Оглавление

Глава 1 У травницы

— Доброго утра, — поздоровался вставший к обеду барон Медякин, поглаживая отекшее лицо, после вчерашнего вечера.

— Доброго, — без особого настроения ответила Евдокия Ивановна, поправляя фалды модного платья. — Сергей, ты вчера весь вечер волочился… кх… ухаживал за своим… ммм… секретарем. Общество может заподозрить, что ты увлекся ею. Подумай о её репутации в конце концов.

— Ты и впрямь заботишься о репутации моего секретаря?

— Несомненно.

— Что ж, ты права. Вероятно, Николай Николаевич воспримет это как дурной тон. Сегодня же напрошусь к Яхонтовым на ужин; мне следует поговорить с ним. А где же Наталья Ильинична?

— Сказала, что отправилась проведать травницу. Это было утром. Рано утром. Но она всё ещё не возвратилась.

— Откуда ты знаешь? Ты так рано встала?

— Не говори вздору, — служанка уже доложила.

— Хорошо, тогда я по пути заеду за ней. Евдокия Ивановна поджав губы в тонкую нитку, вышла из гостиной: «Что толку с ним разговаривать, если он слушается эту ведьму и принимает все за чистую монету».

***

— Добрый день, Николай Николаевич, как же вы себя изволите чувствовать после вчерашнего балу? — осведомился барон Медякин, прибыв в гости.

— Благодарствую, чувствую себя превосходно, — ответил Яхонтов, обращаясь к супруге, — Глафира Петровна, будьте любезны, распорядитесь, чтобы в мой кабинет доставили наливочки. С этими словами полицмейстер предложил барону переместиться в кабинет.

— Здесь мы будем обезопасены от посторонних глаз, — заметил он, усаживаясь в мягкое кресло. — Неописуемая радость охватила меня по поводу вестей, принесенных вами на прошлой неделе. Наконец убиты эти злодеи, что причинили гибель семье моего брата. На сердце теперь легче и купцам безопаснее с товаром путешествовать стало. Как вы считаете? Осталось только найти душегуба, причинившего вред нашим девочкам.

— Безусловно, Николай Николаевич, разумеется, я, как и вы, рад тому, что империя наша избавилась от банды Копытина. Однако прибыл я с иным, более деликатным вопросом. Известно вам, что я сирота с некоторых пор, однако достиг в деле своём определённых высот. Возраст мой позволяет самому управляться с делами и владеть наследством родительским. О нерушимой репутации своей позволю себе сказать, что и в сыске имею некоторую успешность.

— К делу ближе, любезный, репутация ваша мне добре известна, да и о финансах ваших имею представление, — прервал его Яхонтов, уже изрядно пригубив наливочки, предвкушая, куда склоняется речь барона.

— Хочу я просить руки Натальи Ильиничны?

Яхонтов улыбнулся.

— А что ж скажет ваш дядя? Возможно, он иное намерение насчет брака имеет.

— Я уже писал Петру Людвиговичу, и он выражает согласие на брак наш с Наташенькой.

— И Наташа дала вам своё благосклонное согласие?

— Мне было бы неловко спрашивать Наталью Ильиничну об этом, не заручившись сперва вашим согласием.

— Если племянница моя не выскажет возражений, то и я, со своей стороны, не вижу причин для отказа, — заключил Яхонтов. Барон Медякин с облегчением выдохнул.

— Не соблаговолите ли, сударь, остаться на ужин? — осведомился Яхонтов.

— С превеликим удовольствием, Николай Николаевич, однако прежде мне надлежит забрать Наталью Ильиничну от травницы, к которой она изволила поехать, и переговорить с ней наедине. А уж потом, независимо от её ответа, мы непременно явимся к вам на ужин, — уверил барон.

— Что ж, будем ожидать вас к семи часам вечера. И Евдокию Ивановну прихватите, ежели можно. Ведь как же ваша сестрица весь вечер дома одна скучать будет.

— Непременно будем, — с готовностью согласился барон Медякин.

