Оглавление

1. Железный Аспид. Дилогия. Мир
2. Некролог
3. Глава 1 — о том, как выбрать правильный момент
4. Глава 2 — в которой андроид нарушает моральный кодекс и межзвездную конвенцию
5. Глава 3 — в которой Джуру водить
6. Глава 4 — в которой робот ищет работу
7. Глава 5 — назидание о вреде мелких краж, или как погубить змея его же оружием
8. Глава 6 — в которой от зла до не-совсем-зла один разговор по душам
9. Глава 7 — с эффектом ореола и вечно бесполезным планом А.
10. Глава 8 — с ароматом кофе и бергамота
11. Глава 9 — с агрессивным дизайном и гарантией три минуты
12. Глава 10 — с ноткой мыла. В главной роли — Ирмандильо Тарталья
13. Глава 11 — с высоким градусом и открытым финалом
14. Глава 12 — еще не 13-я, но уже страшно
15. Глава 13 — в которой Зверобой испортит вам жизнь, даже если вы мертвы
16. Глава 14 — в которой Харгена мучает прошлое, а Орис получает плед и кошку
17. Глава 15 — в которой Чесс играет с огнем
18. Глава 16 — о том, как можно просто взять — и без проблем куда-то добраться
19. Глава 17 — где украли свет, звук и запах
20. Глава 18 — с потерей рассудка
21. Глава 19 — в которой Тарталья учится доверять, а Самина — чуять
22. Глава 20 — в которой Самине пригодился диплом
23. Глава 21 — из которой читатель узнает о зеркальных магах, а главный герой — кое-что о себе
24. Глава 22 — о ловле на живца
25. Глава 23 — в которой легенда звучит по-новому
26. Глава 24 — в которой Эйден выполняет обещание
27. Глава 25 — в которой Самина выбывает из игры
28. Глава 26 — которая чуть-чуть запоздала
29. Глава 27 — о расплате по счетам
30. Глава 28 — о «да» и «нет» за одну ночь. О разрушительной силе воды и диктатуре безжалостной химии
31. Глава 29 — о блестящих идеях и последнем волшебстве
32. Глава 30 — о лучшем в мире триниджете и лучшем в мире недостатке
33. Глава 31 — будто из другого жанра: о древних ритуалах и правиле темного властелина
34. Глава 32 — в которой Эйден забирает жизни, а Самина забирает все
35. Глава 33 — где антигерой доведен до совершенства
36. Глава 34 — Печальная глава о том, кто настоящий злодей
37. Глава 35 — в которой Харген раскрыт с неожиданной стороны
38. Глава 36 — где нет ничего проще водорода и ничего сложнее древнеалливейского
39. Глава 37 — глава с большой красной кнопкой
40. Глава 38 — об исключительном праве быть человеком. И о том, каков Джур на самом деле
41. Глава 39 — в которой империя выбирает трудный путь
42. Глава 40 — о разнице между «падать» и «лететь вниз»
43. Эпилог — с интригой и сказочным реализмом

Некролог

— Может, пролог?

— Ты дослушай.

Шима кивнул и подлил себе курарчелло, отчего пузырек заманчиво треснул посредине. Редчайшая выдержка, восхитительный сорт. Кафт наспех выпил и на закуску швырнул пузырек об угол термостата.

— Так что там коричневый субкарлик?

— А, да, планемо. Звезда-неудачник. Ей не хватило жара, чтобы запустить термоядерный синтез, как положено. А планемо Эзерминори так не повезло, что стоило ей остыть, как на ней завелись паразиты. Насекомые плодились и множились, эволюционировали так и сяк… Но не могли превзойти размера самых обычных вшей. Ты ведь знаешь, их кровеносная система плохо разносит кислород. Вырастая, они начинают задыхаться. Но их амбиции не желали мириться с естественным отбором, и вскоре эзеры смекнули, что природу можно обмануть. Они овладели диастимагией. И научились менять свою анатомию — как и когда захотят, на сколько захотят.

— Но зачем?

— Сначала просто искали форму, которая будет лучше усваивать кислород, чтобы доминировать над остальным животным миром. Позже — над миром природы. И наконец — над вселенной. Они много кого повидали, а повидав, убили и копировали. И птиц, и зверей, и гадов. Хлоп! — перед тобой таракан, хлоп! — пес или рыба. Хлоп! — обратно таракан. Но все было не то. Недостаточно удобно, недостаточно смертоносно. Ведь правильно: какой вид самый опасный?

— Мы…

— Да. Все закрутилось, когда Эзерминори посетил человек. Случайно, ибо нарочно туда никто не хотел попасть, разве что сумасшедшие. Очень скоро, получив личину гуманоидов в пару к своей, энтоморфы серьезно возвысились. Их имаго — реальные тела — тоже выросли. Видели нашего Бритца? Теперь эзеры пьют кровь побежденных, чтобы запасать эритроциты. А используют запасы, когда летают, размножаются, линяют и воскресают. В себя приходят лишь по необходимости. Ведь быть монстром действительно удобнее, когда ты человек.

Уже привычным жестом Эйден обновил свой бокал варфарома. Он полюбовался на лабораторию сквозь его ярко-розовый цвет.

— Насекомые и мне попортили крови. Они были настолько жестоки, насколько талантливы. А цивилизация их, даром что из одного созвездия, давала жару всей имперской армии. Наконец, после сотен попыток осадить вшей, мы решили перерубить этот узел: взорвать Эзерминори, их столицу. Накрыть тараканов одним большим… тапком. Ой, да не смейтесь, Шима, я ему тут о грустном… Это было против всех принципов, за тысячи лет врезанных в наши гены. Уничтожить целую планету — а ведь на ней, должно быть, жили миллиарды ни в чем не повинных эзеров.

— Бросьте! Каждый энтоморф с колыбели — по локоть в крови своих рабов!

— Но это их образ жизни! Я не могу винить ребенка в том, что он убивает, видя, как убивают взрослые. Мы просто не смогли найти решения лучше. Не справились. И времени, и сил терпеть уже не осталось. Мы решили выжечь их дом подчистую, как иные земледельцы, кому нечем удобрить почву, выжигают поле со всем зверьем, что там живет. Как полевой хирург рубит тебе руку по плечо, а ты лишь отморозил палец. Но у него нет времени и лекарств, чтобы рисковать твоей жизнью, доводя до гангрены. Мы были в отчаянии. Или теперь уговариваем себя, что были. Не стоит думать, будто я не казнил планеты. Но я давал им время, чтобы эвакуировать мирных, иногда даже ресурсы для этого. А Эзерминори с их гравитационной коронадой… Намекни я им заранее — ничего бы не вышло. Вернее… нет, вышли бы тысячи мертвых имперцев, сплюснутых вместе с кораблем до размера вот этого яблока. Но весом с целый дом. — глоток варфарома, вдох, выдох, снова вдох, чтобы Шима успел представить, как сам коллапсирует в яблоко. — В общем, я мог дать им три часа: от момента, когда коллаборат моих кораблей прибыл в их систему, до щелчка мышеловки.

