Оглавление

Глава 1

Непроглядная мгла заполнила все пространство ночи. Тишина была настолько неестественной, что казалось, мир перестал существовать. Однако мелкий моросящий дождь не давал потерять связь с реальностью. Лес, выгоревший дотла, был мертв. Звери и птицы, что смогли выжить во время пожара, покинули его. Люди же покинули его задолго до этого события, как только смерть поселилась в этих краях.

И один из тех, кто принес ее, лежал под переплетенными корнями огромного дерева.

Природные явления образовали под корнями углубление, напоминающее пещеру, достаточно большое, чтобы там поместилось тело. Тот, кто там лежал, был мертв. Собственно, он был мертв и тогда, когда пришел в эти края. Никто и никогда не причислял вампиров к живым.

Однако он ее не перешел еще ту грань, когда его сознание кануло бы в небытие, а тело безвозвратно потеряло бы способность к восстановлению. Но насколько же это мгновение было близко! Обугленное тело, прикрытое истлевшим кожаным плащом было настолько ослаблено, что время шло на минуты. Хотя бы малейшая капля крови… И самая изощренная ухмылка судьбы — он чуял столько крови буквально в сотне метров от себя, что ее хватило бы на целый клан.

Но ему оставалось только наблюдать и слушать. Добить его сейчас мог даже самый хилый и беспомощный человечишка. Лишь бы у того хватило смелости поднять руку.

— У меня же едва хватит сил отползти хотя бы на метр, не то что встать на ноги…, — холодно констатировал факт вампир. Однако острый слух и зрение готовы были служить ему до последнего.

В паре десятков метров от него на другой стороне оврага несколько вооруженных мужчин окружали еще одного, избитого и истекающего кровью, но все еще стоящего на ногах. Впрочем, мужчина едва на них держался. Один мощный удар — и он рухнул на колени.

— Кха!… — упавший закашлял и выплюнул воздух изо рта пополам с кровью.

— Ты мог бы отделаться более легкой смертью…, — потирая костяшки пальцев, бросил фразу тот, кто ударил его. Он, несмотря на моросящий дождь, был в одной рубашке.

— Какое милосердие ко мне!… — усмехнулся мужчина, едва шевеля разбитыми губами.

— Да, в твоем случае легкая смерть — слишком щедро. Такая сволочь, как ты, не заслуживает подобного!

— Что-то я и у тебя не вижу нимба над головой…

Глухой удар. И опять — кашель.

— Но я сегодня добр! Предлагаю последний раз — если ты откажешься от нее и подпишешь эту бумагу…

— Хочешь, чтобы я облегчил тебе задачу? Если у тебя на руках будет разводное письмо, то хоть завтра она станет твоей? А как вдова — то год траура… Бедная девочка!

— Да я ей делаю одолжение — избавляю от тебя! К тому же ей не придется со мной страдать от недостатка мужского внимания! На что ей такой старик, как ты в постели! — ехидная усмешка тронула губы неизвестного в рубашке.

— И заодно сделаешь одолжение — избавишь от забот о наследстве…

— А на что этой простушке наследство? Что она с ним будет делать? Ее дело — рожать детей. Мне. Любая на ее месте была бы счастлива только от того, что я обратил на нее свое внимание. Я же даже согласен, чтобы она родила мне наследника!

— Учитывая, кто ее настоящий отец…

— Такая же сволочь, как и ты! Два сапога пара! Земля слишком долго терпела вас двоих!

— Кем бы я не был, но буду еще большей скотиной, если отдам ее тебе так просто…

— Да она сама ко мне прибежит! Пара безделушек, пара веников из роз, сопливый стишок при луне. Пара слов о нехватке женской ласки и внимания и как я хочу ее тела…

— Она наивна, но она не дура…

— А какая разница между наивной и дурой?

— Ты получишь ее только через мой труп.

— Ты и так труп! — последовало несколько глухих ударов и тихий звук упавшего на землю тела.

Далее был слышен лишь непрекращающийся град ударов. Били ногами. Острый слух вампира мог уловить какое-то время слабый хрип жертвы. Но вскоре он затих.

Едва избиение прекратилось, тот, кто говорил с жертвой, высоко поднял перед собой меч и резко опустил вниз. Лезвие глубоко вошло в тело пару раз.

— Уберите его с дороги! — коротко бросил мужчина в рубашке, вытирая окровавленный меч.

Вампир на другой стороне оврага не мог поверить своему везению — тело тащили в его направлении. Жалким людишкам везет очень часто, а вот вампирам — почти никогда. Странная закономерность, подмеченная не только им. Вот люди достигли края оврага, размахнулись — и тело покатилось вниз по склону. Прямо в его направлении!

— Только бы он был жив еще несколько минут! — промелькнула в голове у умирающего вампира мысль. Если только можно было назвать умирающим того, кто и так был мертв. Лишь пока у жертвы билось сердце, человеческая кровь была пригодна для питания, могла дать силы и продлить существование.

Удаляющийся топот копыт нарушил в последний раз безжизненную тишину горелого леса. Близкий запах крови придал сил вампиру выползти из своего укрытия. Слабый и редкий стук человеческого сердца давал знать, что жертва еще не мертва окончательно.

Но дальше сил ползти не осталось. Хотя запах крови так и манил к себе.

Внезапно вампир понял, кто лежит на дне оврага. И рассмеялся:

— Нет. Таких совпадений не бывает!

Сердце человека стукнуло еще раз.

— Пока не поздно… — вампир еще передвинулся вперед. И скатился с другого края оврага вниз к телу.

Еще немного… И он с размаху вонзил свои клыки в шею. Сердце мужчины вздрогнуло еще раз.

