Оглавление

Дух времени 1

Я пытался стать счастливым, но что-то пошло не так. Моя история начиналась как путь хулигана, искавшего себя в музыке, а закончилась… Об этом вы узнаете сами.

В пятницу после школы я шел вдоль Коммунистического проспекта, который у нас называют Арбатом. Руки в карманах, прическа растрепанная, галстук съехал набок, рюкзак за спиной — типичный школьный хулиган. Меня привлекли громкие возгласы и смех шпаны за углом дома. И конечно, я сразу свернул туда — интересно ведь!

В подворотне, у стены дома, четверо обступили хлюпика — явно хотели «нагреть» его на деньги.

— Ты че, дудист? — сказал самый высокий и ткнул хлюпика в бок. Толпа заржала, как кони.

Я подошел ближе.

— Ты че молчишь? С тобой разговаривают! — подключился другой. Этого я знал, шестерка, таскает мне сигареты на переменах.

— Это, не дудка, я скрипач, — промямлил хлюпик, прижимая к себе футляр.

«Ну точно, сейчас разведут этого лоха!» — подумал я. До толпы оставалось не больше десятка шагов.

— Эй! — окликнул их. Они обернулись. Сейчас поймут, что платить хлюпики должны только мне.

— Че? — набычился тот высокий, раздув ноздри.

— «Чё» по-китайски — жопа! — не сбавляя шага, бросил я, подходя ближе.

А у этого длинного, хоть и с задержкой, но все же сработал инстинкт самосохранения. Но это его не спасло — я не останавливаясь пнул его в живот. Длинный согнулся, схватившись за место удара. Толпа даже не попыталась вступиться за него.

— Ну что, щеглы? Сбросились мне по полтиннику, я сегодня добрый, сказал я.

— Это Петька Бой, быстрее доставайте деньги, — добавил шестерка.

Все послушно скинулись.

— Извини, брат, не признали, — оправдывался длинный.

— Смотались! — скомандовал я. Потом посмотрел на деньги — всего двести рублей. — Стоять! Кто еще полтинник не сдал?

Шпана сразу указала на музыканта.

— Спасибо, — сказал музыкант и поклонился. Видимо, решил, что я спасал его задницу.

— Что значит спасибо? Ты что, кинуть меня решил? — нависал я над ним.

— Но у меня нет… Я уже объяснял этим, у меня ничего нет…

— Тебе что, родители на карман не дают?

— Дают…

— Ну так не тормози, доставай быстрей. Мне что, здесь с тобой весь день торчать?

— Не дам, у меня нет! — Он настолько твердо ответил, что я ошалел.

— Да ты не музыкант, ты бессмертный. Ты что, не боишься меня?

— Боюсь! Но мой учитель говорит, что нужно всегда бороться за свое.

— С кем ты собрался бороться, слабак? Гони деньги!

— Нет, извини.

— Здесь нет твоего учителя. Тебя никто от меня не защитит. — музыкант огляделся. Не только учителя, здесь вообще уже никого не было, даже шпана смылась. Какой наивный! И на что он надеялся? — Да и вообще, что за учитель? Только не говори мне, что ты ходишь на бокс или еще что-то типа того… Не поверю.

— Учитель музыки.

Я рассмеялся во весь голос. Теперь понятно, почему те ржали как кони.

— Да ты не музыкант, а шут! — не мог я успокоиться.

— Ну, я пойду?

После этого я схватился за живот, кажется, даже слезы потекли от смеха. Он и вправду попытался уйти.

— Эй! Стой! — опомнился я и схватил его за плечо. Мне совсем не хотелось его бить, он даже стал нравиться мне. — Слушай, я тебя буду звать Шут.

Он ничего не ответил и пошел дальше.

— Куда так спешишь? С какой ты школы? Что-то лицо у тебя знакомое, я не угрожал тебе раньше? — спрашивал я, идя рядом с ним.

— Ты что, совсем невнимательный? Я же твой одноклассник, — с обидой сказал он.

