Роман «Mittelreich» (2013) — семейная сага в лучших традициях жанра. История семьи, управляющей усадьбой на озере в Баварии, неразрывно связана с историей Германии ХХ века. Эпическое повествование о судьбах трех поколений оборачивается рассуждением о судьбе страны, о войне и разрушении, старой власти и новых хозяевах жизни.
Ұқсас кітаптар
Пікірлер12
👍Ұсынамын
💧Көз жасын төктіреді
Семейная сага в деревне, как менялась жизнь за 50-70 лет, отношения, правительство, люди
👍Ұсынамын
Роман Йозефа Бирбихлера можно смело назвать полифоническим, столь многоголосым он оказывается. Но голоса в нем не несут идеи, они скорее напоминают партии инструментов в симфоническом оркестре, расположившемся на живописном берегу озера и исполняющем симфонию. Это удивительно музыкальная книга, в которой есть место и трагическому, и комическому. Поэзия рождается именно в сочетании голосов, порой грубоватых, порой незначительных, незаметных, ничтожных, на фоне большой истории. Если выхватить их из контекста они кажутся нелепыми и даже абсурдными, но именно в этом выражается нежность и сострадание рассказчика к хрупкому и беззащитному миру, описанному в романе, миру маленькой прибрежной деревушки.
Дәйексөздер57
Домой и в постель Кирстен вернулся уже не возлюбленный, а пьяница, который бил жену почти каждый день.
Все в ней его раздражало: речь, запах, белая как масло кожа, светлые волосы, деликатность, ум и образование. Он чувствовал, что это давит на него, видел угрозу в Кирстен, воспринимал ее правильную речь как проявление власти над ним. Сравнивая себя с женой, он ощущал собственную ущербность и избивал Кирстен, чтобы низвести ее до животного состояния и почувствовать себя равным ей.
Все в ней его раздражало: речь, запах, белая как масло кожа, светлые волосы, деликатность, ум и образование. Он чувствовал, что это давит на него, видел угрозу в Кирстен, воспринимал ее правильную речь как проявление власти над ним. Сравнивая себя с женой, он ощущал собственную ущербность и избивал Кирстен, чтобы низвести ее до животного состояния и почувствовать себя равным ей.
Изменяться — выше моих сил. А дети меняются, и это невыносимо для меня. Вынести можно только то, что пережил сам. Видеть собственную потерянную юность в детях нестерпимо, хотя это и закономерно. Такая закономерность унижает того, кто остался в прошлом. В их возрасте я слушался отца и не настаивал на своем. Потом подчинился государству и безропотно пошел на войну. Я посвятил юность родителям и обществу. А дети тычут мне в нос своей юностью.
Я, правда, никогда не был нацистом, но и противником нацистов меня не назовешь, просто будем думать так, как думают все…
