виднелось бледно-голубое небо. Недалеко от двери оледенелое маленькое окошко, сквозь которое едва пробивались лучи солнца, поэтому внутри всегда был полумрак. Тем не менее, здесь можно было спасаться от сильного холодного ветра. Посредине стояла видавшая виды железная печурка, на которой еще недавно разогревали пищу, кипятили воду и где все еще тлели черные угли.

Отбыли односельчане с возами дров, освободив место в бараке, куда новоприбывшие перенесли одежду и провиант. Наскоро перекусив, Степан поменял катанки на теплые сапоги (унты) и они с соседом отправились в лес. До того места где предполагалась напилить дров, было еще не менее двух километров. От широкой долины отходило множество распадков, склоны которых были покрыты сплошным лесом, в одном из них Степану предстояло свалить несколько деревьев и распилить на кряжи равной длины. Сосед указал рукой вправо и говорит:

— Езжай в ту сторону, а я проеду подальше.

Так как это была Степана первая самостоятельная поездка в лес за дровами, а поэтому он рассчитывал, что сосед Митяй ему подробнее объяснит, как и с какой стороны начинать спиливать лесину, так как деревья росли по склону горы. Но получилась так, что Степан остался в лесу один на один с этой сплошной стеной белоснежных берез.

Дмитрий Георгиевич Чикерев был человеком молчаливым, на его сильно смуглом лице редко появлялась улыбка, отвечал на вопросы коротко, без подробных разъяснений. Среднего роста, чуть сутуловат, в работе проворен и имел, как говорят, золотые руки. Совершенно противоположной по своей натуре и характеру была его жена, Евдокия, отчаянная, веселая, шумливая, ее звонкий пронзительный голос слышен из далека. В семье было четверо детей, две девочки погодки, два сына, младшему семь лет.

Вместе с ними жила мать Дмитрия, Марфа Петровна, рано овдовевшая, она всю свою жизнь посвятила своему единственному сыну. До сих пор она проявляет к нему свою чрезмерную материнскую заботу, смущая этим Дмитрия. Он, не уставая увещевал ее: «Мама, я уже взрослый человек, у меня семья, не нужно относится ко мне, как к ребенку».

— Митенька, для меня ты будешь ребенком до конца дней моих, — прижавшись к нему, со слезами на глазах, отвечала Марфа Петровна.

Первые же дни, после переезда Артемьевых в Николаевку, Марфа Петровна, была одна из первых, кто навестил новоселов. Она подробно рассказала им о будущих соседях, а потом и жителях всей улицы, давая каждому свою характеристику. Советовала с кем дружить, а кого обходить стороной, предупреждала, что в конце улицы живет Спиридониха, скверная старуха, она может наложить порчу не только на людей, но и на животных. В заключение дала понять, что будьте ближе к ней и она не даст их в обиду. Марфа Петровна стала постоянным посетителем дома Артемьевых. Справедливости ради нужно сказать, что парой она давала им нужный совет и оказывала помощь.

Делать было нечего, Степан свернул вправо и направился к стоящему на склоне горы березняку, привязал лошадей к лесине, положив перед ними охапку сена, углубился в лес. Спиливать разрешалось только сухостой, поэтому приходилось выискивать его, пробираясь по глубокому снегу. Наконец, найдена большая полусухая лесина, Степан стал пилить ее под самый корень. Допилив до середину ствола, пилу начало зажимать, тогда он решил начать пилить лесину с другой стороны, но вскоре пилу также было трудно продернуть. Попытка столкнуть дерево не дала результата, и тут мелькнула в голове догадка. «А, что если под углом надрубить топором нижнюю сторону спила?». Степан так и сделал, после некоторых усилий лесина рухнуло на землю, обламывая сучья соседних деревьев. Распилив дерево на несколько кряжей одной длинны, Степан пошел искать следующую, такую же сухую лесину, но найти её было не так — то просто, в этом месте уже побывало немало людей. В конце концов ему удалось спилить еще одну небольшую березу, теперь этого было уже достаточно чтобы нагрузить одни сани.

На следующий воз Степану пришлось пилить дрова уже в соседнем распадке. Несмотря на морозный воздух, он скинул полушубок, работал в одной фуфайке, одетой поверх рубахи, ему было жарко, из — под шапки на лоб скатывались крупные капли пота. День неуклонно приближался к вечеру. Теперь нужно было напиленные дрова сгрузить на сани, ему, еще не окрепшему четырнадцатилетнему пареньку сделать это было не так — то просто.

Темнота спускалась на землю, длинные серые тени окутывали деревья и кустарники, Степан решил возвращаться к бараку, нагрузив дровами только одни сани. Вскоре к стоянке подъехал сосед, у него уже двое саней были загружены свежеспиленными кряжами дров.

— Ну, как дела? — спросил сосед.

— Все в порядке, только не успел загрузить вторые сани, -ответил Степан.

— Ничего, станем завтра пораньше и все успеем. А ты, Степан свалил лес в одном месте?

— На последний воз, нет — ответил он.

Когда Степан ему все объяснил, сосед с усмешкой сказал

— Да, ты нагружать воз завтра будешь до самого обеда, нужно было постараться пилить дрова в одном месте.

— Это невозможно, сухих и полусухих деревьев очень мало, а сырой лес пилить нельзя — ответил Степан.

— Ты не заметил, — говорит Митяй, — что у мужиков, которых мы встретили сегодня у барака, сухие лесины только сверху наложены.

— Ничего не поделаешь, Степан, приходится рисковать, а то не наберешь сухих дров и за весь день, тем более мне нужно было напилить целых три воза, — добавил он.

Степану было очень обидно, что ему ничего не сказали об этом. В то же время ему стало не по себе от того, что так спокойно рассуждает человек о безответственной рубке леса.

Задали лошадям корм, сухими ветками, прихваченными из леса, разожгли в печурке огонь. Решили вскипятить чай, Степан котелком зачерпнул воду из незамерзающего родника, что бил тонкой струей из под горы. Около печки положили таять замерзший хлеб. На кирпичи, что лежали на плите, Митяй положил кусок отворенного мяса, тут же рядом положил несколько яиц и небольшой кусок сала, Степан. Железная печь раскалилась до красна, вскоре в котелке закипела вода.

В комнате стало чуть теплее, Степан почувствовал во всем теле сильную усталость, его стало неумолимо клонить ко сну. Быстро покончив с едой он стал присматривать место, где бы расположиться на ночь.

— Ложись в угол, который ближе к печке, еще некоторое время будут гореть дрова и тепло около нее продержится дольше, — посоветовал сосед. Чтобы к утру подсохли унты и портянки, Степан положил их ближе к печке, тут же расположил свою обувь и Митяй.

Из рассказов старших Степан знал, для того, чтобы ночью не мерзли ноги, их нужно просунуть в рукава дохи, при этом туго перевязав концы рукавов жгутом. Разместившись в углу барака на сене, Степан быстро крепко заснул. Когда его разбудил сосед, ему показалось, что он только что лег спать. На затопленной печке уже грелась вода, весело потрескивали сухие ветви.

Позавтракав, Степан и Митяй отправились в лес. По совету соседа, Степан волоком на лошади свозил разбросанный в разных местах спиленный лес в одно место. Орудуя слегой, Степан первоначально начал загружать толстые кряжи. Еще не закончил Степан нагружать воз, как мимо проехал сосед, крикнув ему:

— Нужна помощь?

— Справлюсь, — ответил Степан, хотя в душе и хотелось, чтобы тот ему помог.

Покончив с погрузкой, Степан вывел лошадь на дорогу и направился к избушке. Здесь они задержались не долго, напоив лошадей, проверили сани и тут же тронулись в обратный путь, поесть решили на ходу. Впереди ехал сосед, лошади у него были добрые, к тому же он их подкармливал овсом, вскоре лошади Степана стали отставать. На полпути сосед скрылся из вида. Жалея лошадей, Степан шел за санями пешком, только под гору он присаживался на задний воз.

Оставшись один на один с этим безбрежным простором, подросток погрузился в думу, а ему, несмотря на его еще совсем юные годы было что вспоминать. В семилетнем возрасте он лишился отца, его и деда Захара арестовали в 1945 г. как «врагов народа», в товарных вагонах вместе с другими заключенными они были вывезены в Советский Союз. В тот год, только в Северо-восточной части Маньчжурского края арестовали и увезли тысячи эмигрантов, бежавших от грозных событий революционных дней, а позднее от коллективизации. Захар Кузьмич, его жена Анастасия Георгиевна и Денис, тогда еще совсем юноша, бежали от коллективизации в тридцатом году, чтобы избежать репрессий, побросали все имущество нажитое несколькими поколениями.

Репрессированы были и те, кто служил в отрядах «Асано» и «Белой Бригаде», в военной миссии, а также многих забрали из отряда полковника Пешкова. Отряды были созданы по инициативе и под давлением японской военной миссии, вначале якобы для охраны, промышленных и государственных объектов, а позднее из них создали воинские подразделения, под командованием японских офицеров. Незадолго до того, как вошла Красная армия в Маньчжурию, японцы командование отрядами передали русским офицерам.

Степан хорошо помнит это прощание с отцом и дедом, это была ужасная картина, тихо плакала мать, но громко кричали сестренка Маня плакали братья не понимая, что происходит, младшему из них, Илье, не было и года. Степан крепко прижавшись к отцу, повторял только одно: «папа, папа, что будет?». Отец, прижав к себе сына, гладил его рукой по голове, стараясь успокоить: «будь сильным, ты остаешься за старшего, смотри за матерью, сестренкой и братишками». И, что еще мог сказать в эту минут отец, потрясенный случившимся, своему семилетнему сыну?

Степан вскоре познал все тяготы жизни, ему рано пришлось выполнять работу взрослых, видел, как не покладая рук работала мать и он прилагал все усилия для того чтобы облегчить её жизнь. В их небольшой деревне таких семей, лишенных кормильца, было немало.

Арест мужа сильно повлиял на Галину, еще совсем недавно это была жизнерадостная, веселая женщина сейчас же ее как будь то — бы подменили, она стала замкнутой, исчезла с лица светлая улыбка, погас огонек в ее лучистых темно-голубых глазах, редко стала общаться с людьми, даже с родственниками своего мужа. Радовало лишь одно, ее дети росли здоровенькими, а старшим сыном Степаном она и не нарадуется, высокий, крепкого телосложения, работящий, заботливый парень, к тому же лицом и характером был вылитый отец.

Через год, после ареста Дениса, семья покинула свою деревню, перебравшись ближе к городу, где жили родители Галины, куда они переехали вскоре после того, как Галина вышла замуж. Для Тихона Ивановича и Веры Петровны быть ближе к докторам стало крайней необходимостью, постоянное недомогание требовало лечения.

Жить стало значительно легче, но не прожили они и четыре года на новом месте, как внезапно умер отец Галины, Тихон Иванович и, опять остается Степан в доме за «старшего». Дед Степана был далеко не старый человек, но тяжелые раны, полученные во время Первой Мировой войны, давали о себе знать. Постоянные боли в груди с каждым годом только увеличивались, в итоге сердце не выдержало и на шестьдесят пятом году жизни его не стало. Только на два года пережила своего мужа Вера Петровна.

Деревня Николаевка, куда переехала семья Артемьевых, располагалась в весьма живописном месте вблизи небольшой реки, вдоль берегов которой бесконечной вереницей тянулись кусты тальника, черемухи и яблони. У самого берега теснился сплошной стеной густой, кудрявый кустарник, а на крутых поворотах над самой водой свисали длинные гибкие ветви ивы с узенькими листочками. По обе стороны реки тянулись сочные зеленые луга. Весь этот речной узор переходил в лесостепь с ее чудной северной флорой, вдали виднелись горы, ощетинившиеся молодыми березовыми и осиновыми деревьями.

Но, для Степана ни с чем нельзя было сравнить ту милую деревеньку — Покровку, где прошли его детские годы, он никогда не забудет утреннюю рыбалку, когда на речных перекатах, блестя на солнце яркими цветами выпрыгивала из воды небольшая рыбка-хариус, хватая крючок со специальной приманкой — мушкой. Сколько было радости, когда на удочку попадались большие караси, что водились в озере, находящимся сразу же за рекой, вокруг которого с одной стороны рос густой камыш, с другой трясина, да сплошные кочки.

Или, отойдя не более полкилометра вниз по течению реки, мгновенно окунаешься в волшебную красоту смешанного леса, в мир сплошных ягодных деревьев и кустарников. Здесь и спелая, крупная черемуха, тут же рядом ярко-красная дикая яблочка, брусника и сплошь покрытые ягодой кустики боярышника, чуть подальше смородина, а внизу из травы выглядывает уже созревшая земляника. Когда все это созревало, дружной гурьбой в лес устремлялись деревенские ребятишки и днями там пропадали. А сколько было восторга, когда в знойный полдень с берега веселой гурьбой бросались в холодные воды горной реки, визг, шум и крики детей разносились далеко по окрестности. Такое забыть невозможно.

В отношении жизненного уровня поселки Трехречья после 1949 года стали беднее, люди начали разъезжаться, кто куда. Вверх по течению реки Аргуни ближе к тайге, образовались новые поселенья. Главным занятием жителей этих новых мест, было скотоводство, цена на молочный продукт была высокой. В небольшом количестве сеяли пшеницу и овес для личного пользования. Старались накосить, как можно больше сена, которое шло в тайгу по хорошей цене, также покупали сено жители ближайших городов.

В начале пятидесятых на городских базарах и в торговых точках еще можно было купить все, что нужно. Китайцам-огородникам разрешалось продавать свободно свой продукт, к тому же на рынок часто поступали в большом количестве фрукты, овощи, консервы, разных сортов алкогольные напитки, главным образом из числа тех товаров, которые были забракованы Советским Союзом.

На пограничной станции Отпор проводилась инспекция всех поступающих грузов с южных провинций Китая, товар подлежал тщательному отбору и проверки на качество. Забракованную продукцию не было смысла везти обратно, её распределяли по ближайшим городам, станционным поселкам, деревням. Китай получал из СССР станки, паровозы, грузовые машины, сельскохозяйственное оборудование, трактора, расплачивался за все это продуктами сельского хозяйства. Необходимо отметить, большей частью техника, которая ввозилась в Китай была подержанной, в первую очередь это грузовые машины, паровозы ФД, на некоторых из них виднелись следы от снарядных осколков.

Первые две улицы деревни Николаевки, были расположены у склона пологой горы, которая имела в этом месте полукруглую форму, вдавленную во внутрь. Восточный склон горы прижимался к озеру, большей частью мелководному, особенно в засушливое время года, оставляя неширокий дорожный проезд. Западная часть горы близко подходила к самой реке, со стороны долины и до самого ее подножия росли густые кустики ерника, стелящегося, выносливого и неприхотливого можжевельника, багульника, тут же среди них краснели невысокие кустики шиповника. Берега озера были малодоступны, большей частью заросшие камышом, или заканчивались крутыми обрывами, водилось в нем два-три сорта рыб, главным образом караси.

В конце двадцатых, одними из первых поселенцев Николаевки были люди из пограничных поселков Трехречья, где с каждым годом становилось жить все опаснее и опаснее, были частые случаи, когда выкрадывали людей и они бесследно исчезали. Крайне сложной была обстановка в период советско-китайского конфликта (1929 год), когда жители ближайших к границе поселений были полностью разорены, а в некоторых поселках население было просто уничтожено карательными отрядами.

Население пограничных деревень бросали дома, погрузив на телеги все, что можно было взять с собой, поспешно покидали эту опасную зону. Кое-кто из них, еще до революции имели заимки на китайской стороне, где держали молодняк, не рабочих лошадей, отары овец. Поэтому, покинув свои родные станицы, оставив там все, что было нажито годами, они находились в гораздо лучшем положении, по сравнению с теми, кто бежал, прихватив с собой только то, что можно было унести.

Беженцы с Трехречья в Николаевке безболезненно адоптировались на новом месте, а благодаря природным условиям, в первую очередь великолепными пастбищными угодьями с травами, имеющие высокую питательную ценность, их достояние стало быстро увеличиваться. Малоимущие имели возможность у них подрабатывать, постепенно и они сами становились хозяевами.

Деревня находилась в той части Хулунбуирского хошуна, где административное управление районом пока еще полностью находилось в руках монголов. Многие монголы имели большое количество баран, скота, лошадей и в основном вели кочевой образ жизни. Они охотно давали русским в аренду рабочий скот за небольшую плату. Нередко случалось, когда в холодные и снежные зимы, не было заготовлено необходимое количество сена для подкормки молодняка, тогда монголы отдавали его на определенных условиях русским крестьянам на прокорм. Из числа выживших зимой телят, монголы получали обратно большую их часть, но иногда только половину, смотря какой договор, так в деревне появился монгольский скот. Коровы были не очень удойные, но молоко было жирным.

Население деревни росло быстро и уже следующие две улицы шли по склону горы, постройка здесь существенно отличалась от других улиц. Это были наиболее просторные рубленные дома с палисадниками, расположенные вдоль улиц более гармонично и отличались своим разнообразием отделки. Фасад дома украшали белыми резными наличниками на окнах, некоторые делали резную окантовку дверей, от чего вид дома становился более привлекательным.

В русских поселках, образовавшихся на территории Маньчжурии, главным образом в районе Трехречья, Южно-Аргунского хошуна, сохранялись и береглись древние обычаи. Как и в дореволюционной России, оставалась неизменной этика семейных отношений, гостеприимство, взаимовыручка, также принято было старших называть по имени и отчеству. Существовала своеобразная структура русского праздника, которая включала в себя как религиозные, так и народные традиции. Семьи в основном были многодетными, старались сохранять единство семьи, как можно дольше, помогая друг другу «встать на ноги», поэтому всегда существовала братская поддержка и взаимовыручка в трудный момент. Беженцы одновременно с личным благоустройством, возводили православные храмы и школы.

Существенную власть имели выборные обществом атаманы, до прихода японцев, они полностью контролировали ситуацию в своих станицах и поселках. Атаманами выбирали людей авторитетных из числа бывших военных, отличившихся на фронтах сражений и они долгие годы в поселках поддерживался тот порядок, что существовал в их станицах на родине до революции.

Трехречье расположено в долинах трех рек: Ган, Хаул, Дербул, впадающих в реку Аргунь. Свое начало реки берут в предгорьях Хингана. В основном Трехречье заселено забайкальскими казаками, многие из них жили у самой Аргуни на ее левом берегу. Некоторые из них, как уже упоминалось, имели заимки на монгольской земле, где держали скот. Большинство беженцев оказались в Южно — Хулунбуирском хошуне, спасаясь от угроз, репрессий и коллективизации, но отдельные перебежчики были вплоть до военных событий 1945 года. Ган. Снимок 2017 год. Купается Г. Баранов.

Среди большинства выходцев из Забайкалья, в их религиозность глубоко проникли буддийские идеи. Русские обращались с просьбами к шаманам, в случае болезни, или за любой иной помощью. Многие почтительно относились к бурханам (божеству) и «чтили святые бурятские места». В определенном месте, главным образом на вершине наиболее высокой горы, устанавливалась вылитая из бронзы, или меди статуя Будды и это место для монголов считалось обителью добрых духов-покровителей. В определенный день почитания Будды, монголы на это место приносят дары, главным образом это сладкая еда, например, как с сахарной начинкой пряники — «бобоны», специального изготовления и другие пряности, цветы, а также спиртные напитки.

Постройка домов проходила в том же стиле, что и на родине, были все те же предметы домашнего обихода, в любом доме устанавливалась русская печь, почти, у каждого была баня. У многих при доме имелся небольшой огород, где обязательно имелся «рассадник». Это приспособление, огражденное досками, или горбылями, заполнялось навозом, сверху его посыпали толстым слоем земли, где выращивалась рассада капусты, помидор, огурцов, брюквы, редиски и. т. п. На ночь «рассадник» закрывали, предохраняя от заморозков, а днем держали открытым. Через какое-то время рассаду распределяли по грядкам.

Во дворах строили сараи для коров. Крышу покрывали соломой, а стены обносили плетнем, более защищенные от ветра и холодов укрытия делали для свиней и кур. Остальные дворы обносились разной изгородью. Дворы делились на скотские, конские, телятники, овчарни, последние определяли в подветренной стороне, овцы очень чувствительны к влажности.

В Забайкалье старались вывести улучшенную породу овец, завозили мериносовых баран, качество шерсти значительно повысилось, но эта порода требовала хорошего кормления, нуждалась в специальном уходе, зимой необходимо было создавать для них теплые условия.

Монгольские же овцы не прихотливы, они отличались жизнеспособностью, выносливостью, выработанной в течение веков в условиях кочевого содержания под открытым небом. Монгольские овцы сравнительно легко переносили любые суровые периоды маньчжурской зимы. Поэтому в Маньчжурии преобладала монгольская порода, мериносовые овцы встречались очень редко.

Жители поселков налаживали тесные контакты с находящимися вблизи городами и эта связь естественным образом влияло на деревенскую жизнь, пусть медленно, но все же меняло ее облик. Увеличилось число детей обучающихся в городе, в пятидесятые годы можно было встретить не малое число окончивших среднюю школу, не говоря уже о семилетнем образовании. Большее значение стала приобретать мода, пиджаки, галстуки, пальто сапоги становятся весьма распространенными среди молодежи. Женщины и девушки стали одеваться в шерстяные, или шелковые платья, появились модные юбки и кофты. Теперь уже редко встретишь разноцветный сарафан, который всегда являлся главным элементом женского традиционного костюма.

Три класса обучения Степан прошел в родной Покровке. Когда семья перебралась в Николаевку, на тот момент здесь была только начальная школа, которую Степан окончил с отличием. Чтобы дальше продолжить учение нужно поступать в гимназию, но у матери не было достаточно средств, чтобы отправить сына в город. Не имея возможности учиться дальше, Степан находил радость и удовлетворение в чтении книг, которые он брал в школьной библиотеке, иногда книги привозила из города мать. Галина Тихоновна хорошо понимала душевное состояние своего сына, его горячее желание учиться, но ничем ему помочь она не могла, Степан был единственным ее помощником в семье.

Мечта учиться, наконец, сбылась. Однажды Степан пришел в школу, в очередной раз обменять книгу в библиотеке, молодой учитель, Михаил Сергеевич Пушков, спросил его: «Почему ты не учишься дальше?». Степан объяснил ему причину, по которой он не может продолжать учение.

— Что ни будь придумаем, я завтра зайду к вам, — сказал Михаил Сергеевич.

На следующий день, после занятий он зашел к Артемьевым.

— Галина Тихоновна, хочу помочь вашему сыну с учебой, я буду заниматься с ним вечерами после школьных занятий. Если вы согласны, то мы приступим уже в ближайшее время, — предложил Михаил Сергеевич.

С радостью приняла Галина Тихоновна это предложение, но еще больше обрадовался сам Степан.

— С учебниками я все улажу и уже на следующей неделе, в понедельник вечером, я думаю мы приступим к занятиям.

— Я очень вам благодарна, но…

— Вы не беспокойтесь, — перебил ее Михаил Сергеевич мне за мою работу платить не нужно, я только буду рад помочь Степану, этому умному, способному парню.

Так началась другая, трудная, но интересная для Степана жизнь. Несмотря на то, что ему стало нелегко совмещать работу по хозяйству с учебой, тем не менее, он прилежно посещал вечерние занятия.

Погрузившись во все эти воспоминания, Степан не заметил, как солнце закрыли снежные тучи, крупными хлопьями повалил снег, быстро оказавшуюся под снежным пушистым покровом дорогу, вскоре не стало видно, но опытные лошади уверенно шагали, не сбиваясь с пути. Внезапно начавшийся снег продолжался недолго, вновь сквозь морозную пыль стали пробиваться лучи солнца Дорога пошла в гору, Степан шел позади воза, любуясь пушистым белоснежным покровом.

После спуска с горы, дорога шла по средине широкой пади, вправо и влево виднелись заснеженные елани, вдали темнела гряда скалистых гор. Перед ним расстилалось огромное поле, покрытое снежной пеленой, под солнечными лучами оно сверкало, переливалось, играло разноцветными искрами.

Видимо, только что пересек дорогу небольшой зверек, опытный человек сразу бы определил кто оставил на снегу этот новый след, но Степану это было еще неведомо. Под самой горой совсем близко перебежал дорогу табунок диких коз, которых в этой местности можно было встретить довольно часто, единственной опасностью для них были волки, а их водилось немало. Никто не охотился на зверя, у людей не было оружия, даже охотничьего.

Степан, шагая позади груженых саней, представил себе, как совсем недавно вот так же за возом дров шел его друг детства Миша Жиглов. На «родине» они жили по соседству, с раннего детства они были неразлучны. Отец Миши страдал запоем, который продолжался подолгу, а поэтому Миша рано познал все тяготы деревенской жизни. Он был старшим в семье, а она была большой, шестеро детей мал мала меньше.

В начале января Артемьевым пришло сообщение о страшной трагедии, которая постигла семью Жигловых, Миша трагически погиб, возвращаясь из леса с дровами.

Ранним морозным утром Миша запряг быка в сани и направился в лес. Осенью во время пожара выгорела большая лесная площадь, жителям было разрешено срубать погибшие от пожара деревья. Миша спилил несколько не толстых лесин, порезал их на части и, погрузив на сани, тронулся в обратный путь. По какой-то неведомой причине Миша шел рядом с быком, может быть он часто сворачивал с дороги, хватая клочки сена, которые валялись вдоль пути, или он погонял его. Бог весть. Дорога шла вдоль склона горы, Миша шел с верхней стороны, в какой-то момент ноги у него, видимо, поскользнулись и он упал прямо под сани. Бык не остановился и сани подмяв Мишу наехали прямо на живот, полоз затормозило, воз остановился. Вполне вероятно, Миша стал кричать, бык тронулся, но тут лопнула сначала одна завертка, потом другая и, бык освободившись быстрым ходом направился в деревню.

К вечеру, на окраине поселка люди заметили, что идет бык с ярмом на шее, сразу же определили чей он и привели к Жигловым. Поняв в чем дело, несколько мужиков верхами поскакали в ту сторону откуда должен был приехать Миша с дровами. Издали увидели одинокий воз и никого вокруг. Когда подъехали ближе, то обнаружили страшную картину, Миша лежал под возом, весь снег вокруг его головы был выбит руками до земли. Быстро перевернули воз, освободив уже застывшее мертвое тело подростка. Какая страшная смерть! Трудно представить ту смертельно — мучительную боль, которая разрывала тело юного, красивого, доброго паренька. Это событие потрясло жителей поселка, уже не говоря о убитой горем семье Жигловых, для них это был страшный удар, от которого они никогда не смогут оправиться.

Это воспоминание всегда вызвало слезы у Степана, ведь Миша был его лучшим другом, они были неразлучны, очень часто вместе спали в доме у Степана, или у Миши. Походы на рыбалку, или в лес за ягодами один без другого даже и не помышляли. Миша был авторитетом, его уважали ребята и как-то само по себе определилось, что он стал вожаком среди сверстников. Может быть потому, что он рано узнал жизнь со всеми ее проблемами и уже мог до какой-то степени их решать. И вот жизнь этого хорошего, доброго паренька трагически оборвалась, ему в то время не было и четырнадцати лет.

Степан очнулся от этих воспоминаний только тогда, когда, въезжая в поселок он услышал громкий лай собак из ближайших дворов. Был глубокий вечер, крепчал мороз, с темно голубых небес холодно мерцали первые звездочки, в окнах деревенских изб светились огни, из труб печей вырывались густые клубы дыма, устремляясь в бледно — изумрудную небесную высь.

Сосед сообщил, что Степан отстал, но скоро подъедет. В стяженной тужурке, подпоясанной широким кушаком одиннадцатилетний Игорь стоял у широко раскрытых ворот, поджидая брата. Въехав на просторный двор, Степан подогнал воза с дровами к самой поленнице, выложенной вдоль забора.

— Иди в дом сынок, Игорек распряжет и устроит лошадей — говорит мать, поджидая Степана на крылечке. Разгружать воза будите завтра утром.

В доме было тепло, пышет жаром раскаленная печь, от стоящей на столе керосиновой лампы распространяется яркий свет по всему дому. Сняв полушубок, Степан присел на деревянный стул у обогревателя, на чугунных кружках уже стояла приготовленная пища, от который шел аромат жареного мяса. Вскоре тепло разморило Степана и он почувствовал усталость во всем своем молодом теле. Быстро покончив с ужином, Степан вышел на улицу проверить как устроены лошади, убедившись, что все в порядке, вернулся в дом. Мать расспросила его о поездке, помогал ли ему Митяй, Степан на это ответил:

— Да, он давал мне хорошие советы.

Мать видела, как сын борется со сном и велела ему ложиться в постель, не прошло и пяти минут, как Степан уже спал здоровым крепким сном. Галина Тихоновна молча любовалась спящим сыном.

— Как он сильно похож на отца, — подумала она, — слезы хлынули из ее лучистых глаз.

Казалось, что все это было совсем недавно, когда Галина впервые встретилась со своим будущим мужем, часто вспомнилось это необычное знакомство с ним и эти воспоминания теплом отозвались в ее сердце, ее лицо расцветало в улыбке. Жили они в разных поселках, тем не менее, молодежь в свободное время на какие — либо праздничные торжества ездили друг к другу в гости, оседлав не рабочих молодых лошадей, и часто случалось так, что некоторые из них мчались навстречу своей судьбе. В июле месяце в деревне В-Кули справляли престольный праздник, храм был освящен в честь иконы Казанской Божьей Матери, в этот день, обычно, съезжались жители с ближайших деревень.

Впервые на престольный праздник в этот поселок решил поехать Денис со своими дружками, Семеном и Лукой. Выехали рано, чтобы успеть к церковной службе, остановиться решили у двоюродной сестры Семена, Анны Трухиной. После Богослужения люди еще долго не расходились, каждый встретил среди приехавших, то родственника, то друга, или просто знакомого.

Наши друзья направились вместе с Анной в дом Трухиных. Большой деревянный дом — пятистенка, располагался на верхней улице в конце деревни. В доме никого не было, кроме матери Анны — Евдокии, которая хлопотала на кухне, делая последние приготовления, праздничный стол был почти готов, оставалось расставить тарелки, вилки и ножи, за что принялась Анна. Хозяин дома Павел был приглашен к соседям, где собиралась компания с участием приезжих гостей, покинула молодежь и Евдокия, когда за ней прибежала соседская девчонка.

Вскоре подошло еще несколько человек молодежи и все дружно расположились за большим семейным столом. Анна усердно угощала гостей, подливая в рюмки, парням водку, а девушкам красного вина. За столом становилось шумно и весело, Анна попросили Дениса начать песню, она знала, что у него хороший голос. Песню вначале нестройно подхватили, но быстро «спелись» и полились русские народные песни одна за другой, веселые, порой грустные. Молодежь эти напевы переняла от родителей, без которых у них не проходило ни одно застолье. Родители этими грустными напевами, выражали свою тоску по той далекой, любимой и незабываемой родной стране. До самого вечера веселилась молодежь.

— Пора идти на танцы, — напомнил Семен.

Девушки быстро прибрали со стола и вся компания двинулась в сторону школы, где в просторном зале молодежь устраивала танцы. Из зала уже доносились звуки гармошки. Внутри народу было немного, но скоро зал стал наполняться. Денис, Семен, Лука держались вместе, Анна знакомила их с теми, кого они еще не встречали, приезжих из других деревень было немало. Вот прошли мимо три девушки, даже не взглянув на ребят.

— Анна, — говорит Лука, познакомь меня с той белокурой, красивой девушкой, которая так гордо только что прошла мимо нас.

— Чего ты стесняешься, иди и знакомься сам, ее зовут Галя Рудакова, — ответила Анна.

— Пожалуйста спроси ее желает ли он завести знакомство — настаивал Лука.

— Ну хорошо, от твоего имени сделаю ей предложение познакомиться — сказала Анна.

— Денис, — проводи меня через зал к той красавице, что заворожила твоего друга и я узнаю, желает ли она познакомиться с ним.

— Как — то неудобно, –ответил Денис

Но Анна подхватила его под руку и потянула за собой.

— Галина, — знаешь, что я тебе хочу сказать, с тобой хочет познакомиться молодой человек

— Я не против — бойко ответила девушка.

— Да ни этот, указывая на Дениса, а вот тот чернявый с густой шевелюрой темных волос.

— Ну, я пойду позову Луку — говорит Анна.

— А вы, что не желаете со мной познакомиться? — лукаво взглянув на Дениса, промолвила Галина.

— Да я, знаете, простите, растерялся, — смущенно пробормотал Денис.

— Меня зовут Денис.

— А я, Галя — ответила девушка.

Тут заиграла гармонь.

— Давайте потанцуем — предложила Галя.

И они закружились в танце. Закончился танец, за ним сразу же последовал другой.

— Ваш друг будет в обиде — насмешливо, чуть прищурив глаза, промолвила Галя.

— Будет обидно мне, если я не буду танцевать с вами, — удивляясь своей смелости, ответил Денис.

Они танцевали до самого перерыва, когда гармонист решил передохнуть. Денис поблагодарил Галю и проводил ее к подругам, которые расположились у стены под окном, посматривая в их сторону и весело переговаривались.

— Смотрите, Галя уже нашла себе кавалера, — сказала курносенькая, синеглазая девушка.

— Ничего, наши ребята так его пугнут, что он навсегда забудет дорогу к нам, — смеясь сказала другая.

— С таким парнем и я не прочь потанцевать, уж больно хорош собою, — говорит черноокая подружка Галины.

— Так друзья не поступают — с недовольством в голосе проговорил Лука

— Я первый ее заметил.

— Вот, когда будут дамы приглашать кавалеров, кого она выберет, так и будет — отпарировал Денис.

Когда было объявлено, что приглашают дамы, сердце у Дениса трепетало, заметно волновался и Лука. Гармонист играл вальс, кружились пары, наши приятели одиноко стояли в сторонке, их не приглашали. «Униженные» они вышли на улицу.

— Это точно, мы ей не интересны, — решил Лука.

Денис мучительно старался вспомнить, чем он мог обидеть Галю. И, не находя ответа на вопрос, Денис вернулся в зал.

— Вы куда исчезли, — спросила Анна

— Галя спрашивала, где ты.

— Иди и пригласи ее танцевать. Не долго раздумывая, Денис решительной походкой направился к Галине и пригласил ее на танец. Ему показалось, что она обрадовалась. Они танцевали вместе весь вечер, к концу танцев они уже перешли на «ты».

Когда гармонист объявил последний танец, к Денису, когда он с Галиной о чем-то весело смеялись, подошли два парня, оба явно подвыпившие.

— Ты, это чё к Галке вяжешься, у нее есть парень, Колька Дубов, он сейчас в городе работает, — заявил с недоброй искоркой в глазах один из них, высокий, с коротко подстриженными волосами.

— Нет у меня никакого парня, — ответила ему Галина.

— Мы с Николаем соседи и, просто дружим с детства, — добавила она, заметив вопросительный взгляд Дениса.

— Но, он тебя любит, о чем говорил сам, — подключился второй приятель.

— А вот мне об этом не известно и идите вы, ребята, своей дорогой, — уже сердито сказала Галина.

— Колька наш друг и мы тебя предупредили, хорошо запомни об этом, — пригрозили они Денису.

— А второй раз встречаться с нами тебе не советуем, — продолжал угрожать Денису уже кулаками высокий парень.

— Это, что за ребята и почему такая мне угроза? — спросил Денис.

— У нас в поселке угрожают всем приезжим ребятам, чтобы они не ухаживали за нашими девчатами, — ответила Галя.

— А ты, что испугался их, — с улыбкой спросила она.

— Да нет, — обиженно ответил Денис — я иду провожать тебя, несмотря на грозное предупреждение этих парней, до самого твоего дома.

— Как я вижу, ты смелый парень, а поэтому я не против того, чтобы ты меня в цельности и сохранности доставил до места назначения, — смеясь, говорила Галина.

— За это я ручаюсь.

По пути, домой, их нагнала группа ребят, среди них уже знакомые им парни

— Ну-ка ты, паря, поворачивай оглобли и катись отсюда, иначе ребра поломаем, подступая к Денису, угрожал все тот же высокий, чернявый парень.

— А, что разве нельзя проводить девушку без вашего разрешения.

— Нет, мы чужаков не любим.

— Я вот смотрю, что вы очень храбрые ребята, впятером одного не боитесь, спокойно, даже с некоторой усмешкой, — сказал Денис. Можно же спокойно поговорить, предложил он.

— Нечево языком трепать и чтоб мы тебя возле Галки больше не видели. Мы тебя уже предупреждали, а тебе все неймется, видимо, плохо соображаешь, следующий разговор с тобой будет другим способом. Понятно.

То ли невозмутимый вид Дениса и его спокойные ответы на их угрозы, или же внушительный вид широкоплечего парня, удерживал дебоширов от решительных действий.

— Пошли, Денис, — потянула его за руку Галина. Вслед им еще неслись угрозы, но дальше этого дело не пошло.

— Уж, наверняка, после таких угроз, теперь ты в нашем поселке больше уже и не покажешься? — улыбаясь спросила Галина.

— Их угрозы меня не волнуют, все зависит от тебя, приезжать мне, или нет -ответил Денис. Они договорились о следующей встречи.

Из рассказов старших, Денис знал, что еще «там», на родине, в родном Забайкалье, парни очень не любили, когда из их деревни чужие женихи увозили девчат. Часто девчат отбирали, а женихи возвращались, в лучшем случае с синяками, нередко у лошадей обрезали хвосты. Иногда жених ездил за невестой с группой поддержки, тогда разборки были более жесткие. Но это мало кого останавливало, но, тем не менее, все же чаще в ход пускалась дипломатия.

Дениса угрозы не смущали, он все чаще и чаще стал навещать В-Кули, очень уж по душе пришлась ему Галя и он уже нисколько не сомневался, что окончательно влюблен в эту красивую девушку. У него появились друзья и в деревне его теперь принимали, как своего человека.

В июне Галине исполнилось восемнадцать лет. Её день рождения справляли в тесном кругу друзей. Денис приехал, когда все уже были в сборе.

— А мы, уже думали, что не приедешь, — сказала мать Гали, Вера Петровна.

— Извините, произошла небольшая задержка, — смущенно ответил Денис.

После угощения, еще некоторое время молодежь веселилась, обменивалась новостями, потом разошлись, чтобы встретиться вечером на танцах. Обычно в праздник летними вечерами молодежь собиралась на лужайке, где заливаясь играла гармошка, раздавались одна за другой песни, танцевали пары.

Денис и Галя решили погулять и направились на вершину горы, откуда можно было любоваться на окружающий их мир. Внизу виднелась извилистая голубая лента реки, берега которой местами густо покрывались зарослями мелких деревьев и кустарника. Сама долина представляла из себя темно-зеленое, слегка волнующееся море, украшенное разнообразием цветов. Издалека виднелись голубоватые очертания невысоких гор, сплошной грядой уходящих в даль. В вышине сияло поразительной чистоты и глубины голубое небо, свежий прозрачный воздух тихо колыхал легкий ветерок.

— Боже мой! Как хорошо вокруг! — воскликнул Денис, и сам не сознавая того, крепко обнял и прижал к себе Галю, она слегка вздрогнула, но не оттолкнула его.

Они долго ходили по полю, рвали цветы, обсуждали и говорили обо всем, что возникало в юных головах этой влюбленной пары. Денис давно хотел признаться Гале в любви, ее пленительный образ уже никогда не покидал его, но не хватала смелости, непонятная для него самого застенчивость, сковывала его мысли, терзала сердце. Возвращаясь домой, они решили идти через гору, спускаясь по ее крутому скалистому склону. Денис спрыгнул с большого камня вниз и протянул руку Гале.

— Прыгай, не бойся, я поймаю тебя. В следующее мгновение он ощутил, в своих объятьях, самое нежное, трогательно-беспомощное, для него бесценное существо. Он прижал к груди Галю и крепко, крепко поцеловал ее в горячие губы, ее лучистые глаза светились нежностью, озаренные внутренним светом.

— Я люблю тебя, Галя, люблю всей душой, без тебя я не могу жить. В ответ, Галя только сильнее прижималась к Денису, ее юное тело трепетало в сильных объятиях любимого человека. Наконец, она вымолвила:

— Я давно, давно люблю тебя, Денис, с первых же наших встреч. И опять в жарком поцелуе в единое целое слились эти два юных создания.

Его родители не удивились, когда он заявил им о том, что намерен жениться на Галине, они и сами хотели, чтобы их сын, наконец, определил свою судьбу,

перестал часто бегать в В-Кули. После окончания полевых работ, родители Дениса взяли с собой крестную мать сына и направились сватать дочь Рудаковых. Рудаковым Денис нравился, они одобряли выбор дочери, этот спокойный, выдержанный, обходительный парень был им по душе. Свадьбу решил сыграть после Пасхи.

Сравнивая с тем, как, обычно, устраивают свадьбы в деревне, свадьба Артемьевых была более скромной. На невесте было белое свадебное платье, которое выглядело на ней нежно и женственно. Гости восторгались красотой и природной грацией девушки, счастливая улыбка не сходила с лица влюбленной Галины, она держалась просто и естественно. Восхитительная улыбка не покидала Дениса, молодая красивая пара вызывала бурный восторг окружающих.

Этот брачный союз двух влюбленных молодых людей имел всеобщее одобрение, их родители были искренне счастливы. Взволнованный отец Гали пожелал новобрачным счастья в их семейной жизни, отдельно обратился к дочери.

— Дорогая Галя, ты вышла замуж за Дениса по любви, так будь же ему хорошей женой, хорошей матерью, хорошим другом, живи в полном согласии со своим избранником. Мир, да любовь вам, мои дорогие. Храни вас Господь.

Один за другим последовали поздравления, конечно, не обошлось и без «Горько».

На свадьбе присутствовали, главным образом родственники и ближайшие друзья Артемьевых и Рудаковых. После свадьбы молодые стали жить у родителей жениха, а когда появился первенец — Степа, они переехали в свой дом.

Проснулся Степан, когда в комнате уже было светло, бодрый и отдохнувший он быстро оделся, набросив полушубок на плечи, вышел на улицу. Игорь бросал сено лошадям и скоту, мать доила коров. Степану стало как-то неловко, что проспал, стал помогать брату, чистить дворы. Закончив с уборкой, войдя в дом, братья увидели, что завтрак уже на столе.

— Умывайтесь, молитесь, будем завтракать мои работнички, с ласковой улыбкой, взглянув на сыновей, — промолвила мать.

Проснулись и остальные дети, в доме сразу стало шумно, спорили кому первому пользовать умывальник. Умывальник представлял из себя простое устройство, цилиндрической формы сосуд прикреплялся к стене, внизу к нему впаивалась изогнутая трубка с краном. В сосуд заливалась вода и, открыв кран, вода лилась тонкой струйкой. Хотя под умывальником стоял большой таз, тем не менее, матери всегда приходилось протирать пол, очень уж азартно умывалась детвора.

Каждому налито по стакану молока, в сковороде яичница-глазунья, да поджаренные на масле ломти пшеничного хлеба. Покончив с едой Степан и Игорь пошли разгружать воза. Им предстояло не только разгрузить, но и помочь матери отнести молоко на завод, расположенный на окраине деревни, а затем начать пилить дрова.

Мелкими хлопьями падал снег, сквозь снеговую завесу с трудом пробивались солнечные лучи, ветру не было, но чувствовалось прохлада зимнего утра. Тупая пила медленно врезалась в древесину, вскоре младший брат стал уставать. Степан вспомнил, как умело оттачивал пилу дед и как она весело звенела, выбрасывая крупные опилки, сам он точить не брался, но горел желанием научиться.

— Давайте-ка я её снесу к плотнику Прокопию Елкину, он ее поточит, — сказала мать.

Прокопий охотно согласился выточить и сделать разводку, В корне отказался взять деньги за работу. Он очень рано овдовел и имел виды на красавицу Галину Тихоновну, но она его ухаживание не принимала, тем не менее, Прокопий не терял надежду и терпеливо ждал своего часа, стараясь проявить заботу и как то ей помочь.

По-другому зазвенела пила и к обеду один воз был испилен, а после обеда дрова накололи и сложили в поленницу. А между делом нужно было еще напоить скот и лошадей, прибрать в ограде и раздать новую порцию сена.

Прилежно и старательно Степан продолжал учение, Михаил Сергеевич проходил с ним программу за два года. Так как Степан учился заочно, то предстоящей весной он должен поехать на экзамены в город, а не сдавать в николаевской школе, такова была воля инспектора всех русских школ А. А. Вагиной. В городе Якэши, с начала сороковых прошлого столетия была открыта Полная Средняя Русская Школа. Многие преподаватели имели солидный опыт, они работали еще в дореволюционной России. Первый директор гимназии С. А. Таскин, затем, Кобылкин, Куклин, Вагина.

Михаил Пушков, окончив десять классов с золотой медалью в городе Харбине, продолжать дальше учение он не имел возможности. В семье были еще брат и сестренка, оба младше его. Мать, Валентина Петровна работала преподавателем в школе, но ее заработка не хватало, Михаил вынужден был искать работу.

Отец Михаила ни в каких организациях не состоял, тем более никогда не работал у японцев, попал под арест вместе с другими, которых чекисты пригласили на собрание для обсуждения методов стабилизации создавшейся обстановки, после военных событий. Более ста приглашенных на собрание, никто из них домой не вернулся, все попытки родственников узнать о их судьбе, натыкались на единственный ответ.

— Разберутся, если не виновны, отпустят.

Но, этого не произошло, люди, как в воду канули. Много лет спустя станет известно,

что все они оказались в советских концлагерях, некоторые из них там и сгинули.

Семья Пушковых тяжело переживала надвинувшуюся на них беду, они еще долго будут обращаться в разные инстанции, делая запросы, но никто и никогда не давал им определенного ответа на вопрос, что произошло с их отцами и мужьями.

Михаил устроился в механическую мастерскую учеником, заработок был не велик, но все же была, хотя и небольшая, но помощь матери. Он еще поменял несколько работ, пока ему, двадцатилетнему парню не поступило заманчивое предложение работать преподавателем математики в семилетней школе поселка Николаевка, он дал на это свое согласие, несмотря на то, что это было очень далеко от Харбина. В поселке только что открыли семилетку, добавив еще три класса, а поэтому шел набор преподавателей.

Трудно было привыкать к деревенскому образу жизни, человеку, который кроме своего города никуда не выезжал и нигде не бывал. Как сказано у Тургенева в рассказе Муму, «…ко всему привыкает человек…», так и Михаил Сергеевич привык к новой обстановке. В силу своего скромного, обходительного и выдержанного характера, быстро вошел в контакт с преподавателями, а затем и с родителями, а для учеников он вскоре стал непреложным авторитетом. Михаил Сергеевич часто жертвовал своим отдыхом, подтягивая отстающих учеников, занимаясь с ними дополнительно вечерами, к тому же вел регулярные занятия со Степаном.

Сам, являясь хорошим спортсменом, он открывает в школе спортивные секции, при этом еще занимается изысканием средства для приобретения необходимого инвентаря. Михаил Сергеевич был выше среднего роста, стройный, широкоплечий, светловолосый, с правильными чертами лица, особенно выделялись его большие голубые глаза. Не одна девушка задерживала свой взгляд, встречаясь с ним, но у него просто не хватало времени, чтобы обратить на кого-то серьезное внимание. Если устраивались танцы, то он неизменно приходил со своей коллегой, молоденькой учительницей Татьяной Петровной Бигаевой.

Жил Михаил Сергеевич в помещении, которое находилось на склоне горы тут же при школе. Занимал небольшую комнату, она единственным своим окном выходила в открытое пространство речной долины, вдоль которой голубой лентой, зигзагами протекала горная река, сверху из окна была видна и часть поверхности озера. Вечерами, в полном окружении тишины, глядя в окно, он подолгу любовался этим чудесным видом, и цепью высоких гор, темнеющих в дали, и ночным звездным небом, вглядываясь в загадочную глубь небесной вышины, и на мерное колыхание листьев, росшей под окном кудрявой березы.

Время от времени его вечерний покой нарушала общительная и словоохотливая средних лет женщина, «тетя» Варя, по совместительству она прибиралась и в его комнате, являясь уборщицей школьных помещений. Иногда, проявляя любезность, она для него готовила пищу, но большей частью ее готовил он сам. У Варвары Семеновны муж был увезен, детей у них не было, ей хотелось общением скрасить свое одиночество. Однажды, для Михаила Сергеевича эта сформировавшаяся спокойная жизненная идиллия слегка нарушилась.

Четыре просторные деревенские улицы пересекались двумя широкими переулками. Первый переулок считался центральной улицей и проходил по самой середине деревни, на углу второй улицы и переулка располагался продовольственный магазин и торговое отделение. В лучшие времена здесь можно было купить любой товар широкого потребления, тут же располагалась почта.

Через дорогу от магазина находилась китайская лавка старика Ла — вана, в ней же находился и небольшой ресторанчик (в народе его звали-забегаловка) с китайской кухней. Наконец, на углу третьей улицы в большом помещении располагалась поселковая канцелярия и молодежный клуб. Несколько в стороне, от центра бойко торговала бакалейная лавка, в ней можно было купить разные редкие вина и крепкие напитки. Хозяин её, предприимчивый китаец Сюй-ян-чен торговал даже запасными сельскохозяйственными частями. Рядом с магазином, между первой и второй улицей, находилась пустынная площадь, освободившаяся после того, как молочный завод был перенесен в другое место. Эту площадь использовала молодежь для разных развлекательных игр, также место стало центром встреч, гулянок.

В праздничные дни, или в свободное от работы время на площади собиралось множество людей, каждый находил применение своим способностям. Молодежь играла в волейбол, лапту, городки, устраивала состязание в беге, в борьбе, очень популярную среди монгол, в такие дни они съезжались к магазину за покупками. Около лавки, прямо против дверей, старшее поколение с большим азартом катало бабки, иногда по серьезным деньгам.

В деревне были еще несколько китайских семей, одни из них сажали огороды, снабжая всю деревню овощами, другие занимались сельским хозяйством, переняв у русских опыт ведения сельского хозяйства. У одного из них, Василия (так его назвали русские) было солидное хозяйство, породистые коровы, хорошие кони, сотни две баран. Когда-то у него была всего лишь небольшая торговая лавчонка, где можно было купить: нитки, иголки, гребешки, ленточки, наперстки, мыло и. т. п. Тогда он для всех был Васькой-китайцем, а лет через десять его стали уважительно называли Василием.

После военных событий 1945 года все русские школы перешли на программу советских школ, естественно произошла почти полная замена старых учебников. Началось перевоспитание преподавателей, им устраивали лекции по истории коммунистической партии, основам ленинизма, а главное шла проверка, усвоен, или нет ими данный материал. Выдавали советские паспорта, вернее вид на жительство, но так как первоначально желающих стать подданными СССР было не так много, в городах стали запугивать, что они будут ограничены в правах и, что их не будут брать на работу.

Появилось множество современной литературы, красочных журналов, а главное в русские поселки часто стали привозить кинопередвижки, показывались фильмы о войне, о колхозной жизни, гигантском строительстве фабрик, заводов, городов. Все это магически влияло на молодежь, лишь в немногих семьях шла разъяснительная работа, с указанием на явное пропагандистское содержание большинства этих кинопрокатов.

В школах стали создаваться молодежные кружки. На первой стадии детей, вступивших в организацию, называли юнаками (юные активисты), а в подростковом возрасте членами ССМ (союз советской молодежь). Идеологическое воспитание настолько сильно влияло на молодые умы, что когда умер И. Сталин многие активисты сильно скорбели и неутешно плакали горькими слезами. Когда же они оказались в Советском Союзе в 1954 году, то были свидетелями того, как русский народ проклинал Сталина за его многие злодеяния.

Поэтому, когда под давлением советского правительства в 1949 году китайские власти решили провести показательную коллективизацию в русских поселках, эти активисты проявили себя во всей своей красе, к ним примкнули неудачники, лентяи, пьяницы, картежники. Как не странно, среди активистов оказались некоторые дети арестованных и увезенных в СССР. После лишения хозяина-кормильца, многие хозяйства стали разоряться, в таких семьях жить становилось все труднее и труднее, нужда заставляла жен увезенных вступать в колхозы. Выживали самостоятельно только те, кого поддерживали родственники.

Китайцев этот эксперимент не коснулся и, когда власти увидели, как катастрофически снижается поголовье скота в русских колхозных хозяйствах, после девятимесячного их существования, колхозы было приказано распустить. И только через десять лет прошла полная коллективизация в Поднебесной.

Тем не менее, колхозы нанесли ущерб крестьянам, особенно пострадали поселки Трехречья. К тому же, после окончания военных действий тысяча девятьсот сорок пятого года, огромные стада скота, гурты овец, табуны лошадей погонщики гнали, через границу, на территорию Советского союза. Все это было пожертвовано на Красную армию жителями Трехречья и других районов. Случалось многократно, во время перегона, попадались на пути скот, бараны, лошади жителей поселков, перегонщики включали и их в общую массу. Но самый чувствительный удар по Трехречью все же был нанесен тогда, когда тысячи людей, молодых и здоровых были арестованы и депортированы в СССР. После таких потрясений, жители Трехречья никогда уже полностью не оправятся.

Вновь восстановить свои хозяйства до предвоенного уровня, у жителей Трехречья не было возможности, исчезли заработки, нарушился товарообмен, упали цены на весь сельскохозяйственный продукт, обесценился скот, лошади. За короткий срок облик этого, когда то цветущего края сильно изменился, многие стали покидать насиженные места и разъезжаться по городам и станциям.

Открытие целины, можно сказать, было для большого числа трехреченцев единственным выходом из того, весьма трудного положения, в котором они оказались после всех этих событий, им буквально приходилось выживать, некоторые искали работу в городах, но не всегда ее там находили.

Гораздо в лучшем положении оказались русские поселки на территории Хулунбуирского хошуна, находящихся ближе к железной дороге, здесь коллективизация шла вяло, монгольские власти не особенно поощряли это метод ведения хозяйства. Поэтому на жизненном уровне людей, в этом районе, все эти преобразования особенно не отразились. Благодаря местным властям, в некоторых поселках вообще не было попыток создавать колхозы.

В сознании монгол, этого свободолюбивого, вольного народа никак не укладывалось, как это можно всех объединить в одно целое и в руководство назначить выборного человека. Поэтому и в дальнейшем, монголы дольше всех сопротивлялись всеобщей коллективизации.

Зима в этом году была особенно холодная, в начале декабря почти не было снега, только во второй половине месяца начались снежные метели, повсюду намело огромные сугробы, розовым инеем покрылись деревья С начала января, на некоторое время установилась хорошая, безветренная погода, и если иногда и выпадал снег, то мелкими хлопьями.

В первый день Рождества Христова, после церкви каждая семья садилась за стол, «разговляться», все происходило торжественно и чинно. Рождество, удивительное время года, в этот день каждый старается в большей степени подарить чувства любви и добра своему ближнему, пожелать счастья и радости в эти светлые дни великого праздника. Для детей устанавливали елку, обычно украшали её после богослужения рано утром (когда малые дети еще спали) это делалось в тех семьях, где еще строго соблюдались установленные правила. Но, часто можно было наблюдать, когда во многих домах это делалось уже до всенощной службы.

Украшали елку доступными для того времени игрушками, а большей частью это были самодельные красочные изделия, которые изготовляли изобретательные русские женщины. Для детей обязательно готовились подарки и размещались под елкой, поэтому Рождественское утро было особенно радостным для малышей, проснувшись они бежали к ней, каждый находил там свой мешочек, и тут же выяснял его содержимое. В основном это были сладости, орехи, а кое у кого даже обновка, приготовленная к празднику.

За праздничным столом находилась и семья Артемьевых, Здесь тоже готовились к празднику, стряпали пельмени, делали котлеты, голубцы, зажаривали окорок, не говоря уже о сладких тортах и булочках. Как не скромен был семейный бюджет Артемьевых, к этому большому празднику Рождества Христова готовились основательно. Радовалась, любуясь своим детьми Галина Тихоновна, они ее сокровище, они ее счастье! Смотрела восторженно, как ее дети, особенно малые, радовались подаркам под елочкой, которые она для них подготовляла в течение года.

В этом году на празднике у Артемьевых присутствовал Михаил Сергеевич, вдали от родных ему было приятно провести этот праздничный день в кругу хорошей, дружной семьи.

Галина Тихоновна не хотела говорить о своей Денисе в этот день, чтобы не расстраивать детей, но о нем напомнил Степан, он думал о нем постоянно, минуты расставания с отцом, никогда не исчезали из его памяти.

— Где же сейчас наш папа и, что с ним, жив ли он, — с грустью промолвил Степан

— Жив, жив он, мои родные. Я верю, что мы скоро с ним встретимся, — успокаивая детей, ответила мать.

Говоря это, она сама с трудом верила, что встреча когда — либо произойдет и от этой мысли сердце ее сжимала жгучая боль. Остаток обеда прошел в безмолвии, каждый мысленно вспоминал тот день, когда они в последний раз видели отца. Младшие Ирина и Илья, не имели даже представление о своем отце, они видели его только на фотокарточке. Когда отца арестовали Ире было два года, а Илье несколько месяцев.

Михаил Сергеевич понимал, что никакие слова сочувствия не помогут и не отвлекут от нахлынувшего воспоминания об отце и муже. Поблагодарив за оказанное ему внимание, он еще раз поздравил со Светлым праздником Рождества Христова и ушел.

У кого была возможность и желание, то те праздновали по несколько дней. Было принято, утром отдавать «визиты», визитеры ходили главным образом по своим родственникам, но также посещали и особо уважаемых ими людей. Обычно «визит» длился не долго, заключался он, главным образом, в поздравлении с праздником, хозяева же, со своей стороны предлагали угощение, через десять, пятнадцать минут, гость отправлялся дальше. Бывало «визитерили» по два –три человека, но тогда уже в последние дома заходили, весьма навеселе, нередко с песнями.

Несколько семей создавали «компанию», в основном это были родственники и ходили друг к другу из дома в дом. К концу дня повсюду были слышны громкие голоса, песни, звуки гармошки.

Днем дети и подростки катались на санках с горы, или по зеркальной глади застывшего озера. Молодежь также группировалась, после того, как «компания взрослых» направлялась в другой дом, молодые парни и девушки занимали освободившиеся места, молодые хозяйки угощали своих гостей. Так было издавна заведено, еще в Забайкалье в русских деревнях.

Также соблюдался христианский обычай, когда священник обходил дома верующих, «славил Христа», в сопровождении небольшого хора, желая всем здравия и благоденствия.

До 1945 года, празднование Нового Года проходило по старому стилю, то есть, четырнадцатого января. Кроме того на святках принято было гадать, петь колядки (песни), рядиться в разные причудливые одежды, это были пережитки прошлого, еще сохранившиеся языческие традиции, «полюбившиеся» христианам. Позднее, колядки изменили свое направление стали исполняться духовные песнопения, прославляя Родившегося Христа (славили).

Для молодежи в деревнях, святки это бурный период их самодеятельности. Ряженая молодежь, щеголяя своими красочными костюмами ходила по улицам, заходила в дома, если кто их впускал, бывало и озорничала, но, в рамках дозволенного. То затащат сани на крышу бани, то санями улицу перегородят, то дрова перенесут с одного места на другое, да и мало ли чего еще придумают. Откуда это «озорство» взялось, вряд — ли кто скажет с уверенностью, но такое «действо» проходило из года в год только в святочные дни, до будущих гуляний эти причуды давали пищу для разговоров и шуток.

В поселке Николаевка был такой случай. Трое подростков, нацепив на длинный шест пустую деревянную бочку, другой конец пытались воткнуть в широкую щель, образовавшуюся в земле в следствие сильных морозов. Ночь была звездная, морозная, поселок полностью еще не замер, то там, то тут слышались голоса, да где-то в конце улицы пели девушки.

Как не старались ребята исполнить свой замысел, ничего не получалось, не хватало силенок. Как раз мимо проходил Дмитрий Иванович Тараканов, в настроении, в меру пьяненький. Шел не спеша, насвистывая веселую мелодию. Тут он увидел ребят.

— Ну, что, ребята помочь вам?

— Помоги, дяденька.

Наконец, совместными усилиями, бочка на длинном шесте была воздвигнута на видном месте. Довольные ребята поблагодарили Дмитрия Ивановича за помощь, тот тоже был рад тому, что помог ребятам и радостный двинулся дальше уже напевая песенку.

Но, утром следующего дня у него было другое настроение, разгневанный прибежал к одному из «компаньонов».

— Вы, что, хулиганье натворили? Зачем мою бочку на шест подняли? Да, я вас… -кричал Дмитрий Иванович.

— Дяденька, дак вы сами, нам помогали, помните? — робко напомнил ему мальчишка. Смолк Дмитрий Иванович, сказать больше нечего.

— Ну, тогда помогите хоть снять…

Над этим еще долго в народе смеялись.

Степан усердно готовился к экзаменам, Михаил Сергеевич уделял много для него времени, помогая ему усвоить предметы, ему очень хотелось, чтобы этот умный, старательный паренек получил образование.

В личной жизни Михаила Сергеевича стали происходить перемены, пока он сам еще полностью не осознал, что с ним происходит на самом деле. Он руководил седьмым классом, где было одиннадцать учеников, из них пять девушек. Он чувствовал повышенное внимание к себе, некоторых из них, при встрече одаряли они его яркими улыбками. Не обращая на это внимание, он игнорировал их чары и строже относился к ним. Однажды, в начале урока, Михаил Сергеевич попросил учебник, чтобы взглянуть, что дальше по теме. Когда он раскрыл учебник, между страницами была вложена записка: «Сегодня меня не спрашивайте, я не приготовила урок». Он на какое — то время даже растерялся и не мог понять, что это значит.

После занятий, он попросил одну из девушек задержаться.

— Елена Яковлева, если для тебя непонятно задание по геометрии, почему ты не сказала мне об этом еще вчера, -спросил он.

— Я считала, что мне все понятно.

— Давай разберемся в чем дело, — говорит Михаил Сергеевич.

— Хорошо, чуть смутившись, — ответила Елена.

Они не долго капались в сложной теореме, Михаил Сергеевич был удивлен как быстро Елена смогла разобраться во всем.

— Если будет, что не понятно, обращайся.

— Хорошо. До свидания.

Михаилу Сергеевичу казалось, что это простой, заурядный случай, но когда это же самое повторилось несколько дней спустя, а затем опять, он начал сердиться. Задержав Елену после занятий, он со всей строгостью сказал ей, что все это пора прекратить.

— Больше этого не будет, — заверила она своего учителя.

Некоторое время все шло, как обычно. Но однажды опять Михаил Сергеевич обнаружил записку: «Сегодня меня спросите, я выучила урок». Он проигнорировал просьбу Елены, а она после занятий, даже не взглянув на него, ушла не попрощавшись. Он терялся в догадках и был озадачен, в чем же он был не прав, он даже не подумал о том, что девушка этим хочет обратить на себя его внимание.

Окончилась третья четверть, в школе объявлен двухнедельный отдых. Михаил Сергеевич решил поехать домой, навестить мать, братишку, сестренку и бабушку.

За несколько дней до отъезда, случайно, как ему показалось, он встретил Елену Яковлеву около магазина.

— Вы, едите домой, -спросила она.

— Да, — ответил он.

— А почему, Елена, ты стала так относится ко мне, почти перестала здороваться и всячески избегать. В чем дело?

— Да ничего, просто так.

— Нет, что-то просто совсем не так, скажи прямо и откровенно, — попросил Михаил Сергеевич.

Наступила молчание. Он видел взволнованное, покрытое ярким румянцем лицо девушки и ждал от нее ответа. Елена продолжала молчать.

— Ну, хорошо, я всю дорогу буду думать о том, в чем все же я виноват, а как только пойму свою вину, я тебе обязательно напишу- улыбнулся Михаил Сергеевич.

— Пожелай мне счастливого пути, Елена.

— Счастливо, до свидания, — это все, что она сказала, — быстро повернулась и ушла.

К восточному концу деревни, вторая и третья улица сходились в одну и дальше дорога шла круто в гору, в конце ее находилась просторная, деревянная церковь. У подножья горы находилась кузница и вальцовая мельница семьи Тулимовых, которая чаще ломалась, нежели работала, ввиду ветхости оборудования. Кузница же работала исправно, умелый кузнец полностью обслуживал не только свой поселок, но и соседей. Старший в семье, семидесятилетний Сергей Степанович, еще в России был мастером на машиностроительном Воткинском заводе.

На Воткинском заводе создавались высококвалифицированные кадры специалистов и мастеров по всем многочисленным профессиям огромного производственного предприятия. Профессии, большей частью, переходили по наследству. Сыновья рабочих, после окончания учения в школе, становились подручными и подмастерьями на заводе. Нередко бывало, когда рабочий, достигал пенсионного возраста, передавал свой станок сыну.

Сын Сергея Степановича, Терентий, когда началась Гражданская война был подмастерьем на заводе в машиностроительном отделении. Рабочие Воткинского и Ижевского заводов, не приняли диктатуру пролетариата и выступили против большевиков, примкнув к восставшим крестьянам. Сам Тулимов и его семнадцатилетний сын вступили в ряды рабочей армии.

Воткинский и Ижевский заводы сформировали и вооружили две воинских единицы, численностью до 25 000 бойцов воткинцев, ижевцев было 15 000 человек. Под командованием генерала Каппеля армия одержала ряд громких побед, но силы были не равны и с тяжелыми боями рабочая армия медленно отступала на Восток. После полного поражения в гражданской войне, многие ушли в Китай, среди них была и семья Тулимовых, которая вместе с ними несла тяготы «Сибирского ледового похода».

Терентий Сергеевич, когда критически не хватало запасных частей для сельскохозяйственных машин, старался некоторые из них произвести сам. Ему с отцом приходилось работать напряжено в горячую пору сенокоса и уборки урожая.

После войны, на полях сражений, оставалось много разбитой техники. Так вот, одну разбитую трехтонку, Терентий Сергеевич приволок (в полном смысле этого слова), так как колес у машины не было и начал, между делом, ее восстанавливать. Пять лет взяло у него, чтобы машина «ожила», и что только там не нужно было заменять! Так как бензин не возможно было достать, он подделал мотор на газ. Для этого установил на машине топку, котел, при плотной загрузке древесиной (чурочками) и ее сжигании вырабатывался горючий газ, который шел в цилиндры. Приспособил окованные железом деревянные колеса, сделал рулевое управление.

И в один прекрасный день, Терентий Сергеевич решил испытать свое «изобретение». Мотор с шумом завелся, а когда машина тронулась, все начало скрипеть, трещать, на ухабах это необычное «творение» страшно трясло. Мальчишки, изъявившие желание прокатиться, начали на ходу выпрыгивать из кузова, метров через сто, машина встала, что-то отвалилось. В итоге, подогнали быков и отвезли «чудо техники» на то место, откуда начался ее «героический путь». Может быть Терентий Сергеевич и добился бы своей цели, но начавшиеся события похоронили его мечту.

