Оглавление

ОТ АВТОРА

ЭПИГРАФИЯ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

ПРАГА, «ЗАМОК ДРАКОНА». ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

БАДЕН-БАДЕН. ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

КОМАНДОВАНИЕ ВВС ФРГ «ЮГ», МЕССШТЕТТЕН. ОКТЯБРЬ

БАДЕН-БАДЕН. ОКТЯБРЬ

АЭРОПОРТ ХАН. ОКТЯБРЬ

АЭРОПОРТ ХАН. ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

АЭРОПОРТ ХАН. ОКТЯБРЬ

ДАРМШТАДТ. ОКТЯБРЬ

АЭРОПОРТ ХАН. ОКТЯБРЬ

ВАТИКАН. ОКТЯБРЬ

РИМ — ПРАГА. ОКТЯБРЬ

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

БАЗЕЛЬ, АЭРОПОРТ. ОКТЯБРЬ

БАДЕН-БАДЕН. ОКТЯБРЬ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. НОЯБРЬ

ПРАГА. ДЕКАБРЬ

ПРАГА. РОЖДЕСТВО

ПРАГА. ДЕКАБРЬ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. ЯНВАРЬ

ПРАГА. ЯНВАРЬ

ПРАГА. ЯНВАРЬ — ФЕВРАЛЬ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. ФЕВРАЛЬ

ПРАГА. ФЕВРАЛЬ

ПРАГА. МАРТ

ПРАГА, ЮЗЕФОВ. МАРТ

ПРАГА. МАРТ

КРКОНОШИ. МАРТ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. МАРТ

КРКОНОШИ. МАРТ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 20 МАРТА

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 21 МАРТА, ВЕЧЕР

ПРАГА. 21 МАРТА, ВЕЧЕР

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 21–22 МАРТА

ПРАГА. 22 МАРТА, ВЕЧЕР

ПРАГА. 23 МАРТА, УТРО

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 23 МАРТА, ПОЛДЕНЬ

ПРАГА. 24 МАРТА, УТРО

ПРАГА. 24 МАРТА, ПОЛДЕНЬ

РЕСПУБЛИКА, ШОССЕ М4. 24 МАРТА, 16:56

РЕСПУБЛИКА, АЭРОПОРТ «СТОЛИЦА». 24 МАРТА, 18:12

СТОЛИЦА. 24 МАРТА, 19:31[25]