Не случалось мне разрабатывать план сложнее и коварнее. Козыри насекомых должны были сыграть против них самих. Но обо всем по порядку. Мы пригнали тринадцать флотилий — три тысячи крейсеров, не заметных с Эзерминори. Мои корабли не отражают ни фотона, а в том месте, где они закрывают собой звезды и могут себя выдать, они излучают свет нужной яркости и спектра. И на планете уверены, что видят звезду, а не копию на обшивке крейсера.

— А как же радары спутников?

— Да, радары… орбитальных там была не одна сотня, и это только боевых. Но нашей целью было скрыться от планетарных орудий. Мы просто сметали радар за радаром. А пустое место тут же занимал наш корабль. Отключал маскировку. Копировал сигнал эзеров. И с планеты казалось, что спутник на миг потерял связь, но тут же восстановил. Ты вообще не представляешь, насколько быстро нам приходилось проворачивать вот это все… На распад одного спутника и взлом его сигнала требуется пять секунд.

— И сколько же у вас ушло на все?

— Пять секунд.

— Нет, на все спутники.

— Пять секунд!

— А…

— Три тысячи крейсеров против трех сотен радаров, Шима. Какие у них были шансы? Я висел на орбите, и планета сверху казалась вся покрыта кровью, до того красная. Но я отвлекся. Итак, какие-то сигналы о нас поступили эзерам, но их маршалы пришли в смятение: врага они не видят, спутники на месте и работают. Больше похоже на атмосферные помехи, на обычный сбой ресиверов. Да будь на их месте даже я, и то не стал бы вводить чрезвычайную ситуацию. Отослал бы данные о сбое на анализ и занимался своими делами, пока Ибрион не разнесло бы к чертям. Но эзеры были б не эзеры, если б не подняли авиацию даже по ничтожному поводу. Такая порода. Они всегда начеку, как разбойники, что спят с ножом под подушкой.

Как только их джеты вышли из атмосферы, нас раскрыли: с новых углов обзора мы были видны, как на ладони. Их первую эскадрилью разведчиков без труда растворили те наши крейсеры, что имитировали спутники. По-моему, наших коллапсировала всего дюжина. Их место тотчас заняли другие. Блазар! И когда я выучился говорить так холодно о потерях? Помню, как бесился из-за четверых людей… теперь смешно даже. — Эйден чокнулся пробиркой с пузырьком профессора и крутанул за хвостик чужое яблоко на столе. Оно завертелось по стеклу, как зеленая планета. — И вот — пока насекомые поднимали основной флот, мы ставили крейсеры на орбиту. Строили плотную сеть. На установку одного корабля уходило от трех до пятнадцати секунд, и мои ребята встраивались в контур неравномерно — ни по времени, ни по расстоянию.

Маршалы Эзерминори продолжали наблюдать бессовестно чистое небо, психовали и теряли один корабль за другим. Коллапсируя, наши позитронные двигатели взрывались и убивали стреляющего. Как пчелы: один выстрел — и награда посмертно. Боевых кораблей насекомых поднялось всего пятьсот против нас. И то — это колоссальная армия для одной планеты! И нам досталось. Вот имперский крейсер, и через секунду — горошина… Плесните своего курарчелло.

— Вы же в курсе, что на андроидов не действует алкоголь?

— О, Шима, вот умеешь ты… давай на «ты»… вот умеешь ты развеять эффект плацебо.

— Всегда к услугам. Но курарчелло мне не жалко, что ж.

— Ты вот думаешь, сколько времени нужно, чтобы уничтожить планету? День? Час? Шима, мы собирались уложиться в полчаса. Наверное, затем уж просыпаются совесть, жалость, сомнения. Нельзя было этого допустить. Очень скоро у Эзерминори не осталось никого, чтобы вести бой в космосе. На кораблях эзеров нет специальных радаров, чтобы вычислить несоответствие между положением звезд и их копий. Смерть косила их просто из ниоткуда. Мы потеряли в общей сложности двести крейсеров. Много. А теперь спроси, почему оно того стоило.

— Почему оно того стоило, Эйден?

— Все это время мы формировали из своих кораблей невидимый контур. Орбитальную сферу. Каждый шаг был рассчитан заранее: крейсер встает на свое место, запускает все телепорты, какими располагает, и цепляется ими к соседям. Каждый к четырем другим: эдакая… четырехвалентная связь. А пятым, последним телепортом, команда отправляется в коллаборат свободных крейсеров на границе системы. Затем пятый луч встраивается в общий контур, замыкает ячейку, и корабль уже не может выйти оттуда, не нарушая целостности сферы вокруг планеты.

Каждый орбитальный крейсер имел свой конкретный, строгий план действий. Какие телепорты связать между собой, какими — прыгнуть на коллаборат. Как только эвакуировались три четверти людей — коллаборат перестал прятаться.

— Но ведь эзеры открыли огонь!

— Да. Сильнейшими планетарными коронадами, — вслед за Шимой андроид запустил своей пробиркой в тот же термостат, где остатки коктейля рассыпались фейерверком. — Они думали, что стреляют по коллаборату, а на самом деле — по сфере вокруг планеты. Она еще достраивалась, но корабли орбитального контура, связанные телепортами, принимались оружием за единое целое. И для коллапса не хватало мощности коронад. Понял теперь, чего мы хотели? Чтобы коллапсировал не каждый корабль по отдельности, нет… Чтобы контур целиком коллапсировал внутрь! — Эйден сжал яблоко в руке, и силы робота хватило, чтобы оно смялось и брызнуло. Кафт вздрогнул, а яблоко полетело в термостат. — Эзеры не понимали, что делали. Они решили нарастить силу удара до максимума, и на это требовалось еще какое-то время. Они не соображали, что это ловушка. Корабли с полными баками позитронов — сотни кораблей — готовые выстрелить собой в планету. Но насекомые думали, их коронада просто еще недостаточно сильно бьет. И крутили резистор, не задумываясь. А контур был почти закончен. Шли минуты… Мы не знали точно, сколько еще…

Когда на мостик ворвался энсин — очумелый, с буйным взглядом — я думал, эзеры обнаружили сферу или прорвали ее. Понимаешь? Вот что казалось мне катастрофой, вот из-за чего впервые в жизни сердце зашлось.

Но помню, он прокричал:

«- Милорд, там Наэль риз Авир!.. Не вернулась в коллаборат! Перепутала телепорты, или они сработали не так… Вместо эвакуации прыгнула в какой-то из соседних кораблей! А эвакуация-то уже все!.. Телепортов досюда уж нет больше…

— Контур замкнут полностью? Еще остался где-нибудь разрыв? — мы с Джуром напали на штурмана. Герцог навис над лейтенантом, мешал ему вертеть конвисферу, расталкивал изображения. Я не оттеснял: Наэль — его племянница, его любимая проказница. Одна из немногих родных, кто и его любил в ответ. Я ожидал приговора штурмана, снаряжая личный шаттл.

— Нашел одну трещину! — догнал меня ответ лейтенанта, обернутый в стенания герцога. — Последний эвакуационный телепорт близко к Наэль — тыщ пять миль всего. Она уже бежит туда! Но Ваше Величество… мощность коронады эзеров на пределе. До коллапса орбиты десять ми…

— Разорви контур рядом с ней, — теряя голос, одним дыханием взмолился Джур.

