Глава вторая

Захватчики

Меня разбудил чей-то крик.

Я подскочила на постели с тяжело колотящимся сердцем. Лили сладко посапывала в своей кровати – неугомонная, неусидчивая, вернулась, когда я уже спала. За окнами притаилась глубокая ночь – в небе ни намека на светлые мазки рассвета.

Крик, раздавшийся снаружи, повторился. Я вскочила с кровати. Лили, пробормотав что-то, лишь перевернулась на другой бок. Она не проснулась даже тогда, когда с грохотом распахнулась дверь дома. Позабыв об осторожности, я ринулась на звук.

Первыми я увидела проснувшихся много раньше отца и маму. Увидела страх на их лицах. А потом и тех, кто внушал им страх.

Они застыли в дверях – двое эллинес, а с ними – высокие, плечистые мужчины с бронзовой кожей и волосами ниже плеч. Элькхе, коренные жители Эль Кхара, Непримиримых Земель. Даневийцы называли их варварами за почти животную жестокость в бою и ужасающее отношение к женщинам. В Непримиримых Землях те могли рассчитывать лишь на роль бесправных рабынь. В Даневии рабство не просто было запрещено. Оно считалось чем-то поистине немыслимым.

Я вздрогнула. Армия Аргоса в нашем городе.

«Отец был прав», – промелькнуло в голове недоверчивое и вместе с тем – промораживающее до костей.

Настал тот час, когда война пришла и в наш дом.

Я хорошо помнила тот день, когда воины Аргоса Светорожденного, архонта граничащей с ними страны Эллас, вторглись в наши земли. Аргос появился словно из ниоткуда – с какого-то богами забытого селения к югу от границы. Вот только в его армии почти не было эллинес. Ее основу составляли элькхе – наемники, которые дышат войной, словно воздухом, питаются ею, как комары – кровью.

О жестокости архонта-завоевателя ходили легенды. К своей цели – подчинить Даневию, присоединить ее земли к своим – он шел буквально по головам. Аргос умело манипулировал людьми – запугивал, подкупал, принуждал, он внушал страх или желание идти за ним хоть на край света. Магия это или нет, однако Аргос быстро пополнил свою армию не только миролюбивыми эллинес, но и даневийцами, недовольными своим королем. Отщепенцы, оборванцы, преступники… кем бы ни были, они встали под его знамена, чтобы уничтожить собственную страну.

Но как они оказались здесь, так далеко от границ? Все это время я искренне верила в то, что в Гларингеле, небольшом городке в глубинке, они надежно защищены от ужасов войны.

Прятаться от захватчиков было поздно, и тогда – впервые за долгие годы – отец взял в руки меч. Он хорошо знал, что может ждать молодых девушек, попавших в лапы элькхе. Знал о торговцах живым товаром, что всюду шли за войском Аргоса Светорожденного.

Проклятые коршуны, привыкшие пировать на поле боя.

Джон Макграт слишком любил свою жену и своих дочерей. Дросиду, что с ужасом смотрела на ворвавшихся в дом варваров и людей из своей собственной, пусть и давно оставленной страны. Лили, которую наконец разбудили крики людей захваченного города, что доносились снаружи. Меня, которая сейчас, как никогда, жалела о том, что одарена Матерью Истоков, а не Дочерью Звезд.

Обладающая магической силой, я даже не могла за себя – за нас всех – постоять. Не могла защитить своих любимых.

На несколько мгновений реальность разбилась на разрозненные осколки. Растянутое в крике лицо матери, похожее на уродливую маску. Лили, что отчаянно жалась ко мне, будто моля о защите. Отец, диким зверем со сталью в руках бросившийся на врагов.

Врагов, против которых у него не было ни единого шанса.

Когда в грудь отца вошел меч врага, я увидела в его глазах не боль и страх, а… вину. За то, что подвел любимых, что не сумел уберечь. Пусть и защищал их до последнего вздоха.

Словно во сне, обернувшимся настоящим кошмаром, я видела, как отец умирал. Как руки Лили, моей хрупкой сестры, тянулись к нему, будто надеясь насильно выдернуть из объятий смерти. Я кричала до хрипоты. Казалось, сердце вот-вот остановится, чтобы уже никогда не забиться.

Сил для крика уже не осталось, а я все смотрела на распростертое на полу тело отца. Силилась поверить в происходящее… но не могла. Подняла взгляд в тщетной надежде, что все это окажется сном, иллюзией – и натолкнулась на застывшее лицо матери и ее потухшие глаза.

«Это действительно случилось. Папа умер. Папы больше нет».

