Оглавление

Витамина Мятная
БАБА ЯГА В ВЕДОВСКОЙ АКАДЕМИИ
ИЛИ
КОЩЕЕВА БОГАТЫРИСТИКА

#наши_в_сказке

***

Ломится стол, гости пируют! Горькую пьет народ, жених невесту целует. Первый злодей с Ягой в обнимку сидит, не горюет!

Налетели ветры злые, разметали толпы честные. Возникли посреди двора два ясно-сокола. Ударились они оземь и превратились в богатырей-молодцев…

***

— Вы хто? — подивился один из остолбеневших гостей.

— Финисты ясно-соколы! — хором ответили молодцы, внаглую залезая на стол и шагая сапогами вдоль всего честного пира.

— Собирайся, Ладдушка! В путь-дорогу пора! А мы багажик подхватим, — топча заливное, нахально предложил один из незваных пришельцев.

— Нечего сладкой ягодке тяжести таскать — вредно, — подхватил другой. — Ей еще богатырей рожать, сразу как созреет наша ягода-малинка. Ну что, красавица, пойдешь за одного из нас замуж?

У меня только челюсть отпала от подобного заявления. Я, кажется, уже с Кощеем сговорилась, на свадебном пиру сидим, больше женихов не хочу. И вообще, кто эти два глумливых молодца, одинаковых с лица?! С наглыми и самоуверенными голливудскими улыбками и сальными намеками. Да мне даже Кощей такого до свадьбы предлагать не смел, а он, между прочим, первый злодей изнанки! От запредельной наглости я растерялась, а у незваных женишков, по-видимому, все шло по плану, в том числе и мой ступор.

— Вот держи подарочек, красна девица, на будущую свадебку, от верховной Яги, стальной ноги! В добрый путь! — хором отчеканили Финисты, и в моих руках очутилась странного вида метла. А молодцы синхронно подбоченились. Ну словно клонированные, даже кафтаны золоченые на них одинаковые.

— К-какой путь? — растерялась я, глядя на чудную метлу, вибрирующую в руках, а вот Костик, как всегда, сообразил быстрее меня.

— Руки прочь от моей жены! — схватился Кощей за посох, да не успел. Всполох пламени ударился в магический щит, подставленный одним богатырем, а другой наглец ринулся на Кощея.

— Не злодею на Яге жениться! — Кованый красный сапог пнул Костика прямо в его нахмуренное злодейское рыло. Два молодца загоготали во всю глотку, скаля зубы. Но тут же синхронно получили в эти самые зубы, от чего скалиться им стало нечем, оставалось только змеями шипеть от боли.

— Двое на одного — нечестно! — завопила я, но кто меня слушал? Троица уже вошла в раж, засверкало красное и золотое пламя.

— Аха, — подтвердил один из близнецов-братьев, — не на тот шветошек пошарился!

— Не ему с шветика-семишветика лепешточки обрывать — богатыршкое это дело!

— Правильно, отродяшь такого не было, чтобы шлодеи на Ягах шенились! Богатыршкое это дело — шениться! А шлодеи пушть почкованием размношаютша!

— Да! — подтвердил близнец, соглашаясь с братом. — Ты не волнуйшя, девица!

— Не боишь, крашавица! Шаз рожу этому нашиштим и вещишки твои прихватим, ничего не шабудем!

Только вот, похоже, не Финисты ясно-соколы, а Кощей-наитемнейший богатырям холку мылил. Азартно так, увлеченно, всепоглощенно, с усердием. Словно не мне, а Кощею эти мимопроходимцы предложения непристойные делали.

Видя, что проигрывает, один из братьев Финистов скомандовал:

— А ну, метелка, неши Ягу прошь от этого штервеша! А мы тут разберемшя. Обьяшним некому шлодею, что он не на ту ягодку рот открыл!

— Твою ж!!! — только и успела я выразить свое мнение о ситуации, как метла, которую я держала, стартанула без предупреждения. И утянула меня за собой, в считанные секунды набрав высоту так, что отпускать древко было уже поздно. Я, никогда не летавшая на метлах, почувствовала, что от страха сердце застряло в горле. Сглотнув комок, взяла себя в руки и, закинув ногу, запрыгнула на метлу, угнездившись на палке, словно ворона на жердочке.