А я взбесился на него.

— Я не могу! Еще хоть один корабль снизит валентность — и контур схлопнется по частям! — я разбил руку о переборку, доказывая, как именно все будет. — И все пилоты в том бою погибли зря, да? Скажешь это их родным? Я не говорю о… (это было чудо, что так и не сказал. Не ткнул его в бюджетные траты на подготовку и осуществление плана). Джур, нам нельзя, Джур… Нет.

— Что значит, нет! Ведь это же…

— Координаты разрыва мне в шлюпку! — исчезая, я уже знал, что меня слышал весь флагман».

Пять тысяч миль Наэль должна была преодолеть за десять минут. Конечно, основную часть телепортами, но между ними — от шлюза до шлюза — на своих двоих через весь корабль. Через одиннадцать кораблей. По крейсеру в минуту, обивая колени о переборки и консоли. Бежать спринтом, как гепард, врезаясь ребрами в газовые кресла, которые вечно ни черта не видно! Падать на порогах модулей, расталкивать обрывки конвисфер. Оставлять кровь, слезы на погасших мониторах. Ломать ногти о клинкеты. Аварийные огни мигали и путали ее: в их свете теряешься даже в знакомых коридорах. Телепорт — шлюз — мостик — шлюз — телепорт… и снова. И снова. Стыковаться с контуром было нельзя. Я мог лишь подвести шлюп к разрыву и протянуть ей телепорт на свободный приемник.

«- Быстрее! — подгонял я, проклиная себя за это, ведь она и так бежала на пределе. На пределе были и мои нервы. И целой армии, наблюдавшей безрассудство двух первых лиц Империи. С Джуром-то все было понятно сразу. Но они там решили, что и я могу бросить все, бросить их ради нее! Это ведь естественно… для человека. Когда Наэль оставалась треть пути, контур засбоило: шлюп Джура стыковался с одним из кораблей ближе к ней.

— Нельзя, назад!

— Она не успеет к тебе! — рычали на меня из комма.

— Джур, ты выбьешь крейсер из контура! Будет еще дыра!

— Отвали от меня, р-робот, машина!»

Как же он, мать его, рисковал. Стыковка выводила систему из равновесия, когда одно неаккуратное движение — а Джур вел вручную! — и все пропало. Две дыры в сфере при таком уровне бомбардировки срывали весь план. Наэль и Джур могли погибнуть на орбите вместе. А эзеры посмотрели бы снизу, засняли на видео. Посмеялись бы потом. Я плюнул на свой разрыв и помчался навстречу риз Авиру. Я уже понял, что его не переубедить, и решил помочь со стыковкой. Не был уверен, что в состоянии заменить автопилот, но в той ситуации я был чуть лучше, чем ничего. С коллабората Проци верещал мне в динамик, что я сошел с ума… Так что комм пришлось отключить.

На шлюпках всего один телепорт, им я прыгнул к Джуру. Выгнал его из рубки, состыковался… не помню, как, но мы остались живы. Значит, повезло. Я всегда считаю, когда не разбиваю корабль, что так звезды сошлись, потому что пилот я тот еще… Мы ждали Наэль в стыковочном фильтре, у шлюза. Молча. В тишине. Комм Джура валялся где-то в рубке — Вурис и его достал своими воплями. За минуту до схлопывания мы поняли, что четыреста девяносто девять миль в минуту — недостаточно быстро. Наэль была в пятистах милях от нас.

— Тридцать секунд, Джур. Уходим.

Я начал отстыковку, шлюз удалял кислород из фильтра.

— Нет! — он задыхался, а я мог не дышать совсем. — Успеет, Эй…

— Не успеет. Выйди из фильтра.

Давление падало. Десять секунд.

— Ты ублюдок, она же тебя любит!

— И я ее!

— Видимо, недоста…

Он потерял сознание. На исходе восьмой секунды мы отстыковались. На исходе девятой — в шлюз ворвалась… голограмма Наэль.

Теперь я знаю точно, насколько именно недостаточно я ее любил. На одну секунду. На во-о-от столечко, Шима. Я… был готов для нее на все — но до разумного предела. Ее цифровой образ рассыпался у меня в руках. Контур, в котором она осталась, ударил в Эзерминори.

Не могу вспомнить, что я чувствовал. Там, у шлюза, во мне пульсировала только ее боль. В рубке она потеснилась для боли Джура. Его, ее. Не моя.

Шима не был уверен, что до конца понимает.

— А Эзерминори?

— Сотни громадных кораблей рухнули на планету — разом, со скоростью света. Росли грибы их термоядерных взрывов. То, что не погубили наши реакторы, доедала антиматерия из боевых отсеков. Когда я вернулся в рубку, все эзеры, что не успели на ковчеги, были мертвы, а то, что осталось от их планеты, до сих пор непригодно для жизни. Куски размером вот с этот город улетали в космос, целые горные цепи таяли в остатках позитронных лучей. Эзерминори была красива раньше. Наэль была еще красивее.

Я помню, Джур стоял спиной ко мне и делал вид, что разворачивает шлюп домой. Удивительно, именно в тот момент я понял, что уж его-то я бы точно дождался в том фильтре. У меня бы и мысли не возникло о погибших впустую героях, о тратах… будь на кону жизнь его или Вуриса. Как не возникло мысли вывести корабль рядом с Наэль из контура и надеяться, что это не обернется преждевременным коллапсом. Ведь шанс на чудо был. Неужели она того не стоила?

— Тебя это мучает?

— Нет. Меня мучает то, что меня это не мучает.

И снова профессор кивнул, уже порядком сбитый с толку их сеансом психоанализа.

— Флот смотрел, как догорает Эзерминори. Джур смотрел на свое отражение в иллюминаторе. Я смотрел вглубь себя и ужасался. Не уверен, что уже начал дышать, когда заговорил… то ли с ним, то ли с его призраком у консоли. То был единственный момент за всю жизнь, который не остался в памяти ясным и подробным.

«- Не этого ты ждал от меня, когда отдавал корону. И уж точно не этого, когда подписывал мой сертификат качества.

— Эйден, прости, ты все сде…

— Я мог бы пообещать, что больше не подведу тебя, но ты ведь знаешь… Подведу еще — стоит только встать похожему выбору.

— Ты…

— Да перестань! «Эйден, ты все сделал правильно», хочешь сказать? «Правильно» сделал император, но не твой друг. Джур, я… просто не в состоянии им быть! Четыреста лет меня не покидала мысль: «почему он так добр, так бесконечно терпелив ко мне, — ему что же, больше дружить не с кем?» Ведь я совершенно отвратительный, самый неподходящий вариант для близких отношений всякого рода. Уйди! Отвернись от меня наконец! Я не могу больше выносить твою преданность — это бремя тяжелее короны».

Он не проронил ни слова. Выслушал молча. Будто машина, прошел мимо — к телепорту — и исчез. Он перенесся на другой шлюп, тот, что болтался неподалеку, и мы добирались до коллабората поодиночке.

