Оглавление

Часть Первая

Глава 1

На улицах Фремо́нна стоял непрекращающийся шум. Густое облако пыли окутывало неприметные домишки, меж которых хаотично сновали бродячие псы в поисках пищи. Кошки сидели на красных черепичных крышах и безразлично смотрели на заполненные различным людом улицы. Мужчины в голубых обтягивающих штанах и льняных бурых просторных рубахах, обтянутых на талии широкими ремнями, стояли небольшими группами, переговариваясь между собой. Неторопливо прогуливались женщины в длинных платьях, преимущественно грязно-розовых, тёмно-красных и бурых оттенков, которые они одевали поверх нижних серых рубах изо льна и рами. Их головы покрывали серые длинные, достающие концами до бёдер, платки, а в качестве обязательного атрибута в руках каждой висела небольшая плетёная корзинка. Множество людей расхаживало между рыночными прилавками, на которых лежало подтухающее мясо, полусгнившие овощи, кислые сыры, рыба, а порой встречались прилавки с шелками и цветочные ларьки. Из неподалёку стоявшей кузни доносились громобойные удары молотов по наковальне и лязг железа, а пекарни источали соблазнительные ароматы ржаного хлеба и луковых пирогов.

Возле рыночной площади шло строительство домов для знатных господ. В основном работы велись на уровне закладки фундаментов, местами были воздвигнуты опорные балки, но кое-где стены уже поднимались на достаточную высоту. Слышалось звонкое постукивание мастерков, с помощью которых каменщики возводили кирпичную кладку, а кто-то замешивал раствор, подсчитывая пропорции гашеной извести и песка. Плотники обрабатывали брёвна и прибивали доски, а рабочие носили каменные блоки, сгибаясь под их тяжестью. Со всех сторон неслась смачная брань и приказы тех, кто руководил строительством, а обливавшиеся потом под нещадно палящими лучами солнца рабочие время от времени прикладывались к кувшинам с кислым пивом.

По выложенной брусчаткой дороге непрестанно громыхали колёса повозок, и отбивали звонкую дробь копыта коней, а на главной площади возле статуи короля Угно́льда Хромого играли свой убогий спектакль безыскусно наряженные лицедеи. Рядом показывали чудеса фокусники, и на потеху прохожим устраивали балаган бродячие ряженые шуты. Высокие мужчины жонглировали разноцветными шариками, уродливые карлики в колпаках в виде петушьих голов загадывали загадки, юные акробатки ловко кружились, изгибались и порхали в танце, а горбатая старуха собирала с людей блестящие на солнце монетки. Глотатели огня жонглировали горящими факелами и выплёвывали огнища, а пламя в их руках распускалось бутонами, превращаясь в алые язычки, которые ласково ползли по коже своих хозяев. От столь захватывающего представления дети визжали от удовольствия, а взрослые восторженно аплодировали.

На мостиках, перекинутых через реку Бья́нве, играли менестрели. Мелодии, выходящие из-под их умелых пальцев, разносились по улицам, обволакивая каждого слушателя теплом летнего солнца, прохладой осенних туманов, ароматами бескрайних лугов и мерцанием далёких звёзд. Кружась, музыка то взмывала вверх, к свисающим с бирюзового неба клочьям облаков, то разбивалась на тончайшие осколки и резала души, иногда она лучилась как зарница или порхала бабочкой, а иногда плыла словно рыба, а то и жалила как оса. Часто это звучание разбавлялось тоскливыми голосами певцов, которые, разливаясь приторно-сладким журчанием, словно мёд, склеивали сердца слушателей.

Недалёко от величественного храма в практически мёртвой тишине, так сильно контрастировавшей с шумом главной площади и которую изредка прерывал лёгкий, как шелест листьев, металлический перезвон, стояла огромная толпа народа. Там исполнял свой смертельный танец Метатель Ножей, известный не только в этом чужом для него городе и близлежащей округе, но и за пределами долины, и по ту сторону леса, не говоря уже о своих родных местах, что лежали далеко на севере. Мастерство непревзойдённого Метателя снискало ему славу по всему миру, и любой человек, едва услышав это имя, сразу спешил на представление, которое всегда было необыкновенно захватывающим и впечатляющим.

Обнажённый по пояс Метатель Ножей жонглировал изящными клинками и изогнутыми саблями с такой небывалой легкостью и ужасающей скоростью, что, казалось, должен был давно перерезать себя и всех окружающих его людей. Отбрасывая на солнце серебряные блики, четыре клинка танцевали в воздухе, едва касаясь его пальцев, а две изогнутые сабли, словно обручи, кружились в руках, на руках и даже на его тонкой, как у лебедя, шее, при этом не причиняя даже малейшего вреда. Его огненно-рыжие, спускавшиеся до лопаток, волосы сцеплял на затылке чёрный жгут, а бледное жилистое тело искрилось капельками пота. На плечах, предплечьях и груди Метателя Ножей красовались кожаные чёрные повязки, угольки глаз и жёсткая складка губ были напряжены, но в мягких движениях не чувствовалось и толики усилий, несмотря на всевозрастающую скорость его танца.

Сделав последний штрих, Метатель Ножей подбросил четыре клинка и две сабли вверх, которые, на мгновение зависнув в воздухе, по отдельности попадали ему в руки, а он, продолжая кружиться в танце, с молниеносной ловкостью раскидал их в ножны и сапоги.

Стоявшие вокруг люди разразились бравыми криками, визгами и аплодисментами, а Метатель Ножей по очереди раскланялся в разные стороны с лёгкой улыбкой на устах. Хитрая, как у лисицы, она преображала его лицо, добавляя мягкости и миловидности. Никто из присутствующих не заметил белого огонька, на мгновение озарившего его глаза, и внезапно подувшего прохладного ветра, который, обдав Метателя Ножей свежестью, сразу утих.

