Оглавление

Ида Миллер

СЕРДЦЕ РУСАЛКИ

Бытие есть, а небытия — нет.

Парменид

Пролог

В начале XIX века в небольшой восточноевропейской деревушке, затерянной посреди бескрайних лесов, полей и предгорий, издревле существовали занятные народные традиции. Как и во многих деревенских общинах, языческие верования вполне себе соседствовали с христианскими. Местные крестьяне старались посещать церковь каждое воскресенье, но в то же время подкармливали «домового» кусочком сахара у порога и с большим рвением покупали у бродячих торговцев бесполезные амулеты от сглаза и заговоренные травы. Несмотря на все попытки местных служителей церкви — в лице десятка молодых монахов — как-то вразумить паству и заставить их малограмотные головы повернуться в сторону нужного света, искоренить все до конца не удалось. Вскоре монастырский орден, живший здесь не один десяток лет, махнул на это рукой и уже не прогонял торговцев и циркачей, хотя священники скрепя сердце много позже слушали на исповедях, как волшебные травы от сглаза не помогли, а амулет оказался дешевой пустышкой.

Культурная жизнь общины шла каким-то своим направлением: под давлением монашеского ордена вера в водяных и домовых была заменена на веру в Святую Акву — девушку, которая принесла себя в жертву, чтобы избавить местное озеро от нечисти и отправить их в ад. Также был придуман и введен в обиход некий Святой Беатрис, которому выделили целую неделю праздников и который постепенно вытеснил языческий праздник урожая. Теперь вместо духов плодородия крестьяне с жаром воздавали хвалы Святому Беатрису, хотя никогда его не видели (как не видели и духов, к слову). Но, увы, праздник просто сменил название, а вот веселые народные гуляния, прыганье через костер и гадания так и остались. Вера в счастливую судьбу и желание узнать, когда же получится выйти замуж за графа или виконта, были, к сожалению, гораздо более привлекательным развлечением, чем чтение Святого Писания в маленькой монастырской библиотеке.

Но больше всего монахов беспокоили не эти полуязыческие развлечения: молодые послушники очень переживали за безопасность своих прихожан во время праздников. Мало того что крестьяне придумали прыгать через костер, они еще и особенно прикладывались ко всякой самодельной бадяге. Пьяных становилось очень много, и каждый год кто-то да и попадал в беду; зачастую юнцы. И особо на это внимание никто не обращал, это было частью естественного жизненного цикла: какая молодость без приключений? Кто выжил, тот и выжил, не вам нам морали читать, идите в свою библиотеку и листайте свои выцветшие страницы, а мы даже читать-то не умеем. Мы пашем и пашем целый год, дайте хоть после сбора урожая отдохнуть так, чтобы хватило на всю зиму воспоминаний.

Монахи оставили крестьян в покое. Пускай развлекаются; в конце концов, Господом периодическая праздность не запрещена. Крестьяне действительно много и упорно работали весной, летом и осенью, а их выживание зимой полностью зависело от того, сколько жатвы они соберут, сколько овощей законсервируют, сколько мяса засолят и сколько провианта удастся продать в столицу и в ближайшее поместье.

И много лет все шло своим чередом. Праздник Святого Беатриса прижился, и люди с удовольствием его ждали, готовились. Девушки, годы которых подходили к брачному возрасту, шили к празднику себе новые рубахи. По традиции на неделе праздника Святого Беатриса, а именно в среду, всем девушкам, кто считал себя уже невестой, или кто хотел поскорей ею стать, нужно было пойти на закате в Черный лес и там, на берегу озера, окунуться с головой в воду. Считалось, что если это сделать, то водяной (то есть Святая Аква) поспособствует скорейшему замужеству. А если девушка в этот год все же замуж не вышла — значит, что-то ты сделала не так, значит, твой наряд Святой Акве не понравился, попробуй испытать в следующий раз.

Все участницы обряда должны были нарядиться в длинные белые рубахи, однако украшать которые позволялось, как взбредет в голову. Вот тут-то девушки на выданье и могли продемонстрировать все свои таланты: кто-то вышивал цветными нитками узоры, кто-то цветы и животных, кто-то делал из ткани красивые необычные рукава, а кто-то оттачивал длинную юбку так, чтобы она струилась легкими волнами при ходьбе. Когда же они, радостные и несколько перевозбужденные, с распаленными щеками и непрекращающимся хихиканьем, выстраивались вечером в процессию, им вручались свечи и фонари, чтобы они могли добраться до места проведения обряда — берега Лазурного озера. На голову им надевались цветочные венки; если у какой-либо из девушек уже был жених, сделать это мог он, а если не было — то отец или мать. Считалось, что свадьба, сыгранная именно после обряда, сулила благополучие молодым, а главное, благословение Святой Аквы давало шанс на легкие роды.

Монахи поначалу смотрели на это языческое безобразие исподлобья, а через несколько лет уже сквозь пальцы. Пускай девицы проходят обряд совершеннолетия у водяного, в любом случае заключать брак они все равно возвращаются в лоно церкви, а это самое главное.

Однако именно в тот год, именно в тот август, и именно в тот вечер обряду в средину Святого Беатриса настал конец.

Два десятка девушек выстроились в процессию, и, как это было всегда заведено, гуськом отправились в Черный лес. Они прекрасно знали, куда идти. С фонарями и большой шумной компанией идти по темнеющем лесу было совсем не страшно. Солнце уже начало опускаться и заходить за горизонт, сумерки в чащобе сгущались. Девушки по пути пели веселые народные песни. Они смеялись, прыгали по кочкам, крутились вокруг стволов деревьев, обнимались и непрестанно гоготали во все горло.

Крестьяне, оставшиеся перед входом в лес, слышали их громкие голоса, которые постепенно затухали, так как процессия все дальше углублялась и растворялась в Черном лесу. Один из оставшихся крестьян, молодой парень, с нетерпением ждал возвращения своей нареченной невесты Ингрид, которая ушла за благословением к Святой Акве. Они собирались пожениться уже на следующей неделе. Улыбка не сходила с его лица, ему было приятно думать, что ради него невеста отправилась в такое пугающее место ночью, чтобы сделать их брак чуточку приятнее и заручиться божественной поддержкой. К тому же он оценил, какую искусную рубаху та себе сшила для обряда, и радовался, что будущая жена не только красавица, но и рукодельница.

Процессия невест продолжала идти вглубь Черного леса и распевать песни. Чем ближе они подходили уже к берегу озера, тем больше вокруг них стало появляться кустиков ландышей. Цветочки были повсюду: маленькие нежные бутоны заполонили, словно сорняки, весь небольшой бережок. Одна из девиц отметила, как это необычно, ведь ландыши не растут в августе. Другая сорвала цветок, покрутила его, понюхала и, хотя сразу поняла, что это именно ландыш, предположила, что это, возможно, не ландыш, а какой-то другой, очень похожий на него цветок. Девушка-рукодельница Ингрид, которую ждал за пределами леса жених, нарвала себе по пути букет и вплела несколько цветов ландыша себе в волосы. Она сняла башмаки и первой подошла к воде. Ступнями она ощутила приятную нежную мягкость ландышей, которые росли так густо, что приходилось их топтать, чтобы дойти до берега.

— Кто начнет? — сказала девица, которая возглавляла процессию.

— А мы точно пришли на нужное место? — засомневалась еще одна девица. — В прошлом году никто не рассказывал о зарослях ландыша, так странно! Вдруг это какой-то знак!

— Конечно, знак! — ответила третья. — Ландыши — это символ чистоты и нежности, разве это не про нас?

Все закивали в ответ.

— Вдруг Святая Аква вырастила их здесь специально для нас! В следующем году нам всем точно повезет!

Девицы еще раз закивали и стали обсуждать странное природное явление. Затем девушка, что шла первой, тоже сняла обувь, подошла к Ингрид, которая стояла перед водой.

