автордың кітабын онлайн тегін оқу Журавль среди волков
Джун Хёр
Журавль среди волков
© 2024 by June Hur. All right reserved.
© Тихонова А., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
* * *
Посвящается тем, кто не побоялся стать лучом надежды в самые тёмные минуты жизни
Слово автора
Ван[1] Ёнсан-гун (после свержения – принц Ёнсан-гун / 연산군) правил с 1495 по 1506 год и считается самым страшным тираном в истории Кореи. Источники утверждают, что в первые девять лет правления он вёл нейтральную политику, но в 1504 году узнал, как его мать заставили в 1482 году покончить жизнь самоубийством, и, одержимый жаждой мести, начал кровавые репрессии.
Упиваясь бескрайней властью, Ёнсан-гун совершал страшные и жестокие поступки: отбирал у людей землю, чтобы устроить на ней личные охотничьи угодья, казнил родственников, убивал государственных чиновников и похищал женщин из всех провинций, обращая в своих наложниц.
Я сторонница правдивого изложения истории, со всеми недостойными и леденящими кровь деталями, поэтому в романе не умолчала ни о чём. Преступления Ёнсан-гуна были столь многочисленны, что я не могла описать их все, но имейте в виду: в этой книге поднимается немало тяжёлых тем. А именно: изнасилование (упоминание), сексуальные домогательства, женоненавистничество, похищение женщин и девочек, сексуальная эксплуатация, инцест (упоминание), физическое насилие, убийство, жестокое обращение с животными, самоубийство (упоминание), детоубийство (упоминание), психологическая травма, панические атаки.
1
Исыль
Июль 1506 г.
Не ходи дальше горы Самаксан.
Я как наяву слышала слова бабушки, призывающие повернуть назад, но не внимала предупреждению: возвращаться было уже поздно. Сосновые иголки царапали мне лицо, но я продиралась дальше по лесу, не обращая внимания на мозоли на ступнях и пропитанные кровью сандалии. Ноги, не привыкшие к долгим походам через каменные склоны, крутые обрывы и бурные реки, онемели.
«Исыль, детка,– слышала я бабушку.– Обходи те места стороной».
Я одёрнула чогори[2], чтобы освободиться от цепляющихся за одежду ветвей, и побрела по узкой тропе, пока передо мной не возникла башенка, возведённая у лесной поляны подобно надгробию. В граните были высечены слова:
НАРУШИТЕЛИ ГРАНИЦ БУДУТ КАЗНЕНЫ
Проклятый государь. Раньше земли за этой вехой принадлежали десяткам тысяч людей, но ван Ёнсан-гун прогнал их всех и превратил часть провинции Кёнгидо – земельные владения между Йонъином, Кимпхо, Пхочхоном и Янпхёном – в свои личные охотничьи угодья.
«Да сразят его небеса», – прошипела я и твёрдым шагом вышла на поляну.
Надо мной повисли дождевые тучи, и в воздухе чувствовалась сильная влажность. Впереди виднелась дорога, тянувшаяся через луг. А дальше, за вуалью тумана, маячили пышные зелёные горы – молчаливые наблюдатели, свидетели того, как десятки мужчин, женщин и детей навсегда пропали в этих краях. Возможно, и я здесь умру, если позволю себе забыться хоть на мгновение.
Я провела пальцем под мокрым от пота воротом.
Если потеряюсь, обратиться будет не к кому. Нельзя ошибиться ни с одним поворотом.
Я покопалась в своём путевом мешке и выудила нарисованную чернилами карту, чтобы в сотый раз её изучить. Мой маршрут проходил через заброшенные рисовые поля, снесённые деревни, холмы и долины, вдоль реки Ханган, и завершался у крепостных ворот столицы. Путешествие было долгое, и моё нетерпение нарастало. Суён нуждалась в моей помощи. Она ждала меня – единственную, кто мог вернуть её домой.
– Потерпи немного, Суён, – прохрипела я, шагая по пыльной дороге. – Ещё чуть-чуть осталось.
Мы со старшей сестрой пережили настоящий кошмар: солдаты правителя убили наших отца и мать, а нас должны были изгнать на далёкий остров, но мы сбежали и спрятались у бабушки. Горе ослабило нашу и без того хрупкую связь; мы жили под одной крышей, но вели себя как незнакомки. Всё наше общение сводилось к невнятным замечаниям, произнесённым себе под нос, и взглядам искоса. Бабушка, должно быть, глазам своим не поверила, когда увидела записку о том, что я отправляюсь на поиски сестры.
Я и сама себе поразилась.
Моё сердце не принимало Суён, пока я с раздражением думала о ней как о мученице, обременённой младшей сестрой. Но за последние три дня, три страшных дня, всё изменилось. Из родственницы, вызывающей чувство горечи, Суён превратилась в моих глазах в драгоценного ребёнка, каким видели её наши родители, в девочку, которую они обожали, родившуюся после восьми долгих лет ожидания. Мама и папа окружали её заботой и любовью и дорожили ею больше, чем дюжиной сыновей. В детстве я тоже любила сестру. Она всегда была не прочь посмеяться и веселила меня так, что я визжала от хохота. Она мастерила забавных марионеток из всякой всячины и развлекала восторженную публику – то есть меня – завораживающими народными сказками. Благодаря ей в детстве мне всегда было весело.
И она, моя сестра, пропала.
Не умирай, Суён. Живи. Пожалуйста.