ПРАГА. 24 МАРТА, 18:41

ПРАГА. 24 МАРТА, 18:46

РЕСПУБЛИКА. 24 МАРТА, 19:53

ПРАГА. 24 МАРТА, 19:13

РЕСПУБЛИКА. 24 МАРТА, 20:01

ПРАГА. 24 МАРТА, 20:36

ПРАЖСКИЙ ГРАД, 24 МАРТА. 22:14

ЕЛЕНА. 24 МАРТА, 22:31

ПРАЖСКИЙ ГРАД. 24 МАРТА, 23:43

ГРАНИЦА РЕСПУБЛИКИ, 25 МАРТА. 2:11

СТЕПЯНКА, 25 МАРТА. 5:51

МОСКВА. 25 МАРТА, ПОЛДЕНЬ

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 25 МАРТА, 22:06

ПРАЖСКИЙ ГРАД, 25 МАРТА. 21:49

СТОЛИЦА РЕСПУБЛИКИ. 25 МАРТА, 22:53

КРУМКАЧИ, 26 МАРТА. 00:04

ПРАЖСКИЙ ГРАД, 25 МАРТА. 00:01

РЕСПУБЛИКА. 30 КМ ОТ ГРАНИЦЫ РОССИИ, 26 МАРТА. 4:27

КРУМКАЧИ, 26 МАРТА. 5:42

СТЕПЯНКА, 26 МАРТА. 6:37

КРУМКАЧИ, 26 МАРТА. 6:39

СТЕПЯНКА, 26 МАРТА. 7:18

АЭРОПОРТ «РЕСПУБЛИКА», ПКП[29]2-Й ОЕВДБ[30] ЛЕЙБ-ГВАДИИ. 26 МАРТА. 8:26

КРУМКАЧИ, 26 МАРТА. 9:03

АЭРОПОРТ «РЕСПУБЛИКА». 26 МАРТА, 10:56

ВЕРХОВЬЯ ВОЛКИ (ПО ШОССЕ М7). 26 МАРТА, 12:55

АЭРОПОРТ «РЕСПУБЛИКА». 26 МАРТА, 12:58

ШОССЕ М7. 26 МАРТА, 14:27

ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. 27 МАРТА. УТРО

ПРАГА, БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ. 27 МАРТА. ПОЛДЕНЬ

ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. 27 МАРТА

ПРАГА, ГОСПИТАЛЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ. 28 МАРТА

ЛОНДОН, ГОСТИНИЦА «РИТЦ». 29 МАРТА, УТРО

ПРАГА, ЮЗЕФОВ. 29 МАРТА, ПОЛДЕНЬ

ПРАГА, СТАРО-НОВАЯ СИНАГОГА. 30 МАРТА

WASHINGNON, D. C. 30 МАРТА

ПРАГА, СТАРО-НОВАЯ СИНАГОГА. 31 МАРТА

ЭПИЛОГ. ВРЕМЯ ЧУДЕС

ПОСТСКРИПТУМ

Вадим Давыдов

ОГНЕННЫЙ МЕЧ

Один из самых необычных или даже, скорее, необыкновенных произведений в жанре фантастики. Сам автор его, Вадим Давыдов, утверждает, что «Год Дракона» — это, прежде всего, книга о любви. Нашему читателю предстоит увлекательнейшее занятие — самостоятельно попробовать разобраться, чего же в этой книге больше? Удивительного сплава чистой фантастики с элементами фэнтези и даже мистики и детективного расследования? Или же всё-таки любовной истории и острой политической сатиры?

Ясно одно: Вадиму Давыдову удалось создать самый настоящий шедевр. Читать его будут, что называется, «на одном дыхании». Проверено!

Памяти Орианы Фаллачи

Зло невозможно победить добром — только другим злом, под именем добра успешнее вербующим себе сторонников. Нельзя позволить открутить время назад — за путь сквозь дикость и ненависть Человечество заплатило слишком высокую цену. Нельзя отступать — уступки толкуют как слабость. Но мы обязательно найдём выход. Ведь мы люди, и поэтому обязаны его найти. Что за доблесть — сделать возможное? Сделать невозможное, сотворить чудо — вот настоящее дело!

Волнующий и провокационный сплав — романтика и наука, жестокость и благородство, честь и предательство, справедливость и вероломство. Всё это — во второй книге романа «Год Дракона» — «Огненный меч» Вадима Давыдова, автора трилогии «Наследники по прямой». Вы не сможете закрыть эту книгу, пока не перевернёте последнюю страницу!

ОТ АВТОРА

Всё, о чём рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда настолько, что становится по-настоящему не по себе: происходит, вероятнее всего, прямо сейчас. Автор сам не в состоянии объяснить, каким образом ему удалось наблюдать эту реальность, но факт её существования совершенно неоспорим. Разумеется, автор не несёт ровным счётом никакой ответственности за любые возможные совпадения места, времени, имён и событий, и если таковые имеются, то это — полнейшая, чистой воды случайность. Автор ничего не может поделать с тем, что увиденная им иная реальность не только отличается от той, в которой живёт он сам, но и с тем, что запечатлённая им реальность может кому-то очень сильно не понравиться. А то, что эта — иная — реальность страшно нравится самому автору, — его сугубо личное, частное, никого не касающееся дело.

Вадим Давыдов

ЭПИГРАФИЯ

…И есть, наконец, третий вид мечты. Сегодня он — не то чтобы нелегальный, а просто неприличный, и поэтому как бы несуществующий. Эта мечта говорит не «о шансах для любого» и не о «возможностях для каждого» — а об обязательном и всеобщем развитии для всех.

Эта мечта как само собой разумеющееся предполагает, что цивилизация должна быть достойна людей — и что люди должны, обязаны быть достойны своей цивилизации.

Эта мечта предполагает, например, что люди должны быть образованны — и что их образование должно применяться на родине, а не быть пропуском на другую, чистую половину глобуса. Что у властей должна быть власть — и прилагающаяся к ней ответственность, равная уровню власти. Что прямое участие во власти (и ответственности) должно быть осознаваемой обязанностью каждого гражданина. Что конечной целью, наконец, должно стать непрерывное развитие всех — в том числе тех, кто сегодня бомжует по малолетству, тех, кто обучается на СЕО-шников, и тех, кто никому не верит, потому что все вокруг сволочи и гады.