Бросая в открытую красиво расшитую кожаную сумочку медные, серебряные и даже золотые монетки, народ стал медленно расходиться, а Метатель Ножей подошёл к сброшенной одежде и накинул на вспотевшее тело серую рубаху. В этот момент где-то в небе громко и отрывисто прозвучал резкий, пронзительный «кееек-кееек-кееек». Подняв голову и улыбнувшись увиденной в небе парящей птице, Метатель издал аналогичный звук, и красивый и гордый сапсан, грациозно спикировав, вонзил коготки прямо ему в руку. Метатель ласково погладил птицу по чёрным крыльям, а когда его большой палец прошёлся по белой с пятнышками грудке, сапсан попытался его укусить.

— Как не совестно, Фи́он, — сказал мужчина птице на редкость приятным с хрипотцой голосом. — Это так ты встречаешь друга?

Укор, впрочем, был наигранным, Метатель знал, что птица, не умея выражать свою привязанность и любовь более ласковым способом, обычно просто вонзала когти и кусалась.

— Давно тебя не было, — снова обратился к птице мужчина. — Где же ты пропадал так долго? В каких местах побывал?

Фион лишь коротко ответил «кьяк», а Метатель удовлетворённо хмыкнул. Сапсан отсутствовал без малого четыре дня. Он никогда не удерживал его силой, ведь птица была его единственным верным и очень преданным другом, оставаясь в тоже время абсолютно свободным существом, под стать самому Метателю.

Его не смогла удержать даже жена, теперь уже бывшая, и двое детей. Несмотря на всю свою любовь к ней и к сыновьям, он постоянно скитался, давая в каждом новом уголке мира свои захватывающие представления. Домой он возвращался бесконечно уставший, потрёпанный, но довольный, с богатым заработком и подарками. Но в один прекрасный день по возвращению Метатель обнаружил в их доме другого мужчину и узнал, что за время его более чем полугодового отсутствия любимая женщина вышла замуж за благородного человека, который давно её добивался. Вышла замуж по-настоящему, с соблюдением всех традиций, ибо с Метателем Илланди́я жила в свободном сожительстве, а значит и совесть её была чиста. Он не стал упрекать её, прекрасно понимая, что мало кто из женщин смогла бы вынести вечно блуждающего где-то мужа. Метатель только хотел увидеть детей, но в ответ на просьбу законный супруг Илландии просто грубо вытолкал его из дома, сказав напоследок, что сыновья его вскоре забудут и запомнят только одного отца, который будет находиться всегда рядом и заботиться о них. Что ж, это было справедливо, учитывая, что ничего хорошего Метатель попросту не мог им дать.

Закрепив на поясе кожаный наполненный монетами кошель, Метатель взял в руки дорожную сумку и дублет тёмно-зелёного цвета. Поймав на себе восхищённые взгляды юных дев и одобрительные взгляды женщин постарше, он галантно поклонился женщинам и лукаво подмигнул девицам, от чего те, вспыхнув, захихикали. Очаровав напоследок и тех и других своей обаятельной улыбкой, Метатель поспешил прочь.

Он прошёл мимо играющих на мостике менестрелей до постоялого двора, у входа в который стояли двое мужчин в чёрных дублетах. Один из них являлся истинным великаном и одновременно был уродлив, как жаба, с лысой яйцеобразной головой и маленькими маслеными глазками; другой значительно ниже с чёрными, как смоль, собранными в хвост волосами, хилой бородёнкой и недобрым взглядом. Вид у них был угрюмый и неприветливый, в глазах стояла ярость и ненависть, а вот взгляд Метателя в ответ излучал явно сочувствие, одновременно смешанное с глубоким презрением.

— Уже наигрался? — небрежно спросил верзила на удивление писклявым голосом.

— Как видишь, — натянуто улыбнулся Метатель. — Публика меня любит и неплохо благодарит, — он выразительно похлопал по висящему у него спереди кошелю.

— Придётся тебе и с нами поделиться, Са́эрвил, — скрипучим низким голосом сказал другой и протянул, было, руку в перчатке к сумке Метателя, но тот увернулся.

— Не думаю, Ба́ствид, моя добыча это моя добыча. Вашу вы получаете исправно другими способами.

Баствид резко выхватил клинок и приставил его к горлу Метателя.

— Убери железку, — спокойно сказал Саэрвил. — Ты знаешь, с клинками я обращаюсь не хуже, чем ты.

— Ты никогда не пускаешь их в ход, — прошипел Баствид. — Лишь однажды…

— Можешь не сомневаться, если будет нужно, я ими воспользуюсь.

— Моя жизнь слишком дорого тебе будет стоить.

— Моя тоже, и, сдаётся мне, она дороже, чем твоя, — скривился в насмешливой улыбке Саэрвил. — Ведь я так нужен твоему хозяину.

Баствид оскалился.

— Он прав, Баствид, — угрюмо кинул верзила. — Хозяин будет весьма недоволен, ведь он так ценит его.

— Закрой пасть, Жаба! — рявкнул на него Баствид.

— Эй, не смей так называть меня…

— Я буду называть тебя, как захочу, Жаба, ведь ты действительно столь же уродлив и воняешь так же. А теперь пошёл отсюда и позови остальных!

Скорчив обиженную гримасу, верзила вышел из под навеса и отправился искать своих под палящим солнцем.

— Чего уставился?! — рявкнул Баствид Саэрвилу.

От его резкого голоса Фион взбудоражился и, взмахнув крыльями, издал грубое «кра».

— Глупая птица! — выругался Баствид.

От этого нового окрика сапсан уже явно собрался вцепиться когтями ему в лицо, но Метатель вовремя успокоил его нежным поглаживанием.

— Не стоит грубить ему, если не хочешь, чтобы птица отомстила тебе.

— Если твой уродец только попытается прикоснуться ко мне, я уничтожу и его и тебя, — прошипел Баствид.