***

— Светланушка, душенька, куда это вы собрались в такую рань? И как же ваша нога? — удивилась Лилия Сергеевна, едва увидев дочь.

— Мама, мне уже полегчало. Я собиралась навестить травницу. Вы ведь знаете, именно она спасла мне жизнь. Да и думаю, прикуплю у неё травок разных, чтобы нога скорее выздоровела, — тараторила я, стараясь, чтобы мать не вздумала меня останавливать. — Не переживайте, меня Пелагея сопроводит, да и кучер, ежели что, сможет защитить.

Поблагодарив мать за завтрак, а к завтраку был очень приличный чай с мягкими и ароматными бцлочками, присыпанными корицей, я позвала служанку и велела ей известить Ахмеда о поездке.

— Звали, барыня? — вошел кучер, чернявый бородатый мужик кавказской наружности, осторожно оглядываясь.

— Да, Ахмед, будьте добры, отвезите мою дочь к травнице. Пусть Пелагея присмотрит за ней — негоже незамужней девушке разъезжать одной.

— Слушаюсь, барыня, — поклонился кучер и вышел, чтобы припрячь коней в карету.

— Август-то какой солнечный, ни облачка, — щебетала Пелагея.

— Август лишь начался, — ответила равнодушно я.

— Барышня, что-то вас беспокоит? — с удивлением заметила Пелагея, отмечая непривычную сдержанность своей хозяйки. Ранее Светлана была куда более разговорчива с нею. Однако после происшествия, когда её жизнь едва не оборвалась, в ней что-то изменилось. Светлана стала более взрослой, серьезной и молчаливой. Даже с родителями она теперь говорила, словно на равных.

***

Муза Карловна выказывала явное недовольство супругу своим раздраженным тоном:

— Григорий Павлович, да что же вы так потакаете нашей Танюше? То собаку эту ей дозволили оставить прямо в доме, теперь вот отпустили её к этой ведьме? А ежели с ней что снова приключится?

— Муза, прошу вас, успокойтесь, Танюша уже взрослая барышня, и через месяц, станет замужней женщиной. Неужто вы намерены опекать её и после свадьбы? Полагаю, её супруг будет весьма оскорблен вашим вмешательством в их семейную жизнь. Осознайте, дорогая, что наша дочь выросла, и сама разбирается, куда ей можно отправляться, а куда не следует, — отвечал доктор Лепехин строго, намекая на её излишнюю опеку. — К тому же с ней Дашка поехала, я сам видел.

— Тоже мне, пригляд, — не сдавалась Муза Карловна.

***

Две кареты и фаэтон, на крыше которого сидел вороненок, преградили узкую улочку в Большой Кикиморской слободе, вызывая оживление среди местных жительниц.

— Чего это у Эльги случилось, опять господа нагрянули. Али кто-то важный пострадал, — высказала общее мнение дородная, вездесущая Ефросинья.

— Вон слуги у карет стоят, поди спросим их? — предложила бабка Нюра.

Дашка с Пелагеей болтали без умолку, лузгая семечки между делом, за ними приглядывал Семён, кучер Лепехиных. Молчаливый Ахмед сидел на своём месте, прикрыв глаза.

— Не разговорчив он у вас, — кивнул Семён в сторону Ахмеда.

— За то его барин, Сергей Николаевич, и ценит, — с важным видом заявила Пелагея.

— А чего ваша-то к травнице поехала, аль плохо себя почувствовала? — спросила Дашка.

— Ногу подвернула, даже на балах в прошлый раз танцевать отказалась. А раньше-то как танцы любила, — рассказала Пелагея.

— А наша всё больше молчит, раньше бывало всё мне перескажет, а уж после того случая, как воды в рот набрала, — поделилась Дашка.

— Да, чуть не померли барышни-то наши, вот и изменились в поведении. Взрослыми разом стали, — заключил Семён с пониманием.

— А кто же фаэтоном правил? Кто Наталью Ильиничну привёз? — поинтересовался Семён.

