Оглавление

Первая часть произведения посвящается моей Бабушке.

Твоя поддержка очень много значит для меня.

Пролог. Рождение

Если вы родились в семье, на гербе которой написан один из тех девизов, что часто встречаются в книгах известных философов, то вам несказанно повезло, а если же у вас и вовсе нет родословной, нет громкой фамилии, вы — никто. Казалось бы, так было всегда и везде, в любом государстве и во все времена.

Человек — единственное существо во вселенной, которое живёт для того, чтобы порабощать и властвовать. Тень его эго распространяется далеко за пределы отчего дома, а амбиции, несущиеся быстрее коня, указывают ему путь, оставляя возничему роль второго плана. Все разговоры о «всеобъемлющей человечности и безграничном милосердии, любви к ближнему и доверии» выдуманы сильными мира сего, дабы хоть как-то упорядочить хаос, и подготовить узду для своего жеребца. Находятся те, кто действительно этому следует, кто-то уходит в религию и пытается верить в то, что считает правильным, а кто-то и вовсе, величает себя богом и придумывает свои правила. Мир, о котором пойдёт речь в этой книге, некогда положил начало нашему с вами. Личности, что вершили судьбы тогда, сотни миллионов лет назад, уже давно ушли на покой. Но у прошлого длинная тень. Решения, принимаемые первыми лицами, когда зарождалась сама суть нашей реальности, прочным слоем накладывались одно на другое, основывая фундамент нового мира.

Принято считать, что современному человеку предшествовали его далекие предки — обезьяноподобные, чуть ранее по планете гордой поступью хозяев шагали гигантские ящеры, именуемые динозаврами. Однако до исполинских драконов, над Землёй властвовали микроорганизмы. Так принято считать. Но кто вам сказал, что это правда? Быть может те, кому это выгодно? Кто знает истину и хочет утаить её, продолжая пользоваться её преимуществами?

Наш мир необъятен и загадочен, он имеет множество тайн, которые человеку не постичь за столь небольшой срок, отведённый ему на самопознание. Стремясь к небу всю свою жизнь, покоряя все новые и новые вершины, он ходит, всегда склонив голову к земле. Нас постоянно терзает противоречие между телом, что приковано к материальному и мыслями, или как некоторые скажут, душой, которая всегда стремится ввысь. Увы, в современном мире, мы в значительной степени ограничены: мы не умеем разговаривать с животными, нам не подчиняются силы природы, нам нужен скафандр и ракета, чтобы вылететь за пределы родной планеты, в отличие от наших прародителей, для которых полёт в космос был таким же будничным, словно поход в магазин; для которых сон — был способом воплотить свои самые смелые фантазии, а иногда и материализовать их и узнать ответы на все свои вопросы; наши предки воздвигали громадные сооружения, понятия не имея, что такое градус и цемент — они были истинными венцами творения природы.

Все эти чудеса достигались путём применения всевозможных магических чар. А вот интенсивность и объём применяемой магии был ограничен физической и внутренней силой волшебника, — от того, насколько крепок дух мага и то, насколько твёрд он в своих намерениях, порой, зависел исход битвы. Но был один нюанс: чародеи могли применять свои способности отнюдь не бесконечно. Энергия, из которой состояли любые чары, производилась и ограничивалась миазмами. То были невидимые глазу, причудливые создания, которых видели за всю историю лишь единицы, но которые играли фундаментальную роль в производстве новых частиц энергии для применения волшебства. Миазмы воссоздавали крошечные элементы этого мира, встраивая их в саму основу, в полотно мироздания, из которого после и формировалась магия, применяемая магами.

К слову, наряду со знакомыми нам отражениями природных явлений, существовала в мире и другая магия, требовавшая несоизмеримо больше энергии, производимой миазмами. Это были так называемые Великие Силы, в немногочисленную плеяду которых входили Судьба, позволявшая повелевать роком; Мысль, дающая возможность в момент воспроизвести всё, о чём только можно подумать; Сила Энергии и Пространства проникала в основу мироздания — в мельчайшие частицы, из которых состоит всё сущее и верховодила ими как только заблагорассудится; Душа была способна воспроизводить новые формы жизни, создавать живых существ, виды и размеры которых ограничивались лишь фантазией мага; Сила Времени, являвшаяся самой желанной, позволяла не только перемещаться в любой отрезок истории, возвращать любые объекты в исходное состояние или же наоборот, увидеть и прокрутить развязку любого события до нужной точки в будущем, а так же повлиять на любое происшествие, что когда-либо происходило. На Силу Времени нельзя было повлиять привычной магией, это была абсолютная сила среди высших, и не принадлежала никому.

В первозданном виде, наш мир содержал в себе множество диковинных существ, растений и насекомых, которых мы не сумеем узреть ныне; ландшафты каждой из планет Солнечной Системы дополнялись парящими горами, гордо возвышающимися над остальной поверхностью, плотными облаками, по которым иногда можно было передвигаться и разноцветными, полупрозрачными океанами, вмещающими в себя бесчисленные подводные миры.

Нашу галактику в то время населяли два разумных вида: волшебники и люди, для которых магия была недосягаемой. Испокон веков, не зная вражды, чародей и человек помогали друг другу, делясь знаниями и опытом: волшебники позволяли тем, кто не владел магией, взбираться на самые высокие обрывы и парить с них, словно птица; они свободно перемещали людей с Луны на Юпитер, доставляли с деревень на Сатурне, до крупных полисов самой дальней планеты Солнечной Системы — Бафомета, — какие только уголки галактики не исследовали те, кто не мог задержать дыхание больше, чем на пару минут.