Саэрвил удостоил его лишь презрительным взглядом и, сев на ступеньки, стал ждать.

…Спустя месяц после того, как муж Илландии выпроводил Метателя восвояси, на него напали эти головорезы. Это случилось, когда он изрядно пьяный возвращался из харчевни обратно в лес, где жил после болезненного разрыва с возлюбленной.

Стояла ночь, с неба лился бесконечный дождь, все тропы стали вязкими, и ноги Метателя утопали в грязи, а его обострённые ранее чувства притупились из-за того, что он часто напивался до беспамятства. В ту проклятую ночь Саэрвил не почувствовал притаившуюся опасность, всё произошло слишком быстро, да и отбиваться сил у него уже не было. Он сделал что мог, пустив в ход всё своё боевое умение, убил и ранил нескольких нападавших, и даже применил свои прирождённые стихийные силы, но его всё равно повязали люди Баствида, и тот, ухмыляясь своей гнилой улыбочкой, втоптал его лицо в грязь.

— Отныне ты будешь служить моему хозяину, Властелин Воздуха, иначе вся твоя семья отправится на корм падальщикам, — сказал он тогда и с силой пнул Метателя сапогом в лицо, отчего его сознание погрузилось в темноту.

Когда он очнулся, то обнаружил себя прикованным к железному стулу в сыром полутёмном помещении, а прямо перед ним стоял человек в чёрной мантии. В окружавшей полутьме Саэрвил с трудом различил только его отливающие платиной длинные волосы, аккуратно лежавшие на меховой отделке мантии, и кровавый рубин на рукоятке его меча. Человек обратился к нему учтиво, как вельможа, но его голос резал слух, как меч, что висел у него на поясе.

— Я приветствую тебя в своём замке, Саэрвил. Моё имя Ко́гванг. Многие годы я искал тебя, и вот, наконец, могу лицезреть воочию. Тебя было трудно отыскать, мои люди охотились за тобой три года, прежде чем смогли выследить и привести ко мне. Но без последствий не обошлось… Ты убил семерых моих наиболее умелых, надо сказать, людей и тяжело ранил троих. Но, тем не менее, я доволен, что ты здесь, несмотря на мрачность нашей встречи. Надеюсь, мы сможем подружиться…

При его последних словах Саэрвил пытался совершить магическое, как он думал, действо посредством пальцев, но стоило ветерку потревожить стены темницы, как Когванг жёстко добавил:

— Не думаю, что это хорошая идея, Метатель Ножей, воспользоваться своими силами ради побега отсюда. Разве тебя не предупредили о том, что будет с твоей семьёй, если ты попытаешься сбежать от меня или причинить вред?

Саэрвил замер.

— Правильно, тебе ведь не безразличны твои детки, несмотря на предательство возлюбленной, — ядовито-лукаво улыбнулся Когванг.

— Что тебе нужно от меня? — глухо спросил Саэрвил.

— Твои умения, Метатель Ножей. Твоя власть над стихией воздуха…

Когванг Ворон, Дьявол во плоти. Так прозвали этого князя простой народ. Его головорезы наводили ужас на все королевства и близлежащие к ним земли. Они убивали без всякой причины, жгли целые деревни, насиловали женщин, потрошили детей и животных, делали всё, что хотел Когванг, и что хотели они сами. Саэрвил был наслышан о князе, но не знал, что его имения находились на севере в его родных краях, и даже предположить не мог, что понадобится этому дьяволу. Тогда в темнице Когванг показал ему деревянную игрушку старшего сына, которую Саэрвил сам смастерил для ребёнка, когда тот только появился на свет, и предупредил, что стоит только ему пойти против, взбунтоваться или сбежать, как его люди, что стерегут имения на севере, получат весточку и перебьют его семью. Саэрвилу не оставалось ничего другого, как согласиться стать, по сути, рабом князя и впервые открыто продемонстрировать своё врождённое умение повелевать стихией воздуха. Никто до того момента, даже возлюбленная, не знали о его даре, но в ту ночь люди Когванга узрели воочию всё, на что он был способен.

Так Саэрвил начал работать на князя, став лучшей ищейкой и личным магом, но Когванг был разочарован, ибо способности Метателя Ножей не оправдали его истинных надежд. Саэрвил повелевал стихией воздуха, но не в полной мере. Он не умел вызывать смерчи и шторма, переносить по воздуху войско головорезов, а мог только вызывать сильный ветер, управлять предметами с помощью воздуха, создавать оружие в виде воздушного потока или брони, или просто, сливаясь с ветром, переноситься туда, куда желала его душа. Именно при помощи этой способности он так ловко управлял саблями и ножами, и за свою короткую в двадцать три года жизнь побывал во всех уголках их мира.

Теперь же Саэрвил служил собачонкой Когванга, искал при помощи своих способностей нужных тому людей или запугивал их, и удовольствия ему это не приносило. Прошло уже два года с тех пор, как он попал в это рабство, и его сыновьям сейчас уже пять лет и три года. Интересно, как они выглядят? Наверно, подросли, и уже ни такие крохи, какими он видел их в последний раз. Но ни на мгновение он не забывал о них и даже оставил свою свободу ради их безопасности…

Саэрвил тяжело вздохнул. Солнце меж тем неумолимо пекло, городская пыль оседала на него, мерзко прилипая крохотными зёрнышками к потной коже, а Фион, заметив пробегающую в тени крысу, спорхнул с его плеча.

— Плетутся, убогие, — послышался недовольный голос Баствида.

Саэрвил поднял голову. Между рыночных прилавков шла группа угрюмых бандюг в чёрных дублетах. Даже в такую жару они не снимали своей вороновой одёжки, словно боялись расплавиться без их защиты, точно вампиры. Метатель Ножей усмехнулся и, опустив взгляд, продолжил чертить что-то палкой на песке, но едва тень верзилы упала на него, палка с хрустом сломалась.

