Часть I: Сожаление
Глава 1. Белый Шум
Даниил не слышал тишины. Он слышал белый шум — не акустический, а ментальный. Это был не хаотичный треск, а упорядоченный, многослойный гул, который он научился не просто слышать, но и каталогизировать. Шум миллионов чужих мыслей, желаний, страхов, которые, как он знал, были лишь побочным продуктом его изобретения, Нейро-Синхронизатора Сознания (НСС), или, как он ласково называл его, «Эхо».
Лаборатория была воплощением стерильной логики, его личным храмом, построенным на фундаменте отчаяния. Белые, идеально гладкие стены, пол из полированного бетона, который отражал свет флуоресцентных ламп, создавая эффект бесконечного, безвоздушного пространства. Здесь не было пыли, не было беспорядка, не было даже тени, способной нарушить монотонную чистоту. Воздух был сухим, холодным, насыщенным озоном и электростатикой. Даниил вдыхал этот запах, как наркотик, — это был запах чистой, неорганической мысли.
Его руки, тонкие и нервные, скользили по сенсорной панели НСС. На экране мерцала диаграмма Вины — сложная, многомерная визуализация коллективного бессознательного. Это была Ноосфера, как ее понимал Даниил: не мистическое поле, а гигантская, самоорганизующаяся нейронная сеть, построенная на миллиардах человеческих подключений. И сейчас эта сеть была перегружена.
Он откинулся на спинку кресла, чувствуя, как напряжение стягивает мышцы шеи. Пять лет. Пять лет он работал над этим проектом, который начался как попытка понять, как мозг обрабатывает травму, и превратился в эсхатологический инструмент.
«Вина, — думал Даниил, — это самый стабильный, самый самовоспроизводящийся код человечества. Она не лечится, она копирует себя. Она — энтропия смысла».
