Оглавление

***

— Кун Юань, ты меня любила? — Сэнь Вэй склоняется над девятихвостой лисой, его шелковистые перья на накидке колышутся в нежном вечернем ветре. Лиса, с изумрудными глазами, смотрит в небесную бездну, словно пытаясь разглядеть в ней ответ на мучительные вопросы. Мягкий свет луны обливает их серебристым сиянием, подчеркивая сказочную атмосферу этого мгновения.

— Любовь, — тихо произнесла лиса, — как ветер: невидима, но ощущаема. Ты всегда искал в ней смысл, но понимание приходит лишь с годами.

Сэнь Вэй вздохнул, его сердце колотится, как будто каждое слово лисы отозвалось в глубине его сущности. Он вспомнил о тайных встречах, о смехе, который наполнял ночи, о обещаниях, что уносились к звездам.

— Так это была не просто игра? — спросил он напряженно.

Кун Юань опустила голову, ее хвосты, сверкающие в лунном свете, тихо колыхнулись.

— Игра? Может быть. Но мои чувства никогда не были игрой. Я любила тебя Владыка демонов…

Сэнь Вэй почувствовал, как его душа сжалась от этих слов, словно в них заключалась вся невыносимая тяжесть любви. Он шагнул ближе, запечатлевая в памяти каждый миг, каждое прикосновение, заполнившее их сердца теплом. Она сделала шаг ближе на встречу, и ветер принёс с собой запах цветов, расцветших под светом луны.

— Прощай… — прошептала Кун Юань, и в ее голосе звучала нежность, словно цветок, который распускается лишь на мгновение. Она повернулась, чтобы скрыть слезы, отражающие ту бездонную тоску, которую она носила в сердце.

Сэнь Вэй почувствовал, как его мир рушится. В каждом ее жесте, в каждом взгляде он обнаруживал частицу себя, и теперь эта частичка ускользала из его жизни. Он был Владыкой демонов, но его сердце всегда тянулось к ней, как цветок лотоса к солнцу. Словно прочерченный невидимой нитью, их судьбы были связаны, и разрыв был равносилен потере самой души.

— Ты не можешь просто уйти, — произнес он, пытаясь остановить время, которое уже начинало стирать их воспоминания. — Мы можем найти путь обратно…

— Каждый выбирает свой путь, Сэнь Вэй, — тихо ответила она, оборачиваясь. — Но иногда, чтобы найти себя, нужно отпустить то, что тебе дорого…

Извините за возможные ошибки в этом тексте. Мы постарались, чтобы он был как можно более точным с точки зрения орфографии благодаря проверке ИИ. Тем не менее, каждый, кто читает этот текст, должен помнить, что перед ним есть выбор: пройти мимо или углубиться в содержание данного произведения. За словами скрываются аккорды чувств, и если каждый звук резонирует в вашей душе, то, возможно, стоит задержаться и внимательнее вслушаться в эту симфонию.

Ведь текст — это не просто набор букв и слов, это целый мир, приглашение войти в мир идей и эмоций, отправиться в путешествие по страницам, где каждый поворот сюжета несет тайну. Хотя извинения автора могут создать тень сомнения у некоторых, для других это будет приглашением исследовать, рискнуть окунуться в глубины строки и найти там что-то свое, уникальное.

Итак, дорогой читатель, выбор за вами. Позвольте тексту быть проводником, или же благословите его своим невниманием, даруя шанс быть замеченным тем, кто в поисках.

Пролог

Ранняя осень, природа медленно начинает готовиться к зимнему сну, окрашивая окружающий мир в теплые, приглушенные тона. Деревья, некогда роскошные и зеленые, постепенно превращаются в настоящие произведения искусства. Их кроны наполняются золотыми, оранжевыми и красными оттенками, будто художник, вдохновленный сменой времен года, не жалел самых ярких красок для своей палитры.

Шелест листвы под ногами напоминает о том, что время движется вперед, и с каждым порывом ветра листья устремляются в свой последний воздушный танец, покидая ветки деревьев. Это создаёт ощущение хрупкости и эфемерности момента, как будто осень старается запечатлеть в памяти наше собственное временное существование. Деревья же, освобождаясь от листьев, на время обнажаются, раскрывая свои истинные формы и линии, такие скромные и строгие в своём зимнем ожидании.

Клан Тигрового когтя зажёг факела, прислужницы снуют туда сюда, ожидая повитуху.

В этой таинственной и волшебной сцене, где природа будто бы затеяла собственное представление, начинается вечер. Закатные лучи солнца окрашивают небо в оттенки розового и фиолетового, оставляя последние отблески дня на листве, как будто заключая его в золотую рамку. В воздухе стоит запах влажной земли и осенних трав, словно природа сама себе подготавливает мягкое покрывало для зимнего сна.

Андри Ёэ в волнении ходит словно заведённый протаптывая один и тот же путь возле покоев Цунадэ. Он не властен войти. Его дорогая супруга ждет своего часа, и он не смеет нарушить установленный порядок, хотя каждое мгновение ожидания кажется ему вечностью. Небо уже полностью затянулось вечерними сумерками, оставляя лишь слабые отблески света на горизонте. Внутри покоев слышны приглушенные шаги и тихие голоса, каждый звук отдаётся в сердце Андри, как удар колокола.