— Да? Что-то я тебя совсем не помню.

— Иду в переход, играть.

— О-о-о… Я с тобой пойду!

В ответ он только кивнул.

Домой возвращаться мне не хотелось, там отец. Наверняка опять уткнулся в телевизор с бутылкой пива.

Шут шел быстро, и ему приходилось постоянно притормаживать, коситься на меня, ожидая, но поторопить он меня не решался. Ужас! Что у него за неуверенная походка? Прям как у зайца, который в страхе перебегает от куста к кусту. Лучше бы учитель музыки научил его нормально ходить.

Мы дошли до перехода, Шут встал у входа и достал скрипку. Я ухмыльнулся.

Шут пиликнул пару раз и заиграл незнакомую мне классическую музыку. Я оперся о стену и закурил. Мне нравился звук. Как-то я случайно слушал подобную музыку, она и вправду хороша, даже без ритмичных басов.

Прохожие шли мимо и бросали копейки в футляр, а Шут продолжал играть. Кажется, он никого не замечал, будто стоял один и наслаждался игрой. Что-то меня самого взбесило то, насколько сентиментальное настроение у меня возникло. Поэтому я дернул Шута.

— Слышь… Сыграй, что-нибудь современное! А то народ скучает!

Он послушно кивнул и начал наигрывать знакомую мне мелодию. Вроде бы что-то из новинок, попса или хип-хоп. Мне вообще было без разницы, что слушать, я любил музыку разных жанров.

Люди стали останавливаться, чтобы дослушать мелодию, и бросали даже полтинники.

Он закончил играть, несколько человек похлопали и пошли по своим делам. Шут поклонился, пересчитал заработанное, положил скрипку в футляр и протянул половину суммы мне.

— Это что? — удивился я.

Я, конечно, собирался отжать у него деньги, но как-то забыл, что ли… Не знаю, со мной впервые так.

— Это ведь ты заработал, — пробормотал я, сам не веря собственным словам.

— Это твоя доля. Если бы ты пел или играл, то было бы больше. А теперь мне пора.

Я взял деньги. Так и оставшись стоять, глядя, как Шут уходит своей заячьей походкой. Опомнившись, я пересчитал деньги. Триста рублей. И этот хлюпик рисковал своей физиономией ради полтинника? А мне так легко отдал долю за то, что я просто стоял с ним? Этого я не мог понять. Но еще меньше, я не мог понять себя: почему я так смутился, когда он протянул мне деньги?

Дух времени 2

Прошли выходные. В школе, на уроке химии, я увидел этого Шута. Не соврал, и вправду учится со мной. Но что с того? Какое мне дело? Я сидел и смотрел на него, задумавшись, пока меня не толкнул в бок Колька.

— Ты чего на него уставился? Влюбился, что ли? — заржал он.

— Ты офонарел?! — прописал я ему в сушку. Он заткнулся, обиделся. Но класс уже уставился на нас. — Что смотрите?!

— Петр! Не срывайте урок! — возмутилась химичка.

— Больно надо, — фыркнул я.

Заметив, что Шут тоже смотрит на меня, я взглянул ему в глаза, и он как-то осуждающе отвел взгляд в сторону. Мне на секунду стало стыдно, и тут же — я разозлился. Что за фигня? Какое мне дело до того, осуждает меня Шут или нет? Я постоянно с Колькой срывал уроки, и с чего бы мне сейчас смущаться? Да что происходит-то?!

— Давай его нахлобучим? Он ведь нам долю не отстегивает, — прошептал мне Колька, указывая на Шута.

Я ничего не ответил. Так и просидел в своих размышлениях, не обращая внимания на урок.

Прозвучал звонок на перемену, Колька подлетел к Шуту, приобнял его и, что-то нашептывая на ухо, так вывел из кабинета.

Все! Напряг начался. Теперь должен подключиться я, и вместе мы дожмем его в туалете. По привычке я пошел за ними и встал в проходе, подпирая дверь в туалете, чтобы никто не вошел.