Боль, острая, как лезвие ножа, грозила разорвать надвое сердце. Но ни мне, ни маме, ни сестре не дали шанса оправиться от удара. Вперед выступил убийца нашего с Лили отца – немолодой эллинес с властным взглядом. Поморщился, ткнул носком ботинка лежащего лицом вниз папу. С губ мамы сорвался приглушенный вскрик. Я едва задушила в себе порыв броситься на врага. Лили вцепилась в рукав моей ночной рубашки – то ли ища поддержки, то ли пытаясь удержать. Не позволить вцепиться властному чужаку в горло.

– Ну-ка посмотрим, что за рыбка попала в наши сети, – пробормотал тот на кафа.

Я с трудом различала слова – разговорный язык я знала плохо, мама редко на нем говорила. Однако отчаянно пыталась распознать чужую, непривычно звучащую в этих стенах речь.

Чужак неторопливо подошел к Лили, которая смотрела на происходящее полными слез глазами. Повелительным жестом взял ее за подбородок. Мои внутренности завязались в тугой узел, легкие обожгло огнем, имя которому ярость.

Желание подлететь к чужаку и с силой ударить по руке, чтобы больше не смел касаться Лили своими мерзкими пальцами, было настолько сильным, физически ощутимым… Казалось, я могла осуществить задуманное одной только силой мысли. Но нет. Я могла только бессильно наблюдать, до боли стискивая пальцы в кулаки и пронзая захватчика ненавистным взглядом. Впрочем, к подобным взглядам он наверняка давно привык.

Лили вздрогнула от его касания. По щеке к лебединой шее сбежала слеза. Сестра взглянула на меня с затаенной надеждой. Я ответила взглядом: «Держись».

Лили была старше на два года – совсем недавно ей исполнилось двадцать. Но, несмотря на разницу в возрасте, она отчего-то считала меня мудрее, опытнее и сильнее. Быть может, из-за моей способности к магии, а может, из-за собственного характера. Лили была мягче, добрее… светлее. Но то, что люди считали добродетелью, могло обернуться против Лили в эпоху войны. В эпоху, когда чужаки ворвались в нашу страну, словно саранча, а троном готовился завладеть беспощадный завоеватель.

– Бросьте всех троих к остальным рабыням.

Я задохнулась от гнева и страха, сжавших сердце ледяными тисками. Нас отдадут в рабство. Но он же эллинес… Или рабынями Аргос и его приспешники расплачивались с наемниками-элькхе?

«Богини… Мы и правда отправимся на невольничий рынок».

Прежде я лишь слышала о кощунственных обычаях элькхе. Но и представить не могла, что вместе с матерью и сестрой однажды стану их частью. А элькхе уже направлялись к Лили. К ее хрупкой, нежной Лили… Чтобы сделать ее – веселую, улыбчивую, солнечную – рабыней.

Барьеры рухнули, словно плотина. Самообладание, так тщательно удерживаемое мной, треснуло по швам. Я ринулась вперед, к мечу, лежащему рядом с бездыханным телом отца. Мечу, которым он так и не сумел воспользоваться.

Отец не смог. Я сумею.

– Гвен! – раздался за спиной полузадушенный голос мамы.

Я развернулась, сжимая клинок обеими руками и приказывая им не дрожать. Вонзить его в тело чужака, а потом… А потом будь что будет.

Губы захватчика изогнулись в мерзкой насмешливой ухмылке. Он шагнул было ко мне, медленно – нарочито медленно – вынимая из ножен собственный меч. Но, внезапно передумав, лениво обронил:

– Кьарго.

Рослый элькхе с хмурым обветренным лицом шагнул вперед и поднял руку.

Боль обрушилась на меня, разрывая тело на части. Вгрызлась голодным зверем, заставляя каждую клеточку тела гореть огнем. Я рухнула на колени – ноги не держали. Меч со звоном упал на пол. Вонзив ногти в ладони, стиснув зубы, я уговаривала себя терпеть. Не хотела еще больше пугать Лили, которая после всего пережитого и так была близка к обмороку. Не желала видеть удовлетворение в глазах чужаков и убийц.

Я и подумать не могла, что однажды мне доведется почувствовать на себе магию боли. Магию, которой на всем белом свете обладали только варвары-элькхе. Впрочем, прежде я не допускала и мысли о том, что застану войну. И увижу, как захватчик разбивает мою семью на две неравные части.

«Не две, – прорвалось едкое, темное сквозь алый туман боли. – Нас – меня, Лили, маму – разделят тоже».

