Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни
Впервые на русском языке выходит книга выдающегося немецкого мыслителя XX века Теодора Адорно (1903–1969), написанная им в эмиграции во время Второй мировой войны и в первые годы после ее окончания. Озаглавленная по аналогии с «Большой этикой» («Magna moralia») Аристотеля, эта книга представляет собой отнюдь не систематический философский труд, а коллекцию острокритических фрагментов, как содержание, так и форма которых отражают неутешительный взгляд Адорно на позднекапиталистическое общество, в котором человеческий опыт дробится, рассыпается и теряет всякие ориентиры. Выходом из этого положения должно быть, по мысли автора, интеллектуальное сопротивление — как нацизму, так и капиталистической культурной индустрии.
Жас шектеулері: 16+
Құқық иегері: ООО "Ад Маргинем Пресс"
Баспа: Ad Marginem
Аудармашылар: Татьяна Зборовская, Александр Белобратов
Қағаз беттер: 453
Кітап туралы
Дәйексөздер1267
Полное заглушение идущей войны информацией, пропагандой, комментариями, кинооператорами на атакующих танках и героической смертью военных корреспондентов, кашей из манипулируемо-просвещенного общественного мнения и бессознательных действий — всё это представляет собой иное выражение усохшего опыта, вакуума между людьми и нависшим над ними роком — вакуума, в котором, собственно, и заключается этот рок. Овеществленный, застывший слепок событий как бы замещает сами события. Люди низводятся до актеров, играющих чудовищных тварей в документальном фильме, у которого больше нет зрителей, поскольку даже самый последний из них вынужден участвовать в событиях на экране
Психологически неверно было бы считать, что то, к чему ты не допущен, пробуждает лишь ненависть и ресентимент; оно порождает и своего рода нетерпимую любовь, завладевающую тобой, и те, кого репрессивная культура держала от себя на расстоянии, довольно легко превращаются в наиболее узколобых ее защитников.
Отношения с родителями начинают претерпевать печальную, теневую метаморфозу. Впав в экономическое бессилие, родители перестали нас пугать. Когда-то мы восставали против той твердости, с которой они настаивали на принципе реальности, против их трезвой рассудительности, которая в любой момент могла обернуться гневом по отношению к тем, кто не отрекается от своих убеждений