Вампир пил торопливо и жадно, стараясь успеть выпить как можно больше. Наконец оторвался и, закрыв глаза, отвалился на спину. В ожидании, когда его тело и силы восстановятся.

Сердце человека стукнуло еще раз, чтобы остановиться навеки. Вампир чувствовал, как смерть наполняла жилы того, кто лежал рядом. Если мог, он бы порадовался, что успел выпить достаточно крови, которая теперь была бесполезна.

Но чувства и эмоции были ему чужды. Лед в его крови притуплял и замораживал все человеческое — и сострадание, и ненависть, и радость… Со временем многие вампиры забывали о них. Чем дольше длилось их существование — тем больше. Хотя то, чья кровь была выпита им только что, чтобы он продолжил свое существование и дальше — казалось забавным.

— Я еще посуществую, — прошептали, ставшие алыми от выпитой крови, губы вампира.

Возле него лежало тело того, кто уничтожил не один клан вампиров. Обычно вампиры мало интересуются именами людей. Но его имя было известно между ними. Горислав. Появившись со множеством своих людей неизвестно откуда, сразу же начал выискивать и уничтожать вампиров. По одиночке и целыми кланами. Причем действовал настолько быстро и стремительно, словно бы его время было ограничено. Дерзкий и бесстрашный, бросавшийся навстречу своей смерти. И в то же время просчитывающий все до мелочей, чтобы назначить ей еще одно свидание. Были случаи, когда избавившись с частью своих людей от одного какого-нибудь новообразовавшегося клана, он тотчас садился на коня и преодолевал огромное расстояние, догоняя другую часть своей небольшой армии охотников. Чтобы до того, как солнце вновь сядет за горизонт, успеть разорить еще одно гнездо.

Одержимый и опасный. Он мстил. Мстил, вернувшись в родные края спустя многие годы. Этот мужчина со своими людьми около года охотился и уничтожал всех вампиров, на чей след мог напасть. За это время он многое успел. На него уже была объявлена охота среди вампиров. Но убрали его может и не свои, но люди.

— Это по его вине перестал существовать и мой собственный клан, остатки которого горели в этом лесу совсем недавно. И я единственный, кто смог выжить. Благодаря его же крови! — про себя, сам с собою, разговаривал вампир, лежа на дне оврага. Что поделаешь, у многих из его вида была подобная привычка, выработанная столетиями существования.

Холодный, странный смех, почти беззвучный, можно было бы услышать какое-то время на дне оврага.

Время шло и шло, возвращая все на свои места. Еще немного и он будет способен на многое. Уже скоро не надо будет опасаться людей, а как прежде — люди будут трепетать при встрече с ним. Холодное лицо не выразило никакой радости по этому поводу, лишь зауженный подбородок вытянулся и стал еще острее. В бесцветных глазах появился легкий блеск и они постепенно начали приобретать алый оттенок. На месте сгоревших волос появилась короткая щетина неопределенного цвета. Обожженная кожа восстановилась, но все же была настолько бледна, что выделялась на темном фоне лесной почвы.

Тихий шорох нарушил монолит ночной тишины. Вампир повернул голову и понял, что он не настолько уж и древний. Не все человеческие эмоции вымерли у него. Удивление заставило его резко взмыть на ноги. Перед ним стоял и шатался тот, чье сердце только что остановилось. Его бил озноб. И судороги несколько раз вывернули тело самым немыслимым образом. Пока наконец он смог выпрямиться и расправить широкие плечи.

— Холодно… Очень холодно… — шептал мужчина перед ним.

Его серые глаза казались замершими. Холод сковывал его изнутри. Он разливался по его внутренностям и венам, замораживая все тело. Множество ледяных игл пронзали каждый его сантиметр, каждую клетку. Мозг же работал очень четко. Глаза способны были уловить мельчайшую деталь. Слух улавливал многое из того, что было недоступно ранее.

Горислав медленно повернул голову в сторону. И страшная догадка пронзила его мозг, когда он увидел с любопытством смотрящие на него глаза, горящие красноватым светом. Мужчина, не отводя от них взгляда, молниеносно вскинул руки. Ощупал свою шею. В следующий миг он схватил вампира за горло и, взлетев со дна оврага вверх, припечатал к огромному стволу дерева, под которым тот недавно прятался. И испытал легкое замешательство от того, что смог это проделать.

Вампир воспользовался секундной паузой и попытался проникнуть в его мозг.

— Убить его… Потом себя…, — услышал он в голове мужчины.

На долю секунды всплыл образ совсем юной девушки с темными волосами, ясным взглядом, тонким и изящным станом…

— Вот, о ком ты думал в последние мгновения перед смертью…, — прохрипел вампир.

Руки Горислава еще крепче сомкнулись на чужой шее, словно он пытался оторвать голову голыми руками.

— Слишком много я оставил тебе крови… — однако силы в достаточном количестве вернулись к напившемуся крови существу, чтобы сбросить со своей шеи чужие руки и оттолкнуть Горислава. Тот хотел повторить попытку, однако судороги сковали его тело и не позволили сдвинуться с места.

— Тебе лишь бы убить кого… Можно одного из тех, кто убил тебя? — усмехнулся вампир. Губы слегка изогнулись в подобии улыбки, глаза остались равнодушными. Он почувствовал целую бурю эмоций, исходящую от Горислава.

— Я не просил тебя обращать меня! — все мышцы его крепкого тела вздрогнули от омерзения и осознания того, кем он стал.

— Я и не собирался. Праведники не становятся такими, как мы. Они выбирают другой путь. То, что внутри, сделало тебя подобным мне.

Жгучая ненависть и гнев чувствовались сильнее всего и буквально полыхали внутри Горислава. Ледяная и смертельная расчетливость и злоба проступала следом, жажда мести…

— Я прекрасно чувствую все, что внутри тебя…, — и вампир уловил какое-то незнакомое себе и совсем слабое чувство, которое едва шевельнулось на самом дне этого вихря.