Каждый из адептов своего культа старался привнести в этот мир что-то, что до него казалось невозможным. Важно было признание, всенародная любовь и поддержка. Люди же в свою очередь изобрели деньги — удобный способ торговли друг с другом и производили товары, так необходимые в повседневной жизни: еда, одежда, бытовые услуги, чем щедро одаряли волшебников за проделанную работу. Повсеместно открывались школы и академии, где обучали волшебству всех, у кого были задатки владения той или иной способностью, ведь небольшая часть из числа людей, всё же могла открыть в себе способности к бесконечному множеству сил: от левитации и телекинеза, до сверхскорости, контроля за энергией и гипноза.

Наряду с магическими училищами, создавались университеты, в которых преподавались математика, биология и астрономия, — науки, созданные теми, кто всегда стремился угнаться за невозможным. Тот мир был идиллией, в которой люди и волшебники прожили, однако, недолго. Как известно, ничто не вечно: мир стремительно меняется и мы, невольно, тоже. Меняются времена, эпохи сменяют друг друга, наше сознание и декорации, что нас окружают, через пять-десять лет кажутся нам бутафорией, ведь это было так давно. И в этом уже нельзя упрекнуть природу или Богов. Мы меняем реальность вокруг нас, подстраивая её под свои нужны.

Можно годами строить дом, прибавляя к нему всё новые комнаты, облагораживать его сад, подбирая домашнюю утварь ещё добрые 10 лет, но хватит лишь одного дня, чтобы не оставить от сооружения камня на камне. Ничто не может сравниться по глупости и разрушительности с человеческой алчностью; жадность отдельного индивида снедает не только его самого, но и всех вокруг, а людской гнев, смешанный с заблуждениями и неутолимой жаждой признания — яд, от которого нет лекарства. Так уж повелось, что суть человека заключается в постоянной борьбе со своим Я. В погоне за властью и самоутверждением, мы потакаем своей гордыне и подпитываем честолюбие, опрометчиво не замечая тьму, растущую в нашем сердце, что подобно опухоли пожирает наши душу и разум.

Мирная и беззаботная жизнь закончилась тогда, когда небольшая часть огромного населения галактики, решила дерзнуть своими правами на территории, ресурсы и влияние. Немногочисленная группа волшебников, самолично нарёкших себя богами, начала обширную кампанию по уничтожению тех, кто был не согласен с верховенством магии над человеком. Узурпаторам хватило одного поколения, чтобы развиться в исполинскую паутину, окутавшую значительные территории на каждой из планет Солнечной системы.

Менее чем за десятилетие, идеология распространилась настолько, что её нельзя было искоренить, убрав деятелей, стоявших у истоков покорения человеческой расы. Волшебники, что ещё недавно ходили с людьми рука об руку, в одночасье стали их господами. Никакие технологии не помогли людям отстоять свою свободу: на каждый меч приходился маг земли, что движением зрачков мог похоронить под толщами каменных глыб сотни солдат; на каждую стрелу приходился маг воздуха, обращавший тысячи выпущенных в небо лезвий обратно во врага; каждая пушка, выставленная на шахматную доску, оборачивалась против хозяев, когда на поле боя выходил адепт стихии тьмы.

Людей в этой неравной войне испепеляли огнём, замораживали, ослепляли магией света и расщепляли стихией молнии, пока в одночасье, звуки бряцающих орудий не прекратились — сопротивление было сломлено. И вскоре, огромные кластеры магов, словно единая система с объединенным живым разумом, разделили меж собой все планеты некогда мирной галактики.

Наступили новые, тёмные времена. Родившийся в богатой семье, а это, как правило, были семьи волшебников, являлся с рождения неприкасаемым, однако, если в семье людей рождался ребенок — он был обречен всю свою жизнь работать на земле, без возможности однажды поднять голову. Людям отныне поручали самую грязную, опасную и бессмысленную работу: невольников загоняли на поля, в шахты, заставляли рубить лес и рыть глубокие кратеры в пустынных местностях, что, в сущности, являлось лишь пустой растратой рабочей силы, ведь волшебникам не было необходимости задействовать труд простых людей, — любую задачу одарённые представители элиты могли бы выполнить за мгновение.

Но чаще бессмысленной работы, несчастных ждала и куда более страшная участь: повозки, до отвала забитые узниками, отвозили в мрачное место, перед монструозностью которого трепетали и люди, и волшебники. Лес Тишины. Густой, непроходимый, заросший всевозможными дикими растениями, уже давно увядшими, в котором кипела своя особенная, никем не исследованная жизнь. Территория леса и несколько миль вокруг, на этом отдалённом острове, не принадлежали никому, потому туда свозили невольников со всей планеты.

Никто точно не знал, что творится в этом лесу. Им ужасались и восхищались, его воспевали в мифах и о нем не говорили детям. Древнее зло, что, как считалось, обитало там с самого сотворения мира, создало отчуждённую зону внутри и вокруг себя: на территории Леса Тишины не действовала никакая магия, а невидимый барьер не позволял осуществлять полёты над всей тёмной зоной. Никто и никогда не покидал этот лес, а тамошние его обитатели оставались привязанными к обители ужаса навеки. Большая часть людских общин смирилась со своей участью, так как не видела иного выхода, несогласных же ждала мучительная смерть. Может быть, настал конец человеческой расе? Иначе откуда взяться силе, способной повернуть ход войны?

Но, как правило, в мире действует закон: «Если самому себе не помочь, никто не поможет». Человеческая популяция вела счет уже не на миллионы, а на тысячи её представителей. Выжившие были сломлены, помня о страшных событиях в великой магической войне, однако человек, как и любое другое живое существо, имеет встроенный механизм, этот невидимый орган, что находится где-то в голове, который буквально обрекает его на выживание. За пределами земных государств, в тесных подземельях годами собирались невольники. Рабы имитировали свою смерть и уходили в партизанские движения, образовывая целые подпольные организации.