— Предлагаю по старшинству. Мне уже девятнадцать, мне благословение Святой Аквы нужнее всего. Так что я иду первой, а остальные по очереди, — скомандовала она, и Ингрид отошла в конец.

Девушки встали кружком вокруг берега и смотрели, как их подруга входит в озеро. Платье ее сначала вспучивалось над водой от воздуха, но когда она вошла по пояс, то юбка утонула и облепила ее ноги.

— Как водичка? — спросили с берега.

— Прекрасная! Теплая! Парное молоко! — ответила та и стала погружаться дальше.

Она зашла в воду по грудь. Ноги ее обвивали водоросли, а пальцы ног таяли в склизком иле. Ей постоянно мерещилось, что по ногам кто-то ползает. Она решила быстренько совершить обряд и выйти поскорее. Девушка произнесла короткую молитву Святой Акве и Святому Беатрису, погрузилась в воду с головой и тут же вынырнула. Цветочный венок упал с ее головы и плавал рядом. Довольная, что обряд закончился, она схватила венок и поторопилась выйти.

Как только вышла первая, следом за ней отправились по очереди и другие. Выходя из воды обратно на берег, девушки делились впечатлениями и даже страхами, ведь к тому моменту, как очередь начала походить к концу, уже стемнело.

Ингрид мельком подумала, что нужно было идти одной из первых, пока было светло, заходить в воду в беспросветную черноту уже не хотелось — до чего же жутко она выглядела! Но это же просто вода. Ингрид здесь не одна, а с подругами. У них есть с собой фонари, а на шеях висят распятия, которые защищают от злых духов. Что может случиться? Ингрид молча наблюдала, как все выходят из воды и выжимают рубахи, чтобы те поскорее высохли. Она поправила прическу, в которую вплела ландыши. В ее курчавой темной косе они хорошо держались.

Наконец, пришла и очередь Ингрид. Она подошла к воде. Небольшая волна окатила ей пальцы ног. Вдруг по телу прошла дрожь. Ей показалось, что она слышит голос: не женский и не мужской, голос то приближался, то отдалялся. Слов было не разобрать, какое-то ласковое бормотание, как будто она младенец и сонная мать качает ее на руках, напевая колыбельную. Ингрид обернулась. Ее подруги все стояли спиной, полукругом и весело обсуждали обряд. Про последнюю свою спутницу они как будто позабыли. На Ингрид даже никто не взглянул, чтобы подбодрить, а ведь идти в эту черную муть, поросшую жуткими водорослями, которые в темноте были похожи на жирных змей, было ой как страшно. Но что поделать. Ее ждет жених, и она ждет жениха.

Ингрид шагнула и снова услышала в голове это странное бормотание. Да, кто-то пел. Она посмотрела по сторонам. Страх сковал ее тело, и она уж было хотела выйти из воды, но это же обряд! Его нужно завершить! Иначе Святая Аква рассердится, что она отступила в последний момент, и наколдует ей тяжелые роды.

Голос в голове не прекращался, громкость его усиливалась. Ингрид не слышала подруг, в уши лилась только песня. Вдруг ей стало как-то легко, страх пропал. Она сделала шаг в воду. Потом еще и еще. Когда она вошла в озеро по грудь, ногами она почувствовала, будто огромная рыба, типа карпа или форели, задела ее плавником. Она прошла дальше — до плеч. Вдруг прямо перед ней из воды появился человек. Ингрид не разглядела его лица: только два огромных черных глаза немигающе уставились на нее. Это длилось секунду. Никто ничего не заметил. Человек резким движением схватил Ингрид за лицо, зубастой челюстью впился ей в губы и опустился вместе с ней под воду.

Со стороны это выглядело, будто Ингрид погрузилась с головой в воду, как того и требовал обряд, но не вынырнула. Ее цветочный венок и пара ландышей из косы беззаботно плавали на том месте, где она только что стояла.

Девушки на берегу не сразу заметили, что Ингрид пропала. Одна из девиц обернулась посмотреть на озеро, увидела там только колыхающийся на волнах венок и начала искать глазами среди толмы Ингрид — может, та забыла вытащить из воды свое украшение? Тут стало понятно, что подруги среди них нет. Девица запаниковала и начала всех вопрошать, повышая голос, где Ингрид? Девушки оглянулись по сторонам, затем быстро пересчитались и поняли, что произошло неладное. Они кинулись к воде, стали звать Ингрид: вдруг она шутит, решила поплавать и разыграть всех? Плохая шутка, дрянная, так нельзя баловать, это очень и очень плохо. Они звали и звали ее, сами боясь каким-то внутренним чутьем заходить в воду. Если Ингрид не выплыла, значит, там, в этой черни, в этой гибельной тине, что-то есть. Девушки все крутились вокруг воды, бегали вдоль и поперек берега, но Ингрид нигде не было.

Схватив оставшиеся на суше башмаки Ингрид, процессия девиц стремительно побежала обратно к своей деревне. По пути они плакали и выли от страха. Одни оплакивали Ингрид, уже не надеясь, что встретят ее, другие поражались, как им повезло, что этот ужас произошел не с ними, а с подругой, что Господь отвел их от кошмара. Никто, никто не хочет умирать там — в сырости и холоде, в окружении водяных гадов. К озеру они шли веселые и хохочущие, обратно же возвращались кричащие и испуганные.

Неравнодушные жители деревни во главе с женихом Ингрид избороздили все проходимые уголки леса и ущелья вдоль озера в поисках девушки. Через два дня пропавшую нашли на самом дальнем берегу. Ее заметили сразу: она ничком лежала на животе, беспомощно раскинув руки, волосы ее были растрепаны, а длинная белая рубаха, которую она с таким трудом расшивала узорами, была изорвана в клочья, и лохмотья едва скрывали наготу девушки. Когда Ингрид подняли и перевернули на спину, она никого не узнавала, только бредила что-то про Святого Беатриса. Ее истощенное тело, все покрытое царапинами, приобрело какой-то зеленовато-синюшный оттенок. Ингрид выглядела, словно живая утопленница. Никому так и не удалось выведать, что с ней произошло, Ингрид ничего не говорила, только шевелила губами, произнося какие-то бессвязные речи про ландыши и про водяного дьявола. Местный доктор, которого прислал барон, владевший деревней и крестьянами, осмотрел несчастную и пришел к выводу, что у той помутился рассудок и нужно время, чтобы она пришла в себя. Повитуха подтвердила, что следов насилия у девицы нет.

Через пару недель (свадьбу, к сожалению, пришлось отложить) Ингрид действительно стало легче, она вспомнила о событиях той ночи, но ровно до того момента, как вошла в воду. После чего на нее накатила какая-то странная нега и захотелось спать. Сначала было страшно, ей казалось, что кто-то ее душит, но потом это прошло. Почти двое суток она провела без еды и воды, в полусонном состоянии, в забытье, лежа на отмели. К счастью, ветви деревьев своей размашистой тенью смогли спасли ее от перегрева на солнце.

Ингрид не помнила, как чьи-то когтистые руки схватили ее за плечи и утащили под воду, в ее затуманенном разуме, где скрывались эти запечатанные воспоминания, были только два бездонных черных глаза, немигающих, глубоких, которые словно загипнотизировали ее. Ингрид вскоре поправилась и даже ходила вместе с монахами к берегу озера на место происшествия. Неравнодушные к таинственному, монахи вызвались окропить святой водой проклятый берег и прочитали там нужные псалмы, делая это особенно громко, чтобы всякая нечисть могла услышать и убраться подальше. Помогло это или нет, никто не знает. Известно лишь, что после происшествия с Ингрид праздник Святого Беатриса потерял свою обязательную часть с ритуальным окунанием в Лазурное озеро. Для общей безопасности решено было запретить это мероприятие, а само озеро объявить «нечистым». Для верности еще вырвали с берега все ландыши, чтобы избавить от признаков присутствия злых сил.