— Ну, и что вы разузнали, подвальные крысы? — грубо спросил Баствид.

— Ничего нового, — ответил один из головорезов.

— Тогда какого дьявола вы так долго тащились?!

Головорезы, пожав плечами, переглянулись.

— Мы опросили, кажется, всех жителей, никто не знает, где живёт ведьма, — сказал Жаба.

— Знают только, что она живёт на болотах и больше ничего, — подхватил худой и длинный, как щепка, головорез.

— Нам нужно продолжать искать, нужно найти её во чтобы то ни стало! — рявкнул Баствид. — Иначе Когванг всех нас вздёрнет на виселице!

— Мы не знаем уже, где её искать, — понурив голову, произнёс низкорослый, как гном, неприметный бандит.

— Может, снова поискать на болотах? — осторожно предложил другой, с кривыми, как ветки сухого кустарника, руками.

— Мы уже все болота прочесали, Криворука! — прикрикнул на него Баствид. — Едва сами не сгинули там! Остались только вонючие топи, но по ним не пройти, — он обернулся к Метателю Ножей и пнул его сапогом в бок. — Поднимайся, демон! — так он называл его за умение повелевать воздухом.

Саэрвил послушно поднялся.

— Это твоя работа найти ведьму, но ты, видимо, решил бездействовать. Похоже, ты забыл, что под нашим присмотром находятся твои детишечки!

— Нет, Баствид, я ничего не забыл, — невозмутимо сказал Метатель Ножей. — Но найти её не в моих силах.

— Разве не ты всё время перешёптываешься с ветром, который приносит тебе нужные для нас вести?! Вот и спроси у него, где живёт эта чёртовка!

— Я уже много раз обращался к ветру, но здесь даже он не может нам помочь. И это не удивительно, ведь она настоящая ведьма, помимо того, что властительница стихии земли. Быть может, она даже знает, что мы ищем её, и скрывается теперь со всей тщательностью.

Баствид оглядел своих подчинённых головорезов таким взглядом, словно это они были виноваты в том, что ведьма скрывается, и, вновь посмотрев на Саэрвила, прошипел:

— Два года… Мы искали её два года. Наконец, нашли город, где все только и твердят о её магической силе. Мы расспросили всех его жителей, караулили у городских ворот, на площади и во всех самых людных местах, прочесали леса и болота, но не можем её поймать. Прошло уже две недели, как мы торчим в этом тухлом вонючем городишке, но не сдвинулись с места! Ты, — он схватил Метателя Ножей за ворот рубахи, — найдёшь её нам, даю тебе на это три дня, иначе мне придётся отправить послание моим людям на север, и они перережут глотки твоим деткам!

— Не твоим людям, — мягко высвободился Саэрвил. — Людям Когванга. Но, так и быть, я снова спрошу у ветра и сам поищу её на болотах.

Оставив чернослужников, Метатель Ножей двинулся к рынку, а Фион мягко приземлился ему на плечо с видом удачливого охотника.

Пройдя мимо ярких прилавков, Саэрвил подошёл к стойке с разнообразными сырами. Купив два больших куска, он затолкал их в дорожную сумку, затем прошёлся к хлебному ларьку и купил лукового пирога. Пока он спокойно прохаживался по рынку, головорезы зло наблюдали за ним, но едва Баствид подал знак, вновь пошли на изнурительные поиски.

Тем временем Саэрвил любовался изящными украшенными богатой отделкой мечами, саблями и кинжалами. Они были разные: большие и маленькие, тонкие и толстые, лёгкие и громоздкие, в большинстве своём украшенные самоцветами, но попадались и простые без узоров и камней.

С удовольствием поглощая большой кусок пирога, Саэрвил спокойно рассматривал шелка и шерсть, золотое и серебряное шитьё, фланель, тафту, саржу и кашемир. Он нарочито передвигался медленно, чтобы показать недостойному Баствиду, что никуда не торопится и не страшится его последних слов, хотя на самом деле это было совсем не так. За два года, что ему пришлось провести рядом с этим человеком, Саэрвил ясно уяснил, что Баствида лучше не злить, ибо его слова никогда не расходятся с делом. Он был более яростен и жесток, чем все остальные приспешники Ворона вместе взятые и испытывал необыкновенно сильную ненависть ко всем живущим в их мире существам. Саэрвилу небезосновательно казалось, что душа Баствида ещё более черна, чем у Когванга.

Оторвавшись от просмотра всевозможных товаров, Саэрвил направился, было, к городским воротам, но внезапно заметил девушку, столь красивую и изящную, словно белая горная лань, которую он лишь раз в жизни видел в горах на севере. Поговаривали, что была та лань заколдованной, и потому никто из смертных не мог её повстречать, но Саэрвил любил достигать самых вершин утёсов и смертельных скал, и потому он видел…

И вот теперь эта девушка, на вид которой было не больше двадцати, плыла перед ним среди пыли, гомона и гари, а её расшитое золотом красное платье подметало подолом улицы. Длинные тёмные волосы чуть вились волнами, спускаясь до бёдер и окутывая плащом волевой разворот плеч. Тонкие руки, обтянутые белыми рукавами нижней рубахи, были украшены несколькими браслетами с драгоценными камнями, а пальцы перстнями. Казалось, что она происходит из благородного рода, но её движения, улыбка, манера держаться были свободны и грациозны, что отличало её от грубых высокомерных господ.

Остановившись у прилавка с тканями, девушка ощупала восточный кашемир, и по её лёгкой улыбке Саэрвил понял, что ткань ей понравилась. Она легко взглянула на купца, слегка склонила голову в поклоне и пошла своей дорогой. Подойдя к восточному разукрашенному купцу, девушка взяла с прилавка стручок ванили и растёрла его пальцами. Вдохнув сладость аромата растения, она натёрла им шею и, улыбнувшись тучному торговцу, вытащила из висевшей на поясе сумочки две медные монеты, за которые торговец отдал ещё несколько стручков ванили.