Второй переулок начинался от озера, пересекая все улицы, он уходил в гору. По этой, поперечной улице была расположена большая (в масштабе поселковых) школа — семилетка, тут же дом, имеющий несколько квартир для учителей и отдельный домик для сторожа.

В конце улицы, по обе стороны находились дома сельских богачей, они выделялись своим размерами, размахом приусадебных построек. Это были братья Митрохины, Шиловы, братья Юзовы, Михайловы, Былковы и др. Если разобраться, то все верхние улицы (третью и четвертую) вообще занимали крепкие, зажиточные мужики. При основании поселка, первоначально все селились внизу под горой, но шли годы, семьи увеличивались, началось строительство новых домов, а старые продавались вновь прибывшим поселенцами, которых также привлекали просторы горных и речных долин.

Последний месяц зимы февраль и первый месяц весны, время подготовки к посеву. Чинился сельскохозяйственный инвентарь, поправлялась сбруя, налаживали телеги, требовалось заново перетянуть шинами колеса. Вывозили с поля последние запасы сена, часть этого сена нужно было отвезти на заимки, чтобы подкармливать рабочий скот во время пахоты, так как трава только что начнет появляться на проталинах.

Заготовлялся лес для починки стаек, дворов, огородов. За материалом нужно было ехать далеко, по близости уже все было вырублено. Приготовляли молодых бычков к пахоте, запрягали их в телегу и возили на них какой ни будь не значительный груз. А на масленице обучали молодых лошадей отчаянные подростки, лихо носясь по степи.

Свадьба в Трехречье в 30-е годы

С Рождества Христова и до самой масленицы было время, когда проходили свадьбы, но главным образом они справлялись осенью, после того, как заканчивалась уборка урожая, тогда значительно больше было свободного времени. Женились, большей частью на местных девушках, но были нередкие случаи, когда невест привозили с других поселков и, даже из городов. При нежелании родителей отдать свою дочь за «чужака», или парень родителям был не по душе, отверженный жених пускался на крайности, «воровал» невесту.

О «методе» похищения уже было сказано ранее, но необходимо отметить особый случай, когда сватовство совершалось не единожды, как и «воровство» этой невесты происходило несколько раз. Молодые, о которых пойдет рассказ, жили в разных местах, девушка в небольшом отдаленном поселке, от Николаевки вниз по течению реки. Познакомились они на танцевальной вечеринке, когда молодежь собралась отовсюду на какое-то торжество и с тех пор парень и девушка стали тайно встречаться. В один прекрасный момент девушка заявляет родителям, что она выходит замуж. Для родителей, это как гром средь ясного дня разразился, в первое мгновение они не нашли даже нужных слов, а когда нашлись слова, то тут и началось.

— Ты, что с ума сошла, — громко крикнул отец, — мы даже не знаем, кого ты подцепила, негодница. Ты еще молода думать о замужестве. Да, я тебя на заимку упеку, будешь там жить безвыездно.

— И, кто твой хахаль, — ввязалась в разговор мать, — у нас в поселке, почти одно родство.

— Дима, с Николаевки. Такое признание только добавило пылу разгоряченным родителям.

— Мы его не знаем, да и кто его родители, может быть пьяницы, неудачники, нищету будешь плодить.

— Нет, не быть этому и забудь о нем навсегда, — уже кричал отец

— Помогать надо матери, ты единственная помощница, без тебя она не справится со своей домашней работой, семья большая, — продолжал рассерженный отец.

— Вот, поженятся старшие братья, тогда и думай о свадьбе, тоже нам невеста, жить то путём еще не научилась, — ворчала мать.

— Да вы его не знаете, он очень хороший, Мальковы известные люди в поселке. Но никакие доводы, бедной девушки, не принимались, а только еще больше возбуждали разгоряченные сердца родителей. Маня со слезами выбежала из дома.

Егор Семенович и Вера Антоновна Тюрины считали, что они успокоили, вразумили дочь. Но не тут то было, Маня сообщила своему возлюбленному, чем закончился ее разговор с отцом и матерью.

Родители Дмитрия решили, чтобы уладить этот вопрос им нужно самим поехать сватать Марию. Надо было взять паузу, чтобы все успокоились, приутихли, но к сожалению этого не произошло. А поэтому, на следующей недели, когда приехали родители Дмитрия, Тюрины их даже не пустили в дом.

Дмитрий оказался не из тех кто пасует перед лицом неудач, разработал свой план, как похитить невесту. Об этом он сообщил девушке запиской, поздним вечером в назначенное час он должен встретить ее за околицей вместе с подружкой Аней. Первоначально все шло по плану, девушки пришли в указанное место, Маня прихватила с собой узелок с одеждой, девушки быстро сели в кошеву и пара добрых лошадей с места рванула в открытое поле.

Все бы обошлось, да кто-то заметил заговорщиков и сообщил родителям. За беглецами бросились верхами на лошадях Манины братья, быстро их настигли. Дмитрий попробовал сопротивляться, но крепкие ребята быстро его скрутили, намяв ему бока усадили в кошеву, направили лошадей на дорогу, ударив нагайкой по кореннику. Кони с места рванули и кошева с незадачливым женихом исчезла в ночном мраке, а бедную Маню и подружку по темноте заставили идти обратно в деревню пешим ходом.

С этой поры Маню никуда не выпускали из поселка, да и Дмитрию сюда путь был заказан. Единственное, что связывало влюбленных, это редкие записки, что передавались через верных им людей.

Широкая масленица особое время года, ее можно рассматривать, как озорное и веселое прощание с зимой и встреча весны, несущей оживление в природе и солнечное тепло. В древние времена люди воспринимали весну, как зарождение новой жизни, а солнце глубоко чтили, как дающее жизнь и силу всему живущему на земле. В честь небесного светила был установлен «праздник солнцу», когда выпекали пресные, круглые лепешки, в последствии из особого теста стали печь блины.

Это говорит о том, что с принятием христианства не все языческие обычаи были полностью устранены, они были представлены в таком виде, чтобы не противоречили церковному учению. С точки зрения церкви масленица (сыропустная неделя), это не только время плотских увеселений, а в первую подготовка к Великому посту. По установленным канонам церкви, перед Великим постом христиане должны примириться с ближними своими, да вообще, со всеми, кого вольно, или невольно обидели. Церковь никогда не одобряла и не одобряет пьянство и обжорство, но широкая масленица «нарушала» эти запреты. Масленица заканчивалась прощеным воскресением.

Совсем недавно, масленицу в деревне справляли широко и привольно, последние годы, сложившаяся обстановка внесла свои коррективы. Наступили другие времена, если раньше люди строили радужные планы, веселились от всей души, теперь же перед ними картина полной неопределенности. В народе постоянно обсуждалось свое будущее и никто не знал, что будет с ними завтра, тем более через год.

Даже во время праздничного гуляния старшее поколение, образуя отдельные группы, обменивалось новостями, своими соображениями о их будущем, причем, каждый имел свои определенные убеждения и взгляды. В народ уже проникли коммунистические идеи, иногда обсуждение их, у разгоряченных алкоголем людей дело доходило до открытых столкновений. Только у молодежи еще до какой — то степени сохранялось дружеское общение.

На масленице главным развлечением для подростков было катание на молоденьких лошадках, большей частью, двухлетках. Устраивались состязание в беге на определенное расстояние, а то всей ватагой с гиком, криком, пригнувшись до самой гривы мчались в открытое поле. Взрослые парни на тройках катали по улицам девушек, на передней виртуозно наигрывает гармонист, лихо сдвинув шапку на затылок. Выехав за околицу, тройки мчатся по открытому полю, комья снега летят из под копыт, лошади, вытянув шеи несутся, едва касаясь земли. Звонкие девичьи голоса широко разносились по безбрежному снежному полю. Вечером вся молодежь шла в клуб и веселье продолжалось до полуночи.

Как уже упоминалось, что гулять большими компаниями, было обычным явлением в деревнях. И на этот раз за столом у Ефима Николаевича Шилова собралось много народу, это были близкие и дальние родственники, друзья и соседи. Были и приезжие гости.

Деревенское угощение не сильно отличалось своим разнообразием, но все, что возможно было приготовить из молочных продуктов, стояло на столе и, конечно, горы блинов. Еще совсем недавно можно было свободно достать любого сорта и вкуса рыбу, икру, но все это стало исчезать, а во многих местах все это уже исчезло с прилавков. Нет, как бывало большого выбора вин, коньяка, как крепкий напиток, теперь, преобладает с специфическим запахом китайская водка (хана).

Вскоре, после приветствий, взаимных поздравлений, пожеланий пошел оживленный разговор о современных событиях, заговорили и про былое, вспоминали «минувшие дни».

— А помнишь сосед, как в старину гуляли, «там», целую неделю и как молодежь каталась на санках с горы, подростки на молоденьких лошадках носились по широким улицам.

Никак нельзя забыть, то, что вошло в сознании людей и навсегда укоренилось. Это «там» будет у них в памяти вечно. И своим детям они рассказывали про родной край и внукам говорят об этом, а также кто виновен в том, что они покинули родину.

— Захар, а Захар, ты помнишь бегуна Савелия Ерохина? На пять верст не было ему равных во всей округе. А вот мой гнедко, в последнем забеге, обошел его на целую голову. Это было еще до прихода японцев.

Вмешался в разговор хозяин дома, Ефим Николаевич Шилов.

— А знаешь ты, чей конь был лучшим на дальний пробег?

— Как не знать, хорошо помню. Да вот только не уберег ты его.

— И здесь мои кони славились, кто не помнит пробег до города Хайлара — продолжал Ефим Николаевич. Не много, не мало, а восемьдесят верст.

— Опеть нам придется бежать, бяда, плохо становится здеся жить. А ведь было то какое приволье, душа радовалася — встревает в разговор, весьма захмелевший, дед Митрохин.

— А бежать то теперь, куды? — продолжал он.

— Ну, хватит тебе, дед. Никто никуда не побежит, — успокаивал его хозяин.

А между тем разговор становился все громче и громче. Но вот, среди шума, гама и громких голосов, раздается красивого тембра голос хозяина, все, как по команде замолкают. С оттенком грусти зазвучали звуки бархатного баритона, полилась над столом всем известная песня: «Слава, вам, братцы, герои Амура…». Он пел с таким, захватывающим душу чувством, что некоторое время все молчали, но вот, один, потом другой и, наконец, все застолье подхватило эту песню. Сильный тенор берет все выше и выше, и кажется, не вынесет, сорвется. Густой бас, большой силы и яркого тембра, как бы старается его придавить, но тенор с еще большей силой берет самый верх, звонкие, мягкие, чувствительные ноты льются нежным звучанием.

Красиво вплетаются в хоровое пение, женские голоса. Одна песня следует за другой, в которых «то раздолье удалое, то сердечная тоска…». В словах песен звучала глубокая страстная любовь, безумное веселье, то скорбь русской души. Некоторое время, под впечатлением исполненных песен, тихо беседовали о родных просторах, о родном казачестве, его славе и величии.

Но вот заиграла гармонь, невестка Шиловых плавно прошлась по кругу, помахивая в такт платочком, за ней одна за другой двинулись молодые девушки, а вот и мужчины пустились в пляс. Когда заиграл гармонист «русскую», выскочил в круг подросток, лет десяти да такие начал выделывать фигуры, гости повскакали с мест, чтобы получше разглядеть танцора. А он то начнет крутиться волчком, то пустится в лихую присядку, то выбивает мелкую дробь.

— Настоящим, паря, казаком будет, — подметил дед Степан Митрохин.

— Чьих, этот паренек-то будет? — спросил подслеповатый дед, всматриваясь в танцора.

— Внук хозяина.

Ефим то сам не плохой казак, — дал свою оценку дед Степан.

Снова хозяйка просит всех к столу, подают свежие горячие блины, Ефим Николаевич обносит хмельной чаркой гостей.

Если раньше, во время Великого поста, прекращались разного рода увеселения, в первую очередь песни и танцы, то теперь активистов — сэсээмовцы то не смущало, они устраивали вечера, в любое время. В Советском Союзе, несмотря гонению на религию народ тянулся к ней, не исключая и молодежь, но ей было весьма сложно попасть в храм. Вот, что говорил профессор Московской Духовной Академии, протоиерей Сергей Светозарский: «Чтобы войти в храм перед началом Пасхальной службы, нужно было обмануть, так называемых дружинников — это были не дружинники, а работники райкома комсомола. Мимо их надо было идти твердым шагом, делая вид, что идешь мимо храма и прямо у ограды резко свернуть в ворота и пройти. Надо сказать, что это удавалось».

Вот такое парадоксальное явление. В Советском Союзе народ тянется к религии, а здесь, на Маньчжурской территории, где всегда твердо соблюдались прежние устои жизни и законы веры, начинает все это изживаться усилиями местных «комсомольцев». К сожалению, в большинстве случаев противостояние этому явлению со стороны старшего поколения было весьма пассивным. Только в некоторых семьях на это было обращено внимание, и шла воспитательная работа со своими детьми.

Старые учителя еще до революционного воспитания, в душе не могли принять искаженную историю России, не мирились и с прекращением религиозных занятий по школьной программе, но при этом они не могли открыто заявлять о несоответствии тех, или иных утверждений в советских учебниках

В этом году Пасха была ранней, в начале апреля, с полей уже сошел снег, только в лесу и в оврагах тают его остатки, иногда бывают затяжные дожди с мокрым снегом, температура низкая, воздух еще не прогрелся, а поэтому вечерами бывает прохладно.

Светлое Христово Воскресение важнейший и самый почитаемый праздник в христианском мире, отмечают это «праздник праздников» особенно величественно и торжественно. Пасхальное Богослужение начинается в субботу вечером, в полночь начинается крестный ход, после троекратного обхождения храма в сопровождении духовного песнопения, все останавливаются у главного входа в храм, где священнослужитель извещает благую весть «Христос Воскресе», ему дружно отвечают верующие: «Воистину Воскресе» затем совершается Пасхальная Заутреня, после ее окончания начинается Божественная Литургия.

Окончилась Пасхальная служба, верующие поздравляют друг друга, «христосуются», расходятся по домам и усаживаются за праздничный стол, чтобы совершить разговение. По установленному обычаю хозяйки готовят обильный стол, где предпочтительно уделено место мясным блюдам, а также сдобному печению, кроме того подаются пасхальные блюда: творожная пасха, куличи, яйца. Большей частью разговение совершается исключительно в семейном кругу, начиная с приветствия друг друга с пасхальной радостью, Воскресением Христовым.

Отправляясь в гости, после приветствия друг друга славами: Христос Воскресе — Воистину Воскресе, обменивались крашенными яйцами.

Приветствие друг друга словами Христос Воскресе — Воистину Воскресе, начатое в Пасхальную ночь, продолжается до Вознесения Господня.

В Православном мире Пасхальные торжества не оканчиваются Светлой седмицей. Молитвенное празднование Воскресения Христова длится в течение сорока дней до праздника Вознесения Господня. Первое воскресение после Пасхи в народе называют «Красной горкой». Обычно на «красную горку» устраивали свадьбы, считалось, что свадьба в это время есть залог счастливой семейной жизни.

Молодежь устраивает катание на качелях, что является центром развлечения в эти дни, также проводятся разные игры и забавы.

Ученики вернулись в школу, началась последняя учебная четверть, а там экзамены и, наконец, летний отдых. Вернулся из города и Михаил Сергеевич, очень довольный, что провел отпуск с семьей. А между тем, ему, который в своей жизни еще не встречался с романтичными приключениями, постоянно приходило в голову непонятное поведение Елены Яковлевой и он не находил тому объяснение. В конце концов, он окончательно решил с ней поговорить откровенно, но Елена его избегала, из веселой смешливой она превратилась в замкнутую, редко улыбающуюся девушку.

Елена стала хуже учиться, на что обратили внимание ее родители, они решили поговорить с Михаилом Сергеевичем, так как он был наставником класса. Разговор никакого результата не дал, никто из них не понимал в чем дело. Тогда решили пригласить Елену и уже в ее присутствии выяснить, что ее волнует и чем она обеспокоена. На все вопросы она отвечала, что с ней все в порядке, она здорова, а то, что стала отставать по учебе, она постарается исправиться. Все, казалось, остались довольны и успокоились.

Елена по-прежнему при встречи с Михаилом Сергеевичем сухо здоровалась, старалась не встречаться с ним, даже в коридорах школы. После занятий он попросил ее задержаться и прямо спросил:

— Почему последнее время ты сильно изменилась и избегаешь меня. В чем дело, я не чувствую никакой вины перед тобой, Елена?

— А вы как будто бы не знаете, — нервно перебирая кончики платка, промолвила Елена.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, объясни. У бедной девушки навернулись слезы на глазах. Она медленно подняла голову, по ее щекам катились слезы

И тут, молодому человеку, неискушенному в романтических делах, все же до какой — то степени стало понятно, его сердце дрогнуло от жалости к ней и в то же время сладостный трепет пробежал по его телу. Он находился в растерянности и не знал, что сказать. Наконец, спросил Елену.

— В чем моя вина, скажи откровенно, мне будет легче, я буду знать, что тебя волнует? Михаил понимал, что она ждала от него не этих слов, а понимания ее трепетного состояния души.

— Разве Вы не понимаете, — бледность покрыла ее прелестное лицо, юное тело девушки вздрагивало, сладкий ужас первого признания овладел ею, смущенно потупив взор, она тихим голосом произнесла.

— Я люблю вас.

Михаил Сергеевич на какое — то мгновение растерялся, он этого не ожидал, признание девушки смутило его. Он почувствовал себя виновным, что позволил юной девушки дойти до этой черты, она была трогательно беспомощна, страх и растерянность были в ее взгляде.

— Елена пойми, ты милая, хорошая умная, девушка, это у тебя всего лишь увлечение, которое, я уверен исчезнет также быстро, как оно и возникло, — сказал он.

— Ты еще совсем юная, тебе надо учиться, чтобы быть успешной не нужно отзываться на разные порывы сердца, -продолжал Михаил Сергеевич, — я уже взрослый человек, а тебе только шестнадцатый год. Останемся друзьями и пусть все будет так как, это было до этого.

Елена ничего не ответила, с глубоким унынием взглянула на Михаила быстро повернулась и не попрощавшись, ушла. У него было желание догнать ее, что-то сказать, а что сказать он и сам не знал. Ему было больно и досадно, что он заранее не понял до конца внутреннего состояния девушки, ее взволнованный испуг первого признания, болью отразился в его сердце.

Михаил Сергеевич даже не допускал мысли ответить взаимностью этой юной, прелестной девушке, хотя она ему очень нравилась. Ее милая улыбка на чистом и свежем лице, смелый взгляд слегка прищуренных глаз нередко волновали его воображение.

Потянулись однообразные школьные дни, в старших классах повторялся пройденный материал, шла подготовка к предстоящим экзаменам. Михаил Сергеевич уже свыкся с мыслью, что все постепенно образуется, все войдет в свое русло, но ему почему-то становилось тоскливо от того, что она избегает его.

Как-то Татьяна Петровна заметила ему, что он сильно изменился, менее стал интересоваться спортом.

— Да, вот ты Миша и меня не приглашаешь в клуб на танцы. Уже давно мы не смотрели фильм.

— Раз так, в следующее воскресение идем на танцы, улыбнувшись, заверил он.

Зимой клуб большей частью пустовал, только в воскресные дни там шел просмотр какого-нибудь кинофильма, устраивались танцы, иногда приезжали служащие советского консульства, проводили лекции про счастливую жизнь в Советском Союзе. В дальнейшим их наезды будут чаще и работа будет проводиться в более широком масштабе.

Клубное помещение не протапливалось в течение недели, разжигали печь за несколько часов до начало того, или иного развлекательного действия. Естественно, вместительное помещение полностью не нагревалось, но это мало кого смущало.

Из музыкальных инструментов неизменно присутствовала гармонь, иногда гармонисту подыгрывали на балалайке. Музыкантов было достаточно. Одни были настоящими, некоторые даже виртуозами, а иные только сами себя считали музыкантами. Тем не менее, музыкальный «вопрос» разрешался всегда безболезненно и просто, желающих играть всегда было много.

Танцевали большей частью старинные русские народные танцы и, конечно, неизменно «русскую», или чечетку. Девушки рассаживались по одну сторону, ребята по другую. Танец начинали уже «сформировавшиеся» пары, а потом, уже кто посмелее шел приглашать понравившуюся ему девушку. Некоторые из-за своей стеснительности так и просиживали весь вечер, если какая-нибудь отчаянная девушка не пригласит сама. Было много любителей танцевать лихую «русскую», тогда в зале все шумело, гремело, стучало. Некоторые парни и девушки специально поступали в танцевальный кружок, учились у «профессионалов».

Кроме традиционных молодежных вечеринок, еще местом встреч были, так называемые, «посиделки». Устраивались они, большей частью, зимой у какой-нибудь вдовы, или одинокой не замужней женщины. Молодежь приносила с собой разнообразное угощение, которое, обычно, оставалось у хозяйки. На посиделках девушки вязали, вышивали, шили в сопровождении песен и шуток присутствующих парней. Благодаря такому общению, молодые люди знакомились, узнавали друг друга ближе, влюблялись.

Михаил Сергеевич не пошел в клуб и на сей раз, сославшись на недомогание.

После окончания танцев, молодежь еще долго бродила по улицам. Девушки, взявшись под ручку, распевали песни. Позади шел гармонист, подыгрывая хору, да кое-кто из ребят складно вписывался своим сочным баритоном в женские голоса. Только далеко за полночь все стихало, замирало, изредка раздавался лай собак, кем-то встревоженных.

Михаил Сергеевич стал все чаще и чаще ловить себя на том, он все время думает о Елене, ему было очень больно смотреть, как изменилась она в своем отношении к подругам, к занятиям и к нему. Он не находил способа, как помочь ей и это его сильно угнетало.

Занятия со Степаном по-прежнему продолжались регулярно, Михаил Сергеевич был уверен, что этому старательному, трудолюбивому парню, все экзамены будут посильными.

В поселковой школе выпускные экзамены закончены, Ученики перешли в восьмой класс. Если кто будет продолжать учение, то нужно ехать в город, где была Полная Средняя школа.

В воскресенье утром Степан и Галина Тихоновна подъехали к дому, где жил Михаил Сергеевич, он уже их поджидал, прихватив с собой кое-какие вещи, они тронулись в путь. Весь длинный путь до города, старались отвлечь Степана, видя, как тот сильно волнуется.

— Будь спокоен, не волнуйся, я уверен, что ты справишься со всеми заданиями, — говорил Степану Михаил Сергеевич.

Слова учителя и матери давали Степану некоторую уверенность, но не настолько, чтобы не думать об предстоящих экзаменах.

К вечеру прибыли в город, остановились у знакомых, с которыми заранее договорились. В понедельник был первый экзамен по математике, этот был любимый предмет Степана, поэтому он был уверен в себе и почти не волновался. Сложнее для него был русский язык, главным образом его волновало, как он напишет сочинение. За остальные предметы, Степан особенно не боялся.

Когда, в конце недели, было объявлено, что все экзамены сданы на хорошо и отлично, все трое ликовали, мать не удержалась, всплакнула, но это были слезы радости. Совершенно с другим настроением возвращались они домой, радостные, довольные результатом.

Подводились итоги учебного года, проведены все экзамены и проверочные работы, предстояла выдача оценок по заслугам каждому ученику. Окончившие седьмой класс ученики, готовились к выпускному вечеру. Каждая выпускница должна пригласить кавалера, мальчик барышню на школьный бал. Елена пригласила своего младшего брата Олега, ученика шестого класса.

После окончания школьного вечера Михаил Сергеевич решил сразу же поехать домой, где его будут с нетерпением ждать: мать, брат, сестра и, конечно, любимая бабушка.

В этом году рано отметились признаки весны, на улице уже ощущается тепло солнечных лучей, тает снег, всюду появились лужи, тонкими струйками течет вешняя вода по оврагам, в любое время готова превратиться в мощный мутный поток. С полей исчезает снег, обнажается почва, солнечные лучи прогревают землю, на проталинах появляется нежная пушистая травка. А уже к концу месяца все кругом начинает покрываться темно-зеленым ковром, сквозь который пробиваются первые цветочки. Начинают набухать на деревьях почки, значит скоро начнут цвести, распространяя резкий ароматный запах. В природе все «расцветая ликовало», в воздухе беспрерывно льется разноголосое пение птиц.

Совершенно другим становится весеннее небо, оно теперь светло-синее, чистое, иногда покрытое причудливыми формами облаков. Все это природное разнообразие улучшает настроение человека, на душе у него становится светлее и радостней.

В Трехречье природные условия благоприятствовали занятию, как хлебопашеством, так и скотоводством, чему способствовало обилие пастбищных угодий и богатая, плодородная земля. В поселках, ближе к линии железной дороги, где хлебопашество тоже играло значительную роль в жизни сельчан, но все же основным направлением было животноводство. Обуславливалось это тем, что спрос в ближайших городах на мясные и молочные продукты увеличивался с каждым годом, при этом цены держались на должной высоте.

Медленный подъем сельского хозяйства в северо-восточной Маньчжурии, включая и Трехречье, отмечен с середины двадцатых годов, а к началу тридцатых, жизнь заметно улучшилась, на много увеличилась площадь посевных угодий, крестьяне старались как можно эффективнее использовать их. Впервые стал вводится севооборот, что существенно повысило урожайность.

Огромный ущерб благосостоянию людей нанес советско-китайский конфликт, особенно от него пострадало Трехречье. Только напряженным трудом и многими усилиями, менее чем через два года, трехреченцы вернулись к прежним посевным показателям, которые были до конфликта 1929 года. С улучшением благосостояния, появилась возможность приобретать ценную сельскохозяйственную технику, как сенокосилки, сенные грабли, современные плуги, жнейки.

Оккупация Маньчжурии японцами не особенно отразилась на жизни русского сельского населения, налогами не особенно отягощали народ, расчет с казной производился, главным образом молоком, который сдавали на завод, а завод в свою очередь выплачивал деньги за крестьян. Японцы были заинтересованы увеличением сельскохозяйственной продукции, так как контингент сухопутных войск на территории Маньчжурии постоянно увеличивался. Они закупали в большом количестве хлеб, мясо, лошадей, кожу, шкуры баран для изготовления шуб.

С ростом благосостояния жителей села, появилась возможность приобретать еще более усовершенствованные сельскохозяйственные орудия труда, такие как сноповязалки, а у некоторых появились трактора.

Японцы завезли в Маньчжурию австралийских жеребцов-производителей, появилась новая порода лошадей, которых охотно скупали у населения перекупщики и продавали за границу. Эта новая порода была быстрой и выносливой, к тому же не очень прихотливой.

Предвоенные годы резко изменили экономическую составляющую Маньчжурии. Неудачи японцев в районе Южно-восточной Азии, привели их страну к кризису, что не могло не повлиять и на Маньчжурию. Выявился явный недостаток многих товаров широкого потребления, цены на сельскохозяйственную продукцию упали. Тем не менее, жители села были в более выгодном положении, нежели горожане.

Посевная в этом году началась в середине апреля. Степану с лошадьми пришлось работать на посевной у Матвея Кирилловича Листьева. По договору должны засеять для Рудаковых одну десятину пшеницы и половину десятины овса.

Листьевы жили по той же улице, что и Артемьевы. Галина Тихоновна познакомилась с ними вскоре после того, как они переехали в деревню Николаевку. Матвей Кириллович с женой пришли и предложили, если им будет нужна какая ни будь помощь, они готовы ее оказать. С тех пор у них сложились хорошие, дружественные отношения.

Матвей Кириллович человек степенный, высокого роста, плотного телосложения с темно-русыми волосами, черты его мало-улыбчивого широкоскулого лица со светло-коричневыми добрыми глазами, у собеседника с первого же взгляда вызывали доверие и расположение к себе. Жена Надежда, наоборот, говорливая, подвижная, «во всю щеку румянец», быстро поддающаяся настроению, мать пятерых детей, но выглядела она очень моложаво.

Заимка Листьевых представляла из себя рубленный деревянный домик с односклонной крышей и располагалась в вершине широкой пади под сопкой, тут же для рабочего скота был загорожен двор и отдельно для лошадей. Высокой изгородью обнесен небольшой участок, где лежало специально заготовленное для пахоты сено. В это время ранняя весенняя травка на лугах уже покрывает землю, но недостаточно для того, чтобы животные могли наедаться.

Из-под сопки холодной струей пробивался родник, плотно окруженный зарослями тальника, боярышника и мелкого кустарника. Сначала ручеек прорывается сквозь колок, затем петляя между кочек выходит на равнину, километра два ниже, к нему примыкает другой ручеек, а там еще и еще, а когда родник впадал в большую реку, он уже сам представлял из себя небольшую горную речушку.

Только начал белеть восток, уже все на ногах, задымился костер, на котором будут кипятить чай в железном котелке, подвешенном на тагане, от костра идет густой дым, словно туман низко расстилаясь по долине. Темно-синее небо бледнеет, начинается рассвет и вот уже ярким кумачом разгорается заря, окрашивая белые облака на горизонте в розовый цвет.

Пахали перелог на двух быках и четырех лошадях. Передними лошадями управлял сын Листьева, девятилетний Григорий, он умело заводил пару за парой в борозду при повороте. Площадь густо заросла не только крупно-ствольным сорняковым бурьяном, но и мелкой, густой как мох молодой травкой. С хрустом врезается острый лемех в твердую почву, переворачивая ровные пласты, подминающие под себя пробившуюся зелень, в воздухе резко ощущается запах сырой земли. Слетаются птицы, в первую очередь скворцы и галки, выискивая червячков.

Из- за синеющих гор все выше и выше поднимается солнце, его лучи ярким светом озаряют землю, засверкали разными цветами росинки на траве, на кустах, воздух стал наполняться звонкими трелями невидимых жаворонков. Солнечный свет окинул восточную сторону невысокой сопки и перед взором предстала удивительная картина, весь пологий наклон горы покрыт ровным зеленым ковром, на котором разбросаны в беспорядке первые вестники весны-подснежники. Это часть сопки осенью выгорела, случайно пущенным палом, поэтому она так ярко выделялась на фоне природы.

Утренняя работа самая продуктивная, отдохнувшие за ночь животные бодро тянули однолемешный плуг, с хрустом вспарывая почву переворачивал влажный и жирный пласт земли.

Но, вот уже начинает сильнее припекать солнце, над головой светлое с голубизной небо, по которому плывут легкие кучевые облака. В воздухе много комаров, но больше всего рабочий скот беспокоит мелкая мошка, она тучами носится над ним, слепит глаза, щекочет ноздри. В полуденный зной делается перерыв, чтобы дать возможность самим и рабочей скотине передохнуть, а как только жара схлынет, снова начинается работа, пахота длится до самой темноты.

После вспашки поля, боронами начинают рыхлить почву и очищать от прошлогодних зарослей, эту часть работы выполнял Степан с раннего утра и до позднего вечера. На следующий день Листьев рассевал по полю пшеницу, Степан следом боронами зарывал семена в землю. Погода благоприятствовала, посев закончили во время, на него отводилось не более 7—10 дней, теперь начнется подготовка к сенокосу.

Родители и учителя постарались, чтобы выпускной вечер прошел торжественно и весело. На подоконниках заботливо расставлены маленькие букетики из первых вестников весны-подснежников. Столы покрыты белыми скатертями, подснежники в вперемешку с зелеными веточками, уже распустившихся деревьев яблони и черемухи, установлены в стеклянные вазы. На кухне проворно хлопотали суетливые женщины.

Звонок созывает всех в зал. Кроме выпускников, присутствовали и шестиклассники. После официальной части, которую открыла заведующая школой Раиса Григорьевна Трубникова, окончившим седьмой класс выданы свидетельства (отметки) о получении семилетнего образования. Преподаватели пожурили тех, кто не очень то постарался в течение года и хвалили тех,

кто успешно окончил семилетку. Были ученики с хорошими результатами, а также и отличники.

Общему вниманию была представлена небольшая программа, ученики читали отрывки из классических произведений, рассказывали стихотворения, небольшой школьный хор исполнил ряд известных песен. Родители благодарили преподавателей за их огромный труд и терпение в деле воспитания их детей. У всех было приподнятое, праздничное настроение.

Далее последовало обильное угощение, ученики быстро расселись по местам. Взрослые и преподаватели сидели отдельно. Шла непринужденная беседа, вновь и вновь благодарили учителей, а они в свою очередь выражали благодарность родителям, за то, что они на протяжении всего года ревностно заботились о нуждах школы.

Часов в пять явились музыканты, все перешли в зал. Небольшой зал вмещал не более ста человек, когда начались танцы, то многим пришлось торчать в коридорах. Танцы открыли выпускники. В медленном вальсе закружились нарядные юные пары, сопровождаемые громкими аплодисментами.

— Как великолепно выглядят наши выпускники, какие они сегодня торжественно серьезные, — говорит Татьяна Петровна, Пушкову.

— Для них это особый, незабываемый день.

— Взгляни, Елена Яковлева почему-то не танцует.

— Подойди, узнай у нее, — попросил Михаил Сергеевич.

— Хорошо, иду, — сказала Татьяна Петровна.

В голове Михаила в это время вновь промелькнули те две недели, которые он провел в кругу своей семьи, а также неоднократные встречи с одноклассниками, некоторые из них учились в высших учебных заведениях, совершал с ними поездку за город. Река Сунгари готовилась сбрасывать зимние оковы, а пока еще только небольшие вешние потоки врезаются в берега, и под напором прибывающей воды, начинает вздуваться река. По-прежнему, даже в это время года, представлялось огромное удовольствием бродить по парку, расположенному вдоль Сунгари, где всегда было много гуляющей публики.

Где бы он не бывал и с кем не встречался, он постоянно думал о Елене, но письма ей не писал, хотя она ему напомнила, встретив его накануне отъезда домой.

— Вы мне обещали написать, когда хорошо продумаете в чем «виноваты», — сказала Елена. Михаил чувствовал, что это для нее было чем то очень важным. Он не знал, как и что ей ответить.

— Но я как — то, пока, еще не разобрался и не нашел своей вины, -улыбаясь сказал он, — и тут же осудил себя за такой ответ.

— А если найдете «вину», пожалуйста напишите.

— Хорошо. Обещаю. Он понимал какого ответа от него ждала Елена.

Михаил понимал, что он не мог писать ей на домашний адрес, а когда вернулся то постарался объяснить свое молчание, но Елену его ответ не удовлетворил, на ее лице отразилась жгучая горечь обиды.

— Я каждый день ходила на почту, проверяла, нет ли письма, — с грустью в голосе вымолвила она.

В дальнейшем она при встречи здоровалась с ним, но в разговор не вступала, на хорошеньком лице, даже ее грустный взор был прекрасен.

— Ну и хорошо, постепенно все уладится, успокоится, — говорил он сам себе.

— Она еще девочка, у нее все впереди, скоро забудет о своих первых чувствах, -думал он. Но, где-то в глубине души, Михаил Сергеевич, не хотел, чтобы все было забыто.

Он неоднократно упрекал себя за то, что тогда не написал ей письмо, может быть в переписке он смог ей лучше все объяснить и, таким образом, уладить между ними возникшее взаимоотношение.

Все это с бешенной скоростью мелькало в его голове и он даже не заметил, как подошла Татьяна.

— Елена не танцует, потому что ее брат не умеет танцевать, перебила его мысли Татьяна Петровна.

— Иди, пригласи ее.

— Как — то неудобно

— Идем пригашать вместе.

— Лена, иди потанцуй с Михаилом Сергеевичем, а то просидишь весь вечер одна, — предложила Татьяна Петровна.

— Действительно, Елена, почему бы не потанцевать, — говорит Михаил Сергеевич, — я приглашаю тебя на танец.

Девушка, казалось, немного растерялась, ее румяное лицо слегка побледнело, но она молча встала и положила ему на плечо руку. Она была хороша собою, выше среднего роста, стройная, красивое платье плотно обнимало ее гибкое тело, из под длинных ресниц, ее большие зеленые глаза излучали радостные чувства, тяжелая темно-русая коса лежала на ее высокой груди. Первое время они танцевали молча, Михаил Сергеевич лихорадочно подыскивал слова, чтобы бы начать разговор. Наконец он решился:

— Елена, ты хорошо и легко танцуешь, — явно сознавая, что говорит совсем не то, что следовало бы сказать. Первым долгом, думал он, нужно было сделать комплимент в отношении ее прелестного платья, нежно обтягивающее стройный стан, сказать о красивой укладке ее густых темно-русых волос и о сережках-слезках, свисающих вдоль ее прелестного лица, но какая-то непонятная скованность овладела им.

— Я, знаю, что вы презираете меня за то, что я призналась в своих чувствах, -взволнованным голосом промолвила она.

— Простите, это никогда больше не повторится, — поспешила заверить она

— Совсем нет, наоборот, мне очень приятно быть рядом с тобой — лихорадочно подыскивая слова, путаясь, торопливо говорил Михаил Сергеевич, — сам не сознавая, что этим он выразил свое признание, что девушка ему не безразлична и она не должна просто так исчезнуть из его жизни.

Музыка остановилась, он проводил ее на свое место.

— Я думаю мы обязательно продолжим наш разговор, Елена. Она ничего не ответила, только пожала плечами.

— Ты, Миша, как я вижу, влюблен в эту девушку, — улыбаясь прошептала ему на ухо, Татьяна Петровна.

— Да, что ты? Нет конечно, — не совсем уверенно ответил он.

— Раз так, пошли танцевать.

Танцуя, Михаил Сергеевич, заметил, что Елены нет в зале, Для него вдруг все окружающее стало неинтересным, скучным. Он с некоторым страхом понял, что обаятельный образ этой милой девушки и ею откровенно выраженные чувства стали глубоко волновать его душу.

На следующий день, после школьного вечера, Михаил Сергеевич стал собираться домой, а утром следующего дня, один из местных жителей должен отвезти его на станцию. Все это время он думал о Елене, и понимал, что он не может уехать, не поговорив с ней. Пойти к ней домой, он считал, что это неразумно, попросить кого-то, чтобы сообщили Елене, но это даст пищу разным кривотолкам, чего он не мог допустить. Решил пройтись по улице, с надеждой встретить девушку, но этого не случилось. Среди играющих в лапту ребят, он увидел ее младшего брата Олега. Михаил Сергеевич решает отправить с ним записку.

— Олег, — позвал он парня, иди сюда. Подбежавшего к нему Олега, он попросил передать письмо сестре.

— Я сейчас его принесу. Вернувшись на квартиру, Михаил Сергеевич быстро написал записку и передал ее Олегу.

— Смотри, не потеряй и передай в руки Елене. Он просил ее прийти в школу.

Прошло уже много времени, а Елены все нет. Михаил Сергеевич решил, что она проигнорировала его просьбу. Ему, даже стало как то спокойнее на душе. Так будет лучше, еще не начавшийся для него роман уже закончился.

— Время все расставит на свои места, -подумал он.

Уже не рассчитывая до отъезда еще раз увидеть Елену, принялся разбирать вещи, но тут вошла она.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич.

— Я получила вашу записку, но вначале она попала к маме. Когда она спросила меня, что это значит, я ей ответила, не знаю. Я и в самом деле не знала. Тогда мама говорит, может быть нужно Михаилу Сергеевичу помочь собраться в дорогу. Возьми с собой подружку и помогите ему.

— Спасибо, Елена, что пришла. Нам нужно поговорить о многом.

— Как я знаю, в следующем году, ты поедешь учиться в город в восьмом классе.

— Этого хотят родители.

— А ты, что, не хочешь учиться? Учиться нужно обязательно, не известно, как сложится жизнь.

— А куда ты исчезла из зала на школьном вечере?

— Мы, несколько ребят и девчат, пошли погулять по свежему воздуху.

— А я думал, что мы с тобой еще потанцуем.

— Вам же есть с кем было танцевать, Татьяна Петровна вас любит, об этом все знают и говорят.

— Я и Таня, просто хорошие друзья.

— А ты, Лена будешь мне писать? Она вскинула на него свои лучистые глаза, он впервые назвал ее так.

— Нет, первым вы должны написать, уже один раз я была обманута. Они обменялись адресами и договорились в какой день Михаил Сергеевич будет отправлять письма, Елена сама будет приходить на почту и забирать их. Они еще долго говорили обо всем, не заикаясь только том, что им было мучительно дорого, что отдавалась сладкой болью в груди. На прощанье он нежно обнял и поцеловал ее в щеку.

— Обязательно напишите мне письмо, уже выходя из дверей, попросила она.

— Непременно напишу, получишь в этот же день, через неделю, — ответил он.

Проводив Елену, Михаил Сергеевич упрекнул себя за то, что предполагал сказать о многом Елене и даже признаться ей, что она ему не безразлична и даже больше, очень нравится, но этого не произошло, о чем сейчас сильно сожалеет.

В переполненном вагоне было очень душно, многие курили, пришлось приоткрыть окно. Пассажиры, своими многочисленными сумками забили все свободные места и пространства. Сумки наполнены, главным образом овощами и разного рода продуктами, испускали специфические запахи. В городах становилось все сложнее и сложнее с продовольствием, люди выезжали на периферию за покупками, где народ, пока еще не испытывал кризиса с питанием.

Разместившись поудобнее у окошка, Михаил Сергеевич, закрыв глаза, предался думам. Перед его взором возник любимый образ матери. Валентина Петровна была женщиной нрава кроткого, всегда спокойная, с задумчивыми темно-голубыми глазами, она нежно любила своих детей, которые так рано лишились своего отца. О своем приезде он сообщил семье заранее.

Валентина Петровна замуж вышла восемнадцати лет, вскоре после окончания школы. Влюбилась она в молодого инженера, только что окончившего университет и получившего хорошую работу. Высокий, стройный молодой человек сразу же покорил сердце юной красавицы, она встретила его на балу, в свой первый выход в свет. Знакомство их было весьма необычным. Когда заиграла музыка, он подошел к Вале, улыбнувшись сказал: «Меня зовут Сергей, вы очень милая девушка, я приглашаю вас на танец». И в следующий миг они уже кружились в вихре вальса.

— А как звать, мою милую даму? — спросил Сергей

— Валентина, Валя, — смущенно ответила девушка.

— На следующий танец, я вас также приглашаю.

Они весь вечер были вместе. По окончании бала, Сергей и Валя подошли к ее подружкам.

— Валя, Валентина, вы разрешите мне проводить вас домой? — предложил Сергей.

— Благодарю, но мы, подружки, всегда возвращаемся домой вместе.

— Тогда я не буду разбивать вашу милую компанию. Надеюсь, мы еще встретимся.

Встретились они через несколько дней на берегу Сунгари. Сергей разглядел в толпе отдыхающих Валю и подошел к ней.

— Добрый день Валя.

— Здравствуйте, Сергей.

— Вы, одни.

— Нет, я с мамой.

— Я надеюсь, что вы познакомите меня с ней.

— Конечно.

К ним медленно подходила средних лет женщина, в красивой соломенной шляпе с роскошным бантом и свисающей голубой лентой, на ее миловидном лице сияла улыбка.

— Так вот кто этот загадочный принц, по имени Сергей? — о котором уже несколько дней говорит Валя.

— Мама, перестань, — вся зардевшись, промолвила Валя.

— Меня зовут, Анна Семеновна, я рада знакомству с вами, Сережа.

С той поры, Сергей стал частым посетителем домика Пушковых на набережной.

Вспомнил Михаил и о времени, когда вся семья была вместе, когда летом выезжали на берег Сунгари, разместившись на лужайке, устраивали пикник, сама природа вдохновляла и радовала, иногда с дедом Алексеем Михайловичем подолгу сидели на берегу с удочками. После заката солнца счастливая семья возвращалась домой.

После продолжительной болезни, в конце сороковых умер дед, сказались два года проведенные в японской тюрьме, где по ложному доносу его жестоко пытали, требовали признание в том, что он связан с советской разведкой. Позднее выяснилось, что тот, кто написал донос, сам оказался советским шпионом, видимо, страхуя себя он указал на невинного человека.

Михаил не заметил, как на землю спустились весенние сумерки, холодная струя воздуха прорывалась сквозь открытое окно, мерно грохотали колеса тяжелого вагона. Михаил уже предвкушал радость предстоящей встречи с родными.

Вспомнил Михаил и о Николаевке, где за девять месяцев пребывания в поселке, он познакомился и повстречался со многими замечательными людьми, простыми, трудолюбивыми, доверчивыми. Тяжелый крестьянский труд не озлоблял людей, казалось, он их радует, как бы соревнуясь, один встанет раньше другого на работу, посмеиваясь над проспавшим, подчеркивают кто больше наметал, или еще намечет сена, запасет дров и. т. д. Молодежь относится более почтительно к старшим, нежели в городе.

Особое отношение к учителям, их народ просто обожает. Поэтому Михаилу было немного грустно уезжать из этого уютного, тихого местечка, а может еще и потому, что там осталась девушка, по имени Елена. Совсем недавно смотрел на неё, как на жизнерадостную, способную, веселую, радостную ученицу, полную жизни, так смотрел он и на ее подружек, даже не помышляя о том, что все вдруг может измениться.

Михаил сознавал, что у него появились чувства к этой милой девушке еще тогда, когда она трогательно –беспомощная произнесла слова признания, но тогда он был твердо убежден, что будущего у них не может быть.

Уже была глубокая ночь, спать ему не хотелось, в его сознании вновь и вновь вырисовывались милые черты юной девушки, ее улыбка, задорный, серебристый смех, слезы признания. Последнее время все чаще и чаще он ловил себя на том, что ее образ неотступно следует за ним, вызывая глубокое волнение, которое все больше и больше влияет на его душевное состояние. Он твердо решил, что как только приедет домой, сразу же напишет Елене и постарается ей объяснить, но как все это он изложит в письме, пока не имел представления. С этими мыслями он забылся в глубоком сне.

Проснулся он только тогда, когда было громко объявлено, что поезд подходит к станции. Быстро собрав вещи Михаил вышел на пирон, там его уже поджидали Валентина Петровна, брат и сестренка.

После весеннего периода цветения, начинается буйный рост трав, поля благоухают запахом множества цветов, различной формы и расцветок, у каждого цветка свои характерные особенности. Тут и ярко-красные маки, темно-голубые колокольчики, ромашки белые, ноготки с ярко-оранжевой окраской, островки розово-красного клевера и бело-розовые пионы на бугорках. А над этим пышным ковром, порхают разноцветные бабочки, жужжат трудолюбивые пчелы. Полностью расцвели во всей своей красе северные леса, особенно выделяются на этом волшебном фоне стройные красавицы, белоснежные березки.

От легкого дуновения ветерка плавно колышется темно-зеленая нива с наливающимся колосками. Деревья убранные в ярко-зеленый покров, своим видом подчеркивают красоту летнего пейзажа.

В воздухе слышатся неумолкающие звонкие голоса птичек, одни поют в вышине, а других, хотя и слышно, но не видно, они спрятались в густых зарослях низкорослых деревьев. Вечерами стрекочут кузнечики, до утра не умолкает хор коричневатых сверчков.

Маньчжурское лето короткое, но жаркое, солнце поднимается высоко над небосклоном и льет свои горячие лучи на землю. Долгие солнечные дни сменяются короткими, большей частью, прохладными ночами. В летний период чаще всего выдается ясная погода, над головой простирается бескрайнее голубое небо, иногда проплывают легкие нежные облака.

Бывает и так, когда вдруг яркое солнце заслоняют тяжелые кучевые облака, небо темнеет, сверкает молния, сначала глухие, а потом все усиливающиеся раскаты грома сотрясают воздух, начинается ливень. Дождь, как и гроза неожиданно стихают, пробившиеся лучи солнца ярким светом озаряют умывшуюся природу, волнующий аромат полей наполняет воздух.

Все прошлые годы Артемьевы отдавала своих лошадей в аренду, а за это им засевали полосу пшеницы и полосу овса, а вот последние два года также работал на посевной и Степан. И в этом же году впервые со своим младшим братом Игорем, они работали на сенозаготовке.

Когда происходил раздел сенокосных угодий, по общему согласию жителей, малоимущим отводили ближайшие к поселку участки. Артемьевым достался участок в пяти километрах от дома в пади Широкая. Сено косили совместно с Матвеем Кирилловичем Листьевым, у которого, был полный комплект сенокосного инвентаря, но не хватало людей и конской силы. Степан и Игорь со своими тремя лошадьми, по договоренности, имели для себя третью часть общего накоса.

В первую очередь на делянке строили балаган для временного укрытия на случай ненастной погоды, также в нем люди находили спасение от комаров, мошки и прочих насекомых. Балаган покрывали толстым слоем свежескошенной травы, делали небольшое входное отверстие. Утрами постель, одежду выносили на солнце просушивать. Устанавливали балаган, обычно, вблизи реки, или около родника.

Игорь работал на конных граблях, Степан на сенокосилке, двое старших детей Матвея Кирилловича, Петя и Ваня, возили сено волокушей, хозяин был за главного метальщика, к концу дня ему помогал Степан. Могуч и силен был Матвей Кириллович, мощными руками он подхватывал вилами огромный пласт сена, умело укладывая на начатый зарод. С коротким перерывом, он весь долгий летний день орудовал вилами, уже вилы с длинным черенком не доставали верхней части зарода, значит пора вершить, роль эта предназначалась Степану, обученному этому делу Матвеем Кирилловичем. Крепкий паренек умело подхватывал пласт и сбрасывал на средину зарода, делая ее выше краев. В итоге, средина заострялась, получался наклон в обе стороны, что-то наподобие крыши дома.

Строг, но справедлив был Матвей Кириллович к своим сыновьям, но и от Степана с Игорем, он требовал, чтобы во всем был порядок и дисциплина. Вечером, после работы, первым долгом была обязанность позаботиться о лошадях, дав им немного отдохнуть и приостыть, сводит на водопой, затем отвести от табора, спутать передние ноги, чтобы не ушли далеко. Сбрую определить в установленном место, чтобы она за ночь подсохла. А уже потом, помыться в холодной родниковой воде, что узкой лентой пробивалась сквозь заросли высокой осоки, тут же, недалеко от стоянки.

Хозяин сам готовил ужин, после еды, нужно было смазать машины, а главное выточить литовки (ленты, набранные сегментами), на ручном точиле, чтобы утром рано, без задержки начать покос. Точить приходилось уже при свете ярко горящего большого костра. Пожалуй, самая трудная работа это крутить колесо точила, ребятишки работали посменно. Первое время литовку точил Матвей Кириллович, одновременно обучая Степана, которые вскоре уже сам мог справиться с этим делом.

Ночь полностью вступала в свои права, стало заметно прохладнее. По долине низко стелется белый туман. Народившаяся луна излучает слабый бледный свет. Ясное темно-синее небо, сплошь усеянное звездами, мерцающими в небесном пространстве, создавая чудную картину летней ночи. Кругом все затихло, умолкли птицы и только, то там, то тут слышалось фырканье пасущихся лошадей, да по широкой долине все еще кое-где мерцают огни костров. Возле них идут беседы между соседями, рядом стоящих таборов, люди делятся новостями прошедшего рабочего дня. Но вот замолкают и они, гасят костры, густая тьма окутывает долину, наконец все погружается в глубокий сон. Ароматным запахом, свежей скошенной травы, наполнен воздух.

Начинается рассвет, вся долина окутана седым туманом, на траве лежат крупные капли росы, а вверху, невидимый глазом, весело заливается беззаботный жаворонок, сладко и умильно рассказывая о чем то неизвестном. С разных сторон выходят в поле сенокосилки, и вся падь дружно оглашается шумом работающих машин. А на таборе уже идет полным ходом подготовка к метке сена, едва приподнялось солнце над горизонтом, а Игорь уже запряг лошадь в сенные грабли и выехал на кошенину, началась его работа, ровными рядами улаживать серые валы сена. Скрипя широкими деревянными колесами, выехала на скошенное поле волокуша, две лошади впряженные в нее, уверенно управляются мальчишками и, вскоре огромная копна сена катится к зароду. И опять началась самая тяжелая часть работы сенокосного сезона, метка сена.

Для сенокоса отводилось не более шести недель, так как подходила пора уборки урожая в конце августа, поэтому шла напряженная работа. Случалось, портилась погода, начинались дожди, это вызывало тревогу у людей, но большей частью маньчжурское лето благосклонно относилось к труженику и люди успевали запастись сеном. Народ, почти безвыездно находились на сенокосе, только в большие церковные праздники (двунадесятые) выезжали в поселок.

Накануне праздника, вечером, топились бани, а они были почти у каждого жителя. Утром шли в церковь, а потом вся семья садилась за праздничный стол. Случалось, что кто-то справлял торжественную дату: день рождения, или какой ни будь юбилей, тогда собирались гости (компания) и все шло по традиционно установленному порядку. Веселие длилось до полуночи, но это не смущало людей, они рано утром, следующего дня уже были на работе, пусть даже кому было очень нелегко после бурной гулянки.

Взрослая молодежь жила своей жизнью, часто после окончания работы, ребята седлали не рабочих лошадей и мчались в поселок на свидание со своим девушками, или устраивали танцы на лужайке. А утром все на месте, на работе. Молодость! Молодость! Пора прекрасная, поря счастливая, беззаботная!

Еще полностью не окончен сенокос, а уже подошло время начинать уборку хлебов. Страда, самая горяча пора года, для нее отпущены кратчайшие сроки, самое малое промедление влечет за собой потерю зерна, переспевшие колоски быстро начинают осыпаться.

Матвей Кириллович один из первых, со своей «бригадой» выехал на уборку урожая. Убирали посевы жнейкой, которой управлял сам хозяин, следом за ней шли вязальщики снопов. Чтобы работа шла полным ходом, необходимо был пять-шесть человек. В таких случаях помогать приезжали, после того, как будут подоены коровы, жена Листьева и Галина Тихоновна. К вечеру они вновь уезжали в поселок к приходу стада с пастбища. И так, каждый день. Тяжелый, изнурительный труд, но как говорит русская пословица: «день год кормит». После уборки урожая, люди возвращались косить осенец (осенняя трава), это был запас на случай, если зимой не хватит сена.

В сентябре с полей начинают возить сено в специально отведенный двор, обычно находящийся позади скотских угодий. Вначале осени возят на телегах, а когда выпадет снег, то на санях. В это же время каждый хозяин перевозил свои снопы в определенное общее место — гумно, где их складывали в отдельные огромные клади (скирды). Зимой к гумну подгоняли молотилку и в порядке очереди каждый обмолачивал свой урожай. Работа шла день и ночь.

Степан уже второй год работает на молотьбе, в его обязанность входило, главным образом, откидывать солому, выбрасываемую молотилкой. За то, что для Артемьевых измолотят урожай, Степан должен был работать от начала до конца этого сезона.

«Унылая пора, очей очарованье». Это самая яркая пора года, когда в «багрец и золото одетые леса», пестрят разными красками золотой осени. Среди них особенно выделяются, блестя и переливаясь на солнышке багряным, желтым и оранжевы цветом стройные березы и душистые клены.

Днем все еще стоит теплая погода, но всюду видна картина, уходящего лета. Желтеют поля, внезапные порывы ветра срывают осеннюю красу с деревьев, покрывая цветным ковром все вокруг. Караваны крикливых гусей устремляются на юг, высоко в небе курлычут журавли, сбиваясь в стаи, готовятся в дальний путь утки. Все это не волнует выносливых и пронырливых воробьев, они порхают вокруг, громко чирикая, им некуда спешить. В конце осени воробьи покрываются специальным оперением, не пропускающим холод, зимой они обычно много не летают, так как, находясь долго в полете оперение открывается, пушистый покров начинает пропускать холод, птица начинает мерзнуть.

С каждым днем, утрами и ночами становится все прохладнее и прохладнее. Только в полуденную пору все еще пригревает солнышко. Серое небо все чаще и чаще покрывается низкими тучами, постоянно моросит мелкий дождь, исчезают грозы с раскатами грома.

Второй осенний месяц выявляет основные особенности, в октябре учащаются дожди, иногда выпадает снег, начинаются регулярные ночные заморозки, дни становятся, заметно короче, а ночи длиннее. Тем не менее, в эту весьма печальную осеннюю пору есть свои особые завораживающие моменты. Воздух как-то по особому прозрачен и свеж, туманное утро имеет свою прелесть, от него веет тишиной и покоем. Очаровательность осени еще заключается в том, что она вспыхивает на короткий миг и уходит в небытие. Каждый спешит уловить и вобрать в себя эту прелест и сохранить эти чудные картины в своей памяти.

Осень прекрасна еще и тем, что это самое романтическое время года, красота увядания природы тревожат душу, у людей больше свободного времени, они никуда не спешат, длительнее и чаще бывают любовные встречи. В этот период, с широким размахом устраиваются свадьбы.

Свадьба Анатолия Макушева в 1943 г. Трехречье.

Все, ранее предпринимаемые попытки Дмитрия Малькова добиться руки своей возлюбленной оканчивались полной неудачей. Но он не отступал и был твердо уверен, что добьется своего счастья. Переписываясь, влюбленные разработали план. В один прекрасный момент Мария говорит отцу:

— Я хочу поехать на заимку.

— Это, что еще за выдумка? — спросил отец.

— Хочу помочь Лукерье. Лукерья сестра Егора Семеновича, старая дева, в свое время ее разлучили с возлюбленным и с тех пор она ни с кем не пожелала связать свою судьбу. Кроме Лукерьи на заимке жил пастух — монгол Илья.

— Отец, пусть поедет, развеется, не все же время сидеть дома, — поддержала дочь Вера Антоновна.

В конце концов, Егор Семенович дает свое согласие.

— Гришка погонит бычков на заимку, пусть с ним и едет.

Перед самым отъездом с Григорием на заимку, Мария сумела сообщить Дмитрию об этом, через свою верную подружку Аню.

После окончания войны с Японией, ожесточилась борьба между силами КПК (Коммунистическая Партия Китая) и Гоминдан (Чан-кэй-ши). Это противостояние, с переменным успехом, длилось четыре года. Наконец, вооруженные коммунистические отряды завершили освобождение Маньчжурии от гоминдановских войск. Первого октября 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика, но борьба с внутренней контрреволюцией еще будет долго продолжаться, к тому же разбитые гоминдановские части повели партизанскую войну.

В начале пятидесятых, правительство Китая объявило Аграрную реформу, началось перераспределение земельных владений и, как следствие, сразу же снизилось производство сельскохозяйственной продукции, а за этим и животноводство стало приходить в упадок.

В это же время правительство начало массовую компанию по борьбе с «врагами народа» по «образу и подобию» советского опыта. Жестокие чистки привели к многомиллионным жертвам. Во Внутренней Монголии, где в основном и обосновались русские земледельцы, реформы проводились более, или менее умеренно, монголы не допускали крайностей в период преобразования. Разрешались монголам небольшие индивидуальные хозяйства, и это продолжалось почти до конца пятидесятых, монголы и потом сопротивлялись и убеждали китайскую власть, что только сохраняя частную собственность можно добиться подъема животноводства.

В городах же была иная картина, началась национализация банков, крупных производственных и торговых предприятий. Позднее правительство взялись и за мелкое предпринимательство. Закрывались частные магазинчики и торговые лавки, исчезли базары, взамен их открывались кооперативы. Малейшее сопротивление жестоко подавлялось и каралось, нередко были показные казни, общеизвестны случаи, когда жертвы привязывались к конским хвостам и отпускались на волю.

Всего год тому назад, можно было все достать и купить в магазинах. Базары были завалены продукцией, предлагалось разнообразие овощей и фруктов, при чем все было дешево. Теперь же, держатели огородов не имели права торговать частным образом, вся продукция должна была проходить через кооперативы, причем по очень низким ценам. С исчезновение частного предпринимательства, за короткий промежуток времени с рынка все исчезло, новая экономическая система не могла удовлетворить потребность населения.

Китайцы-огородники, выращивая у себя овощи, обычно продавали их сами, примитивным способом, нагрузив корзинки, разносили по домам среди русского населения. Но, им и это было запрещено делать. Очень скоро недостаток продуктов, овощей ощутили все жители городов.

Русское городское население охватило мучительное чувство тревоги за свое будущее. Экономическое ухудшение по всей стране, вызвало сокращение рабочих мест, начались увольнения, русские были в числе первых, кого лишали работы. Чтобы прокормиться, приходилось продавать имущество, народ быстро беднел.

На железной дороге, где всегда работало много русских, произошло массовое сокращение, остались немногочисленные специалисты, без которых, на этот момент не могли обойтись. В силу необходимости еще функционировали некоторые частные русские механические мастерские и мелкие предприятия, но было ясно, что и это только дело времени, исчезнут и они. Ни советское Посольство, не Общественные советские организации не способствовали, чтобы как-то трудоустроить русский народ.

Активное выдавливание русских со всех промышленных предприятий, происходило с молчаливого согласия официальных представителей советского государства-Консульства. Многие харбинцы, в поисках работы, перебирались в сельскохозяйственные районы. Позднее многие будут считать, что такие условия для русских были созданы целеустремленно, чтобы, когда будет объявлен призыв поехать в СССР на освоение целинных и залежных земель, желающих будет много. Оно так и случилось. В деревню все эти события докатятся несколько позже.

На заимку приехали к вечеру, Лукерья была удивлена приезду племянницы и Григория, но тем не менее была рада новым лицам. Она знала, что происходило с ее крестницей Маней, очень ей сочувствовала. На первой возможности, когда Григорий ушел на скотский двор, она спросила Марию, как теперь у нее дела с Дмитрием. Мария ей все рассказала, при этом, утаив о тайном заговоре.

— Тебе, девка, нужно бежать из дома, — сказала Лукерья

— А как это сделать? -спросила Мария.

— Вот уедет, Григорий, надо как-то будет сообщить Дмитрию.

Мария долго не решалась, но, наконец, сообщила Лукерье о их плане.

— Молодец, племянница. Она не хотела, чтобы судьба Марии была такой же, как у нее. Ее восемнадцатилетнюю разлучили с любимым человеком.

Через два дня Григорий уехал, теперь пришлось ждать сигнала от Дмитрия. Прошло еще три дня. Поздно вечером послышался стук в окно, Маня выбежала на улицу, это был Дмитрий. Пастух уже спал. Лукерья помогла ей собраться, посоветовала ехать сразу, то не ровен час, еще кто-нибудь приедет.

— Ну езжайте, с Богом. Мария поцеловала тетку, они поблагодарили ее за все, вскочив на лошадей, скрылись во мраке ночи.

В 1953 году китайским правительством был объявлен Первый пятилетний план, используя советскую модель. В этом же году были подписаны с СССР новые торговые соглашения. Вместе с этим, Китай рассчитывал на долгосрочную экономическую помощь Советского Союза, но со смертью Сталина произошли большие изменения в взаимоотношениях между странами. Особенно обострились отношения между СССР и Китаем к середине пятидесятых, когда выявилась масса сложных идеологических разногласий. Позднее Китай напрямую обвинит Советский Союз в ревизионизме, т.е. в пересмотре идеологии марксизма — ленинизма, к тому же Мао не мог стерпеть открытой критики Сталина Хрущевым. Непростое экономическое положение в СССР и Китае, а также идейные разногласия между руководством, все это вызвало резкое обострение и еще больший упадок уровня жизни народов этих стран.

Все эти преобразования не могли не отразиться и на русском населении деревни, оно начинает испытывать ограничения и разного вида давление на частное предпринимательство. Если раньше хозяин мог сбыть лишки сельскохозяйственной продукции, свободно продать на рынке скотину, лошадь и так далее, то сейчас на все нужно иметь разрешение, которое неохотно давали, большей частью отказывали. Зерновые злаки можно было продавать только государству и по низкой цене. Иными словами была введена хлебная монополия.

Труженики села сократили сельскохозяйственное производство, они заготовляли все необходимое только для себя и как следствие деревни стали беднеть, а это также не могло не отразиться на жизни городского населения. В городах начали вводить карточную систему, пока только на продукты питания, но вскоре это распространилась на все другие предметы потребления.

Об убеге Марии, Тюрины узнали через несколько дней. Трудно себе представить, что происходило в доме Тюриных, после такого известия. Глава дома, со всей яростью обрушился на жену, считая ее главной виновницей. Его маленькие темные глаза гневно сузились, смуглое лицо побагровело, нервно дергалась правая щека.

— Это ты, негодница, потакала ее и всегда защищала, — кричал он, — я не сомневаюсь, что это произошло не без твоего участия. Изнежила девку, своевольной ее сделала. Я тебе этого не прощу.

— Опомнись, Егор, побойся Бога. Как ты можешь такое говорить? На заимку –то к Лукерье ты сам дал согласие поехать. А кто больше тебя ее баловал, всегда только и говорил, она ведь у нас единственная дочь.

— А со своей сестрицей я так поговорю, что она никогда не забудет, — не унимался он.

— Где, ребята, зови в дом, поедим в Николаевку, надо Маньку спасать.

— Ты, что задумал, Егор, хочешь опозориться? Вас там, так встретят, что век не забудешь.

— Ты, баба, вздумала меня учить, гремел на весь дом Егор.

— Эй, Егорка, угомонись, Верка — то, дело говорит, приостынь, -вмешался в разговор дед Антон.

— Который раз уже девка собирается убежать в замуж, надо понимать любовь у них, — продолжал он. Я тоже не хотел рано отдавать замуж Лушку-то, теперь она на всю жизнь старой девой осталась, никому не нужна. До сих пор мне не может простить.

— Да, вы все против меня, — крикнул Егор и выбежал из дома. Но в его голосе уже не было прежнего накала.

— Ничего, Верка, охолонётся немного, успокоится, — уверенно сказал дед Антон

Несколько дней Егор ни с кем не разговаривал, но когда в конце недели, приехали Мальковы, он, скрепя сердца, принял их и пригласил в дом. Познакомились, но хозяин гостям руки не подал. Они стояли у порога, ожидая своей судьбы.

Наконец, он сухо промолвил, — проходите, раз уж приехали, садитесь.

— Жена, — что -нибудь нам приготовь и поставь на стол.

— Можно было бы все сделать по-другому, по хорошему, по человечески, — ворчал Егор Семенович.

— Да, ты же Егор…, но вовремя остановилась Вера Антоновна. Гневно сверкнули глаза мужа.

Обстановку опять разрядил дед Антон.

— Мальковых то много, вы чьих будете, как звать, величать? — спросил он.

Мы Васильевичи. У отца было семь сыновей. А у его двоюродного брата Ильи Тимофеевича было девять ребятишек. Их называли, Тимофеевичами. У моей жены девичья фамилия Волгина. Меня зовут Дмитрий Васильевич, жену Елена Степановна.

— Слыхивал о Волгиных, известная фамилия.

Затем дед Антон рассказал и о своей родословной, а между делом наполнял рюмки, предлагая выпить за знакомство. Захмелевший дед начал рассказывать, что участвовал в японской войне и имеет Георгиевский крест, сам генерал Мищенко вручал ему награду, прямо на фронте.

— Ну, хватит тебе отец о своем геройстве рассказывать, — прервал его сын, — о деле надо говорить.

