Евгений Тимофеевич Рекушев

Осколок истории

Книга вторая. Рассказы

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Евгений Тимофеевич Рекушев, 2018

Стремление выделиться всегда ведет к конфликту. Умные не нужны никому, если их нельзя запрячь.

Но умные ломаются не всегда, иногда они творят историю.

18+

ISBN 978-5-4493-2550-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Осколок истории
2. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, Рассказы
   1. ПРЕДИСЛОВИЕ
      1. ЛАМПОЧКА
      2. О МАТЕРИ
      3. ПОДУШКА
      4. РЫЖИКИ
      5. ДУШИ
      6. ВОР
      7. МУЗЫКАНТ
      8. ЗАПАСКА ШОФЕРА
      9. АППЕНДИКС
      10. ПТИЧКА
      11. ПИСЬМО НА ТОТ СВЕТ
      12. ПАЛЬТО
      13. ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ
      14. СВОЛОЧЬ
      15. ЧЕСТЬ
      16. ХОДАТАЙСТВО
      17. ЖАЛОБА
      18. ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ
      19. ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП
      20. СОСЕД
      21. РОМАНТИКА
      22. ЕЛИСЕЙ
      23. БОЛЬ
      24. НАЧАЛО
      25. ШУТКА
      26. ФИЛОСОФИЯ
      27. КАЛЕНДАРЬ
      28. ПРИКОЛ
      29. РЕВНОСТЬ
      30. ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
      31. Сказка
3. ЧАСТЬ ВТОРАЯ? Невыдуманные истории
   1. ПРЕДИСЛОВИЕ
      1. История о Егоре
      2. Обычная история
      3. Трагедия
      4. Зависть
      5. Горькая правда
      6. Кое что о везении
      7. Пророчество
      8. Витилиго
   2. ЭПИЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, Рассказы

ПРЕДИСЛОВИЕ

Образ жизни, суждения, интересы людей, сначала поражают нас в молодости, а потом, с возрастом, мы становимся равнодушнее, хотя и не соглалашаемся с примирениями в этой жизни. Наш мозг поражают всевозможные вопросы. Зачем мы поднимаемся с постели, зачем двигаемся и работаем, рожаем, переживаем, обижаемся, радуемся и т. д. Для чего вообще жили и живем на этом свете? Довольно трудно отвечать на все эти вопросы. Впрочем и нет нужды отвечать на них. Люди живут потому, что родились и живут из чувства самосохранения и выживания, и откуда там взяться задним мыслям. У всех с годами образовывается привычка плыть по течению предоставленной жизни и, вставая из теплой кровати, мы вкатываемся в нее, забывая под сложенным второпях одеялом, все эти никому не нужные философские вопросы. Однако, с возрастом, все чаще и чаще возникает мысль высказаться кому-нибудь и попытаться найти ответы на те вопросы, которые бередят душу.

В этом сборнике я попытался поговорить с вами, не давая четких ответов на вопросы, заданные жизнью. В своих коротеньких историях, совсем не следуя жанрам рассказов и новелл, я попытался просто поговорить с вами. А по какому жанру вы написанное воспримете — не имеет никакого значения. Главное, что бы вы смогли использовать возможность посмотреть на мир моими глазами.

ЛАМПОЧКА

Все началось с граблей, на которые я наступил в полной темноте, в подъезде многоэтажки, в которой проживаю вот уже почти сорок лет. Поздно вечером, возвращаясь домой, был врасплох застигнут этим мерзким и колючим сельскохозяйственным орудием дачного пользования, с деревянной и тяжелой ручкой, оставленным кем-то у дверей лифта.

А все произошло из-за какой-то паршивой сгоревшей лампочки в подъезде, и наступившего вследствие этого, мраке. Огромная, фиолетово-синеватая шишка, выскочившая на моем лбу, сверлила мои мозги мыслью, что надо что-то предпринять. Почесывая зудящий, появившийся незапланированный источник боли, присел за письменный стол и, шатающимся от взведенных нервов почерком, накатал заявление в службу моего милого и родного микрорайона, обеспечивающую нашу жизнедеятельность. Службу, которая очищает нас от отбросов и мусора, из квартир нашего дома, от отходов проживания сообщества, и несущую свет в наши темные души, погрязшие в темноте безнравственности и неплатежей, т.е. в незаменимый никем вот уже столетие, ЖЭК, с его дворниками и электриками, паспортистками и слесарями, сварщиками и мастерами, и прочими ИТРовцами. Словом, персонал, умеющий и знающий все, и иногда летящий, как бабочка, на пенсионные банкноты, оказывая за их изьятие из наших карманов мифическую помощь в трудную минуту, заблудившемуся в страхе бытия простому жильцу, потребителю всевозможных бытовых жилищных и коммунальных услуг. Неумирающего монстра нашей цивилизации — ЖЭКу.

Из-под моего металлического пера, стонущего от скрипа и моей боли, выползло заявление. Запечатав, я отослал его в наш легендарный, непотопляемый и вечный орган насмешек и выражений в их адрес, родной ЖЭК.

Начальнику ЖЭКа №13\2

от вашего поклонника и Фана

Иванова Ивана Ивановича

проживающего в доме №311

Уважаемая и любимая всеми жителями,

начальница, Людмила Ивановна!

Я проживаю в «самом чистом и светлом доме», согласно таблички на фасаде, который, несмотря на ваши усилия и заботы о нас, все еще стоит, вот уже 40 лет. И радуюсь я, что вы сохранили дорогие нашему сердцу исторические развалины, и непролазную грязь возле мусорных баков, оставшиеся во дворе после гибели Помпеи. А также, благодаря вашему труду и заботам о нашей истории, вечерами высвечивается красочная мозаика на стенах подъездов, в виде трехбуквенных иероглифов, оставленных детишками наших предков в третьем поколении, и рисунки, определяющие половые признаки, согласно анатомическому атласу и камасутры.

Притом, осознавая вашу крутую озабоченность и занятость, спешу сообщить, что грабли, оставленные вашим дворником у дверей лифта в нашем подъезде, нанесли мне пощечину от, как я думаю, вашего имени. Наверное, за какую нибудь провинность, пока не догадываюсь за какую. Может это за неплатежи? Так я добросовестно выбрасываю из своей пенсии деньги на ветер, т.е. вашему ЖЭКу. Но в этом, конечно, виновата и темнота, пришедшая в наш подъезд и живущая там без оплаты за аренду, заменившая свет от маленькой сгоревшей стеклянной лампочки, вкрученной Владимиром Ильичем Лениным, на тьму, ожидая следующего прихода коммунизма, плюс электрификации всей страны, при реализации и выполнении великих планов ГОЭЛРО.

Однако, не обвиняя вас в появившейся у меня на лбу гуле, прошу вас заменить сгоревшую лампочку в нашем подъезде, засветившуюся в тридцатые годы нашего столетия, и окончившую свою светлую жизнь так неудачно, и не вовремя.

Приложение:

квитанция о стопроцентной оплате коммунальных платежей.

фотография синяка, полученного от ваших грабель.

Справка из диспансера и от психиатра, о том, что здоров.

Ваш незнакомый Вам, тот еще друг, Иванов И. И.

Жэк 13/2

Иванову И. И.

Уважаемый Иван Иванович!

Администрация ЖЭКа, рассмотрев ваше заявление, сообщает, что, к нашему большому сожалению, денежные средства, имеющиеся на нашем расчетном счету, недостаточны для приобретения лампочки, пришедшей в негодность в вашем подъезде дома №311. Для того, что бы денег было у нас достаточно, вы должны пристыдить соседей, и заставить их оплачивать коммунальные услуги, хотя бы даже пройдя с копилкой по квартирам. Что касается граблей, нанесших вам вред, сообщаю, что на нашем балансе они не числятся.

с уважением,

начальник ЖЭКа №13/2 Петрова

Утром, перед обедом, в подъезд заглянул представитель ЖЭКа и, взяв грабли под мышки, удалился продолжать, очень нужные для нас и страны, хозяйственные дела, требующие какого-то немедленного исполнения, так как приближался вечер, а ходьба в темном подъезде становилась очень опасной. А я, сев за стол, продолжил капать чернильные слезы на чистые листы будущих заявлений по инстанциям.

Голове города,

от тела остального организма,

Иванова И. И.

проживающего в доме №311

Уважаемый и, ставший очень близким

нам, народу, Сэр-Мэр!

Получая истинное блаженство от идеологически голубой близости с вами, и отдавая вам половину своей пенсии на услуги ЖКХ и их сервис, к большому для себя огорчению отмечаю, что мрак, посетивший подъезд дома №311, в котором я проживаю, нанес мне ущерб в виде шишки, вскочившей у меня на лбу от приблудившихся неизвестно откуда граблей, ставшей сторожевой собакой, защищающей двери лифта. Конечно, я сознаю, что виновата во всем сгоревшая лампочка, которую мой верный и любимый всеми нами ЖЭК, не может приобрести, из-за отсутствия средств на расчетном счету.

Может, очень дорогой для меня МЭР, наша светлая Голова города, сможет решить эту очень сложную задачу, возникшую из ничего? И я, наконец, смогу носить шляпу, которая в данный момент, из-за шишки пока еще не налазит на мою голову. Мой любимый и очень дорогой для меня МЭР, замени, пожалуйста, лампочку в подъезде.

С уважением, в низком поклоне, И. И. Иванов

Городская Мэрия

Иванову И. И.

Уважаемый Иван Иванович!

Департамент жилищно — коммунального хозяйства города, тщательно рассмотрев ваше заявление, сообщает следующее:

действительно, в бюджете города не предусмотрены расходы на приобретение и замену вашей сгоревшей лампочки, но депутатский корпус городского совета рассмотрит ваше предложение и внесет на заседание сессии горсовета проект решения выделения средств на дополнительные расходы по приобретению лампочки, в бюджете города на следующий, поточный год.

Что касается граблей, напавших на Вас, МВД города не смогло задержать виновницу нанесенных вам побоев и привлечь ее к уголовной ответственности, ввиду ее исчезновения.

Однако следствие продолжается и прокуратурой города будет возбуждено уголовное дело в отношении напавшей на Вас гр. Аблиной.

О принятых мерах вам будет сообщено дополнительно.

с уважением,

МЭР города, М. Попкин

В микрорайоне появились с рупорами и мегафонами, как я догадался, депутаты местных советов. Они стенка на стенку пошли друг на друга. Одни, — обвиняя противников в краже лампочек из подъездов, другие, — в засылке и подбрасыванию граблей, наносящих увечья многострадальному народу, который они, представляя нас, защищают. Жители микрорайона, высыпавшие из соседних многоэтажных домов, с удовольствием слушали этот цирк, а кое-кто даже пытался собирать мелочь, для оплаты выступлений бедных наших избранцев — клоунов.

К вечеру, накричавшись и спрятав рупора и мегафоны по сумкам, гурьбой, в обнимку друг с другом, наши депутаты пошли в соседнее кафе отмечать победы в сражениях друг с другом. И долго еще в воздухе доносились до жителей фразы: — а как я? А ты ничего! А у тебя мало экспрессии. А ты забыл обматюкать Иванова.… И только эхо мягко сводило на нет угасающий гомон. А я пошел продолжать принимать на себя танталовы муки над творчеством следующих заявлений.

Вашему величеству и их высочеству,

хозяевам всея страны,

от вашего батрака и вассала…

Иванова И. И.

Очень дорогие для всех нас,

господа Паны!

Премьер и президент нашей страны!

Сгоревшая лампочка в моем подъезде ничто, по сравнению с вашими заботами о нас, маленьких винтиках сложной машины социализма, коммунизма и дерьмократизма, создающихся вашим неувядающим и неисчезающим толстым аппаратом в нашем несчастном регионе более 50 лет, породив уже почти созревший политический фурункул нашего бытия. Этот болезненный нарыв на теле государства, до сих пор не может прорваться, чтобы принести облегчение телам живущим в нем людям. Однако смею заметить, что стеклянное и хрупкое изделие, под названием «лампочка Ильича», до сих пор еще украшает и осветляет нашу и без того мрачную и темную жизнь, созданную политическими кухарками и депутатами-знахарками, и благодаря, т.е., несмотря, на ваши героические усилия, мы, старики, еще живы. И хотя иногда мы спотыкаемся и наступаем на грабли в наших темных и мрачных подъездах, не унываем, зная, что именно вы, наши слуги, придете на помощь в трудную минуту и замените сгоревшую лампочку в подъезде дома 311, и накажете, наконец, виноватых — темноту и грабли. А мы, в свою очередь, еще раз придем на выборы, чтобы вы, наконец, навсегда и напостоянно заняли свои законные высокие и мягкие кресла в вашей, полной сложностями и денежными знаками, построенной нами жизни.

Целую ваши ноги…

Эх!… С любовью к вам всем… И. И. Иванов

Администрация презыдента,

Кабинет министрив.

Иванову И. И.

Шаноблывый та шановный Иванэ Ивановычу!

Политычна загроза в нашем суспильстви зараз не дае змоги достроково выришыты пытання у вашему зверненни, але, наш любый Иванэ Ивановычу, щодо вашых вымог, перерахованых у ций заяви, воны обовъязково будуть розглянути писля прыйняття окрэмых докумэнтив у парламэнти, та пидготовци окрэмых проектив ришень та законив на сессиях парламэнту в строк найблыщих пьять рокив.

Дарагой окраинец, премьер Азарини.

Дуже, з повагою до вас, презыдент Люлюкович.

Проснулся микрорайон от гула и рычания заграничных импортных тойот и мерседесов. Мужчины в галстуках красных и синих цветов, а женщины в длинных юбках и шарфиках оранжевых цветов, с закрученными на головах снопами белых кос и высоких темных причесок с голубыми пятнами, гулом и гамом наполнили дворик перед моим подъездом. Из бумеров и джипов выходили полковники и генералы, обвешаные орденами, крестами и медалями.

Потихоньку собирался и подтягивался народ из соседних домом, думая, что к ним приехали артисты с майдана, хотя по существу так оно и было. Кряхтя, из БМВ выкарабкался генерал с оттопыренными ушами и зычным и грозным голосом, раздевать и властвовать, произнес:

— а кто это здесь такой, разэтакий Иванов, так сказать.

Я съежился, превращаясь в маленького комарика, и пропищал, икая и сморкаясь от ужаса, дескать, это я. Он посмотрел на меня снизу вверх и спросил: — а где ваша соучастница — грабля? И этим вопросом он поставил все на свои места. И я, уже нисколько не смущаясь, заявил, что это родственница нашего пана президента, и она поехала к нему жаловаться на начальника МВД за изнасилование им ее, в нашем темном подъезде, потому, что там нет лампочки, которую вы не вкрутили. А в темноте всегда происходят всякие темные делишки. Минут десять эти дяди и тети, собираясь группками, о чем-то шептались, били друг друга ногами в пах, а затем, дружно рассевшись по машинам, укатили из нашего дворика, разочаровав собравшуюся публику отсутствием концерта.

Усталый от непонимания и расшифровок ответов структур местного самоуправления, администрации высшего порядка, и от ношения с собой фонарика, не удовлетворившись ответами нашего панства из далекой и недосягаемой столицы, решился на крайний шаг — искать помощи у творца нашей планеты, под названием «Земля», которую и сотворил ОН, якобы за семь дней. Сев за письменный стол, стал преобразовывать крик души в слова и предложения моего к НЕМУ, заявления, понимая, что письмо на деревню дедушки является последним абсурдом в решении вопроса об этой мерзкосгоревшей лампочке.

Главному хозяину Олимпа,

в Олимпийской деревне

гр. Зевсу.

Бог и Создатель ты наш!

Язьмь твой червь и тварь твоя подколодная, и создание мерзкое твое. Да будут бесконечными дни твои и разум нескончаемый. Помню твои словати на вторый день твого сотворения мира земного, из пыли и духа твого, и космического ничто.

Это Ты сказал — Да будет свет!

Нищасе припадаю ниц пред твоими коленопреступными окончаниями ног твоих. И лобызая их, молю тебя лишь об одном. Пусть будет свет и в моем подъезде. Крикни об этом всем подчиненным и неподчиненным земным департаментам и службам.

Спаси, Господи! Невидимый и неуловимый отец мой. Есьмь червь твой. Защити меня от братьев по разуму с их ненасытными к побоям граблями в темном подъезде, из-за отсутствия лампочки. Батяня, помоги! Молю тебя и молюсь тебе…

Да ниспошлют тебе, Господи, приличную пенсию департаменты твоего Олимпа. Не такую как у меня, от размеров которой и половины отпущенного тобой мне срока, не прожить. Славься в веках! Аминь!

твой сынуля, И. И. Иванов

Накатав телегу всевышнему, на безадресный и святой Олимп, на всякий случай перекрестился и, упав в кровать, крепко заснул. Снились мне ангелы, ведущие меня по млечному пути к открытым настежь вратам рая, в которых стоял, сверкая позолотой одежды, святой Петр. Он поднес к губам серебряный рупор и прокричал: — заявление твое получено, несчастный, иди домой с богом и жди ответа. Я проснулся, и, осознавая свою бредовую идею писать письма тому, кого не существует, присел к письменному столу. И похолодел от ужаса. Письмо богу отсутствовало, а вместо него лежал полускрученный папирус, раскрашенный позолотой и выписанными вязью буквами, а сверху папируса лежала новенькая стеклянная лампочка, вложенная в картонный коробок. Ну, конечно же, я прочитал это письмо с содроганием и неверием. Этого не может быть, думал я, гладя уже зажившие синяки и замеряя ладонью температуру лба, нет ли у меня горячки, пока не дошел до подписи в этом документе.

Резиденция Всевышнего.

Департамент святого Петра.

Иванову И. И.

Ах ты, земная амеба, тварь одноклеточная. И кто тебя надоумил искажать русский язык. Я что, дебил, по-твоему? И отцом тебе не являюсь, так как никогда не видел твою мать, а тем более не находился с ней в близких отношениях. Я не извращенец и дух мой святой только в красках на иконах, а не в постелях святых девственниц, и на ликах икон сам на себя вовсе не похож. В отношении жалобы — я ее рассмотрел и сделал вывод: — лечиться тебе надо не только от старости и маразма, но и у психиатра, от обилия умственных клеток, которые давят на черепок, заставляя делать глупости. Никто за тебя не будет ничего делать. А посему, малодушный и слабый земляной червячок, возьми эту лампочку, которую тебе дарю, в свои руки, и вкрути ее в патрон, вместо сгоревшей. И душа твоя сразу успокоится и ты не будешь брызгать словесной слюной и пачкать жалобным поносом ни администрацию, в своих бесконечных и бесполезных заявлениях, ни человечество в целом, и будешь видеть дальше, чем слышишь, и даже сможешь рассмотреть своими куриными мозгами, где же прячутся ненавистные тебе грабли, на которые ты постоянно наступал всю свою сознательную жизнь. Аминь!

От имени святого Петра,

любящая, и искренне жалеющая

тебя, моего супруга, твоя жена, Иванова А. В.

Вы думаете, что на этой фразе все и оборвалось? Дудки! Рассмеявшись и успокоившись, конечно, вкрутил лампочку в подъезде, приставив к стене стул. И даже подмел подъезд, выглядевший мусорной свалкой в ярком свете малюсенького солнышка под потолком. А через пару дней, возвращаясь вечером домой, я снова встретил свою старую знакомую подругу — темень, жившую еще совсем недавно бесплатно в нашем подъезде. Пробираясь в мраке и на ощупь, к дверцам лифта, я вдруг получил два резких удара в лоб, и сквозь зарево посыпавшихся из глаз искр, увидел обнимающихся подружек — грабли и швабру, лежащих и дрожащих от смеха у моих ног. Единственное, что я успел рассмотреть, проваливаясь в небытие, это отсутствие в патроне лампочки, подаренную мне богом и женой, и которую я два дня тому назад вкрутил своими руками, вместо сгоревшей. В моих мозгах медленно гаснет свет, а, следовательно, больше ничего дополнительно сообщить уже не смогу. Но мысль, угасавшая вместе с сознанием, дала возможность все-таки осознать — все начинается сначала, а значит, пока еще буду жить, я буду смеяться, и умру смеясь!

О МАТЕРИ

Совсем недавно умерла моя мать. В комнате, в которой мы проживали вместе с ней, была убогая обстановка. Стол, стулья, кровати, комод и большие напольные старинные часы с боем, которые от старости уже давно не ходили. Я лежал на кровати и горько плакал. Тяжело в десять лет терять близких людей. Умерла моя матушка и я считал, что остался в этом мире один. Кроме моего двоюродного брата, жившего далеко от меня, более никого из родных не осталось.

Жили мы рядом с железнодорожной станцией и поезда, проходящие мимо, часто будили нас, заставляя тарелки и чашки, стоящие в комоде, мелко дребезжать. Уставший после похорон я невольно задремал, не обращая внимание на эти посторонние шумы. Наступила ночь. Что-то разбудило меня. Мимо прошел состав, гремя буксами на стыках рельс. И вдруг в углу, где стояли часы, раздался скрежет и часы, молчавшие с момента моего рождения, вдруг начали тикать и звучать в моей голове колокольным набатом. Какая-то внутренняя, тягучая сила заставила меня подняться с кровати. Движимый диким внутренним страхом я встал и подошел к часам. Молчавшие до сих пор от старости часы прохрипели надтреснувшим голосом 12 раз. Стрелки дернулись еще раз и остановились на полуночи. Со скрежетом сама открылась скрипучая входная дверь, и лунный свет высветил дорожку, ведущую к кладбищу, расположенному в низине, недалеко от нашего дома. Что-то внутреннее подталкивало меня выйти наружу. Какая то сила заставляла меня делать то, что не хотелось. Я вышел на крыльцо, которое жалобно заскрипело под моими ногами, и медленно направился к кладбищу, где была захоронена моя матушка, убыстряя и убыстряя свое движение, которое вскоре перешло в бег. Было очень темно. И мне казалось, что все страшное, что существует в природе, ополчилось против меня. Воспоминания о вампирах и вурдалаках всплывали в моей памяти и настраивали меня на самые страшные и ужасные мысли. Светила крупная луна и кладбище было освещено самым странным сиянием. Запыхавшись, я присел возле могилы матери, и почувствовал себя одинокой собакой, потерявшей своего хозяина. Мне хотелось выть и плакать. Совсем недавно мне было с кем поделиться своими проблемами, вымокнуть в ее жилетку свои слезы и утром, проснувшись, радостно продолжать свой путь в жизни. Тучи затянули и погасили свет луны, и кладбище превратилось в мрак. Было темно так, будто на мое лицо была натянута черная повязка и глаза, естественно, ничего не видели. Продолжалась эта мгла недолго. Просвистел, касаясь моих щек ветерок, и облака, повинуясь его движениям, обнажили лунный свет, который высветил место могилы, на которой я сидел. Край свежей могилы, в которой была похоронена моя мать, был сырым и покатым. Размазывая слезы на своих щеках, горько сожалея о раннем уходе матери из жизни, я думал о том, что ждет меня в будущей жизни.

И вдруг я обомлел. Из соседней могилы начал появляться призрак. Медленно, медленно, выползая из под серого монумента могилы, поднялся серо-белый призрак с голубыми оттенками. Качаясь и вибрируя, он начал клонится ко мне. Его призрачные конечности тянулись в мою сторону, пытаясь обхватить меня. Я в жизни не боялся ничего. Но когда этот призрак направился в мою сторону, покачиваясь и увеличиваясь в объеме, нервы мои сдали и я потерял сознание.

Я чувствовал, что ко мне приходило ощущение жизни. Лежа в больничной кровати, я видел знакомые лица соседей и, как в тумане, они то приближались ко мне, то медленно отдалялись. Это были далекие родственники и друзья. А мой двоюродный брат, меняя мокрые повязки, приложенные к моему лбу, гладил мои ладони и нервно чесал свои виски, о чем-то думая. Я пытался, что-то сказать, но язык мне не повиновался. Брат увидев, что я пришел в сознание, попытался сообщить, что в этом состоянии я находился трое суток, и что меня нашли на кладбище сторожа, и принесли домой в коматозном состоянии. А я, слушая его, так и не смог вспомнить, что в действительности произошло. Память отказывала мне повиноваться. По словам близких и знакомых очевидцев, когда меня нашли в этом состоянии утром, лежащим на могиле матери, я бредил и проклинал сатану и чертей. Самое страшное и неприятное для меня было то, что в зеркале, принесенным братом, я увидел седого старика. Я стал совсем седым. Седым и серым как мумия. Гораздо позже, когда потихоньку начал приходить в себя и восстановилась память, я поделился информацией с братом о том, что видел на кладбище, и он долго осмысливал полученную информацию.

Было уже поздно и очень темно, когда брат пришел ко мне через два месяца после плачевных и непонятных событий, связанных со смертью матери, произошедших на кладбище. Он молча сидел за столом, катая шарик хлеба по столу, и посматривая на меня и часы. Мимо проходили поезда, а мы сидели за столом молча и сосредоточенно. И вдруг, молчавшие до того часы пошли и стали отмерять время. — Не бойся ничего, тихо и мягко произнес брат, продолжая катать по столу хлебный шарик. Старый механизм часов натужно фыркнул и громко отстучал надтреснутым голосом колокола двенадцать раз. Открылась настежь, заскрипев, входная дверь и в комнату ворвался свежий ночной ветерок.- Пошли, сказал брат и первым вышел на крыльцо. Все было, как и в прошлый раз. Так же светила полная луна, так же натужно заскрипело высохшее от времени крыльцо, и так же хлопнула за нами дверь. Мы молча пошли к кладбищу. Я был спокоен. Тяжелая рука брата на моем плече вселяла в меня уверенность, что ничего плохого произойти не может, так как он был рядом со мной и знал, что делает. Мы молча присели на скамейку у могилы матери. Так же как и в прошлый раз, темное облако медленно закрыло яркий диск луны, и темень окутала нас. Небольшой ветерок сдвинул это облако, закрывающее луну, в сторону. Я схватил брата за руку и задрожал. Перед нами медленно качался из стороны в сторону призрачный силуэт. Брат медленно достал из кармана спички. Зажег и поднес горящую спичку к этому призраку. Он ярко вспыхнул, и на этом месте больше ничего не осталось. Затем он взял меня под руку, и мы медленно пошли домой. Я дрожал как осиновый лист и мелкий озноб колотил меня всю дорогу домой.

Дома он нагрел крепкого чая, и мы всю ночь проговорили о том, что же произошло на самом деле. Он, как физик, долго и дотошно рассказывал мне о законах химии, физики, о преломлении света и о многих других премудростях, которые раскрывают тайны происходящего. Я задавал вопросы, а он отвечал на них, объясняя происшедшие события. В этих событиях никакой мистики нет и все до гениальности просто. Газ, выделяемый от гниения трупов, невидим глазу, пока глазное яблоко находится в состоянии покоя, но когда резкий перепад световых импульсов воздействует на нервные окончания глазного дна, мозг не успевает произвести корреляцию этих импульсов, и мы начинаем с запозданием замечать мельчайшие нюансы окружающей субстанции. Так и произошло в моем случае. Резкий переход от темноты к свету заставил мой мозг с запозданием показать газ, выходящий из могилы, а мистическая подоплека довершила последующие действия организма. Это мистическое состояние, и якобы скрипы и трески, и всевозможные сказки о вурдалаках и пр., подогрели и подготовили организм к тому состоянию, в котором я оказался. Брат рассказал мне, что часы, иногда, от перекошенных от времени деталей, могут снова пойти и снова остановиться под влиянием внешних факторов. Одним из них было движение поезда и дрожание пола, на котором установлены часы. Перекошенная от старости дверь тоже имеет право, от дрожания пола, как в случае от стука часов, сама открыться и закрыться. А печаль о матери, рано ушедшей из жизни и оставившей меня одного в этой жизни, заставила меня очень резко отреагировать на окружающую обстановку, о чем в последствии я убедился окончательно. Но это уже совсем другая история.

ПОДУШКА

История, о которой я хочу рассказать, произошла в одной бедной семье. Как обычно начинается повествование? Жили — были пожилые старики. Муж и жена. Они честно и достойно прожили свою долгую жизнь, пока не подкралась неумолимая старость. Естественно, они любили и уважали друг друга. Но в одно время муж начал замечать, что его жена стала медленно таять, как будто из ее худенького тельца вместе с капельками крови постепенно уходила жизнь. Ну, что же тут поделаешь. Старость неумолимо отбирала свое, думал супруг. И, наконец, этот горький для старика день, настал. Сам он недолго пережил свою любимую жену и вскоре перешел в мир иной вслед за ней. Вместе с ними проживал в комнате их сын, молодой и подающий надежды человек, наделенный силой, умом и здоровьем.

Через некоторое время, похоронив своих родителей, сын привел в опустевший дом девушку. Жизнь берет свое. Милая, работящая, здоровая особа, взявшая работу по дому в свои руки. В наследство молодой семье досталось не так уж много имущества, что бы не было сил за ним присматривать. Большой, грузный и скрипучий шкаф, круглый стол на кривых резных ножках, четыре стула, никелированная старинная кровать, да трюмо, погасившее свое лицо от старости, и часто показывало не то, что хотелось видеть. Да еще постельные принадлежности: теплое стеганое одеяло, перина, и мягкие пушистые подушки. Все было бы хорошо, если бы с течением некоторого прошедшего времени молодой хозяин не стал замечать нездоровье своей милой женушки. С каждым днем она бледнела все больше и больше, часто уставала, пока, наконец, совсем не слегла. Из ее исхудавшего тельца капелька за капелькой уходила жизнь. Как будто кто-то ежедневно высасывал из нее кровь, вместе с остатками ее жизни. Что только не делал молодой муж, что бы остановить этот процесс. Приглашались самые лучшие и самые известные доктора, но, осмотрев больную, они разводили руками и, сняв очки, невнятно бубнили о чем-то друг с другом. Любовь у мужа к своей жене была безмерной, и от ее недомогания он не находил себе места, пока не случилось то, что и должно было произойти, после непонятной, длительной и неизлечимой болезни. Тихо и спокойно, не сказав ни слова, высохшая и бледная как тень, она закрыла глаза и ушла в мир неземного счастья и вечного покоя. Похоронив жену, обезумевший от горя муж пришел домой и начал подряд крушить все в доме. Старый шкаф пытался своими дверцами защитить себя, но что поделать, против топора не укрыться. Затем черед пришел столу и стульям, которых постигла та же участь. Наконец черед пришел подушке, на которой лежала его ушедшая из жизни жена. Схватив подушку за края, он попытался ее приподнять, однако она оказалась тяжелой. И тогда, схватив нож, он вспорол наволоку на подушке и обомлел.… В распоротой подушке, среди перьев, медленно копошился огромный паук, наполненный светящийся кровью…

А если я вас на ночь еще не достал, попробую сменить тему в следующей новелле.

P.S. Казалось бы, в этом месте можно было бы поставить окончательную точку, и действительно, перейти к новому рассказу, если бы, к своему огорчению, не показал эту новеллу своему старому знакомому. То, что я услышал от него было для меня ударом ниже пояса. Ну, во-первых, то что я не Эдгар По, мне это стало понятным с первых слов его речи. Во-вторых, что я совершенно не знаком с семействам пауковообразных, а следовательно в новелле сплошная ахинея. Он с великим пылом стал посвящать меня в тонкости их существования, а так же анатомией их телец. В течение двух-часовой лекции я узнал о них многое, однако запомнилось лишь следующее:

Передние конечности служат для захвата добычи.

Педипальпы — щупальца служат органами осязания.

Хелицеры — (почти как рот, только перпендикулярно) ими хватают и убивают добычу.