Паутина неясных мыслей и тревог охватывает его разум. Ли Андри Ёэ размышляет о том, каким будет их новый мир, когда в их жизни появится новый член семьи. Мучительные вопросы, как свет зари, разрывают его душевный покой: сможет ли он быть достойным отцом, быть опорой и защитой для своей семьи? Смогут ли они встретить все трудности, как встретила их осень — с тихим достоинством и уверенностью в неизбежности перемен?

Внезапно, в тишине вечерних покоев, раздается крик вопль боли Цунадэ. Этот звук разрывает тишину и наполняет его сердце страхом. Андри Ёэ как будто падает во тьму, но в то же время. Он замирает, не решаясь двинуться.

Наконец, дверь открывается, и повитуха опустив глаза сжимая в своих окровавленных руках полотенце шепчет.

— Мастер Андри Ёэ прошу войти вас, — произносит она, и для Андри мир перестает существовать вне этого мгновения. Как только он входит, его словно ошпаривает током. Тусклый свет комнаты будто предзнаменует потерю надежды. Юноша едва дышит, его возлюбленная супруга лежит едва живая на кровати, её белокурые волосы раскинуты по подушке, как золотистые лучи солнца, наползающие на поверхность воды в момент заката. Её глаза, обычно яркие и полные энергии, теперь прикрыты, в длинных ресницах запутались солёные слезы. Андри застыл на пороге, сердце его мучительно сжалось, тело охватил озноб. Ему казалось, будто время замедлило свой ход, навсегда запечатлевая этот момент в его памяти. Кровать испачкана в крови Цунадэ. Он едва осмеливается подойти ближе, боясь нарушить хрупкое равновесие между жизнью и смертью, которое кажется застыло в воздухе. В это мгновение, в столь нешуточный час, он ощущает, как его собственное существование дробится на осколки — каждый из них открывает перед ним новую грань неизведанного. Взгляд его прикован к супруге, и Андри молится, чтобы волна боли, что пронзает его сердце, не была последним прощальным страданием перед уходом любимой.

Медленно, с величайшей осторожностью, словно стараясь не разрушить самое малейшее движение, Андри приближается к постели. Повитуха стоит рядом, её голос звучит как проклятье.

— Мастер Андри Ёэ, роды очень тяжёлые мы боремся за жизнь, но… вы должны выбрать мать или дитя.

Мир Андри рушится в одно мгновение, словно карточный домик под дуновением ветра. Вопрос, поставленный повитухой, звучит как безжалостный ультиматум судьбы. Время здесь, в этой комнате, замерло, и каждый вдох кажется ему усилием против течения, против жестокой реальности данного выбора. Андри Ёэ медленно садиться на колени, рядом с супругой, медленно переплетая свои пальцы и её вместе, смотрит не отрывая своего печального взгляда от Цунадэ, её лицо спокойное, но бледное, словно мерцающее в полумраке. Её дыхание едва слышно, как шепот осеннего ветра, и он понимает, что сможет потерять её в любую секунду.

Внутри мастера Ли Андри разгорается борьба, как буря, грозящая разорвать его на части. Его взгляд скользит к повитухе — её глаза полны сострадания, но вместе с тем и тверды. Она ждёт ответа, и времени на раздумье не остаётся. Кажется, что весь мир ждёт от него решения, которое ни один человек не должен принимать в одиночестве. В голове у него проносятся образы будущего, в котором он либо останется с Цунадэ, либо будет помнить её лишь по воспоминаниям, обнимая их ребёнка — плод их любви и надежд.

Андри Ёэ продолжал стоять на коленях перед своей возлюбленной, держа её руку, его разум заполнили бесчисленные мысли и эмоции, сталкивающиеся друг с другом, оставляя за собой оглушительное эхо. Вспомнились моменты их совместной жизни: первые встречи, обещания, данные под звездами, и сейчас — в этой комнате, полной трагического молчания. Он не может представить себе жизнь без Цунадэ, её смеха и приключений, которые они обещали разделить. Но, как он сможет жить, зная, что его ребёнок никогда не узнает материнскую ласку и любовь?

Руки Андри задрожали, его сердце билось в ритме ужаса и предстоящего выбора. Однако где-то глубоко внутри него вспыхнуло понимание: ребёнок — это будущее, это часть их обоих, и это, пожалуй, самое трудное решение может в конечном итоге стать сильнейшим проявлением их любви. Украдкой взглянув на повитуху, он понял, что его долг теперь заключается не только в защите, но и в том, чтобы дать жизнь новой надежде.

Но, в тот момент, когда слова почти сорвались с его губ, Цунадэ, неожиданно для всех, открыла глаза и посмотрела прямо в его душу. Её голос, был слаб:

— Любимый.

— Молчи, — Андри словно в агонии стал посыпать лицо Цунадэ поцелуями. — Прошу побереги силы моя любовь.

