Серия джихадистских терактов последних десятилетий потрясла и обескуражила европейское сообщество. Как быть с врагом, который не явился из чужой страны, а долгие годы (порой поколениями) жил с тобой по соседству? В чем кроются корни его ненависти — в социальной несправедливости, психопатологии, религиозном фанатизме? И почему «Исламское государство», которое призывает мусульман бороться за возрождение «халифата» на Ближнем Востоке, убивает людей на террасах кафе и в концертных залах Парижа? Ответить на эти вопросы пытается французский философ, профессор Страсбургского университета Жакоб Рогозинский. Он предлагает читателю рассмотреть феномен джихадизма целостно, обращаясь как к истории ислама, так и к социально-политическим процессам на Западе последних столетий. Опираясь на разработанную Мишелем Фуко философскую концепцию диспозитивов, он переосмысляет привычные нам понятия «терроризм», «исламизм» и «радикализация», а также объясняет, каким образом в наш мир вернулось жертвоприношение.
Мишель Сюриа в своем колком эссе [37] утверждает, что «аскетическая страсть» джихадизма противостоит «нарциссической страсти» капитализма в «религиозной войне», где противники, как он полагает, представляют соперничающие и борющиеся религии — два нигилизма, если быть точнее. Признаться, согласиться с ним я не могу: считая капитализм религией, мы оказали бы ему слишком много чести. Люди нередко соглашаются умереть за своего бога или короля, партию и вождя, родину, честь или свободу — но кто захочет принести себя в жертву за дивиденды и процентные ставки?
Они так и не уяснили себе, что если вера не сумела выразить себя в коллективных ритуалах, утвердиться в общественном пространстве, то эта вера — безжизненная. Чем был бы иудаизм без звуков шофара, церковь без перезвона колоколов и ислам без призывов муэдзина?
Религия никогда не сводится к абстрактным идеям: это образ жизни. Она должна утвердиться в жизни верующего — и прежде всего в его теле и ритуалах, которые он практикует. На самом деле любой диспозитив веры дает знать о себе в особой телесной маркировке. Иногда она наносится непосредственно на тело, как, например, в случае обрезания или ритуального шрамирования; и всегда проявляется в особой манере одеваться, в питании, сексуальной жизни и очень специфических действиях, коими являются религиозные ритуалы.