— Ты еще способен чувствовать, как человек, но со временем это пройдет. И, да — теперь ты будешь подчиняться мне. Если хочешь выполнить все то, чего так жаждешь, — продолжал говорить вампир. — Воспользуйся возможностью. Вместо того, чтобы пытаться мне голову оторвать…

Отчетливо ощущалось затухающее внутри сомнение.

— Ну что же, удачно я перекусил. Теперь я смогу создать собственный клан с твоей помощью, — произнес вслух единственный уцелевший из всего клана вампир.

Горислав же подумал о том, что у него действительно появился шанс. Он знал, что можно не торопиться — впереди целый год.

— Элизабет — правильная девочка. Для ее же блага будет лучше, если она и останется такой… — невыносимая жажда лишила возможности рассуждать дальше и что-либо чувствовать в данный момент. Жажда крови заполнила все его сознание.

Вампир усмехнулся:

— Что может быть приятнее, чем пить кровь своих врагов. Иди за мной.

И оттолкнувшись от земли, резко взмыл вверх на вершину дерева. Горислав, замешкавшись на несколько мгновений, взмыл следом. Четко осознавая, что если он допустит ошибку и сорвется с высоты, уже второго шанса не будет. Отключив все сомнения и эмоции, которые у него пока никуда не пропали, он следовал за своим странным провожатым.

Его вели жажда крови и мести. И слабая надежда еще раз посмотреть в глаза той, для которой, возможно, и на самом деле было бы лучше, если бы он остался в этом овраге.

Глава 2

19 лет назад.

Несколько стражников торопливо крутили колесо подъемного устройства, чтобы успеть поднять решетку и открыть ворота. Карета, запряженная шестеркой караковых лошадей, не останавливаясь, въехала на территорию замка и пронеслась мимо оружейного двора и хозяйственных построек, затормозив лишь недалеко от парадного входа в резиденцию герцога.

— Ваша светлость, с возвращением! — торопливые шаги, услужливо распахнутая и придерживаемая дверь кареты, склоненные в почтении головы.

Себастьян отсутствовал чуть более двух месяцев. Он, не оглядываясь и не смотря по сторонам, направился в сторону лестницы. Его тяжелые шаги выдавали усталость после дороги, а выражение лица говорило о том, что лучше его сейчас не беспокоить.

Рядом с ним, в немного запылившейся одежде, также тяжело ступал Горислав. На тот момент — правая рука Себастьяна. Если не больше. Он, наоборот, окинул взглядом все видимое вокруг пространство, прежде, чем нога его господина ступила на землю. Его холодные серые глаза, казалось, видели все, и даже самая мельчайшая деталь не могла ускользнуть от него.

Возле парадного входа уже собрались обитатели замка, прислуга… Герцог молча поднял руку, приветствуя собравшихся и давая всем понять, что можно расходиться и заниматься своими делами. Ему сейчас хотелось полного одиночества.

Горислав, выцепив взглядом старшего дворецкого и коннетабля выдал им несколько коротких распоряжений и направился вслед за Себастьяном. Благополучное завершение их небольшой, но весьма рискованной авантюры и возвращение домой не вызывало у него ни вздоха облегчения, ни радости — ничего. Чем больше он готов был рисковать, тем неожиданнее получался результат даже самой безумной их с Себастьяном идеи. Будто сама смерть ускользала от него, боясь того, кто так стремился к встрече с ней.

Горислав давно не дорожил своей жизнью, но его разум был способен просчитать все пути и средства достижения цели и не упустить ничего, что помогло бы достичь ее. Не использовать даже малейший шанс приравнивал к добровольному поражению и считал слабостью да и просто глупостью.

В верхнем коридоре замка пути Себастьяна и Горислава разошлись, каждый отправился в свои покои. Если последний, после того, как закрыл за собой дверь, уже через пятнадцать минут погрузился в глубокий сон, то герцог никуда не торопился.

Несмотря на поздний час, Себастьян был на ногах. Усталость после дороги еще не прошла, но сейчас тишина и спокойствие окутывали его и расслабляли. Тело после теплой ванны уже отдыхало, но вот для мозга еще нашлась работа. Герцог стоял возле стола и перелистывал пачку писем и отчетов, которые накопились за время его отсутствия.

За спиной почти неслышно скрипнула дверь. Себастьян едва заметно улыбнулся своим мыслям. Его слух уловил, как кто-то аккуратно поставил поднос на столик возле кровати. И тихие удаляющиеся шаги.

— Стоять! — он обернулся, возможно, чересчур резко. — Неужели до сих пор…

На него смотрели испуганные девичьи глаза, не понимающие что было сделано не так.

— Мне кажется, что до моего отъезда отвар мне носила другая девушка. Или я ошибаюсь? — брови у Себастьяна сползлись к переносице.

— Прошу прощения, ваша светлость. Все верно, — пролепетала девушка.

— Интересно, что изменилось за время моего отсутствия? — продолжал требовательно смотреть мужчина.

— Не могу знать. Мне было приказано отнести вам отвар. И все…

— Ну так пусть придет кто-нибудь, кто знает.

Голос прозвучал ровно и спокойно. Но почему-то девушка сильно побледнела и тотчас же скрылась.

Себастьяну не пришлось ждать. Спустя совсем незначительное время перед ним, склонившись в низком поклоне, стояла женщина неопределенного возраста, но явно очень давно отметившая свое совершеннолетие:

— Ваша светлость, смилуйтесь! Одна из моих помощниц оказалась недостойна!…

Себастьян остановил женщину взмахом руки:

— Ближе к делу.