Колька уже начал беситься. Походу Шут не прогибался.

— Петька, представь, этот упырь не хочет делиться. Он сказал, что не уважает тебя! — Колька подошел ко мне и сменил на посту. Теперь моя очередь дожимать Шута.

— Ты меня не уважаешь? — спросил я и остановился. Шут смотрел так же, как и в пятницу. «Вот в чем дело. Вот почему тогда я не решился требовать от него денег. Все дело в его взгляде»: подумал я.

— Я такого не говорил, — ответил он.

Краем глаза увидел, как Колька уже потирал руки. Здесь я должен вступиться за него и сказать, что Шут наговаривает на моего друга — и дело в шляпе, расписали по понятиям. Но я медлил.

— Ты что такой дерзкий? А?! — набычился Колька, видя, что я торможу.

Он подошел к музыканту и уже собирался его ударить в живот. Мне нужно было срочно что-то делать! Но я медлил.

И вот удар! Колька упал на пол, схватившись за челюсть. Я ошарашенно смотрел на музыканта, он на меня. Зачем я уложил Кольку?

— Ты чего? Ты ведь сам предложил! — начал возмущаться он.

— Заткнись! — перебил я его. Не хотелось, чтобы музыкант думал, что я за него вступился. — А ты вали отсюда, Шут! — прикрикнул на него.

Он порицающе посмотрел на меня, но ничего не сказал и вышел. Я помог Кольке подняться.

— Что это было? Больно, блин!

— Не трогай его, — отрезал я.

— Да ну тебя! — Колька психанул и выбежал из туалета.

Я закурил у окна. Выпуская дым в форточку, думал о том, что сейчас произошло. Но фоном в памяти играла музыка Шута.

Дух времени 3

Я лежал дома. Ночную тишину нарушала музыка из модных наушников. Большие такие, с жесткими басами, не подделка какая-нибудь из Китая, а настоящие — дорогие оригиналы.

«Не спи! Терпи! Борись!» — повторял себе. Не люблю засыпать. Это доказательство моей беспомощности, новый день, в котором я ничего не добился. А во сне выходила вся правда наружу, я никто, я слабак, который даже не мог никому втащить. Руки не слушались, ноги не двигались, я был беспомощной игрушкой для битья. Но через пару часов глаза слипались, я не мог вечно бодрствовать. Сон всегда оставался победителем, а я — проигравшим.

Утром еле встал под ужасный звон будильника. Наушники лежали рядом, и в них играла музыка. Опять не справился, заснул. Недовольный и разбитый, собрался в школу, опаздывать не хотелось. Опять будут грозить вызвать отца.

По дороге мне встретился Колька, он не поздоровался и обиженно ускорился. Я не останавил его, мне нечего было ему сказать.

Возле входа в школу стоял Шут.

— Здравствуй, — поздоровался он.

— Хм… — промычал я от неожиданности и зашел внутрь.

Не знаю, почему я так глупо среагировал. Не думал, что он со мной поздоровается, я только пару дней назад узнал о его существовании. Разве после сцены в туалете он не должен на меня злиться? Загруженный этими мыслями, я занял свое место в классе и уставился в окно. Историчка меня не трогала, так и просидел весь урок, размышляя.

На перемене я тоже ни с кем не общался. Потом плюнул на все. Надоело торчать в школе. Я собрал рюкзак и захотел прогуляться по дамбе вдоль реки. Но на крыльце снова был Шут, он стоял с красивой девчонкой.

— Петя! — помахал он мне.

— Чего тебе? — остановился я.

— А ты куда? Еще ведь занятия, — удивился он.

— Да, это… Чет надоело мне… — растерялся я, засмотревшись на девочку.

Она была такая, ну… Это, типа красивая. Волосы такие длинные и пышные, на ветру там типа колосятся. А лицо милое, такое детское, наивное, с румянцем на щеках, и улыбка белоснежная. Да и вообще, она как-то странно смотрела на меня, улыбалась. Что с ней? Может, она того? Верно! Кто еще будет общаться с Шутом? Только сумасшедшая. Еще и низкая, мне по грудь — прям представил, как она кладет голову мне на плечо.