— Джур не вмешивался в жизнь племянницы?

— Миллион раз он просил Наэль заглянуть правде в глаза и уйти, но она не могла. А я и не настаивал. С чего бы? Удобная женщина рядом. Послушная, красивая, тихая — идеальный компаньон. Но она-то положила на меня жизнь! И если б не таскалась вслед за мной… в горе и в радости… не погибла бы там, а потягивала бы коктейли на Ибрионе. Знаешь, Шима, положить жизнь на того, кому и в голову не придет рискнуть для тебя всем — это катастрофа.

За окном лаборатории светало. Все прежние исследования, все разработки научного центра показались Шиме ничтожными рядом с тем, что вдруг заимело первостепенное значение: изобрести наконец алкоголь для андроидов. Потому что одной машине он сейчас был очень, очень нужен.

— Это ведь случилось лет… сто назад. Герцог скоро остыл?

— А мы и не говорили с ним. С тех пор. — Эйден смотрел в одну точку, не моргая уже несколько минут. — Формально он оставался канцлером и превосходно исполнял свой долг, но меня избегал. Бедняга Ву стал посредником меж двух огней.

— Но ты до сих пор называешь их лучшими друзьями.

— Потому что они продолжают меня бесить. Джур молчит, но психует всякий раз, как я улетаю в зоны конфликта. Ву делает вид, что не присматривает за мной. Эти двое неисправимы. Казнить их разве…

Кафт поперхнулся курарчелло.

— А Вы? — донеслось из палаты, где утренняя синева и бой посуды разбудили пациента.

— А мне кажется, лишь после того, как Джур ушел тогда, я наконец выучился быть ему другом.

— Вот эт Вы заморочились… — проворчал господин Слоун. — Запутались в своем клубке, аспиды имперские… ой, не в обиду, Вашчество.

— На правду-то чего обижаться.

Эйден обнаружил, что пробирки закончились, опрокинул варфаром из горлышка и заглянул в палату.

— Принимай работу, Шима! — крикнул он оттуда. — Мы победили уроборос.

Глава 1 — о том, как выбрать правильный момент

Личный кабинет Альды Хокс — просторный, с высоченным потолком — купался в свежем воздухе и мягких утренних лучах. Ветерок с улицы колыхал шелковые гардины. Работать здесь было одно удовольствие. Которым полосатая стерва в тот день поделилась с лучшим из лучших, дабы он составил за нее годовой отчет.

«Ты же у меня такой умница, Норти…» Он согласился лишь оттого, что в тюремных катакомбах он света белого не видел. А тут почти как дома. И аквариум встроен прямо в столешницу. Умиротворяет.

Рабыня помялась на пороге, переступила с ноги на ногу и подошла к столу, дребезжа подносом. Она поставила его на самый край и с содроганием отстранилась.

— Уйди с ковра, пожалуйста, — не поднимая головы, тихо бросил Кайнорт. — Это

альпака редкой породы, мне бы не хотелось отправлять ее в химчистку за свой счет.

— М-меня прислала госпожа Хокс, минори. — лепетала девушка, стягивая шелковый шарфик и сминая его в ладони.

— Кто ж еще может достать здесь живую шчеру… а что, карминцы закончились? — Не дожидаясь ответа, эзер отложил бумаги и поднялся. Это был обеденный перерыв, и паучиха струсила не без оснований.

— Так и будешь стоять там? — Кайнорт оглядел белую шею и острые ключицы — чистые, без отметин от укусов. — Не чай же ты мне принесла.

Альда пожелала сделать любимцу приятное, но когда Бритц был занят, то предпочитал опытных рабов. С этой же не обойдется без грязи. Паучиха обошла стол и завозилась с застежками на блузке. Первая, вторая, тре…

— Куда, бестолковая? — прервал эзер, перехватил ее руку и развернул шчеру спиной к себе. — У меня нет настроения.

Девушка вздрогнула и сжалась, когда длинные пальцы зацепили воротник: Кайнорт привычным движением сдернул его вниз. Шея сзади обнажилась до лопаток. Эзер и не задумывался о девчонке, та была упаковкой, которую просто нужно вскрыть, чтобы поесть. И вернуться к отчетам поскорее. В самом деле, ничто так не вдохновляет на умственный труд, как обеденный перерыв. Так что для привычного раба в этих манипуляциях не было ничего страшнее, чем когда хирург направляет свет или дантист опускает кресло. Но шчеру трясло, как на эшафоте. Она боялась опустить руки на стол, хотя ей говорили, что надо на что-то опереться, когда от потери крови закружится голова. Перед глазами все расплывалось. Живые рыбки — золотые, скалярии. Декоративный канцелярский набор в роскошном стиле. Она понятия не имела, что за имаго у минори за ее спиной, а когда не знаешь наверняка, каков монстр на вид, оттого еще страшнее. Кайнорт еще не притронулся к ней. Он замешкался с поиском спрея для обезболивания, недоумевая, отчего Альда так далеко его запрятала. Ужель она садист круче Бритца? И тут девчонка не выдержала — как многие неопытные шчеры.

Набежала тень. Звуки, что наполняли кабинет, неожиданно стихли, притупился запах дорогого лосьона минори. Вдруг он толкнул ее вперед и прижал к столу. Девушка взвизгнула: искристые паруса крыльев взметнули портьеры на окнах.

— Скажи мне, любезная, отчего я потянулся за криоспреем, а взял это? — горло уколол холодный нож для писем. Волосы на затылке рвались у корней, натянутые хваткой эзера.

— Минори, простите! Я не хотела, я… случайно! Я больше не буду! Мино…

— Не верещи, — Бритц вполсилы приложил ее виском об аметистовую вазу, и рыдания захлебнулись. — Здесь кабинет посла, моя дорогая. Окажись на этом месте Хокс, за несанкционированную диастимагию ты получила бы жало в печень. Не скажу, что со мной тебе повезло: я невосприимчив к твоему воздействию и не ядовит, но… ты подняла мне настроение.

Шчера заскулила. Послышались треск и хруст, когда из-под ребер эзера, прямо сквозь ткань, выросли шесть острых и цепких лап. Кайнорт был энтоморфом третьей линьки: той, что давала возможность неполного превращения. Теперь он имел две лапы, чтобы прижать руки девушки к столу, две — чтобы удерживать голову и тело жертвы, а еще две забрались под одежду и кромсали ее вместе с кожей — не смертельно, просто небрежно. Голой исцарапанной спиной шчера кололась о тонкую шерсть жилета и хлопок рубашки. Свободную руку Бритц запустил под ее лохмотья, которые еще минуту назад были блузкой. Скользнул пальцами вдоль порезов от своих лап. Не спеша, как редкий ценитель болезненных узоров, написанных алой гуашью на дрожащем холсте. Опять склизко захлюпало: эзер выпустил мощные жвала. Они выросли у него из-под горла, обхватили шею жертвы, сомкнулись на секунду и разошлись. Челюсти оставили глубокие порезы над ключицами шчеры. Девушка вскрикнула, и полилась кровь…

— Без криоспрея совсем иной кайф, да? — шепнул Кайнорт и впился человечьими клыками ей в мягкую ямку за ухом. Кровь потекла в два рта — стрекозе для питания, человеку — для удовольствия. Третий мерзкий звук был гаже прежних: левой рукой, последней свободной, эзер щелкнул ремнем и расстегнул брюки. Коленом легко развел девушке бедра: сопротивляться или вывернуться из-под хватки уже не было сил — утекали с кровью. И шчера сдалась кошмару.