Через некоторое время уже шла общая, более спокойная беседа. Мальковы сообщили, что невеста Мария живет у их родственников, у них две девушки, примерно ее возраста. В итоге родители Марии согласились дать «бумагу» -согласие, без которого венчать не будут. Обе стороны согласились подумать о том, когда лучше всего сыграть свадьбу. Под конец, уже все желали молодым счастья. А к вечеру, дед Антон и Дмитрий, уже обнимались, как лучшие друзья, тут же нашли общих знакомых. Вскоре не стройно, но громко запели хором казачью песню. Уезжали сваты на следующий день. Пообещали сразу же отправить жениха и невесту.

После окончания летних каникул, Михаил Пушков возвращался в Николаевку, изрядно загорелый, отдохнувший, но измученный догадками. Он дважды писал Елене письма, но в течение лета не получил от нее ни одного ответа. Михаил недоумевал, ведь она сама настойчиво просила его писать, видимо, что-то произошло, а что, он не мог даже предположить.

В вагоне было все также многолюдно и шумно, как и в первый путь, только не было тех многочисленных свертков и сумок. Большинство пассажиров были молодые люди,

большая группа китайских студентов ехала в Советский Союз на учебу. Одни из них учились в Москве, другие в Новосибирске. С большим акцентом, тем не менее они довольно свободно объяснялись на русском языке. Вначале они считали Михаила работником советского консульства, но когда он им объяснил, кто он такой, каждый хотел с ним познакомиться и поговорить. Общение не прекращалось до самой полуночи, а утром, когда Михаилу нужно было выходить из вагона, студенты провожали его, как лучшего друга.

Поезд на станцию прибыл утром, Михаила уже ждал, присланный из поселка молодой парень, Сережа. Погрузив чемодан и две сумки на подводу, они сразу же тронулись в обратный путь. Миновав город, выехали на широкую проселочную дорогу, которая вела к переезду через горную реку.

Дождей давно не было, переправились они на противоположную сторону беспрепятственно, мелким бродом. Вскоре начался не крутой, но длинный подъем, овальная вершина горы покрыта редким зарослями смешенного леса, по склонам рос кудрявый кустарник. Сначала Сергей без умолку рассказывал Михаилу о деревенских новостях, событиях, которые произошли этим летом, потом начал расспрашивать о жизни большого города.

— У нас идут слухи, что всех русских скоро будут выселять, что слышно об этом в Харбине? -спросил Сергей.

— Куда это выселять? — спросил Михаил Сергеевич.

— Известно куда, в Союз, — уверенно ответил Сергей.

— Насчет того, что будут выселять мне ничего не известно, — ответил Михаил Сергеевич.

— Но, становится все более и более вероятным то, что будет официальное предложение русскому населению, вернуться на родину. Хотя эти призывы уже давно звучат в разном виде, — пояснил он.

— А, как вы думаете, что делать людям, которые так крепко прижились в этой стране и не захотят никуда уезжать? -продолжал задавать вопросы Сергей

— Ну, это воля каждого человека, как решать свою судьбу. Ведь говорят же: «человек кузнец своего счастья».

Такой ответ не удовлетворил Сергея и он продолжал задавать вопросы.

— Вот, например, если я не захочу никуда ехать, меня насильно не выдворят из страны? — продолжал допытываться он.

— Я, думаю власти на такие меры не дойдут, чтобы людей насильно выселять, — ответил Михаил.

— А, вы, сами, что думаете, ехать в Союз, или сидеть на месте? — продолжал Сергей.

— Я стараюсь не думать об этом, — Михаил старался уклониться от откровенного разговора.

— Поживем, увидим, — добавил он.

Михаил сделал вид, что засыпает. Вскоре он на самом деле уснул, сказалась, почти, бессонная ночь, проведенная в кругу китайских студентов. Проснулся он от резкого толчка, колесо телеги угодило в глубокую рытвину, горный перевал остался далеко позади.

После спуска с хребта, дорога некоторое время шла по обочине узкой пади, пока не свернула за небольшой скалистый мыс и не вышла на широкую долину. Огромное поле, еще совсем недавно покрытое темно — зеленым ковром, начало блекнуть, уже невидно ярких цветов, так гордо возвышавшихся над травяным покровом, вдали виднелись подернутые голубоватой дымкой вершины скалистых гор с крутыми утесами. Степь словно вымерла, не слышно звуков ее обитателей, только быстрокрылые ласточки, рассекая воздух, с шумом проносились мимо и возвращались обратно. Когда въезжали в поселок, солнце уже скрылось за горам, алый закат начал блекнуть, лай собак нарушал тишину вечера.

Между тем, усилилась пропагандистская работа с молодежью, все чаще и чаще стали наведываться представители советского консульства. Привозили фильмы, если раньше они были на тему, большей частью о войне, то теперь только о колхозной жизни. Жизнь колхозника была уж через чур идеализирована без соответствия с действительностью, с которой многие вскоре ознакомятся. У большинства молодежи не доходило до сознания, что эти фильмы всего лишь инсценировка, был специально создан типичный пропагандистский образ советского колхозника.

Особенно активная работа консульских чиновников проводилась с членами молодежной организации ССМ, из них они ковали будущих агитаторов и не безрезультатно, за короткий срок они вырастили себе целую плеяду помощников. Совсем недавно имена советских вождей в обществе не упоминались, если вспоминали их, то как поработителей русского народа, теперь же активисты с каким — то особым пафосом распевали современные патриотические песни, восхваляющие их:

За мостами у заставы всходит солнышко во мгле.

Вместе с солнцем встает рано Сталин-солнышко в Кремле.

Поглядит пастух и скажет: это Сталин закурил.

Значит, Сталин встал пораньше, чем рожок мой затрубил.

И увидит то колечко вся советская страна

«С добрым утром, с добрым утром!» — скажет Сталину она.

Эта молодежь действовала в духе комсомольских активистов Советского Союза, находясь в тесном контакте со своими сверстниками они при каждом удобном случае рассказывали им о торжестве коммунистических идей в Советском Союзе, а в недалеком будущем и во всем мире.

Появилось множество разной литературы, главным образом с расчетом на молодежь, особенно стал популярным среди нее, журнал «Советская молодежь», большей частью с явно пропагандистскими оттенком. Следом появляется материал атеистического содержания, на первых порах в не в очень резких тонах. В стихотворениях и песенках высмеивалось духовенство, обязательно подчёркивалось участие духовных лиц в революции на стороне белогвардейцев. Например, в словах популярной песни деревенских активистов было ярко выражен момент, когда священник подписал приказ о расстреле моряка-революционера. «Поп пришел душу спасать, а сам же злодей расписался спокойно, чтоб моряка расстрелять», или «Нам молебны не потребны, это ты соображай! Мы в колхозе без молебнов, поднимаем урожай» и.т.д.

После просмотра фильма представитель консульства устраивал беседу с молодежью, подробнее объяснял тот, или иной яркий момент в данном кинопрокате. Просил молодежь задавать вопросы. Обычно, молодые люди большей частью отмалчивались, и что мог сказать по этому поводу, деревенский паренек? Только потом, наедине, в своем кругу, кое-кто делал свои замечания, но большей частью молодежь фильмы принимала с восторгом. Иногда кто-нибудь из старшего поколения выступал с замечаниями и критикой, но таких было не так-то много, люди просто боялись последствий. Для жителей деревни в фильмах был показан иной образ сельского быта, явно отличающийся от их традиционных установок. Когда же большинство окажется на целине, они быстро разберутся, что не так уж радужна картина колхозной жизни, как она им рисовалась.

Чтобы расположить к себе молодежь привозили для нее тот, или иной спортивный инвентарь, главным образом волейбольные и баскетбольные мячи, сетки, теннисные ракетки, что, в действительности, увеличивало спортивную активность молодежи.

Уже говорилось, что вначале работники советского консульства знакомили народ с колхозной системой через художественные фильмы, при этом подчеркивая преимущество социалистической системы над частным предпринимательством, то последнее время все чаще и чаще стали читать лекции, уже с прямым призывом вернуться на родину. Консульским работникам было известно, что часть эмигрантов имеет намерение выехать в капиталистические страны, то в их адрес раздавались слова предостережения и запугивания, что попадая за границу их там ждет жестокая эксплуатация буржуев и, если вздумают бежать оттуда, родина их уже не примет.

Проводились беседы в индивидуальном порядке с той категорией людей, у кого были большие семьи. Употреблялись разного рода воздействия, вплоть до угроз, например, многократно подчеркивалось, что никто их никуда не выпустит, а в итоге они сами по шпалам придут к нам, когда китайцы создадут вам невыносимые условия жизни.

Развитию пропаганды среди населения, как уже упоминалось, способствовали местные активисты, своей напористостью они даже превосходили своих хозяев. Когда официально была объявлена запись на целину, население поселка раскололось, оно стало «пестрым». Значительная часть готова была ехать на целину, некоторые решают оставаться на месте, а остальные, первоначально всего лишь несколько семей, хлопотали визы за границу. Совсем недавно это было до какой-то степени монолитное общество, теперь же оно разбито на части, люди стали сторониться друг друга, проявлять враждебность, доходило до физических столкновений. Так произошло в сенокосную пору, прошлым летом.

Выехали с полей сенокосцы на праздник. После обеда около кооператива собралась молодежь, одни играли в волейбол, другие в городки, а некоторые занялись борьбой. Группа молодежи расположилась на лужайке, распивая алкоголь, уже слышались громкие голоса, шел спор. Проходила мимо несколько подростков, собираясь играть в лапту.

— Эй, ты, Димка, когда едите в Америку? — посмеиваясь, спросил Гришка Аксаков.

— Не твое дело, — ответил парень.

— Смотри-ка, какой храбрый, а почему не можешь сказать своему отцу, куда ты старый дурак, нас везешь? — кривлялся Гришка.

— Не тронь отца, а то получишь

Гришка соскочил на ноги

— Я-то, получу?

— Да я тебя сейчас перехлопаю, щенок.

На ходу снимая кожанку, с грозным видом быстрыми шагами подходит к Дмитрию. В следующее мгновение, Гришка оказался на земле, соскочив опять набросился на Дмитрия, но тот приемом борьбы свалил его и навалившись всем телом придавил к земле. Как не старался Гришка вырваться из крепких рук Дмитрия, ничего не получалось.

— Извинись, — отпущу

— Никогда, — ответил Гришка.

— Ребята выручайте, взмолился он, но никто за него не вступился.

Наконец, Дмитрий его отпустил.

— Чтобы этого больше не было, то хуже будет и пошел прочь.

Когда Дмитрий отошел несколько шагов, он вдруг слышит:

— Берегись! Разъяренный Гришка опять набросился на него сзади, но повторилось тоже самое. После этого Гришка успокоился.

Собралась большая толпа, все с удивлением обсуждали происшедшее.

— Молодец, Димка, — давно надо было бы проучить этих братцев, чтоб не ерепенились (у Гришки был старший брат, Василий, такой же забияка), — с одобрением говорили ребята.

— Ну и удар у парня, — восторженно говорили другие.

Все бы на этом закончилось, но Гришка решил заявить, что его избил Дмитрий Федотов. Как раз, в это время в поселке находились районные полицейские. Утром, когда все собрались ехать на сенокос, к Федотовым пришел дневальный и велел Дмитрию прийти к секретарю Правления Общества Коровину. В доме паника. Отца дома не было.

— Дмитрий, что случилось, — спрашивает встревоженная мать.

— Я на самом деле не могу понять зачем вызывают — ответил Дмитрий.

— Мама, я ни в чем не виноват, ты не волнуйся, — добавил он, — может быть нужно что-то помочь секретарю с писаниной, заседлав лошадь, с расчетом прямо от секретаря поехать на сенокос. Теряясь в догадках, слегка волнуясь выехал со двора.

Когда вошел Дмитрий, за столом сидело трое, один из них переводчик. Начался допрос:

— Фамилия, имя, возраст. Когда он сказал, что ему шестнадцать лет, никто из сидящих не поверил.

— У тебя есть, паспорт, — спросил чиновник.

— Еще нет, -ответил он, — я записан в паспорте матери. Полицейские посовещались и велели переводчику перевести. Дмитрий и так все понимал.

— Иди и принеси паспорт, — перевел переводчик.

— Это хулиганье надо судить, а не этого мальчишку- с возмущением сказал отец Павла Коровина, Прохор.

— Они никому прохода не дают, моего Павла просто замордовали, — продолжал он.

Через некоторое время Дмитрий вернулся с паспортом, сбивчиво объяснил матери причину, зачем нужен паспорт, что еще больше взволновало ее.

Старший полицейский проверил документ и попросили рассказать, что произошло. Секретарь Общества Павел Коровин, молодой парень, подтвердил показание Дмитрия, к тому же добавил, что он все еще учится в школе. Прочитав нотацию, взяли с Дмитрия слово, что этого больше не повториться и отпустили. Он вышел от секретаря и был удивлен,

когда увидел, что его ожидают полдюжины ребят, приехавшие поддержать его. Мать, напуганная случившимся побежала узнать у друзей Дмитрия, что с ним случилось, вот они и примчались на выручку друга.

— Все в порядке, меня отпустили, — сказал Дмитрий.

Друзья, вскочив в седла, заехали к Федотовым. Дмитрий все рассказал матери и, пришпорив лошадей, ребята галопом понеслись на работу, где их уже давно ожидали.

Долго рассуждали, как это мог мальчишка, справиться с таким здоровым взрослым парнем. Дмитрий с детства любил спортивные занятия, вот уже три года он вместе с сестрой учится в городе. Спорт в школе был поставлен на должную высоту, с молодежью работали четыре преподавателя физкультуры. У него был особый интерес к тяжелой атлетике, где он весьма преуспевал. Ежедневно работал с гирями и делал разные физические упражнения. К тому же теоретически изучал бокс. Все это вместе сработало.

Федотовы были в числе трех семейств, хлопотавших въездные визы в Австралию, в свою очередь старались, чтобы люди не знали об этом. Но нет ничего тайного, чтобы не стало явным, в конце концов об этом стало известно многим.

Окрыленный успехом прошлого учебного года, Степан решил продолжать учение, но вначале нужно будет поговорить и посоветоваться с Михаилом Сергеевичем. Его возвращение после каникул, он ждал с нетерпением. Михаил Сергеевич сам пришел к Артемьевым, он, как-то незаметно сблизился с ними, ему было приятно быть в кругу этой замечательной семьи, он чувствовал себя свободно и не принужденно, среди этих добрых людей.

Михаил Сергеевич привез из города все необходимые учебники и программу за седьмой и восьмой класс, а также учебники для Игоря, который перешел в пятый класс. Они детально разработали график обучения, начать занятие решили, как только начнется учебный год, а до него осталась одна неделя. Галина Тихоновна расспрашивала Михаила о его семье, о матери, Валентине Петровне, которой она очень сочувствовала, их объединяло общее горе, они в одно время лишились мужей и до сих пор о них не имеют никаких сведений.

— Галина Тихоновна, мы от имени моей мамы написали прошение в советское Посольство, с просьбой сообщить о судьбе ее мужа, — рассказывал Михаил, — теперь будем ждать ответ, Бог даст, может быть и получим о нем весточку.

— Почему бы и вам, Галина Тихоновна не сделать тоже самое? — спросил он. Могу вам помочь составить прошение. Между прочим, я захватил с собой адрес советского Посольства.

— Я давно думала об этом, но не знала с чего и как начать, — промолвила она.

— Вы дайте мне все данные о вашем муже и я для вас завтра же подготовлю прошение.

— Большое спасибо вам за все, что вы делаете для меня и моей семьи, — взволнованная до глубины души, со слезами на глазах, благодарила она Михаила Сергеевича.

— А нельзя ли в то же самое время узнать, что -нибудь об отце Дениса, Захаре Кузьмиче, — спросила Галина Тихоновна.

— Конечно можно, сделаем это одновременно, дайте мне сведения и о нем, — попросил Михаил Сергеевич.

Вернувшись на квартиру, Михаил Сергеевич обнаружил под дверью письмо от матери. В письме она сообщала, что после его отъезда на второй день пришел ответ из Посольства на их запрос: «Нам ничего не известно о Сергее Ильиче Пушкове, c получением сведений о нем, вам сообщим». Михаил представил, какой это был удар для матери и не только для нее, брат и сестренка с нетерпением ждали сведений об отце. Решил сразу же написать письмо матери, просил не отчаиваться и чтобы успокоить ее заверил, что будем обращаться с просьбой в советское Посольство столько раз, сколько будет нужно, пока не получим удовлетворительный ответ. Закончив писать ответ на письмо матери, он тут же составил прошение для Галины Тихоновны, при этом решил не говорить о письме, полученном из дома чтобы не расстраивать ее и не лишать надежды на встречу с мужем.

Из числа закончивших семь классов, пять человек решили продолжать учение в городе, среди них и Елена Яковлева. Как не старался Михаил Сергеевич меньше думать о ней, но ее образ неотступно стаял перед ним, ее милые черты глубоко волновали его горячее молодое сердце. При полном сознании того, что это только мечты, не сбыточный сон, он тем не менее, искал встречи с ней, чтобы поговорить еще раз и спросить, почему она не отвечала на его письма. Но, Елены уже не было в поселке, она уехала с родителями в город, чтобы заранее обустроится на квартире у их родственницы.

Зародившееся чувство вызывало у него радость, в тоже время тревогу и страх за дальнейшее развитие их отношений, их же прекращение может смутить и глубоко ранить юное сердце девушки, да он и сам не представлял лично для себя последствий всего этого. Михаил Сергеевич был уверен, что родители Елены давно заметили изменившееся душевное состояние их дочери, он же, в свою очередь, искал выхода из этого положения и не находил его. В голову приходила мысль, оставить школу и уехать домой к семье, но тут же ее отбрасывал, он мучительно старался разобраться в затаившихся в его сердце чувствах к юной девушке.

Елена не вернулась обратно в деревню, она осталась в городе, нужно было уладить дело с учебниками и сшить школьную форму.

Первого сентября начались занятия в школе. Отсутствовали многие старшеклассники, все еще продолжалась сенокосная работа и страда. Освободившись от полевых работ, Степан регулярно стал приходить на каждое вечернее занятие. Нагрузка на парня была огромной, помимо школьных уроков, на его, еще не окрепших плечах лежала забота о хозяйстве, о семье.

В один из воскресных дней Дмитрий Мальков и его невеста решили поехать к родителям Марии. Зная крутой нрав отца, Мария сильно волновалась, несмотря на то, что ее все дружно успокаивали, тем не менее, она переживала и боялась этой встречи. В поселок прибыли к вечеру, там их уже ожидали, собрались все родственники, изба была полна гостей. Это немного подбодрило Марию, не будет же отец ругать ее при всем народе. Но, не тут то было, он решил показать перед людьми, что он полностью не одобряет такой поступок своей дочери и, что это является обидным оскорблением его семьи.

— Ты уже взрослый человек, как ты могла так поступить, можно было все устроить по-доброму, по людски, — сердито говорил Егор Семенович.

— Неужели ты не соображала своим умом, что ты сделаешь больно отцу с матерью этим своим поступком, — продолжал он.

— Обесславили нас на всю деревню, как вам не стыдно, — горячился отец

— А, ты то о чем думал своей головой, повернулся он к жениху, старше же ее, мог бы поступить разумнее.

— Почему молчите, нечего сказать? — почти крикнул Егор Семенович.

Еще долго гневался отец, Мария повторяла одно и тоже,

— Простите нас. Ей мать успела шепнуть, чтобы она не противоречила отцу и, чтобы они поклонились ему в ноги, так требует давний обычай.

— Простите нас, -промолвил жених, — и оба упали на колени.

— Ну, ладно, Бог простит, — наконец, вдруг сменил Егор Семенович, гнев на милость, как будто бы он ждал этого момента. Натянутая обстановка разрядилась.

Мария обняла и поцеловала родителей, весь вечер уже не отходила от них. Она со всей полнотой своих чувств поняла, как они для нее дороги и любимы А дальше уже полностью шел разговор о свадьбе, каждый предлагал свои идеи, и горячо спорил, если их не одобряли. Родители жениха также прислали свое предложение, они указали две даты, когда лучше всего устроить свадьбу. В итоге все согласились, быть свадьбе во второй половине октября после Покрова Пресвятой Богородицы.

После занятий в школе, Михаил Сергеевич зашел к Артемьевым, нужно было подписать заготовленные прошения.

— Проходите, Михаил Сергеевич, — приветливо встретила его Галина Тихоновна.

Вдали от родных, он действительно чувствовал себя в этой дружной семье, как — то покойно и расслабленно. Его радовало доверчивое отношение Галины Тихоновны к нему, и он уже не раз прибегал к мысли, поведать ей, самое сокровенное, тайну своего сердца. Пугало его одно, а именно, он боялся, что Галина Тихоновна осудит его увлечение молоденькой девушкой и, что это может даже испортить их дружеские отношения. Да и сам он в глубине души сознавал, что эти возникшие у него чувства, со временем могут развеется как мираж, как дивный сон. Тем не менее, Михаил Сергеевич все же решил рассказать и выслушать любой совет этой умной женщины.

Он долго и подробно рассказывал о том, как это все начиналось, как он старался заглушить свои чувства к девушке, которая была к нему неравнодушна, порой эмоционально выражая это.

— Михаил Сергеевич, мы все были молоды, очень молоды, но каждый тайно уже в кого-то был влюблен, в голове возникали фантастические мечтания, сладкие чувства волновали юные сердца, — сказала Галина Тихоновна.

— Во многих случаях это были всего лишь увлечения, которые быстро исчезали, чтобы потом вновь возникнуть, — продолжала она.

— В вашем случае все гораздо серьезнее, в первую очередь разница в возрасте, девушка видит в вас не только любимого человека, но и надежную опору, защитника, вот, что нужно учитывать, — пояснила Галина Тихоновна.

— Денис тоже был старше меня, но мне уже доходил восемнадцатый год, а поэтому родители, хоть и со строгими наставлениями, но разрешали с ним встречаться. Лене, как вы говорите, только что исполнилось шестнадцать лет. Она еще очень молода, чтобы думать о серьезных отношениях, главное препятствие этому родители и вы их должны понять, — сказала она.

— Я советую вам хорошо поговорить об этом с Леной и объяснить ей, что встречаться вы не можете, минимум год, два, — в заключение сказала Галина Тихоновна.

— Я все понял, Галина Тихоновна. Я возьму ваш совет во внимание и при первом удобном случае переговорю с Еленой.

Федотовы переехали в поселок Николаевку два года тому назад из города, где жить становилось с каждым днем все труднее и труднее. Власти стали запрещать частное предпринимательство, другого дохода в семье не было, небольшое хозяйство не давала достаточно прибыли. В деревне еще была возможность работать по специальности, да и содержание скота стоило дешевле.

Первоначально, глава семьи, Семен Васильевич с сыном Виктором решили съездить в Николаевку, присмотреться, познакомиться, а если представится возможность, то и купить дом. В деревне ему были знакомы, еще по Чите, двоюродные братья Шиловы, он рассчитывал на их помощь и содействие. В Николаевку приехали после обеда, у первого попавшего жителя спросили, где живет Шилов Ефим Николаевич, он указал на самый дальний дом по широкому переулку на горе.

У дома их встретил подросток лет четырнадцати, он оказался младшим сыном Шиловых.

— Родители дома?

— Да, дома. В это время вышел на крыльцо хозяин.

Ну, здравствуйте Ефим Николаевич, узнаете?

Прошло более тридцати лет с тех пор когда они виделись последний раз. Трудно было признать в широкоплечем, слегка сгорбленном седом мужчине, того стройного, бравого казака- батарейца. Да и Шилов не сразу признал земляка.

— Пожалуй, узнаю, — ответил Ефим Николаевич.

— У меня нет здесь знакомых, кроме тебя, да Николая Антоновича, -говорит Федотов.

— Заезжай, заезжай, чего спрашивать.

Они крепко обнялись. Их когда -то объединяло одно общее дело, у них были одни взгляды и направление. Оба не могли смириться с тем, что родина для них потеряна навсегда и возврата к прежней жизни не будет. В их сознании возникало множество разных планов и путей обратного возвращения на родину.

— Заходите в дом, — не беспокойтесь, сын распряжет и пристроит лошадь.

Виктор остался помогать Ивану, они быстро нашли общий язык, эта встреча была началом их дальнейшей многолетней дружбы.

— У тебя есть кто-то их знакомых здесь? — спросил Иван.

— Нет, встреча с тобой это мое первое знакомство, — ответил Виктор.

— А ты, в каком классе учишься, — продолжал расспрашивать Иван

— В седьмой перешел.

— Ну, тогда будем в одном классе с тобой, это здорово. У меня есть хороший друг Митька Бороздин, тебе он понравиться, вот и будем дружить трое, он тоже перешел в седьмой класс, — выложил свой план новому другу, Иван.

Семен Васильевич сразу узнал жену Шилова, Евдокию Георгиевну, внешне она мало изменилось, только ее круглое миловидное лицо ярко выражало скорбную грусть. Как потом выяснилось, в военные события сорок пятого года у них трагически погиб старший сын, осталась жена и двое маленьких детей.

За столом долго и много говорили о Чите, вспоминали прошедшие годы, грозные революционные дни.

Наконец, Семен Васильевич объяснил цель своей поездки в Николаевку.

— В первую очередь, это необходимо купить дом, чтобы сразу переехать в свое жилье, пояснил он.

— Вы, во — время приехали, как раз продается дом, хозяева молодая пара, почему они его продают, не могу понять, прожили всего полгода. Говорят, переезжают к родителям жены. Дом неплохой, почти новый.

Наутро, с Ефимом Николаевичем сходили посмотреть дом, это было то, что нужно Федотовым, размер и место расположения, все это их удовлетворяло. Договорились о цене и времени, когда хозяева могут освободить место, дали задаток.

Недалеко от этого дома жил Николай Антонович, решили зайти к нему. У Николая Антоновича с женой не было детей, они решили взять в дети сироту. В городе Якэши был приют для сирот, они выбрали в дети белокурого мальчика, теперь он уже взрослый, женатый мужчина, у них четверо детей.

Семен Васильевич не знал жену Николая Антоновича, в Чите, в то время он еще не был женат. Николай Антонович участник Первой Мировой войны, Георгиевский кавалер, был ранен, до сих пор хромает на левую ногу. Просидели у Николая Антоновича до самого вечера вспоминали о прошлом, а вспомнить было что.

Николай Антонович не любил говорить о своем геройстве, но часто рассказывал, особенно после одной — двух рюмок о том, что произошло с ним на фронте, при этом непременно прослезится.

По его словам, дело было на Восточном фронте в пятнадцатом году, шла, главным образом, позиционная война. Их казачью сотню спешили и распределили по окопам. После неудачного наступления австрийской армии в начале года, наступило продолжительное затишье. Окопы русских находились на склоне возвышенности, которая вплотную прижималась к самой реке. Австрийские укрепления были километра два выше на вершине соседнего холма. Имея удобную позицию, австрийцы время от времени обстреливали из орудий расположение русских частей.

Шли частые дожди, в окопах и блиндажах повсюду грязь, было очень холодно и сыро. Решили, с согласия командира на берегу реки, шагов пятьдесят от окопов, разжечь костры, не только кипятить горячую воду, но и сушить мокрую одежду. По очереди бегали подкладывать дрова в огонь и быстро возвращались обратно, так как местность простреливалась с разных видов оружия.

Очередь дошла до Николая Антоновича. Он зигзагами побежал к костру, еще не добежав, он услышал голос взводного командира: «Шилов». Не раздумывая, бросился обратно, заскочил в окоп и прямо к хорунжему Усову. В это мгновения раздался залп со стороны австрийских позиций, из трехдюймовок ударил по кострам и разнесли все в пух прах. В конце окопа стоял хорунжий, наблюдая за неприятелем.

— Шилов, по вашему приказанию, явился, — отрапортовал он. Тот с удивление взглянул на него.

— Ты, что, Шилов пьян, я тебя не звал, иди — ка братец отдохни. Как не уверял своих сослуживцев Шилов, что он явно слышал голос командира, мало кто ему верил.

— Я же вернулся обратно, еще не доходя до костров, когда услышал голос хорунжего — старался он убедить казаков. В ответ только посмеивались, хлопая его по плечу.

Сам же он сделал вывод, что его спасла молитва и благословение матери, к тому же на груди у него была маленькая икона. Это было его твердое убеждение и никто, никогда не смог в этом его переубедить, хотя некоторые по- прежнему считали все это какой-то случайностью.

Когда шла подготовка русской армии к наступлению, казаков вернули в казачьи соединения, начали усиленно работать армейская разведка. Шилову и еще трем казакам было поручено не только провести разведку в тылу врага, но и взять «языка». Лесным массивом казаки вышли на фланг вражеских позиций и углубились дальше в тыл. Здесь они обнаружили скопление вражеских войск, проследив некоторое время за движением противника, решили возвращаться. Непроходимый лес стал как бы нейтральной территорией, его пересекали в разном направлении тропы и узкие дороги, приближаясь к своим позициям, казаки столкнулись лоб в лоб с австрийским разъездом, который неожиданно появился из — за поворота.

— Вперед, — скомандовал Шилов. Завязалась жестокая схватка. Австрийцев было больше, но им негде было развернуться, лес стоял сплошной стеной.

Когда был смят первый ряд, остальные австрийцы повернули лошадей и бросились на убег, казаки быстро настигли и им ничего не оставалось, как только сдаться. На поле боя лежало четверо убитых, девять, во главе с младшим офицером были взяты в плен. Задание было полностью выполнено, двое казаков получили несерьезные ранения. От пленного офицера получили ценные сведения, он вез приказ своему командиру о времени наступления.

Русские войска это сделали раньше, их внезапное наступление смешало все карты противника, австрийцы стали спешно отступать. За этот подвиг Шилова представили к Георгиевскому кресту четвертой степени и ему дали звание младшего урядника. Остальные казаки получили Георгиевские медали. По традиции, Георгиевский крест давали по решению всех участников совершенного подвига, на этот раз казаки единодушно указали на Шилова.

Утром следующего дня Семен Васильевич с сыном решили возвращаться обратно домой. Работы предстояло много, Нужно было продать дом, подготовить и сложить вещи, сняться с учета в местном самоуправлении.

В начале октября с большим размахом играли свадьбу в самой богатой среди жителей поселка, семье Митрохиных, женили младшего сына, любимца отца. Давно собирались Алексей Степанович и Анна Григорьевна женить Петра, парень в возрасте, да и по хозяйству помощница нужна. Рослый, широкоплечий, с крупными, но правильными чертами лицо, со спокойным взглядом карих продолговатых глаз, он был не последний парень на деревне. Любая девушка готова была выйти за него замуж, но ему не нужна была любая, он втайне был влюблен в отчаянную, с яркой внешностью Марину, к которой стеснялся даже приблизиться, не говоря уже о том чтобы пытаться заговорить с ней.

Бракосочетанию Петра и Марины предшествовала чреда разных событий, переживаний, обмана, обещаний. Прежние многочисленные поклонники Марины исчезли, кто-то из них был ею обижен, кто — то обманут, а кому-то надоели ее бесконечные интриги, отошли от нее, остался только один, страстно влюбленный и преданный Петр.

Уже более двух лет, как овдовела Антонина Матвеева, большое хозяйство легло на плечи старшего, двадцатидвухлетнего сына Сергея. Хотя он рос при отце и многое перенял от него, но иногда в трудную минуту ему сильно не хватало отцовского совета. Младшие братья были еще малы, ходили в школу. Дочь Марина, баловень родителей, мало к чему была приспособлена, да и интереса ни к чему не проявляла, была плохой помощницей для своей, всегда занятой матери, но та ее и не принуждала, баловала.

Марина была взбалмошной девицей, в свои восемнадцать лет скрутила голову не одному парню, влюбляла в себя, а потом цинично отталкивала. Она была очень хороша собою. Выше среднего роста, стройная, с правильными чертами, слегка удлиненного, смуглого лица, нос с небольшой горбинкой, придавал особую привлекательность, а широко открытые зеленые глаза, а над ними в разлет тонкие черные брови, завершали этот классический образ. Темная, слегка волнистая, толстая коса свисала до пояса. До восьмого класса Марина училась в городе, но после смерти отца она не захотела учиться дальше, мать особо не настаивала, да и нужна была помощница в доме.

Петр влюбился в Марину, как говорят, с первого взгляда, но в чем ей не решался признаться, хорошо зная, как она потешается над своими кавалерами. Однажды на танцах, Марина поругалась с одним из своих поклонников, Марком Волгиным, подошла к Петру со словами:

— Сегодня ты меня проводишь до дому, а сейчас пошли танцевать. Петр никак не отреагировал на ее слова, покорно встал и закружился с ней в танце. Он не ожидал такого поворота дел и был счастлив, что так все просто получилась.

Марина же заметила, что Марк постоянно танцует с одной и той же девушкой, а на нее не обращает никакого внимания, взыграло ее девичье самолюбие, она не могла смириться с этим и уже к концу вечера была вновь с Марком. За Мариной серьезно ухаживал видный парень Андрей Захаров из соседнего поселка, сам не сознавая того, что он всего лишь очередная забава в руках этой коварной красавцы. «Собою как ангел Небесный, как демон коварна и зла».

Когда родители Петра узнали, кто запал в душу их сыну, решили действовать сами. В один прекрасный день они заявились к вдове Антонине Матвеевой сватать ее дочь за Петра. Она была несколько удивлена, ей дочь ничего не говорила о их сыне.

— Я была бы только рада отдать дочь в такую хорошую семью, — не без доли лести промолвила Матвеева.

— Но, первым долгом, все же нужно спросить об этом Маринку, — сказала она

— Обязательно нужно, даже необходимо, -согласился Алексей Степанович, — для нас было важным, в первую очередь, твое мнение Антонина.

— Это раньше бывало, родители порешат между собой и точка, а теперь времена другие, — добавил он.

— Да они, наверное, уже между собой поговорили, — вмешалась Анна Григорьевна

В это время, не вошла, а влетела в дом Марина. Едва взглянув на гостей и кивнув им головой, она с ходу заявила матери, что едет с молодежью в соседний поселок.

— Что с тобой доченька, ты уже была там на прошлой неделе?

— Я хочу и все, — тоном не допускающим возражений, — ответила Марина.

— Марина, послушай, к нам пришли уважаемые люди сватать…

— За кого же это еще? — перебила Марина.

— За сына, Петра.

— Вот, так, здорово. Мы с ним только один раз поговорили на танцах и уже сватать? — удалый парень, — с усмешкой сказала Марина.

— Ну, ладно, мама, я побежала, меня девчонки ждут, а вы тут еще поговорите о чем ни будь.

— Вы, уж простите мою дурочку, совсем отбилась от рук, — смущенно оправдывалась Антонина Сергеевна.

— Ничего не поделаешь, такая пошла сейчас молодежь, — сказал Алексей Степанович, нахмурив брови, явно выражая этим горечь своего разочарования.

— Ну, жена, пойдем домой, как говорят не солоно хлебавши, не поглянулся им наш жених, — обиженным тоном произнес он.

— Бывайте здоровы, — и, уже у дверей Митрохин добавил, — извините за беспокойство.

В 1952 году была продана Китаю железная дорога, сразу же начинается отъезд иностранцев в свои страны, в первую очередь это были евреи, поляки, греки, венгры, чехи и др. Проблема некоторых иностранцев заключалась в том, что они были женаты на русских с советскими паспортами. Таким Консульство не давало разрешение на выезд, в тот период в Советском Союзе не существовало закона о двойном гражданстве. Только после смерти Сталина для смешенных семей эти разрешения выдавались. Что касается русского населения, то кроме слухов, пока никаких заявлений со стороны Советского Посольства еще не поступало.

И вот, наконец, была официально объявлена запись желающих поехать на освоение целинных и залежных земель, как в степях Казахстана так и в других областях Советского Союза. Для обнародования решения советского правительства, в Николаевке был дан указ председателю Общества Кириллу Матвеевичу Петухову пригласить всех жителей деревни на общее собрание.

Приехал сам секретарь консульства Кавалеров с двумя помощниками. Клуб был забит до отказа, люди стояли в коридоре, даже на улице у открытых окон. Местный активист, сын вдовы Макарьихи, Михаил, открыл собрание и представил слова секретарю консульства. Начал он с того, что всем вам известно, какой огромный ущерб нанесла Советскому Союзу фашистская Германия, что уже который год идут восстановительные работы, родина ждет от русских людей помощи в хозяйственной отросли, чтобы полностью обеспечить страну сельской продукцией. Всем русским, желающим выехать в Советский Союз, представляется такая возможность. Как бы, между прочим добавил, что все увезенные в СССР в 1945 году амнистированы и уже вышли на свободу.

Кавалеров указал районы и области, куда можно записаться: Казахстан, Красноярский край, Курганская область, Иркутская, Кемеровская и др. Было подчеркнуто, что «все желающие выехать на освоение целинных и залежных земель, будут обеспечены трудоустройством и площадью по приезде на место». Будут выданы пособия в размере трех тысяч на главу семьи и шестьсот на каждого члена семьи. Желающим приобрести индивидуальный дом, будут выданы суммы в размере пятнадцать тысяч, с расчетом вернуть таковые в течение десяти лет. На территории Советского Союза будут выданы настоящие паспорта.

Снова пошел разговор о преимуществе колхозной строя, что сразу же у многих изменило настроение. Старшее поколение помнит, в каких муках рождалась эта система, сколько народу принесено в жертву на ее создание. Уже не было должного внимания на дальнейшую речь секретаря, люди стали шепотом переговариваться. Уловив настроение присутствующих, Кавалеров предложил всем пойти домой и в семейном кругу обсудить это серьезное предложение.

— Анкеты можно будит получить в канцелярии Правления Общества, там будут наши работники — добавил он.

Председателю Петухову было поручено организовать добавочных помощников из числа местных грамотных людей.

Народ расходился медленно, разбившись на группы горячо обсуждали предложение секретаря консульства. Вряд ли, кто спокойно спал в эту ночь. На следующее утро пришли первые жители деревни за анкетами. В первую очередь, это были местные активисты и жены, арестованных органами НКВД в 1945 году. Так как многие из жителей старшего поколения были людьми малограмотными, то им помогали заполнять анкеты в канторе поселкового Правления. Были интересные случаи при заполнении анкет, Василий Воронов, отец большого семейства, на просьбу назвать имена детей и дату их рождения, так волновался, что забыл имя одной из его дочерей.

— Разрешите, я пойду спрошу у жены. Минуты через две, вернулся.

— Я вспомнил, ее звать Ольгой.

Другой случай, весьма пикантного характера. У Индюковой Варвары муж был увезен в 1945 году. Когда ее спросили насчет младшей дочери, когда она родилась, на что она ответила:

— Весной, во время посевов.

— Ну, а год то какой, — спросили ее.

— А это нужно?

— Обязательно.

— Это было через два года, после того, как арестовали мужа, ответила Варвара. Заполняющие анкеты, с удивлением переглянулись друг с другом.

— Кого же записать отцом вашей дочери? — спросили ее

— Пишите, Григорий.

— Но, он же был увезен в 1945 году?

— А какая вам разница.

— Большая. Необходимо знать все подробности о каждом члене семьи, -пояснили ей.

— Я работала во время сенокоса у соседа, однажды мы остались одни, ну и вот… Молодые ребята были ошарашены, и не знали, что делать.

— Наконец, придя в себя, велели Варваре идти домой, добавив, что сами разберутся во всем этом. Как они разобрались в этом случае, никому не известно.

Пришли записываться на целину одиночки-алкоголики, таковых а поселке было человек восемь. В основном это бывшие военные, которые так и не смогли вписаться в общество и устроить свою жизнь, кроме военного дела, другого они ничего не знали. Ютились они, обычно, у богатых мужиков, помогая по хозяйству, также работали у них в сенокосное время и страду. У казака Ивана Бароздина в поселке жил брат, но отношения между ними были натянутыми, что служило причиной тому, известно только им. Были слухи, что вражда между ними началась еще там, в Забайкалье.

Пожалуй самой интересной личностью среди них, был Александр Кондратьев. Высокий, крепкого телосложения, изрядно потрепанный жизнью, но сохранивший выправку, сдержанность в обращении с людьми и никогда не выражался скверными словами. Сухощавое лицо имело довольно приятные выразительные черты, его трудно было вывести из себя, а если иногда и гневался, то это происходило только тогда, когда кого — то несправедливо обижали, даже если из его собутыльников, с которыми он сам не всегда ладил. Были в деревне и такие, которые не считали их за людей, относились к ним пренебрежительно.

Служил Кондратьев в лейб-гвардии Преображенского полка унтер-офицером, в гвардию подбирали только крепких рослых парней, с определенным объемом груди и русоволосых. Кондратьев каждый раз подчеркивал, что он гвардеец и непременно при этом утверждал:

— Если бы не отправили нас на фронт, революции не было.

— Мы бы не допустили, чтобы большевики убрали царя, — добавил он.

Семен Кренча, украинец, тоже из бывших военных. Сухощав, слегка сутуловат, широколицый, всегда смотревший исподлобья, с густыми нависшими бровями, не разговорчив.

Сидор, фамилию его никто не знал, возможно, за исключением некоторых. Невысокого роста, сгорбленный, с его невзрачной фигурой он походил на петушка, горбоносый, кудрявый клок волос свисал над лбом, из рта торчали два зуба, говорил быстро и непонятно, но слова мата выговаривал четко и ясно. Любил мальчишкам рассказывать о своих «подвигах», иногда в таких невероятных вариантах, что Кондратьев, под чьей защитой он находился, вынужден бы его окорачивать.

— Сидор, ври, да знай же меру.

Саша Красиков, на вид интеллигентный человек, высокий, худощавый с впалой грудью, вечно чем то недовольный, все у него виноваты и стараются его обмануть. К работе не был приспособлен, если ему давали приют, то больше из-за жалости. Говорили, что он из какого-то знатного рода, сам он о себе ничего не рассказывал.

Иван Бороздин, как уже было сказано, имел в деревне родственников, но был с ними не в ладах. Трезвый еще ничего, а как подопьет начинает буянить, а то, ни за что ни про что начнет оскорблять. Так как трезвым он был очень редко, то родственникам его поведение уже было невмоготу терпеть. Невысокого роста, коренастый, на его всегда красном лице вырисовывались большие закрученные к верху пшеничного цвета усы, прокуренные до желтизны, постоянно что-то бурчал себе под нос, казалось, что он с кем — то постоянно спорит, а то начнет кичиться своими военными «подвигами», или постоянно распевает одну и туже частушку:

«Капеля, вы капеля, защитные погоны, не гуляйте девки с ними, у них дома жены». (Капеля-каппелевцы)

Подобных характеристик были и другие одиночки.

Когда они все дружно пришли записываться на целину, секретаря консульства передернуло, лицо побагровело, но он весьма сдержанным тоном, сказал им:

— У нас своих, таких много, подождите своей очереди. Нам, в первую очередь, нужны рабочие руки.

Был еще одиночка по имени Галлям, фамилию его никто не знал. Одни считали его татарином, другие башкиром, когда кто-либо из русских начинал над ним подсмеиваться, он всегда с гордостью говорил:

— Я Уфимский стрелка, я за царь воевал до конец, а вы его не защищал.

В адрес русских он постоянно бросал эти обвинения, утверждая, что русские люди царя предали. В 1918 году, был сформирован башкирский Уфимский корпус в борьбе против большевиков. Основной состав корпуса составляли башкиры и татары, они сражались против большевиков вместе с Воткинскими и Ижевскими воинскими частями.

Галлям был трезвенник, никогда не пил, но также никто не видел, чтобы он молился, как мусульманин. Когда был моложе он жил в небольшой избушке один, у него было 2—3 коровы, две лошади, десяток баран, несколько голов молодняка, но когда уже силы и здоровье начало сдавать, он подрядился к богатому мужику пастухом. На каких — то условиях своих лошадей и скот держал в общем стаде с хозяином.

Охотно приглашал к себе в гости, обычно, говорил:

— Друг, приходи, баран резить будэм, угощат будэм.

Политикой интересовался, но никогда не давал своих личных заключений и комментариев. Частенько ездил в город Хайлар, где была довольна большая татарская община, она имела свою четырехклассную школу татарского языка. Позднее возникнут слухи, что Галлям хлопочет документы в Турцию.

В числе первых, записавшихся на целину была большая семья Громовых. В семье пятеро сыновей и две дочери, старшему сыну лет двадцать пять. В Николаевку они переехали из Трехречья четыре года тому назад. Небольшим хозяйством управлял сам Герасим Кузьмич с младшими сыновьями, старшие, большей частью работали по найму у богатых мужиков, или уходили в тайгу на заработки. Знающие Герасима Кузьмича по Трехречью, рассказывали про него, довольно занимательные истории.

В Трехречье он появился в конце двадцатых, по его словам, бежал от коллективизации, но его знание сельской жизни, говорит об обратном, имел, весьма незначительное представление о деревне. Устроился работником у богатого мужика Чугуева Елисея Макаровича пасти скота. У Чугуева не было сыновей, только две дочери. Младшая рано вышла замуж, а вот старшая засиделась в девках. В большом хозяйстве приходилось много работать, не было время следить за собой, да и внешностью она не слыла красавицей. В голове Чугуева созрел смелый план женить двадцатилетнего парня на своей тридцатилетней дочери Марфе.

Через некоторое время Чугуев делает Герасима старшим над своими рабочими, хотя он никаким образом не соответствовал этому. Фактически прибавилось больше работы самому хозяину, нужно было постоянно досматривать за своим доверенным, но он мирился с этим и неуклонно шел к своей цели. Чтобы Герасим не помышлял, куда пойти, или поехать, он рассчитывался с ним не деньгами, а животными, внушая ему, что через три четыре года будешь сам хозяином.

А когда Елисей Макарович, как бы между прочим, сказал, что у дочери самой уже солидный капитал, Герасим сам стал обращать свои взоры на Марфу, она ему вдруг стала казаться симпатичной. Если вначале он только с ней здоровался при встречи, то теперь стал проявлять повышенное внимание, всячески старался сделать Марфе что-то приятное, предлагая свои услуги. Она была слегка удивлена вниманием такого молодого, видного парня и охотно принимала его ухаживания, а вскоре они поженились. Некоторое время они жили с родителями Марфы, позднее Чугуев построил им дом, куда они перешли с солидным наследством, стали хозяйничать самостоятельно.

Герасим оказался нерадивым хозяином, ко всему относился без прилежания, тяжело и много работать он не хотел, от чего хозяйство страдало, пока не появился первый ребенок, всю нагрузку несла Марфа. Тесть стал открыто поучать своего зять, как нужно жить, как вести хозяйство, воспитывать семью.

— Ту же не глупый и здоровьем тебя Бог не обидел, займись как следует хозяйственными делами, семьей, а то пустишь семью по миру.

Такое нравоучение Герасиму явно не понравилось, плохие отношения стали перерастать во враждебные.

— У нас своя семья и вам не следует вмешиваться в наши дела, — довольно грубо ответил своему тестю Герасим.

Дошло до того, что Герасим с семьей переехал в соседний поселок, подальше от тестя. Оказавшись на «свободе», он еще меньше стал обращать внимание на хозяйство, все мечтал и строил планы о том, как бы меньше работать, а больше зарабатывать. Заниматься хлебопашеством для него было, как он считал не выгодно.

Сам додумался, или кто-то подсказал Герасиму, тем не менее, он решает установить водяную мельницу в верховьях горной реки, на которой стоял поселок. Больше года он возился с этой мельницей, хозяйство стало окончательно приходить в упадок, жена наняла работника и сама работала из-за всех сил, чтобы заготовить корм для скота на зиму.

Иметь мельницу это не все, еще нужно было чтобы она работала, а для этого надо настроить, подготовить жернова, отрегулировать обороты и прочее, а у Герасима этих навыков не было. Взял себе в помощники пьяницу-одиночку, заявившем о себе как о знатоке этого дела. В конце концов, запустили мельницу, первый помол оказался неудачным, но все же потом направились, дело пошло. Зная Герасима, некоторые жители поселка предпочитали ездить молоть дальше, верст за двадцать, не доверяя Громову. А те, кто все же иногда молол зерно у него на мельнице, рассказывали:

— Стоит только запустить в ход мельницу, все это устройство начинает скрипеть, трещать, трястись, то и смотри все сейчас начнет разваливаться.

А еще на мельнице расплодилось несметное количество тараканов, которые шныряли повсюду, спать приходилось под открытым небом на повозках. Естественно такие «удобства» не привлекали, а отталкивали желающих намолоть себе муки на мельнице у Громова.

Дело не пошло так, как рассчитывал Герасим, дохода никакого и хозяйство оказалось запущенным. Неоднократно приезжал отец Марфы, терпеливо, порой унижаясь, старался вразумить зятя, перестать безрезультатно возиться с мельницей, а заняться хозяйством, привозил Громовым к посевной семена. Вместо благодарности, кроме грубых слов, Елисей Макарович ничего не получал в ответ.

Вопрос с мельницей решился сам собой. В тот год было небывалое половодье, река вышла из берегов и разлилась по всей долине. Жители деревни стали свидетелями того,

как по середине реки несло «громовскую» мельницу, при этом огромное колесо исправно работало-крутилось. Таким образом, волей, не волей, пришлось заняться хозяйством. К любому сезону Герасим никогда не был готов, если сенокос, то сенокосилка не в порядке, то грабли, в посевную не заготовлены семена, благо выручал тесть. Сено возить зимой с поля, зачастую были не в порядке сани, телеги тоже разбиты. В разгар посевной нужно было вести семена, а телеги нет, но Герасим и тут нашел выход, не долго думая запрягает лошадь в конные сенные грабли (используются на сенокосе), грузит мешки с пшеницей и, важно восседая, везет на пашню.

— Посмотри — ка, народ честной, Герасим на «американке» (двухколесная выездная повозка) поехал на пашню рассевать семена. Не довезет, все растрясет по дороге — с насмешкой говорили сельчане.

От недостатка кормов, лошади у Громова были настолько ослаблены, что, его тесть вынужден был дать верблюдов, чтобы разборонить пашню. Без постоянной поддержки Чугуева, семья Герасима не смогла бы существовать. Неизменный успех лишь был в одном, жена регулярно рожала.

Когда подросли старшие сыновья, Герасим решает переехать в Николаевку, причину переезда никто не знает, может здесь уже влияние сыновей стало играть роль, все же ближе к тайге и городу, где есть возможность заработать. В Николаевке Герасим тоже отметился неоднократно своим чудачеством, вот последнее из них. Поехал Герасим с младшим сыном Ваней в лес за тальником, нагрузив воз, выехали на дорогу, к ним примкнули другие сельчане. Ваня бегал по обочине, гоняясь за бабочками. Вдруг он кричит:

— Тятя, тятя, я топор нашел.

— Чево орешь, неси скорей.

— Да, он, тятя без железки, — отвечает сын.

— Брось сейчас же, мы чужое не берем, — быстро нашелся, что сказать Герасим.

Хотелось бы проследить за судьбой этого необычного человека до конца, но этому не суждено случиться, с отъездом Громовых на целину эта «дивная история, отдельно взятого человека» оборвалась.

Каких только нет людей на белом свете и каждый из них изживает свой век по своему, так и Герасим, не желая «выслушать разумного совета».

Старшие два сына Громовых смотрели на жизнь по другому (в мать уродились, говорили в народе), сработаться с отцом они не смогли, им приходилось работать на стороне.

По соседству с Громовыми жила семья Ивана Григорьевича Котлова, переехавшая из Трехречья в Николаевку тоже несколько лет тому назад. Первоначально в Трехречье, его главным занятием было разведение скота и лошадей, причем улучшенной породы, хлебопашеством занимался ограниченно, в пределах того, сколько нужно для само-обеспечения. Посевную площадь Котлов увеличил после японской оккупации, когда возник огромный спрос на сельскохозяйственные продукцию.

В России, до революции, будучи тогда еще молодым человеком, Котлов занимался коммерцией вместе с отцом, оказавшись в Маньчжурии решил заняться тем же. Начинал с малого, закупал ходовой товар в Харбине, а затем продавал его в Трехречье. Через несколько лет открыл небольшой магазин, дело шло в гору. Когда Иван Григорьевич обнаружил новый рынок, за границу по хорошей цене продавались лошади, он быстро переключился на коневодство. За короткий срок был сколочен солидный капитал, теперь он решает дополнительно заняться разведением молочного и мясного скота. Спрос на мясо и молочные продукты был огромен, сложность заключалась в транспортировке, доставка товара затруднялась особенно в весенний и летний период.

При японцах положение с дорогами значительно улучшилось, через реки были построены мосты, наладилась регулярная связь с городами. Казалось, представлено широкое поле деятельности, но, ни тут то было, Япония вступила в войну в Юго-Восточной Азии, вся экономика страны перестроилась на военные нужды, не избежала этого и оккупированная японцами Маньчжурия. Теперь все скупают японские власти по установленным низким ценам, продавать что-либо на сторону строго запрещалось.

Иван Григорьвич, человек невысокого роста, коренастый, его правильные черты лица портил большой шрам, почти через всю левую щеку, острый прямой взгляд, небольших круглых глаз, слегка нависшие густые брови, раздвоенный подбородок, все это подчеркивало его волевые качества, коротко подстриженные волосы на голове были почти седыми. По натуре смелый и решительный он был не способен мириться с навязанными ограничениями в торговле, и будет постоянно стараться найти обходные пути, хотя это и было сопряжено с большим риском.

Но с риском и опасностью он знаком давно, не раз смотрел смерти прямо в глаза. Не являясь рабочим, тем не менее, в 1918 году Иван Григорьевич примкнул к рабочей армии и сражался в рядах Воткинской дивизии. Группа солдат, находясь в разведке, попала в засаду к красным, в короткой схватке часть погибла, троих взяли в плен, в их числе и раненого в щеку Котлова. Пощады к воткинцам не было, всех приговорили к расстрелу. Перед казнью, Котлов говорит своим соузникам:

— Выхода у нас нет, единственная возможность остаться живыми, это бежать из-под расстрела, шансов на успех почти нет, но все же надо попытаться спастись.

— Когда приведут нас в лес по моему сигналу бросайтесь в разные стороны, может кто-нибудь из нас и спасется, — объяснил он свой план.

Расстреливали в лесу. Когда последовала команда, стой! Приговоренные бросились в разные стороны, конвоиры опешили на несколько секунд, затем погоня, стрельба. Через некоторое время Котлов услышал шум справа и слева от себя

— Все, я окружен, — мелькнуло в его голове. Освободив зубами связанные руки, Котлов забрался на стоящее рядом раскидистое дерево, вскоре показался красноармеец, огляделся вокруг и уже было обрался уходить, но, взглянув вверх, на сосне заметил Котлова.

— А, ну-ка слезай быстрее, добегался белобандит, — приказал он.

Спускаясь вниз, Котлов ухватился руками за последние нижние ветки, из-за всех сил оттолкнулся ногами от ствола дерева и сверху прыгнул на конвоира, быстро обезоружил, оглушил прикладом и с винтовкой исчез в лесу. Вернулся в часть, отступал через всю Сибирь и, наконец, с остатками армии генерала Каппеля оказался в Харбине.

Когда Красная армия вошла в Маньчжурию в 1945 году, начались аресты,

казалось, Котлов должен быть арестован один из первых, но эта гроза, каким — то образом его миновала. После коллективизации в 1949 году, когда его хозяйство значительно сократилось, коммерческие дела закончились, тогда семья решила переехать в Николаевку.

Соседство Громовых до поры до времени сильно не волновало, лишь давало повод подшутить над Герасимом, посмеяться над его проделками, но когда Котлов узнал, что его сын Василий ухаживает за его младшей дочерью Евгенией, тут уже было не до смеха, между соседями началось жесткое противостояние. Произошел бурный разговор с дочкой, какие угрозы в ее адрес только не были направлены, вплоть до того, что немедленно отправят в Харбин к родственникам. В конце концов угроза была осуществлена, Евгению заставили поехать учиться кройке и шитью в Харбин, устроив на квартиру к двоюродной сестре самой Котловой.

На последней неделе октября месяца, Дмитрий и Мария повенчались в церкви. Чин венчания совершал местный священник о. Яков. До венчания соблюдались разные «формальные» процедуры, такие, как откуп у мальковских подростков закрытых ворот, не позволяющих невесте выехать со двора, выкуп невесты и прочие ритуалы. Размах гуляния зависел от возможностей родителей жениха, но каждый старался, чтобы это событие осталось в памяти молодых навсегда.

Достаток в семье Мальковых был, многочисленная новая родня была окружена вниманием тетушек, родных и двоюродных сестер, бабушек. Большой дом Мальковых был полон гостей. Всюду, где только можно, стояли столы, наполненные разнообразной закуской, присутствовали разные сорта алкоголя, хотя в продаже его становилось все меньше и меньше.

В переднем углу за главным столом сидели новобрачные. Разрумяненное миловидное лицо Марии сияло счастьем, Дмитрий любовался ею, сердце его было переполнено восторгом и радостью.

Со словами поздравления выступил тысяцкий (крестный жениха) дядя Дмитрия — Антон, с трудом подбирая слова, пожелал новобрачным счастливой семейной жизни. Затем последовали поздравление от других. «Горько», слышалось без конца. Заиграл музыкант, полились песни, а за ними и танцы.

Старшее поколение, после выпитого вина, как это всегда водится, стали вспоминать прошлое, свою молодость на родине. Вспоминать тех родных, которые остались там, находили между собой общих знакомых. Обсуждалась и самая горячая тема в данный момент, возвращение на родину. Хотя вопрос этот обсуждался осторожно, так как Мальковы не знали мнение своих новых сватов.

— Похоже, уезжать отседова все равно придется, видите, как стали зажимать, — говорит дядя жениха, Игнат.

— Мне бы только одним глазом взглянуть на мою станицу, до нее рукой подать, она недалеко от Аргуни, — с грустью проговорил седобородый дед Лука.

— Посмотреть на дом, который отстроил собственными руками, поди — ка еще цел — продолжал он.

— Вам же было сказано, что предлагают ехать в Казахстан, ломать целину, а не в Забайкалье, — заметил Игнат.

— Ехать туда опасно, там еще много тех станичников, от которых нам пришлось убегать, -вмешался в разговор старший брат Мальковых –Осип.

— Это верно, большаки нам ничё не простили и ничево не забыли, — снова вмешался в разговор дед Лука.

А между тем свадьба «пела и плясала», лихо отплясывали молодые казачата, плавно скользили по полу молодки, кокетливо, поводя плечиками. Снова и снова раздавалось: «Горько!», «Горько!», опять и опять вставали молодые поцеловаться. Разговор за столом становился все веселее и громче раздавались голоса гостей и трудно было понять, слышат ли они друг друга, или нет. Скорее всего, как у одного известного поэта сказано: «Мила мне русская беседа в ней, разум собственный любя, никто не слушает соседа и каждый слушает себя».

На второй день свадьбы новобрачные приглашают новую родню, обычно, молодуха угощает гостей. Обносит каждого гостя чаркой с хмельным, предлагая выпить, принявший, выпивает и желает молодым счастья, бросая на поднос деньги. На следующий день все гости едут к тысяцкому, а потом к свахам. Свадьба продолжалась целую неделю.

После первых дней активной подачи анкет, наступило затишье, желающих ехать на целину становилось все меньше и меньше. Вскоре подхлестнуло этот процесс ухудшение экономического положения в стране, малоимущие с трудом сводили концы с концами. Цены на все выросли, да и товаров на рынке становилось все меньше и меньше. Но, самое главное, что будущее было неопределенным и ничто не предвещало улучшению благосостояния народа. К концу года стали записываться активнее.

В городах на продукты была установлена норма. Начались ограничения в передвижении, чтобы поехать, даже в ближайшие поселки нужно иметь особое разрешение, получить его было сложно, так как постоянных представителей власти на местах не было. Особенно строго было в пожарный сезон, если куда-то предстояла поехать, то требовалось указать на то веские причины, при этом никто не имел права иметь при себе спички, но этот «закон» умело обходили. Курильщики в скрытном месте телеги, или саней делали тайник, куда прятали спички.

У русские жителей сельской местности имелись некоторые запасы денежных средств, к тому же их хозяйства еще не были национализированы и, по сравнению с коренным населением, китайцами, они находились в лучшем положении. Во многих южных провинциях Китая давно уже был большой недостаток продовольствия, люди сотнями тысяч умирали от голода, особенно велика была смертность среди малых детей.

Жизнь в городах усложнялась с каждым днем, установленной продуктовой нормы не хватало, при этом многие русские потеряли работу, поэтому запись на целину городского населения была более результативной, да и с народом в городе «разъяснительная» работа велась более активно. При этом следует добавить, что немалый процент городского населения был уже заранее настроен патриотично, особенно в Харбине, многие сознательно и с радостью приняли призыв советского правительства. Горожане записываясь на освоение целинных и залежных земель, при этом имея, весьма смутное представление об сельскохозяйственных работах.

Кое-кому стали поступать сведения от родных, увезенных в 1945 году, осужденных на более меньшие сроки, большинству же была предъявлена статья 58-я, инкриминируемая предательство и сроки заключения длились от десяти до двадцати пяти лет. Но даже эти единичные сведения вселяли надежду и всем остальным. К концу года в Николаевке записалось процентов сорок от всего количества жителей поселка. Примерно такая тенденция наблюдалась и в других местах русского рассеяния, за исключением городов, где уже большая часть определила свою судьбу.

Вскоре стали поступать разрешения ехать на целину, отказов не было. Наметились сроки и место назначения для каждой семьи, в основном направление было дано в Казахстан, Кемеровскую область, Алтайский край, Оренбургскую область. Первая группа должна двинуться уже весной следующего года. За это время предполагалось, что будут оценены и приняты дома, животные, сельскохозяйственный инвентарь и прочие предметы быта.

Те, кто решил ехать на освоение целины, заранее стали приготовлять ящики под одежду, обувь, сортировать, отбирать ту домашнюю утварь, которую решено взять с собой. Их уже не беспокоила подготовка к зиме, а также и к посевным работам, было много свободного времени, чаще стали собираться группами для гулянок по любой причине. Какие бы не рисовались для них отрадные картины их будущего, видно было, что покидать насиженные места им не так — то легко. К сельчанам, кто не записался на целину, а тем более, если еще кто-то из них хлопотал за границу, к таким активисты относились недоброжелательно, при случаи бросали в их адрес колкости и оскорбления.

В начале октября Михаилу была передана записка от Елены Яковлевой, ее двоюродной сестрой. Это приятно взволновало его, но в то же время насторожило, он бережно вскрыл письмо. Елена кратко объяснила, почему она не отвечала на его письма и, что при встречи все объяснит подробнее. С милой, наивной простотой юной девушки в конце письма добавила: «если вы меня не забыли». Встретиться с Еленой была единственная возможность, это дождаться окончания первой учебной четверти, когда она вернется домой.

Михаил, сидя у себя в комнате у окна, не сознавая того, что он уже несколько раз перечитывает письмо, словно ищет в нем что-то еще. Письмо не успокоило его, наоборот, навело на большие размышления. Эта молоденькая девушка глубоко запала в его душу, в нем боролись два разных чувства. С одной стороны он считал себя виновным, в том, что не смог в самом вначале прекратить дружеские отношения, но в то же время Михаил в глубине души сознавал, что чувства к Елене волнуют его все больше и больше, он ловил себя на том, что постоянно думает о ней. Михаил делал попытку отвлечься, стал обучаться верховой езде, ездить с молодежью по праздникам в соседние поселки, больше время уделять Степану, но все это не помогало, образ Елены постоянно возникал в его сознании.

За окном уже темнело, медленно наступал вечер, закат догорел, над горизонтом нависли тяжелые облака, высоко в небе кое-где мерцали звезды. Михаил вспомнил совет Галины Тихоновны, если он тогда принял ее разумные доводы с благодарностью, то сейчас он не знал, как поступать дальше с этими советами. В своем воображении он напряженно рисует картину их встречи, но не находит тех слов, которые он должен сказать ей и, при том, чтобы ничем не обидеть девушку.

Он понимал, что если сказать ей, что не нужно никаких встреч и постараться убедить ее погасить в себе нахлынувшие чувства и предложить оставаться только друзьями, но при этом, он также понимал, что это может глубоко ранить юное сердце девушки, продолжение же связи, может привести к непредсказуемым последствиям. Он может оказаться отвергнутым обществом, одиноким, даже среди своих коллег. Но главное, как все это воспримет Елена после его таких слов, вот это его больше всего волновало, вызывало ощутимую тревогу и беспорядочный поток мыслей.

В тоже время, Михаил ловил себя и на такой мысли, что с его стороны все это может быть только дразнящее воображение, мимолетная искра, что это вовсе и не какие — то глубокие чувства, а жалость, снисхождение к юной особе. Его охватило желание с кем — ни будь поделиться. Но с кем? Он чувствовал себя в этом отношении совершенно одиноким, пойти к Галине Тихоновне он не мог, она уже изложила ему свои соображения.

Еще совсем недавно ему казалось, что он не готов на серьезные отношения, да и сейчас, до какой — то степени старается убедить себя, что не влюблен в девушку настолько, чтобы в дальнейшем связать с ней свою судьбу. Но, почему же тогда милый образ девушки неотступно преследует его, думы о ней, ласкают душу. Дерзкая мысль мелькнула в голове Михаила, надо срочно распутать этот клубок мыслей, а для этого он должен увидеть Елену и как можно скорее. Он был готов указать в школе любую причину своего отсутствия, чтобы только встретиться с ней.

Строгий контроль и пресечение любых побочных коммерческих сделок японской властью, не могли остановить неугомонную натуру Котлова, он не мог мириться со всеми возникшими ограничениями. Окольным путем, минуя поселки, а иногда и по бездорожью возил Иван Григорьевич Котлов продукцию сельского хозяйства в город, там у него были свои люди, они помогали ему выгодно реализовать привезенный товар. Во время очередной поездки, он был схвачен и его отвезли в японскую жандармерию города Хайлара. В жандармерии у него весь товар конфисковали, да еще наложили большой штраф, начальство интересовало, кто ему помогал, на что Котлов отвечал, сообщников у него не было, сам распределял свой товар. В заключение сделали ему строгое предупреждение, чтобы такое больше не повторялось и отпустили.

Проходит совсем немного времени и он вновь снаряжается в город с продовольственным товаром. Ему удается еще не один раз пробраться в город и удачно совершить сделки. Если раньше он продавал товар небольшими партиями, то теперь он уже снаряжает несколько подвод с пшеницей и отправляется в опасный путь. Первоначально все шло по плану, к заранее обозначенному месту он прибыл поздней ночью, по его расчетам в город не нужно было заезжать, разгружать груз намечалось в пригородном китайском поселке. Но, тут, на окраине поселка его остановил случайно проезжающий японский патруль.

На это раз с ним обошлись жестоко. У него забрали пшеницу вместе с лошадьми и повозками. Но, главное, начали выпытывать, с кем в городе у него связь и, когда он стал отрицать, что у него есть сообщники, его начали бить. Каждый раз,

как только он отказывался указать на кого-либо, его вновь били розгами. Среди жандармов был один русский по кличке «палач», он предложил японцам свои услуги.