Этой мечты о будущем для всех — сегодня у нас ещё нет. Её только предстоит вспомнить и сформулировать по-новому.

 

Виктор Мараховский

От сводов гробницы, чтимой тобой, остался один лишь прах,

И грудою хлама лежат мечи, что сверкали в твоих руках.

Он стражу поставил у складов зерна, бедняков наделяя едой,

И велел: «Пусть сотни подъёмных колёс напоят поля водой».

И имя его зазвучит тебе вновь — не грохотом пушек стальным.

Теперь ты услышишь его из уст наставников, избранных им.

Поехал он в город далёкий свой не щедрых наград искать,

А денег добыть, чтобы тебе мудрецов и учёных нанять.

Им Истинный Смысл Вещей нипочём — обычаи, вера, судьба, —

И мнится им: хлопни раба по плечу — и встал человек из раба.

Трупами землю застлали сплошь и, пушкам не дав остыть,

Идут, зазывают — кто уцелел, чтоб грамоте их учить.

Поистине, сроду безумцы они, но тайну одну я открыл,

Что магия, ключ ко всем чудесам — источник их власти и сил,

Сокрыта, быть может, в том, что они секрет её людям дарят,

Взамен не требуя для себя ничего, никаких наград.

Р. Киплинг, «Школа Китченера»

Чтоб к небу прорваться, к звёздам,

нам бой предстоит земной.

Во всех испытаньях грозных,

Любовь моя, — будь со мной!

Николай Добронравов

Это верная дорога,

Мир иль наш, или ничей,

Правду мы возьмём у Бога

Силой огненных мечей!

Николай Гумилёв, «Молодые короли»

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

Дракон снова улетел почти на целые сутки в Намболу. Она не полетела с ним, а он, кажется, не слишком настаивал. Вероятно, напрасно: стоило Елене остаться одной, как её страхи возвращались.

Разрубить всё раз и навсегда, подумала Елена. Сейчас. Спасти его и спастись самой. Спрятаться. Уползти, зализать раны и снова ринуться в бой. Только на этот раз не против него, а заодно с ним. Но отдельно. В другом окопе. Ей самой хотелось поверить: рядом она быть не должна.

Вероятно, Елена никогда не решилась бы оторвать себя от него, если бы не наткнулась на эту новость в Сети. Баннер на каком-то русском портале — «Страшная трагедия известного барда!» Елена нередко читала на русском. Как бы там ни было, — но время, проведённое ею в Москве, в России, среди этих людей, оставило в её жизни глубокую борозду, и язык, почти родной с детства, язык одной из величайших литератур, никогда не оставлял её равнодушной. Особенно — стихи. Ведь из-за стихов всё и случилось!

Она почти машинально кликнула по ссылке. И чуть не закричала.

Заметка смаковала подробности, — гениталии в жидком азоте, и делилась недоумением сотрудников правопорядка. Что делали вместе в гостиничном номере довольно известный когда-то исполнитель авторской песни, «шестидесятник»-фрондёр, в последнее время не вылезавший из клиник для алкашей и торчков, — и никому неведомый акушер-гинеколог, которого тот же самый азот оставил без рук?! Пусть следователь сломает себе мозги, — Елене ответ превосходно известен!

Она ничего не забыла, — но давно не держала никакого зла на этого человека. Всего лишь один из тех слабаков и трусов, которые, словно нарочно, попадались Елене на её женском пути. Словно из всего и вся, сознательно или нет, она вечно выбирала «кучку поменьше». Чтобы было не жалко бросить. Чтобы составить — с Драконом — такой чудовищный, невероятный контраст. Чтобы его и без того незаурядная фигура выглядела просто исполинской. И то, что Дракон унизился до мести, — человеческой мести, тем более странной в его положении, — взбесило Елену.