Сама же Ингрид, несмотря на то что внешне ничего не выдавало в ней изменений, будто все время находилась где-то далеко. Своего жениха и родителей она встречала равнодушно, подруг и вовсе избегала. Кто-то думал, что она, верно, помешалась, а расстроенный жених, и без того опечаленный отложенной свадьбой, уже не был так настроен на брак, хотя и очень этого хотел. Ингрид почти не выходила из дома, она стала мало есть: питалась одной похлебкой и сушеным хлебом. Она худела и таяла на глазах. Никто не мог достучаться до нее и узнать, что происходит. О чем она думает? Что она видела в ту ночь? Что с ней сделали?

Однажды поздно вечером, спустя два месяца после августовского ритуала, когда сгустились сумерки и уже поднимался холодный октябрьский ветер, Ингрид вдруг вскочила со своей кровати, подошла к спящим родителям и сказала, что она больше не может здесь оставаться, ей нужно вернуться в Черный лес. Отец и мать, решив, что та ходит во сне, схватили ее за плечи и хотели уложить обратно в постель, но та резко вырвалась и выбежала из избы: унеслась она, как была, босая и в одной ночнушке. Ринулась она так быстро, что никто не успел ее заметить, она словно тень пробежала между спящих избушек, прошмыгнув под окнами соседей.

Родители забили тревогу, попытались разбудить жителей ближайших домов, но, увы, мало кто откликнулся на их просьбу: уже холодало и бежать в Черный лес, который был назван так неспроста, желающих не нашлось. Дальняя часть леса, окружавшая Лазурное озеро, была сложно проходимым частоколом: деревья росли друг к другу так близко, что только стройная лань могла ретиво пробегать между стволами диких елей и осин. Идти в непроходимую тьму? Ночью? Туда, где водятся злые духи? Где правит водяной (то есть Святая Аква)? Нет уж. Ваша помешанная дочь — ваши проблемы. Может, оно и к лучшему, что проблема сама себя разрешила? Пусть отправляется к своим — вдруг она ведьма, раз обряд на празднике урожая так на нее повлиял, это все неспроста. Убитые горем отец и мать Ингрид, так и не нашедшие поддержки со стороны односельчан, отправились в лес сами, вооружившись небольшими факелами. Но дальше пары сотен метров они не смогли пройти. Ветки лезли им в лицо, они постоянно спотыкались об торчащие из-под земли корни деревьев. Ядовитые кусты кололи им ноги, а жуткие шорохи от лесных животных заставляли постоянно вздрагивать.

Через несколько часов поисков они были вынуждены вернуться ни с чем.

С той ночи Ингрид много лет никто не видел. Ее все-таки потом искали, обойдя лес вдоль и поперек, насколько это было возможно, даже смогли как-то протащить лодку до озера, осматривая все самые опасные уголки болот, которые на километр, если не больше, уходили в гибельную трясину. Но Ингрид как сквозь землю провалилась.

Прошел год, прошло два. Об этой истории стали постепенно забывать. Избранник Ингрид вскоре женился на другой. А вот ритуал ночного купания в праздник урожая все-таки отменили и наложили строжайший на него запрет.

Часть 1. Водяной

Глава 1

Поместье барона Лафонтена располагалось в такого рода местности, которую любой городской житель назвал бы «захолустьем». Оно находилось слишком далеко от столицы, но при этом в узких кругах все же имело хорошую репутацию и кое-какую известность. В первую очередь земли барона славились плодородностью. Каждую осень крестьяне собирали такой богатый урожай, что все зимы труженики поля проводили в благодатной праздности, имея у себя в погребах достаточно запасов, чтобы прокормить свои семьи и скотину. Поместье «Лазурных вод», прозванное так в честь огромного озера, спрятанного в густом лесу, окружающем владения барона с юга, запада и востока, пользовалось скромной, но все же популярностью. К Лафонтену периодически съезжались знакомые из столицы, чтобы провести недельку-другую в живописном уголке почти что дикой, нетронутой красоты. Городские жители отдыхали от суеты, дышали исцеляющим свежим воздухом, а те, кто не боялся, ходили с проводниками в лес. Чёрный лес, или как его еще называли старики, «Русалочье гнездо», издавна слыл непроходимым местом, где царили поистине первобытные порядки дикой природы. Единицы из крестьян отваживались посещать эти непроходимые чащобы в поисках грибов и сочных ягод. О том, чтобы ради рыбалки идти до озера, которое находилось аккурат посредине леса — и речи быть не могло. В Черном лесу была только одна «официальная» дорога, проложенная много лет назад, и вела она к песчаному пляжу под утесом. Но купались там нечасто.

Берега озера давным-давно заросли непроходимыми болотными топями, при всем желании покататься там на лодке — саму лодку еще нужно было как-то на озеро доставить — это было сделать практически невозможно. Не раз городские энтузиасты предлагали барону Лафонтену вырубить и расчистить дорогу к озеру, чтобы сделать там прекрасное курортное место, но тот лишь мотал головой и отказывался. Ему не было никакого дела до этого леса и уж тем более до прогулок по озеру. Только подумать, сколько денег нужно было бы потратить на воплощение этой идеи! А шум от стройки, а вырубка деревьев? Нет-нет и нет. Барон слишком ценил уединение и возможность тихо-мирно вести свой быт, при этом находиться с крестьянами в каких-никаких приятельских отношениях. Местные особо ценили хозяина за гуманистические взгляды и любили его семью.

А семья у барона была не слишком большая. Родители его недавно умерли, в поместье жила только жена-ровесница и две взрослые дочери на выданье — Лея и Леда. Девушки, привыкшие, как и отец, к уединенному образу жизни, были не слишком разбалованы светским обществом. Им обеим дали достойное домашнее образование, но при этом они выросли вместе с крестьянскими детьми. Лея и Леда не знали, что было модно носить, журналы с платьями, как и сами платья, доходили до их поместья с некоторым опозданием. Пока им доставят шляпку, сшитую по последнему писку моды, эта шляпка у городских красавиц уже отправляется пылиться в шкаф. Однако, как это всегда бывает, по мере взросления дочерей баронесса с каждым годом становилась все более и более озабочена их будущим, а именно — выгодным замужеством. Несмотря на то что дела у барона шли хорошо и они могли ни в чем себе не отказывать, удачная партия или родственник со знаменитой фамилией никогда бы не помешали, а наоборот улучшили состояние их семьи. Мало того, она переживала, что после их с мужем кончины поместьем никто не сможет заниматься, оно придет в упадок, его придется продать, или того хуже, сюда въедет жить недостойный человек, который будет мучить крестьян огромными налогами или вырубит лес. Баронесса частенько стала заставать себя за такими мыслями. Раньше, когда дети были маленькие, она думала только о том, какие игрушки им заказать в городе и каких знаменитых учителей пригласить, а теперь вот — проблемы насущные стали настолько трудноразрешимыми, что порой баронессе хотелось плюнуть и пустить все на самотек, но она прекрасно понимала, что, кроме нее, за будущее дочерей никто поручиться не может. Барон, конечно, озадачивался периодически, но дальше обсуждения этих интимных тем за бокалом вина с женой он не заходил. Подбирать женихов — это не его дело. Жена лучше разбирается в людях, пускай найдет каких-нибудь подходящих мужчин. Хотя даже барон признавался, что настроен он исключительно на равный в финансовой и аристократичной мере брак. Проходимцам без имени и статуса нечего делать у руля его прекрасного дома, хозяйство которого он потом и кровью выстраивал долгие годы.