— Андри Ёэ, — девушка едва коснулась ладони юноши, — Наша любовь была обречена с самого начала…

— Нет, не говори так… — возразил юноша.

— Я демон цветов, полукровка. Такие, как я долго не живут, но я счастлива была любить тебя.

Андри Ёэ с трудом удерживался от того, чтобы разрыдаться. Он не мог поверить в услышанное. Каждый миг их совместной жизни был драгоценен для него, и он не мог смириться с тем, что эти моменты могут стать последними. Цунадэ, такая хрупкая и одновременно сильная, всегда была источником света в его жизни. Казалось, мир начал рушиться вокруг, но в её глазах все ещё было столько тепла и любви, что он чувствовал, как его сердце загорается надеждой.

— Ты говорила, что не оставишь меня, — прошептал Андри, его голос дрожал от эмоций. — Наш ребёнок… он должен знать, что такое любовь между родителями. Он должен чувствовать твоё присутствие в каждом мгновении своей жизни.

Цунадэ слабо улыбнулась, её глаза излучали нежность и заботу.

— Наш ребёнок узнает обо мне через тебя. Ты передашь ему всю нашу любовь. Я верю в это, Андри. Я верю в тебя, — произнесла она, и её слова эхом разнеслись в тишине комнаты.

Тяжёлое молчание нависло над ними. Андри Ёэ почувствовал, как её рука ослабела в его ладони. Он знал, что времени осталось не так много, но каждый момент, каждое дыхание с ней стали для него бесценными. Он подумал о будущем, о том, как он будет растить их ребёнка, рассказывая ему о той невероятной женщине, которая безгранично любила его и его отца. Но сейчас, пока ещё бьётся её сердце, он будет держать её рядом, запоминая каждый миг, чтобы навсегда запечатлеть его в своей памяти.

Его голос дрожит, когда он произносит слова, которые кажутся невыносимо тяжелыми:

— Как бы ни сложилась судьба, я всегда буду любить тебя. Наши души всегда будут связаны сквозь время и пространство.

Пальцы супруги слабо сжимают его руку. Ли Андри Ёэ глубоко внутри знает, что каким бы ни был его выбор, он сделан в любви.

Мастер Ли Андри медленно отодвигается и переводит взгляд на повитуху, снова и снова повторяя в уме свои молитвы. Силен в своей слабости и устремлённый к неизбежному, Андри, дрожащим голосом, шепчет:

— Спасите нашего с Цунадэ ребенка, прошу вас…

Повитуха лишь грустно кивнула, полная понимания и сочувствия.

— Оставьте нас, мастер. — попросила женщина.

Андри неохотно отпустил руку Цунадэ, похолодевшей и почти безжизненной, ощущая, как часть его сердца остается с ней. Он сделал шаг назад, чувствуя, как мир вокруг него превращается в шепоток сна, в котором реальность нежелательно смешивается с неумолимым болью утраты. Теперь он оставил свою любовь в заботливых руках повитухи, с надеждой на новую жизнь, которая вскоре появится на свет.

Он вышел на улицу, под кроны старых деревьев, чьи листья шептали древние заклинания времени, очевидцы многих судеб, пришедших и ушедших в этом мире. Ветер, казалось, подхватывал его мысли, унося их далеко за горизонты понимания. Андри Ёэ прижался спиной к стволу дерева и взглянул вверх, туда, где звезды все так же спокойно светили на бескрайнем ночном небе. Какие же обещания были даны под этими звездами, подумал он, и какие ещё предстоит сдержать?

Тишина вокруг была пронзительной, она сворачивалась в шумную симфонию прошлого и будущего. Мастер Андри Ёэ закрыл глаза, погружаясь в память о Цунадэ, её голосе, смехе, её улыбке, которая стала для него источником невероятной силы. Он знал, что эта сила, память о ней останется с ним, как неугасимое пламя, чтобы направлять его в самые темные дни.

Но, сейчас ему было невыносимо больно, и слезы невольно текли из его прекрасных словно озёра глаз. Юноша не мог сдержать своих эмоций, его жизнь это череда испытаний…

Ворота Клана Тигрового Когтя отворились.

— Императрица…

Императрица прошла через ворота, ступая по гранитным плитам, её присутствие было величественным и торжественным. Она излучала спокойствие и уверенность, которые казалось, переливались в сам воздух вокруг неё. Её глаза окинули собравшихся всевидящим взглядом, прежде чем остановиться на Андри, чьи слёзы всё ещё блестели на его щеках. Этот юноша с грустью в глазах посмотрел на неё.

— Андри Ёэ, — произнесла Кун Юань, её голос был мягкий, но властный, — Что стряслось?

Андри глубоко вздохнул, словно пытаясь вобрать в себя силы из самого воздуха. Он опустил свой взор вниз, избегая её проникновенного взгляда, едва сполз по сволу дерева, оказываясь на коленях. Силы оставили его в это мгновение. Императрица медленно подошла к нему, её красное ханьфу[1] разлеталось на ветру, каштановые волосы водопадом струились по спине, словно живой шелковый поток. Присутствие Кун Юань успокаивало, словно тишина перед рассветом, девятихвостая села напротив Ли Андри.