— Дайте –ка я его высеку по-русски, он у меня заговорит.

«Палач» так усердно принялся за свое дело, что японцы вынуждены были его остановить. Полуживого Котлова занесли в камеру, где он отлёживался несколько дней, затем определили наказание ему, три месяца тюрьмы. Японцы обещали лошадей и повозки вернуть, когда Котлов оплатит штраф.

После тюрьмы, Иван Григорьевич рассказал про русского парня Генку, который его нещадно избивал. Если до этого «палача» за доносы народ призирал, то теперь же в его адрес постоянно шли угрозы. Это его бесило, он знал кто дал сведения о нем и ждал случая отомстить Котлову.

Для многих жителей русских поселков было известно, что время от времени появлялись незнакомые люди, под видом грибников, ягодников, иные торговали дугами, веревками, полозьями. Большая часть русского населения не обращал на них внимания, тем более многие из них имели вид бродяжек, им даже сочувствовали, но некоторые догадывались, находились и такие, которые брали их под подозрение и докладывали начальству. Этот человек больше не появлялся, исчезал бесследно.

Это явно были советские разведчики, у них в поселках находились покровители, снабжающие их продуктами, не исключено и необходимыми сведениями. За год до прихода Красной армии, японская жандармерия арестовывает Котлова, на этот раз его обвиняют в сотрудничестве с советской разведкой.

Года два до этого у Котлова некоторое время работал одиночка Силантьев. Вскоре его японцы арестовали за связь с советскими разведчиками и он исчез, никто не знает его дальнейшую судьбу. Теперь японцы обвиняют Ивана Григорьевича в том, что он, якобы знал, чем занимается Силантьев. Шли многочасовые допросы, не давали спать, требовали сознаться. Котлов категорически все отрицал, начались жестокие пытки и сколько они длились, он не знал, все проходило как в тумане, ночами страшные боли изуродованного тела не давали ему уснуть. Потом вдруг допросы и пытки прекратились. Он понял, что это конец, теперь его расстреляют.

Через несколько дней, его привели опять на допрос в то помещение, где располагалась военная миссия. Те же самые стандартные вопросы: Сотрудничал с разведкой? Сознавайся, мы все знаем. Котлов отрицал, или молчал, понимая, что доказывать японцам свою невиновность, бесполезно.

— Раз так, — говорит начальник жандармерии, — мы оставляем тебя в этой комнате, даем тебе в руки бомбу, которая, после того как мы выйдем отсюда, через пять минут взорвется. Сознаешься, будешь жить, нет, тебя разорвет.

— Мне все равно, я не виноват, лучше погибнуть, чем так мучиться, — ответил Котлов. Сам подумал, что если эта бомба рванет, то и им в соседней комнате достанется, значит она не настоящая. Он знал, что тайно за ним будут наблюдать. Иван Григорьевич перекрестился и говорит вслух:

— Я не виноват, но мне лучше умереть, чем терпеть такие муки и прижал «бомбу» к своей груди. Вскоре пришли за ним, привели к начальнику военной миссии.

— Мы тебя отпускаем, иди домой, — сказал ему глава жандармерии.

Иван Григорьевич с трудом добрался до знакомого русского доктора, который сделал ему обезболивающий укол и перевязку, оставил у себя на ночь. Знакомых в городе у него было много, отдохнув несколько дней, друзья отвезли его домой в Трехречье. Он был твердо уверен, что на него наклеветал Генка- «палач». Как пострадавшего от японцев, советские органы безопасности (НКВД) Котлова в 1945 году не арестовали. Тем не менее, среди народа шел разговор, что обвинение его в связях с советскими разведчиками было не беспочвенным, но большей частью это всего лишь предположение. Генку, незадолго до прихода Красной армии, найдут мертвым за городом на берегу реки.

Осень полностью вступила в свои права. Деревья теряют свой сказочный убор, порывами ветра с деревьев срываются последние легкие невесомые листья, разноцветным ковром покрываются лесные поляны. Уже реже появляется ясное голубое небо, оно все чаще становится серым, унылым, низкие седые облака заслоняют солнце. Постоянно моросит осенний мелкий дождь, воздух, особенно утрами холодный, сырой, редко слышатся голоса ребятишек, обычно играющих в городки, или лапту. Да и старшая молодежь уже не собирается на спортивных площадках, реже стали группироваться около кооператива, за исключением постоянных любителей выпивки, не стало слышно шумных, крикливых споров по любому поводу, площадь замерла.

Но страсти не утихали, особенно после определения срока отъезда первой партии на целину, в умах человеческих происходит сумятица, неуверенность, даже какая то растерянность. Каждый замыкается в своем тесном кругу, у человека вырабатывается свое мышление о том, что происходит в данный момент и в то же время он представляет себе видение будущего, совершенно отличное даже от самого близкого ему человека. В итоге, в дальнейшем все это выльется в бесконечные споры, отчуждения и даже прекращение дружеских связей.

У тех, кто записался на целину в Советский Союз, жизнь как — бы остановилась, их уже не интересовало то, что вчера они еще бережно оберегали и о чем заботились. Осенью обычно поправлялись покосившиеся заборы, перекрывались стайки, люди подготавливали сани, заготовляли дрова. Теперь же смотрели на все это как на чужое, им не нужное. Позднее начнут сжигать вместо дров покосившуюся, или свалившуюся изгородь. К моменту отъезда на целину, это уже будут «ощипанные» усадьбы.

Раздосадованная неудачным сватовством, чета Митрохиных решила серьезно поговорить с сыном, гордость не позволяла смириться с этим позором, самолюбие их было ущемлено. Как-то вечером после работы они решили все ему рассказать, сильно возмущенный Петр, с непривычной для него грубостью, обрушился на родителей.

— Какое вы имели право без моего согласия пойти сватать. Разве я вас просил? Теперь вся деревня будет смеяться, вы понимаете, что наделали, — все более и более распаляясь, почти кричал он. Только теперь старшие Митрохины поняли, что они натворили.

— Сколько хороших девушек вокруг, ты еще полюбишь другую, — робко проговорила мать.

— Разрешите мне выбирать на ком жениться, — Петр хлопнул дверью и вышел на улицу.

Дорога к его счастью, как он считал, для него теперь закрыта навсегда, после всего этого он даже не сможет показаться Марине на глаза. Эта девчонка поднимет его на смех при любом случае, в любом обществе, в присутствии кого угодно. Представляя такую картину, ему было мучительно больно еще и от сознания того, что теперь Марина для него навсегда потеряна.

Петр стал редко появляться на молодежных вечеринках. Марина же вела себя так, как будто бы ничего не произошло, по-прежнему назначала свидание одному, а встречалась с другим.

До Андрея Захарова доносились слухи о проделках Марины, но это его особенно не волновало, он стал время от времени наведываться в Николаевку, уж очень она ему нравилась. С ним она была, довольно обходительна и более нежна в общении, чем с другими, это вселяло у него надежду на будущее с этой красивой девушкой. Андрей был старшим в семье, на нем лежала ответственность и забота о большом хозяйстве, поэтому он не мог, как бы ему не хотелось, часто видеться с Мариной.

Марина же по-прежнему была в своем репертуаре, назначит свидание молодому человеку, побудет с ним некоторое время, а у калитки дома ее уже поджидает другой кавалер. Она не была распущенной девчонкой, ей просто нравилось играть сердцами бедных парней, это была ее утеха и развлечение, к тому же видела, как некоторые подружки ей завидуют. Она не задумывалась о том, а может быть и не понимала, что все это когда-нибудь приведет к недоброму концу. Да и в поселке постоянно говорили:

— Ой, уж эта Маринка, не сносить ей своей головы.

— Глупо и легкомысленно ведет себя девчонка, — говорили одни.

— Не осталась бы на бобах, — говорили другие.

— Подрастет, остепенится, -выступали в защиту некоторые сердобольные женщины.

— Да она и замужем будет такая, ее не переделаешь, — делали свое заключение строгие критики.

Как –то Марина в улице встретила Петра и с насмешливой улыбкой на лице молвила:

— Это, что же получается, все дела за тебя решают родители? — спросила она.

— У самого, видимо, не хватает смелости все это выяснить с самой девушкой, — язвила она.

— Я ничего не знал об этом, я бы им не разрешил, -ответил Петр.

— Ах, вот как. А я думала, что нравлюсь тебе. Как я могла ошибиться в тебе! Коварная девчонка знала, что сказать.

— Да, нет, да я…, что-то хотел сказать Петр, но она его перебила.

— Приходи обязательно в это воскресенье на танцы, потанцуем и тут же, отвернувшись быстрым шагом пошла прочь.

Петр от этого разговора почувствовал внутреннее волнение, неужели еще есть надежда и он еще не прошел мимо своего счастья. Что же значили эти ее слова «приходи обязательно»? На что она намекала? И, что это? Ее очередная прихоть, или каприз своенравной девы, или желание потешится над ним, терялся в догадках Петр. Тем не менее, на душе у него стало спокойнее и радостнее.

Увидеть Елену, для Михаила Сергеевича представилась неожиданная возможность. Инспектор всех русских школ Антонина Алексеевна Вагина в конце сентября решила собрать двухдневную конференцию преподавателей в городе Хайларе. Целью конференции являлось повышение эффективности школьных уроков, разработка новых методик преподавания. На конференцию, которая будет проходить в субботу и воскресенье, должна поехать заведующая николаевской школой Раиса Григорьевна Трубникова и Михаил Сергеевич, как ее заместитель.

Сообщить Елене не было возможности, да и не нужно, так как в школе, где она учится, будет объявлено о составе членов конференции. Михаила Сергеевича радовала, в тоже время пугала эта встреча, неизбежность серьезного разговора и, как следствие, они должны были прийти к какому-то определенному решению и это его сильно волновало. По совету Галины Тихоновны ему необходимо было объяснить Елене, что она еще не совершеннолетняя и им не следует встречаться. Фактически, ему нужно было прекратить видеться с Еленой и не делать никаких шагов к сближению. В тоже время Михаил Сергеевич понимал, что это, возможно, будет для Елены тяжелым потрясением, психика юной девушки может быть травмирована.

Встретились они в тот же день после прибытия в город. Приезжих преподавателей размещали в школьном помещении, специально оборудованном для посетителей. Солнце клонилось к вечеру, закончились занятия в школе, Михаил Сергеевич увидел Елену, выходящей, вместе с подружками из класса, она не сразу заметила его. Как сильно она изменилась, повзрослела, ведь он не видел ее, почти пять месяцев. Легкой походкой Лена шла ему навстречу, радостью светило ее лицо, медленно подняв, свои лучистые ярко-зеленые глаза, тихо поздоровалась, он протянул ей руку, крепко сжав ее холодные пальцы.

— Я рад видеть тебя, Елена, — тихо произнес он.

Она молчала, как-то вся сжалась, возможно ее смущало присутствие посторонних, легкая бледность покрыла ее лицо, от волнения она тихонько покусывала нижнюю губу. Всегда такая смелая, вдруг показалась ему какой-то беспомощной, робкой, он готов был приласкать, прижать ее к своей груди, но этого он не сделал. Наконец, она промолвила:

— Я очень ждала вас, считала каждую минуту. Она познакомила Михаила Сергеевича со своими подружками, которые стояли в сторонке, с любопытством наблюдая за ними. На следующий день они договорились встретиться в парке, что находился в центре города.

Отовсюду прибывали преподаватели, даже из дальних деревень Трехречья. Началось знакомство, завязался общий разговор, который перенесли в школьный зал, где приезжим был приготовлен ужин. Позднее, большинство прибывших распределили в помещении при школе, остальные ушли на частные квартиры, к знакомым, нашлись даже родственники.

Конференция началась с утра и длилась до двенадцати часов дня. После ее окончания Михаил, отказавшись от обеда, направился в городской парк. Он заметил Елену еще издали, она сидела на скамье между двумя раскидистыми тополями, уже почти сбросившие свою летнюю красу. Ее взгляд был направлен в противоположную сторону, когда он приблизился, услышав звуки его шагов она вздрогнула, приподнялась со скамьи, взволнованная и радостная двинулась навстречу, ее мило лицо расцвело в улыбке. Он заключил ее в свои объятья и они тесно прижавшись друг к другу, обменивались страстными взглядами. Она была так прекрасна в эту минуту и ее трепетный взгляд, полный нежных чувств, жарким огнем пронзил его сердце, он нагнулся и крепко поцеловал ее в нежные горячие губы.

Михаил Сергеевич по другому представлял эту встречу, он думал вначале будет разговор о их отношениях, об будущем, но все произошло по иному, все планы, которые долго выстраивались в его голове мгновенно улетучились. Глубокие чувства исходили из глубины его души, он впервые признался себе, что любит ее и любит всей душой.

— Милая Лена, я люблю тебя, люблю пламенно и нежно, я таил эти чувства в себе, чтобы не смутить окончательно твое юное сердце. Я старался убедить себя, что это лишь увлечение, встречи напрасны и будущего у нас не будет, учитывая отношение к этому твоих родителей. Но, сейчас все во мне перевернулось, изменилось, появилась уверенность, что все будет хорошо, я верю в наше счастье, — взволнованно и торопливо говорил Михаил, как будто бы боясь, что не успеет полностью высказать все, что таилось в его сердце.

— Мои попытки всё свести к временному увлечению, только вызывало большее желание видеть тебя и слышать твой нежный голос, — продолжал он, — в душе моей постоянно было волнительно — тревожно, последнее время я только и мечтал о нашей встрече.

— Я влюблена с той поры, когда впервые увидела тебя в школе (она не заметила, как перешла на ты). Какое-то время я думала, что это увлечение и оно скоро пройдет, но этого не произошло, чувства мои крепли, мучительно преодолевая стеснение, я призналась тебе первой даже не рассчитывая на ответные чувства. Я долгое время считала, что я безразлична тебе и ты смотришь на меня как на глупую девчонку. Но потом я стала замечать, что ты задерживаешь свой взгляд на мне и дружественно улыбаешься. Я верю, что мы не расстанемся никогда и будем всегда вместе, пусть даже это будет и не скоро, — уверенным тоном сказала Елена. Ее большие зеленые глаза радостно светились, яркий взгляд, слегка прищуренных глаз был глубок и нежен.

Находясь в восторженном состоянии, Михаил не хотел затрагивать существующие проблемы, которые уже есть, тем более говорить о том, какие перипетии, вероятнее всего, еще встретятся на их пути. Очень не хотелось нарушать эту волшебную сказку, вместе им было так хорошо, уютно и радостно, казалось, что мир со всеми его невзгодами удалился от них. Им хотелось говорить о другом, о себе, о их совместном будущем, нежно прижавшись друг к другу строили только радужные планы. Они даже не заметили, что солнце уже склоняется к закату, от его косых лучей уже не ощущается тепло, в воздухе стало заметно прохладнее.

Перед самым закатом бледно- голубоватое небо поражает своей чистотой и глубиной, на нем ни облачка. Но вот, лазурная гладь видится только в верхней части неба, все ярче и ярче разгорается багряно — золотой закат, исчезающие лучи солнца бросают на землю свой последний поток света, день быстро угасает, надвигается осенний вечер. Было тихо, только оставшиеся на тополях листочки слегка колыхались от легкого дуновения ветерка.

— Лена, я думаю, пора, твоя тетя не будет рада твоему позднему возвращению, — напомнил Михаил.

— Да, это так, тетя наверняка потеряла меня, необходимо будет объяснять ей свое позднее возвращение.

Их трепетные сердца были переполнены ярким чувством любви, вновь в жарком поцелуе слились их уста, они расстались, чтобы встретиться на другой день.

Петр все еще был под впечатлением разговора с Мариной, и теперь вновь мечтает о встрече с ней, окончательно решив для себя, что он ей не безразличен. Ему было как-то неловко появляться в клубе, он предвидел, что станет предметом насмешек, унижений, а поэтому долгое время там не появлялся. На этот раз он твердо решил идти на танцы. К удивлению, никто и никак не отреагировал на его появление, Петр даже заметил некоторые признаки особого расположения к себе.

— Ну, вот хорошо, что пришел, пошли танцевать, — Марина схватила его руку и потянула в толпу танцующих.

Она уделила ему весь вечер, хотя почему то на этот раз решила пойти домой раньше обычного, но при этом, милостиво разрешила Петру проводить ее до дома. Подходя к дому, Марина заметила внутри ограды привязанную к столбу лошадь, сразу же разобралась кому она принадлежит, от брата ей было известно, что должен приехать Андрей Захаров. Она ждала Андрея в клубе, но он не пришел, поэтому-то у нее через какое-то время пропал интерес к танцам. Около своего дома она бесцеремонно заявила Петру:

— Я устала и хочу спать, завтра рано вставать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Петр и с подавленным настроением обиженного человека, направился вдоль улицы домой.

В доме мирно беседовали брат Сергей, Марк Волгин и Андрей Захаров. Она была удивлена, увидев такую компанию, но со свойственной, только ей наигранностью, весело поздоровалась,

— Здравствуйте, мальчики.

— А, что же твой кавалер не зашел, — спросил Марк.

— Никакого кавалера не было, — без тени смущения, ответила Марина.

— Кто бы мог этому поверить, — продолжал Марк

— Хотите верьте, хотите нет, — с лукавой улыбкой проговорила она, садясь за стол.

Марина напрасно считала, что эта игра может продолжаться бесконечно, она не представляла другой жизни, иных отношений, ей были не понятны человеческие чувства. Когда же поклонники стали покидать ее, она долгое время не могла понять, почему. Оставаться без внимания она не могла, это было не в ее характере и поэтому Марина опять приняла ухаживание Петра, они были неразлучны, но это была всего лишь задуманная ею очередная любовная авантюра.

Она рассчитывала вызвать ревность у своих бывших возлюбленных, оказывая подчеркнутое внимание Петру в обществе, на танцах и при любом ином случае, но этого не произошло. Со стороны бывших своих возлюбленных также не было никакой реакции, когда она объявила, что собирается выходить замуж за Петра Митрохина. И даже когда был уже объявлен день свадьбы, Марина все еще надеялась, что Андрей вернется к ней и увезет ее, ведь он ее так любил, в чем многократно признавался. Но, чудес не бывает.

Соблюдая установившиеся традиции чета Митрохиных вторично пошла сватать за своего сына Петра, Марину Матвееву. На этот раз все шло гладко, невеста не выкидывала никаких фокусов, глядя на ее создавалось впечатление, что она смирилась со своей судьбой, держала себя намного скромнее, была в меру веселой и в обращении обходительней.

Играть свадьбу решили по «старинке», с соблюдением комплекса ритуалов, от которых, как считали родители зависит благополучие новой семьи. От сглаза, жениху и невесте считали необходимым закалывать булавку, обязательно головкой вниз в скрытном месте, чтобы никто не видел. Между прочим, этот ритуал применяется во многих европейских странах, особенно в Англии. Из украшений, невесте нельзя одевать жемчуг. К дуге прикрепляли колокольчики, этим самым отгоняли злые силы и. т. п.

Не обошлось и без девичника, невеста собрала всех своих подруг, чтобы провести свой последний свободный вечер, побыть среди них, повеселиться, попеть, потанцевать, в меру подвыпить, словом проститься со своей независимостью. Совсем скоро все свои действия нужно будет согласовывать со своим мужем. Обычно на девичнике вспоминались счастливые детские и юношеские годы, следовали добрые пожелания в замужестве, Марина вряд представала себя в новой роли, роли жены, но сейчас она беспечно веселилась, одаривала подруг недорогими вещами на память.

В это же время жених организовывал мальчишник.

Перед венчанием жених, вместе с тысяцким, своей свахой и шаферами прибыли к дому родителей невесты, «выкупать косу». За столом сидела невеста, рядом ее сваха и младший брат Марины со своими приятелями. Начинается торг с присказкой: «кладите, кладите больше, вон какая коса большая». Первыми кладут деньги шафера (дружки) по мелочи, ребята рядятся, затем тысяцкий покрупнее дает денежку, это только распаляет «торговцев», они требуют больше и больше, наконец, жених кладет крупную купюру, ребята выходят из-за стола. Освобожденное место занимают приехавшие: рядом с невестой садится жених и его сваха (крестная), а кругом располагаются остальные из свиты жениха. Следует угощение, жених и невеста не должны употреблять пищу до венцов. Все это длится не более получаса. К венцам, жених и невеста едут на разных тройках, резвые лошади лихо мчат свадебный поезд к храму. Жених встречает невесту у входа в церковь.

После венчания новобрачных осыпают зерном, чтобы не испытывали нужды в семейной жизни и было у них много детей. Затем весь свадебный поезд направляется к Митрохиным, где состоится прием гостей.

Второй день конференции преподавателей был более насыщенным, присутствовал секретарь советского Консульства, Кубасов. В своем докладе он подчеркнул, что необходимо уделять больше внимания воспитанию детей, для этого требуется вести разъяснительную работу с ними при изучении советской истории, классиков советской литературы. Также особо отметил, что учителям самим необходимо глубже знакомиться с коммунистической идеологией, все школы будут снабжены соответствующим материалом. И уже после окончания конференции Кубасов еще долго беседовал с отдельными учителями.

Они встретились в том же парке, затем решили пойти в сосновую рощу, что располагалась на окраине города. Роща занимала часть пологого склона песчаного холма, далее она тянулась в сторону реки Аргуни. Невысокие корявые сосны росли отдельными редкими островками, почва в основном была песчаной, из нее пробивались то там, то тут низко-стелющийся лапчатник и уже потерявший желтоватую окраску, солнцецвет, одиночно росли полынь и ковыль. Во время сильных осенних ветров, песчаное облако весело над городом, ближайшие к роще дома заносило, наподобие небольших сугробов снега

Михаилу и Елене не хотелось говорить о предстоящих испытаниях, сейчас они были счастливы и знали, что любят друг друга, им не хотелось омрачать радость этого свидания. Он расспрашивал ее об учении, учителях, подружках, обо всем другом, но не касаясь того, что вызывало у него волнение и самые разнообразные тревожные мысли. Так, или иначе, но они невольно перешли на эту тему.

— Почтальон-китаец, утром встретил моего отца в магазине и передал ему твое первое письмо, -рассказывала Елена. Дома он дал такой разгон, не только мне, но и маме, досталось и старшему брату. Он всех обвинял в заговоре против него, не разобравшись в сути дела. Отец еще долго бушевал, пока не убедился, что во всем этом только моя вина.

— Чтобы этого больше не было, — кричал отец, — ты еще девчонка, тебе вот только исполнилось шестнадцать лет, ты же еще ученица.

— Если ты не прекратишь эту связь с учителем, я сделаю так, что он сюда больше никогда не вернется. Запомни это.

— И, что мне было делать? — спросила Елена. Второе письмо я получила сама, но не ответила на него, боялась, что отец исполнит угрозу, если он узнает, что мы переписываемся, тогда я тебя уже больше никогда не увижу.

— Бедная, моя девочка, сколько тебе пришлось пережить. Ты прости меня, что тебе пришлось столько перенести из-за этого моего письма.

— Мама же отнеслась к этому спокойнее, она больше молчала, а потом наедине сказала мне.

— Ты объясни все Михаилу Сергеевичу и он поймет.

— Если он тебя любит, то подождет, когда тебе исполнится восемнадцать лет, — добавила она. А пока о встречах надо забыть, будьте только друзьями.

— А в городе отец дал наказ своей двоюродной сестре, у которой я теперь живу, чтобы следила за мной, — продолжала Елена, — отпустила она меня с моей подружкой Катей, которая зашла за мной, под предлогом, что идем вместе с ней в кино. С Катей я договорилась и все ей объяснила, она будет меня ждать у себя дома.

— Мне было стыдно обманывать мою хорошую, добрую тетю, но как можно было поступить иначе?

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросила Елена. Михаил молчал.

Он не находил слов, чтобы ей ответить, что — то значимое, разумное. Добиваться встречи путем обмана не входило в его планы, но тогда какой выход? Родители Лены абсолютно правы, но мы же любим друг друга, пронеслось у него в голове.

— Мы, все равно должны встречаться, — продолжала Елена.

— Лена, милая моя, нам нужно быть предельно осторожными, а то мы разрушим нашу сказку, наше будущее, наше счастье, — это все, что он мог сказать.

Они стояли под старой сосной, сквозь ее не густые ветви лентами пробивался солнечный свет. Кругом стояла зачарованная тишина, только высоко в небе, покачиваясь в воздухе, едва слышно напевал полевой жаворонок, но вот он начинает медленно снижаться и его пение слышится все явственнее, громче. Шел легкий запах от сосновой хвои, вдали виднеющиеся поля и лес завораживали своей осенней красотой.

Они, обнявшись, еще долго бродили по роще, обсуждая разные варианты, но, к сожалению, выбор у них был невелик. Они пришли к такому заключению, их короткие встречи возможны только во время школьных каникул. Сходя с холма, решили спуститься к реке, полюбоваться на красоту водной стихии. В этом месте река наиболее широкая, «тихо и плавно несет она полные воды свои» на восток. Водная гладь зеркально отражала небесную высь с ее облаками, с их причудливыми формами и красками. Это природная красота вряд ли кого оставит равнодушным, а над головой необозримая глубина неба с его сияющей лазурной синевой.

Недалеко, прямо вниз по течению виднелась огромная черная скала, казалось, сейчас река разобьется об эту громадину на множество мелких речушек и разольется по равнине, но водный поток делает крутой поворот и превращается в шумные, бурлящие, пенящиеся водовороты, которые скоро начнут успокаиваться, когда река вновь выйдет на просторы долины.

— Когда ты уезжаешь обратно? — спросила Елена

— Завтра утром в десять часов попутная машина отходит от школы.

— Мы, еще увидимся, завтра утром, — сказала Елена.

Елена обняла его за шею и крепко прижалась к его груди.

— Я, люблю тебя и всегда буду любить.

Они медленно направились в сторону города, становилось прохладнее, солнце склонялось к западу, его косые лучи уже не излучали тепло. Он набросил ей на плечи свой пиджак, чувствуя, как она вздрагивает от вечерней прохлады. Лена медленно подняла на него свои лучистые глаза, это был доверчивый взгляд влюбленной девушки. Вдруг она порывисто бросилась ему на шею и всем своим телом страстно прижалась к его широкой груди, юное тело девушки трепетало, порывисто вздымалась ее высокая грудь, молодое сердце Михаила пылало страстью, сладостно таяло от нежных чувств к любимой девушке, переполненный радостью он целовал ее, прижимая к себе своими сильными руками. Они были полностью во власти любви, их молодые сердца пылали жаркой, трепетной страстью, еще мгновение и грань могла быть перейдена.

— Милая Лена, нам пора, тебя ждет твоя верная подружка, — тихим голосом сказал Михаил, да и на квартире тебя ждут.

— Да, ты прав, — прерывистым голосом ответила она.

На прощание Михаил крепко поцеловал Лену, она с какой-то детской радостью спрятала свое лицо у него на груди, он с нежностью приподнял ее очаровательную головку, взглянув в ее сияющие прозрачным светом милые глаза и они вновь слились в страстном поцелуе.

Свадебный поезд с шумом, под звон бубенцов промчался по всем улицам поселка, прежде чем свернуть к дому Митрохиных. Родители жениха встретили новобрачных с иконой в руках, благословили их на совместную счастливую жизнь. Затем молодые последовали за стол, следом двинулись: тысяцкий, сваха, родители невесты и другие наряженные гости. Невеста была особенно хороша в этом великолепном, белоснежного цвета венчальном платье. Тонкая ткань плотно облегала высокую грудь и подчеркивала ее талию, утонченные кружева располагались вокруг шеи, ярко оттеняя ее смуглость. Гул одобрения и восхищения прокатился по рядам:

— Какая красавица! Прелесть!

— Картинка, любо посмотреть!

— Повезло, Петру!

— Парень не промах!

Но те, кто знал Марину близко, видели, что –то с ней не так, в ее темно-зеленых глазах нет того задорного огонька и на лице нет широкой улыбки, чем она покоряла сердца ребят, сейчас же она вся какая –то непривычно для всех, тихая, собранная, присмиревшая.

Бокалы и стаканы наполнены вином. Отец жениха, Алексей Степанович, поздравил новобрачных с законным браком.

— Дай Бог вам счастья, милые мои! Живите в любви и согласии, не забывайте своих родителей.

— А вас, дорогие гости, — склонив голову в поклоне, — прошу не осудить, выпить за здоровье молодых и откушать, что Бог послал, да хорошо повеселится по случаю такого радостного для всех нас события. Алексей Степанович залпом выпил свой стакан, гости последовали его примеру, громко поздравляя и приветствуя новобрачных и их родителей.

— С законным браком вас!

— Родителей, с новобрачными!

— Горько, — неслось со всех концов длинного ряда столов.

На столах, по установившейся традиции, сначала полагается только холодная закуска. Несмотря на то, что на рынке многие продукты уже не достанешь, особенно рыбные, но тем не менее, на столе была селедка с луком, видимо, старые запасы. На огромных блюдах лежали окорока целиком, куски холодной свинины, сыр, аккуратно нарезанный кусочками холодец. По середине стола цепочкой выстроились бутылки с водкой, коньяком, ханжей (китайская водка), вином.

Снова наполнялись стаканы и бокалы, чем занимались специально подряженные люди, чокались, закусывали, поздравляли родителей новобрачных, и с каждым разом разговор шел все громче, веселее. Вновь и вновь кричали «Горько», молодые вставали, целовались. Из города был приглашен баянист, известный по всей округе Ганя Багданов и здесь Алексей Степанович не поскупился. Уже кто-то неуверенно пробовал начать песню, не получилось, никто не подхватил. Но вот раздался яркий, сочный голос брата жениха, Леонтия, на некоторое время все притихли, слушая красивое исполнение певца, сначала один, потом другой, а вскоре все дружно за столом подхватили известную казачью песню: «Ты прощай, наш, Забайкал…». Широко и раздольно лилась песня, такая близкая многим здесь присутствующим. Уже не один из них смахивает со щеки невольную слезу, вспоминая давно прошедшие годы у себя на родине.

Но, вот заиграл баянист, зазвучали одна за другой веселые частушки, а вскоре молодежь уже лихо отплясывала. Затащили в круг молодых. Если молодой танцевал неуклюже и не умело, то Марина порхала, как бабочка, грациозно встряхивая своей очаровательной головкой, танцевала долго, зажигательно, с каким — то отчаянным задором, вызывая восторг окружающих. Какие мысли витали в этой хорошенькой головке, то ли это было прощание с молодостью, или разрыв с прошлой бесшабашной, беспечной жизнью?

Они были красивой парой, но совершенно отличались друг от друга своим вкусом, нравом, темпераментом и взглядом на жизнь. Она веселая, впечатлительная, вся в мечтах об яркой жизни, фантазерка, несколько легкомысленная. Он спокойный, уравновешенный, твердо знающий, что ему нужно от жизни. Сольются ли их сердца в единое целое, время покажет.

Пока веселились гости, танцуя и распевая песни, хозяйки снова накрыли столы, но теперь уже горячей пищей. Появились блюда с жаренной бараниной, горячая свинина, куски курятины, до янтарного блеска зажаренные гуси, утка с гречневой кашей. И снова на середине стола целая вереница алкогольных напитков. Опять последовали поздравления, пожелания новобрачным с разных сторон, но уже не единым хором. Некоторые настолько захмелели, что уже дремали в сторонке. Только молодежь безудержно веселилась, кружась в лихих танцах, напевая забористые частушки.

Ах красивая невеста Я на свадьбе наплясалась

До чего ж ты хороша Заболели ножки

Все так ладно, все на месте Моя юбка разорвалась,

И прекрасная душа. Порвались сапожки.

Когда на столы стали ставить сладкие блюда, с большим разнообразием искусно выпеченных тортов, сладких булочек, пирогов, мелкого печенья с разными начинками, то за столом число гостей заметно поубавилось, многих одолел хмель, разбрелись по комнатам, а кто — то уже дремал в углу на стуле.

Конца гулянию еще не видно, но уже идет подготовка к проводу новобрачных. Для этого образуют живой коридор, жених и невеста прощаются со всеми и удаляются под звуки музыки. Молодежь не собиралась расходиться, снова гремела музыка, стонал деревянный пол от лихой пляски.

С утра Михаил Сергеевич решил посмотреть город, фактически все его достопримечательности были расположены вдоль одной центральной улицы. В основном постройки были в чисто китайском стиле, из этого ансамбля построек только выделялись своей архитектурой кинотеатр и Интурист. Посетить Старый город у него не было время, нужно возвращаться, скоро должны подать машину.

Машина подошла к десяти часам утра, стали грузить вещи, пассажиров набралось человек десять. В школе все еще шли занятия, не было звонка на перемену.

— Опять начнется тряска весь путь до самого дома, — говорит Раиса Григорьевна.

— Только бы не было дождя со снегом, остальные испытания перенесем, -улыбаясь говорит Михаил Сергеевич. Он все время поглядывал на калитку школьного двора, надеясь, вот — вот покажется Елена.

Было объявлено, что через десять минут отправка. Шафер завел мотор. Елены не было, урок, видимо, все еще не окончен. Когда машина тронулась, Елена выскочила из калитки, и все, что она могла сделать, это помахать рукой в след уходящей машины.

— До свидания, Лена, — крикнул Михаил Сергеевич. Машина завернула за угол, вскоре выехали на главную городскую улицу, которая шла через мост, а далее дорога вышла на шоссе.

— Я вижу, у вас, Михаил Сергеевич, особые отношения с Еленой Яковлевой.

— Отношения дружественные и не больше, — стараясь прекратить разговор на эту тему, -ответил Михаил Сергеевич.

— Ну, ну, слухами земля полнится, — с улыбкой проговорила Раиса Григорьевна, но дальше эту тему не развивала. Михаил Сергеевич был благодарен ей за это.

На свадьбах принято было устраивать забавные представления в деревенском духе. Вот и на этот раз то же самое, второй день свадьбы у Митрохиных не прошел без спектакля. Обычно в этот день молодая сама угощает новую родню и гостей. Для продолжения свадебного торжества персонально приглашают родственников, особый почет проявляется в отношении новых сватов. В первую очередь отправляются за матерью невесты и ее семьей.

На этот раз впрягли в старую, разбитую телегу быка, с боку его подгонял человек в рваной тужурке, на рога быку навязали ленты, на шею подвесили не колокольчик, а целый колокол. И вот этот вид транспорта через всю деревню, под восторг любопытствующих, следует к месту назначения.

— Здорово постарался Митрохин для новой родни, — весело гудела толпа зевак.

— Прижимистый мужик, скупой, не мог уже лучше этой развалюхи подать другую карету- смеясь шутили любители зрелищ.

— Да, у него лучше то и нет.

С шумом и скрипом телега докатилась до дома новой сватьи Митрохиных, быка остановили у самых ворот, на этом роль дивного транспортного устройства заканчивалась. Подъехали под звон бубенцов на паре добрых лошадей молодожены к Матвеевым, со смехом и шумом родня разместилась в новой бричке.

Прибывающих гостей встречают молодожены. На подносе бокал вина, рюмка водки, молодая всем любезно предлагает выпить, кто, что может. Следуют поздравления, выпивают, а затем целуют молодую хозяйку, на поднос бросают деньги, при том козыряя друг перед другом, кто больше положит Далее следует угощение, в первую очередь блинами. Тут начинается «издевка», то тот, то другой кричит:

— Блин толстый, такой не полагается.

— Другие кричат — тонкий.

— Третьи — блины пересоленые.

Бывает, что незаметно сыпанут соли в блинное тесто, а еще и в чай добавят. Все нужно заново приготовлять. В таких случаях молодухе помогает мать, чтобы не допустить подвоха.

Далее «проверяют», какая она хорошая, чистоплотная хозяйка, ее заставляют подметать разбросанный по полу сор, туда кидают мелочь, деньги купюрами, при этом мешают ей собирать, снова разбрасывая сор. Видно было, как все кипело внутри у молодой, ее мать боялась, что дочь может сорваться, но все прошло благополучно. Вскоре всея эта процедура заканчивается, вновь садятся за столы, снова поздравления, снова чокаются рюмками, пир продолжается.

На следующий день гуляли у тысяцкого, потом у новой сватьи, у одной свахи, потом у другой и так целую неделю.

Дом в городе удалось продать быстро, начались поспешные сборы, так как близилась зима. Нужно было сняться с учета, а также оформить перевод детей в новую школу. У Федотовых семья большая, пятеро ребят и одна девочка, кроме одного трехлетнего Тимы, все ходили в школу. Когда все было устроено и оформлено, погрузили вещи на две подводы, жена Нина Николаевна с ребенком и младшие ребята разместились на отдельной повозке. Город покинули ранним утром, скот гнали следом за повозками. С грустью покидали, ставший для Федотовых родным, этот небольшой провинциальный городок. Одно время, добрая половина населения составляла русская община, здесь все было пропитано русским духом, большая русская гимназия, магазины, русская аптека, русские доктора, больница, к тому же была возможность хорошо заработать. И вдруг все это рушится.

Не сложно было выбраться из города со скотом, но сразу же за околицей, особенно молодняк постоянно рвался в поле, щипать уже желтеющую траву, их приходилось постоянно заворачивать. Уезжать из города особенно не хотелось старшим ребятам, они покидали друзей, с которыми много лет вместе учились в школе, преподавателей, к которым так привыкли за эти годы. Двигались медленно, к полудню не преодолели и половину пути.

— Ребята, не доезжая Николаевки, придется нам заночевать, — говорит отец.

Дорога шла по открытому полю, ветер слегка колыхал желтеющую траву, кругом ни кустика, над головой нависшее серое небо, да солнце где-то за тучами прячется, не светит и не греет, все кругом однообразно и скучно, навевает таску и так на унылое состояние кочевников.

Не доезжая верст пять до поселка решили заночевать. Коров привязали к телегам, чтобы не ушли далеко. К вечеру температура упала, подул легкий прохладный ветерок, решили развести костер. Погода стояла тихая, небо очистилось от облачного покрова, на траву опустился иней, образуя легкий морозец, в небе, подсвеченном ясной и чистой луной, бледно мерцали звезды. Родители уснуть не могли, нужно было смотреть за скотиной и поддерживать огонь в костре, так как в этих местах, вблизи селений, постоянно бродили волки. Старшие ребята дремали, прижавшись друг к другу, крепко спали только семилетний Антон и маленький Тима.

Только-только начал заниматься рассвет, Федотовы стали запрягать лошадей и готовиться в путь. Некоторое время дорога шла краем узкой долины вдоль глубокого, сухого оврага с обрывистыми берегами, ниже он извилистой линией выходит на широкую долину. Овраг наполнялся водой только весной, да в сильные проливные дожди, тогда огромный мутный поток с шумом и рокотом на перекатах устремлялся в реку.

Много лет тому назад японцы построили мост через речку, но шли годы и мост обветшал, верхнее перекрытие изгнило, обвалилось. Мост ни чей, а поэтому и хозяина нет, жители же никак не могут организовать его ремонт, так и стоит он, с каждым годом все больше и больше разрушаясь. Пересекали речку в определенном месте по мелкому перекату, к которому подводила наезженная дорога. Особенностью горной реки является постоянное изменение русла, вызванного вешними водами, или сильными дождями, и те, кто редко переправлялись через эту водную преграду и не знали об этих изменениях, случались несчастные случаи, тонули люди.

Так весной прошлого года, возвращаясь со свадебного торжества на тройке из города, двое молодых парней и с ними девушка с ходу решили пересечь речку. Время было перед закатом солнца, они не заметили, обозначенный новый переезд, несколько выше по течению, туда шел малозаметный тележный след. Прежний переезд размыло вешней водой, образовалось глубокая яма, в нее и угодила тройка. Бричку перевернуло, девушка и парень сумели добраться до берега, а их товарищ утонул, его нашли на следующий день.

Осенью, река, обычно бывает в русле и мелководная, Федотовы беспрепятственно переправились на другой берег.

Солнце уже приподнялось, когда Федотовы въезжали в поселок, дружный лай собак встретил незнакомых людей. Дом уже был освобожден, въехали во двор и сразу же начали разгружать вещи. Подошли соседи, началось знакомство, кое-кто стал помогать таскать груз. Познакомиться решил и местный поселковый руководитель.

— Я Кирилл Петрович, председатель, но меня все зовут атаманом, по старинке, — представился он.

— Приветствую вас на нашей земле.

— Если будет нужна помощь, обращайтесь, поможем, — заверил Кирилл Петрович.

— Рады знакомству и благодарим вас на добром слове.

Местным жителям хорошо известно, что в деревне ни одно событие не проходит без участия, а также советов бабушки Спиридонихи и тут она не утерпела, успела сказать Нине Николаевне о том, что этот дом не зря продали.

— В нем, девка, творится такое, не приведи Господи, — говорит она. У людей и так на душе не спокойно, волнительно, а тут еще такая загадочная новость.

— Что ты пристала к людям, старая дура, уймись, — одернула ее одна из женщин.

— Не слушайте ее.

— Я говорю, что знаю, — проворчала старуха.

Как люди верующие, Федотовы окропили святой водой помещение и установили иконы. На рассказ жены о Спиридонихе, Семен Васильевич отреагировал спокойно.

— На все есть Божия милость и Его воля.

Спиридониху, в свое время звали Авдотьей Яковлевной и был у нее муж Спиридон Михайлович. Детей у них не было, хороший плотник, своими руками выстроил небольшой домик, на жизнь зарабатывал своей профессией. Лет десять тому назад в зимнюю пору простудился, заболел, доктора в деревне не было, жена лечила его своими средствами. Спиридону Михайловичу становилось все хуже и хуже, советовали отвезти в город, но жена продолжала верить в силу своей «медицины». В начале весны он умер. После его смерти жену называли не иначе, как Спиридониха.

Домик был когда-то ухоженный, обнесенный плетеным забором, позади его находился небольшой двор, разделенный на двое, в одной половине лошадь, в другой корова с телком, сейчас он стоял одиноко с покосившейся крышей среди пустыря, изгородь вся исчезла, пошла на дрова. Из всей постройки сохранилось, что-то наподобие курятника, прилепленного к задней стене избы, сколоченного самой хозяйкой из кусочков разного материала, где обитало полдюжины курочек. От лошади и коровы она избавилась давно, было не под силу их содержать.

Была она женщиной высокого роста, сухощавая, сгорбленная, длинное морщинистое лицо с узкими глазами, непривлекательность которого еще больше подчеркивал большой длинный с горбинкой нос и торчащие изо рта два желтых передних зуба. Голова подвязана темной косынкой, из под которой торчали во все стороны всклокоченные седые волосы, одета в длинное непонятно какого цвета платье, вероятнее всего, своего производства. Портрет не был бы закончен, если ко всему этому еще не добавить, постоянно торчащую в уголке губ дымящуюся цигарку.

Дети, которым уже читали сказки, боялись и обходили Спиридониху стороной, называя ее «бабой ягой». Боялись и взрослые, ходила в народе недобрая слава, что она обладает особой магической силой и, кто ей не понравится, или обидит, она наложит на того «порчу». Поэтому к ней относились с опаской и с подчеркнутым уважением, особенно женщины, они ее старались всячески ублажать, не гневить, а ей это было на руку: одна принесет свежего хлеба, другая молочка, третья яичек и. т. д. Спиридониха ничего не делая, кормилась от «сердобольных» женщин, защищающих мир, благоденствие и покой своих семей.

Кирилл Петрович Петухов человек невысокого роста, жилистый, на его узком лице с впалыми щеками ярко выделялся крупный нос, он постоянно поглаживал аккуратно подстриженные седые усы, прокуренные табачным дымом. Ему было не более шестидесяти лет, все его лицо пересеченное множеством морщин, говорило о пережитом. В народе он слыл человеком весьма своеобразно мыслящим, не лишенным чувства юмора, в разговоре обходительный и приятный собеседник.

Окончив четыре класса приходской школы, учиться дальше не было возможности, хотя он и горел желанием. Еще не достиг он полного совершеннолетия, как его избрали поселковым писарем, на этом посту он прослужил несколько лет. Когда началась Первая мировая война, старших братьев призвали в армию, ему пришлось управлять хозяйством. Во время революции служил в рядах армии атамана Семенова, после поражения белых, с казачьими частями отступил в Китай в 1922 году. Вскоре женился. Воспитали они с женой Лукерьей шестерых детей. Сейчас все они уже взрослые, у него много свободного времени, поэтому он не прочь занимать эту почетную должность. Человек с юмором, даже немного занимался стихоплетством, к сожалению не все сохранились в народной памяти.

В соседнем поселке Гарбунор в лучшие времена существовал молочный завод Лариона и Марии Смолко, где вырабатывалось несколько разных сортов сыра, при том не плохого качества. Благодаря новой экономической политике, все имеющиеся рынки сбыта, были для них закрыты, завод мог работать только как государственное предприятие, где Смолко мог быть не более чем управляющим. Ему разрешалось делать сыр только для себя на дому, не используя рабочую силу. Ни тот, ни другой вариант его не устраивал, тем не менее, нужно было как- то возвращать денежные займы, а деньги добыть негде. Вот тут и прозвучало.

Как-то Смолкин завод разорился,

Смолко в Харбин убежал, удалился.

А Порфирий бьет в набат, гони монету,

А у Марии за душой гроша нету… (дальше забылось)

Как-то Кирилл Петрович говорит, что с возрастом память стала ему изменять.

— Вот по матушке всех помню, а по батюшке, только некоторых.

Как человек общительный, он нравился народу, его выбирали каждый год, к тому же большинство жителей поселка были обременены хозяйственной работай, так что замену ему было не просто найти.

Дружная семья Петуховых успешно развивало хозяйство, имеющиеся дворы уже не вмещали скот, пришлось выстроить заимку восемь километров вниз по течению реки. Располагалась она в том месте, где река подходила близко к сопкам, половина заимки была вкопана в гору, выше, поверх ямы, выложили в четыре ряда сруб, по обе стороны входной двери два маленьких окошка. На заимке жили по очереди, но чаще старшие брат и сестра. Двое младших еще учились, в доме хозяйничала средняя дочь, восемнадцатилетняя Даша, веселая и отчаянная, к тому же имела замечательный голос, ни одно веселье не проходило без ее участия.

Даша не была красавицей, среднего роста с тонкой талией она была хорошо сложена, линии ее тела гармонично сочетались с округлостью ее форм, тяжелая золотистая коса свисала до пояса, слегка вздернутый носик, ямочки на круглых щеках, покрытых мелкими веснушками, придавали ее приветливому и добродушному лицу особую привлекательность. Взгляд ее больших серых глаза излучал удаль и беспечность, смеялась она заразительно и громко. Любила хорошо одеваться, пусть и с деревенским вкусом, что, несомненно, выделяло ее среди подруг и обращало внимание деревенских парней.

Ей нравился соседский паренек Антон, с которым они с детства вместе играли, ходили в школу, дружили. Его спокойный и тихий нрав, совершенно был противоположен ее характеру. Ей было скучно с ним, поэтому она часто вращалась в компании разудалых ребят, Антон ее ревновал, они часто ссорились. Их нередко можно было видеть вместе, вполне счастливыми, но и было время, когда они даже не разговаривали друг с другом и так это тянулось годами.

Это может быть всего на всего обычная история, своего рода ординарное явление, часто встречающееся в жизни, и не настолько яркое, чтобы можно было запомнить на всю жизнь. Но когда, через много лет, узнаешь судьбу этих людей, возникает вопрос, почему и когда они не смогли перейти ту черту, которая являлась препятствием к их счастью. Они прожили долгую жизнь, была ли они счастливыми, вызывает сомнение, так как ни один из них не смог создать семью, окончили они свой земной путь в одиночестве, вдали друг от друга.

После разоблачения Хрущевым культа личности Сталина на двадцатом съезде КПСС, Китай отнесся весьма отрицательно к этому решению. Правительство же Внешней Монголии (Монгольская Народная Республика), наоборот, поддержало Хрущева и это ее решение вызвала крайнее недовольство китайских властей. С этого времени резко обостряются отношения между Китаем и МНР. Заметно возросло напряжение в районе пограничной зоны, когда были введены вооруженные силы Советского Союза на территорию Внешней Монголии. Только военный союз между Советским Союзом и Внешней Монголией, обеспечивал ей сохранение суверенитета, так как у Китая была амбиция объединить две Монголии в одно государство под протекторатом Поднебесной.

Обострение между Китаем и Монгольской Народной республикой не могло не отразиться на жизни монгол, проживающих во Внутренней Монголии, которые тоже мечтали о воссоединении этих двух частей, но только в составе МНР. Были случаи, когда монголы целыми племенами делали попытку пересечь границу Китая и выйти на территорию Внешней Монголии, но почти всегда безуспешно. Удавалось незаконно пересечь реку Аргунь, по которой проходила российско-китайская граница, очень немногим монголам. Тем не менее, ходили слухи, что вооруженная группа бурят все же прорвалась через границу, подтверждение этому невозможно было найти в местной прессе.

У населения Внутренней Монголии был страх перед Китаем за свою страну, особенно последнее время эти опасения явно подтверждались, монголы боялись закабаления и превращения своей республики в китайскую территорию. Официально Внутренняя Монголия считалась частью Северного Китая и по конституции находилась в его составе на правах автономной республики. Делилась она на несколько областей (хошунов), русские в основном жили в Хулунбуирском и Южно-Аргунском хошунах.

Монголия. Хулунбуир Монголы всегда были дружественными по отношению к русским, в жесточайшем методе переустройства экономической системы Китая в пятидесятые годы, русские имели некоторую защиту со стороны монгол. На территории Монголии дольше, чем где-либо в Китае существовали частные хозяйства, их к всеобщему преобразовании сохранилось до двухсот тысяч.

Чтобы ослабить сопротивление монголов, отстаивающих свой автономную независимость, к Монголии присоединили ряд территории соседних китайских провинций, а позднее начнется переселение жителей южных частей Китая на освобожденные русскими места. Численность населения Внутренней Монголии быстро увеличилось в несколько раз, главным образом за счет китайцев. В школах постепенно начинают заменять монгольский язык на китайский, одновременно происходит перевоспитание монгольской молодежи, искореняются национальный быт и самосознание, а также религия. Таким образом процесс интеграции стал набирать обороты, Внутренняя Монголия стала быстро терять свою независимость.

Михаил получил письмо от матери, и на этот раз оно было не утешительным, на очередной запрос о судьбе своего мужа, был получен тот же самый ответ: «нам ничего не известно, если что-то узнаем, сообщим». Он представил в каком состоянии находится его мать после такого ответа, Михаил решил сразу же ответить на ее письмо, успокоить и сказать, что будем продолжать писать обращение в советское Консульство. Забросив письмо на почту, Михаил решил зайти к Артемьевым, узнать получила ли Галина Тихоновна ответ на свое обращение в советское Посольство.

Осенний день клонился к вечеру, небо сплошь покрыто серыми облаками, сквозь них видится только очертание солнца, его лучи не в силах пробиться сквозь густую завесу, были все предпосылки к тому, что-то вот-вот начнется холодный осенний дождь, или пойдет мокрый снег, но так или иначе будет слякоть, не совсем радужная картина.

Вся семья Артемьевых была в сборе, Галина Тихоновна как обычно хлопотала по дому, младшие дети, Маша и Илья сидели за уроками, Степан и Игорь только что закончили работу во дворе.

Михаилу было очень приятно находиться в этом уютном доме, главная прелесть заключалась в том, что несмотря на трудности жизни здесь царила атмосфера любви, заботы, добрых отношений. Он чувствовал здесь так хорошо, словно он был в кругу своей родной семьи, может быть еще и потому, что часто у него вечера проходят в одиночестве, а между тем так иногда хочется с кем ни будь поделиться мыслями, высказаться, спросить совета. С Татьяной Петровной Бигаевой видятся только в школе, она нашла свою любовь и редко вечерами бывает дома.

На вопрос Михаила, есть ли ответ на ваше обращение в советское Консульство, Галина Тихоновна ответила:

— Пока ничего нет, жду каждый день.

Михаил опять умолчал о письме, полученном от матери, ему было бы больно видеть в глазах Галины Тихоновны, сомнение, огорчение, безнадежность.

В свою очередь Галина Тихоновна спросила и о его делах на личном фронте. Он все рассказал ей, ничего не утаивая. Она немного помолчала, а потом, с улыбкой говорит:

— Михаил Сергеевич, я старше вас не так уж на много, а вы ждете от меня совета, как от умудренного житейским опытом человека. Я понимаю, что происходит в вашей душе. Но вы должны понять одно, что репутация девушки должна быть превыше всего, вот главное о чем вы должны постоянно думать и о чем беспокоиться.

— Я вас понимаю, Галина Тихоновна, вы абсолютно правы.

— Встречаться с Еленой, вы можете только в обществе и то, как друзья, — продолжила Галина Тихоновна.

— На следующей недели Елена приедет домой, окончилась первая четверть учебного года, — сказал Михаил.

— Я высказала свое мнение, а вы поступайте так, как сами считаете будет правильно, это все, что я могу сказать.

— А какие успехи у Степана? — спросила Галина Тихоновна.

— Степан, молодец, старается. Способный парень, но видно, что ему не легко.

— Вся забота о хозяйстве лежит на нем, правда, Игорь, ему хорошо помогает.

— Я сделаю все от меня зависящее, что помочь Степану, я буду заниматься с ним дополнительно, — пообещал Михаил Сергеевич.

— Мне, Галина Тихоновна пора идти…

— Нет, нет, Михаил Сергеевич, вы остаетесь и поужинаете вместе с нами, как раз все уже в сборе.

Михаил пробыл у Артемьевых до позднего вечера, ему было хорошо и приятно быть в обществе этих добрых, замечательных людей, видел он, с каким прилежанием внимали каждому его слову дети, быть в обществе взрослого мужчины, было для них не таким уж частым явлением.

В глубоком раздумье возвращался Михаил Сергеевич к себе, он понимал, что Галина Тихоновна во всем права, но где-то в глубине души таился луч надежды, что все же есть выход из этого сложного положения. Но, какой? Он не находил ответа на этот вопрос.

Поинтересовалась, вновь прибывшими переселенцами и соседка Артемьевых, Марфа Семеновна Чикирева. Поприветствовала Федотовых на новом месте и преподнесла свежевыпеченную булку хлеба и две курочки.

— Будут вам свежие яички каждый день.

— Большое вам спасибо, Марфа Семеновна.

Расспросила Чикирева и о причине переезда из города, рассказала о последних деревенских новостях, но вскоре стало понятно, что пришла она не за этим и не с этим. Начала издалека.

— Знаете ли, как рада была молодая пара Степановых, когда родители купили для них этот дом, хотя «мудрые» люди им говорили, что он построен, там, где строить было нельзя, здесь когда то проходила тропа главного шамана, — начала Марфа Семеновна свой рассказ, — но, они никого и слушать не хотели. Вскоре у них стало твориться такое, не приведи Господи! К кому только не обращались, даже к шаману, все равно не помогло, — продолжала она.

— Ну, а, что же дальше случилось? — спросила жена Федотова.

— Шаман так объяснил свою беспомощность, что тот шаман, который «бродит» по тропе самый главный, сильный и поэтому он не может его побороть.

— А, что же происходило в доме? — спросила Федотова.

— Иногда, ровно в полночь, кто-то на кухне начинал все ворочать, стучать, — рассказывала Марфа Семеновна, — молодые ночами не могли спать.

— Но, может быть им все это казалось, как бы в утешение, говорила Марфа Семеновна, вы особо то не переживайте. Но все было сказано таким тоном, что «я вас предупредила, будьте осторожны».

Между тем страсти среди жителей поселка только разрастались. Шли споры не только между соседями, друзьями, разногласия возникали и в семьях. Старшее поколение еще хорошо помнит революционные события, гражданскую войну и, конечно, коллективизацию. Многих из них убедить в том, что в Советском Союзе все изменилось в лучшую сторону и, что нет там прежних насилий, было весьма сложно, почти невозможно.

Большинство молодых людей имели поверхностное представление о суровых событиях начала века, сами они ими никогда не интересовались, да и родители, большей частью, умалчивали об этом. Не имея альтернативных взглядов, а при знакомстве с советской литературой, у них формировались свои определенные взгляды, убеждения и им, казалось, что они уже нашли ответ на все их жизненные запросы, для них рисовалась уже иная картина жизни. В то же время, все ухудшающее положение в стране и бесперспективное будущее вселяло тревогу и подталкивало их к определенным решениям.

В ходе этих споров, дискуссий выявилось три группы. Первая, без сомнения и безоговорочно готова была ехать на освоение целинных и залежных земель. Вторая, не двигаться никуда и намерена была оставаться на месте. Третья, самая незначительная на этот момент, хлопотала выездную визу за границу в капиталистические страны: Бразилию, Канаду, Америку, Австралию. Каждый из этих групп, особенно первые две, до хрипоты доказывал один другому, что они сделали правильный выбор.

«Заграничники» вели себя тише воды, ниже травы, учитывая свое, весьма сложное и шаткое положение. Почтовая связь для них почти не существовала, получать нужные сведения и вести переписку, связанную с оформлением документов нужно было, главным образом через друзей, или знакомых в Харбине.

Это было время, когда, советский дипломатический корпус все еще имел огромное влияние на китайское правительство и в первую очередь в отношении русских эмигрантов. Вся переписка с заграницей передавалась в советское Консульство, там она проходила цензуру и многие письма бесследно исчезали.

Но, как и прежде, несмотря на сложное время, в праздничные дни люди в большом количестве собирались в «центре». Стала активнее работать «забегаловка», китаец Ла-ван и его помощник, что готовил китайские блюда, едва справлялись с заказами. Внутри постоянно стоял сплошной гул многих голосов, уже изрядно подпивших посетителей. Вот из дверей вытолкали двух мужичков, затеявших там драку между собой. Это была странная парочка, Мирон Назаров и Макар Славин, оба маленького роста, худощавые, со стороны больше похожи на шаловливых подростков. Когда трезвые они лучшие друзья, а как только превысят норму, сейчас же найдут один другого в чем — то виноватым и, пошла, поехала. На сей раз поблизости была жена Мирона, Марфа, здоровая, высокая женщина, мать сыновей-богатырей. Она просто взяла своего муженька под мышку и ушла с ним домой.

— Хорошо, что забрала Мирона, а то я бы ему…, — храбрился Макар.

— Пока, видно, что синяк-то под глазом только у тебя, — кто-то подкусил его.

— Это он случайно попал, — не сдавался Макар.

Их, Славиных, было два брата, старший Илья и младший Макар. Когда сыновья поженились, их отец, Савелий Кузьмич, наделил каждого поровну. В отношении своей части, как он сказал своим сыновьям:

— Я отдам тому, кто будет ухаживать и кормить меня с женой до смерти.

Макар с женой решили взять стариков к себе.

Савелий Кузьмич человек высокого роста, с длинной седой бородой, старший урядник Забайкальского казачьего войска, участник китайского похода, со своей сотней он доходил до Хингана, а до этого брал Хайлар и Оньгунь. Участвовал в японской войне, имеет Георгиевский крест и Георгиевскую медаль.

Если у старшего брата Ильи в руках все спорилось, как говорится, работа кипела, то у Макара, все шло не так. Он также много трудился, был не ленивым человеком, но все у него часто шло как — то комом.

На масленице было принято обучать молодых лошадей, которые еще не были на узде. У Славиных было несколько двухлеток, которых решили «заикрючить» (поймать), загнали во двор. Старший сын Макара, пятнадцатилетний Иван, проворный малый, сумел набросить петлю на шею лошади. Это ей пришлось не по нраву, она вздыбилась и кинулась к забору. Иван из-за всех сил старался ее удержать, но она птицей перемахнула через изгородь, вырвав из рук подростка веревку.

— Ну, ты, Ванька не в меня, не сумел удержать лошадь — с досадой промолвил отец. Савелий Кузьмич наблюдал за всем происходящим.

— Да и в тебя -то не дай Бог, — как бы, между прочим, сказал он.

Был такой случай, крепко подпил Макар и с кем — то разодрался, видимо, опять неудачно, с шумом врывается к себе в дом и кричит:

— Маруся, спрячь меня скорее в гардероб, а то я раздерусь.

И совсем из ряда вон случай произошел с ним в начале прошлого года. Дело было на рождественских святках, решил Макар съездить к замужней сестре в отдаленный поселок. Из дома выехал поздно, чтобы заночевать в соседней деревне и, уже утром двинуться дальше.

На ночевку заехал к куму Игнату, крестному отцу его младшего сына. Объяснил ему в чем дело.

— Милости просим, заходи в дом. А вы, говорит он сыновьям-подросткам, распрягите лошадь Макара Савельевича и дайте ей сена.

— Вы, ребятки, говорит Макар, поверните оглобли саней в ту сторону, куда я завтра намерен держать путь.

— А это зачем? — удивились ребята.

— Выезжать завтра я буду до рассвета, чтобы в темноте не перепутать направление в какую сторону ехать.

— Хорошо. Сделаем так, как надо.

Проснулся Макар рано, на улице темень. Тихонько, чтобы никого не потревожить, вышел на улицу. Быстренько запряг лошадь и тронулся в путь.

Лошадь резво побежала по накатанной дороге. «Видать хорошо отдохнула», — подумал Макар, и, закутавшись в тулуп, задремал.

Послышался лай собак. Встрепенулся Макар.

— Неужели, так быстро добрались до сестры? — подумал он.

И, вдруг видит, перед ним его деревня, а там на горке и свой родной дом. Вмиг ему стало понятно, что над ним сыграли шутку. А тут и соседушка, прямо ко времени, подходит, да интересуется, отчего Макар вернулся.

— Да я, вот, забыл… пробормотал Макар, поскорее отъезжая от дотошного соседа. Свернул в первый переулок и снова выехал на дорогу, продолжив заново свой прежний намеченный маршрут.

Важным событием в жизни монгол является ежегодный фестиваль под названием НААДАМ (в переводе с монгольского обозначает: три мужественных игры»), он тесно связан с историей страны и ее культурой. Проводится это событие, обычно, в летние месяца (июнь, июль) и участвуют в нем, главным образом, мужчины. Основными видами спорта считается борьба, скачки на лошадях и стрельба из лука. Уважение и любовь к этим спортивным состязаниям сохранилась с древних времен. Вряд ли встретишь, хотя бы одного монгола, который был бы равнодушен к борьбе и не любил ее. Проезжая мимо юрт, видно, как то там, то тут ребятишки усердно пробуют себя в этой национальной борьбе.

На всеобщий фестиваль съезжаются участники и зрители со всей Монголии. Лучшие борцы, некоторые из них с мировым именем, участвуют в состязаниях, но здесь уже существуют иные правила борьбы. Отсутствуют весовые категории, нет ограничения во времени и пространстве, проигравший тот, кто первый коснулся земли, будь — то рукой, или коленом.

Также проводятся меньшего масштаба фестивали, районного характера, отмечаются в то же самое время, летом. В Хулунбуирском районе он, обычно, проводится в живописном местечке под Хайларом. Иногда участвуют в состязаниях и русские ребята. Два года тому назад, особенно много русских приехало на этот фестиваль. Несколько человек приняло участие в борьбе, к общей радости в финал вышел наш русский парень Петр Митрохин. Монгол был много меньше Петра, но наш борец понимал, что технически и тактически монгол превосходит его, поэтому он не подпускал его близко к себе, изматывал его силы. Борьба тянулась очень долго, наконец, монгол решил бросить Петра через плечо, но тот вывернулся, ухватил его сзади и оторвал от земли. Всем было ясно, что русский борец сейчас бросит его на землю, но в следующее мгновение раздался свисток и победу присудили монголу.

Многие так и не поняли, что же произошло. А произошло то, что монгольский борец сделал внутреннюю подсечку и вывел Петра из равновесия и он опустился на колено, а это, по правилам борьбы, проигрыш. Тем не менее, почетное второе место.

Участвовали русские и в гонках лошадях. На короткую дистанцию (от одного километра до двух) они выигрывали, но на дальнее расстояние монгольским лошадям не было равных. Правда, на самую длинную дистанцию (тридцать пять километров) выиграл русский гнедой конь Петра Куртукова житель станционного поселка. Это была сенсация. Тут же богатые монголы стали гнедка покупать, давали за него неимоверную цену, но хозяин не шел ни на какую сделку. Он хотел своего коня попробовать, приняв участие на главном фестивале.

Между прочим, судьба этой замечательной лошади, трагична. От частых тренировок у нее припухли передние ноги, по совету знающих людей, хозяин поставил своего бегуна в холодную воду, протекающей речушки на окраине деревни, привязав его к передкам телеги. Через некоторое время обнаружили, что лошадь мертва, она захлебнулась, запутавшись в веревке.

На фестивали добавочно включили в программу легко-атлетику: прыжки в высоту, длину и бега, возможно, ради большого присутствия русских. В бегах на любую дистанцию русским не было равных, большей частью они состязались друг с другом. Особый интерес вызвали прыжки в высоту. Первоначально состязались только монголы между собой, никто из русских ребят не решался вступить в борьбу. Когда достигли определенной отметки, то никто не смог преодолеть заданную высоту.

Тогда из толпы вышел Петр Третьяков и, как был в сапогах, в полной одежде, много не разбегаясь легко перепрыгнул планку. Это вызвало бурю аплодисментов. Ему предложили продолжить, он согласился. Но, так как соперников ему не было, он состязался сам с собой. Не известно, как долго его рекорд существовал, может быть и до сих пор не побит, так как на фестивале этот спорт официально не входит в программу. Победитель получал живого барана.

Уж очень интересовало соседок, да не только их, что происходит в доме Федотовых. Они старались по любому поводу и даже без повода встретиться с Ниной Николаевной и что-то услышать от нее насчет привидения в ее доме, но она продолжала молчать. Обсуждать этот вопрос принялась чуть ли не вся улица и при встречи это была одна из главных тем.

— Надо как-то узнать, что у Федотовых творится в доме, может помощь нужна, — заботливо предложила Спиридониха, жене атамана, Клавдии.

— Возьми сама и спроси их, — ответила та.

— И, спрошу.

Как-то сошлись несколько женщин на молочном заводе и, как обычно, между ними завязался общий разговор, каждая охотно сообщала свои последние новости. Зная, что жительниц деревни сильно интересует, что творится в их доме, жена Семена Васильевича Федотова сама решила заговорить об этом.

— Вы хорошо знаете и помните о событиях, которые якобы происходят в нашем доме? — спросила она.

— Помним, помним, — дружно ответили женщины, предвкушая сенсацию.

— Так вот, с шаманом я все уладила, мы договорились с ним, чтобы тропу свою проложил в другом месте, на что он охотно согласился. Теперь все в порядке.

— Да ты чё, серьезно, ну-ка, ну-ка поведай нам об этом, — допытывались женщины.

— Ну, если уж очень вам хочется знать, то расскажу — говорит Нина Николаевна.

— В первую же ночь на кухне, что-то загремело, забренчало, я соскочила с кровати и прямо туда, чиркнула спичку и увидела, вы не поверите, как забегали по шкафам мыши, — начала она свой рассказ.

