Современный нигилизм — это и открытый вопрос, и новая повседневность, и продукт общества потребления. Как форма мышления, в прошлом революционная и смелая, привела нас к молчаливой константе «нет ценностей и нет идеалов»? Отрицать и ничего не искать — сейчас, в сложнейших реалиях, — тупик или освобождение? Костантино Эспозито, итальянский академик и преподаватель философии в Университете Бари, ведет хронику этого явления и показывает, как нигилизм высвечивается в элементах современной культуры. Это и разговоры со студентами, и размышления над текстами Уоллеса, Маккарти, Уэльбека, Рота, Хайдеггера и Ницше, картинами Альберта Бурри и Лучо Фонтана, даже сериалом «Настоящий детектив» и мультфильмом «Головоломка». Автор подарил читателям в это тревожное время терапевтический и воодушевляющий текст, который мерцает во тьме.
«Извлекаешь пользу из айсберга; извлекаешь пользу из того факта, что кто-то откопал сущность вещей и вывел ее на поверхность мира <…>, и совершаешь единственный жест, который данная система тебе подсказывает: приводишь все в движение. Скрещиваешь. Связываешь. Накладываешь одно на другое. Смешиваешь. В твоем распоряжении клетки реальности, выложенные самым простым, пригодным к немедленному употреблению способом: но ты не просто употребляешь их, ты над ними работаешь».
постоянно и неизбывно пребывает субъект. Например, в романе Кальвино «Барон на дереве» великий просветитель сидит на ветвях, потому что хочет наблюдать за происходящим с высоты. В какой-то момент он влюбляется в девушку Виолу и думает, что готов спуститься и остаться с ней, но в итоге остается на дереве и «дрожит» от своего выбора, однако «философски» преобразовывает его в ментальный анализ, с помощью которого он постоянно пересобирает отброшенные, неожиданные и необычные излишки реальности
Наши дни, как пишет Вульф, состоят из «моментов бытия», но они «заключены [embedded] в моменты небытия, которых намного больше». Реальность – это «добро [goodness]», которое «окутано чем-то вроде безбрежной ваты»: мы могли бы назвать это ватой бессмысленности, отсутствия живого и зримого смысла для себя и для мира. Итак, «бо́льшую часть каждого дня мы проживаем вне сознания». Но Вульф настаивает: только благодаря «сильному и внезапному потрясению», «исключительным моментам», в которых что-то «произошло с такой жестокостью, что я никогда этого не забуду», в этой вате внезапно открывается разрыв «по причине, которой я не знаю», и все становится наконец прозрачным, проявляется как «реальное»