Я не позволила себе отдохнуть, лишь задержалась ненадолго у небольшого ручья. Я с утра ничего не ела, поскольку взяла еды всего на два дня, а уже шёл третий. Поэтому зачерпнула воды обеими руками и жадно пила до тяжести в желудке, чтобы подавить невыносимый голод. Потом смыла с лица грязь, пот и слёзы, поднялась на ноги, опираясь на большой камень, и продолжила свой путь.
На дороге, ведущей к городку, мне попались тряпичная кукла и потерянная сандалия; ещё я увидела зелёный росток, пробившийся между камнями.
От вида опустошённого городка и стоявшей в нём жуткой тишины по коже побежали мурашки. Лианы оплетали тёмные хижины, поглощая стены и крыши. Улицы, прежде наполненные прохожими, их голосами и весельем, были давно заброшены. Родственники, соседи, друзья – все пропали. Кто сразу сбежал из провинции, кто остался защищать свой дом и погиб от руки вана и его солдат.
Наблюдают ли за мной сейчас их призраки?
«Зачем ты здесь?– спросили бы они.– Это запретные земли».
Принять правду было слишком тяжело. Я пыталась от неё отмахнуться, но на меня вновь нахлынули воспоминания о том, что произошло три дня назад, когда я всё ещё была той бессердечной и эгоистичной Исыль, не выносившей жизни под одной крышей со старшей сестрой.
Я выбежала из дома после ужасной ссоры, начавшейся по моей вине. Как всегда. «Терпеть её не могу, – прошипела я, несмотря на колющее чувство вины. – Лучше бы она умерла вместо мамы и папы!»
Всерьёз я этого не желала, но, словно привлечённый моими дурными мыслями, в нашу деревню заглянул ван Ёнсан-гун – бесчестный правитель, похищавший женщин развлечения ради: и обручённых, и замужних, и знатных, и неприкасаемых, не делая различий. А моя сестра была прелестна, как азалия в цвету.
Вероятно, она выбежала за мной следом; я не сомневалась, что её похитил Ёнсан-гун.
– Бабушка, – прошептала я, оставляя позади городок-призрак; капли дождя барабанили по пыльной дороге, и далёкие горы окутал белый туман. – Я найду Суён. И домой без неё не вернусь.
* * *
Я брела под дождём, склонив голову против ветра. Постепенно мрак неба растаял в бледно-серый оттенок утра. Изнемогая от усталости, я мечтала лишь о том, чтобы рухнуть на землю и свернуться в комочек. Наконец к полудню вдали показалась небольшая деревенька, не заросшая сорняками. На крышах лежал толстый слой золотистой соломы, а глиняные стены выглядели гладкими и чистыми. Раздался звон колокола, а за ним из деревни послышались шум быстрых шагов и скрип колёс телеги.
Звуки жизни.
Я достала накидку, которой обычно покрывала голову, – сейчас я нуждалась в ней не из-за этикета, а для того, чтобы скрыть лицо. Чтобы никто меня не увидел и не запомнил. Мне не положено здесь быть, и, возможно, тут я не в безопасности. Крепче стиснув края накидки, я зажала походный мешок под мышкой и опустила взгляд. «Одна нога вперёд, другая нога вперёд», – повторяла я, заставляя себя идти.
На стенах висели исписанные листы бумаги, точно такие же, как в бабушкиной деревне. Я так часто их перечитывала, что помнила наизусть.
Заботясь о подданных, ван повелевает оповестить народ о том, что в этих местах появился убийца.
Помогите друг другу найти преступника…
Я насторожилась, когда на грунтовой дороге передо мной появилась запряжённая быком телега. Деревянные колёса опасно болтались на своей оси. Идущая впереди телеги женщина остановилась и посмотрела прямо на меня. Знаю, что она увидела: мрачную девушку со вздёрнутым подбородком, заносчивую на вид и в шёлковом наряде, как аристократка-янбан, но покрытую пылью и грязью.
– Извините, – глухим голосом произнесла я, уже отвыкшая от разговоров, – есть ли здесь гостиница?
Она молча показала пальцем куда-то в сторону и пошла дальше, стегнув быка, впряжённого в телегу.
Я направилась туда и вскоре оказалась перед вытянутым зданием с соломенной крышей и просторным двором, в котором толпились путники. Плотнее закутавшись в накидку, я окинула взглядом незнакомые лица. «Никому нельзя доверять,– подсказывал опыт, накопленный за последние два года.– Нигде нет полной безопасности». Я прикрыла тканью лицо, чтобы окружающие видели лишь мои глаза, сверкающие угрозой: «Не приближайтесь».
Я глубоко вдохнула, расправила плечи и вошла во двор. Торговцы разгружали товары, двое ребятишек умывались на веранде, огибавшей гостиницу. Усталые путники тихо беседовали, утоляя голод. С кухни шёл пар, и я вдохнула аппетитный аромат бульона с соевой пастой.
В желудке всё сжалось, а голова закружилась. Накопившаяся за три дня слабость взяла своё, колени подкосились, земля пошла ходуном, и я пошатнулась. В эту же минуту меня подхватила крепкая рука.
– Осторожно, – прозвучал женский голос.
Туман перед глазами рассеялся, и я увидела девушку ненамного старше меня. Роскошный парик качхе из блестящих чёрных кос, уложенных на макушке, украшал её, словно корона, а тёмные глаза сверкали. От правой брови по лицу тянулся шрам.
– Новая гостья… – Она так легко склонила голову набок, словно тяжёлый парик весил не больше пёрышка.
– И похоже, издалека?
– Да, – сипло ответила я и прокашлялась. – Из…
На самом деле из уезда Чхунчхон. Но я назвала ближайшую деревню.