— Она оказалась гулящей женщиной! Не будучи замужем — забеременела! Неизвестно, сколько мужчин у нее было и кто отец ребенка! — отчаянно пыталась оправдаться женщина.

— И почему мне ничего не известно? В моем замке я должен знать про любое, самое малейшее событие.

— Об этом мне самой стало известно перед самым вашим приездом! Я виновата, что ни о чем не подозревала! Она будет сурово наказана…

— Я сам разберусь. Пусть сейчас же явится ко мне, — герцог отвернулся и направился к окну, давая понять, что на этом разговор окончен. Женщина не задержалась ни на миг и неслышно выдохнула, выйдя за дверь и радуясь про себя, что гроза миновала. И что в этот раз отвечать за свои проступки и нести наказание будет кто-то другой, главное — не она…

И буквально через минуту уже закрыла дверь за виновницей ее волнений, предварительно слегка подтолкнув последнюю в спину, чтобы она побыстрее перешагнула порог в покои Себастьяна.

…

Себастьян подошел к креслу. Но вместо того, чтобы сесть в него, обошел массивное кресло и взялся за его спинку.

— Ну так, что — сколько мужчин у тебя было? — мужчина устремил свой взгляд на стоящую перед ним девушку. Та стояла, обреченно опустив вниз свои глаза и плечи.

Герцог вздохнул и, слегка оттолкнувшись от спинки кресла, подошел к ней. Прикоснувшись своими пальцами к ее лицу, приподнял подбородок и заставил посмотреть себе в глаза:

— Почему молчишь…

Ее глаза были наполнены такой светлой печалью и смотрели с таким страданием, что Себастьян невольно почувствовал укол совести за свои слова.

— Не оправдываешься… — он продолжал смотреть в ее глаза, такие ясные и бездонные…

— Зачем? — губы девушки вздрогнули и она, наконец-то, нарушила молчание. — Если вашей светлости не угодно будет поверить, уже неважно — какие слова будут сказаны мной в свое оправдание.

— Я не верю… — почему-то внезапно севшим голосом произнес мужчина. И в тот же миг сам почувствовал ту боль, которая отразилась в этих удивительных глазах.

— … я знаю, — закончил он свою фразу.

Отпустив подбородок, он обхватил ее лицо ладонями и осторожно коснулся губами лба. После чего сразу же привлек ее к себе, поддерживая одной рукой затылок, а другую ладонь положив ей на спину. Никакой всхлип и никакие рыдания не нарушили тишину. Но он чувствовал, как по ее щекам беззвучно текли слезы.

— Не было у тебя никаких мужчин, кроме меня… — в данный момент он начал сильно сомневаться в правильности своего решения, над которым он размышлял всю обратную дорогу.

За несколько месяцев до этой поездки — то ли стечение обстоятельств, то ли небольшой хмель в голове — он поддался небольшой слабости. Хотя трудно было проигнорировать те восхищенные взгляды, которые тайком бросало на него это удивительное создание.

При этом его забавляло, с какой тщательностью и страхом она пыталась скрывать эту недолгую связь. Себастьян впервые сталкивался с тем, что какая-то женщина стыдится того, что он обратил на нее внимание. И даже сказал бы, что тяготится. То, что для другой могло бы быть причиной гордости и возможностью улучшить свое положение, она воспринимала как позор и нечто неприемлемое. Хотя и продолжала таять от прикосновений его жадных губ и была не в силах сопротивляться его требовательным рукам…

— Эту ночь мы проведем вместе, — теперь уже Себастьяну пришлось приложить усилие, чтобы начать говорить. — Но это будет последняя ночь, Эмилия.

Ему показалось, что она почувствовала, кроме боли, все же некоторое облегчение. Чего он не мог сказать о себе. И это было странно.

— Ты для всех будешь вдовой одного из моих воинов. Жить будешь в собственном доме. Но больше мы никогда не увидимся, — медленно проговорил Себастьян, продожая еще какое-то время молча смотреть на нее. В конце концов он подхватил девушку на руки и отнес ее на кровать.

Последующие пару часов никто из них двоих ни о чем друг друга не спрашивал. Вместо слов были прикосновения, вместо уст говорили их тела, вместо прощальных взглядов они обменивались дыханием и тихими стонами.

Хотя в этот раз, когда Себастьян наконец-то насытился ее телом, ему захотелось именно поговорить. Однако, почему-то слова так и застыли на языке. Он лежал на спине и молча смотрел в потолок. Тонкие девичьи руки обвивали его тело. Она то ли действительно уже спала, то ли просто лежала с закрытыми глазами, тесно прижавшись к нему. Тихое дыхание у него под боком расслабляло и успокаивало…

— Даже просто лежать вот так с ней — уже наслаждение. Вряд ли кто еще будет, как она, обнимать — ничего не ожидая взамен, — он повернул голову и посмотрел на ту, которая спала рядом. И даже испытал легкое сожаление, что у них не могло быть ничего общего в будущем.

— Но так будет лучше, в первую очередь — для тебя, — помимо всего прочего Себастьян не хотел, чтобы кто-то нащупал у него это слабое место. Слишком многое было сейчас поставлено на кон. Вряд ли у кого получилось бы повлиять на него, но это не значило, что никто не попытался бы это сделать.

Еще не наступил рассвет, как от замка отъехала закрытая карета, увозя девушку настолько далеко, насколько это было возможно. Чтобы она могла жить дальше долго, счастливо и в безопасности.

…

— Ах ты, маленькая проказница! Куда же ты бежишь! — мать поймала малышку, которая попыталась выбежать со двора. Та смеялась и продолжала болтать в воздухе своими ножками.

— Я могу немного с ней погулять на улице, — пожилая женщина забрала с рук девочку и поставила ее на землю.