— Я установила мышеловки, остаток ночи был сложным, много было работы, но к утру все успокоилось и сейчас полный порядок, «шаман» больше не беспокоит, — закончила свой рассказ Нина Николаевна.

Женщины были страшно расстроены, их такое окончание «истории» привел в смятение, неужели все это прекратилось, благодаря чему молодая пара продала свой дом, а они судили, рядили об этом столько времени?

Главная проблема для тех, кто большой любитель посудачить, заключается в том, что если мифическая история, так удачно культивированная в сознание людей, исчезает, а вместе с этим и тема постоянного обсуждения, то это является для них большой утратой. Растерянность «кумушек» не может длиться долго, начинаются усиленные поиски новой мифологической сенсации и они ее, наверняка найдут.

Все жители деревни считали себя православными людьми, но они также убежденно верили, пусть и не все, в магическую целительную силу шамана, в «заговор» какой-нибудь старушки, в снятие «порчи», «сглазу». Были «хомутницы», «колдуньи» и в их «чудодейственную» силу тоже многие верили. Результаты этих «исцелений» были весьма и весьма сомнительными, нередко «залечивали» больных и кончалась все это часто трагическим исходом. Даже в таких случаях «целители» находили оправдание, и не в коем случае не допускали, чтобы их авторитет был подорван. Причиной, или виной всему этому было частичное, а в некоторых местах, полное отсутствие медицины, а также играло большую роль малограмотность и суеверие.

В деревне более почетное место занимали, несколько другого рода «целители», так называемые знахарки, они лечили людей отварами из трав, разными настойками, примочками, но никогда не брались за излечение болезни, если видели, что их помощь в данном случае тщетна. Среди них особенно выделялась Мария Петровна Петрова, женщина набожная, особенно последние годы усердно посещала храм, она верила в силу народного лекарства, но это не мешало ей также верить в всевозможные приметы, сны, порчи, заговоры, гаданья, сама же она не занималась этим «популярным» в деревенской среде делом. Если давала какие-то лечебные советы, или разные травяные настойки, то делала это бескорыстно, с одной целью помочь людям. В своей душе, Мария Петровна, вынашивала тяжелую ношу горькой вины перед своим сыном, она знала, что он все ей простил, но она не могла сама себе простить и очень жестоко страдала от этого.

Ревностно и с большой любовью относилась она к своему единственному сыну Николаю, особенно после того как скончался ее муж. Сыну было уже за сорок, вел он замкнутую жизнь, мало общался с людьми, кроме работы, как видно, ни что другое его не интересовало.

Высокого роста и, как говорят в народе, надежно скроен, пышущий здоровьем, с рыжеватой, небольшой бородкой, уже обильно покрытой сединой. У него были правильные черты лица, но особенно выделялись его большие, грустные голубые глаза над которыми висели густые рыжеватые брови. Чрезмерная забота матери его раздражала, он многократно упрекал ее за это, притом, сознавая, что она любит его искренней материнской любовью. Знал он и то, что эта ее чрезмерная любовь лишила его личного счастья, единственной любви, которая когда-то ярким пламенем пылала в его молодом сердце.

Восемнадцатилетняя Ольга была сиротой, работала прислугой у своего дальнего родственника Денисова. Вот в нее и был влюблен, в то время, двадцатилетний Николай. Ольга была хорошенькой, веселой, стройной девушкой с длинной русой косой и мило свисающими на лоб мелкими кудряшками. Девушка была в том возрасте, когда она как цветок начинает расцветать и распускаться, хорошеть с каждым днем. У нее было немало поклонников и Николай был для нее один из них и не более. Настойчивые ухаживания Николая, наконец, покорили сердце юной девушки и она ответила ему взаимностью. Они были счастливы, все свободное время они проводили вместе, всему окружению было ясно, что это влюбленная пара и дело только за свадьбой.

— Завтра я скажу маме, что мы любим друг друга и хотим пожениться, — как-то, провожая Ольгу домой заявил Николай.

— Мне, кажется, что твоя мама не очень то рада нашим встречам.

— Нет, что ты Ольга, она хорошая, все поймет и не будет препятствовать, -ответил Николай.

— Если ты уверен, то расскажи ей все, что знаешь обо мне

Когда Николай сообщил о своем решении жениться, она, как бы с удивлением спрашивает:

— На ком же сынок?

— Ты же знаешь, что у меня только одна единственная девушка, которую я люблю, это Ольга Лисова.

— Знаешь, что Николай, тебе еще рано думать о женитьбе, ты молод, неопытен и можешь ошибиться. У тебя вся жизнь впереди, тебя ожидает прекрасное будущее. Года два — три, даже не думай о женитьбе, — тоном не допускающим возражения, заявила Марфа Петровна.

— К тому же, она тебе не пара, неотесанная, необразованная девчонка.

— Но, я ее люблю, к тому же и я не очень то грамотный, всего семь классов закончил, она тоже училась в школе.

— По-моему я тебе все ясно объяснила, — сказала Марфа Петровна уже резким тоном, быстро повернулась и вышла из комнаты.

Николай никак не ожидал такого результата их разговора и был сильно поражен словами матери, ему было больно, что она так грубо отозвалась об Ольге.

Когда он встретил Ольгу, та сразу поняла, что-то случилось, Николай был хмур и озабочен.

— Что с тобой, что произошло? — спросила его Ольга.

— Ничего особенного.

— Но, я же вижу, что разговор с матерью прошел ни так, как тебе хотелось, правда?

— Верно, ты права. Мама говорит, что еще рано мне жениться, но будет так, как мы решили.

— А может быть твоя мать права, подождем года два, время незаметно и быстро пролетит.

— Милая Ольга, если бы ты знала главную причину, — подумал Николай.

— Я надеюсь ты меня не разлюбишь за эти два года? — с улыбкой спросила Ольга.

— Я тебя никогда, никогда не разлюблю.

Они по-прежнему продолжали встречаться, Николай старался не вспоминать о своем разговоре с матерью, старался выкинуть все это из головы. Но не ничего не забыла Марфа Петровна, она сама решила поговорить с Ольгой. Они встретились в улице, без какого-либо вступления, Марфа Петровна заявила:

— Ты, Ольга моему сыну не пара и оставь его в покое. Ты хочешь быть богатой хозяйкой, но этому не быть.

— Но, мы же любим друг друга, совершенно убитая натиском этой женщины, — тихо промолвила Ольга.

— Мы известные люди, а ты кто? — продолжала Марфа Петровна, — я хочу такую родню, что было бы кого принять, и было бы к кому прийти в гости. Прощай.

Горькие слезы хлынули из глаз бедной девушки, она чувствовала себя оскорбленной и униженной, рушились все ее мечты, она хотела любить и быть любимой. Потрясенная этой встречей, она шла по улице, не зная куда.

Ольга не пришла вечером на свидание. Николай был озадачен, не понимая в чем дело. Тяжелое предчувствие взволновало его душу. Когда мать ему сказала, что она сегодня видела Ольгу, он все понял.

— Что ты ей сказала? — спросил сын.

— Ничего особенного, что думала, то и сказала.

— Бедная, бедная Ольга, что она обо мне теперь думает. Мама, ты понимаешь, что натворила? — спросил Николай.

— Я хочу, чтобы ты чего-то не натворил, — ответила мать.

— Я ее люблю и мы будем вместе, я должен, во чтобы то не стало увидеть Ольгу.

Утром Николай пошел прямо к Денисовым. На вопрос, можно ли увидеть Ольгу, ему ответили ее еще нет дома. Он пошел на «площадь», надеясь там ее встретить, но ее не было. Когда он поздно вечером зашел к Денисовым, ему сказали, что Ольга заболела и как он не упрашивал, чтобы он смог поговорить с ней, ему было отказано. Только, хозяйка сказала:

— До чего вы довели бедную девушку, вам должно быть стыдно. Или у вас отсутствует совесть?

— Вы понимаете, я должен увидеть Ольгу во что бы то не стало — умолял её Николай.

— Приходи другой раз, — ответила Денисова.

Подавленный Николай вернулся домой, заперся в комнате и весь день не открывал дверь, как не упрашивала его мать. Встретил Ольгу только в конце недели, лицо ее было печальным и озабоченным. Николай был сильно потрясен, когда увидел ее такую, в таком тревожном состоянии. Это была, не та веселая и смешливая девушка, которую он знал. Бледное осунувшееся лицо, строгий взгляд, совсем недавно милых и ласковых глаз, подвязанная платком, она выглядела старше своих лет.

— Что с тобой, Оля? — растерянно спросил Николай.

— Ничего.

— Тебе, что-то плохое сказала моя мама, — продолжал расспрашивать он, — ты поверь мне, она добрая и отходчивая, поймет, что тебя обидела и попросит прощение. Горькая усмешка передернуло бледное лицо Ольги.

Как не упрашивал он ее рассказать обо всем, она молчала. Наконец, проговорила:

— Мы не можем быть вместе, между нами все кончено.

— Это не правда, я не верю, этого не может быть, — поспешно ответил Николай.

— Я все решила, я больше тебя не люблю и мы видимся последний раз

— Нет, нет, ты говоришь не то, что думаешь, мы будем вместе, мы уедим куда-нибудь.

— Николай, уходи, пожалуйста, я чувствую себя очень плохо.

— Но, мы еще увидимся? — спросил Николай.

— Не знаю, я тебе сообщу. Прощай.

Николай ждал несколько дней, но от Ольги не приходило вестей. Тогда он решил пойти к Денисовым сам. На вопрос, можно видеть Ольгу, ему хозяйка ответила:

— Ольги дома нет, мой муж отвез ее на станцию, она уезжает в Харбин к своей тете Ирине Лисовой. Для тебя она оставила письмо, вот возьми.

Николай, как пьяный добрел до дома, он не мог поверить тому, что Ольга не захотела с ним объясниться и рассказать ему все, что произошло у них с его матерью. Она не могла, просто так взять и уехать не попрощавшись. Запершись в своей комнате стал читать письмо. Ольга не ровным, полудетским почерком писала:

«Дорогой мой, Коля. Прости, что я перед отъездом не попрощалась с тобой, у меня не было сил сделать это, я знала, что если мы встретимся, то нам будет еще труднее расставаться. Ты ни в чем не виноват. Ты был, моя первая любовь и я думаю, последняя. Я любила тебя искренне и преданно. Жизнь не щадила меня и я думала, что нашла свое счастье, но оно оказалось таким коротким и таким хрупким.

Твоя мать права, тебе нужна другая девушка, с кем бы не было стыдно выйти в люди. Она меня жестоко обидела, чем причинила страдание моему бедному сердцу. Я долго боролось сама с собой, сердце рвалось к тебе, а разум, наоборот, убеждал меня в том, что ты, не будешь счастлив, если будет несчастной твоя мать. Мария Петровна навсегда будет твоим самым близким человеком и в ее годы твоя забота о ней, крайне необходима. Я все обдумала и не хочу, чтобы мы все трое были несчастными, а поэтому решила лучше нам расстаться, как бы больно это не было. Я тебя любила и люблю. Прощай. Ольга».

Николай, прочитав письмо, снова и снова перечитывал его, в голове не вмещалась полная картина случившегося, он не хотел верить в содержание письма, искал среди строк отрицание того, что изложено в письме и не находил. Каждое слово болью врезалось в его сознание, мучительно терзало душу. Первое, что пришло ему в голову, это найти Ольгу во чтобы то не стало и все объяснить, а для этого необходимо узнать адрес ее тетки и написать ей письмо. Он пошел к Денисовым, они неохотно дали Николаю адрес Лисовой.

— Я забыла сказать, что Ольга просила передать тебе, чтобы ты ее не искал, — сказала жена Денисова.

— Вы же хорошо знаете, что я люблю Ольгу и она меня тоже любит, помогите мне, — умолял Николай.

— Помочь тебе ничем не можем. Благодари свою мать.

Вернулся домой Николай в подавленном состоянии, решил сразу же написать письмо. Закончив писать, прочитал письмо, и тут же порвал, он посчитал, что он не достаточно четко выразил главную мысль, почему они должны быть вместе и как это сделать. Снова и снова принимался за письмо и каждый раз его содержание не удовлетворяло Николая, в голове сумбурно носились мысли, которые он никак не мог соединить во едино.

Обеспокоенная мать уже много раз стучала в дверь, постоянно спрашивала,

— Что с тобой Николай, ты болен?

— Нет, я здоров.

Звала к обеду, а позднее к ужину, но получала один и тот же ответ.

— Со мной все в порядке, я здоров, есть не хочу.

От сильного волнения, пережитого за день, Николай всю ночь не мог сомкнуть глаз и лишь на рассвете забылся на несколько часов тяжелым сном. Проснувшись, Николай с полной решимостью сразу же принялся за письмо, он считал, что крайне необходимо ответить Ольге и все ей объяснить.

«Милая, Ольга. Вначале я был сильно озадачен твоим письмом и даже обижен, но разобравшись во всем, понял, что другого содержания оно не могло быть. Но, пойми дорогая, решать нашу судьбу, наше будущее могут только ты и я, даже моя мама, которую я очень люблю, не в праве становиться на нашем пути. Да, она тебя, вероятно, сильно оскорбила, жестоко обидела, но от этого наши чувства не должны измениться. Она, может быть не скоро, но поймет, что поступила в отношении тебя несправедливо и жестко.

Я не допускаю мысли, что больше никогда не встретимся, пойми меня, мы не заслужили такого расставания, для меня это самое тяжелое испытание и оно невыносимо, даже на короткое время, а тем более навсегда. Ведь сколько радостных, прекрасных моментов было у нас, мы были с тобой счастливы и своими мечтами уносились далеко, далеко. Я не хочу, чтобы ты стала жертвой несправедливости и, чтобы наша надежда на будущее и планы, которые мы строили были не напрасными. Мне хочется верить, что все это лишь страшный сон, который, пусть и не сразу, но все равно рассеется и исчезнет из нашей памяти, забудется. Я готов пожертвовать всем для того, чтобы быть вместе, видеть тебя, слышать тебя, ловить твой милый взор.

Оля. Ты можешь быть уверена, что я никогда не полюблю другую, даже не могу представить это, твой милый, нежный образ всегда будет предо мною. Я умоляю тебя, откликнись на зов души моей, пойми, как тяжело и горько мне в эти минуты. Я одинок, у меня была ты и мая мама, самые близкие и преданные мне люди, теперь я теряю любимую девушку и отношения с матерью очень натянутые. Поверь, что чувство, которое с неудержимой силой вспыхнуло во мне при первой нашей встречи, оно не исчезнет и никогда не угаснет. Твой неотразимый образ навсегда запечатлен в моей памяти. Очень надеюсь и буду ждать, что ты откликнешься на это мое письмо. Обнимаю и целую, Николай».

Долго и с нетерпением ждал Николай вестей от Ольги, наконец получил. Им отправленное письмо вернулось с пометкой: «адресат выбыл». Он пишет снова и снова, и опять возвращаются письма с тем же штампом. Позднее Николай узнает, что Ольга со своей тетей уехали в Шанхай, куда перевели по работе мужа ее тети Ирины. Он еще долго разыскивал Ольгу, куда только не писал, но было все напрасно.

Прошло много лет, Николай не смог забыть свою первую и последнюю любовь. Он больше никогда не искал любовных встреч и остался на всю жизнь холостяком. Время от времени Николай перечитывает письмо от Ольги, уже на пожелтевшей бумаге, да смотрит на карточку кокетливо улыбающейся девушки, что стоит на тумбочки около его кровати.

Та часть жителей деревни, которая решила ехать на освоение целинных и залежных земель, готовилась к отъезду. Они пытались заранее продать что-либо из своего хозяйства. Но продать лошадь, или скотину официально не разрешалось, поэтому люди устраивали сделки между собой. Те, кто решил оставаться на месте, у отъезжающих покупали животных, или обменивали их на вещи, главным образом на зимнюю одежду. У русских нелегально покупали и монголы, китайцам старались не продавать из –за боязни попасть на недобросовестного покупателя. На вырученные деньги в магазинах приобретали главным образом одежду и обувь.

Большая и дружная семья Мухиных за короткое время, благодаря общим семейным усилиям увеличила поголовье скота в своем домашнем хозяйстве. Совсем недавно это было небольшое, малодоходное хозяйство, приходилось работать на стороне. Последние несколько лет два старших брата в зимний сезон уезжали в тайгу на заработки. Все заработанные деньги вкладывались в хозяйство и вот теперь у них уже довольно большой табун лошадей и стадо скота, до десятка дойных коров. В данный момент они тоже старались прикупить породистых дойных коров у отъезжающих сельчан. Многие им говорили, что не время увеличивать хозяйство, в стране идут преобразования, может быть совсем скоро это коснется и нас русских. Молодые ребята, почувствовав результат своих трудов, никого не слушали, им казалось, что для них открылось широкое поле деятельности.

Рядом с ними жили известные дебоширы братья Аксаковы, которые постоянно устраивали Мухиным какие-нибудь мелкие пакости, то выпустят скот, открыв ворота загона, то запустят животных в сенник и. т. п. Поведение этих братцев обсуждалось на собрании сельчан, они притихали на время, а потом опять за свое. Братья Аксаковы могли без причины побить человека, особенно от них доставалось Ивану Казакову. Вражда началась с того, когда, не имея никакого права, Аксаковы выкосили соседний с ними сенокосный участок Казакова. Об этом происшествии он доложили председателю Петухову, тот пояснил ему, что можно сделать.

— Ты имеешь полное право собрать в стог скошенное сено, это была твоя законная трава.

Казаков так и поступил, но с той поры началась у него вражда с Аксаковыми. Нападки на него прекратились тогда, когда Казаков стал работать вместе, на сенокосе и на посевных, с Федотовыми ребятами. Это бесило неугомонных братьев, к тому же они не могли простить Дмитрию за прошлую «обиду». Поздно вечером, когда Дмитрий провожал девушку домой после танцев, братья Аксаковы догнали их и когда достигли пустыря, старший Василий, говорит:

— Задержись, Димка, — надо поговорить.

— Дима, не связывайся с ними, побежали, — говорит девушка.

Хотя и было страшновато, но такого позора Дмитрий не мог допустить.

— Ты иди, я тебя догоню.

— Ну, что вы хотели сказать? — спокойно спросил Дмитрий.

— Почему ты защищаешь Ивана, он забрал наше сено и зачем ты избил брата? Ты думаешь мы простим тебе? Никогда. Ты за все ответишь, — кричал старший брат Василий.

Как не старался Дмитрий им объяснить, что во всем они сами виноваты. Но это только распаляло их, они начали уже размахивать кулаками перед самым его лицом.

— Хорошо, начинайте, но помните, что начинать то не сложно, вот заканчивать, проблема- старался их вразумить Дмитрий. На все их крики, он спокойно, если можно так сказать, отвечал:

— Вы пьяные, успокойтесь и идите домой, а вот завтра поговорим, я даже могу утром зайти к вам.

Эти ребята были пакостливые, но трусливые, кричали, махали кулаками перед самым носом Дмитрия, но ударить не решались. В это время подбежал его друг Иван Даниленко, жил он на той же улице, что и Дмитрий. Иван уже был около своего дома, когда услышал рев Аксаковых и сразу понял в чем дело.

— Ну, что братцы, будем разговаривать, или вы сейчас быстренько бежите домой? — спросил Иван.

— Да, ты что Иван, мы с твоим братом, Михаилом, друзья.

— Я, знаю какие друзья, сколько раз он приходил с синяками от вас и с разорванной рубахой, — давайте, отваливайте побыстрее. Продолжая выкрикивать угрозы, братья стали медленно удаляться.

— Я же говорил тебе, Дима, что Аксаковы хотят напасть на тебя, но ты сказал, что они не позволят, вот тебе и «не позволили». Иди успокой свою подружку, а я прослежу за братцами до самого их дома.

Между прочим, Аксаковы уехали на целину с первой волной, младший брат вскоре погиб, был убит в драке.

Уже несколько дней Елена дома, но встречи с Михаилом еще не было. Все получилось вдруг и неожиданно. Михаил получает приглашение от Анны Катковой, девушки, за которой ухаживает брат Елены-Роман, она просит его прийти на именины, ей исполнилось восемнадцать лет. Это приглашение привело Михаила в некоторую растерянность, недоумение, и он решил во чтобы то не стало нужно встретиться с Еленой и выяснить в чем дело. Они встретились у магазина. Взволнованная и радостная она шла ему навстречу. Как прекрасна она была в эту минуту, в этот сияющий солнечный день. На ее милом, разрумяненном лице, как две маленькие звездочки сияли искристые зеленые глаза. Он готов был броситься к ней, схватить ее в свои жаркие объятья, но он воздержался, он не мог этого сделать. Он просто взял за руку и крепко сжал ее нежные пальчики, поцеловав в щеку.

— Здравствуй, Лена, я очень рад тебя видеть.

Чтобы не тратить время, а у них его было мало, им не хотелось привлекать внимание окружающих, он спросил ее насчет приглашения.

— Это я попросила Аню, пригласить тебя, — ответила Елена.

— А, как на это посмотрит твой брат? — спросил Михаил

— Не беспокойся, с ним я поговорю.

После короткого разговора они расстались, с надеждой, что скоро встретятся снова.

Молодая пара Митрохиных вернулась из города, где они проводили свой медовый месяц, пробыли там всего две недели. Петр объяснял свое раннее возвращение тем, что Марине стало скучно, у нее в городе ни знакомых, ни друзей. Кажется, несколько странным такое заявление молодой жены, ведь, обычно, новобрачные ищут специально тихие место для полного уединения, все остальное для них как бы на время исчезает. В недавнем прошлом Марина всегда была на виду, имея явных и тайных поклонников и это ей очень нравилось, льстило, но вот она вышла из этого «волшебного круга», вернее ее вывели и она заскучала. Привыкшая быть в среде повышенного к себе внимания, даже наедине с мужем ей стало не уютно и тоскливо.

А ведь казалось, что положение замужней женщины должно было проникнуть в ее сознание и следовало бы сделать вывод, что ей определено быть матерью и оплотом семьи. По всей видимости она даже и не задумывалась над этим, у нее не было желания полностью и серьезно воспринять свой новый статус, ей хотелось продолжать быть свободной, независимой Она привыкла жить в своей собственной реальности.

Самоуверенная и дерзкая Марина не могла ужиться с родителями мужа, усугубление ситуации произошло в самом начале ее замужества. Свекровь, Анна Григорьевна, по натуре была женщиной кроткой и в очень мягкой форме старалась приучать Марину к их, Митрохиных, образу жизни. В ответ Марина навязывала традиции, установки своей семьи и признавала жизненный опыт только своей матери.

Попытка, со стороны свекрови противостоять, как она считала, некоторым абсурдным действиям невестки, вызывало у Марины только волну возмущения и очень скоро отрицательно сказалось на ее психологическом состоянии. Она стала раздражительной, агрессивной, часто в грубой форме противоречила свекрови, а иногда и кричала на нее и этот накал в их отношении нарастал с каждым днем.

Не улучшились отношения и тогда, когда стало известно, что Марина беременная. Свекровь попыталась проявить особое внимание к невестке, старалась облегчить ей работу по дому, постоянно спрашивала о ее состоянии здоровья. Такое отношение свекрови Марину еще больше нервировало и раздражало, она часто заказывала, чтобы пришла ее мать, Антонина Васильевна, или сама уходила к Матвеевым на целый день. Петр не знал, как вести себя с женщинами, он понимал, что Марина во многом неправа, но не решался в каком — либо виде, сделать ей замечание. Он допускал, что возможно во многом причиной этому является беременность Марины, которую она переносила болезненно.

В конце концов родители Петра стали больше время проводить на заимке, где почти безвыездно жил дед Степан. Коров доили приходящие доярки, Марина становилась полной хозяйкой большого дома. Она стала часто устраивать посиделки, а иногда вечера с угощением. Петр не противоречил, надеясь она успокоится, а с появлением ребенка все изменится.

Родился мальчик, назвали Михаилом, довольно бурно отпраздновали крестины. Мать, Антонина Васильевна стала часто посещать Марину с ее новорожденным сыном, приучая ее к новой роли матери. Свекровь была почти полностью отстранена и, как следствие, обстановка в семье с каждым днем все больше и больше обострялась, Петр уже больше не мог терпеть самоуправство Марины, его также возмущало чрезмерное влияние Антонины Васильевны на свою дочь. Произошла первая серьезная ссора, закончилась она тем, что взяв ребенка Марина ушла к матери. Через несколько дней произошло примирение, Петр подъехал на бричке и отвез жену с ребенком домой. Подобный драматичный сценарий будет повторяться многократно.

В деревне, постоянно в центре внимания находились супруги Жаровы, Илья и Васса, жили они на четвертой улице в недавно выстроенном рубленом доме. Как говорят в народе, у людей была полная чаша, трудолюбивые, не пьющие и не гулящие они создали хорошее хозяйство. Главное достояние этого хозяйства, породистый скот и выведенный новый тип лошадей, смесь забайкальской породы и английской, отличающийся выносливостью и быстротой, а главное приспособленные к суровым климатическим условиям маньчжурской зимы. Да и продать такую лошадь за хорошую цену не представляла труда.

Под внешним благополучием этой пары, скрывались мучительные душевные травмы, здесь уже давно отсутствует семейная идиллия, давно нет покоя и мирной жизни.

Познакомились Илья и Васса задолго до военных событий, когда русские беженцы уже прочно становились на ноги, когда во многих семьях появился достаток, у людей стала стихать боль по потерянной родине. Налаживаются деловые и торговые связи с городами, крепнут взаимоотношения между образовавшимися русскими поселениями на чужбине.

Встретил Илья свою будущую супругу в районном центре, где он совершал покупки. В многочисленной толпе молодых людей, он сразу выделил одну девушку, уж очень привлекательной была ее внешность. Высокая, стройная, светло-русые густые волосы заплетены в косу, слегка вздернутый нос и выразительные темно-голубые глаза. Спросил приятеля Артема, чья это такая красавица?

— Васса Зырянова. Познакомить?

— Я не против знакомства, — ответил Илья.

— Идем. На вопрос, желаешь ли познакомиться с моим приятелем Ильей, Васса бесцеремонно ответила Артему:

— Много вас тут таких, которые ищут знакомства, — сказала и отошла к подружкам.

Она сделала верный шаг, не желая знакомства с этим парнем, и ее жизнь могла бы сложиться совершенно по-другому. Но Илья был не из тех, кто сдавался без боя, он искал всевозможный повод, чтобы только заговорить с Вассой. Наконец, ее заинтересовало такое внимание к ней этого статного, высокого, русоволосого парня, заинтриговала его такая чрезмерная навязчивость. Она не считала себя красивой, поэтому такое повышенное внимание начинало ей льстить. Они познакомились, Илья часто навещает районный центр. В конце концов, Васса приняла его ухаживание и через год они поженились. Получив надел, Илья отделился от семьи, молодая пара начала самостоятельную семейную жизнь.

Первые годы была полная гармония в их взаимоотношениях, соседи говорили о них, как о идеальной супружеской паре. Эту дружную пару охотно приглашали к себе и с удовольствием гостили у них. Но вот, однажды все изменилось, в семье начались ссоры, на которые уже стали обращать внимание посторонние люди. Пройдет много времени, прежде чем выяснится причина всех этих сложных семейных отношений.

Прошло более десять лет, как они поженились, им хотелось иметь полноценную семью, но шло время, а детей не было. Илья стал обвинять в этом свою жену, Вассу это жестоко обидело, но в конце концов она смирилась с тем, что во всем этом ее вина. Они любили друг друга, Илья еще умел прощать и сам просить прощения, на некоторое время в семье наступала тишина и покой. Но эта болезненная тема никак не покидала их, уж очень хотелось Илье иметь наследников, время от времени он вновь стал укорять жену в бесплодии. Васса предлагала взять в дети ребенка из приюта, но он категорически был против этого.

Как-то их соседка, Дарья Кулакова, посоветовала съездить в город к врачу, провести расследование и возможно он сможет им помочь. Вначале они не предали значения этому совету, но, через некоторое время все же решили поехать и выяснить, почему у них нет детей. После того, как оба прошли исследование, анализы показали, что виной тому, что у них нет детей, является Илья. Умная Васса не стала упрекать Илью за его, многократно нанесенные ей обиды, она великодушно ему все простила.

Казалось, что в семье этот сложный, неприятный вопрос решен навсегда, но не тут — то было. Илья вдруг, ни с того, ни с сего убеждает себя в том, что на его жену обращают внимания посторонние мужчины, да и, как он считает, Васса сама старается заговаривать с ними, иными словами он начинает контролировать каждый ее шаг. На почве страстной ревности у него возникают мучительные сомнения в верности Вассы, несмотря на то, что она всегда была ему преданной женой.

В его голове возникают негативные, болезненные эмоции, он начинает находить недостаточное внимание и уважение к себе со стороны жены. Илья придумывает для ревности не реальные события, все его воображения не соответствуют действительности, они всего лишь элементы фантазии и вымысла. Внушив себе, что жена считает его человеком никчемным, иными словами не полноценным мужчиной и от сознания этого он находится постоянно в страхе потерять Вассу. Беспочвенная болезненная ревность настолько завладела им, что весь их образ семейной жизни был на гране полной разрухи.

Ревнуют, как известно, скорее всего не уверенные в себе люди, в их голове возникают фантастические подробности о якобы свершенных изменах.

Если вначале все это выливалось в стихийные, шумные сцены, то последнее время присутствует рукоприкладство, Вассу чаще и чаще стали видеть с синяками. Наконец, не Васса, а соседи попросили председателя Кирилла Матвеевича Петухова обратить на это внимание. Все, что мог сделать Петухов, так это вызвать Илью Жарова и его жену, чтобы выяснить, что происходит у них в семье. Васса даже с некоторым возмущением заявила, что они сами разберутся во всем и просила, чтобы не вмешивались в их семейные отношения. Тем не менее, председатель предупредил Илью, чтобы никаких побоев больше не было, а то будем принимать серьезные меры.

Некоторое время никаких сигналов не было о том, что у Жаровых что-то происходит. Но, вот к председателю приходит сама Васса и рассказывает, что творится у них.

— Ревнует он меня к каждому встречному, поперечному, требует признания. Мое отрицание только распаляет его и он тут же начинает меня бить, — со слезами на глазах рассказывала Васса.

— Случается хулиганы бросят камень в крышу, Илья сразу ко мне- это тебе сигнал, вызывают и опять «пошло поехало», — продолжала она.

— Уже нет больше моих сил терпеть такое, — добавила Васса.

— Хорошо, мы примем меры, — пообещал Петухов.

В деревне существовал своего рода, третейский суд. Общим собранием выбирали троих «судей», из числа уважаемых людей и обычно, это были люди старшего поколения. Они имели право решать спорные вопросы между жителями деревни, выносить то, или иное наказание за мелкие нарушения. Наказание заключалось в том, что виновного заставляли выполнять наложенную на него общественную работу. Это могла быть заготовка дров для школы, канцелярии, ремонт этих помещений и. т. д.

Собрали членов третейского суда в составе И. А. Данилова, Г. П. Пешкова и Е. Н. Шилова, вызвали Илью. Выслушали его жалкие оправдания и, указав на его безобразное поведение в отношении жены, сделали строгий выговор и предупредили, что, если повторится, то ему уже не избежать серьезного наказания, если дело будет передано монгольским властям.

— Ты, Илья, должен хорошо подумать и понять, что это тебе серьезное предупреждение, — в заключение сказал Шилов.

— Этого больше не повторится, — заверил Илья.

Какое-то время не поступало жалоб. Потом опять соседи заявили о побоях. И на этот раз решили не сдавать властям, а вынесли Илье наказание, привести воз дров для школы и испилить, отремонтировать школьные парты, покрасить стены внутри помещения. На некоторое время наступило затишье в семье Жаровых, но потом все опять вернулось «на круги своя». Председатель Петухов уже не знал, что делать.

— Если передать это дело властям, то Илью засудят и дадут ему года два-три тюрьмы, — считал Петухов, — все же жалко человека, да к тому же у него немалое хозяйство.

Последняя выходка Жарова вывел всех из равновесия. Поздней осенью, обычно, заготовляли дрова, жители деревни постоянно ездили в лес, так как разрешалось определенное время для заготовки топлива. Часто людей собиралось помногу около лесной избушки, что находилась недалеко от лесных массивов, в тот вечер съехалось человек десять жителей поселка, был среди них и Жаров. Уже располагались на ночлег, в это время подъехал Гришка Аксаков и, как, обычно водится, его спросили:

— Что нового в деревне?

— Ничего нет, только вот к Жаровым, кто-то заехал, видать из города, -ответил Гришка.

— Не бреши, пустомеля. Ну на этом все, как будто бы и закончилось, но нет. Когда стали утром рано, то оказалось, что Жарова нет. В лес он не мог уехать, так как следов не было видно, значит подался домой, решили мужики.

— Ты, Гришка зачем свел мужика с ума своим поганым языком, теперь он поедет выяснять у своей жены, кто ее навещал, — возмущенно сказал Листьев.

— Дуракам так и надо, -невозмутимо проговорил Гришка.

— Ну и, что ты за человек Гришка, идиотом был и им останешься.

— Отвяжитесь, таких дураков надо учить, — в чем заключалось это учение он не объяснил.

Мужики переживали, опять будет буча у Жаровых. Оно так и получилось. Никакие заверения жены не удовлетворили Илью, опять последовали побои. На этот раз решили собрать общее собрание и окончательно решить, что делать с Жаровым.

— Что будем делать с этим человеком? — спросил председатель присутствующих на собрании. Мы уже предприняли все что могли, наказывали его по-разному, но это не помогает.

— Пусть нам всем объяснит, почему он творит такое, — сказал кто-то.

— А сколько раз он уже объяснял и каялся, а результат какой? — спросил пожилой мужчина, сосед Жаровых.

— Ну, все же объясни обществу, чем ты оправдываешь свое поведение? — попросил председатель.

— Это наше семейное дело и, что бы вы делали, если бы у вас жена изменяла, — пробурчал Илья.

— У тебя есть доказательство, — спросили его. Жаров молчал.

— Считаешь ли себя виновным? — спросил председатель.

— Нет, — ответил Жаров

— Значит ты не раскаиваешься, ну хорошо, тогда что будим делать с Ильей Жаровым? — спросил Петухов. Большинство было за то, чтобы сдать Илью властям, некоторые считали, что это жестоко.

— Кто еще, что советует? — спросил председатель.

Артем Тюрин, как всегда подвыпивший, дремал в углу, даже изредка всхрапывая. Он давно передал все дела своим детям, у него было много свободного времени, с друзьями он частенько заглядывал к Ла-вану в «забегаловку». Но, заданный председателем вопрос он расслышал, встал и вполне серьезно говорит:

— Этого человека никто не исправит. По Божьему писанию, Жарова надо убить. Мгновенье была тишина, потом дружно покатился громкий смех.

— Опомнись, где же такое написано, Артем? Лучше продолжай дремать, а то еще, что ни будь выкинешь.

В итоге решили, если еще повторится, то сразу же дело будет передано в монгольскую полицию.

— Тебе, понятно Илья? Больше предупреждений не будет. Если попадешь туда, то загудишь в тюрьму на несколько лет, старались запугать его посельчане.

— Больше не повторится, — пробурчал Илья. Мало кто, из присутствующих верил в его заверение.

У Анны Катковой уже собралось несколько пар молодых людей, хозяина не было дома, уехал в город, на кухне в одиночку хлопотала мать. Когда пришел Михаил Сергеевич, на некоторых лицах появилось легкое удивление, ранее среди этой группы молодежи он никогда не вращался, к тому же был постарше присутствующих, пусть и на не много. Михаил Сергеевич передал подарок и поздравил сияющую и счастливую Анну с совершеннолетием. Подходили один за другим запоздавшие гости, просторная комната наполнилась громкими голосами и раскатистым смехом.

Хозяйка пригласила всех садиться за нарядно убранный стол со множеством закусок, чинно и важно разместились парами молодые люди. Вновь последовали поздравления именинницы, Роман предложил выпить за Анну, раздался тонкий звон бокалов и рюмок, каждый выпил тот напиток, который выбрал.

Чтобы разрядить обстановку, Михаил предложил присутствующим, что споет песню, из новых, которую прекрасно исполняет Петр Лещенко: «Студенточка». Он попросил Романа на баяне аккомпанировать ему. Михаил начал петь. С первых звуков было понятно, что поет он не первый раз, зазвучал ярко выраженный лирического характера голос, мягкого, серебристого тембра, обладающий большой певучестью звука. Когда он закончил петь, все ему дружно аплодировали, хором просили еще что-нибудь спеть.

— Это я пел для тебя, — наклонившись, тихо сказал, рядом сидящей Елене.

— Хорошо, я спою еще одну песню, «Синий платочек», а вы подпевайте, — согласился Михаил Сергеевич.

Оказалось, что многие эту песню знали, с ходу образовался хор, пусть и с неотточенными голосами, но все пели ее от души. Так произошла разрядка атмосферы, Михаил был теперь уже один из них, к нему обращались на равных. Он уже не чувствовал себя неловко в этой шумной компании, много шутил, быстро включился в общий разговор и не забыл выразить свою признательность самой хозяйке за прекрасное угощение. Михаил был рад, что может находиться рядом с Еленой, пусть даже он и не мог выразить вслух эти свои чувства радости.

Долго и шумно веселилась молодежь. Юные годы, что может быть лучше этой поры, когда ничто и ничто еще не омрачает твою жизнь, когда любая цель кажется достигаемой, любая задача по плечу. Молодость, пора беспечная, вся в поисках, встречах, увлечениях, когда окружающие жизненные трудности не в силах нарушить эту гармонию счастья.

Поздно вечером гости разошлись, остались Роман, Елена и Михаил. Хозяйка Ирина Павловна предложила сесть за стол, выпить чашку чая. Елена предложила помочь убрать со стола и помыть посуду, на что Ирина Павловна ответила, что она с Анной приберутся сами. Она не могла не заметить особое отношение между Михаилом и Еленой, ее это заинтриговало, хотелось знать больше и подробно. За столом Ирина Павловна начала издалека. Спросила Михаила про родителей, большая ли семья, сколько ему лет.

— Скоро будет двадцать два, — ответил Михаил Сергеевич.

— Вы уже взрослый человек. Вот Анне исполнилось восемнадцать, теперь она может ходить на танцы.

— Как я знаю, тебе, Лена скоро исполнится семнадцать.

— Да, тетя Ира, — ответила она.

В это время вмешался Роман, зная к чему клонит Ирина Павловна.

— У нас Елена на танцы не ходит, они с Михаилом Сергеевичем хорошие друзья, он ей помогает в учении, — сказал Роман. Ирина Павловна больше вопросов на эту тему не задавала, но явно выявляя разочарование, что ничего так и не смогла узнать.

Михаил был очень благодарен Роману, который так во время, вмешался и остановил, такой не приятный для него разговор.

— В следующее воскресенье я с Романом и Леной идем на речку, пойдемте с нами, Михаил, — пригласила Аня.

— Конечно, я согласен.

Поблагодарили хозяйку за угощение, Аня вышла проводить гостей. Дойдя до дома Яковлевых, Михаил распрощался с Романом и Еленой. К себе домой он шел в приподнятом настроении, считая, что это был лучший вечер в его жизни.

На следующий день после школы, Михаил Сергеевич зашел к Артемьевым, узнать есть ли какие сведения от Дениса, заодно помочь Степану с уроками. Степана дома еще не было, Галина Тихоновна хлопотала на кухне и, как Михаил заметил у нее было приподнятое настроение. На вопрос, что у вас нового, она радостно ответила.

— Муж Денис жив и уже на свободе, я сегодня вечером получила это известие.

— Он сам написал об этом? — спросил Михаил.

— Нет, пришел официальный ответ на наш запрос и был указан адрес колхоза, в котором находится Денис — вот прочтите и подала ему письмо.

— Я уже написала письмо Денису и хочу, чтобы он сам подробнее сообщил о себе, завтра же отправлю.

— Знаете, Михаил Сергеевич, я радуюсь и в тоже время боюсь, что если власти не допустят встречи с ним, — с тревогой в голосе произнесла она.

— Я считаю, что вы напрасно волнуетесь, — ответил Михаил Сергеевич, — официальные органы не сообщили бы вам про Дениса, если они ставили своей целью не допустить вашу встречу.

— А вот насчет Захара Кузьмича, пока ничего нет, -сказала Галина Тихоновна.

— Я должна сейчас уже заполнять анкеты на выезд в районы целинных и залежных земель? — спросила она.

— Нет, вы должны дождаться письма от Дениса и уже потом хлопотать на целину, или в тот район, где он в настоящее время находится, — ответил Михаил Сергеевич. Я рад за вас и дай Бог, чтобы вы, как можно скорее встретились с Денисом.

— Да, это было бы счастьем для меня и моих детей, — говорит Галина Тихоновна, -ведь младшие: Мария и Илья его не знают, не помнят. Только, показывая карточку, где засняты я и Денис, объясняла им, что это ваш папа.

Михаил Сергеевич понимал ее душевное состояние, ее растерянность еще объясняется и тем, что хлопоты, сборы все это ляжет на ее плечи, он решил ее успокоить.

— Галина Тихоновна, вы можете полностью рассчитывать на меня, — сказал он, — я буду вам во всем помогать, да и Степан уже подрос, хорошим помощником будет.

— Дорогой, Михаил Сергеевич, я так благодарна вам за все, что делаете для нас, — с волнением в голосе сказала она, — я никогда не забуду вашу заботу, поддержку, которую я чувствую постоянно. А сколько вы сделали для Степана, я даже не знаю, как вас отблагодарить.

— Вы будите счастливы и это лучшая награда для меня, — ответил он. Как только получите ответ от Дениса, сообщите. С некоторой грустью сказал:

— А вот нам про отца до сих пор ничего не известно.

— Бог, даст и вы получите весточку от своего отца, Сталин умер, теперь всех отпустят на свободу, — заверила его Галина Тихоновна.

— С каким нетерпением мама и все мы ждем хороших вестей от отца. Мы надеемся, что и для нас наступят радостные дни, когда вновь будем вместе одной семьей, — сказал Михаил Сергеевич.

В школе, в понедельник утром, Татьяна Петровна сообщила Михаилу Сергеевичу, что Игорь Аксаков сделал ей предложение и она ему сказала, что подумает.

— Ты, Миша, у меня единственный друг я прошу твоего совета, как мне быть, — сказала она.

— Если он тебе нравится и ты его любишь, то соглашайся, а если есть сомнение, воздержись с ответом, узнай его ближе, — посоветовал Михаил.

— Ты же знаешь, что в деревне он слывет женским сердцеедом, очень уж он не постоянен с девушками. Тебе же хорошо известно, как косо на тебя смотрят его бывшие возлюбленные и они будут постоянно препятствовать вашим отношениям. Вот все, что я могу тебе сказать, а ты решай уже сама- добавил Михаил Сергеевич.

— Да ты Миша меня не успокоил, а расстроил своими мнением о Игоре. Я право теперь не знаю, что мне делать, — сказала Татьяна, — но я, видимо, действительно должна подумать.

Михаилу стало как-то не по себе, ведь ни этих же слов она ждала от него, она рассчитывала на поддержку и понимание, а он ей нарисовал не лестную картину про Игоря. Но тут же отбросил все свои сомнения, он был немало наслышан об этом парне, ни одно сердце было разбито этим деревенским повесой.

Игорь видный парень, обладатель многих качеств, как истинных, так и мнимых, которые импонировали девушкам и вызывали к нему расположение. Высокий, стройный, отчаянный, спортивного вида, лихой танцор, играл неплохо на баяне. Кроме этого у него были и другие «качества», в первую очередь обман, редко сдерживал данное им слово, высокомерно относился к старшим.

Михаил с первых же дней отнесся неодобрительно к выбору Татьяны, он надеялся, что это не серьезно, она умная девушка, сама разберется, что он за человек и между ними все быстро закончится. Время шло, Игорь прилежно и настойчиво ухаживал за Татьяной, на тот момент его не интересовали другие барышни, вот это и заинтриговало девушку, она начала верить в искренность его чувств.

Татьяна и ее старшая сестра Нина рано осиротели, отец погиб при загадочных обстоятельствах в японских застенках, организм слабой, болезненной матери не вынес смерти любимого человека, через полгода и она умерла. Сестры жили и воспитывались в детском доме, получили образование, старшая сестра вскоре вышла замуж. Татьяна после окончания десятого класса устроилась в школу в деревне Николаевке. Зная ее нелегкое детство и юношеские годы, Михаил не мог быть равнодушным к ее судьбе, он душевно желал, чтобы у нее сложилась жизнь такая, о которой она мечтает, и не хотел, чтобы ей вновь была нанесена эмоциональная и душевная травма.

Михаил сожалеет, что он в самом начале не предостерег Татьяну и напрямую не высказал ей свое мнение о Игоре. Одна надежда, что после сегодняшнего разговора, Татьяна серьезно задумается о своем будущем.

Решение сельчан на последнем общем собрании заставило Илью Жарова серьезно задуматься о своей семейной жизни, но с какой стороны он ее не рассматривал, он не в чем не видел себя виновным. В его голове вдруг мелькнула мысль, а «не злые ли силы отравляют ему жизнь, сводят с ума?» Если так, то с ними надо бороться, решил он. Находясь в среде, где многие верили в наговоры, заговоры, порчу и прочие «премудрости», то этим психозом, был до какой — то степени заряжен и он. Илья решает начать «сражение» с темными силами, предположительно, что следующее событие, увиденное жителями деревни и будет его методом борьбы с ними.

В один из тихих осенних вечеров выпал первый снежок, белой тонкой пеленой окутав землю, явно дав понять, что приближается зима, да и дни заметно стали короче. Жители деревни заметили огромный пылающий костер напротив, где жили Жаровы. Многих объяло любопытство, решили посмотреть, что происходит.

К общему удивлению они обнаружили, как вокруг костра, в специальном ритуальном костюме, обвешанный побрякушками, делая разные телодвижения, прыгает шаман вокруг огненного пламени, изредка бьет в бубен. Затем его движения ускоряется, он уже чаще бьет в бубен, делая прыжки, или топает на одном месте. Все это повторяется сравнительно долгое время и, наконец, шаман погружается в экстатический транс, иными словами переходит в состояние сильного возбуждения, отреченности, без сознания того, что творится вокруг. Затем падает на землю, дрыгает руками и ногами, при этом из рта выделяется пена. Через некоторое время он встает и совершенно изнеможенный, едва передвигаясь садится под забором, низко опустив голову.

Как объясняют знатоки шаманизма, эти исступленные пляски, притопывание ногами, различные ритуальные позы, вхождение в эйфорическое состояние, все это вводит шамана в общение с духами добра и зла. Чтобы помочь кому — либо в горе, несчастье, беде он вступает в схватку с со злыми духами и, как обычно, побеждает.

Бубен, важнейший инструмент в практике шамана, он олицетворяет коня, на котором он мчится в мир духов, где и разбирается со злыми силами. Ударяя в бубен, шаман подгоняет коня, чтобы скорее свидится с духами зла и победить их.

Для многих это было диковинным представлением, малых детей родители не допускали. Люди не могли определить, было ли это представление кем-то заказанное, или инициатива самого шамана. Больше всего склонялись к тому, что эта чья-то просьба совершить данный ритуал, но, чья? Некоторые догадывались, но вслух свои домыслы не высказывали, все разошлись, как после окончания какого-то представления. Еще долго потом будут говорить об этом событии.

В семье Дмитрия и Марии Мальковых родилась дочь, назвали Анной. Приехали на крестины сваты Тюрины, дружно и весело праздновали это событие в тесном семейном кругу. Как- само собой разговор перешел на тему о судьбе русских в Китае. Если в семье Тюриных было твердое решение не записываться на освоение целинных и залежных земель, то в семье Мальковых этого единства не наблюдалось. Жена Малькова, Елена Степановна, утверждала, что продолжать жить в Китае бессмысленно, рано, или поздно отсюда выдворят всех русских. Лучше ехать сейчас, добровольно, чем потом под давлением властей. Такой настроение Елены Степановны можно было понять, все ее многочисленное родство, было именно такого взгляда и направления. Сам же Мальков был, категорически не согласен со своей женой.

— Останусь один, но никуда не поеду, — заявлял своей семье Дмитрий Васильевич, — у меня здесь могилы моих родителей, их бросать я не намерен. Старший сын, Андрей, поддержал отца.

— Будем жить здесь, пока возможно, а там видно будет, — сказал он. Он видел, что отец в этом споре находится в одиночестве, ему хотелось как-то поддержать его, хотя у самого в семье шли разногласия с женой в этом вопросе.

У жены Андрея, Анастасии, вся родня хлопотала документы за границу, она не хотела отставать от своих родителей, и у них с мужем постоянно шел разговор на эту тему, даже доходило дело до жарких споров. Как не сопротивлялся Андрей, в итоге они заполнили необходимые документы на выезд за границу, в Австралию. Но заполненные анкеты еще не были отправлены в Гонконг, в английское посольство, Андрей все еще надеялся на какое-то чудо, а вдруг все изменится. На тот момент в Гонконге интересы Австралии представляла Англия.

Чтобы отвлечь от семейного спора, Егор Семенович, предложил:

— Давайте праздновать сегодняшнее радостное событие, рождение внучки, дай ей Бог здоровья и счастья. Я предлагаю выпить за внучку и ее родителей. А разговор о нашем будущем будем обсуждать в другой обстановке, в другое время.

— За здоровье и благополучие молодой семьи, — поддержал Дмитрий Васильевич. Таким образом, плавно отошли от болезненной темы, но она никогда не покинет семьи Мальковых и Тюриных.

При содействии Романа, у Михаила была возможность видеть Елену, эти встречи были непродолжительными, но и эти минуты были минутами их счастья, в нежном порыве они горячо уверяли друг друга, что никогда не расстанутся, всегда будут вместе. Как договаривались, они вчетвером отправились на речку, а затем побродить по степным просторам.

Михаил и Елена присели на крутом берегу реки, внизу с шумом переливалась вода через речные камни. Он прижал ее к своей груди и чувствовал, как бьется ее трепетное сердце. Она вся светилось радостью, он восторгался трогательной прелестью взволнованного лица, видел с какой любовью смотрели, устремленные на него ее лучистые глаза. Сердце в груди билось в радостном и сладком замирании, счастливый, он любовался ею.

— Я люблю тебя Лена и мечтаю всегда быть с тобой и никогда не расставаться, — тихо и взволнованно говорил Михаил. Нам предстоят испытания, может быть временная разлука и тут он увидел ее тревожный взгляд, милое юное создание даже не допускало возможности этого.

— Это может произойти? — с волнением в голосе спросила она.

Что мог сказать он, взрослый человек? Он не мог утешать ее радужными надеждами, так как будущее русских в Китае весьма туманное, неопределенное.

— Да, это может произойти, но мы будем делать все зависящее от нас, чтобы этого не случилось и я уверен, что преодолеем все препятствия, которые могут возникнуть на нашем пути, — ответил он.

Он не мог набросить тень на светлые мечтания юной девушки, омрачить чувства ее первой любви и его постоянно терзала тревога, что он каким — то своим неосторожным высказыванием может причинить ей боль, посеять сомнение в ее душе.

— Милая Лена, мы будем всегда вместе, — сам не понимая откуда у него появилась такая решительная уверенность в этом, — мы любим друг друга, а это главное.

Горная речка характеризуется своей извилистой формой, с чередованием глубоких и мелких мест. Другая особенность реки, это большие и малые изменения русла, происходит это тогда, когда дружно тает снег, или длительное время идут проливные дожди. Осенью речка большей частью мелководная, через кристально чистую воду видно на дне все, что там происходит: вот мелькают проворные, вездесущие гольяны и более степенные пескари, а то проплывет, медленно виляя хвостом щука-травянка. В более глубоком месте можно было увидеть быструю форель, или серебристого чебака.

Все окружение реки представляло из себя весьма неприглядную картину, кругом желтеющая трава, стоят лишенные своего пышного убранства унылые деревья, не слышно птичьих голосов. Но, все это не умоляет прелесть горного потока, его быстрого скольжения по речным камням и болтливого говора перекатов, и тихого плескания легких волн, которые одна за другой бьются о пологий берег.

А ведь совсем недавно окаймление берегов сияло удивительным разнообразием красок, весело шумели листвой деревья, шуршали своей кроной низкие густые кустарники, а оттуда неслись звуки певчих птиц, беспрерывно в траве стрекотали кузнечики. Пойма реки представляла из себя сплошной ярко-зеленый ковер, окаймленный кустарником. Исчезла эта чудная красота, но оставила надежду, что она вновь вернется на землю в своем новом блеске.

Михаил и Елена, обнявшись еще долго стояли на берегу реки, большую часть небосвода плотной пеленой окутали перисто-кучевые облака. Солнечный свет едва пробивался сквозь эту густую завесу, теряя тепло своих лучей, с гор повеяло прохладой, мерно колыхалась под дуновение легкого ветерка желтеющая трава. Взявшись за руки, с сияющими лицами к ним подходили Роман и Анна. В бодром и радостном настроении молодежь решила возвращаться домой.

День неуклонно склонялся к вечеру, заходящее солнце окрасило небесную ширь в яркие краски. Сквозь разноцветные облака, обливая реку наклонным потоком лучей, пробивается прощальный свет осеннего солнца, но вот оно блеснуло последними красками, исчезая за горизонтом. Все вокруг стало быстро погружаться в темноту.

Дмитрий Васильевич Мальков был оригинальной личностью, он мог прямо высказать любому человеку свое недовольство, казалось, это могло породить для него множество недругов, но все было наоборот, он был терпим и уважаем всеми. Может быть еще и потому отношение к нему было таким толерантным, что он сам никогда не сердился на любые замечания в его адрес, нередко сам посмеивался над собой.

Когда выросли сыновья он отошел от активной роли хозяина, возложив все на их плечи. Сам за всем наблюдал со стороны и давал советы, если за таковыми обращались. Имея много свободного времени, обычно, используя его, встречался со своими друзьями. Между прочим, любого и каждого он называл своим другом, всегда находил кого-нибудь для совместного посещения бакалейной лавки, выпить, как он любил говорить — для настроения. Поэтому у Дмитрия Васильевича оно всегда было хорошее, он был готов с любым поговорить, пошутить, а то и рассказать какую-нибудь невероятную историю, якобы когда-то им слышанную.

Большой рубленный дом Мальковых, расположен на самом склоне горы, на углу третьей улицы и первого переулка, считался одним из лучших в деревне. Когда приезжали консульские чиновники, а иногда и сам секретарь Консульства, то большей частью устраивали их на квартиру к Мальковым.

Как-то гнал Дмитрий Васильевич с поля домой небольшой гурт баран, настроение у него было соответствующее, навстречу ему идет председатель Петухов, а с ним секретарь Консульства Кавалеров.

— Вот, Дмитрий Васильевич, веду к тебе на квартиру постояльца, товарища Кавалерова, — говорит Петухов.

— Ну, что ж, милости просим, — ответил он, — а сам запел:

«Самолет летит, колеса стёрлися, мы не ждали вас, а вы припёрлися». Может быть другому это не сошло бы с рук, а тут все прошло, как будто так и надо, да и секретарь был изрядно наслышан о нем.

В большие праздники (Пасха, Рождество) у него был обычай, обойти деревню и всех поздравить, в таких случаях не важно было какое время суток, он мог зайти и в два, и в три часа ночи. В таких случаях он говорил хозяевам:

— Извините за поздний час, но вы не беспокойтесь, у меня все свое, закуска и выпивка и даже свечку я взял с собой.

Поздравит хозяев с праздником, выпьет, закусит, еще раз извинится за беспокойство и направится в следующий дом.

Жена Малькова, Елена Степановна, женщина высокая, статная, с правильными чертами лица, особенно выделялись ее выразительные большие карие глаза и черные брови. Уже было немало седины в ее темно-русых волосах, которые всегда были прикрыты косынкой. Она уже давно смирилась с поведением своего мужа, который вел свою, особую, отличную от всех жизнь. Главным для нее было то, что он не устраивал ей сцены, не дебоширил. На ее руках еще была двенадцатилетняя дочь и вот ей то она отдавала все свое свободное время.

Основным удовлетворением для нее в этой жизни было отсутствие материальных забот, ко всем доброе отношение, главным образом к ее многочисленным родственникам, некоторые из них жили в этой же деревне, с которыми она в любое время могла перекинуться словом. Она редко сердилась, но еще реже от нее можно было слышать резкие слова, или жесткий упрек, а тем более кого-либо она осуждала, что довольно часто можно было наблюдать среди деревенских женщин.

Вышла Елена Степановна из большой, дружной, религиозной семьи Антоновых, где с детства залаживались навыки общения и поведения среди людей, где постоянно говорилось о том, что хорошо, а что плохо, как следует вести себя, а как не следует. В семье были созданы благоприятные условия, в которых закладывались для детей духовно-нравственные основы. Родители личным примером, теплым отношением друг к другу научали детей взаимной любви и уважению. И такие основы, заложенные в них самих, не могли не влиять и дети воспринимали в себя эти лучшие качества, столь необходимые при формировании личности.

С младшей невесткой, у Елены Степановны с самого начала сложились хорошие и доверительные отношения, она не навязывала ей свои правила, но когда та обращалась к ней по какому-то делу она охотно отзывалась на ее просьбу. Особенно они сблизились после того, как родилась внучка Аня, к тому же Елена Степановна всех убеждала, что она похожа не нее.

Елена Степановна заботливо обслуживала именитых постояльцев, создавая комфортную обстановку, какую только можно создать в условиях деревенского быта. Со своей младшей сестрой Тамарой, тоже замужней, она была особенно дружна, жила она через дорогу, поэтому их общение было частым. Елена Степановна была очень расстроена, когда семья сестры переехала в дальний поселок, но связи между собой они не теряли.

Произошла некоторая напряженность в ее отношениях с невесткой, после того, как ей стало известно, что Тюрины хлопочут визу за границу, она насторожилась, ее сильно беспокоило то, что она собьет Дмитрия поехать с ними. Ее это сильно волновало, она долгое время не могла насмелиться откровенно поговорить с Марией, но когда разговор состоялся, в результате которого она получила тот ответ, который ее удовлетворил. Елена Степановна спросила Марию насчет ее родителей, зная, что у них есть желание поехать за границу, та ответила.

— Да, мне известно и я была тоже включена в их документы.

— Но я поеду туда, куда поедет мой муж, Дмитрий, — сказала она.

Ответ невестки успокоил и обрадовал, она была уверена, что младший сын ее никогда не покинет.

Если года два тому назад собирались мужики на площади, разговор шел обычно о том, как провести посевную, накосить сена, убрать урожай, то сейчас все это ушло на второй план, людей стало больше волновать, каково их ближайшее будущее в этой стране. Находясь в взволнованном состоянии все это обсуждалось довольно бурно и эмоционально, люди, разделились на многочисленные группы и каждая из них бескомпромиссно считала, что только ею выбранный путь верен и другого выхода нет. Тем не менее, между старшим поколением дискуссии шли до некоторой степени в умеренном тоне, они даже же иногда находили точки соприкосновения, что нельзя было сказать о молодежи, здесь все было жестче и эмоциональнее.

Молодежь не испытавшая ужасов революции, гражданской войны и всего с ней связанного, доверчиво отнеслась к пропаганде об успехах новой государственной системы в Советском Союзе. Молодые люди, став членами организации ССМ (союза советской молодежи), они не только близко приняли коммунистическую идею, но и с энтузиазмом рвалась в Советский Союз строить «светлое будущее человечества». Консульские чиновники умело пользовали эту организацию, членов ее обязывали идти в «народ» и обрабатывать молодежь в соответствующем духе. Не все разделяли убеждения, этих «без лести преданных» активистов,

кто-то поднимал их на смех, а у некоторых с ними были серьезные столкновения, возникали драки.

Даже между старыми друзьями были расхождения, несмотря на то, что они сами были свидетелями революционных потрясений, гражданской войны, потери всего и, в итоге жизнь на чужбине, где их никто не ждал.

Ефим Шилов и Семен Федотов знали друг друга еще с Читы, вместе ходили в одну и ту же школу, когда грянула мировая война, старших братьев призвали в армию, они, подростки, вынуждены были помогать родителям, позднее Федотов продолжит учение, а Ефим так и останется с четырехклассным образованием. Шиловы были крупные скотоводы, Федотовы ремесленники. Оба были призваны атаманом Семеновым, один был зачислен в железнодорожный батальон, другой в полевую батарею. В 1922 году оба оказались на китайской стороне, в городе Маньчжурии, где уже находились их семьи.

Имея общую историю, они частенько собирались вечерами то у одного, то у другого и, сидя за столом, вспоминали свои юные годы на родине, обсуждали и представляли, как в будущем может сложиться их судьба в Поднебесной.

И вот сейчас, уже через много лет, они вновь встретились и им было много, что рассказать друг другу о прожитом в чужом краю.

— Как тебе известно, в 1929 году, когда в Маньчжурии начались повальные аресты, были арестованы дядя Алексей и его сын Анатолий, мы с братаном вовремя успели сбежать из города, — начал свой рассказ Ефим.

— Остановились мы в Хайларе, — продолжал он, — как только прекратились аресты и чекисты покинули Маньчжурию, мы вывезли свои семьи из города.

— Добывали деньги на случайных работах, позднее занялись извозом, работали на сплаве леса. Уже при японцах стало известно, что на рынке в большой цене пушнина, а особенно волчьи шкуры. Решили с братаном заняться охотой, по особому разрешению, можно было иметь охотничье ружье. Почти два года охотились, за это время смогли приобрести несколько породистых коров, а также лошадей и решили полностью заняться хозяйством. Для этого переехали в Николаевку и почти двадцать лет мы находимся здесь. Военные события 1945 года особенно не отразились на жизни нашей деревни, они в основном прошли стороной. У меня четыре сына, один погиб в 1945 году, убит японцами. У Николая, моего братана, всего один сын, он женат и имеет четверых детей, — закончил свой рассказ Ефим Николаевич.

— Моего старшего брата в 1929 году также арестовали в Маньчжурии, а отец успел скрыться, с помощью друзей он ночью на товарном поезде уехал в Харбин. Я долго скрывался в городе у добрых людей и, при первой же возможности перебрался в Харбин, — начал свое повествование Семен Федотов, — позднее вывезли маму, а большая семья брата на некоторое время оставалась в Маньчжурии.

— Мой отец отдал им свой дом и все, что было необходимо для их существования. Через год они, продали дом и переехали в Трехречье. Старшему сыну в семье брата было двадцать четыре года.

Мы же с отцом в Харбине устроились к русскому предпринимателю по специальности, пимокатами, с надежной, что в будущем сможем сами открыть свое дело, — продолжал Семен, — проработав пять лет, нам стало ясно, что свое дело открыть, почти невозможно, большая конкуренция. За это время скопили небольшую сумму денег и решили переехать в Трехречье.

В Трехречье я женился, появились дети. Купили несколько коров, пару лошадей, решили заняться хозяйством и одновременно развивать свое дело. Работать приходилось много, но уже скоро был виден результат.

— При японцах свое дело начало набирать обороты, все шло в гору, — дальше продолжал рассказывать свою историю Федотов, — японские оккупационные власти не притесняли, даже способствовали развитию предпринимательства, они были заинтересованы в этом. Но, развязанная японцами широкомасштабная война в Юго-Восточной Азии уже к середине сороковых привела к резкому экономическому спаду в Японии. И как следствие, жизнь населения Маньчжурии стала резко ухудшаться, коснулось это и Трехречья (Южно-Аргунский хошун), появилась нехватка многих товаров широкого потребления.

Но, особенно, — как ты Ефим знаешь, — это остро отразилось на жителях городов, там введена была карточная система. Китайские крестьяне должны были сдавать определенное количество своей продукции, оставляя себе минимальный запас. Для русских жителей деревни эти действия были менее драконовские, они могли оставлять для пропитания достаточное количество продуктов сельского хозяйства. Во многих китайских провинциях население испытывало повальный голод.

— В 1945 году пришла война и в Маньчжурию, Красная армия стремительно наступала, боевые действия материально затронула всех, но наибольший ущерб был нанесен коллективизацией, многие хозяйства после этого разорились, наша семья решила в 1950 году покинуть Трехречье и переехать в город. Нужно было учить ребят, да и начать там свое дело представлялась возможность. Все шло хорошо, заработки были неплохие, но вот приходит запрет на частное предпринимательство и вот теперь мы оказались здесь.

— Настали неспокойные время, наше будущее здесь становится неопределенным и я, право не знаю, что нас ждет впереди, — промолвил Ефим, — а ты как думаешь обо всем этом, Семен?

— Мы хлопочем визу на выезд за границу, — сказал он, — при советской власти для меня нет места на родине, смотри, как начали издеваться над религией здесь, а там ее совсем попрали.

— Никогда не выпустят вас за границу и здесь не дадут спокойного житья, смотри, как беснуются активисты.

— На все Божья воля, — ответил Семен.

— А вот мы думаем никуда не трогаться и продолжать жить здесь. Как то страшновато двигаться куда- либо — сказал Ефим.

— Поверь мне, вам рано, или поздно придется решать куда ехать, в Советский Союз, или за границу, будущего для всех нас здесь я не вижу — ответил на это Семен.

— Как можно поехать за границу, когда о ней не имеешь никакого представления, там все чужое, не наше, да и язык другой, — защищал свою позицию Ефим, — вот и сын говорит, а он грамотный, что американцы русских не любят, будут издеваться.

— Скорее всего он начитался советской пропаганды, — ответил Семен.

Двоюродный брат Шилова, Николай Антонович, был старше, но по жизни он всюду следовал и прислушивался к мнению Ефима Николаевича, более грамотного и опытного в коммерческих и хозяйственных делах. Николай Антонович вначале Первой мировой войны ушел на фронт в составе второй сотни Аргунского полка и вернулся в родной дом только в 17-м году. За проявленный героизм награжден Георгиевским крестом четвертой степени. Куда только не бросала его судьба после того, как начались революционные события, полгода находился на излечении после тяжелого осколочного ранения, на всю жизнь одна нога осталась короче другой.

В гражданской войне на Дальнем Востоке участия не принимал. Почти одновременно со своим двоюродным братом Ефимом он оказался в Китае, на некоторое время они задержались в городе Маньчжурия, но вынуждены были покинуть его, в связи с начавшимся событиями. В Хайларе вместе с братаном, Николай Антонович устроился на сплав бревен, позднее занимался извозом, потом охотился вместе с Ефимом, таким образом, около него и с его помощью он обзавелся хозяйством. Женился он на молодой девушке, Анне, беженке с Приморского края в конце двадцатых годов, перед началом всеобщей коллективизации. Шли годы, детей у них не было, и они решают взять из приюта семилетнего мальчика Борю. В середине тридцатых перебрались в Николаевку, приволье, роскошные долины, плодородная земля, способствовали развитию сельского хозяйства.