– Хм-м…
Она изучила взглядом мою одежду и окровавленные сандалии и снова посмотрела мне в глаза.
– Ты пересекла запретные земли, не так ли?
– Мне казалось, сюда приходят за горячей едой и укрытием от дождя, а не за допросами, – холодно ответила я.
– Не волнуйся, я никому не скажу, – прошептала она и перевела взгляд куда-то вдаль, где за дорогой тянулись тростниковые заросли и возвышалась каменная башня. – Все, кто путешествует через эту часть провинции Кёнгидо, выглядят так, словно побывали в загробном мире. Мне знаком этот взгляд. Как у моего отца.
Она вздохнула, и на её губах вновь заиграла улыбка.
– Тебе нужны еда и крыша над головой?
Мне было необходимо отдохнуть. Отчаянно необходимо.
– Да…
– Тогда лучше места не найти. В моей гостинице тебе будет комфортно, – сказала хозяйка, предлагая опереться на её руку.
– Я могу идти сама, спасибо, – огрызнулась я, но колени у меня задрожали, и пришлось схватиться за протянутую руку. Потом я попыталась отстраниться, но она меня не отпустила.
– Выглядишь так, словно вот-вот упадёшь в обморок.
Превозмогая боль в плечах и спине, я позволила ей провести меня дальше во внутренний двор и усадить на веранду, где три других путешественника склонились над низкими столиками, уплетая обед. Четвёртый, в соломенной шляпе, обрабатывал свой окровавленный кулак. Я устроилась за отдельным столом, кряхтя от боли в мышцах, и держась за его краешек, чтобы не потерять равновесие. Голова кружилась всё сильнее.
– Подожди, принесу тебе самое сытное блюдо, – проворковала хозяйка.
Я моргнула, пытаясь побороть слабость. Мне совсем не хотелось упасть в обморок перед незнакомцами, включая эту девушку, подозрительно милую и любезную. Я достала карту, перевернула и посмотрела на портрет Суён, который сама написала чернилами. «Живи, сестра, – прошептала я портрету. – И я тоже выживу». Её нежные глаза смотрели на меня со спокойным, мягким…
По затылку пробежали мурашки. Кто-то заглядывал мне через плечо.
Я поспешно свернула листок и подняла взгляд на улыбчивую хозяйку. Она поставила передо мной миску бульона с варёными овощами и травами. От неё ещё шёл пар, но я не заметила ни одного кусочка мяса. Не к такой сытной еде я привыкла, но за последние два года пришлось смириться с тем, что большая часть населения питается тем, что находит в горах.
– Направляешься в Ханьян[3]?
– Зачем вы спрашиваете? – огрызнулась я.
– Предпочитаю знать, кто у меня гостит. Кого-то ищешь?
– Нет.
– Ты это сама нарисовала? – спросила она, показывая на свёрнутую бумагу.
– Да.
– Юноша на портрете выглядит слишком молодо, чтобы быть твоим отцом…
– Это девушка, – резко возразила я.
Хозяйка вовсе не смутилась, а расхохоталась.
– Да я шучу! Значит, сестра?
– Даже если так, это не ваше дело, ачжумма[4], – проворчала я, убирая свёрток в походный мешок.
В глазах хозяйки блеснула смешливая искорка.
– Ачжумма? Я ещё молода и не замужем. Честно говоря, и не намерена ни за кого выходить, хотя из желающих выстроилась целая очередь, врать не буду. – Она выдержала паузу, словно ожидая, что я посмеюсь, а затем продолжила: – Мне всего девятнадцать. Ну, что смотришь на меня, как на врага? Я лишь хочу помочь. Ты ищешь старшую сестру, а тебе самой на вид не больше восемнадцати.
Мне семнадцать.
– Тебе кто-нибудь помогает в поисках? Отец? Мать?
Они оба мертвы. А у меня нет желания терпеть чужое любопытство. Я бросаю на хозяйку резкий взгляд и собираюсь сказать что-нибудь терпкое, но вдруг понимаю, что её назойливость может быть выгодна. В гостиницы стекаются и слухи, и полезные сведения. А у меня нет ни знаний о столице, ни плана, как добраться до сестры.
– Ты прошла через охотничьи угодья вана, рискуя жизнью, – жарко прошептала хозяйка, не обращая внимания на мою неохоту говорить о себе. – И теперь ты здесь, недалеко от столицы… Она убежала или…
– Нет, её забрали из нашей деревни три дня назад, – произнесла я ровным голосом, внимательно наблюдая за реакцией хозяйки.
Она вздохнула.
– Ещё одна…
Я тут же ухватилась за эту ниточку.
– Вы знаете о других?
Девушка быстро огляделась. Нас мог услышать только один мужчина, сидевший напротив, но он явно не беспокоил её, поскольку она ответила:
– Да, и о многих. У нас даже повесили колокол, и в него бьют всякий раз, когда через деревню проходит ван, – предупреждают местных девушек. Тех, что здесь ещё остались. Я уже давно не видела в этих краях своих ровесниц.
– Ван сам проезжает через деревню?
Она кивнула.
Мы обе затихли, и я заметила, что постоялец напротив всё-таки прислушивается к нашему разговору. До этого он протирал тканью окровавленные костяшки, но теперь замер. На нём была накидка из соломы, хотя дождь уже давно прошёл, а шляпа надвинута на глаза. Казалось, он средних лет, но я почти не могла разглядеть лица, заросшего бородой.