Теперь я хотя бы сидела, а не висела над пропастью, правда, летели мы странно — задом наперед.

Метелка тормознула так, что я сползла на собственные руки и чуть не свалилась вниз, а низ этот был ой как далеко! Летающая поганка развернулась в нужную сторону, неуверенно покачавшись, как стрелка компаса, и дунула что есть силы, унося меня прочь.

— Коще-е-е-ей! — завопила я, наблюдая, как все стремительно уменьшается. — Несет меня метла за синие долы! За темные горы! За тридевять земель в чужое царство-государство! Спаси-и-и-и-и-и! — Только как я ни надрывалась, как ни вопила, а свадьба с потасовкой (и в самом деле, какая же свадьба без хорошей драки?) все равно превратилась в неразличимые точки и клубы дыма, а вскоре и вовсе скрылась вдали.

***

Я, замерзшая, выстуженная всеми ветрами, шлепнулась на дощатый пол. Еле-еле разжала затекшие пальцы, цеплявшиеся за бешеный веник много часов подряд.

Рядом как-то неуклюже, помято, прихрамывая на разные ноги, приземлились Финисты. Следом грохнулись мои вещички, украденные из Черного замка.

А стоило мне поднять взгляд, как я замерзла еще больше под пристальным взором ледяных глаз нависавшей надо мной женщины.

Приходила я в себя недолго. Неудивительно, что злодеи никогда не мерзнут: гнев и ярость греют почище любого костра. А во мне они сейчас просто полыхали, разве только дым из ушей не шел.

— Это вы та курица, что этих цыплят высидела и украсть меня приказала? — мотнула я головой в сторону богатырей гнусно-соколов, что сидели в сторонке с видом честно выполненного долга (читай между строк: сделанной гадости) и чистили друг другу перышки. Заклеивали лейкопластырями синяки и фингалы, стирали кровоподтеки, смотря друг в друга, как в зеркало. Пересчитывали оставшиеся зубы, горюя по выбитым.

— Не высидела, а воспитала. Не приказала, а попросила, они единственные добровольцами вызвались. И не украсть, а пригласить учиться, — отрезала строгая женщина с лицом, похожим на топорище, что хранило былые признаки красоты. Только вот строгость навсегда изменила этот некогда красивый лик, сделав сухим, безжалостным и даже немного злым.

— Странный способ пригласить, — со стоном вставая, злобно отметила я, ни на секунду не веря этой женщине.

— Иного не было, — безразлично пожала плечами бывшая красавица. Сразу становилось понятно, что на мое мнение ей начхать, у нее свое есть. — Будь родственники твои живы, ты иначе бы сюда попала, а так… Бабки твоей нет в живых, мать не инициирована и о бабаягском деле не ведает. Мы тебя случайно по отблескам силы нашли.

— А можно потерять обратно?! Я домой к жениху хочу! — вклинилась я.

— Неразумная, ты просто не представляешь, как тебе повезло, а то бы и вовсе пропала, как твои родственницы. Я — Василиса Премудрая. Веректрисса этого учебного заведения. А ты, Яга названная, потомственная, неинициированная, находишься в академии ведовства и богатыристики, так что веди себя соответственно. — И вредина демонстративно виски потерла, будто только от одного моего неправильного вида у нее мигрень прорезалась. — И не позорь мои седины, последняя Яга изнанки!

Ага, щаз! Я метнулась к окну и затрясла решетку с истеричными воплями:

— Коще-э-э-э-ей! Спаси-и-и-и-и! — От ультразвука треснули стекла, а вот железо не поддалось. Как выбраться, как убежать? Вся моя сила у злодея осталась!

— Вот глупая, — с какой-то брезгливостью бросила веректрисса. — Неужели не понимаешь — не пара он тебе! Есть претенденты на руку Яги и получше. Ты поучись в академии, оглядись вокруг. — В мое поле зрения как-то случайно попали помятые золотые витязи, заиграли мускулами, и тик глазной у каждого случился. Один левым глазом лупает, а другой — правым. — Глядишь, и забудешь своего Кощея. Злодей не пара Бабе Яге. Силу выпьет, надругается, обманет и бросит. Любой девице Яге от такого охальника сплошной позор и бесчестие, тут защитник нужен — богатырь! А у нас их — как орехов в лесу — видимо-невидимо, сложную науку богатыристику проходят. Сплошь князья-царевичи да купеческие и боярские наследники, даже заморские рыцари имеются. К концу обучения и не вспомнишь о своем злыдне.