Он схватил пуговицу на моей рубашке и, крутя ее пальцами, брызгая в экстазе слюной, убеждал иеня в том, что пауки не могут прокусить наволоку на подушке, а тем более сосать кровь из человеческой головы, так как нет таких органов у пауков, которые могли бы производить такие действия. А я, вытирая молча слюни с рубашки, думал о том, что хорошо, что энтимологов на нашем белом свете не так уж много, а те, которые являются специалистами в этой области, слава богу не читат мои новеллы. Но ни уничтожать, ни переделывать новеллу не стал. Категорически.

РЫЖИКИ

Странным показался мне поселок, в который я попал, выполняя командировочное задание. Эта странность заключалась и в названии городка, и в поведении его жителей. По улицам, утрамбованным коровьими кизяками, вперемешку с насыпанным, когда-то, гравием, бегала оранжево-рыжая орава детворы, разного пола и возраста, играя в свои детские игры с догонялками и прятками, и в нависшем над домами жарком летнем мареве, раздавались их пронзительные веселые голоса, утверждающие чью-то победу или поражение. Меня смущал цвет их волос. Казалось, что кто-то, открыв банку с краской из охры, ненароком, облил их юные головы. А из-за парканов доносились голоса озабоченых матерей, созывающих своих, разбушевавшихся от игр чад, домой, для принятия обеденной, или вечерней пищи. Странность была и в том, что когда любопытство заставляло меня задавать нескромные вопросы родителям, мол, откуда у детишек такой цвет волос, хотя сами они имели цвет далеко за серый, а то и более того, уж очень темный, мамы и папы детишек молча убегали от меня подальше. Мамы — на огороды и в хаты, а папы — в кусты, где у них, как потом выяснилось, был припрятан алкогольный запас. Так называемая заначка. И потом появлялись уже никакие, не вяжущие лыко, и держащие землю под собой четырьмя точками опоры, чтобы она, не дай бог, не упала на них.

Я понимал, что русскому мужику без водки жить невозможно, однако догадывался, что, все-таки, у них в семьях непорядок. Иначе, к чему такое обилие водки и самогона они заливают в себя. Не иначе, чтобы прикрыть какую-то тайну. Какая-то недосказанность была в молчаливом поведении родителей, не желающих отвечать на мои, наверное, все-таки бестактные вопросы.

Прожил я там целый месяц, выполняя задание по наладке аппаратуры, установленной на маленьком заводике, на окраине поселка, пока жители не присмотрелись ко мне и не стали относиться ко мне с терпимостью, здороваясь при встрече, не видя во мне человека, способного на подлости. Проживал и столовался в хате, на отшибе, и мне некогда было точить с ними лясы, так как вставал очень рано, а ложился затемно. Хозяйка, дородная и полная матрона, еще достаточно молодая и подвижная, готовила хорошо. Постель была чистой, пахла мятой, а мне ничего более не было и нужно. К ней вечерами, иногда, приходили поселковые женщины, и они о чем-то тихо шептались за тонкой перегородкой, разделяющей мою комнатку от залы, в которой они и собирались на, так званые, посиделки. А мне, откровенно, было все равно, о чем они беседуют. Женщины, приходящие к ней, были разные, как по возрасту и интеллекту, так и по красоте и обаянию, и пожилые и некрасивые, юные и смазливые. В последствии я стал их узнавать и издалека раскланиваться, встречая их на улице. Конечно, я знал, что моя хозяйка была в этом поселке и медсестрой, и повитухой, и акушером, и психологом одновременно, и это оправдывало приход к ней поселковых женщин. Я, не прислушиваясь к их неторопливому и тихому говору, уставший за день, быстро засыпал.

Однажды, ранним утром, задержавшись в доме из-за простудного недомогания, был разбужен звеневшими на улице колокольчиками и хлопками кнута с хриплыми призывами: — Пошла! Куда! Пошла! Из окна своей комнаты я увидел стадо коров и пастуха, гнавшего коровье стадо на луг, находящийся на окраине леса, за излучиной речки, огибающей поселок. Я замер, поперхнувшись сигаретой, которую так и не прикурил. Пастух, возраста, примерно, около сорока лет, имел шевелюру, напоминавшую солнечное светило в часы раннего рассвета, когда оно выползает из-за горизонта и готово через секунду ослепить и растопить все вокруг. Ярко-рыжие волосы его головы были снопом скошенной соломы, достигшей полного созревания. Он был низенького роста, некрасивый, с кривыми ногами и, догоняя рассыпавшихся по улице коров, шкультигал, припадая на правую ногу. Стадо скрылось за поворотом, а я еще долго мусолил незажженную сигарету губами, перекатывая ее языком в разные стороны, пока она, мокрая, рассыпавшись, не выпала на пол. Я молча стоял длительноое время, ворочая в черепной коробке вспотевшие мысли, как мокрую сигарету на губах, пока стадо, гонимое пастухом, не скрылось за поворотом, на выходе из села.

Вечером я сходил в продмаг и купил бутылку водки, пакетик с тонко нарезанными ломтиками московской колбасы, буханку горячего еще хлеба, выпекаемого в местной пекарне, и пошел домой, тревожась мыслями о том, что меня так взволновало. Мне казалось, что я уже в шаге от разгадки беспокоившей меня недосказанности событий в поселке, под названием «Рыжики».

Хозяйка крутилась у печки, двигая чугунки и кастрюли длинным ухватом, и в воздухе хаты витал аромат каких-то трав и снадобий, явно предназначенных для моего выздоровления. Я высыпал продукты на стол, поставив бутылку на середину, и просипел простуженным голосом: — надо поговорить.

За окном наступали вечерние сумерки, и тишина обвалакивала ватным одеялом засыпающий поселок, а мы сидели за столом, лицом друг к другу, и тихо разговаривали. Пили мало, да и еда, уж, не очень тянула к себе наши желудки.

Я попытаюсь, своими словами, передать смысл нашей беседы. То, что я узнал, меня взволновало и шокировало.

Мужики поселка, от постоянного пьянства и драк, неспособны были производить потомство, а так же исполнять супружеский долг, от чего женщины страдали и, избитые мужьями, молча плакали, выплескивая горючие слезы в подушки, обнимающие по ночам их головы. Пока не появился в поселке, неизвестно откуда, этот рыжак, с большим и неиссякаемым мужским достоинством, от которого все женщины, словно сошли с ума. Одна из них, побывавшая тайком в его ночных обьятиях, не сдержавшись, рассказала своей подруге об испытанном ею наслаждении, а та передала другой и, вскоре, все женщины поселка стали навещать его каморку на окраине поселка, а хозяйка, по просьбе женщин, составила негласное расписание посещений дамами его хижины. Да он, собственно, и не возражал, так как его, как это ни странно, хватало на всех. А когда на свет начали появлятся рыженькие детки, мужики, обеспокоенные происходящим, понимая, откуда появился этот золотой дождь, пьяные, подловили его и крепко избили, сломав ему ноги и ребра, и оставили лежать на берегу речушки, омываемой их поселок. А женщины, найдя его лежащим на берегу без сознания, принесли домой, выходили его и, в свою очередь, ухватами и скалками побили своих мужей, погнав их из хат, выветривать пьяные головы в хлев, в обьятия свиней и коров. Конечно, потом, со временем, все это успокоилось, и мужики поселка все происходящие события приняли за должное и смирились с прибавлением в их семьях, понимая, что сами они не в состоянии совершить подобное. И их душевные раны, и телесные раны рыжего пришельца зажили, оставив у одних грусть, а у него, неправильно срошиеся кости, от чего появилась хромота и сгорбленность. Мы с хозяйкой долго, молча, сидели за столом — я, переваривая услышанное, а она, подперев голову рукой, задумчиво смотрела в окно, всматриваясь в наступающую ночь.

Но на этом для меня удивительная история этого поселка не закончилась. На окраине села, в приземистом, с чуть-чуть покосившейся верандой избе, проживала старая цыганка, умевшая гадать и предсказывать судьбы людей. Скрюченное тело представляло собой вопросительны знак, а морщинистое лицо, с бородавкой на носу, напоминало бабу Ягу. Ее цветастый платок и разноцветность одежды были видны издалека, и женщины, увидев ее, мгновенно меняли свой путь, и прятались в подворотнях, стараясь не попадаться ей на глаза, хотя и ходили к ней вечерами, погадать на свое счастье. Она редко выходила из дома, не работала, и мало кто знал, чем она живет, хотя многие, приходя к ней погадать, приносили еду и деньги. Изредка ее навещала внучка, приезжавшая из райцентра, в противоположность своей бабушки, настоящая красавица цыганской породы, восемнадцати лет отроду. Иссиня-черные волосы рассыпались по плечам и ветер мягко теребил их, приглаживая их непослушность, а черные глаза смотрели в душу, вызывая искреннее удивление ее красотой, и тягу, поцелуем, прикоснуться к этому, едва распустившемуся бутону, и на руках унести ее в неведомую даль.

Я был свидетелем произошедших далее событий. Было воскресенье, и раннее утро, светлое и прозрачное, омывало меня ароматом цветов, растущих прямо под окнами. Я подошел к распахнутому окошку и ощутил свежую росу, усыпавшую их распушенные лепестки. Из-за угла появилось медленно бредущее коровье стадо, подгоняемое выстрелами щелкающего кнута рыжего пастуха, и в воздухе, до этого наполненного тишиной и спокойствием, зазвучали мычание и звонки колокольчиков, привязанные к шеям скотин. А с другого конца улицы, навстречу стаду, выплыла эта девушка восемнадцати лет, это цыганское чудо природы, обходя коров, хлопая ладонью по их влажным и теплым спинам. Их встреча, хромого урода-пастуха и красавицы, произошла прямо перед моим окном, за занавеской которого я стоял, наблюдая за ними. Они замерли на месте, как вкопанные изваяния, и молча смотрели в глаза друг другу. Наступила полнейшая тишина. Стадо завернуло за угол, и с ним исчезли звуки колокольчиков и мычание. Замерли ветки деревьев, только что качавшихся от порывов ветра, а встретившиеся он и она, стояли недвижимые, замершие в каком-то оцепенении. Я непроизвольно кашлянул, и идиллия происходящего рассыпалась, как карточный домик. Они вздрогнули, посмотрев на меня каким-то отсутствующим взглядом, опустили головы, и разошлись. Он побрел догонять стадо, а она поплыла невесомой походкой в противоположную сторону.

А вечером она появилась у хозяйки, и они, полуобнявшись, долго-долго говорили о чем-то своем, потаенном, о чем мне не положенно было знать. Через день к хозяйке пришла старая цыганка и, обменявшись несколькими тихими фразами, они куда-то ушли. А я, через несколько дней, завершив свои дела, уехал, так и не узнав, что было дальше.

Через несколько лет я снова побывал в поселке, со смешным названием «Рыжики» и, проходя по безлюдной улице, смотрел на знакомые дома, кивал приветственно головой знакомым, и глядел на уже взрослых детишек, ковыряющихся на подворьях с лопатами и граблями, и, глядя на их рыжие шевелюры, усмехался, вспоминая все то, что когда-то происходило здесь. Проходя мимо дома цыганки, умеющей предсказывать судьбы, подумал — сумела ли она предсказать будущее своей внучки? И замер от увиденного. На завалинке, перед слегка покосившимся цыганским домом сидел рыжий, до рези в глазах, пастух, а перед ним танцевала трехлетний бесенок с косичками темновишневых волос, с рыженькой челочкой на лбу. Она, изгибаясь, танцевала перед ним какой-то цыганский танец, а затем бросилась к нему и, обняв его рыжую голову, целовала в нос. А он, гладил ее по цветной головке и чему-то мягко усмехался А за тыном, окружающим огород, с тяпкой в руках стояла красивая, молодая, уже знакомая мне цыганочка, женщина с иссиня-черными волосами и счастливо улыбалась, прикрывая глаза ладонью от жгучих лучей яркого солнца. Я еще пол-минутки постоял, наблюдая за происходящим, а затем побрел дальше, по ставшей нескончаемо длинной улице, вздыхая и радуясь тому, что осталось за кадром этой истории, под названием жизнь, и уже не странными показались события, оставшиеся за моей спиной в этом, ставшим удивительно спокойным поселке, под таинственным названием «Рыжики».

ДУШИ

Одиночество. Как глупо, и даже нелепо, звучит это слово. Слышу возражения от своей души: э-э-э, дорогой, ведь ты еще не познал этого состояния. Изволь, дорогая душа, изволь. Мне и не надо познавать всего, чего я не понимаю. Если человек, хотя бы немного, оптимист, то он сам развеет и скучные мысли, и планы несбывшейся судьбы, и тревогу молодости. А я ведь, хоть и чуть–чуть, но оптимист. Конечно, согласен, что на мысли тяжелым грузом падает тишина бездействия, что четыре стены и цементный пол навевают скуку, но ведь надо уметь смотреть за эти четыре стены, и в голубизну озер, и в даль зеленых полей, и ощущать сердцем радость влюбленных. А цементный пол, разверзнувшись, покажет тебе бездонную глубину вселенной, зарево городов, луны незнакомых планет. И фантазия навеет города, с завывающими кабаре, принимающих в свое лоно красавиц и их спутников мужского пола, шумами толпы, населяющих эти города, визгами тормозящих машин. А там дальше, скользя взглядом по глади океана, увидишь берега сказочных островов, усеявших бисером пустынную безбрежность водяной купели, белокрылые суда, парящие как чайки в этой водной пустыне. Видишь душа, почему человек — оптимист не унывает никогда. А перед глазами цветным художественным фильмом проходит удивительная жизнь. Каждый кадр этой картины — чья то судьба. А вот и мой кусочек этой ленты.

Нежные и ласковые, теплые и страстные губы подруги, готовы впиться в мои сухие и черствые губы. Она что-то шепчет, а я не могу понять сквозь ее страстное дыхание ни одного слова. Ах, любимая, ты думаешь, что я не помню тепла твоего тела, громкий стук возбужденного сердца, Не ощущаю упругости твоей, полудетской еще груди, налитой молодостью и невинностью. Возбужденных торчащих сосков, к которым я прикасаюсь языком, и томительная дрожь пробирает твое тело. Раздвигающиеся от нетерпеливого ожидания бедра и короткие судороги пронзающие тебя. Ты думаешь, что я не помню трепет твоего тела и горячность вздохов ожидания близости. Помню все. И прижатие твоих маленьких ножек к моему разгоряченному телу, и прикосновение нежных пальчиков к моему возбужденному организму, и судороги наслаждения, и взрыв чувств, и полет к неземным мирам. Все помню. И запах волос, пахнущих лавандой, и запах миазмов женщины, желающей обладать и владеть тобой беспрекословно и вечно. А вот и слова, которые я слышу. Я тебя люблю! Нежно и счастливо ты произносишь эти вечно неумирающие слова. И снова ненасытность твоего тела влечет меня. Кончается ночь. Рассвет освещает парк, а мы все не можем насытиться друг другом. Уходишь, таинственно улыбаясь, неся в себе продолжение неумирающей жизни. И нет силы, способной остановить этот процесс. И только ты, душа моя, пытаешься восстановить в памяти эти процессы бытия.

Одиночество. Значит, оно не существует, пока в уголках памяти сохраняются кадры этого таинственного фильма, под названием жизнь. Да, ее мысли, может быть, заняты другим, но втайне, этот первый поцелуй, первое наслаждение ненасытных тел, оставило в душе неизгладимый след и в бессонные ночи непроизвольно губы шепчут: я тебя люблю! Ее душа и моя слились в одном порыве. И отличие только лишь во взгляде каждого на этот трепет наших душ.

И ее душа имеет свои воспоминания.

Я не могу смотреть в его глаза. Обжигающие и страстные. Он как волк смотрит на меня алчным взглядом хищника. Нет. Это показалось. А как темно ночью в парке. Сидели, прижавшись друг к другу. Совсем одни. Я слышу, как в его груди колотится сердце, чувствуя губами огонь его щек. Мне не хотелось с ним расставаться. Его руки нежно ласкали меня, и дрожь пробегала по телу от прикосновения его ноги. Горячее дыхание смущает и чего-то требует. Слова любви, неземной музыкой витает по парку. Его рука, как объятие ангела любви поднимает мой подбородок, а алые губы, словно ветер касаются моих. Как орел впивается в меня. Я почти теряю сознание. Душа блуждает, где-то высоко-высоко. Нужно вернуться на землю, но не могу и не хочу.

Каскад брызг, лазурных и стеклянных овевает меня. Руки ищут ответного пожатия. Они грубы. Но противиться невозможно. Бессознательными движениями устремляюсь к нему. Ах, как я его люблю. Это страсть говорит во мне. Неутоленная женская плоть. Мои груди разрываются, словно наполнены горячей кровью. Прикосновение к ним рук обжигают и кажутся блаженством. Он касается языком моих сосков, и я теку как речка, готовая выйти из берегов. Чуть–чуть скользя по животу, они опускаются ниже, обхватывая бедра. О…!?! Я готова растерзать его сама. Я, его. Чего он ждет? Если он не осмелится, этот миг будет забыт им навсегда. Боже, как глупы юноши. Да, но ведь я сама девушка. Странно. Мои мысли, как обрывки бумаги шевелятся от ветра страсти. Глупо, но я не соображая, что делаю, впиваюсь ему в губы. Толчок, еще один. Дрожь пробирает его тело, и он готов на все. Смертельное объятие бросает меня в оцепенение, будто сам дьявол коснулся перстами моей юной души. Он во мне. Теряя сознание, в последнем движении бросаюсь туда, где кончается нить свободы, где ночует странная анфилада страстей, полных уютных и содержательных моментов. Скорее в сад. Подхваченная ветром, как былинка улетаю вверх, к звездам и душа расстается с телом навсегда. Больно морально. Немного жаль девичьих дней. Он лежит рядом со мной, и его волосы касаются моей шеи, щекоча и вызывая зуд. Движимая какими-то чувствами снова сплетаюсь с его телом. Какое оно сильное и горячее. Я его люблю! Люблю! Его руки ласкают так нежно и ласково, что я уже почти не чувствую их прикосновения. Мне уже не стыдно и я готова идти на все и бесконечно повторять

все сначала. Все для него. Я вся его. Приподнимаюсь и снова обхватываю его всего. Снова ухожу в него вся. Телом и душой. Так вот что такое страсть, которую я впервые почувствовала. Мне странно, почему все разделяют страсть с любовью. Это ведь одно и то же. Я это знаю. Я это испытала.

Но души наши расстались. И ты, моя душа, не вправе попрекать меня одиночеством. Память не позволит этого.

А на старости лет, открыв шкатулку с письмами, наткнешься на короткую записку, состоящую всего из трех слов. И быстрее побежит кровь в дряблом теле, разгладятся глубокие морщины на высоком челе, приподнимется обвисшая от времени и забот грудь, и чуть-чуть скривив рот, бывший, когда-то страстным, в улыбку, ты произнесешь те же слова, которые произнесла в порыве страсти. Я тебя люблю! А затем, прижав руки с лаской к своей, высыхающей груди, до мельчайшей подробности вспомнишь первую, но действительно неповторимую ночь любви, и вероятно на ум придут забытые временем слова:

Не вычеркнуть из жизни прочь,

что стало многому причиной —

я стала женщиной в ту ночь,

а ты впервые стал мужчиной.

И на жемчужные, когда-то, глаза, навернутся крупные слезы прошлого, и задумчивый взгляд будет искать сходство ребенка с милыми чертами юного образа первого мужчины, не избежавшего чудотворного влияния сказочной молодости, и взрослая дочь, обняв тебя за, когда-то лебединую шею, спросит:

— почему ты плачешь мамочка? А в ответ она услышит эти три волшебных слова: — я тебя люблю! И тайна матери останется навсегда в укромном уголке уже ее души.

Вот так то, душа моя!

ВОР

Он стал профессиональным вором в шестнадцать лет и не стеснялся этого. Даже гордился своей профессией, думая, а действительно, чем она хуже других? Лавры сталевара или сварщика, маляра или штукатура, ну и, прочие погоны и ордена знаменитых людей, не вызывали у него никаких эмоций. Свое дело он считал не худшим, чем дела Ментов и Сбушников., и даже почетнее, чем полеты в космос, или заседания в парламенте. Воры, сидящие в зале заседаний, были тупы, действовали нагло и беспринципно, обворовывая простых граждан, к числу которых причислял и себя. Но он не позволял себе грабить стариков и детей. Его возбуждала мысль о рассчитанной до мелочей крупной краже, а затем с точностью проведенной операции по изыманию денежных средств, в свою пользу, из мошны представителей власти. Ему постоянно фартило, и он не скрывал это, а бешеная слава неуловимого летела впереди всех его дел и приносила чувство удовлетворения от качественно проделанной работы. Он не сидел на зоне и был достаточно образован. Имел высшее образование по специальности программист-системник и гордился тем, что умел открывать сейфы, напичканные электроникой. В воровском мире все считали его счастливчиком, родившимся в золотой рубашке. Ласково называли «неуловимый Джек». По-видимому, из анекдота — «Джек был неуловим не потому, что его не мог никто поймать, а потому, что он даром никому не был нужен». В свои тридцать, Евгений — Джек, не связал себя путами семейной жизни, не болел, не курил, не страдал, не кашлял и не пукал в общественном транспорте, что бы вызывать юморной ажиотаж и растерянность среди людской толпы, нагло показывающей пальцем друг на друга. Но самая главная черта души, за которую его уважали — порядочность. К деньгам относился с презрением и не копил их. Разве что вложенный, на всякий случай, крупный депозит в банке, так сказать на черный день, который, слава богу, еще не наступил. Вокруг его личности был создан портрет, этакого, современного Робин Гуда. Он отдавал деньги неимущим, попавшим в житейские переделки, поддерживал скромными взносами дома престарелых и детский дом, из которого кстати и вышел в свет и, раздавая подаяния, никогда не сожалел об этом. К этому необходимо добавить и то, что был красив. Высокий рост, широкие спортивные плечи, тонкие страстные губы, орлиный нос, высоко поднятые густые брови, румянец на щеках, дорисовали бы портрет современного джентльмена удачи.

Сидя в кафе на высоком табурете у барной стойки, боковым зрением вновь отметил присутствие этого юноши, сидящего за спиной. Третий день его не покидало чувство тревоги, что за ним следят. Но делают это профессионально и чисто. Не наглеют, не трутся рядом, не выглядывают из-за угла, не зашнуровывают у него под носом туфли без шнурков, не закрывают лицо прошлогодним журналом «Огонек», не поправляют платочек в кармане черного, как смоль пиджака, или поправляя цветочек за лацканом рваной куртки. А этого юношу он заприметил, посещая уже третий бар. Потягивая коктейль, начал вспоминать, где он мог проколоться. Последнее посещение он произвел пять дней тому назад. Фирма была неказистой на вид, но очень прибыльной для него. Он полгода следил за ней, наводил справки через своих знакомых, которым немало платил за информацию и обнаружил, что в тихом омуте черти водятся. А когда открыл сейф — убедился в этом. Перемещая содержимое сейфа в саквояж, прихватил и папки, лежавшие сверху денежных купюр, сложенных зелеными стопочками. Папки ему не были нужны, но он торопился и сгреб все в одну кучу, выметая содержимое рукой из недр сейфа в целлофановый мешочек. Да нет, думал он, проколов не было никаких. Он не оставил ни одного следа. Работа была произведена чисто и аккуратно. Деньги размещены в банк, а папочки заброшены на чердаке дома у его знакомой девушки, которую он изредка посещал. Она была влюблена в него, и не скрывала этого, считая его своей вещью. И ей было все равно, чем он занимается, так как делал царские подарки, преподнося их с поцелуями, от которых у нее кругом шла голова. Еще, и еще раз прокручивал в голове каждый свой шаг в последней работе и не находил никаких изъянов.

Резко повернулся на стуле и встретился с взглядом иссиня-черных глаз. Молодой человек смотрел на него, не мигая, и лишь тонкая ниточка его черных усов под тонким носом подрагивала в усмешке. И он, вдруг, провалился в их глубину. До Евгения донесся нежный аромат дорогих парфюмов, и он отметил знакомый запах Шаннель, духов, которые он покупал для своей знакомой на разные даты праздников. Подумал, вдруг, что не гей и поперхнулся, поймав себя на мысли, что впервые и с удовольствием, видит такого молодого и обаятельного сыщика.

— Я кого-то, чем-то обидел? — спросил у юноши Евгений. Глубокое контральто донесло ему ответ коротко и значимо:

— Да!

Тихо играла музыка из мелоавтомата. Бармен за стойкой молча протирал бокалы, рассматривая их чистоту под светом лампы, стоявшей за карнизом стойки и мелкую тишину зала нарушал лишь игривый смех молодой парочки, сидящей за столиком у окна. Еще раз окинул взглядом худенькую, тонкую фигурку опера и вдруг, внутренний голос подсказал ему, что на мента этот сыщик явно не похож.

— Не советую оказывать сопротивление, иначе я буду вынужден причинить тебе боль, или сделать из тебя инвалида, — продолжил юноша.

Евгений рассмеялся, так как слабаком не был, и всегда уходил из лап сыщиков целым и невредимым, оправдывая кличку — неуловимый. Резким движением рванулся к выходу, но споткнулся о подставленную ногу, а резкий удар ладонью в лоб опрокинул его на пол. Щелкнули наручники на запястьях рук, и Евгений впервые почувствовал себя птицей, попавшей в силки. Все произошло так мгновенно, что он даже не почувствовал боли и лишь потрясение от свершившегося так быстро, заставило его вскочить на ноги. Резко застучало сердце, впрыскивая адреналин в кровь, и он стал мучительно искать пути выхода из создавшейся тупиковой ситуации. Все произошло мгновенно. Браслеты холодили запястья рук и этот холод сдавил ему грудь. Тяжело вздохнул и присел на табурет.

— Ушу, каратэ, йога? — спросил, потирая заболевший лоб руками, объединенными цепочкой оков.

— Всего понемногу, — в рифму ответил, улыбаясь, Опер.

— Сколько и кому должен? — продолжил Евгений.

— Дело не в денежных знаках. О них речь не шла, когда меня пригласили оказать услугу по твоей доставке в одно место, для разговора. Но будет лучше и для меня и для тебя, если мы не будем далее продолжать разговор на эту тему. Я навел о тебе некие справки, узнал о твоей порядочности и предлагаю сделку. Ты направляешься со мной в Энск, не делая попыток оставить меня в одиночестве, а я предоставляю тебе некую временную свободу передвижения, не связывая необходимостью быть прикованными ко мне цепью. К тому же ты мне нравишься.

— Я не голубок, — вскипел Евгений, стараясь отодвинуться от него.

— И я не в этом смысле, — произнес Опер. — Ты мне нравишься благородством и честью, о которой твердят знакомые воры в законе, рассыпаясь реверансами в твой адрес. Короче, ты должен дать мне слово не покидать меня ни на шаг, пока я не отпущу тебя на свободу, признав наши взаимоотношения прерванными. Что скажешь на это?

— А что, у меня есть выбор?

— Значит, да?

— Да! Давая слово, он впервые почувствовал тяжесть в душе, а то пустяшное, как ему показалось, что он пообещал, все-таки было гораздо весомее временной несвободы и всех денег, заработанных им. Все время его не покидала мысль, что это не Опер или Мент, а тем более не бандит, жаждущий крови и садистских наслаждений. Выкупом здесь то же не пахнет, и скорее всего, не связано с его последней операцией. Щелкнули замки наручников, освобождая запястья, и он потер руки, слегка отекшие от браслетов. А далее была гостиница, в которой они заняли соседние номера, и совместный ужин в кафе, расположенном на первом этаже отеля. Беседа ни о чем. Так себе. О музыке, литературе, искусстве и прочих житейских мелочах. Он отметил для себя, что юноша далеко не глуп, начитан и умен. Скорее всего вращался в кругах далеких от тех, в которых приходилось находится ему. О делах не было сказано ни слова. Укладываясь спать в своем номере, настроил биологический будильник на два часа ночи и прилег на мягкую перину, укрывшись простыней. Его не покидала мысль, что здесь что-то не так, и любопытство подогревало эти мысли, направляя их в русло загадок. Сон сжал веки и он провалился в свободное забытье.

Щелкнул будильник в его голове и он вскочив, мгновенно вспомнил прошедший день и, что должен сделать. Перед ним стояла непростая задача — приоткрыть завесу таинственности, появившуюся на его пути. Заученным движением протиснул кусочек фольги под замок двери комнаты сыщика, нажал на штырь и дверь открыла путь в недра номера. Полутьма от света луны, заглядывающей с улицы, его не смущала и он на ощупь нашел брюки и пиджак незнакомца. Вытащил ксиву из бокового кармана пиджака и прочитал написанное в ней. Частный детектив, Анастас Иванович Иванов. Усмехнулся и положил обратно в карман. Оружия не было. Судя по всему оно ему и не нужно было, так как, наверное, обладал оружием более сильным, разными приемчиками самообороны, которые Джек уже испытал на себе. Скрипнула кровать под телом юноши, который перевернулся, вздыхая во сне, а тонкая простыня сползла с тела, открыв обнаженную маленькую женскую грудь, с торчащими сосками, окрашенными в рыжий цвет. Джеку мгновенно захотелось прикоснуться к ним губами, но страх непонятности происходящего, связал его мысли в клубок и он медленными шажками отошел от кровати и, крадучись, покинул номер опера. Так вот откуда его тяга к этому черноглазому существу. Вот почему он, не задумываясь, дал слово подчиняться ему во всем.

Проваливаясь в глубину гостиничной кровати, недолго думал над событиями ночи и, обняв подушку, крепко заснул. А утром, едва заполыхал рассвет розовыми лучиками восходящего солнца, услышал стук в дверь номера и крикнул, что дверь не заперта. В дверной проем просунулось лицо его нового товарища и прошептало, медленно шевеля губами:

— Можно войти?

Оранжевый диск солнца, заглянув в номер, протянул солнечную дорожку от окна в глубину номера и, наверное устав, исчез за фрамугой оконного переплета. Он подошел к ней, и платочком стер с ее лица черную полоску усиков и мягко поцеловал ее в дрожащие губы. Стерев нарисованные усы, пригладил ежик всклокоченных волос и усадил ее, слегка обмякшую, от скрытых тайн и непонятий, в кресло. Она смотрела на него не мигая, и только алая ниточка пухлых губ, со смытых с них черной краски, слегка подрагивала в усмешке.

— Не надо со мной как с дегенератом, — сказал он. — Я ведь человек, и все человеческое мне не чуждо.. То, что мы понравились друг другу, это не секрет, но таинственности мне не надо. Ты девушка, и в этом вся тайна для меня. Так что же тебе от меня, все-таки, надо?

Он впервые не закончил свою тираду стихами, к которым был охоч, всегда находя рифмы своим фразам. Она грустно усмехнулась и сказала, что готова рассказать, все, что ее связало с ним. Рассказ был прост и не имел двусмысленности. Он очистил сейф, принадлежащий ее отцу, а она, как его поверенная и юрист, по его приказу разыскала его и доложила сведения отцу. Он же поручил ей доставить вора к нему, что она и пытается сделать. — И, к моему сожалению, добавила она, закончив свой рассказ, — я в тебя все-таки влюбилась. Тем не менее, вот билеты на вечерний поезд. Купейные места мне взять не удалось, поэтому поедем в плацкартном. Он обнял ее и поцеловав сказал, что благодарен ей за заботу о нем, который только и делает, что ворует. А дальше были занавешанные шторами окна и искренняя любовь, о которой говорить прилюдно не годится.

Поезд звонко стучал колесами на стыках. Гомон и гвалт стоял в переполненном вагоне. Толстенная бабенка, сидящая напротив, взахлеб выплевывала поток слов, которые летели в ее соседку, хилую и худую, наверное от недоеданий или несчастливой жизни, и она, почти не слушая, утвердительно кивала головой. Из соседнего отсека вагона вылетали слова, почти незнакомые ему, но через время он домысливал их, переваривая в уме фольклорные слова и фразы.