Бориса женили рано, ему не было и двадцати лет, невестку взяли из бедной большой семьи. Клавдия была девушкой скромной, не высокого роста, со светлыми, всегда гладко причесанными волосами, правильные черты лица обильно покрывали мелкие веснушки. Бориса поспешили женить еще и по той причине, что он рано пристрастился к алкоголю, рассчитывая, что, имея семью он забросит это пагубное увлечение. Правда, первые годы он особенно не увлекался выпивкой, но после рождения третьего ребенка, стал часто закладывать, но а хуже всего стал бить свою жену. Николай Антонович любил свою кроткую, добрую невестку всегда заступался за Клавдию, но попадала и ему.

Единственно, кого Борис боялся и кому подчинялся, это Ефиму Николаевичу, семья которого жила рядом. Обладая не дюжинной силой он быстро его усмирял, иногда и связывал. Трезвый, Борис просил прощения у семьи, ходил к Ефиму Николаевичу извиняться, обещая больше так не делать, некоторое время в семье был покой. В худшую сторону изменилась обстановка в семье Николая Антоновича, когда двоюродный брат построил дом на окраине деревни и семья переехала на новое место.

Поведение Бориса изменилось коренным образом, когда их семью пришибло тяжелое горе, умерла шестилетняя Соня. Она была любимицей семьи, белокурая, веселая, игривая, окружающих радовал ее беззаботный заливной смех. К вечеру, когда готовили детей спать, мать обнаружила у Сони температуру, у нее начался кашель, посчитали, что разогрелась и напилась холодной воды, к утру девочке стало хуже, позвали знахарку, та приготовила какой-то навар из трав.

Вместо того, чтобы везти девочку в больницу, положились на эту знахарку, хотя та советовала обратиться к доктору. Когда Соня уже находилась почти без сознания, только тогда решили везти ее в город. Запрягли пару добрых лошадей и за несколько часов домчались до города. В больнице осмотрели девочку и определили-крупозное воспаление легких. Настолько было все запущено, что доктора засомневались в положительном исходе, через день Соня умерла.

Хоронили Соню в ясный и теплый весенний день, народу было множество, никто не остался равнодушен к этому горю, девочки- подружки нарвали первых весенних цветочков и усыпали ими могилу. Прозвучали последние заупокойные молитвы, народ стал расходиться, каждый нес в душе своей скорбь и печаль. Семья Шиловых еще долго стояла, потрясенная горем у свежей могилы, скорбно склонив свои головы.

Все думали, что Борис теперь запьет с горя, но оказалось наоборот, в нем что-то надломилось, он стал другим человеком, в его характере появилось миролюбие, другим стало отношение к жене детям и ко всем окружающим.

Михаилу пришло письмо от матери, в котором она сообщает о полученном официальном извещении, что ее мужа, Сергея Ильича, уже нет в живых, он умер в 1952 году. Никаких подробностей не сообщается о том, где и при каких обстоятельствах умер ее муж. Это известие было сильным потрясением для Михаила, он постоянно мечтал о встрече с отцом, и вот сейчас эта надежда рухнула. Он представил себе, как смертельно больной отец находится в окружении чужих людей и нет никого родных и близких рядом с ним.

Михаил понимал каким было тяжелым ударом это страшное известие для его матери, которая, как и все преданные жены, многие годы ждала своего мужа, она верила до конца, что они вновь когда-то будут вместе. Михаил не мог даже предположить, как восприняли это горе его братишка и сестренка, ведь они постоянно говорили об отце, строили планы, как они его будут встречать, когда он вернется.

Первым его желанием было сейчас же собираться и ехать домой, но бросить школу он не мог, только что начались занятия. Решил написать письмо.

«Дорогие и милые мои: мама, бабушка, любимые Сережа и Тоня! Тяжелое горе постигло нашу семью, мы потеряли отца и мужа, которого безмерно все мы любили и с нетерпением ждали встречи с ним, чтобы у нас опять была полноценная семья, чтобы каждый день был днем радости и счастья. Я сожалею, что нахожусь вдали от вас, но я душой и сердцем с вами, я не знаю, как облегчить нашу общую скорбь, одна надежда на Господа Бога, только Он может помочь нам перенести это тяжелое горе. Мама, если вам нужно будет мое присутствие, то я несмотря ни на что, приеду немедленно, сообщите мне.

Я считаю, что отец умер не естественной смертью, ведь он был такой сильный, здоровый, спортивный, закаленный. Может произошел несчастный случай, а может быть его убили. Мы будем добиваться, чтобы нам подробно сообщили о причине его смерти. Я заготовлю обращение и вместе с этим письмом отправлю вам. Ты, мама подпишешь обращение и отправишь в соответствующую инстанцию, адрес у тебя есть. Крепитесь, родные. Храни вас Бог. Всех целую и обнимаю. Михаил».

Михаилу нужно было с кем — то поделиться и он направился к Рудаковым, Галина Тихоновна в настоящее время единственный близкий человек, который находится рядом, только она поймет его душевное состояние. Елена находится в городе.

Галина Тихоновна приняла известие Михаила, как личное горе, все сказанное ею в душевном порыве не было пафосными словами утешения, а были простые слова искреннего сочувствия и сопереживания.

— Я понимаю насколько тяжело терять близкого человек, особенно отца, я чувствую вашу боль и душа моя скорбит вместе с вами, буду просить Господа Бога, чтобы Он помог вам перенести скорбь в это трудное для вас время, — говорила она.

— Вы, Михаил Сергеевич, все цело рассчитывайте на нашу помощь, после школы прямо приходите к нам, в обстановке дружеского общения вам будет легче. Никак нельзя оставаться самим с собой в эти трудные минуты, вам нужны друзья и мы всегда рады будем видеть вас и оказать содействие в чем только можем — предложила Галина Тихоновна.

— Я искренне вам благодарен за вашу поддержку, за вашу сердечную доброту, — сказал Михаил, растроганный до слез вниманием этих милых людей.

Утром Михаил отправил письмо домой. Теперь будет ждать с нетерпением вестей из дома, его постоянно беспокоило и волновало чувство вины, что он не вместе с родными и не может разделить с ними это тяжелое горе в то время, когда родным так нужна его поддержка.

Мира в семье Митрохиных не было, Марине постоянно чего-то не хватало, она все время искала общения со своими подругами, которые были не замужем, видимо, у нее все еще была ностальгия по тем временам беспечности и свободы. Петр пошел на уступки, старался делать приятное жене, одаривая её подарками, они ходили в гости, приглашали к себе, посещали танцевальные вечера, на которых она, как всегда в своем репертуаре. Петру было не очень приятно наблюдать, когда Марина, танцуя с кем-нибудь, была вся такая оживленная, приветливая, на лице чувство полного удовлетворения и радости. Когда же танцевала с ним, она только и упрекала, что он неуклюж, как медведь, наступает на ноги и. т. п.

Ему было обидно и больно за такое к нему отношение, он постоянно искал и хотел близости, но не достигал ее, она с каждым днем все больше и больше удалялась от него. Он жил напряженной и тревожной жизнью и это сковывала его душевные силы, вызывая мучительную тоску. Единственно, что его утешало, так это сын, милое и нежное создание, около него ему было радостнее, в эти минуты все окружающее становилось для него более желанным и приветливым.

Неоднократно в голове Петра созревало решение о разводе, но как только он подходил к такой черте, перейдя которую он знал возврата не будет и тут его сердце больно сжималось от мысли потерять не только Марину, но и сына. Как ни странно, но он все еще в глубине души продолжал ее любить. Он готов был ей прощать и прощал даже тогда, когда этого делать было не нужно, ограничивая свою самостоятельность, надеясь, что Марина оценит его жертвенность, ведь ради ее у него сложились сложные отношения с родителями, с родственниками. Он терпеливо ждал и надеялся, что когда-то повысится ее нравственный уровень, изменятся отношения к его семье и к окружающим ее людям. Он видел, как страдала его мать от того, что Марина старается не допускать до нее внука, делая это под разным предлогом. Зато охотно отдавала сына в руки своей матери.

Последняя ее выходка, казалось, приведет их к окончательному разрыву. В гостях у друзей Веткиных, которые справляли день рождение своей дочери, было много народу, праздновали очень весело, постоянно шутили, смеялись. День уже склонялся к вечеру, Марина была в ударе, ее захватила стихия разгульного веселья. Как бы мимоходом говорит Петру:

— Иди и смени маму, ей пора идти домой готовить ужин, а я еще побуду здесь немного.

— Пойдем вместе домой, -ответил Петр.

— Что ты еще мне указываешь, что мне делать, я хочу веселиться. Иди, иди, не разговаривай, тоном не допускающим возражения, — произнесла она. Все это было сказано вслух и вызывающим тоном.

Чтобы не устраивать сцену при людях, Петр покорно пошел домой. Он больше и больше убеждался, что все надежды его напрасны, что когда-то она исправится и будет нормальной женой. Чувствуя себя обиженным и униженным, он был решительно готов заявить Марине, что им лучше будет, если они расстанутся. Но, все произошло другим путем, гораздо проще.

Марине стало известно, что Митрохины хлопочут визу за границу, от нее это скрывалось, зная ее характер. Они все ждали, когда Марина остепенится, со всеми наладит добрые семейные отношения, прекратит свои легкомысленные поступки, тогда ей все объяснят и включат ее в заграничные документы.

Семья же Матвеевых имела намерение поехать в Советский Союз. Марина устроила шумный скандал, обвинив Петра в том, что Митрохины в тайне от ее собираются выехать в Австралию. Как не старался он ее убедить, что являлось истинной причиной умолчания о хлопотах за границу, она не хотела ничего слушать.

— Все, я ухожу к маме, — заявила она громким голосом, — и поймите, я никогда не расстанусь со своей семьей.

— Подумай о ребенке, — старался вразумить ее Петр

— Мама мне дороже всех, а вы мне чужие люди, я вас ненавижу — уже кричала разгневанная Марина.

С приближением даты отъезда на целину, начинается нечто необычайное, устраивается одна свадьба за другой, такого явления никогда еще не бывало. Все это объясняется тем, что молодые люди перед страхом попасть в разные места по прибытии на родину, спешат здесь скрепить свои отношения законным браком. Так как давно идет подготовка к отъезду, многие вещи уже сложены, то свадьбы проходят самым скромным образом, венчание в церкви и семейное торжество в тесном кругу родственников.

Не все свадьбы проходили гладко, случалось, что полюбившие друг друга молодые люди, семьи которых едут в разные стороны, становятся центром большого переполоха и враждебных отношений. Редко удавалось закончить все по хорошему, случалось, что разлучали влюбленных, или какая то из сторон должна была поменять свои намеченные планы. Были случаи, когда молодые уезжали совершенно в другую страну, чтобы не обижать ни тех, ни других.

Далеко за пределы Николаевки распространилась интересная история двух молодых людей. Виталий Мешков, житель Николаевки, познакомился с девушкой из соседней деревни, Катей Большаковой. Отчаянный парень, лихой наездник, не лишен порыва проявить себя в чем -то экстремальном. Про него, в его подростковом возрасте, говорили: где Виталий там драка, где драка, там Виталий, он любил показать свою удаль, иногда дорого это ему стоило. Его любимый конь, монгольской породы настолько был им натренирован, хоть в цирке выступай. Однажды вдруг на нем, Виталий заезжает в клуб, а потом и на сцену по ступенькам. А то начнет на нем джигитовать, или, стоя в седле лихо мчаться по улице.

И вот вдруг человек становится другим, совершенно изменяет свое поведение, оставляет закадычных друзей, становится непривычно сдержанным и даже обходительным с людьми. Причиной этому стала Катя Большакова. Очень уж понравилась девушка Виталию, частенько стал навещать ее, благо деревня находилась на расстоянии не более двадцати километров. Но, проблема заключалась в том, что у Кати был местный кавалер Илья Кустов, с которым она вместе росла, училась. Их связывала долголетняя хорошая дружба, она ею дорожила, но, видимо, у нее появились чувства и к этому озорному парню.

Катя была миловидной девушкой с очаровательной улыбкой, стройной фигурой, с большой темно-русой косой. На зависть подружкам, на нее заглядывались многие парни, но никому никаких надежд, до сих пор не подавала. Подруги говорили, что ей нравятся оба парня, но когда они были около нее вместе, она демонстративно игнорировала их присутствие, не давая им повода враждовать между собой. Семья Кустовых имели намерение остаться на месте, никуда не трогаться, Мешковы же думали поехать на родину, родители Кати, были в глубоком раздумье, пока не решаясь, как определить свою судьбу.

Время отъезда первой волны «целинников» из Николаевки приближалось, из городов уже народ двинулся, пассажирские поезда с отъезжающими шли ежедневно, особенно много ехало из города Харбина, где сосредоточена основная масса русских эмигрантов. Из Шанхая и других городов ехали другим путем.

Почти на каждой железнодорожной станции проживали русские люди, они выходили посмотреть на отъезжающих, надеясь, что скоро придет и их черед. Неподдельным восторгом были объяты все отъезжающие на родину, гремела музыка, песни лились из-за всех вагонов. Больше всего звучали песни «От колхозного вольного края», «Едут новоселы…». С наружи вагоны были обвешены лозунгами: «Поднимем целину, поможем Родине», «Дадим хлеб стране» и.т. п. Люди во время остановок, выходили на перрон вокзала подышать свежим воздухом, толпа пестрела яркими нарядами, многие одеты со вкусом, элегантные шляпки украшали головы женщин разных возрастов.

Для этой восторженной массы людей, искренне желающих воссоединиться с Родиной, сразу же, после пересечения границы пришлось встретиться с жесткой действительностью. Если они до границы ехали в пассажирских вагонах, «то уже в городе Маньчжурия их всех погрузили в теплушки для скота, где не было каких-либо нормальных человеческих условий для нормального существования» («Книга жизни…» А. С. Х.).

Местные жители относились не очень доброжелательно, они считали, что это везут «врагов народа», пока это переселение не стало широко освещаться в прессе. Сильно идеализированная жизнь «советского человека», предстала пред ними в иной красе, когда они соприкоснулись с реальной действительностью. Для многих приехавших на целину не были приготовлены квартиры, размещали людей в школьные, или клубные помещения. На «харбинцев» такая обстановка и работа не по специальности, действовали удручающе. Некоторые сразу же стали думать о переезде в другие районы, у многих нашлись родственники, которые способствовали им перебраться на новое местожительство.

Весна вступала в свои права, ожившая природа начинает приобретать иной вид, поля и лужайки зазеленели, а кое где уже начали цвести деревья. Зимняя тишина сменилась веселым пением птиц, ручейки по канавам текли тонкими шумливыми потоками.

В Николаевке, наконец, объявлен день отъезда на целину. Весеннее утро прохладное и сырое, ночью прошел дождь, по небу все еще двигаются густые облака, постоянно закрывая солнце, не давая ему сплошным потоком пробиться на землю, нагреть холодный воздух.

В Николаевке небывалый переполох, гудит вся деревня, большая площадь заполнена людьми, присланные из центра машины загружаются. Односельчане прощаются с отъезжающими, следуют взаимные пожелания, даже люди, находящиеся в не лучших отношениях, смиряются в эту минуту. Беспрерывно играет изрядно выпивший гармонист, не менее разгоряченная алкоголем группа молодежи нестройным хором распевает песню. Автомашины обвешали красными полотнищами с призывными лозунгами, суетливо бегает, присланный из центра начальник колонны, проверяя хорошо ли уложен и закреплен багаж.

Всё проверено, всё погружено. Одновременно раздался рев многих моторов, крики, слезы, слова прощанья, все это создало щемящее сердце атмосферу. Колона тронулась, вслед ей продолжались раздаваться прощальные выкрики. Колона выехала за деревню, одна за другой машины скрывались за мысом горы, уже совсем глухо доносится шум моторов и, наконец, все стихает.

На площади полная тишина, все замерло, казалось, каждый ушел во внутрь себя и затаился, оставаясь наедине со своим волнением и переживанием. У многих уехали родственники, друзья, соседи, расстались влюбленные пары, боясь, что уже никогда не встретятся. Постепенно, молча толпа начинает расходиться, жалобно и заунывно раздавался вой собак в след покинувших их хозяев. Более трети населения деревни уехало на целину, оставшиеся не могли определенно представить себе, какое будущее их самих ожидает здесь. Многих удивило, что большая семья Громовых не уехала в общей массе отъезжающих «целинников», причину этому никто не знал.

Уехала на целину и часть преподавателей во главе с заведующей Раисой Григорьевной Трубниковой, которая передала все дела учителю истории, Якову Максимовичу Караулову, бывшему боевому офицеру, есаулу Оренбургского казачьего войска.

Караулов только что окончил юнкерское казачье училище и был произведен в чин подхорунжего, как началась Вторая Мировая война. Через несколько месяцев, пройдя практическое учение, он был произведен в чин хорунжего и сразу же направлен на фронт командовать взводом в составе второй сотни Первого Оренбургского полка. Войну закончил в чине есаула, получив ранение в 16-ом году. Кое-кто знал, что у него были боевые награды, но он об них никогда не говорил. Близкие к нему люди утверждали, что одну из наград он получил в ходе гражданской войны, так как он считал, что это была братоубийственная война и в этом случае, по его мнению, наград не полагается. В Гражданскую воевал в частях атамана Оренбургского войска А. И. Дутова, но заграницу, в Синьцзян, он с его частями не ушел. После завершения Гражданской войны оказался на Дальнем Востоке, откуда перебрался вместе с женой Марией Ивановной в Китай.

Со своей женой он познакомился еще на германском фронте, она работала в военном полевом госпитале в качестве фельдшера, с той поры они были неразлучны на протяжении всех военных и революционных событий. В Николаевку они прибыли из Харбина. Яков Максимович устроился работать преподавателем, а Мария Александровна по возможности стала оказывала людям медицинскую помощь. Детей у них не было. Свой земной путь они закончили в швейцарском доме престарелых.

Пришло Михаилу письмо от матери, она ему не советует покидать школу, родственники и друзья оказывают ей поддержку и помощь. «Сергей и Тоня сильно расстроены, все время плачут, ведь я им так много рассказывала об отце, они только и мечтали, чтобы встретится с ним. Теперь все рухнуло, очень рано залегла в их душу эта тяжелая печаль и скорбь». Также сообщает, что у нее созрело определенное решение, подавать на визу за границу, в Советский Союз она ни в коем случае не поедет, после того, что случилось с мужем. Спрашивала, как он смотрит на ее решение и, что думает об этом.

Михаил был уверен, что, как только получат известие от отца, они разу же будут оформлять визу в Советский Союз, он уже представлял себе встречу с ним, а в то, что она произойдет у него не было никакого сомнения. Теперь же он в растерянности и смятении, нужно немедленно принимать решение. Но, какое? А как быть с Еленой? Он считал, что она в его жизни навсегда и их пути-дороги никогда не разойдутся.

Они встречались на каникулах, когда Елена приезжала домой, в своих мечтах они определенно строили свое будущее только вместе. Он знал, что ее родители решили пока никуда не ехать, задержаться на месте сколько будет возможно. Насчет хлопот документов за границу, он даже не помышлял противоречить решению своей матери, понимая ее внутреннее душевное состояние. Михаил считал, что нужно все рассказать Елене при первой же возможности. Учебный год заканчивается через месяц, ждать так долго с ответом на письмо матери он не мог. Он пишет письмо Елене и все подробно ей излагает, уверяя, что лично он будет делать все, от его зависящее, чтобы они никогда не расстались.

Через неделю Михаил получает письмо от Елены, где она извещает, что ее семья тоже намерена хлопотать за границу, но они хотят держать это строго в тайне. Ответ Елены снял огромный груз с его души, он решает сразу же написать письмо домой, заодно подробно изложил и о своих взаимоотношениях с Еленой.

Деревня постепенно приходила в себя, началась подготовка к посевной. В середине апреля выехали в поле все, кто решил остаться на месте, даже и те, кто хлопочет за границу, жизнь продолжается, как они говорили, благо, что никакого запрета на это пока еще нет. Листьев Матвей Кириллович тоже намерен был остаться на месте, они не хотели ехать как в Советский Союз, так и за границу. Предложил Артемьевым вместе заняться посевной, они охотно согласились, несмотря на то, что получили от Дениса извещение о его освобождения из концлагеря. Семья не имела представления как долго будут оформляться документы, хотя они еще их и не заполняли, ждали от Дениса совета в какой район начать хлопоты.

Загрузив весь необходимый инвентарь на телегу, мешки с семенами на другую, ранним утром в полном составе выехали на заимку. Вокруг заимки желтела высокая прошлогодняя трава, требовалось избавиться от ветоши, на случай пожаров, к тому же власти установили жесткие противопожарные законы. Первым долгом опахали полосу в несколько рядов вокруг заимки, скосили и сожгли ветошь.

Быстро стали чернеть посевные угодья, только яркой зеленью выделялись межи, разделяющие участки пашен. Заметно уменьшилось число работающих в поле, да и весь вид посевных работ стал иным, уже не было того, что происходило в прошлые годы, когда кругом все шумело, гремело, то там, то тут раздавались крики и пение, а иногда и забористые словечки, как бичом рассекали воздух, все это создавало довольно занимательную картину посевного сезона. Сейчас же слышались только отдельные крики погонщиков быков, да громкое замечание засыпающим, при мерном покачивании в седле, подросткам.

Не менялось только одно, как и тогда, по-прежнему ярко сияло солнце, весенние изменения придавали красоту окружающему миру, с каждым днем ширилось благоухание полей, торжественно и радостно сияло темно-голубое небо. Только вершины высоких гор все еще белели снегами. Высоко в небе, едва видимый глазом, завис жаворонок, посылая на землю потрясающие весенние мелодии.

Жизнь людей усложнила новая противопожарная политика государства по охране природы, в первую очередь ужесточилась борьба с лесными пожарами. Постоянно читались лекции на эту тему, представителями чиновничьего аппарата хошуна, большей частью, это был бурят Баенту, свободно говорящий на русском языке, обучался он в Пекине в институте иностранных языков, знал немецкий и японский.

От жителей деревни требовалось обязательное присутствие на лекции, каждая семья должна была быть представлена, хотя бы одним человеком. Также все были обязаны запастись метлами, баграми, топорами, а также, чтобы у каждого дома стояла бочка с водой. В общественных местах вывешивались плакаты с призывом, как вести себя в пожарный сезон. Например вот такой забавный призыв: «Топор, метлы и багры, все на месте быть должны. Хорошо проверь трубу, если есть, замажь дыру».

Правильно говорят, что новая метла по новому метет. До японцев и при них, жители старались свои деревни заранее опахать, весной проводили опалку подлесья, когда уже во всю таял снег, сейчас это не разрешалось, власти видели в этом какую-то опасность.

Владельцы лесных концессий братья Воронцовы постоянно заботились о сохранении тайги. Пока в лесу еще лежит снег, велась опалка мест, где он сошел. Каждый беспокоился предохранить от пожара свой дом, заимку, зароды сена, хлебные клади. Новая власть ввела другие порядки, не допускала весеннюю опалку, этим нарушилась закономерность, продиктованная самой жизнью.

А тут еще произошло событие, которое потрясло всю округу. В деревне Найджин-Булак, Хулунбуирского хошуна, расположенной на берегу реки Маргел, арестовали жительницу этого поселения Антонину Серкову. Вина ее заключалась в том, от ее заимки пошел пал и охватил лесной массив. Серковы были богатые скотоводы и земледельцы, этим большим хозяйством пришлось управлять Антонине, после того, как был арестован чекистами ее старший брат Анатолий. У него осталась жена, трое ребят подросткового возраста и один взрослый сын Леонтий. Сам Серков, пока были силы и здоровье помогал Антонине, но последние два года он отошел окончательно от дел, недуг крепко приковал его к постели. Единственным помощником ей был двадцатидвухлетний племянник Леонтий.

Решительная и волевая, Антонина уверенно шла по жизни, а вот замуж не вышла, у нее не было время на личное счастье, работа отнимала у нее все ее свободное время. Шли годы, выходить замуж за кого попала она не собиралась, а кого бы она хотела иметь мужем, такие проходили мимо не задерживаясь. Она не была красавицей, ее крупная фигура, грубоватые черты лица, безвкусица в нарядах, все это создавало малопривлекательный образ деревенской девушки. Но хозяйство она вела с завидным умением, что вряд это ли было по плечу даже некоторым мужчинам.

Заимка Серковых находилась километров десять от деревни вверх по течению реки. В апреле начался посевной сезон, Леонтий с рабочими выехал в поле пахать. Антонина предупредила их, чтобы первым долгом все вокруг заимки очистили от сухой травы. Было это сделано, но не достаточно хорошо, а главное не убрали сухую траву на крыше заимки. Заимку, обычно крыли соломой, а сверху посыпали толстым слоем земли, весной на крыше густо разрасталась трава.

В печной наружной трубе оказалось отверстие, через которое выбрасывало огненное пламя, трава на крыше загорелась, ветер перебросил огонь на сухую траву за опашкой заимки. Очень быстро кругом все запылало, заимку спасли, но огненная стена двинулась в сторону тайги. Через какое-то время прибывшая помощь, уже сделать ничего не могла, огненный вал неудержимо разрастался и быстро подвигался к тайге.

Самое страшное случилось, когда огонь достиг тайги, где работало много лесорубов, валили лес, большая группа китайцев оказалась в огненном кольце, часть из них погибла. Антонина приняла на себя вину и ей дали десять лет тюрьмы. В тюрьме пробыла около двух лет, выпустили ее по ходатайству чиновников Советского Консульства, с условием, она должна поехать в Советский Союз, при этом выплатив солидную сумму в китайскую казну.

В связи с этим несчастным случаем, еще более ужесточились правила, теперь в пожарный сезон, чтобы выехать из деревни куда-либо, необходимо иметь при себе, так называемую «пожарную справку». Установлено постоянное суточное дежурство. Дежурство несли в основном женщины, посты стояли на выезде из деревни и на перекрестках. Ни в коем случае нельзя было иметь при себе спички. Женщины своих обычно пропускали без справок, а вот с китайцев и монголов требовали «документ», «кто их знает, может инспектор, или какой-то начальник». Если дежурный провинится, не проверив у человека «документы» и это обнаружит чиновник по безопасности, то ему назначают домашний арест на несколько дней.

Появились и другие ограничения. Без разрешения властей нельзя было продать ничего из продукции сельского хозяйства, или купить сельскохозяйственный инвентарь, совершить обмен и. т. п. Такое разрешение можно было получить только в районном управлении, где не всегда можно застать на месте нужного по этому делу чиновника, а это значит, нужно вернуться домой и в указанное время вновь поехать за справкой, теряя целый день, а то и два.

Китайцам запретили иметь приусадебный участок и подсобное хозяйство, преследуя единственную цель, чтобы люди охотнее работали в колхозе. Раньше редкая китайская семья не имела своего приусадебного участка обращенного под огород. Город обильно снабжался в сезон свежими овощами, сами огородники имели от этого некоторый доход, что являлось серьезной поддержкой для семьи.

В это же самое время в городах значительно убавили продуктовую норму, начался голод среди китайцев. Русские люди в железнодорожных городках стали сами заниматься огородничеством и власти на тот момент им в этом не препятствовали. Жители сельской местности стали больше садить картофеля, капусты моркови и т. д., делая запасы на зиму, до этого в основном закупали у китайцев-огородников.

Все еще имея на руках хозяйство, русские жители деревень не испытывали нехватка молочных продуктов питания, но не было у них на руках денег, продать что-либо было невозможно, без разрешения нельзя было заколоть скотину на мясо для личного пользования. Эти ограничения властей объяснялись тем, что в стране катастрофически сократилось поголовье скота, овец, перед правительством поставлена задача остановить это паденье.

Китай неумело строил новую экономическую политику, так и не завершив её, через двадцать лет он откажется от нее окончательно, сменив систему на новый рыночный вектор развития страны. В первую очередь правительство избавилось от центрального планирования и провело разгосударствление, главным образом, крупных неэффективных сельскохозяйственных предприятий.

После отъезда первой волны на целину, вновь начинается посещение деревни работниками Советского Посольства, тема все та же, призыв вернуться на родину и, добавляя к этому, что уже есть указ китайского правительства о национализации частной собственности в стране, включая и русское население. При этом подчеркивалось, что те, кто поедет на целину, всем будет полностью выплачена стоимость их имущества, движимого и не движимого. А у тех, кто будет намерен остаться на месте, имущество будет национализировано, сами же вынуждены будут работать в колхозе.

Некоторые еще помнили, как проходила коллективизация в Забайкалье, в первую очередь вспоминалось то, какими быстрыми темпами в сопровождении страшной жестокости и бесчеловечности все это вершилось. Ядром и руководителями тогда становились бывшие красные партизаны, после окончания гражданской войны, оказавшиеся не у дел. В процессе раскулачивания они играли ведущую роль, у этих людей отсутствовали какие-либо чувства милосердия, снисхождения, сострадания, все совершалось самыми жестокими методами. Среди населения прокатилась волна недовольства, возмущались даже те, кого считали малоимущими.

С недовольными жестко расправлялись, началось уничтожение крестьянина — единоличника, наиболее активных выселяли в отдаленные, не обитаемые места. Из этих мест многие бежали в Маньчжурию, как семьями, так и одиночками. И вспоминая все это, крепко задумывались люди, создавшие свое благополучие в этом благодатном крае. Неужели, опять придется все это терять, как это уже было? С тяжелым чувством неопределенности и даже страха, мужики постоянно обсуждали свое будущее в этой стране.

У многих жителей были связи с монгольскими чиновниками, некоторые из них, строго по секрету, сообщали своим русским друзьям, что коллективизация начнется не раньше 1958—59 гг. При этом некоторые монголы ошибочно питали надежду, что, в конце концов, их это вообще не коснется, так как Монголия является автономной республикой. Этим свежим веянием были заражены и некоторые русские, имея желание и намерение остаться на обжитых местах.

В Николаевке, после отъезда русских на целину, китайским правительством было решено создать колхоз. В опустевшие дома поместили китайцев с юга, без семей. Долгое время для русских все это являлось загадкой. Только через несколько лет выяснилось, что в гражданской одежде были китайские солдаты, начальство ходило в военной форме без погон. Вызвано это было обострением между МНР и Китаем, о чем уже упоминалось. И совсем скоро стало очевидным, что эти люди не приспособлены к сельскохозяйственной работе и, как результат, в зимний период начался падеж скота, из-за нехватки кормов. Колхозники вынуждены были покупать сено у русских, пусть по невысокой цене, но это являлось существенной поддержкой для жителей деревни.

Стали изредка выпускать русских из больших городов Китая за границу. Первая, наиболее многочисленная группа выехала в Бельгию и Швейцарию, это,

в основном, несемейные пары в преклонном возрасте. В более отдаленных от центра местах русского проживания этого не замечалось, связь была плохо налажена, очень долго шли письма из-за границы, чаще всего они просто не доходили до адресата, исчезали в архивах консульских чиновников.

Почтовую переписку русского населения полностью контролировало советское Консульство, с одобрения китайских властей, вся почта из-за границы передавалась консульским чиновникам, от них зависело кто получит письмо, а кто нет. Таким образом, они знали, кто кому помогает в деле оформления документов и кто информирует о ходе всех дел, связанных с хлопотами за границу, также дает рекомендации, как поступать и к кому обращаться. Позднее многие из этих людей жестоко поплатятся за эти свои услуги.

Стали приходить первые письма от уехавших на целину. Это были восторженные сообщения о новой жизни на родине. Были и такие, которые советовали ехать в другой район к такому-то, а он живет в Харбине, или за границей. Некоторые договаривались перед отъездом с оставшимися на месте родственниками, друзьями.

— Если я вам не буду писать, то это значит сидите на месте, — при расставании говорили они.

Такие сведения еще больше настораживали людей, и так находящиеся в смятении, люди стали подавать на визу за границу.

У соседей Федотовых переполох, дочь Буйновых рожает. Хозяин дома, Петр Иванович, быстро впряг лошадь в телегу и помчался за бабкой-повитухой в самый конец деревни. Деревенская повитуха Лукерья Давыдовна жила одна, два года назад умер муж, женатый сын переехал в город. В этой, довольно большой деревне она была единственным человеком, кто мог оказать помочь женщинам при родах и не только в этом заключалась ее милосердие, она оказывала услугу, когда ребенок не мог спать, или у него была проблема с желудком, поэтому к ней все относились с уважением и почетом.

— Месяц-то исполнился твоему сыну, Петр Иванович? — спросила Лукерья Давыдовна.

— А вот сейчас внук, или внучка, Бог даст, родится, — продолжила она.

— Второй внук будет, старшая дочь тоже родила, вот так-то оно, ну а, что поделаешь, — ответил он

— Старшую-то выдал за тридевять земель, поди и не бывает дома.

— Была один раз.

Помимо замужних дочерей у Петра Ивановича было еще семеро детей, с появлением ребенка в небольшом доме теперь будет размещаться уже двенадцать человек. Младшая дочь, семнадцатилетняя Нина вышла замуж за человека помимо желания родителей. Когда узнали, что Нина встречается с двадцатипятилетним Григорием Парыгиным, они категорически запретили ей видеться с ним. Забулдыга, пьяница, драчун, других слов в его адрес не произносилось. Он не пил лишь тогда, когда работал. Работать ему, большей частью приходилось в тайге на заготовках древесины, возвращаясь с заработков он не просыхал неделями. Конечно, были просветы в его жизни, приводил себя в порядок, становился видным парнем, вращался среди молодежи.

В семье Буйновых жил человек-одиночка, украинец Анисим Нагорный, ему было отведено место в небольшом помещении, «зимнике», которое отапливалось и там помещали телят родившихся зимой до тех пор пока они не окрепнут. Он находился на правах члена семьи, но никто не знал, родственник он, или нет Буйновым. Строились разные предположения, но наиболее распространенной была версия, что он имел какое-то родственное отношение к самой Буйновой, Варваре Ивановне. Дочерью его она не могла быть, сходства между ними никакого не было, к тому же в разговоре она не употребляла украинскую речь, в то время, как у Анисима резко обозначался украинский говор.

Бытует еще одно мнение, которое также имеет право на существование, оно заключалось в том, что жена Буйнова является приемной дочерью Анисима, уж больно он заботливо относился к ней, да и вообще ко всей семье. Но где остальная семья Варвары Ивановны? Никто ничего не знает, не говорит об этом и Петр Иванович, все скрыто за таинственной завесой. Строили разные догадки, одна из них сводилась к тому, что вся семья Варвары Ивановны погибла в гражданской войне, или при других каких — то обстоятельствах, так как взор ее карих глаз был всегда грустен и печален.

Парыгин Григорий жил у своего женатого брата Луки. Отец его выгнал из дома, когда ему было шестнадцать лет, уже в эту пору с ним он ничего не мог поделать. Брат Лука до какой-то степени влиял на его, заставлял работать, это была его идея каждый год отправлять Григория в тайгу, где рабочим строго запрещалось употреблять алкоголь. У Григория была единственная лошадь монгольской породы с которой он ходил на заработки.

Однажды лошадь Григория «прославилась» и о ней потом частенько заводили разговор. Это было весной, те, кто работал в тайге выехали, так как основная работа проводилась зимой. Как обычно, в воскресный день собрались около кооператива, народу было много, каждый занимался тем, чего душа желала в этот ясный солнечный день. Вернувшиеся с заработков, щедро угощали своих друзей и вскоре уже шел шумный веселый разговор. Не обошлось и без желания похвастаться, не только заработком, но и в каких тяжелых условиях приходилось работать и достигать успеха. Каждый не преминул напомнить о своей «особой» лошади, как хорошо она приспособлена к таежной работе.

Не отстал от других и Григорий, стал с азартом рассказывать о характеристиках своей монгольской лошадки. Сразу же это вызвало дружный смех окружающих.

— Да, твой конек телегу-то с трудом возит, — посмеялся подвыпивший молодой парень.

— А я вам докажу, на что способен мой конь, — сказал он.

— Вот это огромное бревно, (на котором, обычно, сидели люди), на четверть ушло в землю, мой конь утащит его куда угодно. Смех разразился еще громче.

— А вы не смейтесь, Гришкин конь сдернет с места и потащит, я знаю, — сказал один из братьев Мухиных.

— Это бревно сможет сдернут с места только мой Рыжка, — сказал огромный мужик Михей Козлов.

— Давай поспорим, что не сможет, а вот мой протащит — предложил Григорий.

— Я, согласен, по сто юаней. Григория поддержали, он согласился на эту сумму.

Сходили за лошадями. Монгольский конь Григория, по сравнению с могучим Рыжкой, выглядел очень неубедительно.

— Ну, Михей, давай пробуй, — говорит Григорий. Подделали к бревну постромки, привязали их к гужам, одетого на лошадь хомута.

— Ну, Рыжка, не подведи и слегка хлопнул ладонью по крупу лошади. Она напряглась, сделала отчаянный рывок, но бревно продолжало оставаться на месте. Снова и снова пытался Михей, уже ласково поглаживая коня, сдвинуть, хотя бы с места бревно, но ничего не получилось.

— Если мой Рыжка не смог, ты со своим коньком даже не мечтай, так что, ничья.

Григорий впряг в постромки своего коня. Ласково погладил его по шее.

— Ну, трогай, родимый.

Конь медленно натянул постромки, сильно вытянув шею, коленки передних ног почти касались земли, двигался то вправо, то влево, раскачивая бревно. Весь напружинился, почти сложился вдвое, задние ноги приблизились, чуть ли не вплотную к передним и, вот чудо, бревно медленно поползло, под оглушительный восторг присутствующих. Михей вскочил на своего Рыжку и ни с кем не разговаривая, галопом умчался домой. Очень долго обсуждалось это событие.

Однажды обратили внимание на то, что Григорий бывает редко пьяным, деревенские «детективы» обнаружили, что у него есть девушка, семнадцатилетняя Нина Буйнова. В деревне эта новость быстро распространилась, дошло и до родителей Нины. Что тут было! В доме шумели, кричали два дня.

— Из дома не выйдешь негодница, нашла себе пьянчужку, — кричал отец

— Тебе только семнадцать, какие еще ухаживания, — поддержала его жена Варвара Ивановна.

— Ему уже тридцать лет, что же ты думаешь своей головой?

— Ему двадцать пять, — поправила Нина. Это еще больше подлило масла в огонь.

— А, ты его еще защищаешь, кричит отец. И тут последовало физическое внушение, Нина со слезами выскочила на улицу.

— Парыгины собираются за границу, а мы туда ни за что не поедим, так что забудь о нем, — крикнула ей вдогонку мать.

— Он опозорил свою семью, опозорит и нас, — продолжала ворчать она, — надо с Лукой поговорить, чтобы утихомирил братца.

Какую бы строгость не проявляли Буйновы, их дочь тайком продолжала встречаться с Григорием. Как говорят, «нет ничего тайного, чтобы не стало явным». И уже скоро по деревне разносится сенсационная новость. А пока в доме Буйновых с большей силой пронеслась очередная гроза, громкие крики, рев, слезы и, наконец, все стихает. Стихает надолго, Нину видят очень редко, стал появляться в доме Григорий. Собирались вечерами дотошные женщины — соседки Буйновых, каждая из них уверенно заявляла о своих догадках, а когда Петр Иванович привез повитуху Лукерью Давыдовну к себе домой, то восторгу кумушек не было границ.

— Я же говорила вам, соседушки — гордо заявляет одна.

— А я догадывалась вперед тебя, -говорит другая.

И начался жесткий спор, кто умнее и дальновиднее. Сколько бы еще продолжался спор кумушек неизвестно, но вот раздался звонкий голос ребенка, мгновенно все затихли, но не надолго. Теперь дружно стали гадать, а кто же родился: девочка или мальчик и как назовут. Спор прекратила выбежавшая на улицу младшая дочь Буйновых, радостно сообщив, что родился мальчик. Еще долго судачили между собой сердобольные женщины, так и не найдя общего согласия, как назовут ребенка, разошлись.

И стал Григорий Парыгин жить у Буйновых. Ему пришлось отказаться от поездки за границу, что сильно расстроило старшего брата, нужно было менять документы, так как Григорий был приписан к его семье. В новой семье Григорию пришлось многое изменить в своем характере, поведении, это его тяготило, но другого выхода у него не было. Уж очень суров и требователен был к нему Петр Иванович.

Петру Ивановичу не было и пятидесяти лет, но голова его уже была обильно покрыта сединой, черные усы слегка серебрились, которые он старательно накручивал. Среднего роста, про таких говорят, надежно скроен, широкоплеч, большие мозолистые руки свисали едва не до колен, во всей его фигуре чувствовалось крепость и сила. Про него говорили, проще указать на то, что он не может, или не умеет делать, чем на то, на что он способен. В своем хозяйстве он делал все сам. Он умел гнуть полозья, делал сани, мог полностью изготовить телегу, починить, или сшить новую сбрую, подковывал лошадей, производил ремонт сельскохозяйственных машин. Своим младшим детям сам шил кожаные башмаки, умел завести квашню и испечь хлеб, что приходилось делать часто, так как жена не успевала оправиться от одних родов, как уже подходили другие.

Вот в такую среду попал Григорий, который особенно то не любил работать, но, зато в гулянке ему не было равных, теперь приходится перестраивать свою жизнь заново. Петра Ивановича он побаивался в полном смысле этого слова, зная, что шутки с ним плохие, его огромные кулаки вселяли у него страх, сам того не сознавая, Григорий полностью попал под влияние тестя.

В семье Дмитрия Васильевича и Елены Степановны Мальковых очередное событие, старшая дочь Галина выходит замуж за парня из города, она познакомилась с ним, когда находилась там на месячных курсах кройки и шитья. Дома об этом ничего не знали, да и сама Галина смотрела на все это, как на случайную встречу. По другому отнесся к их встречи молодой человек, он влюбился в чернобровую, веселую, отчаянную девушку, но признаться ей в своих чувствах, он не решался.

Семья Алексея (так звали молодого человека) Березина имела разрешение на въезд в одну из Южно-Американских стран — Бразилию, шли хлопоты о снятии с учета в китайском Департаменте Общественной Безопасности, но здесь была задержка, власти им не отказывали, но и не обещали. Их единственный ответ был: ваше дело рассматривается. Березины знали, что китайские власти не давали разрешение на снятие с учета, исключительно под давлением советского Консульства. К тому же у Березиных была большая семья, шестеро взрослых сыновей, а таких будут задерживать до самого конца пребывания русских эмигрантов в Китае.

Родственники Березиных уже давно жили в Бразилии, туда попали еще в сороковые годы, они то и сообщили, чтобы своих ребят женили на русских девушках до отъезда из Китая, так как в Бразилии наших невест трудно найти. Совет родственников был принят и Березины намерены женить сразу двух своих старших сыновей, Алексея и Игната.

Огромную услугу в этом деле, Березиным оказал их давний друг Иван Корнилиевич Казаков, человек далеко не первой молодости, на вид ему можно было дать лет сорок пять, но весьма энергичный и деятельный. Немного выше среднего роста, сухощавый, лицо его не было лишено грубоватой мужской привлекательности. Густые черные брови, почти сросшиеся на переносице и большие темные выразительные глаза, придавали ему суровый вид, на самом же деле у него был положительный характер, добрая улыбка, сверкающая белизной крепких здоровых зубов.

Казаков хорошо знал Мальковых и смело направился к ним со своей миссией-сватать. Объяснив цель своего посещения, он поставил в тупик всех, начиная с родителей, кончая «невестой». Мальковы совсем не знали, кто такие Березины, а сама Галина не имела никаких вестей от Алексея, с той поры как она покинула город. Но Казаков не из тех, кто не добившись цели, отступит. Он использовал всю деревенскую дипломатию, чтобы склонить Мальковых к знакомству с женихом.

— А ты-то Галина хоть его знаешь? — спросил Дмитрий Васильевич.

— Встречалась, когда жила в городе, — ответила дочь.

— Ну, и как он тебе, понравился, — продолжал отец.

— Интересный, высокий. Такой ответ дал возможность Казакову настоять на том, чтобы жених приехал познакомиться с семьей Мальковых. На том и порешили.

У Казакова миссия еще не окончена, это только первая часть дела, ему еще нужно найти невесту второму брату, Игнату. Направился Иван Корнилиевич к вдове Зиновьевой, у нее двое детей, на возрасте дочь Анна и сын Артем. Анна тоже была в городе на курсах шитья и знала всех ребят Березиных. Когда выступил со своим предложением Иван Корнилиевич, Анна, перебивая его спросила:

— А который из них мой «жених», они все видные ребята, высокие, русые, голубоглазые. -А, что же женихи -то не приехали, — смеясь допытывалась она.

— Приедут, приедут, — заверил Иван Корнилиевич

— Вот тогда и поговорим, — сказала Анна.

— А почему-то меня даже и не спрашиваете, — обидчиво сказала мать Анны.

— С вами — то я сейчас и хотел серьезно поговорить, — умело вывернулся Иван Корнилиевич.

Братья Березины приехали в Николаевку, знакомство состоялось. Высокие, статные, приятной наружности они не могли не понравиться родителям невест, но всех смущало такое непродолжительное знакомство молодых людей. Ребята прожили неделю в деревне, обещали скоро опять вернуться. Возвратившись, они уже вели себя на правах женихов, были предупредительны и вежливы с родителями своих невест, явно стараясь создать наиболее благоприятное впечатление о себе.

В итоге, все остались удовлетворенными и помолвка состоялась. Через две недели в один и тот же день состоялось венчание молодых пар. После бракосочетания вернулись в большой дом Березиных, где скромно отпраздновали это событие в кругу родственников и близких друзей. Мечтать о большой свадьбе в это сложное время, особенно в условиях городской жизни, было не реально, многие продукты уже давно выдавались по талонам.

Новость, что Яковлевы хлопочут за границу, вдохновила Михаила настолько, что он уже в своих мечтах строил планы, как обустроить в дальнейшем жизнь с любимой девушкой. Эти смелые, дерзкие мечтания окрыляли его душу, от глубокого чувства к любимой девушке, его сердце билось в радостном и сладком замирании, Елена была первая любовь, которая так глубоко взволновала и изменила его жизнь.

Михаил с нетерпением ждал приезда Елены, приближалось окончание учебного года, оставалось всего шесть недель, а там уже последуют экзамены. Он был приятно поражен, когда ему стало известно, что домой на два дня с попутной машиной приехала Елена. Встретились они у Анны, Михаил видел, какой радостью осветилось милое лицо девушки, сладостно трепетало его сердце, когда он крепко заключил ее в свои объятия.

— Я приехала, главным образом, для того, чтобы только увидеть тебя, — тихо промолвила взволнованная девушка.

Волнение делало ее еще прелестней, страстные чувства охватили влюбленных, их трепетные молодые сердца ждали этой встречи, ее глаза светились внутренним огнем, взоры пылали страстью, но они не переступали последней черты близости не давали полную волю своим пламенным чувствам.

— Когда мама спросила, что за причина приезда, — говорит Елена, — я ей ответила, что скучаю по всем вам. Мама выслушала, взглянула в мои глаза и на ее лице появилась, как мне показалось загадочная улыбка.

Анна сообщила им, что Роман и она хотят пожениться, но об этом родителям еще не говорили.

— Как-то боязно об этом говорить, а вдруг они будут против, скажут еще рано вам думать о свадьбе, — сказала Анна.

— Наберитесь смелости и расскажите о ваших чувствах, никто другой об этом им не скажет, — посоветовал Михаил.

— Сегодня же поговорю с Романом, — пообещала Анна.

Елена и Михаил пробыли у Анны до вечера, договорились, что завтра встретятся на стоянке в два часа дня, когда она будет уезжать на машине обратно в город. Возвращаться к себе в комнату Михаилу не хотелось, к нему бы сразу же пришла уборщица, любопытства ради, она постоянно интересовалась всеми его делами. Во избежание этого он пришел к озеру, с крутого берега он любовался темнеющей водной гладью, в которой тонули лучи исчезающего за горизонтом небесного светила. Багровое предзакатное солнце принимало мягкий, красноватый цвет, на землю лились его последние яркие лучи. От двух, одиноко стоящих на берегу озера деревьев, ложились длинные тени на траву. В воздухе все еще порхали и щебетали маленькие пташки. Белые кувшинки с их белоснежной кроной, слегка покачивались на воде, излучая слабый, но очень приятный аромат. Михаил присел на край обрыва, он все еще находился под восторженным впечатлением прошедшей встречи с Леной, ему очень хотелось побыть в тишине и наедине с собой разобраться со своими чувствами.

В его сознании все больше и больше утверждалось, что Лена единственное светлое создание, к которому он испытывает свои глубокие чувства, при встречи он наслаждался блеском ее искристых глаз и тогда, когда краской волнения вспыхивали ее нежные щечки. Он бережно удерживает ее от страстных порывов, когда она своим трепетным телом доверчиво прижимается к его груди, вся такая близкая и желанная, в то же время стараясь никаким образом не набросить тень на чувства любимой девушки. Его постоянно влекло к ней, ему хотелось видеть ее, ласкать, прижимая к груди, говорить ей слова любви. Михаил даже не мог представить, что она когда-либо исчезнет из его жизни, или что-то нарушит эту гармонию их отношений.

Подул легкий ветерок, зеркальная поверхность озера покрылась легкой рябью, вдоль пологого берега наблюдалось едва заметное волнообразное колебание верхушек тростника. Утки стая за стаей опускались на воду и исчезали в камышах, все еще ярким пламенем пылал закат, последние лучи солнца окрасили водную гладь в золотистый цвет. Наконец, вечерний закат догорел, стало быстро темнеть, на небе засверкали первые звездочки. Михаил еще некоторое время наслаждался этой чудной картиной природы и окружающей её тишиной. Вскоре из-за гор показался бледный диск луны, ее слабый свет уже не мог остановить наступление ночи. В воздухе повеяло прохладой, Михаил направился домой через потемневшую лощину, навстречу сверкающим огням деревенских изб.

С утра шел мелкий дождик, задолго до полудня небо полностью очистилось от облаков, ярко светило весеннее солнце, его горячие лучи быстро осушили землю. На окраине деревни уже собрались отъезжающие в город. В сторонке от толпы, Михаил попрощался с Еленой, они знали, что следующая встреча будет только после окончания учебного года.

— Ты пожалуйста сообщай мне, как идут хлопоты вашей семьи за границу, — попросил Михаил,

— Мы тогда можем смелее думать и решать о нашем будущем, — добавил он.

— Я буду обязательно писать письма, как только получу какие — либо известия из дома — пообещала Елена.

Михаил зашел на почту, узнать есть ли для него письма. Пришло письмо от матери, он тут же его распечатал и, присев на бревно, что лежало у изгороди, нетерпеливо стал его читать. В письме она пишет, что сразу же после того, как получила письмо от Михаила, она оформила все необходимые документы в Австралию, просила заполнить, подписать и сразу же отправить обратно приложенную к письму анкету.

Сообщала, что жить в городе становится все труднее и труднее, уже невозможно купить овощи, продукты выдают по карточкам. Если бы не его, Михаила, поддержка семье было бы очень тяжело. Китайцы уже больше не торгуют овощами, как это было совсем недавно, когда они в своих плетеных корзинках продавали прямо на улице, или доставляли на дом, власти запретили им иметь приусадебные участки. Еще пишет о его девушке, она очень рада, что они любят друг друга, но ее смущает возраст Елены, она совсем еще юная, ей нет и семнадцати. Настаивает, что необходимо ее родителям знать о ваших взаимоотношениях, вы должны им все рассказать. Михаил был согласен с матерью, но его смущало только одно, что это вызовет негодование у родителей Елены, особенно у отца и тогда трудно даже представить, что может произойти.

Михаил тут же заполнил анкету и сдал на почту. Совет матери, обо всем рассказать родителям Елены запал ему в голову, Но, прежде всего он решил посоветоваться с Еленой, необходимо ей сообщить об этом и как можно быстрее. Он упрекнул себя за то, что первоначально не зашел на почту, до того, как проводить Лену.

Прошло два месяца, как ушла Марина от Петра, он все больше и больше убеждался, теперь ему уже не вернуть жену обратно и любая попытка сделать это никакого результата не даст, до какой-то степени он даже чувствовал некоторое облегчение от того, что она не вернется. Все это время он находился в напряженном, тревожном состоянии, к окружающим относился жестко и заносчиво, что удивляло всех, его знающих людей. Иногда впадал в тоску и отчаяние, менялся лишь тогда, когда ему изредка удавалось увидеть сына, тогда он вновь становился добрым и приветливым. Это были короткие минуты счастья, сын исчезал и все быстро возвращалось на «круги своя».

Петр уже стал свыкаться с мыслью, что Марина для него навсегда потеряна, и только где-то далеко, далеко в глубине души все еще было место для ее. И, вдруг Марина с большим узлом и ребенком на руках появляется на пороге дома Митрохиных. Всех это сильно удивило и озадачило, особенно Петра, ему пришлось выслушать много обидных и оскорбительных слов, когда Марина уходила от него и клятвенно заверяла, что вновь она никогда не переступит порог этого дома.

— Петр, нам нужно поговорить наедине, -сказала Марина.

— Поговорить, так поговорить, проходи, — ответил он. Пойдем в комнату, пусть сын побудет с мамой.

— Я все обдумала и решила вернуться, ведь у нас ребенок.

— А надолго ли это, — спросил Петр, — при первой ссоре опять «шапку в охапку» и к матери.

— Нет, этого больше не будет, я тебя заверяю в этом.

У этого большого и сильного человека, уж очень доброе и мягкое сердце, да к тому же Петру все еще казалось, что он любит Марину. Уже в который раз он был готов простить ей все обиды и оскорбления, ее грубые, бестактные и бесчувственные отношения к нему. Здравый смысл ему подсказывал, не делать очередной ошибки, но его плененное сердце первой, искренней любовью, взяло верх, перед ним маячила только новая радужная картина и он вновь погружается в трясину обманов и иллюзий.

Марина стала внимательной и обходительной с свекровью, охотно доверяла ей сына, а та и не нарадуется. Только Алексей Степанович был не доволен, что- то больно она подозрительно ласковой стала:

— Обманет она его опять, как пить дать, обманет. В кого же он такой простофиля? — сокрушался Алексей Степанович.

— А может быть она одумалась, давно пора, — сказала жена.

— Ох, не знаю, не знаю, в очередной раз что-нибудь выкинет, у нее нет постоянства, да и мать ей потакает- хмурясь говорил Алексей Степанович.

На удивление всем, жизнь молодой четы Митрохиных потекла относительно мирно и спокойно, а вскоре стало известно, что Марина в положении. Воспрянул духом и повеселел Петр, что он только не дарит жене, купит дорогое платье, то золотые круглые серьги, не говоря уже о мелочах. Только Алексей Степанович был по-прежнему хмур и задумчив.

Средний сын Шиловых, Захар, год тому назад окончил Среднюю школу, имел намерение учиться дальше, но открытие целины, спутало все его планы, университеты в Харбине стали закрываться. В большом хозяйстве ему сразу же нашлось применение, только что отделился старший брат, вся хозяйственная нагрузка легла на его плечи. В подростковом возрасте младший брат Иван, мало чем мог помочь, а отец уже отошел от основных хозяйственных работ, он мог только давать советы, поэтому многое уже приходилось Захару решать самому. Родители не раз заводили с ним разговор о женитьбе, подчеркивая, что в доме нужна помощница матери, в ответ на это он только улыбался, или кратко отвечал.

— Всему свое время.

В юности у него была дружба с девушкой Настей Громовой, они учились вместе с ней в школе. Строили совместные планы на будущее, но все рухнуло в одно мгновение, девушка утонула в горной реке, когда группа девушек купалась в жаркий июльский день. Девушек затянуло в водоворот, прибежавшие мужчины спасли всех, кроме Насти. Уже прошло четыре года, а Захар все еще не может забыть подругу его юных лет, поэтому, когда заходил разговор о женитьбе ему не хотелось говорить об этом, он даже не представлял себе, что может когда-то полюбить другую девушку.

Имея намерение остаться, Шиловы отремонтировали заимку, угнали туда часть дойного скота на зиму, где уже находился молодняк. Постоянно там жил одиночка Сидор, да часто на заимку наведывался младший из братьев, Иван. Коров доила жена старшего сына, Игоря, их скот находился в общей массе на этой же заимке. Молоко замораживали в определенной посуде, в неделю раз отвозили в деревню. В лучшие времена возами возили мороженное молоко в город на продажу, но сейчас все это прекратилось, власти требовали, чтобы молоко сдавали на завод, принадлежащий государству.

Заимка была расположена в вершине пади, окруженная с трех сторон комолыми сопками, защищающие ее от ветров и частых снежных буранов. Сено накашивали поблизости, эти места считались лучшими сенокосными угодьями, голубой острец перемешанный с вязелем, являлся замечательным кормом для животных. Многие приравнивали это сено к овсу, скот съедал все начисто без отбросов.

В радиусе одного-двух километров располагались заимки других жителей деревни. Обитатели заимок, главным образом были молодые люди, в длинные зимние вечера молодежь собиралась в одной из них, устраивали посиделки. Захар время от времени посещал заимку на своем иноходце, считал, что досмотр нужен, как ни как брат Иван еще слишком молод, а Сидор уже стар. До сих пор на посиделках ему бывать не приходилось, но на этот раз решил пойти, собирались в соседней заимке под горой. Когда Захар вошел во внутрь, там уже было человек десять молодежи.

— Можно к вам присоединиться, — спросил он.

— Проходите дяденька, — весело ответила белокурая девушка, — гостем будите. Место ему оказалось рядом с этой отчаянной девчонкой.

— Дорогая племянница, разрешите присесть около вас? — также шутливым тоном спросил ее Захар.

— А вас как зовут дяденька? — продолжала ёрничать девушка.

— Захар, а тебя, — спросил он.

— Юля, в детстве Юлькой звали и теперь отец так зовет, так что выбирай, как тебе любо. Я и двоюродный брат Андрей с самой дальней заимки, верст пять отсюда. А живем мы в соседней с вами деревне Гарбунор, — выпалила она одним духом.

Захар с удовольствием пробыл весь вечер в обществе этой отчаянной молодой девушки, ему нравился ее веселый смех и меткие замечание в адрес тех, кто хотел над ней посмеяться. Ее смуглое, продолговатое лицо, выразительные карие глаза, румяные щеки, свисающие из-под платка на лоб кудряшки, делали ее очень миловидной, а если еще к этому добавить веселый нрав и острый язычок, то она явно выделялась среди присутствующих. Девушка была в том возрасте, когда она, как цветок начинает расцветать, развиваться и хорошеть с каждым днем, в ней еще много юного задора и она находится в состоянии беспечности, озорства и в тоже время благодушия.

Неожиданно для самого себя, эта непредсказуемая девчонка запала ему в душу, он стал по причине и без нее навещать свою заимку, с одной единственной целью встретить Юлию, что ему не всегда удавалось. Узнал, что ей идет восемнадцатый год, значит, он старше ее на пять лет, это его немного смущало, но как она относилась к нему, когда они были вместе на посиделках, его успокаивало и вселяло надежду, что они будут продолжать встречаться.

Кончилась зима, дойной скот возвратили в деревню, жизнь на заимках почти замерла, оставались только пастухи, что смотрели за остальным скотом. Как- то стало грустновато Захару, и он знал причину такого его настроения, около него уже больше не раздавался серебристый смех этой отчаянной девчонки, Юлии.

Поехать в ту деревню, где живет девушка, без всякой причины, сложно, отец, как обычно, ворчливо спросит, «что ты там потерял, не время сейчас бегать куда вздумается». А то еще и добавит, «может быть ты зазнобу себе нашел?» Вот за эту мысль и ухватился Захар. Когда он сказал отцу, что ему нужно поехать в поселок Гарбунор и чтобы не выслушивать очередную нотацию, видя, как тот сурово нахмурил брови, тут же добавил:

— Я там познакомился с хорошей девушкой Юлией.

— С хорошей, говоришь, а кто это определил, но тут же замолчал, заметив, как посуровело лицо сына. Женить сына, это их давняя мечта, поэтому препятствовать не стал.

— Поезжай в воскресение с утра, а вечером, чтобы был дома, — сказал Ефим Николаевич.

— Хорошо, — сдерживая радость, — ответил Захар.

На иноходце Захар выехал перед самым восходом солнца, на востоке начала вырисовываться неподвижная гряда нежно-розовых облаков. Из-за них медленно поднималось солнце, на траве засверкали разными красками крупные капли росы. Яркий свет разливался над безбрежной равниной, чувствовалась свежесть весеннего утра.

Разные мысли мелькали в голове Захара, он ехал в поселок, где не было знакомых ему людей, да и о нем никто не знал и не слышал, кроме Юлии, да ее двоюродного брата Андрея, а вот если ее еще и нет дома, то вся его поездка будет напрасной. Он отогнал эту мысль и пустил своего коня полным ходом, часа через два Захар уже подъезжал к поселку. Первое, что увидел Захар, это была огромная усадьба в самом начале улицы, роскошный сад, примыкающий к дому, добротные постройки, чистый ухоженный двор, огромные дворы уходили задами к самой речке.

— Богатый мужик, — подумал Захар.

Гарбунор, небольшая деревушка, всего одна длинная улица, от нее отходил переулок, который вел прямо к колодцу под горой, из-под нее бил прозрачной и холодной струей родник, не замерзающий даже в самые сильные морозы, впадал он в небольшую речушку, тут же вытекающей узкой лентой из-за гряды гор.

Появление в деревне нового человека вызвало моментальный интерес, сначала у ребятишек, а потом уже из каждого двора выглядывали любопытные. Около одного из домов стояла группа молодежи, к ним подъехал Захар, сердце его радостно забилось, когда увидел в толпе Юлию. Она его тоже сразу узнала.

— Здравствуйте, — поздоровался Захар.

— Добрый день, дяденька, — опередив всех, со смехом ответила Юлия.

— Откуда ты его знаешь, — кто-то спросил.

— Да он был на моих крестинах, громко смеясь, продолжала дурачится она.

— Ну, ладно, мы народ серьезный, кто здесь у тебя знакомый, к кому заезжаешь, — спросила Юлия.

— У меня здесь нет знакомых, немного лошадь отдохнет и я двинусь дальше, — ответил Захар.

— Ну, значит мне придется тебя напоить, накормить, то наверняка бедный отощал, — смеясь говорила Юлия.

— Пошли к нам, вон там напротив переулка наш дом, — пояснила она.

Во дворе прибирался мужчина лет пятидесяти пяти, высокого роста, широкоплеч, короткая бородка, волосы на голове его обильно покрыты сединой, взгляд его темно-карих глаз был строг. Захар поздоровался.

— Здравствуй, здравствуй, чьих будите? — спросил хозяин дома.

— Я, Захар Шилов.

— Я знаю Ефима Шилова, он живет в Николаевке. Меня зовут Кирилл Кузьмич. Фамилия Долотов.

— Ефим Шилов мой отец, — сказал Захар.

— Тогда идем в дом, а ты Юлька приготовь нам чай, — распорядился Кирилл Кузьмич.

— Мы знаем друг друга давно, а вот встречались последний раз, я даже уже не помню когда. Мы с ним вместе охотились, он был немного старше меня, более опытный, хороший стрелок, — рассказывал он.

— А ты каким случаем оказался так рано в наших краях, аль кто на примете? — спросил он. Захар слегка покраснел, стараясь изо всех сил, хоть что-то ответить.

— Я еду к монголам, есть там дела, — старался вывернуться из неловкого положения Захар. Долотов быстро взглянул на него, немного задержал свой взгляд, затем спросил:

— Так, так, а как здоровье отца?

— Папа, да ты дай человеку спокойно выпить чай, — говорит дочь.

— Помолчи, иди помогай матери на огороде, не мешай мне разговаривать с сыном моего друга, — строгим голосом промолвил он.

Захар еще долго отвечал на вопросы Кирилла Кузьмича, постоянно поглядывая в окно, надеясь, что вот — вот появится Юлия. А она все не шла. Поблагодарив за чай, он начал собираться.

— Мне нужно ехать, — сказал Захар.

— На обратном пути, заезжай, улыбаясь, — сказал Кирилл Кузьмич.

В улице его догнала Юлия.

— Что же так быстро собрался уезжать, я думала ты задержишься до обеда, — сказала она.

— Надо ехать, чтобы успеть закончить все дела, — ответил Захар.

И тут же опять с задорной усмешкой Юлия спросила:

— А, к каким монголам ты едешь? От вас к монголам в два раза ближе, чем от нас. Она слышала его разговор с отцом.

— Захар видит, что попался на вранье, ничего не оставалось делать, как только сознаться.

— Я ехал сюда с надеждой тебя увидеть. Она вдруг присмирела, растерялась, возможно впервые в жизни, некоторое время молчала. Но вскоре вновь в игривом тоне, спросила:

— Это такая же шутка, как с монголами?

— Пойми пожалуйста, я на самом деле хотел тебя видеть.

— Хорошо, если опять поедешь к монголам и по пути завернешься к нам, тогда поверю, — с улыбкой сказала она

— Приеду, обязательно, это я тебе обещаю.

— Ну, это мы еще увидим, тряхнув косичками, необычно серьезным тоном сказала Юля.

До скорой встречи, Юля.

Павел Лаврентьевич Холмов был широко известен в коммерческих кругах, как предприимчивый, не боящийся риска человек, в тридцатые годы сколотил довольно солидный капитал. Городская жизнь его не устраивала, к тому же чувствовалось приближение войны и он решает перебраться в деревню, выбрал для себя тихое захолустное местечко –Гарбунор и занялся хозяйством. Павел Лаврентьевич надеялся, что найдет в новой жизни полное удовлетворение и покой. Приобрел породистых коров, а также решил улучшить породу лошадей, купил кровного производителя английской породы. Хорошо поставленное дело быстро пошло в гору, взял себе надежного управляющего, купил современную сельскохозяйственную технику.

В конце тридцатых появился большой спрос на лошадей, их отправляли в Японию и другие страны. Выведенная Павлом Лаврентьевичем лошадиная порода подходила по всем статьям, сбыт был налажен весьма успешно. Во время войны 1945 года его хозяйство не пострадало, он жил в стороне от всех главных событий, не коснулись его и колхозы. Жил человек на широкую ногу, мог себе позволить съездить в город на своем прекрасном рысаке, запряженном в «американку» к приятелю на именины, а это 70—80 километров. Во время посева, сенокоса, уборки урожая выезжал на своем рысаке только посмотреть, ему не требовалось вникать в дела, всем этим успешно заправлял управляющий Денис Игуменов.

Единственного сына, Георгия, после окончания средней школы отец женил на дочери соседа, красавице Нине. После рождения первого ребенка, отцу пришла в голову идея отправить сына учиться на ветеринарного врача в Харбин, хозяйство большое, требуется постоянное наблюдение за скотом. Сын, с его мягким характером, не мог противоречить отцу и жил парень на два дома, повидать семью приезжал только на каникулах. Невестка была крайне недовольна такой семейной жизнью, не по душе это было и Георгию, все неумолимо двигалось к разводу и только открытие целины предотвратило семейную катастрофу, ветеринарный техникум в Харбине закрылся.