— Да что я, на ярмарке женихов, что ли? — разозлилась я.

— Можно и так сказать… — мурлыкнула веректрисса, довольная, что я быстро уловила суть дела. А я язык с досады прикусила. Не объяснять же заморской воображале, что я просто так, наобум ляпнула.

— В любом случае из тридевятого царства тридесятого государства тебе без бабаягской науки не убежать. Курс пройдешь — и катись на все четыре стороны! Хоть под венец, хоть в свою изнанку!

Обнадежила!

***

От веректриссы меня унесли те же красны молодцы, что регенерировали со страшной силой. Приподняли меня под белы рученьки, прямо под одобрительным взглядом Василисы Премудрой, развернули и унесли. Не забыв мой багаж.

По дороге каждый присосался к губам, что твоя пиявка, да предложение богатырей нарожать повторил. Причем как по отдельности от каждого, так и от обоих братьев разом! Мне только болтать ногами и отплевываться оставалось!

В светелку занесли, аккуратно на пол уложили, с особым пиететом, между прочим. Бревна рядом швырнули и ушли поганцы, дверью хлопнув, только замок с той стороны взвизгнул.

В кучке бревен я опознала свой домик, который, стоило исчезнуть опасности, мигом собрался в изначальный вид. Вот и все мои вещи.

Ни шапки-незримки, ни наливного яблочка со спутниковой тарелочкой, ни меча-кладенца с собой ироды не прихватили, опознав в них не девичьи, а богатырские вещи.

И осталась я одна-одинешенька в чужом царстве-государстве, пленная и безоружная. Вдали от любимого.

Поэтому мне только и оставалась хлопнуться об пол и зареветь навзрыд.

Я так и поступила, только местом своей безутешной печали выбрала крылечко бабаягского домика.

Не было рядом со мной никого родного, и Кощей, самый близкий мой злодей, далеко. Свидимся ли мы еще? Отыщет ли он меня?

Разбередив сомнениями душу, я зарыдала еще громче и безутешнее. А когда слезы кончились, появилась надежда.

Кощей — это не какой-нибудь там мелкий темный князек, он первый злодей изнанки, хоть и бывший. А упорство и целеустремленность вкупе с изобретательностью так скоро никуда не денутся, темное мастерство не пропьешь, как говорится. Он и отыщет, и найдет, и из-под земли достанет. Костьми ляжет, а меня не бросит. Надо только дождаться, когда он за мной придет.

Успокоив себя такими мыслями, я уже с улыбкой на губах вспоминала любимые черты того, с кем меня связала сама судьба. Кощей меня найдет и придет за мной. Злодей — это тот, на кого всегда можно положиться. Но, как говорится, на злодея надейся, а сама, Яга, не оплошай!

— У-у! Прихвостни пернатые! — погрозила я в темноту. — Встречу этих Финистов, самолично налысо ощиплю, буду медленно, но верно выщипывать по одному перышку! За все мне заплатят — и за гнусный обман, и за то, что от мужа меня украли! Вспомнила, как все обернулось, и опять слезы брызнули из глаз.

Нарыдавшись в темноте вволю, я на четвереньках заползла в свою избушку, которая была не больше собачьей конуры, свернулась клубком прямо на дощатом полу и, всхлипывая, уснула. Спать в собственном домике, хоть и крохотном, мне казалось безопаснее, чем в неизвестной комнате, полной непроглядной тьмы.

Едва забрезжил свет, я вышла из своего домика и с любопытством подошла к окну, чтобы узнать, где я.

Выглянула сквозь решетку наружу и остолбенела. Вокруг была выжженная земля серого оттенка. Можно сказать, пепельная пустыня. Ни клочка зелени, ни лесочка, ни речки, только камни мшистого цвета и все оттенки тоски и уныния.

— Эт что еще за гнусь такая? — не удержавшись, вслух воскликнула я. Потому что была готова увидеть все что угодно, но не представшее передо мной безжизненное безобразие.