— Андри Ёэ что случилось?

Юноша осторожно взглянул на Императрицу. Он не мог сдержать эмоций.

— Цунадэ, — слова юноши переходили на крик, его отчаянье смешалось с раскатом грома, разрывая небеса от боли. На землю упали первые капли дождя, по плечу девятихвостой потекла кровь. Юноша от своего горя сжал зубы на плече Кун Юань. Императрица чувствовала в воздухе запах смерти. Её ладонь заботливо погладила юношу во волосам.

Кун Юань молчала, позволяя Андри выплеснуть свою боль. Каждый из его рыданий отзывался в её сердце, но она не собиралась прерывать этот поток эмоций. Императрица знала, что слова в такой момент могут быть бесполезны. Вместо этого она вложила всю свою материнскую теплоту и сочувствие в жесты — её руки осторожно обняли юношу, давая ему всю необходимую поддержку.

Дождь усиливался, превращая мир вокруг в водную вуаль, скрывающую слёзы на щеках Андри. Императрица терпеливо ждала, пока его истерзанные душевные муки начнут утихать. Она смотрела на небо с мудростью тысячелетий, зная, что жизнь всегда преподносит испытания, которые кажутся невыносимыми. Но судьба девятихвостой была защищать и вести свой народ сквозь грозы и бури, даруя ему надежду и веру в лучшее.

Спустя несколько минут, которые казались вечностью, Андри наконец обрел хоть немного покоя. Его плечи перестали содрогаться, а слёзы истощились, как исчерпанный источник. Подняв голову, он снова посмотрел на Кун Юань почти с извинением, и в его глазах зажегся проблеск благодарности. Он повторил, сдавленным голосом:

— Цунадэ… она…

Кун Юань не дрогнула, её глаза остались невозмутимыми и полными сострадания. Прощение и понимание перетекли через её душу, когда она увидела страх, гнездящийся в сердце юноши. Девятихвостая лаского взяла лицо юноши в свои ладони, пытаясь вложить в него мужество своим тихим присутствием.

— Жизнь порой сурова к тем, кто её открывает впервые, — голос девятихвостой, был как чистый ручей, уловимый лишь тем, кто действительно прислушивается, — но ты должен помнить, Андри, что за болью всегда следует облегчение. Мы не одни в этом мире, и время лечит даже самые глубокие раны.

Под непрекращающимся дождем, который был словно слезы небес, Мастер Андри Ёэ понимал, что настоящая сила внутри, а не снаружи, но, сейчас он был подобен хрупкой сломанной вазе. Императрица медленно поднялась, пригласив юношу следовать за собой. Она не оставит его наедине со своим горем, ведь он был, как молодой росток, нуждающийся в защите. В её защите, пусть это даже рана души, Кун Юань была нужна мастеру Ли Андри, как всегда…

***

Сдавленный воздух от жара земли разверзнутых гор. Трещины пропитанные жаром магмы, красный песок под ногами подобно реке крови. Раскалённое дыхание подземных недр, словно невидимый хищник, пробирается сквозь узкие щели, разрываясь шипением и глухим рёвом. Звуки, которые издают эти глубинные разломы, наполняют пространство вокруг напряжением, обрамляя величественный пейзаж невидимой границей. Огонь, питающийся недрами земли, проливается яркими вспышками на ночное небо, как неукротимая стихия, отдаляясь от своего прибежища лишь на мгновение, чтобы обратно вернуться в неистовстве.

Камни, лежащие вдоль русла трещин, кажутся покрытыми изморосью огня — тонкие нити раскалённого газа стелются по их поверхности. Здесь всё, даже сама природа, подчинено воле кипящей магмы, являющейся сердцем этой зажжённой земли. Обжигающий аромат серы и расплавленного металла впивается в кожу, проникая вглубь и заполняя разум, погружая в транс необычайной красоты и смерти. Каждый шаг по этому раскаленному морю кажется поединком с невидимым врагом, ступенькой к забвению и вечности.

И всё же, несмотря на кажущуюся опасность, в этом мире горящей земли присутствует странная гармония. Красный песок, населяющий подобное арене помещение, качается под лёгким дуновением ветра, словно живое существо, шелестит своими зернами, создавая мягкую симфонию и напоминая о том, что каждый звук — это часть великого колдовства. Здесь ритм жизни не замирает под гнётом жара и давления; наоборот, он бурлит и пульсирует в едином дыхании с землёй, доказывая свою неуступчивость любой тревоге и опасности.

Даже солнце, склоняющее свой путь к горизонту, выглядит здесь иначе. Его лучи, преломляясь в раскалённом воздухе, окрашивают всё вокруг в оттенки пурпурного и алого, придавая окружающему миру нерукотворную красоту, покоряющую своей первозданной дикостью. В этом пылающем мире, будто призраки, возникают и исчезают образы далёких времён, когда земля была молода и темпераментна, напоминая о вневременном плавании, в котором мы все находимся.