Павел Лаврентьевич любил читать, но не классику, а самую современную литературу: «Огонек», «Крестьянка», «Работница», газеты, все это ему регулярно присылал из Харбина сын. Когда он, через много лет встретил своего приятеля Федотова, они знали друг друга еще с Читы, Холмов закончил там юнкерское училище, Семен Васильевич не мог поверить, как резко изменил свое мировоззрение Павел Лаврентьевич.

Его восхищало все то, что в этих журналах показывалось и писалось.

— Смотри, какая техника, с каким размахом проводятся работа, куда нам до них, — рассказывал Холмов.

— Павел, неужели ты не понимаешь, что тут добрая доля пропаганды и очень уж не правдоподобны некоторые истории.

— У тебя по-прежнему, нисколько не изменилось мнение о Советской России, а жаль, страна живет, развивается, — тут же отпарировал Павел Лаврентьевич.

— Ты, что, собираешься ехать на целину? — спросил его Федотов.

— На целину? Нет, если поеду, то буду хлопотать только в свой родной город Читу. Рано, или поздно отсюда надо будет уезжать, китайцы жить не дадут. У них все только начинается, а на родине уже все прошло, переболело, люди живут нормально.

— Есть у тебя связь с кем ни будь из твоих родственников? — спросил Семен Васильевич.

— Нет. Я пытаюсь через советское Консульство наладить связь с родственниками, их там осталось много, но до сих пор они ничего мне не сообщают.

— А может быть их нет в живых, в революцию, а потом гражданскую ты Павел Лаврентьевич сам знаешь, что творилось.

— Я не поверю, чтобы все погибли, буду снова обращаться в советское Консульство, — сказал Павел Лаврентьевич.

— А чем ты намерен заниматься на родине, возраст ведь у тебя уже солидный? — спросил Семен Васильевич.

— Все, что я здесь продам, мне хватит не на одну мою жизнь, семье сына еще останется, — ответил Холмов.

— Ну и мечтатель ты, Павел Лаврентьевич, все не так просто, ты не знаешь советскую действительность, там не очень то обожают буржуев.

— Ты, Семен Васильевич, все еще живешь прежними страхами, там все поменялось, я повторяю, люди живут нормально.

— Что я могу тебе на это ответить? Тебя, как я вижу не убедишь, но когда приедешь на родину, то вспомнишь наш разговор и вспомнишь не один раз.

— Ну, а ты, Семен, здесь останешься и будешь ждать у моря погоды? — спросил Холмов.

— Нет, мы хлопочем заграницу.

— Ты допускаешь большую ошибку, там все чужое и вы никому не нужны.

— На все Божья воля, решение уже принято, ждем документы.

Разговор бывших друзей оборвался, они поняли, что их пути-дороги кардинально расходятся и убеждать друг — друга в чем — то, бесполезно.

Наконец, Галина Тихоновна получила письмо от Дениса. Оно краткое, возможно на то были свои причины. Но и эти, его не многочисленные строки радостью озарили ее исстрадавшуюся душу. Как долго она ждала этой вести! За все эти годы, в ее мечтах возникало множество радостных картин их прошлого семейного счастья, при этом она всегда старалась верить и сейчас она все больше и больше убеждается, что эта встреча обязательно произойдет и они будут вместе. Вечером Галина Тихоновна сама решила сходить к Михаилу за советом, как поступать дальше. Михаил прочитал письмо и полностью согласился с предложением Дениса, как поступать дальше с хлопотами документов на выезд в Советский Союз.

Денис рекомендовал поступать также, как это делают все желающие поехать на целину, это будет быстрее, чем, если он сам будет хлопотать для них документы. Михаилу было понятно, что Денис еще не полностью восстановлен в правах свободного человека и все его хлопоты могут не принести нужного результата, так как на нем все еще клеймо, хотя и бывшего, но политического заключенного. А когда семья уже будет на территории Советского Союза, как пишет Денис, его воссоединение с родными произойдет быстрее.

Анкеты уже были на руках у Галины Тихоновны давно, Михаил пообещал утром следующего дня помочь заполнить их и сразу же направить по инстанции. Наутро, до школы он зашел к Артемьевым и они заполнили не сложные анкетные данные. Галина Петровна ему сообщила, что в конце этой недели приезжает секретарь советского Консульства Кавалеров, так что документы передадим прямо ему.

Как и предполагала Галина Тихоновна, она лично все передала секретарю. Он некоторое время изучал их, затем спросил:

— Вы получаете письма от мужа? Задавая такой вопрос он явно лукавил, зная, что вся переписка с бывшими заключенными проходит через строгую цензуру и он был в курсе всех дел Дениса.

— Да, получаю, — ответила Галина Тихоновна.

— Что он пишет? — спросил Кавалеров.

— Советует хлопотать первоначально на целину, — ответила она.

Секретарь Консульства одобрил и назвал верным ходом, поданные документы на освоение целинных и залежных земель, будут рассматриваются в ускоренном порядке и разрешение придет быстрее.

Предметом постоянного наблюдения и критики являлся образовавшийся китайский колхоз в деревне Николаевка. Среди колхозников всего лишь небольшая группа людей, которая имела самое элементарное понятие о ведении сельского хозяйства, остальные же были абсолютно не знакомы с этим делом. Ранее упоминалось, что подавляющее большинство людей было с юга Китая, не привычные к суровым условиям этого северного края, они тяжело переносили зимний сезон. В основном колхозное хозяйство велось по инструкциям и указаниям свыше.

За короткое время дома и дворы, уехавших на целину русских, настолько изменились, что создавалось впечатление, что они пустые, заброшенные. Кроме скотских дворов, другие ограждения пошли на дрова. Сена не заготовлялось в достаточном количестве, к весне начался падеж скота, колхозники вынуждены были покупать корм у русского населения, хотя платили заниженную цену, но, как уже говорилось, эти деньги для народа были кстати, так как свою скотину продавать не разрешалось.

Если жители поселка без разрешения, тайно продавали что- то из своего хозяйства, то обычно это сделка быстро раскрывалось, так как покупателями становились те же самые государственные чиновники, которые потом и штрафовали. Штраф, обычно, взымался вдвое больше вырученных денег от продажи скотины.

В Хулунбуирском районе создавалось сложное отношение между китайской властью и монгольским самоуправлением. Монголы все больше и больше ограничивались в своих правах, на своей же территории, как население они уже были в меньшинстве, постоянно большими партиями прибывали китайцы из других провинций. По конституции Китая, Внутренняя Монголия считалась автономной республикой, но после того, как монголы потребовали воссоединения их с Внешней Монголией, и началось мощное движение в этом направлении, китайское правительство начало действовать решительно и беспощадно, власти не могли допустить отделение республики от Китая.

Сразу же к границе были стянуты дополнительные китайские войска, это также было вызвано и в связи с ухудшением советско-китайских отношений, которое началось с той поры, когда советские войска были введены на территорию Внешней Монголии. После всех этих событий Внутренняя Монголия, почти, полностью лишилась самостоятельности, были заменены высшие руководители, административные центры стали находиться под полным контролем китайцев, монголы довольствовались лишь второстепенными позициями.

В деревне переполох, исчезли два подростка Алексей Егоров и Илья Кузьмин, родители хватились их только на второй день. Каждый из них считал, что его сын остался ночевать у приятеля, как это часто случалось, но когда выяснили, что это не так, они не могли предположить куда они могли исчезнуть. Опросили каждого жителя, может быть кто-то видел ребят, но никому ничего не было известно о подростках. Родители были в панике и не знали, что делать, в итоге обратились за помощью к поселковому атаману — Петухову.

— Они не могли податься в соседний поселок? — спросил он.

— Это мало вероятно, у них там нет знакомых, — ответил Егоров. Стали рассматривать все возможные варианты исчезновения, вплоть до того, что решили исследовать дно озера и речку, некоторые предлагали проверить заимки.

Несколько дней прошло в поисках, никакого результата, родители решили обратиться к властям. Заявление было принято, пообещали начать поиски по деревням и в городах. Шли дни, никаких известий об пропавших подростках, родители находились в ужасном состоянии, жену Кузьмина увезли в городскую больницу с сердечным приступом.

Только на десятый день Кузьмину, он все еще с женой находился в городе, полиция сообщила, что мальчишки нашлись. Оказалось, что они на попутной машине доехали до Хайлара, затем пробрались до товарного поезда, который шел в СССР, тайно забрались в один из вагонов и успешно пересекли государственную границу. Ребят обнаружили на станции Отпор, где проходила инспекция содержимого в вагонах. Их арестовали и доставили в милицейское отделение, там учинили им допрос.

— Почему вы решили бежать из дома, — спросили их.

— Мы хотим на родину, а наши родители никуда не хотят ехать, — ответил Алексей.

— А вы подумали о своих родителях? Ребята молчали.

— Мы должны вас наказать за незаконный переход государственной границы, — сказал старший милиционер. Этого наши «герои» не ожидали, слезы полились из глаз.

— Уведите, но прежде накормите, они два дня не ели.

Через две недели ребят вернули и передали родителям. Строго наказали, чтобы больше без родителей границу не пересекали, иными словами ехали на целину всей семьей. В деревне их ровня долго восторгалась их «геройством».

Пожалуй самым идиотским решением руководителей колхоза, было строительство утепленных стаек для скота, чтобы зимой он не мерз и в таких условиях сподручнее было доить коров. Утром из теплых стаек, распаренных животных отправляли на водопой, а потом согласно инструкций гнали в поле на прогулку. Животные простывали, очень скоро начались массовые заболевания, повальный падеж скота приостановили прибывшие ветеринары. Скот в этих краях был приспособлен к суровым условиям, достаточно было зимой животных вдоволь кормить сеном и делать им хорошую постилку.

Очередным сенсационным событием в колхозной жизни стало решение провести электричество в дома колхозников и в официальные учреждения. Хотя уже начался второй месяц весны, но земля оттаяла не более 20—30 сантиметров. В один прекрасный день жители Николаевки заметили странное явление, вдоль улицы, на определенном расстоянии друг от друга, колхозники рыли ямы. Когда спросили, что происходит, вот тут и узнали новость — будут проводить электричество. Многие из старшего поколения имели весьма элементарное понятие об этом, а те, кто разбирался, недоумевали, откуда будут брать электричество.

На это был дан ответ, что будут устанавливать мощный бензиновый генератор для выработки электрического тока, а пока долбят мерзлую землю и устанавливают столбы. Было задействовано большое количество людей. Постепенно раскрывается причина возникновения такого масштабного проекта.

Оказывается, местный колхоз считается очень успешным, а по количеству животноводства в данном хошуне он бьет все рекорды. Об этом начали писать сначала в районных газетах, потом в областных и, наконец, донеслось до центра. А там стали такое излагать о колхозной жизни, что самим колхозникам и не снилось. Здесь и полная механизация, рекордный удой, быстрыми темпами увеличивается животноводство, высокие урожаи зерновых. Правлению колхоза официально пришло уведомление, что к ним снаряжается специальная правительственная делегация, в сопровождении корреспондентов. И, вот, чтобы не ударить в грязь лицом, решили показать, что кроме всего прочего у них есть еще и электричество, как это должно быть у передового колхоза.

Прибыла бригада монтеров, стали натягивать провода, началась самая кропотливая работа, ее сложность заключалась в подводке проводов в отдельные дома, находящиеся в стороне и на большом расстоянии друг от друга. В течение месяца все работы были закончены, после нескольких неудачных включений, наконец, был дан, хотя и слабый, но свет. Среди китайцев общий восторг и ликование.

Дня за два до прибытия правительственной делегации, руководству колхоза сообщили, что высокие гости не приедут ни сейчас, ни в ближайшее будущее. Произошло сильное разочарование и даже возмущение. Если бы на этом все закончилось, было бы хорошо, но не тут то было.

Начинается второй акт трагикомедии. Пришел приказ разобрать всю созданную конструкцию электропроводки. Первоначально увезли генератор, затем монтеры сняли все провода со столбов, обрезали их и у каждого дома, вывернули лампочки, все сгрузили на грузовые машины и увезли, возможно понадобилось в другом месте. Единственное, что осталось в памяти людей об этой авантюре, так это столбы. Все же один из столбов пригодился, на нем установили репродуктор и стала греметь китайская музыка целыми днями, вызывая раздражение у жителей поселка.

Учебный год подходит к концу, Михаил дополнительно занимается со Степаном. В местной школе идут проверочные работы в старших классах, а там не за горами и экзамены. Через месяц все закончится и Михаилу нужно будет возвращаться домой, от этой мысли ему стало немного грустно. Возможно навсегда он покинет эту уютную деревеньку и людей, которые долгое время были к нему добры и внимательны. Но, главное, что предстоит расставание с Еленой, притом, на долго, в голове Михаила мелькнула недобрая мысль, а может быть и навсегда. Но он сразу же отбросил эту возможность, ведь они же обсудили все планы на их будущее, к тому же у них реальная возможность встретиться, так как их семьи хлопочут документы в одну и ту же страну.

В последнем письме, полученном в конце недели, Елена писала, «что у брата был разговор с родителями, которым он сообщил, что он и Анна Каткова любят друг друга и намерены пожениться. Отец на это ему ответил:

— Мы собираемся ехать за границу, а поэтому свадьба возможна, если она поедет с нами. Когда Роман рассказал Анне об этом, та категорически заявила, что ее семья, если здесь жить будет не возможно, поедет в Советский Союз. Вот в таком положении находятся дела брата. Тем не менее он все же надеется, что Анна даст свое согласие ехать с нами».

Михаила это сообщение сильно встревожило и глубоко взволновало, он знал, насколько отрицательно Катковы относятся к загранице, то вряд ли они разрешат дочери выйти замуж за Романа. Знал он и характер Романа, тот ни за что, ни при каких обстоятельствах не расстанется с Анной. У Андрея Каткова все родственники, после гражданской войны остались в Забайкалье, только его отец с семьей сбежали в Маньчжурию, под угрозой быть репрессированными. Андрею в то время было семнадцать лет. Последнее время возникла возможность переписываться с родственниками, взыграли родственные чувства, поэтому ехать за границу они никак не собирались. В крайнем случае, рассуждал Андрей, целесообразнее задержаться на месте сколько будет возможно, все же у него здесь, как и у многих могилы родителей.

Сравнивая сегодняшнее положение в деревне с той жизнью, что была два года тому назад, когда Михаил впервые прибыл в Николаевку, за это время очень многое изменилось. Полностью нарушен ритм спокойной деревенской жизни, не наблюдается уже того единства, какое было совсем недавно. А как бывало в летние праздничные дни площадь гудела от шума множества голосов, вся деревня находилась здесь в приподнятом настроении.

Молодежь занималась играми, пробой силы, борьбой, девчата распевали песни, сидя на лужайке, играла гармонь. Девочкам подросткам надоело прыгать по расчерченным на земле квадратикам и они бегут за околицу, тут перед ними открывается безбрежное зеленое поле. Стайка красочно разодетых девочек разбегается по полю в поисках цветочков и вот, уже каждая возвращается с букетиком и несет в свой дом.

Кто постарше, наблюдали за азартными игроками в бабки, нередко сами подключались, иные сидели в китайской столовке за рюмкой водки, обсуждая последние события, вспоминая прошедшие годы там, на родине, а то и просто разбившись на группы, беседовали о делах насущных.

Сейчас же собирались отдельными небольшими группами «единомышленников», как молодежь, так и «старики», занимаясь, главным образом выпивкой. Водки и хороших вин в продаже, уже не было, но можно было купить дешевую, но крепкую китайскую водку (ханжу) с резким специфическим запахом.

Только по праздникам все еще собиралось много народа у церкви, после богослужения, люди подолгу не расходились, постоянно обсуждалась одна и та же тема; сколько еще русским осталось жить в этом благодатном крае. Уже не было жарких споров, кто куда едет, или не едет и где лучше, а где нет, видимо, каждый уже определил свою судьбу. Для Михаила это была грустная картина, еще и потому, что он совсем недавно знал другую жизнь деревни, когда люди радовались труду, своим достижениям, строили планы на будущее, теперь же стремительно исчезает этот, ставший привычным для него, образ жизни.

Михаил уже уверенно держался в седле и с ребятами частенько, как только поспеет ягода, отправлялся в лес. Он впервые познал всю красоту леса с его многочисленными обитателями, с восторгом дышал воздухом насыщенным кислородом и наполненный лесным ароматом. Пение птиц ему казалось настолько гармоничным, что он начал ощущать в этом лесном шуме музыкальные мелодии. Лесные вершины озаряло солнце, густая зелень деревьев давала прохладу, под их сенью можно было переждать полуденный зной.

Лесная ягода растет на опушках, или лесных полянах, первыми появляются земляника и ярко-красная костянка, ягодки прячутся в траве, но пройти мимо не возможно, они как яркие искорки сверкают из-под листвы. Вдоволь наевшись лесных даров, к тому же еще каждый из ребят набирал с собой полный туесок спелых ягод. Михаил сознавал, что для подобных поездок в лесное приволье, для него уже никогда не будет и от этого тоскливо сжималось сердце.

Стал Захар наведываться к Долотовым и вскоре было всем понятно, какова причина посещения этой тихой, маленькой захолустной деревеньки. Когда он второй раз приехал в Гарбунор, отец Юлии с улыбкой заметил.

— Так вот ты к каким монголам зачастил.

— Я тогда растерялся и сказал, то, что первым пришло в голову, — ответил Захар.

— Обманывать не хорошо, ну да ладно, заходи в дом, гостем будешь.

С тех пор в Юлиной семье его благосклонно принимали, Долотовы были не против, что он встречается с их дочерью. Дома же родители неоднократно говорили Захару, пора познакомить их со своей барышней, а он все откладывал и откладывал на будущее. В этом была не его вина, родители Юлии считали, что она еще молода и рано думать о серьезных отношениях, вот исполнится восемнадцать лет, тогда другой разговор. Но тут проявила свой характер дочь, она однажды прямо заявила:

— Познакомиться с людьми не значит выходить замуж, а они мне может быть и не понравятся вовсе, засмеялась она.

— Я хотя бы людей посмотрю и себя покажу, а то сижу в этом захолустье и никто не узнает о моем существовании, — притворно обидчиво сказала она. А восемнадцать мне исполнится через два месяца.

— Торопиться не следует у вас все еще впереди, — гнул свою линию отец. В конце концов он разрешил своей любимой дочери познакомиться с Шиловыми.

Через неделю Захар привез показать свою барышню родителям. Обычно резкая, смелая, отчаянная, а ближе к цели несколько растерянным голосом, говорит:

— Захар, я что-то боюсь, а вдруг я твоим родителям не понравлюсь?

— Не волнуйся, они у меня хорошие, добрые и ты им, я уверен, понравишься.

У Шиловых их уже поджидали, пришел двоюродный брат Ефима Николаевича, Николай Антонович с женой Анной Ивановной. У порога встретила мать Захара.

— Проходите в дом, присаживайтесь, — пригласила она.

Последовал стандартный вопрос, который обычно задают при встречи.

— Расскажи-ка как тебя звать, величать? — спросил Ефим Николаевич. Со свойственной ей горячностью и прямотой, она тут же ответила:

— Величать не обязательно, а дома меня отец Юлькой зовет.

— Ничего не скажешь, дочурка у Кирилла смелая и на язык остра.

— Я не маленькая девочка, а девушка, мне уже скоро восемнадцать, — даже несколько раздраженно, ответила Юлия. Говоря это, она имела свои соображения, чтобы родители Захара не видели в ней малолетнюю девочку, какой считает ее отец. А то, что это звучало как-то грубовато, она даже и не задумывалась над этим.

— Ну, хорошо, хорошо, вот такие мне нравятся, они могут за себя постоять, — сказал, несколько обескураженный, Ефим Николаевич.

Про себя подумал, не по годам ведет себя так смело и вызывающе с людьми, которых видит впервые. Но зная хорошо ее отца он снисходительно отнесся к этой взрывной, как ему показалось, непредсказуемой девушке. Вскоре подошли соседи, всем захотелось знать, что за девушка у Захара. Теперь в деревне на некоторое время появится тема разговора, для общего обсуждения.

— А Захар то наш тебе очень нравится, — хоть что-то только сказать, спросила Анна Ивановна.

— Да, он мне нравится, иначе я сюда бы не приехала, — ответила Юлия.

Разговор явно не клеился, Ульяна Павловна пригласила всех за стол. Юлия пошла, помогать хозяйке и вскоре она проворно орудовала на кухне, как будто давно уже находится в этом доме.

— Юлия, иди к столу и расскажи подробно о своей семье, — попросил Ефим Николаевич, — я ведь знаю только твоих папу и маму.

— А, что рассказывать? У меня три старших брата, все женаты, куча ребятишек у каждого, живут отдельно. Стало понятно, что разговор так и не состоится. Ефим Николаевич терялся в догадках, что же он мог допустить такого, если Юлия так взъерошилась. И уже, обращаясь к жене, сказал:

Нам следует навестить Долотовых, ты же их не знаешь, познакомишься, — сказал он, — Кирилла Кузьмича я знаю давно, еще с Маньчжурии.

— Ты, уж сразу ехать, подождем немного, познакомимся ближе с Юлей. Она была несколько обескуражена первой встречей с девушкой сына.

— А чего ждать, вот в следующее воскресение и поедим.

Захар был тоже обескуражен и не знал, как себя вести в такой ситуации, волнуясь, молча стоял в сторонке.

Через некоторое время промолвил.

— Юлия и дома такая же в обращении с родителями, она нигде не бывает, никуда не ездит, вот такой своеобразный разговор и выработался у нее.

Недолго в семье Митрохиных продолжалось мирное сосуществование, вновь стали возникать разногласия, Марина опять стала грубо относиться к родителями Петра. Вначале раздражительность жены Петр оправдывал ее беременностью и зачастую на несправедливые выпады жены, он старался не реагировать. Родители Петра ради сына и внука готовы были до какой-то степени терпеть несправедливое к ним отношение невестки. В их доме стала чаще появляться мать Марины, и на удивление всем, со сватьей она старалась быть ласковой и приветливой.

— Скучаю по внуку, — объясняла она свое посещение.

Маленький Миша уже отвык и неохотно шел к ней на колени. Раньше она неоднократно заводила разговор о том, как жить дальше, оставаться здесь мало счастья, единственный выход ехать на родину, так и на этот раз она с первых же слов завела разговор на эту же тему.

— Иди — ка ты лучше домой, сватья, — раздраженно сказал ей Алексей Степанович, — мы сами, как ни будь разберемся, куда нам ехать. Он уже не мог без возмущения слушать её и смотреть на то, как она искусно пытается влиять на его сына.

— С такими разговорами к нам больше не заявляйся, вздумала учить нас, как жить и куда ехать, — продолжал возмущаться он.

Между сватами окончательно исчезли и так далеко не близкие отношения, Алексей Степанович не мог простить то унижение, которому постоянно подвергается их сын. Чувствуя, что этот разговор раздражает свата, Антонина Васильевна поторопилась сменить тему и, вскоре ушла.

Всем своим видом Алексей Степанович твердо дал понять своей сватье, что она в его доме не желательный человек, может это была его ошибка, теперь невестка стала чаще бывать у матери, где разговор шел только в одном направлении, как убедить Петра поехать на целину. Марина уже не однократно поднимала эту тему, но действовала осторожно, если видела, что это злит Петра, она отступала и некоторое время этот вопрос у них не обсуждался.

Алексей Степанович давно подметил, что Марина затевает какую-то очередную свою игру, он видел порой ее весьма неестественную любезность к нему и жене, чувствовалось что-то за этим кроется. Сказать Петру боялся, и так было видно, как отрицательно на него действует создавшаяся в семье обстановка. Всегда спокойный, уравновешенный, он теперь постоянно раздражительный и не редко вспыльчивый, все больше и больше стал закрывается в себе, не желая говорить о своих семейных делах. Петр поверил Марине, когда она сказала ему, что очень хочет еще ребенка и который их больше сблизит, он тогда не догадывался, что она через это будет иметь больше рычагов давления на него и это была ее главная цель.

Петр сам стал все больше и больше понимать, что у него никогда не было настоящей семейной жизни, видимо, теперь уже и не будет, а ему так хотелось семейного уюта, прямых и честных отношений, хорошей любви. Все наигранные чувства Марины, отзывали явной фальшью и эта неискренность угнетала его, не давая ему ни минуты душевного покоя. Если бы не сын, он давно был готов порвать с Мариной их семейные отношения, но Миша удерживал его и, ему приходилось, скрепя сердце все это терпеть.

Семье Мешковых пришло извещение, что их отец, увезенный в 1946 году жив и вышел на волю. На семейном совете без лишних разговоров, казалось, единодушно решили записываться на целину, Виталий все это время молча сидевший в сторонке, вдруг категорически заявляет, что он в Советский Союз не поедет. Его просили объяснить причину, хотя и догадывались в чем дело, но как не убеждали его мать и братья, он был непреклонен и не намерен был обсуждать дальше этот вопрос.

— Я уже не ребенок, у меня есть своя голова на плечах, — сказал Виталий, — дав этим понять, что разговор закончен и он вышел из дома.

На долю его матери выпало тяжелое испытание, после ареста мужа на ее женские плечи легло бремя сохранения и воспитания семьи, все дети, кроме старшего сына, были подросткового и детского возраста. Кроме этого нужно было вести довольно большое хозяйство, благо, в этом ей помогал доверенный Прохор Ивлев, он был нанят мужем, еще до его ареста. Ивлев был человеком одиноким, далеко за пятьдесят, но все еще крепкий и энергичный мужчина. Матери было очень больно слышать от сына его решение отстать от семьи и одному остаться в Николаевке. Она еще много раз пыталась убедить сына следовать вместе с ними на целину. Но, на Виталия эти уговоры не действовали, он только больше раздражался и даже грубил.

— Я уже все обдумал и это мое окончательное решение, как это вы до сих пор не можете понять, — таков был его ответ.

— Тогда хоть женись, — стала говорит ему мать, — как ты сможешь здесь жить один?

— Не пропаду, со свойственной ему резкостью, — ответил Виталий.

Ни какие уговоры не могли поколебать его решение. Но ничего определенного у него не было в их отношениях с Катей, она все еще не доверяла этому отчаянному парню, сыскавшему себе незавидную репутацию в деревне. Но, Виталий настолько был влюблен в девушку, что готов был идти на любой шаг, на любую жертву, надеясь, что Катя, в конце концов, поймет и оценит это.

Китайские чиновники стали часто устраивать собрания для русских граждан, объясняя им свою новую государственную экономическую политику. Согласно решению партии и правительства коллективизация оставшихся частных хозяйств начнется в следующем году, заявляли они. Как и каким образом это будет происходить, чиновники не распространялись, не вдаваясь в детали. Зато, следом прибывшие работники Консульского аппарата, нарисовали более «красочную» картину. Они повторили, то что говорили раньше. Всем, кто запишется на целину, китайское государство выплатит деньги за имущество. А те, кто останется, или собирается еще куда — то ехать, имущество будет национализировано, а сами вынуждены будут работать в колхозе.

Официальное сообщение китайских властей о коллективизации вызвало еще более бурную волну суждений по этому вопросу, в некоторых семьях начались колебания, споры и ссоры стали обычным явлением. Молодое поколение стало все больше и больше склоняться в сторону заполнение анкет на выезд в Советский Союз. В результате, до какой-то степени, вновь активизировалась запись на освоение целинных и залежных земель, люди даже не могли представить себе, как они будут работать вместе с китайцами в колхозе.

В семье Шиловых тоже начались разногласия, молодежь пришла к выводу, что рано, или поздно все равно придется ехать в Советский Союз, но был непреклонен только один Ефим Николаевич, горячо поддерживаемый двоюродным братом, Николаем Антоновичем.

— Если даже останемся одни, то уедим к монголам, у нас среди них много друзей, — заявил Ефим Николаевич.

— Всех монголов никогда не загонят в колхозы, это люди степей, они любят свободу, — продолжал он.

— Отец, это будет всеобщая коллективизация и монголов не оставят в стороне, — сказал старший сын Павел.

— Вы их не знаете, монголы не могут жить оседло, на одном месте, они веками ведут кочевой образ жизни — стоял на своем Ефим Николаевич.

— А разве когда — либо мы думали, что произойдет такое с нами, а вот теперь дали ясно понять, что колхозы будут по всей стране и нас никаким образом не оставят в стороне от этих преобразований, — продолжал доказывать Павел.

— Вам, видимо, не жалко все то, что мы с таким трудом нажили, все это оставить, бросить, — уже не так решительно защищал свою позицию Ефим Николаевич.

А, сколько большевики загубили наших родственников, все это им простить? — переводя аргументацию в другую плоскость, — продолжал он.

Подобного рода дискуссию можно было слышать во многих домах и с еще большим накалом. Потом это все выходит из стен дома и уже сосед, соседу убедительно доказывает свою истину. В стороне, пока, те, кто записался за границу, им спорить между собой не о чем, да и проявлять себя, высказывая свои убеждения не безопасно. Единственно, что стало заметно, их ряды стали пополняться. Но и давление со стороны секретарей Консульства на них возросло.

Из всех жителей деревни можно отдельно выделить одну семью с особо тяжелой и трагической судьбой. В семье Петровых трое детей, мать и бабушка Агафья. Возраст бабушки Агафьи было сложно определить, длинные седые волосы на голове собраны в одну толстую косу, на лице множество морщинок, что говорит о пережитом, но взгляд ясный и твердый, среднего роста, подвижная, решительная, крепкого телосложения. На ее век выпало немало жестоких потрясений, она не раз видела смерть в глаза, не только в дни революции, но и уже в Маньчжурии, где она с семьей оказались в начале двадцатых годов прошлого столетия.

Холодным осенним утром в 1929 году подверглись жестокой расправе семьдесят шесть мужчин и подростков в деревне Тыныхэ, в числе расстрелянных были двенадцать прямых родственников этой мужественной женщины. После расправы с мужским населением поселка, она своими руками вытаскивала из общей могилы и хоронила отдельно своего мужа и родных. Вокруг нее были только убитые горем, растерянные женщины, малые дети, которых ей же пригодилось успокаивать. После окончания войны в 1945 году, был арестован и увезен в советские концлагеря муж ее единственной дочери. Так две женщины с малыми детьми были представлены сами себе. Вот тогда-то, бабушка Агафья, как ее все звали, показала мужество и стойкость русской женщины, она единолично управляла хозяйством и делала всю мужскую работу дома и в поле, к ее чести, следует сказать, она хозяйство свое увеличила и вместе с дочерью воспитали и выучили детей.

То, что произошло с семьей, сделало ее непримиримой к советской власти, и когда возникла возможность записываться за границу, она не задумывалась, какое принять решение, хотя, даже и не имела малейшего представления об Австралии. Когда в деревне узнали о ее решении, многие были шокированы и удивлены. Каким образом смогут эти две женщины с детьми подросткового возраста, выжить в чужой и неизвестной им стране? Люди без конца задавали этот вопрос друг другу.

Они не только выжили, но и создали свое благополучие в чужой стране. Бабушка Агафья прожила долгую, полную жестоких испытаний жизнь, тем не менее, она была счастлива видеть, как прочно становятся на своих ногах ее внуки. Была уважаемым человеком среди всех, кто ее знал, скончалась она в весьма преклонном возрасте, оставив светлую память о себе среди своих родных и близких.

Супруги Шиловы собрались навестить Долотовых и договориться о свадьбе их детей. Из дома выехали пораньше и задолго до полудня они уже были в Гарбуноре. После многих лет старые друзья, испытавшие вместе тяжелое начало жизни в чужой стране, впервые встретились уже изрядно убеленные сединою. Им было есть о чем поговорить, они вспоминали свои молодые годы на родине и оставшихся там родственников, о судьбе которых они могли только гадать. Вспоминали удачи и разочарования первых дней охоты в суровых зимних условиях в глухой тайге, с которой они никогда не были знакомы, им, жителям степей, было трудно усваивать новый образ жизни. В тайге приходилось жить месяцами, почти весь зимний сезон.

За обедом они еще много говорили о былом, прежде, чем перешли к тому, ради чего Шиловы приехали.

Началось с того, что осторожно стали расспрашивать друг друга о том, что ожидает русских в данный момент и как выглядит их будущее в этой стране.

— По всем данным, спокойная жизнь у нас закончилась, в стране идут большие перемены и мы здесь не вписываемся во все эти преобразования, — сказал Кирилл Кузьмич.

— А, что же ты предлагаешь? — спросил Шилов.

— Ефим Николаевич, рано, или поздно нам нужно будет возвращаться домой, — ответил Долотов.

— У нас на последнем собрании секретарь советского Консульства говорил, как плохо жили забайкальские казаки в царское время и как здорово сейчас этот край развивается, — говорит Шилов,

— Только у меня вопрос, почему до революции русские не убегали из своей страны, сделать это было не сложно, всего лишь пересечь реку Аргунь и устраивай там свою жизнь, — продолжал он.

— Почему никто же не хотел этого делать? А, что случилось после революции? Люди бежали из родной страны, аж до тридцатых годов и даже после того, как закрепили границу, тоже были перебежчики, — возбужденным тоном говорил Ефим Николаевич.

— Прошло много лет, сейчас все поменялось, жизнь стала другая и люди стали другими, — ответил ему на это, Долотов.

— Я считаю, что мы можем прожить среди монгол и нас коллективизация не коснется. Монголы, народ свободолюбивый, они эту систему не примут, я разговаривал со многими из них на эту тему, — защищал свою точку зрения Ефим Николаевич.

— Монголы все больше и больше теряют свою самостоятельность, не ровен час, они ее потеряют окончательно, тогда что? — спросил Кирилл Кузьмич.

— Ну, до этого еще далеко, — ответил Шилов.

— Совсем не далеко. А где наш начальник хошуна, Церен? Убрали и никто не знает где он. Китайцы занимают все ключевые позиции, разве этого не видно, — спросил Кирилл Кузьмич

— Так что, защитников у нас скоро не будет и с нами сделают все то, что власти захотят, — продолжил он.

— Ты уже рисуешь чересчур мрачную картину, еще много монгол в руководстве хошуна, — возразил Шилов.

Они еще долго трясли эту тему, каждый по-своему выражал свои взгляды на события сегодняшнего дня, но мало в чем они смогли убедить друг друга. Когда зашел разговор о отношениях их детей, беседа пошла куда серьезнее.

Кирилл Кузьмич нежно любил свою младшую дочь, росла она умненькой девочкой, все схватывала на лету, быстрая, живая, с возрастом все больше и больше стремилась к независимости, нередко противоречила отцу, но тот великодушно все ей прощал. Их старшие дети, три сына, уже имеют свои семьи, живут отдельно, и он не хотел даже мысленно представить, что его любимица так скоро может покинуть родной дом ради кого-то, и они с женой останутся одни. В то же время он сознавал, что рано, или поздно ей надо будет устраивать свою жизнь, и это должно когда — то случиться, но не сейчас.

— Нам нравится Захар, хороший парень, но Юлия еще молода, ей нет и восемнадцати лет, о замужестве думать рано, — заявил Кирилл Кузьмич.

Ефим Николаевич, понимал, что тут дело не в молодости, а в том, что у них разные взгляды на будущее русских в Китае. Как они с женой не убеждали, что не следует мешать счастью Захару и Юлии, Кирилл Кузьмич был непреклонен, даже его жена, Софья Николаевна, более, или менее соглашалась с доводами Шиловых. Видимо, они не полностью понимали его душевное состояние, а также нежные чувства любящего отца к своей единственной дочери, с которой он может расстаться навсегда.

— Нам пора ехать, — сказал Ефим Николаевич.

— Ты не сердись, друг, подождем годик, два, там будет видно, — успокаивал Долотов.

— А давайте спросим Юлию, — предложила Ульяна Павловна, делая свой последний, решительный ход.

— Ей еще рано решать такие важные вопросы, — ответил Кирилл Кузьмич, да ее и нет дома.

Ефим Николаевич понимал, что это отказ, вряд ли удастся о чем то договориться и в будущем. Расставание произошло куда скромнее, чем встреча.

— При въезде в поселок, это чей большой дом, — поинтересовался Ефим Николаевич.

— Наш, богач, Павел Лаврентьевич Холмов, — ответил Кирилл Кузьмич.

По обычаю, пригласили друг друга приезжать в гости, на этом и разъехались.

Дома, Ефим Николаевич объяснил неудачу с сватовством из-за молодости невесты. В семье Шиловых наступили неспокойные времена, Захар, как только узнал, чем закончился разговор с Долотовыми, обвинил во всем отца, ему казалось, что Юлия ему не понравилась.

— Ты, Захар молод и встретишь еще не одну девушку, — говорит отец

— Мы с Юлей не расстанемся ни при каких обстоятельствах, мы любим друг друга и будем вместе, — решительно заявил Захар.

Семья раскололась. Одни поддерживали Захара, другие Ефима Николаевича, но кроме родителей, никто не знал подлинной причины. Но, когда выяснилось, что у этих двух семей разные пути-дороги, Шиловы стали горячо обсуждать на семейном совете какой путь они должны выбрать, но семья не находила единства и в решении этого вопроса.

Если совсем недавно в семье конкретно не ставился вопрос куда — то ехать, или же оставаться на месте, не гласно была принята своего рода выжидательная позиция, то сейчас обстановка изменилась, возникли явно противоречивые взгляды. Старшие сыновья стали все больше и больше склоняться к тому, что рано, или поздно все равно придется ехать в Советский Союз. Ефим Николаевич по-прежнему твердо стоял на своем, жена уже не так рьяно, но все же поддерживала его.

В воскресный вечер Михаил решил заглянуть к Артемьевым, уже целую неделю не был у них, Степан приходил заниматься вечерами к нему на дом. Галина Тихоновна, как всегда хлопотала на кухне, готовила ужин, из под платка с головы свисал короткий локон светло-русых волос, едва заметно обозначилась тонкая прядь седых волос, на лице ее прибавились морщинки. Сколько пришлось настрадаться этой, все еще совсем молодой женщине, а сколько таких, как она, рано принявших на себя все тяготы семейной жизни?

— Проходите, Михаил Сергеевич, садитесь, — пригласила Галина Тихоновна.

— Вечером я получила письмо, где Денис сообщает, что его отец, Захар Петрович умер еще в 1948 году, — сообщила она.

Рухнули у Дениса все надежды на встречу со своим отцом, ему об этом сообщили не органы власти, а человек, который отбывал срок вместе с ним. Зимой в тайге простудился, поблизости не было соответствующего медицинского обслуживания, когда ему уже стало очень плохо, только тогда отвезли его в больницу. Захару Петровичу поставили диагноз, тяжелое воспаление легких. Спасти его не удалось, слабый организм не вынес, сердце остановилось, умер он среди чужих людей и никто не знает где его могила.

— Как я бы хотела сейчас быть рядом с Денисом, как ему, бедному тяжело в эти минуты, — сокрушалась Галина Тихоновна.

Пишет еще Денис и о том, что живет он в заброшенном поселке, жители которого такие же как он, бывшие заключенные, а работает по близости в колхозе. Далее сообщает, что здесь у него ужасные условия и ехать сюда вам ни в коем случае нельзя. Когда прибудете на целину, тогда будем думать, где определиться на постоянное местожительство.

— Вот такие, тяжелые и малоутешительные новости, — говорит Галина Тихоновна.

— А у вас как дела с хлопотами, что-нибудь известно? — спросила она.

Пока нет никаких известий, прошло мало времени после того, как были отправлены мои документы, — ответил Михаил.

— Как будет жаль расставаться с вами, — сказала Галина Тихоновна, — вы такой добрый человек, так много сделали и делаете для нас. Мы будем всегда вас помнить и благодарить вашу маму, за то, что она вырастила и воспитала такого замечательного сына.

— Галина Тихоновна, вы преувеличиваете, мне кажется, что я мог бы сделать для вас гораздо больше.

— Через две недели, Степану нужно будет ехать на экзамен, — напомнил Михаил.

— Мы помним и переживаем, сможет ли он выдержать экзамены, — говорит Галина Тихоновна.

— Ему будет не легко, но он способный парень и я уверен, все будет хорошо, — успокаивал ее Михаил.

Степан заметно возмужал, он был уже ни тем сухощавым, русоволосым мальчишкой, когда его первый раз встретил Михаил, только по прежнему он был скромен, спокоен и серьезен, с задумчивыми большими голубыми глазами на красном обветренным лице. Выше среднего роста, плечист, правильные черты лица, скромная улыбка выражала почти детское добродушие, все это делало его внешность очень привлекательной. Не одна девушка поворачивала голову, когда мимо проходил этот видный паренек. Он был всегда чем то занят, ему редко приходилось встречаться со своими сверстниками, только иногда в воскресные дни, ему удавалось поиграть с ребятами в лапту.

После полученных сведений об отце, Степан уже стал представлять себе, как они все вместе будут устраивать свою жизнь на родине, о которой он имел весьма смутное представление. Снова и снова он, по наивности своей мучил себя одним и тем же вопросом, почему там, на родине преследовали деда и отца только за то, что у них большое хозяйство? Почему нужно было у них все забрать, когда все это нажито многолетним тяжелым трудом? Спросить было некого, а задать этот вопрос Михаилу Сергеевичу, он не решался.

Степан с детства находился в той среде, где созидательный труд обеспечивал благосостояние семьи, он жил среди тех, кто трудился хорошо и много, но в его поле зрения попадали и те, кто старался больше частью вести праздную жизнь. Он видел наяву, как ведет хозяйство Матвей Кириллович Листьев и как живет семья в конце их улицы, Терентия Плешкова. У одного человека в семье полный достаток, в хозяйстве порядок, дворы добротные, стаи благоустроены, у другого же дворы разваливаются, подпираются столбиками, у стаи крыша продырявленная, в семье наблюдается недостаток.

Листьев встает рано на работу, с работы возвращается поздно, исправно справляет праздники, в эти дни всегда на столе у них обильное угощение. Плешков прямая противоположность, то он с похмелья не выходит на работу, то выезжает поздно и, как всегда раньше всех возвращается домой. Но, зато во время гулянок, у него в доме все «пело и плясало», бывало длилось это веселье целыми днями.

Еще про Плешкова в поселке бытовала поговорка: «Где жареха, там и Тереха». Было принято, что если кто-то колол скотину на мясо, обычно, он устраивали «свежину» — угощение, приглашались родственники, друзья. Готовили мясо на костре в чугунном казане и, естественно, под выпивку гости угощались свежиной. На такие «мероприятия» всегда заявлялся Терентий Плешков, которого даже и не приглашали, гостеприимные сельчане, обычно, не препятствовали ему участвовать на этом «торжестве».

Степан представил себе, что если создадут в Николаевке русский колхоз, хозяйство будет общим и кто любил трудиться, тот и в колхозе будет работать, а те, кто не могли ничего создать, они не будут приносить никому никакой пользы, но при этом, такие как Листьевы и Плешковы будут иметь одинаковые права. В сознании юноши все это никак не укладывалось, и он не мог понять смысл всех этих коллективных хозяйственных устройств.

Он был недостаточно знаком с той литературой, которой зачитывалась молодежь, откуда она получала сведения о колхозной жизни в СССР, у него все свободное время уходило на школьные занятия. Притом, нашел ли бы он там ответ на мучащие его вопросы? Рядом не было человека, который мог бы ему все это разъяснить. А Михаила Сергеевича, ему просто не хотелось обременять своими вопросами, который и так многое делает для него. Галина Тихоновна была настолько возмущена арестом мужа, что даже не хотела ничего слушать о Советском Союзе и не проявляла никакого интереса к советской литературе. Да и сейчас она не хотела обо всем этом знать и говорить, ее только интересовала одно, и к чему стремилось всей душой, это предстоящая встреча с Денисом.

За ужином они обсуждали будущее Степана. Михаил Сергеевич убедительно настаивал на том, чтобы Степан во что бы то не стало продолжал получать образование.

— Ты способный парень, быстро все улавливаешь, особенно у тебя хорошо с математикой, в крайнем случае можешь пойти в вечернюю школу. А вы, Игорь, Маша и Илья должны сразу же пойти в школу, в Советском Союзе среднее образование считается обязательным, — напутствовал Михаил Сергеевич.

— Михаил Сергеевич, спасибо вам, с чувством сказала Галина Тихоновна, — вы очень добры к нам. Как жаль, что наши жизненные пути расходятся, но я верю, что вы будите счастливы, я душевно желаю вам этого.

— Родителям Лены вы уже говорили о ваших серьезных отношениях с их дочерью? — спросила она.

— Еще нет, Елена написала, что когда она приедет следующий раз домой, тогда и поговорим об этом, — ответил Михаил Сергеевич, — но в ее словах, как мне показалось, не было уверенности, конечно, она лучше знает своих родителей и ей, в первую очередь решать этот вопрос.

— Вы не должны тянуть с этим, если родители Елены узнают, что отношение между вами серьезное, они возмутятся и будет правильным это их возмущение, так как от них все скрывается, -посоветовала Галина Тихоновна.

— Завтра же отправлю письмо Елене и все объясню, — ответил Михаил Сергеевич.

Монгольские чиновники, с которыми у русских были хорошие отношения, на этот раз с уверенностью говорили, что в следующем году начнется, на официальном языке, так называемое, преобразование. Им больше верили и народ заколебался, несколько родственных семейств, заполнили анкеты на выезд в Советский Союз, среди них преподаватели школы и поголовно все одиночки.

Более болезненная ситуация сложилась в семье Мальковых, она распалась на части. Старший сын со своей семьей хлопочет в Австралию, Старшая дочь с мужем имеют визу в Бразилию, Елена Степановна, младшая дочь и женатый младший сын Дмитрий, подали заявление на выезд в Советский Союз. У жены Дмитрия, Марии, все ее родственники, Тюрины, решили ехать за границу. Глава семьи, Дмитрий Васильевич, отказался куда-либо двигаться.

Многие богатые и зажиточные хозяева пока не трогаются с места, в тайне надеясь на какое-то чудо, а вдруг все поменяется. Этих людей можно понять, они через свой тяжелый труд прочно осели на новом месте, ранее, потеряв все у себя на родине, теперь и это они должны будут здесь оставить. Для людей наступило нелегкое время, разные разговоры, предположения только вызывали добавочное волнение, перед ними была крайне неясная картина их будущего.

К концу недели, Елена в письме сообщила Михаилу, что она с попутной машиной в субботу приедет домой, тогда они и поговорят с родителями. Сообщение это радовало Михаила, но в то же время и пугало. Он даже не мог представить, как на все это отреагируют родители Елены, но и находиться в положении неопределенности и секретов, он считал уже невозможно, о чем говорит мать и Галина Петровна.

Елена приехала вечером, родители ничего не знали о ее приезде, поэтому ее встретил Михаил. Оба взволнованно обсуждали предстоящую встречу с родителями Елены. Они были убеждены, что этот вопрос нужно разрешить безотлагательно.

Когда Елена и Михаил зашли в дом Яковлевых, на лице у встретившей их на пороге Ирины Павловны, появилось неописуемое изумление, это было для неё столь неожиданным, она испуганно спросила:

— Елена, что случилось?

— Мама, не волнуйся, все в порядке, — ответила Елена.

— Тогда, как же ты объяснишь свой неожиданный приезд, — спросила мать.

— Я тебе, вернее мы, все объясним, а папа дома, — спросила Елена.

— Его нет, он уехал в Харбин заканчивать оформление документов, — ответила Ирина Павловна.

— Здравствуйте, также, глядя с удивлением на присутствующих, поздоровался вошедший в дом Роман.

— Ну, рассказывай дочка, что у тебя случилось, почему ты здесь?

Отца в доме не была, которого Елена изрядно побаивалась, поэтому она решила прямо все рассказать матери.

— Я и Михаил любим друг друга и хотим, чтобы это не было секретом ни для кого, поэтому решили все вам рассказать.

— Что это значит, все рассказать, испуганно спросила, — мать.

— Не волнуйся, мама, между нами только хорошая и искренняя дружба. Мы поженимся, когда мне исполнится восемнадцать лет.

— В деревне, о ваших встречах уже давно толкуют, — говорит Ирина Павловна, — но мы всех заверяем, что все это не правда, дочь учится и ни о чем другом не думает.

Очень болезненно отреагировал отец на слухи о вашей дружбе, хотя он и сам догадывался, его сильно раздражали деревенские пересуды и у нас в семье были частые ссоры на этой почве. Я и Роман старались его успокоить, что между вами всего лишь дружеские отношения и не более, но он мало верил нашим доводам и грозился, Михаил Сергеевич, серьезно поговорить с вами.

— Действительно, нам нужно было давно рассказать о наших отношениях, — сказал Михаил Сергеевич, — тогда бы не было разных кривотолков.

— А, что дальше думаете делать, — спросила мать Елены.

— Вы, Ирина Павловна, знаете, что мы хлопочем за границу, также и вы, там и будем решать когда поженимся, — ответил Михаил.

— Я ничего не могу сказать, тем более решать насчет этого, первоначально я должна все обсудить с мужем, — сказала она.

Михаил остался у Яковлевых обедать, он чувствовал себя человеком, освободившимся от непосильной ноши, тяжесть вины ушла. Улыбка не сходила с лица Елены, оно сияло счастьем. Михаилу пришлось рассказать о своей о матери, которая получила извещение о смерти мужа в советском концлагере и как она тяжело переносит это горе, также о сестренке, брате, бабушке.

Назавтра, с раннего утра и до самого ее отъезда обратно в город, Михаил и Лена были вместе, взявшись за руки бродили по полю, оно начиналось сразу за околицей. Утро было прохладное, на травах и листьях деревьев все еще лежала роса, по ясной небесной лазури плыли разрозненно мелкие облака, солнце поднималось все выше и выше, бросая свои горячие лучи на мокрую, черную землю. Повсюду уже чувствовалось дыхание весны, зазеленели пригорки, ранние цветы уже раскрывают свою прелесть, разносятся птичьи голоса и в небе, неизменно заливаются неугомонные жаворонки. Лена, наклоняясь срывала молоденькие, низко прижавшиеся к земле подснежники, собирая их в маленький букетик. Она приблизила его к самому лицу Михаила, чтобы он понюхал аромат этих весенних цветов.

— Понюхай, не правда ли, какой нежный, приятный запах этих красивых цветов!

Михаил любовался ее нежно-румяным лицом, взором ее чудных глаз и тому, как она искренне радовалась всему, что было вокруг, ее сердце загоралось чувством восторга. Она сама, как этот чудный букетик, цветет и распускается, волнует его своей прелестью. В порыве нежной страсти он прижал ее к своей груди и крепко поцеловал в ее горячие губы.

Первая любовь самое светлое, самое искреннее и самое чистое чувство, это то состояние, когда все окружающее тебя радует и все кажется милым, очаровательным и прекрасным. Первая любовь делает человека счастливым, возвышенным, вызывает трепетное биение взволнованного сердца, побуждает в человеке лучшие качества, готовность к самопожертвованию и к чему то высшему.

Незаметно подошли к реке, после таяния снегов, а последнее время еще дополнительно шли частые дожди, то вода была на уровне берегов, при этом сильно мутная, почти желтая. Дружно зазеленели низовья широкой речной долины, распускаются деревья вдоль реки, скоро начнут цвести и своим нарядом украсят берега. Полюбовавшись на стремительный поток и на шум бурлящей воды, направились обратно в деревню.

— Я, даже не мог предполагать, что так благосклонно отнесется твоя мама к нашему заявлению, откровенно говоря, я был готов к худшему, — сказал Михаил.

— Мама давно знало, что мы встречаемся, — откровенно говоря, — она не одобряла нашу дружбу, во-первых разница в возрасте, к тому же, считала, что моей главной целью должна быть учеба.

— Еще, я открою тебе одну тайну. Мама вышла замуж, когда ей не было семнадцати лет, она была сиротой и выросла в семье, куда ее взяли из приюта ребенком, — сказала Елена, — в доме новых родителей ей было не очень сладко, кроме ее у них были еще две свои родные дочери. Для сестер она никогда не была своей и они часто об этом ей напоминали. Совсем юной она влюбилась в моего отца и вышла за него замуж помимо воли ее приемных родителей.

— Поэтому у нее к нам больше сочувствия, нежели осуждения?

— Да, я так считаю.

— Хорошо, а как все это воспримет твой отец, который в прошлом, отнесся к нашим отношениям крайне отрицательно, изменит ли он на этот раз свои взгляды, вот это меня продолжает волновать, — сказал Михаил.

— Папа строгий, но добрый и справедливый, — я думаю, все будет в порядке, — успокаивала его Елена.

Михаил и Лена вернулись с прогулки за час до отъезда, Ирина Павловна приготовила объемистую сумку с разными продуктами для дочери, сделала последние наставления и они отправились на стоянку автомашин.

— Мы скоро опять увидимся, чтобы потом расстаться надолго, — сказала Лена, — ты уедешь к своим домой.

— Я постараюсь приехать летом, хотя бы на несколько дней, — ответил Михаил, — крепко обняв на прощание Лену, он помог ей разместиться с вещами в кабине.

Попрощавшись с Еленой, находясь в приподнятом настроении, Михаил решил зайти к Артемьевым, его очень волновала судьба этой замечательной семьи и он всячески старался им помочь. Вся семья с волнением ожидает разрешение на выезд в Советский Союз, Галина Тихоновна не допускает мысли, что им может быть отказ, тем не менее, на душе у нее было тревожно.

— Вам не о чем беспокоиться, вы молодая семья, такие нужны стране, вам обязательно будет разрешение, — успокаивал ее Михаил Сергеевич. Рассказал он и о разговоре с матерью Елены.

— Это очень хорошо, вы поступили правильно, постарайтесь, не откладывая поговорить и с отцом Лены, — посоветовала Галина Тихоновна.

Захар по-прежнему наведывался к Долотовым, в семье к нему относились хорошо, он чувствовал себя расслабленно, непринужденно. Сам Долотов время от времени заводил разговор о том, что ожидает русских в Китае, в их же семье было единство взглядов на свое будущее, они считали, что иного выхода нет, как только ехать в Советский Союз. Дипломатично дали понять Захару, что они свою дочь здесь одну ни в коем случае не оставят.

Совершенно другая атмосфера царила в доме Шиловых, семья никак не приходила к общему решению, Ефим Николаевич со своим двоюродным братом, твердо стояли на своих позициях. Захар многократно убеждал их, что оставаться здесь нет смысла, в следующем году будет национализировано все имущество, как существовать после этого. Прежние доводы Ефима Николаевича для семьи стали звучать все менее и менее убедительно.

— Не будем торопиться, посмотрим как поступят другие, ведь многие такого же мнения, как у меня, — говорит Ефим Николаевич.

— Почему мы должны смотреть, что будут делать другие? — спросил Захар.

— Ты уже взрослый и такой умный, так собирайся и езжай на целину, — выпалил отец.

— А, что и поеду, — ответил Захар.

— Ты, что говоришь Ефим, гонишь родного сына, со слезами на глазах, — сказала Ульяна Павловна.

— Никого я не гоню, меня гонят с насиженного места, — сказал Ефим Николаевич и вышел из дома.

— Захар, будь с отцом добрее, ему сейчас очень тяжело, — говорит мать.

— Если родители Юли запишутся на целину, я поеду с ними, — сказал Захар.

— Захар, не спеши, я поговорю с отцом.

Дня через два, чувствуя, что Ефим Николаевич в более, или менее, хорошем расположении духа, жена решила с ним поговорить о сыне. Начала издалека, вспоминая молодые годы, как они вместе преодолевали все трудности, как растили, учили детей, слава Богу все стали людьми.

— Ты, к чему это все гнешь, жена, — спросил Ефим Николаевич, — что опять задумала?

Она на прямую завела разговор о Захаре, что отпускать его одного с чужой семьей будет обидно и позорно для нас, нужно найти какой-то выход.

— А, что ты предлагаешь? — спросил муж.

— Захара и Юлию нужно поженить, когда она будет в нашем доме, ее легче будет убедить, — говорит жена.

— Мысль то хорошая, но согласятся ли Долотовы отдать свою дочь за Захара? — говорит Ефим Николаевич, — они же до сих пор твердо стоят на своем и я уверен, что их не переубедишь.

— Думаю, напрасно ты это все затеваешь, но поговорить с Захаром можно, — добавил он.

— Долотовым нужно сказать, что когда наши дети поженятся, тогда и пусть вместе решают куда ехать, но сначала я поговорю с Захаром, — сказала жена.

— Хорошо, поговори.

Вечером, когда Захар вернулся с заимки, мать, не откладывая решила сразу же переговорить с сыном. Он был несколько удивлен предложением матери и сразу же спросил:

— А, будет ли согласен с этим отец?

— Я с ним поговорю, думаю он не будет возражать, — говорит мать, уже зная какой будет ответ мужа.

Когда на семейном совете обсуждался этот вопрос, Ефим Николаевич одобрил и посоветовал, как можно скорее договориться с Долотовыми.

— Свадьбу справим не хуже добрых людей, — добавил Ефим Николаевич.

Захар был озадачен резкой переменой отца, что — то повлияло на его, а вот, что он понять не мог. Но это теперь не главное, решение отца его сильно вдохновило и порадовало.

— В следующее воскресение поезжай и все расскажи Юлии, -говорит мать.

Марина решила сказать мужу, что ей лучше побыть какое-то время у своей матери, так как скоро предстоят роды.

— Мама будет смотреть за Мишей и я буду под ее наблюдением.

— Поступай, как знаешь, — был короткий ответ Петра.

Если в прошлом он верил, что Марина это его счастье и он был полон надежд, что взаимная любовь приведет их к прекрасному будущему, то теперь в поведении Марины все для него кажется не искренним, фальшивым, отвратительным. В минуты проявленного с ее стороны внимания к нему он видел в этом всего лишь поток надуманных лживых фраз и состояние притворства. Петр стал раздражительным, нервным, ему все чаще и чаще хотелось уйти из дома, побыть в одиночестве, поэтому желание жены побыть у матери, он встретил даже с некоторым облегчением, все больше и больше убеждаясь, что между ними уже никогда не будет добрых семейных отношений и связывает их только сын.

Хотя сыновья и рассказывали Алексею Степановичу про Австралию, причем и сами знали о ней не так уж много, то он сам, естественно, имел весьма смутное представление об этой стране. Когда его спрашивали, что ты знаешь об Австралии, все, что он мог сказать:

— Там нет большевиков и колхозов. У некоторых такой ответ вызывал улыбку и иронию.

— До каких пор тебе будут сниться большевики, пора уже успокоиться, -увещевали одни.

— Самых ярых большевиков уже давно нет в живых, — говорили другие.

— Друзья мои, я хотел бы вас, свободных частных собственников, видеть работающих под чьим — то управлением и получать столько, сколько кем то будет установлено, — не сдавался Алексей Степанович.

— Мы же ведь привыкли жить не по указке, а своим разумом и трудом, не так ли? — продолжал он.

— А, как поступают большевики с религией и верующими? — все больше и больше распаляясь, доказывал он свою правоту.

— Вы поймете тогда, когда все это испытаете на себе. Может быть тогда ваши улыбки и насмешки в мой адрес исчезнут, для меня такая система не приемлема и чужда, — в заключение сказал Алексей Степанович.

Он говорил то, что считал должен сказать в силу своих убеждений, хотя в душе сознавал, что та, неизвестная ему страна, Австралия, может быть и не такой уж благостной, как люди себе представляют, но как говорится, из двух зол всегда выбирают меньшее.

Среди «заграничников» были люди сведущие и до какой — то степени разбирающиеся в мироустройстве, при этом, имея определенные взгляды на коммунистическую идеологию. В данный же момент, судьба этих людей зависела от милости, или немилости власть имущих, в отношении русских гегемония советской власти на территории Китая все еще сохранялась, и это они уже скоро почувствуют на себе.

С высокого крыльца дома Алексей Степанович смотрел на свою усадьбу, испытывая чувство искреннего удовлетворения. С одной стороны от дома шло продолжение горы, а по другую сторону огромного рва, который начинался сразу за дворами, раскинулся пологий холм без единого кустика, прекрасен он в летнюю пору, когда весь становится зеленым и усеян яркими полевыми цветами. Около дома постоянно носились быстрокрылые ласточки, свившие гнезда под крышей. В палисаднике росли стройные березки и кусты черемухи, рядом грядки со цветами, заботливо охаживаемые женой.

Прямо от крыльца вниз расположен ухоженный широкий двор, полон разной домашней птицы, за ним хозяйственные постройки, навес для хранения хозяйственных машин, амбар, помещение, так называемое, «летняя кухня», где летом готовилась еда. Рядом со входом в помещение установлена русская печь, далее другая для приготовления пищи. У стены большой стол, стулья, где трапезничала семья и никакой другой посторонней мебели. Гостей обычно приглашали в дом. Далее шли хозяйственные угодья: дворы, сараи, сенник, небольшой огород, зеленеющий молодой рассадой, набирающей цвет.

К вечеру все дворы будут заполнены вернувшимся с пастбища скотом, эта та картина, которая всегда ласкала его взор, и с которой ему будет очень трудно расставаться. Радовало его и то, что младший сын Петр становится крепким, хватким хозяином, он не боится трудностей и смелых волевых решений. Если бы у него была еще и путная жена, Алексей Степанович с спокойной душой, не задумываясь отдал бы бразды правления в надежные руки сына. Но, увы, всему этому не суждено будет сбыться.

События последних двух лет ведут к тому, что эта благоустроенная жизнь будет не минуемо разрушена новыми преобразованиями китайского правительства и жизнь людей обретет совершенно иной облик. Люди, нашедшие приют в этой стране, стоят перед новыми испытаниями, новыми вызовами, с быстро меняющейся, а главное, с более и более усложняющейся обстановкой, это ставит народ в сложное, если не сказать хуже, положение.

Все больше и больше беспокоит Алексея Степановича семейная жизнь Петра, жена оказалась недалекой, легкомысленной, к тому же еще и коварной, ему было тяжело смотреть, как страдает сын. Видел во всем этом и свою долю вины, очень уж долго относился снисходительно к выходкам невестки, не упрекал сына за то, что он предоставляет много свободы своей жене, а она сполна пользовалась его слабохарактерностью и добротой.

Катя Большакова убедилась в верности Виталия, он не задумываясь, ради ее отказался ехать в Советский Союз вместе с матерью и братьями. Это ее порадовало и в то же время расстроило, ведь она невольно разлучает его с семьей и представила себе, как тяжело будет его матери и так много испытавшей за свою жизнь. Катя старалась все это объяснить Валерию, на что он ответил:

— Я, уже все матери рассказал и у нее одно желание, чтобы свадьба прошла до ее отъезда.

— Собирайся и мы завтра же поедим в Николаевку, но сначала поговорим с твоими родителями, — сказал Виталий, — и в этом твоя главная роль, меня они мало знают.

Большаковы знали, что у дочери есть молодой человек, также для них не было секретом, что она не вполне серьезно относится к нему и это их волновало.

— Если у тебя с Виталием не серьезные отношения, а всего лишь кратковременное увлечение, не морочь парню голову. Он каждую неделю приезжает, а ты под разным предлогом иногда даже избегаешь встречи с ним- как-то сказала ей мать.

— Мама, он мне нравится, но он какой-то шальной, не предсказуемый, а если еще окажется и не самостоятельный, к тому же его семья собирается ехать в Советский Союз, — ответила Катя.

— Ты должна хорошо с ним поговорить и все объяснить, что тебя волнует- посоветовала мать.

— Хорошо, я с ним поговорю.

Этот разговор Екатерины с матерью был месяца два тому назад. А когда Виталий окончательно отказался ехать со своей семьей на целину, она ему поверила и убедилась, что ради ее он готов был на все.

Родители Кати отнеслись благосклонно к их решению повенчаться и посоветовали дочери, как можно скорее повстречаться с матерью Виталия.

— Ты даже еще с ней не знакома и ее семья ничего о тебе не знает, поезжайте не откладывая. Если все будет по-хорошему, будем договариваться о свадьбе.

Знакомство Кати с семьей Виталия произошло не очень гладко, не совсем в дружественной обстановке. Виталий представил свою девушку матери, встретившую их на крыльце дома.

— Мама, это Катя, — сказал Виталий.

— Знаю, уже слышала это имя, — ответила она, — проходите, и ушла в дом. Виталию было не удобно за мать, так не ласково принявшая его барышню.

— Может быть другой раз придем? — спросила Катя Виталия.

— Никаких разговоров идем сейчас, — с присущей ему решительностью, ответил он.

В доме был старший брат Виталия, Александр, с женой Евгенией. Вскоре пришли остальные братья. Натянутую обстановку решил разрядить Александр, он стал расспрашивать о семье, родителях, спросил об общих знакомых, постепенно завязался разговор. Мать хлопотала на кухне, подошла тогда, когда уже садились за стол. Она сама желала того, чтобы Виталий женился до того, как они уедут на целину, но встретившись с Катей, в ее сердце появилась обида на эту девушку, это благодаря ей она должна будет расстаться со своим сыном.

— Мама, да ты не волнуйся, они еще приедут к нам, как только их здесь прижмут, — успокаивал Александр.

— Они не одни остаются здесь, смотри, сколько еще народу не решило, куда им ехать, за исключением «заграничников», — продолжал Александр.

Все эти доводы мало утешали Лидию Николаевну, она по-прежнему сидела наклонив голову, не проронив ни слова, только время от времени утирала катившиеся из глаз слезы.

Обсуждали, когда и как провести свадьбы, в одном было общее согласие, не нужно откладывать на дальние сроки. День свадьбы решили согласовать с Большаковыми.

Все ограничения и запреты не удержали Ивана Григорьевича Котлова от его тайных ночных поездок в город, где старался достать тот товар, в котором нуждалась деревня. Зимой в город возил мясо и масло, все это скупая оптом у сельчан. Последняя весенняя поездка в город оказалась для него чреватой серьезными последствиями, Иван Григорьевич уже справил все свои дела и рано утром выехал в Николаевку. На окраине города его остановил патруль, проверяющий у людей наличие «пожарной справки». У него ее не было, он не хотел ее брать, так как по прибытии на место должен был предъявить ее в полиции, а там пошли бы расспросы о причине посещения города, а он этого не хотел.

Котлова спросили: откуда и куда едешь? (Между прочим, он свободно объяснялся на китайском языке)

— Навещал родственников, теперь возвращаюсь к себе домой, в Николаевку, -пояснил он.

Потребовали с него документ на право посещения города, а такового у него тоже не было. Ивана Григорьевича отвели в местную полицию, снова допросили и стали проверять, что он везет. Обнаружили у него соль, сахар, чай, несколько пар обуви, два отреза сукна и кое-что другое по мелочи. Допрашивали, где и у кого он все это купил.

— У кого купил товар, мне фамилию он свою не назвал, — ответил Иван Григорьевич.

— Говори правду, иначе ты будешь арестован, — заявил полицейский.

— Я сказал вам правду, — стоял он на своем.

— Раз так, мы тебя задерживаем, пока не сознаешься и не назовешь тех у кого сделал закупки.