— Черно Быль, — раздалось рядом. — Гиблое и крайне опасное место, полное нечисти и нежити.

— АХ! — воскликнула я оборачиваясь. На подоконнике стоял старый знакомый. — Вот молодец, не бросил свою Ягу! — закричала я, хватая лысого ежика и прижимая его к себе. Колобок, он же вечно прикидывающийся хлебушком ежик, мой главный советник по изнанке, наслаждался заслуженными ласками, самодовольно подставляя еще не целованные бочка и мордочку. — То-то мне ночью казалось, что колется! Ни вещей волшебных, ни книги заклинаний, ничего не осталось, хотя бы ты у меня есть, а значит, не пропаду!

— Не грусти, Яддушка! Придет он за тобой, только жди! А время это проверкой вашей любви будет! — утешал самый верный друг на свете. — Мы ведь Кощея с тобой оба хорошо знаем. Вредный он злодей, что ему принадлежит — другим ни за что не отдаст, удавится, но свое взад воротит. Исключительно из вредности своей злодейской натуры. Не получат тебя местные богатыри! Не реви! А я пока твоим верным рыцарем буду, без страха и упрека! — воскликнул ежик, вынимая единственную иголку.

— Ну кто там еще вопит? Мало того, что ночью спать мешали, так еще рано будят! — послышался недовольный хор голосов. Внезапно я очутилась в окружении незнакомых девиц.

Свет в оконце разгорался все сильнее, освещая горницу, в которой по углам стояли сундуки да полати. На печках и царских лавках спали девицы, рядом стояли сундуки да избушки мал мала меньше. У каждой девицы — своего фасона и архитектуры. Были здесь и вытянутые, как колокольни, часовни на полозьях, и каменные хоромы на четырех козлиных ногах, короче, всего много было. И все дома недовольно поскрипывали, как и их хозяйки.

С лавок и полатей вставали обладательницы колдовских строений, девицы-красавицы по виду не нашенские, а заморского разлива, кто в чудных пижамных портках, кто в колпаках с кисточкой, а кто и в пышных ночных сорочках.

— Блеск, еще и общая спальня! — догадалась я по виду многочисленных резных лавок у дальней стены.

А девицы-красавицы дружно восставали со своих лежанок и двигались в нашу сторону, очень слаженно и целеустремленно. И лица у этого заморского интернационала были мятые и невыспавшиеся.

«Будут бить», — определила я.

Но еще до того, как первая разбуженная девица успела в меня вцепиться, дверь в горницу резко открылась. В помещение быстрыми шагами вошла веректрисса, и все замерли.

— С добрым утром, класс! Поздравляю вас с новым учебным годом. — И сразу без предисловий перешла к делу. — Так, девочки, все сдали магические шары, волшебные зеркала, зачарованные гребни и языческие куклы Вуду! Несанкционированное колдовство запрещено в стенах ведовской академии, равно как и богатырские подвиги, внеурочные и внеклассные встречи со злом и нечистью. Подобное разрешено только под неукоснительным присмотром преподавателей и учителей. Мисс Крюк, наша надзирательница в дортуаре соберет ваши волшебные вещи, дабы вы не отвлекались от обучения!

За спиной веректриссы стояла тощая, как палка, и сухая, как трухлявый пенек, женщина. Нечисть! Потомственная болотная кикимора! Опознала я природу нашей надзирательницы, стоило только почувствовать, как от кислой женщины несет затхлостью, тиной и плесенью.

— Приветствую всех, кто снова с нами и прилетел на второй год обучения!

«А что, здесь есть те, кто поступил в эту академию добровольно? — удивилась я. — Сумасшедшие!»

— Тем, кто здесь впервые, мои поздравления! Вы зачислены в самую лучшую академию магии и чародейства, попасть к нам нелегко.

Я про себя хмыкнула: «Сколько апломба! Будь моя воля, давно бы была за сотни миль отсюда! Да только вокруг безжизненная пустыня, крайне опасная и смертоносная. Ну и местечко для лучшего учебного заведения! Это все неспроста — вокруг академии полоса отчуждения, решетки на окнах, усиленная охрана. Здесь явно что-то нечисто, надо держать ухо востро и при первой возможности бежать, прихватив с собой домик и ежика!»