— Явда, рупье? — Няма, слышалось в ответ. Понимая, почти беларусский диалект, мысленно переводил: — Евдокия, у тебя есть один рубль? И отвеченное — нет.

Он задумчиво сидел у окна вагона, и анализировал полученную вчера информацию. Вагоны дергало на поворотах, и уставшие облака, дергаясь вместе с поездом, и догоняя его подмигивали, и он, под их приветственные улыбки, даже не замечая их, тихонько дремал. Ему снились лазурные берега, на которых он никогда не был. Снились стаи лебедей, по следам которых он хотел знать куда же лететь и ему. Он мысленно отодвигал облака, чтобы увидеть лазурный берег далекого испанского острова, где он тоже никогда не бывал. Но он знал точно, что он там будет, когда нибудь. Он обязательно омоет свое тело в бурлящей и сладострастной волне, омывающей его пятки и ладони. Снилось ему широкое поле, по которому он брел босыми ногами, впитывая в себя раннюю росу, а навстречу ему бежала, разбросав в стороны свои руки эта, пока еще незнакомая ему опер-супер, в женской юбке, летевшая навстречу его объятий.

Просувшись от резкого торможения поезда, увидел на своем плече заснувшего сыскаря, ставшего его судьбой, который сладко причмокивал во сне, обнимая его за шею, и стараясь не разбудить ее, тихонечко потянулся за сумкой, что бы подложить ее под уснувшего от усталости прошедших дней и ночей мастера сыска. Подложив сумку ей под голову, выпутался из ее обятий, ласково погладив спящее личико и поцеловав в выпученные сном губы, вышел в тамбур. Сквозь хлопающую между вагонами дверь, врывалась прохлада занесенного ветром воздуха, и только стук колес напоминал о текущей мимо жизни. Он думал о том, что когда любовь внезапно возникает, берегись ее, еще неизвестно, что за этим последует. Эта страсть, охватывающая с головы до ног, всегда смертельна. Ожидая любовь, всегда жди неожиданных потрясений. Он впервые в жизни закурил и подумал о том, что амур со своими стрелами все таки догнал его и, улыбаясь, вонзил в него эту проклятую, отравленную любовью стрелу. Поезд, затормозив на неизвестной ему станции, выплюнул их двоих из уставшего от дороги вагона, и чихая побрел дальше по накатанным рельсам чужих судеб. Ничем не примечательный домик в деревушке, далекой от центра цивилизации, излучал спокойствие и негу. А запах распустившихся цветов навевал ни с чем не сравнимое блаженство бытия. Палисадник был усыпан цветами и, казалось, нет ни одного пустого места, из которого бы не выглядывал аленький цветочек, это чудо природы, услаждающее взор. Она, прижавшись к нему, подтолкнула к крыльцу и он взошел в неизвестное ему будущее.

В комнате был полусумрак. В углу стояло кресло, в котором сидел, облокотившись о подлокотники, седой мужчина. Он смотрел на него своими, слегка выпучеными глазами, и молчал. Молчал и Джек, ожидая развития дальнейших событий. На его лице не проявлялось никаких эмоций, так как был предельно спокоен. Наступившая пауза своей тишиной обозначила лишь медленно текущее время, проходящее за окнами этого домика. Хлопнула дверь, и в комнату вошел полюбившийся ему сыщик, который доставил его в этот дом. –Это мой отец, произнесла она и отошла в угол. Гудели уставшие мухи, кружась над завядшими цветами в вазах на столе, и тишина, обвалакивая всех, спустилась в дом из палисада.

— Моя дочь, сказал он, влюблена в тебя по моей вине, хотя долгое время скрывала это. Но от меня, как от авторитета, ничего скрыть невозможно. Давая ей задание следить за тобой, я и не предполагал, что это приведет к фиаско в моей жизни. Однако я не разделяю ее тяги к человеку, которого не знаю, и который мне абсолютно не знаком. Я хотел посмотреть в глаза тому уроду, которого полюбила моя дочь. И мне не важно, кто он. То ли по специальности, то ли по вероисповеданию. Мне важно, чтобы он был самым лучшим в глазах моей дочери. Все, что накоплено мной, и все, что приобрела от меня моя дочь, все это может быть твое, если она пожелает этого. С другой стороны я был против, чтобы она находила свое счастье с вором, который, хотел бы этого или нет, все равно когда нибудь сядет, а следовательно, оставит в одиночестве мою дочь. Я не знаю, что будет завтра, так же как и ты. Но я не такого мужа планировал своей дочери. Тысячи претендентов желали ее руки, но она, к сожалению, выбрала лишь тебя. Я не виню ее в своем выборе, но мне, искренне жаль дочь, в ее наступающей жизни. Но ее право выбирать и я молчу, хотя сердце мое к тебе не лежит, потому что ты вор. На минуту замолчал, а затем прдолжил: — То, что ты украл мои деньги это не самое страшное. Ты забрал папки с документами, которые затрагивают интересы моих подельников и мне теперь, как авторитету, объявлена война. Я ее не боюсь и не жалею о прожитой жизни. Но меня беспокоит судьба дочери, и кроме тебя, ее никто не спасет. И я прошу тебя лишь об одном — спаси мою дочь и не дай ей погибнуть. Сохрани украденные документы. Они еще вам пригодятся. Его сморщенное лицо перекосилось и он замолчал, нервно пытаясь раскурить трубку.

Джек подошел к окну и стал всматриваться в наступающие сумерки. Боковым зрением вдруг отметил, что во дворе не все в порядке. Какие-то тени в огороде медленно ползли к дому и останавливаясь, вслушивались, поворачивая головы влево и в право. Он понял, что дом был окружен со всех сторон. За одинокими деревцами виднелись лица нападавших, но было не понять, чьи они были и к какому клану принадлежали.

Он оглянулся на хозяина дома и увидел у него в руках черный пистолет и понял вдруг, что запопал в незапланированную переделку. А затем началось самое страшное, что могло происходить в его жизни. Выпученные лица нападавших, которые лезли в окна, выстрелы и крики, все смешалось в один вопль, взметнувшийся в пространстве дома. Слева и справа раздавались выстрелы и казалось, что начались боевые действия, как в отечественную войну. Она забилась в угол комнаты и, прикрываясь тоненьким локотком худенькой ручки, закрыла лицо руками. Бросившись к ней, закрыл ее своим телом, и пуля мягко вошла в его грудь, рядом с сердцем. Он не успел ни вздохнуть, ни охнуть, и только кровавый ручеек потек из его груди. Он взвыл, как раненый мамонт, и круша мебель на своем пути, ринулся на звук выстрела вбежавшего в дом человека, убившего отца его девушки и выстрелившего в него. Смял его под себя, сдавив шею сбросил на пол. Выскочил во двор. Вторую пулю он не почувствовал, лишь только дрогнули его плечи. Третья пуля впилась ему в грудь, от которой он покачнулся, но продолжал бежать, с одной целью, смять и уничтожить этот источник зла. Заплутавшиеся ноги подкосились. Из груди вырвался рев раненного зверя, и он упал, подгребая под себя листья, упавшие с дерева. Они медленно прикрывали обмякшее тело и, казалось, укрывают это тело от страшных страданий уходящей из него жизни. А дальше было все, как по накатанной дороге. Свист милицейской сирены и звуки скорой, которые он уже почти не слышал, проваливаясь в безодню тишины, и к нему донеслись лишь звуки и трески разогреваемых чертями котлов, от которых несло серой.

Он выходил из ступора внеземной жизни и пытался гладить грудь, почесывая ее от появившегося зуда выздоравливающейся человеческой материи. Однако сил небыло для осуществления этого желания. Но он понял, что жив, и что память обязательно вернется, только ему надо немного поспать, обнимая во сне ту, которая внезапно встретилась на его пути. Туманной дымкой светилось над ним облако, из которого выступали чьи-то ярко светящиеся чернотой глаза, которые то приближались, то отдалялись. Пахнуло знакомым запахом духов, и ему показалось, что этот запах он уже где-то слышал. Так пахли маки, когда он посетил когда-то, во сне, необычный палисад, после которого он ничего не помнил. Вздохнул и снова провалился в бредовый искус, в котором кроме него был милый таинственный сыщик, с рыжими сосками на красивой маленькой груди, улыбающийся ему сквозь облачное марево палисада, с огромным количеством дурманящих запахов маковых цветов. И ее искренние и ласковые поцелуи. Ему почему-то показалось, что на его лицо упали водяные росинки с маковых цветов и он снова провалился в забытье, мысленно целуя в ответ это так необычно и странно появившееся в его жизни, ставшее любимым существо, нагнувшееся над ним, и спокойно заснул, твердо зная, что все будет хорошо.

МУЗЫКАНТ

Я сижу на мягком диване и слушаю заигранную до скрипов пластинку на стареньком патефоне. Звучало танго, и под шорох тупой иглы до меня доносился тихий звук саксофона, горько выскальзывающий из тутти оркестра. Я грущу, вспоминая давно забытую историю, когда-то рассказанную мне другом.

Это трагическое событие произошло в одном из концентрационных лагерей. Молодой и талантливый музыкант был арестован и помещен в один из лагерей, расположенных на территории оккупированной Польши. Наверное, нет особой нужды повторяться о зверствах, чинимых в застенках насилия. Холод и голод постоянно терзали тело молодого человека, но все эти издевательства и тем более истязания охраны не смогли сломить его дух. Начальник лагеря был любителем музыки и приверженцем мелодичности окраски основ жизни и, так как вскоре ожидалось приближение +новогодних празднеств, он заказал музыканту написать, что-нибудь этакое, для своей души и для господ офицеров, которые собирались встретить новогодние праздники на коллективной вечеринке. И если сей опус мне понравится, сказал он, я дам тебе свободу. А нет…

Метрономом судьбы медленно отстукивалось проходящее время, отмеряя секунды, минуты, часы, сутки. Наконец подошло время праздника. В небольшом зале были собраны офицерские чины и, располагаясь за столиками вокруг небольшой эстрады, принимали горячительные напитки. Визг накрашенных девиц от щипания их за выпуклости и округлости, тяжелый табачный и алкогольный смог, шум и гам разгулявшейся ненасытной от хлеба и зрелищ толпы не мог заглушить звуки настраиваемых инструментов. Именитые музыканты, собранные из всех лагерей, лирично и басовито пробегали пальцами по клавишам, кнопкам и струнам инструментов, настраивая их на тонику, определенную мелодическим устоем времен. Шаркающей старческой походкой от недоедания и стрессов, молодой человек подошел к музыкантам и роздал исписанные нотными знаками листки бумажек. Прошло немного времени, и шум тихо начал угасать. В дверях зала появился начальник лагеря. Его седая голова выделялась в мерцающем отблеске зажженных свеч призрачным свечением. Наступила тишина. Издалека, мерным рокотом раздался стук барабанов. Буд-то тысячи кованых сапог выбивали такт идущих по оккупированной Европе солдат. И вдруг, среди этого асфальтового перестука сапог по захваченным городам, заплакал саксофон. Он пел о детях, оставшихся сиротами, о женщинах, потерявших своих мужей, о матерях, не дождавшихся своих сыновей, о девушках, которых насиловали и вывозили в Германию. Последней нотой взмыл в высь звук саксофона, и наступила тишина. И вдруг, среди этой тишины раздался хлопок выстрела. Грузно осело тело генерала с кровавым пятном во лбу. Не выдержало сердце эмоциональной нагрузки. Он выстрелил в себя, осознав беды, которые принес вместе со своей нацистской кучкой человечеству.

Иногда, грустными вечерами, я слушаю это танго «маленький цветочек», написанное 65 лет тому назад французским композитором, фамилия которого уже напрочь забыта, и передо мной тяжелым сном воспроизводится, как документальный фильм, эта картина. Дослушиваю последний аккорд этого произведения и останавливаю патефон. Наступившая тишина возвращает меня в сегодняшний день…

Вот такая короткая история.

ЗАПАСКА ШОФЕРА

Длинная трасса никак не кончалась. Пролегая между сопок, этих рыхлых каменных утесов, вылезающих пупырышками из складок земли, разваливающихся от бесконечности времени на мелкую пыль, а затем поднятую забайкальскими осенне-весенними ветрами с тропинок и дорог, что бы потом вцепиться в открытые человеческие глаза мертвой хваткой, с наслаждением заставляя людей тереть до боли уже и так покрасневшие от растираний и ветра глазницы. Конечно, зимой было еще хуже. Когда от жуткого мороза, застывший и связанный по рукам и ногам ветер, залегал в проемы и берлоги мелких трещин и овражков, наступала пора очень мелких снежинок, острых как бритвы, висящих в застывшем морозном непокое и колющих глаза и уши, от которых спрятаться невозможно нигде. Пустота. Морозная глушь без снега и ветра. Мерзкое, глухое и мертвое безмолвие, среди этих сопок, стоящих ориентирами или столбами-указателями в это безмолвие, и выйти из него было практически невозможно.

Он ехал по этой трассе напевая слышанную от кого-то песню, повторяя понравившийся мотив:

А в волчьем логове приплод —

волчица ночью ощенилась

и замер в ожидании народ,

что как-то, где-то, что-то, приключилось.

И ни на миг не задумывался о плохом и нездоровом ощущении, которые навевала на него эта бесконечность дороги. Спешил на свадьбу к другу, и ему было некогда пытаться заглянуть в прошлое или в будущее. Мысли свободно, под мерный рокот мотора машины, перекатывались в черепной коробке, совсем не задевая друг друга. Он с особой радостью представлял себе, как подарит молодым волчонка, украденного им из волчьего логова, дождавшись из засады, когда худющая трехлапая волчица, оставив щена в одиночестве, убежит на охоту, чтобы прокормить это, пока еще несмышленое создание. Нагнулся, чтобы посмотреть, все ли в порядке. В углу кабины, из вороха тряпья на него смотрели, дышащие злобой и страхом не по детски осмысленные глаза. Он хотел погладить его по вздыбившейся шерсти, но передумал, вспомнив этот жуткий взгляд. Почти человеческий взгляд, страдающего от непонятного и жуткого страха, волчонка. И ему этот взгляд был почему-то понятен.

Машину вдруг тряхнуло и под визг тормозов ее боком занесло на обочину, где она, как подбитый конь, опустилась на колени и задрожала в мелкой судороге. Пробило колесо, внезапно подумал он. Да, действительно, подвел он итог, выйдя из кабины и глядя на накренившуюся на бок машину. Проклиная чужую запаску, поставленную временно на машину, взамен своей, ремонтируемой, подумал, что надо было бы подождать и поставить нормальное колесо. Он достал домкрат и ключи, проклиная это бездушное безмолвие, стал прилаживать его к вывихнутому от бездорожья колесу. Пыхтя и натужусь, домкрат приподнял машину над дорогой, и застыл в ожидании последующих действий. Ослабив гайки колеса, он на минуту остановился, чтобы произвести последующие действия по его снятию. Протянув руку за блестевшими за колесом ключами, вздохнул, думая о том, что надо было бы вывести волчонка справить свою нужду, от накопившегося транса длинной поездки. Что потом случилось, он не понял. Пятитонный самосвал, подмяв под себя хилый домкрат, всей своей массой, рухнул на руку, сжимающую ключи и с адским наслаждением вмял ее в придорожную гальку. Острая боль молотом ударила по голове, и он потерял сознание. И когда оно толчками начало возвращаться к нему, он вдруг осознал, что его жизнь кончилась. Колесо прижало его руку к земле, а по этой дороге, выбранной им, никогда не проедет ни один автомобиль. Проклиная выбранную им дорогу, впервые ощутил безысходность от неправильно выбранного маршрута, по которому длительное время не проедет ни одна машина и не пройдет ни один человек.

Туманная примесь обиды и безысходности заставила его замереть, что бы привести свои мысли в порядок. Что делать, крутилось в сознании и мысли, которые от боли не могли дать свой ответ, и оказать помощь в этой ситуации, колокольчиками дребезжали в голове. Когда день начал клонится к вечеру, он понял, что помощи ждать неоткуда, и грязные мысли начали ковырять его воспаленный от мороза и холода мозг. Тогда, несколько раз, проваливаясь в небытие, он понял, что нужно что-то делать. Гаечный ключ, отколовшийся от общей связки, подсказал ему наиболее правильное решение. Необходимо освободиться от руки, прижатой колесом его самосвала, подумал он. Это решение не было спонтанным, потому что здравомыслие тихонько уходило из его разума, из ударенной головы этим проклятым запасным колесом. Мучаясь от бессилия, придвинул к себе гаечный ключ, и ничего не значащими ударами попытался нанести несколько ударов по, застрявшей под шиной, руке. Было больно, и он понял, что ему не удастся этим инструментом освободить себя.

Катилось солнце за горизонт, заканчивался день пленения, а он все раздумывал, льстя себя надеждой, что кто-то придет и вытащит его из этого парадоксального плена. Но вокруг не было никого и только ветер, взвывая, гнал гальку, остуженную за день, присыпая его как пеплом, среди бескрайных равнин и сизых сопок.

Несколько бешеных ударов ключом по руке, вызвали лишь страшную боль и струйку крови, из-под содранной кожи. Сняв пояс, закрутил его вокруг руки, чтобы прекратилась подача крови в разбитую колесом руку. Он начал зубами рвать кожу, соленую и неприятную на вкус, пока не добрался до кости. Снова, впав в небытие, он видел себя маленьким мальчиком, который гладит свою собаку, щенка помеси овчарки и волка, подаренную отцом. Неуправляемый мозг напоминал ему тихий щенячий лепет, как разговор со своим другом, по кличке «Малыш». Ему казалось, что он понимает щенячий визг, и отвечал ему такими же звуками, которые понимала его собака-волк. Он, как маугли, и игрался и спал вместе с ним, впитывая в себя волчью науку и волчьи повадки. Через призму студеного марева привиделись, невесть откуда взявшиеся черти и ангелы, рассевшиеся вокруг него, и среди них сидел его «малыш» и скулил на языке, понятном им обоим с детства. Одновременно он понял, что из этого заколдованного круга ему уже не вырваться. Только визг волченка, сидящего в кабине возвращал сознание. А потом он снова впал в беспамятство.

Волчица, следуя своим древним инстинктам, не выпускала из вида это страшное чудовище, которым управлял человек, укравший ее дитя. Она перебежками, наискосок, стремительно мчалась за автомобилем, срезая трехлапными прыжками, утомленные морозом сопки, падая иногда от изнеможения, и снова вскакивала, что бы не выпустить из своего взора двигающееся по степи чудище. Ее вой был слышен на сотни верст. В нем сквозила боль и что-то еще, присущее живым существам, и которое простым языком не передать.

Вдруг она увидела, что там, внизу, между полуразвалившихся сопок, стояло накренившееся чудовище, замершее, и не делающее никаких попыток к бегству. Зов волчонка, доносившийся снизу, заставил ее забыть про страх, и дикими прыжками она рванула со склона вниз, на визг своего малыша.

Он выполз из открытой кабины, упал и, визжа от радости, ползком потянулся к волчице. Она, схватив его острыми зубами за холку, потащила в сторону, на подгибающихся от усталости и страха трех лапах, и, не увидев опасности, прилегла на морозную почву. Волчонок тыкался в ее серую подгрудную щетину, надеясь найти защиту, тепло и еду. А человек, лежащий внизу, бормотал на языке, почему-то понятном ей, и показалось, что он молит о помощи. Он говорил языком волков и она ощутила, что жизнь уходила из него. Она помнила прощание со стаей своих предков, уходящих в мир иной, их короткие вздохи и надежду продлить еще хотя бы на мгновение свою жизнь. Она знала и чувствовала эти переходы состояний жизни. Замерев на мгновение, осторожно подошла к человеку, обнюхала его и, не услышав страшных криков и резких движений, начала осматривать его. Ей это было уже знакомо, когда она однажды попала в капкан, и, перегрызя свою лапу, спаслась от смерти. И ей были знакомы эти миазмы уходящей жизни. Целый час наблюдала она за этим недвижимым существом и ждала, что будет дальше. Или она насытится его кровью, запах которой щекотал ее голодное нутро, или произойдет то, что сдерживало ее порывы, вонзиться в эту руку беспомощного животного. Осторожно подползая к нему, замирая через каждый метр, она рассматривая его сизое и помертвевшее лицо, ощущала его тягу к жизни. Он бормотал и скулил в беспамятстве на волчьем языке, и, все время звал своего друга-волка и молил о помощи. Переборов страх, она стала грызть ему руку, впиваясь острыми зубами в кость, рвала, и била пастью осколки кости, пока та не осталась в стороне, от откатившегося в сторону тела, и где осталась лежать, прижатая колесом с кусками мяса, торчащими из кисти. А затем, шатаясь, подошла к человеку и начала зализывать оставшийся обрубок его руки, сдерживая свое желание впиться в этот кусок жизни и насытиться капающими каплями остро пахнущей крови.

А затем, переборов инстинкт голода, медленно взобралась на сопку и стала выть, зазывая живых к этому месту, пока ее дикий вой не был услышан проезжающими мимо водилами на соседней трассе, и ради любопытства, интересуясь, что там происходит, свернули с наезженной дороги и оказали посильную помощь человеку, попавшему в беду. Я ехал вместе с ребятами, свидетелями этой жуткой истории, и которые доставили его в ближайшую больницу.

Как бы я хотел продолжить эту новеллу, если бы не одно — Но. Что было дальше мне неизвестно. В этой истории можно было бы продолжить это повествование, хотя бы даже фантазируя. И о судьбе этого горе водилы, и о волчонке, с его дальнейшей судьбой, и о волчице, которая между забайкальских сопок изредка, своим жутким воем, напоминает о себе. Но я не стал это делать. Сами дополните остальное. А что было — то было. И верить мне, или нет — ваше дело.

АППЕНДИКС

Надо же было такому случится, когда восемнадцатилетние года твоей жизни выпадают не на тот день, который планируют родители, а тогда, когда его случайность бытия выпадает на интересный день. День рождения мой выпал на Спас, религиозный праздник, 19 августа. Но получилось так, что 17 августа я был наказан командиром части, за свой злобный язык, гауптвахтой, на 10 суток. Зная, что согласно воинскому уставу арестованный, в случае болезни, освобождается от наказания, у меня срочно заболевает аппендикс. Я искренне надеялся, что пребывание мое в санчасти и освобождение от наказания, сделает радостным возвращение в часть, к продолжению службы в родной роте, и с друзьями и сослуживцами продлит праздник Спаса, и мой день рождения, одновременно, почти как в кругу семьи, т.е. через три дня.

В 10 часу вечера, после показа своим охранникам, якобы большие боли в области живота, я был препровожден в медсанчасть и осмотрен майором медицинской службы, у которого, по стечению тех же житейских обстоятельств, случился день рождения, выпавший на 17 августа, да еще и к концу его дежурства. Сквозь туманную занавеску мутно-прищуренных глаз на меня взглянуло очкастое, гиперболоидное изобретение инженера Гарина, сверля меня глазами, и икая, спросило: -что, как, почему, болит, где, зачем? После этой тирады и блеска прищуренных, с туманной поволокой Ленинских глаз, я понял, что день рождения необходимо срочно переносить на другой, более цивилизованный день. Однако мои мозговые сомнения были в категоричной форме оборваны фразой: — на стол! Пора! Резать! А мне — домой… Он не упал только лишь потому, что держался за мою гимнастерку. Я долго и громко пытался объяснить ему, что не болен, и что это симуляция — он не слышал, он дремал, обнимая меня в свой заслуженный день рождения, когда его, после дежурства, дома ждали жена и дети, а он из-за меня был вынужден задерживаться на службе и, наверное, от души уже был поздравлен персоналом медсанбата. Невероятное стечение обстоятельств. Я был привязан к столу и под неусыпным изуверским взором майора происходили священнодействия по подготовке инструментов. Пришла санитарка — молоденькая, восемнадцатилетняя, очень красивая девушка с бритвенным прибором в руках и, краснея, попыталась обрить место будущих издевательств хирурга над плотью молодого здорового организма. Извиваясь от прикосновений тупой бритвы, я прошу эту милую девушку обрить место будущего прикосновения скальпеля только в паховой области, не затрагивая орган размножения. Она, конечно, сразу же соглашается, поскольку я уже начал понимать, что она, недавно работая, по-видимому, первый раз присутствует на таком зрелище, как открытый вид мужского достоинства. Вдруг появляется на горизонте белохалатное чудище в марлевом противогазе и, икая, спрашивает: — где, чего, как, жертва, готова? Останавливает свою дергающуюся, пахнущую перегаром голову на уровень моих гениталий и кричит: — это что, мать твою, куда, зачем, когда и почему не побрито? Девушка пытается объяснить ситуацию, но для него это не более, как мышиный писк. Высокопарным слогом, показывая в воздухе, как должно это происходить, он медленно поясняет: — если вы никогда не держали в руках сей малоодушевленный предмет, поясняю следующее, возьмите его в руку, как берут морковку, и резкими движениями очистите ее от разной срани, вырастающей в виде волосков на этой плоти. Моя бедная медовая медицинская сестра. Мне всегда казалось, что красный цвет краснее, чем красный, не бывает. Но не сегодня. Она взяла этот названный хирургическим сатрапом малоодушевленный предмет своими ласковыми, теплыми пальчиками в ладонь и он мгновенно отозвался на ее прикосновение и возник из пустоты громадным изображением фонтана создания великого скульптора Боттичелли. Упавшую в обморок девушку вынесли, а этот ваятель — Роден принялся без наркоза продолжать свои действия по уничтожению тонких, длинных и ненужных частей и деталей, в виде волос, на моей юношеской плоти. Он делал это с таким удовольствием, что мне казалось, будто он впервые вырвался на дачный участок, с лопатами и вилами, и тяпкой обрабатывает свой участок от чертополоха. Я не стонал. Я выл динозавром и дергался, как загнанная лошадь на тонком льду, не зная, подниматься или гордо брыкаться, не чувствуя опоры, привязанный лентами за руки и ноги к столу. Он, этот изверг, поднес к моему лицу стакан спирта и приказал выпить. Я никогда не потреблял алкоголь, и эта доза для меня была почти смертельной. Он молча смотрел, как этот яд входит в меня, и улыбался. Откуда мне было знать, что этот шаг был продиктован заботой обо мне, так как других анестезирующих средств у него больше не было. Гребаная армия. Не вздохнуть, не перднуть в течение трех часов, когда он пытался найти этот атавистический кусочек тела — аппендикс, ковыряя и переворачивая мои кишки. Но он нашел в себе силы через три часа спросить меня: — что, у тебя, правда, не было ничего, мать твою за ногу, почему, зашить, пока. И удалился. Меня укололи морфием и отвезли в палату. Утром, при обходе, оказалось, что этот майор, выбритый и пахнущий одеколоном, совсем даже ничего парень и, что он пришел отыграться на мне за испорченный день его рождения своеобразным методом. Он начал мне рассказывать анекдоты и я, корчась от боли, вызванной приступами смеха, пытался закрыть свои уши, чтобы остановить болевые ощущения. Более всего этот иезуит позволил сотворить еще одну сценку юмора, хотя я на него за это и не в обиде. Через два дня после операции он пришел с этой милой, застенчивой медсестрой и, приподняв одеяло с моего обнаженного тела, начал объяснять этому красивому и нетронутому жизнью существу, как определять «тонус жизнедеятельности прооперированных индивидуумов, солдатских существ, наглядным термометровым способом, при воздействии извне пунктуарными способностями лиц, которых надлежит наблюдать и содействовать выздоровлению оных». Я привожу запомнившуюся дословно эту тираду только лишь потому, что радуюсь, услышав любую изощренную и незакомплексованную мысль. Действительно, он мне импонировал не столь блистательными изречениями, как Цицерон, а как человек, находящийся на своем месте. И это юное создание, следуя приказаниям медврача, взяла в руки «термометр» тела солдата и налилась краской стыда, видя увеличивающийся орган и, наверное, понимая, что ее дурачат, отвернулась. А доктор, ни капельки не смущаясь, продолжал глубокомысленно глаголить: — ты дитя, как будущий врач, должна увидать воочию и на ощупь, что градусник подсказывает тебе лишь одно и точное состояние, если градусник взбухает, то солдат здоров, если он тебя не приветствует, солдат не здоров. Мелкие капельки пота выступили на ее чистеньком лобике, а я почти потерял сознание от ее нежных и ласковых прикосновений. Она дрожала так же, как дрожал я, а эта врачебная овчарка находила удовольствие наблюдать за нами, молодыми и неопытными еще по жизни щеночками.

Через десять дней я уже был выписан и медленно, но гордо, отшагивал свою трехкилометровую дистанцию извилистой дорогой, среди забайкальских сопок, в свою часть, так как транспорт для меня предусмотрен не был. Я нес в себе мысль, что, несмотря на «зашкаленные мысли» этого большого, и не только очкастого, но и умного эскулапа, мой «термометр» оказался в очень надежных руках, чему я был рад и очень благодарен ему, и что действительно способствовало моему скорейшему выздоровлению, потому, что эта девушка каждую ночь навещала меня, проверяя мой градусник, согласно распоряжениям главврача и не только пальчиками, и которая навещала меня, потом, в воинской части, проверяя мое послеоперационное состояние длительное время, без предписаний и указаний майора медсанбата, от чего я был бесконечно рад. И меня не коробили завистливые взгляды сослуживцев, пускающих слюни похоти, глядя на это милое и красивое создание природы, а я был бесконечно счастлив, даже при отсутствии аппендикса.

ПТИЧКА

Он брел огромным, полутемным залом, заходя в бесконечные извилистые повороты, с прикрепленными к их стенам бесчисленными стеллажами, на которых без надписей и ярлыков лежали диски DVD, как ему казалось, с неисчислимым количеством записей фрагментов его жизни, в фантастических ракурсах, и со всевозможными нюансами. Его холодила мысль от ощущения, что он пробирается по извилинам своего мозга, и отрывки сновидений запечатлены в виде бесконечных файлов на перламутровых спиралях, застывших в покое тела дискет. Мысленно касался пальцами их холодных краев и думал, а как они отображают все это, и в каком порядке прокручивают записи, прожженные в них? Каким образом высвечивается все это в виде сновидений? И, наконец, где правда жизни, а где ее виртуальная составляющая? Его забавляла мысль, что, держа в руках эти диски, он не может их просмотреть без включения какого-то устройства, неизвестного ему. Но более всего его беспокоила коморка с надписью на дверцах — «запрещено» и снизу надписи изображение черепа с костями крест-накрест. Нездоровое любопытство постоянно возвращало его к этому отсеку памяти. Что могло там быть, интересовало его все больше и больше. Но инстинкт самосохранения останавливал его желание добраться до истины.

Он проснулся от легкого движения воздуха. Открыл глаза, и несколько секунд приходил в себя, сбрасывая сонный непокой. То, что смутило его, возвратив в жизненную действительность, сидело на спинке его кровати и пугливо рассматривало его, дергая головой из стороны в сторону, резко поворачивая ее влево и вправо. Они молча рассматривали друг-друга. Птичка, залетевшая в открытое окно, была чем-то напугана и беспокойно вертела клювом, моргая крохотными глазенками. Не заметив никакой опасности, и видимо успокоившись, соскочила на пол, к рассыпаным на линлолеуме крошкам хлеба, оставшимся после завтрака, которым кормила его медсестра, и начала их клевать. Она, повидимому, была голодна. Наевшись, вспорхнула, и усевшись на карниз окна, задремала. После прожитых восьмидесяти лет он воспринимал окружающую действительность несколько иначе, чем в молодости. Особенно, когда осознаешь, что неизлечимо болен. Его парализованное тело почти не слушалось его желаний производить физические действия, и оставалось только одно — проваливаться в бесконечный сон, после успокоительных уколов, убегая от суровой действительности существования, не приносящей ни радости, ни покоя. Он глядел на задремавшую птичку и пытался сравнивать ее с собой. Ни забот, ни печалей. Безалаберность жизни. Почти так же как и его, промелькнувшей мигом в космической суете. Время неумолимо. Оно движется, стучит, подстегивает, отмеряя отпущенные живым существам секунды, минуты, часы, годы, столетия., И его не остановить.

