Оглавление

Между гор и долин

Ехал рыцарь один,

Никого ему в мире не надо.

Он все едет вперед,

Он все песню поет,

Он замыслил найти Эльдорадо.

«Эльдорадо»

Эдгар Алан По

Глава 1

Блестящий рыцарь на блестящем коне медленно продвигался по извилистой горной тропе к таинственному замку Власти, расположенному во всём своём каменном великолепии на самой высокой вершине труднодоступной и мистической горы Могущества.

Это был конечный отрезок длинного и мучительного пути. Длинного, потому что рыцарь совершенно сбился со счёта дней, а мучительного, потому что природа в этом небольшом месте самым странным образом выдавала аномальные кульбиты, сконцентрировав здесь почти все климатические пояса и тасуя их по своему капризному усмотрению. Впрочем, из любви к человеку и из гуманного сострадания ко всему живому вообще, благосклонно исключив из своего погодного ассортимента суровые условия полярного и субполярного поясов.

Но в начале пути об аномальных трудностях путник даже не подозревал. Восхождение на вершину, чётко визуально наблюдавшуюся с подножия горы, казалось вполне простым делом даже для не сильно тренированного человека и не должно было занять более трёх дней пути.

И первый день полностью подтверждал это предположение. Путешествие обещало быть приятным, и будущие трудности, опасности и ловушки путнику и в мысли закрасться не могли. Солнышко светило, травка зеленела, листья на деревьях и кустарниках приятно шуршали, ветерок приятно обдувал, а замок мечты магически притягивал и манил.

Аномальные странности, в виде самой настоящей чертовщины, начинались со второго дня пути и с высоты семисот метров, где находился первый и единственный стабильно и явственно сохраняющийся благоустроенный бивуак.

Путник ещё не был сильно утомлён и сгорал от нетерпения двигаться дальше, самоуверенно пренебрегая слишком рано предоставленным отдыхом. Многие сорвиголовы, которым магнит Власти и Могущества затмевал разум, игнорировали полноценный отдых и, пообедав на скорую руку и вздремнув часок-другой, опять пускались в дорогу.

Но даже хорошо отдохнув и выспавшись, бесстрашные рыцари всё равно сбивались со счёта дней, а зачастую — и с самого пути. Ответ этому явлению был очевиден, но необъясним. А учёные мужи могущественной науки ответа не знали, но гипотезы выдвигали и диссертации защищали. Знали ответ учёные рыцари, но напускали столько тумана и дурмана, что терялись не только ответы, но и вопросы. А сами рыцари бессильно разводили руками, улыбались и показывали язык. В итоге все оставались при своём, но с чувством выполненного долга.

Местные многочисленные аномалии были таковы, что все другие известные аномалии, как-то, например, Бермудский треугольник, призрачный город Фошани, кривой лес Грифино, две Долины Смерти — в Якутии и в Калифорнии — и другие природные загадки, выглядят детской забавой.

Случалось, когда Солнце восходило, как и положено, на Востоке, а уже через час-другой закатывалось на Западе. Ещё через час, отдохнув за линией горизонта, выплывало на том же Западе и, дойдя до зенита, намертво зависало над макушкой дерзкого рыцаря.

Редкие астрономические парадоксы были густо усыпаны многочисленными примерами климатического, растительного и животного сумбура. Калейдоскоп климата, флоры и фауны. Просторные широколиственные леса умеренных широт резко сменялись труднопроходимыми тропическими джунглями. В которых рыцарь запросто мог наткнуться на мирно дремавших в засаде тигра, ягуара или пантеру; наступить на безмятежно спящую в траве змею; попасть в объятия дружелюбного удава или питона, а то и вообще — побеседовать с глазу на глаз с восьмиметровой анакондой.

И только измождённый обилием эмоций странник переставал ругаться на млекопитающих и земноводных хищников и проклинать непрекращающийся муссонный дождь, как в следующую секунду он обнаруживал себя в барханах пустыни. В зоне палящего солнца и возникающих миражей. И вот бедный рыцарь молит Всевышнего о дуновении ветра, о прохладной тени и глотке воды. И на удивление его мольбы сбываются. Но сбываются самым страшным образом. По крайней мере, хотя бы отчасти. Солнце закрывает мощная песчаная буря. Закрывая рукой глаза, рыцарь понимает явно ироничный ответ судьбы, а наэлектризованный мозг выдаёт в утешение две эмоции — смех и плач.