— Только наша академия помимо обучения заботится еще и о будущем наших подопечных, — продолжала расхваливать заведение веректрисса, пока адептки доставали из багажа свои вещи. — Бережет их неприкосновенность как зеницу ока и не оставляет после окончания, помогая найти путь в жизни и счастье…

«Свахами еще подрабатывают, короче! — про себя огрызнулась я. — И навязывают непрошеных женишков!»

Но остальные адептки смотрели на веректриссу затуманенными от счастья влюбленными глазами и послушно складывали в корзину надзирательницы стеклянные шары и мутные зеркала в старинных оправах.

— Поторопитесь, девочки, и быстрее переодевайтесь в форму, скоро заселение, — бросила веректрисса, радостно обозрев свое недоученное магическое стадо, и вышла, оставив нас на съедение мисс Крюк.

Ох и гнусная была эта женщина, мы как-то сразу друг друга невзлюбили. Во-первых, надзирательница очень требовательна, и остальные девочки ее откровенно ненавидели и побаивались. Как и всякая не домовая нечисть она не жаловала людей. У кикиморы был тухлый, вредный характер, как водица в болотце.

Все послушно, как собачки, выполняли команды. Сдавали магические вещи, без которых — я точно знала — ни одна Яга не будет чувствовать себя уверенно. Одевались в свои вещи, ставили в стойла метлы, в этакие вертикальные узкие гробики. Пересчитывали сундуки с необходимым для успешного прохождения учебного года, учебные книги, свитки, перья и прочие полезности, короче, сущее магическое богатство. Только у меня ничего не было. Я покосилась в окошко своего домика — пусто. Все вещи будто корова слизала. Ясное дело, домик обшарили и все лишнее конфисковали.

— Фамильяров либо в клетку, либо в ошейник! — проскрипела мисс Крюк, неодобрительно глядя на Колобка. — Вот ваша форма, Лада Калинина! Переодевайтесь и на выход, живо!

Я демонстративно села на пол и скрестила на груди руки в знак того, что и с места не сдвинусь.

Остальные адептки радостно брали узелки с местной учебной формой, от которых прямо-таки на расстоянии воняло прачечной и хозяйственным мылом. И чертовски прилежно строились на выход, чем несказанно бесили меня. Толпа тупых овец. Нет, не овец, судя по аристократично вздернутым к потолкам носам — баранесс! От слова баран!

Вернулась веректрисса.

— Девочки, почему встали как вкопанные? Дел нет? А ну-ка собрались быстро, заселились и на первое занятие! — А ты почему не одета и на полу валяешься? Что ты себе думаешь? Тебе после учебы еще богатырей рожать, а ну встань! — От одного этого ненавистного тона хотелось усесться на глыбу льда и примерзнуть к ней булками. До чего же противный тон у веректриссы, надменный и презрительный, не терпящий возражений. — Если не поторопишься — подведешь остальных, тогда наказаны будут все.

— Ну и отлично! Может быть, тогда вы выгоните меня из этого заведения! У меня там дом, реальность, злодей любимый! Любовь большая… Возможно… — вспомнила я своего мускулистого Кощея и почему-то покраснела. А вот остальные адептки явно со злобой и недовольством во взгляде посмотрели на в мою сторону. Но меня одними косыми взглядами не собьешь с истинного пути. Однако глава данного заведения придумала для меня нечто получше неудовольствия — муки совести и очередной трудный выбор между долгом и любовью.

— Не о том думаешь, Лада Калинина! — продолжала читать нотации веректрисса, морща прямой нос. — Какая любовь, когда ты последняя Яга изнанки? О продолжения рода задумайся, да крепко, пока совсем Яги в сказочной нави не повымерли. Тогда зло точно восторжествует. А она — как маленькая — любовь да любовь… стыдно, эгоистично и безответственно. И… грязно для девицы. О бабке своей покойной подумай, жизнь свою, чтобы границу защитить, отдавшую. О матери. Что ей теперь — на склоне лет от сына отказываться, от мужа, семьи обретенной и проходить обучение да инициацию, жизнью рискуя, бросив все, так трудно добытое. Ты такой судьбы своей матери желаешь?