— Так знамо кто, — откликнулась всезнающая Дашка. — Барон Медякин слугу своего верного Харитона из самой столицы привёз и к Наталье Ильиничне в охрану установил. Говорят, никому более не доверяет. Он из бывших солдат, пороху понюхал.

— А ты откуда про то знаешь? — удивился Семён.

— Так ты ж нас с Татьяной Григорьевной сам к Медякиным возил. Так я там и подсмотрела, да подслушала, — хвасталась Дашка.

— А где он? — осмотрелся Семён.

— Вон, у дерева стоит, с внуком травницы разговаривает. А внук-то у травницы изрядный краснодеревщик. У самого Силантия в учениках был, — объяснила Пелагея. Дашка глянула в сторону разговаривающих.

— Пойду я водицы попрошу испить, а то жарко больно, — улыбнулась Дашка.

— Ой, лиса, уже и хвост распушила, думает, он на неё взглянет. У него таких Дашек, верно, целый воз, — усмехнулась Пелагея.

— А чего ж завидуешь? Сама ведь года свои прожила, в невесты к Федору уже не пойдешь, так, думаешь, другим не стоит свою судьбинушку обустраивать? — осадил её Семён.

— Да, говорят, он грамотный, и абы на кого не заглядится, — прошипела Пелагея, то ли от злости, то ли от обиды.

***

— Знать, это Еганов Игнат Фомич, — покачала головой Эльга. — И бандитскую ватагу Ваньки Копытина, выходит, он прикончил. Был Васькой Лопатиным, а теперича в Еганове обжился. Барином стать вздумал, видать. Как же семья его тёмной сути не приметила?

— Барон Медякин поведал мне, когда мы с бала домой возвращались, что они всего год назад в Вятку переехали из-за долгов. Отец его имение проиграл в карты, так что они столичный дом внаём отдали, а сами на те деньги в Вятке и живут. Да ещё и Игнату Фомичу пришлось в гимназию на службу устраиваться. Батюшка его от горя заболел да слег. Приступ с ним приключился, — поделилась Наташа.

— Но ведь, выходит, он плохих людей устранил. Интересно, а как при революции поступит, на чью сторону встанет? Может, не следует пока его душу в сосуд заключать? — задумалась я.

— Да, дела, — отозвалась Татьяна.

— Не запамятовали вы случаем, что он вам угрозу несет? Да и скольких ещё девиц погубит, — предостерегла Эльга.

— А как у вас дела-то, невестушки? Уж прижились в семьях-то али как? — перевела она разговор.

— Прижились, — ответила Наташа.

— Ты что-то видела, Эльга? Опять травку курила, — с любопытством спросила я.

— Видела, видела. Вот Танюша замуж в сентябре пойдёт, а Наташа следом за ней последует, — улыбнулась травница.

Мы с Таней переглянулись.

— И что ты молчишь? — спросила Татьяна. Наташа лишь пожала плечами.

— Что у тебя с карьерой журналистки? — перевела стрелки Наташа.

— Отец поговорил с дядей. Вы помните, он главный редактор «Вятских губернских ведомостей». И вот, дядя поинтересовался, о чём может писать молодая девица, не ведающая жизни? А я ответила, что могу писать о политике, например, что власть имущие игнорируют очевидное, что нам грозит революция, и что нужно улучшать условия рабочих, дабы избежать кровопролития, — откровенно призналась я.

— И? — в унисон спросили подруги.

— Дядя упрекнул отца, мол, это его влияние, и что подобные вещи юной девице знать не следует. А отец уверял его, что ничего такого мне не говорил. И потом они оба стали расспрашивать, в каком это подпольном социалистическом кружке я состою, — с кривой ухмылкой поведала я.

— Ой, дура, — отреагировала Наташа. — Совсем с ума сошла. Ты правда думаешь, что сможешь своими статьями изменить ход истории? Революции нам не избежать.