Кровь из прокушенной груди наполнила рот металлическим привкусом. Ногти заскребли по полу. Одуревшая от боли, я встретилась взглядом с полными сострадания взглядами сестры и мамы. Силы кончились, и я закричала.

Боль прекратилась в то же мгновение. Все, что нужно было Кьарго – это мой преисполненный муки крик.

– Все, уведите их. Мы и так кучу времени потратили, – недовольно обронил чужак.

Его люди рывком подняли меня. Грубые руки схватили Лили и маму. Сестра попыталась вырываться, даже куснула кого-то сгоряча, но ее запала надолго не хватило. Один из чужаков ударил ее по лицу, сорвав с моих губ яростный крик.

Нас повели прочь. Прочь из родного дома, ставшего вдруг чужим и незнакомым. Дома, где сам воздух, казалось, пропитался болью, кровью и отчаянием.

У нашего отца и мужа украли жизнь, нас похитили и собирались лишить свободы. Продать как вещь, как сувенир. Сделать из нас бесправных невольниц, с которыми можно обращаться как вздумается. У которых можно безнаказанно и так легко, по щелчку пальцев, отобрать все.

Я подавила горячее желание вырваться и убежать. Это невозможно – хватка элькхе подобна стальным оковам. И к тому же бессмысленно, когда их лидер стоит всего в нескольких шагах от меня. Я лишь снова унижу саму себя и дам ему повод надо мной издеваться. Я вздернула подбородок, несмотря на страх, ужом свернувшийся на сердце. Он не увидит моих слез и мольбы не услышит. Я не доставлю ему такого удовольствия.

Что-то в моем лице очень не понравилось эллинесу. Вперив в меня неприязненный взгляд, он процедил:

– Попрощайся с Даневией, maláko. Ты больше никогда ее не увидишь.

Единственное слово на кафа распознать я не сумела, но ни на мгновение не усомнилась, что это было оскорбление. А вот остальное эллинес произнес на ломаном даневийском. Хотел, чтобы пленницы его поняли. Хотел сполна насладиться их страхом.

Я стиснула зубы.

«Посмотрим».

С трудом, но мне удалось сохранить лицо. Силой воли превратить его в безликую маску, чтобы не выдать плещущейся внутри ненависти. Только это захватчику и надо. Протест одной из его жертв, который он с легкостью погасит. Повод проучить их, повод выдумать новое, еще более изощренное наказание.

Эллинес потерял к нам интерес – к почти послушным куколкам, играть которыми ему уже наскучило. И отправился искать другие.

С каждым шагом элькхе и их пленницы все больше отдалялись от дома. Еще совсем недавно полный тепла, смеха и приглушенных разговоров, он так страшно и так внезапно опустел.

Я шла, глядя в землю, но никогда – по сторонам. Боялась увидеть то, что осталось от Гларингела. Боялась, что картины захваченного, растерзанного чужаками города врежутся в мое сознание. Что будут преследовать в кошмарах – так же, как теперь меня будет преследовать смерть отца.

Я отчего-то больше не слышала человеческих криков. Должно быть, грохот тяжелых сапог воинов и магов заглушал все прочие звуки. Или мне лишь так казалось – голову словно набили ватой. Ватными стали и ноги Лили. Сестра едва шевелила ими, и одному из элькхе приходилось практически тащить ее на себе. Пару раз ее с мамой грубо толкнули в спину, чтобы шли быстрей. Лили всхлипнула. Мама осталась безучастна.

Элькхе подвели пленниц к веренице повозок с клетками. Я сглотнула – впервые видела нечто подобное. Клетки предназначены нам, будто мы были зверьем.

Лили при виде них впала в ступор. Замерла, словно наткнувшись на невидимую стену. Стоящие позади элькхе насильно затолкали ее в клетку. Мама со сгорбленной спиной, разом постаревшая, забралась сама. Вслед за ней в тесную повозку-клеть, в которой находилось еще три пленницы с заплаканными лицами и спутанными волосами, вошла и я. Металлическая дверца с оглушительным звуком захлопнулась за ее спиной, заставив вздрогнуть всех, кроме меня.

Я встретилась взглядом с мамой, стрельнула глазами в сторону Кьарго и его цепных псов. «Не выдавай, что знаешь их язык» – вот что говорил мой взгляд. У нас должно быть хоть какое-то преимущество. Я помрачнела, стоило только подумать о Лили.

Сестра вцепилась в прутья решетки, в отчаянии глядя на улицы Гларингела. Будто пытаясь отыскать в толпе чужаков, раненых или убитых того, кто ее спасет. Не нашла.

Что до меня… Страх, боль и отчаяние плавила моя ярость.