— Ну, что, Элиза, погуляешь немного с бабушкой? — обратилась она уже к крошке Элизабет. Та смотрела на женщину, надув свои щечки, и словно размышляла — обидеться ли на то, что забрали от мамы или все же поиграть с этой бабушкой.

— Спасибо, Матильда! Я только возьму кошелек и вернусь, — Эмилия улыбнулась в знак благодарности и быстро скрылась в доме.

Матильда — в целом, милая старушка. Она помогала вместе со своим мужем присматривать за домом и вести хозяйство. Но когда Эмилия вернулась, то увидела, как та, недовольно сузила глаза, глядя куда-то вдаль:

— Ууу, напылил-то как!

Стало любопытно, кто же вызвал недовольство это степенной женщины:

— Что тут случилось, пока меня не было?

— Да наш сосед опять тут проехал. Ездит и ездит… Сломя голову. Вернулся в родительский дом два года назад, а где его столько времени черти носили — никто не знает! А теперь, посмотрите, остепенился! Дом восстановил, в порядок привел. Жениться, что ли, надумал… — все ворчала и ворчала Матильда.

— Та-та-та! — малышка же, как всегда, была полна восторга при виде любой проезжавшей мимо упряжки лошадей. Слегка приплясывая, она была уже готова бежать вслед за лошадками, если бы мать не взяла ее нежно, но крепко за запястье.

— Пойдете с малышкой в лавку пешком? — наконец, женщина решила, что достаточно потратила своего внимания на несносного соседа, и сменила тему.

— Да, мы же уже такие большие! И лавка совсем недалеко, — ответила ей Эмилия.

— Да-та-та! — утвердительно кивнула девочка с таким важным видом, что женщины не смогли сдержать улыбки.

Малышка с удовольствием бежала вперед, ведь наконец-то ей дали свободу и не пытались вернуть обратно. Весь окружающий мир принадлежал ей. Эти бабочки, порхающие вокруг. Эти птицы, которые с кудахтаньем уносились прочь, но почему-то не хотели улетать как другие. Эти яркие цветы, которые так манили… И которые при ее приближении никуда не пытались скрыться! Девочка протянула свои ручки к самому красивому бутону.

— Стой, солнце мое! Не срывай… — успела остановить покушение на цветник возле ворот особняка того самого соседа, который вызвал недовольство Матильды.

Мужчина, каким-то образом оказавшийся рядом, сорвал тот самый бутон, который привлек внимание малышки.

— Самой красивой девушке!… — он, наклонившись, протянул цветок девочке. Та, на мгновение замерев на месте и немного подумав, схватила его за стебель и тут же спряталась за мамины юбки.

— … после ее мамы, — мужчина выпрямился и, глядя в глаза молодой женщине, закончил свою фразу.

Она растерялась, не зная, как реагировать на такой неожиданный комплимент.

— Выходи за меня замуж, — неожиданно произнес мужчина, заставив замереть на мгновение от подобной шутки. Но сам он выглядел более, чем серьезно. Дар слова не спешил возвращаться к ней. Пока Эмилия пыталась подобрать слова, мужчина не стал терять времени.

— Я за тобой наблюдаю уже очень давно. Каждый раз, когда ты проходишь мимо моего дома… Всегда, когда встречаю тебя где-нибудь в другом месте, пытаюсь поймать твой взгляд. Но ты прячешь от всех свои глаза, опуская их куда-то вниз, — он взял ее за руку.

— Прошу, скажи «да»! Неужели я не достаточно хорош, чтобы надеяться на такой ответ? — то, что она не отняла руку, и легкий румянец, разлившийся на все лицо, на какое-то мгновение подарил ему надежду.

— Я не могу ничего сказать… — она все же пришла в себя и, осторожно освободив свою руку, взяла на руки дочку. — У меня ребенок от другого мужчины.

Пожалуй, впервые она позволила посмотреть себе в глаза тому, с кем столько времени просто здоровались при встрече. Что он прочел в этом взгляде?…

— Мне все равно, от кого у тебя ребенок, — он протянул руки и взял малышку к себе. Та, как ни в чем не бывало, позволила это сделать, тыкнув при этом пальчиком в его бороду.

— У нас тоже будут дети! Много, — он продолжал настойчиво смотреть на Эмилию, ожидая, когда та поднимет на него взгляд. — И пусть сейчас ты ничего не ответишь, я не оставлю надежды услышать от тебя тот ответ, который мне нужен.

Так какое-то время они и стояли: он — не сводя с нее глаз, она — не решаясь посмотреть на него. Малышка же, как ни в чем не бывало, болтала ножками на руках у мужчины и пыталась грызть стебель с бутоном.

Глава 3

Закрытая школа для девочек.

Я, прижимая к своей груди книгу, поднялась и вышла из беседки. Прошел еще один день пребывания в этих стенах. Еще на один день сократилось ожидание того момента, когда, наконец-то я смогу покинуть это место навсегда.

Вчера наступил день моего совершеннолетия, а значит, шел последний год моего обучения и проживания здесь, осталось только дождаться выпускных испытаний, получить рекомендации и письма, подтверждающие обучение в данном заведении и его успешное окончание.

Здесь я провела несколько лет своей жизни. Несколько лет назад, в одно не очень прекрасное утро я с удивлением узнала, что мне предстоит покинуть свой дом и отправиться неизвестно куда. Тогда я смутно представляла, что собой представляет эта школа и зачем мне надо туда ехать. Хотя, как позже узнала, пребывание в ее стенах было совсем недешевым удовольствием и не для всех.