На вершине кровавого пика, стоит поместье, вход куда охраняют два нефритовых дракона, как безмолвные стражи. И в этом уединённом поместье, укрытом среди вулканических пиков, жизнь продолжает течь в своем особом, почти древнем ритме. Древесина, которой отделаны стены здания, давно пропиталась ароматами смолы и полынной горечью, напоминая о давних временах, когда здесь кипела иная жизнь. За массивными дверями, украшенными искусной резьбой, скрываются тайны предков, неоспоримые свидетели эпох, когда мир был юн и полон тайн. Казалось бы, здесь, в этом заброшенном уголке, время замерло, но невидимые силы продолжают своё движение, поддерживая нерушимый баланс.

Внутри поместья царит полумрак, успокаивающий словно старинные чарами. Огни, мерцающие в лампадах, отбрасывают причудливые тени на стены, оживляя замершее пространство. Величественные залы пронизывает тихий шёпот истории, слышный только тем, кто готов услышать. Каждый звук в этих покоях, от едва заметного шороха до мощного раската грома, становится частью единой симфонии, вызывая образы прошедших времён и событий, давно забытых и ныне живущих только в легендах.

— Ещё один свиток, — мужчина раздражённо швыряет рукопись в сторону горящего каминам.

— Кто-то сегодня не в духе, — На пороге раздражающе словно проклятье появился белокурый мужчина, его волосы аккуратно были вплетены в хвост, фиксируясь нефритовой — и золотой заколкой. Его серые глаза, словно бездонные озёра, изучающе смотрели на мрачного обитателя помещения. Тот слегка поморщился, но всё-таки нашёл в себе силы ответить.

— Сё Чу, да ты шутник, — колко бросил Сэнь Вэй. Глаза юноши были наполнены гневом. — Я не понимаю почему мы здесь!? — мужчина развел руками. — В нижнем мире!?

— Я вижу, ты прогуливал наши уроки в юности. — Чу поставил на стол перед братом, тарелку с только что испеченными сырными булочками, да бы тот умерил свой пыл.

— Я Владыка демонов…

Сё Чу грозно стукнул кулаком по столу, смотря на Сэнь Вэя.

— Точно прогуливал. Я вижу, что титулу своему ты не слишком соответствуешь, — с лёгкой усмешкой продолжил Сё Чу. — Мы сейчас находимся в нижнем мире где балом правят кровожадные и мерзкие твари. И только истинные носители божественной ци лотоса и кувшинки, ступают на эту землю как стражи. Чтобы не дать им пробраться в средний мир или мир людей.

Сэнь Вэй раздражённо откинулся на мягкое кресло, холодный взгляд его глаз впился в потолок, который, казалось, отражал бескрайний мрак. Он не мог принять ту ответственность, которую возложила на него судьба. Это место, эта жаркая, давящая земля, казалось, угнетала его своим присутствием, напоминая о том, как тяжела ноша, возложенная на его плечи. Он устал скрываться от своей природы, от того, кем он был на самом деле, но не мог позволить себе слабость перед единственным, кто мог его понять.

Сё Чу же, напротив, оставался спокоен. На его лице играла улыбка, словно ветер, обдувающий гребень гор. Он знал, насколько сложна эта роль, но также знал, что брат справиться.

— Как раз, я их хорошо помню, — Сэнь Вэй скривился в лице, быть из благородной семьи, с великой ци данной тебе божествами, было не самым приятным. О, чем мог мечтать человек. Бесконечные тренировки, исполненные строгими наставлениями мастеров, и непрекращающееся давление со стороны старших — это не было тем, чего он желал на самом деле. Иногда ему казалось, что они платят слишком высокую цену за эти легендарные силы. Казалось бы, безграничная власть, но в то же время — бесконечные рамки и оковы. Сэнь Вэй чувствовал, как его собственные шаги становятся все более неуверенными на этом пути.

— Когда-нибудь ты поймешь, почему мы это делаем, — помнится, говорил ему отец, печально глядя вдаль, словно видел перед собой некую незримую грань. Тогда Сэнь Вэй лишь кивал, не вникая в истинный смысл этих слов, но со временем он начал замечать, как внутренний конфликт разрастался внутри него самого. При этом каждое утро начиналось под звук гонга, в ожидании нового этапа тренировок, новых испытаний, в которых ему приходилось всматриваться в себя, стремясь разглядеть то, что ранее оставалось скрытым.

Иногда, в паузах между тренировками, он сбегал на окраины леса, где воздух был плотнее от влаги и тумана, укрывался в густых зарослях, чувствуя, как тишина обнимает его. В такие моменты мужественный облик воина уступал место мечтателю, который желал простых человеческих радостей: полюбоваться закатом, вдохнуть аромат распустившихся цветов, послушать шепот ветра в кронах деревьев. Он отплетал в своих мыслях другую жизнь, где все было иначе.