* * *

О серьезный настрой Самины разбились сомнения швейцаров на входе, отступили дежурные администраторы и оплавился караул. Она парировала возражения охраны, с разворота ударяя взглядом, жестом, крепким словом. Секретарь Альды вскочила с места («постойте, у минори обед!»), но тотчас шмыгнула обратно. Чрезвычайно злая фурия ворвалась в логово Альды Хокс.

Запах сырого железа, окровавленные лохмотья из ткани и плоти на столе, переплетенье рук, лап, жвал… и широкие зрачки чудовища: Самина запечатлела кульминационный момент.

— Одну минуту, леди Зури… — мурлыкнул Бритц, продолжая удерживать рабыню в лапах, а себя — в ней. По правде, между Саминой и капитаном приличествовали стол и жертва на нем, но несложно было домыслить, чем обернулся перерыв на обед.

Серьезный настрой серьезно пошатнулся.

— Что ты… Отпусти ее, чудовище!

Бросаться на эзера было самоубийством, а что, если он и ее вот так… Мимолетный взгляд в пустой коридор дал понять, что помощи ждать не от кого. Но Бритц вздохнул и оправился, удачно прикрытый бесчувственным телом. Он не помял костюм, но был весь в крови — от скул до пояса. По меньшей мере.

— Отпусти девушку. — твердо прошипела Самина, и зрачки напротив сузились, принимая вызов.

— Перейдем к сути визита? — Кайнорт втянул лишние ноги и приподнял шчеру за волосы. Под всхлип Самины он разбил взлохмаченной головой своей жертвы стекло на столе, погружая ее в аквариум. Шчера забилась под его рукой. Пузыри воздуха изо рта и носа давали понять, что она кричит под водой, но ладони скользили по сырой от крови столешнице, царапали острые края битого стекла. — Отпущу, как только закончим разговор.

Глядя на то, как шчера судорожно цепляется за убийцу, Самина едва не забыла, зачем пришла.

— Где мой брат? Он жив?

— Я не знаю. Это все?

— Что ты заставил его делать?

— Я не буду обсуждать это с тобой.

— А с кем! Кайнорт, он мой брат! Если он умрет, я заплачу всем дезинсекторам Браны, чтобы они тебя раздавили, вытравили!

— Ой, как вдруг захотелось пооткровенничать с тобой… Время! Время, Самина.

Пузырей в аквариуме уже не было. Биолог в ужасе отступила назад, но промахнулась мимо выхода и врезалась в косяк затылком. Сзади в дверях возникла голова Альды Хокс. Шершень целиком заходить не стала, завопив из коридора:

— Норти! Мой ковер?!

— В порядке.

Моментально удовлетворенная, Альда кивнула и убралась восвояси. Похоже, она не заметила Самину или приняла за второе блюдо.

— Отпусти ее, Кайнорт, я ухожу…

Бритц отступил от шчеры — согласно договору. Тяжелым мешком она скатилась по осколкам аквариума на пол, в ноги эзеру.

— Скорее. Не думаешь ли ты, что я сам вызову ей медиков, — и уже в спину ей донеслось:

— И тебе, кстати!

Только через два-три коридора Самина поняла, о чем он: тем ударом о косяк она рассекла затылок, и вдоль позвоночника струилась теплая кровь. В медицинском крыле нахохлилась эзер-фельдшер.

— А я повторяю: после минори Бритца только на эвтаназию. Девушка, Вы меня задерживаете!

— Да ведь она жива!

— Страховка рабов не покрывает реанимацию.

— Я заплачу! — биолог высыпала ей на пост кредитки. Фельдшер поджала губы, пискнула одной карточкой и передала вызов бригаде.

Самина вышла из башни, села на ступени и схватилась за голову. Добираясь к Башне Эзеров, она представляла, как хватает стрекозу за жвала и трясет, пока не добивается признаний. А что в итоге? Опять щелчок по носу. Но прямо сейчас, на этих ступенях, Самина решила: этот будет последним. Она наконец поняла правила. Девушка отняла бактерицидную салфетку от затылка и развернула комм:

— Мне срочно нужно кое-что достать. Три вещи.

— Все, что угодно.

— Во-первых, имперскую форму Эйдена. Я ему обещала.

На том конце вздохнули и скептически хмыкнули.

— Это будет непросто.

— Да или нет?

— Дальше, дальше, дальше!

Самина продиктовала заказ. Мимо нее шли, ползли и летели насекомые, плелись изможденные пауки. Девушка на лестнице их не замечала. Ей нужен был план — прямо сейчас, не сходя с этого места. Ее прежний мир и семью рвали враги: сильные, древние, хитрые. Нельзя было оставить все, как есть.

Глава 2 — в которой андроид нарушает моральный кодекс и межзвездную конвенцию

Безмятежный и размеренный, забытый министерством, а оттого чрезвычайно скучный, институт малопонятных наук до сего утра не видал такого ажиотажа. Только четверо знали, в чем дело. Остальные — недоумевающие лаборанты, научные сотрудники, роботы-ассистенты — передвигались вдоль стенки мимо спецагентов, шарахались от репортеров и боялись лишний раз выйти по нужде. В курилках были заторы из самых нервных. На этаже испытателей кто-то пошутил, что спекулирует опытными образцами тарантула-невидимки, и от него бросились врассыпную. Бюрлен-Дукк продирался сквозь жужжание и гудение сплетен, слухов. Были и те, кто решил, что на доцентов учредили облаву из-за растрат и коррупции. Хотя бюджет НИИ, кажется, не пополнялся еще с Хмерса, и растрачивать в нем, кроме мышей, было нечего. К обеду большинство работников симулировали приступ и отпросились по домам. По коридорам шатались исключительно железные волей: роботы.

Нужный андроид нашелся в отделе кибернетики, где репортеров было меньше всего. Он устроился в кабинете Бена, на стуле Бена и ногами на его столе. Эйден запрокинул стул на две задние ножки, прикрыл глаза и скрестил руки. Мини-Джур вертелся на его плече. За их эквилибристикой наблюдал тихий и чинный Слоун — готовый для наглядной демонстрации: аккуратно подстриженный, одетый с иголочки. Ковыряющий недра уха мизинцем. Как только хозяин кабинета ступил на порог, откуда-то выстрелила паутина безопасности, заключая императора в кольцо. Тот не пошевелился. Слоун же округлил глаза и спрятал некультурный мизинец за спину, а из двух углов рядом с дверью выплыли охранники. Бен понял, что императора перевели на чрезвычайный режим. Не сболтнуть бы лишнего при людях Бритца, решил он.