«Отряды Возмездия», как они сами себя именовали, вели партизанскую войну на всех участках, подвластных чародеям. И чем жестче действовало государство, тем активнее проявляли себя крестьянские отряды. Возникшая на границе двух конкурирующих империй, небольшая группа, состоявшая из крестьян, за несколько вылазок привлекла внимание мировой общественности, а вместе с тем и разнесла весть о себе, когда взорвала государственный банк главной сверхдержавы Земли того времени — Кассловара, считавшегося неприступным и запустила, тем самым, масштабный финансовый кризис, затронувший все королевства планеты.

В то время, пока волшебники выявляли несуществующего предателя в своих рядах, прогремел второй и третий взрывы, уже в соседних королевствах. Газетные заголовки пестери вестями о том, что между волшебниками разразилась полномасштабная война, а среди низших слоёв населения активно распространялась весть о существовании могущественного подпольного отряда, что вершит правосудие во имя свободы. Проблеск надежды побудил мужчин и женщин всех возрастов объединиться против общей угрозы. Повсеместно в ряды фронта освобождения вступали те, кто всё ещё был готов бороться.

Вооружаясь пиками, мечами и самодельными метательными установками, бунтовщики, обычно глубокой ночью, нападали на поместья волшебников, грабили и сжигали их, а с обитателями владений расправлялись отравленными стрелами. Люди координировали свои действия в немногочисленных подпольных штабах, которые, уже через небольшой промежуток времени, были разбросаны по всей планете. Со всей округи повстанцы сбегались к «точке», именно так именовались усадьбы именитых волшебников. Последние всегда обитали на непомерно больших, часто даже не до конца неосвоенных участках земли. Именно эта разрозненность магов и стала их уязвимостью.

На очередной ночной вылазке, целью «Отряда Возмездия» стало родовое имение семьи Шейн. В поместье обитал с десяток людей — лакеев и три волшебника: отец, мать и их пятнадцатилетняя дочь Эва, которой в будущем суждено было занять особое место при короле. Все они являлись представителями древнейшего клана адептов огненной стихии, ведущей свою родословную с первых представителей магии пламени на планете. Днём Шейны вели активную дипломатическую деятельность, а ближе к ночи встречались в родовом особняке, где ужинали, устраивали час развлечений, а затем отправлялись спать. Шейны были влиятельными фигурами в королевстве, к ним прислушивались и с ними советовались первые лица государства, однако то была семья учёных, предпочитающих исследования политике. Шейны не разделяли всеобщую позицию в отношении порабощения людей, что, однако, не уберегло их от нападения повстанцев. Группа из тридцати мужчин под покровом ночи перебралась через высокий деревянный забор. Чета Шейн уже давно легла спать, и только лишь несколько лакеев и прачек неспешно выполняли свою работу. Седовласый командир отряда раздавал указания, взяв у только что подбежавшего юноши небольшой мешочек со склянками, наполненными разноцветными жидкостями.
Молодого повстанца звали Бавен.

— Ты опоздал! — Полушёпотом разразился глава отряда. — Ты знаешь, что без яда сложность нашей миссии удваивается!

— Больше не повторится! — Поспешил оправдаться Бавен. — Я не знал маршрута, я… Заблудился.

— Вспомни, за что ты борешься! За что мы все, — оглядел старик тридцать бойцов — готовы отдать свои жизни.

Отцу юного Бавена отрубили два пальца руки за то, что мужчина встретился взглядом со сборщиком дани. Ожидать прибытия наместника было предписано, преклонив голову к земле; двигаться позволялось только тогда, когда волшебник протягивает руку за мешком с деньгами, а вставать с места — когда его фигура покидает регион.

Мужчины, женщины, их дети и пожилые люди, все были одинаково равны перед орудием смерти, ведь все они считались такой же собственностью, как мантия, стул или монета. У юного Бавена были и более веские причины для участия в «Отряде Возмездия» — отомстить за двух своих братьев, которые погибли на одной из вылазок: повстанцы, с их устаревшими орудиями и скудными знаниями о противнике, попросту не могли знать о тонкостях того, с чем имеют дело.

Волшебник водной стихии, в дом к которому бунтовщики в тот день ворвались, оказался гораздо более искусным чародеем, чем предполагалось. Солдаты отряда не учли что, как и технологии людей, так и магия властвующих постоянно улучшается. И все разговоры о неком «апогее» магической силы с каждым днем становились все громче. Магия воды уже более не была чудом, а владение ей подразумевалось как само собой разумеющееся.

Теперь, чтобы называться властителем водной стихии, необходимо было показать умение обращать воду в лед и испарять её, а так же растворять облака в небесной тверди. Сенсацией же в водной отрасли стала «общая магия жидкости», благодаря которой адепты этой стихии могли управлять абсолютно любым объектом, в котором присутствовали частички воды. Данное открытие поставило водных магов на ступень выше их современников, сделав одними из самых могущественных колдунов на Земле, ведь жидкость присутствует в клетках каждого организма.

Отряду Возмездия, что двигался в тот вечер по направлению к цели, неоткуда было знать подобное, — они были вооружены лишь копьями, луками и мечами. Первую неделю после бойни, родные погибших попросту не могли опознать тех немногих, чьи тела удалось вытащить с поля боя. Волшебники проявили в тот вечер зверскую жестокость и изуродовали тела нападавших так, что выяснить кто есть кто не представлялось возможным: у одних солдат были вывихнуты кости, словно они всегда ходили задом наперёд, у других полностью обезвожены тела, точно у скелетов, обтянутых кожей, а у третьих и вовсе не было конечностей. Братья Бавена затерялись где-то среди этих несчастных — их лица, как и лица их сотоварищей, были обезображены.