Наконец баронесса решилась на конкретные шаги. Чтобы не таскать девушек на балы, где им точно не на что смотреть, она стала приглашать знакомых из своей добрачной юности. Все ее подруги, конечно, были давно замужем и со взрослыми детьми. Их-то, особенно тех, у кого сыновья, она с трепетом ждала в гости, во всех красках описывая восхитительные закаты над Черным лесом и опьяняющий чистый воздух над пшеничными полями. К сожалению, откликнулись на зов далеко не все. Видя обратный адрес, многие тут же писали вежливый отказ, перечисляли свои неотложные дела, которые не позволяли отправиться в столь дальний путь. Многих смущало, есть ли в этой глуши хоть какая-то цивилизация, например, горячая ванна. Почему-то поместье Лафонтена пользовалось популярностью только у знатоков и любителей природы, но у завсегдатаев модных салонов вызывало лишь ухмылку, будто барон жил не в богатом большом доме, а в хибаре на окраине леса.

Тем не менее старания матери дали свои плоды. Двое молодых людей, а еще несколько знакомых баронессы уже не один раз побывали в гостях у Лафонтенов. Сами юноши отказывались жить в поместье, предпочитая никого не смущать, и ночью, уже после всех выпитых чашек кофе и стопок виски, уезжали в ближайшую гостиницу.

Был как раз один такой прекрасный майский вечер. Солнце еще только клонилось к закату, почти что летний зной отступил, и вместо духоты на землю опустилась приятная прохлада.

Лафонтены жили в небольшом трехэтажном особняке, старом, но надежном, в котором были все удобства тех времен для семьи, которая могла себе комфорт позволить. Вокруг их дома хаотично выстроились несколько десятков крестьянских изб. К северу от них располагался бесконечный Черный лес, а в южном направлении — рабочие поля, где выращивались овощи и пшеница на продажу.

На террасе особняка сидели четверо: Лея, Леда и два юных виконта, оба наследники серьезного состояния и закадычные друзья. Молодые люди оживленно беседовали, периодически звонко смеясь. Баронесса присматривала за ними с балкона второго этажа и искренне надеялась, что такая веселая обстановка точно приведет к скорой заветной помолвке.

Лея и Леда были похожи друг на друга, словно близнецы, многие часто принимали их за таковых, однако Леда была старше сестры ровно на год. Даже родились девочки в один день, до чего необычное совпадение. Обе они были сероглазые, с густыми каштановыми волосами до поясницы. Воспитание у них было одинаковым, а вот характеры расходились. Не имея рядом сверстников себе под стать, они с детства были очень привязаны друг к другу. Общество юношей скорее смущало их и иногда даже отталкивало, нежели подогревало интерес. Они из вежливости принимали участие во всех этих встречах, но обе друг другу признавались, как их тяготит глупое кокетство. Ни одной из них виконты не нравились. Юноши были себе на уме, разбалованные, травили сальные солдатские шуточки и сами же над ними смеялись. Сестры лишь улыбались, старясь угодить гостям, при этом втихомолку переглядываясь, как бы мысленно говоря друг другу: «Вот бы они поскорей отправились восвояси».

Баронесса все еще стояла на балконе, попивая в одиночестве чай — муж в это время был где-то на собрании у крестьян. Вдруг она увидела, как у ворот поместья остановился экипаж. Из него вышел хорошо знакомый ей мужчина. Баронесса обрадовалась, поспешно поставила чашку на поднос и чуть ли не бегом пустилась встречать особенного гостя.

Подойдя к воротам, она протянула руку гостю, и тот, сняв шляпу и галантно наклонившись, ее поцеловал.

— Здравствуй, Йохан! — баронесса не могла скрыть свою радость. Приезд этого человека говорил только о том, что он привез с собой прекрасные новости. — Ну что же мы застряли тут в дверях? Проходи, я попрошу подать чаю, или ты хочешь что-то покрепче?

— Не откажусь от черного кофе. Я так волнуюсь, будто мне снова семнадцать и я на первом в своей жизни балу.

— Йохан! — воскликнула баронесса. — Это значит… — она недоговорила и мечтательно закусила губу.

Йохан был для баронессы очень близким другом, и она не считала нужным скрывать от него свои истинные эмоции. Видя столь радостную реакцию, он прикоснулся к плечу баронессы, чтобы успокоить ее.

— Ну, пока еще точно ничего не решено. Главное, поставить в известность девочку. Вдруг она откажется?

— Ой! — баронесса махнула рукой. — Не откажется, не бойся!

Тут Йохан вытащил из кареты огромный букет белых роз и отпустил извозчика.

— Боже! — снова затрепетала баронесса. — Как я счастлива!

***

Разговор с виконтами внезапно прервало появление матушки на террасе. Она выглядела очень взволнованной и возбужденной. Жестом подозвала к себе Лею и завела ее в дом.

— Мы пойдем с тобой наверх. Приехал господин Моррант, и сейчас он скажет кое-что очень важное. Ты должна его выслушать и принять предложение, — она пытливо вперилась в дочь. Лея покорно кивнула, хотя не понимала, о чем идет речь.

На втором этаже в огромной гостиной их ждал одетый в праздничный костюм мужчина средних лет. Он был хорош собой, хотя волосы его уже слегка были тронуты сединой, а под глазами образовались первые морщины. Йохан встал, когда женщины вошли, схватил лежавший на столе букет роз и вручил его Лее. Девушка смущенно приняла подарок и промямлила слова благодарности. Она все еще не понимала, к чему эта встреча, хотя уже смутно начала догадываться.

— Присядем же, — скомандовала баронесса. Она приготовилась к лучшему моменту в своей жизни — она увидит, как дочь выходит замуж за достойного мужчину. В последний раз она испытывала такую эйфорию, когда после родильной горячки ей вручили новорожденную младшую дочь.

Лея села напротив Йохана на диван. Она не знала, как себя вести, и просто рассматривала белые цветы в руках.

Йохан сам несколько стеснялся, хотя это была его вторая помолвка. Первый брак, к сожалению, завершился трагично — любимая супруга скончалась от туберкулеза после пятнадцати лет совместной жизни, так и не подарив ему наследников.

— Дорогая Лея, — начал Йохан. — Мы с тобой давно знакомы, все эти годы я видел, как ты растешь. Смешная девочка превратилась в прекрасную девушку. В последнее время, когда я общался с тобой, изредка бывая в гостях у вашего отца, я начал осознавать, что уже больше не вижу в тебе ребенка. Ты покорила мое сердце своей кротостью и умом, — он сделал паузу, будто собираясь с мыслями. — Возможно, ты думаешь, что я староват для тебя, но поверь, мой жизненный опыт — это гораздо лучше глупой юношеской горячности. Хотя когда-то я и сам был таким, юным и глупым…

Они с баронессой переглянулись и понимающие улыбнулись.

— Но это все в прошлом. Я живу настоящим и хочу, чтобы со мной рядом была девушка, которая станет моей помощницей и опорой, хранительницей уюта, а впоследствии и прекрасной матерью.

Йохан смотрел, как Лея залилась краской и уткнулась лицом в букет. Его это чрезвычайно умилило. Он подошел к Лее и сел перед ней на одно колено.

— Я прошу тебя стать моей женой, — сказав это, Йохан коснулся пальцами ладони Леи.

Девушка вздрогнула от неожиданности и посмотрела на мать, чтобы та дала ей знак. Баронесса энергично закивала в ответ.

Лея снова перевела взгляд на розы. Она стеснялась смотреть Йохану в глаза.

— Да, я согласна, — чуть слышно промямлила она.

Йохан заулыбался и поцеловал ей руку. Баронесса захлопала в ладоши. Казалось, она была рада этому событию даже больше, чем жених.

— Что ж, давайте тогда обсудим наши дальнейшие действия, — Йохан снова сел на диван и взял чашку кофе. — Вот сейчас я бы выпил виски, несколько перенервничал.