Его задержали на три дня, за это время он свое показание не менял. В результате наложил большой штраф, все конфисковали и отпустили, предупредив, что если еще раз повторится, будешь арестован и сядешь в тюрьму. Справедливости ради нужно сказать, что будь то китаец, власти поступили бы с ним по-другому, более жестоко.

Прошло не больше месяца, он вновь с товаром ночью отправляется в опасный вояж. Несколько раз ему беспрепятственно удалось провернуть свои торговые дела. Как говорят: аппетит приходит во время еды и Котлов решает уже на двух подводах вести на продажу пшеницу, скупленную у сельчан. Всю ночь он был в пути, к рассвету уже подъезжал к городу. День решил переждать в степи, а как стемнеет добраться до места, где он был намерен, заранее договорившись, сдать свой груз. Все прошло благополучно, за товар получил наличными.

Иван Григорьевич направился к бывшим владельцам магазинов, которые были ему знакомые ранее по коммерческим делам, закупил у них нужный ему товар, вечером обещал забрать. Возвращаясь на квартиру по ярко освещенной центральной улице, к нему подошел китаец и предложил обувь, сам оглядываясь по сторонам.

— Мне не нужна обувь, — ответил он

— Ты не бойся, я раньше тоже торговал, у меня был небольшой магазин, — говорит китаец довольно свободно на русском языке, — после того как запретили торговать, я кое-что припрятал и могу продать тебе дешево.

Многое за свою жизнь испытал Котлов, в каких только переделках не был, а тут оплошал, доверился не знакомому человеку, уж очень соблазн был велик, последнее время достать обувь было сложно и был большой спрос на ее. У китайца на складе чего только не было, но Иван Григорьевич купил у него только обувь, при этом по очень сходной цене.

В эту же ночь, Котлов решил возвращаться домой, беспрепятственно выехал из города и в приподнятом настроении свернул на главное шоссе, которое шло прямо в Трехречье, в районе огромной долины- Шаратолы нужно было свернуть на дорогу, которая вела в Николаевку. У самого моста через реку Аргунь, его остановили трое полицейских, его ни о чем не стали расспрашивать, сразу же доставили в участок. В ходе допроса он понял, что все с продажей обуви было подстроено, поэтому отпираться не было смысла.

Помимо штрафа и конфискации всего, включая лошадей, ему дали три года тюрьмы. Жена и дети неоднократно его предупреждали, что в такое неопределенное время рисковать нельзя, они видели, как расправляются власти с китайцами за незаконную торговлю. Домашние понимали, что тюремный срок для него самое тяжкое наказание, к тому же здоровье Ивана Григорьевича за последнее время сильно пошатнулось. Свидания с заключенным не допускали, передачи не принимали, родные были очень обеспокоены, что он может не вынести ужасных условий китайской тюрьмы и погибнуть.

Вскоре после ареста Ивана Григорьевича, из города Харбина вернулась дочь Евгения, да не одна, а вместе с Василием Громовым и к ужасу матери, еще и беременная.

После того, как родители отправили Евгению в город, вскоре туда подался и Василий, об этом никто не знал. В городе устроиться куда-либо на работу было очень сложно, почти невозможно, поэтому ему приходилось пользоваться случайными заработками, даже приходилось выезжать на периферию.

Родственница у которой жила Евгения заметила, что с девчонкой творится неладное и решила сказать ей

— Тебе, дорогая племянница лучше ехала домой.

Брать на себя ответственность за ее поведение она не хотела. Для Евгении выбора не было, она быстро собралась и они с Василием покинули Харбин.

Укорять и бранить свою дочь, Евдокия Иннокентьевна считала уже поздно, поэтому нужно что-то решать. Мужа нет, не с кем посоветоваться, с Громовыми, вообще нет общения, тем более родниться с ними она раньше даже и не мечтала, но и сейчас она не пошла к ним за советом. Во избежание позора, Евдокия Иннокентьевна принимает волевое решение, немедленно Евгению и Василия обвенчать. Идет и договаривается со священником, назначает день, только после этого она объявляет о своем решении. Евгения пробовала что-то возразить, но грозный окрик матери заставил ее замолчать.

— Твое дело молчать и слушать, — говорит она, — ты уже достаточно опозорили нашу семью.

В назначенное время было совершено бракосочетание, в семейном кругу отметили это событие скромным обедом. Евдокия Иннокентьевна сменила гнев на милость и разрешила присутствовать на свадьбе родителям Василия Громова со всей своей семьей.

Закончился учебный год, Михаил Сергеевич съездил в город со Степаном на экзамены. Все экзамены Степан сдал, результаты были весьма удовлетворительными, лучшие оценки он получил по математике.

Михаилу необходимо было закончить все дела в своей школе, а также на следующей неделе, в воскресенье, помочь провести выпускной школьный вечер. К тому времени должна возвратиться домой Елена, им предстоит всего несколько дней побыть вместе, затем нужно будет собираться домой, где его уже давно ждут. Он твердо решил, что через месяц он обязательно вернется в Николаевку. До отъезда домой, Михаил надеялся, что разговор с отцом Елены состоится и все разрешится положительно, он будет принят в доме Яковлевых.

Вечером, находясь у себя в комнате, к нему зашла Татьяна Петровна, вся сияющая, в необыкновенно веселом и радостном настроении, сходу заявила, что она приняла предложение Игоря, свадьба будет через месяц, хотя с его родителями этот вопрос еще не был согласован.

— Вот и хорошо, я планирую приехать в Николаевку через месяц, погуляю на вашей свадьбе, — говорит Михаил.

— Я буду только рада, — ответила ему Татьяна.

— А как относятся к тебе родители Игоря, — спросил Михаил.

— Мне кажется, что отцу я нравлюсь, вот только не совсем мне понятно отношение ко мне матери Игоря, — говорит Татьяна, — иногда она даже бывает ласковой, а другой раз сухо поздоровается и может за весь день слова не вымолвить. Игорь успокаивает, говорит это у нее такой характер, познакомитесь поближе и все будет хорошо.

— Знаешь, что Таня, приходите ко мне как-нибудь вечерком с Игорем, посидим, поговорим, ближе узнаем друг друга, — предлагает Михаил, — ведь я с ним никогда близко не общался, может быть он действительно неплохой парень.

— Хорошо, я ему скажу об этом, — ответила Татьяна.

Татьяна поинтересовалась, как обстоят у него дела с Еленой. Михаил не скрывая, все подробно рассказал о их взаимоотношениях, если ничего не произойдет, они никогда не расстанутся и будут самыми счастливыми людьми.

— Миша, поверь мне, я искренне рада твоему счастью, Лена славная, хорошая девушка, к тому же она тебя очень любит. Счастья вам и бесконечной любви, — пожелала Татьяна.

— Таня, я очень тебе благодарен, ты настоящий, хороший друг, — сказал растроганный Михаил.

Накануне школьного вечера вернулась домой Елена Михаил встретил ее на остановке, она выглядела уставшей, черты ее лица немного изменились, выражение их стало несколько строже, но ее выразительные глазах сияли радостным блеском, все экзамены позади, впереди отдых и встречи с любимым человеком. С некоторым огорчением поспешила сообщить, что брат Роман категорически отказался ехать за границу из –за Кати Катковой, об этом ей сообщили мать в своем письме.

— В доме постоянно спорят, ругаются, обстановка сложная- сказала Елена.

Отец всегда гневный и раздраженный, он уже не надеется, что сможет отговорить сына, все его доводы и убеждения были напрасными, Роман твердо стоял на своем.

— Я думая, разговор с отцом нам нужно пока отложить, — сказала Елена, — пусть он успокоится, иначе он нас и слушать не будет.

— Пусть будет по твоему, — согласился Михаил, — через месяц я вернусь, тогда и поговорим с твоим отцом.

— Когда ты собираешься уезжать, — спросила Елена.

— Через четыре-пять дней, — ответил Михаил.

— Почему так скоро? — спросила она.

— Маме нужна помощь, ей очень трудно в данное время, нужна поддержка. Смерть моего отца она очень болезненно переносит, — ответил Михаил.

— Тогда, мы сегодня же встретимся, хорошо?

— Обязательно.

Они встретились на крутом берегу озера, перед ними расстилалась широкая водная поверхность, ничто не тревожило эту зеркальную гладь, только изредка взлетали и садились утки в дальнем конце озера и исчезали в камышах. Всюду чувствовалось полное дыхание весны, зазеленели поля и долины, запестрели цветами луга с разливом сочных трав. В синем небе плывут над землей разной формы кучевые облака, солнце льет свои горячие лучи на зеленый мир.

С весенних полей доносится дурманящий голову аромат цветов. Согреваемые солнечными лучами они счастливые, обнявшись сидели молча, в этот момент у них не было желания о чем-то говорить и даже думать, им было так хорошо и они не хотели нарушать это волшебное состояние. Благодатная тишина, как бы убаюкивала их, прижавшись друг другу, они боялись пошевелиться, чтобы не нарушить этот таинственный покой. Михаил молча смотрела ей в глаза, ему казалась, что в этой ласковой глубине, наслаждаясь, погружена его душа. Ему так и хотелось сказать: «Люблю тебя пламенно и нежно, готов неразлучно повсюду следовать за тобою и пойти на любые жертвы, я даже не представляю, как смогу жить без тебя». Сказать вслух он не решался, боясь, а что если он не сможет исполнить, что-то из этих обещаний, сердце юной девушки будет разбито, чувства ее будут глубоко ранены. От этой мысли, Михаил даже вздрогнул.

— Что с тобой? — спросила Лена.

— Ты, разве не чувствуешь, что от озера потянул холодный ветерок, — ответил он, — смотри как вода покрывается мелкой рябью, как бы мурашками, видимо она тоже чувствует прохладу, как и я.

Михаил встал, подал Лене руку, сильным движением приподнял от земли, обхватив тонкую гибкую талию девушки он нежно прижал ее к своей груди. Взволнованный и радостный он почувствовал, как она вся обмякла, ее юное тело трепетало, тонкий внутренний огонь пробежал по его сильному молодому телу. Горячими губами коснулся ее нежной щечки, она вздрогнула, теснее прижимаясь к нему, огонь страсти захлестнул их, из ее груди раздался прерывистый вздох, она была вся какая-то трогательно-беспомощная, он целовал ее нежные податливые губы, на мгновение они забыли обо всем. Но вот он резко отстранился от нее, взяв ее за руки. Лена, немного склонив голову, растерянно посмотрела на него исподлобья своими лучистыми глазами.

— Что случилось? — срывающимся голосом спросила она.

— Ничего, нам пора идти, дома тебя уже, возможно, потеряли, — ответил Михаил.

— Хорошо, — покорно согласилась Елена.

Они стали спускаться с высокого яра, легкий прохладный ветерок приятно освежал их лица. Они были счастливы, для них ничего и ни что не существовало в эту минуту, они были в волшебных объятьях любви.

Марина родила второго сына. Это сообщение обрадовало Петра и в тоже время напрягло, отношения между ними нисколько не улучшились, она по-прежнему относилась к нему холодно, равнодушно, а иногда даже враждебно и он, уже который раз, опять стал думать о разводе. Иногда он ловил себя на мысли, что несмотря на постоянное пренебрежительное отношение к нему Марины, он в душе снова и снова готов все ей простить. Неужели он все еще её любит? А может быть эти мысли возникали всего лишь от сознания своей ответственности перед детьми, ведь они ни в чем не виноваты и не должны страдать из-за сложных отношений между родителями.

В тоже время Петр все больше и больше убеждался, что единственно, что еще могло сохранить семью, это полностью подчиниться воле жены, при этом, он даже не представлял себе последствий всего этого, но уже точно знал, что опять начнутся бесконечные унижения, оскорбления, как дома, так и в обществе.

Войдя в дом тещи, Петр подошел к жене, она держала на руках ребенка, подчеркнуто любезно, спросил о их здоровье, поздравил тещу с новорожденным внуком. Маленький Миша с радостью подбежал к отцу, Марина со своей стороны приняло его появление с каким — то подчеркнутым равнодушием, без выражения каких-либо эмоций. Все, что она смогла сказать:

— Проходи, садись.

— Я побуду у мамы еще неделю, а потом вернусь домой, -сказала Марина.

Петр не стал оспаривать ее решение. Договорились когда крестить ребенка, разговор явно не клеился, Петр поцеловал своих сыновей, и ушел. В данный момент он находился не только в расстроенном состоянии, но и чувствовал себя потерянным в этой обстановке. Жена ни в коем случае не поедет за границу, он же не хочет ехать на целину, какой же тогда выход из этого положения? Чтобы семья не распалась окончательно, это значит, нужно ему ехать в Советский Союз? Но, как об этом он скажет своей семье и что его ждет там?

Поднимаясь на крыльцо своего дома, Петр так и не нашел окончательного решения, что сказать своим родителям. Дома же он сказал, что все прошло благополучно, ребенок и мать здоровы, через неделю Марина вернется. Ни отец, ни мать уже давно не верили, что в семье Петра наладится жизнь и, что невестка когда-нибудь остепенится, исправится, поэтому единственный выход только развод, но сказать ему об этом открыто не решались.

Такие семейные отношения не давало ему покоя, жестоко терзало его душу, Петр мучительно искал выхода из этого положения и не находил его. Иногда он даже твердо склонялся к мысли, что разбивать семью нельзя, а поэтому нужно записываться на целину, находя в этом единственный выход из этого сложного положения.

За женой и детьми Петр отправился вечером, около Матвеевых привязал лошадь снаружи к забору. В сенях, через не прикрытую дверь он услышал свое имя, невольно приостановился. Шел разговор между Мариной и матерью.

— Ты должна заставить его поехать вместе с тобой на целину, — говорит Антонина Васильевна, — у тебя дети.

— Зачем мне его заставлять ехать на целину, когда жить с ним я все равно не буду, я не люблю его, иногда мне даже видеть его не хочется, — говорит Марина.

— Да, пойми же ты, поедете вместе, у вас будет все, ведь они богатые люди. А там будет видно, будешь ты с ним жить, или нет, — вразумляла свою дочь мать.

Дальше слушать Петр не хотел, хлопнув сенной дверью, зашел через приоткрытую дверь избы.

— А, дорогой зятек, проходи, проходи — притворно приветливым голосом пригласила теща зятя в дом. Петру было отвратительным это ее наигранное ласковое приветствие, с презрительным равнодушием он сухо поздоровался и велел Марине собираться. Она пробовала что-то сказать, но он с несвойственной ему грубостью прервал ее.

— Хватит разговоров, быстро собирайся, — сказал он. Теперь он уже не сомневался в коварстве их планов, он им нужен, лишь, как доходная статья для их существования. Петр решил, как только Марина оправится после родов, у него с ней будет окончательный серьезный разговор, так продолжать жить дальше не было смысла.

Накануне отъезда Михаил пришел попрощаться с семьей Артемьевых, с этими, давно ставшими ему близкими людьми, он всегда испытывал к ним чувство особого расположения, в их обществе ему было уютно и спокойно. Он изначально был душевно рад их знакомству и все это время вместе разделял с ними минуты радости и горя. Ему будет тяжело расставаться с этими замечательными людьми, возможно навсегда и с этой деревенской жизнью, к которой он за короткий срок так привык. Он определенно знал, что уже никогда не вернется в эту школу, где произошло то, что навсегда изменило его жизнь, ему было томительно грустно расставаться с коллегами, так тепло принявших его в свой круг.

Все утро они гуляли по открытому полю за горой, разговор шел только о будущем, которое рисовалось в их воображении только в ярких красках, они не допускали никаких темных пятен на их сияющем вдали горизонте.

— Когда приедешь через месяц, мы все расскажем и объясним моему отцу, а я буду его подготавливать к разговору, — сказала Елена.

— Ты, Лена, сообщай мне обо всем, что будет происходить в вашей семье, — попросил Михаил.

— Обязательно, — ответила она.

— Еще я тебя попрошу, чтобы ты время от времени навещала Артемьевых, Галина Петровна замечательная женщина, она может дать нужный тебе совет, — сказал он.

Зеленое поле покрытое весенними цветами, ярко сияющее солнце с небес, беспрерывное разноголосое пение птиц, все это наполняло радостью сердца влюбленных и они видели перед собой только их счастливое будущее и они верили в это.

По всей видимости Галина Тихоновна ждала его, стол был накрыт по праздничному, даже на столе стояла бутылка красного вина, что являлось редкостью в эти времена. О чем бы не шел разговор, Татьяна Тихоновна неизменно возвращалась к теме отъезда из этой, приютившей их страны и о встречи с Денисом. В каких вариантах она ее только не представляла, даже высказывала сомнение, что он изменился, в его душе произошло охлаждение к ней и она для него ни так дорога, как это было прежде.

— Вы напрасно волнуетесь, дорогая Галина Тихоновна, он вас и детей по-прежнему любит, -успокаивал ее Михаил Сергеевич, — даже в его кратких письмах чувствуется это.

Да и как не любить вас, вы сохранили свою семью, что для него является самым ценным, — добавил он.

— Давайте выпьем немного вина и пожелаем друг другу исполнения всех надежд и желаний, чтобы больше никогда женщины не плакали о своих детях, мужьях, — предложила Галина Тихоновна.

— И, дай Бог, чтобы счастливы были вы и вся ваша семья, — пожелал Михаил Сергеевич, — я с удовольствием выпью за это.

— В котором часу вы уезжаете? — спросила Галина Тихоновна.

— Машина отходит в три часа дня.

— Мы придем вас провожать.

— Большое спасибо.

С самого утра Михаил начал подготавливать вещи к упаковке. Каково было его удивление, когда на пороге он увидел Елену и ее мать.

— Мы пришли помочь вам собраться, да вот на дорогу вам немного еды приготовили, — сказала Антонина Викторовна, — давайте вместе чаю выпьем, а ты Елена поставь на плиту чайник.

Михаил хотел сказать, что напрасно беспокоитесь, собраться ему несложно самому, но промолчал, понимая, что это было желание Елены, а без матери она не смогла бы прийти. Милая, славная, любимая девочка, ее присутствие чрезмерно его радовало.

— Большое вам спасибо за беспокойство, — поблагодарил он.

Антонина Викторовна, женской рукой умело аккуратно уложила вещи в две сумки и небольшой чемодан. А после этого все вместе навели в комнате порядок.

За чаем, Антонина Викторовна, расспрашивала о семье Михаила. Когда он еще раз рассказал, теперь уже более подробно и откровенно об отце, с чувством скорби она выразила ему свое сожаление.

— Бедная, несчастная ваша мама, столько ей пришлось пережить, а в конце получить такой ужасный удар, сказала она, — передайте ей наше глубокое сочувствие ее горю.

Уходя, она сказала Михаилу Сергеевичу:

— Я рада, что у Елены есть такой друг, как вы. Мы придем вас провожать.

Задолго до отхода машины, стали собираться ученики, родители, да и просто жители деревни, многие понимали, что с отъездом большинства жителей на целину, школы не будет, поэтому Михаила Сергеевича они больше, по всей вероятности, не увидят. Артемьевы пришли всей семьей, они относились к Михаилу как к родному человеку, человеку который так много помог им, его усилиями и старанием Степан продолжил образование. Поэтому расставание с ним, для них было мучительно трудным, возможно, что они больше не увидятся, хотя он и имел намерение вернуться в Николаевку. Михаил обнял всех по очереди, пожелал счастья и радостной встречи с отцом и мужем Денисом.

Подошла и Елена с матерью, Антонина Викторовна, попрощавшись, отошла в сторонку, дав возможности Михаилу и Елене остаться наедине. Что они могли сказать друг другу? Все уже было сказано, а о далеком будущем они не загадывали, они могли только мечтать об этом, но при этом твердо верили, что будут всегда вместе, пусть и не скоро.

Распрощавшись со всеми, он крепко обнял и поцеловал Елену. Из ее чудных глаз покатились слезы, ее милое лицо померкло, он готов сделать все, что угодно, только бы не страдало это юное, нежное создание. Но, единственное, что он только мог сказать:

— Я тебя люблю и всегда буду любить, мы будем вместе, я в этом уверен.

— Ты, Миша, обязательно пиши, я буду с нетерпеньем ждать твои письма, — уже не думая о окружающих, она громко всхлипывая, обняла его за шею.

— Обязательно, буду писать каждую неделю, — пообещал он.

— А через месяц Лена мы обязательно увидимся, целуя её — добавил Михаил.

Погрузив вещи, Михаил сел в кабину рядом с шофером. Выглянув в окно, он видел, как расходился народ, только Елена с матерью обнявшись махали руками в след уходящей машины.

Неприятный разговор между Петром и Мариной состоялся. Петр не стал начинать из далека, а прямо заявил жене.

— Я все слышал, теперь мне известно, какие у вас с матерью коварные планы, но этому не быть, — заявил Петр, — вы хотите меня использовать, это у вас не получится.

— Да, это мама предлагала, я тут не причем, — пробовала оправдаться Марина.

— Марина, будь хоть раз в жизни честным человеком и не отпирайся от того, что ты говорила. А теперь послушай меня. Это делаю я ради детей, иначе я не стал бы с тобой даже разговаривать.

— Куда бы мы не поехали, ты должна быть с нашей семьей и забудь о своих планах. И пусть твоя мать больше не вмешивается в наши семейные дела и желательно, чтобы больше не появлялась здесь — это мое твердое решение.

— Петр, почему ты такой жестокий, как я могу не встречаться с мамой? — со слезами на глазах, даже всхлипывая, промолвила Марина. Но, Петр был непреклонен:

— Будет так, как я сказал. К тому же ты должна заполнить анкету, чтобы подключиться к нам для хлопот общей визы за границу.

Марина поняла, что Петр никаким образом уже не проявит к ней снисхождение, при этом знала, что она еще может потерять все, на что рассчитывала, скрипя сердце дала свое согласие.

— Хорошо, ради детей, пусть будет по твоему, — сказала Марина.

Петр, пока, даже и не представлял, как теперь он может жить в одном доме с этой женщиной, которая откровенно заявила, что у нее не только нет никаких чувств к нему, она даже не может его видеть. Он никогда не наблюдал, чтобы у жены когда-то возникали чувства раскаяния, она даже не делала каких-либо попыток к исправлению своего поведения. Но, в случае развода он представил себе судьбу его маленьких детей и ради них он готов перенести все, пойти на любые личные жертвы.

Семье Мальковых пришло неожиданное сообщение, их дочь Галина передала через знакомых, что большая семья Березиных неожиданно была снята с учета в Государственном Департаменте и через две недели они должны будут уже выехать в Бразилию через Гонконг. Это удивило многих, кто хлопотал визу за границу, в течение нескольких лет шли только отказы, а тут большой семье дано разрешение. Был пущен слух, что это случилось благодаря взятки, хотя многие сомневались в этом.

Известие это подбодрило «заграничников», оказывается, что их стремление выехать в капиталистическую страну не так уж было безнадежным. По прежнему из Харбина, в основном, за границу выпускали пожилых людей, их отправляли в дома престарелых в Швейцарию, или Бельгию. Но последнее время изредка стали давать разрешение и молодым семьям.

Было всем известно, что семья Березиных хлопочет в Бразилию и уже имеет визу, но последнее сообщение, что их сняли с учета, сильно взволновало мать Галины, Елену Степановну. Она никогда не предполагала, что ее когда-то большая дружная семья, в буквальном смысле слова, распадется. Вот теперь, уже определенно, в Бразилию уезжает дочь с мужем, у старшего сына уже на руках виза в Австралию, своего мужа она никак не может уговорить, чтобы не разрушал семью, в ответ он твердо и решительно заявил, что остается на месте. Только с семьей младшего сына и со своей малолетней дочкой она едет в Советский Союз на целину.

Елена Степановна тяжело переживала распад семьи, напряженное состояние вызывало у нее физическое недомогание и психическое расстройство. У нее чаще и чаще выявлялось подавленное состояние, поэтому ей хотелось быть ближе со своими родными сестрами и братьями Антоновым, в трудную минуту могут оказать помощь, документы она заполнила вместе с ними и направление ее семье дано в тот же самый район Казахстана.

В самом начале ее отношение со старшей невесткой Анастасией было натянутым, не сошлись характером. Анастасия не допускала вмешательство кого-либо в свои семейные и хозяйственные дела, даже с ее мягким характером, Елена Степановна не нашла пути поладить с ней, она не могла часто видеть своих внучат, ей было очень больно и обидно.

Сообщение о снятии Березиных с учета, быстро распространилось по округе и, что было замечено, нашлось дополнительно несколько семей в Николаевке, желающих поехать за границу.

Давно стало не секретом, что за нужным советом люди в Николаевке обращались к Федотовым, так как это была наиболее грамотная семья и некоторые даже думали, что у них есть связь с заграницей, что не являлось действительностью. Вся эта «связь» заключалась в том, что старшая дочь Клава знала немного английский язык и могла при помощи словаря прочитать письмо, полученное из Гонконга, где находилась кантора по распределению беженцев, а также помогала заполнять соответствующие документы. Последнее время из Гонконга письма стали доходить до адресата, как потом выяснилось, что за отправкой почты следил Красный Крест, каждый документ регистрировался.

Впоследствии, эта безвозмездная помощь людям, серьезно отразится на семье Федотовых.

После многих ограничений и запретов китайских властей, жизнь людей только усложнилась, как уже говорилось, не было возможности ни продать, ни купить, даже свободно выехать куда-нибудь на заработки, особенно это ограничения отразилось на малоимущих. Те же, у кого имелось пять-шесть дойных коров, а у некоторых их было много больше, то они регулярно получали деньги за сдачу молока на местном заводе и это облегчало им жизнь. Часть молока перерабатывалась на месте, остальное молоко ежедневно, утром и вечером в огромных бидонах отвозили на грузовой машине в город.

Парадоксально звучит, но это так, чем хуже шли дела в китайском колхозе, тем лучше было русскому населению. В колхозе хронически не хватало запаса кормов для скота на зиму, приходилось их закупать у русского населения. В колхоз постоянно требовались сани, телеги и другой инвентарь, достать все это колхозники могли опять же только у жителей деревни. Не справлялся колхоз и во время уборки урожая, главная причина, это неопытность и неумение вести хозяйство, переодетые военные с юга страны были не приспособлены к крестьянскому труду и суровым условиям этого края. Побочный же заработок, являлся существенной поддержкой для какой-то части русского населения деревни.

Наблюдая за всем этим жители Николаевки не столько удивляясь, сколько возмущались таким отношением колхозников к сельскому хозяйству, на их глазах сокращалось поголовье скота, животные не доедали, не было достаточно приготовлено постилки, большей частью они спали на голой земле, при таких суровых зимних условиях такого допускать никак нельзя. Захудалые коровы давали мало молока, а следовательно падали доходы колхоза. За основу был взят восьмичасовой рабочий день, что в сельскохозяйственной отрасли не приемлемо.

Поначалу можно было увидеть довольно занимательные картины из колхозной жизни. В обеденный перерыв, повар ударял в подвешенный кусок рельса, пронзительный звук собирал рабочих на обед. Вот тут и начиналось представление. Кто, где бы не находился и чем не занимался, все бросалось, люди бежали в сторону кухни. Выяснилось, что пищу, в основном кашу, готовили в общем котле, из-за боязни не получить свою долю, народ толпой спешил в столовую.

Жители поселка были свидетелями и такого явления, причем не единожды. Колхозный водовоз на быке, впряженном в телегу, развозил воду по домам. Возвращаясь от колодца с полными бочками воды, он вдруг слышит звук сигнала, не задумываясь бросает веревку за которую тянул быка и бежит в столовую. Бык представленный сам себе, начинает двигаться куда ему угодно, в итоге телега перевертывается и бочки катятся вниз по склону холма. Или, несет человек на вилах пласт сена в стойло лошадям, а тут удар в рельс, он бросает свою ношу на полпути и на перегонки с другим мчится к кормушке. Подобные явления наблюдались жителями деревни многократно и весьма продолжительное время.

В сенокосное пору та же самая картина. По сигналу повара, работа мгновенно прекращается, все орудия производства оставляются там, где рабочих застал зов на обед. В сенокосилку впряженные две лошади представлены сами себе, привязать их не к чему, степь кругом. На волю отпущена, запряженная в сенные грабли лошадь, волокуша, которую тянет пара коней, расходятся в разные стороны. Почувствовав свободу, обычно животные устремляются к воде, а там кочки, топи и вот вам полная картина, любуйтесь. Справедливости ради нужно сказать, об этом было упомянуто выше, когда поменялось руководство колхоза, им стал бывший управляющий большого русского частного хозяйства, обстановка стала меняться в лучшую сторону, хотя и медленно.

Частнику иногда приходилось работать в сезон двадцать четыре часа, не думая о времени и отдыхе, чтобы только в сроки управиться с посевом, сенокосом, страдой. Нормальной считалась работа «от зари до зари», как принято было говорить в народе.

Где только соберутся мужики, там постоянно идет разговор про китайский колхоз, даже чаще, чем говорят о целине.

— Интересно, в Советском Союзе колхозники также работают? — спросил Матвей Листьев.

— Ну нет, там техника, труд облегчен и не надо работать «длинные часы», — ответил Герасим Громов.

— А, по мне, сколько нужно, столько и работай, ведь ты стараешься для себя и своей семьи, — говорит Буйнов.

— Если на тебя будет работать техника, то зачем работать день и ночь, — не сдавался Герасим.

— Ну, вот поедешь на целину, там и отдохнешь, — с насмешкой, сказал Николай Яковлев.

— В журналах пишут и показывают, что трактора работают день и ночь во время пахоты, — заметил Аксаков старший.

— Мы, русские, пахали на быках и кормили, не только свою семью, но и весь район, — подчеркнул Шилов.

— Откормили, то, что было, скоро исчезнет навсегда и, что же дальше будет с нами? — спросил, всегда молчаливый Дмитрий Чикирев.

— Будем работать в колхозе вместе с китайцами, — с улыбкой сказал Дмитрий Васильевич Мальков.

— Это, уж ты работай с ними, — дружно загалдели мужики.

— А, куда денетесь, если останетесь на месте, — продолжал Мальков.

Так как большей частью высказывания Дмитрия Васильевича народ принимали за шутку, то и на этот раз никто не отреагировал на его реплику.

Жители деревни быстро нашли и определили многие причины, которые вели колхозное хозяйство к разорению, помимо нехватки кормов, была установлена планировка ведения хозяйства по указу из центра. При этом не было учтено, какие культуры выгоднее сеять в данной местности, а какие не следовало бы вообще, иначе только загубишь семена, урожая не будет. Не обсудив и не посоветовавшись с местными жителями и даже с руководством колхоза, из центра, в порядке директив предписывалось засеять определенное количество гектаров.

Согласно этим указаниям колхозу приходилось распахивать поля где попало, в результате уничтожались сенокосные и пастбищные угодья, а урожай получался ничтожный, бывали случаи когда вообще ничего не рождалось. Это случилось тогда, когда за рекой распахали солончаки и засеяли их пшеницей.

Местность данного Хулунбуирского хошуна, большей частью благоприятствовала развитию животноводства, кругом богатейшие пастбищные и сенокосные угодья, теперь же по планам центра, хотят заняться, главным образом, хлебопашеством и уже потом скотоводством.

Уже целую неделю Михаил находится среди своих родных, с первых же дней ему стало понятно, что материальное положение семьи очень сложное, гораздо сложнее, чем ему описывала Валентина Петровна. В городе трудно не только заработать, но и не всегда возможно купить самое необходимое, часто люди едут за покупкой продуктов в железнодорожные поселки, где еще существовали частные русские хозяйства.

Михаил вынужден был сразу же искать работу, но в городе устроиться было невозможно. Через одного знакомого он узнал, что требуется рабочий на молочную ферму, некогда принадлежавшую русскому хозяину. Ферма в лучшие годы перерабатывала молоко, выпуская, помимо масла, несколько сортов сыра и другие молочные продукты. У новых хозяев это производство остановилось, русские мастера были уволены, или сами ушли, а свои еще не были подготовлены.

Последовало указание министерства сельского хозяйства наладить производство молочных ферм в кратчайшие сроки, в эту категорию попала и бывшее русское молочное хозяйство. Каким — то образом власти сумели привлечь на работу бывшего управляющего этой фермой Сергея Глебова, перед ним поставили задачу, набрать нужных специалистов, если их не найдется, то в ускоренном порядке обучить новый состав.

Многие специалисты уже разъехались, кто, куда, а те, кто еще был на месте не имели желания ехать так далеко от города, каждый их них поджидал время своего отъезда в ту, или иную страну. Сергей Глебов начал создавать рабочую бригаду и уже на месте работы планировал приступить к обучению специалистов — сыроваров. В эту группу в основном входили китайцы, вместе с двумя русским ребятами в этот состав был включен и Михаил. Ферма находилась недалеко от Хинганских гор, километров шестьсот от города Харбина.

Михаил написал письмо Елене и сообщил ей адрес его новой работы. Через два дня он должен был уже выехать к месту своего назначения. Оставшееся время он решил пробыть со своей семьей. Валентина Петровна показала ему последнее письмо, где сообщалось об отце, а также уведомление из Гонконга, что разрешение в Австралию им дано, сейчас еще нужны некоторые дополнительные сведения для получения визы. Воскресенье семья провела на Сунгарийской набережной, заметно было отсутствия того количества русских, как это было в недалеком прошлом. Набережная и река Сунгарь были по — прежнему великолепны. Сунгарь всегда играла в жизни харбинцев значительную роль, летом здесь отдыхали семьями, катались на лодках, но и рыбаки — любители также занимали свое место в тихих заводях реки.

Полюбовались растительностью и убранством большого парка на берегу Сунгари. Побывали и в зоопарке, который входит в первую десятку лучших парков Китая, здесь размещалось несколько сот разных видов животных и птиц. Усталые, но довольные вернулись домой, где еще долго обсуждали свое будущее и работу Михаила вдали от дома. О новой работе он имел только теоретическое представление, правда, он был постоянным свидетелем сельскохозяйственной деятельностью людей в Николаевке, но чтобы самому соприкоснуться с крестьянским трудом, ему не приходилось.

Все больше и больше стало поступать писем от уехавших на целину, в них описывались свои первые впечатления о целине, некоторые из этих сообщений помогли жителям деревни, все еще находящихся в сомнении, принять то, или иное решение. Как уже говорилось, родственники, соседи договаривались об условных знаках, которые обозначали стоит им ехать на целину, или нет. Такой «знак» получили Большаковы. Их сосед, когда уезжал на целину, прощаясь пообещал, что обязательно напишет им письмо, и если у письма уголок будет срезан, это значит сидите на месте, или езжайте за границу. Для Большаковых выпало трудное решение, что делать? Продолжать оставаться жить на месте и никуда не двигаться, как первоначально и планировалось, но такое решение становилось все более и более не реальным, прежняя жизнь рушилась на глазах. Вопрос о хлопотах за границу, на тот момент, в семье даже и не обсуждался.

Дальнейшие события помогли Большаковым и многим другим определиться со своей дальнейшей судьбой. Китайское правительство официально объявило о том, что в начале июня начнется коллективизация всех оставшихся мелких частных хозяйств, это касалась, главным образом монгол и тех немногочисленных китайских частников, которые жили в деревнях среди русского населения. Когда будет очередь русских, не говорилось, но шли упорные слухи, что это уже произойдет осенью. Немногие оптимисты, даже считали, что преобразование минует русских, но большинство было уверено, что приходит конец спокойной, созидательной жизни на этой благодатной земле и нужно уже определяться сейчас, где вновь устраивать свое будущее.

После объявления закона о коллективизации, Большаковы на семейном совете решают подавать на визу за границу, Кате предстояло об этом сообщить Виталию. Когда она, волнуясь решила ему рассказать о их семейном решении, к ее удивлению, он на ее сообщение отреагировал вполне спокойно, как будто поездка предстоит в соседний поселок.

— За границу, так за границу, — коротко ответил Виталий.

На целину записались супруги Жаровы, семья председателя Пастухова, Катковы, Коровины и др. Семья Котловых обращалась во все инстанции с просьбой о помиловании Ивана Григорьевича, отбывавшего трехлетний срок в тюрьме, но везде они получали отказ. Пастухов дал им совет обратиться за помощью к советскому консулу, что они, не откладывая и сделали. Консул пообещал оказать содействие.

Через некоторое время, прибывший в Николаевку секретарь Консульства сообщил Котловым, что Ивана Григорьевича отпустят, в этом его заверили китайские власти, если семья согласится поехать на целину.

Вот так просто была решена судьба семьи Котловых.

— Но здесь необходимо согласие самого Ивана Григорьевича — сказала Евдокия Иннокентьевна.

— Да, он согласен на такие условия — ответил секретарь, при этом добавил, что его отпустят перед самым вашим отъездом на целину.

Евдокия Иннокентьевна была сильно удивлена тем, что муж дал свое согласие, зная его отношение к советской власти, но выбора у нее не было, свидания с ним не допускали, семья решила заполнить анкеты.

Новое место работы встретило Михаила неприветливо, тяжелые темные облака покрыли все небо, к вечеру пошел сильный дождь. С Хинганских гор дул холодный ветер. Когда то ухоженная усадьба, сейчас имела неприглядный вид, стены дома облуплены, забор у палисадника свалился, двор запущен. Глебов ознакомил русских ребят с фермой, на их долю падала самая трудная и грязная работа, но выбора не было и они безропотно принялись за дело.

К концу недели Михаил получил взволнованное письмо от Елены, оказалась, ее брат Роман заполнил анкету на целину вместе с Катковыми, тайно от родителей. Когда они узнали об этом, пишет Елена, это вызвало большой переполох в семье Яковлевых, пробовали Романа отговорить, но он и слушать не хотел. Мать начинает колебаться, куда ехать, на целину, или за границу. Письмо Елены посеяло тревогу в его душе, но в данной обстановке какой-либо совет он дать не мог, отвечая на письмо, просил сообщать ему обо всем, что там у них будет происходить дальше.

Усадьба бывшего хозяина находится на опушке леса, километров двадцать от ближайшей станции, молочная ферма почти примыкает к усадебным постройкам, на ней расположены домики для рабочих, амбары, сараи, дворы, в стороне маслобойный завод. Недалеко протекала горная река, свое начало она берет в предгорьях Хингана, да и название ее тоже Хинган, вода кристально чистая и очень холодная. По словам Сергея Глебова в ней водятся разные породы пресноводных рыб, среди них такие, как форель, ленок, таймень, хариус и другие.

Глебову было видно, как скучают молодые ребята в этом захолустном местечке, предложил по воскресениям по очереди ходить на рыбалку, а как только поспеет ягода, которой здесь водится множество, будем собирать ее в ближайшем лесу, пообещал он. Это не могло не заинтересовать молодежь и они были готовы отправиться на рыбалку в это же воскресенье.

— Хорошо, двое будут оставаться на работе включая меня, а двое пойдут рыбачить, вот такой будет порядок, — сказал Глебов, — без присмотра оставлять животных нельзя.

В воскресенье Михаил со своим напарником Николаем Кротовым собрались на рыбалку, Глебов объяснил им все причуды горных рек, особенно наказывал вести себя осторожно при пересечении реки. После обеда, прихватив с собой спиннинги и прочую рыболовную снасть, вышли из дома и направились к реке, по совету Глебова решили двигаться вверх по течению.

Вначале решили ловить на блесну, а если не получится, то, на всякий случай прихватили с собой дождевых червей. Обе стороны реки были сильно заросшие высокой травой, мелким кустарником и деревьями, так что подойти близко к берегу не везде было удобно. Первая рыба-форель попалась на перекате, это вдохновило рыбаков, двигаясь вверх по течению, им все чаще и чаще стала попадаться рыба, если поначалу они брали любого размера, то теперь только крупную. Ребята не заметили, как все небо обложили тяжелые темные тучи, вскоре пошел холодный дождь, но рыбацкая страсть все больше и больше разгоралась. Уже насквозь промокшие они не думали прекращать рыбалку, упорно продолжали двигаться вперед, мокрая одежда прилипала к телу, сковывая движения. Со склонов сопок стекали потоки дождевой воды, образуя в распадках мутные ручейки с журчанием стекающие в горную реку.

Со стороны Хингана подул резкий холодный ветер, начали рассеиваться тучи, ребята почувствовали озноб и решили возвращаться. Едва мерцающее, сквозь слегка поредевшую дождевую завесу, солнце приближалось к закату, в воздухе чувствовалось значительное похолодание, насквозь промокшие ребята пробовали разогреться быстрой ходом. Увлеченные рыбалкой, они даже не заметили, как далеко зашли вверх по течению, идти вдоль реки по берегу было сложно, высокая трава переплетала ноги, ребята то и дело спотыкались. Решили продвигаться по склону горы, хотя земля скользила под ногами, но тем не менее, двигаться стало намного легче. В усадьбу вернулись сильно уставшие и промокшие до нитки, солнце уже закатилось и стало быстро темнеть, их озябшие тела дрожали от холода.

— Вот бы вам ребятки баню сейчас и хорошо прогреться, — говорит Сергей Глебов, — идите скорее переодевайтесь, пейте больше горячий чай.

К вечеру у Михаила началась температура, но это его сильно не взволновало, бывало такое и раньше. Пришел Глебов, ему было понятно, что ребята сильно простыли.

— Нет малиновой настойки, с нее вы хорошо бы пропотели и к утру вся простуда прошла. Почти всю ночь Михаил не мог уснуть, жар не ослабевал, начались сильные головные боли, постоянно чувствовалась жажда, хотелось пить. Утром есть ничего не хотелось, тем не менее Михаил вышел на работу. Николай, сам надрывно кашляя, взглянув на него, с тревогой спросил:

— Тебе плохо, все лицо красное и ты весь горишь.

— Как можно в таком состоянии работать, отпросись у Глебова, — добавил он

— Ничего, пройдет, — ответил Михаил.

Почти весь день Михаил работал, как в тумане, сильно кружилась голова. Заглянув на скотский двор к ребятам, Глебов сразу же обратил на него внимание:

— Да ты, братец мой, совсем разболелся, иди — ка лучше домой и ложись в кровать, я вечером зайду.

К вечеру Михаил стал чувствовать себя хуже, его то морозило, то весь покрывался потом и сильно болела голова. Кроме таблеток от головной боли в аптечке у Глебова ничего не было. Выпитые таблетки не помогали. По близости никого медицинского персонала не было к кому можно было бы обратиться за помощью. При ферме находился молодой ветеринарный китайский врач, он сразу определил, что у Михаила сильная простуда и его нужно немедленно вести к доктору. Так как ночью пассажирский поезд не останавливался на ближайшей станции, решили дождаться утра, чтобы отправить Михаила в харбинскую больницу. К утру ему стало совсем плохо, он даже порой бредил и все время просил пить.

Когда прибыли на станцию, им сказали, что поезд будет только в десять часов утра, нужно было ждать целых четыре часа. Глебов велел Николаю сопровождать Михаила до дома, а лучше всего сразу же его отвезти в больницу, да и самому следовало бы показаться доктору. Михаил сильно мучился, у него вдруг начался озноб, тело трясло как в лихорадке. Николай укутал его в одеяло, но вскоре ему стало жарко, было трудно дышать.

В Харбин они прибыли к вечеру, Михаил тяжело и надрывно кашлял, его в полусознательном состоянии Николай посадил в коляску китайского извозчика и отвез в городскую больницу. В больнице еще работало несколько русских врачей, его сразу приняли и отвезли на исследование. Николай отправился к матери Михаила, чтобы сообщить ей, что произошло с сыном. Известие это страшно перепугало Валентину Петровну и она тут же поспешила в больницу.

В семье Яковлевых напряженная обстановка, шквал взаимных обвинений расколол семью, уже никто никого не хочет слушать, каждый настойчиво оправдывал свою точку зрения, что вызывало только еще большее обострение. Находясь в такой сложной семейной обстановке, Елена срочно пишет Михаилу о том, что происходит у них.

«Дорогой Миша, здравствуй. Меня все больше и больше волнует та обстановка, которая возникла в нашей семье, никто не делает попытки сесть и спокойно поговорить. Отца очень обидело поведение Романа, все же считал, что он обязан был с ним посоветоваться, прежде чем делать такое важное решение. Мама полностью взяла сторону Романа, но при этом считает, что ему еще рано становиться на самостоятельный путь, в оторванности от семьи ему будет очень трудно. Она открыто заявляет, что если сын решится один ехать на целину, она его не бросит и поедет с ним. Я понимаю маму, Роман был всегда ее любимчиком, но нужно думать и о других. Я очень волнуюсь и переживаю, жду с нетерпением того момента, когда ты приедешь в Николаевку. Свадьба у Татьяны Петровны через две недели. Письмо также отсылаю на новый адрес. Жду твоего ответа. Люблю. Целую. Лена».

Марина сообщила Петру, что ее семья получила разрешение ехать на целину и, что она даже не представляет, как она будет расставаться с матерью и братьями.

— У тебя своя семья, больше думай о ней, — грубо ответил ей на это, Петр. Твоя мать пусть едет с Богом, а мы поедем туда, куда я считаю нужным. Кстати, когда ты заполнишь и подпишешь анкету на визу в Австралию, нужно это сделать срочно.

— Могу это сделать прямо сейчас. Петр с некоторым удивлением посмотрел на нее, он не ожидал, что она так охотно согласится на это.

— Сообщи об твоем решении своей матери, — сказал Петр, — к тому же нам нужно еще окрестить младшего сына.

На это Марина ничего не ответила Петру, только сказала, что должна пойти помогать матери собираться.

Вскоре Митрохиным пришло извещение, что виза в Австралию для них готова. Срочно отправляют просьбу в Гонконг с приложением анкеты, чтобы включили жену Петра в транзитную визу.

Лидия Николаевна вынуждена была смириться и согласиться с тем, что Виталий для нее уже «отрезанный ломать» и, что теперь он сам будет устраивать свою жизнь самостоятельно. Единственное желание матери, это повенчать Виталия и Екатерину в церкви, до того, как семья Мальковых поедет на целину. Венчанье было решено совершить в ближайшее воскресенье, свадьбу справить решили без особого размаха, в кругу родственников и ближайших друзей.

В этот же самый день было назначено венчание Игоря Аксакова и Татьяны Петровны Бигаевой. Татьяна Петровна долгое время не давала своего согласия, но вот, в конце концов, решает связать свою судьбу с этим загадочным парнем. Отношение его родителей к ней не было однозначным, если отец положительно принял выбор сына, то мать явно выражала открытое недовольство к будущей невестке.

Она не представляла себе, как эта хрупкая девушка, не приспособленная к крестьянскому быту, любит одеваться по моде, всегда с модной прической и накрашенными ногтями, может включиться в общую хозяйственную работу. Ей хотелось видеть в Татьяне замену себе в их большом хозяйстве, чтобы могла мыть, стирать, доить коров, носить молоко на завод, этих способностей она в будущей невестке не видела. Когда последний раз мать напомнила своему сыну, что Татьяна ему не пара, то он на это отреагировал таким образом:

— Не переживай, возьмем тебе в помощницы прислугу.

— Смотрите-ка какой богатый, сам-то еще и зарабатывать не научился, а уже хочет деньгами разбрасываться, — негодовала мать.

— Ты, мама не беспокойся, мы с Таней и без вас проживем, — ответил Игорь.

Это заявление сына ее несколько отрезвило и заставило замолчать, она этого уже никак не хотела допустить, чтобы сын покинул отцовский дом.

В больнице, Валентина Петровна застала Михаила в тяжелом состоянии, его мучил сильный жар, лицо его пылало, он смотрел на нее мутными округленными глазами, пробовал улыбнуться, но на лице его изобразилась только гримаса боли.

— Что же с тобой случилось, Миша, — взволнованно спросила мать.

— Мама, все будет хорошо, — тихим хрипловатым голосом проговорил Михаил.

— Вам нельзя разговаривать и волноваться, успокойтесь, — сказал ему доктор Смирнов.

— Пойдемте я вам все расскажу, — доктор провел ее в свой кабинет.

— Михаил сильно простудился, если бы сразу обратились к доктору, это два-три дня в постели и все было бы в порядке, — сказал доктор.

— У него обнаружено воспаление легких, часто случается озноб, лихорадка, в данный момент сухой кашель, повышенная потливость, общая слабость и сильные головные боли, — продолжал доктор,

— Михаилу нужно пройти полную процедуру лечения, это возьмет минимум десять — пятнадцать дней. После потребуется не менее двадцати дней восстановления, обязательно нужен будет хороший уход и питание.

— Организм у молодого человека сильный и это ему поможет быстрее восстановиться, но сейчас ему нужна тихая, спокойная обстановка, — добавил доктор

— Доктор, могу я находиться в госпитале, я хочу постоянно быть при сыне? — спросила Валентина Петровна.

— Да, конечно, у нас есть специальная комната, -ответил доктор.

— Подходить к больному, — продолжил он, — первое время только с разрешения врача, да и на данный момент вам не следует сильно волноваться, болезненный процесс находится под нашим полным контролем. Ему нужен, главным образом, покой, в данный момент наблюдаем у него кризис болезни.

— Хорошо, я буду следовать вашим указаниям.

На следующий день, как только Валентина Петровна зашла в палату, Михаил едва внятно спросил:

— Есть письмо от Лены?

— Вчера еще не было — ответила мать. Пожалуйста молчи, тебе нельзя разговаривать.

— Письмо от Елены непременно скоро придет, — добавила она.

Елена, в свою очередь не могла понять, почему до сих пор Михаил не ответил на ее первое письмо, не дожидаясь она пишет другое.

«Дорогой, Миша. Ждала с нетерпением твоего письма и не дождалась, решила написать еще. Что произошло? Почему не пишешь? Пожалуйста ответь, я сильно волнуюсь и переживаю. Может быть мое письмо затерялось на почте? Сообщи, как твоя новая работа?

Катковы получили разрешение ехать на целину, я думаю, Роман тоже, но он молчит. У нас отношения в семье сильно натянуты, но самое страшное то, что отец начинает сдаваться и уже говорит, что, наверное, нужно будет записываться на целину. Ты представляешь, что это значит? Мы можем расстаться навсегда, я не хочу думать об этом и верить этому. Прошу напиши, как мне быть, что делать. Свадьба у Татьяны Петровны через неделю. Она спрашивала про тебя, приедешь ты, или нет на свадьбу? Ты мне обещал, что приедешь. Ждала, жду и буду ждать от тебя вестей. Обнимаю и целую тебя. До скорой встречи. Лена».

В воскресенье совершалось венчание Виталия Мешкова и Екатерины Большаковой, также в этот же день венчались Игорь Аксаков и Татьяна Петровна Бигаева. Народу в церкви было битком, за оградой стояло несколько троек резвых лошадей, с колокольчиками под дугой. Молодые выглядели прекрасно, их лица были радостные и улыбчивые, Кругом важные и нарядные гости, только мать Виталия время от времени утирала слезы платочком, то ли от радости, то ли по другой какой причине, тем не менее общее настроение было праздничным.

Шумно и весело справлялась свадьба у Аксаковых, гостей было много, Игорь любил все делать с размахом на широкую ногу. Еще были запасы у зажиточных людей как водки, так и других разных вин, угощение обильное, пусть и не изысканное. Жених был в ударе, он и за главным столом чувствовал себя привольно, расслабленно, как будто он сам гуляет на чьей- то свадьбе.

Великолепное, голубоватого цвета венчальное платье, плотно облегало стройную фигуру Татьяны, счастливая улыбка не сходила с хорошенького смуглого лица девушки. На свадьбу приехала ее старшая сестра Нина Сухова со мужем и детьми. Сестры мало походили друг на друга, если Татьяна была невысокого роста с тонкой талией, хрупкая, Нина же, наоборот, высокая, плотного телосложения с пышными формами, ее смуглое лицо грузинского типа было привлекательным, большие черные глаза строго смотрели из-под длинных ресниц, около нее муж Яков выглядел комично. Маленького роста, худенький, весь какой-то аккуратненький, больше походил на гимназиста из старших классов, при том не очень успешного.

Татьяна была очень удивлена тому, что не приехал на свадьбу Михаил и даже не прислал поздравление. Она поинтересовалась у Елены, есть ли у неё от него письма.

— Нет, и он даже не отвечает на мои письма, — с грустью сказала она, — я не могу понять в чем дело.

— Не волнуйся, я хорошо знаю Мишу, он непременно тебе напишет. Может быть задержка где-то на почте, — Татьяна старалась успокоить Елену, видя, как она мучительно переживает. Ей самой было не понятно, почему Михаил ничего не сообщает, она не хотела даже предполагать, что с ним что-то может случится.

У Мешковых было поскромнее, но насчет выпивки тоже перебоя не было. Жених и невеста радостно улыбались, они были счастливы, но трудно сказать, как чувствовала себя мать Виталия, тихо и скромно сидевшая в конце стола. Остальные, после нескольких рюмок водки, чувствовали себя прекрасно, «горько» раздавалось беспрерывно.

Невеста была в великолепном белом, украшенном тонким кружевом венчальном платье и фате, юные подружки невесты в одинаковых голубых платьях подчеркивали и оттеняли красоту невесты. Поздравления следовали один за другим: «С законным браком», «Счастья и любви вам», «Совет да любовь». Раздались первые музыкальные аккорды и застонали полы от лихих плясок молодых людей, а кто-то вскоре уже начал песню «Последний нынешний денечек…», пусть и не кстати, но человек решил выразить свои чувства, у него, как и у многих других на душе было не спокойно, волнительно.

Последние годы явно наблюдается, что исчезает общий настрой на равномерную, спокойную жизнь, люди постоянно в поисках решения тех вопросов, которые жизнь ставит перед ними ежедневно и каждый по своему ищет путь выхода из возникшей ситуации. А ведь совсем недавно в умах людей не существовало каких- либо планов покидать эти обжитые места, жили спокойно, трудились, справляли христианские праздники, отобедав по семейному после церковной службы, жители собирались на площади, наряженные по праздничному, также ходили друг к другу в гости, молодежь обычно собиралась у озера на полянке, откуда уже неслись музыкальные мелодии. Гармонист, а то и два заливаются до поздней ночи, молодые пары лихо отплясывают русские народные танцы. И вот теперь все это начинает исчезать, начинает разъезжаться народ по разным странам. Пройдут годы, и о пребывании здесь русских, китайцы будут читать только в своих исторических заметках.

Китайцы-колхозники смотрели на это свадебное торжество по-разному, одни с явным изумлением, прибывшие с юга Китая, такое они видят впервые, другие смотрели на все это враждебно, да и понять их можно. Одни сытые пьют, гуляют, поют, у других животы сводит от голода и кого винить в этом, а кого оправдывать?

Не откладывая в дальний ящик, Захар в воскресение утром, оседлав своего любимого серого коня, радостный помчался в Горбунор, он был уверен, что теперь все разрешится быстро и положительно. Не доезжая до поселка увидел, как несколько девушек у подножья холма рвали весенние цветочки, среди них была Юлия. Захар слез с лошади, подошел к девушкам, поздоровался, они шумно ответили на приветствие и, улыбаясь поспешили оставить влюбленных наедине. Выслушав Захара, она много не задумываясь, одобрила его предложение и тут же сказала:

— Пойдем и расскажем моим родителям, папа сегодня именинник. Когда они вошли в дом, вся семья была в сборе, пришли сыновья с женами поздравить Кирилла Кузьмича с днем Ангела. Это нисколько не смутило Юлию и она смело заявила:

— Папа и мама, Захар вам хочет что-то сказать, -говорит Юлия.

Захар быстро взглянул на Юлию с некоторым удивлением, ведь они договорились вместе все рассказать, делать было нечего, он решил действовать сам, но прежде всего он поздравил Кирилла Кузьмича с днем Ангела. Затем взволнованно и торопливо Захар объяснил цел своего приезда. Кирилл Кузьмич слушал внимательно Захара, для него главным и основным было то, что он уловил в его словах, а именно, что после свадьбы, они будут сами решать свою судьбу.

— А, где будете жить? — спросил он.

— Отец сказали, у нас, — ответил Захар.

— Хитер, твой отец, думает заполоним девчонку, когда она станет членом семьи, вот тогда и будем решать, как жить дальше, куда ехать, или не ехать — с некоторым раздражением сказал Кирилл Кузьмич.

— К твоему сведению, мы уже решили, что будем записываться на целину, так что присоединяйся к нам тоже и после свадьбы поедем в Советский Союз, а родители твои никуда не денутся, вот увидишь, последуют за нами.

В некоторой растерянности Захар даже не знал, что сказать, он не ожидал такого ответа от Кирилла Кузьмича, смущенный словами отца Юлии, он продолжал молчать.

— А, ты поезжай и все расскажи родителям, что здесь слышал, — подсказал ему Кирилл Кузьмич. Он понимал, что это был, довольно резкий ответ другу, но и Ефим Николаевич тоже хорош, решил хитро действовать, пусть теперь задумается.

Побыв еще некоторое время у Долотовых, Захар распрощался и вышел из-з стола.

— Ты, Захар не сердись, а хорошо поговори с отцом, может и убедишь его, — сказал Кирилл Кузьмич.

Юля выходкой своего отца была обескуражена и удивлена, они еще некоторое время обсуждали, что им делать дальше, но решения не находили. Захар распрощался со своей любимой и с удрученным видом направился домой. Неужели у родителей был такой план, думал он. С намерением твердо заявить родителям, что он ни при каких обстоятельствах не расстанется с Юлей, пришпорил своего лихого коня и помчался по зеленому лугу.

В деревне произошло событие, к братьям Мальковым (родственникам Дмитрия Васильевича) приехал из Советского Союза отец Николай Петрович, увезенный в 1945 году. Это взбудоражило всех жителей, каждый хотел с ним поговорить, расспросить как «там» людям живется. Николай Петрович был краток в подробности не входил, что сильно разочаровало сельчан, им хотелось знать больше. Они не знали, а поэтому им было и непонятно поведение Николая Петровича, что он выпущен за границу на определенных условиях, если, что не так будет сказано о Советском Союзе, то его сейчас же отзовут из страны. Несмотря на разные существующие противоречия между странами, в отношении русских советское посольство все еще имела огромное влияние на власти КНР.

В свое время Николай Петрович был уважаемым человеком, много лет в Николаевке был поселковым атаманом. До революции на китайской стороне у Мальковых была заимка, где держали молодой скот, не рабочих лошадей и баран, поэтому, оказавшись за границей у Николая Петровича было с чего начинать жить. В конце двадцатых, в связи с тревожным положением на границе, Мальков с женой и детьми переехал в Николаевку. Арестован он был за участие в Гражданской войне, а также был обвинен в антисоветской деятельности уже в эмиграции. Жена Николая Петровича умерла несколько лет тому назад.

Во время ареста, это был рослый, стройный, широкоплечий с лихо закрученными вверх усами, одним словом, лихой казак. В звании младшего урядника в составе 2-ой сотни Нерчинского полка ушел на фронт. За боевые заслуги получил звание вахмистра. Сейчас же, это сутулый, с опущенными плечами, померкшим взором старый человек, все его физическое состояние говорит о жестоких испытаниях, выпавших на его долю. Его больного, только, что вышедшего из концлагеря приютила женщина, фактически спасшая ему жизнь. Когда дети предложили ему остаться, на что он им ответил:

— Я не могу, да и не хочу оставить одну, эту замечательную женщину, которая меня приютила и выходила, я ей многим обязан. Пробыл с семьей он не более месяца, уехал, конечно, не с пустыми руками, так, или иначе у него была своя доля в общем капитале Мальковых.

Как не скрывалось, но через некоторое время выяснилось, что весь многочисленный род Мальковых, за исключением семьи Дмитрия Васильевича, подали на визу за границу. А еще через какое — то время стало также известно, что своим детям он наказал: «езжайте куда угодно, но не Советский Союз». Возможно, не малую роль в этом сыграла обида на советскую власть за все то, что он перенес в концлагерях, а может, что-то и другое. Решение Мальковых повлияло и на других жителей Николаевки, еще семей шесть стали хлопотать визу за границу.

Прошла неделя с того дня, когда Михаила привезли в госпиталь. Его состояние здоровья считали весьма сложным и он постоянно находился под наблюдением врачей. Опасность болезни заключалась еще в том, что у него было двухстороннее воспаление легких. Больной слабел с каждым днем, доктора успокаивали и заверяли Валентину Петровну, что для жизни ее сыну уже ничто не грозит, но она видела, что ее сыну очень плохо. Как только стихнут сильные боли, его первый вопрос к матери:

— Есть ли письма от Лены?

Но писем не было. Валентина Петровна считала, что сейчас они были бы очень кстати, подняли ему настроение. Она уже стала сомневаться в искренности чувств Елены, молоденькая девочка и это ее первое увлечение, которое, вероятнее всего уже прошло, но как объяснить это Михаилу?

У кого есть разрешение ехать на целину, с первого июня начнется прием движимого и недвижимого имущества, а в конце месяца они уже должны покинуть Николаевку, в такой форме поступило заявление властей. Сразу же выявился состав группы, готовой к отъезду, в этом числе и семья Матвеевых. С этого момента Марина стала чаще бывать у матери. Петр смирился с этим, для него главное, что Марина заполнила анкету на транзитную визу и она уже отправлена в Гонконг.

Приемка скота и лошадей проходила в индивидуальном порядке, к каждому хозяину приходила комиссия и делала оценку. Назначенные цены обсуждению не подлежали и были несомненно занижены, с народом тут же и рассчитывались. Каждому до отъезда оставили одну корову и лошадь. Люди бросились за покупками в районный город, некоторые поехали в Харбин, всем было дано право свободного передвижения.

Так как в целом в стране покупательная способность народа была низкой, то в магазинах товара было много, хотя его ассортимент был не велик. Готовые вещи, особенно верхняя одежда не отличалась большим разнообразием, также обувь. Тем не менее, скупали все, что возможно, заработали в полную мощь нелегальные пошивочные мастерские и сапожные. В связи с тем, что цены в магазинах были очень умеренные, люди покупали не по штучно, а дюжинами, материал отрезами. Некоторые даже собирались вести мебель, так как власти на это ограничений не устанавливали.

Катковы были включены в эту же группу отъезжающих на целину, Роман, брат Елены также находился в этом списке. Для родителей это был шок, они знали, что он заполнил анкету, но отец никак не думал, что он решится ехать, да еще вместе с Катковыми. Мать повторила свою угрозу, что она поедет с сыном, на этот раз Николай Григорьевич промолчал.

Утром следующего дня Николай Григорьевич объявил, что будем записываться на целину. Против высказалась Елена, на ее протест мало обратили внимания, она со слезами вышла из дома. Следом вышла мать и начала ее успокаивать.

— Если он тебя любит, то он к тебе приедет и тут же добавила, что — то писем от него я не вижу. Он наверное встретил другую.

— Нет, нет, я этому не поверю, Миша меня любит и мы будем вместе, это он говорил каждый раз, когда мы встречались, — со слезами на глазах говорила Елена, — я останусь одна здесь, или уеду к Мише, мне скоро будет семнадцать.

— Ты, подумай, что говоришь. У тебя нет никаких документов, ты все еще записана в моем паспорте. А без документов тебя сразу вернут к родителям.

Не откладывая, Яковлевы стали оформлять документы, об этом сообщили Роману, он был очень рад такому решению.

— Я поеду вместе с Котковыми, — заявил он.

Это никак не устраивало родителей, они делают Роману предложение, пусть он обвенчается с Анной и тогда сделаем один общий документ.

— Я должен поговорить с Анной и ее родителями, — ответил на это предложение Роман.

После такого семейного решения, Елена пишет очередное письмо, все еще надеясь получить ответ от Михаила.

«Дорогой и любимый Миша. Что случилось? От тебя нет писем, я в панике. В нашей семье произошли события, которые перечеркнули все наши с тобой планы. Семья решила ехать на целину, мой протест не был ни кем услышан. Не знаю, что мне делать, я не хочу тебя потерять, ты единственный с кем я бы могла посоветоваться, но ты молчишь и не отвечаешь на мои письма. Я не хочу думать о худшем и не верю, что ты мог меня разлюбить, ведь нам так хорошо было вместе и эти минуты счастья я никогда не забуду. Разлука мучит меня, но еще больше терзает мою душу твое молчание, я готова услышать от тебя любую весть, какой бы она не была, прошу и умоляю ответь мне на мое письмо. Наш отъезд, возможно, уже будет в конце июня. Всегда любила тебя и буду любить. Крепко целую. Твоя Лена».

Имея деньги, отъезжающие могли купить выпивку за любую цену «из-под полы», начались беспрерывные гуляния, народ пил и пил много. У каждого на душе были свои терзания, одни расставались с родственниками, другие с друзьями, с любимыми. Старшее поколение испытывает горечь расставания с обжитыми местами, где они тяжелым трудом создавали свое благополучие, будущее их настораживало и пугало. Из их памяти никогда не уйдет то лихое время, когда сосед ненавидел соседа, брат враждовал с братом, дети шли против отца. Люди сомневались, что все это забыто и им все прощено, да и они сами смогут ли простить тем, по воле которых вынуждены были покинуть родину.

Некоторые изрядно подгулявшие грозились остаться, «пусть семья уезжает, мы же выжили в прошлом и не пропадем сейчас, будем жить с монголами, среди них много друзей». Эти ничего не значащие заявления, тем не менее, звучали часто, что еще раз подтверждает, у людей есть страх перед их будущим.

В списке отъезжающих были и Артемьевы. Несколько дней тому назад Галина Тихоновна получила извещение, что им дано разрешение и, что они могут присоединиться к группе отъезжающих С помощью Михаила Сергеевича уже было многое подготовлено к отъезду, но им не хватало совета мужчины и они сожалели, что сейчас здесь его нет. Имущество у них приняли вместе с остальными. За покупками в город Галина Тихоновна поехала со Степаном, для него решила сшить на заказ костюм.

Несколько раз в неделю, Марина ходила помогать матери, старшего сына Мишу оставляла с бабушкой. С матерью она договорилась, когда крестить ребенка, сообщила об этом Петру и в первое же воскресение ребенок был крещен, назвали Николаем. Марина заметила, что Петр в добром расположении духа, попросила денег.

— Мама едет в город за покупками, заодно и купит одежду для мальчиков, — сказала Марина.

— Вот поедем провожать твою мать и всего накупим детям, — ответил Петр.

— Нам уже сейчас нужна для них одежда, — продолжала Марина, — да и себе я хотела бы купить обновку. Чтобы прекратить споры, Петр во избежание очередной потасовки, дал ей деньги.

По заключению докторов, болезнь у Михаила вступила в новую стадию, но кризис еще полностью не миновал. Сильно похудевшее лицо было бледным, под глазами и вокруг век темный налет, его мутный взор печален и устремлен куда-то вдаль. Валентина Петровна не отходила от сына, дом полностью был оставлен на попечении ее матери. Помимо болезни, ее сильно волновало внутренние состояние сына, видно было, как страдал от того, что не было вестей от Елены, она знала, что он каждый день ждет письмо от своей девушки. У Валентины Петровны вновь возникла мысль, что юная девушка уже забыла о нем, но высказать сыну такое ее предположение она не решалась, зная, что это принесет ему душевное страдание и может только еще больше повредить его здоровью, о чем ее предупреждал доктор Смирнов.

Дома Захар изложил ро

...