— Ваше Вели… — куратору показалось, что андроид не слышит, и он шагнул ближе, рискуя напороться на сеть. — Ваше Величество!

Он надеялся, что таким образом нарушит равновесие системы стул-высокомерная задница-стол, и оккупант рухнет на пол. Эйден лениво скрипнул:

— Перезагрузка системы. Идет процесс установки обновлений.

— Серьезно?! У меня полный холл репорте…

— Дождитесь полной загрузки приложений.

Слоун припадочно захрюкал.

— Кликни его по мышке, парень, хах!

— Спасибо и заткнитесь, господин как-вас-там из как-там-где. Эммерхейс, ну! Не могу же я выйти к ним без презентации, с голыми руками.

— Почему с голыми-то, а как же я?! — опешил Слоун. — Я ж тут самое чудо! Да меня весь город знает, да как я болел… А тут — сцапали короля, и сразу нате. Здоровей, чем был! Че они, не сопсо… соспо… опсос… тавят А и Бэ-то?

Бен закатил глаза и мысленно сосчитал факториал семи.

— Хорошо. Я намекну им, что есть нечто большее, чем просто везение. Самые ушлые докопаются — рано или поздно! Дойдет и до других планет, а там… Помилуйте, не могу я прямым текстом называть Ваше имя, ведь Харген меня вздернет! Его прямое и недвусмысленное распоряжение — скрыть от совета правящих домов вмешательство империи. И в целом сотрудничество с врагом.

Эммерхейс качнулся и уронил мышь. Хвостик уже мелькал в коридоре, когда андроид встал, чтобы пересесть на край стола. Планшеты Бензера хрустнули под его задницей.

— Все верно. С той лишь разницей, Бен, что меня использовали, а это я — я! — намеревался использовать Харгена. Мне надо свалить с Браны! А сделать я это могу только по приглашению главы дома. Вопрос: на черта я им сдался, если у вас тут… «просто везение». Крутись теперь, как хочешь. Вместо презентации я всю ночь пьянствовал. По мне — чем больше чуши ты там намелешь, тем больше шансов, что советники за спиной Зури начнут интересоваться мной.

— Чуши намолоть? Тогда я возьму таракана. Технологии конвисфер — легендарно-имперские, и как сказал наш бродяга, «че они… не опсоставят?»

— Первый разумный план за неделю. Действительно, забирай таракана.

Модель насекомого рисковала стать пресс-бомбой, но управляться с отвратительной тушей Бен не умел. Мог разве что «перелистать» стадии болезни, но для восторга репортеров и этого было достаточно. Два зайца уже оттягивали ему карман: и долгожданное повышение, и интерес домов к имперцу — а это возможность убрать его подальше с Браны. Своеобразный третий заяц, бонусный.

— А как его…

— Просто бери и неси.

— А нельзя его уменьшить? Он же… лошадь такая.

— Зачем? Ты жаловался на толкучку в коридоре — с таким багажом тебе мигом очистят дорогу.

Бен покрутил головой в поисках лаборанта. Не обнаружив ни намека на Аспера (когда надо было смыться, тот неплохо соображал) и содрогаясь от омерзения, он ткнул пальцем в цифровое чучело и направил его к выходу. Слоун захватил кепку, забавно раскланялся перед андроидом и засеменил следом. В самом проеме таракан вдруг зашевелился. Поднял брюшко и запутался лапкой в волосах кибернетика.

— Черт! Твою мать!

Пулей отскочив от насекомого, Бюрлен-Дукк увидел биоскоп в руках Эйдена.

— Ты забыл. — робот коснулся биоскопа, и насекомое зашуршало бодрее.

— Дайте сюда. Пожалуйста.

— Сеть отключи.

— Не положено.

Таракан мигом упал на пол и пополз к Бену, шевеля метровыми усами. Слоун взлетел на стул ногами. Кибернетик возмутился на охрану:

— Вы чего стоите, олухи!

— Он же ненастоящий, — был ответ. — Энергии конвисферы не хватит, чтобы нанести физический вред человеку.

— Уберите его от меня!

— Мы здесь для безопасности: а — препарата и бэ — андроида. Таково дословное распоряжение капитана.

— Ладно. Ладно… — Бен отключил сеть безопасности. Таракан к тому времени успел загнать кибернетика в угол и шуршал там по его ботинкам.

— Меняю пульт на биоскоп. Только биоскоп вперед!

— Другое дело, — кивнул Эйден, завершая сделку.

После ухода всех шумных андроид занялся препаратом для Бритца. Все готовые капсулы Шима сдал безопасникам для анализов, всевозможных тестов и сертификации. На самом деле — для лечения больных первой волны: знакомых председателя из тех, кто не мог ждать официального релиза лекарства. Поэтому для двух неучтенных пациентов нужно было изготовить препарат самому, то есть заново. Эйден открыл контейнер с червями уробороса, достал несколько. Белесые тельца были вялыми, набухшими — полные личинок, они готовились к живорождению.

— Парни, как на ваш взгляд, — робот прищурился и склонил голову набок, крутя червей. — Какие из этих на подходящей стадии?

— Не компетентны. — промычали из углов.

— Ясно.

Он просто оставил двух самых жирных. Затем пришла очередь вирмалина: червя из турмалиновой шахты. Вернее, его генома. Нуклеовизор Самины построил модель его ДНК, а Эйден передал ее своим ботам. Андроид брал нано-ботов с новым геномом и предлагал их беременным самкам. Те поедали ботов с привычным аппетитом и в нужном порядке. Их личинки вскоре менялись под действием программ и становились зародышами вирмалин.

Первым делом малютки ели мать, а позже, окрепшие и голодные, отправлялись в тело больного — убивать других паразитов. Червей уробороса. Имперские нано-боты копировали сами себя, чтобы выполнять вторую часть своей программы. Они восстанавливали поврежденные ткани пациента. Как только черви-паразиты были съедены подчистую, вирмалины грустили и покидали тело человека. Или эзера, ведь в данном случае Эйден готовил препарат для капитана Бритца.

Робот еще возился с мелюзгой, когда в кабинет вошла Сиби. Охрана не отреагировала: в институте, заполненном репортерами, как когда-то Слоун паразитами, пресс-секретарь не вызвала удивления. Дрожь придавала ее голосу журчание. Никогда еще страх и тревога не звучали так мелодично:

— Милорд, я понимаю, что не имею никакого морального права обращаться к Вам с надеждой на откровенный ответ, но…

Андроид остался сосредоточен на биоскопе, кончиком которого он подцеплял вирмалин, чтобы перенести в желатиновые капсулы. Сиби почувствовала себя дурно. Она собралась с силами и подошла ближе. Длинная юбка мягко шуршала, аромат чайных листьев и гвоздики тянул свой шлейф.

Он точно заметил ее присутствие, вот только не реагировал.

— Ваше Величество, мой сын…

— Вы заводите разговор, — произнес император, аккуратно запаивая готовые капсулы, — не с той стороны, леди Зури.

— Я пришла сюда не как политик, не как дипломат. А просто как… мать. Я не вычисляла, с какой стороны подойти к Вам, чтобы…

Эйден обернулся к ней с улыбкой:

— С правой, Сиби. В прямом смысле: с недавних пор слева я ничего не вижу.