Я вспомнила тот момент, когда стояла в гостиной своего дома перед родителями, насупившись и не поднимая на них глаз, и совсем не горела желанием куда-либо отправляться

.- Это воля твоего покойного отца, — мать начала разговор с упоминания о нем и, словно чего-то не договаривая, избегала смотреть мне в глаза.

Мой отчим, которого я называла отцом, как всегда, поддержал мою мать:

— Как ты думаешь, как будет чувствовать себя твоя мать, если последнее, что она запомнит о тебе — твой недовольный вид и обиженный взгляд? Она тоже не хочет расставаться с тобой и тоже будет по тебе скучать.

Я смутилась от его слов. И подойдя к матери, молча обвила руками ее шею в знак примирения.

— Солнышко моё! — ее руки обхватили меня и нежно прижали к себе. Я подняла на нее жалобный взгляд. По ее глазам я видела, что она многое хотела бы ещё сказать.

— Ты достаточно взрослая девочка, чтобы позаботиться о себе. И запомни — за себя решения всегда принимаешь ты, — отчим произнес короткую напутственную речь и заставил себя остановиться, чтобы не удлинять ее.

Никогда я не чувствовала себя для него чужой, хотя отчим и был скуп на ласковые слова. Зато мы с ним разговаривали, пожалуй, больше, чем порой чьи-то отцы со своими родными детьми. И я знала, что он многое мог бы ещё сказать мне перед дорогой. Что он не мой родной отец, я знала уже давно, но на это в нашей семье никто никогда не заострял внимания.

— Мам, а зачем мне надо куда-то ехать? — все же задала я вопрос, пытаясь предпринять последнюю попытку. — Мой же настоящий отец мертв и вы с моим отцом могли бы не отправлять меня никуда.

— Герцог Себастьян, которому служил твоей отец, решил оказать милость для дочери того, кто отдал за него свою жизнь. Благодаря его рекомендации тебя примут в ту школу. Учти, что такая возможность доступна не для всех, — мягко проговорила мать и поставила точку в разговоре следующей фразой. — Не думаю, что стоит перечить его воле.

Я все равно не понимала, почему решающее слово оказалось за человеком, о котором мне ничего не было известно. И почему он, спустя столько лет, вспомнил моего погибшего отца. Мне показалось, что это было неожиданностью и для моих родителей.

Мы с матерью стояли все так же, обняв друг друга, и молчали. Младшая сестра отпустила подол матери и начала теребить мои юбки. Я, повернув голову, смотрела на солнечные лучи, проникающие в комнату, на бесчисленные пылинки, которые суетились в этом свете. Комната была наполнена светом и теплом.

Ясон, старший из моих братьев, лохматил свои волосы и поглядывал на меня:

— Получается, мы сегодня без тебя…

— Элиза отправляется сегодня, уже скоро за ней прибудет экипаж, — произнес отчим. — Иначе до полнолуния она может не успеть доехать до места, а это не самое удачное время для путешествия.

Сборы длились неделю. Но я до последнего надеялась, что никуда не поеду. Не понимала, зачем мне надо было покидать свой дом…

— И… что вы сегодня опять затеяли? — сдвинул брови отчим, переместив взгляд на Ясона.

— Да ничего такого! — брат посмотрел невинным взглядом и повел плечом. — Тристан позвал посмотреть нового коня в их конюшне.

— Ну, если с Тристаном, тогда я не волнуюсь, — проговорил отец.

Ясон — старший из трёх братьев, самый добродушный по натуре, но его вечно тянуло на сомнительные подвиги. За что ему и влетало от отца чаще остальных братьев.

Тристан — наш общий друг с Ясоном. Это он вытащил из воды меня этой весной, когда мы катались на льдинах. Собственно, взбучку от отца Ясон получил за меня. Младшие братья даже не успели попробовать покататься.

Еще, несмотря на то, что Тристан был мой ровесник, он немного снисходительно относился ко мне и старался опекать меня при каждом удобном случае. Мне тогда это безумно нравилось. Иногда я мечтала о том, как вырасту, непременно стану самой красивой девушкой в нашем крае, Тристан это заметит, влюбится в меня и сделает предложение руки и сердца. Как-то так… Но тщательно скрывала от всех свои детские фантазии. Даже тогда я понимала, что Тристану просто нравилось изображать перед кем-нибудь благородного рыцаря. Я же в то время была щупленьким, угловатым ребенком без намека на женственность в своей фигуре.

Когда экипаж увозил меня из родного дома, я выглянула в окно. Ясон с Тристаном носились на конях по высокой траве. Как мне хотелось бы думать, что они не просто решили объездить новых лошадей. Но как легко можно выдать желаемое за действительное… Поэтому, когда Тристан помахал рукой в моем направлении и, развернув коня, скрылся из моего поля зрения, я не стала ничего додумывать, а просто махнула ему в ответ на прощание.

От воспоминаний меня отвлёк громкий возмущенный голос Флоры:

— Если бы наша уважаемая директриса смотрела в будущее, она бы предусмотрела возможность для своих воспитанниц свободно передвигаться во саду, не боясь замараться!

Прямо на меня двигалась, не сбавляя скорости, молодая, цветущая на вид, девушка примерно моего возраста с пышными формами. Ее пухлые губы презрительно скривились и передвинулись немного в сторону. Я осознала, что слишком погрузилась в свои мысли и уже не успеваю избежать с ней встречи. В следующее мгновение она задела меня бедром и толкнула рукой с сторону.

Я пошатнулась и, чтобы не потерять равновесие, шагнула в сторону — на столько что обильно политую клумбу. Мне все же удалось удержаться на ногах, но вот мои ноги в атласных балетках погрузились во влажную и рыхлую почву.

— Ай, кажется, кому-то придется идти завтра на занятия босиком или отмывать свою обувь и явиться в класс в мокрых балетках! — непонятно чему радовалась Флоренс.

