Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия
Высланный властями из Советского Союза в 1972 году и удостоенный Нобелевской премии 15 лет спустя, Иосиф Бродский во многом продолжал великую традицию поэта-изгнанника. Однако годы, проведенные вдали от родины, не сделали его затворником. Хотя он так и не вернулся в свой любимый Ленинград, он мог свободно путешествовать по миру и писать о нем. В центре внимания автора монографии — анализ стихов и эссе Бродского о Мексике, Бразилии, Турции и Венеции. В стремлении оспорить сложившиеся представления о Бродском как ведущем эмигрантском поэте и наследнике европейского модернизма, С. Турома погружает исследуемые материалы в непривычный контекст современного травелога. Автор видит в путевых заметках Бродского его реакцию не только на свое изгнание, но и на постмодернистский и постколониальный ландшафт, изначально сформировавший эти тексты. С. Турома прочерчивает ранее не исследованную траекторию эволюции поэта от одинокого диссидента до прославленного литератора и предлагает новый взгляд на геополитические, философские и лингвистические предпосылки его поэтического воображения. Санна Турома — научный сотрудник Александровского института Хельсинкского университета (Финляндия).
Жас шектеулері: 12+
Басылым шыққан жыл: 2020
Баспа: Новое литературное обозрение
Серия: Научная библиотека
Аудармашы: Денис Ахапкин
Қағаз беттер: 383
Бұл серияда
Пікірлер3
👍Ұсынамын
Рада, что прочитала эту книгу перед тем, как начать полноценно читать Бродского. Вижу шире и дискурс, в котором писал Бродский, отсылки и то, что «хотел сказать автор». Ещё эта книга помогла мне понять, что в строки вчитываться нужно куда сильнее.
👍Ұсынамын
💡Танымдық
💤Іш пыстырады
Книга для любителей творчества Бродского — такая же сложная как его поэзия.
Дәйексөздер181
Описание частых поездок Бродского в Венецию в «Набережной неисцелимых» говорит о повторно переживаемой потере, когда расставание с городом оказывается более значимым, чем встреча с ним.
Эта критика направлена скорее не против самого города, но против его канонизированного восприятия: «Построенная больше писателями, а не каменщиками, больше художниками, а не архитекторами, больше из слов, а не из кирпичей», пишет он, Венеция выражает «хорошо установленное правило… что дискурс о вещи становится составной частью самой вещи
Один из них — осознанно литературная Венецианка, женская персонификация города и объект эротического желания автора, выраженного наконец в его игривой исповеди: «я ни разу не выспался, тем более не согрешил в чугунной фамильной кровати» [406].