Наш с Лили отец убит. Нас похитили и вскоре повезут на невольничий рынок. Мир вокруг рушился, он больше не был цельным, он был разбит на куски. Смириться с этим было невозможно. Но я и не собиралась.

Пусть ни захватчик-эллинес, ни Кьарго, ни остальные элькхе не обманываются. Не принимают мое бездействие за покорность. То, что я не делала никаких попыток помешать чужакам отобрать у нее свободу, не значило, что я смирилась со своей судьбой.

Сквозь прутья клетки я смотрела на своих врагов. На лидера захватчиков, вонзившего меч в грудь папы. На Кьарго, что собирался превратить нас в невольниц. Я запоминала их лица, впитывала, вырезала в памяти каждую их черту.

Однажды они поплатятся за все.

Глава третья

Невольничий рынок

Наш путь продолжался уже несколько часов. Все это время в повозке для рабов царила тишина, изредка прерываемая чьим-то судорожным всхлипом. Притихшая Лили свернулась калачиком в углу и положила голову на мое плечо.

Находясь словно в полузабытье, я смотрела прямо перед собой. Мир за пределами каравана работорговцев разделили на части железные прутья клетки. Оттого казалось, что мир этот разорвали на лоскуты.

Я всегда так мечтала побывать за пределами родного дома… Но сейчас мой взгляд лишь отрешенно скользил по простирающимся вокруг необжитым землям – голые деревья, хилые кустарники и практически высохшая река.

Работорговцы и их пленники давно оставили позади и сам город, и терзающих его захватчиков. Что ждет теперь Даневию?

Что ждет нас?

Мысль глухая, лишенная эмоций, будто принадлежащая не мне, а кому-то другому. Мне бы бояться, но страх, как и прочие чувства, во мне словно заморозили.

Я посмотрела на сгорбившуюся под невидимым грузом маму. Меня все больше тревожила ее безучастность. Она будто перегорела изнутри.

– Мама, – тихо позвала я.

Она даже не повернула головы. Ее взгляд был прикован к линии горизонта. Туда, где остался наш дом. И тело отца, которого даже похоронить теперь будет некому.

Не проронив больше ни слова, я ждала, когда закончится выматывающая дорога. Как и всех теснящихся в телегах, меня страшило то, что ждало нас за пределами родного города. Но неопределенность казалась еще страшнее.

Любой путь рано или поздно закончится. Этот подошел к концу куда быстрей, чем я предполагала. Ожидала, что нас вывезут за пределы страны, а потому путь займет несколько дней. Вместо этого нас привезли в приграничный Пэкфорд – первый взятый Аргосом Светорожденным город Даневии.

Для даневийцев места в нем больше не осталось. Во всяком случае, для тех, кого Аргос не переманил на свою сторону и кого не похитили его воины.

Городские ворота распахнулись. Телега загромыхала по мостовой. Не поднимая глаз, я чувствовала обжигающие взгляды, что ползали по коже, жаля и вызывая отвращение. Лили съежилась в своем укромном уголке. Мама, как и прежде, ничего не замечала.

Миновав несколько улиц, караван остановился на широкой, просторной площади. Я увидела помост с установленными на нем деревянными шестами. А рядом с помостом, в самом центре площади стояла статуя мужчины, держащего в руках мешочек – вероятно, с золотыми монетами. Мой взгляд, обращенный на статую, застыл. Эрмий, бог торговли и счастливого случая, что сейчас казалось издевкой, нежели призрачным шансом на спасение. Особенно если вспомнить, что над нашими головами возвышался бог чужаков.

Но не элькхе – эллинес. Эту статую, несомненно, установить здесь велел Аргос.

Люди молились Эрмию, чтобы обрести удачу в торговых делах. Но одними молитвами дело не ограничивалось. И ему, как и многим другим богам, эллинес приносили кровавые жертвы. Старинные легенды гласили, что Эрмий даже менял кость на металл. Животные кости – на серебро, человеческие – на золото. Запятнанная кровью история Эллас хранила память о том, что, обнищав, люди отрубали себе пальцы и приносили их к алтарю. А домой возвращались с мешочком золотых монет, подобным тому, что держал сейчас в своих руках каменный Эрмий.

Что бы ни находилось здесь раньше – площадь для увеселений, где проходили городские праздники, или рынок, изобилующий специями, фруктами, овощами и мясом, теперь это место превратили в рынок рабов.

Звякнула задвижка. Клетка распахнулась. Кьаро хватал за локоть рабынь и по очереди вытаскивал их из телеги. Не побега он, конечно, боялся. Просто не мог позволить, чтобы хоть одна из пленниц упала на землю, заработала синяк или царапину или вовсе по неосторожности выбила себе зуб. Если то, что я знала о невольничьем рынке элькхе, правда, такая мелочь могла сильно сказаться на стоимости рабыни.