Однако каждая ночь возвращала его к реальности, напоминая о долге и истории его рода. Бремя ожидания, возложенное на его плечи, не позволяло отринуть все это и просто следовать за своими желаниями. Он знал, что должен пройти этот путь, сделать выбор и понять, во имя чего он был рожден. В глубине души Сэнь Вэй надеялся, что когда-нибудь он найдет ответы и, возможно, даже создаст свою собственную легенду, отличную от тех, что были написаны для него веками ранее. — В нижнем в мире заточено само зло имя которому Пустота, если он скинет свои золотые путы, — с сарказмом продолжал Сэн Вэй, то мир верзгнеца во тьму, всё живое погибнет и ни останется ни чего. Пустота поглотит мир. И только сила лотоса и кувшинки способна сдержать зло здесь. Из поколения в поколение после смерти передаётся пост, а с ним и ответственность за весь мир… — немного помолчав, словно пытаясь ощутить послевкусия сказанного. — Я стал злым. Я черный лотос и я Владыка демонов. Что я делаю здесь не ясно… Ведь будучи тьмой я могу освободить Пустоту.

Сё Чу улыбнулся.

— Но, ты ведь до сих пор этого не сделал. Значит не вся та тьма ещё владеет твоим сердцем, — сказал он с теплой насмешкой, склонив голову набок. Его глаза, полные понимания и спокойствия, пробивались через мрак, который поглощал путь их разговора. — Хотя твоя война внутренней тьмы и света, несомненно, непроста, она делает тебя тем, кто ты есть. Это равно и тяжесть, и благословение такого рода.

— Ты, как черный лотос, между сомнением и истиной, светом и тенью, — продолжил Сё Чу с задумчивостью, как будто произнося древнюю мудрость, сплетённую из нитей бесчисленных жизней. — Ты — часть мира, большая его цель, и иногда сама его борьба. И даже если тебе кажется, что тьма весомее света, даже ее слабый отблеск может сиять ярче, когда в нём заключается вся твоя суть.

Сэн Вэй молчал некоторое время, осмысленно всматриваясь в пустоту своих пройденных путей. Он сознавал, что играет на грани молитвы и проклятия, осознавал свою особую роль — человека, уверенно стоящего на перепутье миров. Его сила могла возродить или уничтожить всё, что существовало в мимолетных страницах времени. Всё, что казалось ему таким мягким и хрупким, скрывало в себе глубинное значением способов сохранять равновесие.

Но, несмотря на это знание, его сердце томилось стремлениями обрести свободу. Он желал увидеть нечто большее, оставить свой собственный отпечаток на историях, которые творили другие. В мире, где пустота могла стать всем, важно было помнить, что даже единственный лотос — однажды распустившись, способен изменить течение событий. И в этом заключалась загадка, с которой ему предстояло жить.

— Зато я не долго буду торчать с тобой здесь, — Воодушевленно раскинул руками Сэнь Вэй. — У меня есть сын, семечко моего лотоса и рано или поздно он придет и займет моё место. А вот у тебя дочь полу человек полу ёкай и там нет ни намёка на силу которая теплиться в тебе.

Владыка демонов рассмеялся.

— Смейся, смейся, — Сё Чу самодовольно хмыкнул, слова его брата не особо задевали. — Иногда чудеса случаются.

— Наивный дурак, — Сэнь Вэй взял булочку принесённую братом. Как вдруг небеса развернулись в бликах салюта. — Что такое?

— Идём, — Чу схватил брата за руку и потащил на улицу.

Уже там в ночном небе в кровавом зареве медленно раскрывалась кувшинка. Лепестки кувшинки развернулись в небесах, озаряя тьму светом, который казался почти осязаемым. Каждый лепесток пульсировал, словно сердце, наполняя воздух таинственным шепотом.

— Проси и будет тебе чудо… — Сё Чу помрачнел но старался улыбаться. Сэнь Вэй взглянул на брата.

— Чу…

— Сила кувшинки обрела свой… — Голос Сё Чу дрогнул. Он, невольно схватился за сердце. Он прекрасно понимал, если на небе зажглась кувшинка, то, значит, его драгоценная дочь умерла. Суровая правда бытия божественная ци и демоническая вступают в конфликт с дитя в итоге один из двух погибает. Цунадэ умерла… но подарила миру новую кувшинку.

Сэнь Вэй почувствовал, как его сердце сжалилось, когда он увидел слезы в глазах Сё Чу. Хоть он и не мог полностью понять всю глубину утраты брата, но знал, что сейчас самое главное — быть рядом. Он осторожно обнял его, ощущая, как тело старшего брата содрогается от подавленных всхлипов.

Сё Чу взглянул на владыку демонов, переживая весь спектр эмоций, от радости до потери. Говорить об этом не хотелось.

— Скоро лотос и кувшинка встретятся.

Сэнь Вэй немного отступил назад, сделать он ни чего не мог, только лишь быть собой.

— Дедуля… — с игривой усмешкой вырвалось из уст владыки демонов.

— Не называй меня так, — Сё Чу капризно взвизгнул.

— Дедуля, дедуля, — Сэнь Вэй стал провоцировать брата. Замолчал и с пущим энтузиазмом утвердил. — Дедушка.