— Я уже поняла, что погорячилась. Так что просто напишу художественную книгу о ясновидящей, которая расскажет о ближайшем будущем. Дозировано и осторожно.

— Ну-ну, флаг тебе в руки и барабан на шею, — прокомментировала Татьяна мой последний аргумент с иронией.

— Давайте вернемся к Еганову, — повернула я разговор в нужное русло.

Эльга молча слушала нашу перебранку, а потом не удержалась и спросила:

— А в Вятке-то останетесь? Али куда от вашей революции сбегать намерены? Да и мужей-то своих как уговаривать будете?

— Надо будет подумать, — ответили мы. — А ты с нами?

— Мне всё равно тут оставаться нельзя, — сказала она, и внезапно морок исчез. Перед нами предстала красивая азиатка, на вид около тридцати пяти лет, со светлыми волосами и ярко голубыми глазами.

— Обалдеть, — выдохнули мы.

— Это мой истинный облик, — заговорила она теперь совсем иначе.

— Ты действительно мало на наших женщин похожа, — заметила я.

— Живу в вашем мире уже шестьдесят четыре года, и приходится притворяться, будто старею. Фёдор считает меня своей бабушкой, а в истинном виде показываться не гоже. Так что как только женю «внука», оставлю ему дом и перееду.

— Так и будем бегать от Еганова? Или всё же подумаем, как от него избавиться? — напомнила Наташа.

— Но, мы выяснили, что иногда он бывает и полезен для общества, — заметила Таня.

— А расплата за его пользу — девичьи жизни. А что, если он снова на нас нападёт? И к тому же он ещё не понял, как мы выжили, вряд ли оставит этот вопрос без ответа. Нет, надо от него избавляться, — решительно сказала я.

— Согласна, — поддержала Наташа.

— Где же твой сосуд, Эльга? Все ли помнят заклинание, которое переместит его душу в него? — спросила я. Девушки кивнули.

— Читать заклинание придётся той, у кого будет сосуд. Да и стоять смирно, дожидаясь конца заклинания, он вряд ли согласится, так что нужно что-то придумать. Можно попытаться опоить его сон-травой, — советовала Эльга, вешая мне на шею кулон-кувшин на серебряной цепочке. Он переливался и светился словно бриллиант на солнце.

— Имей ввиду, он может почувствовать его силу и сбежать, — предостерегла Эльга. — Или вовсе отобрать. Он ведь магию Каллахии излучает. Я спрятала украшение под одежду, решив позже надёжнее его укрыть.

Только мы уселись за стол перекусить, как раздался стук в дверь. Эльга пошла открывать, и мы переглянулись.

— Добрый день, Эльга, могу я увидеть Наталью Ильиничну? — на пороге стоял барон Медякин.

— Проходите, барин, — ответила Эльга, накинув на себя морок старушки. — Потрапезничайте с нами, чем бог послал.

— Благодарствую, — ответил он, усаживаясь рядом с Наташей за стол. Пока мы обсуждали наши вопросы, Наташа быстро замесила тесто, а Таня занялась измельчением мяса на фарш. Я же лепила пельмени. Эльге нравилось это блюдо и мы решили ее порадовать. Лето стояло на дворе, и много лепить не пришлось, морозилок в то время не было, а жаль. Мы лишний раз попереживали о том, как нам было хорошо в двадцать первом веке. Аромат сваренных пельменей стоял на всю избу.

— Интересные подает вам тут бог кушанья, — с любопытством принюхался Медякин. — Как в ресторане. Уж не Наталья ли Ильинична содействовала?

— Эти барышни все в искусстве кулинарии хороши, — похвалила нас Эльга.

— Ну, это и понятно, подруги, секретов друг от друга не держат, — заметил барон Медякин.

Перекусив, начали собираться по домам.

— Как ваша нога, Светлана Сергеевна? — поинтересовался барон Медякин.