В день разгрома одной из группировок Отряда Возмездия, Бавена не отпустили на задание, — отец наказал юноше следить за беременной матерью, так как её состояние с каждым днём становилось всё хуже. И в последнее время, Бавен проводил с почти всё своё время в небольшой, покосившейся лачуге, с забитыми на зиму окнами, где когда-то ютились пятеро членов семьи. Ныне — трое. Когда наступила ночь и матушка уснула, Бавен заботливо накрыл её одеялом и до верху забил потрескавшийся камин, кое-как поджёг отсыревшие брёвна и, схватив небольшую сумку, выскочил из дома, аккуратно закрыв за собой дверь. Вскоре Бавен уже перелазил через высокий деревянный забор, чтобы попасть в сад, где бывал уже десятки раз и увидеть ту, ради которой был готов нарушить все правила.

Спрыгнув с высоты почти в два метра, Бавен едва слышно выругался, — он поцарапал ногу. Убедившись, что его не заметили, мальчик огляделся: справа и слева — громадные владения, эти обширные территории аристократов, которые они никогда не обойдут за всю свою жизнь; сзади — дикая природа, а спереди — величественный особняк.

— Ты как? Не встретил кого по пути? — Мягкий девичий голос из кустов заставил юношу встрепенуться и тот застыл на полпути к особняку.

— Вроде нет.

Бавен достал из-за пазухи припрятанные карточки с цветными картинками, которые ему некогда подарила Эва.

— На чём остановились?

— Не помню, начнём заново!

— И так каждый раз! Мы только доходим до середины, наступает утро и тебе пора уходить!

Бавен и Эва встречались в этой крохотной лачуге едва ли не каждую ночь и старались успеть как можно больше до восхода солнца.

Пока они шли рука об руку, болтая о том, о сём, солнце уже окончательно зашло за горизонт, а это значит, что у Эвы и Бавена оставалось ровно шесть часов на игру. Дойдя до охотничьего домика, друзья немедля заняли свои позиции. Задействуя силу огня, Эва осветила хибару и распространила тепло, а Бавен старательно разложил на небольшом столике небольшие картонные прямоугольнички с картинками.

— Принёс?

Вдали от всех, в этой глуши, где никто их не слышал, голос Эвы обрёл привычную ему звонкость и задор. Бавену очень нравилось слушать её, нравилось, когда она смеялась, заливаясь краской, как прикрывала тонкие губы, в моменты бурного веселья и прижималась к нему, когда провожала под утро.

Сейчас Бавен судорожно рылся в покрытой заплатками сумке и с ужасом для себя обнаружил, что забыл взять хлеб и те несколько сушённых рыбок, которые так старательно готовил к их встрече. Заметив, как Эва начала хмуриться, юноша стал усерднее искать пищу. И к их общему счастью, рыба и скомканный в ткани хлеб, оказались в самом дальнем отсеке сумки.

Бавен так старался поскорее обрадовать Эву, что не рассчитал силу и заветная еда повалилась на землю. Юноша замер, ему было так стыдно, что он не мог повернуться. Внезапно, Эва засмеялась. Несколько кусочков хлеба и рыба в мгновение ока воспарили с земли, а две, едва видимые струки воды, буквально взявшиеся из ниоткуда, сделали несколько изящных пируэтов вокруг продуктов, после чего плавно спустили их на стол. Они долго играли, почти до самого утра. Когда первые лучи солнца появились на горизонте, Бавен, зевая, неохотно привстал. — Мне пора, я совсем забыл, что сегодня мы с отцом отправляемся на охоту!

И Эва, вторя Бавену, так же зевнула. — Я обязательно заскочу завтра! Эва немного помялась на месте и сорвала близ растущий цветок.

— Только поспи сегодня хорошенько. Второй ночи без сна ни я, ни ты не вытерпим. — Щёки её налились алой краской.

Добежав до дома, Бавен застал у порога матушку, несшую авоську с овощами, он тотчас помог ей и, после того, как женщина улеглась в кровать, бросился к камину, тщетно пытаясь развести огонь из пары оставшихся дощечек.

Бледная, худая Корвеция, придерживая увесистый живот, расположилась на маленькой, обшарпанной кровати, одна ножка которой была сломана. Ей стоило больших усилий натянуть на себя одеяло. Корвеция прижалась к изголовью ложе, сжимая пожелтевшую простынь — ей было больно. Бавен же не прекращал попыток разжечь камин, как вдруг мать подозвала его тихим, едва слышным голосом:

— Бавен, сынок, подойди ко мне.

Мальчик сорвался с места, разбросав влажные дощечки по полу. Он подбежал к матери и прильнул к вытянутой руке — она была холодной.

Выдавая тревогу, вперемешку с отчаянием, большие зелёные глаза с трепетом всматривались в родителя; сердце билось бешеным ритмом, а губы дрожали.

— Я сейчас попробую ещё раз их зажечь, у меня почти получилось!

— Ну, что ты! — Корвеция улыбнулась своей чистой, добродушной улыбкой и протянулась к сыну второй рукой. Пот ручьями стекал с её лба, но прикосновения ледяных пальцев оставляли на лбу и щеках Бавена огненные следы.

— Все хорошо, я в порядке, посиди со мной ещё немного. Мальчик опустил голову, обеими руками прижимая ладонь женщины к губам. Попытки скрыть эмоции, как учил отец, не увенчались успехом, он начал тихонько всхлипывать.

— Скажи, а у меня будет братик или сестрёнка? — Сдерживая подступающие слёзы, проговорил Бавен.

— У тебя будет братик, — Корвеция положила вторую руку на живот — у тебя будет маленький братик.

— Откуда ты знаешь?

Женщина снисходительно улыбнулась.

— Однажды… Однажды я куплю нам большой-большой дом. Мы будем жить на берегу залива, и волшебники никогда нас не достанут. Я буду сильнее их! — Заявил Бавен со всей серьёзностью.