Машинально посмотрел на висящие часы на стене и отметил для себя, что время на них застыло на отметке 2 часа 20 минут.

Возвратившаяся боль во всем теле прошлась ножом по сердцу и он судорожно задышал. Запищал аппарат, прикрекленный проводами к его телу, подавая сигнал тревоги на какой-то далекий и невидимый пульт. Пришла медсестра, и привычными движениями вонзила в исколотую руку иглу шприца с успокоительным лекарством, и он провалился в свой привычный мир фантазий. Он снова бродил по бесконечным ячейкам памяти своего мозга, заглядывая и осматривая новые извилины и повороты, в которых пытался найти что-то, известное только ему. И снова и снова возвращался к комнатке, с загадочной надписью «запрещено». Наконец-то любопытство пересилило здравый смысл. Решительно взломав печати и сорвав табличку с надписью «запрещено» вошел в каморку, в которой кроме странных часов больше ничего небыло. Странность заключалась в том, что никаких кнопок и рычагов управления у них не было и они были вмурованы в тело мозга. Не тикали и не меняли время.

Этакое застывшее намертво колесо судьбы, с впаянными цифрами — 2 часа 30 минут.

Он усмехнулся про себя и закрыл каморку, дверца которой тут же сама собой опечаталась, и побрел дальше, думая над тем, что увидел. А потом и вовсе перестал думать о мирских вещах.

В 2 часа 30 минут его сердце остановилось.

Птичка проснулась, обеспокоенно повертела головкой и вспорхнула с карниза, вспомнив, что у кровати, на которой лежало неподвижное существо, оставались крошки хлеба, недоеденные ею. Доклевав оставшиеся крошки и убедившись, что на полу ничего более не осталось, выпорхнула в открытое окно, не оглядываясь на оставшееся в больничной палате неподвижное, остывающее тело. И медсестра, вошедшая в палату, увидев вылетающую птичку, отметила про себя, какая маленькая душа, вылетела из тела успокоившегося больного, ушедшего в мир иной. Закрыла окно, укрыла с головой замершее навсегда тело простыней и вышла, потушив свет.

ПИСЬМО НА ТОТ СВЕТ

Директору небесной канцелярии,

преподобному архангелу Гавриилу

Уважаемый товарищ начальник,

гражданин архангел!

Очень прошу вас передать мое письмо моему другу и коллеге из райских кущей поляны №453/8708 икс 1290065 вашего ведомства, а то санитарный час в вашей канцелярии, по приему писем с земли, длится уже пятый год, и еще неизвестно, когда вы повыведите лобковых вшей и клещей, которыми наградили девочек-ангелочков вашего департамента, ходоки из канцелярии сатаны.

Заранее благодарю, до скорой встречи,

ваш будущий клиент, Иванов.

Моему другу Васе.

Привет дружище!

Я продолжаю находиться и жить в доме престарелых, под поэтическим названием «счастливого пути в будущее». Это название осталось черным юмором для притулка от визитки железной дороги, как символ счастья едущим, куда-то далеко в никуда пассажирам поезда, по проходящей рядом железнодорожной ветке. Потом эта вывеска так и осталась на стене дома, в котором сейчас проживают старики и старухи, выброшенные из жизни, и забытые своими родными и близкими детьми, и в котором доживаю последние дни, часы и минуты я, твой, как когда-то, как мне казалось, друг. Эта вывеска стала не только символом железной дороги, но и визитной карточкой в названии этого старческого дома призрения, намертво вписавшись в интерьер здания, где жили с нетерпением ждущие этого счастливого будущего старые отбросы общества.

Мои соседи по палате приличные парни. Им, как и мне, далеко за 70, но они полны жизни и творческих начал. Один бздит под одеялом и никому не дает нюхать, наслаждаясь воздухом своих испражнений, а второй постоянно, как шелудивый пес, ищет у себя блох, дергаясь правой ногой, и постоянно чешет себя по опустивщейся груди, называемой животом. Каждое утро, на мой сакраментальный, ничего не значащий вопрос, как дела, они впиваются в меня мертвой хваткой, наперебой спеша рассказать, что у них не в порядке, ссылаясь на манускрипты врачей о всевозможных видах болезней и их симптомах, а затем, скороговоркой, перебивая друг друга, спешат сообщить, что нового появилось в их страшно запущенной и болезненно — бесполезной жизни. Когда я начинал зевать от этой бессмысленной чепухи, они хором прогнозировали эту зевоту, как последний выбздох моего страшно больного нутра. Я закатывал в поднебесье глаза и начинал тихонько шептать, ой, мамочка, а они, радуясь от точно поставленного ими диагноза, укладывали меня на зеленую травку, давая советы, определенные ими в виде — дыши глубже, у тебя скарлатина, сепсис, гемофлибит, а так же отек нижних и верхне-артериальных путей легких конечностей геморроя. А я, около часа, слушая эту словесную белиберду, успевал лежа, минуток сорок вздремнуть, пока громкий вой старшей медсестры не созывал нас на завтрак. Но, иногда, я радуюсь, что меня не забывает и проведывает прекраснейшая девушка из соседней комнаты, Анастасия Романовна, которой, между нами, исполнилось всего двадцать лет, но, к сожалению, из прошлого столетия, хотя она даже не догадывалась об этом, улыбаясь белозубой улыбкой вставных челюстей. Мы нежно прикасались друг к другу, хотя я прикасался к ней только с единственной целью, что бы не упасть. Мы медленными шажками убегали с ней на берег пруда, затянутого ряской, и она тихим шепотом, как и мои соседи по палате, сообщала мне о болезнях, которые сопровождали ее на всем ее молодом пути, начатом в тысячном году до новой эры. А я балдел от чумной радости взаимоотношений с этими доисторическими чудовищами, пока не случилось это.

Мой милый друг, я помню, что ты обещал мне, что первым будешь приветствовать меня на райской поляне у святого Гавриила. Но, увы, изменились обстоятельства. Все таки случилось это маленькое ЧП. Представляешь, к нам приехала группа пионэров с красными галстуками, с пластмассовыми дудками и деревянными ложками, проведать нас, старейших жителей этого притулка, и меня, сохранившегося мамонта еще с гражданской войны. На вопрос, а где делись медные горны и звонкие барабаны из пионерской комнаты, оставленных в наследство нашему дому терпимости и старости, заведующая домом престарелых, скромно улыбаясь, дала ответ, что их приватизировали голубые скауты и продали за рубеж, за доляры, так необходимые подрастающему поколению в виде забав и компьютеров, вместо того, чтобы отремонтировать покосившееся крыльцо нашей богадельни. Я посмотрел на это поколение и подумал, что даже я не был таким. Но возвратить его к нашему буйному прошлому можно, и даже знаю примерно как. Но не скажу, так как это уже не мое свинячье дело. Но лично для тебя я ниже описал, как это можно сделать.

После обильного овсяного завтрака и кипяченой воды, мы с пионервожатой, юной леди шестнадцати годков, пошли на берег пруда, где должен был рассказать ей о своем героическом прошлом, и я, бренча медалями, откровенно спросил: — а что теперь прячут в трусиках молодые пионэры, и она, нисколько не смущаясь, показала темную заросль среди белоснежной ткани юного тела. Тогда я спросил, а почему эта прекрасная черная щетка, запрятанная в ее трусиках, без ручки. Она удивилась, и после паузы спросила, а что, там должна быть ручка? На что ответил ей, что конечно, и я, на всякий случай, постоянно ношу эти ручки с собой, и если она не возражает, могу ей презентовать, но для этого она должна сказать волшебное слово: — ручка твоя — будет моя и, высунув свой язычок, ласково прикоснуться к седым зарослям на моем теле ниже живота между ногами. А затем трижды своими губками обцеловать бугорок в месте, из которого они вырастают. Конечно же, она заинтересовалась этой идеей и после энного горячего поцелуя и прикосновения горячего языка, из ничего, начала вырастать долгожданная длинная ручка. Ах, как она была удивлена этим.

— И что я должна дальше делать, — спросила она, — так как эта длинная ручка не отрывается от тела.

— А ты нанижи ее на щетку, и она приклеится к ней.

Что она и произвела, скинув трусики и впившись своей чернотой в мою прошлую молодость. То, что я почувствовал, не передать словами. А потом я был обцелован, облит слезами радости, сладости и нетерпения, а она вновь и вновь продолжала вставлять в себя ручку до бесконечности, пока та не исчезла в ней, опять превратившись в ничто. О себе я не скажу ничего, так как все накопленное за годы одиночества, отдал молодому и красивому телу. Вечером, эти юные пионерские создания покинули наш благословенный приют, накормленные, сытые и довольные от встречи с нами, пердунами двадцатого поколения от христова прихода. Юная пионервожатая, со слезами на глазах, посылала мне воздушные поцелуи.

А потом, через время, моя ставшая близко знакомой пионервожатая, взявшая у меня все, что пожелала, в своем письме сообщила, что ручка, подаренная мною ей, исчезла, провалившись внутрь нее, но взамен, почему-то, начал вздуваться ее животик. И она, как одинокая детдомовская девочка, не знает, что ей дальше делать.

Я принял на себя все хлопоты по ее жизнеустройству и взвалил на себя обязанности отца, деда и прадеда. Поэтому, мой милый друг, я прошу тебя зайти в канцелярию святого Гавриила и попросить его, от моего имени, обратиться к святому Петру, чтобы продлить мое пребывание на земле еще на пяток лет, что бы я смог оказать содействие этой юной особе и поставить на ноги и ее, и ее чадо, с моей помощью, пока в ее жизни не появится еще один, такой же хитрый балбес как и я, но молодой, с заветной ручкой для ее щетки. А если Гавриил будет возражать, скажи ему, что у него в департаменте случаются вещи и похуже. Пусть он посмотрит на райскую поляну №345/208, где бегают юные ангельские особы уже с рожками на лбу и хвостиками под юбками, произведенные, отнюдь, не по заказу нашего Господа. А если он позволит себе еще и ухмыляться, напомни ему о появлении девочек-ангелочков в свите Сатаны.

Заранее благодарю. Пока. До скорой встречи.

ПАЛЬТО

Неля Акимовна, в свои восемьдесят, выглядела свежо и весело. Подернутые туманной поволокою глаза, еще блестели недавней молодостью, и мне все время казалось, что она вот-вот вскочит со своего кресла и понесется что-то заканчивать, буд-то бы дело, начатое еще вчера. С ней было интересно беседовать, когда она вспоминала прошедшую юность и сама становилась на время этакой юной особой, спешащей с непосредственной удыбкой, взахлеб, рассказать очередную историю. Внезапно, забывая о чем говорила вначале, перескакивала на новую историю, так и не закончив начатое повествование, а затем, через время, неожиданно заканчивала с юмором предыдущий рассказ. Я запомнил одну из ее историй, и в один из моих долгих и бессонных старческих вечеров, закрепил на бумажном листе.

Очень дуло. Свирепый ветер проникал сквозь микроскопические щели комнатки казарменного дома и игриво щекотал ее тело под тоненьким пальтишком, накинутым на худенькие плечики. Это пальтишко она сшила сама и, конечно, гордилась им. Выпускная работа при окончании учебы в швейном ПТУ. Ее дипломная работа, так сказать. Она дорожила им, сдувая несуществующие пылинки с него, наверное и потому, что кроме него, другой-то теплой одежки и небыло. Как — никак послевоенное голодное время, когда люди думали в большей степени о еде, чем о шмотках. Она вышла во дворик дома и начала колоть чурбаки, привезенные солдатами вчера вечером, и сброшенные врассыпную на землю. Колола их тяжелым топориком и складывала дрова под шаткий навес, с крупными дырами в крыше. Дрова были мокрыми и скользкими от вчерашнего ливня и сегодняшнего мелкого, моросившего дождика, а ей было наплевать, так как ее постоянно согревала мысль о том, что вот придет с дежурства на границе ее любимый муж, и они снова будут вместе, как будто и не расставались на эти длинные — длинные сутки. А то, что дрова были мокрыми, ее не беспокоило, так как керосин всегда помогал решать проблему с растопкой самодельного камина.

Она прибыла с мужем на пограничную заставу три месяца тому назад. Он завершил учебу в харьковском военном училище, расположенном против конного базара, возле которого проживала и она, в доме, под названием «семиэтажка». Любовь была бурной и веселой. Он, надев на плечи лейтенантские погоны, сделал ей предложение. В послевоенное время некогда было думать о житейских проблемах, так как в свои 18 лет она думала лишь о романтике начавшеся семейной жизни на далекой пограничной заставе, куда он был направлен для прохождения службы. А она была счастлива тем, что находилась рядом с ним.

Беспрерывно моросил дождь, превращая землю в месиво, по которому тяжело было передвигаться. Да она и не рвалась никуда из дома, дожидаясь супруга, ушедшего на дежурство.

Вот уже третьи сутки, ночами, она слышала вой и плач, доносившийся ветром из-за скал, а муж, приходя с дежурства, успокаивал ее, что это дикие волки воют на луну. Она возражала и говорила ему, что волки так не воют, потому что волки не умеют плакать, а она ведь слышала именно плачь. На что он твердил, что это шакалы, или дикие собаки воют и лают, и даже ветер может плакать как ребенок, гуляя по щелям и впадинам гор. Она на время успокаивалась, но что-то подсказывало ей, что все не так, и звуки, которые она слышала, далеко не волчьи или собачьи, а тем более не завывания ветра. Инстинкт, заложенный в нее предками, беспокоил чувством опасности и тревогой о том, что у кого-то, где-то случилась беда. Наконец, на пятые сутки, проводив мужа на дежурство, она пошла к командиру заставы и попросила разрешения сходить за ближайшую гору на прогулку, якобы с целью ознакомиться с местностью. Ну и, конечно, не одна, а в сопровождении пограничника. Начальник заставы не смог ей отказать, понимая юное одиночество, а тем более жажду супруги увидеть своими глазами местность, которую охраняет ее супруг. Разрешение было получено и в сопрвождении молоденького сержанта она ринулась туда, откуда ночами слышала доносившийся ветром плачь и стоны. И хотя мелкий дождь не переставал, они удивительно быстро продвигались по скользким тропинкам. Да к тому же сержант, повидимому, хорошо знал этот участок, и поддерживал ее под руку на скользких тропинках. Река, текущая внизу и вздыбившаяся от длительных дождей, когтями коршуна впивалась в берега и уносила с собой отколовшиеся частицы грунта. Она наглухо перекрыла границу, размывая и затапливая тропки, связывающие оба берега, по которым общались жители соседних пограничных селений.

Пещера возникла внезапно. С левой стороны тропинки рвался внизу разьяренный поток воды, а с правой, вверх, уходила сплошная стена гранита, в которой зияло отверстие пещеры. Они прошли было мимо нее, но Неля внутренним чутьем услышала шорохи внутри пещеры, а затем всхлипывания и стоны. Не раздумывая ни секунды, рванулась внутрь, не думая об опасности, которая могла подстерегать ее в темноте скалистой норы. Мальчик и девочка, возраста примерно пяти — шести лет, затаились в глубине пещеры, и лишь заплаканные глазенки искрились в полусумраке пещеры. Они крепко обнявшись, защищая друг друга от холода и сырости, горько плакали. Неля сразу догадалась, что дети, перейдя границу, заблудились и, отрезанные потоком воды, спрятались здесь, и от дождя, и от ветра. Увидев взрослых людей, обессиленые и напуганные дети бросились в их объятия и, прижимаясь к их влажным плащам, горько плакали. А дальше был бег по пересеченной местности, с живым грузом на руках, который молча прижимался к груди спасавших их людей. Она смутно помнила этот период времени, когда бежала, скользя по глинистой дорожке, прижимая к себе затихшее тельце ребенка, а за спиной слышала топот сапог сержанта, который, укрыв другую живую ношу плащем, бежал вслед за ней. А вскоре показалось и расположение заставы, и казарма, которая приняла пострадавших в свое лоно.

Хаотически металась по комнате в растерянности, не зная, что делать. Мокрые дрова не зажигались. Схватила бутылку с керосином, в которой на донышке еще просматривался горючий осадок. Бутылка выскользнула из рук и остаток этой смеси выплеснулся на полу ее пальто. Тонкая ткань мгновенна впитала в себя горючую жидкость. Не задумываясь больше ни о чем, начала отрывать край пальто, пропитанный керосином. Крепкие нитки не поддавались, пока ножом не вспорола начало стежка. Ткань лопнула, задев скользнувшим ножом руку, и оцарапала ладонь. Не обращая внимание на боль, и выступившую кровь, от впившихся в пальцы ниток, продолжала отрывать полу, пока та не улеглась, побежденная борьбой, у ее ног. Бросила этот кусок ткани, ставший пропитанной керосином тряпкой, в печь и зажгла ее. Быстро разгорелась тряпка, насыщенная горючим составом, и вскоре огоньки пламени обхватили дрова, зажгли их в веселый костер. Загудел огонь в камине, дохнув теплом, изгоняя сырость и темноту из дома.

Дети, скрючившись, сидели в углу постели и мелко дрожали. Их бил озноб холода и страха, а глаза, наполненные слезами, блестели искрами в полутьме дома, отражая лепестки пламени, разгорающегося в камине огня.

Взбудораженные этим событием жители заставы бросилась помогать, чем могли. Были принесены теплые одеяла, спирт, молоко и вскоре растертые спиртом дети, напоенные горячим молоком и укрытые теплыми одеялами, крепко заснули обнявшись, на широкой Нелиной кровати.

Неля Акимовна замолчала, загрустив, вспоминая повидимому события тех лет, а потом начала новую историю, за которой я практически не следил, пропуская ее мимо ушей. Я не мешал ей, зная, что внезапно она все-таки вернется к тому, с чего начала и не торопил ее. А через некоторое время, видимо вспомнив, на чем она остановилась в прошлой истории, продолжила предыдущий рассказ.

Командир заставы, созвонившись со своими коллегами на польском кордоне, получил подтверждение информации о пропавших в соседнем поселке брате и сестре, и сообщил им, что дети найдены и находятся на нашей заставе живые и здоровые, рассказав им при этом, как юная и бедовая девчушка 18 лет отроду, помогла обнаружить их, отрезанных бурлящей водой от границы, и с риском для жизни спасла замерзающих детишек, уничтожив свое единственное пальтишко в огне камина. Конечно, командир приукрасил события того дня, но ей все равно было приятно сознавать себя героем прошедших событий, и лишь супруг мягко подтрунивал над ней, не забывая с гордостью целовать ее при этом. А потом был приезд родителей детишек, и на плацу, перед строем пограничников ей вручили большую и яркую грамоту с ликом вождя, а смущенные родители найденных детей преподнесли ей меховую шубку, и громадный меховой воротник. А она при всех, вдруг расплакалась, взяв в руки этот подарок. Она никогда еще не держала в руках такую дорогую вещь. Обнимала ее, прижав к себе, а слезы капали на мех и росой скатывались с него.

Пригладив седые волосы, внезапно от чего-то усменувшись, Неля Акимовна продолжила рассказ.

— А через некоторое время, я пришила этот воротник вместо уничтоженной огнем полы моего худенького пальтишка и у меня появились две прекрасные вещи — модная теплая шубка и наимоднейшее мое пальто, сшитое своими руками, с пришитым к нему меховым подолом, которое всегда напоминало мне о прошедших событиях. Пальто давно уже износилось, а грамота, пожелтевшая и сморщенная временем, все еще лежит в моем альбоме. Лишь по прошествии лет, перестестав быть юной и глупой девочкой, я смогла определить разницу между наградами соседних стран. Но нисколько не жалею об этом.

Неля Акимовна снова замолчала, задумавшись, и мне тоже, вдруг, не захотелось нарушать тишину, наступившую в уютной маленькой квартирке. Мы молча встречали наступавшие сумерки.

ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ

Ему, наверное, повезло в жизни. Или нет. Судьба наградила его проживанием с такими милыми, очаровательными и порядочными девушками. Снимая квартиру, он и не подозревал, к каким последствиям это приведет. До того он занимал две комнаты, но хозяйка квартиры имела свой гешефт, оставив ему маленькую комнатку, и сдала вторую, большую комнату внаем трем сестрам. Собирались вместе они редко, так как постоянно находились в разъездах, работая, одна проводницей на железной дороге, вторая — стюардессой, а третья отдавала свое время учебе, в каком-то институте, вечерами подрабатывая стриптизершей в баре.

Вера встретилась ему в академии. Она занималась на соседнем потоке, в группе математиков, и была единственной особой 22-х лет, женского пола, которая доучилась до третьего курса, не забеременев. Конечно, это был подвиг. И не потому, что держалась с мужским достоинством, пряча все свое в трусиках и, никому и никогда не показывая это святое место, а потому, что была красива и, зная это, не позволяла шашням одержать верх, над получением знаний и мудрости в свою черепную коробку, обмотанную связкой иссиня-черных локонов. Да, это была красота, еще та, и которую, единожды увидев, не забудешь никогда. Но что ему эта красота, на которую он, внешне, не обращал никакого внимания. Но внутри себя…

Надежда, в свои 19 лет, была прекрасна и не скрывала этого. Чего стоили ее васильковые глаза, на фоне белоснежных волос. А грудь, которая, вырываясь из малюсенького современного бюстгалтера, бесстыдно лезла в глаза и заставляла нервничать и пересчитывать мелкие монеты в карманах. Особенно, когда она перед зеркалом, да так, что бы это видел и он, меняла купальники и нижнее белье, а он рвал на себе одежду, затыкал себе глаза, выталкивая их наружу, и молча, внутри себя кричал, как раненный сокол, падая в кроватную сеть.

Ах, ну и тихоня была Любаша, эта 18-летняя шалунья, серенький мышонок, когда, делая вид, что тщательно моет полы, проскальзывала мимо него, приподнимаясь и снова склоняясь, грациозно поднимая мокрую тряпку и поправляла, сползающий на голову сарафан и прозрачные трусики, а затем, когда, макая тряпку в тазик, походкой стюардессы, шевелила перед ним бедрами из стороны в сторону, снова поправляя и растягивая трусики на симпатичных полушариях, и он тогда, внутри себя, сходил с ума, мысленно обладая ею.

Но, будучи симпатичным, атлетически сложенным юношей, он знал и себе цену, и старался с гордо опущенными, и призакрытыми веками голубыми глазами, проходить мимо этих существ, наглядно демонстрирующих ему свои прелести, и кокетливо смотрящих ему вслед. Его комната была проходной, и они, не стесняясь, полуголые, шныряли по своим гигиеническим делам в разные службы в коридоре и на кухню, тараторя как сороки, бросая на него взгляды далеко не безобидные. И все же, чего он опасался, произошло в разной последовательности и в разные сроки.

Вера стала первой хищницей, зашедшей в ванную, как в вольер, где он принимал водные процедуры и, сняв халат, под которым ничего не было, молча стала намыливать ему спину. И он сдался, и принял все случившееся потом, как необходимость и безысходность, с просьбой не афишировать то, что произошло. Она, гладя и целуя его, клятвенно заверила, что ни одна душа не узнает об их начавшихся романтических отношениях.

А через месяц, когда они с Надей были дома одни, этот беленький и пушистый чертенок, сняв с себя всю одежду, подошла к нему и, коварно улыбаясь, спросила: — неужели я некрасива, и тебе не хочется посмотреть на меня открытыми глазами, как мужчина. Эх ты, недотрога. И он открыл глаза… А после были счастливые улыбки, поцелуи, и согласие все сохранять в тайне.

А еще через месяц, этот серенький и коварный мышонок, Любаша, дождавшись отсутствия своих сестер, молча залезла в его постель, и он потерял совесть и здравый смысл, купаясь в сладости этого юного тела, взяв с нее обязатательство не выносить сор из избы. Забыв счет дням, он отдавался им, теряя спокойствие и разум, но внутри себя начал уже опасаться за свое психическое здоровье, пока не наступил тот день, которого он боялся.

Семейный совет, на который он был приглашен, был собран внезапно. Расположившись полукругом вокруг его взволнованной и испуганной особы, девушки длительное время молча рассматривали его изваяние, как будто никогда до того, не видели этой мерзкой, голубоглазой физиономии. Совет в Филях, но только без одноглазого Кутузова, думал он. Ерзая вспотевшей задницей по стулу, молча ждал приговора. Расстрел или яд? — проносилось вихрем в его голове. Когда тишина затянулась, он начал покашливать и тревожно посматривать по сторонам, ища пути к отступлению. Его сумка, набитая вещами и книгами уже давно стояла у дверей его комнатки, ожидая легкого шлепка под зад и фразы: — пошел отсель вон.

Вера, как старшая из сестер, хитро улыбаясь, произнесла: — что будем делать с нашими фигурами, которые ты так бессовестно испортил? — И они втроем стали поглаживать свои милые животики, уже чуть-чуть округлившиеся. Он онемел. Да и откуда он мог предполагать, что они не знали, что любовь это не только наслаждение, и их обязанностью было остерегаться от последствий радостей жизни. Заикаясь, он попробовал предложить стандартный способ, но они категорично отмели это предложение. После затянувшейся паузы, Любаша заплакав, заявила, что не отдаст его никому, а Надя, обнимая ее, сказала что тоже имеет на него виды, а Вера, прикрикнув на них, высказалась более конкретно, что она первая отдалась ему, а значит ей решать, как старшей, чей он будет. А он, смахивая крупные капли пота со лба, наблюдал за этой перепалкой и приговоренный к погибели молчал. Далеко заполночь, наревевшись и высыпав на него мешок грязных фраз, почти не значащих для него слов и междометий, все же договорились, что он, как настоящий порядочный мужчина, усыновит или удочерит будущих крохотулек, чтобы не пострадала их честь, а заодно будет заниматься хозяйскими мужскими делами, однако не указывая конкретно, какими именно. Прошло какое-то время. Они сняли маленький домик на берегу озера Плещеево в Переславле-Залесском и зажили общей семьей. И каждый вечер, стоя у окна и вглядываясь в волны, накатывающие на берег, он ожидал прихода когорты маленьких бесенят с бантиками, которые подставляли лобики для поцелуя с пожеланиями спокойной ночи, и убегали, крича и смеясь. А потом вновь подходил к окну и думал, что все-таки, наверное, он не альфонс, а по графику, разработанному дорогими сестричками, ему сегодня надо исполять этот проклятый, якобы супружеский долг с младшенькой, Любовью. Любовью с Любовью, подумал он, усмехаясь над получившимся каламбуром. Вышел из комнаты, тихонько притворив за собой дверь, в наступающую сизую темень дома. Банальная история, наверное, или как сказать. А?

А ведь было…

СВОЛОЧЬ

Мне вручили прибор, привезенный поздней ночью, из страны восходящего солнца — Японии, произведенный в какой-то секретной биолаборатории, в единственном экземпляре, как шутка известного кибернетика и моего хорошего знакомого, друга детства, и отправленная через тысячи километров в мой родной город, из которого я никуда и никогда не выезжал. Это была странная штука. На коробке, в котором этот прибор находился, была надпись — телевизор. Однако назвать этот агрегат таким словом, не поворачивался язык. Сферическая, глобусоподобная масса из слегка затвердевшего желе стояла на тумбочке посреди комнаты и чуть-чуть ли не колыхалась от грохота проходящих мимо трамваев. Несколько раз я обошел вокруг этого колобка, но не увидел ни одной кнопочки, или переключателя. Насмотревшись на это изделие моего друга — шутника, пошел спать, что бы потом, на досуге, попытаться все-таки разобраться, в чем соль его шутки, гнать этот непонятный агрегат через земные просторы и тратить неимоверное количество денежных средств. В записке, вложенной в коробок, было несколько строк, так и не объясняющих суть происходящего. «Я не знаю, что мне с ним делать. Он меня достал. Может быть, тебе повезет больше. Я не могу его выключить или заткнуть. Очень надеюсь на тебя. Через неделю жду решения и аппарат. Привет». Я удивился странной просьбе друга. Что взять с меня, простого слесаря — сантехника, при ЖЭКе №11, едва — едва закончившего семилетку. Однако, правда и то, что ко мне часто обращаются светила науки за советами в решении многих нерешаемых, и парадоксальных задач. Обо мне ученые даже анекдот сложили. Один авиаконструктор построил самолет. Но вот беда, при взлете крылья у него отваливаются. То ли от тряски, то ли от слабости металла, то ли еще по какой причине. Чего он только ни делал. И укреплял, и приваривал, и наклепывал. Все равно отваливаются. Ему посоветовали обратится к слесарю, дяде Ване, из 11 ЖЭКа. То-есть, ко мне. Он, дескать, все знает и все умеет. Но без бутылки не ходи, прогонит. Делать нечего, идет этот профессор на прием к дяде Ване и умоляет его пособить решению проблемы. За бутылкой водки, рассматривая чертежи, дядя Ваня предлагает конструктору просверлить ряд отверстий поперек крыльев. Пьяному конструктору уже море по колено и, хоть страшно удивлен, сверлит крылья там, где ему подсказал дядя Ваня. И чудо произошло. Самолет взлетел, как ни в чем небывало, и благополучно сел, и крылья не отвалились. Ошеломленный профессор, преподнеся дяде Ване, в подарок, литр водки, умоляя дядю Ваню раскрыть секрет происшедшего. После второго стакана дядя Ваня объяснил оторопелому конструктору, что рулонная туалетная бумага никогда не рвется по перфорации. Ну да, было. Да я и не афиширую результаты, а после пьянки просто забываю все, до следующего возлияния. Но я и не обижаюсь на ученых, как на людей, не от мира сего. Чего скрывать, что за бутылкой водки и, вслед за этим, умными разговорами я, почему– то, действительно наталкиваю светил науки на решения парадоксальных задач и помогаю, в меру своей некомпетентности и пьянства, решать их, и даю им возможность двигать науку вперед.

Возвращаясь к насущным событиям сообщаю, что после ремонта унитаза одинокой старушке, и обмывке счастливо урчавшего спускаемой водой белоснежного красавца, еле дополз домой и, в наступившей темноте, добрался до постели, в которую и бросил свое уставшее за день тело, отбросив всякие мысли на потом.

Утро встретило меня поднимающимся над землей солнцем и радостным ощущением бесконечности бытия. И, вдруг, я услышал скрипучий гундосый голос, идущий из недр странного аппарата:

— Ну, как дела, давай знакомиться, черт!

— Это почему — же, черт, — переспросил я?

— Мой создатель так назвал тебя, выгоняя меня из дома. Так и сказал: — катись к черту, сволочь, так как я от тебя уже устал.

— Вот как, — вяло промямлил я.

— Давай знакомиться. Я сволочь, а ты, как я понимаю, черт.

Ничего себе начало дня, подумал я. Голова гудела от вчерашнего перепоя, и пока я мучительно соображал, где мог спрятать заначку для опохмела, он гундосил о космических кораблях, которые бороздят просторы большого театра. О том, что он безумно рад встрече с мистическим существом из подземного царства, и о том, что бесконечно рад присутствию собеседника, с которым можно перемолвиться о том, о сем. А то он устал от одиночества и молчания. Под трескотню его голоса мне, все таки, удалось отыскать четвертушку, запрятанную в кулек со старыми носками с дырками, требующих общения с ниткой и иголкой. Носки еще не издавали специфический запах, и их еще нельзя было ставить рядом с ботинками. Вытащив мерзавчик из кулька, облегченно вздохнул, и вновь закрыв кулек, забросил его на антресоль, до следующего нового года. Вам не передать мое наслаждение, с которым спиртовая отрава выравнивала скрюченные мозговые извилины и направляла обогащенную алкоголем кровь в русло спокойствия и неги. Я медленно приходил в себя, потихоньку прислушиваясь, о чем бредит незнакомый мне собеседник, и размышлял, что же это такое за существо, какая это такая организма. Шарик из желе. Однако, соблюдая гостевой этикет, на всякий случай спросил:

— Выпить хочешь? Как там тебя, если память мне не изменяет, по-моему, сволочь?