— Ой! Познакомься, это Аня. Она тоже играет, только на гитаре, — представил ее Шут.

— Аня? — Красивое имя. Но я сказал иначе: — И что вы тут, мелкие, делаете?

— Эй! Я вообще-то старше вас! — Аня стукнула меня в плечо.

— Что? Ты? — рассмеялся я.

— Мне восемнадцать лет исполнилось вчера! — задрав свой остренький нос, гордо объявила Анна.

— Ага, — поддакнул Шут.

— Да ладно? Такой козявке — восемнадцать? Сейчас со смеху умру! — Я схватился за живот и заржал.

— Дурак! — обиделась Аня и отвернулась.

— Мы это, играть идем, — промямлил Шут.

— Где? В песочнице? — продолжал я прикалываться.

— Оставь его! Пойдем скорее! — Аня подхватила футляр с гитарой, который был больше нее, и пошла прочь от школы.

— Ну… это, пока! — помахал мне Шут и побежал за ней.

Я перестал смеяться. Меня что, только что бросили? Фыркнув, пошел на дамбу, как и планировал, но получалось так, что шел за ними. Мне нужно было в ту же сторону, что и Шуту с Аней. Ну и дела: вообще-то тут я крутой, а они лохи, это они должны бегать за мной. А получилось наоборот. Они хихикали между собой, часто оборачиваясь на меня.

Да что происходит? С каких пор я стал посмешищем? Тем более для этих фриков! Это меня злило!

Они притормозили, явно дожидаясь меня.

Я резко свернул за угол дома, чтобы не видеть этих тупых рож. Быстро прошел по двору. Дальше — выход на Арбат. И я натыкаюсь на них. Черт, и тут они!

— Опять вы?! — возмутился я и попытался пройти между них, толкнув плечами, но тут Анна взмахнула кулаками:

— Ну ты и хам! Ты что, людей не видишь?

— Эй! Ты ошалела? Это вы, шантрапа, ходите смеетесь, а теперь еще и на пути стоите!

— Мы не шантрапа и идем своей дорогой. Да больно ты нам нужен!

— Я видел! Шли, поглядывали на меня, шушукались и смеялись! — сказал я.

— Да мы просто идем в музыкалку!

— Не ссорьтесь, пожалуйста! — засуетился Шут.

— Сюда, что ли? — указал я на здание позади.

— Да! — кивнула Аня.

— Ага, точно… — удивился Шут. — А ты откуда знаешь, где она?

— Ну я это, в детстве часто здесь бывал.

— Ты? — удивились фрики.

— Что смотрите? Да, я. Или думаете, я совсем ничего не знаю?

— Извини, просто не ожидали, — Анна положила руку мне на плечо. — А что ты тут делал? Грузчиком подрабатывал?

— Ха-ха-ха! Очень смешно, — огрызнулся я, но после добавил: — Мать здесь работала учителем музыки, пока жива была. Вот и ждал я ее после школы, иногда и внутрь заходил.

— Извини, не хотела тебя обидеть. — Анна сжала мое плечо.

— Нормально все, — отрезал я и отдернул плечо, но после почувствовал себя дураком. Взглянул на этих двоих, их глаза были наполнены сочувствия, понимания, что ли. — Проехали. А что вы тут забыли?

— Учимся здесь, — снова задрала она нос.

— Концерт у нас здесь, поэтому и ушли раньше с уроков, — добавил Шут.

— Ну вы точно шайка лейка…

— Обижать нас не надо! Вот возьми и послушай, как мы играем, а просто так обижать нас не надо! Пойдем! — возмутилась Анна и потащила за собой Шута.