Его лицо пылало уверенностью и фантазии, что мальчик держал в голове, на мгновение стали для него реальностью. Он вновь прильнул к руке матери. Корвеция вновь улыбнулась, но в её дрожащей улыбке проглядывалась грусть и тотчас внезапная боль заставила холодную ладонь сжаться; по щеке юного Бавена пробежал ток и от неожиданной рези, тот отпрянул назад. Мальчиком овладела паника, он не знал, что делать, и завидев, как мать забилась в агонии, невольно попятился к двери.

Женщина судорожно цеплялась за кровать в попытках совладать со своим телом. Вскоре, к душераздирающему зрелищу прибавились и протяжные, хриплые стоны, которые она издавала каждый раз, с силой сжимая за постель.

— Бавен, сынок… — Каждое слово давалось Корвеции с трудом. Мальчик пытался побороть в себе боязнь и робкими шагами стал двигаться по направлению к матери, но страх сковал все его существо: ноги дрожали, а сердце предательски отбивало барабанную дробь.

— Да, м-мамочка… — Заикаясь, пролепетал Бавен.

— Подойди, прошу тебя.

Ноги сами понесли его к родителю. Он схватил мать за руку и тут же почувствовал сильное давление в ладони. Не подав виду, он смотрел на эту гордую женщину: сильная и бесстрашная, она всегда была для него примером, и даже сейчас мужественно проходит это испытание, превозмогая боль, что терзала её не первый день.

— Я тебя… Я тебя люблю. Что бы ни случилось, береги его! — Сквозь зубы проговорила Корвеция с улыбкой, рождённой в агонии.

По холодным щекам потекли слёзы, сопровождаемые пронзительным криком, окутавшим собой небольшую хибару. В тот момент, в голове Бавена застыл его собственный крик «Мамочка!», затем последовал долгий, раскатистый плач его новорожденного брата.

— Пожалуйста, подай мне его… Скорее…

Мальчик пробудился от остолбенения и тотчас потянулся к сморщенному, фиолетового оттенка младенцу. Укрыв малыша попавшимся под руки тряпками, он аккуратно передал свёрток матери. В тот момент, когда истощенная женщина взяла сына на руки, её губы едва прошептали «Рокхид». Это имя прочно въелось в голову юному Бавену, который провел с матерью последние минуты.

— Береги его… — Хрипя, шёпотом произнесла Корвеция. — Никого роднее Рокхида у тебя не будет. Береги, бе-ре-ги…

Едва сдерживая слезы, мальчик обнял посиневшее тело матери, пока на груди женщины во всё горло кричал его маленький брат. Словно не обращая на младенца внимания, Бавен поднял материнскую руку и положил на себя, укрыв всех троих одеялом и горько заплакал.

Послышался звук шагов, после чего последовал громкий шум, что заставил мальчика вздрогнуть. Малыш Рокхид уже прекратил плакать и выдавал себя лишь шевелением под одеялом. Бавен потёр глаза, и аккуратно приподнял руку матери — она по-прежнему была холодной.

— Мама?

Но ответа не последовало. Дверь в хижину с грохотом отворилась и на пороге показался высокий мужской силуэт. Бавен вскочил с кровати, сбросив одеяло с матери и малыша. Завидев внутри младенца, отец мгновенно пересёк крохотную лачугу и остановился у кровати, пристально всматриваясь поочерёдно то в жену, то в крохотного младенца. Внезапно рослый, грубый мужчина отвернулся; Бавен увидел, как тот сжал ладони в кулак, а спустя мгновение вновь перевел глаза на мальчиков. Тряпичный рюкзак, с которым он пришел с охоты, с шумом ударился о прогнившие доски, и едва не проломил их С привычным хмурым лицом, мужчина наклонился, слегка коснувшись губами холодного лба жены.

— Папа…

Безмолвный великан неспешно положил руку на глаза Корвеции, прикрыв веки и потянулся к младенцу.

— Мир тебе.

— Но, папа…

Мужчина поднял глаза.

— Я хотел сказать… — Утерев грязным рукавом текущий нос и, стараясь спрятать покрасневшие глаза, Бавен вскочил с кровати и выправкой неопытного солдата встал перед родителем. — Сегодня ночью состоится сходка членов Отряда. Я иду.

— Нет.

— Я должен отомстить за… За маму, ведь…

— Не неси ерунды. — Отрезал тот. — Твоя мать погибла при родах, а не от рук волшебника.

— Если бы не эти люди, то мы бы не жили так!

— Замолчи!

— Мы бы не жили как крысы, которые боятся каждого шороха!

— Я сказал, замолчи! — Мужчина обернулся и пристально посмотрел в большие, наполненные влагой глаза. — Ты ещё сопляк! Посмотри на себя! — Он уж было собрался подняться, намереваясь отвесить непослушному отпрыску подзатыльник, как это происходило в подобных случаях, однако Рокхид издал пронзительный крик и великан, нехотя, вернулся к младенцу.

— Тебе… тебе меня не остановить. — От страха, мальчик стал заикаться; его губы дрожали, а ноги невольно несли обмякшее тело по направлению к выходу.

— Я сказал… — Голос отца становился всё громче, вскоре переходя на крик, что, казалось, вот-вот перебьет младенца. — Ты остаешься здесь! Не хватало ещё и тебя потерять!

Бавен был напуган. Его багровое лицо надулось, словно шар, готовый вот-вот сдуться и излить всё, что было внутри. Однако, чтобы не сыскать новых проблем и не раздражать лишний раз отца, в пустоте раздалось скупое «хорошо». Этой же ночью, Бавен бесшумно прокрался мимо спальни родителей, лишь изредка поглядывая на мирно спящего брата.