Йохан и баронесса переглянулись и снова рассмеялись. Лея смотрела на то, как воркуют эти двое и чувствовала себя подарочной коробкой на витрине магазина. Сейчас ее удачно продали, и мама, как продавец, безумно рада, что сможет выкачать из покупателя больше и больше выгоды.

— Предлагаю пожениться в этом же месяце! Подготовка к свадьбе занимает столько времени, уж вам ли не знать, как далеко мы живем от всех модных домов, которые могли бы нам помочь с покупкой платья и организацией свадьбы. Нужно вызывать портного, меблировщика, швею, садовника… — она стала загибать пальцы.

— Придержите коней, дорогая моя, — Йохан снова одарил всех своей обворожительной улыбкой. — Боюсь, что прямо сейчас мы не можем пожениться. Я должен закончить кое-какие дела в своем особняке, к тому же мне надо съездить далеко на север, чтобы утрясти дела с наследством. Недавно умер мой прадед со стороны отца, а он был скряга еще тот. Только копил, и почти ничего не тратил. Я не собираюсь делиться нажитым со своим племянником, мне нужно думать о собственном наследии. Если мне удастся — а я в этом уверен — отвоевать большую часть наследства, то вернусь я еще более обеспеченным, чем есть сейчас. Денег много не бывает, правильно я говорю?

Господин Моррант взглянул на Лею, будто хотел, чтобы она что-то ответила на его вопрос. Но та лишь испуганно смотрела на мать.

— Хорошо, — баронесса, томно прикрыв глаза, обмахивалась веером. Ей вдруг поплохело. От мысли, что Лея станет частью одного из богатейших родов их страны, у нее поднимался жар. — Так когда будет свадьба? Пока вас не будет, мы подготовим все по высшему разряду.

— Свадьбу запланируем на май, ровно через девять месяцев. Как раз закончится зима, и мы воздадим свои клятвы Господу в день, когда распустится вишня. Зреет новая жизнь, возрождается и моя семья.

— Ах, как романтично, — баронесса стала активнее обмахиваться веером.

— Все расходы вы записывайте, счета пересылайте мне, не скупитесь ни на какой мелочи. Моя невеста должна получить все самое лучшее.

Вдруг их прервала поступавшая в дверь служанка и сообщила присутствующим, что Леда разыскивает мать.

— Ах, извините, я пойду по делам, а вы тут пообщайтесь немного.

Уходя, баронесса похлопала Лею по плечу. Оставшись наедине, они оба замолчали. Йохан с интересом рассматривал Лею уже в образе не ребенка, но своей жены. Она казалась ему прекрасной: собранные в тугую высокую прическу длинные каштановые волосы, серые глаза и густые брови. Ее лицо было бледным, то ли от пережитого шока, то ли от природного малокровия. Тонкие полупрозрачные губы немного подрагивали. Лея не знала что сказать и теребила пальцами лепестки одной из роз, которые все это время она держала у себя на коленях. Словно колючий щит, они защищали ее от жениха.

— Вам надо собраться с мыслями. Внезапная помолвка, конечно, вас удивила. Но уверяю, я буду хорошим мужем, мое поместье ничем не хуже вашего. А если вам чего-то будет не хватать, то я все устрою. Может, вас смущает, что я несколько старше, но поверьте, для юной девушки это скорее преимущество. Я знаю тех двух виконтов, которые наведываются к вам в гости. Да, они молоды и красивы, но их образ жизни… — он вдруг замялся. — Худших женихов даже представить трудно. Я обязательно предупрежу вашу матушку, чтобы она не вздумала выдавать Леду за одного из них.

Лею несколько подкупило то, что он неожиданным образом решил позаботиться и о старшей сестре тоже. Девушка наконец решилась поднять глаза на своего жениха.

— Я постараюсь стать вам хорошей женой.

Тут Йохан пересел на диван к Лее, взял ее ладонь и надел на указательный палец кольцо с бриллиантом. Лея в изумлении смотрела на огромный, с рыбий глаз, искрящийся камень, который переливался всеми цветами радуги в тусклом отблеске свечей.

Йохан поцеловал Лею в лоб.

— Буду с нетерпением ждать нашей свадьбы, — сказал он.

***

Несмотря на то что Йохан решил жениться на юной Лее, предпочитал он все же общество своих ровесников. Когда домой вернулся отец Лафонтен, они втроем с Йоханом и баронессой отправились на ужин. Дочерей не приглашали, и на весь этаж было слышно, как барон, приняв несколько большую, чем обычно, порцию виски радовался будущему зятю.

Лафонтены были знакомы с Моррантом уже очень давно. Барон знал, что в молодости между Йоханом и баронессой произошла несколько драматичная история: когда перед ней встал выбор, за кого выходить замуж, она отдала свое сердце барону, а не Морранту, и нисколько об этом не пожалела (хотя надо отдать должное, в молодости Йохан ей тоже очень нравился). Сказать по правде, баронесса и сейчас была хороша собой: она сохранила точеную фигуру, а легкие морщинки у глаз совсем не портили ее. Она будто не изменилась за последние двадцать лет. Барон же, в свою очередь, несколько располнел, но полнота эта скорее свидетельствовала о его достатке. Он был искренним и честным человеком, хотя и несколько беспардонным, а иногда и чрезмерно строгим.

Барон уже давно знал, что Йохану нужна молодая жена, и когда тот несколько оправился от потери бывшей супруги, то сам завел разговор о новой женитьбе. Обе дочери уже достигли двадцати лет, и лучшего возраста для брака было не найти. Пристроишь одну, там пристроится и другая. Достаточно заключить один выгодный союз, и очередь за второй невестой из знатного семейства выстроится до луны и обратно. Поэтому можно сказать, что судьбы Леи и Леды были решены без их ведома очень и очень давно.

Итак, троица праздновала помолвку, совсем позабыв о невесте.

Пока родители с Йоханом были в гостиной на третьем этаже, Лея, все еще не отошедшая от шока, сидела у себя в комнате и рассматривала подаренное женихом кольцо. Она сняла его с пальца и пристально рассматривала. Она понимала, насколько это дорогая вещица, что такое кольцо просто так никто вручать не будет. Господин Моррант, человек, который еще десять лет назад дарил ей кукол, сегодня преподнес ей обручальное кольцо. Она не заметила, как по ее щекам покатились слезы. Она не понимала, радоваться ей или нет. Все решено, и меньше, чем через год, она переедет жить к нему. Как хорошо, что свадьбу немного отложили! У нее будет время, чтобы привыкнуть к своему новому статусу и примириться с переменами.

Вдруг она заметила, как в ее спальню заглянула Леда.

— Я еле выпроводила этих виконтов. Боже, какие они мерзкие. Меня от их пошлых шуточек уже тошнит, — она прошла в комнату и уселась рядом с сестрой. — Все волосы пропахли табаком. Завтра настоятельно попрошу маму больше их не звать. Если она захочет выдать меня за кого-то из них, я убегу из дома.

Тут Лея не выдержала. Она уткнулась лицом сестре в колени и расплакалась, уронив кольцо на пол. Леда уже поняла, что произошло, ей не требовались разъяснения. Она взглянула на бриллиантовое кольцо, укатившееся под тумбу и погладила Лею по волосам.

— Однажды это должно было случиться. Помнишь, как в детстве мы придумали, что приедут два принца, тоже братья, и мы поженимся в один день и будем жить двумя семьями в огромном доме. Но увы… — она горько вздохнула. — Мама привела нам принцев, которые оказались омерзительными свиньями. Я, пожалуй, в монастырь.

Лея немного успокоилась и даже слегка улыбнулась. Если бы не сестра, ей не у кого было сейчас искать поддержки.

— И я должна тебе кое-что сказать.

Лея вопросительно посмотрела на сестру.