– Как…
Я стиснула кулак, и ногти врезались в ладонь. Это опасный вопрос. Он может повлечь за собой арест и даже казнь. Никому нельзя доверять, но сейчас не было выбора. Мне больше не к кому обратиться.
– Как мне увидеться с сестрой? Хотя бы поговорить, подержать её за руку… Это всё, что мне нужно, – произнесла я как можно тише, покосившись на незнакомца, который нас подслушивал.
Хозяйка закусила губу, перевела взгляд на него же и нахмурила тонкие брови.
– Знаешь, когда ван выезжает на охоту, он берёт сотни своих любимых наложниц…
– Пленниц, – резко поправила я её.
– …с собой на охоту, – продолжила хозяйка, пропустив моё замечание мимо ушей. – Уверена, его величество не заметит пропажи одной девушки.
А потом торопливо добавила, прекрасно понимая, что наше государство усеяно шпионами:
– Всего на минуту, конечно. Вы с сестрой успеете поговорить, подержаться за руки, как ты и сказала. Уверена, в этом нет ничего преступного. Мужьям запрещено видеться с жёнами, но о сёстрах никто не упоминал…
До меня постепенно дошёл полный смысл её слов, и в душе зажглась слабая искра надежды.
– Когда… – прошептала я и сглотнула, унимая дрожь в голосе. – Когда ван выезжает на охоту?
– Летом довольно часто, – ответила хозяйка, поддерживая поднос у талии. – Полагаю, ты слышала колокол, когда прибыла в деревню.
Я проследила за её взглядом и обернулась. По дальнему холму расползлась тёмная полоса, и под палящим солнцем развевались красные флаги. Я заправила за ухо сальную прядь волос и стиснула юбку обеими руками, чтобы никто не увидел, как они трясутся.
– Ван держит своих женщин при себе, – произнёс мужской голос, такой грубый и повелительный, что я вздрогнула. Лицо постояльца было всё так же скрыто под соломенной шляпой. – Лучшие мечники и лучники охраняют как своего господина… так и наложниц.
Мы обе уставились на него, а он продолжил как ни в чём не бывало, баюкая окровавленный кулак в ладони:
– Если попытаешься выкрасть сестру прямо из-под носа правителя, вы обе лишитесь жизни. Не успеешь и близко к ней подойти, как тебя намертво пронзит стрела.
– Я не собираюсь её красть, – спокойно ответила я, несмотря на поселившийся в груди холод. Вполне возможно, что это шпион вана. – Я всего лишь хочу с ней увидеться.
– Я восхищаюсь твоей любовью к сестре, но своими глазами видел, как такая любовь приводила людей к гибели. На твоём месте я бы поберёгся.
– Это мой дядя Вонсик, – прошептала хозяйка. – Он охраняет гостиницу, защищает нас от воров и головорезов. К его советам стоит прислушиваться.
Она театрально взмахнула рукой, словно надеясь смахнуть с моего лица несчастное выражение, и излишне бодро произнесла:
– Не грусти! Пока твоя сестра жива, судьба может свести вас вместе.
С этими словами хозяйка развернулась и ушла, погасив искру моей надежды.
Я посмотрела на тёмное облако охотничьей процессии, и внутри у меня всё сжалось от страшной мысли, что путешествие было напрасным. Что я бессильна и сестру никогда не вернуть.
– Послушай, – обратился ко мне Вонcик; он ещё раз осмотрел кулак, сжал и разжал пальцы и отложил тряпку. – Ешь свой обед. Ты не доберёшься до дома на пустой желудок.
– Я не вернусь туда, пока не увижусь с сестрой, – отрезала я, но всё же взяла деревянную ложку и принялась черпать овощной бульон.
Вонсик задумчиво на меня посмотрел, а затем встал из-за стола и удалился в свою комнату.
Я взяла миску обеими руками и выпила остатки. Вытерла губы рукавом и посмотрела на пустое дно. Я ничем, абсолютно ничем не могла помочь Суён. Во мне нет ни силы военного генерала, ни хитрости великого стратега. Я обычная девушка, приносящая одни неприятности. Тёмное пятно на жизни моей сестры.
Мои размышления прервал панический крик:
– Госпожа Юль! Госпожа Юль!
Все постояльцы оглянулись на шум, и я тоже. Во двор забежал долговязый юноша в странной одежде: ярко-красном халате, подвязанном золотой лентой. Лицо его было мертвенно-бледным.
Он помчался прямо к хозяйке гостиницы и выпалил, тяжело дыша:
– Труп! Прямо на окраине деревни. Старейшина сказал, что уже доложил об убийстве в столичное следственное ведомство. Он думает, что убийца – Безымянный Цветок. Значит, это уже двенадцатая жертва!
Безымянный Цветок.
Так прозвали неизвестного убийцу, который охотился на чиновников – тех, что поддерживали вана Ёнсан-гуна. Некоторые называли его Хранителем, потому что он крал рис у богатых и подкладывал в дома голодающих. Безымянный Цветок. Я повторяла про себя это имя, пока хозяйка и долговязый юноша горячо шептались.
– Совпадение ли это? – спрашивала она. – Убийство произошло в тот же день, когда ван выехал на охоту через нашу деревню…
– Думаю, что не совпадение.
Юль нервно потёрла шею.
– Старейшина не хочет, чтобы государь видел тело, поэтому приказал перенести труп в тростниковое поле, – продолжал юноша, всё больше бледнея. – Он переживает, что ван подожжёт деревню в порыве ярости, если убийство омрачит охоту.
Убийца меня больше не интересовал.