— Простите. Я в настоящем отчаянии.

— Надо же, вторая Зури за месяц, и тоже в отчаянии. — хмыкнул робот и вернулся к вирмалинам.

Синтетик успел отметить, как она красива. Зная об условном родстве с Саминой, андроид невольно сравнил ее с падчерицей. Самина оказалась совершенно на нее не похожа: красота младшей леди Зури была неординарна — холодная и бледная, дикая и растрепанная. Острая. Резкая. Утонченная Сиби с ее гладкими локонами, изнеженной кожей и манерностью была неестественно хороша. Как фарфоровая куколка, что тронь — и разобьется.

— Должно быть, я давно противна Вам заочно. В последние годы, используя положение, я лепила из императора образ чудовища.

— Мои комплименты гению пера. Но признаюсь, наши сплетни о первой леди были куда циничнее. Да и порою сам герцог проявлял дюже скабрезную фантазию. У него, кстати, Ваш портрет в тире. В гальюне, то есть. Так что мы квиты, Сибирити. Смелее.

Леди Зури вздохнула поглубже и перешла к делу:

— Орис пропал на границе с огневым рубежом. Между сектором Браны и нейтральной зоной.

— Я знаю.

Он знает?..

— Какова, по-Вашему, вероятность, что имперцы его…

— Сто процентов! Вурис, мерзавец, вечно палит прежде, чем спрашивает. У нас и огневой рычаг расположен ближе, чем коммуникатор.

Привыкший к здравому реализму Самины, андроид едва успел подхватить Сиби, когда та всхлипнула и покачнулась. Она позволила усадить себя и проверить мельком пульс, после чего робот задержал ее руку в своей. При всей блестящей упаковке леди Зури давно треснула внутри. Шрамы последних лет были надежно скрыты, но в темных глазах Эйден увидел, насколько они с ней похожи: разница между их ранами состояла только в том, что робота они покрывали снаружи, а Сиби внутри. Поди разбери, что хуже.

— Я ведь только процитировал одну из Ваших статей. Ни к чему сейчас тревожиться. Может, Орису повезло. Если случилось чудо, и его захватили живьем — империя, а не ваши пираты — то после непродолжительных пыток…

Эйден и сам знал, что он за сволочь.

Сиби беззвучно рыдала, пока ее ладонь дрожала в ладони Эйдена. Словно под гипнозом, она не могла вернуть себе власть над рукой. И вдруг ощетинилась:

— Разве по имперским меркам он уже не ребенок? Что ж такого может знать восемнадцатилетний сопляк?

«О, милочка, конкретно твой сопляк знает теперь куда больше, чем следует».

Волшебным образом появилась салфетка — белая, прохладная. Коснулась щек Сиби, утерла дорожки слез. Таким же чудом она исчезла из пальцев робота. Кажется, от переживаний леди, мягко скажем, рехнулась.

— Палачи могут вытянуть даже то, о чем Орис и не догадывается. Им интересно все: привычки отца, планы его перелетов, устройство органов восприятия у первоклассных машин класса С-КР-Т, гороскоп на неделю.

Эйден отстранился, выпуская Сиби из тисков своего влияния. И у нее в голове взорвалось: четыре «первоклассные машины класса С-КР-Т» — из ее же собственной цитаты о секьюрити! — стояли по углам комнаты и вели запись всего, что видели и слышали. Умно, Ваше Величество. Значит, все, что Вы говорите, можно смело делить на порядок. Сиби возвращалась к реальности.

— Я ничем не могу Вам помочь, — андроид поднялся, чтобы вернуться к малюткам вирмалинам. — Мой совет — просто ждите новостей.

— Это тяжело сейчас — когда их впервые делаю не я.

— Да. Но в отличие от Ваших, у этих есть шанс стать хорошими.

Сиби поднялась, расправила складки и встрепенулась.

— Да, я… забыла сказать. Может, Вы не знали, но к этому причастен…

— Ябедничаешь?

За спиной у нее возник Бритц. Он дал знак охране выйти и выразительно посмотрел на Сиби. Женщина смолчала, но осталась.

— Господин риз Эммерхейс, по распоряжению совета Вам надлежит явиться к председателю Зури. Для беседы. — мимолетный взгляд на женщину. — Это связано с исчезновением его сына.

— Тогда мне нужно чуть-чуть правды. Но совершенно нет времени…

Эйден взял капсулы и, не выпуская из рук, протащил их вдоль столешницы, приближаясь к эзеру. Тот не мог оторвать взгляд от лекарства. И упустил момент для обращения. Андроид толкнул эзера к стене и острым стержнем биоскопа пришпилил к карте звездного неба. Кайнорт захрипел и попытался обернуться целиком, но только усугубил дело. Стержень, прошедший сквозь мышцы шеи человека, в теле стрекозы целился прямиком в глаз. Частичное превращение тоже не помогло. Он лишь царапнул робота тремя лапами, а тот в ответ проткнул ему плечо.

— У меня есть третий биоскоп. Поэтому хвостом не шали — сам знаешь, куда угодит последняя шпилька. — пригрозил Эйден, и Бритц угомонился.

— Что тебе понадобилось от Ориса? Куда ты его послал? Что с ним теперь?

Кайнорт закашлялся кровью. Он уже потерял ее больше, чем выпил из той рабыни. Его страховка опять подорожает. И обед пошел насмарку.

— Вообще-то… — начал он и снова поперхнулся. — Вообще-то я и так собирался рассказать все по дороге. Нормально с ним все! Я посадил в его корабль с остатками карминцев… Вместо того, чтобы отправить их на Урьюи…

— Вот это новости! Ты что же, подцепил мозгового паразита?

— Все правда, Эйден! Я отправил его к границе. Вынудить твоих… захватить корабль и отослать карминцев… домой.

— И ты использовал Ориса, а не кого-то еще, чтобы… черт, хотел помочь тебе, но прости, у меня нет версий. Ты же мог вынудить кого угодно. Почему Орис?

— Чтобы если не выйдет… и попадется своим, Харген… Харген не…

— Харген не казнил бы его, пожалев сына?

— М-м…

Верить или нет? Верить? Нет? Сказки. Фантастика.

— Ладно. Верю.

Но затолкал стержни поглубже в эзера. Под его хриплые проклятия он оставил капсулы на дальнем конце стола.

— Твое лекарство. Как обещал.

— Что здесь происхо… о, продолжайте.

Эйден обернулся на голос.

— Самина. Самина… В этой сцене у меня на тебя уже нет сил. Здесь у нас не будет диалога.

Отлично.

Андроид молча вышел в холл, где его ждал конвой, чтобы доставить к Харгену. А энтоморф все гипнотизировал капсулы. Попытки выцарапать из себя иглы оказались не так чтоб слишком успешны. Он чувствовал, что раны не смертельны. Но было крайне унизительно торчать здесь, будто на энтомологической выставке.

— Так-так, — Самина взяла лекарство и посмотрела на свет сквозь нити вирмалин. — Думаешь, ему это очень нужно?