Ему хотелось забыться, выкинуть из головы все терзающие воспоминания, вырвать с корнем всё, что разъедало душу; заглушить крики брата и осушить слёзы его матери. И вот уже Бавен, сам того не замечая, несётся мимо домов соседей, зажав рот рукой. Пелена на глазах застилала ему путь и мальчик двигался, едва ли не наугад, улавливая лишь едва заметные очертания ветхих домов, которые знал с детства. Бавен бежал, не зная куда, пока темнота постепенно окутывала всё вокруг и напустила злые ветра; на небе кучковались тучи, стукаясь друг о друга и издавая недовольные звуки. Закапал дождь. Из раза в раз, ледяные капли, словно иглы, поражали руки, грудь и лицо разгорячённого Бавена.

Он внезапно остановился.

Куда идти? Что делать?

Единственные теплые воспоминания, не омрачённые горечью утраты или ранящей скорбью, всплыли у мальчика в голове. Остановившись под чьим-то хлипким навесом, Бавен опустошёнными глазами взирал на всё усиливающийся ураган. На соседней улице, напротив него, меж двух дальних хижин, где жили знакомые его семьи, с грохотом упало столетнее дерево; мощный тайфун сорвал с крыши домишки неподалёку первый слой кровли; под самим же навесом, где мальчик пережидал бурю, зашаталась единственная тоненькая, подтёсанная балка, что держала деревянную его крышу и Бавен поспешил убежать.

Он бежал вперёд сквозь шквальный ветер, сквозь ранящие игры дождя, через увязжую в грязи дорогу в деревню наружу. Вне этого проклятого места, туда, где его ждут, где он всегда мог укрыться. К этим светлым глазам, ясному очертанию лица и тёплым рукам.

— Эва — сорвалось с губ.

И юноша вновь промчал через лес, невзирая на гневные небеса которые, казалось, так же как и он, скорбели по Корвеции. Он уже был у ограды, когда завидел в широком окошке её башни тонкую фигуру.

— Эва — вновь проговорил юноша, улыбнувшись ясной, очищающей улыбкой.

Она резво помахала ему и поспешила открыть окно, а он покорно стоял у высокого забора, одуваемый колючим, порывистым ветром и нещадно обиваемый небесным ливнем, но счастливый. Возможно, впервые он почувствовал сейчас к Эве что-то большее, чем дружеская привязанность, больше, чем отдушина после истязающих рабочих дней юного батрака, и больше, чем глоток свежего воздуха в безнадёжной жизни человека, обречённого жить под гнётом волшебной руки.

Она проскользнула через небольшую защёлку — словно прошла окно насквозь, плавно избавилась от дождя, возведя, сиявшую, среди наступившего мрака, нежную белую руку. Она пробежала по небу, как белёсое облачко, рассеявшая густую, мрачную бурю вокруг них двоих.

Эва стояла против него, сияющая, и её кожа; её девичьи глаза выражали то, что его душа хотела ей сказать, — обнять её, открыть свою душу, высвободить ей, этой хрупкой девочке всю свою боль, которая сейчас выдавала себя краснеющими щеками. И чтобы она поняла его, приняла и помогла освободиться от той терзающей, раздиравшей сердце боли, что нахлынула на него с приближением Эвы. Её мягкий, успокаивающий и ласковый голос напомнил ему голос матери.

Он замер.

Бавен не мог больше держаться. С каждым приближением Эвы мальчика охватывало волнение, которое рвалось наружу. Сцена смерти его матушки, погибшей в муках; ненавистный Рокхид, из-за которого она погибла; отец, что совершенно его не понимал и жил, казалось, одной работой и то, что ему, тринадцатилетнему юноше, потерявшему всех, кого он любил и не видевшему будущего, скорее всего, уже не жить, — теперь это было бессмысленно.

Зачем? Зачем жить дальше? Самого близкого человека больше нет и не будет; судьба сыновей батраков предрешена ещё до его рождения, — Бавен либо будет казнён за попытку бежать, либо будет до самой старости пахать на каменоломнях, чтобы в конце жизни его скинули в человеческую яму или того хуже — отвезли в Лес Тишины, где его разорвут на куски тамошние чудовища; да и что скажет Эва на то, что тот, кому она безгранично доверяла и вверила бы безмолвно свою жизнь, состоит в Отряде Возмездия?

Внезапно, последняя мысль заняла всю его голову, вытеснив боль и ненависть. Теперь его начала терзать злоба к себе. Ему стало вдруг жутко противно от того, что он лгал ей всё это время. В те моменты, когда Эва бежала ему навстречу, раскрывая руки и распахивая сердце, он стряхивал с себя воспоминания о расправе над её собратьями и шёл к ней, как ни в чём не бывало. И сейчас, когда она в очередной раз доверчиво обращается к нему душой, он не смог броситься к Эве на встречу.

Показная улыбка, что коряво висела на его лице, стала ей более очевидна с приближением. Бавен был не в силах посмотреть в её ярко-голубые глаза. Помедлив с секунду, он круговым движением развернулся и стремглав помчался прочь. Эва стояла у высокого забора, омываемая хлёстким ливнем. Она перестала сдерживать дождь и ещё долго простояла, прежде чем её окликнули слуги.

Бавен мчался по знакомой ему дороге, — ноги сами несли его. Сам не заметив как, мальчик очутился около старого амбара. Вывески не было, следов пребывания людей — тоже. Бавен не понимал, что делает и куда идёт, но завидев за отворённой дверью стог сена, тотчас бросился на него. Схватив охапку колючей массы, он прижал её к себе. Соломинки впивались в кожу, залазили под одежду и вездесущий ветер, уже до посинения измучивший босые ноги, подступал к телу.