Я снова остался один. Меня это злило. Эта девчонка вообще не боится меня. Непривычно. Меня все бояться! Хотел обматерить эту мелкую, но вспомнил… Как прибегал сюда к маме и слушал музыкантов. Как мама учила детей играть на гитаре. Как и сам выучил пару аккордов, но это было очень давно, после маминой смерти я больше не играл.

— Эй! Петька Бой! Ты идешь?! — у дверей закричала Аня и показала язык.

Меня, что ли, зовут с собой? Ну ладно посмотрим, как эти неудачники опозорятся. Оказывается, начинался концерт, уже собирались зрители. На афише у входа прочитал: что-то типа отчетного выступления учеников, сборная солянка. Я вместе с толпой доплыл до зрительного зала, сел. Как давно я здесь не был… Помню, раньше мама тоже выступала и брала меня на концерты с собой. Она играла, а я сидел и слушал. Стоп, а ведь… Точно! Я всегда сидел именно на этом месте. За много лет тут даже кресла не поменяли. Помню, я здесь еще на сиденье нацарапал «Петь». А «ка», так и не успел, меня наругала тетка, сидевшая рядом. Надо же, и надпись до сих пор здесь, на спинке кресла.

Я ухмыльнулся. Одно из первых моих хулиганств. Провел пальцами по буквам. Незаконченный шедевр. Я достал карманный ножик и накарябал: «ка Бой».

Вот это я умею! Довольный любовался дописанной надписью. На душе стало так тепло и хорошо. Будто на сцену вот-вот выйдет мама… Но вместо нее объявили Шута.

Он вышел и запиликал классическую музыку. Все же он хорошо играет. Зал аплодировал, но я не поддержал их. В переходе Шут играл лучше, а тут мне не хватило чего-то. Возможно не так душевно…

Когда вышла Аня, воцарилась тишина. Эта взбалмошная девчонка явно не вписывалась в рамки этого цивильного мероприятия. Кожаная черная косуха, белая рубашка на выпуск, короткая юбка, яркие колготки, большие черные ботинки. А на голове две пышные дули, они добавляли ей роста — вылитый панк. Мрачный макияж, черные подведенные глаза и ярко-красная помада. Как попугай среди строгих ворон.

Анна протопала к центру сцены. Электрогитара через плечо с широким ремнем и тянущимся за ней шнуром по полу. Дойдя до середины сцены, она встала в стойку, растопырив ноги шире плеч. Подняла руку вверх и со всей силы ударила по струнам. По залу пронесся такой звучный «дрям», что все прикрыли уши.

— Р-р-рок! — вскрикнула Анька, подпрыгнула и начала отыгрывать соло.

Тетка рядом со мной, похожая на типичную училку, сначала хмурилась, а потом начала покачивать головой и отбивать такт ногой. Игра Ани была агрессивной, но живой, настоящее биение бунтарского сердца. На финальном аккорде зал зааплодировал.

Другие выступления досматривать я не стал, скучно. Вышел на улицу, завернул за угол и достал сигарету. Кольца дыма привычно полетели вверх.

Окно над моей головой открылось, оттуда высунулась Аня.

— Эй! Ты чего здесь куришь? — возмутилась она.

— А что, нельзя? — задрал я голову. — Вроде детей здесь нет, никому дурной пример не подаю.

— Детей? Да ты еще и сам ребенок! — рассмеялась она.

— Да чтоб тебя… Мне уже семнадцать! — выругался я и помахал кулаком.

— Дурак!

— Ты очень круто выступила, — неожиданно сказал я. Она выглядывала из окна с таким видом, словно осматривает свои владения. Будто весь мир у нее ног.

— Курение — это плохо! Бросай.

— Согласен. Меня самого бесит этот дым. Может, когда-нибудь и брошу. Пока лень, — ответил я. Хотя понимал, что просто не смогу бросить — уже пытался, но не хватило силы воли.

— Это не оправдание мужчины, — сказала она.

— Знаю, — ответил честно с злостью.

— Спасибо, что поддержал во время выступления. Я видела, как ты аплодировал, — улыбнулась Анна. — Мы скоро выйдем, подожди нас.