Я поднялась, чтобы уйти к себе в комнату, но хозяйка ещё не сказала, где мне можно поселиться. Повернувшись к ней, я заметила дрожащий на ветру листок на деревенской стене.
Заботясь о подданных, ван повелевает оповестить народ о том, что в этих местах появился убийца.
Когда у нас развесили эти листы с обращением правителя, я вышла на улицу их почитать, хотя мне следовало бы оставаться дома. Дочери осуждённых опасно попадаться на глаза солдатам, а в тот день они были повсюду.
Помогите друг другу найти преступника. Если вам что-то известно об убийствах одиннадцати чиновников, включая уважаемого господина Има, сообщите немедленно. На одежде жертв преступник оставляет оскорбительные надписи кровью… Любому, кто предоставит полезные сведения, полагается щедрая награда.
«Щедрая награда», – горько прошептала я.
Тогда эти слова возымели на меня волшебный эффект, и я весь день фантазировала, как одарят мою семью в обмен на «полезные сведения», о жизни за надёжными стенами поместья, как раньше: благоухающий сад, верная прислуга, готовая угодить любому моему капризу… Всё вернётся на круги своя, опять станет размеренным и скучным, и больше всего на свете меня будут тревожить красота ногтей, сияние кожи и будущий жених. Полная надежд, я вернулась в наш глиняный домик с соломенной крышей, но сестра меня отчитала.
Не глупи. Никто нас не спасёт, тем более ван.
Напряжение между нами росло, и два дня спустя она обронила жестокие слова, которые заставили меня стрелой вылететь из хижины.
Я закрыла лицо ладонями, жалея, что не могу повернуть время вспять. О том, что вышла тогда на улицу, что прочитала о «щедрой награде»…
Смутные, неясные мысли вдруг заклубились, как облако, но тут же исчезли. Я нахмурилась, пытаясь ухватиться за ускользавшую нить, но меня отвлекла Юль. Она подбежала к решётчатой двери, за которой не так давно исчез охранник, и громко постучала.
– Дядя Вонсик! Дядя!
Дверь отворилась, и хозяйка сказала тихо, но с жаром:
– Похоже, убийца, которого вы ищете, сразил новую жертву.
Вонсик вышел из комнаты всё в той же соломенной шляпе и расправил широкие плечи. Только тогда я заметила, какой он высокий и мускулистый. Влажный ветерок раздул полы соломенной накидки, открывая взгляду меч в блестящих чёрных ножнах, богато украшенных золотом, и я поняла, что он не простой обыватель.
– Тело перенесли в тростниковое поле, – объяснила Юль. – За ним остался кровавый след, поэтому мы без труда его найдём.
– Сначала надо переговорить со старейшиной. Где он?
– Ёнхо видел его в северной части поля.
В ту минуту я поняла, что делать. Во мне поднялась волна страха, но я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони, и отогнала сомнения. Ван обещал щедрую награду. Если помогу поймать преступника, возможно – как знать? – он вернёт мне сестру, которую я подвела.
Я готова сделать всё, чего желает ван, всё, что угодно, лишь бы ещё раз увидеть Суён.
Ачжумма – обращение к замужней женщине. Слово ассоциируется с женщинами среднего возраста.
Ханьян – название Сеула во время описанных событий.
Чогори – распашная блуза с длинными рукавами.
Ван – титул корейских монархов.
2
Тэхён
По предсказанию шамана, данному ещё при рождении Тэхёна, в наступившем году юношу ждала смерть. Шаман не назвал ни дня, ни часа, но как бы то ни было, Тэхён пообещал себе не умереть от руки единокровного брата, вана Ёнсан-гуна; он горячо желал обмануть небеса и прожить достаточно долго, чтобы осуществить задуманное.
Государственную измену.
– Тэхён, – обратился Ёнсан-гун к младшему брату. Ван гордо восседал на скакуне и лениво придерживал рукой поводья. – Вчера мне приснился сон.
– Вот как, ваше величество? – отозвался Тэхён, ехавший рядом. – Надеюсь, хороший?
– Ночной кошмар. И я вижу в нём дурное предзнаменование…
Они проезжали через деревню, и их обжигало горячее солнце. Чиновники ворчали и жаловались друг другу, а наложницы вана, имевшие ранг при дворе, обмахивались широкими рукавами, возмущённо хмурясь. Пленённые женщины шли молчаливыми рядами, мрачные от горя. Тэхён смотрел перед собой, на жителей деревни, припавших к земле вдоль дороги и дрожавших всем телом.
Ёнсан-гун покосился на него здоровым глазом. Правый, вечно воспалённый, прикрывала чёрная повязка.
– Мне приснилось, что младший брат похитил мои одежды, расшитые драконами, и воссел на трон ещё при моей жизни. Скажи, желаешь ли ты власти?
Тэхён ответил с невинным изумлением – давно отработанный им приём.
– Что вы, ваше величество! Незаконнорождённый сын не смеет и помыслить о троне.
Отчасти это правда. О троне он не мечтал, и в любом случае внебрачный ребёнок никогда его не добился бы. Но власть ему небезразлична. Такая власть, что позволит изменить жестокую судьбу. Ему не хотелось, чтобы его, как многих других, разорвали на части, забили до смерти или выкопали из могилы и раскрошили скелет, лишив загробной жизни. Он жаждал власти, которая стёрла бы ухмылку с лица Ёнсан-гуна и поставила бы его на колени, как стояли перед ним родные и близкие Тэхёна.
– Вы наш государь, избранный небесами, – раболепно продолжал Тэхён. – Никто не имеет права осуждать волю небес. Пускай в ваших глазах я жалкий червь, всё же я червь благонамеренный.