Бавен был измучен. С последними словами о матери, которые мальчик шептал в бреду, он окончательно поддался сну. Мальчишка, сквозь полузакрытые веки видел, как дверь в амбар отворилась и невысокий, тонкий силуэт проредил собой серость дождливых туч. Мягким, плавным голосом отдались желанные слова, от которых мальчишка резво подскочил.

— Бавен, сынок! — Исхудалые руки Корвеции замёрзли от ветра и дождя, а тонкое платье, в котором она была в этот морозный день, развивалось под напором урагана. Не медля, Бавен помчался в распахнутые объятия матери. На пути к Корвеции он споткнулся, ударился о лежащую балку, но тотчас встал и, постоянно вытирая рваным рукавом непрекращающиеся слёзы, уже почти настиг матушку, чьи влажные глаза он так же сумел разглядеть, как внезапно на животе Корвеции возникло чёрное пятно, размером с монету. Оно стало так стремительно расширяться, что уже практически вплотную подбежавший Бавен резко отшатнулся. Бурлящая мраком рана на теле матери обернулась зияющей дырой. Обугленная плоть внутри всё расширяющегося круга, словно в окне, показывала бушующую стихию за дверью. Бавен невольно попятился назад, когда за силуэтом хрупкой женщины появился гигант. Сверкнувши золотистыми глазами, волшебник схватил Корвецию за голову.

— Сынок. Сынок! — Завопила женщина. — Почему ты ничего не сделал? Почему?! — Волшебник тотчас выпустил пламя такой силы, что в течение нескольких мгновений от истощённого тела не осталось ни горсти пепла.

Бавен пробудился от собственного крика. Перебарывая дрожь, помутневший разум и рвущийся наружу крик, юноша в приступе гнева сжал кулаки.

— Я сделаю, мама.

Без единого шума юный повстанец проник в крохотную пристройку отцовского дома. Схватив деревянное копьё и сумку с разноцветными склянками, что он припрятал по наставлению командира отряда, мальчик накинул на себя плащ одного из братьев, который он всегда брал на задание. Выскользнув спустя несколько минут, он бежал настолько быстро, боясь опоздать, что на мгновение показалось, будто бы сама магия воздуха безудержно тянула ноги вперёд. Солнце ещё не пустило по небу первые лучи, — время есть.

В лицо дул ледяной ветер поздней осени, донося, однако, сладостный запах усеянного цветами поля и мир вокруг блистал своей первозданной красотой. Здешние леса открывались во всем своем девственном великолепии, и горе, пережитое накануне, казалось, вот-вот растворится в безмятежности чудных краёв. Ноги нещадно тащили молодого воина вперёд, но разум всеми силами желал остаться. Бавен старался как можно больше насладиться мгновением: сладким запахом цветов, разноцветными насекомыми, порхающими тут и там, многолетними дубами, что бурно шелестели, поддаваясь мягкому напору игривого ветра.

«Только бы не опоздать!»

Повстанцы условились встретиться у болота неподалёку от поместья волшебников, чтобы сгруппироваться и повторить план. Низкого роста, седой мужчина муторно проговаривал правила безопасности и делился боевым опытом.

— Все мы дети природы, друзья мои! — Заявил старик громогласно, раздвигая руки в стороны, словно пытаясь объять окружающий отряд, с благоговением улавливающий каждое его слово. — Я, вы, те ублюдки, что сделали нас такими… — Он указал на пустую глазницу. — Они тоже дети природы, хоть и позабыли об этом. Так вот я скажу вам: единственное в этой жизни, на что можно полагаться — так это вы сами! Доверяя своим инстинктам, вы выказываете доверие нашей матери — природе!

Военный поднял указательный палец вверх.

— Боги простят нам наши ошибки, мы не совершенны, и они это знают, но они не простят нам упущенных возможностей, что даются далеко не каждому! — Инстинкты в нужный момент подскажут вам, как поступить, если вы запутались, если вам нужна помощь или вы стоите на пороге смерти — закройте глаза. Я говорю вам, закройте глаза!

Своим грозным оком он оглядел каждого, и смотрел, пока не удостоверился, что закрыли глаза все.

— Лишившись возможности видеть… — Внезапная улыбка разделила грозную речь пополам. — Вы услышите истинного себя. Этот Вы всегда знает, как действовать, когда зрение предательски потакает врагу — страху. Этот ответ и будет тем, за чем вы должны последовать, помните, братья и сестры! Доверяйте себе!

— Риц! — послышалось откуда-то с дальних рядов. Как быть, если страшно? Ну, я, это… Мне бывает страшно начать и… — Вокруг послышалось гоготание и тихие смешки. Толпа стала тесниться, горя желанием увидеть того, кто задал вопрос.

— Ничего смешного в этом не вижу! — закричал командир во весь голос. — Страх — отличный слуга, но плохой господин! Управляя этим грозным оружием, можно достичь любых целей и победить любых врагов, но если вы хотя бы раз…

Он вновь окинул каждого из присутствующих зорким оком. — Хотя бы раз дадите слабину, он это почует и немедленно возьмёт над вами верх! Потом от страха уже будет не избавиться. Он прочно вонзится в ваше сознание и будет пожирать его, словно коршун добычу, а если вам не повезёт, то ещё и сдохнет там… — Риц вскинул руки и резко ударил себе о бока. — Сдохнет и будет гнить! Гнить, превращая ваш мозг в вонючую жижу, делая из вас пустоголовых кукол! Так что, кому смешно?

Ледяной взгляд пал на каждого из членов отряда. Старик тяжело дышал. После пламенной речи раздались бурные аплодисменты, до которых старику не было никакого дела.

— Хлопать вы хлопаете, — пробубнил почти шёпотом тот — но что у вас отложится потом? — Повстанец оглянул запыхавшегося мальчика, стоявшего в центре толпы с подратой сумкой в руках.