Отчего-то я покраснел, но ничего не ответил. Обычно я общался с девушками, которые меня боятся. Да и как общался… Говорить с ними не о чем, глупые они, эти девчонки.

Докурив, выбросил сигарету и подошел к крыльцу. Из музыкалки выходила всякая мелюзга — обычно мы с корешами над такой издевались. Типичные лохи-заучки.

Они с опаской оглядывались на меня, но у меня не было настроения их гнобить или трясти деньги. К тому же рядом много взрослых. И дураку ясно, что я не стану докапываться до щеглов прилюдно, чего они так трясутся? Что за врожденный животный страх у этих слабаков?

И вот наконец-то из музыкалки вышла Аня, осмотрелась, увидела меня и побежала навстречу. И вдруг ударила кулаком по плечу:

— Ты видел рок?!

— Ты чего? — разозлился я, но посмотрел на ее лицо, невольно улыбнулся. Аня сияла от счастья, настолько сильно ей понравилось выступать, ее протест системе. Настоящая бунтарка.

— Ты всех всполошила. Теперь они будут строже отбирать номера для концерта, — пробубнил Шут. Я не заметил, как он подошел.

— Зануда! — показала ему язык Аня.

— Что дальше? — спросил я. Они удивленно посмотрели на меня. — Что смотрите? Я спрашиваю, какие у вас планы?

— Ну… Я еще не думала…

— Домой, — уверенно сказал Шут. — Мне нельзя поздно приходить.

Аня кивнула.

— Банальщина. И вы называете себя рокерами? Обычные шуты, — сплюнул я, сунул руки в карманы и пошел прочь.

Они купились! Точнее, Анька. Она сразу побежала за мной, пришлось и Шуту догонять нас.

— А что? Что обычно делают рок-музыканты? Ты знаешь? Танцуют? Буянят? Дерутся? — допрашивала Аня в под прыжку следуя за мной.

Я шел молча, это злило их, даже Шута. Они у меня на крючке!

— Ничего ты не знаешь! Ты не рокер и тем более не музыкант! — разозлилась Анька, но не отставала.

Достаточно выждав паузу, я остановился, да так резко, что они уперлись в меня.

— Отмечают! — повернувшись сказал я, подняв палец вверх.

— О-о-о, — в один голос удивились они.

— Точно! Точно! Давайте отметим! — запрыгала Аня.

Настал мой звездный момент. Я поманил ребят, они подшагнули ближе, с любопытством ожидая моих слов.

— А деньги у вас есть? — шепотом спросил я и с хохотом щелкнул их по носам.

— Ай! — обиделся Шут.

— Нет. Но он прав, — задумавшись, подтвердила Аня, потирая нос.

— Мне пора уходить, — попытался улизнуть Шут.

— Стой! Он точно прав! Наш концерт нужно отметить! — остановила его Анька. — Я хочу быть настоящим рокером!

— Но у нас нет денег, — напомнил я.

— Заработаем! — зловеще улыбнулась Анна.

Тут даже Шут не осмелился спорить. И вот мы бандой направились в переход. Они достали свои музыкальные инструменты, поставили один из футляров для монет. О чем-то пошептались и начали играть что-то классическое. Гитара со скрипкой звучали странно, мне вообще не понравилось. И немногочисленным прохожим, судя по пустому футляру, тоже.

— Ну что за нудятина? — не выдержал я. — Вы ведь умеете лучше! Играйте современные песни!

— А петь кто будет? — раздраженно сказал Шут.

— Да! Если и играть современное, то надо с песнями. А мы не певцы. Ты умеешь? Или только болтать можешь? — усмехнулась Анька.

— Скажу честно, достала ты меня уже со своим нытьем. Была б ты пацаном, давно бы тебе всек!

— А ты всеки! Давай! — не сдавала назад Анька. — Это ты сказал про настоящих рокеров, а сам…

— Тьфу! — отвернулся я. Ну не драться же мне и вправду с девчонкой.