— Когда увидела, что мама ведет именно тебя на встречу с господином Моррантом, в глубине души я обрадовалась, что меня сейчас эта участь миновала. Как мне повезло, что он выбрал тебя, а не меня.

— Но почему? — спросила Лея. — Ты же всегда была от него в восторге, мы вместе принимали от него подарки в детстве и играли в догонялки. Ты называла его «любимым дядей».

— Я до ужаса, до чертиков не хочу замуж. Когда говорила про монастырь, я не шутила.

Леда замолчала и удрученно повесила голову. Казалось, ее душу тоже что-то гложет, но она не готова сейчас об этом рассказать.

— Какой тебе монастырь? — улыбнулась Лея. — Ты там всех на уши поставишь, начнешь командовать, и они отошлют тебя домой.

Девушки рассмеялись, затем обнялись и еще долго сидели, прижавшись друг другу, слушая, как наверху пируют их родители, радостно отмечающие успешно заключенную помолвку.

Глава 2

Черный лес, окружавший угодья Лафонтенов, пользовался дурной славой среди крестьян, которые в то же время почитали это место как святыню. Уж сколько породилось слухов, как там пропадают люди, которых не находят ни живыми, ни мертвыми. Каждый крестьянский ребенок знал, что там водится всякая нечисть: демоны, привидения и даже русалки. А русалок местные особенно боялись, хотя, сказать по правде, никто ни разу ни одной не видел. Но, может, без вести пропавшие как раз и встретили их в лесу? Потому и не вернулись.

Маленьких детей в деревне всегда пугали русалками. Если не будешь спать, из-под кровати выползет русалка и украдет тебя! Если не будешь есть, приплывет русалка и откусит тебе язык! Если пойдешь гулять в Черный лес один, то… И так понятно, что с тобой произойдет.

Страшные сказки о русалках были лишь частью местного фольклора, и никто особо не думал, откуда он взялся и где растут корни абсурдных страхов. Мало того, здравомыслящий человек, который не верит в магию, явно задумался бы, как может напасть на спящего в кроватке ребенка русалка, если у нее хвост и она, если верить мифам, живет только в воде? Как она до него доберется? Но логика не играла никакой роли. Местные любили и боялись персонажей сказок, и передавали страшные истории из поколения в поколение. Несмотря на то что не было ни единого доказательства, что русалки в этой местности все же водятся, вера в них подкреплялась поистине каким-то волшебным образом. Людям просто нравилось, что именно их Черный лес и Лазурное озеро имеют мистическую славу, а правдивы слухи или нет — неважно. Каждый житель деревни был по-своему связан с русалками.

Молодого крестьянина Ганса объединяло с мифами об озерной нечисти гораздо больше, чем он себе представлял.

Это был один из тех вечеров, когда после полуденного летнего зноя, нещадно сжигавшего поля, и тяжелой физической работы — сейчас как раз пришла пора собирать пшеницу, — уже не хотелось никаких танцев и прогулок с девушками, а только прийти к себе в избу, рухнуть на лавку и заснуть мертвым беспробудным сном от усталости, чтобы на следующее утро встретить такой же трудный день.

Ганс не чурался физической работы, он был буквально создан для нее — высокий рост, широкие плечи, сильные ноги и мускулистые руки делали его очень ценным работником. Он таскал мешки с зерном и мог полоть без устали по несколько часов. Если бы его запрягли в плуг вместо лошади, он мог бы вспахать поле сам, без посторонней помощи. Работа отвлекала его от дурных мыслей и не позволяла слишком расслабляться. В его простой крестьянской жизни многое не давало ему покоя, а трагические события в семье лишь пошатнули его состояние. Дед Густав постоянно твердил внуку, что пора бы ему жениться, ведь с женой работать и копить добро будет проще, а когда дети пойдут, то с помощниками вести хозяйство станет еще легче. Дед, конечно, был прав, но Ганс все никак не мог выбрать себе достойную невесту. Девушкам он внешне нравился, но их родители не особо были к нему расположены. Да, парень хороший, но вот семейка у него — бедовая. Дед Ганса по молодости слыл дебоширом, ходили слухи о его разбойничьем прошлом, будто он орудовал в шайке, нападал и обворовывал деревни. Но сам дед об этом никогда не рассказывал. Родители Ганса, и отец, и мать, в прошлом году один за другим умерли от чахотки, которая внезапно вспыхнула в их местности, причем быстро появившись, она так же быстро сошла на нет, унеся с собой несколько десятков жизней.

Дед портил репутацию Гансу не только своим шальным прошлым, он и в настоящем был той еще проблемой. На старости лет у деда, похоже, помутился рассудок, ему везде мерещились русалки, он боялся спать в темноте, будто бы одна из них обязательно выскочит из-под кровати и растерзает его. Когда Ганс был маленьким, дед, конечно, рассказывал ему о русалках и постоянно твердил, что он лично видел эту нечисть, которая напала на него и пыталась убить. Дед сражался с ней и победил — а в качестве трофея он срезал с русалки хвостовой плавник. К сожалению, от этого хвоста остались лишь хрящики, которые еле держались и готовы были рассыпаться в труху. Дед покрыл их лаком и пытался склеить. Получившуюся поделку он повесил на стену над кроватью.

— Зачем ты держишь эту дрянь у себя под носом? — спрашивал деда Ганс, когда старика в очередной раз мучили кошмары. — Сожги и станешь спать спокойно. Даже мне боязно находиться под этим огромным хвостом, будто ты его не с рыбы добыл, а стянул с какого-то морского дракона.

Дед лишь молчаливо кивал, но отказываясь избавиться от трофея. Ганс же считал, что это никакой не плавник, а просто самоделка из костей курицы или какой-то крупной рыбы, типа форели или карпа, но не спорил с дедом. Если деду нравится верить в эти сказки — пожалуйста.

Однажды долгим зимним вечером, когда за дверью завывала вьюга и снег хлестал в заколоченные окна, пробираясь сквозь щели, Ганс от нечего делать коротал время в компании деда. За повседневными разговорами тот в очередной раз начал вспоминать о русалках. Но тут в его рассказ добавились неожиданные подробности.

— … и она как накинется на меня! Вроде женщина, а силища у них — ух! — дед Густав занес кулак над головой. — Ты обязательно носи амулет, который я тебе сделал. Не слушай этих святош из монастыря, только чешуйка защитит тебя от русалки. Она увидит ее и поймет, что ты — тот человек, который справился с одной из них, а значит, с тобой нельзя иметь дела.

— Какого дела? — равнодушно спросил Ганс, который просто пытался поддержать разговор. Он прихлебнул разбавленной медовухой, и по телу разлилось приятное тепло.

Дед вдруг замолчал. Это было на него не похоже. Обычно он был готов часами говорить о русалках, если его вовремя не заткнуть.

— Ты, внучек, слушай меня внимательно. Эти твари, они ведь не только нашего брата топят, убивают. Они еще и насильничают.

Ганс прыснул от неожиданности, и медовуха разлилась по его подбородку.

— Чего? Ты сам-то откуда знаешь? — он с подозрением прищурился и посмотрел на деда.

— А вот знаю, — ответил дед, прищурившись в ответ. — Не могут они своих детей иметь. Приходится воровать детин да заманивать брюхатых баб к себе в логово.

Ганс покачал головой, словно родитель, который слушает очередные небылицы своего несмышлёного ребенка, и отправил деда спать.

Несмотря на скепсис в отношении дедовых рассказов и таинственного плавника, висевшего у них в доме, Ганс носил на шее амулет в виде русальей чешуйки. Дед просил носить это как оберег от русалок, но по факту он стал для Ганса просто необычным украшением. Чешуйка действительно была особенной: она переливалась на солнце бело-розовым перламутром, а в свете луны — темно-синим. Ганс всегда перед сном любовался, как чешуйка сверкает и меняет свой цвет в бликах от каминного огня. Амулет был его единственным сокровищем, хотя даже тут Ганс не верил, что он и вправду с русальего хвоста, но какая-то удивительная, притягательная красота этой вещицы заставляла его буквально холить и лелеять дедов подарок.