— Самина, поставь, — мягко попросила Сиби.

— Да ты что, мам? Он шантажировал Ориса! Он убивает людей! Он мучает их, он…

Мачеха забрала из ее рук капсулы и вернула на стол.

— Просто оставь их здесь. Объяснять долго.

— И не надо, я даже не собираюсь вникать! Я видела, каков он, во всей красе! Ладно. Ваше дело. Может, еще освободишь его?

— Нет. Даже если станет умолять… но он не станет.

Самина припомнила нужное слово на греческом:

— А у меня либеллофобия.

Они ушли. Экспонат без бирки остался болтаться на стене в одиночестве.

Глава 3 — в которой Джуру водить

Тварь на потолке ощерилась. Орис уже знал, чем это закончится, и присмотрел себе укрытие. Его предшественник был настолько мил, что оставил после себя обглоданный скелет и ошметки мяса в углу. Гнилое нутро воняло так, что волосы шевелились, но делать нечего: шлепая по вязкой жиже, юноша на полусогнутых пробрался к скелету и юркнул между ребер. Кто бы ни был обитатель этой камеры при жизни, он оказался широк в кости. Тварь наверху зарокотала и раззявила круглую пасть. Орис не мог отвести от нее взгляд, хоть зрелище было омерзительным. Ему казалось, что зажмурься он, и тотчас гадина обнаружит его и набросится. Нет, пусть чует, что он за ней следит.

Пасть раскрылась, как у лягушки, и вот обнажились два ряда зубов, потом четыре, шесть… Тварь выворачивалась наизнанку. Ее внутренний мир был сплошь усеян зубами: тело вразнобой покрывали клыки, моляры, кариозные резцы. Человечьи, волчьи, даже рыбьи. Те, что без корней, отрывались и падали, скакали по ребрам укрытия Ориса. Юноша стряхнул с куртки пару молочных и съежился. Теперь закрыть уши, вспомнил он. С прошлого раза в голове еще звенело.

Тварь вывернулась целиком, как грязный носок. Медленно, смакуя процесс. И внезапно все повернуло вспять! Черная кожа стремительно катила обратно — от хвоста к пасти, ряды зубов стучали и щелкали друг о друга. Какие-то дымились, какие-то искрили. Громче, еще громче и… бац! Сомкнув последний ряд, тварь испустила плотный клубок огня. В камере стало нестерпимо светло и жарко, но только на минуту. Шар растаял над убежищем Ориса, а тварь еще тлела. Правда, недолго. Когда она угасла, потекли страшные минуты в темноте. Сколько — он не мог сказать точно, ведь комм у него отобрали. Может, и не слишком долго. В отблесках углей на загривке твари ему казалось, что та подбирается ближе. В тюрьме пахло тухлым от лужи с бурой жижей и от слизи, что сочилась из трещин повсюду. Капли где-то громко ударяли в пол. Тварь наверху чавкала и трясла складками на брюхе.

Сколько его тут продержат? Сразу после принудительной стыковки Ориса, минуя адаптационный блок, доставили в этот карцер. Кто его привел, невозможно было различить из-за имперских скафандров: черная форма принимала вид безликой тени и окутывала тело целиком. Снаружи все были черными призраками без опознавательных знаков и даже лиц. Точно как в его детских кошмарах. Из чего состоял костюм, никто на Бране толком не знал. Но на вид это была мельчайшая темно-графитовая сетка, то ли из малоизвестного пластика, то ли из жидкого металла. Скафандр был второй кожей и абсолютно стирал различия. Как имперцы узнавали друг друга? Орис приметил: костюм реагировал на прикосновение к офицерской пластине или камню на воротнике.

Пить хотелось еще с отлета. Во рту пересохло, как только он выскочил из вормхолла. Здесь пацан от страха проглотил язык, а как только ему присвоили статус военнопленного и зачитали права, то затолкали в карцер и испарились. Нет, еще процедили на общеимперском что-то вроде «успокойтесь» или «не стоит волноваться» — Орис был недостаточно хорош в языках.

Но какого ж бозона? Не стоит волноваться… Об этой твари наверху, об останках соседа, о жажде или мучительной смерти? Угли на холке твари еще тлели, и в их свете лужа в углу показалась не так чтобы сильно противной. На карачках Орис выполз из-под ребер и двинулся к луже. Загреб в ладони жижи и принюхался: однозначно НЕТ.

Он вернулся в свое убежище и подумал, насколько же оно позорное. В целом положение героя было позорным от начала и до конца. Вонючее брюхо, склизкий пол, холод и голод. Тварь на потолке скалится… опять выворачиваться будет. Орис лег ничком в слизь и закрыл глаза. Пусть жрет. Он выдохся.

* * *

Для разговора с Харгеном андроида увезли далеко от города, в тот самый зал суда. На ту самую арену. Он даже понервничал в карфлайте, но зря. Так уж вышло, что в целой столице единственным местом, достойным официальной встречи больших шишек, оказался эшафот. Одиннадцать представителей от правящих домов молчали в своих креслах, в своих мыслях. Даже не переглядывались. Когда Эйдена подвели к председателю, тот не шелохнулся. Вниманием Зури владели экраны, где в ту минуту шла трансляция из карцера Ориса. Изображение зубастой твари над юношей расползлось на всю стену зала. Харген опустил плечи и казался меньше, чем всегда.

— Что ты хочешь за то, чтобы приказать им улучшить условия для моего сына в плену?

Оказывается, председатель умел вести дела цивилизованно. Синтетик безучастно наблюдал трансляцию, где юноша ползал у грязной лужи.

— Опусти меня на Роркс.

— Зачем?

— У них эпидемия в сети, как раз по моей части.

Роркс, значит. Так близко к наводчику — паранойя, замысел или совпадение? И цифровые диски явно сочувствуют искусственному интеллекту этого дьявола. Харген вздохнул.

— Послушай… Я могу устроить обмен пленными. Ты вернешься к своим, а я получу сына назад.

— Не хочу возвращаться на работу.

— Что?!

— Отпусти меня на Роркс, и сопляку выдадут пуф, какао, плед и даже кошку. Это все.

— Нет!

Андроид встал нос к носу с врагом, и охрана взвела крименганы.

— Еще я прикажу своим отступить. Но Орис останется там, а я — в Альянсе.

— И война закончится?

— Вытащи мой чип обрыва кротовин и организуй переговоры с герцогом.

— Вытащу после. Если договоримся.

Ко связи с вражеским флагманом Харген был готов с самого утра. Имперские голограммы не могли пробиться из космоса в гиперпространственный карман, и обе стороны удовлетворились экраном. Джур был не один. В экстренных случаях ему на хвост садились адмиралы и парламентарии. Герцог был напряжен из-за соглядатаев за спиной, из-за первого разговора с Эйденом за сто прошедших лет.

А теперь из-за его отказа вернуться на Ибрион.

— Мы создадим Орису условия, зеркальные тем, которыми обеспечат Его Величество на Бране. — процедил риз Авир.

— И мы должны отступить.

— Что? — брови герцога взлетели вверх. — Что, Эйден?..