Она металась по апартаментам, словно оцелот в клетке, — как он посмел так унизить её своей жалостью? Разве она нуждается в ней?! Какое право имел так залезть в её жизнь, всё разнюхать, решить, всем расставить отметки, будто школьникам, никого ни о чём не спросив?! Не убил — искалечил. Оставил ползать по земле. Елена понимала, почему не убил: хотел, чтобы мучились, чтобы страдали. Совсем, как она. Но она так не может! Это низко, чудовищно низко! Или — так высоко, куда ей никогда не взлететь.

Она накручивала себя изо всех сил. Растила в себе холодную ярость. Вышвырнуть его из своей жизни. Это чудовище. Дракон. Ему нет дела до чувств остальных, он никому не оставляет права на ошибку. Но так не бывает. Не бывает так, невозможно!

Елена знала: если увидит его опять, то не сможет уйти. Она быстро собрала вещи и вернулась в свою квартиру. Поколебавшись, решила оставить запись на автоответчике: позвони, когда приедешь. Мне нужно тебе кое-что сказать.

* * *

Елена сидела перед телефоном, будто приклеенная, и смотрела на аппарат. Звонок прозвенел — адским грохотом преисподней. Елена включила громкую связь.

— Ёлочка? Что случилось?

— На столике у дивана лежит распечатка. Посмотри, пожалуйста.

— Что опять? — сердито произнёс Майзель. — Ёлка, я соскучился. Очень.

— Дорогой, я тебе не Марта, чтобы ты разряжался в меня и тотчас, звеня и подпрыгивая, мчался дальше, спасать свою чёртову Вселенную. Посмотри распечатку.

Елена услышала его шаги, шелест, а потом — хруст сминаемой бумаги. Но она не видела, — и хорошо! — как он бросил смятый комок: легко, без замаха, а тот полетел, — так пули летают, а не бумажные шарики.

— Елена, — тихо позвал он.

Она зажмурилась. Если бы он оказался сейчас рядом с ней — Елена повисла бы у него на шее, забыв обо всём на свете.

— Елена, — снова услышала она его голос. — Я знаю, в тебе нет ненависти. Зато во мне есть, и её хватит на всех. Око за око, зуб за зуб. Это мой завет. Очень древний.

— А как же любовь? — почти прошептала Елена.

— Не знаю.

— Неужели?! — горькая усмешка искривила губы Елены. — Подумать только: Дракон — и чего-то не знает! Кто тебя просил, — а даже если бы попросили, — как ты мог учинить такое с живым человеком?!

— Я тогда ещё не знал, как много ты для меня значишь. Сейчас я не стал бы. Наверное.

— Чтоб ты пропал со своей честностью! — в сердцах крикнула Елена. — Наверное! Кому ещё из моих бывших ты отморозил яйца?! Или ты для каждого придумываешь что-нибудь экзотическое?!

— Есть вещи, которые не должны происходить. А если они происходят — виновных следует наказать. Срока давности не существует.

— Это месть, а не наказание. Если бы ты хотел наказать — я должна была оказаться первой! Я сама во всем виновата. Я за всё и отвечу!

— Ты уже ответила за всё, Елена.

— Откуда тебе известно? — из груди Елены вырвался короткий смешок. — У тебя «вертушка» с господом богом?!

— Елена. Я же чувствую, что происходит с тобой.

— Чувствуешь? Что может чувствовать человек, способный сотворить такое?!

— Боль, Елена. Настоящую боль. Боль, которую невозможно терпеть, и ненависть, которую нет сил удержать.

— Что же ты на себя взвалил, — Елена покачала головой. — Как можно спасти весь мир?! Справедливость. Возмездие. А как же обыкновенная жизнь?! Ты ни о чём другом не можешь ни думать, ни говорить. Поверь, — ни одна женщина не в состоянии терпеть это вечно. В том числе я, разумеется. Как бы я не относилась к тебе. Понимаешь?

— Значит, мне лишь показалось, — до Елены донёсся его вздох.

Проклятая цифровая акустика и великолепная связь, подумала Елена.

— Нет. Не показалось. Ты восхитительный любовник и галантный кавалер. Ты дьявольски умён, у тебя превосходное чувство юмора и безукоризненный вкус, от тебя всегда замечательно пахнет, ты сильный, красивый, щедрый и ужасно милый. Но ты сумасшедший. И это обрекает тебя на одиночество. Кроме того, тебе хорошо со мной, но ты не любишь меня. А это ещё унизительнее, чем всё остальное, вместе взятое.