И тогда Шут заиграл популярную песню, Анька тоже начала подыгрывать на гитаре.

И чего она о себе возомнила? Думает, раз умеет трындеть на своей балалайке, так, значит, лучше меня? Ни фига подобного!

Отбросив скромность, я начал подпевать. Кто-то из прохожих странно на меня взглянул. Чтобы не видеть их тупые взгляды, я опустил глаза и продолжал петь. Когда музыка смолкла, я ожидал смешки или фырканье — вряд ли же кому-то понравился мой голос? Но вместо насмешек я услышал жидкие аплодисменты. Поднял глаза. Ого! Перед нашей троицей собралась небольшая толпа, и вроде бы им даже зашло.

— А ты хорошо поешь! — напрыгнула на меня Анька и крепко обняла. — Почему не говорил, что ты наш?

— Ваш?

— Рокер! Такой же, как и мы! — не унималась Анька. Шут только кивнул. — В тебе живет музыка! Она внутри тебя!

— Да ладно, фигню не неси, — буркнул я и попытался отвернуться.

— Сегодня мы отмечаем не только наше выступление, но и твое рождение! — победоносно сказала Аня.

— Что встали? — разозлился я. — Я говорю, что стоите?! А ну давай играть! А то так мы не заработаем! Быстрее! Люди ждут!

Мы спели еще несколько популярных песен. Ну как пели… слова я знал не все, но если уж знал — то подпевал от души. Со временем даже вошел во вкус, некоторые особо энергичные припевы даже кричал — с выражением и нотами, как положено. Где-то слышал, что каждый уважающий себя музыкант должен спеть в переходе.

Мы собрали вокруг себя большую разновозрастную толпу. Анька была круче всех, она дурачилась как безумная, наворачивала круги возле комбоусилителя и крутила башкой. Я пел так самозабвенно, что даже сорвал голос. Только Шут был серьезен. Поначалу мне показалось — он нас, взбалмошных, стесняется, но нет. Просто это был его способ погружаться в музыку — спокойно проживать ее внутри себя. Я читал о таких людях, это у него такой тип характера, кажется, называется интроверт. Ну а мы с Анькой, наверное, эти… «экстрасверты» — безумцы, любящие жизнь.

И вот три звезды подземелья, наполненные духом музыки, величавой походкой вышли на свет. Ну как на свет, конечно, уже был поздний вечер.

Шут распереживался, что ему пора домой, и, что-то пробормотав, быстрой походкой покинул нас. Странно получилось: деньги у нас уже были, но праздновать вдвоем было бы как-то странно. В итоге мы с Анькой тоже решили расходиться. Оказалось, она жила в моей стороне, и мы молча шли вдвоем. Я не знал, что сказать. Внутри меня бурлили эмоции. Я только что пел! И людям вокруг нравилось! Я чувствовал себя настоящей звездой, казалось, с этой минуты моя жизнь изменится…

Но молчаливая прогулка с Аней вернула меня в реальность. Не похоже, что она осталась в восторге от нашего выступления. Иначе почему молчала сейчас, будто я ее чем-то обидел? Или она вспомнила, что я обычный хулиган? От этих мыслей у меня сдавливало грудь, но я ничего не говорил.

— Мы пришли, — тихо прошептала Анна, остановившись напротив подъезда.

Я тоже остановился. В груди настолько защемило, что я скорчился от боли и присел на корточки.

— Петя! Что с тобой? — кинулась ко мне Анька.

— В груди, в груди болит… — простонал я.

— Ложись на снег, ложись скорее, — она, сняв с себя шарф, подложила его мне под голову. — Тебе нужно вытянутся, это все страх, так бывает после первых выступлений…

— Я ничего не боюсь, — сквозь зубы пытался сказать, но ничего не выходило, мне не хватало воздуха даже на вдох. Мог только смотреть на Аньку.

— Уходи, уходи страх. — Она проводила руками от моей груди к ногам, словно совершала ведьмовской ритуал.