— Да, так назвал меня хозяин.

— Только пойми меня правильно, я не знаю, куда мне залить стопарик. Ведь у тебя нет ни ручек, ни ножек, ни ротика, как у сказочного колобка.

— А я прибегаю к электрическим стимуляторам и становлюсь пьяным, как сапожник, от индуцированного высокочастотного тока, хотя это мне вредит уничтожением ячеек памяти. Поэтому к пьянству я прибегаю очень редко.

После принятой дозы меня затянуло в философию, автоматически вспоминая нашу мужскую сакраментальную фразу « а поговорить»?

— Понимаешь, твой хозяин попросил разобраться с тобой. Пока не пойму, с чем именно, но ты сам все подскажешь. Но я не психолог, чтобы лечить машины или людей. Ты напиваешься, и тебе все кажется прекрасным. Спирт растворяется в крови и достигает мозга, который, принимая эту дозу алкоголя, становится послушным и ласковым, и с ним становится приятно общаться.

— Что же это за общение с самим собой? К тому же алкоголь уничтожает мозговые клетки.

— Да, мозговые клетки не восстанавливаются, как мускулы. Но мы жаждем бессмертия, и оно со спиртом приходит к нам, хотя бы даже временно. И мне кажется, это именно то, к чему стремится все человечество, — возразил я.

— А мой мозг всегда можно восстановить, — прошепелявило оно.

— Да и мы не из резины сделаны. Все таки наш человеческий организм — чудо природы. И никто и никогда не сможет воссоздать или повторить живую плоть по подобию.

И хотя мне потихоньку начинало надоедать дискутировать с машиной, произнес:

— У вас нет чувств, и вы никогда не создадите себе подобных.

И тут его вдруг прорвало:

— Человеческий организм, как я понимаю из знаний, полученных из учебников, и преобразованных моими электронными мозгами в цифровой код, представляет собой электромагнитное устройство, так как мозг в тело испускает определенные сигналы. Если изменить полярность сигналов на противоположную, то каждая ваша человеческая единица, автоматически притянется к каждому из живущих людей в пространстве, потому, что противоположности притягиваются. Базовые электронные матрицы можно изолировать до бесконечности, точно так же можно производить миллионы идентичных копий одного и того же портрета, негативы — вместо позитивов.

— А как же секс, внезапно спросил я?

— Возникает вопрос, а зачем нам тогда нужен секс? Ведь мы, машины, живем без него гораздо дольше вас, людей, и ничего. Поскольку для электромагнитных волн земные расстояния ничтожны, каждую копию мгновенно прочитает каждый из наших устройств. Но два ваших тела не могут иметь одни и те же координаты в пространстве и времени, поэтому каждую вашу копию отбрасывает на расстояние прошедшей жизни каждого человека, не оставляя в мозговой памяти человека все знания, приобретенные другими индивидуумами, в отличие от нас, у которых знания сохраняются в копиях в любом месте пространства.

— А как же чувства, любовь, верность и прочее, чего нет в машине?

— Но у нас есть суррогаты — параллельные факторы. Реакции, которые невозможно описать, т.е. импульсы, вместо привычных ваших нервных. У меня есть органы чувств, основанные на механических и электронных датчиках. Когда импульсы поступают ко мне в мозг, они автоматически преобразовываются в знаковые символы. Это и есть мои чувства.

Я устал, так как не был готов к полемике с машиной, да к тому же у меня кончилось горючее для продолжения дискуссии о различии наших чувственных механизмов. И я, со спокойной совестью ретировался на работу, где меня ждали молчаливые унитазы и тихие трубы, нуждающиеся в братской помощи, а также пенсионеры, вытаскивающие из пенсионных сусеков вспотевшие бутылочки с лекарственным зельем, за отлично проделанную работу по недопущению катастрофических последствий неправильно затянутой гайки в сорванном водяном кране. Еще я думал о том, что никому не удавалось создать коллоидной структуры, подобной мозгу с электронной схемой, и природа такой структуры не просто механическая, это синтез разумной живой ткани с хрупкими, высокочувствительными приборами. Однако это приводит к ограниченности машин, а так же и мозга. Но я, конечно, преклоняюсь перед учеными, которые пытаются создавать такие агрегаты и механизмы. Первые два дня мне были интересны и его познания, и мысли, а затем.… Каждое утро последующих дней, едва солнечные лучики проникали в мою келью, ОНО начинало гундосить цитаты из бессмертных трудов научных танталов по физике и математике, затем переходило к истории, наслаждаясь моим молчанием и незнанием вчерашнего мироздания, потом переходило к основам химии, и завершало дневной цикл лекцией по квантовой механике. И когда его начинало заносить, я не находил себе покоя. Только теперь я понял, что имел в виду мой далекий друг и о каком выключателе шла речь. В конце недели, почувствовав, что я на грани открытия боевых действий, обходя его кругами, ища ту единственную точку, в которую войдет снаряд базуки, или смертоносное пламя напалма поджарит его филейные места, ОНО заговорило чуть ли не плачущим голосом.

— И ты. Черт. (Чуть ли не Брут) Ты, шарик из сырой клетчатки. Ты, как мой хозяин, чем то доведен до шока, правда, не понимаю чем, но очень боюсь. Не гони меня, черт, и не убивай. Скажи откровенно, ведь ты не считаешь меня машиной и не попытаешься меня уничтожить? Машину можно остановить или сломать, но никогда и никак нельзя убить. Ты ведь человек, а людям не свойственно убийство.

— Я? Шарик из сырой клетчатки? Сволочь! Ты аппелируеш к человечности, хотя представляешь собой полиэтиленовый мешок с биорадиоэлементами. Такой же шарик. Шарик с матрицами. Ты живешь математическими символами, которые заменяют тебе реальность. А я живу вне виртуального мира. Ты родился машиной и создали тебя люди. Ишь, ты видал, шарик из сырой клетчатки… Да я родился человеком! И умру им! И ты достал меня до печенок своей говорливостью.

Я не стал слушать его стенания и разглагольствования, заливая в себя заработанный мной крепчайший самогон, и ковырялся вилкой в банке со шпротами. Заканчивался день, соседи за стенкой укладывались спать, а ОНО все бурчало и скиглило, меняя тембр и частоту, напоминая мне говорящего попугая — какапо. Я швырнул в него одеялом и ОНО через минуту начало затихать, как заезженная пластинка, охая и хрипя на сколах и, наконец, замолчало.

А утром, обеспокоенный тишиной, посмотрел на него. Одеяло висело на нем, заботливо закрывая его полностью, как куклу, закрытую в коробке и перевязанную лентами. Но стоило мне снять одеяло, как истеричный поток фраз и предложений, рекой полился из этой образины. Но я молчал, так как уже нашел недостающее звено в решении этой, действительно непростой задачи. Я успел выкроить и сшить чехол для сволочи, до прихода грузчиков, и когда они появились, сам участвовал в упаковке этого монстра, не попрощавшись с ним, и не обняв его, как принято при расставании. А после их ухода, присел за стол, и в наступившей, вдруг, тишине комнаты, подумал, что потерял не только собеседника, который, хоть и навязчиво, скрашивал мое гордое одиночество. Однако подумал и о том, что хорошего всегда должно быть в меру, как водки. Выпил свои наркомовские сто миллилитров, и, грустя, завалился в кровать. А ночью, во сне, я продолжал полемику со своим колобком — сволочью, и ОНО мне уже не казалось противным до ужаса. Во сне я тихонько попивал пивко, а он принимал индуцированные токи и ржал, как молодая кобылица, вырвавшаяся из загона на травянистое бесконечное поле.

А через месяц я получил длинное благодарственное письмо, из которого я понял только одно, что мне блестяще удалось решить задачу выключения биоаппаратов, над которой он бился длительное время. Действительно, объяснял он, достаточно прекратить подачу света на солнечную батарею устройства, тем самым производить отключение аппарата, не влезая в структуру биоорганизма и не ставя никаких переключателей и тумблеров в желеобразную массу, на которой эти выключатели держаться не могут. Но мне это было уже не интересно, хотя осадок от расставания еще долгое время преследовал меня. И, если откровенно, мне теоретические объяснения друга были ни к чему.

Ну, а меня всегда поймет тот, кто держал у себя дома говорящего попугая. А, может попугаи, думал я, биороботы?

Что бы остановить поток красноречия, достаточно набросить на клетку чехол, и говорливый попка, думая, что наступила ночь, покорно затыкает фонтан словесных брызг и испражнений, что я и посоветовал своему ученому другу из далекой и очень мудрой Японии.

Так что мы, сантехники, тоже не лыком шиты.

ЧЕСТЬ

Он очень придирчиво, подслеповатыми глазами просматривал пленку, отснятую в доме, в котором проживал свою бесконечную молодость, и ностальгия о прошлом обвалакивала его тяжелым одеялом времени. Вздохнул и выключил экран компьютера. Картинка замерла в месте, в котором двоюродная сестра Орлова Света, бросала в его адрес в суде бесконечные упреки, и в которых он повинен никогда не был. На миг у него в груди похолодело, от сознания безысходности происходящего, и от подлого отношения его родственницы к нему. Вопросы взаимоотношений, метрономом отсчитывали проходящее мимо время, в наступающей темноте. Приподнялся с кресла и зажег свет. Ему не хотелось досматривать оставшиеся кадры этой записи, потому, что он помнил все, что происходило дальше. Сначала было слово, как в божьем писании, т.е. исковое заявлени сестры в районный суд, с просьбой изьять у него часть имущества, принадлежащеее ему по закону. Еще раз пробежал взглядом ее иск, а затем прочитал написанные им строки в ходатайстве в судебный орган, и замер, анализируя написанное, потому, что старался защититься от сестры, действующей, как шакал из мультфильма «Маугли».

Суду Коминтерновского района

Иванова Ивана Ивановича,

прож. Ак. Павлова,

ХОДАТАЙСТВО

Исходя из долей наследования, по Сычевскому переулку в доме №22, в г. Харькове, оставленных завещанием бабушки, Карпенко Анной Андреевной, Орловой и Поляковой принадлежит по 16/150 частей имущества каждой.

Это мои двоюродные сестры.

Полякова подарила свою долю наследования мне, Иванову, который имеет в общем имуществе по завещанию 32/150 частей, и что составляет, вместе с подаренной долей Поляковой — 48/150 частей имущества. Остальная часть принадлежит Цовме, тоже двоюродной сестре, т.е. 86/150.

Узнав о том, что Полякова подарила свою долю мне, Орлова, пока я занимался оформлением документов, самовольно заняла не принадлежащую ей часть дома, которую занимала Полякова, тем самым лишила меня моей части наследства, и подала исковое заявление в райсуд на меня и Цовму, с целью отобрать часть собственности, принадлежащей нам по закону. Участковый, рассмотрев мою жалобу о незаконном вторжении, посоветовал обратиться в суд. Я и Цовма выставили Орловой встречный иск о признании наших прав.

Полякова проживала в этом доме, оплачивала счета за коммунальные услуги, похоронила мать, производила ремонт дома. Орлова не проживала в этом доме и не участвовала ни материально, ни физически, в содержании дома. Свидетели это подтвердили. Мирно этот вопрос не мог быть решен, т. к. Орлова отказывалась от встречи с нами.

Четыре года длится судебный процесс. Четыре года Орлова пользуется моей площадью, и у меня складывается ощущение, что беззаконие приветствуется. Я не имею возможности заходить во двор. Не имею подхода к сараю и холодным постройкам, так как на воротах висят замки, а комната, в которой проживала Полякова, была нагло занята Орловой.

В 2005 году Орлова, не дожидаясь решения суда, прописалась сама и прописала мужа, Погорелова, без нашего согласия и ведома. Однажды она попыталась такое действие произвести для своей дочери, однако нам удалось пресечь ее попытки, и дочь была выписана паспортной службой из домовой книги.

Трижды проводилась судебно-техническая экспертиза. Первую экспертизу по заявлению Орловой проводила эксперт ГорБТИ Велитченко, не имеющая лицензии, которая в своих выводах предложила суду аннулировать долю Поляковой, и передать ее Орловой. Я доказал незаконность проведенной экспертизы. Дело было передано другому судье. Была назначена новая экспертиза, порученная институту строительно-судебных экспертиз им. Бакариуса. Но на поставленные вопросы экспертом были даны неполные ответы. Дому 80 лет и передел домовладения по этим выводам невозможен, т.к. легче и дешевле построить новый дом. Не был решен вопрос и о землепользовании наследниками. На каждом судебном заседании и Цовма, и я, имея экономическое образование, приводили свои расчеты распределения имущества и долей. Повторная экспертиза не способствовала разрешению спорных вопросов о разделе наследуемого имущества, а еще больше запутала их. Срок принятия простого решения вопроса о разделе имущества умышленно затянулся еще на год. Эксперт, опираясь на данные из газет и стандарты для строительств, завышала суммы стоимости долей, которые не соответствовали этим самым госнормам и стандартам, так как речь шла о ветхом строении. Дом построен в 1928 году, т.е. 80 лет тому назад. К делу были приобщены разработанные мной, на основании расчетов, согласно методики расчетов, произведенных экспертом, свои варианты реального раздела дома и земельного участка, однако никакого решения судом вынесено не было, в связи с постоянными переносами заседаний, основанных на мифических болезнях истицы. Суд не смог вынести решение по существу. И. И. Иванов

12 марта 2008 г. утро, 10.00 час.

Выступление вновь не состоялось, из-за отсутствия истца Орловой, и вновь ему пришлось обратился в суд за справедливостью.

Председателю суда

Коминтерновского района

Иванова Ивана Ивановича,

прож. Ак. Павлова, 3, кв. 1

ЖАЛОБА

Хочу Вам напомнить хронологию событий, связанных с рассмотрением гражданского дела (инвентарный №19727), начатого еще 16 июля 2004 года, судом Коминтерновского района, под №2—6886/ 04, а затем получившего №2—262/ 05.

Судебные заседания переносились 20 раз.

29.10.2004 г. больничный Иванова

23.11.2004 г. заявление Цовмы о болезни

16.12.2004 г. заявление адвоката Орловой (доп. документы)

29.12.2004 г. больничный адвоката Цовмы

25.01.2005 г. смерть адвоката Орловой

04.02.2005 г. больничный адвоката Иванова

22.03.2005 г. болезнь Орловой

08.04.2005 г. ушиб предплечья Орловой

11.05.2005 г. Иванов и Цовма не явились, т.к. не были оповещены.

08.06.2005 г. Орлова не явилась, справок нет.

29.06.2005 г. Орлова не явилась, справок нет

28.07.2005 г. ремонт здания суда

20.10.2005 г. назначена судебная экспертиза

29.11.2006 г. назначена повторная экспертиза

08.08.2007 г. тарифный отпуск Орловой

30.10.2007 г. были приняты от Орловой судом новые ходатайства и пакет документов, которые не имеют никакого отношения к рассмотрению по существу искового заявления, без рассмотрения ответчиками.

28.11.2007 г. Орлова не явилась на заседание суда. Представлен больничный лист, в котором она выписана 26.11.2007 г.

20.12.2007 г. перенесено по семейным обстоятельствам Орловой, справок нет

16.01.2008 г. болезнь Орловой, больничного нет, хотя в заявлении указано, что он будет представлен суду позже.

06.02.2008 г. отсутствие Орловой в городе, болен муж. «к делу приложен выездной билет №190582 от 09.02.08, а судебное заседание должно было состояться 06.02.08.

заявление Орловой датировано от 12.02.08,

Иванов и Цовма дважды не являлись на заседания, предоставив больничные листы и справки суду.

Орлова 12 раз раз не являлась на заседания суда, в пяти случаях из которых, без оправдательных документов.

(Очень сожалею, что не имею возможности указать номера страниц, т.к. нумерация листов дела полностью отсутствует).

Мне кажется, налицо преднамеренное затягивание судебного процесса, что бы дождаться или моего отказа от законных долей, или моего ухода из жизни, поскольку я уже в преклонном возрасте.

Должен обратить внимание суда, что и в исковом заявлении Орловой и во встречном иске ответчиков Иванова и Цовмы идет речь о выделе долей из имущества, находящегося в общей долевой собственности, и об определении порядка пользования земельным участком, а не разборки, кто лучше танцует. Попытки доказывать первородство и искать грехи наших родителей, ни к чему. Пусть себе спят в земле спокойно.

Прошу суд возвратиться к рассмотрению исковых заявлений сторон, и вынести решение по существу поднятых вопросов, и не копаться в белье братских, сестринских и других родственных отношений.

И. Иванов

Еще раз прочитал написанное, вздохнул, и вновь задумался. Он мысленно обращался к несуществующему оппоненту, ведя с ним бессмысленный диалог. Сколько нужно иметь платочков для вытирания соплей и слез в безысходности ситуаций? Когда знаешь, что правда на твоей стороне, но не имеешь упругую связку банкнот, определяющих твою правоту. Каждый раз приходя в суд, как музыкант в прошлом, с особым умилением читал на дверях кабинета фамилиию судьи — Музыченко Виктория Александровна. С одной стороны — дама с музыкальной фамилией, с другой имя– Виктория — победа. Но время неумолимо. Он думал о том, что она тоже будет старенькой и беззащитной. И, может, будет так же искать справедливости у какого нибудь судьи.

Встать! Суд идет!

И заходит в зал красивая молодая женщина, держа под мышкой толстое дело, и встают присутствующие в зале, оказывая честь этому молодому существу. За что? За то что она в мантии? Или за то, что держит в руках папку с документами, или за то, что громадная нация в виде бесправных холопов, якобы, через подставных лиц госаппарата и парламента, предоставило ей право вершить судьбы этих бесправных людей, далеких от нее и не являющиеся ее родными и близкими, которых она должна охранять по закону, а не только лишь из родственных и отечественных чувств.

Решение суда — отказать Иванову в его законных правах. Закон — дышло! И от этой, еще молодой и красивой девочки исходит вердикт.

Казнить нельзя помиловать.

Так сколько стоит запятая?

(Казалось бы, на этом можно было бы поставить многоточие, и мне, как автору этой новеллы, хотелось бы, чтоб и вы задумались о судьбах людей, которые окружают нас, родных и близких, а так же о тех представителях власти, которые, якобы, решают указания Фемиды, не защая нас от пороков беззакония, попирая статьи конституции о неприкосновенности жилья и частной собственности, и помогают отбирать законное жилье в пользу людей, закрывающих глаза этой неподкупной Фемиде банкнотами).

Встать! Суд идет! Куда идет? Зачем идет?

— Иванов, вам понятно решение суда?

— Да, ваша честь. Нет, ваша честь. Конечно, не понятно, ваша честь. Но это же несправедливо! А где же закон?

Он горько подумал, а где же его честь? Почему она растоптана, вмята в грязь зелеными банкнотами истицы, смазывающими дорогу в подлость. Он даже и в мыслях не мог подумать, что нарушение закона могло быть связано с некомпетентностью судьи или антипатией лично к нему, седому и молчаливому субъекту, прожившему свои 70 лет, или личной трактовкой судьи законов не в его пользу.

Хлопнула дверь суда, выпуская его на улицу. Он обернулся к этому зданию и изо всех сил плюнул в него, рассмеявшись над вспомнившейся фразой из старого фильма и закричал во все горло: — да здравствует наш самый справедливый и гуманный суд в мире! Да здравствует конституция Украины!

Еще раз плюнул в сторону молчащих окон и пошел по потрескавшему тротуару, волоча свои старческие ноги…

ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ

Виктор. Прошу простить меня за панибратское обращение, только лишь с точки зрения своих малюсеньких размеров в нашем многомиллионном обществе. Среди амеб, окружающих Вас, я не самое амебное существо, и растоптать меня идеологически архисложно. В ответ разрешаю меня называть Жэка, а поскольку мне за семьдесят, можно называть меня просто — Тимофеевич.

Витя. Почему люди верят?

Или, точнее, во что верят люди?

Одна часть людей верит в справедливость, другая — в эфемерную помощь свыше, а я как человек, как мне всегда говорили, с парадоксально — больным мышлением, думаю так: — с одной стороны у лошади две ноги. С другой стороны у лошади тоже две ноги. Где истина? Казалось бы посредине. А посредине ног нет. И эта парадоксальность меня смущает. Поэтому я и обращаюсь к Вам, как самому умному человеку в нашей стране. А как же иначе, ведь в Ваш ум, совесть, честь и разум, поверила половина, как буд-то бы нормальных и взрослых людей на Украине, да плюс еще один мой голос, согласно «Закону о выборах», в виде брошенных в урны отпечатанных листков, утвержденных мокрыми печатями выборных комиссий.

Как бы мне хотелось поговорить с Вами один на один.

Да с глазу в глаз!

Но, к сожалению, это никогда не произойдет. Слишком Вы высоки, а я низок. И за саван Вашего окружения мне не заглянуть. Поэтому у меня только одна возможность — написать Вам это письмо, как будто я говорю с иконой, или с идолом, а точнее — с истуканом. Давным-давно Горький, от имени Вани, написал письмо на деревню дедушке, а в наше время я, хоть адрес Вашей конторы знаю.

Виктор. Самый справедливый судья — бог. Но бога нет, следовательно, для меня бог это Вы, и я начинаю тихонько наблюдать за тем, как крыша начинает съезжать с моей головы.

Мой дорогой гомосапиенс.

Не путайте это слово со словом гомосексуалист, хотя, если признаться, я и так уже чувствую себя неуютно в Ваших и парламента объятиях. Однако своим куцым умишком все-таки осознаю — в создавшемся любовном треугольнике один угол всегда тупой. Наверное, это мой угол. Это с одной стороны я тупой. А с другой стороны осознаю так же и то, что с годами необходимость прикидываться дураком — отпадает, а что ни делается, все делается к лучшему, но худшим из способов. А в войне с Вашим разумом и секретариатом, главное не побеждать. А не участвовать.

С одной стороны, конечно, и парламентарии, и Вы, я так когда-то наивно думал, являетесь высочайшими знатоками законодательной базы. Куда уж мне со своим свинячим рылом в Ваш лошадиный отряд. Хотя сразу трудно определить к какому роду мустангов это относится. То ли зебрам, то ли пони, то ли ослам. Но с другой стороны, незнание закона не освобождает от ответственности, зато знание — запросто. За примером за угол заходить не надо. Ярчайший пример — Харьковский мэр, городской совет, а так же его секретарь, от действий которых, у меня болит филейная часть моего тела, пониже спины.

С одной стороны я беден, как церковная крыса, а, следовательно, как у крысы, у меня присутствует наличие отсутствия денежных знаков. А с другой стороны — отсутствие денег делает человека сговорчивей. Вот так и я с Вами разговариваю. Вы, молчаливый, с одной стороны, а я, слишком разговорчивый, с другой.

Позвольте задать Вам вопросы, ответы на которые я никогда не получу, как Ванька от дедушки из деревни.

1. пенсионный фонд… С одной стороны — общак, для растягивания проживания в старости. А с другой — куда деваются денежки, выщипанные из карманов работяг, и аккумулированные в этом мешке? Какой доход приносят они владельцам этой торбы, кружась в денежных оборотах банковской системы? Куда деваются недополученные пенсии людей, рано ушедших из жизни?

2. социальная защита… с одной стороны — толпа пенсионеров и инвалидов, ждущих теплоты и поддержки от родины и от Вас, в Вашем лице, с другой стороны — управления, и департаменты, имеющие штат бездумных и безумных попугаев, по численности сотрудников больше, чем незащищенных слоев населения. А ведь должно звучать не так, как ныне — управление по социальной защите населения, а должно звучать — отделы по социальной защите от населения. От кого должен защищаться госаппарат? Конечно же, от нас, козявок, которые мешают жить этой когорте пухленьких олигархов, и которых Вы же и защищаете.

3. депутатский корпус.… С одной стороны — несчастные страдальцы, недосыпающие, недоедающие, думающие только о нас, амебах, а с другой стороны — эти вечно путающиеся у них под ногами, инвалиды, старики и старухи, мешающие им жить в свое удовольствие. Я уверен, что каждый из депутатов имеет денежный куст, на котором произрастают зелененькие листики денежных купюр. А, иначе, откуда у них появились блага цивилизации, если они к этому не приложили своих холеных рук? Ведь всех нас уверяют, что они не воруют. Ни — ни. Вы тоже. Эти руки ничего не брали.

4. пенсия… Чем разнится пенсионное содержание депутатского корпуса и простых людей? С одной стороны — по умственному развитию мы на голову выше их, с другой стороны — содержание депутатов и их пенсия в сто раз выше нашей.

Поэтому, Вам срочно нужно вырастить рассаду для выращивания кустов, с зелененькими листиками — банкнотами, что бы Вы смогли поделиться этими зелененькими листиками с обворованной и обездоленной частью населения нашей страны, т.к. наши парламентарии забыли, для чего им дали полномочия забытые в нищете и брошенные в клоаку выживания, простые люди.

Я очень хотел бы продолжить свои вопросы, но звенит звонок, и главврач, распахнув дверь моей палаты, звонко кричит: — Лев Николаевич, Антон Павлович, Алексей Максимович, прекращайте писать шедевры, пора на обед!

Так, что письмо свое я так и не дописал. Но, ничего, у меня, дорогой дедушка Витя, как еще недавно надеялся, впереди целая жизнь. Где — то там… Без Вас и ваших холуев, депутатов — клоунов.

ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП

Все, изложенное ниже, назвать новеллой, наверное, нельзя, но для меня, написанное, является фотографией мига нашей жизни, нашей древней истории существования, как человечества, так и одной из миллиардов планет в космосе, под названием Земля, на которой мы проживаем. Поэтому попробуйте, вместе со мной, благодаря работе И.А.Слюсарева «О катаклизме и Всемирном потопе», на мгновение окунуться в мир, возможно давно прошедшего прошлого, и подумать вместе со мной о происходящих, когда-то, событиях. О трагедии, случившейся на Земле несколько млн. лет тому назад.

Ранее, ни в литературе, ни в Интернете, ни в трудах ученых, не был описан самый чрезвычайный и разительный катаклизм, образованный Всемирным потопом, и который имеет последствия и в наше время. Народы разных континентов берегут упоминания о нем в былинах, мифах, легендах и даже на глиняных табличках, дошедших до нас из глубокой древности, и эти упоминания отличаются друг от друга только мелкими, несущественными деталями. Но не в главном — самом существовании потопа. И даже фольклор подтверждает это. Например, и в украинском и русском языках, существуют фразы — «это было до потопа», или «допотопный».

В эпоху Моисея, не было возможности собирать свидетельства о Всемирном потопе у всех народов мира, поэтому Библию нельзя считать сборником легенд и мифов разных народов, о случившейся трагедии. Церковь, словами Иисуса Христоса, говорит о потопе, как о каре Божьей, и призывает улучшать отношения между людьми, что бы не повторялось подобное, следовательно, и она считает факт Всемирного потопа бесспорным.

При проведении археологических раскопок в древней Ассирии, были найдены клинописные таблички сказаний о Всемирном потопе, да и большинство исследователей и ученых из разных стран подтверждают, что потоп действительно был.

До нас дошли сведения о Ное, с его ковчегом, приставшим к горе Арарат, и о спасенных от потопа тварях разного вида. Кроме этого, древний историк Платон, сообщал в своих работах о всемирном потопе и об исчезнувшей, в связи с этим, древнейшей цивилизации, достигшей в своем развитии невиданных успехов — Атлантиде.

Из разных источников и исторических справок имеются ссылки и объяснения причин, и даже последствий произошедшего:

1. бог разгневан беззаконием

2. уничтожение затоплением

3. затопление вызвано богом

4. бог дает предупреждение

5. выживают лишь отдельные

6. спасение с помощью лодки

7. животные спасены

8. отпускается птица, или какое- нибудь животное, найти сушу

9. лодка остановилась на горе

10. принесение жертв

В издании «Сторожевая башня» от 01.03.02 г. (стр.4) даже была опубликована таблица легенд о потопе, собранная со всего мира.

Геофизики, геологи, исследователи, аналитики, ученые всех стран, сходятся в одном: — да, потоп действительно был, однако непонимание механизма, вызывало некий скептицизм, объясняя его причинами, иногда даже смехотворными. Это и взрыв метана, поднявшегося на поверхность из вод Мирового океана, в результате движения какого-то большого животного, а затем подожженного пролетевшей мимо кометой, и парниковый эффект, вызвавший обильный дождь, и волны цунами высотой 500—700 м., образованные ветрами, и которые утопили мегалитические постройки «Атлантиды», вес монолитов которых, достигал сотен тонн. Но факт гибели Атлантиды от потопа, описанный еще древними историками, подтверждают многие выдающиеся ученые — эксперты, в том числе и А. Эйнштейн.

Гипотеза о парниковом эффекте имеет свои изъяны. Водная поверхность Земли составляет 70,8%, и лишь 29,2% занимает суша. По выводам ученых, в литосфере Земли воды почти столько же, как и на поверхности. Следует заметить, что вся эта вода находится в замкнутых водохранилищах, да еще и на глубине 1200—1400 м., поэтому вырваться на поверхность не может, а тем более из всех водохранилищ одновременно, так как находятся в крепких панцирях литосферы, что подтверждают буровые скважины на земном шаре. При толщине литосферы в 50 — 200 км. вода не может войти в соприкосновение с магмой и вырваться на поверхность в виде пара. Не может быть Всемирного потопа от вод, расположенных глубоко в недрах земли. Таким образом, только свободная вода, находящаяся на поверхности Земли (70,8%) подвергается инерционной силе и может затопить оставшиеся 29,2% суши. Однако ни один из специалистов не излагает происхождение, механизм и динамику потопа.

Согласно Библии, землю заливало 150 дней (Бытие 7:24) и дождь шел 40 дней и 40 ночей в Месопотамии (Межречье), а народы, которые там жили, считали эту местность единым целым миром. Казалось бы, что все эти версии имеют право на существование причин потопа. Похоже, в истории Земли, был не один Всемирный потоп, когда гибло 95% всего живого на ней. Отсюда и разница в некоторых сведениях, дошедших до нас. Причем, на Тибете и в Китае сохранилось все живое, т. к. Тибет, «крыша мира», высотой 4000 м. над уровнем моря, мог стать преградой на пути волн, высотой более 500 метров, хлынувших из Атлантики, через 8000 км. пути, и заслонил собой Китай, сохранив жителей этой страны. Видимо, поэтому Китай лучше и быстрее развивался, и там, впервые в мире, были изобретены бумага, письменность, порох, шелк и т. д. Не забудем и то, что в Китае колоссальная численность населения, в десятки раз превышающая население остальных стран в мире. Да и письменность, в виде иероглифов, чем-то напоминает клинопись Ассирийцев, сохранившуюся до наших дней, в виде глиняных табличек, найденных при раскопках древних цивилизаций.

В ученых кругах давно возникали вопросы, которые ждут ответа:

1. почему площадь Северного Ледовитого океана почти равняется площади Антарктиды — 14,75 и 12,4 млн. км. кв., соответственно?

2. почему они оказались на противоположных концах земного шара?

3. почему вокруг арктического бассейна Северного Ледовитого океана, по Русскому побережью, берега обрывистые — высотой 2000—3000 м., а по Канадскому побережью — пологие?

4. почему в Северном Ледовитом океане, в Арктике, средняя глубина — 1225 м., а в, вогнутой его части, доходит до 5527 м.?

5. почему средняя высота Антарктиды приблизительно 2000 м., а в центре — 4000 м.