— Елена!

— Не надо. Пожалуйста. Образование и образ жизни так и не смогли окончательно заглушить мои женские инстинкты. Я отдаю себе отчёт в своих чувствах и научилась их вербализировать.

Господи, подумала она, зачем я это говорю, ведь это не так, и мы оба это знаем, но я не могу, не могу, я должна уйти, я не хочу, не могу, но я должна!

— И не говори мне, будто я ошибаюсь, — она улыбнулась, не давая себе разрыдаться.

— Ладно, — голос Дракона звучал сейчас глухо, почти угрожающе. — Тогда и я скажу. Ты не ошибаешься, Елена. Ты врёшь. А врать ты не умеешь, и получается на редкость неубедительно. Жалко.

— Что?! — прошептала она.

— Ты привыкла к своей боли и даже полюбила её, — тихо продолжил Майзель. — Она убила самых близких тебе людей, и ты хочешь навеки затворить её в себе. Хочешь одна умереть от её яда. А ещё ты боишься, — я заберу у тебя её всю, без остатка. Ты права, — так и случится. Это говорю тебе я. Я, Дракон.

Он понял, подумала Елена. Всё усёк, — своими проклятыми еврейскими бессонными мозгами. Всё!

— Возвращайся, Ёлочка, — обычным, человеческим голосом сказал он. — Я буду ждать.

ПРАГА, «ЗАМОК ДРАКОНА». ОКТЯБРЬ

Майзель стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрел вниз, на море городских огней, раскинувшееся до самого горизонта. В такой позе и застал его вошедший по вызову Богушек. Не оборачиваясь, Дракон поманил его рукой. Когда Гонта подошёл, Майзель обнял его за плечо, встряхнул, прижал к себе:

— Она пытается уйти, Гонта. Хочет быть сильной.

— И как? — пробурчал Богушек. — Получается?

— Не особенно.

— У тебя тоже.

— А чему тут удивляться. Ты чего там, в Москве, начудил-то?

— Да, — скривился Богушек, — у людей к этому мозгляку свои вопросы накопились. Ты ж понимаешь, — песенки, диссида, — это всё, чтобы баб сподручней кадрить. Бабы же — дуры, даже если умные очень.

— Философ, — хмыкнул Майзель.

— Работа такая, — Богушек посмотрел в окно. — На ней без философии далеко не уедешь. Извини. Ну, кто же знал, что она так на коня подсядет?!

— Я должен был знать. Ладно, Гонта, — хоть ты и бракодел старый, всё равно я тебя люблю. Давай дальше двигаться, успеем о сделанном пожалеть.

Гонта пошевелил усами:

— Дракон, чего ей надо? На самом-то деле — чего?!

— Ребёнка.

— Говно вопрос, — нахмурился Богушек. — Свистни только, я ей целый детский дом соберу!

— Гонта. О чём ты?!

— Да всё ясно, — Богушек махнул рукой. — Но ты-то тут при чём?!

— Ни при чём. И это самое плохое во всей истории.

— Понял, — Богушек бросил на Майзеля короткий, исподлобья, взгляд. — Указания будут?

— Не спускать с неё глаз. Как всегда.

Квамбинга — пророк, усмехнулся он про себя. Сумасшедший, говоришь? Ты права, Елена. И я дам тебе это почувствовать, как следует!

ПРАГА. ОКТЯБРЬ

Елена проснулась и почти сразу же ощутила звенящую пустоту внутри, которую решительно нечем было заполнить. Надо съездить в редакцию, решила она. И не думать о вчерашнем разговоре. Ничего не анализировать. Не перебирать его и свои реплики, не рвать себе душу.

Размышляя, чем бы срочно заняться, она вспомнила о Дармштадте, — профессор Яйтнер, заведующий кафедрой журналистики Свободного университета, давно приглашал её провести семинар. Мне необходимо уехать, подумала Елена. Всё равно, куда. Почему не в Дармштадт?

Она не без труда отыскала визитку Яйтнера и набрала номер его мобильного телефона. Яйтнер сразу же узнал её и воодушевлённо что-то залопотал, — Елена, вежливо извинившись, попросила говорить помедленнее. Да, она готова приехать. Да, всё просто прекрасно. Да, чем скорее, тем лучше. Хорошо, она подождёт.