В какой-то момент глаза девушки буквально натолкнулись на очарованный взгляд Метателя Ножей, заставив её несколько отшатнуться, хотя его обладатель находился достаточно далеко. Девушка смотрела на него с непонятной тревогой, которая исходила от неё словно аромат духов. Саэрвил очаровательно улыбнулся ей в ответ, но она, словно боясь столкнуться с ним, опустила голову, развернулась и пошла прочь. Саэрвил насторожился, но не от этого сознательного жеста, а от едва заметного зелёного огонька, блеснувшего в её глазах в последний момент. На него повеяло запахами смолы, торфа, земли и пергамента, от чего Метатель Ножей несколько опешил, но, стараясь не упустить девушку из виду, крадучись двинулся следом.

Баствид в свою очередь внимательно проследил за взглядом Саэрвила. Прекрасная дева ему тоже приглянулась, а её отрицательная реакция на Метателя Ножей, который всегда очаровывал женщин, внесла истинное наслаждение в его тёмную душу. Губы Баствида тронула зловещая, победная улыбка, словно он только что выиграл бой с самим богом, и направился за девушкой.

Саэрвил шёл на приличном расстоянии от неё, тем не менее она несколько раз оборачивалась, и ему приходилось резко останавливаться. В глазах девушки по-прежнему сквозила тревога, но она, не ускоряя шаг, продолжала спокойно идти по рынку, пока, наконец, не остановилась у прилавка знахарки, которая продавала лекарства от всевозможных недугов и хворей. Здесь стояли разноцветные баночки с мазями, бутылочки с отварами и настоями, средства от подагры и жаропонижающие, и даже пиявки для кровопускания.

— Реза́гда! — воскликнула толстая знахарка У́лла, всплёскивая от радости руками. — Как же я рада вновь тебя видеть! Неужели ты принесла мне мои травки?

Мило улыбнувшись, девушка молча кивнула и, откинув белую льняную ткань, что прикрывала корзинку в её руках, принялась выкладывать свежие травы. Здесь были базилик, цветки и плоды бузины чёрной, листья вереска, корни горечавки, слоевища дубового «мха», зверобой, иссоп, можжевельник, кора ольхи, паслен, хмель и шалфей, веточки эфедры и даже ядовитая чёрная белена, омела и болиголов.

«Неплохо разбирается в травах» — подумал про себя Саэрвил, хотя тут же откинул эту мысль, ведь в травах разбиралась чуть ли не каждая вторая девушка во всех городах и селениях. И мысленно пожалел, что не подошёл ближе — с такого расстояния он слышал только городской шум.

— Милая моя, ты меня спасла! — счастливо выкрикнула Улла-знахарка и, тяжело обойдя прилавок, сгребла девушку в охапку.

Слегка нагнувшись, Резагда в свою очередь с улыбкой обняла знахарку, поскольку она была такой же высокой, как и Саэрвил, и толстая Улла едва ли доходила ей до плеч.

— Сейчас я тебе заплачу, — сказала знахарка и поспешила обратно за прилавок.

Резагда терпеливо ждала, пока Улла пересчитает положенные ей монеты, и не оборачивалась на Саэрвила, хотя, он знал это, чувствовала его. Взгляд Метателя Ножей практически жёг ей затылок, но, умея хорошо владеть собой, Резагда старалась не обращать на это внимания.

Несколько раз пересчитав монеты, Улла протянула их девушке.

— Вот держи, и спасибо за травки, дорогая.

С улыбкой кивнув в ответ, Резагда взяла деньги и двинулась дальше, но когда она должна была уже скрыться за другим прилавком, прямо перед ней внезапно вырос Баствид. Девушка не шарахнулась от него, как от Саэрвила, но когда он, улыбнувшись похотливым оскалом, заговорил, невольно сделала шаг назад.

Метатель Ножей весело усмехнулся и качнул головой, — из пасти Баствида смрадило так, словно он ежедневно пожирал тухлятину. Иногда Саэрвил даже смешил служанок в замке Ворона, говоря, что Баствид был рождён падальщиком, поэтому живёт как падальщик, думает как падальщик, и даже жрёт, как падальщик.

— Ну, здравствуй, красавица, — дыхнул смрадом Баствид, жадно оглядывая Резагду с ног до головы, буквально раздевая взглядом. — Такая стройная и нарядная. Не желаешь ли стать сегодня моей королевой?

В ответ Резагда лишь надменно подняла одну бровь и, не удостоив головореза ответом, пошла, было, прочь, но тот так быстро сдаваться не собирался.

— Куда же ты милая? Я хотел одарить тебя дарами, такими, что и в самых прекрасных снах тебе не снились, — следуя за девушкой мимо цветочного прилавка, Баствид стянул почти завядший цветок. — Если бы ты только согласилась, могла бы стать королевой рядом со мной, — вновь преграждая путь, продолжил он. — Ну, что скажешь? Я ведь близок к королевскому двору.

Головорез протянул девушке цветок. Его бутон не успел даже раскрыться, как его срезали с живительно стебля, и теперь, понурив багровую головку с уже сухими кончиками бархатных лепестков, цветок безвольно обмяк, не издавая прекрасного аромата.

— Что же ты молчишь? — уже грубовато сказал Баствид, которому совершенно не нравилось, что девушка с такой лёгкостью его игнорировала. — Даже цветок не возьмёшь? Женщинам обычно нравятся цветы, хотя я предпочитаю дарить им драгоценные камни и деньги. Уж цветами точно невозможно накормиться или укрыться от холода и мрака, верно?