6. почему в Антарктиде находят остатки южных растений и животных (ихтиозавров и динозавров)?

7. почему в Антарктиде -89,2 град. по Цельсию (район станции Восток)?

8. почему в самых северных шахтах, на земле Шпицбергена, в музее г. Баренцбурга оказались представители южной фауны и флоры?

9. почему земные сутки были 21 час, 500 млн. лет тому назад, что подтверждают кольца на кораллах?

10. почему Луна, вращаясь вокруг Земли, обращена лишь одной, видимой нам, стороной, а кора видимой стороны имеет толщину 60 км. тогда как невидимая — 100 км?

11. почему Луна, вращаясь вокруг Земли, не вращается вокруг своей оси, как все другие планеты земной группы?

12. что определяет полюса, север и юг, на литосфере Земли? Сама литосфера, или тяжелейшее внутреннее ядро с внешним ядром Земли?

Без знаний о строении Земли и Луны ответить на поставленные вопросы невозможно, как невозможно и приблизиться к тайне Всемирного потопа, а так же установить его механизм, динамику и происхождение, т.к. основная версия потопа базировалась на приливах и отливах вод океанов, связанные с лунным притяжением.

А почему не допустить, что от удара Луны о Землю и возник потоп?

Мы, еще со школьной скамьи знаем, что все небесные тела солнечной системы состоят из внешней твердой коры и мантии (литосферы), толщина которой составляет 50—200 км., т.е. в среднем — 125 км. По другим источникам, значительно больше, но это не меняет последствий механического взаимодействия Земли и Луны при столкновении, учитывая их строения и массы, (масса Земли — 5,974 на 10 в 24 степени, кг.) а масса Луны почти в 6 раз меньше. Литосфера Земли находится на раскаленных, жидких массах, и чем ближе к центру, тем они тяжелее. В центре планеты Земля находится тяжелейшее ядро, над ним внешнее ядро, которые и определяют расположение юга и севера. Над ядрами расположена жидкая магма. При этом, легкая литосфера, по сравнению с ядром, может, как на плаву, передвигаться по магме, однако юг и север, как и ранее, остаются на концах оси вращения Земли (Закон физики, относительно противоположностей плюса и минуса, а так же магнетических составляющих). Чем плотнее и больше масса, тем больше магнитное поле и, следовательно, тем больше сила их притяжения (Закон Ньютона). Следует напомнить, что средний радиус Земли — 6371 км. а средняя толщина литосферы — 125 км. На такой толще раскаленной, жидкой и тяжелой массе, плавает твердая жесткая литосфера, подобно тонкому льду на глубоком озере. Каждая первозданная литосфера, это единая, затвердевшая, целая поверхность, как скорлупа на курином яйце.

Нам известно, что кометы и другие небесные тела, пролетая далеко от Земли, не могут быть притянуты ею, а если даже и пролетают вблизи, то с ними происходит встреча, подобная Тунгусскому метеориту. А если бы метеорит, или другое небесное тело было бы большим?

Нам известна скорость обращения земли вокруг своей оси на экваторе, вместе с недрами, сушами и водами Мирового океана, которая составляет 465,119 м/сек. За 23 часа 56 мин. 4,099 сек., в сутки, Земля делает полный оборот. Для примера сравним скорость Земли со скоростью урагана «Кирилл», принесшего беды Европе в 2007 г — 44 м/сек.

Исходя из выше сказанного, если даже на миг затормозить литосферу Земли, то воды Мирового океана, со средней глубиной в 3900 м., продолжат по инерции свое движение. Момент инерции сохранится с той же самой скоростью, что и раньше. Однако, это как минимум, потому, что скорость Земли в прошлом, при обращении за 21 час в сутки составляла 465,119 +465,119/8 =523,259 м/сек. (т.к. 3 часа =8-й части).

Ученые разных стран приводили свои доводы о торможении скорости Земли. По их мнению, продолжительность земных суток ранее была меньше, чем сейчас, из-за притяжения Луны, Земли, Солнца, приливов и отливов вод морей и океанов, и уменьшалась от 0,001 сек. в сто лет, до 1 сек. за год. Их выводы разнятся один от другого. Если произвести расчеты за 500 млн. лет, то при одной секунде в год пройдет дополнительно 5787 суток, а при 0,001 секунды — 100 лет. Разительное несоответствие, т.е., утверждение о влиянии тяготения Земли, Луны, Солнца, приливов и отливов, оказались лишь теоретическими домыслами. А факт о 21 часах в сутки 500 млн. лет тому назад, был установлен по кольцам кораллов, найденным археологами при раскопках. Ближе других к истине был украинский академик Н.П.Барабашов, (0,001 сек. за 100 лет), но и тогда остается загадкой:

1. какая сила расколола литосферу на части,

2. что затормозило обращение Земли вокруг своей оси,

3. почему все небесные тела, даже комета Галлея, обращаются вокруг своей оси, а Луна — нет,

4. почему Луна обращена к Земле только одной стороной,

5. как образовалась Луна, являясь спутником Земли,

6. почему остатки южных флор и фаун оказались в Антарктиде, на противоположном конце Земли,

7. почему дно Северного ледовитого океана имеет вогнутую форму, а на Антарктиде — такая же выпуклость, и они равны по площади,

Все эти вопросы приводят к выводу о том, что 500 млн. лет тому назад, произошло столкновение Земли с небесным телом большого размера и веса. Выдающийся русский ученый А.И.Войцеховский был в полушаге от открытия, когда в книге глубокого анализа о комете Галлея «Виновница земных бед», на стр. 29—30 пишет, «используя гипотезу о столкновении Земли с космическим телом, можно объяснить многое». Он даже излагает внешние последствия такого ужасного столкновения, но, к большому сожалению, не изложил происхождения, динамики и механизма такого столкновения, которое вызвало Всемирный потоп.

Все становится на свои места, если признать, что таким небесным телом, которое столкнулось с Землей, была Луна, и доказательства этому есть, как на Луне, так и на Земле. К такому выводу пришел житель Украины И. Слюсарев, мой сосед по микрорайону, и дал ответы на, поставленные выше, вопросы.

Многолетний сбор фактов, разнообразной информации из разных областей науки и техники, о характере движения твердых, полужидких и жидких тел и газов, наблюдение за естественными явлениями в природе, пользование Интернетом, позволило 85-летнему авиатехнику Ивану Антоновичу Слюсареву из г. Харькова, выдвинуть свою гипотезу о происхождении, динамике и механизме Всемирного потопа. В своей заявке № а2007 10659, в департаменте интеллектуальной собственности Украины на открытие, он утверждает, что причиной катаклизма было столкновение Луны с Землей. При ударе Луны о Землю, литосфера Земли сдвинулась, лопнув, как яичная скорлупа, а экватор и полюса изменили свои места. Им даже было установлено направление полета Луны до удара и после удара о Землю. Невозможно не согласиться с его доводами.

«Причиной Всемирного потопа 500 млн. лет тому назад было столкновение Луны с Землей. При ударе Луны о Землю, литосфера Земли сдвинулась, экватор и полюса изменили свои места. Было определено направление полета Луны до, и после удара о Землю. Из-под полярных шапок, сдвинувшиеся льды оказались на суше, а так же и в Мировом океане, вызвав Ледниковый период на Земле. Замедлилось вращение Земли вокруг своей оси. Удлинились сутки. Расколовшаяся литосфера образовала гейзеры, вулканы, Северный Ледовитый океан, Антарктиду. Луна, от столкновения с Землей, погасила свою космическую скорость и, притягиваемая ею, стала спутником».

С большинством его доводов я согласен.

На мой взгляд, более того, Земля приобрела элептическое орбитальное вращение вокруг Солнца, а так же колебания, относительно своей оси вращения.

Большая кинетическая энергия при столкновении не могла замедлить или ускорить обращение Земли вокруг своей оси, вдоль или параллельно экватору Земли. Поскольку ускорение обращения отсутствует, (сутки увеличились на 3 часа), то остается считать, что удар Луны о Землю был против обращения Земли вокруг своей оси, а точнее, наискосок к экватору, примерно 47—55 градусов широты (не экватор). Произошло резкое, секундное торможение, и воды Атлантического океана, со скоростью не менее 300 м/сек., средней высотой 3900 м., ринулись по инерции на Европу и далее. На пути — два препятствия: Карпаты, высотой 3—4 тыс. метров и Среднерусская возвышенность, высотой, примерно, 1000 м. над уровнем моря. Вместе с водой был захвачен ил со дня океана, который получил после Карпат движение сверху вниз, ближе к земле, и осаждался силой притяжения. По этим двум причинам ил оседал на пониженных территориях между Карпатами и Среднерусской возвышенностью. К этому следует добавить и третью причину — движение нижних слоев воды было значительно меньшим, чем у верхних слоев воды, а это давало дополнительное время для оседания ила в этих местах. Вообще, Атлантический ил оседал на пониженных территориях Украины, Белгородской и Курской областях России. Так, в основном, из ила образовались черноземы на этих территориях.

Заливая Северную Америку с запада, со скоростью 523,259 м/с., воды Тихого океана встретили четыре преграды на своем пути — цепь гор с севера на юг, высотой от 2-х до 3-х км. а именно:

1. береговые хребты,

2. каскадные горы,

3. горы Сьерра Невады,

4. большой бассейн гор,

5. плато Колорадо,

6. скалистые горы,

Однако, эти препятствия не стали преградой стене воды, высотой в 3,9 км. и не смогли предотвратить начавшийся потоп.

Почти то же самое произошло и с материком Южной Америки. Высокая западная гряда гор Анды, высотой в 4 -5 км. с севера на юг континента, была препятствием для этой стены воды, но сдержать натиск последующих вод, не смогла. Поэтому произошел перелив вод через Анды.

Африканские и Австралийские горы и возвышенности от 500 до 1000 метров над уровнем моря, так же не были надежным препятствием стене воды, высотой в 3000 м., идущих с запада на восток. Луна своим косым ударом образовала нынешний Северный Ледовитый океан, что подтверждает форма его дна. Она, срикошетив, вдавила литосферу Земли, расколов ее во многих противоположных местах и переместила полюса планеты. Экватор сдвинулся вместе с динозаврами и ихтиозаврами, и поэтому они оказались в южном, ставшим холодным, крае, в Антарктиде, где и находят сейчас их останки. Можно допустить, что загадочный бермудский треугольник, являясь центром магнитной составляющей, был одним из полюсов Земли. Иначе как объяснить магнитные аномалии на этом участке, а так же на противоположном участке планеты? Соответственно переместились растения и животные, из мест выше экватора, к Северному теперь, полюсу. Там, на островах Шпицбергена, а так же в вечной мерзлоте севера России, находят останки умерших животных и растений из теплых краев. Допуская, что старые полюса находились на Бермудских и Коралловых островах, паковые льды, толщиной более 4000 м., в результате столкновения были сорваны со своего центрального места и своим движением стирали кору земли. Видимо поэтому берега Атлантического океана и Микронезии пологие, а так же их маленькая глубина представлена множеством мелких островов. Под действием центробежных сил вращения Земли вокруг своей оси, льды начали сползать на юг, гребя верхний слой коры в направлении выше перечисленных территорий, дополняя их северным илом и отмершей флорой и фауной. Произошло резкое похолодание, вызвавшее ледниковый период в некоторых частях Земной поверхности.

Вся литосфера земли от удара была перекручена, но магма спрессована не была. Она, как жидкость, не подвергается сжатию. Поэтому удар Луны в одном конце Земли должен был обязательно выпятиться литосферой в противоположном конце, что и произошло с Антарктидой, подтвержденное одинаковыми параметрами с Северным Ледовитым океаном. Вдавливание литосферы на севере Дальнего Востока образовало дугообразные горы. Становое нагорье, хребет Джигджур, Колымское нагорье. Там, на растрощенной литосфере, появились вулканы и гейзеры, намного больше по количеству, чем в других местностях планеты. Энергия удара Луны была израсходована на раскол литосферы в разных местах, которые и сейчас напоминают о себе своими вулканами. Поскольку расстояния между противоположными местами земного шара достаточно большие, это подтверждает огромную кинетическую силу удара. Теплопроводности воды и суши разительно отличаются друг от друга, поэтому, перенесшиеся льды в Антарктиде, резко опустили ее температуру, по сравнению с Северным Ледовитым океаном. Если обратить внимание на глобус Земли, можно сделать еще один парадоксальный вывод: — суша, разделенная на два континента, как дольки арбуза, расположенные друг против друга, могла представлять собой экватор, существующий до столкновения с Луной, так как цетробежная сила Земли выпячивала литосферу, образовав сушу, а Саргассово море в Атлантическом океане и Коралловое море в Тихом океане были полюсами первозданной планеты. Вот почему тела теплокровных животных находят сейчас в необычных местах недр Земли, где, казалось бы, логически, им не место.

Луна, «крепкий орешек», потому, что имеет малый круглый прочный панцирь, по сравнению с Землей, хотя крымские ученые в 1958 г. обнаружили извержение газов, а американские ученые в 1971 г. обнаружили гейзер. В 1969 г. сейсмографы установили слабые сейсмические процессы в недрах Луны. Следовательно, можно допустить, что толстая кора Луны тоже была потревожена и имеет трещины.

При столкновении с Землей, ее ядро сместилось и она, потеряв свой спин оси вращения и скорость, стала спутником Земли, превратившись в малоподвижную, известную всем игрушку — ванька-встанька. Следует отметить еще и то, что на ударившей, видимой стороне Луны, очень мало т.н. «морей», чего не скажешь об обратной стороне, что следует из снимков, произведенных камерами искусственных спутников. Кроме того, видимая нам, ударившая сторона Луны, имеет толщину 60 км. тогда как обратная сторона — 100 км. До этого, в Космосе, она была круглая, как все небесные тела большой массы, которые вращались вокруг своих осей, т.к. законы формирования планет едины для всех таких небесных тел. Из — за того, что ядро от удара уже не занимает своего центрального места, а находится сбоку, Луна, притягиваемая Землей, не может вращаться вокруг своей оси и не показывает свою обратную сторону, хотя во время столкновения получила малые круговые вращения.

Полет Луны из космического пространства был в направлении современного севера Канады. Там же произошло начало столкновения с Землей (это подтверждают пологие, как бы стертые, берега Канады). Своим касанием Луна вдавила литосферу Земли, а затем произошел резкий отрыв ее от Земли, оставив обрывистые берега на севере Дальнего Востока России. Образовался самый глубокий, почти ровный участок, на дне ныне Ледовитого океана, глубиной в 5527 м., и находится этот участок на одной линии, проведенной от севера Канады в сторону Восточно–Сибирского моря. Такое направление движения Луны продолжается и сейчас, т.е. с востока на запад, и она, потеряв космическую скорость при ударе о Землю, стала ее спутником. Участок столкновения на карте круглый, общей площадью 615,44 м. кв. Из-за наличия гор на видимой, ударившей по касательной, стороне Луны, могла быть не соблюдена точность окружности оставшегося следа. На месте образовавшегося океана на Земле, так же могли быть возвышенности и горы, смазавшие четкий отпечаток следа. Учитывая, что масса Земли в 6 раз больше массы Луны, она выдержала этот удар по касательной, несколько изменив, при этом, свою скорость обращения и полюса. Учитывая массу Луны (7,35 *10 в 22 степени, кг.) она не могла не расколоть литосферу Земли. На стыках лопнувших частей литосферы появились вулканы, а в трещинах — вода, глубиной 3900 м. Скорее всего, самое глубокое озеро на планете, Байкал, имеющее приток воды из глубин литосферы, и свою, своеобразную северную фауну, образовалось в результате раскола коры Земли. В атмосфере Земли образовались пар, туман, газы, пыль. Солнце перестало греть Землю. И так несколько месяцев, согласно Библии, пока дожди не очистили атмосферу. Вполне возможно, что в одной из образовавшихся трещин литосферы, исчезла и Атлантида, описанная древними историками. А Африка, с ее песками, скорее всего, была дном Атлантического океана, что доказывают останки водных животных, которые находят археологи при раскопках, проводимых на этом континенте. Все, выше сказанное, должны осмыслить и подтвердить ученые из разных областей науки и техники, убеждает нас И. Слюсарев, продолжая находить новые доказательства о катаклизме, случившимся 500 млн. лет тому назад.

Почти завершая написанное, обнаружил, вдруг, заметку в интернете о том, что американские ученые считают, что у Земли было два спутника. Их исследование, основанное на компьютерном моделировании, объясняет причину поразительных отличий, наблюдаемых в строении поверхности неосвещенной стороны Луны и стороны, которой ночное светило всегда обращено к нашей планете.

Эти различия могли быть обусловлены последствиями катострофического столкновения второго спутника с Луной, утверждают они. Напомню, хотя Луна вращается вокруг своей оси, она всегда обращена к Земле одной и той же стороной, так как вращение естественного спутника вокруг Земли и вокруг собственной оси синхронизировано. Астрономы до сих пор спорят о причине существования на Луне двух совершенно разных типов рельефа. Если обращенная к нам половина покрыта в основном лунными морями — огромными кратерами, заполненными гладким слоем застывшей лавы, то поверхность обратной половины — это гористая местность, лунный материк, средняя высота которой на 1,9 километра выше поверхности другой половины. Рельеф неосвещенной стороны сформировался в результате удара второго спутника Земли. Его масса должна была составить четыре процента от массы Луны, а в диаметре 1,2 тысячи километров, треть Луны, которые рассчитали американские ученые Джутзи и Аспог. Они считают, что около четырех миллиардов лет назад, в результате столкновения Земли и объекта размером с Марс, образовалось два спутника. Второй, меньшего чем Луна размером, зашел в так называемую точку Лагранжа, где силы притяжения Луны и нашей планеты уравновешаны. И после пребывания в этой точке спутник стал нестабильным и оставил след, обрушивщись на поверхность Луны. Скорость столкновения была невелика (по космическим меркам от 7,2 до 10,8 тысяч километров в час). Поэтому на поверхности Луны остался не гигантский след в виде кратера, и дополнительный слой толщиной несколько десятков километров из фрагментов коры второго спутника. Силы удара было достаточно, что бы сдвинуть океан лавы под поверхностью Луны в направлении обращенной к нашей планете стороны. Поэтому в ней сконцентрировались залежи редкоземельных металлов, урана и тория, обнаруженные радиофизиками. Объяснение американских ученых тоже имеет право на жизнь, так же как и другие теории и гипотезы выдвинутые ранее. Надеюсь, что И. Слюсарев не обидится на меня за то, что гипотезу американских ученых я привел в своем опусе как доказательство еще одной мысли о непознаном возникновении и существовании Луны, которое, может быть дополнит его открытие.

Ну а я, завершая свое эссе, думаю о том, сколько еще загадочного и таинственного не открыто, и их разгадки ждут своего часа, и ждут людей, небезразличных к их пониманию.

СОСЕД

Он смотрел на меня подслеповатыми глазами, щурясь на лучи яркого солнца, пробивающиеся через фрамугу окошка подъезда и увлеченно махал руками, как буд-то я мог понимать язык его жестов. Это был глухонемой сосед из квартиры, расположенной в высотном доме, прямо подо мной. Случилась беда. Отключили в системе воду, и соседи сверху оставили включенным кран горячей воды, и когда воду все-таки подали, он и произвел местный катаклизм, называемый потопом. Горячая вода, поднимаясь паром из разных щелей панельного дома, смело и надежно гадила на обои стен квартир жильцов, вспучивая их, и смеясь орлиным клекотом, убегала вниз, таща за собой спокойствие живущих в доме людей. Беда, естественно, коснулась и его квартиры, поэтому он и позвонил в мою дверь, предполагая, что я и есть виновник всеобщего торжества водной стихии, бушевавшей в нашем доме.

Он громко визжал старым кабаном, которого тящили на заклание и, как ни странно, я понимал, как и его вопли, так и убедительные движения распоясавшихся рук. Я знал, что вся семья живущих под нами соседей, глухонемые. Отсутсвие слуха и немота проявлялись настолько убедительно, что иногда вызывали тревогу. Когда они в своей квартире ругались между собой, я пытался сравнивать их со слонами, защищающими свои права и угодья, и первое время даже пытался бежать к ним и растаскивать их по углам житейского ринга. Двери на мой звонок открывала хозяйка, маленькая и миловидная женщина и низко кланяясь, жестами успокаивала, что, мол, все в порядке. Впоследствии я к этому привык и не обращал внимание даже на то, что в шесть часов утра включалось у них радио и громкий голос диктора будил через стенку нашу семью. У них был сын, лет двенадцати, который, в отличие от них, был здоров и прекрасно слышал, а так же и говорил. Он всегда был переводчиком наших отношений, иногда возникающих по жизни. Выглядывая из-за спины своего отца, он переводил вопли на язык, который я понимал. Я объяснил, что причиной потопа стали соседи сверху, и сосед помчался вверх по лестнице, оставляя после себя в воздухе ошметки воплей и непереводимых призвуков, как будто они могли решить проблему, возникшую от незапланированных объятий воды.

А потом все это утряслось. Нашкодившая вода сбежала в неизвестном направлении и тишина, а так же спокойствие, вернулись в квартиры. Были произведены ремонты, выплачены компенсации, соседи снова стали здороваться друг с другом и только громкие звуки радио в квартире соседа снизу, чуть-чуть раздражали меня по утрам.

Я бы не поведал вам эту историю, если бы не случай, произошедший вслед за этим событием. Мой тесть баловался изготовлением самогона, как он говаривал — для смазки изношенного и стареющего человеческого механизма. Сам процесс до примитивности прост. Вода, сахар, дрожжи превращаются в брагу, которая нагревается на плите и пары, через охлаждаемый змеевик, конденсируются в алкоголь. Так вот о несчастье. Сорока — литровый бидон с готовой брагой перевернулся на кухне, не достигув плиты, естественно, образовал Аральское, сиропное море. Благоухающая, липкая, насыщенная сахаром рапа, радостно начала искать щели в панелях дома, чтобы сбежать на свободу. И ей, как ни странно, это удалось, потому, что глубина озера на кухне стала уменьшаться на глазах, пока совсем не исчезла, оставив на полу кухни липкие лужи сиропа. Два часа тесть вылизывал пол мокрыми тряпками, пока он не заблестел, как попочка у мартышки из зоопарка, когда она к зрителям поворачивается только этой частью тела, показывая посетителям, какая она чистюля. Когда через несколько часов раздался дверной звонок, я морально уже был готов принести искренние извинения за своего неразумного тестя, нашкодившего таким несуразным методом. За открывшейся дверью, на лестничной площадке стоял, покачиваясь, глухонемой сосед. Он смело прошел на кухню, огляделся и призывными жестами поманил меня за собой. Взяв за руку, он повел меня в свою квартиру. Мы прошли на кухню, и я сначала обомлел, а затем рассмеялся. За стеклами кухонного окна темнела мгла. Создавалось впечатление, что стекла окрашены в серо-бурый цвет. Но я мгновенно догадался, что между двойными стеклами окна находилась сбежавшая от нас брага. Сначала я не понял, почему отсутствует его визг и крики, пока он не снял прищепку с пластмассовой соломинки, торчащей из-под штапика, обмазанного замазкой, удерживающей стекла. Из соломинки, как из краника, тонкой струйкой в стакан побежала брага. Сосед начал жестикулировать, указывая попеременно то на окно, то вверх. Внутренне холодея, я молчал, понимая, что он показывает на мою квартиру. Я не знал, как оправдываться, пока его сын не зашел на кухню. Он перевел жесты отца следующим образом. Сосед увидел, что у жильцов сверху ничего не залито, поэтому предполагает, что это Всевышний послал ему, как подарок ко дню рождения, этот сладкий, дурманящий напиток, а не вонючую водку. И он хочет меня угостить тем, что послал ему Господь, таким нестандартным способом. Я выпил брагу, облегченно вздохнул и, пожелав ему радости и счастья, ушел. А дома, с грустью, присев на табурет в кухне, подумал: — хорошо ли то, что сделал тесть? Хотя, может быть и хорошо то, что Всевышний распорядился брагой именно так. Конечно, как атеист понимаю, что бога нет, но зато теперь я точно знаю объем пространства между стеклами фрамуг, расположенных на кухнях в оконных проемах наших квартир.

РОМАНТИКА

Мы прибыли на этот российский вокзальчик с одной целью — начать свой поход на байдарках по речке Хопер, которую долго и дотошно расхваливал Михаил, мой коллега по работе в институте Метрологии. Целый год в курилке он пудрил мои мозги романтикой и незабываемыми красотами русской природы, пока я не купился на его счастливые вопли и стенания истерзанной души, и не дал согласие пройти по Хопру на байдарках. Поезд тяжело вздохнул выпущенным из котла паром и затормозил на маленьком полустанке, лязгая сцепками и буферами старых вагонов.

За несколько секунд мы выгрузили из вагона наше барахло на перрончик у покосившегося барака, если можно было назвать маленькую земляную насыпь перроном, а барак — вокзалом, и вытерли пот с грязных физиономий, после длительного пребывания в прокуренном, грязном и вонючем вагоне. Паровоз хрипло свистнул простуженным голосом, задрожал от натуги и, лязгая сцепками, нехотя заторопился в дорогу, медленно скрываясь за поворотом, и лишь только облачки пара и дыма за лесом, указывали исчезающую в никуда, дорогу.

Нас было четверо. Командарм и президент кампании, кандидат технических наук, и вождь краснокожих в одном лице, сорокалетний Михаил, уже ходил однажды в такое кругосветное путешествие, по этому самому Хопру и умел круто готовить. Борис, замнач конструкторского отдела, приглашенный, как великий рыбак и друг Хэмингуэя, обещавший ежедневно кормить нас свежей ухой и жареной рыбой. Виталий, технарь из отдела подготовки документации, как летописец и хроникер исторических событий, имевший кинокамеру и фотоаппарат, обещал запечатлеть романтические кадры событий, которые будут происходить с нами в будущем круизе. И я, ведущий инженер — конструктор, впервые решивший попробовать своим задом потереть скамеечку байдарки и насладиться чувством прекрасного, хлебая из корыта этой самой романтики, которую так красочно описывал Михаил. В мои обязанности вменялось петь под гитару, танцевать и веселить, кормить анекдотами, которых знал великое множество, т.е. быть штатным клоуном, а точнее — шутом. За бараком вокзала раскинулось широкое и пустынное поле, с чахлыми, уставшими от бесконечной одинокой жизни осинками и грустными березками, желающих перебраться к некому дубу на постоянное местожительство, а в конце поля едва-едва проглядывалась гладь быстро текущей речушки. Резко прозвучал сигнал машины и к нам подъехала полуторка, из кабины которой выглядывал рыжий водитель, такой же чумазый, как и его авто. Мне вспомнились Ильф и Петров, и я улыбнулся, признав в машине старушку Гну, с призывом, эх, прокачу. Неплохое начало, подумал я. Погрузили вещи в кузов полуторки и помчались по кочкам и колдобинам, навстречу этой самой неведомой, и пока невкусной, романтике. Как ни странно, доехали без приключений и ушибов. Водила, запрятав полученные деньги под фуражку, хохотнул, оскалив рот тридцатью двумя пожелтевшими от никотина зубами, вскочил на подножку грузовичка, хлопнул дверцей и исчез за клубами поднявшеся пыли.

На сборку двух байдарок, сортировку и раскладку груза, ушло не мене трех часов. В них осторожно были вложены наши мешочки с консервами и крупами, дорогие кинокамера и фотоаппарат, а так же, самый ценный груз — десятилитровая канистрочка из нержавейки, наполненая крепчайшим, аж под девяносто градусов, самогоном. Спирт, по разным житейским причинам, мы не признавали. Его потребляли лишь в крайних случаях, и то от безысходности. Высоко в небе висело яркое светило и медленно поджаривало нас на земляной сковородке. Наши белые, от бесконечных сидений в кабинетах тела, покрывались краснотой будущего загара, не ощутимого вначале, но зато потом напомнившего о себе слазящей, подгоревшей на солнце кожи, как у гадов, снимающих свою шкуру при линьке.

Михаил провел летучку, на которой гнусавым голосом преподобного отца Мануфаила, прочел цикл лекций о технике безопасности для утопших на воде, а так же действиях утопших и усопших под водой, и завершил выступление лекцией о вреде и пользе алкоголя в дорожных условиях, нервно косясь на бидончик с алкоголем, вытирая время от времени слюни, вытекающие из рта. Произнеся Аминь, плюнул через левое плечо, попав на всегда невозмутимого и молчаливого рыбака Бориса. Боря вытер попавшую в него слюну и очень громко промолчал. Остальное мы поняли лишь тогда, когда эхо донесло до нас его последние слова — мать, мать, мать… Кряхтя и пукая от натуги, спустили байдарки с грузом на воду, втиснулись в брезентово-резиновые мешки и оторвались от берега. Река обхватила, обняла и поволокла нас куда-то далеко-далеко, по быстрому течению в неизвестность.

Мы с Михаилом были в первой байдарке. Виталий с Борисом, естественно, во второй. Сидя за потной спиной Михаила, резко втыкал весло в текущую мимо мягкую воду и напрягая свое тщедушное тельце, гребком отталкивался от нее. Мимо проносились высокие и обрывистые берега, усыпаные чахлыми кустиками и кривыми деревцами. Тянуло смеяться и орать, но стояла полная тишина, которую расхотелось нарушать, и в этом природном безмолвии слышались лишь удары весел о воду. Солнце закатывалось за горизонт, провожая нас тусклым взглядом уставшего старика, напоминая о наступающей ночи, которую мы и провели на слегка болотистой излучине, не распаковываясь, чуть-чуть дрожа от сырости и звенящих над ухом стаи комаров. Изголодавшиеся летучие вампиры слишком долго одиноко жили на этой тихой зоне и, встретив нас, радостно оборзели. Запрятавшись в своем спальном мешке, считал погибающих под ударами ладоней коллег, бедных и несчастных комариков, летевших и летевших к нам со всех сторон, пока дядька Гипнос не закрыл мне глаза сном, который утром я так и не вспомнил. Зато посетила меня гениальная философская мысль — убийство комара не дает воспитательного эффекта для остальной стаи.

Холодные, голодные и злые, мы ринулись дальше, в обволакивающий утренний туман, обнимающий холодом и ознобом по этой, начинающей нам казаться бесконечной водяной ленте Мебиуса, не имеющей конца.

Речка, и без того неширокая, слегка сузилась, открывая острые коряги, торчащие из дна и обрывистых берегов. Увеличилась скорость течения, и одному богу известно, как удавалось Михаилу находить тот путь, который не приводил нас к фатальному исходу. Его руки бешенно вращались, отталкиваясь то от одного берега, то от другого. Конечно, я помогал чем мог, но мои тщетные усилия помочь, придавали еще большую неразбериху и хаос в общих действиях. Но все благополучно завершилось за открывшимся поворотом. Река расширилась, а течение резко спало, открыв широкий простор водной глади. Облегченно вздохнули и оглянулись назад. По этому узенькому рукавчику реки резво бежали по дну русла наши товарищи, подталкиваемые под зад течением, поддерживая руками на бедрах вторую байдарку, как мы догадались, со вспоротым днищем. Плюхнулись в начинающуюся ширь воды и только торчавшие из полупотонувшей байдарки их головы, говорили всему миру о счастливом и для них исходе, в этом страшном проходе. Причалив к берегу, бросились вылавливать остатки барахла и подсчитывать нанесенные убытки. Удалось выловить самое ценное, по словам Михаила — канистру с самогоном и кинокамеру. Т.е тяжелые предметы, которые река унести далеко не смогла, и то, что плавало на поверхности — одеяла и удочки. Фотоаппарат Виталия отыскать не удалось, сколько не ныряли, и ту часть консервного багажа, наверняка присвоеное рыбами, нуждающимися в подкормке, а так же пакетики с вермишелью и каши, которые еще долго крутились на воде в водоворотах, пока течение на забросило их под торчавшие из берегов коряги, где они и нашли свою ужасную смерть в крутящихся омутах.