Я стояла молча, расправив плечи, и ждала, когда эта заноза соизволит удалиться отсюда. Бурное выяснение отношений не приветствовалось в стенах этого заведения и не добавляло баллов к выпускным испытаниям. В конце концов, это не я вела себя недостойно подобным образом. Но вот, к сожалению, часто терялась в подобных ситуациях и как поставить ее на место при этом не опускаясь до ее уровня — возможные варианты поведения приходили с опозданием.

Флоренс же не унималась. Обычно она была удовлетворена, если получалось вывести свою жертву на эмоции — в идеале довести до слез.

— А это что у нас? — она быстро выхватила из моих рук книгу и, взяв ее двумя пальцами, вытянула в сторону. — Готовишься к выпуску? Да таким как ты, все выставят заранее — удовлетворительно. Кому надо с тобой возиться — знания проверять.

Разжав пальцы, Флоренс выпустила книгу. Та, заломив обложку, упала на мощеную гранитной плиткой дорожку. Меня начинало немного трясти. Любой было бы до слез обидно, если бы с ней вели подобным образом. Естественно и мне хотелось сейчас расплакаться, но я не могла себе этого позволить. Сжав губы, я подняла свой взгляд и посмотрела Флоре в глаза. Та, видимо, хотела что-то сказать, но неожиданно передумала и, фыркнув, направилась прочь в сопровождении своей служанки.

Мимо нас, не обращая внимания ни на меня, ни на Флору, также в сопровождении служанки проплыла Лидия. Неизменный холодный взгляд и немного надменное выражение лица.

Все воспитанницы этой закрытой школы делились на три категории. Одни были законными детьми и наследницами своих семей, их окружали почет и уважение. Они редко снисходили до общения с другими воспитанницами не из их круга. Холодный игнор — вот что мне выпадало с их стороны. И это было не самое неприятное. Это было даже удобно. Лидия принадлежала к высшему рангу воспитанниц. Она была не только законной дочерью своего отца, но и его единственной наследницей. Умна, красива — она, несомненно, составляла гордость своей семьи. И неизбежное высокомерие всегда неуловимо проступало во всем ее облике.

Была другая категория девушек, менее многочисленная, рожденных вне брака,. Но чьи отцы позаботились о достойном воспитании для своих дочерей. Поскольку все знали, чьими детьми они являются. Почему-то некоторые из них старались демонстрировать свое превосходство перед такими, как я. Одна из них Флоренс, мне просто прохода не давала в течении этого последнего года обучения. При каждой встречи стараясь всячески принизить меня словом или поступком. Почему она вдруг стала особо не равнодушна ко мне последнее время — неизвестно. Мне оставалось просто терпеть и считать дни, когда я уже стану недосягаема для ее уколов в свой адрес. Но она так и осталась назойливой мухой. Иногда все же мне удавалось найти нужные слова и наша встреча превращалась в маленькое и молниеносное сражение, где самые тяжелые раны наносились с невинным выражением лица и с помощью изысканных и утонченных вежливых фраз.

Я же принадлежала к самой малочисленной группе — мы не могли похвастаться тем, насколько знатные и влиятельные у нас родители. Низшее звено в пищевой цепи. Вследствие каких странных обстоятельств мы оказались в этих стенах… Кто-то благодаря заслугам своих отцов перед весьма влиятельными лицами, как я. Насколько я знала, мой отец служил герцогу Себастьяну и мое пребывание здесь оплатил своей жизнью. Кто-то был достаточно обеспечен, чтобы оплатить пребывание своей дочери. И достаточно тщеславен, чтобы у него возникло желание отправить сюда своего несчастного ребенка. Мы были, как тени, и даже преподаватели смотрели сквозь пальцы на наши успехи и не особо наседали на нас.

Впрочем, я оказалась довольно способной и старательной воспитанницей. Что еще мне оставалось делать? Я вбирала в себя все, что мне могли предложить, в стремлении заполнить хоть чем-то свое пребывание в этих серых стенах.

«Запомни, не делай ничего, что могло бы огорчить твою мать!» — напутственные слова отчима. И память о грустном взгляде своей матери. Пожалуй, это то, из-за чего за мной здесь закрепилась репутация милой и хорошей девочки.

Я вздохнула и опустила глаза на свои туфли.

— Все же мне придется их стирать, чтобы не идти завтра на занятия в настолько грязной обуви, — сама к себе обратилась я. Служанки, как у Флоренс и Лидии, у меня не было. Впрочем, иметь при себе служанок воспитанницам даже из их круга, позволялось только в последний год обучения.

Я подобрала книгу, расправила ее страницы и направилась в свою комнату. По дороге в противоположном краю сада промчался всадник. Видимо с каким-либо посланием для директрисы от родителей одной из воспитанниц.

Наутро я открыла глаза чуть ранее обычного времени. В комнате я проживала с еще одной девушкой, она и разбудила невольно меня своими сборами и приготовлениями.

Серые стены, серое пасмурное небо за окном. Занавески на окнах нежного лилового оттенка, на стене пара собственноручно созданных картин за время обучения, несколько милых безделушек — слабые попытки добавить каплю уюта и тепла. Тепла, которое меня всегда окружало дома.

Обменявшись пожеланиями друг другу доброго утра, я встала, чтобы успеть привести себя в порядок и отправиться на занятия. Моя соседка молча продолжила свои дела.

Одевшись, я подошла к зеркалу убедиться в том, что платье на мне в должном порядке. Несмотря на свой серый цвет и простой фасон оно выгодно подчеркивало девичью фигурку. Пожалуй ничего особо примечательного во мне не было, если не считать пушистых и густых ресниц. А вот темно-русые волосы надо бы собрать в подобающую для воспитанниц данной школы строгую прическу.