У помоста застыли повозки, прибывшие из других городов. Скрежет задвижек – пленниц выпустили на свободу, которую вот-вот у них же и отберут. Времени до торгов, вероятно, осталось немного. Я закусила губу, чувствуя змеей свернувшийся в животе холодный, скользкий страх.

Кьярго и прибывшие вместе с ним на лошадях чужаки одну за другой провели рабынь на помосты. Поставили возле деревянных шестов и связали за спиной руки, лишая возможности побега и позволяя покупателям по достоинству оценить живой товар. Лили, как бы ни жалась она ко мне, с какой мольбой ни взирала бы на Кьярго, оторвали от меня и привязали к шесту самой первой.

«Не бойся», – одними губами шепнула я ей.

Следом настала очередь мамы. Она безропотно позволила элькхе себя обездвижить. Стояла, невидяще глядя вперед и почти не моргая, столь непохожая на ту улыбчивую женщину, что называла меня «agapité mou», учила ее языку и увлеченно рассказывала историю своего народа. Она словно превратилась в статую, выбранную в пару к Эрмию. Статую, готовую занять свой пьедестал, свой каменный трон.

Туман в глазах мамы – опасная вещь. Сейчас он помогал ей сохранить рассудок, ничего вокруг себя не замечая. Не позволяя едкой горечи утраты разъесть душу и сердце. Но что будет, когда туман рассеется? Что будет, когда Дросида очнется?

А очнуться, рано или поздно, придется.

Меня привязали к шесту последней. Я оказалась на другом конце помоста от матери и Лили. Торги еще не начались, а нас уже разлучили.

Из книг и рассказов родителей я в самых общих чертах знала, как устроены варварские законы элькхе, столь чуждые традициям даневийцев. Рабов элькхе не держали, только наемников, ведь жизнь мужчин священна, а любой их труд требует достойной платы.

Рабыни же делились на гостевых, личных, детородных, поварих и служанок. Самые привлекательные служили «гостевыми», призванными развлекать и выполнять прихоти гостей дома, а также «личными», предназначенными для всех мужчин дома или только для его главы. Чтобы стать личной или гостевой, рабыня должна обладать яркой внешностью, детородные отличались отменным здоровьем, поварихами брали только тех, кто хорошо готовил, а все остальные обычно становились простыми служанками. Львиная доля находящихся на помосте пленниц (а их оказалась дюжина) подходили под все категории, что увеличивало шансы Кьярго заработать кучу золотых монет.

У торговли рабынями был свой заведенный порядок. Распорядитель торгов называл сначала самых ценных из них, подходящих на роль личных и детородных. Затем начинались торги. Те, кто назначал самую высокую цену, забирал рабынь в свой дом. Главы самых бедных семей обычно ждали до последнего, забирая самых неказистых, старых или неумелых.

Несмотря на то, что Эль Кхара славилась бесконечной враждой домов, а на площади находились многочисленные их представители, драк или тем более убийств во время их пребывания на невольничьем рынке не возникало. Объяснялось это несколько неоднозначным законом правителя Непримиримых Земель. Он лояльно относился к междоусобным войнам, ведь мужчинам следует демонстрировать свою силу и отстаивать свое право на власть. Однако строго карал тех, кто развязывал войны непосредственно на невольничьих рынках или на несколько лиг вокруг них. Вероятно, отныне этот закон действовал и на захваченных землях Даневии.

– Я Роуз, – нервничая, представилась стоящая рядом светловолосая девушка примерно одного со мной возраста.

Я не ответила. Мне сейчас не до новых знакомств. Да и какой в них смысл? Все равно нас разбросают по разным уголкам чужой земли.

Взгляд против воли метнулся сначала в сторону матери, а потом и в сторону Лили. Что-то холодное снова заворочалось в желудке. Я прикрыла глаза, по капле собирая жалкие остатки храбрости.

Толпа за помостом росла, вальяжных, обряженных в дорогие одежды мужчин у площади становилось все больше. Однако прежде чем была озвучена первая цена и первая пленница стала рабыней, к помосту подошел облаченный в серый балахон старик с жуткими шрамами на лице. Толпа расступалась перед ним, на лицах высокородных элькхе застыл тщательно скрываемый страх, а порой и отвращение. Шепотки вились вокруг старика, словно мухи. Они выдали и его принадлежность к эллинес, и дар, которым он обладал.