– Благонамеренный? – повторил ван. – Кто же я для тебя, братишка?
– Повелитель солнца и луны, гор и десяти тысяч рек, – ответил Тэхён так громко, что некоторые жители подняли головы. Несомненно, они видели в нём того же, кем считали его и придворные: подхалима.
– Всё принадлежит вашему величеству, – добавил Тэхён, отводя взгляд.
Ван громко рассмеялся и расправил плечи. Его шёлковые одежды мерцали под солнцем, а золотая шпилька на пучке волос, завязанном на макушке, ярко блестела.
– Ты мой любимый брат, но твоя душа для меня загадка, – сказал он и криво улыбнулся. – Ты плут до мозга костей. Я никогда не знаю, что у тебя на уме и заслуживаешь ли ты доверия. Пожалуй, время покажет, кто ты есть на самом деле и был ли я глупцом, благоволя к тебе.
«Кто я на самом деле? – повторил про себя Тэхён и оглянулся на своего старого друга, стражника Хёкчжина, который нередко задавал ему тот же вопрос. – Куда пропал Тэхён, которого мы знали? Кто это занял его место, такой холодный и словно пустой внутри?»
Тэхён мог назвать точную дату, когда погибла его душа, – два года назад, на двадцатый день третьего лунного месяца, со смертью приёмной матери.
– Время покажет, ваше величество, что я в самом деле благонамеренный червь, – произнёс он шёлковым голосом.
Солнце припекало уже не так сильно, и в тенистой чаще леса жара ощущалась легче, чем на просторе. Лучи света проникали сквозь листву золотыми стрелами, падая на клочки земли среди зелёной травы и сосредоточенные лица охотников. Ёнсан-гун оторвался от процессии вместе с личным стражником, и Тэхён нервно сглотнул. Предложит ли ван очередную игру? Он часто выдумывал их на прогулках для развлечения, и всякий раз игры заканчивались чьей-нибудь смертью.
– Ваше величество, – позвал один из младших братьев Ёнсан-гуна. Голос у него дрожал. – Сегодня невыносимая жара. Прошу, подумайте о своём здоровье, не позволяйте себе переутомиться. В такую погоду нельзя долго…
– Тихо, – приказал ван.
Все замерли.
Ёнсан-гун гордо восседал на коне. Он вытянул руку перед собой, призывая охотников к тишине. Листья шуршали; хрустели ветви. Из тени деревьев показались самка оленя с детёнышем, вышедшие попить воды у ручья.
Тэхён почти физически ощущал холод, исходящий от ледяной ухмылки вана – такой же, с какой Ёнсан-гун смотрел на труп наложницы Чон, женщины, принявшей Тэхёна как родное дитя. До сих пор перед глазами стояла эта картина: неподвижное тело, мешок на голове; жизнь, вытекшая струёй крови.
На лбу юноши выступил пот, и он сказал себе: «Не думай об этом. Отгони воспоминания».
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он натянуто улыбнулся и посмотрел на вана. Тот уже поднял лук и нацелил стрелу на самку оленя. Она подняла голову, словно что-то почувствовала, и её уши дрогнули. В следующую секунду они вместе с детёнышем пустились прочь.
«Беги,– умоляла наложница Чон накануне кровавой чистки Ёнсан-гуна.– Ван убьёт нас всех…»
Стрела просвистела в воздухе и попала в цель с жутким глухим звуком. Самка оленя замертво рухнула на землю, не издав ни звука..
«Улыбайся», – напомнил себе Тэхён.
Его губы сложились в тугую дугу. Ударили в барабаны – их боем всегда отмечали блестящие выстрелы вана на охоте. Осиротевший оленёнок в страхе умчался в чащу.
– Прекрасный день для охоты! – объявил Ёнсан-гун, сияя. – Не так ли?
– Да, ваше величество, – ответили ему хором. – Просто великолепный.
Все покорно склонили головы, сгорбившись под весом унизительных табличек, которые ван вынудил носить всех без исключения чиновников. Они всегда висели у них на шее и гласили:
РОТ – ЭТО ДВЕРЬ, ПРОПУСКАЮЩАЯ БЕДУ.
ЯЗЫК – ЭТО МЕЧ, ОТРУБАЮЩИЙ ГОЛОВУ.
ТЕЛО БУДЕТ В ПОКОЕ,
ПОКУДА СОМКНУТЫ ГУБЫ
И СПРЯТАН ЯЗЫК ГЛУБОКО.
Ван развёл руки в стороны, и шёлковые рукава раздулись на лёгком ветру.
– Братья мои! – воскликнул он, оборачиваясь к всадникам, и в его здоровом глазу блеснула задорная искорка. – Я в превосходном настроении! Развлечёмся игрой, что скажете?
Тэхён стиснул поводья, собираясь с духом.
– Приготовьте луки и стрелы, – объявил Ёнсан-гун, и на его лице появился хищный оскал. – Любой, кто вернётся к закату без добычи, будет казнён. Да начнётся охота!
3
Исыль
Рваные облака плыли по синему небу, и тростниковое поле звенело вокруг меня, застывшей среди стеблей. Я смотрела на мёртвое тело, прикрывая нос рукавом. Сложно сказать, сколько ему было лет: пятьдесят или пятнадцать – так сильно осунулось лицо. Кожа натянулась на костях от изнуряющего голода, чёрные космы ниспадали на плечи.