Его губы растянулись в такой препротивнейшей улыбке, что любая девушка, почувствовав от него лишь похоть и ярость, кинулась бы прочь. Но Резагда осталась на месте, невозмутимо продолжая смотреть в его масленые глазки.

— Возьми же цветок! — рявкнул на неё Баствид так, что прохожие обернулись, а Саэрвил неодобрительно покачал головой.

Протянув руку к цветку, Резагда быстро взяла его и спрятала в руке.

— То-то же, — скривился головорез. — Ну так что, ты пойдёшь со мной или так и будешь молча стоять тут?

Резагда взглянула на него насмешливо и, резко развернувшись, быстрым шагом прошла между прилавками. Баствид, не отличавшийся сообразительностью, хотел, было, кинуться вслед, но многочисленные прохожие притормозили его движение. Когда он всё-таки протиснулся между прилавками, Резагда уже исчезла из виду, а догонять её он не стал, к тому же эту часть улицы заполоняли повозки. Смачно выругавшись, Баствид разочарованно пошёл прочь, а вот Саэрвил остался стоять на месте, словно прирос к земле.

Его поразило то, что он смог увидеть, и дело было вовсе не в том, что девушка так ловко обошла навязчивого и грубого головореза, а в том, что, когда рука Резагды сомкнулась вокруг цветка, произошло чудо, — растение немедленно ожило, словно в него вдохнули новую жизнь. Хотя момент был мимолётным, Саэрвил смог заметить раскрывшийся в её руке бутон, алым пламенем блеснувший на солнце. Сомнений не было — Резагда и есть та самая ведьма, властительница стихии земли, элементаль, что так нужна Ворону и которую он, Саэрвил, искал два года!

Метатель Ножей, словно застыв, долго стоял на одном месте, обдумывая то, что увидел. Сейчас эта удивительная девушка казалась ему знакомой, словно он уже знал её. Раньше, в другой жизни, быть может, а может потому, что они по духу были едины, как элементали этого мира. И вот теперь ему придётся выдать её Когвангу.

Глава 2

День уже клонился к своему завершению, когда Резагда вышла из выкрашенного в небесно-голубой цвет дома, принадлежавшего пожилой аристократке, которой понадобилась её помощь. Резагда сделала всё, что было в её силах, хорошо подлечила старую женщину, отсрочив этим время смерти и, получив плату, отправилась домой.

В это время суток город становился пустынным, торговцы на рынке складывали прилавки и закрывали ларьки, а лицедеи закончили свои представления ещё задолго до наступления вечера. На улицах по-прежнему резвились дети и одиноко сидели старики, а вот мужчины и женщины встречались редко. Первые ушли в харчевни, чтобы расслабиться после изнурительного трудового дня, вторые, приготавливая скудный ужин, ждали мужей и сыновей дома.

Резагда шла по полупустым улочкам между домами, изредка оглядываясь по сторонам. Её не покидало странное чувство, будто за ней не просто кто-то наблюдает, а буквально прожигает взглядом насквозь. Чувство тревоги всё нарастало, но она, не ускоряя шага, продолжила всё также степенно идти, поддерживая подол кончиками пальцев.

В городе царил полумрак, но верхушки домов, харчевен, таверн и храмов ещё были окрашены в алый цвет заката. Потом когда наступит ночь, город будут освещать только факелы стражников и редкие лампады, установленные в центре и по главным улицам.

Заслышав голоса караульных, Резагда ускорила шаг и подошла к главным воротам, когда их уже собирались закрывать. Завидев девушку в богатом алом платье, стражники даже замерли. Свет солнца падал на Резагду со спины, окрашивая тёмные пряди волос в очень глубокий красный цвет и скрывая лицо в тени, поэтому стражники сначала решили, что это запоздавшая дочь какого-то вельможи, и лишь когда она подошла ближе, узнали её.

Даже увидев ведьму раз в жизни, уже невозможно было стереть её образ из памяти. Резагда очаровывала, не только нежностью лица, но и глубиной взора цвета коры ясеня, изящными манерами и мягкой улыбкой. Вот и теперь, когда она просто шла своей дорогой, собираясь покинуть город, стражники, словно завороженные, оставив свои посты, подошли к ней и, окружив со всех сторон, вынудили остановиться.

— Здравствуй, Резагда, — томно произнёс стоявший прямо перед ней стражник, и, судя по его богатому алому доспеху, являвшийся командиром. — Снова уходишь на свои болота?

— Тебе, красавица, нужно в городе жить, а то скоро насквозь пропитаешься запахом торфа и уже не будешь столь привлекательной, — хмыкнул юный стражник.

— Оставайся лучше с нами, мы тебя здесь приласкаем, — похотливо прошептал тот, что стоял по левую сторону от командира и, от переполнявшего его сладострастного желания, даже провёл рукой по плечу ведьмы.

Медленно повернув голову, Резагда одарила стражника столь красноречивым взглядом, что тот, сделав судорожный глоток, сразу отступил назад.

— И ты всё также молчалива, — тоскливо прозвучал командир стражи, смотря на ведьму взглядом обожания и благоговейного поклонения, словно пред ним предстала вовсе не смертная, но богиня.

Резагда ответила ему печально-сочувственным взглядом, но который нёс в себе нечто такое, что невозможно было передать словами. Именно под действием этого «нечто» командир отступил, а ведьма, по-прежнему не произнося ни слова, пошла своей дорогой.

«Необыкновенное очарование!» — с восхищением подумал Саэрвил, который шёл за Резагдой по пятам с тех пор, как она вышла из дома пожилой аристократки.