Старик медленно, словно неохотно, поднялся на помост. Его белые глаза, лишенные зрачков и радужки, меня не обманули.

Слеп и немощен Видящий не был.

* * *

О Видящих я знала от мамы. Они обладали зрением иного рода, превосходящим человеческое, подчас зная то, что зрячему недоступно.

Ценный дар, но не безвозмездный. В то время как Дочь Звезд и Матерь Истока просто дарили людям свое благословение, магия Эллас была жертвенной. Многие боги эллинес требовали плату за то, что делились частицами своей силы с людьми, наделяя их способностью творить чары. Многие в момент обретения силы получали и физическое уродство. Целители чахли, исцеляя других, боевые маги и сами страдали от боли, которую причиняли.

– Какой же он страшный, – содрогнувшись, сказала Роуз. – Как будто его били плетями прямо по лицу. Что он мог такого сделать, чтобы это заслужить?

Не сводя глаз с Видящего, я покачала головой.

– Его шрамы – не человеческих рук дело. Они – проявление божественной кары.

Если сивиллы слепли, чтобы по-особому видеть этот мир, плата Видящих была куда выше. Одной только слепотой расплатиться с богами они не могли. Их сила была противоестественна: Артемия, богини прорицания, сочла, что заглядывать в будущее и ясновидеть дозволено лишь ей и женщинам, которых она одаривала своим благословением.

Эллинес не смирились. Они нашли способ обойти запрет, не позволяющий им ясносвидеть, и уподобиться сивиллам. Сложный способ, включающий в себя особые ритуалы и заклинания.

– Кары? – эхом отозвалась Роуз.

– Видящие поплатились за своеволие, за тщеславие и гордыню. Всякий раз, используя магию ясновидения, они испытывают на себе гнев богини Артемии. Ее ярость не убивает их, но наносит им раны.

Роуз громко сглотнула. Теперь она смотрела на Видящего с каким-то суеверным ужасом. Наверняка ей сложно было понять, зачем платить столь чудовищную дань. Как и мне, когда я впервые услышала о магии Эллас.

«Не хотела бы я молиться таким богам», – тихо сказала тогда я.

«А я, agapité mou, молилась. – Мама смотрела сквозь окно, на Гларингел, где еще не началась война. – И порой молюсь до сих пор».

Однако жестокость богов изумляла лишь прежнюю меня, совсем еще юную. Нынешняя за магию могла бы отдать даже собственную руку. Особенно сейчас, в это самое мгновение, когда родной дом перестал быть их крепостью и остался далеко позади, отец был мертв, а мать с сестрой обездвижены и неспособны защититься.

Видящий застыл перед вереницей привязанных к шестам девушек, со страхом ждущих его вердикта. А прежде – его касания.

Первой была Лили. Обезображенный шрамами старик протянул узловатые пальцы к нежной девичьей щеке. Но они, так и не коснувшись ее, застыли на небольшом расстоянии от кожи. Лили зажмурилась.

«Не бойся, родная, – подумала я, подспудно надеясь, что сестра каким-то образом почувствует поддержку. – Он лишь взглянет на тебя, используя свое богопротивное зрение, изучит каждую клеточку твоего тела, чтобы понять, годишься ли ты на роль детородной рабыни или не принесешь ли ты магическую заразу в чужой дом».

Видящим платили не работорговцы или устроители торгов, а их участники, которых с каждой минутой становилось все больше. Это была их гарантия беспристрастности.

Ясновидцу потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы исследовать тело Лили и заглянуть в самую ее душу. Чтобы увидеть то, что пряталось в ее глубине, сокрытое для всех остальных… но только не для него. По изуродованному лицу пробежала судорога.

– Она здорова, вынослива и действительно молода. Внешность ее – истинная, не морок.

Я поморщилась. Пора вам понять: если ваши женщины привыкли прятаться за масками, сотканными из иллюзий, мы, даневийки, не такие.

– А что с ее даром?

Голос говорившего – незнакомца, стоящего ближе всех остальных к помосту – звучал глухо, а лицо пряталось в тени глубокого капюшона.

К горлу подкатил едкий ком. Даром? Почему он спросил про дар?

Видящий, помедлив, покачал головой.

– Она пуста. В ней нет ни капли магии.

Для Лили эта фраза была сродни пощечине – и неважно, кто именно ее произнес. Она сжала губы в тонкую линию, но они предательски дрожали. Лили часто казалось, что она умеет прятать эмоции внутри, но правда в том, что они отчетливо читались на ее хорошеньком личике. А потому ее сокровенные мысли никогда не были тайной для людей, которые ее окружали. Это то, что роднило нас, двух таких разных сестер.