Однако и эта стихия вскоре стихает. Наступает ночь, а с нею и долгожданная прохлада. Уставший рыцарь блаженно засыпает, но сон его оказывается не долгим. Сменилось не только время суток, но и сменилась местность вокруг. Вместо песка появились мелкие камни. Мелкие неприятности. Так скажет всякий опытный путешественник. А тем более, — рыцарь. Ведь рыцарь, это не принцесса на горошине. Он бы спал на этих камушках как на перине, если бы они не оказались «злыми духами пустыни», которые ночью издавали звуки лопнувшей струны и набрасывались на спящего, больно раня своими острыми краями.

И только с рассветом путник обнаруживает, что это не «злые духи пустыни», а «голоса камней», не выдержавшие температурного контраста жаркого дня и холодной ночи. Они звучно лопались и разваливались на куски, которые и досаждали спящему. И не просто досаждали, а ранили ничего не подозревающего рыцаря, как шрапнелью. Какой уж тут отдых?

Немногие доходили до вершины Могущества, ещё меньше смельчаков проникали в замок Власти. Но уж кто доходил и проникал, тот имел все шансы вернуться в суетный мир великим победителем. Имел, но не обязательно возвращался. Именно замок Власти таил в себе самые главные и судьбоносные испытания.

Бесстрашный и не сломленный рыцарь преодолел все природные катаклизмы и одолел всех опасных представителей фауны. Его неукротимый дух пылал, а закалённая душа трепетала от предвкушения честолюбивых надежд, до осуществления которых оставалось всего каких-то жалких пятьсот метров.

Настало время расстаться со своим верным оруженосцем, ибо к Замку доблестный рыцарь должен подойти один. Категоричное условие, установленное испокон веков Хозяином самой тайной и мистической крепости, который ни при каких условиях не допускал свидетелей к самой закрытой и единственной для рыцаря аудиенции. Земное бытие на короткий миг соприкасалось с вечностью. Для вечности короткий миг — ничто, для земного бытия — всё.

После хорошего сна и лёгкого завтрака, рыцарь с помощью оруженосца начал подготовку к самой важной в жизни каждого максимально амбициозного и мотивированного человека встрече. Встреча определяла не только будущее самого рыцаря, но и его рыцарского потомства. А готовность к бою определяет результат боя. Надёжно и грамотно экипировать рыцаря и его боевого коня дело не лёгкое и не быстрое. Благо, что оруженосец был мужчина пожилой и опытный, прошедший многие жизненные передряги, перегрузки и перемены.

Пока рыцарь спал, он достал из повозки сваленные в кучу доспехи и аккуратно разложил их на траве. Теперь же, с ностальгической грустью посмотрев на них, на рыцаря, на коня, с типичной для рыцарей прошлого откровенной завистью негромко сказал:

— Эх, если бы тридцать лет назад я рискнул перейти мост и проникнуть в Замок, каких бы высот я смог достичь в жизни?! Жаль, что от моста пришлось повернуть обратно. Хотя, к слову и в утешение самому себе, многие поворачивали обратно ещё раньше. А сколько не вернулось вообще?! И всё равно жаль.

— И какое конкретно препятствие помешало тебе перейти мост? — неожиданно спросил проснувшийся рыцарь. — Джунгли? Пустыня? Хищники?

Оруженосец тяжело вздохнул.

— Главное препятствие всегда находится у нас внутри, — философски ответил он, а потом честно и обезоруживающе добавил. — Мне помешала моя трусость. Исключительно и только трусость.

— Испугался за свою жизнь? — бесцеремонно и с усмешкой попрал рыцарь честность.

— Нет, — резко пресёк акт неуважения оруженосец. — За твою и твоей матери. За любовь, которая жила в моей душе. Был последний выбор перед точкой невозврата. Я выбрал любовь.

— Извини, папа, — виновато сказал рыцарь.

— Что извинился — хорошо, а что смутился — плохо, — наставительно произнёс оруженосец-папа, а затем грубо подвёл итоговую черту. — Достаточно сантиментов! С таким настроем нельзя идти на битву. Любовь в таких делах только помеха.

— Но ведь во имя любви рыцари совершают подвиги?! — неуверенно воскликнул рыцарь-сын.

Оруженосец стал груб и резок.

— Глупости, — ответил он, криво усмехнувшись. — Только честолюбие и тщеславие пробуждали в рыцарях смелость и дерзость, и побуждали их к безрассудным подвигам и рассудительным битвам. А высокородные дамы ценят именно это и отдают свои сердца, и всё остальное, не влюблённому очкарику, а победителю. — Сын смутился и поправил на носу очки. Отец чуть изменил константу. — Ну, или очкарику-победителю. А чтобы их сердца не очерствели, ветреные и кокетливые дамы находятся в перманентном состоянии поиска любовных приключений. Результатом является рыцарский шлем, гордо украшенный рогами. А сами рыцари отличаются лишь степенью честолюбия и тщеславия. А ещё жертвенностью, которую они готовы принести ради достижения своих целей. Победителю достаётся всё. Вот и вся любовь.