Ведьма, естественно, чувствовала присутствие настойчивого наблюдателя, она неоднократно резко оборачивалась, стараясь его разглядеть, но Саэрвил ловко скрывался за домами и прилавками, умело терялся среди одиноких людей, ни на миг не упуская девушку из виду. Когда Саэрвил увидел, как стражники, словно стая псов, со всех сторон окружили Резагду, то подумал, что она воспользуется своей тайной силой для защиты, но, чтобы мужчины отступили, хватило и её внутренней силы. На заигрывания и хамство стражников ведьма не произнесла ни слова, не нагрубила, не пригрозила, не позвала на помощь, и именно это обстоятельство одновременно восхитило и привело Саэрвила в некоторое замешательство.

Когда Резагда была уже на полпути к лесу, один из стражников обратился к командиру:

— Почему она постоянно молчит? Ты хоть раз слышал её голос?

Тот, отрицательно качнув головой, тяжело вздохнул:

— Ни разу… За все эти годы ни разу. Возможно, так на неё повлияла смерть мужа.

От этих слов Саэрвил удивлённо вскинул брови, а от мысли, что она уже успела овдоветь, у него перехватило дыхание. Сколько же ей было лет? На лицо она выглядела совсем юной девушкой. Улыбаясь охватившим его чувствам, Метатель Ножей подумал, что ему предстоит узнать у Баствида, на самом ли деле она немая, ведь сегодня он очень любезно пытался с ней общаться.

Саэрвил прошёл к выходу из города, когда Резагда была уже у опушки леса, а стражники начали закрывать ворота. Они недружелюбно и с подозрением посмотрели на Метателя Ножей, но тот, не обращая на них внимания и сосредоточившись на шедшей впереди ведьме, только ускорил шаг, стараясь не потерять её из виду.

Чувствуя преследователя, Резагда несколько раз резко оборачивалась, из-за чего Саэрвилу приходилось мгновенно прятаться, то под мостом, то за кустами или одиноко стоящими деревьями. Это немного осложнило его путь, но когда Резагда вошла в лес, Саэрвил был уже совсем рядом.

Солнце зашло за горизонт, оставив на небосклоне лишь алую полоску света на мгновение вспыхнувшую, как сноп искр, и которую, словно дымом от костра, понемногу заволакивало серыми облаками. Сосновый лес, раскинувшись перед Саэрвилом чернильной стеной, дышал древним могуществом и в наступивших сумерках выглядел мрачно. Метателю Ножей даже показалось, что из его глубины доносится приглушённый зов чудидже́, а эти чертовки были весьма алчны до человечьей плоти, особенно мужчин. От этой мысли по телу Саэрвила прошёл холодный озноб. Он был не из трусливых, но встреча с призраками погибшими при изнасиловании женщин не сулила ничего хорошего и не вызывала в нём особого восторга. Тем не менее, превозмогая окутавший холодными щупальцами страх, Метатель Ножей вошёл в лес.

Здесь было прохладно и свежо, а воздух был насыщен ароматами хвои, смолы и лёгким камфорным благоуханием. Саэрвил раскрыл ладони рук, направил их к земле и, почувствовав плотное прикосновение воздуха, воспарил на несколько локтей, а затем бесшумно поплыл по воздуху на приглушённый шорох листьев и ломающихся сучков, по которым ступала ведьма.

Вскоре Саэрвил нагнал Резагду, она шла не по проложенным тропкам, где обычно гуляют горожане, а напрямик. Когда её руки касались тонких сухих веток миниатюрных кустарников, то они мгновенно расцветали, вновь облачаясь в изумрудное одеяние из листьев, а при прикосновении к уже мёртвым гниющим деревьям, к ним возвращалась жизнь. Сломанные ветви и пни покрывались изящными бутонами цветов, которые даже в полутьме горели яркими самоцветами, а вокруг самой властительницы стихии земли кружились и парили листья и янтарные лепестки. Ведьма легко и непринуждённо являла истинные чудеса своих сил, приводя Саэрвила одновременно в изумление и восхищение.

Внезапно Резагду вновь окутала зыбкая пелена тревоги, она резко остановилась, её сила мгновенно исчезла, и листья с лепестками опали на землю. Что за странное чувство? Здесь в лесу, вдали от городского шума и многочисленной толпы, она всегда обретала покой и умиротворение, но сейчас где-то рядом явственно чувствовала чьё-то постороннее присутствие.

Ведьма обернулась. Лес пребывал в тишине и безмятежности, что окутывала его словно туман. Он дышал ровно, успокаивая, вселяя силы, и, являясь частью Резагды, наполнял стойкостью. Сосны величественными колоннами устремлялись ввысь и подпирали причудливыми узорами хвои темнеющее небо. Птицы уже смолкли, но в темноте слышался тонкий и унылый комариный писк. Однако это только казалось так. Ещё Резагда слышала бархатное порхание пробудившихся мотыльков, шелковистое шуршание трав и бегающих в поисках пищи грызунов. Где-то совсем рядом медленно проползла змея, чуть дальше осторожно крался волк, а над землёй невесомо пронеслась вылетевшая на охоту сова. Резагда ясно слышала все привычные звуки ночного леса, но не могла услышать притаившегося в кронах сосен властелина стихии воздуха.

Саэрвил меж тем внимательно наблюдал за ней с высоты, чувствуя, как по телу его разливается томительная нега. Сгущавшаяся ночь была волшебной, а стоявшая на земле ведьма волновала его ум и сердце. Ему захотелось покинуть своё укрытие, опуститься на землю и, заключив Резагду в объятия, вдохнуть аромат её кожи. Интересно, этот аромат такой же, как окружавший её лес или болота на которых она живёт? Быть может от неё пахнет минералами или сладким ароматом цветов? Саэрвил почувствовал, как его сердце гулкими ударами пробивало грудь, и был несколько удивлён, что ведьма, так и не расслышав его звучание, с не покидающим чувством тревоги двинулась дальше.

Резагда шла долго, продолжая погружаться в самую глубину леса, который, казалось, хотел поглотить её в свои бездонные недра. Время от времени беспокойно оглядываясь, она больше не проявляла свою силу, что немного огорчало следовавшего за ней по пятам Саэрвила, и вскоре вышла к болотам, возвестившим о себе запахом торфа.