И все это было сказано при остальных девицах. Так что мне сразу становилось ясно по их брезгливым лицам — дружбы нам с ними не видать.

В единый миг я стала фигурой нон грата и белой вороной. И все стараниями веректриссы, мухомор ей в глотку!

— В общем, найди себе богатыря и задумайся о продолжении рода, крепко так задумайся, последняя Яга изнанки! — коротко закончила веректрисса,

Обиднее всего было то, что каждое слово из сказанного являлось правдой, и от этого становилось не по себе, ведь против замужества восставало все мое естество.

С Кощеем и свадьбой с ним я как-то примирилась под видом перевоспитания злодея, но чужой, незнакомый мне богатырь — это уже ни в какие ворота!

И ведь права веректрисса, сотню раз права, не могу я изнанку без Яги оставить, по всему получалось — дочь мне нужна. Только не была я готова к этому. А выбора не было совершенно. Или я подведу всех, или переступлю через саму себя. А в конце концов один исход — я буду несчастна, и выхода иного нет. И от этого так нестерпимо обидно было, что хоть вой.

Только не в моих правилах сдаваться. Не за то меня Кощей полюбил. Сам же говорил, что его во мне неугомонность восхищает, а значит, надо, чтобы веректрисса, все местные адептки и преподы тоже в изумление от моей восхитительности пришли.

План побега нужен и строгий список мероприятий, разбитый на пункты со способами избавления от навязанных женишков. Где там моя брачная косметика была? Не захватили с собой Финисты ясно-соколы? Это они зря. Так я подручными средствами обойдусь, так женихам «понравлюсь», что они от меня, роняя портки, убегать будут!

А пока осмотрюсь. Раз уж меня здесь за почетную пленницу держат, попытаюсь-ка я себе выбить все лучшее. Общая комната — это ни в какие ворота. Где вообще почет, уважение и особый пиетет к будущей дипломированной Яге изнанки? Обстоятельства не просто требуют, а вопиют, чтобы я себя в академии поставила так, что каждый зачуханный препод к Яге на «вы» обращался, да еще с большой буквы!

— Как это понимать?! — начала качать права я сразу же, как нас попытались заселить в одну на всех горницу. — Я последняя Баба Яга изнанки, редкий зверь, можно сказать, занесенный в Красную книгу…

— В черную, ту где некрологи, — ничуть не смутилась веректрисса моему возмущению, — или в семейный альбом, тот, что посмертный.

— А пусть даже и так! — огрызнулась я. — Почему я должна ночевать в общей спальне? Неужели ваша хваленая академия не может выделить своим адептам помещения получше?!

— Почему же? — Веректрисса, разорвав непреклонный калач, в который были сплетены ее руки, демонстративно открыла дверь в коридор. — Вон их сколько, комнат этих, заселяйся в любую по своему вкусу, только потом не плачь и обратно не просись.

Под испуганными взглядами остальных адепток я подхватила с пола своего фамильяра — ежика, который обмотал вокруг своего экватора за неимением талии и шеи веревочку, изображающую поводок, — и направилась прямиком в светелку напротив, поманив за собой кивком домик.

Адептки переглянулись, стоя с открытыми ртами и глядя на подобный оголтелый индивидуализм.

— Только ты все равно к этому дортуару приписана, — припечатала веректрисса и ушла, гадина, прыснув ядом напоследок.

Я, изображая из себя самого уверенного человека на свете, начала раскладывать свои скромные пожитки, то, что посчитали нужным взять с собой чертовы нещипаные Финисты. Негусто они прихватили вещей, скажу я вам.

Адептки в третий раз в страхе переглянулись, пожали плечами и занялись раскладыванием привезенного, косясь на меня. Впрочем, я занималась тем же, нет-нет да и посматривая на тех, кто добровольно согласился учиться в академии ведовства, которая так настойчиво занимается будущим девушек.

Адептки вытворяли совсем странные вещи, одна прятала пироги да баранки в прикроватную тумбочку и на висячий замок их запирала. Это потом я поняла, что на местных харчах далеко не уедешь, даже если на практике каждую былинку на приварок собирать будешь. А сейчас мне это показалось до ужаса странным, но девица скорчила мне рожу и сунула ключ себе за пазуху.