Когда я пыталась бороться с непослушными прядями, скрип двери заставил повернуть голову. На пороге стояла сама директриса. Я, немного растрепанная и со шпильками в руке, и моя соседка по комнате присели в почтительном поклоне.

Поприветствовав нас лёгким наклоном головы, она обратилась к моей соседке:

— Вы, я вижу, уже готовы к началу занятий. Не смею вас задерживать.

Фраза была связана сухим тихим голосом. Но с такой властной интонацией, что ослушаться было невозможно. Хотя до начала занятий было более, чем достаточно времени, Клариссе ничего не оставалось, как взять свои письменные принадлежности и покинуть комнату. От всей фигуры директрисы веяло требованием беспрекословного подчинения и странным сочетанием несгибаемой воли и женского изящества. Лицо было под стать голосу — невозмутимое, бесстрастное и словно бы неподвластное времени. Даже морщины словно избегали это лицо. Однако на нем еще сохранились следы былой красоты — утонченной и изысканной. Глядя на него, трудно было определить возраст обладательницы. И глаза, которые затаили какую-то странную печаль. Что совсем не вязалось с общим впечатлением от этой железной леди. Возможно, поэтому многие предпочитали не замечать этого.

Меня же интриговала эта загадочная печаль. Поэтому часто мое девичье воображение рисовало вымышленные картины из далекого прошлого нашей директрисы — романтичные и одновременно драматичные. Так я развлекалась, когда приходилось вместе со всеми слушать ее длинные скучные монологи о нравственности и благопристойности. Возможно, все сказанное имело смысл, но было до того нудно, долго и скучно…

— Что касается тебя, Элиза… — обратилась ко мне директриса и сделала паузу.

Моя память тот час попыталась извлечь все мои прегрешения и проступки, которыми я могла заслужить этот визит. Несмотря на то, что ничего такого за собой я так и не вспомнила, тревожное беспокойство все же осталось.

— Как ты знаешь, в год, когда наши воспитанницы достигают совершеннолетия, они покидают стены этого заведения, — начала она издали с того, что все и так знали. — Как раз пару дней назад ты достигла своего совершеннолетия.

Я в глубине души порадовалась, что совсем немного времени — и скоро мне предстоит вернуться в родительский дом.

— Вчера я получила с курьером послание, которое касается тебя, — продолжила говорить женщина. Я подняла заинтересованный взгляд.

— Что ты знаешь о своем отце? О своем настоящем отце? — она сделала паузу и ждала от меня ответа

— Весьма немногое. Он умер еще до момента моего появления на свет, — почтительно ответила я.

— Хм. Кто я такая, чтобы встревать в ваши семейные тайны… Твоя мать — мудрая женщина. Она знает, что всему свое время. Думаю, она сама многое расскажет тебе по твоем возвращении домой, — последовала еще одна, совсем небольшая пауза.

— За тобой уже прибыл экипаж, и сегодня ты отправляешься домой., — обрушилась на меня весьма неожиданная новость.

— Но как же выпускные испытания… — позабыв о правилах этикета, я позволила сорваться с моих уст этому вопросу.

— Не беспокойся. — отрезала директриса. — Ты получишь на руки все письма и рекомендации, подтверждающие успешное окончание обучения в нашем заведении. Тебе не обязательно их проходить.

Потеряв дар речи, я замерла, уставившись весьма бестактным образом на женщину передо мной. Я была, конечно, примерной воспитанницей. Но… вряд ли этого достаточно, чтобы делать подобные исключения.

— Собирайся. Через час я приду за тобой, — и оставив меня в состоянии легкого шока, вышла из комнаты.

Я быстро воткнула в волосы оставшиеся шпильки, уже не особо заботясь о безупречности прически.

Сразу, после того, как она вышла, в комнату занесли пару легких и вместительных дорожных сундуков. Чтобы не произошло, я была рада предстоящему возвращению домой. Стены моей комнаты уже не казались мне серыми, а приобрели благородный жемчужный оттенок. Быстро собрав свои немногочисленные пожитки, оставив второй сундук полупустым я даже успела слегка привести себя в порядок перед предстоящей дорогой.

В ожидании, когда за мной прибудут, я вышла из своей комнаты. Невозможно было находиться на одном месте и бездействовать. Тело требовало движения. И на лестнице столкнулась с Лидией. По привычке, выработанной годами пребывания в этих стенах, я легким наклоном головы поприветствовала ее. К моему огромному удивлению она ответила мне таким же изящным наклоном.

И даже соизволила заговорить: — Ну что же, кому-то посчастливилось покинуть это место чуть раньше.

— Стоит ли сожалеть о столь малом той, кому никогда не суждено стать объектом жалости? — ответила ей я.

— Не знаю, насколько легче быть постоянным объектом зависти, — и добавила на прощание еще одну фразу. — Знаешь, подругами мы все равно не стали бы… Но сожалею, что не воспользовалась возможностью узнать тебя чуть лучше.

И едва улыбнувшись мне холодной и вежливой улыбкой, продолжила свой путь.

Что это было? Я озадачилась необычным поведением Лидии.

Немного замешкавшись, все же спустилась вниз по лестнице, бесцельно сделала круг по просторному холлу. И уже собравшись вернуться в комнату, столкнулась еще и с Флоренс. Избежать встречи уже было невозможно. Подобравшись, я приготовилась отражать ее нападки. И тут меня ожидал еще один сюрприз. Одарив меня таким взглядом, словно я вырвала у нее изо рта лучший кусок пирога, (если только не забрала себе весь пирог) … Флоренс, молча, прошла мимо

Глава 4

Что за мной приедет настолько шикарный экипаж — я не ожидала. Изображение ге