Действительно стало легче. Я даже улыбнулся. И чего она говорит про страх? Я никогда ничего не боялся. Заметив мою улыбку, Анька перестала водить руками и сложила их на коленях, сидя рядом со мной, развалившимся на снегу.

— Фуф!

— Спасибо, — буркнул я, не узнав свой голос. Получилось как-то… робко.

— Не сдавайся, не бойся, ты с нами, ты такой же, — прошептала она, словно заклинание, взяв мою руку и приложив к моей же груди.

Наконец Анька встала. Я поднялся за ней, протянул шарф, но она остановила меня.

— Потом отдашь. Вдруг еще где-нибудь по пути вздумаешь упасть! — улыбнулась Аня и пошла к своему подъезду.

Я расслабился и запрокинул голову к небу, дыша полной грудью. Еще долго улыбка не сходила с моего лица. Безумство, как в подземелье, опять захлестнуло меня.

Дух времени 4

Ночью я проснулся от того, что отец гремел посудой на кухне. Он снова пришел домой пьяный. Вот и превратилась карета в тыкву, а мои фантазии о жизни рок-певца разбились о суровую реальность. Пьяный батя, постоянная ругань. Вот моя настоящая жизнь, а не концерты в переходе.

— Петька! Петька, черт тебя дери!

Я встал, накинул на всякий случай штаны и футболку — вдруг отправит за чекушкой.

— Я тут, — зашел на кухню.

— Ты куда еду дел? А? Где эта чертова сковородка?

— В холодильнике, — ответил я, стоя у порога.

Отец сидел шатаясь, в грязной куртке.

— Ну так давай ее сюда! — стукнул он кулаком по столу. — Есть хочу…

Сглотнув ком в горле, я прошел мимо отца к холодильнику. Достал сковородку, положил жареную картошку в тарелку и подогрел в микроволновке. Все это время он, пьяно покачиваясь, боролся со сном, к счастью — молчал.

— Что это? — от брякнувшей по столу тарелки отец будто проснулся.

— Жареная картошка.

— Сам вижу. Ты что, думаешь, я совсем тупой?

— Нет, папа, — замялся я. Я уже давно был крепче и сильнее отца, но на его крик всегда реагировал одинаково — как нашкодивший щенок, сжимался и виновато опускал голову.

— Что ты бычишься? Я твой отец! — смахнул он тарелку на пол. Картошка рассыпалась вперемешку с осколками.

Выбора не было, я наклонился убирать, и в этот момент прилетела затрещина по затылку. В голове зазвенело. Потеряв равновесие, я полетел на холодильник.

— Да я вкалываю, чтобы у тебя была еда и ты вырос нормальным! А ты, паскуда, не уважаешь отца! — зло уставился он на меня. — Брось ты это все… — Он оттолкнул меня, развалившегося на полу. — А ну неси дневник!

— Пап… — попытался унять его.

— Быстрее! Неси сюда этот чертов дневник! Посмотрим, как ты уважаешь меня… мои… старания вырастить тебя человеком. Впахиваю ради этой паскуды…

Я шел за дневником и понимал, что будет дальше. Хотелось выскочить на улицу и сбежать, но расплата будет в любом случае. Уж лучше сейчас — у пьяного удар слабее. Ну и, может, в этот раз будет по-другому?

Дневник лег перед отцом. Он мотнул головой, видимо, указывая на стул.

— А ну сядь! Стоишь над душой. Так… Посмотрим…

Он размашисто перелистывал страницы, чуть ли не вырывая их.

— Ах ты мразь! — Отец уткнулся взглядом в колонку оценок и замахнулся. Я успел увернуться, ладонь прошла чирком. — Двойки?! Плохое поведение?! Да я тебя!.. — Шатаясь еще сильнее, отец встал и принялся снимать со штанов ремень. — Я тебя воспитывать буду! Мать погибшую позоришь! Она ведь учителем была! Ты обязан чтить ее память!