Сама литература стала скучной, не дающей читателю особых средств для понимания себя и окружающей жизни. Она погрузилась в почти бессознательное перебирание мотивов человеческой несостоятельности и мелочности существования
1. История института литературы, т. е. а) история основных социальных ролей его составляющих, их институциональных ресурсов и групповых форм, т. е. как частные истории разных типов писателя, критика, литературоведа, цензора, читателя, преподавателей литературы; б) история взаимоотношений этого института с другими социальными институтами — религией, семьей, школой, властью, рынком, цензурой и т. п.; в) история публики (литературного успеха или непризнания соответственно ролей писателя-гения, дилетанта, графомана, профессионального умелого беллетриста, поставщика массового чтива и проч.).
2. История «литературности», т. е. описание смены или динамики механизмов смыслообразования, тех средств, которыми задаются модусы фикциональности, при этом не всяких систем условности, а лишь таких, которые признаются институциональными или групповыми конвенциями и нормами (соответствующими лицами, ролевыми агентами) в качестве «литературных» (т. е. имеющих отношение к поэтике, технике репрезентации значений социального или культурного). Динамика семантических систем и их реконфигураций может прослеживаться и на микро-, и на макроуровне взаимодействия рефлексирующих акторов — с коллективными литературными представлениями и нормами, конвенциями, канонами, формульными схемами или поэтиками повествования либо же с внелитературными представлениями и с конвенциональными структурами других институциональных сфер, что в последние годы становится все более важным и значимым и на чем, собственно, паразитирует постмодернизм, снимая вопросы об институциональных держателях норм функциональности или групповых пределах значимости, спецификах литературности («дискурсов»).
2005
Следовательно, только точка зрения формальной рациональности является условием аналитического рассмотрения литературы как системы взаимодействия