— Лучше, благодарствую. Вот приехала к Эльге травок прикупить, на врачей надежды мало, — ответила я, протягивая Эльге деньги. Она вышла в сени и вернулась с холщовым мешочком сушеной травы, шепнув: — Сон-трава. Я кивнула в ответ. Мы вышли на крыльцо. Эльга также вручила нам по свежеиспечённой булке: — Слуг покормите, а то они давненько тут стоят, вас ожидаючи.

***

— Что-то вы долго, барышня, — заметила Дашка, жуя вкусную выпечку.

— Подружек повидала, разговорилась, — ответила Татьяна, отворачиваясь, давая понять, что продолжать беседу не желает.

— Так ведь недавно на балу виделись, Муза Карловна осерчает, ругать вас будет, — не унималась Дашка, но ответа больше не последовало.

«Столько времени у Эльги просидели, а план, как душу колдуна в кувшин заманить, так и не придумали,» — задумалась она. Семён понукал лошадей, и карета, останавливаясь лишь на перекрёстках, стремительно доставила их до дома.

«Дом, милый дом,» — подумала Татьяна, глядя в окно кареты. Семён подал барышне руку, и она, уже привычно, неспешно спустилась по ступенькам и остановилась на крыльце. Слуга пошёл распрягать лошадей, а Даша, задержавшись, смотрела на замершую у клумб хозяйку.

— Цветы бы полить, завяли, — приказала она и вошла в дом.

— Наконец-то. У нас гости тебя дожидаются, а ты всё по травницам ездишь, — зашипела тихо Муза Карловна на ухо дочери. Таня отстранилась, прошла в гостиную, приветливо улыбнулась гостям и поздоровалась. Чарли радостно махая хвостом, забежал в комнату и улегся у хозяйки в ногах.

— Все хорошо, непрошенных гостей не было? — спросила она мысленно пса.

— Все спокойно, хозяйка, — ответил он.

— Ага как в Багдаде, — пошутила она в ответ, но стоило отвлечься от ментального общения с фамильяром и вернуться в реальность.

— Танечка, я так скучал без вас, — воскликнул Марк, вскочив на ноги. — Что вы делали у этой страшной старухи?

Очень хотелось пошутить: «Кровь младенцев пила», но, подумав, что шутка не будет оценена, она сказала:

— Купила у неё успокоительный сбор для маменьки. Она очень нервной стала в последнее время.

— Ах, эта подготовка к свадьбе так изматывает мои нервы, — призналась Муза Карловна.

Таня же подумала: «Скорее бы уже свадьба, а с Марком я как-нибудь разберусь».

— Мы приготовили Ваше приданое. Поместье ждёт молодых, — с улыбкой говорила Муза Карловна, поглядывая на будущего родственника.

— Что ж, отлично, — кивнул Штефан Вайс, с одобрением заметив:

— Моя будущая невестка становится всё краше с каждым днём. И, как видно, здоровья у неё как у молодой кобылки. Надеюсь, Марк, ты не заставишь нас долго ждать внуков.

Марк покраснел как девица, Муза Карловна ахнула, будущий свёкор рассмеялся, а Татьяна осталась невозмутимой и никак не отреагировала на шутку старшего Вайса.

— Завидное самообладание, учись, сын. Впрочем, я доволен своей будущей невесткой.

Пока Татьяна развлекала своих будущих родственников, Медякин тем временем решился сделать Наташе предложение.

— Наталья Ильинична, позвольте вас довезти в карете, — сказал Медякин, а сам махнул Харитону следовать за ними на фаэтоне.

— Наталья Ильинична, Наташенька, мои чувства к вам самые серьёзные. Как только я увидел вас, сразу же был очарован… вашим умом, — произнёс барон Медякин. А сам малодушно подумал, «из кареты она ведь не выскочит».

— Увидели мой ум? — с удивлением переспросила Наташа, поразившись его красноречию. Однако, помня наставления Эльги: не умничать, не сдержалась.

— То есть, хотел сказать, конечно, красотой.

— Так вы уже определились? — Наташа лукаво улыбнулась, подначивая его.

— С чем это, прошу прощения? — несколько озадаченно спросил барон.