Сё Чу закипел от злости, на его лице появился румянец.

— Иди сюда… Что ты убегаешь… Я сейчас тебе уши надеру Владыка демонов.

— Не догонишь… Не поймаешь… Потому что, что? — Пауза, Сэнь Вэй расплывается в улыбке. — Правильно Дедуля.

— Иди сюда, я тебя сейчас бить буду.

Сё Чу ринулся за братом, пытаясь поймать его ускользающую фигуру. Земля под ногами казалась такой мягкой и зыбкой, как будто каждый шаг давался с трудом. Улыбка наконец-то прорвалась сквозь его скорбь, как солнечный луч сквозь облака, и он даже почувствовал какую-то легкость, несмотря на недавнюю потерю.

Бег за Сэнь Вэем был утешением. Он отвлекал от боли, от мыслей о дочери, чья жизнь оборвалась слишком рано. Каждый шаг, каждый смех перемешивался с пылью и ветром, создавая иллюзию беспечной игры, как в детстве. Когда они были детьми, они всегда так убегали в поисках новых приключений, где братья могли оставить горести взрослой жизни далеко позади.

Вдруг Сэнь Вэй остановился и обернулся, его взгляд стал неожиданно серьёзным, как будто он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Потом его лицо снова расплылось в шаловливой улыбке, и он, сделав вид, что собирается убежать, вновь поглядел на брата, оставляя свои настоящие мысли ненарушенными.

Сё Чу, наконец, догнав его, заключил младшего в крепкие объятия, в которых заключалось столько понимания и братской любви. В эти краткие мгновения была вся их жизнь, переплетенная нитями радости и боли, и они знали, что смогут пережить любые испытания, потому что в их сердцах всегда будет место для незамысловатой, но неподдельной игры.

 Ханьфу (кит. трад. 漢服, упр. 汉服, пиньинь hànfú) — традиционный костюм ханьцев Китая. Классический вид ханьфу приобрёл во время династии Шан: узкоманжетная, длинная до колен верхняя одежда (и) и узкая, длинная до пят юбка (чан)

Глава1. Тихая песнь юности

— Саян, помедленнее, — в сердцах возмущался мальчик лет пяти, быстро перебирая своими ногами чтобы нагнать юношу. — Я не успеваю.

— Нилуфар, а тебя ни кто и не просил увязываться со мной. — Юноша резко остановился и повернулся к мальчику, его серебристые волосы играли в лучах солнца, а нежный снежный ветерок окутывал его лицо, добавляя немного загадочности в его образ. Нилуфар нахмурил брови, но не отступил, хотя ясно было, что его это сильно задело.

— Ты же знаешь, я никуда без тебя не пойду, — уперто сказал мальчик, выравнивая дыхание после этой стремительной погони. — Мой долг, как члена Клана Тигрового когтя охранять и защищать наследного принца, — Нилуфар почувствовал, как мороз щекотит его щеки, мальчик невольно погладил свои тёмные волосы.

Саян с усмешкой посмотрел на Нилуфара, его глаза выражали смесь досады и восхищения. Он знал, что мальчик говорит искренне и даже в свои юные годы проявляет стойкость и отвагу, достойные истинного воина. Однако Саян ещё не привык к мысли о том, что его независимость теперь под пристальным наблюдением младшего товарища, который, несмотря на возраст, не уступал в своём намерении следовать за ним повсюду.

— Ладно, ты победил, — вздохнул Саян, в его голосе всё же слышалась тень признательности. — Но, давай сделаем так: ты обещаешь не мешаться под ногами, а я обещаю не отрываться слишком быстро. — Саян задумчиво взглянул вдаль, ощутив, как прохладный ветер перемешивается с ароматом хвои, напоминающим ему о родных краях.

Нилуфар поднял голову, улыбка засияла на его лице, словно луч солнца, прорвавшийся сквозь облака.

— Саян. — осторожно протянул мальчик. — Ты думаешь это хорошая была идея… — голос сына Главы Клана Тигрового Когтя перешёл на шёпот. — Покинуть поместье Снежной фантазии, и вместо того чтоб пойти на тренировку, сбежать!? Тебе, как наследному принцу не устроят нагоняй?

Юноша задумчиво поднял взгляд в небеса, его волосы покрытые серебром, были словно озёра наполненные прекрасными лотосами, зеленые глаза подобно нефритам блестели на солнце переливаясь радужными оттенками.

— Нилуфар, в жизни всегда есть место для приключений, — ответил Саян, улыбаясь и уверенно опуская руку на плечо мальчика. — Иногда нам необходимо нарушать правила, чтобы ощутить вкус настоящей свободы. Этот мир настолько обширен и удивителен, что было бы преступлением не исследовать его, особенно когда на горизонте такие дни, как сегодняшние.

Нилуфар обдумывал его слова с неожиданной серьезностью для своего возраста. В детском сердце уже рождались мечты и стремления к чему-то большему, новым открытиям и опыту. Возможно, именно с Саяном он мог бы освоить этот необъятный мир, в котором сверкающие льды перекликались с бескрайними лесами, а каждый ветер приносил запах приключений.