Место это выглядело зловещим. Высокие травы, словно щупальца подводных тварей, выглядывали из зыбкой грязи и тёмных вод. На несколько миль вокруг, словно переломанные кости мертвецов, расстилались безжизненные кустарники да кое-где из тёмной грязи, как ручища водяных, торчали ветви коряг.

Не останавливаясь, Резагда пошла напрямик через болото, легко ступая по небольшим островкам, и только длинный расшитый подол её платья иногда касался поверхности воды, издавая всплеск и тревожа вязкую тину. Саэрвил не мог двигаться вслед за ведьмой по открытой местности, не рискуя привлечь внимание, поэтому он парил между деревьями, продолжая наблюдать. Только когда ведьма была уже готова скрыться из виду, Метатель Ножей решился покинуть своё укрытие, но в этот момент прямо из земли практически мгновенно сплошной стеной выросли деревья, и протиснуться между ними было невозможно. Резагда, применив свои сверхъестественные силы, вырастила живую стену, словно боялась, что кто-то или что-то могло неожиданно вырваться из чащи и напасть на неё, хотя это было абсурдным, ведь лес и его жители никогда не трогали ведьму, она находила общий язык даже с насекомыми, не говоря уже о животных и птицах.

«Вот, чертовка!» — выругался про себя Саэрвил, не ожидая подобного хитрого хода. Ему понадобилось время, чтобы вырваться из-за неприступной стены новорождённого леса, но когда он, наконец, преодолел преграду и, оказавшись у края болота, оглядел его, ведьмы уже не было видно.

Саэрвил решил вновь воспользоваться помощью воздуха, и, чуть воспарив над поверхностью болота, медленно поплыл вперёд, стараясь перемещаться от одной группы камышей к другой, на некоторое время затаиваясь в них на случай, если ведьма решила выследить незваного гостя. Но эти предосторожности оказались напрасны, Резагда уже ушла далеко вперёд и вскоре вышла к непроходимым топям.

Здесь пахло гнилью, и стоял пронизывающий хлад, серые рваные лоскуты тумана висели над топями и, окутывая это мёртвое безмолвие, казалось, пронзали окружающее пространство потусторонним ядом. Не то, что на болотах, где весело булькали лягушки, пищали вечно голодные комары и скрежетали гадюки, рассекая гибким туловищем воду.

Стоя у края топи, Резагда сняла сапожки и сделала шаг вперёд. Едва только её босые ноги сошли с островка, на котором она стояла, как словно по волшебству через топь образовалась тропинка из земли и камней, которая терялась далеко в призрачном тумане. Резагда пошла по ней и вскоре исчезла во мгле.

Саэрвил издалека лишь успел заметить, как ведьма, словно призрак, испарилась в тумане, и смачно выругался. Вступать в туман он не мог, тогда мгла сразу рассеется и раскроет его, а на что была способна эта ведьма и что она могла с ним сделать за вторжение на её территорию, Метатель не мог даже предположить.

Резагда тем временем прошла сквозь туман в самое сердце непроходимой топи, где на одиноком, окружённом гнилой трясиной, островке стоял похожий на склеп дом с горящим огнём в окне. Едва она подошла к дому, как созданная ей тропинка сразу исчезла.

Толкнув дверь своей тайной обители, Резагда вошла в дом, и хоть снаружи он казался крайне мрачным и зловещим, внутри всё было просто и уютно. В доме было всего две комнаты, поварня и погреб. От камина исходил приятный жар и красноватый, рассеянный свет, а тихая мелодия слегка потрескивавших в нём поленьев заполняла внутреннее пространство. В воздухе витал аромат воска и сухих трав, пучки которых висели под низким потолком, на полу лежали шерстяные коврики, а на полках стояли разнообразные глиняные горшки.

В большой комнате перед камином на высоком покрытом шкурой стуле сидела женщина и что-то вязала. Когда Резагда, затворив за собой дверь и поставив сапожки и корзинку, прошла внутрь, женщина обернулась.

— Здравствуй, родная, — ласково и с улыбкой произнесла она. — Как госпожа Дино́ль?

— С каждым днём всё хуже, — Резагда устало опустилась на пол возле камина. — Скоро отойдёт в мир иной.

— Что ж, для неё это даже лучше, хоть перестанет так мучиться, бедняжка… Ты голодна?

— Нет, — ответила ведьма, и хотя за целый день во рту у неё не было и крошки, голода она не ощущала.

— Ну, я тебя дождалась, пожалуй, пойду отдыхать. Доброй ночи, родная, — произнесла женщина, нежно поцеловав Резагду в макушку.

— Доброй ночи, матушка, — тихо ответила ведьма и, в свою очередь, взяв руку женщины, поднесла её к губам.

Резагда осталась одна и только сейчас, почувствовав жар огня, поняла, насколько устала. Сняв браслеты и перстни и положив их рядом, она легла на шкуру прямо перед камином. Как бы Резагда не пыталась успокоиться, это ей не удалось, тревога всё ещё играла на струнах её души гнетущую мелодию, а внутренний голос вещал об опасности. Она вспомнила незнакомца, которого видела сегодня мельком, и хоть этот мужчина был одним из многих увиденных за этот день, но именно он взволновал её душу.

Незнакомец с огненно-рыжими волосами. Едва увидев его, Резагда всем своим существом мгновенно почувствовала, что он такой же элементаль, как и она сама, ибо от него исходила небывалая сила, совсем не такая которой обладают простые колдуны или чародеи. Эта сила была очень возвышенной, словно часть небес, внезапно упав на землю, наделила его своей мощью. Вот только к какой стихии он относится? Вероятно огня, раз уж у него такой необычный цвет волос.

Резагда сосредоточила взгляд на огне в камине. Да, впо