— Что во мне более прекрасно — ум или красота? — продолжила кокетничать Наташа.

— Всё шутите, а впрочем, да, определился. Ум ваш замечателен, и красота ему под стать.

— Я согласна.

— Вы меня осчастливили таким ответом, — обрадовался барон.

— Чем же это? — с лёгким удивлением спросила Наташа.

— Как чем? Тем, что согласились стать моей женой, — ответил барон, несколько озадаченный.

— А вы просили меня стать вашей женой?

— На что же вы тогда сказали, что согласны?

— На то, что мой ум под стать моей красоте.

— Ах, да, разумеется. Но всё же, я прошу вас стать моей женой.

— Вы уже обсудили с моим дядей сей вопрос?

— Разумеется, и он сообщил, что его согласие будет зависеть от вашего.

— Что ж, Сергей Иванович, не буду вас мучать понапрасну, я согласна стать вашей супругой.

— И вы согласитесь переехать со мной в Петербург? Потому что я намерен разыскать убийцу Лукерьи Лакутиной, и того, кто напал на вас и возвратиться обратно.

— Конечно, и я окажу вам в этом помощь.

— Тогда нам незачем медлить и следует поспешить на ужин к вашему дяде. Кроме того, нам надлежит забрать с собой в гости к нему мою сестру.

Наташенька, я понимаю, что вы с Евдокией не очень ладите; она уж слишком высокомерна. Но в нашем доме вы будете хозяйкой и диктовать ей свои условия.

— Я поняла, благодарю вас, Сергей Иванович.

***

— Ах, батюшки, сколько дел прибавилось! Надо же подготовить всё к свадьбе, нашить нарядов, выбрать ресторацию! — всполошилась Глафира Петровна от приятных новостей.

— Но дядя написал мне, что он желает сыграть свадьбу в Петербурге, — попытался возразить барон Медякин.

— Николай Николаевич, как же так? Наташенька здесь родилась и выросла, вот и поместье ей в приданое подле Вятки. Что же вы намерены уехать в Петербург? — пыталась найти поддержку со стороны мужа Глафира Петровна. — Да вы посмотрите какая у нас красота, какая природа.

— Я, Глафира Петровна, вырос в Петербурге, там и кабинет свой по частному сыску имею. А сюда я направлен министерством полиции, так сказать, в помощь вашему мужу. Вот найдем душегуба, и все мои дела в Вятке закончатся. Так что мы всё равно планируем с Наташенькой обосноваться в Петербурге. Я уже и поддержкой моей ненаглядной невесты заручился, — завершил свои аргументы барон, несмело задев руку Наташи. Та улыбнулась, встала и открыла окно. Ей показалось душно. В гостиную сразу же повеяло летней прохладой.

— Наташенька, а как же поместье? — перевела она взгляд на вернувшуюся за стол племянницу.

— С поместьем всё будет в порядке, тетушка. Я организую там мануфактуру по изготовлению мебели, и она будет приносить хороший доход. Дядя от такой предприимчивости племянницы только крякнул, барон по привычке поднял левую бровь, но благоразумно промолчал, а сам задумался:

«Никак не могу понять, откуда в ней эта деловая жилка! Придумать, как наладить мануфактуру, прямо сию минуту… Этому, что, в Вятской гимназии учат? Даже столичные барышни в Петербурге с их смольнинским образованием не дотягивают. Да, они казались мне напыщенными дурами, способными лишь блестеть на балах и менять наряды. А тут — такая находка! Истинная жемчужина. Дядя прав был, упрекая меня за завышенные требования к девицам. Такая, как она — одна на миллион. Хорошо, что успел посвататься к Яхонтовым, пока другой не увёл такую рассудительную невесту. Теперь ясно, почему они с Евдокией общий язык найти не могут. Совсем разные: Наташа дело любит, а не музыку. Хотя Наташа тоже остра на язычок, спуску Евдокии не даст.

— Помощь нужна? — осведомился Николай Николаевич у племянницы.