— Но, как думаешь, они сильно будут злиться, если узнают? — спросил Нилуфар, его голос стал смешанным от чувства предвкушения и лёгкого беспокойства, что его ожидает при возвращении в поместье. Он посмотрел вдаль, туда, где лес соединялся с горизонтом, словно приглашая их вглубь тайных тропинок, полных загадок и невероятных секретов.

Саян рассмеялся, задорно мотнув головой, будто это был всего лишь пустяковый вопрос, на который уже был известен ответ.

— Я уверяю тебя, Нилуфар, если нас ждёт наказание, то это будет стоить того. Вместе с этим ты всегда сможешь полагаться на меня и мои плечи, чтобы преодолеть любые трудности. Так что, наш славный воин Клана Тигрового когтя, готов ли ты узнать, что скрывает этот день?

— Наследный принц Саян, спешу напомнить вам, о том что вам всего тринадцать лет, и о важности тренировок которые укрепляют тело и дух, а так же о связи со своей семьёй и корнями. — Нравоучительно начал мальчик, хоть ему и было всего пять лет и разница с наследным принцем была ощутима, он не боялся Саяна. Сколько он себя помнил, они много времени проводили вместе, так как мастер Андри Ёэ очень часто встречался с Императрицей Кун Юань. Нилуфар очень много видел, и с одной стороны понимал желание свободы со стороны Саяна. Император и Императрица вечно были заняты, наследный принц рос в одиночестве, но, в жёстких границах и рамках.

Саян с ласковой улыбкой посмотрел на младшего товарища, понимая, что забота и преданность Нилуфара не давали ему покоя. Юноша знал, что ему предстоит многому научиться, и, возможно, именно таким моментам, как этот, будет отведено особенно важное значение в его жизни. Ведь взросление — это не только знания и умения, но и умение слушать своё сердце.

— О, Нилуфар, ты прав, — кивнул Саян, признавая здравомыслие мальчика. — Тренировки действительно важны, но в равной мере важно и то, чтобы оставаться верным своим желаниям и мечтам. Без этого трудно познать себя и найти своё истинное место в этом мире. Да и, как говорится, иногда лучший учитель — это сам путь, который мы выбираем.

Нилуфар задумался, его широко распахнутые глаза жадно изучали окружающий мир, вокруг него крупными хлопьями кружились снежинки и ветер шептал свои сказки, понятные лишь тем, кто умеет слушать.

Наследный принц и сын мастера Клана Тигрового когтя продолжили свой путь, шагая вглубь заснеженного леса, который был окружён таинственным шёпотом деревьев. Величественные сосны, поднимающиеся к небу, создавали ощущение, будто идут рядом гиганты, шагающие в свой собственный мир фантазий и снов. Саян и Нилуфар чувствовали, свободу, ветер нежно трепал их волосы, тихо подталкивая двигаться дальше.

Вскоре они наткнулись на небольшую замёрзшую реку, её прозрачная поверхность была окутана тонким слоем льда, сверкающим в солнечных лучах, словно драгоценности. Саян первым осмелился попробовать её прочность, осторожно ступив на ледяную гладь. Лёд приятно хрустнул под ногами, но выдержал его вес, хитро улыбнувшись наследный принц пригласил Нилуфара последовать за ним. Мальчик, взволнованный, с лёгкостью заскользил вперед, словно зимний ветер обрёл крылья.

На противоположной стороне реки их внимание привлёк небольшой, едва заметный проход между деревьями, скрытый густыми ветвями, словно таящий вход в задумчивый мир неизведанного. Внутреннее ощущение таинства и трепета переполняло их сердца. Саян и Нилуфар обменялись взглядами, делая шаг… и ещё шаг… и ещё.

В своей ежедневной жизни эта сказочная страна была недоступна, скрыта от взрослых глаз, погружённых в дела и обязанности. Поэтому каждый момент здесь, среди сверкающих льдов и шелестящих деревьев, казался настоящим даром судьбы, который нельзя упускать. И именно в этот момент Саян и Нилуфар понимали, что их дружба и это увлекательное путешествие обретают новое, глубокое значение, унося их за горизонты привычного, в мир детства, где возможно всё.

Вскоре они вышли на заброшенную уже давно погибшую долину, где брачные тени лотосов подобно тем кто никогда не дремлет.

В долине, забытой временем и людьми, царила особая атмосфера — невидимая граница между миром реальности и сновидений. Каждое растение, каждый куст, окружавший их путь, словно оживал при каждом движении ветра, будто пытаясь поделиться своей древней мудростью с теми, кто способен её услышать. Саян и Нилуфар осторожно пробирались вперёд, невольно затаив дыхание, стараясь не нарушать хрупкого покоя этого таинственного места.

В центре долины возвышался огромный лежащий камень, покрытый мозаикой из разноцветных мхов и лишайников. Казалось, что его поверхность играла светом в тысячах оттенков, создавая иллюзию движения, как будто камень в