— Ну наконец-то! — Поспешил Риц, хватая сумку. — Всё, надеюсь, взял?

Юноша боязливо кивнул. Кураж ото сна и остаточные эмоции сейчас покинули его и он робко отошёл в строй. Получив указания, повстанцы стали стремительно огибать холмик, за которым уже виделись очертания поместья волшебников. И, хотя на улице стояла кромешная тьма, каждый из членов отряда расположился на заранее оговорённой позиции, к которой смог пробраться благодаря множествам меток на земле. Юному Бавену было велено встать у въездных врат и убивать каждого, кто пытался бежать. Происходящее пробегало перед глазами мальчика столь стремительно, что тот не успел встать на свою точку, как действо уже началось.

Пока передовые части отряда миновали ограды, задние уже начинали массированный обстрел деревянного сооружения огненными стрелами, заряды для которых брали из свёртка, что принёс Бавен. И когда передовики замыкали кольцо, они также брались за луки. Только сейчас, когда небо над владениями магов стало багроветь, юноша с ужасом для себя обнаружил, что его отряд атакует поместье семьи Шейн. И на небольшой пристройке в виде деревянной башни, где была усыпальница Эвы, сейчас начинало свой разрушительный танец синее пламя.

Повстанцы образовали собой плотное кольцо для всестороннего обзора. Каждый из них превосходно владел луком, мечом и копьем. То были первоклассные солдаты, гордо шедшие на смерть за свою свободу. Когда последняя зажжённая стрела коснулась деревянного дома, за считанные секунды крышу, стены и постройки вокруг охватило пламя, бушующее, всепожирающее пламя, которое разрасталось с каждым мгновением.

Воинственные выкрики членов отряда и звуки бьющихся стекол переполошили весь дом. Прислуга и стража, что были внутри, первые принялись тушить пожар. Сначала кухарка и двое стражников побежали к колодцу с несколькими ведрами, чтобы набрать воды, за ними последовали лакеи, которые выбежали разведывать обстановку снаружи — ведь изнутри дом был по-прежнему цел, значит угроза пришла извне.

Как только заспанная прислуга выбежала из горящего помещения, то мгновенно упала наземь, погибнув от стрел лучников из «Возмездия». Глава этого отряда приказал не оставлять никого в живых. Но для прислуги они использовали обыкновенные стрелы, для самих же магов они приготовили специальный отравленный раствор, в который макали острие. Одной капли сока растения макеи огненной хватило бы, чтобы убить кита. Мятежники рассчитывали на быструю вылазку, потому действовали решительно и старались не делать лишних действий. Яда одной стрелы было достаточно, чтобы лишить жизни противника за считанные секунды, что и произошло с главой семейства.

Видя всю зарождающуюся панику вокруг, Роммар, накинув на себя плащ, стремглав выбежал из дома, и тотчас воспарил в высь. Для волшебника искусство левитации было столь обыденным, сколь для нас с вами ходить и говорить.

Роммар, не мешкая, развел руки в стороны и пламя, бешеное, хаотичное, словно дракон, внезапно замерло. Маг яростно закричал и тотчас стихия покорилась своему хозяину: пожар стал быстрыми темпами уменьшаться, хиреть и потянулся небольшим потоком к своему повелителю, за мгновенье приручившему его. Маг сконцентрировал красный хаос вокруг себя и намеревался выплеснуть всю свою ярость на обидчиков, однако их было не так-то просто выявить в темноте. Хотя гигантское пожарище осветило территорию вокруг, повстанцы умело скрылись за постройками и окружавшими поместье деревьями.

На секунду Роммар замешкался, поскольку найти во мраке цель не представлялось возможным. В одночасье, с разных сторон в окружавший его огненный шар стали вонзаться иглы, растворяясь друг за другом, словно кубик сахара в горячем чае. Маг не мог понять, с какой стороны приходит опасность, ведь лезвия летели отовсюду. Понимая, что каждая секунда промедления опасна, волшебник запустил в разные стороны своего имения множественные сгустки пламени. Тотчас послышались крики подбитых повстанцев.

Полностью покрытые синим огнём, они выбегали из своих укрытий, сгорая в нём за считанные секунды. Как только маг обратил свой взор на первых мятежников, он на мгновение отвлёкся и ослабил защиту. Замахнувшись в очередной раз, Роммар сконцентрировал значительную часть энергии в руке, позабыв о пламенном щите, что прикрывал его со всех сторон. В это же мгновение волшебнику в сердце вонзается стрела. Отравленная стрела, которую мятежники берегли для самых опасных чародеев.

Выбежавшая вслед за мужем Онна была поражена стальным остриём в голову, едва завидев лишенных жизни слуг. Оба тотчас рухнули на землю. Пожар разгорелся с новой силой, вырвавшись из рук хозяина. И лишь юная Эва, дочь убитых волшебников, по-прежнему пряталась в доме. Увидев, как мать сразила железная игла, а через мгновение, как рухнул с неба убитый отец, она едва выглянула окно, как чуть было не напоролась на брошенную кем-то витиеватую пику.

В ужасе отпрянув от проломленного отверстия, Эва невольно попятилась назад, поскользнувшись на крови лежащего рядом лакея. Девушка издала истошный крик — она распорола себе руку о стекло, что сейчас валялось повсюду. Пока атакующие стремительно смыкали кольцо, Бавен обездвижено пялился на десятки окровавленных тел. Первобытный страх обуял всё его существо, от крови, криков и той горькой скорби, что всегда следует рука об руку со смертью. Боязно озираясь, он словил на себе гнетущий взгляд главы отряда, что исподлобья косился на юношу, точно выявил предателя.

— Боишься? — Усмехнулся тот.

Командиры часто сменялись на своём посту и предыдущие вылазки Бавена ускользнули от Рица, тот видел мальчишку впервые сегодня ночью.