Остальные занимались кто чем, стелили постели, доставали одежду. Даже аристократок устраивала общая спальня, что вообще поражало больше всего!

— Мы дверь открытой оставим, робко предложила одна из адепток — та, что меньше всего задирала свой неаристократичный нос-пуговку к потолку. — Если что — беги к нам…

Такая забота меня просто возмутила. Я, между прочим, целого оборотня победила! С чего это мне бояться пустой комнаты?

Я подошла к двери и демонстративно хлопнула ей, отрезая себя от добреньких жалельщиц и показывая всем, что их забота мне не нужна, и вообще, я тут вся пленница такая, обиженная и оскорбленная. Какая Яга в гневе — они чуть попозже увидят.

Избавившись от посторонних глаз, я встала посередине и осмотрела светелку. Ничего так, просторненько, пыли, правда, много и мебель доисторическая, вытесанная из цельного массива дуба. Дерево как таковое здесь преобладало везде. Скрипело тоже всюду.

Доски пола заливались соловьем и пели на все голоса, дверцы шкафа, вырезанного прямо в бревнах стены, посвистывали, лавки и стулья поскрипывали, и вообще, горница не собиралась молчать, издавая шуршаще-стонущие звуки, будто была наполнена невиданной жизнью. Даже сами стены светелки с жалобами покачивались от неведомого потустороннего ветра.

Не удержавшись, я, не без труда открыла дребезжащее окно и выглянула наружу. Уходящий в облака деревянный терем, собранный без единого гвоздя из посеревших бревен, с недовольным ворчанием качался на ветру, но не падал. Похоже, вся академия с башнями, куполами, резными крылечками, коньками и наличниками держалась только на одном — на магии, а вернее на силе и воле женщины, создавшей это заведение.

От обилия вливаемой магии кое-где терем пошел в рост, выпустил из бревен раскидистые дубовые ветки и попирал ими облака, осыпая округу желудями.

Короче, мне досталась не самая лучшая комната, грязная, пыльная, с паутиной и пауками по углам, почти без мебели. Зато с собственным резным балкончиком под коньковой крышей, большими окнами, из-за которых зимой здесь, должно быть, невероятный дубак. Но поворачивать оглобли уже было поздно и стыдно. Так как я не планировала столь долго здесь задерживаться, холод меня не должен был волновать.

Первый урок оказался домоводством, и вела его низенькая и плотненькая домовичка. Все сорок пять минут мы учились складывать салфетки лебедушками, рачками, уточками и ласточками. По причине первого дня разрешалось быть без обязательной формы.

Потом на следующей паре мы учились взбивать перины, вышивать рушники, мести пол и ставить квашню.

Короче, хитрожопая веректрисса под видом уроков припрягла адепток убирать помещения. И тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — академия испытывает трудности с финансами, иначе веректрисса просто наняла бы прислугу из тех же домовых, например, или иных сказочных и волшебных существ.

Официально это объяснялось так: в жизни всякое может случиться и надо быть готовым ко всему.

И вот диво, даже самые титулованные аристократки самозабвенно драили палубы этой скрипучей академии.

Только зачем мне, Яге, готовиться в уборщицы, я не знала и поэтому спросила у веректриссы. После чего она срезала меня ловким «Яга — санитар изнанки!» и заставила убирать вдвое упорнее, совершенно без магии!

Ну теперь у меня к жестокосердечной веректриссе еще и бабаягские счеты есть помимо личных. Яга, значит, санитар? Ничего, я вам тут приберусь и порядок наведу!

Когда драили кухню, я «убрала» под сарафан чугунную сковородку, пару вилок, ножей не досталось. Пяток яблок, тарелочку, увы, без каемочки, под конец от нечего делать засунула под юбку швабру, не торчит и ладно. Пусть все думают, что у меня такая гордая осанка, а не деревяшка спину подпирает.

Когда к вечеру девицы вконец уработались, нас повели в дортуар, общую светелку, которую адептки, подражая веректриссе, называли обязательно на иностранный манер.

Проходя по открытой всем ветрам галереи, одна из адепток истошно завизжала, да так громко, что я, выхватив из-под юбки швабру, встала в боевую позу и закрутилась вокруг себя, ища опасность.

Вслед истеричке принялись вопить н