И пока я страдала от собственной неполноценности, Лили, как магический сосуд, была и вовсе опустошена. Она росла обычным человеком, лишенным толики магического дара, и тяжело это переживала.

Видящий тем временем подошел к другой – немолодой, измученной пленнице. Прикоснувшись ладонями к ее животу, он пробормотал себе под нос:

– Она слаба. Еще одного ребенка ей не выносить.

На лицах многих участвующих в торгах отразилось разочарование. Вероятно, они или те, на кого они работали, нуждались в детородных рабынях. Ходили слухи, что женщины элькхе в большинстве своем бесплодны. Одни твердили, что их поразила загадочная болезнь, другие – что они несли в себе печать божественного проклятия.

– К черту ребенка, – прорычал человек в капюшоне.

Участники торгов за его спиной зароптали, но он и внимания не обратил.

– Я заплатил тебе, чтобы ты нашел мне одаренную! Так хватит стоять столбом, найди мне ее!

– Они ищут одаренных, – хрипло прошептала я.

Роуз с шумным выдохом кивнула.

– Главное, чтобы в нас не обнаружили искру дара Матери Истока, – задыхаясь от волнения, сказала она. – А я, как назло, не знаю, кто мой отец. Мать точно не маг, а вот отец…

Я замерла, охваченная недобрым предчувствием.

– Что? Почему?

– Он обрюхатил ее, а потом сбежал, – скривившись, объяснила Роуз.

Я на мгновение вонзила ногти в сцепленные позади шеста ладони. Это чуть отрезвило, помогло не сорваться, не закричать на подругу по несчастью.

– Почему ты сказала про искру дара Матери Истока?

Роуз с трудом оторвала взгляд от Видящего.

– Ты не знаешь? Захватчики – эллинес, а не их цепные псы элькхе – ищут Истоки, чтобы как-то использовать в войне. Об этом все рабыни шепчутся. Я-то здесь не первый день.

Она скривилась, будто досадуя на то, что ее до сих пор никому не продали. А может, неизвестность и впрямь страшнее хомута, наброшенного на шею?

В бессмысленной попытке успокоиться я коротко хватала ртом воздух. Потом заставила себя выпустить его разом – медленно и прикрыв глаза.

Итак, дар Видящих и сивилл решили использовать в военных целях. Это логично, ожидаемо, но… Я была уверена, что большинство провидцев сидят в военных лагерях, чтобы указать генералам, куда направляется та или иная армия противников, и предположить исход того или иного боя. Быть может, так оно и было, пока им не нашли другое применение.

Хуже всего то, что использовать решили и нас. Чужачек. Пленниц. Будущих рабынь.

– С тобой все хорошо? – В голосе Роуз прорезалось беспокойство. – Я имею в виду… Ладно, хорошо – не подходящее сейчас слово. Но тебе как будто стало хуже.

Я медленно открыла глаза. Спрятаться от реальности так, как в детстве они с Лили прятались от выдуманных монстров под одеялом, уже не получится.

– Я – Исток, – безжизненно сказала я.

Роуз ахнула. Даже отшатнулась, будто боясь, что я невзначай могу заразить ее своим даром. И тогда ей придется отправиться прямиком в стан врага. Быть не просто рабыней, но воевать против своих.

Видящий подошел к маме. Поморщившись, мотнул головой. Даже зная, что в Дросиде никогда не проявлялся и след Истока, я облегченно выдохнула.

– В ней заронены зерна магической силы, но они так и не проросли.

Он ошибся. Проросли, но увяли, как только домом мамы стала Даневия. Боги Эллас не простили ей того, что молилась она уже не только им, но и иным богам, богиням своего мужа, одна из которых и одарила благословением ее младшую дочь.

Настала время другой пленницы, за ней – третьей. Чем ближе подходил Видящий, тем чаще Роуз поглядывала на меня. Будто ждала, что я с минуты на минуту сделаю нечто такое, что все изменит.

Будто я могла что-то изменить.

С каждым разом прикосновение Видящего (или то, что таилось за ним) все сильней искажало его лицо. Гримаса боли становилась все отчетливее. Провидец застывал, словно собирая по крупицам силы – не те, божественные, верней, украденные у бога, но человеческие.

– Может, вам отдохнуть?

Смешно. В голосе устроителя торгов – на мой взгляд, совершенно бездушного, как и все работорговцы, существа, даже… вида – прозвучало искреннее беспокойство. Однако стоило понимать, что он беспокоился за Видящего как за ценный инструмент и едва ли вообще видел в нем человека.

«Это у вас общее», – с ненавистью подумала я.