Я огляделась, гадая, сколько у меня времени. Хорошо бы Вонсик как можно дольше говорил со старейшиной. Я отломала стебель тростника и убрала им волосы с лица жертвы. Причина смерти была ясна: ему перерезали горло. Как и у предыдущих жертв, на груди лежал красный цветок; на одеждах убийца вывел грозное послание кровью:
Ваше величество, вы считаете себя умным,
но на самом деле глупец.
Глупец, танцующий с наложницами,
пока его народ голодает.
Вы и ваши почитатели падёте;
это лишь вопрос времени.
Каждый мой удар верен, как молния.
Горький запах смерти наполнил горячий воздух. Я едва могла дышать и немедленно ушла бы, если бы не твёрдое намерение помочь сестре любым способом. Даже если для этого придётся самой отыскать убийцу.
– Как же мне его найти? – прошептала я себе под нос.
Я сложила стебель тростника вдвое, для прочности, и раздвинула им полы халата на жертве. В левом кулаке у мертвеца было что-то зажато. Между пальцами проглядывал жёлтый блеск. Я отложила походный мешок и поморщилась, потянувшись к трупу. Замерла на мгновение, но всё же собралась с духом и разогнула пальцы один за другим. На мою ладонь выкатились две бусины.
Красная и жёлтая.
Я рассмотрела их поближе. Восковые, гладкие, обе с отверстием посередине. Вдруг за спиной послышались шаги, и я спрятала красную бусину под одежду, чтобы позже изучить её внимательнее. Выпасть она не могла – в дорогу я особенно туго затянула нагрудную повязку.
– Следователи будут недовольны, когда узнают, что старейшина передвинул тело…
Хозяйка гостиницы и охранник шли по тростниковому полю. Увидев меня за высокими стеблями, они умолкли.
Подойдя ближе, Вонсик спросил:
– Как ты здесь оказалась?
– Услышала, куда идти, – ответила я, расправляя плечи.
– А… зачем ты здесь?
– Затем, что я этого хочу.
Он пристально на меня посмотрел, и с его губ слетел тяжёлый вздох.
– В наши дни молодое поколение совсем позабыло о такой добродетели, как уважение к старшим.
– Да ладно вам, – сказала Юль, подталкивая дядю локтем. – Говорите, как старик, хотя вам всего сорок.
Вонсик посмотрел на нас, как на непослушных детей.
– Не время обсуждать мой возраст. Ведите себя тихо, вы обе, и ничего не трогайте.
Я невольно коснулась нагрудной повязки, под которой лежала красная бусина.
– Скажите, а вы почему здесь? Сотрудничаете со следователями?
Он ничего не ответил, но Юль прошептала мне на ухо:
– Дядя работал в Ыйгымбу, вёл дела о государственной измене.
Кровь застыла у меня в жилах. Так называлось Ведомство справедливости и законов, по решению которого казнили моих родителей.
Я отшатнулась и едва не споткнулась о свой походный мешок. Сразу же подобрала его и прижала к груди.
– Когда он оттуда ушёл?
– Два года назад.
– А точнее?
Юль на секунду нахмурилась, но тут же снова расплылась в улыбке.
– Весной.
Напряжение спало. В наш дом вторглись осенью. Значит, Вонсик к этому не причастен.
– Ну же, расскажите ей! О своём самом страшном деле! – попросила Юль, и я порадовалась, что она сменила тему.
Вонсик всё смотрел на тело, не обращая на нас внимания.
Юль ничуть не смутило его молчание.
– Самое жуткое дело из всех, о которых дядя рассказывал, – это Мёртвый сад.
– Мёртвый сад? – любезно поинтересовалась я.
– Дядя Вонсик вёл расследование и выяснил, что пропавшую женщину похоронили в её собственном саду. Вместе с ней из земли вырыли кости маленького зверька. Оказалось, что её убил муж, бывший придворный стражник! – Она театрально поёжилась. – Помню ещё одно страшное дело: о пропавшей голове. Дядя преследовал изменника родины, но нашёл его обезглавленным в паланкине. Позже голову обнаружили под чьим-то письменным столом…
Юль продолжала возбуждённо рассказывать о разных кровавых делах, но мой взгляд был сосредоточен на её дяде. Он наконец заметил крошечную жёлтую бусину, которую я оставила в ладони убитого, и его плечи напряглись. Он теребил бороду и морщил лоб, о чём-то раздумывая.
– Вы что-то нашли? – спросила я, надеясь услышать о значении бусин.
– Я узнал жертву, – ответил Вонсик, ни словом не упомянув о находке. Странно. – Двенадцатая по счёту. Это юный Пэк, восемнадцати лет, сын приближённого советника вана. Он недавно сдал экзамен на государственную должность. Сдал успешно.
Вонсик осмотрел голову трупа: макушку, затылок, горло и даже уши и ноздри.
– Пэк пропал три недели назад в лесу. При нём было двое слуг. Одного убили на месте, второй спасся и добежал до деревни Чамсиль, но там умер от ран.
– Эта деревня далеко отсюда?
– Около часа пешком. Ханьян куда ближе.
Я представила, как раненый слуга бежит в ночи, сердце отчаянно колотится, дышать становится всё тяжелее, голова кружится. «Надо найти дорогу к дому нашей бабушки», – прозвучал шёпот моих воспоминаний. Перед глазами встала картина той ночи: мы со старшей сестрой, крепко держась за руки, бежим от солдат, убивших наших родителей.
Я моргнула, и тени рассеялись.
– Интересно… – Голос у меня дрогнул, и я откашлялась. – Интересно, почему слуга побежал в далёкую деревню, а не в Ханьян, где к тому же есть больница.