Яйтнер перезвонил через час: Елена может приехать в любое время, комната в преподавательской гостинице кампуса для неё забронирована. Семестр только начался, и поменять расписание, чтобы семинар смогли посетить как можно больше студентов, не составит труда. Да, она согласна. Скорее всего, вылетит пятничным рейсом. Нет, это она необычайно признательна. Конечно. Конечно.

Яйтнер не удержался и намекнул: очевидно, почти четырёхмесячное молчание Елены может означать лишь одно, — ситуация со свободой слова в Короне существенно обострилась. Елена поморщилась: чёртов болван! Подпустив в голос побольше елея, она поспешила заверить Яйтнера: ей вовсе никто и ничто не угрожает, а в подробности она посвятит его при встрече. Как же, дождётесь вы от меня подробностей, усмехнулась печально Елена. Всё. Надо ехать!

* * *

Елена пристегнулась, нажала кнопку «Старт», и электромотор тотчас откликнулся ровным, едва слышным гудением. Да уж, не «чижик», вздохнула Елена.

* * *

Машину она так и не собралась купить. Японский посланник, вручая ей бархатную коробочку с серебряной хризантемой и памятными часами, причитающимися всем лауреатам премии имени Танидзаки, вложил в руку и без того обомлевшей Елене маленький перламутровый пульт от жемчужно-золотистой «Сакуры-э-Лайн» с панелью солнечной батареи на крыше. Расточая улыбки и кланяясь, он долго, цветисто объяснял: коллеги Елены, вошедшие в жюри премии, случайно — ах, ну да, разумеется, совершенно случайно! — узнав о постигшей Елену утрате верного железного коня и, осведомлённые о её привычке раздавать направо и налево деньги, попадающие ей в руки, решили заменить собственно премию автомобилем. Императрица Тамико, придя в восторг от этой идеи, пожелала внести посильный вклад в её воплощение, выбрав марку, цвета и отделку салона. Извещённый о том, для кого её императорское величество готовит сюрприз, глава концерна Доваито Миура сам прибыл на завод в Сараево, чтобы лично проконтролировать сборку. Первая женщина — не японка, удостоенная престижнейшей литературной премии Страны Восходящего Солнца, просто не имеет права отказаться от подарка, который преподносит ей народ Ямато, восхищённый её мужеством и талантом, заверил Елену дипломат, кланяясь в очередной раз.

«Сакура» оказалась похожа на «Шпачека», как внучка на дедушку, такая милая бусечка, — решительно невыносимо — да ещё эта явная, с намёком, аллюзия, «e-line» и «Елена»! У Елены снова хлынули слёзы. Она вовсе не была бой-бабой, мужиком в юбке, — при всей своей искушённости, проницательности, остроумии и таланте Елена оставалась женщиной до мозга костей. Вернувшись с церемонии, Елена, не помня себя, набросилась на Дракона прямо в присутствии монаршей четы, — всё произошло как раз в воскресенье, месяц примерно назад. Марина насилу её успокоила, — а Майзель и Вацлав, разобравшись в причине её неистовства, принялись хохотать, как ненормальные. Заглянув Дракону прямо в глаза, Елена вынуждена была признать: он и в самом деле никак не замешан. То есть, разумеется, замешан, и ещё как, но обсуждать это смысла не имело. Тем более — злиться.

* * *

На выезде из переулка Елена так затормозила, — бедная «Сакура» пошла юзом, а пролетающие мимо автомобили испуганно и возмущённо заревели клаксонами. Елена сдала назад, откинула голову, упираясь в подголовник сиденья, и закрыла глаза.

Огромный щит, на котором ещё вчера красовалась реклама оператора спутниковой связи, был занят портретом Елены. Тем самым — подарком Марты. А в углу, — размашистым, стремительным почерком, — надпись: «Мой Пражский Ангел».

Всюду, куда ни кинь взгляд, вдоль бульвара, на всех рекламных полях — её портрет. Великолепный, надо признать, портрет. Самый лучший. Ничего больше. Он только Прагу мною завесил или всю Корону, подумала Елена. А может, весь мир? С него станется. Сумасшедший!