Ответный взгляд Видящего, казалось, мог превратить распорядителя в камень. Элькхе сглотнул, отступил на шаг, будто сраженный натиском невиданной прежде силы. Видящий, посчитав разговор законченным, коснулся ладонью очередной рабыни.

И рухнул на помост как подкошенный.

Пленницы ахнули, подались вперед. Разглядеть. Удостовериться. Но первым к провидцу подбежал распорядитель, за ним – несколько работорговцев.

– Он мертв, – ошеломленно проговорил элькхе. С запозданием сквозь шок на его лице проступила ярость. – Проклятье, он мертв!

Толпа зашумела. Человек в капюшоне в ярости сплюнул на землю.

– Что будем делать? – хмурый, как туча, спросил устроитель торгов. – Вызовем нового?

– И сколько на это уйдет времени? – вспылил один из работорговцев.

Его кивком и одобрительными возгласами поддержали другие. Взгляд устроителя торгов прошелся по рабыням.

– Он успел проверить половину. Какой шанс, что в оставшейся половине найдется Исток? Черт с ними. Продаем как обычный товар. Советнику архонта на этот раз придется перетоптаться. – Он скривился, не скрывая досады. – Платит он все равно ненамного больше.

Роуз развернулась ко мне – потрясенной, окаменевшей. В ее широко раскрытых глазах восхищение боролось с все тем же суеверным страхом.

– Твой путь освещен звездами, – прошептала она.

Что значило: «Ты счастливица. Тебе улыбается удача».

– Тебе благоволит не только Матерь Истока, но и сама Дочь Звезд.

Хотелось бы мне в это верить, вот только перед глазами упрямо вставало лицо убитого отца.

И все же… Неужели мне и впрямь улыбнулась удача? Ведь мне не придется становиться для какого-нибудь проклятого мага обезличенным подобием магического артефакта, усиливающего его собственный дар.

Я отыскала в череде пленниц Лили, на лице которой появилась бледная, неуверенная улыбка. Сглотнув, улыбнулась ей.

Это еще не победа, конечно, не спасение. Но уже кое-что.

Глава четвертая

Чужестранка

Хаос, воцарившийся после смерти Видящего, понемногу улегся. Тело унесли, разговоры взволнованных и испуганных рабынь затихли.

Я пошевелила руками – они начали затекать. Мельком взглянула на мужчин, собравшихся на площади и ожидающих начала торгов. От них волнами исходили предвкушение и нетерпение. Даже не глядя им в глаза, я ощущала все те же мерзкие взгляды, от которых все внутри переворачивалось.

Элькхе не терпелось приобрести живое существо, которое будет беспрекословно подчиняться их приказам.

Они дождались – вышедший на помост распорядитель объявил начало торгов.

Лили продавали третьей. Двух рабынь перед ней отдали в обеспеченные дома, если судить по деньгам, которые за них заплатили – десять и пятнадцать золотых монет. Распорядитель застыл рядом с Лили, и внутри меня все оборвалось. Сестра, что неудивительно, оказалась нарасхват – многие элькхе желали заполучить столь красивую рабыню, способную выносить здоровое дитя.

Лицо Лили было бледным, розовые губы – искусанными. Она вскрикнула, когда устроитель торгов объявил:

– Эта рабыня достается дому Браха.

Ее вскрик – наверняка не последний за этот долгий день – разнесся над площадью. Я подалась вперед. Веревки сведенных за спиной рук впились в нежную кожу запястий.

– Я найду тебя, слышишь? – хрипло сказала я, чувствуя клокочущую внутри ярость и страх, сделавший пальцы ледяными. – Лили!

На бескровном лице сестры ярко выделялись зеленые глаза. В них плескался ужас.

– Я тебя найду, – повторила я.

Лили неуверенно кивнула в ответ. И ее увели.

Я бросила взгляд на маму. Глаза ее были прикрыты. Понимала ли она, что происходит? Понимала ли, что сейчас решается судьба ее дочерей? Что их всех навсегда друг с другом разлучают?

Не навсегда – зло, упрямо, напомнила себе я.

Вскоре забрали и маму. Какой-то небогатый дом, ищущий дешевых служанок. Дешевых, мирных и безропотных.

Я окликнула маму, но она не обернулась. Не услышала или… не захотела. Просто шла вперед с прямой спиной, пока не затерялась в толпе вместе со своим будущим хозяином.

Оглушенная происходящим, я не заметила, как забрали Роуз и какой из домов это сделал. Рабынь дозволялось рассматривать вблизи, и когда настала моя очередь, этим правом незамедлительно воспользовались.