Вонсик задумчиво и серьёзно посмотрел на меня, словно взвешивая мои слова.
– Куда бы ты побежала, если бы тебя ранили?
– Не «куда», а «к кому», – тихо ответила я. – К тому, кому доверяю, кто не причинит мне вреда.
Он кивнул.
– Возможно, и с ним было так же, и у него в Чамсиле есть кто-то близкий.
Вонсик продолжил изучать тело, делая пометки в своей тетради с такой точностью и аккуратностью, что напомнил мне о писарях, служивших моему отцу – бывшему магистрату.
– Почему ты так спокойно смотришь на труп? – спросил он.
После того как на моих глазах убили отца и мать, меня мало что пугало.
– Разве мёртвые в нашем государстве – не обычное дело?
Он поджал губы и кивнул.
– Ты пришла издалека разыскать сестру, но теперь тебе интересно это убийство. Почему?
– Это не ваше дело.
– Ей очень нравится эта фраза, – вмешалась Юль, весело поблёскивая глазами. – Мне она отвечала так же.
Моя неприязнь к хозяйке усилилась, но раздражение сменилось паникой, когда Вонсик мрачно произнёс:
– Ты, случайно, не рассчитываешь отыскать убийцу, чтобы попросить у вана в награду вернуть твою сестру?
– Не понимаю, о чём вы…
– Значит, угадал.
По спине пробежали мурашки. Он раскрыл мои истинные намерения.
– Вы делаете выводы, ничего обо мне не зная.
– Ты права. Я ничего не знаю… Разве только то, что ты из благородного сословия, твои родители мертвы, а ты скрываешься от закона, – перечислил Вонсик, не сводя с меня глаз. – Но, признаю, на этом всё.
Я онемела от потрясения.
– Мы… мы встречались? Вы говорите с такой уверенностью…
– Потому что всё это очевидно. По твоей походке, по тому, как ты задираешь подбородок. В тебе есть чувство собственного достоинства, твои руки белые и мягкие, не привыкшие к тяжёлой работе. На тебе шёлковые одежды, а шёлк носит лишь знать, но сразу заметно, что одежда не новая, а значит, для твоей семьи настали тяжёлые времена. Ты прошла через запретные земли без какого-либо сопровождения, а значит, ты совсем одна, и тебе не к кому обратиться. Подозреваю, что твоя семья оказалась в центре скандала или нарушила закон, раз у тебя не осталось ни одного друга или родственника, которого можно попросить о помощи. Ты прячешь лицо за рукавом и постоянно оглядываешься, словно боишься, как бы тебя не узнали, – так делают те, кто скрывается от закона. Но разумеется, как ты и сказала, – это всего лишь мои выводы.
Я стояла как статуя, вперив взгляд в Вонсика, почти не сомневаясь, что сейчас меня поволокут к стражникам. Но бывший следователь спокойно повернулся к трупу и больше не обращал на меня внимания, словно я стала ему совершенно не интересна. Моя паника постепенно сошла на нет.
– Так или иначе, – вдруг сказал он, поднимаясь на ноги, и я отшатнулась. – Глупо надеяться о чём-либо договориться с ваном, но ты, конечно, мне не поверишь.
– Прошу прощения? – возмутилась я. Никто не смел так со мной разговаривать, кроме сестры. – По-моему, план вполне разумный. Ван обещал щедрую награду…
– Надеюсь, ты хотя бы заранее убедишься в том, что твоя сестра в столице, – перебил меня Вонсик. – Ты видела её сегодня в окружении вана?
– Нет… – ответила я дрогнувшим голосом. – А где держат наложниц?
– В монастыре Вонгакса, недалеко от дворца Кёнбоккун, но их охраняют так тщательно, что попасть туда невозможно. Однако способ увидеть её всё-таки есть. Почти каждый день наложниц вана приводят в бывшую академию конфуцианства Сонгюнгван, где теперь развлекается Ёнсан-гун, и ты сможешь увидеть сестру, если заглянешь через невысокую стену.
Вонсик снова обошёл труп и присел рядом с ним на корточки.
– Я так хорошо это знаю, – произнёс он ровным голосом, – потому что там была моя дочь.
Была. Судя по тому, как Юль закусила губу и отвернулась, его дочь уже мертва. Сердце кольнуло от сочувствия, но я подавила эмоции. После смерти родителей я дала себе клятву, что больше не буду ни к кому привязываться.
– Вы тоже ведёте расследование ради награды? – спросила я с нажимом, показывая, что больше не хочу говорить о сестре.
– Я помогаю одному человеку найти убийцу. Ему награда не интересна.
«Это хорошо, – подумала я. – Может, если ходить за ним хвостом, удастся заполучить награду себе?»
– Чего же он желает? – спросила я. – Тот, кому вы помогаете.
– Скажу так: от этих убийств больше смуты, чем пользы, – ответил Вонсик и махнул мне рукой. – Подойди ближе. Если хочешь найти преступника, мало взглянуть на труп издалека. Изучи его сама, не полагаясь на выводы другого человека.
Я шагнула вперёд и прищурилась, но жуткий мертвец так и оставался всего лишь жутким мертвецом.
Вонсик начал указывать то на одно, то на другое.
– Судя по ранам и тому, как плотны на ощупь его конечности, он умер сегодня на рассвете. А теперь твоя очередь поделиться наблюдениями.
– Моя очередь?
– Ты же сказала, что хочешь найти убийцу.
Юль подтолкнула меня вперёд. Я обошла тело и покосилась на Вонсика. Затем присела и осмотрела
