Девушка с кувшином молока

Маттиас Роземонд

Мне было очень интересно читать о предположительном создании знаменитой картины Яна Вельмеера.

«Белый становится реальным в несовершенстве...»

Когда увидела эту книгу, сразу же вспомнила про «Девушку с жемчужной сережкой» Трейси Шевалье — нам вновь предлагают приподнять полог истории и заглянуть в повседневную жизнь Вермеера, узнать о еще одной картине, родившейся в его мастерской. Только, пожалуй, Роземонда я бы поставила хронологически первее, чем Шевалье, ведь картина «Молочница» числится 1658-1661 годами, тогда как так называемая «голландская Мона Лиза» была написана около 1665 года. Отныне эти две книги для меня подобны близнецам, дополняющим друг друга и не соперничающим, потому что вместе они раскрывают историю одной семьи.

И если в «Девушке с жемчужной сережкой» мы видим происходящее от лица служанки в доме на улице Ауде-Лангендайк, как бы со стороны оценивая происходящее, то здесь мы оказываемся внутри событий, непосредственными участниками, глядя на сюжет глазами самого художника, его жены Катарины и служанки Таннеке.

На первый взгляд это книга о самом Вермеере, его творческом пути и личном выборе между долгом и желанием, о Голландии XVII века и простом быте, сложностях противостояния между протестантами и католиками. Даже о заявленной в названии картине, ставшей первой в освоении собственного вермееровского стиля. Но когда Таннеке назначается прообразом «молочницы» и неохотно позирует зятю своей хозяйки на кухне, становится ясно, что главный герой произведения не сам художник, а его жена — Кат.

То, как мы смотрим в перспективе как на произведения искусства, так и на жизнь других людей — все зависит от ракурса зрителя и точки, куда устремлен наш взгляд. И что же мы видим?

Роземонд выводит на передний план повествования совсем не вермееровскую «Молочницу», она лишь сопутствует ему. Главная картина — «Сводница», написанная в 1656 году. Единственная, где были изображены сразу четыре человека, что непривычно для стиля Яна Вермеера. Первая после полотен на библейскую тему попытка опробовать бытовую сцену.

В тот год Вермеер ссорится со своей тещей и съезжает от нее в трактир своей матери «Мехелен», свободные комнаты которого сдаются под бордель. Удивительно ли то, что на пробу он возьмется писать об этой запретно-чувственной теме? Нет, ведь нас ждет интрига сложнее. По уверениям искусствоведов, на полотне Ян Вермеер изобразил самого себя в качестве наблюдателя, лицом к публике, что является разовым случаем в его работах. Но и это не все.

Говорят, что в лице сводницы можно увидеть саму Марию Тинс, тещу художника, в чертах покупателя утех — ее скандального сына Виллема, а в той, что продает себя, Катарину, жену Вермеера… Сложно представить такой поступок у человека, который с детских лет безмерно любил свою супругу, ради свадьбы с ней отказался от собственной семьи и веры, готов был терпеть сварливый характер ее матери и жить в ее доме вечным просителем. Что заставило его сделать это? Как так получилось, что Вермеера осудило все делфтское общество, но сами Мария и Катарина закрыли на это глаза?

Одной из версий автор вводит подражание Вермеера Дирку Ван Бабюрену, картина которого с точно таким же названием — «Сводница» — была частью коллекции Марии Тинс и висела в ее доме. Удивительно, как поборница строгой морали, ее владелица, заметив, что из всех картин в доме гости обращают внимание только на эту, лишь попросила перевесить ее из прихожей в более укромное место, а не убрала вовсе. Сходство двух живописных произведений очевидно, только именно Вермеер удосужился общественного порицания и клейма изгоя (тут мы закрываем глаза на схожесть с «семейным портретом» и откладываем в сторону слухи, ведь «новоявленный католик еще хуже протестанта!», этого достаточно), что лишний раз доказывает восприятие искусства через двоякую личностную мораль. Что позволено одним, то запрещено другим.

По другой же версии картина является ни чем иным, как безмолвным криком самого Вермеера, в жизни мягкого и нерешительного деятеля искусства, мужчины, который не может ответить за оскорбление грубой силой, но делает это другим доступным ему способом, выплескивая красками всю свою обиду и злость на холст, чтобы не нарушить некогда данную клятву.

Что голландское общество прошлых столетий, что наше время — вопрос трудных внутрисемейных отношений до сих пор является актуальным, так сложно понять, как поступать правильно и на что мы способны, чтобы защитить своих близких, в чем наша слабость и сила.

Марию Тинс принято считать сложным человеком, контролирующим жизнь своей дочери и ее мужа, поставившей условие о смене вероисповедания жениха и проживания молодых в своем доме под личным присмотром, считающуюся ценителем живописи и постоянно критикующую работы зятя. Бывают дни, когда Катарина перенимает это настроение и сомневается в таланте собственного супруга, стесняясь его витания в облаках, обижаясь на неспособность взять на себя заботы хозяина дома. Но в другие дни она просто любит, смиряясь, принимая Яна таким, какой он есть.

Выбирающий мир света и красок Вермеер, постоянно слыша критику и пессимизм близких о своих полотнах, не оправдывающих их надежд, попросту прячется в своей мастерской. В его картинах много глубоких теней — не там ли скрывается весь негатив, который художнику сложно держать внутри себя? Его тяга к яркому цвету лазурита не есть ли отклик чистой души, умеющей видеть прекрасное даже в сером мире, искренняя и нежная любовь отца к своим детям и жене, то отталкивающей, то протягивающей руки и ждущей, когда же она станет для собственного мужа первее искусства?

Какой бы ни была истина, все эти люди прожили свою жизнь четыреста лет назад, они по-своему умели любить и переживать, делали ошибки и справлялись с трудностями, но настоящую историю знают только они сами. И «Девушка с жемчужной сережкой», и «Девушка с кувшином молока» для меня лишь повод задуматься о том, кем был великий Ян Вермеер в моменте — начинающим художником, сыном, мужем и отцом. Просто человеком.