От Сирина к Набокову. Избранные работы 2005–2025
Сборник статей известного филолога Александра Долинина посвящен прозе Владимира Набокова. В первом разделе книги автор рассматривает русскоязычные романы и рассказы писателя в их многообразных связях с русской классической и современной литературой. Большое внимание уделяется его полемике с эмигрантскими и советскими прозаиками и критиками — Г. Адамовичем, И. Буниным, Ю. Тыняновым и другими. Во второй раздел вошли работы автора о нескольких англоязычных произведениях Набокова, в том числе — прежде не печатавшаяся статья «Русский субстрат „Лолиты“». В ней показано, как Набоков ввел в свой американский роман целый ряд аллюзий на русскую литературу и искусство, создав образ всесильного двуязычного автора, играющего со своим ненадежным героем-рассказчиком и с читателями, которые эту игру не замечают. В приложение к книге включены две комментированные публикации архивных материалов — подготовленная вместе с Г.М. Утгофом рецензия Набокова на три поэтических сборника, вышедших в Берлине в 1924 г., и его письма к Г.П. Струве (1925–1935).
Жас шектеулері: 18+
Түпнұсқа жарияланған күн: 2025
Басылым шыққан жыл: 2025
Баспа: Новое литературное обозрение
Серия: Научная библиотека
Қағаз беттер: 236
Бұл серияда
Дәйексөздер39
Признать, что Лолита умерла, так и не получив от него ничего, кроме докучной похоти, издевательств и упреков, для Гумберта равносильно признанию себя нравственным монстром, единственным виновником ее страданий, и он обманывает читателей детективно-мелодраматической повестью о злом похитителе, поисках беглянки и, наконец, встрече с ней — замужней беременной женщиной, которой он признается в любви
Немногочисленные писатели и поэты, оставшиеся в Берлине надолго и потерявшие надежду вернуться в Россию, выработали другую стратегию описания чужого города. Вместо осуждения «буржуазного Содома» и выискивания признаков его неизбежной исторической гибели они старались «минимизировать» Берлин, отодвинуть его на второй план, а на первый выдвинуть свои воспоминания о России, фантазии, личные переживания. Для них город и его обитатели становятся, как писал Набоков в английской версии автобиографии, «более или менее иллюзорными» [65], а воображаемые миры меняются местами с миром реальным: воспоминания, картины прошлого, мечты, тексты русской литературы, пришедшие на память, могут представляться более существенными, чем рутинное существование эмигранта в Берлине.
Хотя Пастернак нигде прямо не говорит о гибели города, образы стихотворения и звуковой ряд последней строфы, в которой улавливаются омофонические и анаграмматические отголоски слов труп в труб, умер в сумерки, город в недотрог и смерть в вырвавшись метро