Густав активно настаивал на женитьбе внука, но при этом распугивал всех потенциальных невест. Стоило какой-то девушке проводить Ганса до дома, как дед выскакивал на порог и начинал рассказывать про плавник, про то, как он отважно сражался с безумной злобной русалкой, которая оставила ему шрам на все туловище (огромный рваный шрам от шеи до пупка у него и вправду был), и что им всем нужно вести себя осторожно, чтобы не попасть в лапы водяных демонов. Невесты пугались, и когда слава о сумасшедшем дедуле уже обошла всех, над Гансом и его родственником стали посмеиваться. Чем сильнее прогрессировало безумие деда, тем меньше хотелось Гансу вообще кого-либо приводить домой. В глубине души внук жалел деда, даже допускал, что в молодости старик столкнулся в лесу с чем-то страшным, но в то же время неосознанно думал о том, что если бы деда не стало (и поскорей бы это произошло!), то жизнь юноши могла бы наладиться. Эти мысли мучили его, и он исправно посещал церковь по воскресеньям, чтобы излить душу святому отцу. Священник Вергий отпустил ему грех, но предостерег от веры в демонов и дал наказ, чтобы тот перестал носить языческий амулет. Никакие суеверия и побрякушки не защитят от зла, а вот распятие — вполне себе. Но Ганс все равно не решался променять одно на другое.

Было у Ганса еще увлечение, которого никто не разделял. Его манил Черный лес. Дед, местный старожил, еще до того, как лишиться рассудка, обучил внука всем тайным тропам и секретам, как не заблудиться в лесу. Несмотря на то что Ганс в основном работал в поле и ухаживал за скотиной, он частенько уходил в непролазную глубь мрачного бора, добираясь до одного из берегов озера. Там он любовался закатами и в теплое время года даже купался. Несмотря на запруженность и болотистость, местами вода у берегов все же была чистая, так и манила освежиться после тяжелого трудового дня.

В один теплый летний вечер Ганс, как обычно, пришел на свое место, чтобы искупаться. Он снял рубаху и хлопковые штаны и нагишом зашел в воду. Черные водоросли приятно щекотали ему щиколотки. Возле пальцев ног сновали маленькие рыбки. Ганс присел на корточки, чтобы рассмотреть их поближе. В лучах закатного солнца их маленькие чешуйки переливались таким же перламутром, как и амулет у него на шее. Ганс взглянул вдаль и внезапно оторопел.

На противоположном берегу озера в зарослях камышей виднелась голова девушки. Незнакомка сидела по шею в воде и немигающим взглядом сверлила Ганса. Ее волосы, какие-то склизкие на вид, будто намазанные маслом, лоснились и немного вились. Два бездонных зрачка вперились в Ганса, и тот вдруг почувствовал, что не может пошевелиться. Отвлекла боль в ноге: кто-то его кусал. Он посмотрел вниз и увидел, что на колено сел огромный комар.

Прихлопнув насекомое, Ганс снова стал высматривать девушку на той стороне озера, но там уже никого не было. Он схватился за амулет и подумал, что лучше бы действительно носил распятие, чем эту бесполезную ерунду. Образ незнакомки не шел у него из головы, он покрутился в поисках девицы, но она словно растворилась в водах озера так же внезапно исчезнув, как и появившись. Ганс хотел было отправиться на ее поиски, но не решился. Какая-то неведомая сила будто останавливала его, не давая делать и шага вперед вглубь.

Ганс вышел из воды, оделся, сел на траву и еще долго смотрел в камыши на противоположном берегу, где впервые увидел незнакомку. Он все крутил в руках амулет, размышляя о том, кто это была такая и не привиделось ли ему неведомое создание.

Глава 3

Лея верила в мистику и сверхъестественное не меньше, чем крестьяне. Она считала, что раз мифы и сказки так долго живут, значит, что-то обязательно должно в них жизнь поддерживать. Она верила в домовых, ангелов и демонов, фей и, конечно, в русалок. От старой кухарки Лея услышала историю о крестьянке Ингрид, которая попала под русалью магию в день Святого Беатриса и убежала в лес, после чего бесследно исчезла на многие годы, а когда, наконец, вернулась — была на себя не похожа и превратилась в безумную старуху. Лею сильно впечатлил этот рассказ, основанный на реальных событиях, хотя уже никто о том происшествии не вспоминал; девушка постоянно прокручивала в голове подробности жуткой истории, и ей самой становилось страшно. Она представляла себя на месте несчастной Ингрид, будто бы это она, Лея, стоит по горло в непроглядной тьме воды, и что-то жуткое поднимается из глубины и тянет ее ко дну, где она задыхается и погибает. Девушка пыталась представить эту ситуацию посекундно, а жуткий монстр, который уволок Ингрид, виделся ей бестелесным злым духом, который решил за что-то несчастную крестьянку наказать. Лея все никак не могла отделаться от страшных мыслей, но зато эти думы отвлекали ее от ожидания предстоящей свадьбы. Сказать по правде, она вообще старалась о Йохане не думать. Она отталкивала от себя эту мысль настолько далеко, насколько могла. Матушка-баронесса целиком взялась за подготовку церемонии, она на неделю уезжала из дома, чтобы вернуться с коробками дорогих сладостей и обрезами тканей, среди которых нужно отобрать материал для подвенечного платья и фаты. Лея тыкнула наугад в один из образцов, и баронесса, довольная, одобрила ее выбор.

Повседневная рутина поместья никак не изменилась после объявления помолвки. Все так же Лафонтены каждое утро собирались к завтраку: они пили молоко или травяной чай, ели свежие яйца, кашу, пироги, обсуждали планы на день. Обычно важные вопросы проговаривали родители, а дочери только слушали. Они разговаривали друг с другом на своем, ментальном языке: взглядами, жестами, междометиями. После еды все расходились по делам: барон занимался экономикой поместья и помогал крестьянам решать их проблемы с хозяйством, баронесса составляла приглашения на свадьбу и зазывала известных кутюрье и швей, которые бы смогли заняться дорогим заказом для особенного бракосочетания.

Леда, старшая сестра, проводила дни за вышивкой и прогулками по поместью. Лея же предпочитала более активный отдых. Она брала с собой корзинку с перекусом, интересную книгу и отправлялась куда глаза глядят. Лея хорошо знала географию владений Лафонтена и даже сама иногда ходила в пресловутый Черный лес. В детстве один лесник показал ее пару тайных троп, которые выводили ее напрямую к берегу озера: дикому, но живописному. Там она летом коротала время до полудня, валяясь на траве в тени деревьев и вдыхая прохладный ветер, гуляющий по озеру. Эти одинокие часы, проведенные лишь вместе с книгой и вкусной булочкой, воодушевляли ее и заметно отвлекали от невеселых мыслей. Лея много размышляла о своем будущем, о том, как сильно изменится ее жизнь меньше чем через год. Уже следующим летом она станет женой господина Морранта, будет носить его фамилию и будет хозяйкой его дома. Может, оно и к лучшему? Нельзя же всю жизнь быть маленькой девочкой, которая беспрекословно слушается маму с папой. А кого ей потом слушаться? Мужа? Наверное да. Поменяется только место жизни и окружение, но суть останется прежней. Лея думала, как хорошо бы стать в будущем такой, как ее мама. Баронессе вроде бы в радость все эти хлопоты с поместьем и детьми, она любит мужа и искренне боготворит место, в котором живет, несмотря на то что это отсталая глушь.

