Эфиопия, хирургия и любовь. Сага о сиамских близнецах, разделенных в детстве
"“Рассечение Стоуна” — история любви длиною в жизнь, история предательства и искупления, человеческой слабости и силы духа, изгнания и долгого возвращения домой. В миссионерской больнице Аддис-Абебы при трагических, истинно шекспировских обстоятельствах рождаются два мальчика, два близнеца, сросшихся затылками, Мэрион и Шива. Рожденные прекрасной индийской монахиней, мальчики осиротели, едва успев появиться на свет. Искусство и мужество врачей, разделивших их сразу после рождения, определили их предназначение. Мэрион и Шива свяжут свое будущее с медициной, но каждый пойдет своей дорогой. Их ждет удивительная, трагическая и полная невероятных событий судьба. Абсолютно счастливое детство и драматическая юность, поиски себя и своих корней, поиски отца, предательство и страстное желание искупить вину, любовь, похожая на наваждение, и ревность, изъедающая душу. И все это под сенью медицины, составляющей суть жизни каждого. Что бы ни происходило с героями этого воистину большого романа, какие бы терзания ни довелось испытать, главным для них всегда оставалась хирургия — дело, ради которого они пришли в этот мир. Абрахам Вергезе — выдающийся доктор, профессор Стэнфордского университета, прошедший, подобно своим героям, через все стадии становления врача, порой в очень сложных условиях. Его роман “Рассечение Стоуна”, впервые вышедший полтора десятка лет назад, сейчас уже по праву считается классикой. Удивительная проникновенность и достоверность, глубочайшее знание профессии и великолепный литературный стиль позволяют назвать книгу Вергезе одним из самых значительных медицинских романов последнего столетия. "
Бывает с книгами такое. Вроде бы читаешь книгу, она тебе нравится, читать интересно, откладывать не хочется, но все время встречаются какие-то раздражители. Какие-то мелкие крошечки в теплой и уютной постели. Здесь таких вполне хватает. Начать с излишнего и даже где-то избыточного пафоса. Все эти отсылки к религиозным фигурам, язык, наполненный метафорами и витиеватостью. Вторая проблема, она где-то из той же оперы. Течение романа любит прерываться на разнообразные исторические справки и детали, так сказать, для атмосферы. Да, не спорю, атмосфера в этой книге вполне хороша, но только все эти ответвления динамику портит капитально. Только настраиваешься на стиль повествования, только проникаешься мыслями героев, как тут же нам рассказывают о каких-то событиях, которые происходили в этой стране давным-давно.
С другой стороны, у этой книги масса достоинств. История пары близнецов в декорациях христианской миссии в Эфиопии, с целой плеядой странных и необычных персонажей. Здесь нашлось место и революции, и политическим проблемам отдельно взятой страны. Страсти, любви и первой влюбленности – тоже полно. Вообще, это можно назвать антологией всей жизни. То, как небольшая мелочь может поменять не только твою судьбу, но и судьбу всего твоего окружения.
Мне кажется, сложно сказать, о чем эта книга вообще. Она пытается достучаться до чувств людей, но, на мой взгляд, делает это излишне старательно. Слишком уж много тех самых «драматических» моментов, каких-то ненужных сцен, чья единственная функция в этой книге – потыкать палочкой в читателя. Мол, читатель, смотри, как этому человеку плохо. Видишь, давай, проявляй чувства.
И что интересно, в этих местах у меня не было каких-то чувств к героям, как будто я чувствовал какую-то фальшь. Зато в тех местах, где я её не чувствовал, в каких-то обычных описаниях, я действительно сопереживал героям. Может это конечно, что-то вроде бунтарства и нежелания следовать хитрому плану автора. Но, в целом, я несколько удивлен тем обилием положительных оценок у этой книги. Да, она неплоха, и даже выше среднего. Но вот мне как-то не показалась гениальной.
А почему я должен обязательно бороться с трудностями? – Потому что, Мэрион, ты – инструмент Господа. Не оставляй инструмент в футляре! Играй! Да откроются тебе все тонкости игры! Не бренчи «Три слепые мышки», если способен исполнить «Глорию». Как несправедливо со стороны матушки было упоминать об этом грандиозном хорале, заставлявшем меня, как и прочих смертных, сознавать свое ничтожество и в немом изумлении взирать на небо! Ведь она понимала мой сформировавшийся характер. – Но, матушка, я и мечтать не могу о том, чтобы исполнить «Глорию» Баха, – пролепетал я чуть слышно. Я не умел играть ни на струнных, ни на духовых. Я не знал нот. – Нет, Мэрион, – она погладила меня по щеке своими шершавыми пальцами, – речь идет не о «Глории» Баха, а о твоей собственной «Глории», которая всегда с тобой. Это самый большой грех – не раскрыть то, чем одарил тебя Господь.
Ключ к счастью – признать, что туфли твои, осознать, кто ты есть, как ты выглядишь, кто твои близкие, какие у тебя есть таланты и каких нет. Если ты только и будешь твердить, что туфли не твои, ты до смерти не обретешь себя и умрешь в горьком сознании, что подавал какие-то надежды, но не оправдал их. Не только наши поступки, но и то, чего мы не сделали, становится нашей судьбой.