Всласть наревевшись, Елена завела двигатель, развернулась и поехала обратно. Ни о каком появлении в редакции, по крайней мере, сегодня, не могло быть и речи. А завтра? Завтра будет только хуже!

Она вспомнила: дома — ни крошки еды. Надо зайти хотя бы за хлебом.

Купив багет и немного выпечки, Елена направилась к выходу. Уже у самой двери её вдруг крепко взяла за локоть какая-то старуха. Лет бабусе, судя по шляпке, вуали и покрою пальто, было этак под сто пятьдесят, но всё выглядело на пять с плюсом, и голос её прозвучал удивительно звонко:

— Погоди-ка, деточка. Это же ты? — Она махнула рукой в атласной перчатке куда-то в сторону бульвара, и Елена сразу же поняла, о чём речь.

— Я, бабушка, — не стала она отпираться. — Хотите автограф?

Та, казалось, пропустила это язвительное замечание мимо ушей.

— Зачем ты ушла? — тихо спросила старуха.

Какая догадливая, усмехнулась Елена.

— Затем. Потому что…

— Я спросила не «почему», а «зачем», — властно перебила она Елену. — Не смей играть со мной словами, девочка, я знаю — ты это умеешь. Ну? Зачем?

Елена вдруг поняла, — вся булочная слушает их, не дыша и не шевелясь.

— Отпустите меня! — злым шёпотом крикнула Елена. — Вы кто?!

— Ведьма, — последовал спокойный ответ. — А ты будто не видишь.

— Я атеистка, — скривилась Елена. — Не верю во всякую чушь. Отпустите. Сейчас же.

— Думаешь, раз не говорит — «люблю», так не любит? От судьбы своей — куда бежать собралась? Что у тебя есть?

— Ничего, — опустила руки Елена. — Ну, почему так трудно вымолвить одно слово?!

— Смотря кто его молвит, голубка, — усмехнулась старуха. — Привыкли вы, молодёжь, словами бросаться. А слово Дракона — ох, как дорого стоит. Вернись.

— Хорошо, — кивнула Елена, мечтая поскорее доползти до кровати. — Непременно вернусь. А теперь — отпустите.

— Поклянись.

— Что?!

— Детьми будущими поклянись, говорю, — обжигающе юные глаза старухи вонзились в Елену, будто раскалённые спицы.

— У меня никогда не будет детей, — хриплым от бешенства голосом чётко выговорила Елена, глядя на неё теперь уже с ненавистью. — Не может быть у меня детей, и не стану я клясться. Прекратите юродствовать и отпустите меня, черт вас возьми!

— Детей у тебя двое будет, голубка, — улыбнулась старуха, показав ровные, крепкие зубы — один к одному. — Сначала девочка, а потом — мальчик. Тот, кто решает, решил теперь так. А прежнее решение отменил. Поняла?

— И послал именно вас оповестить меня об этом, — прищурилась Елена, изо всех сил пытаясь унять охватившую её дрожь.

— Ну, наконец-то, — насмешливо наклонила голову набок старуха. — Эх, ты. У кого — от дурости горе, а у тебя, голубка, — от ума. Ладно, иди уж. А сказанное — хорошенько запомни!

Старуха отпустила Елену и, придерживая одной рукой пальто за длинную полу, выпорхнула из булочной и легко, невесомо, словно гимназистка, пошла прочь по тротуару. Елена непроизвольно шагнула следом за ней, но старуха удалялась всё быстрее. Елена перешла на бег, но почему-то никак не могла догнать её. Елена хотела её окликнуть, но для этого ей пришлось остановиться и набрать в лёгкие воздуха, и Елена закашлялась — до слёз. А когда слёзы у неё высохли — старуха пропала.

Бесследно.

* * *

Елена не помнила, как добралась до дома и оказалась в квартире. Странная старуха с молодыми глазами никак не шла у неё из головы. Просто какое-то наваждение! Елена достала из бара старую, початую бутылку абсента и, налив дополна большую, граммов на семьдесят, рюмку, выпила залпом обжигающе пряный напиток. И следом — ещё одну. Потом — на ватных ногах — она побрела в спальню. Упав на кровать, не раздеваясь, Елена мгновенно забылась тяжёлым, тревожным сном.