— Да, мне требуется найти художника для гравюры рекламы. Узнать бы, кто у нас на Вятке занимается лесом, да кто из купцов, торгует скобяными изделиями и растворами для окрашивания древесины. Людей на мануфактуру я поручила найти Фёдору. Он станет старшим мастером.

— Наташенька, ты ведь забыла о счетоводе и приказчике, — напомнил дядя, с уважением взглянув на племянницу.

— Нет, дядюшка, не забыла. На первое время сама этим займусь, а позже найду замену.

— А куда крестьян из поместья погонишь? Они, чай, не краснодеревщики, — спросила тётка, пристально глядя на неё.

— Никого силой не вышлю. Кто захочет, пусть идёт работать на мануфактуру; кто землицу любит, тому дам советы по улучшению посевной и пересмотрю условия аренды. Барон переглянулся с Глафирой Петровной.

А Николай Николаевич улыбнулся в усы: — Не передумали жениться, барон?

— Нет, — без тени сомнения ответил тот.

— А помещение для мануфактуры своей посреди огородов собираешься ставить? — не унималась тётка.

— Нет, я приспособлю дом, он велик, да и жить мы там всё равно не будем. Зачем ему без толку простаивать, — произнесла Наташа, осознавая, не переборщила ли. Главное, чтобы тетка пирогами не закидала после сказанного. Но нужно сразу дать понять и родственникам, и будущему мужу, что я настроена решительно. Тётке от слов своей племянницы сделалось нехорошо, она постоянно поглядывала на мужа. Николай Николаевич погрузился в раздумья, а Наташа продолжила:

— В задних комнатах я организую мастерские, а при главном входе будут кабинет приказчика и салон для образцов мебели.

— Да, Наташенька, ты удивила; даже я не задумал бы лучше. У тебя, конечно, имеются кое-какие сбережения, но не столь значительные, чтобы поставить отдельный заводик. А ты смотри, как выкрутилась, и возразить нечего. Ну да ладно, поместье ваше; как с мужем уговоришься, так и будет.

Итак, Наташа в ожидании своей свадьбы занята мануфактурой, Таня — подготовкой к торжеству и переездом в поместье. А я всё-таки села писать книгу о ясновидящей. Чёрт, как же не хватает компьютера, ну что за беда! Писать перьевыми ручками — одна морока: помарки, кляксы, «Ъ» — в конце слов, где-то писаря нужно найти, чтобы на чистовик мой текст мог переписать для типографии. Колдуна мы отыскали, работать журналисткой, чтобы получать свежие новости о трупах, смысла не вижу. Тане тоже не придётся работать патологоанатомом, да она особо и не горела желанием. Все при деле, но придется быть осторожными. Макс запрыгнул мне на колени и как настоящий кот затарахтел свою песню. Я почесала его за ушком. Раз он спокоен, значит поблизости нет врагов.

Глава 2 Колдун

«Что происходит. Девки живы, или это не они. Эльга смогла призвать ведьм из нашего мира? Или из потустороннего? Я не почувствовал их души. Или она смогла воскресить мертвых. Да нет же. Она не может владеть такой магией. Или может. Они просто похожи на них. Она специально… нет, нет, нет, морока на них точно нет. Выглядят один в один, как мои жертвенницы. Что же делать. Может стоит побыстрее вернуться в столицу. Отправлю „батюшку“ в Кошкино и можно будет переехать в Петербург.» Игнат Фомич возвращался после бала, который давали Холодковские, в отвратительном настроении. Мысли путались, роились в голове как пчелы в улье.

Его отец, Фома Игнатьевич, уже чувствовал себя лучше, но по какой-то причине отказался от приглашения на бал и дожидался сына дома.

— Ты ненадолго задержался на танцах, — заметил отец, входя в комнату.

— Я не ради танцев ездил на бал, отец. Вёл переговоры с высокопоставленными чиновниками, налаживал связи. Получил приглашения на ужин. Если мы их примем, надо подготовить ответные визиты. Значит, мне нужно нанять прислугу и привести дом в порядок.