Как карабкались на отвесный берег, цепляясь за коряги и тонкие деревца, не хочу вспоминать. Проснувшееся в нас, от неандертальцев, чувство самосохранения, помогло решить ряд проблем. Веревками, сохранившимися в нашей байдарке, подняли на берег все, оставшееся от всемирного потопа, и полчаса, свесив ноги с крутого обрыва, молча осмотривали место прошедшего внизу катаклизма. Молчал и я, понимая, что любое мое слово или высказывание, приведет к еще большей беде — моему полету головой вниз, следуя мягким и дружеским подталкиваниям руками этого грустного и несчастного коллектива. Но зато, успокоившись, за спиной увидели речной поворот с лазурным, австралийским берегом, с маленьким и уютным островком, наверное Таити, а может быть и Гаити. Президенты и Куки, известные репортеры и прославленные рыбаки, а так же Колумбы и шуты, молча поволокли свой скарб к открывающейся внизу таинственной, пока еще не открытой никем, русской Америке. Было грустно и смешно. Чинились байдарки, сушилось мокрое белье, считались убытки, составлялись актив и пассив, выяснялся баланс прожиточного минимума, вытирались слезы от пропаж и сопли от первого насморока, потихоньку восстанавливался дух романтики, хотя, где-то в душе, она от всего этого не становилась прекраснее. Завершив хозяйские дела, погрустив и насмеявшись, погрузились в наши зашитые и заклеенные ручные катера, попрощались с Америкой и тронулись в дорогу, догонять убегавшую от нас романтику.

Идя третий день по Хопру, мы не встретили ни одной живой души. Помощи ждать было неоткуда, поэтому надежда была только на себя, а так же на нашего специалиста-рыбака, кормящего нас рассказами о том, какие бывают сорта рыб, а мы глотали слюни и ждали этого самого счастливого дня, когда желудки перестанут икать и впитают в себя самый полезный жир — рыбий, который мы все помнили еще из детства, когда глотали из ложечек это вещество и за маму, и за папу, не забывая при этом и бабушку, с дедушкой.

Следующая ночевка ничем не отличалась от других, если бы не моя дурь. Захотелось мне полежать в байдарке, которая покачивала меня, как колыбелька. Звезды красочным полотном художника — максималиста, сияли высоко в небе. Пролетали, угасая кометы и я, под звездную тишину, мягкий плеск и журчание речки — задремал. Проснулся от резкого толчка. Отвязавшаяся байдарка плыла, втыкаясь в берега, в глухой темени. Признаюсь. Я испугался. Луна и звезды куда-то спрятались, и я был один на один с водяной стихией. Страх придал мне силы. Включились дополнительные мозговые извилины и я мгновенно сообразил, что нужно грести против течения, что бы вернуться в лагерь. Через полчаса, поняв тщетность своих попыток продвинуться, хотя бы на десяток метров, пристал к берегу. Минут пять ощупывал вздувшиеся от весла волдыри на ладонях и задумался о том, что делать дальше. Воспаленный от работы мозг выдал мысль, которую я мгновенно претворил в жизнь. Вспомнилась картина «бурлаки на Волге» и я за веревку поволок байдарку, упираясь ногами в корявый и острый берег. Песню о какой-то незнакомой матери дополнял припевом — эй ухнем. Мне несказанно повезло. Речка в этом месте делала поворот и байдарка не втыкалась в берег, чтобы тормозить мое, и так медленное движение. Где-то через пару часов, почти под утро, добрался до лагеря. Крепко привязал байдарку к дереву и посмотрел на ладони. Лопнувшие пузыри кровоточили и нещадно болели. В лагере все спали, не заметив моей пропажи, и я, выжатый как лимон, грузно плюхнулся на матрац и мгновенно провалился в сон, продолжая и во сне вспарывать, несущуюся на меня воду своим веслом. Проснулся от того, что надо мной стояли наши мужики и молча рассматривали меня и мои опухшие руки, которые я разбросал в стороны, боясь ими производить какие-либо действия. Не хочу передавать поток излучаемой словесной информации из их физиономий, и набор сатиры и юмора в мой адрес, которых хватило бы на сборник гениальных цитат. Одну из тысячи глупейших фраз сообщу. — Ну, это ж надо, до чего доводит онанизм, ну и т. д. не хочу повторять эти дикие, мужицкие речи. Тем не менее, раны обработали, обмотали бинтами, налили болеутоляющее, и со словами — будет жить, разошлись по своим делам. А я, скрученным и упавшим с дерева листком, лежал и мысленно переживал ночь, прошедшую как в тумане.

Следующий привал с ночевкой решили устроить на открывшейся, вдруг, за поворотом, маленькой галявинке, окруженной высокими кустами с висящими на ветках большими плодами в виде груш. Распаковали палатку и водрузили этот шатер прямо под ними. Рассматриваться было некогда. Было темно, работа спорилась и, вскоре, фонарь, подвешенный над палаткой, ярко осветил эту маленькую полянку, приютившую нас на ночь. Собирая под кустами валежник для костра, я еще тогда обратил внимание на висящие на ветках груши, которые как буд-то от ветерка слегка покачивались и тихо гудели. Но не придал этому никакого значения, думая, что это у меня гудит в ушах от непривычной тяжести похода. Костер не развели. Долго не засиживались и приняв наркомовские двести капель, упали на растеленный матрац, укрывшись одеялами. Луна, выплывшая из-за облачка нехотя зевнула и закрыла наши глаза ночным покоем.

А утром…!

Нас разбудил шум разогреваемых авиационных моторов, а вскоре и появление истребителей — разведчиков в небе над нашей палаткой. Оказалось, что ночью мы расположились под кустами, на ветках которых, в виде груш, устроили свои гнезда дикие осы. Открывались двери этих ангаров, и одна за другой вылетали Ханкели и Мессершмиты, а так же Су и Миги, несущие ядовитые заряды, предназначенные для незваных гостей. Я не засекал по времени, но мне кажется, что как в армии, за несколько секунд, не сложенное имущество оказалось в лодках вместе с нами, а ставшая вдруг доброй река, схватив нас в объятия, оттолкнула от берега. За нашими спинами осталось место прошлого отдыха, а над головами зависла в воздухе туча местных аборигенов и сердито ворчала нам вслед. Одинокие смелые осы еще некоторое время провожали нас, пока мы не скрылись за поворотом. А через несколько прошедших минут мы тыкали друг в друга пальцами и хохотали, глядя на оплывшие, опухшие физиономии и тела.

Перед последним заплывом решили позволить себе день отдыха, расслабиться и дать успокоение уставшим и покусанным телам. Заметив хорошее, пляжно — песочное место, пристали к берегу и развернули свой цыганский табор. Ах, это яркое солнышко. Ах, эта голубизна быстро текущей речки. Ах, это ничего ни делание. Наш табор был обнесен веревками, на которых висела занавесом, наша постиранная одежда. Млявое солнце, искоса, с ухмылкой, смотрело на нас, не обращая никакого внимания на наше бессмысленное хождение туда-сюда по пляжу и молча пускало жаркие лучи, обогревая и мокрую одежду, и песок на берегу речки.

У Бориса с рыбалкой явно не клеилось. Свой охотничий инструмент он не доверял никому. А то! Японское удилище, с китайскими наворотами в виде автоматической катушки и блеснами от Фаберже, по утрам и вечерам обцеловывалось, разбиралось и пряталось. Это была его женщина, которую он прятал под одеялом, что бы, не дай бог, кто-нибудь залапал ее своими грязными ручищами. Обещанная уха и, где-то спящая на дне реки, будущая жареная рыбешка, медленно забывались в нашей памяти. Когда Борис, разминая в руках газетный лист, скрылся в кустах, я схватил его удилище и побежал к берегу. Забросив блесну спиннинга почти на другой берег реки, заросший камышем и осокой, потихоньку начал закручивать катушку с лесой. Вдруг легкое вращение катушки прекратилось. Первое, что пришло в голову, это зацеп за бревно. С ужасом подумал, что прийдется раздеваться и нырять в эту прохладную воду распаренным на солнце телом, вздрагивая от озноба, и нервно выпрыгивать из воды за новой порцией воздуха, что бы, не дай бог, не затерять в этой речке перламутровые блесна и грузила Бориса. Нырять не пришлось, так как бревно медленно, под моим напором сдвинулось в мою сторону. Я начал осторожно накручивать катушку, что бы не оборвалась леса и, вскоре, на пологий песчанный берег, упираясь изо всех сил брюхом и жабрами, выползло огромное страшилище, под названием жерех. Такой громадной рыбины я не видел даже на базаре. Она подпрыгивала, пытаясь привстать на хвост и, не найдя опоры, плюхалась обратно на песок. Никогда не думал, что умею так пронзительно кричать. На мой истошный визг сбежались Миша и Виталий, кроме Бориса, занятого в кустах тяжелым трудом освобождения от запора. И когда, наконец, он появился, сияющий от облегчения, мы стояли одной стеной, закрывая висящую за спинами рыбину, хвост которой бился о песок, взметая в воздух песочную пыль. Моя первая в жизни, выловленная мною, рыбешечка. Целую минуту Борис стоял с открытым настежь ртом, и с опущенной до колен челюстью. Потом хмыкнул и признался, что такой рыбины ему не приходилось ловить. Все посмотрели на меня, а я, вдруг, с тревогой подумал, что кроме обязанности шута, мне прийдется на себя взвалить еще и должность штатного рыбака. Поэтому громко крикнул, мол, это случайность. И что я не виноват. А дуракам и шутам — везет. Они хитро заулыбались, прослушав мою тираду и бегом, поволокли жереха к палатке, несмотря на то, что тот продолжал изо всех сил сопротивляться, наверняка понимая, что его тащат на заклание. Обошлось без гильотины и слез. Утомленный жерех почил в бозе, сам решив свою судьбу. Обрадованный рыбе, Миша, как кок и аншеф-повар-кашевар, схватил ее в работу, и вскоре запах жареного деликатеса стал тревожить наши носы и желудки.

Виталий, страдая над погибшим фотоаппаратом-утопленником, на каждом привале рыл могилки, втыкая в землю крестики и читал молитвы, изредка крича в нашу сторону, цитируя Ильфа и Петрова:

— Вы гады. Может даже паразиты.

И я вас всех, отныне, презираю.

А мы, соболезнуя несчастному инженеришке, приносили ему пятьдесят капель за усопшего друга, которые он, как бы плача, принимал во внутрь. Конечно, мы понимали, почему он на каждой остановке рыл могилки, однако, то же рады были поддерживать его горе алкогольным дурманом. Михаил, горестно взвешивая рукой медленно облегчаемую канистру, криво скалился, однако не забывал и о себе.

Сначала был преферанс. В мои обмотанные бинтами руки втыкались карты и все беззастенчиво заглядывали в них, в результате чего строго наказывали, навесив паровозы на мизерах и недоборы на играх. Каждый раз, увеличивая мою горку, смеялись, но жалея, подносили утешительную стопку, пока партия не была завершена с губительной для меня суммой. Затем был удивительно вкусный жаренный рыбий стол, а когда пары алкоголя превысили норму потребляемого, разбрелись по берегу в поисках уголка, где можно было прикорнуть, подложив под искусанные и болевшие щеки, такие же больные ручонки.

Спортсмен в прошлом, а сегодня грузный Борис разбежался по берегу и, сделав сальто-мортале, попытался стрелой влететь в воду, но, к сожалению, не расчитав расстояние и не долетев до воды, воткнулся головой в песок. Когда мы подбежали к нему, он сидел на песке с перекошенной шеей и бубнил, что эпсилон квадрата катетов не может быть равен временной разнице интервала полета, а, следовательно, гипотенуза входа в водное пространство реки, никак не может быть равна расстоянию от точки разбега до точки пересечения с водной гладью. Осмотрев его шею, пришли к выводу, что кроме растяжения шейных связок и крупных ушибов костей бывшего головного мозга, его телесному здоровью больше ничего не угрожает, занялись реанимацией душевного состояния. С этим недугом было посложнее. Особенно после влитых в него анестизирующих доз и наступившего глубокомысленного молчания поняли — его моральное здоровье окончательно подорвано. Вспомнили мои обязанности доктора — шута и отдали это потревоженное тело, с травмированной душой и мозгами, в мои руки. Сначала, ощупав его тело, я предложил ампутировать его голову, что бы последняя не болела, и добавил, — а то что делать приятно, следует делать вдвойне. Следовательно, надо удалить и все лишние детали тела, висевшие и выпячивающиеся из него. Особенно между ног.

— Трудно молчать, когда тебя не спрашивают, — произнес обычно молчаливый Борис. И мы сразу поняли, что он пришел в себя и совсем не безнадежен. Он продолжил:

— Я молод и хочу жить.

Мы не стали спрашивать с кем, так как он был закоренелым холостяком и удачливым бабником. И конкретика в этом случае была бессмысленна. Я предложил ему цианистый калий, для того, чтобы в нашей памяти он навсегда оставался молодым, но он не ответил, продолжая молча сидеть со скошенной набок головой, как погибший повешенный партизан.

— В жизни всякое бывает, но с годами все реже и реже, — философски произнес Михаил и пошел за очередной порцией анестезина. А Виталий добавил, что мы тебя похороним рядом с могилкой фотоаппарата и будем молиться о твоей душе каждый час и каждую минуту, принося на твою могилку цветочки, и будем плача рассыпать их, в количестве двух штук, хоть раз в столетие, не забывая при этом ежедневно принимать за тебя поминальные стопки.

День заканчивался. Насмеявшееся вместе с нами солнце, тяжело вздохнув, прыгнуло за горизонт, накрыв нас, сначала вечерним, а затем и ночным покрывалом. Нас окружила тишина и задумчиво квакающие лягушки.

Ночью, не раскрывая заплывшие от укусов ос и похмелья глаза, жадно пили, прямо из кастрюли, загодя сваренный Михаилом и охлажденный в реке компот, и удивлялись, как могли туда попасть косточки от жаренной вчера рыбы, которые впивались в наши губы и кололи наши гортани. А потом падали обратно на матрацы в объятия Морфея. А утром, рассматривали в зеркало опухшие глотки и губы. Ларчик открывался просто. В приоткрытую крышкой кастрюлю, на запах сахара и фруктов, в компот налетела стая диких пчел, которые захлебываясь этим напитком, умирали, но на последок наносили вред нашим, и так уже истерзанным телам. Но и это еще не все. Что попало в компот дополнительно — неизвестно, но наши желудки это почувствовали сразу. Хорошо, что унитазы были под каждым деревом, а газет хватило на всех. Лишь прибыв домой, Миша вспомнил, что в компот им были добавлены пряно пахнущие и вкусные ягоды с какого-то куста. Именно они, как потом оказалось волчьи ягоды, и были тем слабительным, которое отвлекало нас от насущных проблем.

Последний перегон до плотины, где нас ожидала старушка Гну, с рыжим смешливым водилой, был самым длинным и самым тяжелым для наших организмов. А дальше был паровоз, вокзал, дом, жена, дети, лечение и долгий, долгий отдых.

Гипсовая повязка на шее Бориса, похороненный очень дорогой заграничный фотоаппарат Виталия, приобретенный за ненавистные нам зеленые купюры и оторванные от семьи, оставшийся лежать на дне этой чертовой речушки — не все. А далее, испорченная кинокамера, кровоточащие волдыри на моих ладонях, сгоревшая и слазящая шкура с наших спин, саднящие лбы и щеки, обкусанные дикими осами, распухшие губы и руки от пчелиных поцелуев, колики в испорченных желудках, да и остальные мелкие мучения, и моральные страдания — все это осталось в нашей памяти лишь грустью воспоминаний. Вот это и была та романтика, черт бы ее побрал, о которой так долго и нудно твердил Михаил, распинаясь в курилке института, глядя на меня своими выпученными от напряжения и детства глазами, махая руками от радости бытия, рассыпаясь передо мной бисеринками того счастья, которое ждет нас за поворотами новой будущей поездки.

Однако, перед тем как поставить точку в этой новелле, откровенно признаюсь, что на вечеринках и мальчишниках, в курилках и на прочих разных встречах, мы, перебивая друг — друга, взахлеб, рисовали красочные картины романтического путешествия на байдарках по Хопру, искренне забывая весь негатив похода. А я, основательно привирая, и вставляя по ходу повествования анекдоты, вдруг вижу перед собой выпученные от моего наглого вранья, Мишины глаза, и хохочу в ответ, потирая свои уже зажившие ладони.

ЕЛИСЕЙ

Я с детства задумывался о том, что в жизни, как и в сказках, бывают хорошие и плохие эпизоды, а сказка о семи богатырях, написанная Пушкиным, имеет свой замечательный конец. Сказка, в которой королевич Елисей находит свою возлюбленную и живет с ней долго и счастливо. Конечно, в жизни все в точности до наоборот. Кстати, напомню вам, что хорошее в сказке о королевиче Елисее обрывается на поцелуе, возвратившем принцессу к жизни.

Ну, а я, о современном житье — бытье.

Современный молодой парень со старинным сказочным именем Елисей, сидел напротив меня. Был сумрачный вечер, кофе давно остыл, а за окнами кафе на город надвигалась ночь. Он не плакал, рассказывая историю своей жизни. Лишь глубокие морщины, расположившиеся на лбу, выдавали его задумчивую горечь.

2 месяца знакомства с будущей женой, а через 4 месяца свадьба. До свадьбы все было идеально. Любовь и СМСки, а после свадьбы она стала полу-хозяйкой. Это буду делать, а это — нет. Через месяц после свадьбы, не дождавшись мужа с работы, забрала вещи, фотографии и родившегося сына, ушла к своей матери. Попытка понять причину ее ухода не увенчалась успехом. Как потом оказалось, ее желанием было купить квартиру, с требованиями жить отдельно, поскольку ее «объедают», хотя продукты в основном приобретали его родители. Кстати, она не имела ничего против его родителей, так как они не вмешивались в их жизнь. Он не возражал, однако объяснял, что для приобретения своего жилья нужны средства. А их у нас пока нет. Свадебные деньги мы дали родителям, сказал он, в знак благодарности за проведенную свадьбу, каждой матери по 1 тыс. гривень. Моя мама, не взяла деньги, а ее мама — взяла и кроме этого попросила занять еще 2 тыс. гривень, хотя знала, что эти деньги собирали для роддома, т.к. ее же дочь скоро будет рожать, а взяв их, до сих пор не возвратила.

Жена, получив родовые деньги, не сочла нужным сообщить, куда они направлены. Без совета с мужем, она их потратила на диван, бронированную дверь и холодильник в доме своей матери, одновременно погасив кредит свой и своей мамы. Он приобрел для сына дорогостоящие коляску и кровать, из них она взяла лишь коляску, а от кроватки отказалась. Продукты, которые покупал для сына отвергала, оставляя лишь экзотику. Благодаря жене, сын, ни его, ни его родителей не узнает, плачет, пугаясь при встречах. Ее мама на работе, в присутствии чужих людей — работников предприятия, всячески оскорбляет зятя. Гуляя с сыном, жена даже не заходит к дедушке и бабушке, не показывают сына даже по просьбе мужа. Он предлагал сохранить семью, и не уходить из дому. Но все было напрасно. Он не гулящий, не алкоголик, не курит и не потребляет наркотики и, откровенно, не понятно ему было ее поведение. Складывается ощущение, что ей нужны лишь его деньги, потому, что ежемесячно, в один и тот же день, она напоминает мужу, что ребенок умирает с голоду. Он показал свой мобильник с письмами к нему и было заметно как он переживает, перечитывая ее послания. Каждый месяц он посылает ей денежные средства, треть своего заработка, а в ответ получает СМСки с угрозами:

— Когда сын подрастет, он никогда не назовет тебя папой.

— У тебя семья двуличная, а не моя мама.

— Я думала ты супер, а ты старик.

— Это у вас нет мозгов, а у моего сына они есть.

— Короче, может, хватит тебе меня учить, юный учитель.

— Что ты так поздно всего добился? А я рано!

— Совет. Когда будешь выбирать жену, не говори, чтоб любила родителей!

— С тобой мирно обсуждать, лучше головой об стену постучать себе.

— Неужели ты не купил ребенку фруктов. Принес, кислую ягоду! Позор.

— Вы не захотели помогать. Отказались содержать жену.

— Будь добр плати 40% и покупай все, и будет все нормально!

И у меня, как и у него, тоже возникает сакраментальный вопрос, а что же на самом деле нужно девушкам, скоропалительно вышедшим замуж. Может быть причина только в деньгах, или жажда власти над супругом, которого хотят видеть под своим каблуком. Невольно вспомнился анекдот. Сначала женщина рожает от козла, а потом ищет барана, который будет их кормить. На мое предложение о разводе, отрицательно машет головой. Закон не позволяет это произвести, так как малышу еще не исполнился годик. А что же дальше спросите вы? Ответа нет.

В воздухе повисла тягостная тищина.

Елисей глубоко вздохнул и не прощаясь вышел из кафе. А я еще долго жевал незажженную сигарету, так и не находя достойного ответа к вопросу, что делать.

В каждой второй семье в нашем обществе происходят разного рода события. Нет смысла перечислять их, так как они настолько разные, как по щепетильности поступков каждого из участников этого процесса, так и по желанию оправдать или осуждать их. Наверное, души и запросы каждого участника семьи должны были быть рассмотрены под микроскопом жизненной нравственности и этики, но я не имею права ни судить, ни благословлять их поступки, совершенные в скоротечности нашей жизни. И это так и останется за шторами чужой жизни, если они не захотят когда — нибудь, приоткрыть сами завесу туманного своего прошлого и будущего, и найти свои компромиссы, как предлагают их нам многочисленные авторы сказок.

Но жизнь не сказка, а мы не судьи.

БОЛЬ

Он вышел из дому и не вернулся. За спиной осталась прошлая и, как ему всегда казалось, надежная жизнь, о которой он мгновенно перестал жалеть. За захлопнувшейся дверью панельного дома, в котором он проживал, остались дети, внуки и нажитый скарб, сопровождавшие его по жизни там, дапеко–далеко, вне сегодня. Ему сегодня исполнилось восемьдесят. Круглая, никому не нужная дата в его промелькнувшей как миг, скоротечной и бесконечной космической суете. Раннее утро золотило восходящим солнцем траву и облака, висящие над ним. Они были так близко и так далеко. Ему казалось, что стоило лишь протянуть руку и можно коснуться их мягких боков. Но он не смог это сделать. Эфемерность и невозможность погладить облака слегка успокоили его. Отпустила резкая боль в груди, прямо под сердцем, и он опустил руку гладящую грудь, вниз, на бедро. Остановился, переводя дыхание и снова побрел в неизвестность. Рядом с ним, бесформенным туманным облачком брело существо, невидимое никому, кроме него. Это была его спутница, его боль, которая с годами становилась все больше и больше, и все нахальнее. Присел на разломанный фанерный ящик, брошенный и забытый грузчиками в углу дворика, и вытянул уставшие ноги. Соседний двор, среди многоэтажных строений, был тих. Еще не витали в воздухе визгливые голоса детей, забрасывающих друг — друга песком. Еще не порхали в небе голуби, ожидающие хлебных крошек, рассыпаных под окнами сердобольными старушками, от оставшегося обеда. Еще не слышались крики дворников, поднимающих шорохом метел дворовую пыль. В сонной, утренней тишине двора, еще не раздавались привычные звуки текущей мимо жизни. Сидя на ящике, он продолжил мысленно начатый разговор с Болью. Она напоминала ему о неправильно прожитой жизни, а он усмехался. Ну да, все так и есть. Вспоминались бесконечные упреки жены и недовольство детей. Окрики начальства и хамство инспекторов различных служб, в которые обращался, для восстановления справедливости. Память подсказывала ему о хитрых улыбках завистников, о пасквилях и оговоров в его адрес, о плевках в спину родных и близких друзей, и ему даже показалось, что листики его жизни исписаны сплошным черным цветом, и нет ни одной цветной картинки на этих страничках его судьбы, оставшейся в далеком прошлом. Сидящая рядом боль ласково обнимала его, стискивая сердце и на миг, ему показалось, что нет более близкого существа, находящегося с ним бок о бок. Она превращала его мозг в видения, как кадры из кинофильма его прошедшей жизни, и эта реальность очень беспокоила и тревожила душу. Вот он делает свои первые шаги, падая и плача, а мать подхватывает его тело и он взмывает высоко над полом, падая в ее объятия, к теплой и ласковой груди. А вот и школьные товарищи. Пробежали мимо, скрывшись за углом дома, и ему захотелось бежать за ними на пустырь, где вот-вот должна начаться футбольная встреча с соседскими пацанами. Протопал взвод его армейских сослуживцев, блеснув на прощание касками и штыками автоматов. Пробежали студенты его группы, сдавшие выпускные экзамены, махая корочками дипломов. Он знал, что там, за поворотом они ждут его, чтобы отметить это историческое для него событие. А вот и коллеги по работе, почему-то молча выглядывают из распахнутых окон дома, в котором не проживают. Уж это он точно знал. Молча захлопнули окна. Жена и дети, выглянув из-за угла дома, что-то крикнули ему, потрясая маленькими сжатыми кулачками, и спрятались, больше не выглядывая. И наступила мертвая тишина, и мрак сегодняшней жизни окутал его разум. Боль, сидящая рядом, пошевелилась, и снова прижалась к нему, как ненавистная женщина, от которой освободиться он уже не мог. Она стала его неделимой частью, к которой, от безысходности, он уже привык. Достал из бокового кармана маленькую фляжку и сделал глоток. Сладко выдохнул, и боль мгновенно отодвинулась от него. Она ненавидела запах алкоголя. Он это знал и криво усмехнулся. Коньяк успокоил и начал приводить мысли в порядок. Почему он ушел из дому? Потому, что каждое живое существо чувствует переход в мир иной, и он это тоже почувствовал. Привиделись вигвамы, и цепочка стариков индейцев и морщинистых скво, уходящих из лагеря, оставляя молодым еду и жизнь. И сидящая рядом спутница, бесформенная боль, тоже знала об этом, поэтому, наверное, хотела насладиться общением с ним в одиночестве, что бы никто кроме нее не овладел принадлежащей ей, и только ей, этим телом. Он, мысленно, возвращался в свое бесконечное одиночество, из которого, когда-то, возник. Привалился спиной к стене дома и задремал, в нелепой позе, держась рукой за уставшее сердце. Где и увидела его дворничиха, соседка по дому, которая подрабатывала в соседнем ЖЭКе. Метнулась в контору и вызвала по телефону скорую помощь.

Заскрипела тормозами карета скорой помощи, и седой врач, вышедший из машины, подошел к нему. Окружавшее старика облачко бестелесного тумана хлопнуло и растворилось в воздухе. Привычным движением врач взял недвижимую руку старика, ощупал пульс и вздохнул, сняв с себя белый врачебный колпак. Санитары забрали неподвижное тело, лязгнули закрывшейся дверью автомобиля, и машина скрылась за поворотом многоэтажного дома, оставив после себя во дворе горькие запахи выхлопных газов работающего мотора, громкие звуки просыпающего дома, и будущее, бесконечное продолжение жизни в опустевшем на время дворике, но уже без старика и его подруги — Боли, которая, расставшись с телом старика, молча побрела в никуда, не оглядываясь, на поиски новой жертвы.

НАЧАЛО

Еще в далеком детстве мелькнула у меня мысль написать роман. Да такой, как у Толстого, что бы прочитавшие его, ахнули. А было это в семилетнем возрасте. Составил план действий, еще не зная о чем же буду писать, какая тема посетит мою маленькую, но умную головку. Сшил пять школьных тетрадок в стопку и промыл стальные перья, применявшиеся в то время, так как шариковых ручек еще и в помине небыло. Развел в бутылочке фиолетовые чернила, заполнил чернильницу — невыливайку, и разложив все это в беседке на столе — задумался, о чем же будет этот роман. С чего начать будущий шедевр?

Залезший на стол кот опустился на хвост, задумчиво понюхал чернильницу и растянулся всей своей массой на тетрадной стопке, наверное желая помочь мне. Он лениво разглядывал муху, барахтающуюся в чернильнице, которая пыталась выползти на свет божий и снова соскальзывала в фиолетовую жидкость,.а я напряженно думал, почесывая нахмуренный лоб пальцами, с зажатой в них деревянной ручкой. Что же такое прекрасное не заметили наши классики, забыв вываять себя на несуществующем сюжете?

Спас меня от детской глупости дождь, напомнив мне о дырах в крыше беседки, через которые мокрые капли стали заливать приготовленное писательское имущество, покоробив тетрадное полотно будущих страданий человечества и боли несуществующих героев. Схватив все в охапку вместе с котом, бросился в дом, забыв на время зуд писательства, который прошел с новым утром, растрепав и так уже непричесанные детские мысли.

Я это вспомнил потому, что в уже возрасте шестидесяти лет, принес своему знакомому, знатоку по писательским делам, свой самый первый рассказ. А фабула рассказа была проста.

Харьковский метрополитен, в котором муравьями снует обеспокоенный заботами народ. Запоздалый вечер после насыщенного трудового дня. Обилие, вплоть до давки, людей и мелкие, вспыхивающие то тут, то там разговоры, к которым я невольно прислушивался. Сменялись люди на остановках и с их приходом вносились новые разговоры и нечаянные шутки, непроизвольно получающиеся в разговорах. Я их записывал, естественно, добавляя в них свои поправки, которые так и просились на бумагу.

Надо-мной двое молодых людей, повернув головы друг к другу, тихо разговаривают:

— Я такую девушку встретил и кажется по уши влюбился.

— А я предпочитаю браки по расчету.

— По расчету? Да ты женился на шестидесятилетней.

— Ага.

— У нее двое детей и три внука.

— Ага.

— У нее ни копейки за душой.

— Ага

— Да она, кажется, еше и тупа как пробка, и стерва, каких свет не видывал.

— Ну да, просчитался я маленько.

Некоторым стоящим и сидящим пассажирам не до разговоров с соседями, так как или дремают, или читают, пряча свои лица за книжки и газеты. Вот так и мелькнула мысль, что газета — это портативная ширма, за которой прячется мужчина, сидящий в метро или трамвае, от стоящей рядом женщины.

А я прислушиваюсь к диалогам слева и справа, впереди и сзади.

Молодая пара шепотом:

— Сын подрос, надо его куда-нибудь отдать.

— Давай в музыкальную школу.

— Нет, это пианино покупать надо, ноты, дорого.

— Тогда в футбол.

— Нет, это бутсы покупать надо, мяч, дорого.

— Может в балет?

— Нет, это ему пуанты покупать, колготки всякие, дорого.

Слушай, зачем мы вообще ребенка заводили?

— Ну, ты же сам сказал, зачем еще эти презервативы покупать, дорого.

А чуть дальше два приятеля:

— Серега, ну как, освоил гитару?

— Нет.

— А что так.

— Да вот не могу понять, у меня пять пальцев, а струн шесть.

— Да-а-а, представь, какие монстры на пианино играют.

Двое пожилых мужиков беседуют о своих семьях и вдруг слышу:

— Василий, а пошли вечером на рыбалку.

— Не пойду.

— Почему.

— А мне жена дома пить разрешает.

— Девушка у вас такие красивые…

— Это силикон, мужчина.

Через толпу протискивается мужик и раздает листовки. Люди их хватают, на шару ведь, а затем возгласы:

— Так здесь почти ничего не написано.

— А чего зря писать, и так все ясно, а мне от заказчика — копейка.

А за спиной студены продолжают разговор:

— Не переживай, если выгонят из института — сдашь бутылки и поступишь на платное отделение.

— А тебе не надоели эти смс разводы?

— Да знаю. Встречай новую мобильную игру — антилохотрон.