— Значит, тебе помешала любовь? — допытывался любопытный рыцарь. — Ты не променял любовь на амбициозные цели?

— Давай облачаться, сын мой, — вместо ответа сказал оруженосец, хлопнув своё чадо рукой по плечу. — Ты выбор свой сделал, когда решился на эту битву. Теперь глупо отступать. Не повтори мою ошибку. А раз так, то подойти к главной битве жизни ты должен во всеоружии.

Рыцарь усмехнулся:

— Да уж, чем-чем, а оружием и доспехами мы запаслись с лихвой. Ты перестраховщик, папа.

— Глупая самонадеянность, достойная разве что Атланта или Геракла, — с укоризной сказал опытный техник. — Лихва лишней не бывает. Сколько таких беспечных глупцов сложило свои головы исключительно из-за своего головотяпства. Смелость и дерзость хороши, когда они надёжно защищены.

Рыцарь, чтобы не перечить по пустякам, согласился:

— Ладно, убедил и уговорил. Только потяну ли я всё это на себе? Здесь же пуда три?!

Оруженосец возмутился:

— И что? А в тебе сколько? Целых четыре с половиной!

— Вот именно, всего четыре с половиной пуда.

— Да, но четыре из них сплошные мышцы! Для тебя три пуда железа, как для невесты подвенечное платье. Воодушевление должно быть таким же. Вера в себя и в победу!

— А конь? — не унимался сердобольный рыцарь. — Моих семь с половиной пудов, да на нём столько же! Как ему выдержать? А если придётся с копьём на коне идти в атаку?!

Оруженосец уже возмутился до нервных окончаний:

— Это же конь, а не заяц! Это же шайр! И зовут его, между прочим, Зевс! А что касается копья, то не вздумай применять этот глупый маневр. Драться будешь пешим, со щитом и мечом. А конь должен находиться рядом и заменять меня в качестве оруженосца. А теперь хватит болтать. Пора делом заняться. Тебе туда надо добраться засветло.

И верный оруженосец с бюрократическим педантизмом занялся делом. Рыцарь, желая поскорее стать блестящим, а в будущем — могущественным, усердно принялся ему помогать. Процесс бронирования, как и предписано инструкцией, начали с коня.

Сначала на мощное туловище была наброшена кольчужная попона. Боевое седло с высокой задней лукой было накрепко перетянуто двумя подпругами и снабжено дополнительным ремнём, которым всадник фиксировался для более надёжной устойчивости. Но, покумекав, от этой услуги они всё-таки решили отказаться, чтобы не связывать себя лишними путами, ограничивающими быстроту маневра спешивания.

Уже после этого на Зевса были закреплены: наголовник — шаффрон, нагрудник — петрайль, накрупник — крапер, и две боковые пластины — фланчарды. Шею коня закрывала пластинчатая защита — кринет. Технически конь к бою был готов. Моральной же готовностью животного к предстоящей битве ни один рыцарь никогда не интересовался.

Рыцарский конь приуныл. Но когда начали одевать в железо его всадника, к унынию прибавилась доля любопытства. Это ясно читалось в умных глазах Зевса. Но коню хозяева смотрят в рот, а не в глаза. И то только в случае покупки-продажи.

А посмотреть действительно было любопытно. На нижнее бельё рыцаря заботливый оруженосец напялил тёплое термобельё. А уже на него — стеганый шерстяной акетон, поверх акетона — кольчугу, а на кольчугу — сюрко. На ноги натянули шоссы.

Глава 2

Оглядев сына со всех сторон, отец приступил к жёсткой металлической сборке. Грудь и спину защищала серебристая кираса, состоящая из двух частей — нагрудника и наспинника. Пластинчатые подолы защищали тело от талии до бёдер. К низу подола оруженосец-папа прикрепил тассеты, которые закрывали главную часть бедра. Сидя на корточках, он тщательно завязывал, завинчивал, закручивал.

— В этом месте надо быть особенно скрупулёзным, — пояснил он. — Потомки, думаю, будут мне благодарны. — И уточнил. — Начиная с тебя.

Набедренники через пластины на шарнирах присоединил к наголенникам, которые в точности повторяли особенности анатомического строения голени. Стопы рыцаря, защищённые от холода и трения шерстяными носками, папа аккуратно всунул в аркообразный вырез передней створки наголенников.

Оруженосец выпрямился и ещё раз оглядел рыцаря. Затем, подняв с травы и покрутив в руках кюиссы и поножи, бросил их обратно в повозку. Защитой ног, бёдер и туловища он остался доволен. Можно было приступать к рукам и голове, без которых невозможен наступательный поединок. Это убегать легче без оружия, без доспехов и сломя голову.