— А вы-то что, батюшка, отказали себе в удовольствии поехать на бал? Костюм вам в ателье успели пошить. Так в чём истинная причина?

— Не хочу, чтобы на меня смотрели с сочувствием и осуждением. Высшее общество этого провинциального городка прекрасно знает, почему я здесь оказался. Почему мы здесь оказались.

— В таком случае, батюшка, советую как можно скорее заняться делами в Кошкино. Вы уже достаточно здоровы, чтобы управлять хозяйством.

— Ты прав, сын мой. Но для восстановления хозяйства нужны средства, а я не знаю, в каком состоянии наш цех.

— Я дам денег.

— Тихон, готовься к отъезду, — крикнул Игнат Фомич слуге.

Старый слуга вошел в кабинет хозяина с мятым картузом в руках.

— Звали, барин? — обратился он к Игнату Фомичу, не взглянув на старшего из Егановых. «Потерял уважение даже перед прислугой. Нужно злиться не на слуг, а на себя,» — подумал Фома Игнатьевич.

— Собирайтесь с Ефросиньей в поместье. Батюшка будет занят делами в Кошкино, но ему нужен присмотр, чтобы вовремя принимал лекарства и не забывал поесть.

— Да как же, барин? Ведь по вашей милости мы домик купили, все деньги туда вложили, до копейки.

— В аренду его сдай.

— Как же я успею аренду уладить?

— Хорошо, я приказчику новому скажу, чтобы сдал и присматривал за ним, деньги за аренду получишь, когда из Кошкино вернётесь. Или оставайтесь там с батюшкой, а я деньги с нарочным перешлю.

— За что милость такая, барин. Да зачем приказчику нашим домом заниматься? Его ли это дело?

— Прикажу, его будет. Ты служил батюшке верой и правдой, и в трудные дни нас не оставил. Так это плата тебе за верность.

Слезы навернулись у Тихона на глаза от таких слов благодарности. Грубой рукой он вытер шмыгнувший нос, покинул кабинет и пошел искать Ефросинью.

— Разжалобил ты старика, Игнат. Не узнаю я тебя. Другим ты стал, добрым, — внимательно смотрел на него старший Еганов.

— А перед кем мне бисер метать? Перед слугой? — с удивлением произнёс сын.

Отправив батюшку и старых слуг в Кошкино, Игнат Фомич занялся поиском нового персонала. На базаре царила суета.

— Чего изволите искать, барин? — подошел широкоплечий, ещё молодой мужик с руками-кувалдами.

— Дом мне потребуется отремонтировать, взял бы кого, — сказал Игнат Фомич, осматривая здоровяка.

В течение пары часов к Игнату Фомичу подошло ещё несколько мастеровых. Каждый из них предлагал свои способности: один был каменщиком, другой — маляром. Сговорившись с бригадою о работах и оплате, он отправился подать объявление в «Губернские ведомости» о поиске приказчика. Также он решил принять приглашение на ужин от нынешнего предводителя дворянского собрания, прежнего отставного майора, Матвея Тарасовича Обухова.

— Здравствуйте, Игнат Фомич. Что же, вы один? Слышала, ваш батюшка оправился после удара, — приветствовала его Мария Антиповна Обухова с самой светлой улыбкой.

— И вам добрый вечер, уважаемая Мария Антиповна. Матвей Тарасович, рад, очень рад нашей встрече. Батюшка уехал в поместье, дела, знаете ли, дела. Вот как поправился, так сразу и уехал. В Кошкино его мудрый пригляд нужен.

— Да? А я слышала, что поместье вроде бы не ваше оно… — пыталась подобрать слова Мария Антиповна, но Матвей Тарасович пришёл на выручку.

— Говорят, вы его обратно выкупили?

— Так точно, Матвей Тарасович, в карты деньжат выиграл и выкупил.

— Так, стало быть, вы тоже играете, и печальный опыт вашего батюшки вас не смущает?

— А