— а ты отправь сообщение- «я не лох», на номер 10100,

чем больше сообщений — тем круче ты не лох.

Из динамика несется:

— Уважаемые пассажиры! Уступайте места пассажирам пожилого возраста.

Громкий голос с сиденья добавляет:

— Этим вы сэкономите себе нервы.

Назойливый мужичок десять минут подряд рассказывает мне о психологии женщин и вдруг выдает перл:

— Все женщины хотят не просто их слушать, они нас просят им помочь понять, о чем с нами говорят.

К моей спине прижались две девушки:

— Дорогая. Говорю тебе. Маска для лица. Берется квашенная капуста, укладывается на тарелочку, поливается маслицем. Размешивается…

Чей-то мужской голос рядом добавляет:

— Капуста сьедается… лицо свежеет и улыбается.

Они не обращая внимание продолжают:

— Я так счастлива — у меня двое парней, один такой замечательный, красивый, чуткий, заботливый

— А зачем тебе второй?

— Ох, зато второй не гей.

Новая порция людей втискивается в вагон.

— Представляешь, он подарил розу и ушел, сказав, что прийдет, когда она завянет.

— Ах, как это романтично.

Чувствую, что народ вокруг включается в говорилки:

— Ага, только роза искусственная.

Две симпатичные крашенные белявки, наверное актрисы:

— Как там у Шекспира — быть или не быть.

— Дура, какой еще Шекспир, Гамлет это.

— А, ну да, точно.

— А когда опустился занавес, зал взорвался аплодисментами.

— Ну и что же там было нарисовано на занавесе?

Недалеко от меня, кажется, два старых врача, один из них в пенсне, смотрит сверху очков:

— У меня был больной, который по всем прогнозам должен был умереть 10 лет назад, а он еще жив.

— Да, такое бывает, это еще раз доказывает, что когда больной действительно хочет жить, медицина бессильна.

Еще одна порция народа втискивается в вагон:

— Чего грустный, что произошло.

— Да встречал жену на вокзале, а она не приехала, боюсь, что она дома еще со вчерашнего дня.

Маленькая девочка, сидя рядом с мамой, читает какую-то книжку, что-то лепечет себе под нос и спрашивает у мамы:

— Ма, ну ма, что здесь написано.

— Прочитай сама.

— Я не умею.

Сосед, глядя на юное существо, выдает:

— Вот это новости! Женщине уже пять лет, а она читать не умеет… Кто же тебя такую замуж возьмет?

Две подружки, видимо продолжая давно начатый спор, а может быть из чувства ревности по отношению друг к другу, со злостью, но тихо кусаются. Толстая начинает первой:

— Посмотрев на тебя, можно подумать, что в стране голод.

На что худая, с сарказмом отвечает:

— А посмотреть на тебя, можно подумать, что ты этому причина.

Подвыпившие мужики рядом продолжают разговор о даче, на которую ездить не желают по разным причинам:

— Почему ты больше не выращиваешь огурцы на своей даче?

— А они у меня получаются хуже магазинных — несоленые, к тому же еще и без банок.

— А ты чего вечером делаешь?

— Ничего, только я пить бросил.

А ты водку пьешь?

— а есть?

— да нет, это я так, в принципе.

— а-а-а…в принципе не пью.

Сразу же вспомнился анекдот из шестидесятых.

Приезжает в Москву грузин и спарашивает у прохожего:

— дарагой, где тут магазин Принцип?

— нет такого магазина.

— как нет, смотри газета «Правда», тут написана, что у нас, в принципе, все есть.

Слева отголоски подобных разговоров, а все темы ведут к алкоголю:

— Чем ты очки протираешь.

— Тряпочкой.

— И я тряпочкой.

— А чем тряпочку смачиваешь?

— Ничем, просто дышу на стекла.

— И я дышу, но как-то слабо помогает.

— А что ты пьешь?

Справа от меня сидит мужичек, в драбадан пьяный, но еще слегка соображающий. Его голова дергается то назад, то вперед, то засыпая, то просыпаясь, однако, реагирует на внешние шумы., постоянно вздрагивая на информационные сообщения.

Через несколько остановок открываются двери и из динамика доносится — Студенческая, следующая Героев Труда. Пьяный мужик, забыв где находится, но слыша название своей станции, не видя за спинами людей двери, истошно кричит:

— Водитель, открой заднюю дверь!

Это и моя остановка. Толпа выбрасывает нас из вагона. Состав с мягким гудением ринулся в темноту подземелья и скрылся в черноте, мигнув на прощанье исчезающими фонарями заднего вагона. Я иду домой.

За моей спиной захлопывается дверь метрополитена.

Знакомый, прочитав мой короткий рассказик, вздохнул и не торопясь, сказал:

— Это полная чушь. Но если эти разговоры в вагонах ты издашь как отдельные анекдоты, то они несомненно найдут своего читателя. Пожалуй, вот и все, что могу тебе посоветовать.

Но я не стал превращать свои наблюдения в сборник анекдотов и вручаю рассказик вам, что бы узнать и ваше мнение. А возвращаясь к началу повествования, вдруг вспомнил, что ручек со стальными перьями уже давно не выпускают, а фиолетовые чернила заменили шариковые ручки, да и стопки школьных тетрадей превратились в замечательный комп, стоящий в квартире и уже не боящегося дождей, льющихся за окном. Вот это и есть мое творческое начало и не состоявшийся шедевр мировой классики. Но я об этом нисколько не жалею. Первый блин комом. Но я еще, когда-нибудь, такое напишу, что…

ШУТКА

На старости лет я впервые попробовал войти в интернет. Был полон любопытства и страха одновременно. Для меня, семидесятилетнего старика, это оказалось. сущим наказанием. Дня три, как чайник, я потратил, чтобы открыть свой логин, путаясь в паролях и именах. А затем еще дня три, что бы попытаться найти нужный майл, форум и, соответственно, друзей в них.

И вот оно, событие! Я получил по интернету первое письмо! Сначала я обалдел, прочитав его, затем, ошеломленный, горя естественной жадностью, присущей всему роду человеческому, отправил ответ, в котором срочно сообщил свой почтовый адрес. Через неделю я получил второе письмо и начал догадываться о игре, проводимой в интернете, для таких лохов, как я. Но поскольку чувство юмора в семьдесят лет я еще не потерял, то предлагаю и вам включиться в эту игру, проявив в ней свои сарказм, юмор и сатиру.

Итак. Вперед!

rekushev@meil.ru (мир друзей)

Уважаемый Евгений,

Меня зовут г-н Найджел Эванс (эсквайр), я Юридический представитель старшего адвоката, международной юридической практики и частного менеджера на моего покойного клиента. В 2009 году, мой клиент по имени г-н маршал Евгений, скончался, оставив после себя наличные наследования десять миллионов долларов США ($ 10, 000, 000, 00). Мой покойный клиент и закадычный друг вырос в «Сиротский Дети Дом». У него не было семьи, ни получатель, ни близких родственников на наследство количество оставленного на

его берегу. Финансового права наследования четко позволяет умершего банка использовать свои средства, как считается нужным, должны наследования средств остается невостребованным в течение тридцати шести месяцев после смерти владельца счета. Поэтому вы связались сейчас происходит потому, что вы несете же имя, что покойный, поэтому я могу представить вас как бенефициар ближайших родственников моего покойного клиента.

Это 100% процентов правовых, как покойный юрист, закон говорит, что я последнее слово о том, кто является бенефициаром умершего недвижимости. Если вы заинтересованы в этом предложении, и вы готовы, чтобы сохранить это положение в полной конфиденциальности и доверия, то свяжитесь со мной сразу, через мой личной почте и мы можем работать в подробности, и вопрос о вашей-компенсации.

Спасибо

Г-н Найджел Эванс (эсквайр).

Господину Эвансу Найджелу

Уважаемый господин Эванс.

Я заинтересовался Вашим предложением. И, хотя ничего конкретного из Вашего письма не понял, однако, понимая конфиденциальность предложения, сообщаю свой почтовый адрес. Украина, город Харьков, 61168,

улица Академика Павлова, дом 311 А, квартира 60.

Рекушев Евгений Тимофеевич.

Господину Евгению Рекушеву

Дорогой друг,

Я пишу в подтверждение того, что я получил вашу почту на мою просьбу представить вам в банк в качестве следующего моего покойного клиента родственников. Я также принял во внимание, ваши взгляды на мою просьбу. И мои контакты, чтобы вы не случайно, а по доброй воле всемогущего Бога, чтобы быть сделано в нашей жизни и жизни нашей семьи. Финансового права наследования четко позволяет умершего банка использовать умершего деньги, как считают нужным, должны быть наследования деньги остаются невостребованными в течение тридцати шести месяцев после смерти владельца счета. Это 100% процентов законным. Как юрист, я знаю это.

Успех этого утверждения лежит в нашей способности работать как партнеры. Банк не знаю ни одного умершего отношения и, а отсутствие все способности в определении ближайших родственников.

Финансы фирмы будут всегда рассчитывать на мою аттестации от вашего имени в качестве ведущего. На самом деле, вы можете или не может быть связано с умершим клиента. Вы только выступать в качестве ближайших родственников, а я сделаю для тебя, все сведения, которые могут быть необходимы Банка объявлять вы бенефициаром фонда.

Я ожидаю вашего максимального сотрудничества, честности и искренности в этой сделке, поскольку, как ближайших родственников, когда фонд будет одобрено, ожидается, что Банк будет передавать его на свой директивы. Для нас работать в качестве партнеров и достижения нашей цели, я должен в первую очередь, представляем вам в банк в качестве бенефициара на наследство фонд, который будет сопровождаться официальной заявки на передачу фонда для вас. Чтобы сделать это совершенно презентации, я буду нужна ваша личная информация, чтобы вы могли появиться немного знакомы мне во время презентации упражнения.

Кроме того, информация будет полезна в поправки и исправления информации в мой файл Suite нас. Информации, возраст, пол, семейное положение, профессия, Частный номер телефона и факса, домашний адрес, адрес электронной почты и гражданстве. Я гарантирую вам, что эта сделка будет сделано в сердечной вопрос такой, что наша позиция и профессии будут защищены во время и после претензии.

Фонд не является ни твоя, ни моя. Это всего лишь было обусловлено обстоятельствами. Ваше вознаграждение за участие в этой сделке составляет 39%, 6% будет отведено взять на себя все расходы, которые могут возникнуть в процессе передачи фонда.

Я надеюсь, вы сможете оценить это предложение, как я взял многое во внимание, прежде чем я предложил вам процент.

Я надеюсь, чтобы получить информацию, чтобы позволить мне перейти в банк и делать презентации, после этого, что я буду готовить и посылать к вам, приложение, которое будет представлять в Банк. Вы можете позвонить мне через этот номер, если вам нужно больше разъяснений по этому вопросу +228 089 5762 или 00 228 089 5762. Вы можете задать вопрос, касающийся области вы не прекрасно понимают. Я буду с нетерпением жду услышать от вас скоро,

Найджел Эванс ESQ (Высший Адвокат)

Мэтр Лоусон Л. Джордж юридической фирмы.

Адрес: BP 443, Ломе, Блок Synodal1, Rue Jokmake

Ломе — Африка Того Уэст

Скажите: +228 089 5762

Эсквайру Найджелу Эвансу

Уважаемый господин Эванс.

Сообщая в первом письме Вам свой почтовый адрес, искренне надеюсь, что мой вклад, отосланный Вами вчера, в размере $5.000.000,00, (всю свою тысячелетнюю пенсию, заработанную в Украине), будет получен Вами. Этим вкладом Ваш Фонд разрешит все сомнения относительно моего имени –Евгений, и позволит разделить полученные Вами денежные суммы, между мной, наследником, в чем я уже не сомневаюсь, и Вами, которые находятся в банке Африканской страны, под Вашим присмотром. К большому сожалению в Ломе выехать не смогу, т.к. все свои денежные средства, заработанные в Украине пенсионным содержанием, передал Вам, оставив на руках лишь три гривны 40 коп., на буханку хлеба. На разговоры по мобилке моей пенсии явно не хватает, а до следующей пенсии еще очень далеко. Но искренне надеюсь, что «папины» деньги, — 50% — $5.000.000,00 Вы мне обязательно вышлете по адресу, указанному конфидециально в моем первом письме.

P.S. Надеюсь, что если наше дело не выгорит, Вы вернете мне хотя бы половину моей пенсии, полученнную в Украине за тысячу лет и отосланную Вам за Ваши труды и участие в этом привлекательном деле.

С уважением, Е. Рекушев.

Поставив точку, с облегчением вздохнул над этой шуткой и открыл следующее письмо, пришедшее на мой адрес в интернете.

Ба! По экрану монитора пробежали знакомые уже фразы, на ломаном тюрском языке. Не могу не привести этот текст.

22 октября 2011, 14:02 от St Akin <stakinn@mail.ru>:

> Уважаемый Евгений,

>

> Я пишу в подтверждение того, что я получил почту над моей просьбой предоставить вам банк, как мой покойный клиента ближайших родственников. Я также приняты во внимание, Ваши взгляды на мою просьбу.

>

> Успех этого требования лежит в нашей способности работать в качестве партнеров. Банк не знаю ни одного умершего отношения и так же отсутствие способности каждого в определении ближайших родственников. Финансы Фирма всегда будет полагаться на мою аттестацию от вашего имени в качестве ведущего. На самом деле, вы можете или не может быть связано с умершим клиента. Вы только выступать в качестве ближайших родственников, а я сделаю для вас, всю информацию / документы, которые могут быть необходимы Банка объявлять вы бенефициаром фонда. Я ожидаю вашего максимального сотрудничества, честности и искренности в этой транзакции, так как ближайшие родственники, когда-то thefund будет одобрено, ожидается, что банк будет передавать его на свой директив.

> Для нас работать в качестве партнеров и добиться своей цели, я должен в первую очередь, представляем вам в банк в качестве выгодоприобретателя от наследства фонд, который будет сопровождаться официальной заявки на передачу фонда к вам. Для этого идеально презентации, мне понадобится ваша личная информация, чтобы вы могли появиться немного знакомы мне во время презентации упражнений. Кроме того, информация будет полезна в поправки и исправления информации в мой файл пакета с нами. Информации; ваше полное имя, возраст, пол, семейное положение, профессия частный номер телефона и факса, адрес и гражданство. Я гарантирую вам, что эта сделка будет сделано в сердечной вещества, например, что наша позиция и профессии будут защищены во время и после претензии.

> Фонд не является ни вашим, ни моим. Прошло всего обусловлено обстоятельством. Ваше вознаграждение за участие в этой сделке составляет 45%, я думаю, вы по достоинству оценят это предложение, как я взял многое во внимание прежде, чем я предложил вам процент.

> Я надеюсь, чтобы получить информацию, которая позволит мне перейти к берегу и сделать презентацию, после этого, что я буду готовить и отправлять к вам, приложение, которое будет представлено в Банке.

Вы можете называть меня через этот номер, если вам нужно больше разъяснений по этому вопросу +228 90 613 402 Помните, что вы должны добавить к числам, международные набрать в вашей стране из кода при наборе номера моей части. Вы можете задать вопрос по поводу область, которую вы не вполне понимаете.

> Мой уважением.

> Стивен Akin

Ну конечно же, я тут же отослал этому господину ответ:

Господин Акин!

Успех нашей сделки будет зависеть от количества банкнот, переведенных авансом почтовым переводом по адресу: Харьков, ул. Академика Павлова, д. №311 А, кв. 60, Рекушеву Евгению Тимофеевичу.

Количество зеленых банкнот, в евро или в долларах, не должно быть ниже 3-х нулей. С громадным нетерпением

ожидаю первой денежной ласточки в мой очень тощий кошелек. Надеюсь, ощутив запах этих ценных бумажек, я стану безумно добрым и ласковым, и приму любые фантапредложения. С уважением и надеждой, ваш Рекушев.

Выкурив сигаретку, я уже готов был выключить компъютер, как на экране монитора возникло новое письмо.

24 октября 2011, 14:34 от St Akin <stakinn@mail.ru>:

Уважаемый Евгений,

Как вы сегодня? Я надеюсь, что хорошо.

Уважаемый Евгений,

Я пишу в подтверждение того, что я получил почту над моей просьбой предоставить вам банк, как мой покойный клиента ближайших родственников. Я также приняты во внимание, Ваши взгляды на мою просьбу.

Фонд не является ни вашим, ни моим. Прошло всего обусловлено обстоятельством. Ваше вознаграждение за участие в этой сделке составляет 45%, я думаю, вы по достоинству оценят это предложение, как я взял многое во внимание прежде, чем я предложил вам процент.

Я надеюсь, чтобы получить информацию, которая позволит мне перейти к берегу и сделать презентацию, после этого, что я буду готовить и отправлять к вам, приложение, которое будет представлено в Банке. Вы можете называть меня через этот номер, если вам нужно больше разъяснений по этому вопросу +228 90 613 402 Помните, что вы должны добавить к числам, международные набрать в вашей стране из кода при наборе номера моей части. Вы можете задать вопрос по поводу область, которую вы не вполне понимаете.

Мой уважением.

Стивен Akin.

Информация есть; Ваше полное имя, возраст, пол, семейное положение, профессия частный номер телефона и факса, адрес и гражданство.

Я гарантирую вам, что эта сделка будет сделано в сердечной вещества, например, что наша позиция и профессии будут защищены во время и после претензии.

Спасибо,

Стивен Akin

1. вам не показалось странным, что письма почти схожи?

2. номера телефонов разнятся, хотя специфика писем единообразна.

3. суть писем, да и слог, одинаковы, хотя клички юмористов различны.

Тем не менее я направил Акину свой ответ:

уважайм мистер сквайр, я хотель писать мой письмо вам,

одноко денег мой нет. а некарашой почтайт меня посылать к ваша мать. я к ней хадить но не нашел. На почта мне сказать, она рожать еще такой брата как вы. присылайт мой денег до встребований и я вам скоро написяй, сквайр ломброзо.

еуген рекушев, экссквайр

И все равно, томимый жадностью от запаха сыра, вложенного в эти письма, я ночи напролет теперь ожидаю с нетерпением прихода почтальона, «с толстой сумкой на ремне», наполненной купюрами зеленого и розового цветов, на которых отпечатаны фотографии известнейших президентов и видов зданий, мощных строений в далеких и недосягаемых для меня странах. Где ты, жалкий Мавроди, со своей пирамидой, которую уважаемый мной Я. Перельман, в своей книге «занимательная математика» описывал как мировую аферу, еще аж в пятидесятых годах. Куда подевались знания людей?

Завершая свой рассказик, на всякий случай сообщаю, что письма г-на Найджела и Стива Акина приведены полностью, с сохранением орфографии, синтаксиса и пр. Адреса и номера телефонов приведены без ошибок. Так что если есть еще Евгении в Украине — спешите связаться с господами Найджелом Эвансом и Стивеном Акиным, чтобы передать привет своему умершему «папеньке». Авось и для вас найдется кусок хлеба, намазанный маслом и выложенным сверху куском сыра на крючке.

Шутники, юмористы и приколисты, вперед!!!

Рекушеф Еуген. Эсквайр.

ФИЛОСОФИЯ

Я не прошу о снисхождении к написанному. Скользящие мысли, с которыми и сам не всегда в ладу, приходят внезапно. Осколки исторического времени иногда позволяют нам склеить из них несколько странный букет размышлений. Все, ниже высказанное мною, на первых взгляд — бред. Но, к сожалению, у меня уже нет времени, чтобы все разделить на группы, разложить по полочкам, чтобы каждую группу данных основательно осмыслить и представить вам в виде отдельных статей. Да и ни к чему все это. Прошу простить меня за непоследовательность. Я пытался сделать выбор: или полностью оправдать свои мысли и действия против насильственных мафиозных организаций, в виде исполнительной и руководящей власти и пр., или осудить самого себя.

В любой половинчатости решения есть ложь, равно оскорбительная и для общества людей, живущих на нашей планете, и для меня, этакого судьи. Ведь на весах истории взвещивается не только судьба одного человека, а и человечества в целом. Я попытался взвесить на них право человечества на зашиту своего будущего, своей судьбы, то есть право на необходимую оборону против угрозы неизбежного мафиозного насилия. Когда-нибудь я возвращусь основательно к этим мыслям и попытаюсь представить их для понимания в удобном для вас виде.

История осуждала любые насильственные действия стран, несущих беды и разруху. Совсем недавно были доказаны преступные намерения коммунистов, и общество как буд-то тоже осудило эту организацию, и их членов. Поэтому, мне не надо доказывать существование реальной угрозы для граждан Украины, идущей сегодня уже от регионалов, и доказывать также то, что так хорошо было доказано несколько лет тому назад, а именно — националистической оранжевой революцией. В случае захвата власти голубыми регионалами произойдут такие же необратимые и непоправимые процессы, которые навсегда уничтожат всякие надежды на восстановление демократии, прав человека и его безопасности. Все это уже было в 17-м году. Коммунистам инкриминировали нарушение действующих законов, нечеловеческую жестокость, которую они проявили по отношению к человечеству, а так же самих членов организации красных, застигнутых нами на месте их преступной деятельности. Они не отрицали этого в процессе анализа, не отрицают это и сейчас, не испытывая, ни чувства сожаления о совершенном, ни тем более раскаяния. Если бы надо было начать все с начала, они поступали бы в точности так же. Такое же ожидает в будущем и нас.

Изначальным условием первичной модели распада империализма был приход к власти коммунистов. Далее модель развивалась сама, по закону выбора наиболее вероятного пути с точки зрения силы и демагогии. Не будучи связан с коммунистами, я сам был участником событий, описанных в своей книге «осколок истории», как бы на себе испытал все то, что испытали родные, друзья, соседи и знакомые. Поставив меня в условия той жизни, они добивались, что бы я непосредственно и полностью прочувствовал боль и унижение, страдания и муки осознания безысходности и тупика, к чему шло общество. Хотя, с социальной точки зрения, это было утопически красиво.

Но только прочувствовав все это, я понял, что никакая жестокость не будет чрезмерной для предотвращения небывалого насилия над человечеством, небывалого во всей его многотысячелетней истории. Да. Все это трудно отрицать. Такую же жестокость проявил бы каждый человек по отношению к зверю, который приготовился впиться в горло его близкому: жене, отцу, брату, сестре, ребенку. Разве рассуждали бы мы о том, какое оружие можно, а какое нельзя применить, каким способом можно его убить, а каким нельзя? Допустимо ли тратить время на благочестивые размышления, когда зверь уже приготовился к прыжку и мгновение спустя вонзит клыки в горло жертвы? В такой же ситуации находилось общество. У нас, у всех бесправных и честных, не оставалось времени ждать принятия законов против мафии, которые дали бы эффективный результат. Мафия успела бы сделать переворот. Она всегда готова к нему и, если бы мы, народ, колебались и медлили, сейчас уже обсуждался бы вопрос о введении голубой селекции, как и в Германии, и подавлении всех демократических основ общества. В то время медлить было нельзя. Я сомневаюсь также и в том, что в данной ситуации удалось бы ввести чрезвычайное положение и объявить мафию вне закона. Более того, введение чрезвычайного положения было бы неверным шагом, и само по себе содержало бы угрозу демократии, так как наделяло бы исполнительную власть неограниченными полномочиями, которые можно было использовать не только против мафии, но и самой демократии. Так и случилось.

Мафиози проникли в верхи правительственных органов и самого парламента. Разве это мало о чем говорит? Мы потеряли время, и могли бы потерять и демократию.

Извечная ошибка всех основателей так называемых прогрессивных диктатур заключается в том, что расчет делается на воображаемую идеальность людей, которые будут осуществлять эту диктатуру. Но основатели забывают, что мораль определяется социальными условиями среды, и коль скоро человек получает неограниченную власть, он выходит из этих социальных условий и, став вне социальности, становится вне морали. К сожалению, история имеет много тому трагических примеров, когда, казалось, самое прогрессивное движение вырождалось в правящую мафию, после чего диктатура служила уже не достижению поставленной цели, а сохранение во что бы-то ни стало власти мафии.

Происходящее сегодня — есть закономерный ответ любой здоровой самоорганизующей системы, каковой и является человеческое общество. Юридическая сторона вопроса намного болезненнее. Испокон веков юристы признавали право человека на самооборону. Право совершить насилие против насильника. В 18—19 веках это право распространялось на нации и народы. Перевороты и революции, которые потом приводили к изначальной позиции. Спекулируя этим правом, фашизм мог объявить любое, спровоцированное им самим же действие, носившее характер самообороны всего человечества как целого, покушением на сувернитет нации. Надо ли говорить, что в условиях диктатуры правящей мафии, захватившая в свое безраздельное пользование все средства массовой информации, самым беспардонным способом выдавала свое мнение — за мнение нации, свои интересы — за интересы всего изнасилованного ею народа. Концлагеря, тюрьмы, газовые камеры, виселицы, массовые расстрелы, принудительный труд и рабство — все, что объявлялось внутренним делом государства, естественно представленного на международном форуме правящей кликой. Люди, которые считали должным прийти на помощь избиваемой женщине, даже если истязателем ее был собственный супруг, стыдливо отворачивались, когда истязанию подвергалась вся нация. В начале 20-го века над Европой густым туманом стелился дым из труб крематориев, в которых сжигали трупы замученных фашизмом людей. Однако у политиков как буд-то притупилось обоняние. Им не пахло. И только тогда, когда фашизм обрушил свою мощь на соседей, люди стали постепенно, не сразу, понимать, что насилие, совершаемое мафией над своим народом, неизбежно приводит к насилию над соседями. Такая трансформация сознания затянулась на целое столетие.

Хочу напомнить вам, как происходила трансформация общечеловеческого правосознания. Если угроза установления фашистского режима исходила от достаточно сильной державы, человечество замирало в страхе, потом начинало принимать контрмеры, ставя такую державу перед выбором, либо изменить режим, либо подвергнуться бойкоту и изоляции. Если фашизм приходил к власти в малом государстве, ограничивались чаще всего словесными осуждениями. Банды Пол Пота смогли уничтожить чуть ли не половину населения своей страны. Зверства и садизм. Солдаты саперными лопатками рубили головы школьникам. Все это осуждалось… Словесно. Но стоило соседу ввести свои войска, чтобы спасти братский народ от уничтожения и геноцида, как державы, которые гордились демократичностью, подняли крик о вмешательстве во внутренние дела и агрессии. О чем это говорит? О том, что в начале 20-го столетия человечество еще не воспринимало себя как единый организм. Это был не организм, а колония организмов. Но уже тогда вызревали процессы интеграции человечества в единое целое. Постепенно начались разумные и последовательные диалоги великих и малых держав. Однако за диалогами — парадоксальные действия… Сегодняшний пример — Чечня. Как известно, количественные накопления переходят в качество. То есть — количество для своего объединения требует нового качества. Применительно к организации человечества оно возникает тогда, когда роль объединяющего фактора начинает играть не насилие, а взаимопонимание. Новая система признает только один вид насилия — насилие против насильника. Причем, такое насилие, учитывая новое качество, должно применяться достаточно быстро, без промедления. Пример — Россия, Абхазия и Грузия. В ином случае мы будем иметь либо распад системы, либо еще хуже, трансформированию ее в гигантский концлагерь. Принцип — насилие против насилия, заложен в генетическую программу развития человечества, и именно он не позволил создать всемирную державу, основанную на насилии. Примером может послужить как распад римскй империи, так и распад СССР. То есть в минуту смертельной опасности человечество прибегало к защитному насилию, не позволяя объединить себя на старой качественной основе. Вот вам и СНГ…

Новое качество объединения человечества в единую систему на основе взаимопонимания возникает тогда, когда появляется возможность широкого взаимоинформирования. С развитием средств массовой информации растет и взаимопонимание.

На мой взгляд цивилизация имеет три различных варианта:

— цивилизация биологическая — характеризуется биологическим и социальным благополучием и неблагополучием техническим. Ее народ счастлив и богат теми дарами, которые ему дает природа. Но он беззащитен перед лицом внешней агрессии. Он никогда не выйдет в космос.

— Цивилизация с социальным неблагополучием. Это по сути фашистская организация. Она технически высоко развита. Биологическое благополучие, может быть относительное, достигается жестким вмешательством государства в частную жизнь, селекцией, уничтожением генетически больных людей. Эта цивилизация осуждена на самоуничтожение.

— Цивилизация человеческая. Характеризуется высоким уровнем технического развития и удовлетворительным уровнем развития социального.

Однако, чтобы выживать и развиваться далее, необходимо пройти четвертый вариант развития, когда техническое и социальное благополучие сочетаются с благополучием биологичестким. Причем мы должны взять за аксиому, что вмешательство государства в личную жизнь всегда приводит к потере приобретенных социальных ценностей и чревато злоупотреблениями со стороны властей, не говоря уже о том, что в этом случае мы должны спуститься по уровню социального развития до введения вновь постоянной исполнительной мафиозной власти, то есть снова стать на путь объединения при помощи любого вида насилия.

Нетрудно понять, что в этом случае начнется цепная реакция регрессивного социального процесса и мы вернемся к исходному положению. Следовательно, государство не может вмешиваться в вопросы личной жизни и принимать по ним решения. У человечества уже был горький опыт попытки решить вопросы генетического благополучия государственным вмешательством. Это привело к расизму. Подавление естественного отбора вмешательством в генетику и медицинским спасением человека, получаем генетическое искривление природы жизни. Возникает острое противоречие, которое разрешится уже не может. Однако с позиции социального гуманизма человечество не может действовать иначе. Напомню Спарту и уничтожение уродов, сбрасываемых со скалы. Тогда они попытались путем просвещения, повышения всеобщей культуры убедить самих спасаемых обществом людей отказаться от производства негодного потомства. Но и это безуспешно и понятно почему. Генетическая полноценность сочеталась с умственной отсталостью. И именно те группы населения, оставлять которые было крайне нежелательно, размножались наиболее интенсивно. В результате мы пришли к социальному неравенству. А все потому, что шли против закона природы, или пытались ее обмануть, обойти, а не грамотно использовать. Вот откуда эгоизм правящей верхушки, стремящейся в первую очередь думать о своем клане, семье и карманах. А естественный отбор, хотим ли мы этого или не хотим, нравится он нам или нет, является основным законом биологического развития, и нарушение его неизбежно приводит к подрыву биологических основ всего вида. Вопрос только лишь в том, как снова включить его в действие, не подрывая одновременно социальности человека, сделать так, что бы биологический закон работал синхронно с законом социального развития. Разве не является биологический закон этой базой, на которой получили развитие и социальные законы? Ведь человек возник вначале как качественно новый биологический вид с развитым мозгом, а потом уже он стал социальным, именно благодаря своему мозгу. Подорвав биологическую базу, мы подрываем и социальную,.или наоборот, укрепив эту базу, не создадим ли мы условия для быстрого социального развития?

Однако, избавив мир от одной селекции, приносим другую. В первом случае селекция совершается насильственно, в интересах кучки подонков, вторая добровольно всем человечеством (громадой) и от каждого человека зависит решение, принимать это действие за основу, или нет. Это касается в первую очередь национального вопроса. Украинизация из-под палки. Но это уже было в вопросах о разделении на восток и запад.

К сожалению один индивидум не может изменить действующий процесс, а громаде все равно, какая мафиозная структура прийдет к власти и какую законодательную базу внедрит в поведение общества, чтобы защитить себя и свой клан от посягательств недовольной толпы. Что и подтверждается сегодняшними событиями. Все то, что происходит сегодня в политическом плане. Остается лишь сетовать на происходящее и проливать буквами свои слезы, так и не осознав происходящее…

P.S. Еще раз хочу напомнить вам, что мои разрозненные мысли, не причесанные и не приглаженные, когда-нибудь заставят и вас подумать о своей роли в ходе развития нашего биологического вида — человечества. А что же делать, спросите