Лея думала и о своей сестре. Ей было безумно грустно ее оставлять здесь одну. Пускай они и проводили иногда время порознь, как сейчас, но никогда не разлучались больше, чем на неделю. А теперь она не будет видеть ни сестру, ни родителей месяцами… Лея вдруг поняла, что к книге она так и не притронулась. Она уже больше часа лежала на теплом пледе, расстеленном на траве, и смотрела на мерно раскачивающиеся кроны деревьев. Вдруг ей пришла в голову идея сходить к утесу. Она там однажды была, дорогу вроде помнила: надо идти вдоль берега озера, и через пару сотен метров выйдешь в нужное место.

Утес был для крестьян особым уединенным уголком. Туда под вечер частенько наведывались парочки, которые боялись идти в лес, а побыть где-то наедине очень хотелось. Утром там точно никого не будет: все работают на полях. Но самое главное, с высоты открывается чудесный вид на летний лес, и огромное Лазурное озеро разливается, как на ладони. Когда еще у нее будет время попасть туда?

Приободрившись от своей затеи, Лея собрала коврик, сложила в корзинку и двинулась в путь. Вскоре она поняла, что идти к утесу в ее наряде было не лучшим решением. Платье с широкой трехслойной юбкой постоянно цеплялось за ветки, будто лес сам не хотел пускать девушку вглубь. Пару раз она споткнулась о корни деревьев и поняла, что испортила свежий лак на туфлях.

«Мама меня убьет», — подумала Лея, но продолжила путь. Отступать было бессмысленно, раз урон уже нанесен. Хуже не будет.

Дорога казалась бесконечной. Хотя Лея и видела постоянно справа от себя ровную гладь озера, ей все равно казалось, что она идет слишком долго. Неужели она перепутала, и утес не в этой стороне? Однако вскоре она начала подниматься. Уровень воды опустился, а гора возрастала. Деревья поредели, и уже гораздо больше света стало проникать в лесной массив, оттого по краям утеса росло очень много ярко-зеленых кустов с черными ягодами.

Лея посмотрела под ноги и увидела одиноко растущий ландыш. Она наклонилась, чтобы сорвать его, но передумала. Посмотрев по сторонам, она поняла, что идет все же в верном направлении. Наконец, она вышла на утес и подошла к обрыву. Пара гигантских сосен служили оградой, за которыми гора резко обрывалась, поверхность озера находилась примерно в тридцати метрах внизу. Аккуратно вытянув шею, Лея, боясь упасть, подошла к кромке утеса. Она придерживалась за ствол сосны. Вдруг на нее подул сильный холодный ветер. Она придержала прическу, и тут взгляд ее зацепился за еще один ландыш, растущий у корней сосны.

«Как странно», — подумала она и оглянулась. Вся поляна утеса была покрыта белыми маленькими цветами, которые, как сорная трава, заполонили все тенистые прохладные уголки.

Неожиданно из веток сосны с шумом выпорхнула маленькая птица и пролетела у Леи над головой. Испугавшись, девушка рефлекторно дернулась в сторону обрыва. Тяжелая корзина с едой и одеялом потянула Лею вниз, она потеряла равновесие и начала падать. В попытке схватиться за какую-то опору, девушка упала на колени, но тут же поскользнулась туфлей на ландышах. Нижняя часть ее тела повисла над бездной. Лея одеревенела, лицо вспыхнуло жаром. Пытаясь подтянуться и вылезти на твердую почву, девушка хваталась за траву, но та сразу рвалась в ее пальцах. Она сбросила тяжелую корзину вниз, которая несколько раз ударившись об острые камни, торчащие из стены утеса, рухнула в воду.

«Это конец», — только успела подумать Лея, как внезапно поняла, что у нее не получается вылезти на поляну. Тяжелая юбка тащила ее вниз, а туфли беспомощно скользили по каменной глыбе, на которой не за что было зацепиться.

«Нет-нет-нет!» — горло онемело, у нее не было сил кричать и звать на помощь. Какая-то ее часть понимала, что здесь, на утесе, утром никого нет и быть не может. Никто ее не услышит и не увидит. Лея предприняла еще одну попытку подтянуться и только смогла ухватиться рукой за корень дерева, как вдруг тот с треском рассыпался в ее ладони.

Лея сорвалась в пропасть. Пролетев пару метров, она смогла ухватиться за торчащий из стены камень, но от испуга и утомления уже не смогла на нем долго продержаться. Проклятое платье из тяжелой ткани, подъюбник из китового уса, нанизанного на железные обручи, тянули и тянули ее вниз, будто она преступница, обреченная на казнь. Сил держаться, а тем более поползти наверх, уже не было. Лея аккуратно наклонила шею, посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. Она запаниковала и начала плакать. Наконец, она попробовала закричать, но вышел какой-то хрип.

«Может, получится спуститься к воде и там доплыть до берега», — подумала она, решив, что это единственный путь к спасению.

Нащупав под ногой выступ, она сделала шаг вниз. Получилось! Носок устойчиво стоял. Теперь вторую ногу надо поставить на опору. Снова успех! Лея уже успела обрадоваться, но следующий этап спуска оказался для нее роковым. Туфля снова соскользнула с камня, который выскочил из породы и ускакал вниз по склону. Лея стрелой полетела в пропасть. В то мгновение она не успела даже ни о чем подумать. Только что она держалась за утес, а теперь она падала в холодное озеро. Внезапное соприкосновение с водой Лею сразу отрезвило. Боль от удара спиной разошлась по телу, она всплыла на поверхность, хватая ртом воздух. Она снова попробовала закричать, но и теперь из горла рвались лишь нечленораздельные звуки.

Лея в панике гребла руками, пытаясь задержаться на поверхности воды, и теперь, когда она чудом не разбилась о камни под утесом, юбка ее платья пропиталась водой и теперь стала в три раза тяжелей. Ноги и поясница девушки были словно залиты свинцом. Усиленно напрягая конечности, она попыталась поплыть, и это у нее даже получилось, но эта треклятая юбка! Лея начала тонуть, каждое движение, каждый взмах руки и ноги отдавался болью в мышцах, она еле-еле находила в себе силы плыть дальше. Вот там, кажется, видна узкая линия болотных кустов, нужно до них добраться! Обязательно нужно! О, как же не хочется умирать! Черный лес, утес и берег озера то появлялись у нее перед глазами, то их застилала мутная стена воды. Еле-еле в последних попытках удержать лицо над водой, Лея сделала рывок и выплыла. Но тут же силы ее оставили, юбка, будто набитая огромными камнями, потянула ее на дно. Озерная вода залилась в рот, проникла в легкие, смешивалась с кровью. Лея уже не могла дышать. Она видела, как пузырьки воздуха поднимаются вверх, в то время как она, молодая и цветущая, опускается вниз, в эту топь, где ее никто никогда не найдет.

«Красиво», — подумала девушка, увидев, как солнце играет на поверхности воды, широкими волнообразными бликами просвечивая лучи сквозь озерную гладь.

Вдруг Лея почувствовала, как что-то, будто бы человеческие руки, схватили ее за талию. Они обхватили ее тонкое тельце и понесли куда-то быстро-быстро. Через мгновение ее лицо подняли над водой, и она наконец смогла заглотить воздух. Лея ничего не видела и не понимала, кашель драл ей горло, глаза слезились, отяжелевший мокрый корсет прилип к груди и душил, не позволяя надышаться. Она думала, что умерла, но эта боль, ужасная мука, вернула ее к жизни.

Неизвестный спаситель грубо выкинул ее на песок. Лея разлепила глаза, но все равно ничего перед собой не видела, только черный человеческий силуэт. Вдруг она услышала, как рвется ворот платья, затем узнала треск разрывающегося корсета. Две большие холодные, как смерть, ладони сложились у нее под ключицами и принялись резкими движениями давить ей на грудную клетку. Раз-раз, жим, раз-два, жим, раз-раз,